Измена. Ты больше не моя

Глава 1. Ты больше не моя

Варвара

— Когда у тебя подсадка? — голос мамы слабый, но в глазах столько тепла…

— Завтра. Переживаю.

— Варюш, не нужно тебе переживать. Все пройдет удачно! Я видела сон. Хороший.

Вяло улыбается.

Болтаю с мамой, держу лицо. Ей нужно видеть только мою улыбку, хотя бы последние дни.

Выхожу из хосписа и покупаю бутылку воды, залпом выпиваю ее. Брожу по парку, пытаясь успокоиться, и набираю номер Миши.

Он мне очень нужен сейчас. Но гудки улетают в пустоту, не принося ответа. Злюсь.

Он должен был поехать на встречу с Булатом. Когда у него встречи с ним, я стараюсь не дергать мужа. Не знаю. Что-то не то с этим Булатом. Муж называет его другом, но это и близко не так. Люди, подобные ему, не умеют дружить.

Вообще я ненавязчивая жена и не делаю такого — не приезжаю никогда без приглашения, но сейчас я не в себе. Мне очень нужен муж, мне плохо, а завтра важный день. Мы долго шли к ЭКО, все началось задолго до того, как узнали про болезнь мамы.

С детьми не складывалось, традиционное лечение не помогало, и вот мы тут — в шаге от искусственного оплодотворения.

Но я готова пойти на это. Мне очень хочется ребенка. Мне двадцать пять, я созрела. Мише, как мне кажется, все равно, он делает это больше из-за меня, потому что ему тридцать пять и у него есть старший сын от первой жены. Взрослый, парню пятнадцать.

Срываюсь и еду в их место встречи — ресторан Булата.

В «Абале», как всегда, многолюдно. Меня тут знают. Администратор натянуто улыбается, проводит в отдельное помещение. Сюда не пускают обычных посетителей, но охранник в курсе, что я жена Миши.

Прохожу по темному коридору и вижу высокую фигуру, появившуюся с противоположной стороны. Мне кажется, я узнала бы Булата даже в темноте — настолько он впечатляющий и ужасающий. Огромный, как бык, с такой аурой, что волосы на загривке шевелятся.

Я юркаю в кабинет, где должен быть Миша, лишь бы не видеться с Булатом. Не знаю почему, но я всегда боялась его. У меня такое ощущение, что этот мужчина может влегкую придушить одной левой, если ему взбредет это в голову.

Миша тоже крепко сложен, но все-таки ему далековато до Булата. Иногда мне кажется, что муж копирует его. В одежде, в повадках. Булат старше него на пять лет и по факту его босс, так что, наверное, это объяснимо.

Из коридора сразу попадаю в небольшую приемную. Секретаря на месте нет. Прохожу дальше, к кабинету, и тяну за ручку двери.

Свет приглушен, стоит спертый запах сладкого кальяна, алкоголя и… секса.

На черном кожаном диване возня, слышатся стоны.

Я не вижу лица девушки, да оно мне, собственно, и не нужно. Какая разница кто?

Короткая юбка задрана, красные трусы стянуты до колен.

А позади нее мой муж со спущенными брюками. Видимо, страсть застала этих двоих врасплох.

Когда я замираю в дверях, он шлепает ее широкой ладонью, оставляя на ягодице красный след. Вкладывает в этот удар много сил, но девушка вместо возмущения громко и протяжно стонет.

Меня передергивает от осознания происходящего.

Я знаю, что мужчины полигамны. Но мы в браке всего четыре года. Неужели за четыре года секс со мной ему настолько приелся?

В помещении что-то падает.

Валится с таким грохотом, что муж со своей любовницей цепенеют. Мне кажется, это мое сердце ухает вниз и с треском разлетается на осколки — но это всего лишь мой телефон, который выскользнул из рук. Миша поворачивает голову, как в замедленной съемке, окидывает меня удивленным взглядом.

— Варя?

Руки повисают безжизненными лианами, язык прилипает к небу, а ноги… я не чувствую их.

Было бы жутко упасть на колени в этот момент.

Но ничего такого не случается, потому что меня впечатывает в стену. Больно. И внутри, и снаружи. Я не сразу понимаю, что это вовсе никакая не стена, а мужчина, который шел по коридору.

Он знал, куда я иду. И знал, что я увижу.

Булат что-то кричит Мише, практически унося меня, плотно прижимая к себе. Миша что-то кричит Булату в ответ, а я оглушена.

Меня выводят на улицу, как безжизненную куклу, Булат сажает меня на переднее сиденье черной машины. Он не церемонится со мной, делает все достаточно агрессивно. Накатывает апатия, становится все равно, даже если он сейчас вывезет меня в лесополосу и прикопает там.

— Булат, возьми охрану! — кричит один его людей и бежит в нашу сторону с толпой мужиков.

— Али, свали нахрен, — рычит Булат.

— Опасно!

— Без тебя разберусь, — бросает Булат, впечатывая меня в сиденье. — И не выпускайте Михаила.
Листаем дальше, там следующая глава ►

Глава 2. Сумасшедший

Варвара

Он сумасшедший.

Определенно, у этого мужика не все в порядке с головой, потому что его манера вести машину вызывает у меня приступ истерики.

Булат вообще не жмет на тормоз — вылетает на трассу и топит под двести. Обе руки на руле, взгляд устремлен вперед. Зубы сжаты так, что видно, как ходят желваки.

На меня не посмотрел ни разу.

В моменты, когда выбрасывается адреналин, организм ведет себя по-другому. Он концентрируется на мелочах, которые никакого отношения к причине паники не имеют.

Например, я смотрю на фрагмент татуировки, который замечаю на мужском запястье. Я ни разу не видела Булата в футболке. Всегда рубашка и пиджак. Я никогда не фантазировала на тему того, как выглядит его тело под несколькими слоями ткани.

Это даже представить было страшно.

И вот мы несемся по трассе на скорости под двести, а я смотрю на черноту рисунка, представляя, что это крыло какой-то птицы.

Человеческий мозг странная штука. В момент опасности он не вспоминает о том, что любимый муж разложил в своем кабинете шлюху. Он не анализирует — сколько раз это могло произойти? Причины? И, самое главное, последствия?

Мой мир сужается до черного мазка, который виднеется из-под такой же черной рубашки.

— Куды вы везете меня? — надтреснутый голос не без труда соединяет слова в предложение.

Булат бросает на меня короткий взгляд, но не отвечает.

— Я имею право знать! — нахожу в себе силы и повышаю голос. — Эй! Вы слышите?!

— Молчи, — просто бросает он.

— В смысле — молчи? Вы без спроса запихнули меня в свою машину и везете… — смотрю в окно. — Куда? В лес?

— Я сказал тебе заткнуться, — бросает жестче.

— Отвезите меня обратно, и вам не придется затыкать мне рот.

Он игнорирует меня.

— Булат! — здравый смысл покидает меня, и я бью мужчину в плечо.

Ну как бью, мне кажется, он даже не заметил этого.

— Остановитесь! Я не хочу никуда ехать! — еще удар. — Верните меня назад! — удар. — Сволочь! Скотина! Я не хочу с тобой никуда ехать.

Я впадаю в истерику, за которую мне обязательно будет стыдно. Но это потом. Сейчас моя реальность осталась где-то позади. Я бью Булата, обзываю. Мне страшно. Я понимаю, что все это ненормально.

Машина резко дергается, тормозит. Идет юзом, поднимая пыль на обочине. Жизнь проходит перед глазами, но конец не наступает. Я отстегиваю ремень безопасности и открываю дверь.

Как мешок вываливаюсь на обочину, на негнущихся ногах делаю два шага и падаю на колени в невысокую траву.

Меня тошнит, я не могу контролировать свое тело.

Булат не трогает меня. Я не знаю, где он.

Меня выворачивает от картины, которую я видела. От поездки, от отвращения к собственной жизни. Когда приступ заканчивается, поднимаюсь на ноги и оглядываюсь.

Булата не вижу, лишь сигаретный дым, который вьется с той стороны машины. Вытираю рот тыльной стороной ладони и обхожу внедорожник.

Мужчина стоит, привалившись к дверце автомобиля, и курит. Выдыхает кольца дыма в сумеречное небо, не глядя на меня. На трассе пусто; нас развернуло на сто восемьдесят градусов на противоположную сторону дороги.

— В машине есть холодильник, возьми там воду, — говорит он.

В голосе твердость и спокойствие.

— Вам?

— Себе.

— Спасибо.

Растерянно лезу на заднее сиденье, достаю бутылку, полощу рот, пью, умываюсь и возвращаюсь к Булату, который уже прикурил следующую сигарету.

— Зачем вы увезли меня? — спрашиваю уже спокойно.

— Что было бы, если бы ты осталась? — он впервые смотрит на меня.

Пристально. В самую душу.

— Не знаю, — отвечаю искренне. — Вероятно начались бы обычные семейные разборки.

— Он пьян. В доску. Вы бы не поговорили нормально, только создали бы больше проблем. Подняли бы на уши весь ресторан, посетителей в том числе.

— Так это была забота о нашей маленькой семейной ячейке? — спрашиваю с сарказмом.

Булат не сводит с меня взгляда:

— Нет.

— Нет? А мне кажется, наоборот. Как это мило. Босс, который так переживает за своего сотрудника, — снова подкатывает истерика. — И что, как часто Булат Азаматович ратует за Михаила?

— Сама у него спросишь, — бросает он и отворачивается.

— Даже оправдывать его не будете? Мужская солидарность, да?

— Твой муж взрослый мужик, который делает то, что считает нужным. Оправдывать его или его баб не собираюсь.

Ахаю и сгибаюсь — кажется, будто мне кто-то вонзает нож в живот. Босс мужа практически прямым текстом говорит о том, что Миша не в первый раз изменяет мне.

Хватаюсь за живот и прислоняюсь к машине, зажмуриваюсь.

— К врачу? — Булат спрашивает так, будто ему вообще насрать, куда меня везти.

— Пошел нахрен, — сквозь слезы выпаливаю я.

— Не прошло и четырех лет, как ты перестала мне выкать, — бормоча это, он поднимает меня, как куклу, и сажает на пассажирское место, пристегивает.

Наступает темнота. Домой едем в молчании. Но теперь оно другое. Во мне не осталось сил ни на препирания, ни на выяснение отношений. Я просто безэмоционально смотрю в окно, как в зеркальное отражение.

На то, как Булат словно робот ведет машину, ни разу не взглянув на меня.

Он паркуется у нашего с Мишей дома и говорит:

— Миша приедет завтра, как протрезвеет. А ты иди и ложись спать, поговорите обо всем завтра, когда успокоитесь.

Хочется съязвить, передразнить его, сказать: «Хорошо, папочка». Но вместо этого я молча покидаю машину и бреду в нашу с Мишей квартиру.
Посмотрим, как выглядят герои? Визуал дальше ►

Глава 3. Романтичная дурочка

Варвара

Ночью я не сплю.

Размазываю слезы по опухшему лицу и вою в подушку.

Мы познакомились с Мишей, когда мне был двадцать один год. Я работала флористом в одном из магазинов крупной сети, а он пришел за букетом для своей тогдашней пассии.

В то время Миша уже был в разводе с первой женой. Он флиртовал со мной. Достаточно умело, надо сказать. Мое лицо было пунцовым, а от улыбки болели щеки.

Он ушел, а на следующий день вернулся.

Спросил, какие цветы я люблю, и попросил сделать из них букет. А потом отдал его мне. Романтичная дуреха, я растеклась лужицей. Через несколько часов, после того, как моя смена закончилась, я закрыла магазин и, выйдя на улицу, увидела его.

Он стоял, привалившись к капоту автомобиля, и ждал меня.

Это знакомство вызвало во мне целую бурю эмоций: волнение, предвкушение чего-то важного, смущение. Я боялась его и одновременно тонула в интересе к этому мужчине.

Он был большим, сильным, взрослым, богатым. А я… флористка с дипломом экономиста, не сумевшая пробиться.

Я не могу сказать, что Миша ухаживал за мной, нет. Он просто забрал меня. Пара свиданий — и он привез меня в свою квартиру. Привез и больше не отпустил.

Я не была против. Я была счастлива.

Внутри меня светили сумасшедшие лучи счастья, я жила ожиданием встречи, жаждала его рук и губ. Он стал моим первым мужчиной, во всех смыслах.

Я полюбила его, как может полюбить глупая букашка хищного зверя, хотя тогда я видела в нем божество, а не человека, который может предать.

Утро я встретила на кухне, у окна. Я сделала себе кофе и посмотрела на красные лучи, окрасившие летний небосвод. Подул холодный ветер, остужая мои горящие глаза, и я опустила веки.

Едва часы отмерили восемь ноль-ноль, я взяла в руки телефон. Экран треснул, но это не помешало мне набрать номер.

— Здравствуйте, Герман Александрович. Это Фомина. Я бы хотела отменить сегодняшнюю процедуру подсадки.

— Варвара Леонидовна? Но как же? Мы ведь готовились так долго. Может, вы хотите перенести на завтра? Это можно устроить.

— Я бы хотела отменить, — в моем голосе нет жизни, но врач будто не слышит этого.

— Мы можем перенести на послезавтра. У нас в запасе есть пара дней. Конечно, придется кого-то подвинуть, но это возможно. Только скажите когда.

Моего мужа знают в городе. Знают, что он правая рука Булата Ахметова, — и боятся. Само собой, врач переживает: в том, что процедура не состоялась, могут обвинить его.

— Мы не будем ничего переносить, Герман Александрович. Уничтожьте яйцеклетки, мы отказываемся от ЭКО.

— Но позвольте! Это так не делается...

Он еще что-то говорит, но я кладу трубку.

Хожу по квартире как тень. Призрак самой себя.

