Я всегда приходила вовремя, ведь идеальная жена не опаздывает.
Но сегодня всё с самого начала пошло не так, и именно этот день изменил всё в моей идеально ровной, благополучной жизни.
Сегодня нам с Вадимом должны были сообщить результаты анализов после длительного лечения. Врач тогда строго сказала: «До результатов — никакой половой жизни!». Значит, если всё хорошо, мы с Вадимом проведём романтический вечер. Если, конечно, он опять не будет слишком занят. В последнее время он часто бывает занят.
Я выехала заранее, но попала в пробку. Когда мы с Вадимом выбирали клинику, казалось логичным, что она должна быть ближе к его работе.
«Так удобнее», — говорил он. — «Я вечно занят, ты же знаешь».
Я знала. И коротала пустые дни и холодные ночи одна в большом доме за городом, пока Вадим работал. Он даже квартиру купил поблизости и оставался в ней ночевать, чтобы не тащиться после тяжёлого рабочего дня через всю Москву по пробкам.
А я могу убить полдня в пробке — какая разница, если мне всё равно нечего делать? Небольшую подработку в художественной школе пришлось оставить, так как мне нужно было бесконечно проходить одно мучительное лечение за другим, в отчаянных попытках забеременеть.
До больницы оставалось немного, но пробка не двигалась. Я включила аварийку, бросила машину на обочине и побежала. Дождь с каждой секундой лил всё сильнее. Дорогое пальто промокло насквозь, бежевые туфли-лодочки безнадёжно испорчены.
Я мельком взглянула на своё отражение в холле и ужаснулась. Волосы, которые я всегда тщательно выпрямляла, из-за влажности снова завились в тугие, беспорядочные кудряшки. Косметика растеклась, на рукаве бурое пятно.
Меня затрясло. Я всегда должна выглядеть идеально. Должна соответствовать высокому статусу мужа. Быть ему достойной парой.
Не дождавшись лифта, я бросилась вверх по винтовой лестнице, по дороге отчаянно застирывая грязь. Каблук вдруг хрустнул, и я чуть не растянулась.
«Жалкая, тупая корова» — выругалась я сама на себя. — «Даже не можешь прийти вовремя».
Голос в моей голове почему-то говорил голосом любимого мужа…
Я остановилась перед кабинетом, закрыла глаза, глубоко вдохнула. Вадим не должен видеть меня такой. Мне нужно всего несколько секунд, чтобы хоть немного привести себя в порядок. Достала салфетки, попыталась стереть грязь с пальцев и пальто, и вдруг услышала знакомый голос.
— Давай не сейчас. Жена скоро придёт. Она никогда не опаздывает.
Вадим обращается к нашему репродуктологу на «ты»? Дарья Сергеевна, конечно, молодая девушка и очень милая и приветливая, но всё же…
— Вадим, я больше не могу молчать.
И она ему отвечает тем же? Очень странно. Со мной она всегда была подчеркнуто вежлива, хоть мы с ней и на кофе ходили после приёмов, и болтали частенько.
Справившись с пятном, я выпрямилась и направилась к двери. Было неприятное ощущение, будто я стою под дверью и подслушиваю, а подслушивать нехорошо.
— Вадим, я беременна!
Я увидела мужа, который сидел спиной к двери, и врача, которая стояла перед ним, опираясь на стол. Я отшатнулась, испугавшись, что они меня увидят, и застыла у стены.
— Как это…? От кого?
Раздался лёгкий смешок.
— А ты как думаешь?
Я застыла, замерла. Вся превратилась в слух.
— От тебя, конечно! — Дарья заливисто рассмеялась. — Поздравляю, папочка!
В кабинете воцарилось напряжённое молчание.
— Но… Как это возможно? Мы же… Только однажды были вместе!
— Когда у женщины со здоровьем всё хорошо, хватает и одного раза! — гордо заявила она.
Эти слова как ножом по сердцу. Как она может так говорить? Чуткая, внимательная, замечательный врач… Она так поддерживала меня всё это время, так старалась помочь.
А сама в это же самое время за моей спиной с моим мужем…?
— Боже… это настоящее чудо! Мы с Лизой пытались десять лет!
— Да, я знаю. А у нас с тобой получилось сразу же. Без всяких попыток.
— Ты уже знаешь кто? — снова послышался голос Вадима. Счастливый. Удивлённый. Полный надежд. Та самая надежда, которую мы десять лет искали вместе…
— Насчёт пола пока не знаю… Ты пойдёшь вместе со мной на УЗИ? Чтобы мы узнали вместе?
Какое-то время Вадим молчал.
— Это… невероятно, — когда он заговорил, в его голосе звучала радость, но она тут же сменилась тревогой. — Но как же Лиза? Она ждёт результатов…
— Лиза ждёт результатов, — перебила его Дарья. — А у нас с тобой результат уже есть.
Мир вокруг меня словно провалился в бездну. Ноги стали ватными, воздух в лёгких сжался в болезненный ком. Мы с Вадимом десять лет ждали, пять из них ходили по врачам. Пять лет бессмысленных надежд, уколов, операций. Десять лет стыда. Вины. Страха.
Я не смогла подарить ему ребёнка. Так старалась быть идеальной для него, но кому нужны отутюженные рубашки и чистота в доме, если нет самого главного?
Идеальные жёны не бывают с браком, а бесплодие — это брак. Ошибка.
Дарья дала Вадиму то, чего не смогла я. Она станет для него идеальной.
Мне хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, раствориться, но я просто решила уйти. Не могла даже представить себе такой вариант развития событий, при котором я бы влетела в кабинет и устроила скандал. Зачем? У них будет семья, а мне лучше уйти. И забрать десять лет бессмысленного брака с собой.
Я сделала шаг назад, но каблук снова предательски скрипнул. Внутри взорвалась паника. Если они услышат меня, я не выдержу. Не смогу посмотреть в счастливые глаза Вадима, не смогу выдержать горделивый взгляд моей неожиданной соперницы.
Надо уйти. Немедленно. Сейчас.
Я развернулась и побежала по лестнице вниз.
Даже не помню, как я оказалась на дороге. Меня остановил звук. Резкий, пронзительный, как удар током — визг тормозов.
В следующую секунду я уже лежала на земле. К реальности меня вернул резкий, грубый окрик.
— Ты с ума сошла?! — мужчина выскочил из машины и замер надо мной. — Прыгнула мне под колёса!
Мимо продолжали ехать машины, и одна из них промчалась по луже, окатив меня с головы до ног. Грязная вода ударила прямо в лицо.
— Тебе что, жить надоело? — снова раздался голос.
Я подняла голову. Надо мной стоял высокий темноволосый мужчина. Нахмурившись, он смотрел на меня сверху вниз.
Что он думает обо мне, лежащей в грязной луже? Тупая, бесполезная корова, которая оказалась на его пути?
От жалости к себе защипало в глазах.
Я ощущала, как липкая жижа впитывается в мою дорогую одежду. В любой другой ситуации это привело бы меня в ужас, но сейчас мне было все равно.
Хотелось исчезнуть. Раствориться в этой проклятой луже. Стереть себя с этой улицы, из этого города, из этой жизни.
В ушах всё ещё звучал ее голос.
«Поздравляю, папочка!»
Та, что держала меня за руку, когда было больно. Та, что обещала «в следующий раз точно получится».
Теперь она — с ребёнком. От моего мужа. Самая заветная моя мечта сбылась у нее. Мне так больно, что хочется выть.
Я попыталась приподняться, зацепившись ладонью за бампер, но тут же соскользнула обратно. Лучше бы машина сбила меня и избавила от жгучего яда, разливающегося болью в груди. Мое лицо скривилось от этого невыносимого чувства.
— Чёрт… — мужчина заметил это и шагнул ближе, наклонился. — Вы целы? Головой не ударились? Где болит?
— Уйдите, — прохрипела я, не поднимая глаз.
Голос предательски дрожал, как и руки. Мне не хотелось, чтобы кто-то видел меня на том дне, где я пребывала.
Он наклонился ещё ближе, подал руку, попытался помочь встать.
— Послушайте, я не специально... Вы так резко выбежали, я едва успел затормозить...
— Я сказала, уйдите! — голос рванулся наружу. Хриплый, сорванный, злой. Меня затопило отчаянием, горечью, невыносимой, нечеловеческой болью и тоской.
Он отшатнулся, явно не ожидая крика.
— Вы… Вы в порядке?
Я подняла голову. Высокий, короткие тёмные волосы, брови сдвинуты. Что-то знакомое в линии подбородка, в выразительности глаз. Или мне показалось? Сейчас всё кажется смазанным, как в тумане.
— Вы спрашиваете, в порядке ли я? — я села на асфальт, вытерла лицо тыльной стороной ладони. — Я в луже. В грязи. Меня чуть не сбила машина.
Я начала задыхаться. Мое горе рвалось наружу.
— Только что я узнала, что мой муж трахал мою надежду. Ту, что обещала мне ребёнка! Я десять лет жила, как немая кукла. Идиотка, которая верила в то, что любить — это терпеть. Молчать. Уступать. Быть покорной. А теперь вы спрашиваете в порядке ли я? Нет! Я нихрена не в порядке!
Мужчина опешил. Помедлил, растерянно моргнул. Потом присел рядом, протянул руку — не касаясь, только показывая, что готов поддержать.
— Вы сильно ударились? — тихо спросил он. — Вызвать скорую или…? Точно, тут же рядом клиника! Вам надо показаться врачу. Давайте, я помогу вам дойти…
— Нет! — Я ударила его кулаком в плечо, потом ещё раз и еще, с каждым разом все сильнее. — Не смейте меня трогать! Я никуда не пойду!
Он не отстранился, даже не попытался уклониться от моих ударов. А меня накрыл лютый стыд за то, что я накинулась с кулаками на незнакомого человека, который никак не виноват в том, что моя жизнь разрушена, и вылила на него все свои беды. Это было так непохоже на меня. В любой ситуации я всегда сохраняла самообладание.
