Измена. Семья для бессердечного

1

— Мария, что ты тут делаешь?

Папа поднимает взгляд от бумаг, которые читал, пальцем толкает дужку очков повыше на нос и хмурится.

Он всегда называет меня полным именем. Как и сестру с мамой. Сантименты — это не про него.

Но я точно знаю, что он любит семью больше жизни. Отец показывает это делом. Защищает и оберегает. А тёплые слова приходится говорить нам…

Обхожу его рабочий стол, заваленный стопками документов, обнимаю за плечи и целую в седой висок.

Большой беременный живот мешает сделать это так ловко, как выходило прежде, но я справляюсь.

Отец остаётся напряжённым, но одобрительно хлопает ладонью по моему плечу.

Это значит, что он рад меня видеть.

— Ты забыл дома таблетки от давления, и мама попросила меня отвезти их тебе, — объясняю я.

Достаю из сумочки маленькую картонную коробку с лекарством. Прямо на упаковке мама ручкой написала нужную дозировку, чтобы он не перепутал.

Папа раздражённо ворчит и быстро прячет коробку в карман пиджака. Он считает, что сильные мужчины должны ходить с высоким давлением и не обращать на это внимание.

Мама устала с ним спорить и, чтобы не поругаться с мужем, попросила меня доехать до офиса. Из её рук он мог бы и не взять, а мне редко отказывает. Дочки — его слабость.

— Раз уж ты здесь, отнеси это мужу, — папа берёт с края стола флешку и кладёт её мне на ладонь.

— Нику? — я рассматриваю маленький прямоугольник с логотипом нашей фирмы на белом корпусе.

— У тебя что, есть ещё какой-то муж? — недовольно спрашивает отец.

Улыбаюсь и снова целую папу в висок.

— У меня один очень вредный отец и один до обидного серьёзный муж, — шутливо произношу я.

Наверное, я полюбила Ника, потому что он похож на папу. Выглядит как неприступная скала. А внутри…

Впрочем, внутри он тоже скала.

Грустнею немного. Иногда мне хочется, чтобы муж больше показывал свои чувства. Он ведь любит меня?

С нежностью глажу большой живот — вот лучшее доказательство его любви. Мы женаты и ждём нашего первого ребёнка.

— Это электронный ключ, — папа кивает на флешку, которую мне отдал, — твой муж должен сегодня подписать документы. Он знает. Иди найди, где он там шляется!

Ник и папа давно знают друг друга. Много лет назад папа взял на поруки почти беспризорного мальчишку, в котором увидел потенциал. Потом Ник решил быть военным и долго служил по контракту. Затем строил свой собственный бизнес. А три года назад выкупил половину папиной компании.

На самом деле он спас тогда нашу семью от банкротства. У папы накопились долги, которые мы не смогли бы выплатить.

С тех пор они партнёры.

Ник — воплощение мужественности. Крепкий, как медведь. Под два метра ростом. Молчаливый и строгий, как папа. Суровый… Рядом с ним страшно лишнее слово сказать.

Ну ничего. Во мне хватит нежности на нас двоих. Даже на троих.

Прижимаю ладонь к животу там, где чувствую лёгкий пинок. Скоро у меня родится мальчик, похожий на Ника. И я заранее очень его люблю.

Иду к кабинету мужа с зажатой в руке флешкой.

Он сегодня забыл поцеловать меня перед тем, как уйти на работу. Глупо, но я расстроилась…

Отдам ему флешку за поцелуй!

На душе теплеет, и я прибавляю шаг. Здороваюсь, встречаясь с сотрудниками по дороге. До того, как уйти в декрет, я помогала папе в офисе, поэтому почти со всеми знакома.

Едва расходимся в тесном коридоре с рабочим, несущим большую пыльную коробку со склада. Он немного задевает меня, и на светлом платье остаётся грязный след.

Отряхиваюсь, стараясь убедить себя в том, что Ника не разочарует мой вид. Я ведь нравлюсь ему не из-за опрятной одежды, верно?

Мы уже год женаты. И он совсем не любит рассказывать о своих чувствах и вкусах…

Здороваюсь с секретаршей Ника и толкаю дверь в его кабинет, заранее растягивая губы в улыбке.

Пусто. За столом никого нет.

— Никита Сергеевич сказал, что пойдёт на склад номер три, — говорит секретарь. — Подождёте его здесь?

Качаю головой.

— Нет, пойду найду его там.

Спускаюсь на лифте на первый этаж, выхожу из офиса и обхожу здание. Вход в склад номер три — с соседней улицы. Туда подъезжают грузовики с товаром для разгрузки.

После охлаждённого кондиционером воздуха уличная духота кажется в два раза более удушливой. Августовское солнце жарит, нагревая городской асфальт. Над ним летает пахнущая мазутом мутная дымка.

Скорее бы сентябрь! Хочется свежести и туманов — не над асфальтом, а над речкой.

Откидываю с лица прилипшую тёмную прядь. Подцепляю пальцами ткань платья на груди и трясу, пытаясь охладить кожу.

У ворот разгружают фуру. Рабочие ходят туда-сюда с тяжёлыми коробками. Осторожно, чтобы ни с кем не столкнуться, прохожу мимо и ныряю в помещение склада.

Визуализация

Ник Верещагин. 36 лет. Выглядит как скала. А внутри, похоже, айсберг.

Маша. 24 года. Жена Ника. Верит, что у них любовь, но так ли это?

2

Муж давит незнакомой девке на спину, заставляя прогнуться, и… грубо, одним движением задирает юбку. Его мускулистое, медвежьих размеров тело нависает над хрупким женским…

Перед глазами темнеет от шока. Одной рукой хватаюсь за стену. Вторую прижимаю к большому животу, в котором растёт наш сын.

Больно так, что хочется кричать и плакать одновременно.

В ушах шумит… Голова кружится.

Я больше не вижу стройной блондинки в излишне облегающем деловом костюме с неприлично короткой юбкой. Но прекрасно знаю, что она там делает с моим мужем!

— Зачем ты… женился? — шепчу беззвучно. Одними губами.

Не знаю как, но Ник слышит. Через секунду оказывается возле меня. Берёт под руки. Придерживает, не давая упасть.

Перед глазами всё ещё плывёт. Но своего мужа я и зажмурившись ни с одним другим мужчиной на свете не перепутаю.

— Успокойся и сделай вид, что ничего не видела, — доносится до меня безжалостно холодный голос Ника.

Как это «не видела»?

Пытаюсь отдышаться и прийти в себя.

— Какой чёрт тебя сюда принёс?! — раздражённо цедит муж.

Раскрываю ладонь, в которой продолжаю сжимать электронную подпись.

— Папа просил передать…

— Ясно.

Ник забирает флешку с моей ладони и убирает себе в карман.

— Пришла в себя? — спрашивает он сухо.

— Нет…

Зрение и ощущение пространства вокруг медленно возвращаются. Я цепляюсь за рубашку на плечах мужа, как за опору, но с каждой секундой понимаю, что… не хочу этого делать… не хочу прикасаться к нему…

Он меня предал! Он…

Собирался поиметь какую-то девицу прямо посреди рабочего дня. Рядом с офисом, где работает мой отец!

— Маша, давай без истерик. Понимаю, неприятное для тебя зрелище, но оно тебя никак не касается.

— Как это «не касается»… — шепчу дрожащими губами.

— А как оно тебя касается?

Сдержанный голос Ника звучит спокойно. Он будто терпеливо объясняет глупому ребёнку, что дважды два будет четыре…

— Ты изменяешь мне! — срываюсь в хрип, выдавая, насколько мне больно.

— Нет, — коротко отвечает муж. — Никогда не рассматривал никого, кроме тебя, в качестве жены и матери своих наследников. Ни разу не думал о том, чтобы заменить тебя кем-то другим.

Скольжу загнанным взглядом по его лицу. Прямой нос, тёмные, глубоко посажённые глаза и тонкие губы… Ни намёка на мягкость.

В хмуром взгляде — абсолютная, непреклонная уверенность в своей правоте.

Мы будто говорим на разных языках! Он не понимает…

Облизываю пересохшие от волнения губы.

— Та блондинка в комнате… наверное, ты задрал ей юбку, чтобы отшлёпать? Решил наказать за то, что говорила глупости?

Рот Ника растягивается в ухмылке. Он окидывает меня уже не таким безразличным взглядом.

— Можно сказать и так, Маша. Видишь, ты сама придумала, как назвать то, что увидела.

Не могу поверить в происходящее. Всё ещё кажется, что так не может быть…

Мы ведь любим друг друга! У нас идеальная семья! Я была бы для Ника самой лучшей женой… Любила бы его… заботилась бы о нём от всей души… Как мама о папе.

Ник раздражённо вздыхает.

— Нет никакой блондинки, Маша. Всё. Тема закрыта. Поезжай домой и займись выбором коляски или… что ты там ещё обычно делаешь, пока я на работе?

Это стерпеть уже не выходит.

Я не думаю. Действую.

Быстрее, чем успеваю испугаться собственной наглости, залепляю мужу пощёчину.

Рука врезается в твёрдую, как камень, щёку. Слышится звонкий шлепок.

Мою ладонь начинает жечь, а Ник…

Он будто цепенеет. На скуле наливается красным пятно. Вздуваются желваки…

В шоке смотрю на последствие своего поступка. Я его… ударила!

Что же сейчас будет?

Сердце отчаянно бьётся, когда я поднимаю взгляд выше — к его глазам. А там…

Ледяной огонь. Смертельная буря.

В ужасе смотрю, как на лице мужа расплывается по-звериному хищная улыбка…

***

Дорогие друзья, если начало вам понравилось, не забудьте, пожалуйста, добавить книгу в библиотеку и нажать на звездочку!

И отдельная благодарность тем, кто оставляет комментарии! Это важно для автора. ❤️

3

Резким движением Ник хватает меня за плечи. Ловит в ловушку, не позволяя дернуться ни вправо, ни влево.

Не стоит и пытаться. У нас с ним разница в комплекции, как у тигра и котёнка…

Дышит шумно. Через силу. Словно пытается не дать волю чувствам. Прожигает меня таким взглядом, что по позвоночнику бегут мурашки.

— Ты получишь сдачи… потом… — хрипло выдыхает он.

В шоке округляю глаза и даже приоткрываю рот. Он собрался ударить меня в ответ?

Уголок губ Ника дергается в сторону.

— Я имел в виду секс, Маша… Когда родишь моего сына и для тебя это будет безопасно, я припомню тебе эту пощёчину…

Мой рот невольно открывается ещё шире. Чем он угрожает мне?

Это вообще как?

Пользуясь моим замешательством, Ник берёт меня под локоть и начинает тянуть за собой — к выходу со склада.

Вырываю свою руку из его хватки и отхожу в сторону. Хотелось бы отскочить, но моя координация пока оставляет желать лучшего.

В подтверждение этого факта я тут же зацепляюсь носком туфли за лежащие на полу доски и едва не теряю равновесие.

Муж успевает подхватить.

— Не трогай меня, гад! — шиплю, вернув себе равновесие.

Отпихиваю от себя его руки.

Меня колотит. Ладони трясутся, как от сильного холода. Не могу остановить это…

— Хватит, Маша!