Я не знаю, что делать. Куда идти? У меня нет никого, кроме мамы. Но ей сейчас в разы хуже, чем мне.

Надо бы наведаться в цветочный, но я брала на эту неделю выходные, так что девочки меня там не ждут.

Воспоминания бьют больно, подкидывая картинки того, как Миша неожиданно привез меня к моему первому цветочному. Просто вручил мне большие металлические ножницы, подвел к красной ленте и сказал:

— Разрезай! Теперь этот магазин твой.

А я визжала как ненормальная. Тогда казалось, что я самая счастливая. Хотя почему казалось? Я и чувствовала себя самой счастливой. Впереди было столько всего — сплошные планы, грезы, мечты.

Я плохо понимаю, куда пойду, но чемодан все-таки достаю. Начинаю методично его заполнять своими вещами. Их у меня очень много, все не влезет, поэтому беру самое важное и удобное. Перебираю документы, собираю свою технику.

Миша приезжает после обеда.

Одного взгляда на него хватает, чтобы понять, что мой муж всю ночь пил.

Да, он привел себя в порядок, наверняка искупался, переоделся, от него пахнет привычным парфюмом. В руках букет моих любимых эустом. В глазах — вина.

Ему хватает секунды, чтобы все оценить. Собранные чемоданы, мое красное лицо.

Он бросает букет на тумбочку при входе. Заходит в квартиру прямо в обуви и подходит ко мне вплотную.

Поднимаю на него глаза. Миша высокий, гораздо выше меня. Он проводит рукой по моему лицу, очерчивает искусанные губы, заглядывает в воспаленные глаза и говорит:

— Прости меня, девочка, — неожиданно падает на колени и утыкается носом мне в живот. — Прости, малышка.

Трется носом о ткань мой майки, а у меня снова вырываются рыдания.

Больно. Господи, как же больно…

Глава 4. Потом привыкаешь

Михаил

Меня окатывают ледяной водой.

С трудом разлепляю свинцовые веки, пытаюсь сфокусировать взгляд, но ни хера не получается. Ведет страшно.

— Давай еще, — командует Булат.

На меня обрушивается шквал холодной воды, которая иглами заходит под кожу, от нее немеют пальцы.

Сижу с закрытыми глазами пару минут, пытаясь прийти в себя. Дышу через раз, холод выбивает из легких весь воздух. Постепенно собираюсь и трясу головой.

— Оклемался? — ледяным тоном спрашивает Булат, и я киваю.

Поднимаюсь по стеночке.

Потоки воды прекращаются, и я поднимаю голову. Рядом с Булатом Али, еще один его поверенный. Оба смотрят на меня недовольно.

— Тебе десять минут на то, чтобы привести себя в порядок, — командует Булат и уходит. Али следует за ним.

Я же, оставшись в одиночестве, снова сползаю на пол. Вчера, после того как Булат увел Варю, я бухал. Жрал алкоголь как не в себя, пытался заполнить дыру внутри.

Али сказал, что шеф запретил мне выходить. Да я особо далеко и не ушел бы, уже тогда был бухой вдрабадан. На Светку полез — дурная привычка.

Проблеваться бы от мыслей, что после нее поехал бы к Варюшке, да не впервой это. Привычно. Это поначалу вина жрет как гиена, а потом… потом привыкаешь.

Али запретил выходить, но вот бухать нет. Именно поэтому я жрал. Сначала водку, дальше вискарь, что потом — плохо помню. Разогнал нахер всех и закрылся в кабинете.

Я мудак, знаю.

Варя — самая чистая, светлая, нежная, девочка моя. Только из-за нее я не скатился на самое дно. До сих пор поражаюсь тому, как она умеет радоваться мелочам.

Я не знаю, что это было, но однажды я купил ей носки. Какие-то чудные разноцветные штуковины, похожие на рукавицы, привез ей. А она прыгала, смеялась и обнимала меня. Светилась вся. Хотя я подарил ей сраные носки!

Другая бы пальцем у виска покрутила и шмотку или телефон выпросила, а Варя нет.

Она не заслуживает того дерьма, в которое я окунаю ее, — причем за ее спиной. Ну вот такой я, другим стану в следующей жизни.

Когда Булат увез Варю, я взвыл. А потом Али заткнул меня, напомнив, кто такой Булат, и то, что увез он ее — так это для меня сделано в первую очередь. Потому что я не в адеквате. А я и правда был в полнейшем неадеквате.

И я благодарен другу, иначе наворотил бы дел, и хер его знает, как потом решать, а тут… ничего… найду слова.

В душе торчу долго, потом бреюсь, надеваю новые шмотки, пью кофе, который подает притихшая Светка.

— Я вчера не переборщил? — спрашиваю ее.

Мало ли, иногда во время траха я теряю связь с реальностью и могу переборщить. Со всеми. Только не с Варей. Она для меня — хрупкая статуэтка.

Светка бросает на меня быстрый взгляд, сглатывает и бормочет:

— Все в порядке, Михаил. Я, наверное, буду увольняться.

— Причина? — не то чтобы мне было не все равно, но все-таки вдруг причина во мне?

Ее глаза бегают, губы дрожат:

— Новую работу нашла.

Ага. Вчера работы не было, а сегодня есть.

— За ночь нашла?

— Ну что ты хочешь от меня, Миш?! — вскидывается сразу. — Сказала — увольняюсь. Все. Не доебывайся.

— Ты фильтруй базар.

— Прости, — тут же сникает. — Так надо. Булат Азаматович ждет тебя. Чем быстрее, тем лучше.

Ой, да и похуй на нее.

Залпом опрокидываю в глотку эспрессо, обжигая рот, бью себя по щекам и иду к боссу.

Его секретарша отличается от моей — красивая, сука, но собранная, строгая. Не дает. Никому. Может, Булату втихую, но тот о своей интимной жизни никогда не распространяется.

— Проходите, Михаил Владимирович, Булат Азаматович ждет.

В кабинете Булата сильно накурено.

Вообще он ведет здоровый образ жизни, не бухает, тягает железо, но иногда уходит в никотиновый передоз. Каждому из нас надо как-то расслабляться.

— Привет, — здороваюсь с другом и сажусь напротив.

Булат смотрит в окно непроницаемым взглядом, ко мне не поворачивается.

— Спасибо, что позаботился о Варваре.

— Отпустил бы ты ее, Фома, — равнодушно произносит он.

Бровь сама выгибается от неожиданности.

— С хера ли, Булат? Она моя жена.

— Ты ебешь все, что движется, — оборачивается резко и смотрит на меня.

— Слушай, ты, конечно, мой босс и друг, но с хуя ли лезешь в мою постель?

— Ты никогда не думал, что, если бы отпустил, твоя жена нашла бы другого? Нормального. Чистого перед законом, без тараканов в башке и врагов?

— Нет, — хочется сплюнуть. — Я ее выбрал. И никуда не отпущу.

Булат тушит сигарету. Дым опутывает его лицо, и он стреляет в меня черными глазами, в которых плещется дьявольский огонь:

— Так может, хотя бы перестанешь ее макать в дерьмо?

Это первый раз, когда мне захотелось разъебать своего босса. Размазать в кровавую юшку. Но я сдержался.

— Я уеду. Сегодня меня не будет.

Булат ничего не отвечает. Снова отворачивается к окну и прикуривает новую сигарету.

Хотели бы узнать мысли Булата?

Глава 5. Все не так

Варвара

Он держит меня крепко. Мне не вырваться.

Я упираю руки ему в плечи и пытаюсь отстраниться. Все это приводит к тому, что он еще сильнее прижимает меня к себе. До боли впивает пальцы в кожу.

— Миша, отпусти, — прошу сиплым от рыданий голосом.

— Нет, — говорит он, обжигая горячим дыханием кожу на животе даже сквозь одежду.

Обычно дома я стараюсь выглядеть красивой, но сегодня плевать. На мне обычные лосины и безразмерная футболка. Очень хочется скрыться за всем этим от реальности.

— Миш, ты делаешь мне больно, — урезониваю мужа, и тот реагирует на эту фразу, отпускает меня, я выхожу из кольца мучительных объятий, пячусь к большому креслу, сажусь.

Михаил поднимается на ноги и идет ко мне.

— Пожалуйста, не надо, — меня трясет, и он, видя это, останавливается.

— Выслушаешь меня? — спрашивает, возвышаясь надо мной.

— Смысл? Я все видела.

— Ты все не так поняла, — тут же реагирует. — Я был пьян, и меня повело.

Снова становится на колени, ползет ко мне.

— Клянусь, это было в первый и последний раз, — произносит так уверенно, что аж поверить хочется.

— Ты шутишь? — усмехаюсь горько.

— Я оступился, детка. Виноват. Признаю, — Миша кается так, будто он разбил мою любимую кружку, а не трахал другую женщину на моих глазах.

— И поэтому ты принес мне цветы? Думаешь, они исправят все то, что было?

— Они — нет. А вот мои слова — да, — произносит уверенно. — Я люблю тебя, Варюшка. Ты самое дорогое, что есть у меня. Ты мой воздух, моя жизнь.

— Это, конечно, объясняет, почему ты засунул свой член в другую, — я смеюсь, но этот смех не имеет ничего общего с весельем.

Я держусь из последних сил, честно. Вообще я достаточно мягкотелая, с трудностями справляюсь тяжело, адаптируюсь тоже. Любая мелочь выбивает из равновесия, а это… вообще, считай, как выстрел в упор.

Миша кладет руки мне на колени, сжимает их:

— Варюшка, — зовет меня мягко, — прости дурака. Не знаю, что нашло на меня, как не в себе был. Я обещаю тебе, что никогда больше не посмотрю ни на кого. Да я и не смотрел, на самом деле. Одну тебя видел всегда.

Миша тянет руку, гладит меня по скуле.

Он вообще не нежен. Не умеет. Топорный мужлан. Это мне и нравилось в нем всегда. То, что он настоящий, не пытается казаться кем-то другим.

Раньше нравилось. А сейчас меня тошнит от этих касаний, ведь я понимаю, где его пальцы были буквально несколько часов назад.

Сейчас же все по-другому. Муж старается. Гладит нежно, касается скул.

— Всегда видел эти глазки небесные, самые чистые, — опускает руку к моему рту. — Губки эти розовые, сладкие. Кожу твою шелковую, улыбку счастливую.

— Много счастья сейчас в моей улыбке, Миш?

— Нет, Варюша. Но я исправлю все.

— Я отменила подсадку.

— Нет.

— Да, Миша. Мне не нужен ребенок от предателя.

И вот именно после этих слов в голове моего мужа что-то щелкает. На смену нежности и ласке приходит злость. На глаза ложится мрачная тень, взгляд становится острее, пронзительнее.

Он сдавливает свои руки, покоящиеся на моих коленях, заглядывает мне в лицо:

— Ты шутишь, детка, да?

— Похоже на то?

— Похоже на то, что ты хочешь преподать мне урок. Но ты же помнишь, да, красавица, что бесполезно манипулировать мной?

О-о да. Этот мужчина тонко считывает каждую мою попытку манипуляции. Поначалу я думала, что женской хитростью смогу поиграть с мужем, а потом поняла — не выйдет. Проще подойти и попросить в лоб.

Я прикрываю глаза, которые жутко печет от недосыпа и слез. Набираю в легкие воздух.

— Миш, я, может, и младше тебя, может, и мягкая слишком, не такая, как ты…

— Именно это я в тебе и полюбил.

Любил бы — не полез бы на другую! — хочется заорать, но сил во мне не осталось, поэтому продолжаю спокойно:

— Дай сказать, пожалуйста, — облизываю пересохшие губы, и Миша безотрывно следит за этим. — Вероятно, я выгляжу мягкотелой, но я не позволю вытирать об себя ноги.

— Это была единственная ошибка.

— Даже если так, нет никакой гарантии, что подобное не повторится. Предавший единожды предаст вновь. А я не хочу, чтобы меня предавали, Миш. Мне никогда не нужны были твои деньги, власть или связи. Я полюбила самого тебя. Сурового. Резкого. Упертого, как баран, грубого. Мне ничего от тебя, кроме верности, и не нужно было. Знать, что меня любят, что я единственная…

Снова перебивает, выкрикивая:

— Ты и есть единственная, Варенька!

— Я хочу развода, Миш, — произношу твердо.

Воцаряется оглушающая тишина. Лицо Миши идет рябью, я вижу, как он борется со своими демонами. Ноздри раздуваются, глаза наливаются красным.

Мне кажется, сейчас он ведет внутреннюю войну, выбирая, убить меня или даже пальцем не тронуть. На какой-то момент становится страшно от мысли, что он реально может это сделать — причинить мне боль, но муж собирается, поднимается с колен.

Поправляет пиджак, стряхивает с него невидимые пылинки, а после расстегивает молнию на моем чемодане и переворачивает его. Я ахаю и забираюсь на кресло с ногами.

Миша проделывает то же самое со вторым чемоданом и с еще одной сумкой, набрасывая большую кучу одежды и косметики, затем отшвыривает чемодан. Тот ударяется об стену и с грохотом валится на пол.

Резко подается ко мне, и я вжимаясь в спинку кресла.

— Если думаешь, что я отпущу тебя, — ошибаешься. Ты моя жена. Моя. Будешь моей до самой гробовой доски, ясно? — выпаливает с ненавистью и злобой.

Выпрямляется, хрустит шеей, возвращая себя в адекватное состояние. Наклоняется ко мне, а я замираю, цепенею изнутри, но Миша лишь тянется и целует меня в щеку.

— Я поехал на работу, дорогая. Отдыхай.

Широкими шагами направляется к выходу из квартиры.

— Миша! — зову с отчаянием.

Он замирает и бросает через плечо:

— Рыпнешься отсюда — убью.

Глава 6. Не люблю

Михаил

— Сегодня вечером приедет Касьян. Ты должен присутствовать, — чеканит Булат.

