Тень – хранилище силы и душевного потенциала, а не воплощение всего злого в человеке. Тень – это неотъемлемая часть души, с которой обязательно нужно познакомиться и подружиться, которую нужно принять и научиться сознательно использовать.
Карл Густав Юнг
После окончания института мы – я, Татьяна, Лера встречались крайне редко. Боюсь ошибиться, но последняя встреча, когда наша тройка встречалась в полном составе была лет 5-6 назад. Мы сидели в кафе возле фонтана, еще молодые, но уже имеющий какой-никакой профессиональный опыт и опыт в личных отношениях. Нас сближало не только то, что жили в одной комнате общежития, но и учились мы на одном факультете – филологическом. Учителем так и никто из нас не стал. Татьяна и Лера стали переводчиками, им без труда давались и английский, и немецкий, а я, проработав три года в детско-подростковой газете, бросила эту работу к чертям и стала писать женские, в смысле, любовные романы.
Как-то на третьем году нашей совместной жизни отношения с мужем начали неожиданно разлаживаться, меня начало качать из стороны в сторону: неделю я думала, развожусь нафик и отправляюсь в путешествие и вернусь оттуда совсем другим человеком (три раза ха), а в следующую неделю – ну а что, все так живут, вроде же нормально, не пьет, не бьет, почти не курит, детей хочет. Прокатавшись на таких качелях около года, я обратилась к психологу, и в одной из сессий она предложила мне записывать свои мысли, фантазии, она называла это «проявлять свою тень». От бедного мужа я со своими претензиями отстала, а вот на это дело залипла конкретно. А через пол года полностью распрощалась с корректорской работы, начала писать статейки для женских журналов и, соответственно, продолжала писать прозу о любви. И поэтому, девичьи посиделки с бутылкой вина всегда давали мне интересный материал.
На этот раз под прицелом оказалась Лера, вернее их отношения со Славой – ее первой «взрослой» любви. Вся группа, да что группа, наверное, весь курс знал об их отношениях, о ее любви, терзаниях, расставании. Еще бы – Слава был не только студентом-старшекурсником, а еще и состоял в службе безопасности, был одним из тех сильных, красивых юношей-мужчин, которые были на виду. Интересно, что встречались они недолго, с натяжкой можно назвать пол года, но даже еще на пятом курсе Лера не была готова отпустить его из своей души, сердца. Мне, достаточно прагматичному человеку, такую привязанность было не понять. Короче, общение обещало дать материал либо для хорошей статьи, либо неплохой материал на роман объемом в страниц сто, который бы я довела своими фантазиями до двухсот и отправила бы в печать.
Лера же не спешила рассказывать ни свою историю любви, ни love story со своим мужем Даниэлем или Даней, как она чаще его называла. Даню я видела только однажды, на их свадьбе. Так как они познакомились, когда Лера училась на четвертом курсе, а я после третьего же курса перевелась на заочное отделение, познакомиться с ним у меня возможностей не было. После пятнадцати минут безуспешной беседы, я поняла, что Лера не собирается раскрывать карты. Тема Славы будто было табу для нее.
– Лерочка, я же не прошу душевного стриптиза (на самом деле именно на него я надеялась), расскажи в двух словах, чем он тебя привлекал, чем так надолго завлек девичье сердце? А если бы судьба устроила тебе подарок, представь, вы встретились где-то на курорте, в командировке, неважно, пусть просто на улице, ты бы хотела, допустим, поцеловать его?
Я нарочно выбрала глагол «поцеловать», так как мне казалось, что на большее Лера бы не пошла. Она и в студенчестве-то была достаточно строга в отношениях с мужчинами, не удивлюсь, если в ее жизни вообще близкими во взрослом смысле этого слова было только двое мужчин – Слава и Даниэль. Это во-первых. А во-вторых, секс на стороне с чьей бы то ни было стороны в семейной жизни я не считаю приемлемым и хотелось бы верить, что мое окружение придерживается такого же мнения. Уж лучше разбежаться, а потом прыгать по койкам, хотя наличие разных обстоятельств тоже, конечно, нельзя сбрасывать со счетов.
К этому времени вторая бутылка шампанского в нашей дружной женской компании опустела наполовину, Лера пьяно хихикнула и сказала:
– Знаешь, прикольно ты задала вопрос, но со Славой судьба нас действительно свела год назад. И это были знаешь какие события? Незабываемые! Не в хорошем и не в плохом смысле слова. Да, это было волшебно и необычно. Мне было и очень сладко, и очень больно. Пьянеющая Лера никак не могла понятно выразить свои мысли, и я, стараясь не выдать разочарование моральными принципами подруги, спросила:
– Так сладко было тебе, дорогая, а больно – твоему мужу, Даниэлю и я его очень понимаю – измена жены всего на пятом или каком, шестом уже у вас году жизни?
– Аха, как же ему, – глупо хихикнула Лера, – ремня-то отведала я. Притом что меня даже в детстве не шлепали вообще никак.
В общем на этом месте история меня начала интересовать все сильнее, таких пикантностей в моих любовных романах еще не было. Как я ни старалась, Лера никак не хотела облегчать мне жизнь и все рассказывать. В итоге после посиделок я захватила Леру и Таню с собой и мы поехали в нашу с Лешей квартиру. Мой Леша уехал на все выходные к родителям, надо было ремонтировать дачный домик. Меня же эти дачные дела никогда особо не интересовали, поэтому наш девичник продолжался до утра. К рассвету еще одна бутылка шампанского опустела, а у меня были определенные мысли о предстоящем женском романе. Лера была пьяна, но временами размышляла очень трезво, некоторые выводы были очень неожиданны.
Год, когда Лера поступила в институт, стал поворотным для нее. Не потому, что решилась ее судьба, она сделала важный шаг в своей жизни или еще какая муть, а потому, что съехала от родителей, поселилась в общежитии и открыла себя с новой стороны. Воистину, бытие определяет сознание. Она отправлялась сюда, чтобы учиться, получать знания, но первый урок, который она усвоила: Лера – красивая девушка. Да, это стало для нее открытием.
Сложно объяснить почему, но до этого она считала себя, мягко говоря, не красавицей. Наверное, следует попенять и на родителей, один из которых – отец – либо пил, либо просто не принимал никакого участия в жизни семьи, а другой – соответственно, это мать – надо было постоянно угождать, следить за ее настроением, потому что, если оно было плохое, она умела превратить в ад жизнь остальных. Хотя, конечно, было много и нормальных, хороших моментов. Здесь же, в городке с тысячелетней историей, Лера неожиданно расцвела. Может, просто пришло ее время.
Учеба ей давалась легко, играючи. Поэтому знакомство со Славой никак не мешали учиться. А получать стипендию для Леры было жизненно важным. Слава был с пронзительно голубыми глазами, которые часто прищуривал, у него были светлые волосы. Он состоял в отряде «Служба безопасности», чем еще сильнее привлекал молоденьких студенток. Как он вообще обратил внимание на Леру, которая и целовалась-то к этому времени всего один раз – это оставалось для Леры загадкой. Отсутствие опыта и самоуверенности сыграло злую шутку: Лера никак не могла отделаться от ощущения, что то, что между ними происходит – это некая игра, не могла понять, кто она для него, хотя подарки он дарил постоянно, комплименты грели душу. Не спеша, но настойчиво Слава открывал в ней чувственность. Оказывается, поцелуи могут быть не мокрыми, влажными, неприятными, как ей когда-то показалось, а сладкими, настойчивыми, грубыми и нежными. Лера сам не замечала, как начинала отвечать на его поцелуи, иногда, смеясь, он сам отстранялся со словами:
– Ненасытная, какая же ты ненасытная, тебе пора давать больше, чем просто губы.
А потом тихо, осторожно проводил по груди, отчего все начинало ныть.
– А теперь я буду баловаться. – говорил Слава и несильно покусывал нежные горошинки. Внутри начинал разгораться пожар, но ведь так нельзя, или можно? Лера путалась в чувствах, путалась в ценностях, хотелось большего, и одновременно начинала ненавидеть себя за это желание, с большим усилием заставляла отрываться от сладкой истомы и поправляла кофточку, одевала лифчик.
Лере неведомо было чувство, когда мужчина в отношениях главный, ответственный, одновременно чуткий и заботливый. Нет, она, конечно, любила отца, но только когда тот был трезвым. Пьяным он превращался в чудовище с больным ревнивым воображением. Поэтому в заботливых крепких объятиях Славы она просто таяла, внутренняя маленькая девочка расслаблялась полностью, отдавалась и подчинялась, изредка позволяя маленькие бунты и шалости. Но даже то, как Слава разруливал эти ситуации сводило сума.
Хотя, несомненно, были моменты, в которых Слава показывал твердую волю и железную принципиальность. В первую очередь его волновало, какое влияние на Леру окажет общежитие. Так как в службе безопасности он состоял уже второй год, насмотрелся всякого и считал своим долгом предупредить о недопустимости изменений в поведении. Пиком стал случай, когда они общались с друзьями Славы и подружками этих друзей. Когда девушки вышли курить, Слава мягко и одновременно очень настойчиво убедил Леру оставаться в комнате. Тогда же и шепнул:
– Увижу тебя с сигаретой – разложу на кровати и высеку, жалеть не буду.
Лера тогда задохнулась от возмущения, ей восемнадцать лет, ремнем ей даже родители не угрожали не то, что в восемнадцать, но и вообще никогда. Хотелось что-то резкое ответить, но в голову ничто не пришло, она так и осталась стоять с открытым ртом на такое заявление. А может это шутка такая и она не так его поняла? Слава же взял ее руки в свои, приблизился к губам и начал сначала медленно, а затем все настойчивее их целовать. Лера растаяла, инцидент был исчерпан.
Их отношения казались вечными. Как отец не может отказаться от дочери, а дочь от отца, так и они со Славой «обречены» быть вместе. Так чувствовала Лера, что творилось в душе Славы, отгадать было сложно. Иногда Лера читала его как книгу, иногда не понимала свою роль в его жизни. Он никогда не говорил о будущем, зато часто повторял, что Лера только его; хмурился, когда видел знаки внимания других мужчин, но вслух ничего не выговаривал.
Слава не настаивал, но знал, что совсем скоро она станет готова для большего, гораздо большего. Стараясь не спугнуть Леру, он уверял ее, что она очень чувственная, он был уверен, и она знала точно, что при каждой встречи у нее намокают трусики, в животе остается ноющая пустота, поэтому второй месяц знакомства Слава предложил отметить в квартире, которую он снимал. Шампанское, фрукты принес Слава, Лера приготовила нехитрые закуски. Девочки-однокурсницы, с которыми она жила в одной комнате знали, что скорее всего она не придет ночевать. Играла музыка, было сладко и страшно, но Слава великолепно организовал вечер, плавно перетекающий в ночь. В Лериной памяти отпечатался медленный танец, который кончился тем, что Слава начал ее раздевать, было страшно и сладко и безумно хотелось большего. Он умело массировал клитор, промежность, палец, словно случайно проваливался туда, где было влажно и жарко, Лера уже знала, какую сладкую муку может причинять Слава и хотела этого. Но на этот раз Слава не позволил ей кончать на пальцах, осторожно поставил в коленно-локтевую позицию и шепнул:
– Не бойся, хорошо?
Лере было так хорошо, что она не успела даже подумать о том, почему она должна была бояться и в этот момент почувствовала, что пальцы сменились на нечто гораздо большее, которое заполнило пустоту до такой степени, что казалось, сейчас все разорвется в сладкой муке, а потом резкое движение заставило вскрикнуть. Откуда-то из другой реальности послышался голос Славы:
– Тсс, малыш.
Его ладонь успокаивающе погладила спину, и движение внутри нее возобновилось. В какой-то момент она услышала довольное рычание Славы, она уже знала, что это обозначает и тоже довольно улыбнулась.
– Сильно больно было? – заботливо спросил Слава. Сейчас отдохнешь, а утром я обязательно постараюсь сделать так, чтобы тебе тоже понравилось. Обещаю.
Они вместе приняли душ, вместе постирали испачканные пятном крови простыни, пили чай, болтали ни о чем и легли спать только в первом часу.
Славино обещание было выполнено, он вообще редко нарушал обещания, для этого должно было случиться что-то из ряда вон.
Если знакомство со Славой было стремительным, приятным, необычным, волшебным, то расставание было затянутым, завернутым в пелену тоски, терзаний, все было приправлено неумением решать конфликтные ситуации и примиряться. А как хорошо начинался этот день!
Семинар по русскому языку должны были провести в форме КВН и Лера принимала в нем самое активное участие. Из-за какого-то ЧП в общежитие посторонних в этот день вообще не впускали. Поэтому Лера, Таня, Артемий спустились вниз, на первый этаж общежития, сюда подтянулся Рафаэль, живущий в соседнем блоке, и тут же они дописывали набросок сценария. На завтра уже в институте надо было распределить роли среди остальных участников.
