Напряжение нарастало с каждой секундой, пока я стояла перед экраном телефона, глядя на ненавистное сообщение. Этот человек словно чувствовал мои слабые места, появляясь именно тогда, когда я была наиболее уязвима.
“Как только освободишься, выходи. Жду в машине.”
Будто хлопот на работе мало, так и он появился. Рабочий день превратился в настоящий кошмар. Конфликт с заведующей детского сада довел меня до предела. Ее постоянные придирки, попытки переложить свою работу на мои плечи, пренебрежительные намеки на мою национальность – все это копилось годами. Сегодня я наконец-то решилась – написала заявление об увольнении. Пусть говорят что хотят, но больше я не намерена терпеть такое отношение.
Все мы, люди, ходим под одним небом, и только Всевышний решает, в какой семье и кем родиться. И никто не вправе осуждать другого.
А сегодня я еще была взвинчена из-за ночного кошмара. Была не в стабильном состоянии, чтобы молча смотреть на несправедливое ко мне отношение. Да, ночные кошмары стали моими постоянными спутниками. Одна и та же сцена, раз за разом повторяющаяся во сне, не давала покоя. Пять лет я пыталась убежать от прошлого, но оно упорно следовало за мной, как тень.
Собрав свои вещи, я покинула здание. На улице было пасмурно, дождь вот-вот пойдёт, как и мои слёзы. Но нельзя плакать. Только не перед встречей с этим человеком.
Машина ждала у входа. Гудок прозвучал как приговор. Вот бы сейчас уединиться, но я знала – от этой встречи не уйти. Натянув маску безразличия, подошла к автомобилю. Сев на заднее сиденье, устремила взгляд в окно, отказываясь смотреть на человека рядом. Пять лет назад я дала себе обещание никогда больше не встречаться с ним взглядом. Пять лет назад он отнял у меня самое дорогое.
Убийца – вот кем он был для меня. И сейчас, сидя в этой машине, я понимала – прошлое никогда не оставит меня в покое. Оно будет преследовать, терзать душу, напоминать о том, что уже не исправить.
— Здравствуй, Рамина, — в салоне автомобиля повисает тяжёлая тишина. Асхаб бей, как всегда, излучает уверенность и власть, а его слова пропитаны высокомерием и презрением.
— Не надоело изображать из себя оскорбленную невинность? Пять лет прошло, пора уже забыть. — Пять лет прошло, а он всё так же считает себя вправе судить и оценивать мои чувства.
«Забыть?» — эхом отдается в голове. Как можно забыть то, что навсегда изменило мою жизнь? То, что лишило меня всего, что было дорого. Эти воспоминания — как открытая рана, которая никогда не заживет.
— Как хочешь. Но однажды ты поймешь, что я поступил правильно и скажешь за это спасибо.
Тебе? И спасибо? Я лучше землю буду жрать вместе с ядом, чем поблагодарю тебя за тот поступок. В тот день когда скажу тебе спасибо, я отрежу себе язык.
— Риза, — обращается к своей шестерке. Псу, который готов умереть за него. — Поехали к Закиру.
Та-а-ак, зачем ему Закир? Середина рабочего дня и мой муж естественно на работе. Мне очень интересно, зачем Асхаб бей меня туда везет, но не показываю ни малейшего интереса. Все так же смотрю в окошко на проезжающие машины, пытаясь скрыть бурю эмоций внутри. Что он задумал? Зачем ему понадобился Закир?
Асхаб бей никогда ничего не делает просто так. Каждый его шаг просчитан, каждое слово взвешено. И то, что он решил вовлечь в это моего мужа, не сулит ничего хорошего.
Его хватило всего на две минуты. Вспыльчивый характер, как всегда, не позволил молчать дольше, и он сам начал рассказывать о цели нашей поездки.
— Вы женаты пять лет, а детей до сих пор нет. Ты моя единственная внучка, и я хочу внуков! Раз сами не справляетесь, значит, я позабочусь, чтобы вас осмотрели лучшие врачи. Оба пойдете лечиться, и через год мой внук уже должен появиться на свет. Ни твоя мать, ни свекровь не позаботились об этом, но я не они.
Будто он знает, как я живу! Мать не могла позаботиться, потому что отец запретил ей даже думать об этом. А свекровь… Она не отстает от Асхаб-бея. С первого дня она пьет мою кровь, и я не могу этому противостоять.
Сколько девушек жалуются на своих свекровей, но я никогда не думала, что окажусь в их числе. Да, я ненавижу её всем сердцем, но ни разу не позволила себе грубости. Пять лет под одной крышей, и каждый день я вынуждена выслушивать её оскорбления.
— Паршивая овца! — начинает она, омерзительно искривив губы. — Ты упала на голову моему сыну как наказание. Испортила ему жизнь. Растоптала его гордость и сидишь на шее, свесив ноги. Не думай даже заикаться о своей работе! Ты там получаешь только гроши, а мой сын день и ночь работает. Запудрила ему голову. Кто знает, с какой шарлатанкой ты связалась и навела на него порчу. А про ребенка и вовсе молчу. Не способная подарить моему сыну наследника!
Четыре года она таскает меня по врачам, то к одному, то к другому, а иногда и сама сопровождает. Думает, что я её обманываю. Но ни один врач до сих пор не нашел у меня никаких проблем. Всё в порядке, можно хоть сейчас рожать, но беременность не наступает. Причина? Я не знаю…
Полгода назад свекровь, как она любила говорить, “нашла супер хорошего врача”, которая “многих вылечила от бесплодия”. С тяжёлым сердцем я согласилась пойти на этот приём, зная, что свекровь не упустит возможности лишний раз уколоть меня.
В кабинете врач оказалась женщиной с острым взглядом и саркастичным чувством юмора. Когда свекровь, как обычно, начала свою тираду о моей “бесплодности”, доктор неожиданно осадила её одной фразой:
— Вы уверены, что это не ваш сын бесплоден? — насмешливо спросила она. — Потому что у девочки всё с этим отлично. Ей, похоже, полноценный мужчина нужен, с живыми сперматозоидами. Возможно, у вашего сына они так медленно ползут, что по дороге в матку успевают устать и… того.
Я едва сдержала ликование. Хотелось аплодировать стоя, хотелось расцеловать эту женщину за то, как она поставила свекровушку на место. Её изумлённое лицо стоило всех этих лет унижений — я бы с удовольствием запечатлела этот момент и повесила фотографию на почётное место.
Всю дорогу домой свекровь не переставала ругаться — сначала на врача, потом на меня. Если бы не воспитание отца, вбившего в меня правило не грубить старшим, я бы, возможно, не сдержалась. Но воспитание есть воспитание, и склонять голову отца ещё раз я не намерена. Достаточно было того единственного раза, и то — не по моей воле.
Каждое её слово — как удар ножом. Я стараюсь держаться, но внутри всё разрывается от боли и бессилия. Почему именно я должна терпеть всё это? Почему, несмотря на все обследования, мы до сих пор не можем завести ребенка?
— Выходи, Рамина, — голос деда вырвал меня из водоворота мыслей. Пока я предавалась воспоминаниям, мы уже успели доехать до места. Стоим у современного бизнес-центра, где находится офис Закира. Сердце начинает биться чаще. Я сжимаю руки в кулаки, пытаясь унять дрожь. Что бы ни случилось дальше, я должна быть сильной.
Не представляю, какие слова готовит Асхаб бей для разговора с Закиром, но я покорно следую за мужчинами. Мужчины — это Риза и этот старик, которого я когда-то называла дедушкой — до того, как они разбили мне сердце вдребезги.
В здании первого этажа царит оживление — кафе буквально переполнены людьми в офисных костюмах. Отличный выбор времени, нечего сказать — обеденный перерыв. Закир, наверное, как обычно, обедает на офисной кухне, я ведь утром специально приготовила ему еду с собой.
Поднимаемся на четвёртый этаж. Я даже не знаю, где находится кабинет мужа — никогда не приходила к нему на работу. Да и зачем? Что мне здесь делать? Но сейчас с любопытством оглядываюсь по сторонам. Обычный офисный коридор с кабинетами по бокам. Бухгалтерия, директор...
— Рамина, не отставай! — окрик деда заставляет меня ускорить шаг. Недовольно закатываю глаза, но догоняю мужчин.
Заходим в просторное помещение с рабочими столами, разделёнными стеклянными перегородками. Компьютеры, рабочий беспорядок на столах, но людей нет. Закир, должно быть, на кухне, хотя мне всё равно, где он. Может, этот старик наконец-то оставит свою глупую затею?
— Риза, иди проверь... — начинает дед, но внезапно замолкает, услышав женский смех, доносящийся из приоткрытой двери одного из кабинетов. Асхаб бей и Риза направляются туда, и я, движимая любопытством, решаю не отставать. С каждым шагом смех становится отчётливее, и теперь можно разобрать обрывки разговора за дверью...
В кабинете раздаётся мягкий женский голос, полный кокетства:
— Ну, милый, хватит мне отказывать. Давай поужинаем сегодня вместе. Не надо отрицательно качать головой. Ты и так каждый день ужинаешь со своей женой, а я? Я же тоже хочу побыть с тобой вне работы.
— Олесь, не начинай, — знакомый голос заставляет моё сердце замирать. — Я не могу сегодня. В другой день побудем вдвоём и поужинаем у тебя.
— Зак, мне надоело ужинать у меня. Я хочу ресторан! Хочу провести нормальный вечер со своим любимым человеком.
— Я женат, Олеся! Женат! Я не могу позволить себе спокойно разгуливать в городе с тобой под ручку.
— Тогда разведись! Ты любишь меня, а женат на другой. Тебе плевать на меня и мои чувства, Зак.
Внезапно в разговор врывается голос Асхаба бея:
— Да Закир, тебе плевать, какие последствия тебя ждут…
Я замираю на месте, не в силах пошевелиться. Мой муж и какая-то девица? Нет, этого не может быть. Кто угодно, но не Закир. Свёкор с детства вбивал ему в голову, что женатый человек не имеет права смотреть на других женщин, даже если разрывается на части. И сам Закир всегда так считал… считал?
— Дедушка Асхаб? — в голосе мужа слышатся волнение и страх.
— Ой, дедушка? — нежный голосок звучит игриво. — Здравствуйте, дедушка, я Олеся. Мне очень приятно с вами познакомиться.
— Олеся…
— Ну Зак, хватит уже скрывать наши отношения. Пусть и дедушка твой знает о нас. Тем более скоро он станет прадедушкой.
“Что?” — восклицают Асхаб бей и Закир одновременно. Словно острый нож вонзается в моё сердце. Любовница моего мужа беременна…
— Ты решил заделать ребёнка любовнице? Почему-то моей внучке ты не дал ребёнка, а какой-то паршивке…
— Следите за своим языком! — нежный голос становится жёстким. — Я вам не девушка с панели. Зак, это не твой дед?
— Нет. Я дедушка его жены. Той самой жены, кому он рога наставляет!
— Дедушка Асхаб, давайте спокойно поговорим и решим вопрос…
— Я не понимаю, что ты перед ним стелишься? — злится девушка. — Пусть лучше забирает свою ущербную внучку и сваливает в закат.
— Олеся!
— Не кричи на меня, Зак! Я отлично знаю, как ты на ней, опозоренной, женился. Спас от всеобщего порицания…
— Ты и про брачную ночь рассказал своей любовнице?
— О, так вы любитель послушать рассказы про брачную ночь? — грубо спрашивает девушка.
Меня начинает трясти. Не могу сделать вдох — на горле словно затянулась верёвка. Закир, который дал мне слово в день свадьбы, что никто не узнает о моём прошлом, который поклялся забыть об этом — рассказал это какой-то девице?
— Так я могу вам рассказать и о нашей ночи, когда мы зачали ребёнка, — продолжает язвить девица.
— Олеся, ты говоришь правду? — я шагаю вперёд, смотрю через плечо будущего “прадедушки”, и передо мной предстаёт картина: мой муж с волнением держит за плечи красивую блондинку. Девушка высокого роста, с хорошей фигурой. — Если это шутка, то тебе лучше признаться в этом.
— Да не шутка это! Я сегодня утром узнала, что беременна. Тест положительный. Ты не рад?
— Рад… рад… — растерянно отвечает Закир. То, как он держит девушку, с нежностью, причиняет невыносимую боль.
— Асхаб бей, Рамина не должна… — он замирает на полуслове, заметив меня. Я смотрю в родные глаза и не могу понять, как он мог так со мной поступить. Четыре года он добивался разрешения от дедушки на нашу свадьбу. Пять лет мы прожили в браке… чтобы показать мне, каково это — когда предают? Забыл, что я уже пережила предательство? Забыл, в каком я тогда состоянии находилась?
— Рамина…
— Не нужно… — отвернувшись, я ухожу. Не могу больше выносить эту боль. Мне срочно нужно на улицу. Здесь весь воздух пропитан изменой, предательством и моей болью. К своей боли я привыкла, но то, что сделал муж… Он уничтожил меня.
Аскеров Закир Абрамович

Аскерова Рамина Керимовна

Исламов Асхаб Асхабович
Родной дедушка Рамины.
Стал врагом собственной внучки.

Выбегаю на улицу, не чувствуя под собой ног. Холодный ветер хлещет по щекам, но я не замечаю этого. В голове пульсирует только одна мысль: “Как? Как он мог?”
Пять лет брака, пять лет доверия – и всё это было ложью. Его нежные взгляды, заботливые прикосновения, клятвы в вечной любви – всё было ложью. А я-то думала, что он особенный, что он другой, что он сможет принять меня такой, какая я есть. Он рассказал ей о том, что обещал забыть. О том, что клялся никому не рассказывать.
А беременность… Эта беременность от другой женщины… Как он мог допустить такое? Как же ты мог так со мной поступить? Как мог предать моё доверие, растоптать мои чувства? И не просто предать – а ещё и опозорить, рассказав посторонней женщине о моём прошлом.
И всё же я знаю, что это реальность. Реальность, в которой мой муж изменил мне, в которой он сделал ребёнка другой женщине, в которой он предал моё доверие самым подлым образом.
Я не могу больше здесь оставаться. Мне нужно уйти, уйти как можно дальше от этого места, от этого человека, который предал меня. Уйти и никогда больше не возвращаться.
Бегство от реальности становится единственным способом укрыться от обрушившейся правды. Заворачиваю за угол, вхожу в первое попавшееся здание – нужно спрятаться от всего мира, осмыслить происходящее. Риза обязательно последует за мной по приказу своего хозяина, но сейчас мне жизненно необходимо побыть одной.
Навязанное замужество – пять лет жизни, которые начались не по моей воле. Дедушка, решив всё за меня, за два часа организовал брак с Закиром. Даже когда я открыла ему правду о своём прошлом, он не отступился. Дал слово забыть обо всём и любить меня вечно. Говорил, что его не волнует моё прошлое, важна лишь я – его жена.
Привязанность без любви – так можно описать мои чувства к Закиру. Я уважала его, ценила, возможно, любила по-своему, но той всепоглощающей страсти, о которой пишут в книгах, никогда не испытывала. Он был дорог мне, но не как возлюбленный, а как человек, который стал мне близок.
Истинное предательство разбивает последние иллюзии. Как мог человек, клявшийся в вечной любви, поступить так?
Стою на мосту, вглядываясь в даль, позволяя ветру играть с моими волосами. Его прохладные прикосновения даруют странное спокойствие – хочется исчезнуть, стать этим ветерком, забыть обо всём.
Время решений пришло. Оставаться с Закиром немыслимо – у него будет ребёнок, и я не стану отнимать у малыша отца. Да и зачем я ему, если его сердце принадлежит другой? Больше не позволю Асхаб бею диктовать условия моей жизни. Теперь я сама буду решать, как и с кем мне жить дальше.
Телефон в моей руке вибрировал уже в пятый раз. Я устало вздохнула, глядя на знакомый номер. В последнее время у меня совершенно не было сил ни на разговоры, ни на встречи. Но звонок не прекращался, и наконец я сдалась.
— Да, мам, — ответила я, чувствуя, как внутри всё сжимается от нехорошего предчувствия.
В трубке раздался всхлип матери, и моё сердце замерло. Я знала — случилось что-то страшное.
— Дочка… — её голос дрожал, и я мгновенно напряглась, готовясь услышать очередную беду.
— Что случилось? — спросила, едва сдерживая дрожь в голосе.
— Дедушка попал в аварию, — слова матери ударили словно молот.