Так долго молчала, что больше не могла сдерживаться. Заплакала. Навзрыд, беззвучно, судорожно.
Неожиданно мужчина наклонился и прижал меня к себе. Не в силах сопротивляться и спорить, я просто дрожала в его объятиях. Мокрая, разбитая. Смертельно усталая.
— Ты точно не в порядке, — пробормотал он.
Я не ответила. Не могла. Не знаю, кто он, зачем все еще находится рядом и почему обнимает так, будто знает мою боль, как свою, но его объятия сейчас казались мне единственным местом, где можно хоть ненадолго спрятаться.
— Как тебя зовут? — спросил он тихо.
Я всхлипнула:
— Лиза.
Он замер. Чуть напрягся.
— Мне кажется, мы с тобой где-то встречались, Лиза.
Он проговорил это мягко, будто боясь спугнуть. Или боялся нового взрыва?
Этого еще не хватало! Мужчина, который стал свидетелем моей безобразной истерики, говорит о том, что знает меня.
— Нет, — выдохнула, не узнавая собственный голос. — Вы ошиблись. Мне… Мне надо уйти…
Он не стал спорить. Только смотрел. Внимательно, в упор, сдвинув брови.
— Может, и правда ошибся, — сказал он и вдруг добавил: — Но всё равно не могу просто так вас отпустить.
Он шагнул ближе, снова прикоснулся ко мне.
— Спасибо, но… Я справлюсь сама, — прошептала, чувствуя, как губы предательски дрожат. Всё внутри звенело от напряжения.
Он не сразу отошел. Его ладони оставались на моих чуть дольше, чем того требовала вежливость. Они были тёплыми, сильными. Кожа под его прикосновениями будто вспыхнул.
— Вы едва стоите, Лиза, — его голос звучал спокойно, по-мужски надёжно, уверено. — Я просто хочу помочь. Давайте я отвезу вас домой, если не хотите в больницу?
Как же это невыносимо — слышать заботу в голосе незнакомца, когда внутри всё умирает от боли. Я попыталась собраться, найти нужные слова, но выдохнула только:
— Я не могу.
— Почему?
Ответ был прост, но как его произнести? Как объяснить, что доброта сейчас режет больнее, чем злоба, что ласковый голос только сильнее подчёркивает мое одиночество?
Мой взгляд упал на его пальцы — всё ещё касающиеся моих. И вспомнила: мой крик, то, как я била его по груди, как рыдала у него в объятиях.
Я отпрянула, словно обожглась. Отвернулась и зашагала прочь — сначала медленно, потом быстрее, еще быстрее, потом почти побежала. В надежде никогда — никогда! — больше его не встречать.
Добралась до машины, брошенной на обочине, спряталась в ней и только тогда позволила себе выдохнуть.
Мне стало стыдно. До тошноты, до жжения в щеках. Господи, что он обо мне подумает? Чокнутая, которая бросается под колёса, кричит, бьёт незнакомцев, вываливает своё горе в лицо первому встречному. Я же буквально ударила его… И не один раз.
Но он всё равно остался рядом.
А я даже не извинилась.
Резкое жужжание вспороло вязкую тишину. Я достала из сумочки телефон, посмотрела на экран.
«Любимый муж Вадик»
Имя, которое ещё недавно согревало, теперь отзывалось тупой болью в груди.
Ответить? Притвориться, что ничего не случилось?
Я резко сбросила вызов. Не могу, не хочу, не выдержу!
Он не сдавался. Звонил снова и снова.
Я прикусила губы и открыла мессенджер.
«Застряла в пробке. Не приеду»
Сообщение получилось коротким, грубым, странным. Непохоже на меня.
Но Вадиму было, скорее всего, все равно. Он, наверное, даже не заметил, что что-то не так. Слишком занят своим счастьем, своей неожиданным сюрпризом.
Ответ пришёл незамедлительно.
«Сегодня задержусь на работе. Придётся остаться в городе. К ужину не жди»
Этого следовало ожидать – разумеется, он захочет провести время с любимой, а не ехать к надоевшей бесплодной жене.
Я медленно набрала:
«Как анализы?»
«Не очень… Мне жаль»
Мне тоже бесконечно жаль.
Жаль нас прежних. Жаль мечту, которой не суждено исполниться. Жаль ту меня, что отчаянно надеялась на чудо.
Дом встретил меня тишиной. Комнаты пустые, идеально чистые, с дорогой мебелью и изысканным дизайном. Безжизненные.
Я стянула с себя мокрое пальто, скинула испорченные туфли. Прошла в спальню.
На прикроватной тумбочке стояла фотография. Наша первая годовщина. Я, еще совсем юная, полная радости и надежд. Мы смеёмся, обнявшись у фонтана в Риме. Тогда всё было впереди, и каждый наш взгляд, каждый жест казался обещанием.
Я провела пальцами по лицу мужа на фотографии. Тогда он смотрел на меня иначе. Так, как сейчас, наверное, смотрит на неё.
— Мы ведь так хотели ребёнка…
Я вспомнила, как он гладил мой живот, даже тогда, когда он оставался пустым, и шептал, что я буду прекрасной мамой. Вспомнила его руки, его улыбку, его веру в нас.
И подумала о той женщине, у которой всё получилось — легко и просто, без слёз, без боли, без ожиданий.
Вдруг вязкую тишину разрезал звонок. Стационарный телефон. Только один человек все ещё звонит на него.
Свекровь.
Звонок не стихал, настаивал. Вадим унаследовал от нее свою настойчивость.
Я сжала руки в кулаки. Меньше всего мне сейчас хотелось слышать её голос. Ее вопросы, уточнения, обвинения. Её голос — требовательный, полный ожиданий.
Она хочет услышать хорошие новости. Она их ждет. Потребует отчет о результатах анализов. Снова скажет, что "надо верить", "надо просто расслабиться", что "другим удаётся", "а вот в наше время не было таких проблем".
Но я всё-таки сняла трубку. Хорошая девочка внутри меня все еще была жива.
— Да, мама.
— Ну? — выпалила свекровь вместо приветствия. — Что там?
Я закрыла глаза. Внутри всё сжалось.
— Ничего нового, — ответила я, стараясь звучать ровно.
На другом конце провода повисла долгая пауза, будто свекровь давала мне время, чтобы я начала оправдываться. Но я молчала.
— Снова пролет? — тогда заговорила она, и её голосе был пропитан разочарованием, которое она даже не пыталась скрыть. — Как же так? Лиза, ты давно уже не девочка. Да и мы не молодеем… Хочется понянчить внуков. Мы все надеемся. И верим. А тут снова и снова пролет…
Слова били по нервам как плеть. Как кнут по открытой ране.
— Я делала всё, что могла, — холодно ответила я.
— Ну значит этого недостаточно, — отрезала свекровь. — Делай то, что не можешь. Ты должна стараться больше. Мы нашли тебе лучших врачей. Что сказала Дарья? Она великолепный специалист.
Я вцепилась в край стола так сильно, что побелели пальцы.
Да, Дарья настолько великолепный специалист, что сделала ребенка моему мужу даже без моего участия. И свекровь даже не представляет себе насколько близка ее мечта понянчить внуков.
— Нужно пройти всё, что потребуется, — продолжала давить свекровь. — Нужно лечиться. Нужно бороться. Это твой долг перед семьёй.
Слово "долг" ударило особенно больно.
Она говорила это часто, но впервые что-то внутри меня оборвалось.
Я устала слушать обвинения в собственной неполноценности. Я не хочу измерять свою ценность только через способность зачать ребёнка.
— Хватит с меня, — голос мой был удивительно твёрдым. — Я больше не буду пробовать.
На том конце наступила звенящая тишина.
— Что ты сказала? — холодно переспросила свекровь.
— Я всё. Я закончилась.
— Ты подводишь Вадима. Ты подводишь всю семью, — прошипела она.
«Это Вадим подвел меня» — подумала я, но вслух ничего не сказала.
— Ты не можешь… Ты обязана… Мы приняли тебя в нашу семью… — свекровь продолжала давить.
Каждое слово вонзалось, как заноза под кожу. Руки сами сжались в кулаки. Грудь заполнила тяжёлая, горячая ярость.
— Знаешь что? — но голос мой был странно спокойным. — Пошла ты...! И вся ваша семейка!
И с грохотом бросила трубку.
Я стояла над телефоном, дыша тяжело, словно после долгого бега. Что я только что сделала? Где та Лиза, которая молчала, кивала, старалась угодить?
Нужно было действовать, пока это странное чувство свободы не угасло. Оно придавало решимости, которой мне не хватало всю жизнь.
Я прошла в спальню и открыла дверцу шкафа.
На меня смотрела безликая армия вещей: платья в пастельных тонах, кашемировые свитера, безупречно выглаженные блузки. Полки ломились от дорогих сумок и туфель.
Я смотрела на всё это и понимала: мне ничего не нужно.
Я носила их, чтобы быть той Лизой, которую хотел видеть Вадим и его мамочка. Которую можно демонстрировать коллегам и друзьям.
Но это была не я.
В самом дальнем углу шкафа валялся мольберт. Пыльный, заброшенный. Обломок моей прошлой жизни.
Перед глазами вспыхнули воспоминания: я, юная, с горящими глазами. Ночами, пока весь дом спал, я рисовала — упрямо, с надеждой, мечтая, что однажды мои картины будут висеть в галереях. Что кто-то вглядится в мои мазки и увидит там что-то свое.
Когда я, волнуясь, показала Вадиму свои работы, он рассмеялся:
— Лиза, это мило, конечно, но тебе стоит заняться чем-то серьёзным.
А его мать добавила ещё жёстче:
— Мазня. Несолидно. Не достойно нашего имени. Не стоит тратить на это время.