Лера обожала такие мероприятия, а одногруппники и одногруппницы старались заполучить ее в свою группу, так как это повышало шансы команды на успех. Лера не замечала хмурых взглядов Славы, которые он кидал в их сторону с вахты. Она вообще была полностью поглощена сценарием. Ее звонкий смех привлекал внимание, к нему невольно подключались остальные. Но если остальные улыбались, то Слава все больше хмурился. В конце концов, он даже подошел и сделал замечание, а когда уходил Лера отчетливо услышала брошенные обидные слова: «Сучка не захочет – кобель не вскочет».
В глазах защипало, от хорошего настроения не осталось и следа. Конечно, Таня быстро поняла, в чем дело и умело свернула «собрание» сказав, что завтра еще и по английскому семинар, так что пора прощаться. Лера еле сдерживала слезы, помогало одно: Слава рядом, на вахте и не должен видеть, как сильно задели его слова.
Сто раз перекручивала она в голове события того дня и не понимала: за что он так с ней? Она ни разу не показывала желание знакомиться, общаться с другими парнями, мужчинами, если эти отношения хоть отдаленно напоминали флирт или хотя бы немного выходили за рамки дружеского общения. Что она сделала не так? Все происходило в рамках разумного, более того – в рамках образовательного, так сказать, процесса. Она должна была смущенно улыбаться, когда получались смешные реплики? Готовиться только с девочками? Что не та-а-а-ак? За что-о-о-о? Если в чем она и считала себя виноватой, то только в том, что не устроила разбор полетов прямо там, на вахте. Слава не постеснялся прилюдно ее унизить, ответ должен был бы быть таким же, а она трусливо сбежала в комнату, легла спать.
Лера была уверена, что после вечернего обхода Слава обязательно постучится в их комнату. Не хотелось видеть его, с головой зарывшись в одеяло, она категорически запретила Тане и Инне открывать дверь. Однако открыть все-таки пришлось. Славин стук переходил границы и в случае чего он мог, конечно, воспользоваться служебным положением и открыть дверь уже запасными ключами. Лера перестала дышать, девочки благоразумно покинули комнату.
– Лера.
Молчание (Уйди, пожалуйста, видеть тебя не могу).
– Лера, давай поговорим о том, что произошло.
Молчание (Давай поговорим? Где извинения, где раскаяние или такие слова – это норма обращения со мной?)
– Лера, черт возьми, я знаю, что ты не спишь.
Молчание (Я тоже знаю, что ты знаешь. Я жду хоть капли сожаления с твоей стороны. Видимо, зря.)
– Лера, ты считаешь, что твое поведение нормально? Ты ржала как конь, ты хоть видела со стороны, как они на тебя смотрели? Тебе нравится мужское внимание, правильно я понял?
Молчание (Как же ты не прав! Мне нравится только твое внимание! Но моя жизнь ведь существует и вне тебя. Мне нравится жить, мне нравится учиться, мне нравится любить тебя. А теперь мне плохо. Очень плохо.)
– Значит так, малыш. Я не знаю, как долго ты собираешься играть со мной в молчанку. Но нравится – играй, окей. Мое дежурство через три дня. Я очень надеюсь, что к этому времени, ты будешь в состоянии участвовать в диалоге.
Лера была не готова. Через день она уехала домой к родителям, где прогостила неделю, еще неделю жила у тети на другом конце города, что затрудняло поездки в институт, но зато помогало избегать встреч со Славой. Телефон Славы был в сердцах добавлен в черный список.
Холодный январский ветер пронизывал сердце, зато душу грела мысль о том, что еще две недели и сессии будут сданы, можно будет уехать на каникулы. Лера этого ждала, словно спасение, так как этот город во всем напоминал ей Славу. Привычка прятаться от него прочно укоренилась, иногда все же она видела его то на входе в институт, то на вахте, еле заметно бросала взгляд и быстрее уходила. Вновь и вновь она пыталась понять логику поступка Славы. Ну нельзя быть таким жестоким к любимому человеку, значит, есть что-то, чего Лера не знает. С другой стороны, Лера знала, что у Славы два бзика в отношениях: его девушка не должна курить, хотя сам он дымил как паровоз, и должна учитывать, что он очень ревнивый, поэтому не должна давать никакого повода для сомнений. Почему? Словно озарение осветило Лерин мозг: а если у него у самого рыльце в пушку?
Несмотря на все треволнения в личной жизни, сессия была сдана на «отлично». Отметив это событие вместе с группой в небольшом кафе напротив института, Лера, как и большинство студентов, начала собираться домой. Билеты были куплены на рейс через день, Инна и Таня должны были уезжать уже завтра. Честно говоря, Леру тоже особо ничего здесь не держало, и уж если не к дневному, то к вечернему рейсу она должна была успеть, но что-то останавливало. Казалось, она уедет не на две недели, а на вечность, а ее сердце останется здесь.
Лера лежала на кровати. Инна и Таня уснули почти моментально, а ей не спалось. Сессия всегда несет с собой тревогу, но насколько она была спасательной для Леры – трудно переоценить.
А вот сейчас воспоминания начали крутиться в голове с бешеной силой, вызывая непрошеные слезы. Слава – такой хороший, такой первый, такой любимый. Почему все хорошее разрушено теми грубыми словами? Может, Лера преувеличивает, слишком заморачивается? Отсутствие опыта в отношениях не давало возможности сравнивать. Да и если бы было, разве это могло бы унять тоску, которая прочно сцепилась когтями за ранимое сердце? Да нет, лучше вообще без отношений и умереть старой девой, чем слушать грубости. «Тебе уже не грозит быть старой девой», – шептал внутренний голос и вместе с тем пробуждал воспоминания о первой ночи.
Не с первого раза Лера узнала каково это – возноситься на небеса, но Слава был хорошим учителем. Нежный, но настойчивый, подбирающий такие слова, которые пробирали до дрожи – или это свойственно всем мужчинам? Нет, вряд ли от слов кого-то другого можно так трепетать. И такой жестокий. Скорее всего, он так и не смог понять, как ранили его слова Леру.
Лера усилием воли остановила очередное мысленное путешествие назад в прошлое к Славе, заставила себя вспомнить о необходимости жить сегодняшним днем. Всё же хорошо, что она купила билеты только на завтра, сегодня хотелось побыть одной. Много ли надо для тихого вечера наедине с собой? Ее любимый чай с ромашкой еще оставался, а вот за пончиками с вишней стоило бы сходить, пока не сильно стемнело. Натянув белый пуховик и такого же цвета шапку, Лера двинулась к выходу.
В воздухе витал аромат свободы и праздника, яркими гирляндами зазывали елки, наряженные почти на всех площадях и скверах. Настроение поднималось с каждой минутой. Завтра она будет дома, начнется подготовка к Новому году. Еще какой-то месяц назад она была уверена, что встретит его со Славой, придумывала варианты подарков. Боль сожаления волной прокатилась и исчезла.
– Терпи, – приказала Лера себе, – а ты как думала, сможешь забыть его через неделю, месяц? Нет уж, даже если кажется, что забыла, придется еше немало покататься на качелях то возвышаяь к наивному «Люблю, прощу», то опускаясь на самое дно, признавая реальные факты: «Такое не прощается».
Вот и сейчас в голову начали лезть дурацкие мысли. Эх, если бы расстались хотя бы после Нового года, праздник не был бы ничем омрачен. Перед глазами предстала идиллическая картина: квартира, которую снимал Слава, маленькая пушистая елочка, шампанское, нехитрые бутеброды и салаты, музыка. Слава обнимает ее сзади, нежно прикасается к шее, отчего начинает кружиться голова. Проводит пальцами по скулам, губам так, как умеет только он. Поворачивает к себе и начинает целовать, так нежно, что можно задохнуться. Кажется, что утонешь в этом поцелуе, поэтому надо барахтаться, цепляться, двигаться, и Лера начинает цепляться за его волосы, плечи, пропуская его язык глубже, безмолвно упрашивая соединения, а не находя ответа, незаметно начиная кусать его губы, пока Слава не начнет пожуривать:
– Оставь губы на потом.
Как оставить, если в них сейчас сосредоточен мир, как оторваться, если от них зависит твоя жизнь? Есть только один способ их оставить – дать большее, разрешить большее.
А сейчас у Леры не было даже этих губ. Что губы, она бы хотела держаться за его ладонь, просто чувствовать его рядом с собой, просто слышать голос. Пусть будет рядом, пусть не с ней, пусть она украдкой будет подглядывать за его жизнью.
Вот верно говорят, что надо бояться своих желаний – они могут исполниться. Около института, мимо которого надо было пойти, стоял Слава. Почему он не уехал, хотя, наверное, дежурство. Что ж, Лера, молодец, отлично навизуализировала себе Славу, теперь бы унести ноги отсюда, пока он ее не увидел. Но... поздно.
– Валерия, остановись, пожалуйста. Нам надо поговорить…
– Валерия? А что так, почти официально, Слав? Почему не Лера, Лерочка? Да, кстати, еще Сучка, так же ты тоже считаешь можно меня называть? «Сучка не захочет – кобель не вскочет», правильно я помню? Так вот, Сучка не хочет! Не так, с тобой Сучка не хочет, а с другими можно и подумать.
– А ну иди сюда, – один шаг и Слава оказался совсем рядом. – Ты чего такая дерзкая стала? У тебя такой ротик аппетитный, а ты материшься, это что такое? Давно хороших поцелуев не получали губы? Поэтому ротик такой злой?
Один миг, всего за один миг желанные руки притянули к себе. Слава начал целовать, если слова были хамовитые, то поцелуй был нежным, долгим, протяжным. Слова ранили, а губы залечивали, затягивали рану, уговаривали или даже о чем-то молили. Вот всегда он так, всегда катает на качелях. Делает больно и тут же ласкает, а если словами ласкает, то губами требует, врывается в рот языком и заставляет отступать. Это у него тактика такая? – не могла понять Лера и таяла, таяла, таяла. Усилием воли она отряхнула с себя сладостную негу и силой укусила его за нижнюю губу.
Поставив вот таким необычным способом точку в их отношениях, на следующее утро Лера уехала в свой родной город. Вереница праздничных визитов к родственникам и подругам, их визиты занимали время, но не могли заполнить тоску в груди. Если одну ее часть просто разрывало от его недоступности, от отсутствия даже мало-мальского шанса видеть его издалека, то другая отечески поругивала Леру, заставляя свое «хочу» засунуть поглубже и делать то, что надо. А надо было учиться жить без Славы. Да и много ли они встречались, чтобы привыкнуть жить только с ним, без малого пол года, так что внутреннее освобождение от мучительной любви-тоски должно было вот-вот прийти … и не приходило. Прошли каникулы, снова началась учеба. Вереницы дней сменялись, но ни одна не приносила радость и удовольствие. Нет, конечно, не было черной тоски, просто мир стал немного блеклым, сны – не такими яркими, пончики – не такими вкусными, весна не возрождала, а осень не награждала. Сначала казалось, что первоцветение с ее воскрешающей силой точно преодолеет эту мучительную связь, разорвет и заставит молодую жизнь распуститься, раскрыться, но приходила весна, цветы и зелень радовали, но тоска, какое-то смутное ожидание, желание погреться о жизнь Славы не уходили. За весной пришло лето, целых два месяца разлуки без шанса на случайную встречу – даже они не смогли навсегда заглушить чувства. Лера точно знала, что они не будут вместе, она и не стремилась к этому. Сначала ее захватила некая злость, даже точнее желание вызвать злость у Славы. Не любишь курящих девушек – отлично, словно судьба сама подстроили случай, когда Слава угощал девушек на вахте сигаретами. Она тоже попросила одну.
– Ты же не куришь?
Лера вопросительно повела плечами, словно говоря:
– Это когда было, теперь вот курю.
С наслаждением впитывала его недобрый взгляд и осуждающий вздох, если бы они сейчас встречались, точно состоялся бы тяжелый разговор. Но она была свободна (свободна? Аха, как же). Теперь же она спокойно вышла «покурить», Славина сигарета, еще долго хранилась в потайном кармашке ее сумочки и она, стыдно сказать, даже целовала ее, представляя, что там были руки некогда любимого человека.
Лера не отказывала в знакомстве новым парням, но встречи назначала исключительно около общежития, стараясь подстроить их под дежурство Славы. Не раз и не два она видела, что Слава прищуривает глаза, когда думает, что она не видит и тогда нарочно сильнее прижималась к кавалеру. С некоторыми она даже целовалась, тогда же пришло и озарение: таких поцелуев, какие ей дарил Слава, в природе больше не существуют. И злилась, злилась, злилась. Отпустило тогда, когда поняла, что и Слава здорово злится. А узнала она это совершенно случайно.