— Что? — выдохнула я, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
— Мы в больнице. Дочка, мы не знаем, в каком он состоянии. И Риза здесь…
— А папа? — спросила, пытаясь собрать мысли в кучу.
— Как бы он ни злился на дедушку, он всё равно его сын. Сидит в коридоре, ожидая вердикта врачей.
— Скоро буду, — бросила я, уже вызывая такси.
Дорога до больницы казалась бесконечной. Несмотря на все обиды и ненависть, которую я питала к дедушке последние пять лет, я не могла остаться в стороне. Возможно, я никогда не смогу простить его, но сейчас важнее всего был отец.
Вбежав в больничный коридор, я бросилась в объятия отца, оставив сумку на скамейке. Все остальные проблемы — включая недавний конфликт с мужем — отошли на второй план.
— Папа, — прошептала я, прижимаясь к его груди.
— Рамина моя, — его голос был сиплым от слёз. Он, как всегда в моменты сильного волнения, уткнулся носом в мою макушку. В детстве я спрашивала его, почему он так делает, и его ответ до сих пор грел мою душу: «Твой запах даёт мне силы не опускать руки. Вдыхаю — и словно на душе воцаряется спокойствие».
— Я рядом, пап. Я всегда рядом, — прошептала я, крепче прижимаясь к нему.
Через десять минут я решилась спросить у мамы о произошедшем.
— Нам полицейские рассказали, — начала она, — что в них въехала угнанная машина на большой скорости. За рулём был молодой парень, сейчас он со сломанной ногой и сотрясением.
— А дедушка? А дядя Риза? С ним что? — вопросы сыпались один за другим.
— Дедушку всё ещё осматривают, а Риза… Он тоже в плохом состоянии, дочка. Его семья в другом корпусе.
В моей душе никогда не было места желанию смерти ни для дедушки, ни для дяди Ризы. Сейчас каждая секунда здесь – словно острый нож в сердце. Ждать врача и бояться услышать худшее – это невыносимая пытка.
Когда-то дедушка был для меня не просто лучшим, а целым миром, несмотря на свою строгость. Я до сих пор храню в памяти моменты, когда он играл со мной, когда в его руках словно по волшебству появлялась конфета, а я смотрела на него с неподдельным восхищением.
Дядя Риза… Он был ровесником моего отца. Дедушка спас его, когда тот был всего лишь младенцем – его родители погибли, и дедушка, верный дружбе с его отцом, взял мальчика на воспитание, уберег от детского дома. Он вырастил настоящего преданного человека, готового отдать за него жизнь. Дядя Риза всегда относился ко мне с отеческой добротой, словно к родной дочери, но превыше всего ставил волю дедушки, исполняя каждое его слово беспрекословно.
Пять лет назад они растоптали мою любовь к ним, разорвали её в клочья, совершили то, что не сделал бы ни один человек с сердцем. Даже если сейчас скажут, что дедушка ушел, у меня, боюсь, не найдется слез для него – он осушил целый океан моих слез за каких-то пару дней, заставил пройти через настоящий ад, где, кажется, не бывает такой боли.
– Как он? – появление здесь, мужа и его матери, вызывает во мне лишь глухое раздражение. Кто вообще их оповестил?
– Не знаем, – устало отвечает отец. – Ждем врача.
– Все будет хорошо, дочка, – рядом садится свекор, единственный светлый человек в этой истории. Удивительно, как он смог сохранить свою честность и доброту, женившись на той мегере. – Твой дед крепкий мужчина, переживет нас всех.
– Знаете, я даже в этом не сомневаюсь, – горькая усмешка невольно срывается с губ.
– Вот и умница. Думай только о хорошем, Керим, – погладив меня по голове, он уходит к отцу, а рядом появляется Закир.
– Рамина…
– Уйди. И без тебя тошно, – нет сил даже на вежливость с ним.
– Ты как с мужем разговариваешь? – шипит свекровь, косясь на своего мужа и моих родителей.
– У вас забыла спросить, как мне говорить с моим мужем, – отвечаю ей резко. Нет больше сил терпеть её ядовитый язык, изображать уважение к матери мужа. У неё скоро появится новая невестка, пусть для неё копит свой яд.
– Закир, как она смеет так со мной разговаривать? – но муж лишь тяжело вздыхает, закрыв глаза.
– И ты ей ничего не скажешь? Будешь вот так молча смотреть на её хамское поведение?
– Пять лет он молча терпел ваше хамское поведение, почему же теперь не может потерпеть моё? – усмехаюсь ей в лицо. Проклятье, я всё равно беспокоюсь за этого старика и дядю Ризу, но как же не хочется этого признавать!
— Мама, прошу, оставь Рамину в покое.
— Ты ещё и защищаешь её? А что будет завтра, когда она прикажет тебе бросить родителей? Тоже выполнишь?
— О, поверьте, это буду не я, — хмыкаю, глядя на побагровевшего Закира. Он прекрасно понимает, что его блондинка ни за что не согласится жить под одной крышей с этой мегерой. Олеся просто вышвырнет её, заберёт Закира, и, возможно, даже не подпустит к ребёнку.
— Что?! Ты хочешь настроить сына против нас? Хочешь, чтобы он возненавидел нас и ушёл? — её голос уже не шипит, а орёт во весь голос. Пытается привлечь внимание моих родителей?
— Что здесь происходит? — подходят свекор и мои родители. Именно этого она и добивалась.
— Твоя невестка пытается уговорить нашего сына съехать от нас! Где это видано, чтобы по нашим традициям единственный сын жил отдельно от родителей?
— Рамина? — отец щурится, ему и так тяжело сейчас, не время рассказывать о нашем предстоящем разводе.
— Папа, я не знаю, что моя свекровь приняла, раз у неё такие мысли. Я просто сидела и переживала за дедушку, а она вдруг начала нести эту чушь.
— Что? Она ещё и нагло врёт!
— Закир, — оборачиваюсь к напряжённому мужу. — Разве я сказала хоть слово неправды?
— Нет, — цедит сквозь зубы, сжимая челюсти. В его взгляде читается предупреждение, но мне плевать на его взгляды. Пусть своей блондинке их показывает.
— Рамина, ты… — отец не успевает договорить, дверь открывается, и выходит врач, снимая маску.
— Я так понимаю, вы все родственники пострадавшего?
— Да. Я его… сын, — отец произносит последнее слово, словно выталкивает его из себя. Впервые за пять лет он назвал дедушку отцом.
— Могу вас обрадовать: вашему отцу ничего не угрожает. Ему повезло. У него ссадины, вывихнуто плечо и сломана пятка. Конечно, в его возрасте это нехорошо, но лучше так, чем смерть. Внутреннего кровотечения, слава богу, нет. Он пока без сознания, позже сможете его навестить.
— Спасибо, доктор, — отец изображает что-то похожее на улыбку. Как я его понимаю — приходится притворяться, чтобы посторонние не узнали о настоящих отношениях в нашей семье.
— Простите, — появляется медсестра за нашими спинами. — Кто здесь Рамина?
— Я, — отвечаю, не понимая, что ей нужно. Можно было бы подумать, что дедушка зовёт меня, но тогда медсестра вышла бы с врачом, а не пришла из приёмной. Да и этот старик никогда бы не позвал меня, даже находясь на смертном одре.
— Вас зовут в другой корпус. Срочно.
— Зачем? — с недоумением бросаю взгляд на отца. Он тоже ничего не понимает.
— Второй пациент, которого привезли с места аварии, просит вас. Вас срочно зовут, он в тяжёлом состоянии.
— Дядя Риза зовёт меня? — напряжённо переглядываемся с отцом. С того рокового дня я не разговаривала с ним. И сейчас, находясь в таком состоянии, он зовёт меня… Для чего?
— Папа…
— Идём, — он берёт меня за руку, и я сразу крепко хватаюсь за него. — Я с тобой пойду.
С громко стучащим сердцем иду в другой корпус. Не замечаю, как следом идут мама, Закир и его родители. Не замечаю, куда поворачиваем. В голове набатом стучит только один вопрос: зачем он меня зовёт?
Перед реанимационной стоят жена дяди Ризы — Азиля, его сын Ахмед и дочь Карина. У всех глаза на мокром месте.
— Дядя Керем, — подходит Ахмед. — Рамина, отец зовёт тебя.
— Зачем? — не узнаю свой сиплый голос.
— Не знаем. Но он велел зайти тебе. И чтобы была одна.
— Что бы ни случилось, я здесь, дочка, — говорит папа, взяв моё лицо в свои руки. — Никто с тебя не спросит за то, что выслушаешь его.
— Мне страшно, — шепчу, чувствуя грядущие изменения. — Будет больно.
— И что? Я же рядом, мы вместе пройдём и эту боль. А вот он, возможно, больше не сможет тебе ничего сказать.
— Папа…
— Иди, милая. Иди.
Замираю у дверей в реанимационную. Я не готова узнавать ещё одну новость. С трудом спрятала боль от предательства мужа. С трудом прячу беспокойство за дедушку и дядю Ризу. А теперь меня добьют? Скажут то, что разобьёт меня окончательно?
Оглянувшись на отца, со вздохом открываю дверь — дверь в свою новую боль.
От автора
Керим стоял у порога, затаив дыхание. Его дочь, Рамина, застыла перед дверью, словно перед ней была не больничная палата, а врата в преисподнюю. Он понимал её чувства, разделял её ненависть к Ризе, но в его сердце жила иная правда.
Риза не был виноват в том, что совершил его отец. Он был всего лишь марионеткой в руках хозяина, беспрекословно выполняя его приказы. Керим не мог ненавидеть человека, который никогда не знал свободы, чья жизнь была отдана в услужение его отцу.
Возможно, сейчас, на грани жизни и смерти, Риза наконец-то нашёл в себе силы попросить прощения у Рамины? Эта мысль терзала душу Керима, пока дочь не скрылась за дверью.
Резким движением он схватил зятя за руку и оттащил в сторону, не обращая внимания на встревоженные взгляды матери.
— Что у вас произошло? — спросил он, впиваясь взглядом в лицо Закира.
— Не совсем понял вас, — замялся тот.
— Вы с Раминой поссорились? — настаивал Керим.
— Дядя Керим, всё у нас хорошо, — нервно ответил Закир, понимая, что правда может стоить ему слишком дорого.
— Не держи меня за дурака. Я знаю свою дочь. Она не стала бы грубить твоей матери без причины, тем более при нас, — голос Керима дрожал от сдерживаемого гнева.
— Дядя Керим, мы сами разберёмся в наших отношениях. В каждой семье бывают разногласия, — пытался отговориться Закир.
— Если это просто разногласия — ничего. Но если я узнаю, что ты сделал что-то не то… — схватив зятя за затылок, Керим прошептал ему на ухо: — Ты знаешь, что Рамина — всё для меня! Одна её слезинка по твоей вине, и ты можешь начинать копать себе могилу!
Отпустив Закира, Керим вернулся к остальным. Его угрозы не были пустым звуком.
Зять… Если бы он тогда сразу увез Рамину, она никогда не стала бы его женой. Глупец, понадеялся, что отец оставит их в покое.
О, как же он был наивен…
— Что говорят врачи? — спросил он, приблизившись к сыну Ризы, его голос дрожал от беспокойства.
— Пятьдесят на пятьдесят, дядя Керим, — ответил юноша, нервно теребя край своей рубашки. — Шансы пятьдесят на пятьдесят. Может выжить, а может…
— Не волнуйся так, — мягко перебил его Керим, кладя руку на плечо молодого человека. — Раз его хозяин выжил, значит и твой отец выкарабкается. Ты же знаешь, тот Ризу буквально с того света вытащит.
— Будем надеяться, — тихо проговорил юноша, но в его голосе слышалось сомнение.
В воздухе повисло тяжёлое молчание, прерываемое лишь далёкими звуками больничного коридора и тиканьем настенных часов, отсчитывающих драгоценные минуты ожидания.
Дверь операционной медленно отворилась, словно врата в иной мир. Все присутствующие замерли, не отрывая глаз от появляющейся фигуры Рамины. Она двигалась как призрак – бледная, едва переставляя ноги, с руками, повисшими вдоль тела, словно сломанные крылья раненой птицы. Её лицо было лишено каких-либо эмоций, а взгляд – пустым и стеклянным.
Керим, охваченный тревогой при виде дочери в таком состоянии, бросился к ней, встряхивая за плечи:
— Рамина! Рамина! Дочка, слышишь меня? Рамина!
Мать, не понимая происходящего, подошла ближе:
— Доченька, что с тобой? Что случилось? Что он тебе сказал?
— РАМИНА! — голос Керима прогремел, выводя дочь из странного оцепенения.
— Папа… — едва слышно прошептала она, поднимая взгляд. — Папа…
— Что, дочка? Говори, я слушаю тебя.
— Жив… Он жив…
— Дядя Риза жив? Так это же хорошо, милая, — Керим прижал её голову к своему плечу, нежно поглаживая по волосам. Но уже в следующую секунду его рука застыла в воздухе.
— Он сказал, что кто-то жив…
В коридоре повисла тяжёлая тишина. Лишь жена Ризы, потупив взгляд, понимала смысл этих слов. Стыд за поступок мужа не позволял ей взглянуть в глаза несчастной девушке, даже теперь, когда правда вышла наружу.
— Кто жив? — нахмурился Керим, вглядываясь в лицо дочери, пытаясь понять, о ком она говорит.
— Не знаю, пап, — в её глазах вспыхнула отчаянная надежда, пальцы судорожно вцепились в отцовский воротник. — Пап, может, он говорил о нём? Может, его тогда не… убили?
— Дочка, — с горечью в голосе произнёс Керим, прижимая её голову к груди и ласково поглаживая по спине. — Что сказал тебе дядя Риза? Почему не дослушала?
— Я слушала, пап, — её голос дрожал. — Он произнёс только одно слово — «жив», а потом аппарат начал пищать. Я спрашивала, кто жив, но он не ответил, а потом меня попросили покинуть реанимацию. Пап, он же не умрёт? Он ведь не сказал мне всего. Я должна узнать, о ком он говорил!
— Тише, солнце моё, тише, — успокаивал её отец. — Раз твой дед жив, Риза обязательно выкарабкается. Как только этот старик придёт в себя, я притащу его сюда и не отпущу, пока не вернёт дядю Ризу.
— Мне так нужно узнать, о ком он говорил, — прошептала Рамина, теряя сознание. За один день на неё обрушилось слишком много: измена мужа, авария с дедушкой и дядей Ризой, а теперь ещё и эта призрачная надежда, которую принёс единственный произнесённый Ризой слог.
— Рамина? Дочка? — в панике Керим подхватил обмякшее тело дочери. — Врача! Кто-нибудь, помогите!
— Рамина? Рамина? — к ней бросился Закир, но жена лежала на руках отца без движения, словно мёртвая.
— Положите на кушетку, — распорядилась медсестра, а следом подошёл врач. После осмотра они сообщили, что девушка потеряла сознание от сильнейшего стресса — вероятно, череда трагических событий с близкими людьми оказалась для неё непосильной ношей.
___________________________
Уважаемые читатели)
Книга участвует в Литмобе - "Искушение измены"
Перейдя по ссылке вы найдёте остальные книги участников.
Приятного чтения❤️
https://litnet.com/shrt/g7yb

Закир вышел из палаты, где лежала его жена, оставив всех внутри. Он был в ярости на самого себя за случившееся. В его планы никак не входило сообщать Рамине о предстоящем разводе именно сейчас и таким образом.
Он прекрасно понимал, что причиной её потери сознания стали не последствия аварии, а его собственные слова и сообщение дяди Ризы. Для Рамины дедушка стал чужим человеком в тот момент, когда лишил её права выбора, забрав самое ценное.
— Чёрт, почему я рассказал правду Олесе? — прошептал Закир, стоя у окна в больничном коридоре. — Мой поганый язык! — прорычал он, ударив по подоконнику.
С того момента, как Рамина покинула кабинет, оставив его с Олесей, её взгляд не выходил у него из головы.
Он не хотел нарушать данное ей слово. Не хотел. Просто Олеся закатила истерику, и, не выдержав её разбитого вида, он проговорился.
Идиот! Он ведь прекрасно знал, какая она ранимая. Знал, как она отреагирует на подобные новости, но забылся. С подросткового возраста он был уверен, что влюблён в Рамину. Бегал за ней, сколько раз умолял её дедушку отдать Рамину за него, ходил по пятам за её отцом. Видел, что Рамина относится к нему равнодушно, но не мог отступить.