— Должен — значит, буду, — выпаливаю со злостью и срываю тачку с места.

— Какого черта тебя снова несет куда-то? — Булат злится.

Зажимаю телефон плечом:

— Тебе не кажется, что ты слишком много внимания стал уделять моей семье? — хмыкаю я.

— Нет, блять, не кажется. Фома, ты ведешь себя неадекватно. Ты не в себе. Бухаешь, дерешь сук. Я дал тебе день, чтобы ты привел себя в порядок, разобрался со своими личными проблемами и прекратил создавать их мне.

Открываю окно и закуриваю, резко выдыхаю дым.

— Считай, что я со всем разобрался. Сейчас вот сделаю еще одно дело и аккурат к вечеру подъеду в «Абалу».

— Нет. Встреча с Касьяном на их территории — в «Мериде», — слышу, как Булат злится.

— Какого?..

— Так надо.

— Ясно. Я буду.

— И, Фома… будь в адеквате, ясно?

— Да.

А с адекватом у меня в последнее время проблемы.

Но это ничего, порешаем все.

Выруливаю на проспект и еду в медицинский центр. Без приглашения заваливаюсь к врачу Варвары.

Герман Александрович дергается при виде меня, вскакивает на ноги, бледнеет.

— Михаил Владимирович, а я так понял, вы передумали, — лепечет, заикается.

Весь трясется, как осиновый лист. Еще секунда — и обоссытся от страха.

— Нет, Герман, мы не передумали.

Сажусь в кресло, закидываю ногу на ногу, киваю врачу:

— Да садись ты. Не мельтеши.

И вроде говорю спокойно, а мужик все не успокоится.

Внутри нахрен разорвало все. К ебеням разнесло. Подсадку она отменила. Уйти хочет, сука.

Уйдет она от меня… ага. Если только ногами вперед.

Так, блять, Миха, тормози. Это же девочка твоя нежная. Маленькая, тоненькая, как колосок. Капелька моя красивая. Обиделась, дуреха. Ну трахнул я шлюху эту, ну хер бы с ней. Это ж все чисто для разрядки — без эмоций, без чувств.

Нельзя так с Варюшкой, не сука она, нет. Испугалась, расстроилась. Ничего, я верну ее на путь истинный. И Герман поможет мне в этом.

Врач, видя, что я ушел мыслями в себя, притихает. Опускает глаза в стол, будто там есть что-то охренеть какое интересное. Молодец, мужик. Считывает, не отвлекает.

— Готовьте подсадку на завтра, — произношу я, успокоившись.

Герман Александрович громко сглатывает, стирает платочком пот со лба и произносит:

— Михаил Владимирович, я так полагаю, что вы с супругой передумали? Госпожа Фомина звонила мне утром, но я, надо сказать, не совсем понял, что происходит. Она себя плохо чувствует? Если так, тогда стоит перенести процедуру.

— Моя жена чувствует себя прекрасно и будет готова к подсадке завтра.

Старый хрыч жопой чует, что что-то не так, дергается и лепечет:

— Я хотел бы напомнить, что перед процедурой будут подписываться все документы, согласие на манипуляции и прочее. Вы не подумайте, Михаил Владимирович, просто мне показалось, что утром ваша супруга была настроена решительно касательно отказа.

— Передумала.

— Михаил Владимирович, я хочу напомнить, что наша клиника работает по законам государства и никакое вмешательство в здоровье и тело будет невозможно без согласия…

— Ты мне сейчас на что намекаешь? — подаюсь вперед, а доктор, наоборот, откидывается назад. — Я ж тебе сказал: все будет завтра. Готовьте. К вечеру подъедем. Все.

Врач больше ничего не говорит, и я уезжаю. Бесцельно катаюсь по городу, успокаиваюсь. Кроме секса только вождение успокаивало меня всегда.

Звоню Варе, но она не отвечает. Кидаю несколько сообщений, что люблю и буду поздно. Чтобы дождалась меня. Не отвечает, сучка. Ла-адно, дома разберемся.

К девяти вечера приезжаю в «Мериду», меня проводят в VIP-зал. Тут уже часть наших, ждут только Булата. Жму всем руки, сажусь на диван.

Булат с Али приезжают через пару минут.

Мы с Али и еще парочкой людей Булата не отсвечиваем, молча слушаем диалог Касьяна и Булата.

— Булат, четыре вагона стоят сутки. Я могу их тебе отдать, а могу Рыбе.

Булат неспешно лезет в карман пиджака. Люди на стороне Касьяна напрягаются. Кто-то даже за ствол хватается.

Я машинально кладу руку на свой ствол в кобуре.

Булат медленно достает пачку сигарет, атмосфера меняется, все выдыхают, а шеф закуривает.

— Отдай Рыбе, Сереж. Потом обязательно расскажешь, куда он засунет металл из четырех вагонов, — произносит абсолютно равнодушно.

Касьян сжимает зубы, молчит.

— Я дам тебе за них тридцать пять лямов.

— Булат, при всем моем уважении, с хера ли тридцать пять?! Я Рыбе за полтинник отдам.

— Сорок. И ни копейкой больше.

Касьян злится, но протягивает руку. Понимает, что такой объем не возьмет никто.

Все выдыхают, заметно расслабляются. Касьян зовет официанток, стриптизерш, которые тут же расходятся по мужикам. Ловлю одну за ляжку.

— Иди сюда, цыпа.

Брюнетка с силиконовыми сиськами и накачанными губами наигранно смеется и садится сверху на меня.

Я вчера так и не получил разрядку, теперь подгорает.

— Как зовут тебя, красивая?

— А тебе как нравится? — кокетничает похабно.

— Мне нравится, когда твой рот занят моим членом.

Толкаю ее в плечи, и девочка все понимает. Без лишнего сопротивления стекает по мне, копошится с молнией.

Ловлю на себе взгляд Булата. Выгибаю бровь — мол, че?

На лице шефа нет ни одной эмоции, только в глазах привычно пляшут демоны.

— Потом к жене пойдешь? — спрашивает ледяным тоном.

— Ждет меня дома, — киваю и улыбаюсь.

К Булату подходит девушка. Блондинка. Она другая, из элитных. Касьян подогнал, чтобы умаслить, ясное дело.

Девушка кладет руки ему на плечи и ведет по рубашке вниз. Булат перехватывает ее за запястья. Не грубо, но твердо.

— Касьян, есть брюнетки?

— Какие хочешь есть, Булат. А что, не любишь блондинок?

— Не люблю, — отвечает сдавленно и стреляет в меня взглядом.

Глава 7. Розовые очки

Варвара

Я собираю вещи, но складываю их не на полки в гардеробной, а снова в чемодан.

Знаю, что Миша будет зол, но не могу переступить через себя. Нам нужно спокойно поговорить еще раз, поэтому я решаю не злить мужа и просто убираю все разбросанные вещи из гостиной.

Потом смотрю в одну точку, долго думая о том, что вообще делать дальше.

Захожу на сайт посуточной аренды квартир. Нахожу однушку на месяц. Пока так, а дальше посмотрим.

В начале отношений Миша привел меня к себе домой. В свои шикарные хоромы, которые занимают целый этаж. Он выкупил три квартиры и объединил их. Не знаю, зачем ему такая большая площадь. Для статуса, может? Нам с головой хватило бы трешки.

Если бы пошли дети, то да, хотелось бы побольше пространства. Но сейчас это уже не важно. Детей у нас нет и теперь уже не предвидится. К чему размышлять об этом? О том, какой была бы жизнь, если бы я не поехала в ресторан, если бы не увидела всю ту грязь?

Вот и получается теперь, что идти мне некуда. Не возвращаться же в родной провинциальный городок? Тут у меня магазин, дела, заботы. Мама, в конце концов.

Я надеваю джинсы и футболку, замазываю синяки под глазами, крашу ресницы и вызываю такси до хосписа.

Миша устроил маму в индивидуальную палату. Тут личная ванная, большая плазма, номер очень похож на гостиничный. Что-что, а муж мой никогда не был скуп. Всегда участвовал в жизни моей семьи. Мама очень любит его, считает чуть ли не нашим ангелом-хранителем.

Ага.

Видела бы она, как этот ангел насаживал на свой член секретаршу.

Но сейчас не об этом — портить маме настроение я не хочу.

— Доченька, ты зачем приехала? Я думала, у тебя сегодня подсадка, — мама удивленно улыбается и пытается сесть, но у нее не получается.

Тут же подхожу ближе, поднимаю спинку кровати, помогая маме выпрямиться. Ей уже совсем плохо.

— Перенесли, мамуль, — отвечаю как можно беспечнее. — Сделаем чуть позже.

— Ох нет, Варюшка, неужели это из-за меня? — спрашивает расстроенно.

— Ни в коем случае! — тут же пытаюсь ее переубедить и, конечно же, вру: — Просто сказали, по циклу лучше перенести, да и с анализами нужно еще поработать. Ты лучше расскажи, как у тебя дела?

— Лучше всех! Но на завтрак давали овсянку, — кривится.

— А ты бы хотела колбаски с яишенкой? — смеюсь.

— Ты знаешь, как я неравнодушна к колбаске. Да еще если она обжаренная на сливочном маслице! Мама дорогая! Варюш, тут никому нельзя дать взятку, чтобы колбаски поесть?

— Я принесу тебе завтра колбаски, — подмигиваю. — Только чуть-чуть, ладно?

Маме нельзя, да. Но я вижу, что ей осталось совсем немного. Если что и убьет ее, то явно не колечко колбасы, а рак.

И снова выхожу из хосписа и брожу по улицам, переключаюсь.

Домой приезжаю ближе к вечеру, но Миши нет. Да, точно, он же писал, что будет поздно.

Когда розовые очки спадают, мир видится совершенно иначе. И сейчас я четко понимаю, что делает мой муж. Не тешу себя иллюзиями, не обманываю.

Принимаю душ и переодеваюсь в закрытую пижаму, сворачиваюсь на постели в клубочек. Реву. Ругаю себя: слабая-слабая-слабая.

Боль алым цветком расцветает внутри, вонзает шипы в душу.

И что мне теперь делать со своей любовью, Миша? Куда мне деть ее, чтобы не чувствовать раздирающей душу агонии?

Ты думаешь, я глупая, а я все-все понимаю. И вижу все как на ладони. Но что сделать мне, скажи?!

Так и засыпаю — в рыданиях. Измученная и обессиленная.

Утром просыпаюсь в коконе его рук. Миша навалился на меня так, что не вылезти из-под его тяжелого тела. Руки, ноги — все оплетено им. Жарко, тесно.

Он спит, а я замираю, рассматривая его.

Все точно такое же, как и раньше. Черты лица, запах. Но одновременно с тем и другое. От него пахнет нашим гелем для душа, а еще алкоголем.

Значит, снова бухал.

Не без труда выпутываюсь из этих удушающих объятий. Миша хрипит:

— Побудь со мной, не убегай.

— Я хочу в туалет, — я не могу так.

Меня словно что-то душит, терзает.

Миша отпускает меня, и я сбегаю в ванную комнату, попутно глядя на время. Час дня. Вот это да. Видимо, организм, вымотавшись, отключился.

Замыкаю дверь в ванную на замок и долго купаюсь, потом сушу волосы, крашусь. Куда собираюсь — не знаю.

Миша спит еще несколько часов, а я не хочу его будить, жду.

Когда муж просыпается, он выглядит страшно помятым. Скорее всего, вчера хорошо так перебрал, потому что запах перегара до сих пор на месте. Миша скрывается в ванной. Выходит оттуда одетый.

— Ты готова ехать? — окидывает взглядом мой спортивный костюм, в котором я сижу на диване.

— Куда?

— На подсадку.

Округляю глаза.

— Миш? Какая подсадка? Я же сказала тебе — я хочу развод.

Фомин звереет, сметает со стола вазу с лампой, пинает мои чемоданы.

— А я сказал, что нихера не отпущу тебя!

Рывком поднимает меня и взваливает себе на плечи.

Я брыкаюсь, кричу, пытаюсь достучаться до него, но все бесполезно, он словно обезумел. Взгляд неадекватный, будто принял большую дозу наркотика.

Муж выволакивает меня на улицу босую, в домашней одежде. Бросает на заднее сиденье машины.

— Миша, что ты творишь?! Остановись! Ты пугаешь меня!

— Хер тебе, а не развод! — он вообще не слышит меня, топит педаль газа в пол. — Сейчас подсадку тебе сделаем, и будешь рожать от меня.

Меня окатывает ледяной паникой.

— Миш, — пищу, — Миша, пожалуйста, не надо. Так нельзя.

— Уйти она от меня вздумала. Нет, Варюшка. Моя ты. Моя. Моя.

Я понимаю, что муж везет меня в клинику. Двери заблокированы, мне не выбраться.

В кармане брюк нащупываю свой телефон.

Трясущимися пальцами, промазывая мимо нужных букв, пишу сообщение одному-единственному человеку, который может остановить моего мужа.

Уже завтра будет глава от того, о ком вы просили 😉

Глава 8. Иначе не могу

Булат

— Булат, что с Фомой делать?

— А что с ним? — спрашиваю равнодушно.

— Мне кажется или он пошел вразнос? После того как он женился, вроде стал более собранным, адекватным. А в последнее время не в себе. Я не уверен, что его стоит брать на встречу с Джамалом.

Выдвигаю ящик и достаю пачку сигарет.

Кручу ее на столе. Не курить. Не курить. Не курить.

Достаю сигарету и затягиваюсь. Дым заполняет легкие. Да-а, вот так хорошо.

Откидываю голову на спинку кресла, закрываю свинцовые веки.

Сколько я нормально не спал? Сутки? Двое? Больше? Это не сон, так, херня какая-то. А мне нормальная башка нужна, тем более перед встречей с Джамалом. Один Аллах знает, чем она вообще закончится.