Подготовка к очередному мероприятию была назначена на восемь вечера в здании института. Одногруппник из соседнего блока общежития, Рафаэль, зашел за ней, так как институт хоть и находился в десяти минутах ходьбы, было уже темновато. Лера положила ключи на специальную полочку на вахте, так как Таня и Инна должны были вернуться уже через полчаса. Она еле слышно поздоровалась со Славой. Дежурно ответила на его «как дела?» и также дежурно поинтересовалась его делами.
– Это к тебе что ли? – поинтересовался он, кивая в сторону одногруппника.
Лера односложно подтвердила. Внутренняя маленькая девочка ликовала, что его волнует ее личная жизнь.
– Понятно, – протянул Слава с непонятной интонацией и вышел курить на крыльцо общежития. Рафаэль и Лера шли в сторону института, Лера нарочно неторопливо перебирала ногами, хотя одногруппник уже дважды явно показывал, что надо торопиться, остальные уже давно на месте. Лишь в конце Лера словно бы случайно обернулась: Слава уже не было. Призрачно-радостное настроение Валерии тоже улетучилось. В общежитие возвращаться не хотелось, и когда староста группы предложила продолжить подготовку в квартире, которую она снимала, то Лера сразу согласилась. Телефон оставался в комнате, но Лера нашла способ предупредить Таню, что не придет ночевать. Если быть точнее, она попросила Рафаэля написать сообщение подруге. Кстати, лучше бы она попросила бы это сделать какую-либо одногруппницу, так как Рафаэль, будучи мужчиной, не сильно заморочился и просто написал: «Сегодня не приду ночевать. Валерия». Таня и Инна сами пришли достаточно поздно, только перед закрытием общаги. А еще через минут двадцать в дверь их комнаты особенно громко постучали. Дверь открыла Таня и вместо привычного: «Посторонние есть?» услышала немного другой вопрос:
– Где Лера?
Таня немного растерялась от холодного тона и честно ответила, что она не придет сегодня ночевать, по крайней мере, так сообщила через незнакомый номер.
Слава был не сказать, что в ярости, но его слова, а тем более голос явно были пропитаны гневом:
– Какого хрена вы верите сообщениям, написанным через незнакомый номер? Какого хрена она не берет свой телефон? Где ее сообщение?
Растерянная Таня не смогла ни послать Славу, ни вытолкать за дверь, но зато сама здорово напугалась и протянула парню телефон. Моля Бога, чтобы Лера что-то ответила, она по указке Славы позвонила по незнакомому номеру, то есть по незнакомому для нее номеру. Рафаэля она знала только понаслышке и уж тем более не узнавала ни голос, но цифры телефонного номера.
– Алло, Лера? – спросила она, когда на том конце провода взяли трубку.
– Лера? Вы не туда попали, девушка, набирайте номер правильно. – ответил в трубку слегка захмелевший Рафаэль, который к этому времени весело отмечал студенческую пятницу.
Это слово раньше завораживало, вызывала дрожь, а теперь Лера чувствовала, словно ее обваляли в грязи. Слава зашел в общежитие, громко хлопнув дверью, а Лера, потрясенная его злобой, его словами осталась стоять на месте.
Начнись сейчас потоп, ураган, пожар, она все равно не смогла бы сдвинуться с места. Славины слова припечатали, пригвоздили. Он сделал так больно, как только мог. Грудь стиснула такая тяжесть, из-за которой невозможно было дышать. О
сеннее утро было достаточно прохладным, очень скоро Лера, одетая в тонкую курточку, начала дрожать, слезы градом стекали по щекам, но зайти в общежитие заставить себя она не могла. Стараясь не показать заплаканное лицо редким студентам и студенткам, возвращавшимся в общежитие или, наоборот, спешащим по своим делам, Лера украдкой вытирала щеки, отворачивалась, если ей казалось, что видит знакомых, поэтому не заметила невесть откуда взявшегося Славу. Он присел рядом, заглянул-таки в лицо:
– Ты плакала. Прости, прости меня дурака.
Грудь тяжелела от невысказанных слов. Только бы не заплакать, спокойно высказаться и поставить теперь уже окончательную точку.
– Уйди, пожалуйста, уйди. Даже если со мной что-то случится, тебя это не должно волновать. Мы расстались. Я тебе никто, но и ты для меня никто. Нет, не так. Ты для меня не никто. Ты мой первый мужчина и пока что последний. Ты был восхитительным первым мужчиной, мне очень повезло, честно. Но теперь наши пути расходятся. Неважно встретимся мы завтра или через десять лет, я больше не хочу твоих поцелуев, твоих ласк. Прости, ты подарил мне очень много хорошего, грех жаловаться, но и сделал очень больно. Заметь, не в первый раз.
Валерия взяла в свою ладонь ладонь Славы, прикоснулась к ней губами, мягко отпустила и быстро зашагала в комнату. Растерянный, потерянный молодой человек остался стоять на холодном ветру.
Возможно, это событие так повлияло на Валерию, но непонятное детское поведение по отношению к Славе потихоньку сходило на нет. Она не стремилась вызвать злость или улыбку, подсмотреть издалека, как он идет с учебы или на учебу, не ловила жадно его голос в толпе. Она не видела его с другими девушками, но не отрицала того факта, что она может жить не в общежитии и уж Слава точно бы не приглашал ее сюда, чтобы Лера прониклась хоть как-то его личной жизнью. Становилось стыдно, а потом смешно за свое поведение. Видимо, не только мозг, но и сердце начинало понимать, что страницы жизни, проведенные со Славой из ее жизни вырваны. Вырваны, но не выброшены в урну. Последние страницы Лериного блокнотика были украшены ее последними стихами о Славе:
Почти забытая, слега помятая,
Моя любовь к тебе, чуть виноватая.
Рвалась, рвалась к тебе, ее не приняли,
Руками смяли и в окошко кинули.
Так и живет она, слегка помятая,
Почти забытая, чуть виноватая.
Больше Лера о любви не писала. Никогда и никому. Возможно, именно так и происходит взросление.
Весь третий курс Лера прожила словно путник, шагающий по ровной проторенной дороге, ровной до тошноты, но вместе с тем и не страшной, местами даже интересной. Такие дороги тоже нужны в судьбе каждого хотя бы для того, чтобы закрепить навыки из прошлого опыта. Казалось, Лера напрочь забила на личную жизнь, и ее интересует только учеба: конференции, интеллектуальные игры, студенческие КВН – вот и все развлечения на целый год.
Слава был на три года старше, окончил институт, поэтому его она тоже не видела, если не считать единственной случайной встречи на остановке. Они молча кивнули головой друг другу в знак приветствия и на этом диалог закончился, так и не начавшись. Зато лето подарило весьма интересную встречу.
В середине июня сессия была сдана и радостные студенты день последнего экзамена решили отметить на городской площади. В тот же день здесь состоялся концерт, народу было немало, атмосфера затягивала. Рафаэль познакомил всех со своим другом – Даниэлем. Даниэль был дизайнером и художником в одном лице, возможно поэтому, слегка вычурное имя ему очень даже подходило. Встреча была отмечена шампанским, а за ней не к месту принесли пиво, чипсы, молодежь сидела на скамейке. Разговоры ни о чем казались стратегически важными, даже старые шутки – смешными. Лера заметила, что Даниэль старается сесть к ней поближе, подержать ее стаканчик, подать чипсы, они даже танцевали вместе, неоднократно наступая на ноги друг друга, было весело, было приятно, но не более.
– Ты так громко и заразительно смеешься, – заметил Даниэль, поближе наклонившись, чтобы она смогла различить его слова в шумной компании.
Лера на секунду забыла, что надо дышать. Опять ее смех.
– Я просто выпила, и компания хорошая. Давно не веселилась. А если кому-то не нравится, то извините, смех такой, какой есть, – с излишней строгостью произнесла она.
– Э-эй, я разве говорил, что не нравится? Наоборот, очень нравится. Он такой э-э слышный, привлекает, завлекает.
– Да он что, издевается, что ли, – подумала Лера. Быстро собрала вещи, неожиданно попрощалась со всеми и направилась на остановку. С излишней торопливостью и нервностью она протянула стакан с невыпитым пивом Даниэлю, половину расплескав ему на брюки, но и это ее не особо волновало. Возле остановки ее догнал Даниэль и предложил прогуляться до общаги пешком, так как последний автобус уехал полчаса назад.
Даниэль оказался интересным собеседником, всю дорогу они весело болтали. Лера извинилась за пролитое пиво, умело уклонилась от поцелуя в щеку, но согласилась встретиться на следующий день. Еще через два дня Даниэль отвез ее на машине в ее родной город и обещал приезжать на выходные.
Эти встречи начинали нравиться. С Даней, как она начала его называть было интересно и безопасно. Сначала они больше общались как друзья, но Даниэль встреча за встречей добавлял в них романтические нотки. Леру завораживал его талант уметь видеть красоту там, где она видела обыденность. Пару штрихов – и место их встречи обретало особый вид, шик. В одну из таких встреч он пригласил ее в свою квартиру, где Лера уже была не раз. Обычно они смотрели фильмы, а в последние разы танцевали и даже целовались. На этот раз комната была преображена – Даниэль сделал так, что каждая новая деталь привносила восточные ноты, восточные мотивы. На полу была постелена пестрая скатерть, на ней красовались ваза с фруктами, сладости, фужеры, ждущие, когда их наполнят шампанским и множество мелких и крупных свечей. Восточная музыка, турецкие мотивы будоражили кровь. Певец, имя которого не было знакомо ни одному из них, казалось, пел, а музыка плакала, сотрясая ночь рыданиями о несбыточной мечте, о любви, которая испепелила и не возродила. Музыка приводило в движение, шея, плечи, руки, спина, ноги – все плавно изгибалось, словно говоря на собственном языке – языке тела и в унисон певцу рыдало, страдало перед тем как расстаться с чем-то старым навеки и в мучениях родиться для нового. Казалось, Лера действительно оплакивала свою бывшую любовь, моля ее, чтобы она больше не тревожила. Она собиралась раскрыться для нового, для того, кто не мучает своей ревностью, того, с кем надежно и нестрашно, кто сейчас поддерживает ее ладонью за спину и заботливо убирает прядь упавших на лицо волос. Еще минута или миг и они оба переступят черту невозврата. Лера чувствовала дрожь старалась прижаться крепче к Даниэлю.
Эта ночь и стала ночью их первой близости.
Леру удивляло, насколько мужчина может быть правильным и заботливым. Уж кого-кого, себя она считала из разряда “хороших” девочек, но и то была готова пропустить после этой ночи лекции и семинары. Но Даня напомнил, что на пятом курсе стоит быть особо внимательным к учебе, отвез в институт и обещал заехать после обеда – эту и последующую неделю они так и провели вместе. Затем отпуск Даниэла закончился, но он не забывал звонить, и выходные они почти всегда проводили вместе. Самые близкие подруги радовались за Леру, наперебой расхваливая заботливого и внимательного Даниэля, и радостно верещали, когда Лера сообщила о предстояще й свадьбе. Лера тоже вроде была счастлива, и черт ее дернул заявиться в гости к Тане за неделю до свадьбы.
– Погадай мне картах.
Таня резонно заметила:
– Это же метафорические карты, на них не гадают, они раскрывают то, что у тебя в подсознании.
– Ну да, давай ко мне в подсознании, что там творится перед глобальными переменами, – улыбнулась Лера.
Ритуал был тщательно соблюден. Таня любила создавать антураж. Девочки зажгли благовония, слегка приглушили свет. Лера отдалась мыслям и мечтам о настощем и будущем и вытащила, по совету подруги, две карты. Лера готовилась, конечно, увидеть непонятные сюжеты, странные образы, понаслышке она имела представление о таких картах. Так хотелось, чтобы из подсознания выплыли ассоциации о безоблачной жизни, улыбающихся детях и каково же было ее разочарование, когда первая карта показала ослика, пьющего из лужи.
Смена социального статуса почти никак не отразилась на их отношениях, во многом их желания и ожидания от будущего совпадали. В частности, оба думали, что не стоит торопиться с детьми, планировали купить квартиру и давали друг другу большую свободу.
Хотя некоторые трудности-притирки друг к другу все-таки, конечно, были. Самым неприятным для Леры оказалось принять Данин взгляд “Все лучшее для других, а мы потерпим”, потому что чаще всего “потерпеть” приходилось Лере. Традиционно уборка и готовка лежала на Лере, однако если Даня звал друзей или намечался семейный праздник с родственниками, Даня выкладывался по полной.