Он был готов на всё ради неё. Когда её дедушка сказал, что отдаст за него Рамину, но при одном условии, он, не раздумывая, согласился. Даже не знал, какое это условие, ведь главное было получить её.
Дед Асхаб дал ему четыре года, чтобы накопить достаточно денег для открытия собственного дела. Если за эти годы он сможет встать на ноги, то Рамина станет его. Даже договор составили. И пока он работал как проклятый, мечтая открыть своё дело, его невеста училась в педагогическом университете.
Его беспокоило то, что вокруг неё было полно молодых парней, особенно русских. Боялся, что она влюбится в кого-нибудь и сбежит с ним. Попросил друзей следить за ней. Три года она была под его надзором, но, поняв, что она не интересуется никем, успокоился и на четвёртый год убрал свой надзор. Сделал роковую ошибку!
— Ты не позволишь этой паршивке командовать тобой! — внезапно появляется мать Закира, вырывая его из тяжёлых раздумий. — Ты мой сын, и я никому тебя не отдам. Тем более этой бестолковой девице!
— Мама, ты правда считаешь нужным обсуждать это сейчас? Не видишь, в каком состоянии Рамина?
— Мне плевать на неё! Как только вернёмся домой, я ей покажу, как грубить мне!
— Мама, не смей ничего говорить моей жене!
— С меня хватит. Я устала молчать. Пусть знает своё место и не смеет больше и рта раскрывать. До этого я ей запретила к родителям ездить, а теперь вообще мобильник отберу, и будет знать…
— Мама, почему ты себя так ведёшь? Что она тебе сделала?
— Вскружила тебе голову. Испортила жизнь! Сделала всё, чтобы стать твоей женой, и при том даже не смогла подарить тебе ребёнка.
— Сколько раз тебе говорить, что я бегал за ней, а не она за мной…
— Вот именно! Она вскружила тебе голову и заставила бегать за ней и за её родственниками. Ты унижался ради этой дряни…
— Что?! — внезапно появляется Керим, пылая от ярости. Он слышал последние слова матери Закира и готов был размазать её по стене. — Как вы назвали мою дочь?
— Я и вам в лицо скажу! Ваша дочь — дрянь.
— Благодарите Всевышнего, что вы женщина, иначе… Я вот этими руками вам шею свернул бы.
— Извинись! — строго говорит жене отец Закира.
— Не буду! Пусть знает, какая бракованная у него дочь. За пять лет не смогла подарить моему сыну ребёнка.
— Вы не думали, что проблема в вашем сыне, а не в моей дочери? Уверены, что ваш бриллиантовый сыночек способен иметь детей?
— Что? Да как вы смеете обвинять моего сына?
— Может, тогда и его пойдём проверим? Четыре года ты гоняешь мою дочь по врачам, зная, что у неё нет никаких проблем. Теперь я буду гонять твоего сына, пока он не сможет зачать моей дочери ребёнка.
— Мой сын здоров! Это ваша Рамина, паршивка такая…
— Хватит! — возглас самой Рамины останавливает разгорающийся скандал.
__________________________
"По ту сторону измены"
https://litnet.com/shrt/gPVz

Рамина
— Хватит! — мой голос эхом разносится по коридору, когда я выхожу из палаты. Каждая сказанная ими фраза отпечаталась в моей памяти.
— Рамина? — отец и муж подходят одновременно, их обеспокоенные взгляды встречаются на моём лице. — Как ты? Что болит?
— Давай мы поедем домой, если дядя Риза очнётся, я тебя привезу, — Закир берёт меня за руку, но его прикосновение больше не греет.
— Ты прав, я поеду домой, — медленно обвожу взглядом присутствующих, останавливаясь на самодовольной свекрови. — Но домой к своему отцу.
— Дочка? — папа удивлённо щурится.
— Рамина, не… — Закир осекается, встретившись с моим холодным взглядом.
— Я хочу развода, Закир.
— Ну наконец-то мои молитвы услышали! — свекровь торжествующе вскидывает руки, словно победительница.
— Мама, прекрати! — рычит Закир. — Рамина, послушай, мы должны спокойно поговорить обо всём.
— Мне не о чем говорить с тобой, Закир. Всё, что хотел, ты сказал там, и я отлично поняла. Ни тебе, ни мне этот брак не нужен. Я отпускаю тебя и от всей души желаю, чтобы стал счастливым. Надеюсь, она сделает это…
— Что? — отец и свёкор ошарашенно переглядываются.
— Закир, как это понимать? Что ты натворил? — свёкор рычит, словно раненый зверь.
— Ты посмел взглянуть на другую, будучи женатым на моей дочери? — папа хватает Закира за горло.
— Пап, пожалуйста, папочка, не надо. Я не хочу никаких разборок. Давай просто вернёмся домой. Я устала, — слёзы непроизвольно катятся по моим щекам.
— Я тебе говорил, что убью, если обидишь мою дочь? Говорил или нет? — голос отца дрожит от ярости.
— Папа, пожалуйста, — встаю между ними, глядя в глаза отцу. — Отвези меня домой… — слёзы катятся всё обильнее. — Я просто хочу домой.
— Рамина, — отец отпускает Закира и обнимает меня. — Не плачь, солнце моё. Не плачь. Хочешь домой? Поехали. А ты… С тобой потом поговорим.
— Дочка, — свёкор подходит ближе. — Не принимай решение на эмоциях. Побудь с родными несколько дней, а потом мы поговорим.
— Папа Абрам, я не…
— Тс-с-с, — он берёт мою руку. — Просто побудь немного с родными и подумай. На тебя многое навалилось, но это не повод разрушать брак. Это не игрушка, дочка.
— Как скажете, — я выдавливаю улыбку, но внутри твёрдо знаю — моё решение не изменится. Не вижу смысла сохранять этот брак, особенно зная, что муж любит другую и у них скоро будет ребёнок.
Домой мы едем в звенящей тишине. Мама бережно держит мою руку, а отец в зеркале заднего вида смотрит с нескрываемым беспокойством. Я не планировала говорить о разводе именно сейчас, но они сами вынудили меня. Эмоции и боль сжимают сердце железными тисками, душат со всех сторон. Слова дяди Ризы подарили надежду, и теперь я не успокоюсь, пока не узнаю всю правду. Если понадобится, отправлюсь даже на тот свет, лишь бы узнать истину. И если окажется, что все эти годы меня обманывали… Я переверну весь мир, но найду его.
— И давно ты узнала? — спрашивает отец, едва переступив порог дома.
— Пап, я не хочу говорить об этом сейчас. Честно, меня это мало волнует. Всё, что я хочу — это поговорить с дядей Ризой. Только и всего.
— Милая, может, он говорил не о нём? — мама усаживает меня на диван и садится рядом.
— Да, дочка. Возможно, он хотел спросить про дедушку, жив ли он, — поддерживает отец.
— Мам, пап, вы сами-то верите в то, что говорите? Там было столько людей. Ты же была там, мама, но он позвал именно меня! Не просто так, правда? Он прекрасно знал, как я ненавижу дедушку. Знал и всё равно позвал меня. Чтобы узнать про деда? Не верю! — слёзы непроизвольно катятся по щекам. — Я чувствую, что он говорил о нём. Все эти годы я чувствую — он жив. Во снах я слышу, как он плачет и зовёт меня, — воспоминания о снах последних месяцев разрывают сердце. Каждую ночь одно и то же — словно малыш зовёт меня, просит спасти его.
— И давно ты видишь эти сны? — голос отца дрожит.
— С того самого дня, как его у меня забрали, пап. На какое-то время всё прекратилось, но полгода назад… Полгода назад всё вернулось. Он зовёт и плачет, просит помочь. Ему плохо, больно. Я не знаю, что с этим делать, — слёзы катятся всё обильнее.
— Девочка моя, — мама прижимает меня к груди, и мы плачем вместе.
— Мне так нужно поговорить с дядей Ризой. Очень нужно.
— Значит, поговоришь, — отец резко встаёт. — Я немедленно займусь поиском лучших врачей. Привезу их и сделаю всё возможное, чтобы он очнулся и поговорил с тобой. И раз ты чувствуешь, что мой внук жив… Я начну его поиски.
— Пап? Ты правда будешь искать его? — я подхожу к нему и цепляюсь за его руку.
— Правда. Не знаю, с чего начинать, но придумаю… Да Ризу с того света верну и заставлю всё рассказать. И если он окажется всё ещё жив… — закрыв глаза, он сжимает руки в кулаки, а по его щеке катится слеза. — Я найду нашего мальчика.
— Спасибо, пап, спасибо, — обнимаю его, прикусив губу. Внутри расцветает надежда — вдруг он и правда жив и ждёт меня?
— А твой муж… — мама не договаривает.
— Я хочу развода, мам. И это моё окончательное решение, — оборачиваюсь к ней, вытирая слёзы.
— Дедушка будет против.
— Не ему решать! — твёрдо говорит отец. — Он уже однажды решил и с него хватит. Больше у него нет прав решать за мою дочь. Запомни, — поворачивает меня к себе лицом. — Даже находясь на смертном одре, не соглашайся с его условиями. Пусть мне будет грозить смерть — не соглашайся. Поняла меня?
— Пап, как я могу пожертвовать тобой? Как?
— С гордо поднятой головой! Уж лучше умереть, чтобы моя дочь прожила жизнь как ей хочется, чем сидеть и скрипеть зубами, смотря на её несчастное лицо. Запомнила?
— Да.
— Вот и хорошо. Поешь чего-нибудь и иди отдыхать, ты измотана. А я разберусь со всем. Обязательно разберусь.
Папа покидает гостиную, а спустя минуту уезжает. Я очень надеюсь, что он найдёт моего сына. Надеюсь, что дядя Риза очнётся и подтвердит мои надежды. Я даже злиться на него за прошлое не буду, если мой малыш окажется жив.
События пятилетней давности…
— Дедушка, умоляю, не забирай его! — двадцатидвухлетняя девушка стояла на коленях перед суровым Асхабом, главой семейства, и в её глазах читалась отчаянная мольба.
— Замолчи! — проревел старик, ярость клокотала в его груди. Этот ребёнок был для него живым укором, позорным пятном на репутации семьи. — Ты должна была избавиться от него сразу, как только узнала!
— Но это мой сын… Моя частичка… — сквозь слёзы шептала девушка, не отрывая взгляда от малыша, которого держал один из людей её деда. — Он живой… Я сама его воспитаю…
— Сама? — взревел Асхаб. — А что я скажу твоему будущему мужу? Ты думаешь об этом? Он ждал тебя четыре года, а ты осмелилась опозорить семью!
— Я не опозорила! — крикнула девушка в ответ.
— Отдала свою честь какому-то проходимцу! Честь, которую должна была сберечь для законного мужа! Запомни: если Закир откажется жениться на тебе, я убью тебя собственными руками! Поняла?!
— Дедушка, — она подползла к нему и вцепилась в его ноги, — пожалуйста, позволь мне забрать ребёнка и уйти. Мы не будем вас беспокоить. Я никогда не расскажу ему о вас. Даже фамилию сменим… Только не отнимай у меня моего малыша!
— Я сказал нет, значит, нет! Ты станешь женой Закира в самое ближайшее время, а этого ублюдка с глаз долой!
— Мама, мамочка! — не вставая с колен, она поползла к матери. — Умоляю, скажи дедушке оставить ребёнка. Он же совсем маленький. Я нужна ему. Он не выживет без меня. Спаси своего внука!
— Рейхан, только попробуй дать ей надежду! В ту же секунду вернёшься в дом своего отца с клеймом разведённой! — слова свёкра эхом отдавались в голове женщины. Как бы ей хотелось помочь дочери, оставить малыша, но цена была непомерной — расторжение брака. Как она сможет вернуться к отцу после двадцати двух лет замужества? — Твоя мать и так уже совершила грех скрывая беременную Рамину у себя! Риза, унеси это отродье подальше и избавьтесь от него! Чтобы я больше никогда о нём не слышал! — голос Асхаба гремел по всему особняку.
— Нет! — душераздирающий крик девушки эхом отразился от стен огромного дома. — Верните моего малыша! Отдай его мне!
— Держите её! — приказал Асхаб своим людям.
— Отпустите! Это мой ребёнок! Вы не имеете права его забирать! — кричала девушка, отчаянно пытаясь вырваться из мужских рук. — Дядя Риза, верни моего малыша! Не-е-ет, не уноси! Не делай этого! Не поступай так со мной…
Риза, которому было искренне жаль внучку хозяина, всё же не мог ей помочь. Бросив последний полный сострадания взгляд на девушку, он вышел из дома с ребёнком на руках. Хозяин приказал избавиться от него навсегда, но как у него поднимется рука на такое?
В особняке же разразилась настоящая буря. Девушка билась в истерике, царапалась, кусала удерживающих её мужчин, но их хватка была железной.
— Рамина, прекрати этот позорный спектакль! Не испытывай моё терпение, иначе пожалеешь! — голос Асхаба дрожал от ярости, а глаза метали молнии.
В этот момент дверь распахнулась, и на пороге появился отец девушки. Рамина, словно раненая лань, бросилась к нему, зарываясь в отцовские объятия с душераздирающим плачем.
— Папа… папочка, умоляю, верни моего малыша… Я не могу без него… — её тело содрогалось в конвульсиях рыданий.
Мужчина в недоумении переводил взгляд с жены на дочь. Ещё утром Рамина была у матери жены, гостила там уже пять долгих месяцев. Что могло произойти за столь короткое время?
— О каком малыше идёт речь? — мягко спросил он, поглаживая дочь по голове.
— Эта бесстыжая девка нагуляла ублюдка и теперь требует, чтобы я его признал! — взревел Асхаб, багровея от гнева.
— Отец, держите себя в руках! И объясните наконец, что здесь происходит! Рамина, расскажи всё по порядку.
Девушка подняла на отца полные слёз глаза.
— Папа, это неправда… Я ни с кем не встречалась… Помнишь, ты разрешил мне пойти на вечеринку к однокурснице, когда дедушка уехал? Там… там меня опоили чем-то… Я думала, это просто сок… А потом всё как в тумане… А теперь… теперь моего ребёнка… Как я могла его убить? Он такой маленький… Живой… Дедушка хочет отнять его у меня… Папа, спаси его… Он нуждается во мне…
Её голос затихал, сменяясь бессвязным бормотанием. Отец крепко прижимал дочь к груди, пытаясь успокоить её трясущееся от страха и отчаяния тело.
— Тише, милая… Я во всём разберусь… Обещаю…
— Пойдём, сядем, — мужчина помогает дочери подняться и, присев рядом, крепко прижимает её к себе. — Объясни мне, отец, что ты натворил? Куда дел ребёнка?
— Уничтожил! Этот позор не выйдет за пределы этого дома! И я позаботился, чтобы исчезли все следы этого бесчестья! — Асхаб брызгал слюной от ярости.
— Отец, вы что, не слышали, что она рассказала? Я не вижу вины Рамины в произошедшем, как не вижу вины ребёнка! Немедленно позвоните своему прихвостню и заставьте вернуть моего внука! Сейчас же!
— Ты как с отцом разговариваешь?
— Так, как вы того заслужили! У Рамины есть отец, который будет принимать решения за неё! И моё решение — воспитать достойного внука!
— Ноги этого ублюдка не будет в моём доме!
— Не вам решать, куда будет ступать нога моего внука! У него есть мать, которая будет нести за него ответственность! Есть дедушка, который будет защищать его! Он проживёт и без вашего одобрения и участия в его жизни! Немедленно звоните своему псу и заставьте привезти мальчика! Или я перестану считать вас своим отцом!
— Я лучше умру, чем позволю этому ублюдку жить!
— Отлично. Вам помочь могилу выкопать?
— Да как ты смеешь такое говорить родному отцу?
— Точно так же, как вы приняли решение избавиться от своего родного правнука!
— Асхаб-бей, я сделал, что вы велели, — бесцветным голосом произносит Риза, появляясь в дверях.
— Нет… — шепчет онемевшая Рамина, сползая по стене на пол. — Нет… Мой сын… Ты не мог… Дядя Риза, вы не могли… Нет… Мой малыш…
— Рамина, цветочек мой, — Керим опустился на корточки перед безжизненно лежащей дочерью, словно сломанной куклой. — Взгляни на меня, доченька.