Фома — верный солдат.

Мы с ним вместе почти двадцать лет — сколько говна он сожрал вместе со мной, вспомнить страшно. Но сейчас он и вправду двинулся.

Открываю глаза, смотрю на Али.

Али относительно новый человек по сравнению с Фомой. Ему тридцать, со мной он восемь лет. Дельный пацан, умный. Сразу прошарил про Фому, увидел, что тот стал создавать проблемы.

— Али, отправь послезавтра Фому на склад в Авдеево. Придумай что-нибудь.

— Будет сделано, шеф.

— Железо все продали?

— Нет, остался последний вагон. На него есть покупатель, надо только доставить. С этим небольшая проблема. Фура повезет его через ментов, на которых у нас нет выхода. Как только найду человека — отправлю.

— Реши через Костю. Он мой должник, пусть подключается.

— Понял, считай, все готово, — опускает взгляд на сцепленные руки.

Мнется. А вот это уже интересно.

— Говори, — тушу сигарету и выпиваю воду из бутылки.

Али поднимает на меня заинтересованный взгляд.

— Мне кажется или у тебя с Фомой конфликт?

Выгибаю бровь.

— На почве?

— Не знаю. Личный. Если лезу не туда, только скажи, — тут же осекается. — В любом случае знай, я верен тебе.

— Нет никакого конфликта, Али. Показалось тебе.

Есть нечто совершенно другое. То, что сложно объяснить. И понять тоже сложно. И, само собой, обсуждать я это не собираюсь. Ни с кем. Даже, блять, с самим собой.

Мы продолжаем с Али обсуждать рабочие моменты, но я замираю, когда мне на телефон падает сообщение.

У меня есть номер Варвары, как и у нее мой. Созванивались мы как-то, когда я терял Михаила. Но последнее, чего я ожидал, так это того, что она напишет мне.

«Булат, помоги. Он сошел с ума и везет меня в клинику».

— Али, скажи Ворону и Ивану, чтобы ехали на Октябрьскую, в клинику. Сейчас же. А ты едешь со мной.

Поднимаемся с Али. Тот не задает вопросов, знает, что раз я сразу не сказал, то и не сделаю этого.

А мне что, блять, сказать? Когда я действую на инстинктах, когда голова горячая и перед глазами пелена?

Выходим на улицу. Али садится за руль, я рядом. Тачка тонированная, настоящий танк.

— Парни уже практически подъехали, — рапортует Али.

Он видит, что происходит какая-то дрянь, и спешит. Нарушает, летит под камеры и на красный. Я не останавливаю.

Сам проверяю пистолет, пристегнутый к кобуре. Это я тоже делаю инстинктивно, не задумываясь.

Когда подъезжаем к клинике, Ворон и Ваня уже тут.

— Вы двое прикрываете. Помните: мы у гражданских. Без моего приказа не лезть. Али, страхуешь меня.

Когда мы входим внутрь, понимаем, что что-то не так.

У персонала паника. Администратор бледная, глаза на мокром месте.

— Булат? — Али бросает на меня встревоженный взгляд.

— Это Фома, — поясняю.

— Блять, я надеюсь без трупов? — спрашивает меня охреневше.

— Не знаю, Али.

Мы явно не достопочтенные граждане. И замешаны в криминальных делах. Но мы никогда не жестим с гражданскими. Это разные миры, и мы не объединяем их. Если Михаил переступил какую-то черту, я первый его размажу в мокрое место.

— Где? — спрашиваю у администратора, женщины лет сорока.

Она знает меня и все понимает без слов.

— Второй этаж, там… там… — закрывает рот рукой.

— Ментов вызвала? — киваю на трубку в ее руке.

— Н-нет.

— Али, — бросаю я, а сам иду с парнями дальше.

Али остается разбираться с женщиной, а мы двигаем наверх.

Тут открыты двери, на полу разбросанные документы. Крики, шум, бегут люди.

Идем с парнями в эпицентр, они позади.

Открываю дверь, за которой слышен голос Михаила. Он размахивает пистолетом и целится то в Варвару, которая сжалась в углу, то во врача с медсестрой, которые забились в другой угол.

В глазах пульсирует, башка становится тяжелой. Руки дрожат. Блять, как же хочется разъебать его… Ведь предупреждал. Просил, сука.

— Я что тебе сказал, шакал! — орет Фома. — Выполняй свою работу! Все! Мы готовы к подсадке.

Фома меня не видит, поэтому продолжает.

— Варенька, детка, ложись на кушетку, сейчас мы все сделаем. И будет у нас ребенок, да?

Я смотрю на жену Михаила и слепну от страха в ее глазах. Она не плачет, просто сидит бледнее стены и квадратными от страха глазами смотрит на своего мужа.

Я хорошо контролирую свои эмоции и чувства, но сейчас мне просто хочется взорвать нахер этот кабинет с Михаилом в том числе. Умыться его кровью.

— А ты че смотришь? — снова обращается к врачу. — За инструменты — и вперед!

— Михаил Владимирович, — трясется врач. — Это подсудное дело! Так нельзя! Я не имею права! Вы что? Это же бесчеловечно!

До меня доходит смысл происходящего.

Я знаю, что Фома с Варварой должны были идти на ЭКО, но, вероятно, его жена, узнав об измене, отменила все.

Михаил двинулся головой.

И решил, что насильно это сделать — лучший выход.

Боковым зрением вижу, как заходит Али.

— Фома, — тихо зову Михаила.

Тот дергается, оборачивается и тут же наставляет на меня пистолет. Варвара вскрикивает и зажимает рот рукой, меня собой закрывает Али.

Глава 9. Лайла

Варвара

Надо сказать, я не верила в Булата.

Я представила картину, как этот мужчина развлекается с какой-нибудь секретаршей, под стать Светлане. Вижу ту же картину, как Булат нагибает ее на кожаном диване, с оттяжкой шлепает по заднице, как та стонет. Как он входит в нее.

И тут мое СМС. Спаси. Помоги.

Вижу, как он откидывает телефон в сторону и продолжает делать то, что делал.

В какой-то момент я подумала, что сейчас прямо тут, на кушетке, все и случится. Есть очень красивый термин — репродуктивное насилие. Интересно, он был бы применим к моей ситуации?

До последнего я надеялась, что Миша придет в себя. Но что-то перещелкнулось в его голове. Какой-то переключатель опустился , и вариантов, что он поднимется назад, нет.

До последнего я надеялась, что Миша успокоится и уйдет. Поймет, что совершает огромную ошибку. Я видела, что он не в себе. Впервые в жизни мне показалось, что в него вселился сам Дьявол.

А потом он достал пистолет.

Вот тут надежда покинула меня. Врач трясся, как осиновый лист. И я бы не стала его винить, если бы он сделал подсадку насильно. Человек прост и примитивен, он боится за свою жизнь.

Я помню одно — страх. Страх из-за того, что шальная пуля может прилететь в кого-то.

Когда в дверях появился Булат со своими людьми, я не поверила собственным глазам. Это мираж? Видение? Игры разума, который выдает желаемое за действительное?

Мишу увели, и все силы, что были, оставили меня. Адреналин утих, настала апатия.

Мне вспомнился наш с мамой крошечный дом на окраине маленького провинциального города. Деревянные ставни, герань на подоконнике. Бабушкино неработающее радио, которое мы оставили в память о ней.

Я помню запах сирени по весне, сладость пионов, помню копошение воробьев под крышей.

Из всех мест, где я была, даже самых дорогих курортов, мой ветхий отчий дом — вот где я бы хотела сейчас оказаться. И чтобы мама рядом. Здоровая и улыбающаяся.

Из этих теплых, но болезненных воспоминаний меня вырывает гудок клаксона.

Булат снова ведет машину агрессивно. Подрезает кого-то, и ему в ответ сигналят. Дежавю какое-то.

— Куда ты меня везешь? — спрашиваю его с заднего сиденья, на которое он меня запихнул.

Мне кажется, что Булат не ответит, как и несколько дней назад, он сосредоточен и полностью увлечен дорогой. Но мужчина удивляет меня ответом:

— Туда, где ты будешь в безопасности.

Яснее не стало, но я больше ничего не спрашиваю. Раз не сказал сразу, значит, бесполезно допытываться.

Я боюсь Булата. Боюсь неизвестности, но успокаиваю себя тем, что он не обидит меня. Если бы не хотел — не примчался бы.

Мы едем недолго. Выбираемся из города и практически сразу сворачиваем с трассы в лес. Едем по узкой асфальтированной дороге, въезжаем в поселок с дорогими коттеджами.

Булат подъезжает к одному из домов. Его толком не видно, только крышу. Забор высокий, кирпичный. Такой не перелезть.

Ворота открываются, мы сразу попадаем на пост охраны.

Булата приветствуют охранники. На плечах у них автоматы. Мужчины коротко переговариваются, и Булат снова трогается, заезжает в гараж, паркуя машину в один ряд с другими дорогими тачками.

— Выходи, — бросает он.

Я слушаюсь и покидаю салон машины, обхожу ее, приближаюсь к Булату.

Тот смотрит вниз, задерживая взгляд на моих голых ногах, и поднимает взгляд на меня. Давит чернотой, прожигает. Непроизвольно я сжимаюсь, по телу бегут мурашки от ледяной корки, которая покрывает кожу.

— Где обувь? — спрашивает он отстраненно.

— Дома, — быстро пожимаю плечами. — Миша был решительно настроен стать отцом, так что его особо не заботила моя обувь. Чей это дом?

Перевожу тему разговора. Я не очень хочу говорить с Булатом насчет моего мужа. Я просто не знаю, что сказать. И не знаю, что делать дальше.

— Мой, — отвечает Булат и разворачивается. — Идем.

Я безропотно топаю следом за Ахметовым по дорожке вдоль дома.

Он открывает тяжелую дверь и пропускает меня вперед.

— Проходи.

Захожу в огромный холл и переминаюсь с ноги на ногу. Что дальше? К чему все это?

Булат идет вперед, я следую за ним. Дом безумно красивый, все современное, много стекла и каких-то геометрических штук. Не так, ох не так я себе представляла дом Ахметова.

Я думала, у него дворец викторианского стиля, но никак не современное жилище.

А еще тут очень тихо. Тишина оглушает.

Булат открывает одну из дверей и проходит внутрь, я остаюсь стоять на пороге.

— Это гостевая комната. Можешь расположиться здесь. Я принесу тебе что-нибудь из одежды. — Он ходит по комнате и заглядывает в шкафы, как будто он сам не знает, что где лежит.

Я бы не против утеплиться. Гулять в домашней одежде не очень приятно.

— Булат, — зову его, и мужчина впервые за вечер поворачивается и смотрит мне в глаза. — Зачем ты привез меня в свой дом?

— Михаил не в адеквате. Я не хочу давать показания ментам насчет того, что один из моих людей пристрелил свою женщину, — на лице каменное выражение, ни единой эмоции.

Ему плевать? Если так, то зачем привозить меня в свой дом? Можно было отвезти в любую гостиницу. Михаил бы не нашел меня там.

— Ты не сможешь прятать меня тут вечно, — произношу тихо.

Ахметов не отвечает, буравит меня своим черным взглядом и наконец выдает:

— Я все решу. Тебе нужно лишь не отсвечивать. И совсем скоро ты уедешь отсюда.

Это произнесено со странной интонацией, будто ему неприятна сама мысль о том, что я могу быть в его доме. Инстинктивно обнимаю себя за плечи, чтобы согреться.

Киваю. Я уеду. Да. Хорошо.

Куда — не знаю. Но уеду.

Неожиданно мне во впадину за коленкой утыкается что-то холодное и мокрое. Я дергаюсь и опускаю взгляд.

На меня смотрит питбуль. Смотрит не особо дружелюбно. Хотя вы видели где-нибудь дружелюбный взгляд у питбуля? Собака фыркает и обнажает зубы.

Глава 10. Больше так не будешь

Михаил

Меня закрывают.

Сажают на цепь, как псину, а не как правую руку Булата.

— Али, блять! — луплю в железную дверь, но в ответ тишина.

Маленькая комната, буквально три на три. В углу кран и сортир. Когда-то давно, еще при отце Булата, в этом помещении стабильно проливались реки крови.

Слава о жестокости Азамата шла впереди него.

Когда тот умер, все выдохнули, потому что более безжалостного мужика свет не знал. Булат ведет свои дела по-другому. Более цивилизованно и хладнокровно. За это его боятся и уважают.

А тем, кто не уважает, быстро напоминают, чей он сын.

В общем, этим помещением сейчас пользуются редко, но метко.

— Али! Я тебе, блять, не шестерка ссаная! Выйди и поговори со мной! — ору я.

Я знаю, что перегнул палку.

Черт его знает, что на меня нашло. Будто не я делал это все. От осознания того, что было бы, реши врач послушать меня и реально насильно подсадить Варе эмбрион, становится дурно.

И ведь не объяснить это нихера.

Помню пелену злости перед глазами. Наказать ее хотел. За то, что, сучка такая, уйти вздумала. Развод ей подавай, детей она не хочет.

Вот и сорвало башню.

Мелкая зараза думает, что решает что-то? Хрена с два.

А сейчас где она? Дома вещи собирает? Сбежать хочет? Пусть… пусть бежит. Найду ее и верну на место. Только чтоб потом не выла — накажу по-своему.

— Али! — снова колочу в железную дверь.

Она открывается, на пороге появляется Али.

Мне хочется вывалить все дерьмо на него, но тот отходит, и в комнату заходит Булат.

За почти двадцать лет, что я рядом со своим боссом, я научился различать все оттенки его злости. И хотя сейчас кажется, что он спокоен, я вижу, что вот-вот буду расплачиваться за свой срыв.