Сначала Лера этому радовалась, но потом начинала злиться, почему в обычные дни все эти обязанности только на ней. Да, она работала из дома, но зарабатывала не меньше Дани, если бы муж помогал по дому, ей бы не приходилось засиживаться за компьютером до 12 ночи или работать по выходным. То есть бытовые вопросы, такие незаметные в конфетно-букетный период все же давали о себе знать.
Во-вторых, в глубине души ей не нравилась излишняя, как ей казалось, привязанность Даниэла к матери. Та была сухой, но хитроватой женщиной, и Даниэл как мог продолжал заслуживать ее любовь: ездил на дачу по первому звонку, покупал сапоги, по цене которых Лера могла купить себе целых две, а то и три пары. Свекровь в глаза хвалила Леру, но “добрые люди” доносили сетования свекрови сначала на то, что Лера “сидела” дома, а потом – “не может родить ребенка”, хотя в ближайшие три-пять лет пополнение семье не входило в планы молодых. Лере было ужасно неловко объяснить свои претензии Даниэлю, ей казалось, она его разочарует, они поссорятся.
Впрочем, одна из ситуаций показала, что он бы и не понял суть претензий. Во время одного из визитов свекрови Лера была дома одна. Ей вздумалось приготовить на ужин солянку, бульон уже кипел, и оставив свекровь в квартире, она побежала в магазин за оливками и лимоном. У подъезда она встретила Даню и они вместе зашли домой. Дома ее ждал полный разгром. Оказывается свекровь, решила “поремонтировать” сумочку Леры, так как “случайно” увидела, что швы во внутреннем кармане разошлись. Мало того, что она бесцеремонно рылась в шкафах в поисках нитки и иголки, так и еще обрушилась с упреками на Леру за “обман”: обнаружив в сумке Лера блистер с противозачаточными таблетками, она решила, что жена обманывает ее сына:
– Ты что думаешь, молодеть будешь с каждым годом? После этих таблеток ты еще и зачать бог знает сколько времени не сможешь, ни выносить нормально. Мой сын зачем женился? Он тебе зачем нужен? Чтобы ты вкусно ела и пила? – набросилась она на Леру, не стесняясь ни саму Леру, ни рядом стоящего сына.
На Леру никогда так не орали, не предъявляли таких обвинений. А уж залезть в ее сумку, неважно с какими намерениями, она считала неприемлемым вообще. Это одно и то же, что залезть в трусы. В первые в эту ночь сравнивала мужа со Славой: какими бы грубыми не были его слова, но в обиду Леру чужим людям Слава бы никогда не дал, в этом она не раз убеждалась. Лера же даже ответить как следует не смогла тогда: глаза моментально наполнились слезами и она убежала в ванную. Она ожидала от Дани любой реакции: может, объяснит, что это их совместное решение, а не сугубо Лерино, и вообще это их дело, когда заводить детей; объяснит, что недопустимо лазить по чужим сумкам. То ли Даниэль знал, что матери это объяснять бесполезно, то ли действительно не понимал всей абсурдности ситуации, а он решил стать хорошим для обоих. Леру пожурил:
– Ну что ты, плакса моя, ничего же не случилось, давайте вместе ужинать.
А мать… поблагодарил за помощь Лере с ремонтом сумки. И тут Лера впервые сорвалась.
– Да, действительно, спасибо за непрошеную помощь. В следующий раз, когда будете лазить в моих вещах, поставьте в известность меня. И если я разрешу, можете делать, что угодно. Как правило, лазить в личных вещах я не разрешаю, – достаточно громко сказала она, чем вызвала новую волну негодования. Свекровь ушла, Даня с недовольным видом принялся за ужин.
В ту ночь Лера впервые за их семейную жизнь легла не на их общую кровать, а в зале. С удивлением обнаружила, что ей так лучше. Утром не встала готовить завтрак. Проигнорировала звонки мужа в обед. Поужинала до его прихода с работы и вечером, сославшись на срочный заказ, ушла работать в другую комнату. Как можно было назвать этот день? Начало конца? Возможно. Потом пролетело множество дней, которые в конечном итоге сложились в пять лет, но начало конца – нет, не конца их семейной жизни, а конца надежды, что Даниэль – это тот самый идеальный, надежный мужчина, рядом с которым чувствуешь себя как за каменной стеной – было положено, скорее всего, в этот ноябрьский день. Нельзя сказать, что они жили очень плохо, внешний фасад, например, был прекрасен. Родители Леры были без ума от Даниэля и он, похоже, платил им взаимностью. Возможно, дело было в том, что Даня рано потерял отца, а в Лерином отце он нашел именно его. Они вместе ходили на рыбалку, чинили крышу, курили. Даня никогда не видел его пьяным, поэтому не мог понять противоречивых дочерних чувств Леры, впрочем, резона в них разбираться у него тоже не было.
Если бы Даниэля спросили, какова их семейная жизнь, он бы ответил «нормальная. Как у всех». Как все они работали, копили на ипотеку, переехали, сделали ремонт, покупали мебель, меняли машину, раз в год ездили в Турцию, Египет или Тунис. Нет-нет, да в мозгу мелькало, что «нормально» – это не то, что хотелось бы. Хотелось бы, чтобы Лера провожала его со страстным поцелуем, когда уходила на работу, встречала в игривой юбке с таким же поцелуем, а по итогу получалось, что к вечеру оба были усталые и сил хватало только уткнуться в телевизор или, еще хуже – каждый в свой телефон. Когда они успели отдалиться, если со свадьбы и прошло год-другой? Впрочем, особо задумываться над этим тоже времени не было. Часто приходилось работать без выходных либо только с одним выходным днем, и уж его провести молодая, а до недавнего порой и холостяцкая душа просила как следует и не понимал, почему Лера показывает недовольство. Вроде бы взрослая девочка и должна понимать, что этот день – его единственная отдушина, а не корчить недовольное обиженное лицо. Тем более немало было выходных, когда он проводил на даче у матери с отцом. Что мешало и ей поехать? Провели бы время на свежем воздухе, помогли бы с картошкой-морковкой-ремонтом, но нет, она упрямо отказывалась это делать.
Предложение возглавить отдел в Питере Даниэл встретил неоднозначно. С одной стороны, весь последний год он полностью отдался работе, он привык тщательно прорабатывать каждый проект, обращать внимание даже на самую незначительную деталь, и многие клиенты приходили снова и снова именно к нему. Но руководить командой, пусть даже из двенадцати человек – несколько иное. К тому же неизвестно, как эту новость воспримет Лера, они вообще в последние месяцы жили как соседи. К его удивлению, жена восприняла эту новость спокойно, и именно здесь, в Питере, трещина, которую дала их семейная жизнь, если и не закрылась, то стала более незаметной что ли. Помимо общих целей и планов по обустройству быта, и у Даниэля, и у Леры были свои, которые тоже оказывали влияние на их отношения.
Олеся пришла в их офис в понедельник в 9 утра, она отказалась работать с менеджерами, отказалась рассмотреть предложения компании и прямиком направилась в кабинет Даниэля. Оказывается, они из одного города и ей хотелось лично рассказать о своих ожиданиях от дизайна их небольшого частного дома.
– Я видела ваши работы, листала ваши соцсети, рекламные проспекты, что-то очень нравилось, но хотелось бы обустроить под именно мою с мужем жизнь. Меня интересует дизайн спальни, она у нас в шестнадцать квадратных метров. Необходимая мебель стандартная: зеркало с туалетным столиком, двуспальная кровать, платяной шкаф и, возможно, всякие мелочи. Цвет я точно не могу сказать: наверное, нейтральные, но возможно, вы сможете дать рекомендации по добавлению некого яркого пятна. Далее, самое важное: мне бы хотелось, чтобы наша спальня сочетала нежность, женственность и в то же время силу, энергию. Мне очень трудно объяснить это словами, рисовать и визуализировать я тоже не умею, буду полагаться на ваше умение и чуткость, именно поэтому я и пришла к вам.
– Олеся, вы же понимаете, что чтобы начать планировать, мне нужно знать, во-первых, финансовые ресурсы, которые вы можете выделить для обустройства спальни, во-вторых, вы требуете, вернее, хотите, чтобы спальня стала неким вашим семейным психологическим портретом, я правильно понял?
– Да, да, вы точно подобрали слово – спальня как психологический портрет семьи.
Даниэлю нужно было ближе познакомиться с Олесей, а желательно и ее мужем. Он точно понимал, насколько важен этот проект и пригласил их на чашку кофе. Муж Олеси – Константин Юрьевич был старше ее почти на десять лет и согласился заскочить на пару минут прямо сегодня, так как потом уезжал в Грузию. Пока они ждали Константина, Олеся кратко поведала историю знакомства с мужем, о своих и его хобби. Она вела себя непринужденно, иногда шутила, но ни на секунду не забывала, что перед ней чужой мужчина. Олеся напоминала Дане Леру в период их знакомства – такая же нежная и веселая, наверное, мужу очень хочется ее оберегать. Даже ему на подсознательном уровне хотелось ее защитить, хотя в окружающей обстановке не было ничего угрожающего. Пока она говорила, он пытался представить, каким может быть Константин. Мысль о том, что он психологический двойник Олеси он сразу отмел, такая семья не могла бы долго просуществовать, наверное, он разбавлял ее беззаботность, непосредственность. Перед Даней вырисовывался образ серьезного, возможно, сурового, очень ответственного мужчины. Когда в кофейню зашел Константин Юрьевич, Даня понял, что справиться с проектом хотя бы потому, что ему удалось прочувствовать особенности заказчиков – муж Олеси был в точности таким, каким он сумел представить его в своем воображении. Олеся мило краснела при виде мужа, целомудренно поцеловала его в щеку, он крепко и нежно одновременно обнимал ее за талию. Обсудив мелочи, которые, впрочем, вполне были решаемы и без Константина, они встали из-за стола. В голове у Дани уже был создан примерный образ спальни для этой пары. Константин спешно попрощался, бросив жене на прощание:
– Ты сама решила обустроить спальню по своему вкусу, в деньгах я тебя практически не ограничиваю. Пожалуйста, доведи это дело до конца самостоятельно и не дергай меня по мелочам…
– А не то…? – спросил Даниэль, когда Константин ушел и тут же прикусил язык. Имел ли он право вот так практически нагло влезать в чужую жизнь?
– Константин иногда бывает несколько строг, но он очень добрый, и сильный, и добрый, – торопливо добавила Олеся.
Даня подумал, что Лера тоже при смущении торопится и повторяет слова. Хотелось поскорее начать работу над проектом.
Вообще-то веских причин ехать в город, где она училась, с которым так много связывает у Леры не было. Она заехала в офис, заполнила документы, продлила договор о сотрудничестве и практически незаметно для себя вызвалась поехать на научно-практический семинар по проблеме перевода художественной литературы. У нее был месяц для написания и отправления статьи по проблеме, опыта хватало.
Месяц пролетел незаметно, и вот, конец августа, а она в небольшом отельчике недалеко от института, где училась. Статья отправлена, прочитана ею, тезисы ею не то, что выучены, они хорошо знакомы, апробированы на практике, настроение лучше некуда, даже недовольный голос Дани по телефону, который не понимал, зачем жена сорвалась в соседний город не смог его испортить. Она встала пораньше, чтобы успеть выпить кофе в кафе отеля с утра. Кофе взяла просто по привычке, так как непонятное волнение и бодрость, к ее удивлению, итак зашкаливали.
Посетителей в кафе с утра было мало, за столиком у окна скучала женщина, недалеко от нее сидел молодой человек в очках, видимо, здесь же он работал, так как беспрестанно что-то выискивал на своем ноутбуке и с кем-то созванивался. Лера сразу решила, что сядет подальше, не хотелось нарушать утренний приятный кайф чужой рабочей болтовней. Заказав латте, а также обычный коржик с повидловой прослойкой, чтобы день был сладким, Лера села недалеко от бара. Мысли разбегались и готовы были кратковременно сосредоточиться на чем угодно, но только не на предстоящем семинаре.
В одну минуту она наблюдала, как заезжают в отель люди, а во вторую о том, что надо бы привезти мужу какой-то сувенир, все-таки этот город помог им встретиться, тут же начинала внутренний диалог об их непростых отношениях, гнала эти мысли и переключалась на первого попавшего посетителя. Например, вот этот, с темно-русыми волосами слегка напоминал Славу (вспомнился же не к месту), похоже он только въезжал в отель и был чем-то раздражен. Лере даже захотелось на минутку успокоить его, Слава тоже любил все проблемы и задачи брать на себя и не успокаивался, пока все не порешает. Словно почувствовав ее взгляд, мужчина обернулся, посмотрел на Леру и привычно прищурился. Этот прищур спутать было нельзя. Пойманная с поличным Лера невольно отпустила чашку с кофе, секунда, когда посуда летела на пол, падала, оставляя после себя пару крупных и тысяча и одну мелких осколков, длилась вечно. Резко-звонкий звук разбивающегося стекла оглушал, ошеломлял, тут же приводил в сознание. Сла-ава! Как сладко! Как неожиданно! Как звонко! Как много осколков! Непонятные мысли-слова разбегались по голове. Слава стоял уже рядом.