— Они убили его, — едва слышно прошептала бледная как смерть Рамина. — Убили моего ребёнка…
— Посмотри на папу. Ну же, открой глаза, дочка. Я сейчас же пойду поговорю с Ризой и всё выясню. Не мог он безвинное дитя убить.
— Убил… — в её голосе звучала невыносимая боль.
— Ай, дочка моя, — Керим нежно поцеловал её руку, закрыв глаза от горя. — Почему ты не сказала мне сразу? Почему скрыла? Всё было бы по-другому.
— Не знаю… Испугалась, — её голос дрожал, словно осенний лист на ветру.
— Глупая моя Рамина, глупая… — поцеловав её в висок, он тяжело поднялся. — Рейхан, присмотри за дочерью, а я пойду поговорю с Ризой. Если и умер ребёнок, хотя бы тело надо забрать и похоронить.
— Отец будет ругаться…
— Да пошёл такой отец в ад! Это мой внук, и он имеет право быть достойно похороненным. Не оставляй Рамину одну. Ни за что не оставляй!
С искажённым от ярости лицом Керим отправился на поиски Ризы. Но тот оставался непреклонен:
— Я выполнил поручение твоего отца.
— Отдай мне тело ребёнка! — с яростью прошипел Керим в лицо некогда близкому другу.
— Нет тела.
— Риза, не держи меня за идиота! Ты не мог за такое время избавиться от ребёнка так, чтобы и следа не осталось. Скажи мне правду, где ребёнок?
— Ответ всё тот же — нет его, — бесстрастно отвечал Риза, проклиная себя за содеянное.
— Керим, — внезапно появился Асхаб-бей. — Завтра состоится свадьба Рамины, я договорился с Закиром.
— Ты меня плохо слышал? Моя дочь не выйдет за него замуж!
— Не испытывай моё терпение, Керим!
— Это ты испытываешь моё терпение. Я сейчас забираю жену и дочь и покидаю твой дом, — развернулся и решительно направился в дом.
— Риза, свяжите его и заприте в моей комнате. Поставь охрану, чтобы не смог выйти.
— Асхаб-бей, не слишком ли…
— Ты собрался мне перечить?
— Нет, — склонил голову Риза, помня о том, что обязан этому человеку своей жизнью. — Сейчас будет исполнено.
В воздухе повисло тяжёлое молчание, словно сама судьба готовила новую трагедию для этой несчастной семьи.
Асхаб проводил холодным взглядом удаляющуюся фигуру Ризы, затем снял трубку старинного телефона и позвонил Закиру. Его голос звучал твёрдо и непреклонно:
— Приезжай немедленно. Свадьба состоится сегодня.
Спустя полчаса Закир с родителями уже сидели в гостиной, слушая объяснения Асхаба. Они были потрясены внезапностью происходящего, но Закир, ослеплённый радостью от предстоящей женитьбы на Рамине, не обращал внимания на странности ситуации. Какая разница, завтра или сегодня? Главное — она станет его женой.
Асхаб, оставив Закира с семьёй в гостиной, поднялся наверх. Мулла уже ожидал в гостевой комнате.
— Поднимайся, — резко приказал он внучке, сердце которого всё же дрогнуло при виде её измученного состояния. Но совершённое ею преступление перевесило все родственные чувства. — Закир внизу, и прямо сейчас состоится ваш никах.
— Отец! — воскликнула потрясённая Рейхан. — Но Рамина же…
— Если она хочет, чтобы её отец не пострадал, она встанет и спустится вниз, — грубо оборвал её Асхаб, глядя в пустые, безжизненные глаза внучки. Как он и предполагал, угроза подействовала — дочь всегда была слаба перед отцовской любовью.
— Где папа? — хрипло спросила Рамина, с трудом приподнимаясь.
— Пока цел и невредим, но если ты сейчас же не спустишься и не дашь согласия на свадьбу, не обещаю, что он останется таким же. Да, он мой сын, но честь семьи дороже детей!
— Вы чудовище, — безжизненно прошептала Рамина.
— Возможно. У тебя пять минут, или я начну действовать.
Рамина проводила взглядом некогда любимого деда и без сил рухнула на кровать. Сначала он забрал сына, затем приказал избавиться от ребёнка, и в тот же день решил организовать её свадьбу? Хочет, чтобы она всю жизнь помнила об этом? Ошибаешься, дедушка, даже в могиле я не забуду этот день. День, когда ты вырвал из моего сердца его частичку.
Выйти замуж за Закира? Он прекрасно знает, как я люблю отца, и решил использовать его жизнь как орудие давления. Так и быть, я подчинюсь. Но запомни, дедушка — я никогда не прощу тебе этого. Никогда…
Спустившись в гостиную, Рамина окинула взглядом собравшихся: Закир с родителями, дедушка, мулла… И Риза здесь. Её взгляд остановился на мулле.
— Я имею право потребовать в качестве махра то, что мне необходимо?
— Рамина! — Асхаб пронзил внучку яростным взглядом.
— Имеете, — спокойно ответил мулла.
— Я хочу поговорить с Закиром наедине.
— Не смей, Рамина!
— Я согласен, — глухо произнёс Закир, хмуро глядя на неё. Ему не нравился её вид — всегда спокойная, с лёгкой улыбкой на губах, сейчас она выглядела как призрак.
Асхаб, стиснув зубы, позволил им выйти во двор. Он наблюдал за ними из окна, но не мог расслышать ни слова. Если Закир откажется от неё, это будет позор!
— Закир, — начала Рамина, глядя ему прямо в глаза. Он понимал — она скажет что-то важное, ведь впервые она смотрела ему в глаза таким странным, безжизненным взглядом. — Я не хочу выходить за тебя замуж.
— Почему? — напрягся он.
— Сегодня не тот день, когда я хотела бы выйти замуж. У меня к тебе нет никаких чувств.
— Рамина, — шагнул к ней. — Я влюблён в тебя со школы. Моей любви нам хватит на двоих. Не сейчас, но со временем и ты полюбишь меня.
— Ладно. Тогда ты должен узнать правду, — она перевела взгляд на окно, за которым наблюдал её дедушка. — Я больше не девственница.
— Не совсем понял?
— Ровно девять месяцев назад на вечеринке у одногруппницы я перепутала обычный сок с разбавленным алкоголем. В ту ночь я потеряла девственность. С кем? Не знаю. Я не помню лица, только глаза того мужчины, — с каждым её словом в Закире разгоралась ярость. Он сжал руки в кулаки, сдерживая желание схватить её за плечи и встряхнуть. Хотелось кричать на неё.
Настоящее время…
До глубокой ночи я прождала отца, но он так и не вернулся. Мама раз за разом пыталась отправить меня спать, но я была непреклонна. Как я могла спокойно уснуть, когда на кону стояла жизнь моего ребёнка? В том, что говорил дядя Риза о сыне, я не сомневалась ни на мгновение.
Сколько раз я слышала, как матери говорят о том, что материнское сердце всё чувствует? И сейчас я точно знала – мой малыш жив. И пусть я видела его всего один день, держала на руках совсем недолго, но я носила его девять месяцев, ждала, любила всем сердцем. Мне было безразлично, кто его отец – я полюбила своего ребёнка всей душой.
Устав от бесконечного хождения, я присела на диван и незаметно уснула. Проснулась от шума в холле – солнце уже ярко светило в окно. Сколько же я проспала? Может, отец наконец вернулся?
– Папа, ты узнал? – выбежала я в холл, но столкнулась там только с мамой и Закиром. – А где папа?
– Он ещё не вернулся, дочка, – мама выдавила что-то похожее на улыбку. Она была совершенно растеряна и не знала, что делать.
– Рамина, я…
– Проходи, – резко оборвала я мужа и прошла в гостиную. Аккуратно сложила плед, которым была укрыта, и сделала глоток воды – мама позаботилась, спасибо ей.
– Как ты? – Закир подошёл ко мне, но я непроизвольно отступила назад – больше я ему не доверяла.
– Нормально. Ты пришёл обсудить развод? Дай мне пять минут, и мы сразу же поедем подавать заявление в ЗАГС.
– Подожди, – он взял меня за руку, и мне стало… противно? Из-за его измены? – Давай присядем и поговорим. Я не могу просто взять и закончить наши отношения.
– Закир, какие отношения? – я вырвала руку. – Ты скоро станешь отцом! Тебе нужно как можно быстрее жениться на Олесе, чтобы ребёнок родился в законном браке и не носил клеймо “незаконнорожденного”, – последнее слово я буквально выплюнула, потому что ненавидела его всей душой. Ни один ребёнок не должен быть оскорблён такими словами. Это не их вина, что они появились на свет не в браке.
— Чёрт, Рамина, давай спокойно поговорим!
— Я правда не понимаю, о чём нам с тобой говорить, когда всё так очевидно. Но так уж быть, давай поговорим, — я присела в кресло, потому что сидеть рядом с ним не хотелось. Рядом сидят, когда доверяют человеку, а напротив — когда ожидают предательства. — Я слушаю.
— Я… прости меня.
— Можно уточнить, за что ты просишь прощения? За измену и любовь к другой женщине? За ребёнка, которого ты ей сделал? Или… за своё нарушенное слово? — Закир отводит взгляд. Приятно осознавать, что хоть немного ему стыдно.
— За всё, — шепчет, возвращая взгляд на моё лицо. — Я не хотел причинять тебе боль. Это вышло случайно.
— Случайно изменил? — мои губы расползаются в горькой усмешке. — За что, Закир? Я была плохой женой? Разлюбил? Надоела? Мог же просто сказать мне об этом, и я без малейшего упрёка, скандала ушла бы.
— Я не знаю, Рамина, — устало вздохнув, отошёл к окну и уставился на улицу.
Не знает? А кто знает? Кто? Мой муж, которого я ценила, уважала и по-своему всё равно любила, нашёл другую. У них скоро будет общий ребёнок. Малыш, которого так сильно хотел сам Закир и его мать. Последняя, наверное, в восторге от новости, но ненадолго. Как только Олеся узнает её поближе, уверена, радость свекрови погаснет, как тлеющие угольки. Мать её будущего ребёнка не Рамина, и молча терпеть её оскорбления не станет.
— Она появилась у нас в офисе три месяца назад. Племянница начальника. Все думали, что она будет вести себя как стерва и начнёт выказывать нам своё фи, но она оказалась другой. Своей весёлой и озорной улыбкой она покорила весь коллектив.
— И тебя, — дополняю, проглатывая ком в горле. Оказывается, всё-таки больно слышать хвалебные оды о другой девушке от мужа.
— И меня, — он обернулся ко мне с сожалением во взгляде. — Я правда пытался держать с ней дистанцию, вёл себя отстранённо. Но она словно через лужу переходила мои границы. Каждое её прикосновение я ловил как сумасшедший. Сам не понял, как начал искать её общества. Она словно магнит тянула к себе… И я не сдержался.
Его слова словно острые осколки впивались в моё сердце. Как же легко было разрушить то, что строилось годами. Одно прикосновение чужой женщины оказалось сильнее его любви ко мне, обещаний, нашей жизни. И теперь он стоит здесь, оправдывается, пытается объяснить то, что объяснить невозможно.
— Раз не дедушке, то мне решил рассказать про вашу ночь, в которую вы зачали ребёнка? — неужели он не понимает, что говорит не с лучшим другом, а с женой! С женой о своей любви к другой женщине.
— Чёрт, извини, — взъерошив волосы, подходит ближе и садится на корточки. — Рамина… Я так запутался, — его лицо исказилось от боли.
— В чём запутался? Ты только что рассказал мне о своей любви к женщине, которая носит твоего долгожданного ребёнка. Не понимаю, в чём ещё ты можешь быть запутан?
— Я… — прикрывает глаза на несколько секунд и выдаёт полнейшую чушь. — Я не хочу терять тебя.
— Что? Закир, ты сам себя слышишь? Минуту назад ты рассказывал, что влюбился, но и меня не хочешь отпускать? А, поняла. Сейчас же в моде двоежёнство. Решил последовать этому примеру? Интересно, как ты собираешься дальше жить? С двумя женщинами, с двумя семьями? Или я должна молча наблюдать, как ты строишь счастье с другой, а после приходишь ко мне? — мой голос дрожал, но я старалась держаться.
— Нет, нет, — вскочил и начал расхаживать передо мной, словно ужаленный. — Послушай, да, я изменил тебе. Мне нравится Олеся, но это пройдёт! Я уверен, что у меня это пройдёт. А тебя… Тебя я никогда не смогу отпустить. Ты моя, Рамина.
— У меня не хочешь спросить, хочу ли я и дальше быть твоей? Нужно мне это или нет?
— Раминка, я знаю. Я причинил тебе боль. Поступил как подонок, но я исправлюсь. Уволюсь с этой работы. Расстанусь с Олесей…
— А ребёнок?
— Буду алименты платить и видеться с ним. Если Олеся будет не против, заберём его себе.
Открыв глаза,в полумраке комнаты я увидела картину: отец железной хваткой заломил Закиру руку за спину. Его голос, обычно спокойный и размеренный, сейчас дрожал от ярости:
— Как ты посмел поднять руку на мою дочь, щенок? Кто дал тебе такое право?
Закир, скривившись от боли, прохрипел:
— Она моя жена! Я имею право…
— Она прежде всего моя дочь! — перебил отец. — И никаких прав на подобное скотство я тебе не давал!
— Пап, прошу, отпусти его… — попыталась вмешаться я, но отец лишь бросил на меня строгий взгляд.
— Молчи, Рамина! — прогремел он. — Вы оба с моим отцом решили, что у моей дочери нет защитника? Да я вас обоих в землю живьём закопаю! А руку, что ты поднял на неё, собакам на съедение отдам! Рамина, он и раньше поднимал на тебя руку?
— Нет, папа, — прошептала я, отступая назад. — Он никогда раньше… Я просто довела его сегодня. Отпусти его, пусть уходит.
Отец, не отпуская Закира, процедил сквозь зубы:
— Слушай меня внимательно. Если ты ещё раз приблизишься к моей дочери или скажешь ей хоть слово, я убью тебя. Никакая тюрьма меня не остановит! Убирайся и забудь дорогу в нашу жизнь!
Закир, не оглядываясь, выбежал из гостиной. Мама, бледная как полотно, стояла в дверях, не отрывая от отца испуганного взгляда. А я… Я не смогла сдержать слёз и бросилась в отцовские объятия, чувствуя себя одновременно защищённой и опустошённой.
— Папа… — прошептала я, пряча лицо у него на груди.
— Всё хорошо, доченька, — тихо ответил он, крепче прижимая меня к себе. — Теперь всё будет хорошо.
Я благодарно кивнула, чувствуя, как тепло его рук и слов согревает моё израненное сердце.
Отец нежно погладил меня по голове, заглядывая в глаза:
— Ты в порядке?
— Да, пап. Это я виновата… Наговорила ему всяких глупостей из злости и обиды. Честно, старалась держать себя в руках. Разговор даже начинался спокойно, но когда он заговорил о моем сыне… Я не смогла сдержаться.
Отец крепче обнял меня:
— И правильно. Своего ребёнка нельзя отдавать на поругание даже словами. То, что он не сдержался, говорит о его истинной сущности. Настоящий мужчина должен быть мудрее. Знаешь, я рад, что наконец-то выставил его за дверь. Прости, доченька, но я никогда его не принимал. Он мне с самого начала не нравился.
— Он говорит, что это я виновата в его измене, — прошептала я, уткнувшись в отцовскую грудь. Понимаю, что неправильно обсуждать такие вещи с отцом, но после того, как я скрыла от него беременность, больше не хочу ничего утаивать. Папа всегда был на моей стороне, даже когда я совершила ошибку.
— Ха, нашёл себе оправдание, — фыркнул отец. — Мужчина не изменяет, если не хочет этого сам.
— Может, я и правда была плохой женой… — неуверенно произнесла я.
— А он был плохим мужем, раз позволяет себе так себя вести! — отрезал отец. — Просто ищет способ не нести ответственность за свои поступки. Не слушай его, доченька. Не верь этим словам.
— Спасибо, что вы с мамой у меня есть, — прошептала я, чувствуя, как слёзы снова наворачиваются на глаза.
— Ты же наш цветочек, — нежно поцеловал меня в макушку отец и повёл к дивану. — Пойдём сядем и обо всём поговорим.
Моё сердце замерло в груди.
— Ты что-то узнал? — голос дрогнул, а тело словно превратилось в камень. Закир и его предательство мгновенно отступили куда-то далеко, оставив лишь глухую боль.