— Хватит что?

Мы выходим на улицу. Палящее солнце тут же обжигает кожу и слепит глаза.

— Хватит истерить, — ледяным тоном цедит Ник.

Делаю глубокий вдох и выдох. Он прав. Истерика ни к чему.

Я ещё не успела осмыслить… решить что-то. В голове нет готовых ответов.

Что мне делать прямо сейчас? Что сказать ему? И главное — как перестать чувствовать ту боль, что раздирает душу.

— Я отвезу тебя домой, — говорит Ник.

Сейчас как никогда меня бесит его ледяное спокойствие. Наверное, потому что до меня наконец доходит, что это… безразличие!

Ему просто плевать. На меня. На нас. На всё.

Мы стоим у кирпичной стены. На залитой солнечным светом улице. Пахнет бензином от грузовика рядом, свежевыпиленными досками со склада и горьким одеколоном Ника.

— Я не поеду с тобой, — твёрдо произношу я.

Раньше я не спорила с мужем. Никогда. Не то чтобы это было возведено мной в культ или было чем-то обязательным...

Просто так выходило само собой. У Ника — жёсткий, командный характер. У меня — мягкий. Мне нравилось ему уступать. Это казалось естественным.

Но сейчас меня воротит от мысли, что нужно сесть с ним в машину…

Вздрагиваю, когда рядом слышится рычание Ника. Он сжимает ладонь в кулак и… бьёт кирпичную стену.

Как боец на ринге. Как настоящий… псих!

Едва успокоившийся пульс снова разгоняется. Становится страшно…

— В машину. Живо, — командует муж.

От шока я не нахожу в себе сил на сопротивление. Позволяю ему снова взять меня под локоть и довезти до припаркованного на стоянке за углом «мерседеса».

Ник открывает для меня дверь и давит на плечо, заставляя сесть в салон. Затем садится за руль, включает зажигание и тут же трогается с места.

Молча смотрю на его руки, с силой сжимающие руль. Даже костяшки побелели.

Он ведь не такой… Он ни разу и пальцем меня не тронул. В общем-то, и грубого слова не сказал…

Потому что ты не перечила — подсказывает внутренний голос.

— Пристегнись! — велит муж, не сводя глаз с дороги.

Тяну ремень безопасности, перекидываю его через живот и защёлкиваю замок.

Муж ведёт машину аккуратно, избегая резкого торможения и крутых поворотов. Но, судя по плотно сжатым челюстям и суженным глазам, он с удовольствием вжал бы сейчас педаль газа в пол и спустил пар с помощью большой скорости.

Молчим всю дорогу.

Я всё ещё в шоке. Не могу поверить, что он правда предлагает мне закрыть глаза на измену…

Как он себе это представляет? Я сделаю вид, что ничего не было? Буду готовить ему ужин, целовать, когда он уходит, и… ложиться с ним в одну постель? После других?

Накатывает тошнота. Прикрываю рот рукой, чтобы сдержать позыв.

— Притормозить? — спрашивает Ник и тут же сбрасывает скорость.

Качаю головой.

— Не нужно. Меня тошнит не от тряски, а от тебя.

4

Ник идёт не торопясь. Твёрдой походкой. Если бы не глаза, будто подсвеченные изнутри магнитическим светом, можно было бы подумать, что он абсолютно спокоен.

Вообще не понимаю, чего от него ждать…

Ударит? Схватит?

Передо мной будто незнакомец, поведение которого мне не предсказать.

Раз он оказался способен на циничную измену, то может пойти и на другие мерзости…

Когда муж останавливается, дойдя до кровати, у меня перехватывает от страха дыхание. Не могу вымолвить ни слова. Тупо сижу, вжавшись в подушки и изголовье, и затравлено смотрю на того, кто только что ударом ноги выломал дверь…

Ник сглатывает. Кадык на его шее поднимается вверх и опускается вниз.

Смотрит на меня молча, а затем… наклоняется прямо к моему лицу и… целует в щёку.

— Спокойной ночи, Маша. Сегодня я переночую в гостевой спальне.

Кажется, у меня слуховые галлюцинации…

Муж выпрямляется.

— И запомни: в моём доме для меня нет закрытых дверей. Не пытайся манипулировать замками или молчанием. Со мной это не сработает.

Не дожидаясь ответа, Ник разворачивается и идёт обратно к двери.

Щупает вырванные из косяка облицовочные панели. На пол сыпятся щепки…

Ник наступает на них, когда выходит из нашей спальни. Слышится неприятный хруст, заставляющий меня снова поёжиться.

Шаги мужа смолкают, а я ещё долго сижу неподвижно, прижавшись спиной к стене, и смотрю перед собой.

И это мой брак…

Он даже не поговорил со мной! Не объяснился. Не попросил прощения, в конце концов!

А что толку, если бы попросил? Сама не знаю… Просто так обидно и горько, что хочется унять это хоть чем-то.

«Сделай вид, что ничего не видела…»

И всё. У меня даже права возразить нет?

А та блондинка? Кто она? Говорила так, будто знала Ника не первый день… У них роман? Давно?

Я успела разглядеть, что она… красивая. Стройная, фигуристая… И лицо тоже ничего.

Она возбуждает Ника больше, чем я? Поэтому он…

С мучительным стоном обхватываю голову руками и сползаю на бок.

Не хочу о ней думать! Не хочу!

И всё равно в голове бродят неприятные мысли, от которых никуда не деться…

Это из-за того, что моя фигура изменилась во время беременности? Или из-за того, что пока мучилась от токсикоза, мне не очень хотелось…

Или…

Или просто Ник никогда не любил тебя, Маша. И, возможно, даже не собирался быть верным.

Подушка под моей щекой почему-то становится мокрой. Провожу пальцами по коже — там влага. Я плачу по подлецу, который этого не достоин!

И слёзы не собираются заканчиваться.

Наверное, я так и проваливаюсь в сон в конце концов, не найдя в себе сил, чтобы забраться под одеяло.

А когда открываю глаза утром, обнаруживаю, что кто-то укрыл меня пледом.

Телу тепло, но в душе всё обледенело... Вчерашний накал эмоций схлынул, оставив после себя опустошённость.

Откидываю плед, встаю с постели и переодеваюсь в домашнее платье. Действую машинально, словно робот. Да и чувствую себя так же. Словно всё потеряло смысл.

Как же мне с этим справиться?

Ответов нет, поэтому я продолжаю просто делать что-то дальше — без всякой цели. Расчёсываю волосы и чищу зубы. Застилаю постель.

Потом перешагиваю валяющиеся у входа на полу щепки и иду на кухню.

Ник ждёт меня там. Сидит за кухонным столом и пьёт кофе из кружки, которую подарила ему я.

Долго искала на аукционах в интернете чайную пару из костяного фарфора девятнадцатого века именно этой фирмы и коллекции. На блюдце и самой кружке изображена пара белых голубей. Изящный и лёгкий голубой контур. Тонкие линии. Птички будто летят…

Мне казалось, что это символ любви. Нашей с Ником любви.

Муж ставит чашку с кофе на блюдце и отрывает взгляд от телефона, в котором набирал сообщение.

— Доброе утро, Маша, садись.

Утро не доброе. И делать, как он велит, я не собираюсь, поэтому остаюсь стоять возле стола.

Ник хмурится, когда я не подчиняюсь. Неужели всерьез ждёт, что я буду покладистой и заботливой, как раньше?

Он берётся за спинку стоящего рядом со мной стула и отодвигает его от стола, чтобы мне было удобнее сесть.

— Давай поговорим, — предлагает муж.

***

Дорогие читатели, эта книга участвует в Литмобе "Изменяет, но не отпускает". Хочу рассказать вам об еще одной истории из нашего Литмоба:

5

Медленно опускаюсь на стул.

Можно и поговорить.

Знаю, что мне будет больно, но на самом деле отчаянно хочу узнать… его мотивы… Понять, где совершила ошибку.

Ник откладывает телефон на стол экраном вниз и вздыхает.

Он такой свежий… Кажется, выспавшимся. В чистой рубашке и выбрит. У него обычный день…

Это у меня вчера произошёл крах всех надежд на будущее. Это мой мир разбился вдребезги.

А Ника мои проблемы, похоже, не волнуют.

— Я никогда не обещал тебе верность, — хладнокровно заявляет Ник.

— Верно, не обещал…

Ник просто сказал «да» в ЗАГСе во время свадьбы. Я думала, это значит для него то же самое, что и для меня. Но, видимо, в этом и была моя ошибка…

— Верность подразумевается сама собой, Ник, — говорю я. — И то, что я вчера ВИДЕЛА, меня не устраивает.

— Поздно выставлять дополнительные условия, детка, — Ник усмехается. — Раньше надо было думать. До заключения сделки…

Замираю на пару секунд, вдумываясь в его слова.

— Ты называешь сделкой… наш брак?

Смотрю на мужа вытаращенными глазами. Не может быть, чтобы мы настолько по-разному видели нашу жизнь…

Ник совершенно невозмутимо кивает.

— А это тогда что? — я обхватываю ладонями свой большой живот.

— Это смысл сделки, малышка. Её суть, так сказать. Разве не ради детей затевается вся эта суета с браком и семьёй?

Ого.

Откидываюсь на спинку стула и замолкаю. Мне нужно ещё немного времени, чтобы переварить…

— Знаешь, пожалуй, меня не устраивает такая… сделка, — выдаю, решившись.

Я совсем не уверена в своих словах. Голова и сердце кричат о том, что поступок Ника недопустим. Но… я правда готова прямо сейчас потребовать развод?

От собственной смелости у меня подскакивает пульс.

— От любой сделки можно отказаться. Законом предусмотрен такой вариант… — продолжаю я.

— Исключено, — перебивает меня Ник. — Развода не будет, если ты об этом.

Пытаюсь разглядеть в его каменном лице чувства. Хоть намёк на них…

— Почему? — спрашиваю я.

Ключевой вопрос. Ведь он может сказать, что я для него важна… что он просто ошибся и хочет наладить отношения…

Это едва ли спасёт ситуацию, но моё раненое сердце отчаянно жаждёт хотя бы такой малости…

Ник раздражённо поджимает губы. Берёт телефон и проверяет на нём время.

Сердце отсчитывает гулкие удары, пока я жду ответа…

— Потому что ты пытаешься всё сломать из-за глупых эмоций, — сухо произносит муж. — А как только остынешь, поймёшь, что ситуация и выеденного яйца не стоит. Просто забудь и живи дальше. Готовься к родам. У нас всё хорошо.

Горечь подступает к самому горлу. Я и не знала, что отчаяние — такое всепоглощающее чувство. Я ощущаю его сейчас всем телом. Оно разливается по венам ядом.

— Как я могу… забыть? — горько усмехаюсь. — Предлагаешь пойти долбануться головой о стену, чтобы стереть себе память?

Ник на секунду морщится.

— У тебя нет права вредить себе — ты моя и носишь моего ребёнка, — говорит он.

— Такое право есть только у тебя, да? — истерично уточняю я.

Нервы не выдерживают. Я на взводе. Дошла до пика на фоне полной невозмутимости мужа.

— Да, — подтверждает Ник, — такое право есть только у меня.