– Растяпа. Я растяпа. Прости, я правду засмотрелась, думала, просто мужчина, похожий на тебя. – совсем чуточку смущаясь сказала Лера. Зачем скрывать очевидное, если за секунду до она отчаянно пялилась на него. – Простите, – это она сказала уже официанту. Скажите, сколько я должна за ущерб?
Слава уверенно прервал ее поток слов:
- Пожалуйста, принесите две чашки кофе, ущерб запишите на мой счет. В произошедшем есть и моя вина. Посиди секунду, я вернусь, - сказал он Лере и через минуту стоял рядом уже с ключами от своего номера.
Лера не была готова сидеть со Славой за одним столиком, говорить. Да и времени оставалось не так уж и много. «но пятнадцать минут у тебя точно есть», прошептал внутренний голос.
Время промчалось словно одна минута, хотелось того или нет, пора было собираться. Видимо, ест такая закономерность, когда люди не могут проявить эмоции, мысли словами, то их подталкивает к этому ангелы ли хранители, соблазняет ли сам дьявол, но что-то происходит. Что-то очень малозначительное и в то же время отправное для работы подсознания. Например, эти двое одновременно тянутся за салфеткой, и одна рука случайно накрывает другую. Нет ничего интимнее, чем случайное соприкосновение двух рук. Жар одной ладони помогает разгореться пожару внутри другой, одна маленькая ладошка остается внутри большой, и весь сакральный смысл жизни начинает сосредотачиваться на пульсе, который бешено стучит в обоих запястьях. Неважно, у кого первым хватит сил вырвать ладонь, чтобы оставить сиротой другую – чужую (чужую ли?). На этот раз сильнее оказалась Лера. Едва пробормотав, что у нее семинар, она почти бегом подошла к лифту, надеясь, что пока Слава расплатится, она уедет на нем далеко-далеко – на свой четвертый этаж. К сожалению, ее план не сработал и закрывающиеся створки были остановлены ногой Славы.
– Не убегай, я же ничего не прошу. – сказал Слава.
– Я знаю.
– Так много лет прошло.
– Аха.
– А кажется, что все было вчера.
– Да.
– Лера. – Ладони Славы нежно погладили щеки.
– Так нельзя.
– Почему?
Как Лера должна объяснить почему? Потому что это очень интимно, слишком интимно. Это гораздо интимнее, чем лежат с мужем под одеялом в одной сорочке, а то и без.
лава не ждал объяснений, он уже тихо целовал. Откуда он знал, что так можно. Почему ему можно? Почему Лера ничего не говорит? Что с тобой, Лера? Это неправильно, как же это неправильно, как же это поздно. Хорошо, вот они губы, любимые губы. Такие же желанные. Лера, все, убедилась, что эти губы до сих пор желанные. Надо это заканчивать, за-кан-чи-вать. С трудом оторвавшись от источника радости, старясь говорить как можно увереннее, Лера произнесла:
– Слава, пожалуйста, не делай так. Я не буду устраивать киношных сцен с пощечиной и так далее. У меня просто нет времени, спешу в институт. До свидания. И всего хорошего. Я действительно желаю тебе всего самого хорошего. Прощай.
Поговорить все-таки пришлось.
Официант принес «19 crimes» по заказу Славы, он таки уговорил ее попробовать бокал хотя бы только потому, чтобы голова не болела. Хотя, по ее мнению, вино с таким названием в данных условиях, наоборот, было способно вызвать не только головную боль, но и в добавок к нему чувство вины. Лера терялась в чувствах, ощущениях и своих желаниях. Даня не умел или не хотел быть таким внимательным, соблазняющим, предупреждающим каждое желание и то же время оказывающим ощутимое влияние своей мужской аурой. С ним Лера чувствовала себя партнером на равных, семья словно была совместным удачным или почти удачным проектом. А сейчас она таяла, ей хотелось быть слабой, ей хотелось, чтобы Слава лепил из нее, словно из пластилина то, что хотел, потому что Лера была уверена в прекрасном результате. Ей хотелось того, что воплощать было слишком поздно, слишком запретно. Пока не поздно, Лера должна была предупредить об этом Славу. Вот прямо сейчас она это и сделает. Но Слава так мягко доминировал, так мягко добивался ее взгляда, улыбки, нужных слов, что противостоять становилось сложнее. Лера попыталась сделать вид, что слишком занята, чтобы выслушивать нежности, и взяла телефон, начала бессмысленно рассматривать сообщения, но Слава бесцеремонно и в то же время так мягко забрал телефон и велел убрать в сумку или на другой край стола. Лера только успела открыть рот, чтобы возразить, как он успокаивающе шикнул:
– Тсс, не бушуй. Нельзя за столом отвлекаться. Ешь, наслаждайся, почему ты не хочешь просто получить удовольствие от вкусной еды?
– Потому что у меня такое чувство, что ты действуешь, как змей-искуситель. Давай начистоту. Чего ты хочешь? Я замужем. Ты женат. Максимум, что нам позволительно, это вспомнить студенческие годы и съесть вкусный ужин. Ни ты, ни я не должны вторгаться в личное пространство друг друга.
– Я куда-то вторгаюсь? – Почему его слова звучат так пошло, так двусмысленно. Лера корила себя за бокал вина, ища хоть какой-то источник, который помог бы ей облегчить, разделить чувство вины. Сейчас, в эту же секунду расставляем все точки на i, неважно, насколько смешно я буду выглядеть, думала она и с поспешностью ответила:
– Конечно! ты протягиваешь мне салфетку, ты забираешь мой телефон из моих рук. И вот это твое: «Тсс, не бушуй» – оно же пропитано эротизмом, нет, разве не так?
От Лериной откровенности Слава как будто на секунду замешкался, но тут же нашел, что ответить:
– Хорошо, пусть будет так. Я ужинаю с красивой женщиной, которая когда-то отдавалась мне так, как никто и никогда. Можно я совсем немного поухаживаю? Можешь пресекать все мои действия, которые нарушают твои границы, раз уж ты так сильно хочешь их сохранить.
– Все твои действия нарушают мои границы. Начиная с того, что распитие спиртных напитков между людьми, которые когда-то… когда-то любили друг друга уже нечестно, нежелательно, да поздно уже об этом сожалеть. Кстати, вино вкусное. Давай остановимся на этом.
– Хорошо.
Слава согласился, но она же видит, что согласился только на словах, что продолжает ласкать глазами. Почему Даня так не делает, почему в их доме она уже давно перестала чувствовать не то, что любимой женщиной, просто женщиной? Почему вся жизнь стала гонкой? Нужна квартира, нужна карьера, оба так убежали и от себя, и от друг друга в работу, что забыли про чувства, да и были ли они? Интересно, Слава замечает, что ее противостояние только внешнее, что внутри она уже давно мягка и податлива, что отвергая внешне, внутри ловит каждый знак внимания, каждую улыбку, каждое прикосновение глазами? И необходимость отвергать превращается в пытку, которую хочется уже завершить. Лосось был восхитительным, вино было ароматным, но они не сравнятся тем наслаждением, которое ей сейчас дарит Слава. Потом, потом она будет вспоминать и нежиться этими словами и взглядом, будет хранить их в памяти так долго, как только сможет.
А Слава продолжал творить, что хочет. На столе оказалась вазочка с мороженым и клубникой.
– Я не хочу мороженое. Я не хочу клубнику.
– Я хочу. Я хочу, видеть, как ты наслаждаешься мороженым.
Слава взял украшение-клубнику, обмакнул в мягкую сладкую массу, чуть начавшую таять и протянул Лере. Это было уже последней каплей. Это был уже не намек, а намечище на продолжение вечера, и Лера вспылила. Взяла клубнику, положила к себе на тарелку и раздавали ее вилкой, пропитанной ароматом лосося.
– Пожалуйста, научись слышать «нет». Я не хочу клубнику. Я не хочу тебя. Я не хочу к тебе в номер. Я жалею, что согласилась на ужин и хочу вернуться в номер. В свой номер.
– Тссс, не сердись. Все, прости, я согласен, еще по бокалу и пойдем. Не переживай за мороженое, съем сам. Делай только то, что хочешь, договорились?
– Точно?
– Абсолютно.
Лера все же съела половину мороженого, это был первый раз в ее жизни, когда она сочетала вино и мороженое. Разговоры тоже вошли в привычное русло, об общаге, зачетах и экзаменах, стало даже весело, Лере удалось немного расслабиться. Если бы ей сказали, почему она возвращается в отель за ручку со Славой, она бы удивилась, так как не заметила, как ее ладонь оказалась внутри его.
Лифт начал свое плавное поднятие вверх. Зеркала отражали смущенный взгляд Леры и нагловатый – Славы. Было жарко, но на руках появилась гусиная кожа. Почему, почему она так реагирует на Славу? Почему не одела что-то легкое, но с длинными рукавами? Голос Славы прозвучал совсем близко, около уха, так, что дыхание щекотало и заставляло дрожать еще сильнее.
Вот он, ее Слава, стоит перед ней с голым торсом, на лице улыбка довольного кота, в мужской энергии рядом с ним можно было купаться. Вторая их совместная ночь, вторая ночь, которую Лера проводит во грехе и пока не хочет каяться. На ней черная эротическая сорочка, она специально ездила ее покупать, пока Слава был занят делами. ткань струится по животу, она была черной, как самая черная ночь, ни одного пошлого бантика, ни одной детской рюшечки, только две ленты, одна из которых завязывалась сзади под шеей, другая – в области талии, так что наряд казался сплошным воплощением целомудрия и мягкости, если смотреть спереди и был абсолютно открыт, если не считать пояса, – сзади. Слава оценивающе смотрит, переворачивает Леру на 180 градусов, чтобы увидеть обзор со стороны спины и шумно вдыхает. Вот за такой восхищенный вдох Лера и готова ему отдаваться снова и снова. Зад опоясывает тонкая ленточка, образуя из черной ткани легкую юбку, но юбка заканчивалась там, где начинались аппетитные выпуклости, словно приглашали начинать ночь с игрой с самыми упругими, тугими, крепкими как орех местами в женском теле. Слава не спешит развязывать ленту. Пусть перед остается манящей, но закрытой, но вот то, что открывалось взору со спины, он по ходу, уступать не собирается. От поцелуев в шею захватывал дух, было страшно, что останутся следы, но если бы он остановился, Лера бы сама умоляла продолжать нежные покусывания. Между тем руки невзначай спустились ниже, гладили полушария, резко обхватили их и посадили Леру на стол. Слава раздвинул ее ноги и сам удобно устроился между ними. Лера чувствовала, что он, как всегда начинал со скул, спускался к губам, провел по них пальцами и весьма пошло проник в рот. Лера сама начала посасывать палец, раззадорившись, она хотела слегка укусить его, за что сразу получила едва ощутимый предупредительный шлепок: «Не балуйся!». Поднял «юбочку» спереди и стал поглаживать все самое нежное.
– Ты же еще не поужинал. – выдохнула она Славе, на что последовал только недовольный рык, который предлагал не отвлекаться на такие мелочи, когда впереди маячит нечто гораздо слаще чем ужин. Лера испуганно вскрикнула, когда почувствовала, как его язык начинает путешествовать по тем местам, которые для таких путешествий не предназначены вовсе. Пальцы и губы, движения языка, осторожные покусывания сводили сума, не выдерживая натиска ее ногтей, царапающих кожу на плечах и лопатках Слава опрокинул Леру на кровать, в последний раз провел языком по складочкам, в последний раз дразнил пальцами, проникая так глубоко, как только мог, а затем вошел туда сам. Каждое прикосновение было важно, каждый миллиметр тела пониже пояса сгорал от пожара, требуя прикосновений и трений. Груди превратились в чувствительные полушария. Слава двигался медленно, осторожно, дразнящее, что сводило сума: так Лера никогда не доедет до своей «остановки». Лера ерзала, подмахивала, просила еще, просила быстрее, но Слава неожиданно вообще остановил движения, взял в рот горошину правой груди, нежно прикусил и выпустил обратно на воздух, подул и нажал кончиком пальца. Лера чувствовала нарастающий бунт внизу, все тело требовало движений, ласки горошин уже не являлись достаточным, она терлась, елозила под Славой, требуя продолжения, а не получив его начала похныкивать. Хнык не действовал, Слава продолжал играть с горошинами, будто издеваясь, насмехаясь, показывая, насколько она сейчас зависима от него. Лера сделала то, что не делала никогда: резко повалила мужчину вниз, сработал эффект неожиданности, на которые она и рассчитывала, подождала секунда когда он удобно устроится на спине и сама оседлала строптивого коня. Полыхающее ранее от пожара тело начинало остывать, но Слава снова умело подкинул дрова, положив палец в область клитора. Каждое движение отзывалось сладостью, каждое движение помогало соприкасаться пальцам и бусинке внизу. Уже почти на пике Лера почувствовала, как влажный от ее соков палец Славы сначала погладил колечко ануса, а затем едва заметными движениями вошел туда. Стыд не успел проскользнуть противной жабой в грудь, потому что именно в этот момент перед глазами заиграли блики и мир перевернулся. Слава Богу, что Земля все-таки не стоит на трех китах или черепахах, потому что бедных черепах в этот момент от разрыва энергии снесло бы к чертям. Лера еще не пришла в себя полностью, когда услышала громкий голос Славы, теперь для него весь мир переворачивался с ног на голову. Еще минут пятнадцать они лежали в объятиях друг друга, счастливые, бессовестные, потерявшие стыд и остатки разума, забывшие о тех, «кого приручили» – своих женах и мужьях, эгоистично требующие от мира утолять их жажду, их голод. Возвращение в реальность было медленным, но неумолимым. Пора была, действительно, уже ужинать.