Отец устало опустился на диван, потирая пальцами виски. В его глазах читалась такая тяжесть, что у меня перехватило дыхание.
— Не совсем, — произнёс он наконец. — Рейхан, принеси нам чаю.
Пока мама отсутствовала, в комнате повисла гнетущая тишина. Я не могла оторвать взгляда от отца, ловя каждое его движение, каждое изменение в выражении лица. Страх и надежда сплелись внутри тугим узлом.
— Я говорил с врачами, — начал отец, — и договорился, что они привлекут лучших специалистов из Москвы. В Питере соберут консилиум. Но когда Риза придёт в себя… Никто не может этого сказать. Кома — это не просто сон, тем более второй степени. А гематома в правом полушарии…
— Дядя Риза в коме? — прошептала я, чувствуя, как земля уходит из-под ног. — И никто не знает, когда он очнётся? Но как же… Как же мой сын? Как мы узнаем что-то о нём, пап?
Отец тяжело вздохнул:
— Не убивайся раньше времени. Дядя Риза не всесилен. Я обращался к частному детективу… После твоей свадьбы, — его губы тронула горькая усмешка. — Хотел найти хоть что-то. Даже просто тело моего внука. Но твой дедушка тогда был ещё очень влиятелен и богат. Все, к кому я обращался, через час звонили и отказывались браться за это дело.
В его глазах проступила решимость.
— Но сегодня я наконец смог договориться с одним. Он обещал сделать всё возможное, чтобы узнать хоть что-то о нашем малыше. И если он жив, — отец взял меня за руки, — мы найдём его, милая. Обязательно найдём и вернём нашего мальчика.
Я молча кивнула, пытаясь сдержать слёзы. В его словах была та уверенность, которая давала мне силы продолжать надеяться.
— Почему всё так сложно? — шепчу, прижимаясь к отцовской груди, позволяя себе эту минутную слабость.
Мама садится рядом, нежно поглаживая меня по спине:
— Не торопи события, милая. Возможно, время ещё не пришло. Всевышний не просто так посылает нам испытания.
Горькая усмешка искривляет мои губы:
— Я мало страдала? На моих глазах у меня отобрали ребёнка и заявили, что тот мёртв. Пять лет я считала его мёртвым, даже могилы не было, чтобы я могла посетить его. А сейчас дали шанс… надежду, и опять нужно бороться.
Отец мягко поднимает моё лицо за подбородок:
— Рамина, что это за мысли? Ты же у меня сильная девочка. Справилась со всеми горестями, и сейчас, почувствовав надежду, ты собираешься ныть и страдать? А если найдём нашего ребёнка, ты перед ним в таком удручающем состоянии предстанешь?
В моём голосе звучит твёрдость:
— Нет, пап, нет. Я ему ни за что не дам понять, как мне было тяжело и больно. Возможно, он чувствовал ещё больше боли, чем я. Я буду его только любить и показывать эту любовь. Стану его опорой и поддержкой. Никому больше не позволю причинить ему вред. Никому!
Я не хотела выходить за него замуж, не испытывала к нему никаких чувств, кроме холодного равнодушия. Но жизнь отца, которой дед угрожал расправой, оказалась дороже моей собственной свободы. Да и что это была за свобода? Моё сердце разрывалось от невыносимой боли потери ребёнка, и под тяжестью всех обрушившихся на меня бед я молча согласилась стать женой Закира.
Первый год казался терпимым, если не считать его ворчливой матери. Он даже проявлял заботу, ухаживал за мной, ни к чему не принуждал. Я начала думать, что нашла достойного мужчину. Уважала его, ценила его отношение, но всё изменилось, когда его бизнес потерпел крах. Его показная мужественность сползла с него, как ненужная маска.
Он стал постоянно угрюмым, жаловался матери, что конкуренты обошлись с ним несправедливо. Неужели он не понимал, что в бизнесе нет места честной игре? Там всегда действует закон: или ты, или тебя. Его долги тяготили свекра, и я, жалея его, устроилась на две работы.
Мой свёкор — поистине удивительный человек. Его доброта и то спокойствие, с которым он принимал все удары судьбы, всегда вызывали у меня восхищение. Пока Закир вёл себя как обиженный ребёнок, свёкор работал, содержал семью и выплачивал долги. Он не раз намекал, что Закиру пора бы тоже начать работать, но тот только жаловался на судьбу и упрекал всех, что ему не дают “оплакать свою потерю”.
Он даже не задумывался, что его неудачный бизнес — ничто по сравнению с потерей ребёнка. Упрекал меня за то, что я вспоминаю о сыне? Ему стоило бы сначала посмотреть на себя со стороны. Он вёл себя как озлобленный на весь мир подросток, неспособный принять ответственность за свою жизнь.
Их совместное предприятие с Закиром закончилось полным крахом. Дедушка, несмотря на все свои хитрости, остался без средств – ни на охрану, ни на помощниц. Единственными его спутниками теперь были верный дядя Риза и гордость семьи – автомобиль, который больше не принадлежал им. Судьба оказалась жестокой: машина разбита вдребезги, а дядя Риза лежит в больнице.
Скоро дедушка должен вернуться домой, и я не знала, чего ожидать. Мама уже предупредила – он будет против развода, ведь “позор, нельзя допустить, пусть нагуляется и вернётся в семью”. А если узнает о тех ужасных словах, что сказал Закир… Но теперь у неё есть отец, и она стала сильнее. Молчать больше нет сил – если потребуется, она уйдёт из дома, но к Закиру не вернётся никогда.
– Пожалуй, отдохну немного, а потом поеду в больницу, – прошептал отец, бережно отстраняя её от себя. Рамина только сейчас осознала, как он, должно быть, устал за эту долгую ночь.
– Прости, пап… Забыла про тебя совсем. Наверное, стоит съездить забрать вещи и расторгнуть никах.
– И не думай! Ты больше не ступишь ногой в тот дом. Мы с мамой сами привезём твои вещи вечером. Никах я сам улажу.
– Пап…
– Молчи, Рамина! Этого мерзавца я к тебе больше не подпущу. А его мать… Пусть её яд прибережёт для следующей жены своего сынка. Теперь я буду оберегать тебя, как кокон оберегает бабочку.
– Дома запрёшь? – улыбнулась она, разглаживая морщинку между его бровями.
– Зачем? Просто буду всегда рядом, куда бы ты ни пошла.
– Керим, не сходи с ума, – мама закатила глаза. – Она уже не ребёнок.
– Для меня – ребёнок! И точка. Отдохну, навещу старика и Ризу, а потом за вещами поедем. А ты, цветочек мой, набирайся сил. Нас ждёт серьёзная битва, особенно с этим старым упрямцем!
Отец ушёл к себе, мама направилась на кухню, а я осталась наедине со своими мыслями. Если бы могла, уже давно бросилась бы на поиски сына. Лишь бы знать направление… Готова перевернуть весь мир, но найти его…
_______________
Ксения Хиж
"Измена. Уже не больно"
https://litnet.com/shrt/lKEN

Керим
— Неужели соизволил отца навестить? — процедил отец, не отрывая взгляда с кушетки. Его лицо, изможденное болезнью, всё ещё выражало привычное высокомерие. Даже сейчас, в таком состоянии, он умудрялся смотреть на меня свысока — эта черта никогда не покидала его.
Я приехал один, оставив жену и дочь дома. Бессмысленно было говорить с ним о внуке — знаю, что Риза не проронил ему ни слова. Но я найду его, найду своего внука, и с каким же наслаждением увижу тогда его искаженное яростью лицо. Родной отец… но ненависть, которую он во мне пробудил, нешуточная.
— Навестить? — усмехнулся я. — Нет, я пришёл узнать: сдох ты или всё ещё продолжаешь отравлять воздух своим присутствием?
— Значит, мечтал станцевать на моих похоронах? — его голос дрожал от едва сдерживаемого гнева.
— Не скрою, — ответил я, глядя ему прямо в глаза. — Мечтал. — Я сжал кулаки, пытаясь сдержать ярость. — Долгие пять лет жду твоей смерти, а ты словно назло никак не покинешь этот мир. Даже страшную аварию пережил, как ни в чём не бывало. Как тебе удаётся?
— Меня Всевышний любит, — отец едва заметно усмехнулся уголком губ, его взгляд оставался холодным.
— За что? — мой голос дрожал от гнева. — За твои грехи? За то, как ты растоптал жизни всех, кто был тебе дорог? За то, что ты превратил любовь в пепел, а доверие — в пыль? За кровь на твоих руках?
— Я всего лишь избавил этот мир от ещё одного насильника. Он не вырос бы нормальным человеком, — голос отца звучал холодно и расчётливо.
— А с чего ты взял, что он стал бы насильником? — я с трудом сдерживал дрожь в голосе.
— Его отец такой же, значит, и в нём проснётся та же гнилая кровь, — он говорил это так спокойно, словно речь шла о погоде.
— Странная у вас логика, Асхаб-бей, — тихий истеричный смех вырвался из глубины души. — По твоему мышлению, я в будущем стану таким же ублюдком, как и ты.
— Керим! — в его голосе прорезалась сталь.
— А что? — я сделал шаг ближе, чувствуя, как внутри закипает ненависть. — Мой отец — убийца и ублюдок, причинивший страшную боль единственной внучке. Получается, следуя твоим же законам о генах, я стану таким же мерзким человеком. Хм, почему бы и нет? Например, сейчас я могу вдоволь этим воспользоваться. Ты, со сломанной пяткой, с вывихнутым плечом… Не можешь ни двигаться, ни ходить. Зачем мне такая обуза? Тащить на себе искалеченного инвалида… Ну и что, что отец?
— Ты что такое говоришь? — в глазах отца вспыхнула ярость, губы подрагивали, пытаясь сдержать бурю эмоций. Его лицо, обычно бесстрастное, исказилось от гнева и боли.
Я стоял над ним, чувствуя, как внутри разгорается пламя. Все эти годы ненависти, все обиды и боль вдруг нашли выход в этих словах. Он думал, что я буду молчать? Что я буду прощать? Нет. Я наконец-то дал выход той ярости, которая копилась годами.
— Как что? — я наклонился к нему, чувствуя, как внутри всё дрожит от презрения. — Пробуждаю отцовские гены. Зачем вот ты мне нужен? Ради твоей мелкой пенсии? Привезу домой и придётся ухаживать за тобой… Зачем мне это?
Его лицо побледнело, а в глазах промелькнул страх. Я видел, как он пытается собрать остатки гордости, но слова застряли в горле.
— Ты… ты не можешь так… — прохрипел он, пытаясь подняться на локте.
— О, могу, — я усмехнулся, отступая на шаг. — И знаешь что? Это будет справедливо. Давай лучше вколим тебе яд, а в отчете напишем умер от остановки сердца. Врачей подкупить я деньги найду. Ты ведь в свое время тоже деньгами все решил. Хм, мне все больше и больше нравиться этот вариант. Оказывается это весело. Убивать.
— По нашей религии…
— По религии? — смеюсь в голос над его словами. — Какая религия? Где была твоя религия, когда ты безжалостно избавлялся от младенца? В твоей религии не написано разве, что нельзя убивать? Или у тебя какая-то индивидуальная она? Мне можно, а в мою сторону нельзя.
— Керим, ты явно не в себе! Говоришь глупости…
— Почему глупости? Я же твой сын. Во мне твои гены, но вот кровь у меня материнская. Даже группой крови я пошёл в неё… И именно эта кровь не дала мне совершить грех — убить собственного отца! Именно эта кровь не дала моей дочери поднять руку на дедушку. Именно эта чистая, ничем не опороченная кровь моей матери! И я благодарю Всевышнего, что именно её кровь течёт по моим венам, иначе… Иначе ты уже давно отправился бы на тот свет, несмотря ни на какую религию и ни на какие твои связи!
— Убирайся! Уходи и не смей ко мне приходить больше! Риза выгонит вас из дома…
— Кто-кто? Риза? — мой голос сочится ядом. — Так ты не в курсе, где твой драгоценный Риза? — его лицо мгновенно бледнеет, а в глазах появляется страх. — Бедный Риза лежит в реанимации, между жизнью и смертью. Мне достаточно нажать одну кнопку, и никто его уже не спасёт. Может, загляну к нему прямо сейчас…
— Что с Ризой? — в его голосе столько тревоги… Он так не переживал о внучке, как о своём прихвостне.
— В коме, — отвечаю я, наслаждаясь его страданиями. — Ты-то отделался легко, а твой верный пёс умирает. И знаешь что? Я, возможно, помогу ему отправиться на тот свет. Так сказать, отомщу хоть так. А ты… пока живи.
— Ты… ты не мог бы… — прохрипел он, пытаясь прийти в себя.
— Мог бы, — ответил я, сжимая кулаки.
Он закрыл глаза, словно пытаясь отгородиться от реальности. А я стоял и смотрел на него, чувствуя, как внутри что-то ломается. Не от ненависти — от осознания того, что мы оба стали жертвами его поступков.
— Я мог бы уничтожить тебя, — продолжил я, понизив голос. — Но не стану. Потому что она научила меня быть лучше. И я сделаю всё, чтобы её наследие не было запятнано. Живи и наслаждайся осознанием своих поступков. А вот Риза… — усмехнулся и покинул палату не закончив предложение.
— Керим! Керим! — его крики разрывают тишину палаты.
Я выхожу, слыша, как он бьётся в истерике за моей спиной. Пусть орёт, пусть сходит с ума. Пришло время ему узнать, каково это — жить в страхе. Не будь моя мать самой доброй и милосердной женщиной на свете, и Риза, и его хозяин давно бы отправились к праотцам. Но она всегда учила нас добру и прощению. Жаль, что некоторые этого так и не поняли.
— Как ты допустил такое? — орет дедушка на отца, который сидит, закинув ногу на ногу с расслабленным видом и делает вид, что это не на него орут. — Развод? Да в нашей семье никогда не было такого позора! Ни одна дочь, переступив порог дома, не возвращалась назад с этим клеймом!
— Всё впервые бывает, — философски замечает отец, болтая ногой.
Ровно неделя прошла с тех пор, как я получила надежду найти сына живым. Адская неделя, которая не дала ещё ни одного намёка на правильный путь. Нанятый отцом человек всё ещё ищет и просит не беспокоить его каждый день. Ну как можно просто сидеть и ждать?
Отец разорвал наш с Закиром никах и забрал мои вещи. Приданое, что мне дали, свекровь с ором встала на их защиту — не позволила ничего вынести. Да и не собирался папа этот хлам забирать. Мама взяла украшения, которые они сами мне подарили, а то, что я получила от Закира, она оставила там. Да и не увидела она их — свекровь заранее позаботилась и забрала всё золото.
«Нам нужна наша дочь, а не эти побрякушки», — сказал им папа с ухмылкой.
Свекор даже приезжал ко мне на следующий день, пытался извиниться за сына. Мне было жалко смотреть на его опустошённый и стыдливо опущенный взгляд. Кому-кому, но ему я точно не желала причинять боль.
А сегодня вот папа привёз домой дедушку в коляске. Я встретила его, глядя прямо в глаза, и это заставило его нахмуриться и насторожиться. Обведя взглядом гостиную, где были только я с родителями, он сразу поинтересовался, где мой муж. Папа дал ему ответ спокойным голосом, и сейчас я наблюдала за тем, как дедушка буквально пылает от ярости.
— Ты издеваешься надо мной? — продолжает брызгать своей яростью дед. — Ничего нового Закир не совершил. Каждый мужчина хотя бы раз в жизни идёт налево, а ты забрал дочь из-за такой мелочи.
— О, ты хочешь сказать, что изменял моей маме? — в голосе отца прорезается язвительность. — Ай-яй-яй, она бы расстроилась, услышав от тебя такое.
— Рамина, ты сейчас же соберёшь свои вещи и вернёшься к мужу! — его голос дрожит от гнева.
— Нет, — подражая отцу, отвечаю я спокойным тоном.
— Что значит нет? — дедушка реально визжит, а не кричит. Его лицо багровеет, а в глазах мелькает неприкрытая ярость.
Я молча смотрю на него, чувствуя, как внутри нарастает решимость. Неделя ожидания и неопределённости только укрепила мою решимость — я не вернусь к Закиру. Не после того, что он сделал. Не после того, как я получила надежду найти своего сына.
— Нет, значит, нет, — твёрдо поддерживает меня отец.