И я — глупая, любящая, жаждущая одобрения — сложила кисти, свернула холсты и сказала себе, что они правы. Что я выберу "нормальную" жизнь. Что я стану хорошей женой. Идеальной.
Как я могла так легко предать себя?
Я чувствовала, как внутри медленно, неотвратимо поднимается злое, горячее осознание: с меня хватит!
И в тот самый момент, словно знак, снаружи раздался звук подъезжающей машины. Фары вспыхнули в оконном стекле.
Я вздрогнула.
Вадим сказал, что останется в городе. Почему он вдруг решил оставить любовницу в такой значимый день и приехать?
Разгадка была очевидной: из-за моего разговора со свекровью. Образцовый маменькин сынок просто не мог простить, что кто-то осмелился ей перечить.
Наверняка Вадим целый день думал, как лучше от меня избавиться, но я сделаю все сама. Облегчу ему совесть.
Он вошёл, раздражённый, с мрачным лицом.
— Ты сказала моей маме идти на хрен? — вместо приветствия выпалил он.
— Да, — ответила без эмоций.
Его глаза расширились. Он был ошеломлён — будто не узнавал меня.
— Ты с ума сошла? — голос его дрогнул. —Ты за десять лет ни разу даже голос не повысила!
Десять лет молчания, притворства и сглаживания углов.
— Что ты делаешь? — наконец, он заметил почти что собранный чемодан.
— Ухожу от тебя.
Его лицо исказилось.
— Ты чокнулась? — закричал он. — Куда ты пойдешь? Ты совсем свихнулась?
Я молчала.
Он сделал шаг ближе, в его голосе зазвенела угроза:
— Что ты тут собрала? — он схватил чемодан и одним движением перевернул его, вывалил содержимое на пол. — Сумки? Шубы? Украшения? Ты ничего с собой не заберешь! Я не позволю!
Он застыл, удивленно разглядывая мои старые, еще институтские вещи, которые я упаковала.
— Тебе ничего не достанется! — осознав, что я не планировала забирать с собой ничего ценного, Вадим перешел в новое наступление. — Даже не думай, что сможешь отсудить у меня хоть копейку! Ты не работала! Ты вообще ничего не делала всё это время!
Слова били сильнее, чем ладонь по щеке.
Ничего не делала.
Стерла себя до прозрачности, чтобы его жизнь была идеальной. Отказалась от своей мечты, чтобы посвятить все время семье. Прошла через унижения, слёзы, боль, пытаясь подарить ему ребёнка.
Пусть так.
В его глазах я ничто. В своих — останусь человеком.
Мы встретились на нейтральной территории — в кафе недалеко от его работы. Ведь Вадим по-прежнему так занят, что ему сложно выкроить время даже на развод.
— Ты без адвоката? — спросил он вместо приветствия, оглядываясь по сторонам. Наверное, ждал что откуда-то, как черт из табакерки, на него выпрыгнет специалист по разводам и захапает половину его состояния.
— Как видишь. Здесь только я одна.
— И почему же? — Вадим посмотрел на меня недоверчиво. Он-то своего адвоката привел — мужчина, который стоял за его спиной, тоже застыл в ожидании моего ответа.
Я пожала плечами.
Вадим кивнул своему сопровождающему, тот выложил на стол передо мной целую кипу бумаг, после чего Вадим его отпустил.
— Подписывай, — муж бросил мне ручку. — Что отказываешься от всего.
Я пододвинула к себе тяжелую папку. Так много бумаг, что мне придется просидеть здесь до вечера, подписывая.
Нервничая, я начала накручивать локон на палец. Кудрявые волосы пружинисто спадали на плечи. Я больше не выпрямляла их, не убивала утюжком. На мне было простое светлое платье, которая я купила в магазине «Смешные цены». Я больше не носила корректирующее белье, не утягивалась до последнего вздоха. Набрала несколько килограммов, и грудь, упругая и живая, колыхалась под лёгкой тканью при каждом движении.
Вадим сразу обратил на это внимание. Взгляд, который он бросил, был полон осуждения, но задержался на мне дольше, чем это было нужно.
Он сел напротив. Безупречный, как всегда: дорогой костюм, выглаженная рубашка. Лицо каменное, холодное. А пальцы нервно постукивают по краю стола — привычка, которая проявлялась только в моменты крайнего напряжения.
Прежняя я постаралась бы его успокоить — заботливо положила бы ладонь на его руку.
Теперь же я просто отвела глаза.
Он волнуется? С чего бы? Боится, что я что-нибудь выкину?
Но я хочу только одного — поскорее развестись.
— Ты уверена? — неожиданно спросил Вадим. Голос ровный, подчеркнуто равнодушный. — Подумай ещё раз. Подписывая это, ты отказываешься от всего.
Я поставила подпись. Один росчерк — и десять лет нашей жизни превратились в пыль.
Вадим криво усмехнулся, откинувшись на спинку стула:
— Дура. Ты могла бы остаться в доме. Получить хорошие деньги. Всё по справедливости.
— Они тебе еще пригодятся, — я поставила еще одну подпись и еще одну.
— А ты?
— Обо мне не беспокойся. Я сама разберусь.
Он наклонился ко мне чуть ближе:
— Ты пожалеешь, Лиза. Мир жесток к таким, как ты.
— Ваше мороженое, — к нашему столику подошел молоденький официант, который до этого флиртовал со мной, принимая заказ.
Я подняла голову, приветливо улыбнулась, принимая из его рук креманку.
— Благодарю!
— Что-нибудь ещё? — парень склонился ко мне, прикидываясь услужливым, но взгляд его скользнул в зону декольте.
Рука Вадима сжалась в кулак. Челюсть дернулась.
— Нам больше ничего не нужно! — рявкнул он. — Отойдите! У нас тут важный разговор!
Мне едва удалось сдержать смех. У моего бывшего мужа определенно расшатаны нервы.
Но мне было все равно. Я взяла ложку и зачерпнула мороженое. Сладкий сливочный вкус взорвался во рту. Я не ела мороженое много лет.
— Мммм, — я не смогла сдержать в себе стон удовольствия. — Изумительное! Спасибо вам! — я обратилась к официанту, и он с улыбкой отошел.
— Надо было встретиться в банке, в моем кабинете, — недовольно прошипел муж. — У нас там и переговорная есть… Но тебе, видимо, больше нравится трясти сиськами перед официантами!
Теперь я уже откровенно смеялась. Раньше я и не знала, как приятно бывает его бесить.
Вадим снова смотрел на меня — с глухой яростью, в которой путались злость, обида и потаенное желание. Наверное, он думал, что на встрече со мной его ждут мольбы, слезы, истерики. Попытки удержать или припугнуть.
Но вместо этого — я ложками ела мороженое, позволяла волосам виться и дышала полной грудью.
— Ты ведь понимаешь, что могла бы получить больше, — сказал он, с трудом сохраняя самообладание. — Дом, машину, половину счетов. Все, что тебе нужно…
Я подняла на него спокойный взгляд:
— Мне ничего от тебя не нужно.
Он напрягся. Потом с кривой усмешкой бросил:
— И в какой халупе ты теперь живёшь?
— Неважно, — я снова вернулась к документам и продолжила методично и спокойно их подписывать.
— Мама сказала, что ты так и останешься одна… Старой девой. Будешь жить с кошками… — мстительно прошептал Вадим.
— Как она угадала? — наигранно удивилась. — Я как раз собиралась завести одну!
Вадим замер. Он смотрел на меня, и в его глазах вспыхивало что-то злое. Он видел, что я полностью вышла из-под его контроля, и захлебывался в бессильной ярости.
К тому же он не никак мог понять, почему так вышло, что это я бросила его. Он же так мучился, раздумывая как избавиться от старой, надоевшей жены, а она сама ушла. Отказалась от всех его денег, подарков, имущества… Немыслимо!
— Дура, — выдохнул он негромко.
— Возможно.
Он встал так резко, что задел стол.
— Удачи тебе, — и направился к выходу.
— А как же документы? — крикнула я ему вслед.
— Подпишешь и отдашь потом! — Вадим уже выбежал на улицу.
А я снова взялась за мороженое, наслаждаясь каждой каплей.
Сегодня передо мной открывалась новая жизнь.
И я пока даже не догадывалась о том, какую она готовит для меня встречу.
Здание школы, где мне предстояло работать, выглядело как бутиковый отель — светлый фасад, охрана у входа, стеклянные двери. Здесь учились дети элиты, очень богатых и влиятельных людей.
С моим опытом работы мне бы не светила здесь даже должность уборщицы, но Лена уверяла, что меня обязательно возьмут, потому что она уже замолвила за меня словечко.
Лена была моей единственной подругой, оставшейся со студенческих времен. Все остальные исчезли почти сразу после моего замужества. Случилось это исключительно по желанию Вадима.
Он считал, что мне стоит общаться только с "нужными" людьми. А нужные — это его коллеги по работе и их жёны. Скучные, бесцветные, залитые ботоксом, с одинаковыми прилизанными прическами. У которых из интересов только модные диеты, спортзал и трата денег мужа в столичных бутиках. Ну и, конечно, производство наследников…
Лена не понравилась Вадиму сразу же, когда он еще был моим женихом. Слишком свободная. Слишком резкая. Слишком настоящая.
И от этого я любила её ещё больше. Она была той, кем я могла бы стать, если бы не угодила в двадцать лет в золотую клетку.
Пока я гладила рубашки мужу и улыбалась на светских приемах, Лена очень много работала. Сейчас она была завучем в элитной школе и матерью прекрасной девочки. Я благодарила вселенную за то, что мы не потеряли связь за столько лет, иначе мне попросту не к кому было бы обратиться за помощью. Именно Лена приютила меня — на диване в своей гостиной, среди бардака, книжных стопок и дочкиных игрушек.