Даня, в отличие от Славы, никогда не пропускал ужин ради занятий любовью, а после ужина, залипнув на телевизоре и в интернете, что впрочем понятно, после тяжелого рабочего дня, мог запросто забыть о ней. Такое «забывание» входило в привычку, из-за чего Лера начинала считать себя некрасивой, нежеланной, нелюбимой. Пыталась защитить Даню, да и себя от разочарования, мыслями о том, что он устает на работе. Но ведь она тоже работает! Более того, старается не перегружать его бытом, поэтому разочарование все же росло, пока пол года назад она всерьез не предложила развестись. Возможно, этот разговор пошел на пользу, а возможно, Даня отчетливо видел, что Лера прекрасно может без него, готова начинать свою жизнь заново, что она, вообще-то привлекательная женщина в конце концов.
Вечер плавно переходил в ночь, Лера ограничивалась одним бокалом шампанского, эндорфины и так в организме зашкаливали и не было необходимости искусственно вызывать эйфорию. Она прижималась к Славе и трогала его ладонь – большую, крепкую. Ее ладошка в его руке выглядела словно рука ребенка.
– Почему в мужчине самая эротическая часть тела – это рука? – спросила она у Славы.
Глава 13. Сюрприз
Даниэль еще несколько раз встречался с Олесей, согласовывая нюансы дизайна интерьера их дома. Ему нравилось сюда приходить, изначально голые стены начинали оживать, Даниэль работал так, чтобы все – материал, форма, концепция служили раскрытию образов хозяев. Работать без четких правил, с полной свободой ему нравилось.
Олеся проявляла удивительное доверие вкусу и идеям Даниэля, однако и Даниэль на уровне интуиции художника чувствовал, что подойдет, что отразит ее и мужа, а что нет. Константин практически не вмешивался в процесс их работы, результаты работы ему нравились, особенно придирчиво он рассмотрел зеркало, так как «женщина будет счастлива, если ей нравится ее отражение в зеркале». Даниэль хотел было резонно заметил, что счастливой женщину делает ее мужчина, но не стал повторять избитую истину. Только перед самым сном этот мимолетный разговор вдруг нарушил покой и стал источником некого раздражения.
Константин и Олеся словно раскрывали возможности и упущения их с Лерой семьи. Когда купили квартиру, он занялся ремонтом и сделал из кухни и гостиной такую конфетку, с такими элементами декора, которые вызывали восхищение у всех, кто сюда заходил. Спальную комнату он привычно оставил до лучших времен, так как туда гости не заходили. Теперь же ему казалось, что именно с нее и следовало начать, как это сделали Константин и Олеся.
Лера уехала на семинар, и дом отчего стал казаться пустым и холодным. С ощущением этого холода он и уснул прямо в гостиной. С утра он увидел сообщение от Олеси, что они уезжают на неделю, а еще через час он получил сообщение о том, что встреча с заказчиком следующего проекта переносится также на неопределенный срок. Оставалось несколько мелочей по работе. Таким образом, неделя, которая сначала обещала быть невероятно насыщенной началась с незапланированных выходных в три дня. Может, съездить к Лере, сделать сюрприз?
Вообще, идея о поездке на семинар Дане не понравился с самого начала. Да, Лера много работала, он тоже все время на работе и – вуаля – выдались незапланированные три дня выходных, их можно было провести вместе, а он будет маяться один. Работе ее он не помешает, она сама звонила и сказала, что решила устроить маленькие каникулы с подругой. Решено, сделает ей сюрприз. Что сказать, сюрприз удался, причем для обоих.
…Звонок мужа застал Леру врасплох. Голос дрожал, стал противно-виноватым. Господи, сколько раз она представляла себе подобную ситуацию, которая у нее в голове неизменно заканчивалась словами или мыслями «а так тебе и надо! Не замечал меня, жили в холодной войне, ничего не делал, чтобы сблизиться – получай самую горькую пилюлю. Это тебе за все мои слезы, за потерянное время, за все». Но ведь пол года назад все изменилось? Видно, не до конца, раз она допустила чужого мужчину до своего тела? Ну как, чужого, вообще-то вовсе не чужого, это же Слава, ее первая любовь, мужчина, на которую ее подсознание и тело реагировали по-другому, не так как на других. Только его губы были сладкими, только он дал ей понять каково это, когда тебя защищают, когда у тебя есть тыл, опора.
Это делает ее менее виноватой перед Даней? Мозг твердит, что нет, а что-то, что древнее мозга, считает это смягчающим обстоятельством, да и будь возможность перемотать пластинку назад, Лера бы не совершила те же самые поступки? Она нажала бы на те же клавишы, включила бы ту же музыку, наступила бы на те же грабли и станцевала бы тот же танец – ничего бы не изменила, так что умываться слезами раскаяния она точно не собиралась. Мозг искал и приводил в действие молниеносные решения: собрать сумку, спуститься на первый этаж, найти другой отель, встретить Даню, поехать домой, и изредка вспоминать самые сладкие моменты. Главное, чтобы Даня не узнал про Славу, уж к кому-кому, а к Славе ревновать будет точно и вряд ли простит даже флирт с ним не говоря о том, что она творила. Лера не знала двух вещей: Даня уже тут, напротив их комнаты в отеле, и он уже знает про Славу.
…Странно, но когда в дверь постучали, и она знала, что это Даня, ее неожиданно отпустило. Прекратилась трясучка, страх и дикое чувство вины, верх взял разум, который твердил, что лучшее, что можно сделать на данный момент – попросить прощения. Это уже потом, возвращаясь к этой ситуации ее посетила странная мысль: а ведь ни на минуту ей не захотелось, чтобы ее спасителем оказался Слава, было стыдно, но прятаться за Славу казалось низостью и подлостью по отношению к Дане.
Слава Богу, судьба смилостивилась к ней и не допустила того сценария развития событий, когда изменщицу застукивают в чем мать родила в объятиях любовника. Учитывая сколько времени они проводили со Славой в постели, такой пошлый вариант мог бы иметь место быть.
Дверь открыл Даня. Лера успела увидеть, злость, боль, толику растерянности в его глазах, которые он умело старался взять под контроль. Должно быть, он до последней секунды не верил, что его жена находится в одном номере отеля с бывшим парнем, которого когда-то любила, которому когда-то посвящала стихи, а когда расстались старалась задеть, причинить боль, словно это могло как-то унять ее собственную. Если ее тело полностью подчинялось Славе, то почему боль Дани сейчас она принимала как свою? – не понимала Лера. Впрочем, мужчины решили, что некоторые вещи должны решаться вне глаз женщины. Лера уже не могла вспомнить, кто холодным и требующим беспрекословного подчинения голосом велел спуститься вниз и ждать в холе отеля.
Драматизировать события, катастрофизировать отношения – Лерин конек. Вот и сейчас разум твердил, что причин для катастроф нет, в номере осталось двое взрослых мужчин, а не алкашей в состоянии аффекта, не молодых самцов в процессе борьбы за самочку, а воображение рисовало картины не самые приятные. Постояв минут десять в холле, она решила, что хватит с нее терзающего чувства вины, так как случись драка, она точно не выдержит и помчалась обратно в комнату.
Даня молча закрыл дверь и поспешил вниз. Никак не прокомментировав ситуацию, он только коротко сказал: пройдем одну остановку пешком, там я снял квартиру на 2 дня. Потом возвращаемся домой.
Леру потихоньку начинало отпускать. Казалось, самое страшное позади. Она осуществила мечту всей жизни, закрыла гештальт со Славой, да, были какие-то неприятности, но сейчас все наладится и она никогда никому не позволит притронуться к своему телу кроме Дани.
– Может, зайдем в магазин, купим курицу, я приготовлю ужин, ты, наверное, не ел? – примирительным и чуть заискивающим голосом сказала она.
– Купим, купим, ты и ужин приготовишь, и остальные обязанности жены исполнишь. Мы с тобой еще и поговорить успеем о подобающем поведении замужней женщины.
Даня видел ее метания сразу при встрече с ним, но то, как легко она отпустила ситуацию, начинало бесить. Поэтому ни о каком походе в магазин на данный момент не могло быть и речи. Сам сходит. Потом. Или доставку закажет. А сейчас – быстрее в дом и показать этой мадам, что творя такие штуки, которые творила она, надо быть готовой к наказаниям. Он дал ей ключи, назвал номер квартиры и велел заходить. Сам остался внизу, невыносимо хотелось курить.
Квартира, которую снял Даня была небольшой, достаточно опрятной. Уютная кухонька, типичный зал со средней обстановкой, спальня с кроватью. Недалеко от кровати стоял стол с шкафчиком.
– Наверное, сейчас будем пить чай, – подумала Лера (наивная!). Неспешно пошарила по шкафчикам, холодильнику, обнаружила кусок колбасы, пол буханки хлеба, подсолнечное масло, соль, сахар, макароны среднего качества, горох и остатки гречки, пачку печенья «Кофе со сливками» и даже чай в пакетиках с ромашкой и мятой. Ясно, что квартира сдавалась посуточно, а Даня забросил вещи и поспешил ловить с поличным благоверную.
Часы в прихожей показывали шесть вечера. То самое время, когда в квартирах становится особенно уютно: возвращаются с работы мужья и жены, папы и мамы, начинают призывно свистеть чайники, какой-нибудь шалопай бежит включать мультики, а потом каждый займется своим делом: кто-то останется мыть посуду, выяснится, что у кого-то на завтра много уроков, пары без детей загуглят романтическую комедию, в какой-то квартире поссорятся, в какой-то – помирятся. Последняя мысль заставила Леру заземлиться. Ситуация в их семье зависла непонятная, это еще если мягко сказать. Надо поставить чайник и обязательно убедить Даню, что произошедшее – ошибка, а работу над ошибками она всегда выполняла хорошо. «Неужели этот кошмарный день близится к концу?» – подумала Лера (наивная еще раз!), когда в дверь позвонил Даня. Звонок в квартире раздался на удивление резкой, громкой, противной трелью, заставляющей вздрогнуть.
Даня оставался верен своим привычкам везде. Приходя домой, он всегда раздевался в прихожей и вешал рабочие брюки здесь же в шкафу. Очень часто в момент расстегивания ремня Лера подходила и обнимала его. Ну завораживал ее мужчина с ремнем, было в этом что-то сильное, властное что ли. Что-то остановило ее повторить привычное движение. Если вина, стыд, шемящая тревога заставляли замирать так, что казалось, даже сердце перестает стучать, то желание исправить содеянное заставляло двигаться вперед, так что слова и действиия Леры становились отрывочными, рваными, непоследовательными.
– Я хотела поставить чайник, но не нашла спички…
– В спальню иди.
– Я подумала: давай чай попьем, и, ну, нам, наверное, поговорить надо?
– В спальню, я сказал, иди.
– Но Даня, сейчас только шесть часов.
– Блядь, мне в третий раз повторить? Ты нарочно злишь меня? А может, не надо усугублять ситуацию?
Ну хорошо, в спальню так в спальню, все же Лера виновата, так что будет хорошей послушной девочкой, но, чур, только сегодня. Тон Дани Лере нравился все меньше, хотелось грубо осадить, но мозг услужливо подсказывал, что с этим как раз следует повременить, даже легкий каприз сегодня однозначно разовьется в скандал или чего похуже. Что это – чего похуже – Лера пока представить не могла.