Булат с Али входят ко мне, и места здесь не остается.

Али, как верный пес, бросает искоса взгляды на шефа, а тот буравит меня взглядом.

— Как дела, Фома? — спрашивает меня спокойно.

— Хуево, шеф, — отвечают честно.

Булат задумчиво кивает.

— Вот и у меня хуево, Миш, — отвечает устало.

Расстегивает верхние пуговицы на рубашке, закатывает рукава.

— Мой человек, который на каждом углу вопит о том, что он правая рука Ахметова, заваливается к гражданским и угрожает пушкой врачу. И своей жене.

Сцепив зубы, молчу.

Ну а хера ли тут сказать? Все так и было. Отнекиваться не стану — бессмысленно, да и не по-мужски.

— Виноват, Булат, — говорю твердо. — Бес попутал. Сам сижу и охреневаю от того, что сделал. Ты же знаешь, я всегда голову холодную держу, а тут… Варвара сказала, что просит развода, что детей от меня не хочет. И меня накрыло.

Булат как зверь нагибает голову и впивается в меня взглядом.

— То есть мне предъяву твоей жене кинуть, да? — спрашивает равнодушно, но все это показуха.

— Нет! — рявкаю я. — Булат, не суйся к Варваре. С меня спрашивай!

Ахметов нормальный мужик, он никогда не имеет дела с бабами и, естественно, никогда с них ничего не спрашивает. Но сейчас мне не нравится его взгляд.

— Как это нет, Миш? — усмехается наигранно. — Ты же мне только что сказал, мол, твоя жена виновата в твоем срыве. Раз это так, нужно ее наказать.

Подрываюсь к своему шефу. Мы примерно одной комплекции, но Булат шире и выше меня.

Он с силой толкает меня в грудь, но я не падаю. Лечу спиной в стену.

— Не смей трогать мою жену, Булат. Это только наши разборки. За все, что произошло, спрашивай с меня.

Ахметов никогда не выходит из себя. Всегда сдержан, всегда спокоен. Его отец был жестоким уебком, и мне кажется, что Булат не хочет стать похожим на него, но кровь… ее не разбавишь.

Глаза шефа становятся бешеными, он выходит из себя и впечатывает мне в морду свой кулак. Голова дергается, в ушах звон.

— Ты кем себя возомнил, Фома? — снова удар.

Звон давит на уши, глаз заливает кровью.

Я не могу даже вспомнить, когда Булат последний раз мял кости кому-то, не тот уровень. Он власть, сила, приказы. А все остальные — солдаты.

— Думаешь, можешь вот так своими выходками разрушать репутацию, которую я строю годами?

Снова удар. Теперь в челюсть. Инстинкты вопят о том, что надо сопротивляться, и я ставлю блок, Булат заламывает мне руки и бьет коленом в живот. Падаю на пол.

Али напряжен, готов сорваться с места в любой момент, чтобы защитить шефа, но Булат не пускает его, держит в стороне.

Булат сплевывает и присаживается на корточки передо мной. Достает из заднего кармана маленький пакетик с парочкой голубых таблеток, встряхивает им перед моим носом.

— Смотри, какой «скитлз» Али нашел у тебя в тачке. Вкусно было, Мих?

— Булат, я ж говорю: бес попутал! На отходняке уволок Варю. Вообще нихера не понял, как в это говно ввязался. Уже тут башка прояснилась, и я понял, что хуйню сотворил, — тыльной стороной ладони стираю кровавые сопли.

— Давно колеса жрешь? — прищуривается. — Ты ж презирал всегда это дерьмо.

— Так я и сейчас презираю! — выпаливаю честно.

— У наших взал?

— Господь с тобой! Наши знают, что ты за наркоту разъебешь.

— Вот именно. Разъебать бы тебя, Миша. Да в разных частях города закопать. И жена бы твоя выдохнула, а?

Лежу на спине и смотрю на шефа. Он может. Да.

— Булат, я все осознал. Мой косяк.

— Еще скажи, что больше так не будешь, — снова сплевывает со злостью.

— Скажу, что больше тебя не подведу. Осознал. Завяжу с бухлом и бабами. С наркотой тоже. В первый и последний раз было! Булат, больше ни разу не подведу тебя.

Ахметов поднимается на ноги и бросает на меня взгляд сверху вниз:

— Не заставляй меня пожалеть о своем решении, Фома. — Быстро киваю. — Еще одна, хоть одна выходка, самая незначительная… если мне кто-нибудь пожалуется на тебя… будь то кто-то из парней, гражданских или твоя жена… Миша, я разбираться не буду. Ясно?!

— Ясно, Булат. Спасибо!

Глава 11. Невоспитанная девочка

Варвара

— Послушай, я не претендую на твою территорию, правда.

Лайла склоняет голову набок, смотрит так внимательно, будто все-все понимает.

— На хозяина — так тем более.

Фыркает.

— Я просто побуду тут, и все. Думаю, уже завтра меня тут не будет.

Лайла тихонько скулит и продолжает рассматривать меня.

— Л-ладно. Я пойду в комнату. Ты же не против?

По стеночке обхожу собаку и иду в комнату, которую мне отвел Булат. Тут есть отдельная ванная, и я решаю обнаглеть, пока хозяина нет дома, и быстро искупаться.

У меня очень грязные ноги, руки, да и вообще… вся я. Это кощунство — ходить с таким внешним видом по этому кристально чистому дому.

Быстро принимаю душ, вытираюсь полотенцем, которое, сложенное, лежит на бортике раковины, и разбираю стопку с одеждой.

Тут футболка, брюки и носки. Все мужское. Пахнет порошком.

Решаю оставить свои домашние брюки, надеваю носки Булата и его футболку. Мою выкидываю в урну. Она сильно растянута оттого, что Миха хватал меня, и грязная — видимо, пока я сидела на полу, вымазалась в чем-то.

Косметики с собой нет, расчески коже. Как есть, сушу волосы феном. Они тут же пушатся, и я превращаюсь в светловолосый одуванчик.

Рассматриваю себя в зеркале.

Я выгляжу как малолетка. В этой одежде, ненакрашенная и неухоженная.

Но, если честно, вообще плевать.

Нужно позвонить маме, хотя уже восемь вечера, скорее всего, она отдыхает. Да и телефон мой остался дома. И вообще непонятно, как я теперь попаду домой. Ни ключей, ни телефона, ни денег. Ничего.

В голове рой мыслей. Все они касаются Миши.

Что мне делать теперь?

Мало того, что я уличила его в предательстве, как еще и поведение его ненормальное. Как вернуться домой? Как видеть его?

Миша, Миша… Что же ты наделал?

Прямо посреди чужой спальни ловлю откат. Возле кровати сползаю на пол, позволяю себе несколько минут истерики.

А как иначе? Я не была готова к тому, что Миша насильно повезет меня на оплодотворение! Это вообще… край!

Растираю пальцами кожу в области груди. Там ноет, тянет. Боль не может найти выхода, внутри все скукоживается, снова хочется сбежать отсюда. В наш маленький домик. Там начать жизнь сначала.

Переболит. И любовь моя — глупая, доверчивая, тоже пройдет. Не сразу, нет. Но когда-нибудь, со временем, я научусь снова доверять, найду нового мужчину.

Просто не связанного с большими деньгами и властью.

С ним все будет по-другому.

«Дура, Варька!» — тут же злюсь на себя.

Расклеилась, развалилась тут. Собрала себя в кучу и встала!

А Миша… мне кажется, Булат поможет и вернет ему человеческий облик. Я поговорю с ним. Спокойно. Объясню все. Он поймет. Миша хороший. А тот, кто был сегодня в клинике… этого человека я не знаю.

Силком заставляю себя подняться. Снова умываюсь холодной водой.

С самого утра не ела ничего, поэтому аж голова кружится от голода.

Переборов страх, иду в кухню. Лайлу нигде не встречаю, что не может не радовать.

А кухня у Ахметова шикарна! Слов нет! Стильная, куча современной техники, навороченная, но видно, что девственная. На плите ни царапины. Черт, да на ней даже не готовили. Единственный предмет, которым пользовались, это кофемашина и рядом с ней чашка для эспрессо.

Нахожу холодильник, который скрыт фасадом, и открываю. Ожидаю увидеть пустые полки, но нет. Тут и мясо, и фрукты с овощами и зеленью, молочные продукты, разные соусы.

Проверяю сроки годности на мясе и молочке — все свежее. Ага. Значит, господину кто-то затаривает холодильник, но с продуктами ничего не делают. Какое расточительство, да?

Достаю тушку курицы и закрываю дверцу.

— А-а! — вскрикиваю, гладя на Лайлу, которая, видимо, сидела все это время за дверцей. — Господи! Ты бы хоть как-то обозначила свое присутствие, а? А то я такими темпами сердечный приступ схлопочу.

Собака, игнорируя меня, следит взглядом за курицей, облизывается.

— Голодная? — выгибаю бровь.

Ни за что не поверю, что ее хозяин уехал бы из дома, не покормив свою собаку.

— Ладно, будешь хорошо себя вести — дам тебе кусочек.

Лайла стонет, глядя на меня совершенно человечьими глазами, полными ожидания, и я отваживаюсь: протягиваю руку и глажу ее по голове.

Курицу сначала мариную ненадолго, а потом иду к духовке, чтобы включить ее.

Внутри лежит инструкция.

Что, вот настолько не пользовались, да?

Пока курица запекается, перехожу в гостиную, включаю телевизор. Лайла ходит за мной следом, потом ложится на полу в ногах. Включаю старую комедию, особо не следя за развитием событий. Мыслей много, и все они где-то далеко. С Мишей, мамой.

На кухню возвращаюсь тоже вместе с Лайлой. Я ставлю вариться рис, она медитирует на духовку. Я начинаю резать салат — она по-прежнему на нее медитирует.

— Ты же понимаешь, что она теперь никуда не убежит? — усмехаюсь, но Лайла не разделяет моего настроения.

Когда все готово, я разрезаю тушку. Мясо чуть остывает, и я беру голень.

— Знаешь, почему-то мне кажется, что твой хозяин меня убьет, если узнает, что я кормила тебя мясом, — хмыкаю я, но по глазам собаки понятно: если я не дам ей этот кусок, она сожрет меня.

Ужинаем вместе с Лайлой, потом она убегает, а я принимаюсь мыть посуду и убирать со стола.

— Неблагодарная! — кричу я ей шутя. — Хоть бы спасибо сказала! Вот расскажу я твоему хозяину, что ты невоспитанная девочка!

Тихоньку смеюсь, намывая посуду в раковине.

— Это кто тут невоспитанная девочка? — спрашивает Булат, появившийся в дверях так тихо, что я не заметила.

Пугаюсь, дергаюсь, и тарелка падает из рук, разбивается.

— Черт… напугал, — шепчу я, лезу в пенную воду за осколками и натыкаюсь на острый край. — Ай!

Поднимаю дрожащую руку и смотрю, как она моментально окрашивается в красное, смешивая кровь с пеной.

Булат подходит со спины, достает новое вафельное полотенце и подставляет мою руку под струю воды.

Глава 12. Катастрофа

Булат

— Булат! — Я шагаю по коридору и не собираюсь останавливаться. — Булат.

Захожу в свой кабинет и сразу же иду в небольшую ванную комнату. Там снимаю с себя окровавленную рубашку и мою руки.

Боли не замечаю уже давно.

Мой отец был жесток и оттачивал на мне свои навыки и умения, заставляя мозг работать иначе. Я с юности не чувствую ничего подобного. Тело будто покрылось броней.

Когда-то давно отец лепил из меня машину для убийств. Он надеялся, что я встану за его спиной и буду исполнять его приказы, как самый верный сын.

А потом он умер.

Непозволительно легкой для этой твари смертью. Аневризма убила его во сне. Он даже не понял ничего. Надеюсь, что в аду он ответит за всю жесть, которую сотворил.

— Булат, — Али стоит в дверном проеме, и я начинаю злиться.

Ну какого хера он ходит по пятам за мной? Мне нужен воздух. Свобода.

Глушу злость. Это его работа, и, надо сказать, выполняет он ее отлично.

— Али, оставь Фому до самого вечера в камере. Не разговаривать с ним.

— Что потом, Булат? — Али не нравится Фома.

Но дело не в этом. В нем он видит конкурента. И не будь Фомы, Али бы уже официально стал моим замом. Но пока я не дал указания, Али так и остается на третьих ролях.

И, кстати, Али уверенно идет по пути к месту Фомы. Потому что как бы то ни было, хуйню Миша творит добровольно.

— Завтра вечером отправишь его домой. Напомни о том, что я сказал: если еще раз он засветится где-то и это повлияет на мою репутацию — я не посмотрю, кто он. Ответит на равных со всеми.

— Понял. Булат… — он снова интересуется тем, чем не надо: — Куда ты дел его жену?

— А что? Понравилась? — усмехаюсь тут же. — Хочешь, чтоб тебе отдал?

От этих слов становится мерзко.

Накатывает волна воспоминаний. Как она цеплялась за меня, когда увидела Лайлу. Или как я нес ее на руках из клиники. Доверчивая. Наивная и простая. Без фальши. Ничего искусственного. Глазищи эти голубые, чистые, как вода. Волосы светлой копной обрамляют точеное лицо, губы пухлые, настоящие.

Интересно, сам Михаил понимает, что она вообще находится в противофазе с нашим миром? Не место ей тут, среди таких, как мы. Нахера он ее потянул с собой?

Хотя я понимаю нахера…

От картин, как я отдаю ее Али и он забирает ее с собой, появляется красная пелена перед глазами. Белки топит кровью.

— Булат, я не интересуюсь чужими женами, — равнодушно говорит Али. — Даже бывшими.

— Че те надо, Али? — все-таки срываюсь.