Я вышла к заднему крылу школы и сразу заметила знакомый силуэт — Лена курила, спрятавшись за углом. Она всегда пряталась — "не по статусу завучу дымить у входа", как она сама говорила, но бросить не могла. Работа слишком нервная.
— Эй, — позвала я, подходя ближе. В руках у меня были огромные папки с документами по разводу и два стаканчика кофе. Один я протянула подруге.
— Можно тебя поздравить? — Лена кивнула на бумаги. — Ты теперь свободная дама?
Сама она была из тех женщин, что не гнутся под ударами жизни — только становятся сильней. Её собственный развод был бурей, после которой она стала только крепче стоять на ногах. Кроме того, ей удалось отсудить неплохую недвижимость. Именно поэтому она осуждала мое решение не претендовать ни на что.
— Еще нет, — я улыбнулась, пытаясь отыскать среди документов свою папку с рисунками. Свое портфолио. — Но уже скоро.
— Все равно надо сегодня отметить, — заявила подруга. — Мне очень нужно выпить бокальчик просекко, а без повода я не могу.
Я согласна кивнула. Бокал просекко и мне бы не помешал. Много лет я избегала алкоголя, даже на светских раутах выбирала сок, потому что постоянно находилась в стадии планирования ребенка.
Теперь можно было ни в чем себя не ограничивать.
— Дай и мне сигаретку! — вдруг неожиданно даже для самой себя попросила я.
— Нервничаешь? — Лена протянула одну.
— Немного…
— Еще бы, столько лет дома просидеть, — подруга неодобрительно покачала головой.
Я кивнула. Внутри всё сжималось от тревоги. После всех этих лет молчаливой жизни в золотой клетке я казалась себе чужой в этом новом, большом мире.
— Ты справишься, — спокойно добавила Лена. — Это всего лишь продлёнка. Детей нужно чем-нибудь занять, и ты с ними немного порисуешь.
Я закурила и на секунду перенеслась в прошлое. Мы с Леной, двадцатилетние, сидим за университетом на бордюре, курим дешёвые сигареты и мечтаем, как будем "делать мир красивее".
Сейчас я не мечтала изменить мир. Я просто хотела снова стать собой. Без диет, без графиков овуляции, без страха перед алкоголем.
— Я сегодня тоже на взводе, — призналась вдруг Лена, затягиваясь. — В школу приехал наш меценат. Глава родительского комитета, главный спонсор… Все должно быть идеально.
— Может, мне тогда лучше в другой день прийти? — забеспокоилась я, мысленно глядя на себя со стороны: непослушные волосы, уложенные беспорядочным кудрявым облаком, дешёвое платье, запах сигарет — не очень-то «идеально».
— Ерунда, — отмахнулась Лена. — Быстренько покажешься заместителю по учебной части и всё. Спонсор с директором — в другой части здания. Ты его даже не увидишь.
Я кивнула, сделала ещё один глоток кофе, собираясь с силами, и мы направились в школу.
Все в ней было необычно — коридоры светлые, просторные, дети не бегают, как сумасшедшие, а ходят стройными рядами, вежливо улыбаясь.
Я шла, чувствуя, как с каждым шагом нарастает волнение.
— Погоди, я на секундочку, — Лена юркнула в один из классов и оставила меня одну.
Я прошла дальше, чтобы не мешать толпящимся возле кабинета детям. Попыталась сосредоточиться на том, что буду говорить замдиректору. Ученики все прибывали, я отступила еще дальше, прошла в самый угол. Всё казалось под контролем, пока в один момент я не попыталась пройти туда, где, как оказалось, была… прозрачная дверь.
Я врезалась в неё лбом, громко стукнулась и отшатнулась назад. Кофе в руке дрогнул, и содержимое смачно вылилось вперёд — прямо на человека с другой стороны, который секундой ранее открыл дверь.
Он посмотрел на меня. Посмотрел на мокрое пятно на груди своего костюма.
Сначала в глазах мелькнуло раздражение, потом узнавание, а потом…
— Лиза... Да вы мастер неожиданных появлений!
Вот уж кого я ожидала увидеть здесь меньше всего!
Тот самый мужчина. Темные волосы. Упрямый подбородок. Лёгкая улыбка в уголках губ.
Я рыдала в его объятиях под колесами его автомобиля, а теперь вылила на него кофе в такой важный для меня день.
Я достала салфетки и промямлила что-то вроде:
— Простите, пожалуйста… Я просто не увидела дверь, она такая... Чистая. Вот, возьмите!
— Это моё фирменное умение — появляться в вашей жизни в самые неподходящие моменты, — отозвался он. — В своих лучших костюмах, которые после наших встреч всегда бывают безнадежно испорчены.
Я не знала, куда деваться от неловкости. Мне хотелось провалиться сквозь землю.
Тот самый спонсор и меценат, для которого всё должно быть идеально.
То есть человек, который может пожаловаться директору — и моё трудоустройство накроется ещё до того, как начнётся.
— Я... Я не знала, что вы... это вы… — пробормотала я, всё ещё размазывая кофе по его пиджаку.
— Так это вы будете вести на продленке кружок рисования? — спросил Руслан.
— Да, — коротко ответила я, прижимая к себе папку с рисунками.
Он снова медленно оглядел меня — раскрасневшиеся щёки, легкое платье, сквозь которое угадывалась грудь, взлохмаченные кудри — и добавил:
— Смелый выбор для учителя начальных классов.
Вот оно. Сейчас начнётся. Ищет причин, чтобы избавиться от меня. «Внешний вид не соответствует должности». «Плохо влияет на детей». И я останусь без работы. Без денег. Без возможности построить новую жизнь.
— Если вас что-то не устраивает, — выдавила я, — вы можете прямо сказать об этом. Я сама уйду.
Руслан вскинул бровь.
— Спокойно, Лиза, — Лена, которое до этого в замешательстве молча наблюдала за нашей перепалкой, поспешила вмешаться. — Руслан Эдуардович любит поддразнить новичков. Но на деле он за свободу творчества.
— Да, я за свободу, — согласился Руслан. — Но у нас тут консервативное заведение. И еще кое-что... У новых учительниц тут обычно просят справку от психиатра. Или у вас особая квота?
Я покраснела. Мало того, что и так нахожусь в неудобном положении, так он еще смеет напоминать мне о нашей ужасной первой встрече. О моем нервном срыве, о безобразной истерике.
Щёки вспыхнули. Хотелось закрыть лицо папкой.
Но вместо этого я гордо подняла голову. Какая разница? Мне нечего терять, потому что у меня пока абсолютно ничего.
— Справки у меня нет, — я улыбнулась. — А у вас? Я беспокоюсь, вдруг у вас нервный срыв из-за пятен.
Краем глаза я заметила, что глаза у Лены испуганно расширились.
Руслан едва заметно фыркнул. Кажется, ему понравился мой ответ.
В этот момент показалась директор. Кажется, она сразу догадалась о том, что тут произошло. Медленно, почти драматично, она перевела взгляд на меня — оценивающий, с оттенком осуждения. Брови её чуть приподнялись, как будто она уже готовила выговор за внешний вид и неподобающее поведение.
Я внутренне сжалась, приготовившись услышать что-то вроде: «Вы не подойдёте нашему учреждению».
Но тут я услышала голос Руслана. Спокойный, уверенный тон, которому невозможно возразить.
— Мы просто обязаны нанять эту женщину, — заявил он. — Желательно сразу, до того, как её переманит какая-нибудь другая школа. Поверьте, талант не стоит держать в стороне.
Директриса молчала, но её губы сжались в одну тоненькую ниточку.
— Я бы предложил вам выпить кофе, — Руслан обратился ко мне. — Раз уж этот достался моему пиджаку. Но у меня через пять минут важная встреча. Может быть, в другой раз.
— У меня тоже важная встреча, — заявила я. — И вряд ли случится этот другой раз…
Лена схватила меня за руку и потащила к кабинету:
— Извините, она просто очень нервничает, — заявила она Руслану и тут же зашипела на меня: — Ты головой поехала?
Я пошла вслед за подругой, чувствуя спиной его взгляд. И странное тепло, пробежавшее по коже.
Мне хотелось провалиться сквозь землю от неловкости и одновременно с этим — рассмеяться.
В квартире Лены пахло мандаринами и сладким шампунем — она только что уложила дочку спать и теперь сидела рядом со мной на диване.
Перед нами — два бокала шампанского. Мы отмечаем мой «почти развод» и то, что меня не выгнали из школы за то, что я вылила кофе на дорогущий костюм главного мецената.
— Ты мне расскажешь все-таки, откуда вы с Русланом знакомы? — допытывалась Лена.
— Мы не знакомы. То есть... Не были. Просто случайно один раз пересеклись.
— Случайно? И сегодня случайно второй раз? — Лена приподняла бровь. — Выглядит так, словно судьба намекает вам, что это не просто "случайность".
— Да брось ты, — отмахнулась я. — Просто неловкая ситуация.
— Так как вы встретились?
Я прикусила губу, на секунду задумавшись.
— Он чуть не сбил меня. У клиники. В тот день, когда я узнала про Вадима… А потом я немного поревела. У него на груди.
— Так вот к чему он упомянул психиатра… — хмыкнула подруга. — Он, кстати, действительно тебе бы не помешал.
Я промолчала, а Лена тут же добавила :
— Ладно, хоть ты и не спрашиваешь, но я всё равно скажу. Он разведён. У них с женой было очень громкое расставание, подробностей не расскажу, потому что не знаю... Потом он пропал из поля зрения месяца на три. А когда вернулся, стал ещё богаче. Ну и... красивее, что ли. Кажется, с тех пор он и одинок. Штурмующих его сердце было немало, но он оставался неприступен.
Я слушала, делая вид, что мне это просто любопытно. Но в какой-то момент заметила, что мои щеки горят так, будто я простояла полчаса под солнцем.