Боковое зрение очень точно отметило, когда вошел Даня… почему у него ремень в руках? «Хотя, конечно, хорошую порку она заслужила» – эхом отозвались слова Славы. Ну то Слава, он-то может, помнится, когда-то грозился высечь, если тогда еще восемнадцатилетняя Лера вдруг вздумает начать курить. Сигареты ее никак не интересовали, поэтому проверить серьезность его угроз возможности не было. Даня убрал ноутбук со стола, легонько подтолкнул Леру к столу и заставил грудью почти лечь на стол, расстегнул юбку, спустил ее вниз, белоснежные трусики миллиметр за миллиметром тоже были спущены его заботливой рукой.
Сотни раз Лера раздевалась перед мужем, для мужа, сколько раз он раздевал ее, но никогда прежде это не сопровождалась такой щемящей тоской, секунда за секундой, миллиметр за миллиметром чувство безопасности летело в тартарары. Организм выбрал тактику «замирание», впрочем, понятно, что «беги» и «бей» однозначно здесь были бы бесполезны, а то и опасны.
Даня пока не переступал опасную линию, но как только трусики Леры упали на пол, злость вновь начала овладевать им. Фантазии начали рисовать, как его жена самозабвенно отдается бывшему парню, любовнику в самых разных позах. Вместе с этими картинами рука с ремнем сама взметнулась в воздух, легла на круглое полушарие и вновь отскочила. То же самое повторилось и второй, третий, четвертый раз. Никогда в жизни Лера не испытывала подобную боль, когда четвертый удар пришелся на одно и то же место, слезы удержать было уже невозможно.
Если Даня по привычке проснулся достаточно рано, то Лера спала почти до десяти. Даня не беспокоил ее. Ночью он пару раз просыпался из-за того, что Лера ворочалась во сне, сбрасывала ногами одеяло. Тогда он еле заметно поглаживал ее, целовал в щеку, в волосы, казалось, что от этого она успокоится, почувствует его заботу что ли. Как-то незаметно Лера успокаивалась, и Даня засыпал снова. Даню тревожило собственное беспокойство за Леру. Беспокойный сон – это самый минимум, что заслуживала жена. Она совершила то, за что обычно не прощают. Скорее это она должна беспокоиться, не спать. Внутри Дани разгорался нешуточный диалог примерно такого содержания.
Голос 1. Маленькая, какая же она маленькая, наверное, ей было больно, и поэтому даже нормально поспать не может.
Голос 2. Нормально поспать не может? Э-эй, вообще-то она еще вчера она лежала в одной постели с другим. Может, себя пожалеешь?
Голос 1. Она бы не легла с другим, это Слава ей голову заморочил.
Голос 2. Аха, насильно притащил в номер и удерживал, да?
Голос 1. Причем тут это? Да блин каждый имеет право на ошибку, разве нет?
Голос 2. Ну да, с такими мыслями может сразу пойти и договориться, в какие дни она будет спать со Славой, а когда с тобой. Ведь это же Сла-а-ава, с ним можно, так?
Голос 1. Я уверен, что она не будет больше так поступать.
Голос 2. А я не был бы так уверен. Ведь это же Сла-а-ава.
Голос 1. Не надо все валить на Леру, на Славу, все виноваты, в том числе и я.
Голос 2. Увы, нет. Вполне возможно, что «удачное» стечение обстоятельств легко спровоцирует последующий такой поступок. А что, опыт-то уже есть. Остается надеяться, что это хотя бы первый такой опыт.
Голос 1. Конечно, первый, и он же последний. Лера умная девочка и в состоянии усвоить урок.
Голос 2. Ну да, отличный урок, особенно учитывая, что возишься с ней сейчас как с принцессой.
Второй противный голос, особенно это передразнивающее «Сла-ава» сводили сума, Даня выходил курить и снова ложился. Он не витал в облаках, прекрасно осознавал, что их семейная жизнь не была идеальной, но последние пол года все как-то устаканилось, Лера все больше показывала открытость и готовность к диалогу, Даня сам научился отстаивать границы их семьи, твердо указывать на черту, которую посторонним, включая и его маму переходить нельзя. Более того, свекровь и невестка даже как-то подружились.
Все это было иллюзией? Лера не хватало эмоций, близости, чего-то еще? Мало утешало и то, что возможно случайная встреча с некогда любимым человеком вскружило ей голову. Если бы это произошло год-два-три назад, он бы не был так обескуражен, по крайней мере он знал бы, что и его толика вины в этом присутствует. Но сейчас… Даниэль даже при желании не смог бы описать свои эмоции, вернее того урагана, который временами захлестывал и убивал. Лера вчера так и не сказала ни слова о случившемся. Впрочем, он и сам хорош, начал сюсюкаться, искать фильм, в тот момент это казалось наилучшим выходом после наказания, точнее, после заслуженного наказания. Послужит ли все это ей уроком? Или придется жить, ожидая нового предательства?
…Утро обрушило на Леру шквал эмоций и мыслей. Что вчера было? Это было с ней, с ними? Стыд захлестнул с новой силой. Даня вчера наказал ее, но наказал не как преступника, а как провинившегося ребенка, значит, можно думать, что простил, все будет по-прежнему? Как стыдно, стыдно смотреть в глаза. Она заглянула под простыню, из одежды не было ничего. Осторожно потрогала попу. Вчера казалось, что боль такая сильная, кожа такая чувствительная, что ни сидеть, ни лежать на попе будет невозможно. Удивительно, но ничего почти не болело. Несмотря на это, Лера встала очень осторожно, завернулась в простынь и пошла за одеждой.
– Доброе утро, – прозвучало из кухни. Я поставил чай, умывайся.
Даня вел себя, как будто ничего не произошло. Что делать ей? Что важнее? Принять его правила игры и тоже сделать вид, что ничего не было? А может, он просто дает ей время окончательно прийти в себя, какой-никакой диалог ведь должен состояться? Как бы там ни было, надо сначала умыться, собрать волосы, а там видно будет. Лера вытащила из сумки домашнюю футболку и шорты, поймала себя на мысли о том, что взвешивает каждое слово, каждое действие. Сейчас Даня позовет пить чай. Завтракать ей пока совсем не хочется. Что будет, если она откажется? Он подумает, что она препирается? Рассердится? Надо хотя бы создать видимость, что она завтракает? Наверное, пока так действительно будет лучше.
В отличие от нее Даня жевал вчерашнюю пиццу с аппетитом.
– Выезжаем через два часа, поешь, – велел он. – Я же вижу, что ты уже десять минут не можешь осилить пол куска и делаешь вид, что пьешь чай.
– Хорошо.
– Не «хорошо», а ешь давай. Ты и вчера толком не поела.
– Даня. Я … ээ… хотела сказать… то, что я совершила… ээ… я понимаю, что это недопустимо. Мне важно знать, сможешь ли ты простить. Я … эээ… не знаю, что бы чувствовала на твоем месте. – Лера все-таки решила поднять глаза на мужа. Эмоции на его лице прочесть было сложно. Но в словах, произнесенных спокойным голосом Лера не могла не чувствовать горечь:
– Ты никогда не была бы на моем месте. Я тебе всегда был верен.
– Да, но… просто… я не знаю, как мы будем жить дальше. Я понимаю, что виновата, и мне невыносимо чувствовать себя виноватой. Я не знаю, как мне говорить с тобой, что мне делать. Пока я виновата в твоих и своих глазах, мне хочется подстраиваться и угождать тебе, но я не знаю, станет ли от этого легче и тебе, и мне. И я не знаю, как долго смогу так жить. Если бы ты сказал, что простил или оставил надежду, что простишь меня, если мы будем жить по-прежнему, мне бы легче было бы справиться с чувствами. Я бы очень хотела, чтобы ты простил. Ведь было же и много хорошего, мы неплохо жили, особенно последние пол года.
Даню глубоко волновало поведение Леры. Первую неделю он не прикасался к ней, разумно полагая, что время должно несколько зарубцевать раны – как его, так и ее.
Он видел ее стремление угождать, загладить вину, и если сначала это даже как-то радовало, то потом начало беспокоить. Вот он целует ее, и она даже как-то отвечает, он ласкает мочку уха, шею, готовится ловить первый стон, притрагивается к груди, чтобы потом спуститься дальше, и тут Лера еле заметно выскользает из его рук. Сначала она находила какие-то причины, то срочный перевод, то надо к родителям поехать. Потом уже видела, что Даня начинает злиться и вроде даже как-то смирилась в необходимости близости, но сжималась до такой степени, что Даниэль сам чертыхался и отпускал ее из объятий. Лишь однажды он не выдержал и взял ее такую – смирившуюся, терпящую, а потом слышал, как она плачет в ванной. Он старался быть нежным, он говорил ласковые слова, но ее словно заморозили, это виноватое выражение лица убивало Даню. Он тогда начал со злостью таранить ее своим членом, надеясь поймать хоть какую-то эмоцию, и сам же себя ненавидел.
Что случилось? Может, он был излишне суров? Нежная девочка не привыкла к строгим воспитательным мерам, и он сломал ее тогда? Да нет, от десятка шлепков – заслуженных! – не ломается никто. А вот себя он ломал. Хотелось крушить все и вся, но он стучал в ванную, просил открыть дверь, целовал ее припухшие от недавних слез глаза. Он предлагал сходить вместе в ресторан – Лера говорила, что на диете; предлагал съездить отдохнуть только вдвоем – Лера говорила, что на работе аврал. Иногда его догоняла противная мысль, что Лера не хочет с ним близости потому, что готова дарить себя только Славе. Он еле сдерживался, чтобы не озвучивать эту мысль. Но однажды не сдержался.
Взрыв произошел в субботу. Лера после обеда поехала по своим женским делам – в парикмахерскую, а потом на маникюр. У Дани был приподнятое настроение. Он купил букет, вино, зажег свечи, разложил на столе легкие закуски – сыр, фрукты, шоколад. Как раз незадолго до прихода Леры приготовил стейк. Лера вроде оценила все по достоинству. Они давно вот так просто не сидели и не разговаривали. Играла легкая музыка, после первого бокала вина они даже танцевали медленный танец, чего не делали уже очень давно.
Даниэлю хотелось трогать, сжимать, ласкать, но он не хотел торопить ее. Во время танца он все же просунул ладонь в вырез платья и погладил упругую грудь, а потом через платье еле ощутимо потерся о горошину. Он был готов поклясться, что вырвал у Леры еле слышный стон, о котором давно мечтал. Стараясь не торопить, желая продлить вожделение, он предложил выпить еще по бокалу. Вот что тогда произошло? В какой момент магия исчезла совсем? Почему опять появилось это тупое виноватое выражение лица? Лера перестала отвечать на ласки, перестала ловить взгляд. Даниэль честно пытался разобраться в ситуации.
– Милая, все хорошо?
– Да, ты очень красиво накрыл ужин. Спасибо.
– Это ты красивая.
Даниэль нежно гладил скулы, целовал пальчики с новым маникюром в бледно-розовых тонах. И что он видит в ответ? Опущенная голова и взгляд, молящий, чтобы ее оставили в покое.
– Лера, что с тобой? Тебе не понравился вечер?
– Нет, все прекрасно. Ты умеешь все красиво преподнести.
– Тебе не понравился стейк?
– Ну что ты, говорю же, все хорошо, и получилось очень вкусно.
– Ты не хочешь, чтобы я к тебе прикасался?
– Я этого не говорила.
– Так в чем дело, вино не понравилось?
Молчание.
Даниэль чувствует, что говорит уже на повышенных тонах:
– Тебе не понравилось вино, я спрашиваю?
– Да, лучше другое покупать, – еле слышно лепечет Лера.
– А может и секс со мной тебе уже не нравится, поэтому ты прячешься за работу и все, что ни попадя? А теперь, значит, вино виновато? Со Славой лучше в постели??? – голос Даниэля уже не звучит, а гремит. Он рывком поднимается со стула, по пути нечаянно или специально смахивая бутылку со стола. Красивая, белая с бордовыми узорами скатерть заливается красной лужей.
Даниэль уходит курить, психует на себя, свою несдержанность, а когда возвращается видит Леру, которая старательно очищает скатерть от лужи вина, собирает осколки, подметает. Как же в груди жжет горечью из-за своей несдержанности! Он ждет, когда она выкинет осколки, помогает подмести остатки, берет ее руки в свои и говорит:
– Мне не нужно это все. Я виноват, я разбил, я уберу. Мне не нужен обед или ужин из трех блюд, и наглаживать простыни и рубашки я тоже не просил. Мне нужна ты, понимаешь, живая ты, а ты не суррогат, который я сейчас получаю.