— Нахера ты ее к себе повез? Мог ее в гостиницу привезти и забыть. Бабла бы дали, да и все. Не хватало нам потом с Фомой разбираться. Приревнует — и пиздец.

— Отелло сидит в камере и переваривает, — вытираюсь полотенцем и достаю из шкафа новую белую рубашку, надеваю, вытесняя Али из маленькой комнаты обратно в мой кабинет. — А ты, Али, не суй свой нос куда не надо. Что нужно делать, я сказал тебе. Все. Уехал.

— Я велю охране, чтобы подъехали, — тут же подбирается.

— Давай.

Не хочу садиться за руль. Заебался.

Тишины хочу.

Чем ближе к дому, тем мне хуже.

Надеюсь, Варвара легла спать, потому что я не в адеквате. Потому что не хочу ее видеть. Потому что Али прав и я не должен был везти ее к себе.

Но тогда в башке вместо мыслей была катастрофа, а сейчас… не выгонять же ее?

Дом встречает непривычными ароматами жареного мяса. Обычно я заказываю доставку, не заморачиваюсь. У меня даже повара нет. Нахера мне он? Я ночую дома через день, а то и реже.

Прохожу на кухню, цепляюсь взглядом за хрупкую фигуру девушки. Улыбаясь, она разговаривает сама с собой, а потом ранит руку. И снова я какого-то хера лезу туда, куда не надо.

Она и сама в состоянии обработать себе порез.

— Булат? Это Миша? Миша, да?

Округлившимися глазами смотрит на сбитые костяшки, которые под водой снова начинают кровоточить.

Вместо ответа лезу в шкафчик за аптечкой.

— Садись, — киваю на стул.

Варвара садится и молча наблюдает за тем, как я обрабатываю ей руку. Делаю это машинально и привычно.

— Теперь ты, — она поднимается, а меня толкает на стул.

Повторяет мои же действия. Перекись, ватный тампон, пластырь.

— Я знаю, что это Миша. Ты избил его, да? — спрашивает тихо, не останавливаясь. — Я все понимаю. Ты зол на него. Все в городе знают, что Миша Фома — твой поверенный, а тут… Миша творит глупости. Скажи… он… ты его не…?

На последнем вопросе ее голос окончательно скатывается в дрожь.

Она заканчивает и испуганно смотрит на меня сверху вниз.

Медленно опускаю взгляд на ее живот, который скрыт моей футболкой. Его не видно, но я знаю, что там нежная, шелковая кожа. И то, что она в моей одежде, одновременно неправильно и просто убийственно.

Не смотри, Булат. Не смотри, блять.

Поднимаю взгляд, но вместо глаз какого-то хера смотрю на ее губы.

— Ты спрашиваешь, убил я его или нет? Нет, Варвара, я не убил твоего мужа.

Варвара выдыхает, отходит от меня, принимается убирать со стола аптечку.

— Прости, я похозяйничала на кухне. Мне хотелось есть, но готовой еды не было. И… в общем… вот.

Показывает на тарелку, в которой курица с рисом и салат.

— Это твоя порция. Я оставила. Но, если не хочешь, могу выкинуть.

— Хочу, — отвечаю тут же.

Хочу. Я блять, безумно хочу…

— Тогда вот, — ставит тарелку передо мной.

А я смотрю на эту еду, как будто это взрывчатка. Мне никогда не готовила женщина. По большей части потому, что отношения с ними сводились к товарно-денежной составляющей, которая не предусматривала того, что кто-то будет мне готовить. Максимум кофе.

— Булат… — переминается с ноги на ногу.

Все ясно.

— Завтра утром тебя отвезут домой. С Михаилом я поговорил. Он был не в себе из-за наркотика, который принял. Обещал, что это произошло в первый и последний раз. Если он еще раз что-нибудь выкинет, сразу же дай мне знать.

Глава 13. Не успела

Михаил

— Давай. На выход, — Иван машет головой и цыкает. — Нихерово тебя шеф приложил.

А то я не чувствую.

Отделал так, что вся морда онемела. Глаз заплыл. В зеркало смотреть страшно. Как в таком виде соваться к Вареньке? Испугаю только.

И футболка вся в крови.

— Ты бы в порядок себя привел, — Иван выгибает бровь. — Морда как фарш.

— Рот завали. Без тебя разберусь, — бросаю парню, и тот резко подбирается.

Официально меня так-то никто не понижал. Так что всякая шавка пусть даже не пытается рыпаться.

— Шеф у себя?

— Нет. Сказали, сегодня не будет.

Сегодня… Без телефона и часов я вообще не понимаю — день или ночь? Сколько времени я просидел в помещении без окон?

Я иду к себе, чтобы взять вещи и сходить в душевую, переодеться. В приемной никого, за окном сумерки. Значит, около восьми вечера.

В моем кабинете тоже темно. Включаю свет и прохожу к шкафу у стола, достаю оттуда чистые джинсы и футболку, разворачиваюсь.

— Ебаный в рот! — инстинктивно хватаюсь за кобуру, которой нет.

— Это ищешь? — Али сидит на кожаном диване, на котором я не так давно драл Светку, и крутит на пальце мой пистолет.

— Аккуратнее, малыш. Не поранься, — усмехаюсь.

Подхожу к Али и забираю ствол. Тот отдает его мне без проблем и поднимается, выпрямляется. Смотрит мне в глаза твердо, даже презрительно.

— Ты мне не нравишься, Фома.

— Я че, телка, чтобы хотеть нравиться тебе? — смеюсь, но Али не ведется.

— Мне не нравится то, что происходит вокруг тебя. Мне не нравится, что ты создаешь проблемы моему боссу в самое неподходящее время.

— В смысле? — перестаю ржать. — У нас проблемы?

— У тебя. У тебя, Фома, проблемы. И босс дал тебе время, чтобы решить их.

— В каком смысле?

— Завтра вечером тебе нужно съездить в Авдеево. Придет партия алкоголя. Что делать, знаешь. Прими, подтверди получение товара.

— Это ж лафа! — выкрикиваю. — Любой пиздюк справится с паленой алкашкой!

— Фома, — чеканит Али, — у тебя приказ босса. Хочешь ослушаться?

— С хуя ли склад, Али?! — с силой швыряю шмотку на пол.

— А ты не понимаешь? — вот теперь Али усмехается. — Ты все проебал, Миша. И авторитет, и бабки, и имя. Даже жену — и ту проебал. Просто еще не понял этого.

С улыбкой на лице он обходит меня и идет к двери. Кладет руку на ручку и поворачивается ко мне:

— И последнее, Фома. Если ты где-нибудь засветишься, неважно где — бухой сядешь за руль или отпиздишь свою жену, я… лично надену тебе петлю на голову. И сделаю это с удовольствием. А за моей спиной будет стоять Булат и провожать тебя в последний путь.

Перехватываю его за руку, рывком разворачиваю на себя.

— Ты ссал под себя, когда мы с Булатом толкали первую партию автоматов. Думаешь, он так просто пустит меня в расход? — отпускаю руку, закидываю голову к потолку и громко смеюсь. — Кто ты такой, Али? И кто я?

— Ты будущая кучка дерьма под ногами моего босса, — отвечает с демонической улыбкой и бесшумно покидает кабинет.

— Мразь! — смахиваю со стола вазу с какой-то лабудой.

Сажусь на диван и заставляю болезную башку работать.

Все просто: нужно реабилитировать себя в глазах шефа. Авдеево — полная срань. С этим справится даже матушка моей жены, которая находится при смерти.

Тут что-то другое. Неспроста меня отсылают туда. Значит, назревает что-то, где меня не ждут. Но я буду там, где будет мой шеф. Иначе никак.

Но для начала жена.

Смываю с себя пот и кровь, меняю одежду, еду домой.

Смысла в цветах и подарках нет. Варя и до всей этой хрени не особо отзывалась на них. Остается только замаливать грехи словесно.

Прошу одного из парней босса подкинуть меня домой, благо близко.

Взлетаю по лестнице, открываю дверь запасным ключом, который взял из кабинета, прохожу в квартиру.

В кухне темно, в гостиной тоже.

Единственный свет — из спальни.

Вся квартира такая же, какой я ее помню, на первый взгляд, все вещи на месте.

Варю застаю на полу в ворохе старых фотографий. Она умывается слезами. Лицо распухло и покраснело. Волосы не собраны, на ней домашняя одежда.

— Варюшка, — тяну к ней руку, кладу на плечо.

Жена даже не дергается, просто поднимает на меня мутные глаза.

— Что стряслось, девочка?

У нее истерика, это совершенно точно. Притягиваю ее к себе, она даже не делает попыток сопротивляться.

— Мама… врач… позвонил… сказал, что ей стало хуже, — дрожит вся, как осиновый лист, душу мне рвет.

— Мы можем прямо сейчас поехать к ней. Хочешь, устрою? Что угодно, Варенька, только не плачь…

— Нельзя… она в реанимации. Не в сознании.

Пересаживаю ее к себе на колени, глажу по спине.

— Моя девочка, маленькая. Крошечка моя… детка, поплачь… Я рядом, со мной можно. Я здесь. Я с тобой.

И она скатывается в рыдания с воем и икотой. Вообще я не люблю бабий плач, на слезы реагирую скорее равнодушно, но тут…

Не могу. Мать у Варьки душевная женщина. Простая, деревенская, но жену мне хорошую вырастила. За одно это уважать ее надо.

— Может, деньги нужны? Сколько? Врач не говорил? — я полностью оплачиваю лечение тещи.

Ну а как иначе? Семья все-таки.

— Деньги уже не играют роли, Миша. Ее держат на аппаратах. Сказали, еще пара дней, может, недель — и все. А я даже попрощаться не успела, Миш!

Поднимаю ее на руки, как ребенка.

В этом горе Варя действительно кажется маленькой, хрупкой. Большой ребенок. Маленькая женщина.

Сажусь с ней на кровать, она клубочком сворачивается у меня на коленях.

— Я даже не успела сказать ей, что люблю.

— Детка, она знает, что ты любишь ее.

— Я не простилась…

Варя явно не в себе, смотрит куда-то вдаль невидящим взглядом.

— Может, получится еще?

Лучше бы не говорил. Вой оглушает меня.

Варвара страдает, ее выворачивает наизнанку, колотит. Все, что мне остается, — быть рядом. Обнимать.

Глава 14. Обещаю

Варвара

Пробуждение очень болезненно.

Голова как камень, в глазах пульсирует. С трудом поднимаю себя с кровати и плетусь в ванную. Решительно становлюсь под ледяные капли.

Мне нужно прийти в себя. Та агония, в которой я варилась вчера, не должна повториться.

Холодные капли острыми шипами вонзаются в кожу тела и головы. Стою, пытаюсь отдышаться, потому что холод выбивает из меня дух.

— Ты ебнулась, Варя?! — кричит Миша и с силой бахает по выключателю, останавливая поток холодной воды.

Я прикрываюсь руками, а он накидывает мне на тело свой огромный халат, в котором я тут же тону.

— Я не слышала, как ты стучал, — бросаю ему упрек, а у самой зуб на зуб не попадает.

— Ты не слышала из-за своей зубодробильной чечетки! — ругает меня. — Вот нахрена туда полезла? Придатки застудить хочешь?

— Нет. Просто пыталась прийти в себя.

— Варька-Варька, — качает головой муж и поднимает меня на руки, несет на кухню и сажает на стул.

Заваривает чай, ставит передо мной кружку.

— Быстро пей и грейся, — командует.

Вытягиваю холодные пальцы и придвигаю к себе кружку.

Следом Миша ставит передо мной тарелку с яичницей.

— Ешь.

— Почему ты дома? — впервые поднимаю глаза и смотрю на мужа.

Ахаю, закрываю рот рукой.

— Твое лицо! Это Булат, да? Какой кошмар! Миша, тебе нужно к врачу.

Лицо у него как гнилой помидор. Смотреть страшно — все в гематомах и ссадинах, а ему нипочем, отмахивается:

— Да что со мной будет, Варюш? Не в первый и не в последний раз. Ты ешь.

— Миш, нам надо поговорить.

— Поговорим после того, как поешь, — говорит неожиданно мягко. — А то одни глазюки торчат.

Поджимаю губы, но ем, параллельно выспрашиваю:

— Так почему ты дома? Обычно днем тебя не застать.

— Дела отменились. Но вечером придется уехать, — хмурится. — Будет сходка.

Проталкиваю кусок в горло.

— Это опасно?

— Тебе не о чем переживать, — сжимает мои пальцы.

Доедаю, и Миша садится рядом, сцепляет руки.

— Варюш, я… Я не знаю, какие слова оправдания отыскать для того, что я сделал. Да их, наверное, и нет. Что бы я ни сказал — ничего из этого не обнулит того, что было. Я виноват во всем. Ты не заслужила такого отношения к себе. Ни измен, ни тем более того, что было в клинике. Я настоящий мудак, знаю. Варенька, девочка, я никогда не был хорошим. Но с тобой это всегда по-другому, понимаешь? Я не представляю свою жизнь без тебя. Маленькая моя, дай мне шанс. Обещаю, что теперь все будет по-другому. Я стану идеальным мужем. Пожалуйста, не уходи.

Миша Фома, раскаивающийся и распятый передо мной, — это что-то новенькое.

Мой муж не из тех мужчин, которые подстраиваются под женщину. У него все нахрапом, быстро, резко, четко. Даже иногда жестоко. То, что он переступил через себя, признал ошибки и вышел на диалог, — шок для меня.

— Я не представляю, что должно случиться, чтобы я простила тебя и добровольно осталась с тобой, — произношу честно. — Миш, я, может, глупая, может, недалекая, слишком простая. Но даже я понимаю: все, что ты делал, ненормально.

У Миши двигаются желваки, раздуваются ноздри. Он начинает злиться. Но мне настолько плевать на это…

— Ты разлюбила меня? — спрашивает с надрывом.