Лена, конечно, это тоже заметила.
— Ты чего такая розовая? — усмехнулась она. — Шампанское ударило?
— Да... Я просто уже отвыкла от... пузырьков.
Она фыркнула.
— Ага. И это никак не связано с Русланом...
Я хмыкнула, притворяясь возмущенной, но правда в том, что у меня перед глазами действительно всё ещё стояла его насмешливая улыбка и темные, горящие внутренним огнем глаза. Я будто снова слышала его хриплый смешок за спиной и фразу:
Мы просто обязаны нанять эту женщину.
И сердце — странным, предательским образом — билось чуть быстрее. Оно уже ждало нашей новой встречи. И что-то внутри подсказывало мне, что она случится уже очень скоро.
Здание банка возвышалось передо мной, стеклянное и бездушное, наполненное снующими людьми в одинаковых костюмах.
— Сегодня все закончится, — прошептала я сама себе и решительно толкнула тяжёлую стеклянную дверь.
Банк, в котором работал Вадим, был похож на него. Такой же стерильный, холодный, безукоризненно отлаженный. Я была здесь много раз, но каждый раз как в первый — эта корпоративная громадина внушала мне трепет и уважение.
— Добрый день. Мне к Вадиму Изосимову.
Девушка на ресепшене смерила меня равнодушным взглядом и натянуто улыбнулась. Узнала, но теперь со мной можно было не любезничать.
— Он вас ждёт, — прозвучало холодно.
Как будто я не бывшая жена, а доставщик пиццы. Хотя, возможно, доставщику здесь улыбнулись бы теплее.
Вадим встретил меня у своего кабинета. Взгляд беглый, напряженный. Губы поджаты, под глазами залегли тени, на лбу широкие морщины. Мне даже показалось, что он немного постарел.
— Много работы? — осторожно поинтересовалась я. В голосе мелькнуло сочувствие.
— Подписала? — коротко спросил Вадим, не удосужившись поздороваться или хотя бы ответить на вопрос.
Я протянула папку. Он даже не посмотрел внутрь.
— Я передам своему адвокату. Спасибо, что принесла. Можешь идти.
— Хмм... Я тоже рада тебя видеть.
— Лиза, давай не будем затягивать, — произнес он раздраженно. — У меня совещание. И просто куча дел…
Я кивнула.
— Конечно. У тебя ведь теперь новая семья. Нужна серьезная подготовка.
Он мгновенно изменился в лице.
— Откуда ты знаешь, черт побери…
За моей спиной вдруг раздался знакомый голос.
— Опять вы?
Я обернулась.
Руслан. В новом идеально сидящем костюме и с выражением искреннего изумления на лице.
— Да вы издеваетесь? — вырвалось у меня. Третий раз. Это уже не совпадение — это какая-то извращенная карма.
Он рассмеялся, подошёл ближе.
— Преследуете меня, Лиза?
— Конечно. Установила жучок под капот вашей машины. Ещё в первый раз, когда вы меня чуть не сбили, — парировала я, пытаясь скрыть смущение.
Он вдруг взял меня за руку. Легко и непринуждённо. Это был не просто жест. Это был — контакт. Живой, теплый.
— Теперь вы не отвертитесь, — сказал он, глядя прямо мне в глаза. — Я должен вам кофе. Обещал. А я всегда держу обещания.
В этот момент я почувствовала на себе взгляд Вадима. Он застыл, уставившись на руку Руслана на моей руке, как будто не верил своим глазам, что это действительно происходит.
— Простите, — вмешался он. Голос был странно визглив. — Вы... знакомы?
— Ещё как, — ответил Руслан с такой лёгкой ироничной теплотой, будто речь шла о старой подруге. — Я благодарен судьбе за каждую нашу встречу. Они все были такими… Яркими.
Пауза.
— Я супруг Лизы, — заявил вдруг Вадим. Его глаза за стеклами очков странно поблескивали.
— Уже нет, — уточнила я. — Сегодня подписали последние бумаги.
Наверное, не стоило посвящать Руслана в тонкости нашего бракоразводного процесса, но я не могла удержаться. Зачем отрицать — было приятно видеть, как Вадим бесится. Я еле сдержала улыбку.
Да и с чего вдруг Вадим вообще назвал себя моим мужем? Он перестал им быть в тот момент, когда залез на нашего репродуктолога.
— Да, документы подписаны, но с юридической точки зрения я все еще являюсь ее супругом, — вкрадчиво произнес Вадим. Я узнала этот тон — за ним скрывалась глухая ярость.
— Мы всего лишь определись с имущественными претензиями друг к другу, — добавил он.
— Вот как? — Руслан усмехнулся. Происходящее, казалось, его забавляло. — И какие же у вас претензии?
— Никаких, — я широко улыбнулась. — Я отказалась от всего.
— Ого, да вам повезло, мой друг, — Руслан похлопал Вадима по плечу. Тот нахмурился. — Бескорыстных женщин в наши времена уже не сыскать.
Я почувствовала, как воздух в коридоре сгустился. Накопилась критическая масса напряжения.
— Хорошо, что у вас нет претензий друг к другу, — продолжил Руслан и обратился ко мне. — В таком случае, я тем более настаиваю на кофе.
— Она уже уходит, — заявил Вадим.
— А теперь может задержатся, — парировал Руслан.
Я смотрела на обоих, удивленная тем, что они вели себя по-мальчишески. Вроде взрослые люди, в банке, в дорогих костюмах…
Но как же сладко видеть, как бывший ревнует! Вадим не в силах ничего мне запретить. Он потерял это право и теперь сам от этого бесится.
— Конечно, — сказала я с демонстративным энтузиазмом. — Я обожаю кофе. Пойдемте скорей.
— Но у нас через пять минут совещание, — Вадим нервно поправил очки. — Отчет по результатам квартала…
— Я его назначил, следовательно я могу его и отметить, — Руслан подмигнул мне и снова дотронулся до руки чуть повыше локтя, приглашая пройти с ним к лифту.
— Вы обладаете такой властью? — усмехнулась я. — Кто вы? Повелитель совещаний?
— Не совсем, — Руслан улыбнулся мне и пропустил в лифт вперед себя. — Всего лишь владелец.
— Чей? — удивилась я.
— Банка, — просто ответил Руслан и пожал плечами. — Да и всего здания тоже. Кстати, тут на первом этаже есть уютная кофейня.
Мы оба молчали, пока ехали в лифте. После того, что он сказал, мне вдруг стало неуютно рядом с ним и немного стыдно за то, что я так фамильярно разговаривала с таким большим человеком.
Когда двери открылись, и Руслан пропустил меня вперед, я вдруг выпалила:
— Вы знаете, у меня скоро урок… Я не могу остаться.
— Конечно можете! Я умею пить кофе быстро. К тому же… Я могу позвонить директору и на полчасика вас задержать.
— Извините, но так не пойдет, — сказала я тихо, но твердо. — Мне очень нужна эта работа. Я правда очень дорожу ей.
Руслан нахмурился.
— Давайте я просто оплачу ваш час, неделю, месяц? Сколько вы получаете за урок? Я все компенсирую. У вас будет время на кофе.
Я замерла.
Что-то щёлкнуло внутри. Знакомый тон. Снова деньги. Вадим так откупался от меня, когда ему нужно было задержаться на работе.
Прошёл месяц. Руслана я больше не видела. Наши встречи остались в моей памяти короткой, но яркой вспышкой.
Я с головой ушла в работу — лучшее спасение от сердечных ран на все времена. Сначала было странно вдруг оказаться среди фломастеров, пластиковых тарелочек с клеем и разговоров о динозаврах и потерянных носках, но я быстро втянулась. Будто спряталась от взрослой, жестокой жизни в маленьком игрушечном домике. Общаться и играть с детьми было весело и легко. Иногда я думала, что так пытаюсь реализовать свой материнский инстинкт. И почти смирилась с тем, что это единственно возможный для меня вариант.
В тот вечер продлёнка опустела быстрее обычного. Пятница, лето, многие родители отпросились с работы, чтобы вывести детей на дачу. К семи осталась всего одна девочка — тихая, светлая, с длинной русой косой и большими грустными глазами.
— Может ты хочешь нарисовать маму или папу? — спросила я, глядя на её рисунок.
— Папу, — тихо ответила она. — Он очень красивый. Но всё время говорит, что у него мало времени, чтобы мне позировать.
Мы сидели вдвоём, склонив головы над листом бумаги. Она рисовала папу. Я — просто дом. С окнами, где горит свет, с цветами в горшках, с огромной, доброй собакой, детскими качелями. Место, где всегда тепло и пахнет пирогами.
В дверь постучали, и на пороге класса показался Руслан. С той самой усталой полуулыбкой, которую я почти успела забыть.
Саша радостно кинулась к нему, и он сразу же опустился на колено. Обнимал её крепко, долго, будто в этом объятии пытался восполнить весь тот день, который дочь провела без него.
— Мы с Сашей немного порисовали, — сказала я, отводя взгляд от умилительной семейной сцены. — Она очень хорошо держит линию.
— Она у меня художница. Обожает рисовать, — отозвался Руслан. — А теперь беги, собирайся! Поедем скорее домой.
Саша выскользнула из объятий отца и выбежала из класса, бережно прижимая рисунок к груди.
— Извините, что задержали вас, — сказал Руслан, подходя ближе. — Обе няни вышли из строя: одна заболела, у второй — небольшое ДТП.
— А мама…?
— Мама Саши живет в другой стране. Получила солидные отступные и Саша ей стала неинтересна. Поэтому у нее только я один…
— Боже… — прошептала я. — Я не знала. Простите, это так бестактно… Мне жаль, что я спросила. Сама не знаю, что на меня нашло.
Руслан задумчиво посмотрел на меня.
— Я стараюсь быть ей и папой, и мамой. Но я не всегда справляюсь. Конечно, ей не хватает матери.