Судорожный вздох Леры. Молчание, смирение, которое убивает. Или нет, Лера пытается что-то сказать, удивительно, но ее прорывает, оно говорит быстро, Даниэль еле успевает уловить суть:
– Я виновата. Я все разрушила. Ты прав был тогда. У нас только начиналась счастливая семейная жизнь, а я все разрушила. И да, мне тогда понравилось со Славой, можешь, как угодно ругаться, мне понравилось, из-за этого сейчас и плохо. Так не должно было быть. Он восхищался мной, или мне так казалось, а я растаяла как дурочка. Если бы я была его женщиной, и изменила, он бы посчитал это омерзительным. И это так и есть. Это грязь, которую невозможно смыть. Это как клеймо.
Очень медленно и болезненно жизнь возвращалась в прежнее русло. Стыд и вина перед мужем не утихали. Лера спешила с работы домой, старалась что-то приготовить, не брала на выходные дополнительную работу, но и открыться перед мужем не могла. Исчезла ее беззаботная улыбка, исчез смех, исчезла привычка устраиваться поудобнее подмышкой мужа и просто гладить, рисовать пальцем узоры на его груди и животе. С каким-то ужасом она ждала его прикосновений и все внутри сворачивалось, отторгало малейшее проявление ласки.
Флешбэком возвращались прошедшие события, вспоминались слова Славы, Дани, которые когда-то не застряли в памяти, но спустились в глубины подсознания, чтобы теперь подниматься вверх в виде воспоминаний и колоть побольнее. “Омерзительно” – ведь так Слава характеризовал потенциальную измену в семье, сам в это время нежась в объятиях Леры. И теперь Лера чувствовала себя именно так – омерзительно, не хотелось, чтобы к ее телу кто-либо прикасался, не могла избавиться от чувства омерзения к самой себе так, что иногда хотелось выть. Умом она понимала, что делает этим только хуже, видела, что даже Даню начинает беспокоить ее подобное поведение, но и пересилить себя не могла.
А еще снились сны – ужасные и некрасивые. Они с мужем едут в большой карете на бал. Там они будут танцевать вальс. Даниэль в прекрасном смокинге, на ней – платье пастельных тонов дам XIX века. Дворецкий открывает дверь в шикарную залу и незаметно для Даниэля просовывает ей в руку конверт. Она открывает конверт и ужасается, увидев свою обнаженную фотографию. На ней - с распущенными волосами, с ужасающе ярко-красной помадой на губах она лежит в грязи на дороге. Грязь хоть как-то еще прикрывает укромные места, но все равно все видят ее наготу. Она прячет конверт, входит в залу и вместо бала видит школьный актовый зал. Все смотрят на нее, а она – на демонстрирующуюся для нее презентацию, где эта фотография. Лера ищет глазами Даниэля, но он там, среди других, смотрит на нее с таким презрением, что хочется бежать. На Лере до сих пор пышное платье, умываясь слезами, она выбегает из актового зала и идет по улицам города. Идет и идет, пока не обнаруживает, что платье исчезло, что люди шарахаются от нее – обнаженной и грязной. Чувства становятся такими невыносимыми, что она просыпается.
Лера ценила, и в то же время ей было тяжко от того, что Даниэль безуспешно пытается вернуть жизнь в прежнее русло, ей казалось, что если река их семейной жизни поменяла направление, искусственно вернуть назад ее невозможно. Муж ее целует, дотрагивается руками до нежных мест, а ей от этого только хуже. Хочется убежать и закрыться в комнате, но усилием воли она заставляет оставаться на месте. Что случилось? Это же она всегда хотела близости больше, чем Даня, она начинала внутренне негодовать каждый раз, когда вечеру вдвоем Даниэль предпочитал компанию друзей. Теперь же сама активно агитирует, чтобы он больше времени проводил с друзьями, не подозревая, как это раздражает мужа. Иногда хотелось крикнуть, чтобы он нашел себе другую жену, любовницу, подругу – неважно, только бы оставили ее и ее тело в покое. Только в общественных местах она чувствовала себя спокойно и в безопасности. Спокойно гуляла с мужем в парке, с удовольствием ходила в гости, смешно – но даже поехать в гости или позвать в гости свекровь на несколько дней теперь были инициативой Валерии.
В ту субботу она вернулась домой в отличном настроении, после посещения и «пальчиков» она чувствовала себя красивой, даже поймала себя на желании понравиться Дане. Дома ее встретили аромат жареного мяса с приправами и красиво накрытый стол. Почему-то сегодня казалось, что все будет по-другому. Она сможет ответить на поцелуй и ласки мужа. Бокалы были уже наполнены, тихая музыка ласкала восточными мотивами, вспомнился день их знакомств. Как же подло и низко он все подстроил! А ведь она даже не заметила этот проклятый «19 crimes», просто не обратила внимания на этикетку, так как ведерко со льдом не позволяла увидеть ее полностью. Сначала ее вновь охватило это могучее чувство вины. Она пыталась достучаться до мужа, сбивчиво описывая свои переживания последних дней, но в конце концов не выдержала и заявила:
– Ты даже не представляешь, как низко и подло ты поступил. А я… да я уже устала… Можешь делать вид, что ничего не понимаешь, просто знай, что я все поняла. Гораздо честнее было бы признаться, что история нашей семьи закончилась.
Лера хотела выйти подышать свежим воздухом, но Даня достаточно резко потянул ее за локоть, заставив развернуться к нему лицом:
– Если бы я мог, я бы прочитал твои мысли, Или нет, я бы лучше хорошенько вытряхнул их. Так что будь добра, объяснись, в чем я виноват, почему я подлец и нехороший человек.
– Ты узнал, что именно это вино мы пили со Славой в кафе! Ты специально его купил! Еще бы! Какое говорящее название, как оно символично! 19 преступников! И одна из них я! Ведь только я во всем виновата, да?! Мне надо покаяться, да?! Офигительная фишка у производителя: скачай приложение, и преступники сами расскажут о своих преступлениях! Класс! Все, я тебе тоже все рассказала, если в этом был твой план.
И что сейчас делать Даниэлю? Рассмеяться безудержной фантазии Леры о его «коварном плане»? Отчитать за бред, который она сама придумала и сама же в него поверила? Поругать за испорченный вечер?
Тяжело вздохнув, он отпустил ее локоть и произнес:
– Жди меня у дверей. Мне тоже надо подышать свежим воздухом. Заодно поговорим о твоей паранойе, потому что если я еще раз услышу подобный бред, за ручку отведу тебя к психологу, ясно?
Лера неспешно шагала по улицам почти родного ей городка.
Сентябрь. Осень, пахнущая яблоками и грибами, изобилием и уютом. На душе – покой и гармония. Такая гармония, наверное, бывала у крестьянина, который всю весну и лето трудился, не покладая рук, зато осенью глаз радовался амбару, полному хлеба. Как хорошо, что они когда-то выслушали с мужем друг друга, как хорошо, что он просто взял руку и в неспешной прогулке развеял все ее страхи, тревоги.
Пока какая-то маленькая, совсем крошечная часть ее души, конечно, не смогла найти успокоение, стремясь разгореться в пожар при каждом удобном случае. Но Лера с упорством, достойным восхищения, усмиряла ее: Даниэль выглядит усталым и измученным, потому что именно сегодня пришлось работать практически без перерыва, а не из-за того случая со Славой; она заметила слегка косой взгляд, потому что она в очередной раз после глажки не убрала утюг на место, а не потому, что вспомнил историю про Славу; он злится, потому что они договорились встретиться у кафе в шесть вечера, а Лера подошла почти пол седьмого, в добавок и телефон забыла зарядить, но не потому, что думает, что его жене нельзя доверять, вон она и со Славой чего только не творила.
А еще сентябрь – это время встреч. Сначала это были одноклассники, по которым успеваешь соскучиться за летние каникулы, потом – однокурсники. Вопреки расхожему мнению, в ее жизни сентябрь, да и вообще осень никогда не ознаменовались как месяцы грусти, тоски, беспросветного уныния. Вот и сейчас, шагая по небольшому уютному студенческому городку, она не ощущала ни капли меланхолии.
Зато душу бередили знакомые воспоминания – нет, не о Славе, а об эмоциях, малых и больших студенческих приключениях. Сейчас в этом городе живет ее кузина Диана. Лера ускорила шаг по аллее. Здесь вот справа находится больница, там же роддом, а рядом раскинулся яблоневый сад. Красота сада ослепляла в любое время года. Будучи студентами, они прогуливались от сада до площади с каруселями, там же были и фонтаны, карусели, проводились концерты, какие-то мероприятия. Сад весной завораживал. Яблони утопали в белых платьях, словно невесты. Каждая красива, каждая прекрасна, невинна, чиста. Воздух буквально пропитывался это чистотой и свежестью и одаривал ею прохожих. Летом «невесты» тяжелели. Свеже-зеленая листва приобретала насыщенный темный оттенок, ветки склонялись под тяжестью яблок. Как-то они даже поспорили с Таней, когда этот сад красивее: весной в своей чистоте и невинности или летом и осенью, когда привлекали сладкими яркими яблоками и еле слышным ароматом. Лера ратовала за весну, образ невинной невесты вдохновлял ее, тем более тогда она была влюблена в своего Славу, а у того были достаточно строгие требования к девушкам. Тане больше нравилась яблоня-женщина, труды которой венчали ветви с яблоками.
– Ха, – сказала тогда Лера, – полюбуйся на свою красоту, – протянула она красное с зелеными прожилками яблоко, внутри которого явно кто-то жил. Оно червивое!!! А моя яблонька весной красива, и ничто не испортит ее красоту!
– Да, а ты знаешь, что червяк не грызет невкусное яблоко? Его привлекает только сладкое, вкусное, так что не записывай своих невест в победители!
Лера прогулялась по саду, посидела на скамейках, зашла в простое и любимое некогда кафе, захотелось молочный коктейль. Уже три часа, она решила заказать такси и оттуда доехать до своего пункта назначения. Диана забронировала домик на базе отдыха «Шишка», ей исполнялось 30 лет. Должна была собраться небольшая, но теплая компания: именинница со своим мужем, Лера и Даниэль, и еще две пары. Негласным решением было принято, что Диана и Лера подойдут на час раньше и позаботятся о порядке, накроют на стол, но, конечно, главным образом потому, что девочкам очень хотелось пошушукаться. Так что Лера уже предвкушала девичьи сплетни и секретики, да еще и под вино, да еще и поплавать… Блиин, ну что за незадача, она купальник оставила в дорожной сумке. Что бывает, когда ты забываешь купальник? Правильно, ближайшие магазины, продающие этот товар оказываются либо закрытыми, либо там не находишь ничего подходящего.
– Даня – позвонила она, возьми мой зеленый купальник, блин, я совсем забыла про него. Я знаю, что лох – мое второе имя. Я забыла, что надо взять купальник.…Он в сумке.
– Но я же опоздаю, я еще и к Рафаэлю заскочил, приду как минимум на час позднее. Что ты будешь делать целый час в бане без купальника? Зайди в магазин, купи любой по размеру.
– Да я заходила, там всего один отдел и в том не самые лучшие варианты. Маленький отдел и всего три варианта на мой размер. Я лучше вообще купаться не буду, чем в таких, – капризничала Лера.
– Да возьми любой, ты же не в «Мисс Вселенная» участвуешь, тебе просто посидеть в бане, потом выбросишь и не вспомнишь его!
– Понимаю, хочешь, чтобы твоя жена выглядела страшной старушкой, да? Неужели так сложно положить в сумку один купальник??? Я о многом прошу? – начала закипать Лера.
– Да возьму я, о тебе же беспокоюсь, чтобы ты весело проводила время, а не сидела целый час, страдая из-за того, что не можешь зайти в бассейн или парилку.
– Вот знаешь, обо мне не беспокойся, я прекрасно проведу это время. Все, пока, жду купальник. А, и зарядку от телефона мою возьми, пожалуйста, 20% осталось.
Лера еще раз заглянула в магазин, соседний отдел с купальниками так и не открылся. Время приближалось к четырем, надо было спешить.
“Шишка” встретила роскошным убранством деревьев. Здесь, практически за чертой города, царила тишина. С берез капала золотая листва, еле уловимый прелый запах щекотал ноздри и все это создавало непередаваемый уют и предвкушение праздника. Диана и Лера подъехали практически одновременно и шумно, с визгом обнялись и поднялись в домик. Сначала – обнимашки, подарок, бокал игристого за встречу, бокал – за именинницу, все это можно заправить такими долгожданными разговорами обо всем и ни о чем. Ну как ни очем, обоим было о чем рассказать, поэтому пол часа, а то и больше пролетело незаметно. Стол был уже почти накрыт, разложить салфетки, фужеры – дело трех минут. Лера осталась в огромном предбаннике доделывать такие мелочи, а Диана пошла на рецепцию выбирать веники.