Он упирается в край стола ладонями, отодвигается и встаёт. Убирает в карман телефон.

— Разговор окончен. Мне пора на работу.

В принципе, я с ним согласна. Он высказался. Я тоже. И, кажется, всё стало яснее…

Молча смотрю на продолжающего стоять мужа.

— Поцелуя перед уходом сегодня, видимо, ждать не стоит? — спрашивает он.

— Как насчёт ещё одной пощёчины? — моё лицо сводит в улыбке-судороге.

Ник отвечает на это ухмылкой.

— Дело твоё, — спокойно произносит он. — Но не забывай, что получишь каждый удар назад… с процентами за отложенный срок… Сколько выдержит твоя… попка?

Стискиваю зубы до скрежета. Вот ведь… сволочь!

А Ник ещё раз довольно ухмыляется.

— Я вернусь к ужину, дорогая. Постарайся к этому времени хоть немного… оттаять…

Провожаю уходящего мужа мрачным взглядом.

Это ты бессердечная ледышка, Ник. А я не позволю вытирать о себя ноги! К ужину меня здесь уже не будет.

Через час после того, как уезжает Ник, приходит Полина — моя помощница по хозяйству. Она работает у нас с понедельника по пятницу. Пять дней в неделю с утра и до обеда делает вместе со мной уборку или готовит еду по моим рецептам.

Сегодня я встречаю её с собранным чемоданом.

6

— Господи, Маша, ну что там у вас случилось? — мама обнимает меня за плечи и заводит в дом.

Потом возвращается за моим чемоданом.

— Ник знает, что ты уехала? — спрашивает она.

Качаю головой.

— Маша, ну разве так можно? — мама всплескивает руками. — Взрослые люди не сбегают молча. Они говорят, обсуждают проблемы…

Мама читает мне нотацию, но одновременно с этим подталкивает к кухне.

Отодвигает для меня стул у нашего большого семейного стола. Помогает сесть и целует в лоб, как маленькую девочку.

— Сейчас заварю чай, и ты мне всё расскажешь!

Смотрю на мамину спину. Она суетится у кухонных шкафчиков, доставая всё необходимое. Отточенными за много лет движениями распахивает дверцы. Сыпет в заварочный чайник чай и сушеные ягоды земляники.

Она — сердце нашей семьи. Я люблю папу. Но без маминой заботы и теплоты дом был бы пустым. Просто стенами…

Я думала, что стану как мама. Буду взращивать и лелеять любовь в своём доме… Но для кого?

Для Ника, которому на всё это плевать, как оказалось?

Папа тоже очень сдержанный, но ему точно не плевать. Он ценит и любит маму.

— Мам, я увидела, что Ник… он мне изменяет…

Из маминых рук выпадает крышка от заварочного чайника и со звоном стукается о столешницу.

— Что? С кем? — спрашивает она, обернувшись.

Пожимаю плечами.

— Не знаю, я застукала их на складе в нашей фирме… Какая-то блондинка. Раньше я её не видела. Может, наша сотрудница. А может, кто-то из партнёров…

Забыв про чай, мама садится на стул рядом со мной.

— И ты вот прям точно уверена? — уточняет она.

Киваю.

— Они… практически…

Образно показываю руками, как взаимодействовали их тела.

Мама поражённо охает, закрывает глаза и принимается неразборчиво шептать.

— Он знает, что ты их видела? — спрашивает она через какое-то время.

— Да.

— И? Вы поругались? Что он сказал?

— Да ничего он толком не сказал, мам! Велел сделать вид, что я ничего не видела, и спокойно жить дальше… Сказал, что не изменяет мне, потому что не обещал быть верным и не собирается разводиться…

— Хорошо! — мама облегчённо выдыхает и расслабляется прямо на глазах.

— В каком смысле? — не понимаю я.

— В таком, что эта дрянь для него никто, Маша. Она не конкурентка тебе, понимаешь?

— Не понимаю…

Становится как-то неуютно. Я ерзаю на своём стуле и накрываю ладонью живот, чтобы успокоиться.

— Машенька, золотце моё, ты ещё так молода… — мама тянется ко мне и снова целует в лоб, как малышку. — Понимаю, хочется, чтобы жизнь была сказкой… идеальной и сладкой… но так не всегда получается, к сожалению.

— Мам…

Мне совсем не нравится её тон.

— Послушай, вот что мы сделаем, — продолжает мама на удивление холодным и деловым тоном. — Я узнаю, кто эта дрянь, не переживай. И она пожалеет, что подошла близко к твоему мужу.

На мамином лице появляется злая улыбка, обещающая неизвестной блондинке большие проблемы.

— А ты… — добавляет она.

— А я подаю на развод, — перебиваю я.

— Какой развод? Зачем? — мама хмурится.

Складываю руки на груди в замок.

— Только не говори, что предлагаешь терпеть измены! — выпаливаю я.

Мама выпрямляет спину, расправляет плечи и довольно манерно приподнимает брови.

— Нет, конечно, я не предлагаю тебе терпеть, — говорит она. — Но и разводиться через год после свадьбы… — мама морщится, — с какой стати ты так просто отдаёшь своё место в жизни?

Холодею внутри. Мне такой подход не близок. И я удивлена, что мама не понимает…

— По-твоему, моё место в жизни — это быть бесправной женой Ника, закрывающей глаза на измены?

Мама раздражённо цокает языком.

— Я не говорила такого.

— А что ты пытаешься мне сказать?

Мама тяжело вздыхает и закатывает глаза.

— Маша, а ты не хочешь побороться за мужа? Такие мужчины, как твой Ник, приручаются не сразу… с годами…

— Это какой-то бред…

Я надеялась, что мама меня поддержит. Посочувствует. А то, что она говорит…

У меня будто почву из-под ног выбили. Лишили последней опоры. Сначала Ник показал своё истинное лицо, а теперь ещё и мама отказывается вставать на мою сторону.

Такое чувство, что я осталась одна в целом мире. И никто теперь не за меня. Все против…

Мама ласково сжимает мою ладонь, лежащую на столе.

7

— Ты должна быть за меня, а не за него! — возмущаюсь я.

Мама фыркает.

— Конечно, я за тебя!

Закатывает глаза.

— Как же ты иногда похожа на своего отца, Маша… — бормочет она, качая головой. — Оба упрямые, как не знаю что… Один отказывается пить таблетки, другая собралась разводиться… Вы меня с ума сведёте когда-нибудь…

Поднимаю брови, копируя её мимику. Задираю подбородок.

— А я думаю, что похожа на тебя, — складываю руки в замок над животом, — поэтому сама решу, кому улыбаться, а кому — нет.

Мама усмехается.

— Ладно, может, и на меня похожа, не спорю… Но сбежать у тебя не выйдет, Маша. Идём вниз!

Мама хватает меня за руку и тянет за собой. Мы спускаемся на первый этаж. Она спешит к входной двери.

Распахивает её с радушной улыбкой.

На крыльце стоят папа и Ник. Оба хмурые, как обычно. Без пиджаков и с расстёгнутыми верхними пуговицами на рубашках. На улице снова жарко. Яркий солнечный свет заливает их фигуры.

Папа шагает в дом и целует маму в щёку. Отдаёт ей пиджак, который держал в руках.

— Адское пекло, — ворчит он. — Ольга, вруби кондиционер помощнее, пока мы не поджарились окончательно.

Мама вешает папин пиджак на плечики в гардеробе и возвращается обратно.

— Нет, кондиционер выставлен на двадцать градусов, — заявляет она. — Холоднее не сделаю, чтобы не застудить Машу.

Папа переводит на меня недовольный взгляд.

— Ладно, — соглашается он. — Тогда налей нам чего-нибудь прохладительного перед обедом.

Ник стоит за папой и сверлит меня пристальным взглядом. А я смотрю куда угодно только не на него…

— Мария, что с твоим лицом? — бесцеремонно спрашивает отец. — У тебя такой кислый вид… Плохо себя чувствуешь?

Вот такой у меня папа. Он заметил, что я расстроена, и переживает за моё самочувствие. Но спрашивает таким тоном, что это выглядит скорее как грубость.

— Здравствуй, папа, — я растягиваю губы в кислую улыбку, — я хорошо себя чувствую, не переживай.

Отец кивает.

— Чего ты там встал в дверях, Ник? — всё так же ворчливо произносит он. — Давай уже проходи в дом. Пойдём!

Ник делает шаг ко мне. Вижу, как приходят в движение его губы. Наверное, собирается что-то сказать…

Разворачиваюсь и иду за мамой на кухню.

Не желаю с ним говорить! И видеть его не хочу.

Мама — отличная хозяйка. Она умеет накрыть шикарный стол, даже если нет времени на готовку. В её морозилке всегда есть замороженные блюда, приготовленные её руками. В том числе и домашняя выпечка.

Она действует чётко, быстро и уверенно.

В микроволновке уже размораживается запечённый лосось под сырной шапкой. Рядом стоит блюдо с тушёными овощами, а в духовке притворяется только что испечённым яблочный пирог.

Скоро кухню заполнит аппетитный аромат сдобы. Тогда мама достанет пирог, посыплет его через сито сахарной пудрой — и никто никогда не догадается, что на самом деле он был испечён ей месяц назад.

Я тоже так умею. Мама меня научила.

— Ну ка, поставь на стол! — мама сгружает мне в руки стопку тарелок из её любимого сервиза.

Для Ника она всегда старается.

Скрипя зубами от злости, расставляю на белой скатерти тарелки с затейливым узором позолоченной каймы.

— Вилки разложи! — командует мама.

Пока я сервирую стол, она успевает достать из холодильника помидоры, помыть их, порезать на дольки вместе с моцареллой, красиво разложить всё это на блюде, посолить и полить сверху оливковым маслом.

Когда в кухню заходят Ник с папой, всё уже почти готово.

Мама открывает банку папиной любимой газировки. Разливает её по стаканам, кидает в каждый кубики льда и украшает напитки заранее подготовленными дольками лайма и мяты.

Затем с улыбкой протягивает стаканы Нику и папе.

А я понимаю, что меня воротит от этого зрелища. Отворачиваюсь к окну и обхватываю себя руками.

— Маша, садись за стол! — командует мама.

Зря я к ней приехала. Взрослые проблемы нужно решать самой, а не искать заступничества у мамы.

Чувствую себя теперь ребёнком, которого пытаются воспитывать. И от этого только тяжелее…

Картинка перед глазами расплывается от набежавших слёз.

— Маша…

Вздрагиваю, услышав за спиной голос мужа. Он кладёт мне ладонь на плечо.

Быстро смаргиваю слёзы и стряхиваю его руку. Протискиваюсь мимо, не поднимая головы.

— Ник, еда остынет, садись! — зовёт мама.

Мы вместе садимся за стол, как одна большая семья. Едим мамину еду…

Вкусно, как всегда. Но я с трудом проталкиваю каждый кусок в горло.

8

Приходит в голову мысль, что я могу взять у Ника это кольцо, а потом бросить ему в лицо, что продам его и потрачу деньги на адвоката для развода.

Думаю, я смогла бы купить себе целую юридическую фирму в таком случае…

Это было бы очень даже разумно. Но я, к сожалению, нахожусь во власти эмоций, поэтому плевать хотела на расчёт.