Голос у него сорвался на последнем слове. Мне ужасно захотелось его поддержать.
— Я очень вас понимаю, — я шагнула ближе, легонько коснулась его пиджака. — И Сашу тоже понимаю очень хорошо. Меня саму растил отец. Ему тоже было нелегко, однако…
Мне хотелось бы сказать, что нет ничего страшного в том, чтобы расти без матери, но я не могла так откровенно врать. Ведь на самом деле мне всю жизнь остро не хватало ласковой материнской руки. Потом, когда я подросла, не хватало мудрого женского совета.
Я не стала рассказывать все это Руслану.
— Вы делаете все возможное, — сказала я, надеясь, что это его хоть немного утешит.
— Да, но у меня…
— Очень много работы, — закончила я за него, и наши взгляды пересеклись
Он хмыкнул.
— Вы прямо читаете мои мысли.
— Просто я много лет прожила с таким человеком. Это профессиональное. Трудоголизм не лечится.
Руслан провёл рукой по лицу, будто хотел стереть с него усталость. Потом подошёл ближе, как будто хотел что-то сказать.
В его взгляде было многое. Напряжение, тепло, боль — всё и сразу.
Между нами вспыхнуло странное напряжение — невидимое, но очень ощутимое.
Он стоял слишком близко. Ближе, чем должен стоять к учительнице своей дочери.
Я должна была отступить, но…
Руслан коснулся моей щеки. Осторожно, будто боялся обжечься, или боялся, что я отстранюсь.
Я закрыла глаза и на секунду представила, как приятно было бы окунуться в тепло его ладони. Не отстранилась, хотя должна была.
Он медлил всего мгновение — и вдруг наклонился ко мне и поцеловал.
Его губы были горячими. А мои — слишком податливыми. Будто ждущими этого момента.
Он отстранился первым.
— Извини…те, — его голос стал хриплым. — Не знаю, что на меня нашло…
— День сегодня безумный, — выдохнула я. — Магнитные бури или полная Луна…
Дверь приоткрылась.
— Папа, а можно мне поесть вафли в машине? — Саша заглянула, все еще держа в руках рисунок.
Он перевел взгляд на дочь, потом снова посмотрел на меня.
— Конечно, солнышко. Сейчас идём… Елизавета Михайловна, вы идёте? — добавил он. — Мы можем вас подвести.
Я улыбнулась, но отрицательно покачала головой.
— У меня… Очень много работы.
— Понимаю, — он усмехнулся. — Трудоголизм заразен. Тогда до встречи. Надеюсь, она будет скорой…
Когда дверь за Русланом и Сашей закрылась, тишина в классе особенно остро подчеркнула мое одиночество.
Я стояла, не двигаясь, будто боялась разрушить хрупкое ощущение, оставшееся после его прикосновения.
Поцелуй не просто остался на губах — он проник под кожу, растёкся внутри теплом, тревогой, светом, надеждой. Он остался во мне.
Сделав шаг к окну, я машинально провела пальцами по губам. Потом по щеке — там, где минутой раньше лежала его рука.
Я не знала, что делать с этим чувством. Оно было слишком большим. Слишком неожиданным. Слишком реальным.
Будто меня вдруг вынули из скорлупы, в которой я прожила все эти годы, и поставили перед зеркалом. Странную. Настоящую. Живую.
Давай, смотри на себя, узнавай заново.
Я подошла к шкафу, где хранила свои вещи. В самом дальнем углу лежали тюбики с краской, кисти и мой старенький мольберт, который я принесла от Вадима. Я так ни разу и не открыла его.
Память услужливо подкинула подходящее воспоминание — кусочек моего студенчества. Густой запах масляной краски, перемазанные пальцы, ночи без сна, когда я рисовала до рассвета. До замёрзших пальцев. До слёз.
Там, где днём звучал детский смех, теперь царила тишина, нарушаемая лишь шорохом кисти по бумаге. Школа будто затаила дыхание.
Я сидела на полу, окружённая красками, и увлеченно рисовала, не замечая ничего вокруг.
Не заметила я и тихий щелчок открываемой двери. Очнулась только тогда, когда раздалось многозначительное покашливание.
Я почувствовала, что он стоит за моей спиной. Его присутствие наполняло комнату сильнее запаха краски.
С расстёгнутым воротником, с лёгкой тенью усталости на лице, Руслан смотрел на меня и улыбался. Глаза его светились.
Я вздрогнула, быстро поднялась на ноги, стараясь спрятать за спиной свежую работу, будто на ней было что-то постыдное.
— Извините, не хотел вас напугать, — с улыбкой произнес Руслан. — И прерывать вас тоже не хотел.
— Что вы здесь делаете? — выдохнула я. На мне были старые джинсы, растянутая рубашка, волосы собраны кое-как в небрежный пучок.
— Проезжал мимо, увидел, что в школе горит свет. Не мог не выяснить что же здесь творится по ночам…
Руслан немного помолчал и потом добавил:
— Я почему-то так и подумал, что это вы.
— И решили проверить?
— И не пожалел.
Я почувствовала, как щеки вспыхнули.
— Так почему вы рисуете здесь?
— Больше негде, — я пожала плечами. — У подруги дома ребенок, и я не хочу их стеснять. Запах краски, свет, шум… Да и квартира у них небольшая.
— У меня большой дом, — вдруг сказал Руслан. — И очень пустой…
— Что, простите?
— Я к тому, что если бы вы захотели рисовать где-то, где много света и тишина, у меня есть одно местечко на примете.
Он замолчал, сделал шаг ближе. Я почувствовала, как внутри меня всё стало лёгким, почти невесомым, и одновременно болезненно живым.
— Разрешите посмотреть?
Я заколебалась. Эти рисунки были как дневник — слишком личные. Щеки вспыхнули, как в юности, когда я впервые показывала наброски из студенческой папки.
Но всё же кивнула и сделала шаг в сторону, открывая Руслану обзор на мольберт.
Он подошёл медленно, будто вступал в чужой мир и боялся спугнуть его тишину. Остановился, склонился чуть ближе, но не касался рисунка — только смотрел. Долго, внимательно.
Затаив дыхание, я ждала его вердикта. Почему-то он был очень важен для меня.
— У вас интересная рука, — сказал наконец Руслан. Его голос изменился — стал ниже, сосредоточеннее. — Линия не просто техническая, она живая. Как пульс или нерв.
Я смутилась, попыталась что-то сказать, но он поднял ладонь, прося не перебивать.
— Здесь, — он провёл пальцем в воздухе над углом листа, — осталось слишком много воздуха. Но это работает. Потому что зритель тянется к центру. К свету. Он не белый — он тёплый, как будто светит изнутри. Это редкость. Очень живая экспрессия.
Он замолчал, словно примеряя что-то внутри себя. А потом тихо добавил:
— Такие вещи не прячут. Их надо демонстрировать миру.
Я смотрела на него, не веря, что это говорит человек, который, казалось, живёт в мире сделок и контрактов.
— Вы рассуждаете как заядлый коллекционер и знаток искусства, — я усмехнулась, но в груди разлилось приятное тепло.
— Так и есть, — заявил Руслан. — Я коллекционирую живопись.
— А я думала, вы бездушный банкир…
— Рад, что мне удалось вас удивить. Вы вот меня часто удивляете. С самой первой встречи.
После короткой пикировки, мы замолчали. Я стояла, уставившись в пол, потому что вряд ли смогла бы сейчас выдержать его взгляд. Меня охватило странное чувство — будто он не просто увидел рисунок. Он увидел меня. Когда я уже и не надеялась, что кто-то сможет увидеть.
— Я хочу её купить, — сказал вдруг Руслан. — Теперь я точно знаю, чего не хватает в моем кабинете.
Эти слова мгновенно скинули меня с неба на землю. Снова речь зашла о деньгах. Он думает, что может купить все, что захочет, присвоить, оставить себе.
Но мой внутренний мир, моя боль, которую я выплеснула в рисунок, не продается.
— Нет, — покачала я головой. — Это... не для продажи. Это для меня. Вместо психотерапии…
Руслан снова внимательно на меня посмотрел. И в его взгляде было нечто такое, от чего мне сразу захотелось снова взять кисть и нарисовать. Его. Или нас...
— А что насчет этой? — он поднял с пола листок. Абстрактные линии, яркие мазки, что-то импульсивное, неровное, тревожное. Потом другой: силуэт женщины, закрывшей лицо руками, но сквозь пальцы пробиваются лучи.
— Это красиво, — сказал он тихо. — Очень живо. Глубоко.
— Я только начала снова, — пробормотала Лиза. — Не рисовала много лет...
— Вы знаете… В моем доме поместилась бы целая галерея ваших картин.
Я нервно улыбнулась — он уже второй раз упоминает свой огромный пустой дом. Мне хочется сказать, что я очень его понимаю — сама много лет просидела в подобном доме, как птица в клетке, умирая от тишины в нем и от одиночества, но слова не шли с языка.
— Простите, но я не продам.
Он кивнул. А потом наклонился чуть ближе.
— Тогда можно я хотя бы иногда буду приходить и смотреть, как вы рисуете?
Я не успела ответить, потому что Руслан вдруг потянулся к моему лицу.
— Ты вся в краске, — прошептал он, едва касаясь пальцами локона, выбившегося из пучка. — Даже на носу.
Я провела ладонью по лицу, но только размазала ещё сильнее.
— Ты такая красивая, когда рисуешь, — тихо сказал он. — В тебе столько силы... страсти...
Почему я пропустила тот момент, когда мы внезапно перешли на «ты»?
— Я вся лохматая и с пятном на щеке, — возразила я.
— В этом и красота.
Он подошёл ближе. Я чувствовала, как возле нас меняется воздух. Становится плотнее, тяжелее. Мне становится трудно дышать.