В комнате повисает тяжёлая пауза. Дедушка переводит взгляд с меня на отца, словно пытаясь понять, кто из нас двоих окончательно потерял рассудок. Но я знаю — это не безумие. Это единственный правильный путь.
— Я смотрю, вы совсем распустились, пока я лежал в больнице! Но теперь, когда я вернулся…
— Теперь, когда ты вернулся, ты будешь молча сидеть и не вмешиваться в жизнь моей дочери. Если ты забыл, я напомню: ты уже никто! У тебя не осталось людей, которым ты платил. Нет Ризы, который выполнял каждый твой приказ. И как видишь, ты не можешь даже на своих двоих перемещаться. Так что, убавляй-ка свой тон и прекрати раздавать приказы налево и направо.
— Рамина…
— А Рамине плевать на вас и на ваши слова, — говорю, резко вставая с дивана. — Вы давно потеряли право называться дедушкой. Пап, я пойду, погуляю во дворе.
— Что творит твоя дочь? — слышу за спиной его разъярённый ор. — Пять лет молчала как рыба, а теперь смеет в таком тоне говорить со мной?
— Скажи спасибо, что не матом тебя посылает, а вежливо разговаривает, — хмыкает отец.
Что ответил дедушка, я уже не слышу. Выхожу на улицу, где немного прохладно. Холодный воздух словно отрезвляет, напоминая, что я всё ещё жива, но так же одинока, как и прежде.
С каждым днём надежда найти сына тает, как утренний туман. Как бы я хотела найти его и обнять! Прижимала бы к себе и никогда не отпустила. Ни за что!
Каждая мать даёт своему ребёнку имя, но у меня даже не было такой возможности. Его забрали сразу после рождения. Если он жив, то кто дал ему имя? Как его зовут? В кого он пошёл внешностью? Во мне или в своём отце? Если в отца, то я даже не смогу узнать его.
От того мужчины в моей памяти остались только глаза — удивительные глаза, в которых слились две стихии: холодный серый и пронзительно-синий. Эти сине-серые глаза навсегда отпечатались в моей памяти.
Но как найти человека только по цвету глаз? Как отыскать своего сына в этом огромном мире, когда у меня нет ничего, кроме воспоминаний и надежды?
Я выпила всего лишь сок, но он оказался разбавлен алкоголем. А я ведь никогда в жизни не пробовала спиртное. Смутно помню, как мне принесли ещё два бокала и заставили выпить. Кто это был? Не помню. Всё в тумане. После мне помогли добраться до комнаты и втолкнули туда. Что было дальше? Лишь отрывки. Резкая боль внизу живота и на секунду — его глаза. От небольшого лучика лунного света они мерцали. Именно поэтому этот момент отпечатался в памяти навсегда.
Я проснулась сама не своя, с болью в висках. Как только осознала, что произошло ночью, накрыла паника. Впопыхах оделась и вылетела из дома однокурсницы, не обращая внимания на крики и собравшихся вокруг одной комнаты людей. Мне было это на руку — я смогла скрыть свой позор от них.
Но как смотреть в глаза родителям и дедушке? А ещё был Закир, которому дедушка обещал меня. Два месяца я ходила с оглядкой, боясь, что кто-то появится передо мной и напомнит об этом случае. Но напомнила обо всём моя задержка.
Увидев две полоски на тесте, я впала в панику. Не знала, как реагировать, что делать. Но одно точно знала: никогда не смогла бы избавиться от ребёнка. Даже мысли такой в голову не пришло.
Узнав от мамы, что бабушка заболела, я решила уговорить её и отца отпустить меня к ней на родину. Она жила в деревне и могла помочь мне скрыть беременность. Шесть с половиной месяцев я провела у неё, выслушивая её бесконечные охи-вздохи. Она не раз предлагала мне избавиться от ребёнка, обещала скрыть всё от дедушки и родителей. А когда срок подошёл, она предложила отдать малыша или в детдом, или бездетной семье. Даже нашла одну семью, которая уже двенадцать лет не могла завести своего ребёнка.
Наши взгляды встречаются, и в её глазах я читаю безмолвное признание. Она знала всё это время… Знала, что мой сын жив, и хранила молчание. Видела мои слёзы, мою боль, но не проронила ни слова. Сидела рядом, держала меня за руки, шептала слова утешения, хотя могла просто сказать правду.
— Тетя Азиля? — каждый шаг давался с трудом, словно я шла по раскалённым углям. — Вы знали?
— Прости меня, — её голос дрожит, слёзы катятся по щекам. В глазах читается мольба о прощении, но я не могу её услышать.
— Где он? — задаю единственный важный вопрос. Всё остальное может подождать.
— Не смей открывать рот, Азиля! — орёт дедушка, заставляя её вздрогнуть.
— Тетя Азиля, — хватаю её руки, словно утопающий за соломинку. — Скажите мне, где он? Я умоляю вас!
— Не смей! — продолжает бушевать дедушка.
— Вы же мать! Представьте себя на моём месте. Как можно жить, зная, что ваш сын жив, но находится где-то там, один? Вы слышали мои стоны по ночам, видели мои слёзы, и всё равно хранили молчание?
— Рамина, я…
— Пожалуйста, — шепчу, целуя её руки и падая на колени. — Я готова умолять вас на коленях. Только скажите, где он. Умоляю…
— Девочка моя, — она опускается рядом, берёт моё лицо в ладони. — Я не могла иначе.
— Меня это не волнует! Скажите, где он? Куда вы его дели? Кому отдали?
— Азиля, не смей ничего говорить!
— Знаете что, Асхаб-бей? — в её голосе звучит горькая ирония. — Мой муж отдал за вас жизнь, выполнил свой долг сполна. Теперь моя очередь. Я не могу больше молчать, глядя на страдания вашей внучки. Я тоже мать, и её боль разрывает моё сердце. Я не раз хотела рассказать ей о Давиде…
— Давид? Вы дали ему имя — Давид?
— Риза назвал его так, — шепчет она, сжимая мои плечи.
— Давид… — произношу имя своего сына, словно пробуя его на вкус. Не просто ребёнок — мой Давид. — Где он?
— Я не знаю, где он сейчас, милая. Риза оставил его в детском доме. Я смогла навестить его только раз, отвезла немного вещей… Потом Риза запретил приезжать. Твой дедушка мог всё узнать, и тогда… Деньги закрывают глаза на многое, а у него в то время были деньги.
Каждое её слово — словно удар по сердцу. Мой сын — Давид. Жив. В детском доме. И она знала… Знала всё это время.
— Александр Иванович, — подаёт голос отец. — Сможете узнать в кратчайшие сроки, где ребёнок?
— Конечно. Мне только адрес нужен, остальное выясню к завтрашнему дню.
— Завтра? — так долго? Почему нельзя прямо сейчас…
— Прости, девочка, но я не всемогущий, — виновато улыбается мужчина и уходит.
Смотрю ему вслед, и внутри всё рвётся пойти за ним. Если буду рядом, то всё, что он узнает, мигом узнаю и я. Я просто буду молча сидеть рядом и не мешать ему. Словно под гипнозом, встаю и делаю шаг за ним, но папа перехватывает меня.
— Отпусти, пап, я пойду с ним. Тогда я сразу смогу узнать, где мой Давид. Я не буду ему мешать…
— Цветочек мой, нельзя. Давай дождёмся дома от него вестей. Я буду рядом.
— Не позволю этому ублюдку…
— Отец! — от крика папы вздрагиваю в его объятиях. — Ещё одно оскорбление в сторону моего внука, лично столкну эту коляску вместе с тобой с моста!
— Он не переступит порог этого дома! — продолжает настаивать на своём дедушка.
— Ничего, я готова переступить за порог этого дома и никогда не входить сюда! — заявляю твёрдо, глядя ему в глаза.
— Нет. Давид придёт в этот дом как наследник, — прерывает меня папа. — Он станет владельцем этого дома. Хозяином. А ты, дорогой отец, будешь каждый день смотреть на этого ребёнка и подыхать! Будешь смотреть в его глаза и стыдливо опускать свои. Он станет живым напоминанием твоего краха. И именно этот ребёнок похоронит твоё тело. Не ты его похоронил, а именно он похоронит тебя!
Слова отца звучат немного ужасно, но я понимаю его ярость. Точно так же понимаю, что дедушка не позволит моему ребёнку спокойно жить в этом доме. Будет упрекать, обзывать, ненавидеть, и я точно не желаю такого своему сыну.
Как бы папа ни хотел вернуть Давида в этот дом и отомстить деду, я не позволю страдать своему ребёнку. Меня не интересует никакая месть. Я всего лишь хочу забрать своего сына и просто жить. Без мести и всего прочего в его жизни.
Он вырос в детдоме, и неизвестно, через что ему пришлось пройти. Может быть, он там выживает, страдает, недоедает. Кто знает, как с ним вообще обращаются там. Я ничего этого не знаю, и тащить его под одну крышу с дедушкой не стану. Тратить наше время на перепалки и ненависть деда не хочу. Найду новую работу, будем снимать жильё и спокойно жить. Просто жить, как обычная семья. Мой Давид заслуживает этого. Он заслуживает счастья, которого был лишён с самого рождения. И я сделаю всё, чтобы дать ему это счастье.
— Прости меня, Рамина, — шепчет тётя Азиля, подходя ко мне. Дедушка с криками вернулся в дом, а мама с папой всё ещё стояли рядом.
— Уйди, Азиля. Уйди! — устало качает головой мама. — Могла хотя бы мне сказать!
— Я боялась… За ребёнка. За Ризу. Ваш отец мог убить его за предательство, которое он совершил.
— То есть сейчас он жив и здоров? — горько усмехается папа. — Не думала, что это всевышний наказал его?
— Не поверишь, Керим, но первая мысль именно об этом. Он всё ещё жив, потому что не совершил грех и не убил младенца.
— Вы отняли пять лет жизни у нашего внука! Пять лет! Да как вы…
— Пап, — прерываю, взяв его лицо в свои руки. — Не надо. Мы должны сказать спасибо им. Выполни тогда дядя Риза приказ дедушки, Давида и вовсе не было бы в живых. А сейчас… хоть и спустя пять, я смогу его увидеть. Для меня главное то, что он жив! Остальное меня абсолютно не волнует.
— Рамина, девочка моя…
— Тётя Азиля, я не держу на вас зла. Да, немного больно и обидно, что столько лет молчали, но всё же во мне благодарности больше. Что может быть лучше для матери, чем живой ребёнок? Ничего!
— Риза бы никогда не смог лишить человека жизни! Тем более невинного младенца, — плачет она, закрыв лицо руками.
Я не могу больше сидеть на месте. Встаю и снова начинаю мерить шагами кухню, как будто это может приблизить момент встречи с моим ребёнком. Как будто это может заставить время идти быстрее.
В окно заглядывает луна, словно насмехаясь надо мной. Та же луна, что светила в ту роковую ночь. Та же луна, которая стала свидетельницей начала моей истории, теперь наблюдает за её возможным финалом.
Тетя Азиля все же передала отцу адрес приюта, куда отдал Давида дядя Риза. Я должна верить, что он там. Должна надеяться. Мой Давид жив. Он где-то там, ждёт меня. И я доберусь до него, чего бы это ни стоило.
— Ждешь этого ублюдка? — голос дедушки полный яда разносится в тишине по кухне. — В этот раз сам убью его!
— Только попробуйте даже просто поднять на него руку, — спокойно отвечаю ему не отводя взгляда от луны. — Не взгляну ни на какие законы мира и всевышнего, убью! Да, дедушка, — повернула к нему голову и столкнулась с ошарашенным взглядом. — Убью не моргнув глазом. Перед вами не ваша покорная внучка, а мать которая уничтожить всех кто причинит боль ее ребенку. Мать, которая откажется от всего мира, ради него.
— Угрожаешь? Мне? — в голосе дедушки звучит надменная усмешка.
— Можете считать угрозой, предупреждением или чем-то ещё, но запомните одно: не посмотрю, что по крови вы мой дедушка, — я делаю паузу, чтобы каждое слово достигло цели, — уничтожу.
— Не думала, что я и тебя, и этого убл…
— Замолчите! — мой голос эхом отскакивает от стен. — По сравнению с вами, мой сын — чистейший человек. Говорите, в нём гены насильника? А почему, вместо того чтобы найти этого насильника и выдать меня за него замуж, вы избавились от ребёнка? Не думали, что его отец мог быть сыном президента? Или, может, он был сыном какого-то чиновника? Вдруг он из самой достойной семьи? Почему вы не подумали даже о таком?
— Достойный сын достойной семьи не совершает подобные грехи! И будь он из приличной семьи, сам нашёл бы тебя и пришёл к нашему порогу.
— Конечно, у дедушки всегда есть ответ и оправдание, — произношу я с горькой иронией. — Знаете, благодаря вашим усилиям я стала сильнее. Настолько, что теперь меня ничто не пугает. Вы были для меня самим дьяволом во плоти, а больше чем дьявола можно бояться только гнева Всевышнего.
Я делаю паузу, глядя ему прямо в глаза.
— Думаю, разговаривая с вами в таком тоне, я не сильно его разгневала. Ведь ваш поступок в сто крат ужаснее моих слов. И он до сих пор не показал вам силу своего гнева. Не забрал вас к себе. Интересно почему? Может быть, потому что вы ещё не получили по заслугам? Или потому что ваша гордыня и слепая ненависть к моему сыну затмевают любые попытки забрать вас из этого мира?
В комнате повисает тяжёлая тишина. Я чувствую, как внутри меня поднимается волна спокойствия — того самого спокойствия, которое приходит после долгих лет борьбы и страданий.
— Вы думали, что сломали меня, растоптали мою жизнь. Но вы лишь закалили мой характер, сделали меня той, кто готова защищать своего ребенка любой ценой. И теперь я вижу — ваша власть над нами закончилась. Навсегда.
— Какая речь, — усмехается, подъезжая ближе. В его голосе слышится неприкрытое ехидство. — Долго тренировала, наверное. Все пять лет?
— Все пять лет, я вас знать не желала, дедушка, — отвечаю с мягкой улыбкой, внимательно рассматривая его изрезанное морщинами лицо. Он действительно постарел за то время, пока я не смотрела на него. — Дед, я любила тебя. Каким бы строгим ты ни был, любила. Многое запрещал мне, даже живя в огромном городе, но я всё равно любила и принимала все твои решения. Никогда ничего у тебя не просила, только однажды… Только однажды я умоляла тебя… вернуть мне сына. Всего лишь одна просьба, но ты с каменным лицом наступил мне на горло. Этим самым вытащил из этого тела душу.
— Расплачусь… — его голос дрожит.
— Узнав, что мой сын жив, душа вернулась в тело, и знаешь, что я обнаружила? — делаю паузу, глядя ему прямо в глаза.
— Что же?
— В этом сердце, — постукиваю пальцем по груди, — всё ещё живёт любовь к дедушке. Какую бы боль ты мне ни причинил, любовь к тебе из этого сердца не ушла. Ненавижу тебя, но любовь всё равно преобладает. Но… Но ради сына, я и любовь к вам вырежу из своего сердца ножом!
— Ты говоришь всё это, чтобы я принял этого ублюдка? — его лицо искажается гневом.
— Нет. Я не хочу, чтобы вы его принимали. Уж точно не хочу, чтобы мой сын вырос таким, как вы.
Каждое слово словно гвоздь вколачивается в тишину комнаты. Я знаю — он понимает, что я не блефую. Что теперь всё изменилось. Что его время прошло.
— Спокойной ночи, дедушка, надеюсь, вам хорошо спится.
Он молчит, уставившись в окно, словно пытаясь найти ответы в ночном небе. Его профиль кажется особенно старым и измождённым в косых лучах серебристой луны. Я не рассчитывала, что мои слова заставят его задуматься. Не было в моих планах пытаться достучаться до его окаменевшего сердца.
Пусть сам посмотрит на свои поступки со стороны. Пусть сам решит, что делать дальше. Примет свою ошибку — хорошо. Нет — так нет. Не я ему судья. У каждого свой путь и своя ответственность перед высшими силами. Только они вправе решать, что с ним делать.
Медленно выхожу из комнаты, чувствуя, как с каждым шагом напряжение покидает тело. Теперь всё сказано. Все карты на столе. Остаётся только ждать — ждать, как развернутся события, как судьба расставит все точки над i.