— Безвкусица! — говорю я и снова отворачиваюсь.

— Не нравится? — уточняет Ник.

Спокойный голос мужа бесит меня до такой степени, что я вот-вот не выдержу и взорвусь.

— Оно пошлое и нелепое, — выговариваю ледяным тоном.

Мама и Лиза притихли. Сидят и с круглыми глазами смотрят на то, как я отказываюсь от целого состояния.

— Хорошо, — Ник захлопывает коробочку, — тогда я сдам его обратно ювелиру и скажу, что он бездарь.

Муж убирает коробочку в карман.

Слышится смешок папы.

— Ольга, ты тоже стала жутко капризной, когда была беременна ей, — говорит отец. — Это, видимо, стандартные женские настройки, Ник. Потерпи немного.

— М-да… — разочарованно тянет мама.

Бросает на меня укоризненный взгляд через стол.

А я не понимаю их неодобрения. И желания мамы замести сор под ковёр не разделяю.

Встаю из-за стола.

— Я устала, хочу прилечь.

— Иди в свою комнату, — тон мамы теряет любезность и становится более живым, будто она сняла маску.

Поднимаюсь по лестнице на второй этаж и подхожу к комнате, в которой провела детство. Отсюда я уехала в день свадьбы прямо в дом Ника.

Толкаю дверь и захожу внутрь.

Сажусь на свою кровать и глажу живот рукой. Слегка массирую, чтобы расслабить мышцы.

Я, между прочим, не соврала. Усталость от вчерашних и сегодняшних переживаний даёт о себе знать. Живот немного тянет, и тело стало неприятно тяжёлым.

Откидываюсь на подушки и устраиваюсь так, чтобы животу было удобно. Закидываю вверх ноги.

В голову лезут глупые мысли, что я выгляжу, как бесформенный шар, и именно поэтому Нику понадобилась та, другая…

Жмурюсь и усилием воли выкидываю эту чушь из головы.

Даже если я правда не кажусь ему сейчас привлекательной, это вовсе не повод…

Сынок ворочается, и я чувствую увесистые пинки — то под рёбрами, то рядом с пупком. Сосредотачиваюсь на этих ощущениях и постепенно погружаюсь в дрёму.

Беременный организм не слишком вынослив. Я потратила силы и пока больше не могу сражаться за себя.

— Засунь себе это огромное кольцо в… — шепчу раздражённо.

Зеваю.

Там, за пределами этой комнаты — война между мной и, возможно, всеми членами семьи.

А тут — место для тайм-аута…

Не знаю, сколько я проспала. Когда открываю глаза, за окном уже темно. Это первое, что я замечаю.

А второе — то, что Ник сидит на моей кровати.

Он, не глядя, листает один из журналов, забытых мной давным-давно на столе. Просто переворачивает страницы.

Поворачивается в мою сторону, и мы встречаемся взглядами.

— Проснулась? — спрашивает муж.

Тупой вопрос. Я же смотрю на него открытыми глазами.

— Твоя мама сказала, что мы можем остаться на ночь здесь, — заявляет Ник, — если ты, конечно, хочешь.

— Мы? — хриплым со сна голосом уточняю я. — Зачем тебе ночевать здесь?

Ник откладывает журнал в сторону.

— Ты моя жена и будешь спать со мной в одном доме, — говорит он. — Где тебе сегодня будет комфортнее?

Подтягиваюсь на руках и сажусь, чтобы оказаться с Ником примерно на одном уровне. Не очень-то выходит. Он всё равно сильно выше и значительно массивнее.

— Я останусь у родителей, а ты поедешь домой, — стараюсь говорить уверенно. — Здесь в гостевой спальне сейчас перестилают пол, так что тебе придётся лечь на диван в гостиной. Вряд ли тебя это устроит…

Муж не любит терпеть неудобства в быту. Думаю, ценит высокий уровень жизни на контрасте с тем, чем был окружён в детстве и юности.

Спать на неудобном диване он не согласится. Тем более в гостиной — на виду у всех остальных…

— Маша, либо мы ночуем с тобой вдвоём в этой комнате, на этой кровати, — говорит Ник, — либо едем вместе к нам домой. Там больше вариантов для размещения на ночь…

Сверлю его протестующим взглядом.

Думает, что просто надавит, и я подчинюсь?

Ник задумчиво разглядывает моё лицо. Его не выводят из равновесия мои эмоции. Он — скала.

Внезапно рука мужа тянется к моему лицу. Мужские пальцы подхватывают прядь волос и осторожно заправляют её за ухо.

— Ты же видишь, что здесь тебя не поддержат, — спокойно, без какого-либо злорадства, говорит Ник. — И не защитят от меня…

9

Поднимаю лицо и смотрю в глаза нависшему надо мной Нику.

Он держит меня в ловушке своих рук. Ждёт ответа. Давит тяжёлым взглядом.

Прежде мне не приходилось противостоять ему — я всегда уступала…

Но, кажется, меня больше не устраивает такой расклад. Хорошие отношения — это усилия и выбор двоих, а не покорность в ущерб себе одного из супругов.

Ник предал меня. И как бы ни уговаривала мама, я не желаю закрывать глаза на это. И не хочу изображать счастливую семью там, где её нет.

Когда я работала у папы в фирме, он учил копать до сути в случае провала. Не удалось выполнить контракт вовремя — разбирай каждый из процессов в компании до тех пор, пока не найдёшь, на каком этапе происходит сбой.

Поэтому я разберусь в том, почему моё мнение оказалось пустым звуком в этом браке, а потом…

Вероятно, последует развод.

Молча смотрю в глаза Ника, кажется, уже целую минуту.

Он не согласен на мои правила. А я — не согласна на его. Не хочу сейчас говорить, тем более в таком тоне. Пусть попробует заставить…

Взгляд мужа становится всё более мрачным. Тяжёлое дыхание Ника щекочет нервы. Внутренне готовлюсь к тому, что он сделает что-то…

Накажет за то, что не подчиняюсь…

— Это глупо, Маша, — тихо произносит он. — Очень глупо с твоей стороны…

Отходит от меня на шаг и опускает руки. Путь свободен. Я победила.

Разворачиваюсь в сторону лестницы и ухожу. Ставлю ногу на первую ступеньку.

На спине — ощущение пристального взгляда. Ник остался стоять там, где стоял.

Заставляю себя поставить другую ногу на следующую ступеньку. Поднимаюсь на второй этаж.

Мне хочется обернуться. Увидеть его выражение лица. Попытаться угадать чувства мужа по крохотным сигналам, прорывающимся сквозь маску равнодушия…

Но я заставляю себя идти дальше.

Добираюсь до нашей спальни и зависаю возле двери, которую муж вчера выломал. Полина убрала с пола щепки, но с вырванными из косяка панелями она, конечно, ничего не могла сделать.

Может, мне самой уйти в гостевую спальню? В нашем доме их две. Возможно, так будет безопаснее…

Впрочем, Ник войдёт в любую закрытую дверь, если захочет. И в любую комнату.

Он обещал не заставлять меня спать с ним… И вчера сам ночевал в гостевой. Значит, я могу надеяться на то, что и сегодня он не станет меня беспокоить.

Усталость никуда не делась, несмотря на то, что я, кажется, проспала половину дня.

На часах - девять, и меня снова клонит в сон. И есть не хочется — мешает чувство подступающей тошноты.

Токсикоз давно прошёл, и я уже забыла о том, как это может быть неприятно.

Из последних сил залезаю в душ, а потом сразу ложусь в постель. С тоской в сердце смотрю на пустующую подушку мужа.

Мне так сильно хочется вернуться в то время, когда я не знала о той блондинке…

Внутренне одергиваю себя. Нет, я жила иллюзиями! Верила в то, чего нет… Рано или поздно этот замок из песка должен был рухнуть.

Переворачиваюсь на другой бок. Голова болит… Наверное, из-за этого не уснуть.

Кожу щекочет стекающая капля. Трогаю щеку — оказывается, я опять плачу. Без всхлипов и надрыва. Просто текут слёзы, а я этого даже не чувствую.

Потом проваливаюсь в не слишком приятный, поверхностный сон. Затем просыпаюсь рывком. Кажется, что рядом стоит муж…

Оборачиваюсь на его подушку — пусто. Я одна в комнате.

Пытаюсь найти удобную позу и снова заснуть…

В коридоре раздаются шаги.

Замираю. Удары сердца становятся чаще. Это может быть только Ник. И он пришёл, хотя обещал…

Скрипит сломанная дверь. Шаги приближаются. Я лежу, не шевелясь, до тех пор, пока кровать рядом со мной не прогибается под тяжестью его тела.

Оборачиваюсь резко и подвисаю на секунду от усилившейся головной боли.

— Спи, — раздаётся в темноте командный голос мужа.

— Ник, уходи… — морщусь и тру виски.

В нос бьёт резкий запах алкоголя, и сердце замирает. Да он же пьян…

Не слушая меня, Ник прямо в одежде с ботинками ложится на кровать. Поверх одеяла.

Натягиваю не прижатый край одеяла на себя повыше…

— Я решил, что пора заканчивать эти глупости, — в тоне Ника слышится нехарактерная для него плавность.

Сколько он выпил?

— Я буду спать в своей постели, — добавляет он. — И ты тоже… спи…

— Нет!

Откидываю одеяло и сажусь. Пытаюсь встать.

Мне хочется двигаться быстро, но из-за головной боли и слабости движения получаются замедленными и нетвёрдыми.

Промахиваюсь ногой мимо тапочка. И ещё раз…

10

Ник расстёгивает пуговицы на рубашке. Одну за другой.

Во взгляде — холодный металл.

— Не надо… — шепчу в ужасе.

По спине — мурашки. И сердце сковывает страхом.

Он решил заставить меня?.. Он собирается взять силой? От одной этой мысли к горлу снова подступает тошнота.

Ник отпускает мою руку, чтобы снять рубашку.

Двигается раздражённо. Дёргано. Расстёгивает ремень и ширинку. Скидывает брюки.

Я не пытаюсь убежать. Какой в этом смысл? Он всё равно догонит, если захочет.

Инстинкты кричат мне не сопротивляться, чтобы не навредить ребёнку.

По венам разливается ледяной страх, когда муж стягивает с себя и боксеры. Отвожу взгляд, но прекрасно успеваю заметить, что кое-какая часть тела Ника очень даже напряжена.

Он правда собрался…

— Ложись, — велит муж.

Меня начинает трясти. Тело будто чужое — не уверена, что смогу пошевелить рукой или ногой.

Но не подчиниться страшно.

Самое главное — чтобы не пострадал ребёнок…

С трудом заставляю себя опуститься на кровать. Тело деревянное. Укладываюсь головой на подушку. Вытягиваю руки вдоль туловища и сжимаю ладони в кулаки.

Жду.

На какое-то время в комнате повисает абсолютная тишина.

Я смотрю в потолок. Потом закрываю глаза и зажмуриваюсь.

Считаю удары собственного сердца. Раз, два, три…

Рядом со мной прогибается матрас.

Сглатываю и судорожно выдыхаю.

Тяжёлая рука мужа обхватывает меня. Притягивает к его телу. В бедро упирается кое-что очень твёрдое.

Стискиваю зубы так, что становится больно.