Растягиваю губы в грустной улыбке, наполненной тоской.

— Нет. Я по-прежнему люблю тебя. Но себя я тоже люблю, Миш. Я думаю, что для начала нам лучше пожить отдельно.

— Нет. Нет. Нет, — чеканит, закипая, но тут же успокаивается. — Твой дом тут. Прошу тебя, Варя… Варенька, ну куда ты пойдешь? У тебя мать при смерти, к чему сейчас это?

— К тому, что это твой дом.

— Этот дом и твой.

Все-таки не сдерживается, протягивает руки и сжимает мои.

— Останься со мной, прошу. Я не подойду, не коснусь тебя. Обещаю. Просто останься.

Я только собираюсь возразить, что это лишено смысла, что я не поменяю своего решения, но у Миши звонит телефон. Он извиняется и отвечает на звонок.

Видимо, что-то важное, потому что он возвращается и хмурится:

— Варюш, прости, мне нужно бежать. Дождись меня вечером, ладно? Мы закончим наш разговор.

Не дожидаясь моего ответа,он срывается, хватает телефон и ключи от машины, убегает.

Я же мою посуду, переодеваюсь и еду к маме.

Меня пускают к ней в реанимацию. Мама без сознания. Разговариваю с ней, не плачу, держусь. Рассказываю только хорошее. Вру.

Почему-то плакать больше не хочется, возможно, я просто вымоталась, все выплакала, а может, перегорело во мне что-то. Брожу по больничному парку, а потом еду в свой цветочный.

Не хочу сидеть дома и мысленно проматывать по кругу свою жизнь. Все одно — боль, предательство. Надо занять себя работой.

Встаю за прилавок и собираю букеты. Девочки косятся, но не лезут. Ухожу из магазина последняя, выключаю свет, все закрываю. Бреду домой по темным улицам города.

В девять вечера захожу в квартиру, где нет никого.

Ожидаемо.

Миша часто допоздна задерживается. Теперь я понимаю почему. Дела, да? Силиконовые, с четвертым размером?

Надо валить отсюда к чертям.

В очередной раз собираю чемодан, со злостью закидывая в него вещи. Только уйти до утра не смогу — квартиру я сняла, а вот ключи у хозяйки еще не забрала.

Обдумываю план, как начну жить самостоятельно.

Ближе к полуночи у меня на дисплее высвечивается неизвестный номер.

— Алло?

— Варвара? Это Али, я…

— Я знаю, кто вы, Али.

Голос мужчины напряжен, и я понимаю, что дело плохо.

— Варвара… Варя. Твой муж в больнице, в него стреляли…

Глава 15. Претензии

Булат

Парни ржут как кони.

Толкаю дверь и испепеляю каждого взглядом. Десять человек резко подбираются, лица каменные.

— Хули ржете?

— Прости, шеф.

— Встреча с Джамалом через четыре часа. Вы мне, блять, нужны собранные! А петушиные шутки для сауны и телок оставьте, ясно?! — рявкаю на них.

Солдаты все до одного выравниваются по струнке.

— Ясно! — рапортуют хором.

Выхожу из комнаты и останавливаюсь, слушаю то, что обсуждают за закрытой дверью.

— Батя сегодня не в духе, — замечает кто-то.

— Да он уже несколько дней не в духе. Как Фома чудить начал…

— Ох, чует моя жопа, в расход скоро Фому пустят.

— Твоя говорящая жопа тебе так и сказала? Фома с шефом херову тонну лет вместе. Столько дерьма прошли. Так что не тебе тут пиздеть — кого в расход, кого нет.

Матерясь себе под нос, ухожу. Бабий треп, ей-богу. Не солдаты, а куры какие-то.

— Али! — рявкаю я, проходя мимо дивана, на котором тот развалился и залипает в телефоне.

Услышав мой голос, Али дергается, вскакивает на ноги, тут же спешит следом. В кабинете встает передо мной, не садится без разрешения.

Указываю ему на стул.

— Какие указания? — спрашивает первым.

— Встреча с Джамалом сегодня будет опасной. Старый хрыч привык делать дела грязно и бить исподтишка. За пару часов до встречи отправь двух снайперов. Пусть займут позиции и просматривают территорию.

— Думаешь, все настолько?..

— Не знаю. Но руку на пульсе держать надо, — достаю початую пачку сигарет, закуриваю.

Дым рассеивает ярость, выстужает кровь.

— Парням скажи, чтобы без моей команды не совались. Никакой, блять, самодеятельности. Джамал псих.

— Откуда ты знаешь? — хмурится.

— Когда-то он вел дела с отцом. Он еще большая мразь, чем мой отец.

Уголок рта дергается, но я снова торможу себя.

— Разговаривать с Джамалом буду я. Ты не вмешиваешься без надобности. Парни прикрывают сзади.

— Может, минует? — спрашивает с надеждой Али.

Сейчас не те времена, чтобы где-то на окраине люди затевали перестрелки. Теперь все вопросы решаются за богато уставленными столами, со шлюхами и бухлом.

— Джамал сделан из другого теста, Али. Не стоит его недооценивать. Он старый хрыч, но люди его такие же отбитые, как и он.

— И стрелки избежать мы не можем, — бормочет себе под нос.

— Его человек зашел на нашу территорию. Нет. Закрыть глаза на это мы не должны. Так что донеси до парней всю серьезность ситуации.

— Будет сделано.

— Что там с Фомой? — спрашиваю как бы между прочим.

— Дома. Не объявлялся. Я ему донес месседж, так что надеюсь, поутихнет с ним все.

Киваю. Да. Я тоже на это надеюсь. Не верю нихера, конечно в эту веру. Поехавший один раз делает это безвозвратно.

В назначенный час начинают съезжаться все машины. Наших пять внедорожников, у Джамала шесть.

Выходим неспешно и вроде как расслабленно, но на деле внутри все напряжено до предела.

Слышим шорох подъезжающей машины и подбираемся. Все вскидываются, хватаются за пушки.

— Это Фома, — объявляет Али.

Поднимаю на него тяжелый взгляд, тот напрягается. Удивлен.

Как, блять, так, а? Я же ясно сказал: его быть не должно!

Но устраивать при чужих порку не лучшая идея, поэтому я делаю вид, что все так и было задумано.

Выхожу вперед вместе с Али и Фомой, который встает позади меня, на одном уровне с Али. Остальные парни позади.

Джамал отзеркаливает — рядом с ним двое, примерно десять человек сзади.

Он расставляет руки и расплывается в шакальей улыбке:

— Булат! Сынок! Рад тебя видеть.

— Здравствуй, Джамал. Взаимно.

Рук друг другу не жмем, не касаемся.

— Джамал, ты знаешь, что я тебя уважаю, но вот какое дело. Твой человек зашел на мою территорию и нагадил. Принес в мой клуб наркоту в особо крупном. Толкал открыто. Ментов привел. Нехорошо, Джамал. Нехорошо.

— Булат, со своим человеком я разобрался. Какие еще ко мне претензии?

— Если бы это было в первый раз, Джамал, — усмехаюсь. — Твои шавки приходят ко мне, гадят, и все это повторяется вновь и вновь. Нехорошо, Джамал.

— Ну что ты хочешь от меня, дорогой? — говорит мягко, улыбается.

Но все это показушничество, он мысленно уже достает нож и отделяет мясо от кожи.

— Я хочу, Джамал, чтобы ты покрыл мои расходы, — говорю с непроницаемым выражением на лице.

— И что же ты просишь за это?

— Твою точку. Склад в Южном.

Джамал закидывает голову к ночному небу и смеется.

Я знаю, что у него на этом складе. Тонны металла, часть которого просто нереально вывезти.

Старый хрыч резко успокаивается, верхняя губа по-звериному дергается.

— Ты хоть понимаешь, что это значит для меня?

Много. Потеря бабок. Потеря территории. Но самое главное — сам факт того, что Джамала можно прогнуть, а значит, его власть не такая уж сильная, как это может показаться.

— В этом и суть, Джамал, — впервые за все это время улыбаюсь.

— Твой отец в гробу бы перевернулся.

— Мой отец сгнил. В гробу нечему переворачиваться. Так что не заговаривай мне зубы, Джамал.

Старик скалится, сплевывает на землю, смотрит на меня со злостью.

— Ладно, — бросает неожиданно.

Нет. Тут что-то не так.

Жмем руки с Джамалом, расходимся.

— Что-то не так, — бросаю Али — и тут же начинается перестрелка.

Фома отталкивает меня, заслоняя собой. Воздух вокруг мерцает от выстрелов, крики оглушают.

Все длится недолго, люди Джамала, прихватив раненых, сбегают.

У нас тоже кипиш — двое пострадавших. Я обхожу одну из машин и опускаю глаза на землю.

Привалившись к колесу, сидит Фома и прижимает руку к животу. Футболка мокрая от крови, сквозь пальцы хлещет кровь.

— Миха! — поднимаю с земли его куртку, выворачиваю наизнанку, чистой стороной. — Прижми!

— Бу-булат, — хрипит Фома. — Я все знаю.

Глава 16. Просьба

Варвара

— Где он?

Али встречает меня у крыльца больницы.

— Оперируют. Идем.

Огибаем здание и заходим через вход для сотрудников.

— Как это произошло?

— Шальная пуля.

Идем коридорами. Ночью в больнице все иначе, более зловеще, тише.

Мы подходим к широким дверям, и Али указывает на стул. Я сажусь,мужчина остается стоять.

— Куда его ранили, Али? Он будет жить? Что говорят врачи? — стреляю вопросами.

— Ничего не говорят. Увезли на операцию, — бросает Али.

Внутри все трясется от страха. Сжимаю кулаки.

Нет-нет. Господи, пожалуйста, убереги его! Пусть он живет.

Миша не очень хороший человек. И я уверена, что он делал много плохого, но, пожалуйста, пусть он будет жить. Быстро моргаю, чтобы не заплакать при постороннем мужчине.

Как же так произошло, что вся моя жизнь превратилась в марафон? Я все время куда-то бегу. Или от кого-то, или к кому-то. Живу в постоянном страхе. За себя, за мать. Теперь за Мишу.

Я хочу назад. В свою спокойную и размеренную жизнь.

Али молчит, постоянно переписывается с кем-то, уходит разговаривать на лестничную клетку, потом возвращается и садится на стул напротив меня.

Не смотрит, не разговаривает. Не рассказывает ничего.

Через два часа выходит врач и сообщает, что операция прошла успешно, пулю достали, Мишу подлатали. Он потерял очень много крови.

— Его можно увидеть? — порываюсь кинуться к хирургу.

— Сегодня нет. Приходите завтра.

— Что-то нужно принести?

— Ничего, — доктор бросает взгляд на Али. — О вашем муже уже позаботились. Сначала он будет в реанимации, после мы переведем его в платную палату.

Али выходит вперед:

— Ахметов все порешал с вашим главным, так что никаких ментов.

— Само собой.

— Он напоролся на металлический штырь.

— Бытовуха, — врач держится абсолютно спокойно. — Так и напишем. Если у вас больше нет вопросов, я пойду.

Доктор уходит, мы с Али остаемся вдвоем.

— Этот врач знает, кто ты? И кто Миша?

— У нас есть свои люди везде, Варвара, — отвечает он. — Поехали. Я отвезу тебя домой.

Уходит, не дожидаясь моего ответа. Едем в тишине. Мужчина не настроен на разговоры, а я и не настаиваю. Самое главное я знаю: Миша жив, и с ним все будет хорошо.

Коротко прощаюсь и сбегаю.

На следующий день первым делом еду к маме. Там все по-прежнему — состояние стабильно тяжелое. В себя не приходила. Рассказываю ей, как у меня все сказочно хорошо, как я скучаю по ней. Говорю, что люблю ее.

Вру о том, что она выздоровеет и мы вернемся в наш крошечный дом в тени цветущей акации. Засадим огород, возьмем собаку.

Я фантазирую о жизни, которой не будет никогда. О мире, который уже развалился на множество частей.

А потом еду к Мише.

Он лежит белый, как простыня, будто бы даже меньше стал. Уже не такой боров.

— Миша, — подхожу тихонько к мужу.

— Варюшка, — он улыбается мне и тянет руку.

Подхожу, вкладываю свою ладонь в его.

— Ну как ты?

— Лучше всех, — улыбается.

— Что случилось?

— Обычные разборки. Не первые не последние, Варюш. Я выкарабкаюсь, все будет хорошо.

— Тебе что-нибудь хочется? Привезти?

— Себя привози. А кроме тебя мне и не нужно ничего, — произносит это очень ласково.

Поджимаю губы, забираю руку из его хватки и кладу ему на щеку, глажу.

Ощущения совершенно другие. Болезненные. Все чувства сжимаются в комок.

— Миш, я квартиру сняла, — стараюсь говорить как можно мягче. — Я съехать хочу.

Муж зависает на несколько секунд, смотрит на меня непроницаемо:

— Нельзя, Варюш. Опасно.

— В смысле? — хмурюсь.

— Те люди, с которыми была стычка, плохие. Могут следить. Все знают, что ты моя жена, я боюсь, тебе небезопасно жить одной.

— Во что ты ввязался?

До этого тоже было много всего, но никогда это не касалось меня.

— Это моя жизнь, Варюш, — Миша стонет, пытаясь подняться повыше.

Я подхожу ближе и нажимаю на рычаг, койка плавно идет вверх.

— Детка, обещай, что не уйдешь. Я боюсь за тебя, — гладит меня по волосам. — Я так люблю тебя, девочка… Больше жизни. Ты мне нужна.

Внутри раздрай. Любовь к предателю, обида, жалость.

— Я останусь. На некоторое время, — вздыхаю. — Но это ничего не значит, Миш. Я все равно хочу развод. Я не смогу закрыть глаза на то, что было…

— Просто останься, — шепчет. — Ты спросила, хочется ли мне чего-нибудь. Поцелуй.