В коридоре становится легче дышать. Здесь, вдали от его осуждающего, злого взгляда, я наконец могу выдохнуть. Мой сын жив, а значит, всё остальное не имеет значения. Пусть Высший суд рассудит нас всех. А я буду просто жить дальше — жить и защищать то, что мне дорого.
Утром спускаюсь на завтрак, чувствуя себя выжатой как лимон. Всю ночь металась по постели, но сон так и не пришёл. Мама и папа выглядели не лучше — их измученные лица отражали ту же бессонницу. Мы обменялись напряжёнными улыбками, не произнеся ни слова. Разговаривать не было сил, да и что тут скажешь?
Опекун? Мой сын растёт в чужой семье? Называет мамой чужую женщину? Не меня…
— Его усыновили? — дрожащим голосом спрашивает папа, а у меня словно земля уходит из-под ног. Смогу ли я забрать ребёнка из привычного мира? Он любит других родителей. Они подарили ему ту любовь и защиту, которую я не смогла дать. Имею ли право врываться в его жизнь и рушить весь его мир? На фотографиях он выглядит таким счастливым…
— Давайте всё по порядку, Керим. После вашей просьбы выяснить судьбу ребёнка я начал расследование именно с того рокового дня. Вы настаивали, что Риза не мог так просто избавиться от младенца, и я ухватился за эту мысль. Мой поиск был сфокусирован на каждом шаге Ризы в тот день — задача не из лёгких, но я справился.
Знаете, что поразило меня больше всего? То короткое время, которое Риза якобы потратил на избавление от ребёнка… Это просто немыслимо. Если он действительно такой человечный, как вы говорите, то не смог бы так хладнокровно и быстро разделаться с невинным младенцем.
Картина сложилась следующая: выйдя из того дома с ребёнком на руках, он отправился в неизвестном направлении. Но вот что интересно — через считанные минуты его жена также спешно покинула дом. А вернулся назад только Риза… Именно тогда у меня зародилось подозрение, что здесь что-то не так.
До вчерашнего дня я не был уверен в судьбе ребёнка — лишь предполагал. Поэтому решил действовать наугад, и как вы сами видели, жена Ризы не выдержала давления и раскрыла всю правду.
Несколько секунд тишины, которые он дал нам на осмысление сказанных им слов.
— Мальчик рос в детском доме, но десять месяцев назад его усыновил мужчина двадцати восьми лет по имени Самвел, — произносит Александр Иванович. Странное имя… — Он из армянской семьи. И не простой.
— В каком смысле не простой? — уточняет папа.
— Семья, куда попал ваш сын, Рамина, очень богатая. Очень! — подчёркивает он.
— Вы сказали десять месяцев назад? — в голове мелькает надежда. Может быть, он ещё не успел привыкнуть к ним?
«Прекращай, Рамина!» — одергиваю себя мысленно.
— Да. Мужчина не был женат. С помощью своих связей добился, чтобы ему отдали ребёнка. Интересовал его именно Давид, и больше никто. Даже не увидев ребёнка, он пришёл и заявил, что хочет забрать именно его. И забрал.
— Но зачем именно Давид? — шепчу, не понимая ничего.
— Этого я точно не могу сказать, да и спросить у Самвела мы с вами, к сожалению, уже не сможем.
— Почему к сожалению? — в горле пересыхает.
— Полгода назад мужчина погиб в автокатастрофе, оставив всё, что ему причитается, Давиду.
— Что? Погиб? — в голове не укладывается. Господи, в каком же состоянии мой ребёнок? Жил в детдоме, появился мужчина, стал отцом — и спустя время погиб, оставив его опять одного.
— Да, погиб. Ребёнок растёт с родителями Самвеля. Уже не первый раз нанимают для него няню, воспитательницу, называйте как хотите. Он замкнулся в себе и никого не подпускает, кроме старшего брата умершего опекуна. Но тот недавно уехал в командировку и вернётся, как только сможет.
В комнате повисает тяжёлая тишина. Мой сын… Опять один. Опять никому не доверяет. Сердце разрывается от боли и любви. Я должна быть рядом с ним. Должна помочь ему. Но как не причинить ему ещё большую боль? Как не разрушить то хрупкое равновесие, которое он с таким трудом нашёл?
— Мы сегодня же поедем и заберём его! — отец вскакивает, нервно ероша волосы на затылке. Его глаза горят решимостью, но я лишь устремляю взгляд куда-то сквозь него, погружаясь в тяжёлые раздумья.
— Но…
— Никаких “но”! Это мой внук, и я заберу его домой. Никакие богатства и наследства нам не нужны. Напишем отказ от всего. Если хотят — пусть и одежду забирают, нам нужен только Давид.
— Не смей, Керим! — резкий голос дедушки разрезает тишину. Он въезжает в гостиную на коляске, сверкая глазами. — Ребёнка усыновили, пусть теперь воспитывают как хотят.
— Не лезь не в своё дело, Асхаб-бей! Твое слово тут не имеет никакого веса, только раздражает и выводит из себя!
— Керим, этот ребёнок…
— Этот ребёнок, мой внук! И я сделаю всё, чтобы вернуть его моей дочери! Заберу. Буду судиться.
— Нет, — шепчу, прерывая поток отцовских слов. — Нет, пап. Нельзя. Нельзя с ним так поступать. Давид не игрушка, чтобы его туда-сюда таскали. За последний год у него столько перемен случилось. Сначала появился Самвел, забрал его, а потом, считай, бросил. И теперь, когда он расположен только к брату Самвеля, появимся мы и опять перевернём его мир. Нельзя так с ним поступать.
— Ты мать…
— Вот именно, пап. Я мать, и я желаю своему сыну только лучшего. Сейчас я для него никто. Чужая женщина с дороги, которая заявляет, что является матерью. Это его спугнёт. Нет, нельзя. Я должна сначала познакомиться с ним, дать ему узнать меня. Он обязательно поймёт, что я его мать. Не сразу, но поймёт.
— Знаете, Рамина, — Александр Иванович улыбается так тепло и понимающе. — Видя, как вы вчера вцепились в своего отца, я решил, что вы слабый человек, неспособный ни на что. Но вы оказались сильной и очень мудрой, несмотря на свои годы. Не каждая в такой ситуации подумала бы о чувствах ребёнка. И я вас обрадую. Вчера ушла с работы няня, приставленная к мальчику. Вакансия открыта для вас. Отличный способ расположить к себе ребёнка.
— Устроиться к ним няней? — шепчу взволнованно, приложив руку к груди. Моё сердце бешено колотится от волнения и надежды.
— А что? Так вы сможете побыть рядом с сыном. Он узнает вас поближе, и потом… — Александр Иванович ободряюще кивает.
— Я согласна! Хоть прямо сейчас готова туда пойти. Я только переоденусь. Я быстро, — вскакиваю с места, но тут же замираю под тяжёлым взглядом дедушки.
— Позор! — восклицает он, сверкая глазами. — Собралась работать на армян…
— Дедушка, ради своего сына я не только няней, но ещё и поломойкой готова к ним пойти, — отвечаю твёрдо, не отводя взгляда. — Мне всё равно, кем работать, лишь бы быть рядом с Давидом. Лишь бы помочь ему. Лишь бы вернуть его.
Улыбка не сходит с моих губ. Положив фотографии сына на комод, я торопливо одеваюсь. Затем так же стремительно возвращаюсь в гостиную, пряча снимки в сумку. Теперь я буду носить их с собой всегда.
— Дочка, не спеши, — отец берёт меня за руку и усаживает на диван.
— Пап, но Давидик ждёт меня! — в моём голосе слышится нетерпение.
— Цветочек мой, посмотри на часы — всего девять утра. В это время тебя не примут. Александр Иванович подтвердит, — отец кивает в сторону адвоката.
— Но как же… — растерянно переглядываюсь между отцом и Александром Ивановичем. — Он ждёт… Я знаю это.
— Рамина, Давид, конечно, ждёт вас, но чтобы приблизиться к нему, вам нужно получить допуск. Собеседование проводит официальная бабушка Давида. Понимаете, что вам предстоит?
— То есть она решает, подпускать меня к Давиду или нет? — мой голос дрожит. Как же я была счастлива от мысли, что сейчас поеду к сыну, увижу его, может быть, даже обниму… Неужели я забыла, что в жизни не бывает всё так просто?
— Да, — кивает Александр Иванович. — Сначала нам нужно подготовить ваше резюме. Где вы работали?
— В детском саду, — пожимаю плечами, чувствуя разочарование.
— Отлично! Это прекрасная рекомендация. Несите документы, я составлю резюме прямо сейчас. Потом вы сможете ехать на собеседование. Но помните: примут вас или нет, будет зависеть только от вас. Мой совет — не показывайте, насколько вам важно встретиться с Давидом. Они могут неправильно это понять и отказать. Семья действительно богатая, и никто не знает, на что они пойдут, чтобы оставить мальчика. Самвел оставил Давиду немалое наследство, и не думаю, что они захотят отдать вам всё.
— Мне ничего не нужно. Пусть забирают своё. Для своего сына я сама заработаю, — отвечаю твёрдо, глядя прямо в глаза Александру Ивановичу.
— Не всё так просто, Рамина. На словах мы можем обещать что угодно, но в реальности нас ждёт множество препятствий. Сначала завоюйте любовь своего сына, а потом мы с вами начнём борьбу за него. Даже если вся семья Самвеля согласится вернуть мальчика без наследства, есть одно но… Арам, брат Самвеля, не уверен в его решении. И что самое важное — Давид принял Арама гораздо лучше, чем самого Самвеля…
— Арам — это старший брат опекуна Давида? — уточняю, стараясь не упустить ни одной детали.
— Да, — кивает адвокат.
— Расскажите подробнее о других членах семьи. Что от них можно ожидать?
— Вы начинаете мыслить в правильном направлении. Итак, глава семьи — Вардан. Он создал свою империю с нуля. Приехав из Армении, с энтузиазмом взялся за реализацию своей мечты. Сейчас у него процветающий ресторанный бизнес и обширные связи в обществе. Его жена — Роза. Она полюбила Вардана и ради него пошла против собственной семьи. У них трое детей: два сына и дочь.
Старший сын, Арам, продолжил дело отца и дополнительно открыл несколько заведений с кальянной тематикой для мужской аудитории. Он женат, есть дочь.
Дочь семьи, Анаит, счастливо замужем, воспитывает девятимесячного ребёнка.
И наконец, Самвель — холостяк, который неожиданно взял Давида из детского дома и объявил его своим преемником. Он передал мальчику всё своё состояние. Причины такого решения известны только его лучшему другу, но тот поклялся никому их не раскрывать.
Это всё, что мне удалось узнать за прошедшую ночь о семье Самвеля.
Каждое его слово словно гвоздь вколачивается в моё сознание. Теперь я знаю, с кем придётся иметь дело. Но ничто не остановит меня на пути к моему сыну.
— Ты не пойдёшь в этот дом! — кричит дедушка, багровея от ярости. — Никогда не пойдёшь в дом этих Манукян! Ни за что!
— Ты опять начинаешь? — устало вздыхает отец. Почему он до сих пор терпит эти истерики? Почему не выгонит дедушку к себе в комнату?
— Этот Манукян поглотил мой ресторан! И ты хочешь отправить туда дочь? Рамина, совсем совести нет? Эта семья угробила твоего мужа. Из-за них вы с Закиром пришли к такому концу!
— К такому концу мы пришли потому, что ваш обожаемый Закир считал меня полной дурой! А ресторан свой ты потерял только из-за собственной глупости. Мне плевать на твои желания и требования, дедушка. Я пойду в этот дом. Буду там работать.
— Ноги переломаю!
— Делайте что хотите, но даже сломанные ноги меня не остановят. Знаете, — склоняюсь к нему и шепчу на ухо. — Будь я пять лет назад такой Раминой, клянусь своим сыном, убила бы и вас, и дядю Ризу. Вам очень повезло, что я тогда была глупой, молодой девчонкой.
— Ты смеешь…
— Смею, дедушка. Смею. Александр Иванович, я готова. Дайте мне адрес, и я сама доберусь к ним. И не волнуйся за меня, пап, я справлюсь. Теперь ничто меня не остановит, и никто не сможет разлучить меня с сыном. Никто.
Взяв резюме, составленное Александром Ивановичем, и листок с адресом, вызываю такси. Отец пытается настоять на том, чтобы отвезти меня и подождать неподалёку — на всякий случай, но я не позволяю. Я должна поехать одна и получить эту работу.
Дедушка… Ему я сказала правду. Сейчас, точно зная, что мой ребёнок жив, я понимаю, как глупо поступила в прошлом. Мне всего лишь нужно было сбежать. Бежать как можно дальше от дедушки. Верни меня Всевышний такой, какая я сейчас, на пять лет назад — я бы многое изменила.
Кроме той ночи…
Та ночь стала моим позором, моим падением, но она же подарила мне самое драгоценное — моего Давида. Я благодарна тому мужчине за сына, но никогда не хочу встретить его в своей жизни. Смогла бы я даже узнать его? Может быть, он каждый день проходит мимо меня, а я не замечаю…
Память о той ночи размыта, остались лишь обрывочные воспоминания и смутные очертания.
Пусть лучше остаётся в тени… навсегда. Я не хочу знать, кто он. Не хочу видеть его лицо. Не хочу слышать его голос. Он дал мне сына — и этого достаточно. Его роль в моей жизни закончилась в ту самую ночь.
Теперь у меня есть только Давид — мой маленький мир, моя радость, моё спасение. И этого более чем достаточно. Я не нуждаюсь в его отце. Я не хочу его знать. Пусть прошлое останется в прошлом, где ему самое место.
Подъехав к величественному особняку, я замираю от волнения. Паника пытается накрыть с головой, но я с силой подавляю в себе все: страх, тревогу, нетерпение…
Стоя у массивных ворот, не знаю, как быть. Постучать? Нажать на звонок? Но где он? Здесь нет даже намёка на…
— Добрый день.
Голос, раздавшийся словно из ниоткуда, заставляет меня вздрогнуть. Я в панике оглядываюсь по сторонам в поисках его обладателя, но вокруг никого нет.
— Не пугайтесь, я вижу вас по видеонаблюдению. Вы к кому?
— Добрый день, я на собеседование, — отвечаю дрожащим голосом, наконец найдя камеру и уставившись в неё.
Раздаётся короткий сигнал, и небольшая боковая дверь приоткрывается.
— Проходите. Вас встретят и проводят куда нужно.
— Благодарю, — натянув улыбку, киваю в сторону камеры.
Зайдя во двор, я замираю от изумления. Особняк оказался не просто большим — он был поистине величественным. Такой же просторный двор был вымощен плиткой, которая сверкала чистотой лучше, чем у кого-либо дома. Боясь испачкать эту безупречную чистоту, я медленно направляюсь к крыльцу, где меня уже встречает женщина средних лет с мягкой улыбкой на губах.
“Какая же я была наивная, — проносится в голове. — Представляла, что меня встретит какая-то мегера. Чёрт, Рамина, ну что за мысли?”
Я стараюсь взять себя в руки и настроиться на предстоящее собеседование. Нельзя показывать свой страх и неуверенность. Ради Давида я должна быть сильной.
— Добрый день, — произношу с натренированной улыбкой, стараясь скрыть нарастающее волнение.
— Добрый день, проходите в дом. Как к вам обращаться?
— Рамина.
— Очень приятно, Рамина, — мы входим в небольшую комнату, где уже сидят несколько девушек. Все как на подбор ухоженные и красивые.
— Можно ваше резюме?
— Да, конечно, — спешно извлекаю документы из сумки и передаю их собеседнице.
— Ожидайте здесь. Вас позовут.
Ожидание — самое мучительное для меня. Каждый раз, когда кажется, что цель уже близка, появляется это проклятое “ожидание”. Даже не предполагала, что на эту должность окажется столько претенденток.
Час тянется бесконечно. За это время прошли всего две девушки. Впереди меня ещё две претендентки, но к нам успевают присоединиться ещё четыре. С каждой секундой моё волнение нарастает. Шансы получить эту работу и возможность быть рядом с сыном тают на глазах. Сдерживать слёзы становится всё труднее.
“Я не должна сдаваться. Не должна!” — повторяю про себя как мантру.
Папа и мама постоянно пишут мне сообщения — успокаивают, поддерживают. Но картина перед глазами не радует: красивые, уверенные в себе девушки, каждая из которых, вероятно, считает себя достойной этой должности.