Ник абсолютно голый. Я чувствую жар его большого, сильного тела через тонкую ткань ночной сорочки.

Его рука, лежащая на мне, сама по себе настолько тяжёлая, что я едва смогла бы выбраться из-под неё…

Губы мужа касаются пульсирующего от напряжения виска.

Не могу унять дрожь. Трясусь в руках мужа, как пойманная мышка.

— Спи, — хриплый шепот щекочет ухо.

Снова повисает тишина.

Проходит секунда, потом две… И ничего не происходит.

Я лежу, зажмурившись, и жду, но Ник ничего не предпринимает. Он просто прижал меня к себе — и всё. Чтобы что?

Лежать на спине становится совсем неудобно из-за живота. Осторожно поворачиваюсь на бок, спиной к мужу.

Он позволяет это, а затем снова притягивает к себе. Так, чтобы наши тела плотно соприкасались.

Теперь его твёрдая кочерга упирается в меня сзади. И она явно не собирается расслабляться.

— Спи, — повторяет муж.

Ничего не понимаю. Тело в оцепенении. Страх не проходит…

Постепенно начинает доходить, что Ник не собирается продолжать.

Это просто демонстрация власти. Он может всё. А я…

Время проходит, а я продолжаю лежать. Ник наверно уже уснул…

Накатывает обида — за то, что он сознательно напугал… За собственную беспомощность.

К глазам подступают слёзы.

Неужели у меня нет прав даже на своё тело?

Горло сжимает спазмом. Всхлипываю тихо, чтобы не разбудить мужа. Если он проснётся, то может разозлиться из-за того, что я плачу… И что тогда?

Кажется, я всерьёз его боюсь…

Плечи трясутся, несмотря на все мои усилия. По щекам текут слёзы.

За моей спиной слышится рык. Он кажется мне звериным. Злым.

Замираю. Сжимаюсь.

Ник разворачивает меня за плечи и снова нависает сверху. Встречаемся взглядами…

Меня пугает темнота в его глазах. И я не могу заставить себя не плакать…

— Да чёрт! — рычит муж.

Он резко отпускает мои плечи. Встаёт с кровати. Вижу в темноте, как тяжело он дышит. Массивные, увитые мускулами плечи ходят ходуном.

Ник стоит рядом и… смотрит. Давящий взгляд удерживает меня на месте — не хуже руки.

— Хорошо, — хрипло выдыхает Ник. — Успокойся, я ухожу.

Затем разворачивается и в самом деле идёт к выходу. Как есть. Голышом.

Чувство облегчения и свободы накрывают меня волной. Напряжение сдувается.

Но в следующую же секунду к горлу подкатывает волна… Меня вот-вот стошнит!

Срываюсь с кровати. Бегу в ванную и едва успеваю склониться над унитазом.

По телу прокатывается озноб, а в висках пульсирует боль.

Оседаю на пол, держась за унитаз рукой, и тут же слышу приближающиеся шаги мужа.

— Что с тобой? — спрашивает Ник.

11

Ник доносит меня до кровати и осторожно опускает.

Тело бьёт мелкая дрожь, и голова всё ещё раскалывается. Поэтому я просто откидываюсь на подушку и прикрываю глаза.

Прислушиваюсь к шевелениям малыша в моём животе. Беспокоиться в первую очередь за него уже стало привычным. И сейчас я думаю о том, как моё состояние отразится на здоровье сына…

Ник достаёт из брошенной на пол одежды свой телефон и звонит кому-то.

— Алло, Денис Андреевич, это муж Марии Верещагиной, — строгий голос Ника разносится по комнате и отдаётся пульсацией в моих висках, — да, я в курсе, который сейчас час. Маша плохо себя чувствует. Её вырвало. Не знаю, какие ещё симптомы.

Тяжёлый взгляд в мою сторону.

— Нет, скорую не надо, я сам отвезу жену в клинику, — говорит Ник, — мы будем через полчаса. За вами отправить такси?

Получив ответ, муж жмёт на экран и завершает звонок.

— Ты разбудил моего акушера ночью из-за того, что меня вырвало? — уточняю я.

— Да, — коротко отвечает он.

Честно говоря, мне неловко из-за этого. Как будто бы причина недостаточно серьёзная…

— Помочь тебе одеться? — Ник снова стал непробиваемо спокойным.

Ровное выражение лица. Никаких эмоций.

— Нет, я сама.

Сползаю с кровати под его пристальным взглядом. Иду к шкафу.

Муж молча стоит посреди спальни и следит за каждым моим движением.

— А ты поедешь голым? — уточняю, не выдержав.

Ник встряхивается, будто очнувшись от сна.

— Да, точно. Мне тоже нужно одеться.

Через пять минут я уже сижу в его машине.

Ник дергает ремень безопасности, перекинутый через мой живот. Проверяет, надёжно ли он пристёгнут, а затем давит на газ.

Ровно через полчаса мы входим в двери клиники, с которой уже заключили договор на платные роды.

К нам подлетает взъерошенный и сонный Денис Андреевич.

— Доброй ночи, Мария, на что жалуетесь?

Ник смеряет гинеколога холодным взглядом, и тот нервно приглаживает растрёпанные волосы на макушке. Откашливается, сбрасывая сонливость.

Он знает, что Верещагин — требовательный клиент. С ним нельзя общаться впопыхах. Его жену нельзя осматривать невнимательно. И если он звонит ночью и говорит, что будет в клинике через полчаса, значит, все, кто нужен, должны быть там к этому времени в полной готовности.

— Здравствуйте, Денис Андреевич, — говорю я. — У меня весь вечер болела голова, а ночью вот стошнило…

Краем глаза замечаю, как хмурится Ник. Наверное, ему не понравилось, что я не сказала ему о головной боли.

— Ясно, прошу вас пройти в кабинет, — Денис Андреевич берёт меня за предплечье, чтобы направить в нужном направлении, но, поймав взгляд мужа, тут же убирает руку.

Мне измеряют давление, делают УЗИ и срочный анализ крови. Потом крепят к животу датчик КТ, чтобы проверить сердцебиение плода.

Ник всё это время молча сидит в кабинете на одном из стульев.

Никак не комментирует происходящее, будто его и нет тут. Однако одним своим присутствием заставляет врачей и медсестёр работать быстрее и улыбаться шире.

— У вас серьёзно поднялось давление, — сообщает врач после всех процедур. — Как минимум на ночь вынужден оставить вас в больнице. Прокапаем, попробуем снизить, а дальше посмотрим.

Кошусь в сторону Ника, но он продолжает изображать сидящую статую.

Меня укладывают в одной из палат. Медсестра закатывает стойку с капельницей, прокалывает иголкой вену на внутренней стороне моей руки и поправляет трубку, ведущую к пакету с лекарством.

Затем она уходит, и мы остаёмся с мужем вдвоём в палате.

Он встаёт возле окна ко мне спиной. Я отворачиваюсь к стене и закрываю глаза.

Засыпаю.

Когда открываю глаза, вижу Ника стоящим в той же позе. За окном светает.

Муж оборачивается, почувствовав на себе мой взгляд.

— Мне нужно съездить на работу, — говорит он.

Он ведь не спал всю ночь, и вчера пил — и это заметно по его лицу. Под глазами залегли мешки…

— Твой врач сказал, что давление снижается, но домой пока ехать рано. До вечера тебе сделают ещё несколько капельниц и понаблюдают.

— Ясно.

Мне кажется, я заразилась от Ника его безэмоциональностью. Ничего сейчас не чувствую. Душа будто онемела.

Не сказав больше ни слова, Ник уходит из палаты.

Потом заглядывает врач, чтобы ещё раз измерить давление и поставить датчик КТ.

Я лежу подсоединённая к капельнице до самого вечера. Постепенно становится значительно лучше. Возвращается аппетит, и я съедаю целиком больничный обед.

Ловлю себя на мысли, что не хочу звонить маме и сообщать о том, что пришлось лечь в больницу. Меня задела её позиция, и теперь свои дела хочется оставить при себе.

12

Ник смотрит будто сквозь меня. Отвечает не сразу. Может, сам впервые задумался, почему женился. А может, просто подбирает слова.

— Я женился, потому что захотел жениться.

И всё.

— На мне или вообще? — уточняю я.

Внутри будто что-то сдувается от разочарования. И мне сложно объяснить это даже самой себе.

Я ведь не первый день знаю мужа. Он сдержанный. Молчаливый и часто отстранённый. И я никогда на самом деле не говорила с ним по душам…

А вот сейчас задала очень личный вопрос и получила совсем не тот ответ, на который надеялась.

— На тебе, — сухо добавляет Ник. — Еще вопросы?

У меня ещё много вопросов. Но он всё равно не ответит толком…

— Я не уверена, что дальше хочу быть твоей женой… — говорю и отвожу глаза.

На несколько секунд повисает тишина.

— Я уверен в этом за тебя, — выдает Ник.

Поднимаю на него глаза и встречаю строгий, давящий взгляд. Такое ощущение, будто он — учитель, а я — нерадивая ученица, решившая бросить школу.

Мы стоим и смотрим друг на друга. Диалог не выходит. Я готова говорить начистоту, но ему это не нужно. И сам он не открывается мне.

Муж — как глухая стена.

Что я могу с этим сделать? Пробить? А хватит ли сил?..

— Ладно, отдыхай, — Ник переводит взгляд на новую дверь, — я перееду на время в гостевую спальню.

Муж уходит, и я должна была бы чувствовать облегчение, но… меня почему-то злит эта его великодушная уступка.

Как подачка с барского плеча… Бесит!

Ночь проходит спокойно. Ник не заявляется ко мне, и утром уезжает на работу без завтрака и дежурного поцелуя.

Я не выхожу из спальни и не спускаюсь вниз до тех пор, пока не слышу, как хлопает закрытая за ним входная дверь.

Когда жарю себе омлет, раздаётся дверной звонок.

Странно… Регина обычно приезжает позже. У неё есть ключ-брелок, открывающий ворота, а от дома ключи только у меня и у мужа. Остальные звонят в видеофон, висящий на заборе у въезда…

Выключаю плиту и иду к двери. Заглядываю в замочную скважину.

— Мама?

Отпираю дверь.

Ну конечно, у неё тоже есть ключ от ворот.

— Привет, дорогая, — мама, как ни в чём не бывало, целует меня в щёку.

На ней красивый брючный костюм, идеальный макияж и укладка, которую я называю «жёсткой».

Мама использует её на праздниках и когда сопровождает куда-то папу. Обилие лака для волос не бросается в глаза, но я знаю, что ни один волосок не покинет отведённого ему места, даже если пойдёт дождь или начнётся ураган.

Это прическа для особых случаев. Для важных событий…

— Ты уже позавтракала? — спрашивает мама.

— Не успела…

— Тогда поспеши. Собирайся, я хочу кое-куда тебя отвезти.

В груди появляется нехорошее предчувствие.

— Это куда же?

— В офис к твоему отцу.

Отступаю назад и качаю головой.

— Я не хочу видеть Ника, мам, не поеду…

На лице мамы расплывается хищная улыбка.

— Ни твоего отца, ни твоего мужа там не будет. Они оба уехали на встречу.

— Тогда зачем?