Как будто всё в мире остановилось — и остались только мы. Его дыхание, мои сбившиеся мысли.
— Руслан... — попыталась я что-то сказать, но тут он взял мои пальцы в свои. Его ладонь была горячей, сильной. Моя — холодная, нервная. Стало страшно. Слишком близко. Слишком хорошо.
Утро следующего дня было странным.
Руслан отвез меня домой, когда на востоке уже занималась заря. Мне удалось поспать пару часов, прежде чем меня разбудил яркий и насыщенный аромат. Сначала я подумала, что подруга купила себе новый освежитель воздуха с ароматом "весенний дурман".
Но когда я открыла глаза, в комнату заносили очередной букет роскошных цветов.
Я зажмурилась, поморгала, снова открыла. Нет, это был не сон — квартира подруги действительно превратилась в гигантскую оранжерею.
Будто весна решила прорваться в моё утро, несмотря на удушливое лето за окном.
Я села, ошеломлённо оглядываясь. Корзины. Букеты. Одиночные стебли и пышные охапки. Алые, розовые, кремовые, белые — розы всех цветов и оттенков заполонили комнату. Теперь она была похожа на гостиную типичной силиконовой эскортницы из Инстаграма.
Всю жизнь у меня были только дежурные букетики на дни рождения и годовщины. Казалось, подобное не для меня и не про меня.
А теперь я была как актриса из песни про миллион алых роз, хотя на самом деле я всего лишь бедный художник.
В ближайшем букете я заметила записку:
"Самой прекрасной женщине на планете. P.S. Надеюсь, не слишком перебор. Р."
Я невольно улыбнулась. Конечно же, это явный перебор. Но тот самый перебор, который создает сказку.
Самая прекрасная женщина — неужели это про меня? В чужой футболке, с торчащими в разные стороны непослушными волосами, помятая и сонная, в остатках краски, которые невозможно смыть, поскольку они въелись в кожу.
В комнату, балансируя между букетами, зашла Лена.
— Кажется, цветы скоро выселят нас из квартиры… Где мы будем жить? В розах, как феи?
Я виновато улыбнулась. Мне было до жути неудобно перед подругой, которая итак была сильно стеснена тем, что меня приютила.
— Интересный способ попросить прощения, — задумчиво сказал Лена, рассматривая букет. — Впечатляет.
— О чем ты? — я очнулась от созерцания цветов.
— Ну это же Вадим…? — подруга удивленно перевела взгляд на меня.
Я засмущалась. У меня не было времени сообщить подруге о том, что мои новые отношения уже пересекли кое-какую черту…
— Хочешь сказать, что это не бывший? А кто же тогда? — начала допытываться Лена, сгорая от любопытства.
Я молча покачала головой.
— Что, уже кто-то новый?
— Это… от Руслана, — призналась я. — Прости. Я сама немного в шоке.
— Немного? — у Лены буквально отвисла челюсть от удивления. — Что же ты ему сделала? Вы с ним что, ночью тайно расписались?
Я покраснела.
— Ладно, захочешь — сама расскажешь, — буркнула она, осторожно переступая через розы на полу. — Не буду в душу лезть. А если серьёзно — я за тебя рада. Правда. Ты как будто вся светишься.
В этот момент из комнаты выскочила её дочка — в пижаме и с заколкой в виде короны.
— Мама! Я буду играть в принцессу в цветочном замке! — заявила девочка, хватая букет.
Мы с Леной засмеялись.
— Ну вот, — выдохнула подруга, — с одной стороны в квартире случился цветочный апокалипсис, но с другой — счастливая подруга и довольная принцесса. Считай, что я сегодня не ворчу.
— Спасибо, — я подошла и обняла её. — Честно, я сама не ожидала, что выйдет вот так.
Эта ситуация подарила мне не только ощущение счастья и лёгкости, как в романтических фильмах, но и тревожный комок в горле. Всё казалось слишком нереальным — как будто это происходило не со мной. Как будто я не достойна такого.
Вчерашняя ночь… её след до сих пор был на моей коже, в запахе краски на пальцах и в легкой ломоте в теле.
Я пыталась не думать. Раствориться в делах, спрятаться в повседневности, с головой уйти в уроки. Но когда экран телефона загорелся, и я увидела имя "Руслан", всё внутри резко сжалось.
— Привет. Мне срочно нужна твоя помощь, — заявил он сразу.
— Что случилось?
— У нас снова ЧП. Сашу некому забрать из школы. Одна няня в отпуске, у другой неотложные семейные обстоятельства. Нужно, видимо, третью нанимать… Это не будет слишком наглым, если я тебя попрошу? Мой водитель заедет, отвезёт вас. Я приеду чуть позже.
— Да, конечно… Разумеется… — я растерялась.
Он поблагодарил и сразу же отключился.
Водитель оказался молчаливым и вежливым, а машина — огромной и тихой. Саша предвкушала, как мы весь вечер будем рисовать замки с принцессами и драконами. Кажется, она была рада тому, что я еду с ней.
Когда мы вошли, я не сразу поняла, что это действительно чей-то дом, а не картинка из интерьерного журнала. Он был слишком большим, пустым и безупречным. Немного напоминал мне тот, в котором жили мы с Вадимом, только здесь, по крайней мере, звучал детский смех.
Ножом по сердцу мне резанула мысль о том, насколько сильно нашему дому не хватало этого. Потому что этот дом, несмотря на свою холодную роскошь, постепенно начал преображаться, стоило только Саше зайти.
— Чем займемся? — спросила она. — Хочешь, посмотрим мультики?
Она указала на огромный экран во всю стену, который висел в гостиной. Там было установлено что-то типа домашнего кинотеатра.
— Может мы что-нибудь приготовим? — неожиданно предложила я.
— Сами? — удивилась девочка.
— А что?
— Но готовят же обычно специальные тети… Или еду привозят уже готовую.
Кажется, девочка была максимально далека от реалий жизни.
Мне все-таки удалось увлечь ее на кухню, которая была устроена по последнему слову техники, как для ресторана.
— Можно я сама разобью яйцо? — понаблюдав немного за моими действиями, спросила Саша. Я кивнула, и девочка взяла его двумя руками, будто хрустальный шарик.
— Доверяю тебе важную миссию, шеф-кондитер, — ответила я, подставляя миску. Яйцо размазалось больше по столу, чем попало в тесто, но какая разница, если девочка искренне заинтересовалась? Я пообещала, что в следующий раз точно получится лучше, и Саша с энтузиазмом взялась мне помогать.
Мы нарезали бананы, взбивали тесто и соревновались, у кого получатся самые смешные блины. Она хохотала так звонко, что эхо пробежалось по стенам, распугивая пустоту. Не только дом начал наполнялся жизнью. Наполнялась и я. Там, где раньше пустовало что-то очень важное, поселилась маленькая девочка с озорной улыбкой.
— Я не могу держать тебя насильно… Ты можешь уйти, — сказал Руслан, устраиваясь рядом с домиком из подушек. — Но я очень хочу, чтобы ты осталась...
Моя ладонь скользнула по его руке — сама, непроизвольно. Неужели этому уверенному, сильному мужчине тоже бывает одиноко?
— Я не знаю, что между нами, — прошептала я. — И не уверена, что ты тоже знаешь…
Руслан провёл рукой по волосам, тяжело выдохнул. Его взгляд стал серьёзнее.
— Лиза, мы уже не дети. Не влюблённые подростки, которые играют в недосказанность и ходят за ручку. Мы можем, конечно, сходить на пару десятков свиданий, но… Зачем тянуть? Мы взрослые люди, мы оба… Много чего пережили.
Сердце застучало быстрее. Я смотрела на него — сильного, уверенного, взрослого — и чувствовала, как в душе поднимается волна тревоги и нежности. Это был первый раз, когда Руслан пусть и косвенно, но все же упомянул о своем тяжелом разводе.
В этот момент девочка заворочалась, растревоженная нашим разговором, и мы сразу же поднялись с пола и вышли из комнаты.
— А как же Саша? — вырвалось у меня, когда я тихо прикрывала дверь в гостиную. — Как ей это объяснить? Ты подумал об этом?
Руслан нахмурился, сделал шаг ко мне.
— Признаюсь честно, что отчасти это из-за нее… — сказал он. — Девочке нужна…
— Мама, — закончила я за него. — Но она у нее уже есть. И мне, как бы я того ни хотела, никогда ею не стать… Я всего лишь ее учительница рисования. И больше всего на свете я боюсь подорвать ее доверие тем, что неожиданно поселюсь в доме с ее отцом…
Лицо Руслана исказилось, словно от боли.
— Ты не знаешь ту женщину… Язык не поворачивается назвать ее матерью…
— Нельзя лишать женщину звания матери только из-за того, что у вас с ней не сложился брак.
— Ты не понимаешь, — Руслан одним резким жестом прервал все мои измышления на этот счет. — И не будем больше об этом говорить. Отвратительная история.
Мы прошли на кухню, где Руслана ждала большая тарелка банановых оладий.
— Саша их приготовила, — сказала я, пододвигая блюдо к нему.
— Саша? — в его голосе послышалось нешуточное удивление. — Быть такого не может!
— Ну я ей совсем немножко помогла.
Руслан взял один блинчик и с удовольствием съел.
— С тех пор, как ты появилась, она наконец-то начала улыбаться не из вежливости, а по-настоящему, — сказал он, отставляя тарелку в сторону. — Ты стала для неё... Как свет.
Я отвела взгляд, потому что не выдерживала силы его слов.
— Но она ребёнок, — прошептала я. — Если мы… если что-то пойдёт не так, она снова будет страдать… Она уже прошла через развод родителей. Я не переживу, если ей снова будет больно…
— Как и я, — Руслан взял мою руку и прикрыл ее обеими ладонями, согревая своим теплом. — Ничего не пойдёт не так, если мы оба будем честны. А мы будем!