В голове мелькают мысли о Давиде. О том, как он там, как растёт без меня. Эти мысли придают сил, но и усиливают тревогу. Я должна пройти это испытание. Должна быть рядом со своим сыном.
— Ну куда же ты бежишь, — раздаётся встревоженный голос за дверью. — Я всего лишь хочу помочь тебе.
Дверь резко распахивается, и в комнату влетает маленький вихрь. Растрёпанные каштановые волосы, покрасневшие от бега и слёз щёки, и глаза… Глаза, полные обиды, страха и невыплаканных слёз.
Мой сын…
Тело словно каменеет, а глаза жадно впитывают в себя его образ. Я замечаю кровь на его руке, и сердце сжимается от боли.
— Иди ко мне, Давид, — появляется в дверях молодая девушка. Но Давид, отрицательно качнув головой, прячется под стол с лёгкими угощениями.
— Ну же, Давид, я всего лишь приклею тебе пластырь. Обещаю, больно не будет. Просто промоем ранку.
Александр Иванович предупреждал не действовать на эмоциях, но я не могу. Не могу смотреть, как мой ребёнок в страхе прячется от всех. Я делаю шаг по направлению к ним, как в дверях возникает взволнованная женщина.
— Что с Давидиком? — с тревогой в голосе спрашивает она.
— Он руку поранил, когда играл, и не даёт мне прочистить рану и приклеить пластырь, — показывает в руках этот самый пластырь девушка.
С трудом заставляю себя стоять на месте.
— Боже мой, — восклицает женщина и опускается на колени перед столом. — Давид, милый, выходи к бабушке.
Бабушка? Такая молодая и явно не армянка.
— Я сама помогу тебе промыть рану и приклеить пластырь. Ну же, милый, выходи.
— Госпожа Роза, может, позвонить господину Араму? — предлагает девушка.
— Не получится. У Арама сегодня целый день совещание, предупредил ещё за завтраком. Давид, ну хочешь, мы с тобой потом мороженое поедим? Или в игровой центр поедем? Или просто погуляем в парке?
Грустно вздохнув, хозяйка дома встаёт с колен и обводит нас взглядом. В её глазах читается искреннее отчаяние. Ей действительно не безразличен мой малыш и его боль. И тогда я решаюсь на действия.
Я делаю шаг вперёд, стараясь говорить как можно спокойнее и мягче:
— Можно мне попробовать? — тихо спрашиваю, стараясь скрыть волнение.
— Попробуйте, — с грустной улыбкой отвечает женщина. — Только не расстраивайтесь, если не выйдет. Ребёнок, за которым вы пришли смотреть, тяжёлый.
— Я всё же попробую, — выдавливаю улыбку и, взяв со стола чистую салфетку, смачиваю её водой из бутылки. Опускаюсь на пол, сажусь рядом с тем местом, куда забрался Давид.
— Знаешь, я в детстве тоже ненавидела, когда мне промывали рану, — начинаю тихим, ласковым голосом. — Это больно. Щиплет. Хочется кричать и бросаться всем, что под руку попадётся. Однажды мой папа, устав от моих криков, решил оставить мою рану как есть. Сказал: «Ну что же, Рамина, не хочешь промывать рану — значит, делай что хочешь. Но когда твоя рука сильно опухнет и начнёт болеть, придётся вызвать врача, а он, как ты знаешь, делает уколы. Вот и тебе сделает укол, после чего точно промоет рану».
Я так сильно боялась тогда уколов, что, представив это, начала горько плакать. И тогда папа предложил мне другой вариант. Намочив салфетку, он вручил её мне и велел самой почистить свою рану. Дал пластырь, чтобы я сама его приклеила. С того дня я сама ухаживала за своими ранами, и знаешь, больше не было больно.
— Присаживайтесь, — кивает она на противоположный диван. — Как к вам обращаться?
— Рамина.
— Очень приятно, Рамина. Меня зовут Роза, и, как вы поняли, я бабушка этого немного трудного мальчика. Знаете, — она вдруг горько усмехается, — он даже со мной так не разговаривает, как разговорился с вами. Чем вы его так привлекли?
— Я? Ничем. Сами же видели всё.
— Рамина, этот ребёнок нам очень дорог, и моя семья очень надеется найти для него хорошую няню. Давид… Он особенный. Не в смысле здоровья, а просто тяжело идёт на контакт. Я его бабушка, и до сих пор он не подпустил меня к себе. Полгода уже разных воспитательниц брали, но все уходили. Не могли справиться с ним. А кто-то и вовсе не для присмотра нанимался.
— Не поняла вас.
— У меня есть старший сын, и он женат, но многих и это не останавливает. Узнав, что Давид расположен к дяде, они через него пытаются пробраться в его постель. Их не волнует, что у него есть жена и ребёнок.
— Я не претендую на вашего сына! — восклицаю, ошарашенно глядя на неё.
Да как я могу разрушить чужую семью? Да никогда в жизни! Меня интересует только мой сын и всё.
— Это очень меня радует. Скажите, а кем вы работали раньше?
— Воспитательницей в детском саду.
— А почему ушли?
— С заведующей конфликт возник.
— Могу я узнать причину конфликта? Просто вы должны понимать, что я должна знать о вас почти всё, подпуская вас к ребёнку.
— Да там нечего скрывать. Я, как вы понимаете, другой национальности, и заведующая наша относится к тем, кто недолюбливает таких как я. Я работала сверхурочно без доплаты, но ещё и охранника подменять отказалась — мне указали на дверь. Написала заявление и ушла.
— Вы относитесь к русскому народу с пренебрежением? — щурится она, делая глоток чая.
— Я? Нет, что вы. Для меня все люди равны. В каждой нации есть и плохие, и хорошие. Я больше ценю человека за его действия, чем за его род и нацию.
— Мне нравится твоё отношение к этому, — вдруг улыбается она. — Рамина, если ты готова присматривать за нашим мальчиком и днём, и ночью, я буду рада.
— Днём и ночью? — уточняю на всякий случай, вдруг мне послышалось?
— Да. Нам нужна няня круглосуточно. Один выходной в неделю. Ой, я же не спросила, есть ли у вас дети.
И что мне ей сказать? Скажу «нет» — солгу. Скажу «да» — придётся признать, что Давид мой сын. Я и так, считай, обманываю их, не хочу ещё больше лжи оставлять за собой.
— У меня был сын, — шепчу, отводя взгляд. Ведь был же… И сейчас есть, но он пока не принадлежит мне.
— Ох, сочувствую, дорогая, — неожиданно садится рядом со мной, взяв за руки. Не ожидала такого отношения от неё. — Обязательно ещё будут дети.
— Вы правы, — выдавливаю улыбку.
— Ты замужем, да? Муж не будет против, если ты будешь проводить здесь дни и ночи?
— Я в процессе развода.
— Потеря работы, развод… Тяжело, наверное, тебе, — с сочувствием гладит по руке. — Всё наладится. Поверь мне, всё впереди и обязательно будет хорошо. Не всегда ведь чёрная полоса в жизни бывает.
— Вы правы.
Нахождение моего сына — это для меня огромная белая полоса. И сейчас я, возможно, смогу быть с ним всегда. И днём, и ночью. Всё время рядом. Мне и выходные не нужны, но разве я могу такое сказать?
— Я согласна на ваши условия, — отвечаю, стараясь скрыть волнение. — Один выходной в неделю меня вполне устроит.
— Так, я тебя беру на испытательный срок. Если с Давидом поладите и мой муж не станет мозги мне выносить, то эта работа ваша на постоянной основе.
Муж? Он такой суровый? А вдруг он выгонит меня сразу как только увидит? А вдруг…
— Не пугайся ты так. Он хороший, но сначала проверит твои слова и только потом даст полное разрешение. Пока ты с нами честна, мы рады видеть тебя в этом доме. Но за обман… Муж не знаю, но вот сын не простит. Он ненавидит ложь.
— Я… Я понимаю вас.
— Сейчас тебя проводят к Давиду. Познакомитесь поближе, и ты можешь ехать за своими вещами. А вот завтра с утра ждём тебя с чемоданом и, надеюсь, надолго.
— Я пойду тогда к малышу, — встаю неуклюже. Меня тянет к нему, и я готова бегом броситься.
— Тебя проводит Нина, — кивком указывает на женщину, которая встречала меня.
— Спасибо, — шепчу, выдавив улыбку и сжимая в руках сумку, следую за Ниной.
В нетерпении иду за ней, мельком осматриваясь. Снаружи дом казался величественным и суровым, а внутри только уют. Это как человек суровый снаружи, а внутри просто прелесть. Возможно, у них семья такая.
Вскоре мы подходим к комнате, и Нина сначала стучится в дверь, а только потом открывает её.
— Давид? Смотри, кто к тебе пришёл, — ласково говорит Нина. Пока я встречала в этом доме людей, кто только ласков с моим мальчиком.
Давид лежал на полу и играл с игрушками. Вскинув взгляд, увидел меня и вскочил.
— Ты пришла! — воскликнул он, подбегая ко мне. — Ты пришла… — с таким отчаянием он глядел на меня. Слезы скопились в уголках глаз.
— Конечно, пришла, — прошептала, присев на корточки перед ним. — Покажешь мне, во что ты играл?
— Конечно. Тётя Нина, можно нам яблоки?
— Может, кашу?
— Не хочу кашу. Она совсем невкусная!
— Ладно, сейчас принесут вам яблоки, — кивнула мне с лёгкой улыбкой на губах и оставила нас одних.
Три часа проходят словно миг наедине с сыном. Он без умолку рассказывает мне о своих игрушках с весёлыми искрами в глазах. Держит за руку и тянет то туда, то сюда по комнате, но за пределы не выходит.
У него куча игрушек, и среди них явно преобладают динозавры. Есть книжки, энциклопедии по ним, и он знает всех поименно. Знает числа, буквы. Почти весь алфавит пересказывает наизусть. Пять лет и такие навыки — это чудесно.
Но он всегда и везде упоминает дядю Арама. «Дядя Арам это купил». «Дядя Арам этому научил». «Дядя Арам всегда мне читает». Дядя Арам. Дядя Арам.
Дядя Арам — весь его мир. Как я могу забрать вот так просто у него этот мир?
Семья Манукян
Спустя пару часов после ухода Рамины…
Роза уже который раз пыталась уговорить внука вылезти из-под одеяла, но все её потуги были напрасны. Как только проснулся, прошелся ураганом по всему дому и забился под одеяло в своей комнате.
Искал он Рамину, и это удивляло её. Он так быстро принял эту девушку, и теперь молчит и ни с кем не говорит. Она уже обессиленная звонит мужу, и тот обещает приехать сию же минуту.
К приезду Вардана, главы семьи, никаких изменений не было. Он выслушал жену и присел рядом с внуком.
— Давид, ты и с дедушкой не будешь разговаривать? Даже не расскажешь про свою Рамину?
В ответ — тишина. Полчаса Вардан пытался достучаться до малыша, но, поняв, что это невозможно, решил набрать сыну. Шутка ли — столько времени провести под одеялом без нормального воздуха? С силой отбирать одеяло нельзя, это только расстроит ребёнка.
— Арам, выдели несколько минут.
— Пап, у меня сейчас самый разгар… — показался по ту сторону экрана мужчина тридцати двух лет с пронзительными серо-синими глазами.
— Сын, это касается Давида, — устало потер брови Вардан перед экраном.
— Что с ним? — сразу напрягся Арам, услышав о племяннике.
— Мама тебе расскажет, — с этими словами он передал телефон жене, и та всё как на духу выложила. Арам молча слушал и удивлялся поведению племянника. Если раньше он только его подпускал к себе, то теперь появилась какая-то Рамина.
— Покажите мне его. Попробую достучаться.
Роза и Вардан подошли к кровати и показали сыну Давида.
— Дава, ты что, решил спрятаться от меня? А ну быстро вылезай, пока не схватил тебя.
— Дядя Арам? — воскликнул мальчик, откидывая одеяло, и сразу выхватил телефон из рук бабушки. — Ты едешь? И Рамину привезешь?
— К сожалению, мне нужно еще несколько дней задержаться здесь.
— А Рамина? — дрожащим голосом спросил Давид. Глаза его увлажнились, и по щеке потекла слеза.
— А Рамина придет завтра с утра. Ты даже не успеешь проснуться, как она уже окажется у нас.
— Дядя, скажи ей, чтобы сейчас приехала.
— Даво, но ведь у нее тоже есть семья. Она хочет с ними немного побыть, — с мягкой улыбкой отвечает Арам племяннику. Он из кожи вон лезет, чтобы побыстрее завершить свои переговоры и вернуться домой, но не все готовы день и ночь работать. Еще неделю точно его задержат.
В его голове крутятся мысли о племяннике. Никогда прежде Давид так не привязывался к кому-то, кроме него самого. Что же такого особенного в этой Рамине? И почему его сердце тревожно сжимается при мысли о ней? Ревность?
— Я ей не понравился? Она тоже пришла чтобы тебя любить?
— Ну что ты такое говоришь, милый? — села рядом Роза. — Рамине ты понравился. Правда-правда.
— А почему она тогда ушла? Бросила меня как дядя Самвель?
— Нет, конечно, Даво! — воскликнул Арам. — Давай так, сейчас я позвоню твоей Рамине и спрошу, сможет ли она приехать к тебе, хорошо?
— Пусть дедушка привезёт её.
— Если её папа отпустит, привезу, — улыбнулся Вардан. — Иди, дядя Арам, звони Рамине, а я буду ждать.
Давид молча отдал телефон Розе и, поджав под себя ноги, лёг на кровать, уставившись в окно. Малыш и сам не понимал, почему его так тянет к Рамине, но он чувствовал от неё тепло. Ему хотелось быть с ней рядом. И обнять.
Выйдя из комнаты, Арам велел матери позвонить Рамине и, если та не против, попросить её приехать сегодня. Роза, не мешкая, набрала Рамине.
— Рамина, дорогая, прости, если помешала тебе. Это Роза, — рядом, подслушивая разговор, замер Вардан.
— Роза Андреевна? Слушаю вас, — раздался лёгкий и даже немного нежный голос молодой девушки. Вардан нахмурился, поняв, что девушка молода.
— У нас Давид… Он…
— Что-то случилось с ним? Поранился? Врача вызывали? — Вардан удивлённо взглянул на жену. Девушка только сегодня устроилась, а уже такое беспокойство проявляет о ребёнке? Неспроста это всё!
— Нет, нет, милая. Он в порядке… Вернее, он отказывается покидать комнату и постель. Требует тебя… Будь рядом Арам, я бы стала просить тебя об этом, но сейчас… Не могла бы ты сегодня приехать? Со своими вещами.
— Конечно, могу, Роза Андреевна. Вещи я уже собрала, только… Могу я попросить кое о чём?
— Говори, милая.
— Я тут ходила по магазинам, хотела купить игрушку Давиду, но кажется немного переборщила.
— Ох, Рамина, ну зачем?
— Если вы против, я не принесу.
— Раз ты уже купила для него, приноси, — с улыбкой ответила ей Роза. Ей нравилась Рамина. Она видела светлую душу в этой девушке и была уверена, что внук будет счастлив рядом с ней.
Вардан слушал разговор, и в его голове крутились тревожные мысли. Слишком быстро Давид привязался к этой девушке. Слишком много беспокойства она проявляет. И этот нежный голос… Что-то здесь не так. Но Роза, кажется, доверяет ей. А если она ошибается?
Он чувствовал, что эта история может оказаться сложнее, чем кажется на первый взгляд.
Вардан, отправив машину за Раминой, устроил допрос жене. Он знал, что его Роза — мягкая и легко идёт на контакт, и так же легко принимает всех, поэтому в дом не раз проникали алчные люди. С некоторых пор и он, и сын проверяют всех подряд. Но он ни разу не позволил себе поругать жену за эту её особенность. Напротив, Вардан любил в своей Розе именно эту простоту и искренность.
— Я её проверю, Роза, — решил на всякий случай предупредить жену. — Все игрушки, которые она принесёт.
— Вардан, девочка и правда хорошая. Знаешь, как она смотрела за нашим Давидиком? Он просто сиял рядом с ней! — с теплотой в голосе ответила Роза.
— Я рад этому, но не стану так легко всё спускать. И её данные нужно проверить, — настаивал Вардан.
— Вот достали вы с Арамом со своими проверками! Если обидите эту девочку и при этом расстроите моего Давида, сама вас так проверю! Палкой, как в старые добрые времена! — вспыхнула Роза, защищаясь.