Я ничего не понимаю.

— Увидишь. Прошу, Маша, ты мне очень нужна для одного дела!

— Ну-у-у хорошо… — я всё ещё ничего не понимаю.

Но раз там не будет Ника, то можно и помочь маме с этим ее загадочным делом.

Она ждёт, пока я позавтракаю. А затем поднимается вместе со мной в спальню, чтобы проследить за тем, как я одеваюсь.

— Надень то эффектное платье, которое я тебе купила! — требует она, открывая мой шкаф.

Достает вешалку с платьем. Оно даже не для беременных. Просто на несколько размеров больше, но скроено так, что село отлично.

— Зачем?

— Затем, что оно стоило целое состояние! А ты выходила в нём всего раз. Обидно…

— Ты подарила мне его, чтобы заставлять носить?

— Маша, ну прошу, порадуй меня и пройдись лишний разок в моём подарке!

Я сдаюсь и надеваю платье. Оно от престижного дизайнера. И действительно стоит немало. А после родов станет мне велико…

— Ты бледная. Добавь, пожалуйста, румян и немного помады, — говорит мама. — И с волосами сделай что-нибудь. Они торчат в разные стороны.

Она торопит меня, но заставляет собраться «качественно». Чтобы как у неё - волосок к волоску…

Мы садимся в её машину и отъезжаем от нашего дома.

— А теперь расскажешь? — спрашиваю я.

13

Блондинка вскидывается, увидев нас. Вскакивает на ноги.

На хорошеньком личике читается замешательство.

— Проходите в кабинет, милочка! — холодно говорит ей мама.

Блондинка берёт себя в руки и задирает подбородок повыше. Скользит по мне взглядом.

Осознает, кто мы такие…

— У меня назначена встреча с Никитой Сергеевичем, — заносчиво заявляет она.

Не двигается с места.

— Никите Сергеевичу некогда тратить время на вас и вашу убогую контору, — осаждает её мама, — предъявить вам досудебную претензию можем и мы.

— Досудебную претензию… за что?

Блондинка нервно сглатывает.

— Вы думали, просрочки по поставкам и брак будут сходить вам с рук вечно? — мама усмехается. — Что с текущим заказом? На сколько задерживаете? На две недели, кажется.

— Никита Сергеевич входил в положение. Он в курсе наших проблем. Он…

На лице мамы появляется торжествующая улыбка.

Она достаёт из сумочки папку с бумагами и эффектным жестом кидает её на журнальный столик, стоящий рядом с блондинкой.

— Он подписал претензию, милочка. Почитайте. Договор с вашей фирмой расторгнут. Вы выплатите неустойку, указанную в документах, и пойдёте на все четыре стороны.

— Но мы не сможем…

Блондинка берёт папку и проверяет бумаги.

— Вы нас обанкротите из-за двухнедельной задержки? Мы же столько лет сотрудничали… Это из-за…

Блондинка кидает в меня жалящий взгляд.

Не отвожу глаза. Показательная расправа, устроенная мамой, ничего не меняет и не приносит облегчения. Но и эту женщину мне нисколько не жаль.

Она считает меня пустым местом. Значит, и я могу отплатить той же монетой.

В глазах блондинки появляется страх. Большие долги — серьёзная угроза. Под их грузом можно и потонуть….

— А вы как думали? — мама холодно улыбается. — Будете гадить нашей семье, и это сойдёт вам с рук?

— Я не…

— Не понимаю, на что вы рассчитывали, — перебивает её мама.

Я стою молча. Как будто бы и не участвую в этих нелепых разборках. Однако в груди растёт гадкое чувство…

Мама обманом втянула меня в «удержание» неверного мужа…

И мне это не нравится. Я не хочу винить в неверности Ника его женщин. Не хочу бороться с ними… Они ничего мне не должны.

В отличие от самого Ника.

— Я… хочу поговорить с Никитой Сергеевичем и Артуром Евгеньевичем… — бормочет блондинка, листая бумаги, которые ей кинула мама.

— Вам мало их подписей, детка? — с металлом в голосе спрашивает мама. — Какая же непонятливая…

Стуча каблуками, мама подходит к пустующему столу секретаря и нажимает на коннекторе кнопку связи с охраной.

— Охрану в кабинет Никиты Сергеевича, — говорит она. — Нужно проводить одну… даму…

— Сучки! — шипит блондинка.

Я до сих пор не знаю её имени, и не хочу знать. Даже лицо её не хочу помнить.

Мама выглядит очень довольной. Она в полном восторге. Упивается страхом и злостью этой девицы.

— Сама-то не белая и пушистая, — ехидно замечает мама.

— Конечно, белая и пушистая тут только… эта…

Блондинка кивает в мою сторону.

— Бессловестная дура! — летит в меня.

— О чём мне с тобой говорить? — спрашиваю я. — Ты — никто.

— Он тебя не любит! — выпаливает она.

— А тебя что любит?

— Нет… Такие, как Ник, никого не любят. Они одиночки…

Пожимаю плечами.

— Не собираюсь обсуждать с левой давалкой, кого любит или не любит мой муж, - говорю я.

Это прозвучало грубо. Само вырвалось.

У блондинки вытягивается лицо. Даже мама выглядит удивлённой.

Хватит с меня этого шоу.

— Я буду ждать тебя у машины, — говорю маме и разворачиваюсь к двери.

Только успеваю выйти в коридор, как подбегает охрана.

Из приёмной Ника доносятся гневные возгласы, а потом блондинка пулей вылетает вон.

— Руки убрали! Сама уйду! — кричит она.

Обгоняет меня, сердито топая к выходу.

Подходит мама.

— Ну вот, я же говорила, что тебе понравится! — она сияет от счастья.

— Мне не понравилось.

Мама хмурится.

— Как это? Отделали эту сволочь как следует…

— Зачем?

— Как зачем? Это же она, так ведь?

— Она.

Мне почему-то становится скучно. Как если бы я была вынуждена проделывать бессмысленную работу.

14

— Как ты смеешь так со мной разговаривать? — ощетинивается мама. — После всего того, что я для тебя сделала и делаю…

Она шокировано качает головой.

— Я не просила тебя вмешиваться, - заявляю строго.

— Ты винишь меня в том, что пытаюсь защитить свою дочь?

Мама выглядит оскорблённой до глубины души.

— Ты не защищаешь! Ты пытаешься заставить меня делать то, что считаешь правильным.

— Верно, — мама кивает головой, мол, не понимает, что в этом такого. — Ты ещё слишком неопытна. Я не позволю тебе разрушить свою жизнь…

Вздыхаю устало. Этот разговор кажется мне тяжелее, чем тот, что состоялся в приёмной Ника.

На маму мне не наплевать. И давать ей отпор… сложно. Не хочется причинять ей боль своей грубостью.

— Почему ты не можешь допустить, что наш брак был ошибкой? — спрашиваю я.

Сердце сжимается от горя. Я ведь мечтала выйти замуж за Ника. А теперь вот так…

— Маша, как ты можешь… — мама мнётся.

Поднимаю брови. В голову приходит неприятная мысль.

— Папа… что, тоже…

Мама морщится.

— Нет, конечно. Он всегда… дорожил семьёй. Но, дочка, неужели ты вот так просто разрушишь свой брак? Ведь развод — это крах… всего… семьи. Тебя как женщины…

В глазах моей мамы я вижу её потаённый и, возможно, самый главный страх.

— Крах уже произошёл, — говорю я. — Так зачем… Не хочу его видеть. И это мне решать. Не тебе. И не Нику.

— Маша, не всё так просто… — мама качает головой.

— Нет. Просто. Я больше не хочу быть женой Ника…

Двери лифта в конце коридора открываются. Там стоят папа и Ник.

Они вернулись.

К горлу опять подступает тошнота. Мне становится плохо от одного только взгляда на мужа…

Опираюсь рукой о стену.

— Не хочу готовить и гладить рубашки, пока он путается с другими… — бормочу я.

Перед глазами появляются чёрные мушки, но я вижу, как по коридору к нам спешат мужчины.

— Маша, что ты тут делаешь? — спрашивает муж.

Ох, какой знакомый вопрос! И от него мне тоже становится тошно.

Ник обхватывает мои плечи.

— Не трогай меня! — взрываюсь и сбрасываю с себя его лапы. — Не прикасайся!

— Маша…

— Видеть тебя не могу…

Ник всё-таки снова касается меня. Обхватывает одной рукой за плечи и придерживает, позволяя опереться на его тело.

Очень вовремя. А то головокружение становится слишком сильным.

— Ну зачем опять разнервничалась? — недовольно бурчит муж.

Он ведёт меня в приёмную и усаживает на диванчик, в котором десять минут назад сидела его блондинка.

Но я не сопротивляюсь. Нужно прийти в себя.

— Только из больницы приехали, — ворчит Ник, — тебе нужно было сидеть дома…

— Из больницы? — слышу удивлённый голос мамы. — Маша! Почему ты не сказала мне, что попала в больницу! Я бы выставила эту мымру без тебя…

— Мы так не договаривались, — голос мужа превращается в лёд, — Какого чёрта вы заставили Машу ехать сюда?

— Но я же не знала, что она плохо себя чувствует. Она не сказала…

— Я хорошо себя чувствовала… — врываюсь в их перепалку. — Но если бы знала, куда ты меня везёшь, то не поехала бы.

Мама поджимает губы.

— Правильно! Делайте во всём виноватой меня!

Все присутствующие игнорируют этот выпад.

Ник приседает на корточки возле меня.

— Вызвать врача? — спрашивает он.

— Нет. Но я хочу прилечь ненадолго. Прямо здесь.

— Конечно.

Муж снимает с себя пиджак, скручивает его в комок и кладёт на край дивана. Ложусь головой на эту импровизированную подушку.

— Отдыхай, — говорит Ник.

Ничего ему не отвечаю. Просто закрываю глаза.

Наваливается сонливость… Мне необходима небольшая перезагрузка.

Мне кажется, я проспала совсем немного. Открываю глаза и зеваю.

Никого рядом нет — пустая приёмная. На меня накинут сверху ещё один пиджак — вроде бы папин.

Тошнота ушла. И чувствую я себя лучше.

Медленно сажусь и прислушиваюсь к ощущениям в теле. Голова немного мутная, а в остальном — порядок.

Сынок пинается, значит, тоже проснулся.

Оглядываюсь по сторонам. Где моя сумочка? Без неё мне не уехать одной.

Глажу живот и осторожно поднимаюсь на ноги. Придётся найти кого-нибудь, чтобы решить эту проблему…

15

Вот что я для него… Десять процентов…

Чувствую себя тем самым чемоданом в багажнике. Имуществом, которое можно купить или продать…

Горькое разочарование отравляет душу.

Все мои заботливо приготовленные завтраки и ужины, вся моя любовь кажутся сейчас такой глупостью.

Вот идиотка.

Наивная дурочка.

Теперь всё встало на свои места…

Почему-то совсем не тянет устроить скандал. Какой в этом смысл? Скандалы устраивают дети, в надежде, что их услышат и дадут желаемое.

Наверное, я и была таким ребёнком до недавнего времени. Мама, папа и даже Ник воспринимались мной как старшие. Те, кого надо слушаться. Они ведь знают, как лучше.