— Но ты меня совсем не знаешь…
— Ошибаешься... Я очень, очень хорошо тебя знаю, — заявил вдруг Руслан. — Ты, кажется, забыла, что я являюсь владельцем банка, в котором работает твой бывший муж?
— Нет, но как это связано…
— Я заметил тебя еще на корпоративе. И долго наблюдал. За тобой очень интересно было наблюдать. Ты всегда была… другой. Не такой, как остальные женщины. Несмотря на то, что очень старалась соответствовать их глупым стандартам.
— Но как же… Я тебя не помню…
— Конечно. Ты не замечала никого вокруг, — Руслан слабо улыбнулась. — Кажется, ты не видела даже людей, с которыми приходилось разговаривать…
— Ты прав, — воспоминания об этой пытке нахлынули, и я почувствовала спиной холод. — Я тогда была…
— Очень грустной, — закончил Руслан за меня.
Я опустила глаза. Банковские корпоративы действительно были настоящим испытанием для моих нервов. Я надевала высокие каблуки, делала идеальную укладку и весь вечер сидела с приклеенной улыбкой. Слушала, как жены банкиров наперебой хвастаются своими детьми, как обсуждают частные школы и новогодние утренники. А я… Кивала и улыбалась, особенно остро ощущая свою никчёмность.
Вадим любил говорить, что я замкнутая, хотя я из кожи вон лезла, чтобы поддерживать светские разговоры. Мне приходилось каждый раз придумывать, почему у нас до сих пор нет ребёнка. И улыбаться в лицо тем, кто хвастался беременностями, словно это медаль за особые заслуги.
Я вздохнула и выпрямилась, словно пытаясь стряхнуть с себя боль тех лет. За разговором я будто снова окунулась в прошлое, и это было невыносимо.
Но Руслан продолжал делиться воспоминаниями.
— Ты всегда была очень сдержанная, тихая, но, когда смеялась — будто солнце в комнату входило. Я не мог понять, как… Как он может этим не дорожить? Он все время хвастался перед коллегами — где, когда, с кем… Что у него есть квартира для свиданий…
У меня перед глазами все поплыло. Он говорил о Вадиме. Я догадывалась, что муж и раньше мне изменял, но слышать это все равно больно.
Я опустила взгляд, а Руслан тихо добавил:
— Кроме того, я навёл справки. Прежде, чем тебя приняли на работу в школу — я должен был убедиться, что могу доверять тебе свою дочь. Это странно, я знаю, но…
— Это очень странно, — перебила я, — И пугающе.
— Понимаю, как это звучит. Но и ты меня пойми — человек моего уровня должен перестраховываться. Особенно если один раз он уже очень сильно обжегся.
Я молчала. Мой пульс гремел в ушах. Его искренность ошеломила, но злилась ли я на него? Наверное, нет. На его месте я бы, возможно, сделала бы тоже самое. Разве можно доверить свое сокровище кому-то, кого ты не знаешь?
— Раз ты навел справки обо мне, значит, полагаю, ты уже в курсе…? — я начала говорить о самой болезненной для меня теме.
Я не могла не обсудить ее. Да, может быть, сейчас у нас с Русланом все не так серьезно, может быть, в конце концов мы до этого никогда не дойдем, но я обязана предупредить его, чтобы он ни на секунду не испытывал ложных надежд. Мне хватило разочарований Вадима.
Солнце мягко пробивалось сквозь шторы, разливаясь по полу тёплым светом. Я сидела на полу в мастерской — теперь я без стеснения называла её так. Моя комната в доме Руслана. Запах масляных красок, холста, кофе и много солнца.
Я сидела по-турецки, босиком, в старой рубашке Руслана. Волосы были собраны наспех, несколько прядей постоянно лезли в глаза. Веснушки после нашего отпуска на море стали ярче — много лет я старательно их выводила. Теперь же носила их с гордостью.
Кисть двигалась по холсту будто отдельно от меня. Я просто подчинялась вдохновению. Внутри было спокойно, радостно, умиротворенно. Я улыбалась, предвкушая очередной счастливый день впереди.
Сегодня пора было возвращаться к обычной жизни после отпуска.
Я почувствовала его. Почувствовала кожей, затылком, сердцем. В комнате все стало иначе, когда он появился на пороге.
— Я знаю, что ты здесь, — сказала я, не оборачиваясь. — Хватит подглядывать!
Через мгновение я почувствовала теплые руки на своих плечах, его дыхание у своей макушки, его губы — тёплые, нежные, которые прикоснулись к моей шее.
— Ты услышала меня? — прошептал он, обнимая.
— Ага. Ты очень громко сопишь.
Руслан уселся рядом, и я показала ему набросок. Тёплые цвета, женский силуэт, лёгкий ветер в траве. Всё — про свет. Про меня. Про нас.
— Твоя выставка уже скоро, — напомнил он.
Я замерла, кисть зависла в воздухе. Резкий укол тревоги выбил воздух из легких.
— Скоро? Впереди еще три месяца!
— Надо готовиться заранее, — продолжил настаивать Руслан.
— Давайте я сама разберусь, господин банкир, — я повернулась к нему и шутливо коснулась кисточкой его носа. — Это ваши цифры любят строгий расчет и план. А вдохновение сроки не любит.
— Зато выставки любят сроки. Она уже назначена.
— Тебе легко говорить, — я нахмурилась. — Не тебе стоять в галерее и видеть, как кто-то морщит нос у твоего полотна…
— Хочешь отменить?
— Нет, — я твердо покачала головой. — Ни за что!
Я пообещала себе, что не буду отступать перед трудностями, что буду стараться быть смелой. Собственная выставка — это один из шагов, который пугал до жути. И именно поэтому я твердо решила его совершить.
Руслан наклонился ближе, его ладонь легла на мою.
— Ты прекрасна. Твои рисунки прекрасны.
— Ты не объективен, — я засмеялась. — Ты влюблён.
Он усмехнулся тепло и прижал меня к себе сильнее. Ему пора было уходить, возможно, он уже опаздывал на очередное совещание, но все равно оставался рядом и слушал мои жалобы.
— Мне нужно выезжать, — сказал он тихо. — Я отвезу Сашу…
— А я ее заберу, — закончила я за него. После моего переезда мы почти отказались от нянь, осталась только одна для подстраховки. — Будем тебя ждать. Не задерживайся…
— Ни за что, — пообещал Руслан, поцеловал меня в висок и направился к двери.
— Только не забудь поесть, хорошо? — он на миг остановился. — Ты сегодня не завтракала.
— Конечно!
Сегодня у меня действительно не было аппетита, и это не могло не радовать, потому что на отдыхе я сильно поправилась. Не могла отказаться от вкусностей, которыми Руслан неустанно меня баловал. Кроме того, Саше был необходим партнер по поеданию итальянского мороженного – джелатто, которое она поглощала в промышленных масштабах.
А сегодня с утра — как отрезало. Аппетита нет и немного подташнивает. Но это неудивительно после длительного перелета и дороги.
Вспомнив о Саше, я снова улыбнулась. Я готовилась к худшему. Думала, она будет ревновать папу, сторониться меня или просто замкнется в себе, как делают дети, когда чувствуют, что в их семье что-то кардинально меняется, а их мнения не спросили. Но получилось ровно наоборот — Саша приняла неожиданные перемены с таким энтузиазмом, будто только их ждала.
Она просто сказала: "Теперь мы будем жить втроём? Класс. Тогда я покажу тебе, где у нас спрятаны конфеты, папа про них не знает."
Кажется, Руслан был прав. Саше очень нужна была… мама.
Я не претендовала на то, чтобы ею стать. Не лезла ей в душу, не бралась за ее перевоспитание. Я просто была рядом. Как старшая подруга. Надеясь, что она позволит мне просто быть в ее жизни.
На отдыхе мы с ней сутками рисовали, собирали камни в форме сердечек и необычные ракушки, устраивали "салон красоты" из подручных средств. Руслан работал прямо на пляже — ноутбук, наушники, зум-звонки, и только смеялся, когда мы с Сашей с криками пробегали мимо, в очередной раз обливаясь водой.
Я смотрела на неё — солнечную, шумную, счастливую — и где-то глубоко внутри чувствовала, как у меня в груди разворачивается что-то тёплое. Что-то, что раньше было болью.
Она не просто впустила меня в свою жизнь. Она будто вытащила меня из моей собственной.
Мои размышления прервал звонок в дверь. Резкий, нетерпеливый, настойчивый.
Я подумала, что Руслан вернулся за школьным рюкзаком Саши, который они частенько забывали, и, бросив кисть, побежала к двери.
— Сейчас, секундочку!
Звонок прозвенел ещё раз, на этот раз чуть дольше, и почти сразу за ним последовал глухой стук — кто-то начал барабанить кулаком в дверь. Кто-то явно очень настойчивый, не терпящий отказов.
Я застыла. Ни Руслан, ни тем более Саша так стучать не могли.
А вдруг что-то случилось?
Я снова рванула вперед и распахнула дверь.
На пороге стояла молодая девушка. Очень высокая и очень худая. С идеально гладкими белыми волосами, в коротком платье и солнцезащитных очках, перекинутых на макушку.
Пока я стояла в ступоре, блондинка практически ввалилась внутрь, толкнув меня плечом. Она не сомневалась, что имеет полное право на то, чтобы сюда зайти.
— Где Руслан? Он дома? — требовательно произнесла девушка, оглядываясь и прислушиваясь к царящей в доме тишине. Она не удостоила меня даже взгляда.
— На работе, — растерянно произнесла я.
— А где Саша? — блондинка наконец посмотрела на меня. Оглядела с головы до пят. Взгляд задержался на моих домашних штанах и заляпанной рубашке. Ярко-накрашенные губы тронула лёгкая усмешка. — Скажи Руслану, что мне срочно надо с ним поговорить.