Я рядом с ними — младшая и в какой-то степени подчинённая…

Но…

Они все использовали меня. По-другому я это не могу воспринимать. И я больше не могу слепо доверять им свою судьбу.

Пора становиться действительно взрослой. Самой решать.

Делаю глубокий вдох и захожу в папин кабинет. Мужчины замолкают. На их лицах — непроницаемые выражения. Со мной они обсуждать то, что обсуждали, не желают. Кто я такая, верно?

Только в прищуренных глазах Ника проскальзывает вопрос. Должно быть, он гадает — слышала я или нет…

И я вдруг понимаю одну вещь: не только я завишу от мужа. Он тоже. Зависит от меня. От нашего брака.

Ник не может просто так взять и развестись. Поэтому держит.

— Отвези меня домой! — требую надменно и холодно.

Муж хмурится. Такой тон от меня он ещё не слышал. Я и сама не знала, что так умею.

Ну что ж…

Не на пустом месте женщины становятся стервами. Теперь я это точно знаю.

— Хорошо, Маша, поехали, — говорит Ник после паузы.

Он кивает отцу. А я даже не смотрю на папу.

Честно говоря, на него я обижена почти так же, как на Ника. Всегда казалось, что папа любит меня. А вышло…

Может, мужчины вообще не умеют любить? Только притворяются, чтобы удержать рядом женщин…

До дома опять едем в молчании.

И это молчание напоминает стоящий на огне котёл. В нём варится злость и душевная боль. Ещё немного и вскипит, перельётся через край…

Когда мы подъезжаем, вылезаю из машины и резко хлопаю дверью. Ухожу в дом, не оглядываясь.

Ник идёт за мной.

Когда он снимает в холле пиджак, вопросительно поднимаю брови.

Думала, он уедет обратно на работу.

— Останусь сегодня работать в кабинете, — отвечает муж на мой незаданный вслух вопрос.

— Мне плевать, — кидаю сухо.

Честно говоря, мне от самой себя неуютно сейчас. Я не такая. Всегда считала себя мягким человеком. Но…

Я не вещь. Не бессловесные десять процентов.

Ник хмурится после моих слов, но ничего не говорит. Уходит к себе в кабинет.

А я принимаю душ, чтобы немного расслабиться, а потом иду на кухню. Нельзя забывать о еде. В последние дни я плохо питалась, и это неправильно. Нужно заботиться в первую очередь о растущем во мне малыше.

Быстренько обжариваю на сковороде кусочки индейки, затем перекидываю их в кастрюлю, добавляю туда крупно нарезанные овощи, заливаю водой и варю всё это.

Посолить забыла…

Беру солонку и привычным жестом встряхиваю её над кастрюлей.

Всегда надёжно сидящая на банке крышка неожиданно отлетает в сторону, и большая часть содержимого солонки высыпается в блюдо.

Стискиваю от досады зубы. Ничего уже не исправишь. Суп испорчен.

Выключаю конфорку. Кидаю сломавшуюся солонку в мойку и убираю тряпкой просыпавшуюся мимо кастрюли соль.

На кухню заходит Ник.

— Рад, что ты взяла себя в руки и вспомнила про обязанности жены, — говорит он. — Надоело обедать непонятной ерундой…

Вот ведь…

В душе просыпается что-то хищное. Надоело ему… Ну сейчас получишь!

— Садись за стол, — я холодно улыбаюсь.

Муж с довольным видом отодвигает стул и усаживается на него.

Внутри появляется робость. Ник огромный, как медведь. Даже наши крепкие стулья скрипят под ним от натуги. Я по сравнению с мужем — мелочь.

И вот сейчас полезу на рожон…

Наливаю половником в тарелку большую порцию и ставлю перед Ником на стол.

Кладу ложку, корзинку с хлебом и достаю из холодильника банку сметаны.

— Ешь со мной, — велит муж.

Не спорю. Достаю тарелку и себе. Наливаю суп и сажусь напротив Ника за стол.

Если уж страдать, то вместе. В браке по-другому ведь не бывает…

16

Лёгкий ветер обдувает голые ноги. Будто уговаривает меня поддаться внезапному порыву.

Сбежать. Раствориться в ночи и никогда больше не возвращаться в этот дом. Навсегда забыть о боли, которую причинили близкие люди и особенно муж…

Оборачиваюсь на шорох.

— Ник?

Он стоит на пороге. У двери, которую я не закрыла.

Мрачный и, как всегда, нечитаемый.

Босой. Без рубашки или футболки. В одних только домашних брюках, которые, вероятно, надел, чтобы спуститься сюда.

По спине пробегает озноб.

Возможность упущена. Я не успела уйти.

Ник смотрит на меня долго и напряжённо. Проходится взглядом по растрёпанным распущенным волосам, затем скользит по пижаме вниз к тапочкам.

Наверное, муж приходит к выводу, что я не пыталась сбежать в таком виде.

Но оправдываться нет никакого желания.

Ник медленно спускается по ступенькам. Подходит ближе…

— Плохо себя почувствовала? — спрашивает он.

— Нет.

— Кошмар приснился?

Кошмар — это то, чем оказался мой брак…

— Не твоё дело! — бросаю грубо.

Отворачиваюсь от Ника.

Меня злит, что он задаёт эти вопросы. Изображает заботу…

— Маша…

Руки мужа ложатся на мои плечи. На тонкие лямки шёлкового топа. Поглаживают и скользят вниз вместе с лямками…

Зажмуриваюсь. Сердце стискивает колючей проволокой.

— Ты моя… — низкий рокочущий шёпот мужа звучит приговором. — Смирись с этим…

Поцелуй в висок. Затем в плечо.

Ладони Ника скользят по животу, скрытому топом. Нежно гладят…

Эта нежность кажется мне чем-то диким. Как он может? Быть с другой… возможно, другими… а потом вот так касаться меня…

Сбрасываю с себя его руки. Отпихиваю с ненавистью. Оборачиваюсь.

— Твоя?! Как вещь? Как шестьдесят процентов акций?

С лица Ника исчезает даже намёк на мягкость.

— Всё-таки слышала…

Киваю.

— Ты — моя жена. Независимо от этих процентов.

— Что ж, тогда я могу продать их кому-нибудь? Кому угодно?

— Нет. Это запрещает устав фирмы.

— Тогда отцу. Я могу продать их отцу?

— Тоже нет.

Ник делает шаг ко мне.

— Маша, послушай…

— Не смей! — огрызаюсь и отхожу на шаг назад.

Не хочу, чтобы он меня касался. То, что я чувствую сейчас к мужу, слишком похоже на ненависть.

— Ещё раз повторяю, — тон Ника становится суровым, — ты — моя жена, независимо ни от чего. И ты носишь МОЕГО сына. Я женился на тебе не потому, что меня вынудили. Я ХОТЕЛ на тебе жениться. Тебе это нужно было услышать?

Сознание затапливает возмущением. Какая же ложь…

Сжимаю трясущиеся пальцы в кулаки до боли.

— Лицемер! — выкрикиваю в лицо мужу.

Судорожно хватаю ртом воздух.

— Твоё настоящее отношение я увидела в той подсобке на складе! — голос срывается в хрип.

— Успокойся! — приказным тоном выдаёт Ник.

— Да пошёл ты!

— Маша… — в голосе мужа появляется предупреждение, — не советую говорить со мной так…

— А то что?! Уйдёшь от меня? Разведёшься?

Перестаю контролировать слова, вылетающие из моего рта.

— Сволочь! — выплёвываю с отвращением.

Ник срывается с места. Шагает ближе. Хватает за плечи. Мужские пальцы сжимаются на моих руках тяжёлыми оковами.

— Я никогда не дам тебе развод, — рычит он. — И сына не отдам ни при каких обстоятельствах.

— Пусти!

Дёргаюсь, пытаясь сбросить его руки.

Не выходит.

— Если попробуешь сбежать и спрятать его от меня, то пожалеешь… — от холодного шёпота мужа кровь стынет в жилах.

Он сжимает пальцы сильнее, заставляя меня вскрикнуть от боли и замереть.

— Если сбежишь… — в глазах Ника горит безжалостный, холодный огонь, — я достану тебя из-под земли и посажу под замок… отдельно от ребёнка.

17. Ник

У нас с Машей очень разные истории. Мы словно из двух параллельных миров.

Ничего общего.

Мне понятны далеко не все её поступки и мысли.

А о моих… мыслях… ей лучше не знать. Незачем. В основном потому, что в них нет ничего светлого.

Я никогда не был добрым или приятным человеком. Даже в детстве.

Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Сколько себя помню, окружающий мир пытался от меня избавиться.

Не знаю, кем были мои родители, но кормить меня в их планы не входило. Психолог, с которым я говорил об этом, считает, что я должен злиться и обижаться.

Но этого нет. Как можно злиться на тех, кого никогда не знал? Мне плевать. Ровно.

Никто не лишал меня счастливого детства — оно изначально было паршивым.

Каждый, кто попадался на пути, пытался поиметь что-то за мой счёт. Кто-то хотел, чтобы я обносил для них карманы прохожих в электричках. Кто-то сбивал малолеток в банды, чтобы грабить ларьки и ночные магазины.

Нужно было к кому-то прибиться, чтобы выжить…

Я выбрал спортивные бои. Ночные клубы, в которых дрались за деньги. Там же тренировали новое «мясо» на потеху публике с деньгами.

Я всегда был крепким. А после нескольких лет на ринге научился неплохо держать удар.

И зарабатывать на этом.

Первые деньги были сделаны мной именно там. Кровью и выбитыми зубами противников.

Не знаю, что было бы со мной, если бы не знакомство с Артуром.

Ребята на ринге либо подыхали, либо получали инвалидность. Ну или садились за какую-нибудь хрень.

Вот что меня ждало. Тут не может быть иллюзий.

Артуру я тоже поначалу не верил. Думал, он втирается в доверие, чтобы использовать глупого подростка.

Оказалось иначе.

Артур не стал добродушным дядюшкой или другом. Он, как и я, не слишком любит проявлять чувства. Однако опорой для катящегося в бездну беспризорника ему стать удалось.

До знакомства с ним я и в школу-то не ходил. Он заставил догнать учебную программу до своего возраста за год. Жестко заставил. До сих пор помню, как не спал ночами и зубрил, чтобы не опозориться на экзаменах.

Тогда я впервые понял, что могу достичь чего-то в этой жизни головой, а не кулаками.

И что не все вокруг твари, я тоже понял только благодаря Артуру. Это было открытие века для меня… Прямо с ног на голову перевернуло картину мира.

А ещё я впервые увидел, что такое семья.

В свой дом Артур приглашал меня не часто. И не сразу. Сперва научил вести себя как следует. Разговаривать не матом. Не огрызаться в ответ на любой вопрос.

И только потом пустил на ужин.

Я впервые попал в приличный дом. Там вкусно пахло. Было нестерпимо чисто и красиво, как в музее. Ботинки пришлось поставить ровно у стены. А перед ужином — помыть руки.

Я чувствовал себя Маугли, впервые попавшим к людям.

И женщины.

В доме Артура жили женщины, каких не встретишь в местах моего прежнего обитания. Они казались мне диковинными птицами, никогда не садившимися в грязь.

Красивые. Милые. И с обожанием глядящие на Артура.

Я сразу понял, зачем они нужны. Чтобы вот так смотрели.

Захотелось когда-нибудь стать Артуром и получить себе вот такую жену и дочек. И чистый дом, в котором все эти сокровища можно хранить.

То, что всё это стоит денег, Артур мог и не объяснять. Кто вырос на улице, прекрасно знает, что дом — это привилегия, на которую нужно ещё заработать.

Именно тогда я понял, что зарабатывать надо много.

Всё просто. Много денег — много привилегий. А у кого их нет, тот спит под мостом в снегу и жрет помои из мусорки, если повезёт.

Артур учил меня основам бизнеса. Я впитывал его опыт с жадностью. Рвался пробовать сам. Ошибался и пробовал снова.

Помножил на ноль какое-то количество его денег, прежде чем научился их сохранять.

А потом всё рухнуло в один день. Артур сказал, что дальше я сам по себе, и отпустил на все четыре стороны.

Сейчас я не виню его за это, но тогда… был в ярости. Казалось, что у меня отбирают мечту.

И я, чёрт побери, понимал почему…

Артур просто заметил, как я смотрю на одну из его дочерей. И дело не в том «как», а в том, что смотрю. Маша тогда была ещё слишком юной. Я не собирался трогать её или что-то в этом роде.

Мы даже не говорили толком ни разу. Но не смотреть я не мог.

Артуру это не понравилось, и он принял меры. Наверное, на его месте я поступил бы так же. Какой смысл отдавать дочь за нищего парня, не знающего, что такое нежность, когда можно найти ей в мужья нормального человека?

Сейчас я спокойно об этом думаю, но тогда… считал себя преданным.

Злился на Артура и заодно на весь свет. Рвался доказать что-то. Переиграть. Отомстить.

18. Ник

Жизнь с Машей оказалась не такой, как я себе представлял.

Совсем.

Ориентиром мне служила статичная картина семейного ужина, подсмотренная когда-то давно в гостях у Ника.

Жена и дети были в ней — декорациями. Они казались мне частью дома, который я хотел иметь.

В гараже должна стоять дорогая машина. А на кухне и в спальне — встречать женщина.

Такая, как Маша — красивая и нежная…

Мягкость жены представлялась мне чем-то вроде опции, повышающей комфорт в автомобиле. Своеобразный климат-контроль.

Он просто есть, если ты купил тачку в достаточно хорошей комплектации. А если что-то сломалось — можно сдать в сервис.

Но я, черт побери, ни разу в жизни не переживал ни за одну из своих тачек. Менял их. Дарил, если разонравились. Без рефлексии и сожалений.

Не то чтобы я совсем конченный и думал, что с женой будет так же. Но…

Я не собирался… переживать о ней… Чувства с моей стороны не предполагались.

Черт, даже в моей голове это звучит по-уродски. Словно я не видел в ней человека.

Это ведь не так? Или так…

Маша не первая женщина, к которой я прикоснулся. Их было много. Разных… Красивых или просто чем-то цепляющих. Случайных. И тех, к кому периодически возвращался.

И с ними было… ровно. Просто окей. Без загонов и проблем.

Они вызывали искру желания, а потом интерес тут же угасал. Так что зачастую я не мог вспомнить даже лица женщины, с которой получил удовольствие.

А вот лицо Маши всплывало в моём воображении на протяжении многих лет. Будто стрелка компаса, указывающая хрен пойми на что.

И с Машей оказалось… не ровно.

Прежде женские эмоции не трогали меня вообще. Они как капли дождя по стеклу — не могут пробить преграду и причинить дискомфорт.

Их стоит игнорировать или пресекать. Отодвигать подальше.

Но с Машей так не выходило. Её эмоции — как зараза. Вирус. Я подхватываю их, и это… пугает.

Потому что непонятно. Дико для меня. В какой-то степени даже противоестественно…

Но.

Кажется, в этот раз я не готов пресекать. Не готов отказаться… Сам не пойму от чего… От Маши? От её чувств ко мне?

Женившись, я не думал, что мое отношение к другим женщинам должно как-то измениться. Они не трогали меня и раньше. Служили просто разрядкой.

В моей голове Маша и другие вообще никак не пересекались. Я думал, и для Маши это не будет иметь значения…

А если и будет — то это её проблемы.

Но…

Оказалось, что проблемы Маши очень даже касаются меня. Охренеть, конечно. Еще одно открытие века.

Мне не плевать, если ей плохо.

Мне, мать вашу, места себе не найти, если ей как-то не так…

Я, блин, завишу от её гребаных эмоций. Спать не могу. Вкуса еды не чувствую. Потому что…

Не могу. Без неё.

Когда это произошло? Как?!

Я не подписывался на зависимость от женщины! Это не про меня. Это слабость. Удел слюнтяев, которых жизнь обычно перемалывает в щепки.

Более того — это путь в Ад.

До того, как попасть на улицу, я жил у одной женщины. Она не была моей матерью. Может, тёткой или вообще никем. Я даже имени её не помню.

Память не сохранила ничего, кроме одной сцены. И эта сцена — самое раннее из моих воспоминаний.

В ней я сижу под столом. Точнее, прячусь от громких криков. Из-под свисающей со стола скатерти видны ноги взрослых — мужчины и женщины.

Они орут друг на друга во всё горло. Кричат, что любят и ненавидят. Женщина грозит, что уйдет, а потом умоляет отпустить. Мужчина в ярости.

Он толкает её. Стол, под которым я сижу, сотрясается от удара…

И это всё. Что было дальше, я не знаю. Иногда приходит мысль, что этот неизвестный мужик убил её тогда. И именно поэтому я перестал жить в том доме.

Таким образом, у меня есть две модели семейной жизни.

Та — из раннего воспоминания, где люди готовы уничтожить друг друга, потому что не контролируют чувства.

И та, что я увидел в доме Артура — где мужчина вообще не проявляет чувств, и в его семье полный порядок.

Очевидно, что стоит стремиться ко второй модели.

Мужчина не должен быть слабаком. Не должен кричать на женщину и распускать руки. Ему вообще лучше не чувствовать.

Но я… чувствую. Мне не плевать. Ни на Машу, ни на её отношение ко мне.

И на нашего ребенка не плевать. Я дал себе слово, что буду ему нормальным отцом.

Я думал, что я как Артур. Хозяин в своём доме. Мужчина, который заботится об общем благополучии.

Но это не правда.

Потому что, когда Маша отталкивает, во мне просыпается тот мужик, который скорее убьёт, чем отпустит. Потому что… что-то внутри меня сильнее разума.

19

Чем ближе роды, тем больше я ощущаю себя в тупике.

Будто сейчас, когда ребенок во мне, под моей защитой, еще можно что-то изменить, а потом, когда он родится и станет отдельным человеком, дверца клетки навсегда захлопнется.

Я окажусь в абсолютной власти Ника, потому что он никогда не отпустит нас. Не отпустит меня вместе с ребенком…

Не верю, что совсем недавно он казался мне идеальным мужчиной.

Любовь слепа…

Я думала, если мужчина — скала, то рядом с ним надежно и безопасно. Но оказалось иначе. Эта скала придавила прежде всего меня.

Вспомнить смешно!

Я играла в образцовую семью, как в куклы. Мыла полы каждый день и тряслась над тем, чтобы Нику всё до мелочей понравилось в ужине.

Да вся моя жизнь была посвящена мужу!

И что?

Всё это имело смысл только потому, что семья казалась мне чем-то священным. Чем-то большим, чем я или Ник.

Но так работает только если ОБА посвящают себя друг другу. В одну сторону не выйдет. Я не стану дарить себя мужчине, который этого не ценит.

А для Ника я — это десять процентов от фирмы и подходящая женщина для вынашивания наследника. Функция. Полезный, усиливающий его позиции союз.

Наверное, это не так уж плохо для кого-то. Несколько моих подруг заключили такие браки. Они не то чтобы прыгают от восторга, но кажутся удовлетворёнными.

Они получили то, на что рассчитывали.

Но я — нет. Я ждала от мужа другого. Я влюбилась по-настоящему. Давно.

И я бы не согласилась выйти за Ника, если бы знала его истинные мотивы. Потому что это слишком больно. Безответно любить собственного мужа.

Возможно, беременные гормоны всё же делают с головой что-то дурное. Я туго соображаю.

Всё больше боюсь того, что будет, когда малыш родится.

Я ведь не смогу жить так, как приказывает Ник. Не буду притворяться, что всё по-прежнему…

И что тогда?

Попробовать сбежать с ребенком? А если Ник найдёт?

Он очень разозлился, когда мы говорили об этом… Напугал меня.

Нет. Запугал!

Я не выдерживаю всего этого напряжения, а отвлечь себя чем-то сложно.

Сумки в роддом давно собраны. Мне удалось доходить до положенного срока, несмотря на проблемы с давлением.

Всю работу по дому сейчас выполняет Полина. А я не планирую никаких поездок, потому что в любой момент могут начаться схватки.

Но…

Я так больше не могу. Мне нужен глоток свободы и чистого воздуха. Последний.

Как последнее желание перед казнью.

Спонтанно собираюсь и еду в парк. Да, это риск. Отсюда дольше добираться до роддома, если что. Но мне просто необходимо немного проветриться. Иначе, кажется, взорвусь.

Одна маленькая прогулка без надзора и сопровождения Ника.

Я имею на неё право.

Потом родится ребенок, и я окажусь заперта с ним в доме мужа. Как он сказал? Закроет меня отдельно от сына, если не стану слушаться?

Как только думаю о Нике, глаза тут же заволакивает слезами. Слишком больно. Слишком свежи раны.

Я больше не могу ему доверять. И быть с ним не хочу…

Брожу по тропинкам парка вдоль пруда и пытаюсь представить, какой была бы моя жизнь, если бы не Ник.

Наверное, я не вышла бы замуж. По крайней мере так рано. Я не стремилась выйти абы за кого. Я хотела замуж именно за Верещагина.

И что тогда? Наверное, я бы работала у папы в фирме, как до декрета.

Мимо меня ходят парочки и компании людей. Кто-то смеётся и оживлённо разговаривает.

Некоторые держатся за руки.

Тут хорошо. Никто не выламывает двери и не требует беспрекословного подчинения.

Шмыгаю носом и иду в кафе.

Покупаю себе тарелку пышек, посыпанных пудрой, и горячий шоколад.

От пышек пахнет сладостью и веет теплом. Напиток в картонном стаканчике обжигает пальцы.

На минуточку мне становится легче.

Иду с купленной едой обратно к пруду. Не хочу думать о том, сколько времени уже прошло.

Темнеет.

Аллеи и дорожки парка постепенно пустеют, но не до конца. Парочки продолжают бродить, взявшись за руки.

Я сижу на скамейке и макаю палец в рассыпанную по одноразовой тарелке сахарную пудру. Пышки кончились, как и шоколад. Облизываю палец и массирую каменеющий время от времени живот.

Игнорирую телефон, вибрирующий в сумочке.

Я не в рабстве у Ника.

Я хочу прогуляться. Одна. Без него и контроля с его стороны.

Он же не сообщает мне, где и когда встречается со своими девками…