Тяжело вздыхаю.

— Я хочу всего один поцелуй. Пожалуйста.

— Миш… это не поможет… я не изменю своего решения.

— Просто один поцелуй.

Поджимаю губы:

— Ты же понимаешь, что это ничего не изменит, да?

— Я знаю, что еще не сделал ничего для того, чтобы ты простила меня. Считай это желанием умирающего.

Он берет меня за руку и тянет на себя.

— Какой бред, — вздыхаю. — Ты не умираешь. А я не смогу переступить через себя, прости.

Миша все-таки дергает меня на себя. Я спотыкаюсь о собственную ногу, потому что не ожидала этого.

Он целует меня. Просто в губы, не углубляет поцелуй. Секунда на осознание произошедшего, и я сразу же пытаюсь выпутаться.

— Кхм, — слышу позади себя, дергаюсь.

Все-таки мне удается разорвать поцелуй. Резко отстраняюсь от Миши, смотрю на него со злостью. Я не хотела этого поцелуя и добровольно бы мужа не поцеловала.

— Извините, что помешал, — произносит Булат без какого-либо намека на раскаяние.

Глава 17. Не в себе

Михаил

Лицо Булата непроницаемо.

На нем нет ничего. Ни одной эмоции. Он переводит взгляд с Варвары на меня.

— Детка, ты поезжай домой, хорошо? — говорю мягко жене.

— Хорошо, — кивает и забирает сумку, направляется к выходу. — Здравствуй, Булат.

Произносит тихо.

И от этого мягкого обращения к чужому мужику меня штормит. Вообще чужое мужское имя в ее устах звучит инородно.

Сразу же накрывает волна ревности по отношению к шефу. Датчики начинают пищать, выдавая мою злость. Давление поднимается.

— Здравствуй, Варвара, — отвечает Булат и бросает на мою жену короткий взгляд.

И нет в нем ничего, никакого интереса. Шеф просто отходит в сторону, освобождая проход, и пропускает Варю. Не рассматривает ее, не оценивает.

Но я вижу гораздо больше.

Встреча глаз, взгляд, в котором нечто большее, чем просто интерес. Мимика, которую никак не получается контролировать, выдает все эмоции, обнажает.

Вероятно, я параноик, возможно, я придумал все это. Но что-то мне подсказывает, что нихера. Тут нечто гораздо большее, просто Булат за годы научился скрывать свои эмоции, поэтому считывать его становится все сложнее и сложнее.

Варя уходит, а он подходит ближе. Не садится, остается стоять, глядя на меня сверху вниз.

— Врачи сказали, ты быстро пойдешь на поправку, — произносит спокойно.

— Я живучая тварь, — усмехаюсь через боль, но виду не подаю.

— Расскажешь, какого хера ты оказался там? — выгибает бровь.

— То есть вот твоя благодарность за то, что подставился вместо тебя? — кривлю рот в улыбке.

— Миша, тебе дали задание…

— Которое я успел выполнить как раз перед тем, как рванул к вам. Кстати, спасибо, что позвали, — мой голос сочится сарказмом.

— Фома, ты вынуждаешь меня отстранить тебя от дел, — Булат давит взглядом. — Ты нарушаешь мои указания, сам принимаешь решения. Скажи, зачем мне такой солдат?

Скриплю зубами:

— Ты знаешь, почему я так сделал. Одна ошибка, и ты отстранил меня. Я не согласен. Мое место возле тебя — прикрывать твою спину. Что я и делал.

— Я отправляю тебя в отпуск, Фома.

— Снова отстраняешь? — завожусь.

Ахметов качает головой и растирает лицо. Скорее всего, он и не ложился ночью.

— Как только заживет рана, я вернусь. Булат, я не могу сидеть без дела, — машинально пытаюсь встать, но боль не позволяет.

Морщусь, выравниваю дыхание.

— Ты вылечись сначала, — вздыхает шеф.

— Булат, — зову его тихо, — что будет дальше с Джамалом?

— Война, Фома. Ты же сам видел, что произошло. Он уже несколько раз через своих шестерок пытался отжать у меня бизнес. Теперь будет действовать более грязно. Тебе лучше залечь на дно. И жену свою тоже прикрой.

— Да. Я уже сказал Варе — лучше, чтобы она осталась в нашей квартире. Там безопасно.

— Она хотела уйти? — поднимает бровь. — Мне показалось, что у вас все наладилось.

Намекает на поцелуй.

— Хотела. Но кто ее отпустит? — усмехаюсь, игнорируя вторую фразу.

— Поправляйся, — говорит Булат и разворачивается, чтобы уйти.

— То, что я сказал тогда… — произношу ему в спину.

Ахметов замирает, но не поворачивается ко мне:

— Ты был не в себе, Фома. В агонии можно сказать и не такое.

Уходит, так и не дав мне договорить.

Нет, мой друг. Я был в себе. И мы оба это знаем.

Глава 18. Философия жизни

Варвара

— Я не хочу, чтобы ты ехала в цветочный, — выдает мне Миша, когда я ставлю перед ним тарелку супа.

Он еще очень слаб, поэтому я ухаживаю за ним: готовлю еду, перевязываю.

— Миш, мы это обсуждали неоднократно. Я не буду сидеть с тобой в четырех стенах. У меня есть работа, мне нужно ездить к маме, в конце концов, — начинаю заводиться.

Подобные разговоры уже порядком надоели. Миша всячески пытается уговорить меня не уходить от него, а я уже устала объяснять, что рано или поздно, но я это сделаю.

Я не смогу простить предательства. А про то, что было в клинике, и вовсе вспомнить страшно.

— Ты просто не понимаешь! — Миша повышает голос. — Люди Джамала снуют вокруг. А ты по городу ездишь абсолютно спокойно. Даже в головку свою маленькую мысль не можешь впустить о том, что выкрасть тебя — как нехер делать. По кругу пустят, жопу порвут!

Выходит из себя. Глаза красные, дышит тяжело.

От этой картины у меня мурашки по коже.

— Миш, нафига им я? Я не жена или девушка Булата. Я никто для него, и смысла впрягаться за меня нет — соответственно, и манипулировать мной бессмысленно. И еще, Миш… я тут сняла квартиру. Сделку оформили неофициально, поэтому никто не будет знать, куда я съеду.

— Ты опять за свое? — выходит из себя. — Я же говорил, это небезопасно!

— Сейчас — да. Но чуть позже, через недельку, я все равно уеду.

— Блять, Варя! — Миша откидывает ложку в сторону. — Даже Булат сказал не высовываться!

— Я надеюсь, он как можно скорее решит проблему с этим вашим Джамалом, — ляпаю я и тут же пугаюсь.

Резко поворачиваю голову к Мише, ожидая увидеть гримасу злости, но тот опускает взгляд в стол, глядя на свои пальцы, и спрашивает неожиданно тихо:

— Так сильно хочешь сбежать от меня?

Ноги не выдерживают напряжения, и я сажусь на стул напротив мужа.

— Я устала, Миш. Я просто больше не представляю нас вместе. Каждый раз, когда ты тянешься ко мне, касаешься, я думаю о том, ведешь ли ты себя так со всеми своими женщинами.

— Нет! Нет никаких других женщин, — качает головой. — Да и не было никогда. Так. Несерьезная херня.

Болезненно улыбаюсь.

— Были, Миш. И непременно еще будут.

Он кладет руку поверх моей:

— Не будет никого. Я обещаю тебе. Только ты и я. И, если захочешь, — наш маленький.

Дергаюсь, как от удара.

— Яйцеклетки уничтожили. Я подписала документы.

Теперь дергается лицо Миши, глаза его тускнеют.

— А ты как думал, Миш? — спрашиваю тихо. — Полагал, я сделаю вид, что ничего не было? Забуду? Я так не смогу…

Опускаю взгляд.

— Кстати, я давно хотела тебя спросить. Как ты познакомился с Булатом?

Миша невесело усмехается, в глазах никакого намека на веселье.

— Почему спрашиваешь?

— Не знаю. Просто интересно стало.

Вру. Но и себе объяснить истинные причины не могу.

Миша откидывается на спинку стула.

— Это было еще в начале двухтысячных. Я пошел в клуб с кентами, Четыре гниды, сидевшие за соседним столиком, начали доебываться до девочки. Ну не то чтобы девочки… да проститутка она обычная была. И вот тут нарисовался Булат. Он просто подошел к этой четверке и послал их на хуй. Ну и в итоге Булата выволокли на улицу, завязалась драка. Я, в общем-то, не моралист, но как-то не по мужски — четверо на одного - это дно. Поэтому поперся следом, а там месилово уже вовсю идет. Булат раскидывал их как щенков, я тоже вошел в раж и помог ему… Ну как помог…

Миша начинает смеяться, вспоминая то время, глаза загораются.

— Булат потом и меня отметелил, за компанию.

— Почему? — округляю глаза. — Ты же помочь хотел!

Миша как-то резко сникает.

— Это все из-за его папаши. Тот отбитый на башку был. Просто ради развлечения давал Булату разные задания и проверял его выносливость. Вот и эти четверо были заданием. А тут я… помог.

Делает пальцами кавычки.

— В общем, батя Булата тогда отпиздил его, но меня к себе взял. Сказал, что я буду правой рукой Булата, раз впрягся за него. Тот против не был. В общем, так оно и пошло.

— Ужас какой, — выдыхаю.

Даже представить себе не могу — один против четырех. Это же заведомо означает проигрыш.

— Да никакой не ужас, детка. Всего-то наша жизнь, — философски замечает Миша. — Именно поэтому я и прошу тебя остаться тут. Хотя бы до тех пор, пока все не уляжется.

Киваю, уже заранее зная, что все равно сделаю как наметила.

У меня стартовала новая история ❤️ присоединяйтесь ❤️

— Мам, я нашла у папы в телефоне твои фотографии.
— Наверное, это те фото, где я с тобой.
— Нет. Там фото с вашей свадьбы. И позже. Там, где ты беременная мной. Их очень много.
Сердце сжимается от боли так сильно, что становится тяжело дышать.
— Он до сих пор любит тебя, мам.

Тринадцать лет. Столько мы не в браке с Титовым. Любил ли он меня? Не знаю. Но страдать заставил: сложный развод, боль, одиночество. Последние годы мы сохраняли дружеский нейтралитет, пока однажды дочь не нашла папку с моими фото в телефоне отца…

https://litnet.com/shrt/un2r

Глава 19. Хозяйка

Варвара

Как и было обещано, через неделю я съезжаю на противоположный конец города. Ездить на работу теперь дальше в два раза, да и путь до хосписа увеличился.

Зато я смогла отстоять свое право на одинокую жизнь.

Я собрала все вещи, пока Михаила не было дома, и втихую вывезла их. Когда приехала за последней партией, муж вернулся.

— Не понял, — произносит сдавленно, глядя на то, как я качу по полу последний чемодан.

— Ну что ты не понял, Миш? — спрашиваю тихо. — Я ухожу.

Замираем с ним в коридоре. Он смотрит тяжело, лицо сереет прямо на глазах. Я закусываю щеку изнутри, опускаю взгляд в пол. Я снова жду, что нужно будет защищаться, снова готовлюсь к перепалке. Вместо этого Миша берет за ручку мой чемодан и говорит сдавленно:

— Поехали.

— Куда? — начинаю нервничать.

— Отвезу тебя в новую квартиру. Заодно посмотрю, что ты там сняла, — произносит устало, вымученно.

Поднимает чемодан, а я перехватываю мужа за руку.

— Ты что! Тебе нельзя поднимать тяжести!

Но он лишь отмахивается от меня и идет к лифту, абсолютно не обращая внимания на мои протесты. Спускаемся, он привычно открывает мне дверь, относит чемодан в багажник.

Называю адрес, он тут же вбивает его в навигаторе.

— Специально так далеко забралась? — спрашивает нейтрально.

— Нет, — голос подводит.

Мы оба знаем, что я вру. Район похуже, чем нынешний. Не криминальный, нет, просто там живут более простые семьи. Никакой элитной недвиги. Обычные панельные дома.

Едем молча, дальше Миша забирает чемодан и идет за мой. Открываю дверь, пропускаю мужа вперед. Он заходит, разувается, ставит чемодан возле тех, что я привезла ранее, бросает на меня тяжелый взгляд.

Проходит по скромной однушке, недовольно поджимает губы.

Как раз в это время соседи сверху начинают шуметь. Что-то падает, начинаются пьяные крики — идет бытовая разборка.

Миша поднимает взгляд к потолку, хмурится.

— Мне не нравится, что ты остановилась тут.

— Тебе и не должно нравиться, Миш, — говорю тихо. — Тут буду жить я, а не ты.

Он проходит на кухню, открывает шкафчики. Само собой, они пустые, я не успела закупить продуктов. Пара дверок на кухонном гарнитуре провисла, и Миша хмурясь, несколько раз открывает и закрывает их.

Подходит к крану, смотрит на него недовольно.

— Кран течет, — выдает он.

— Да. Хозяйка обещала поменять его в ближайшее время.

Идет дальше, в ванной все тоже подвергается досмотру.

— Бачок тоже подтекает.

— Правда? Я не видела.

Выходит обратно в коридор, где я стояла все это время, переминаясь с ноги на ногу.

— Чаю не предлагаю, Миш, — намекаю на то, что ему пора.

В тесном коридоре мы замираем. Мне очень… очень хочется прижаться к нему. Привычно забыться в этих объятиях, которые защитят от всего мира.

Но это обманчивая безопасность. Миша может как дать защиту, так и уничтожить.

— Предлагать тебе снять другое жилье нет смысла?

— Нет.

— Я буду оплачивать тебе квартиру, Варь. В нормальном районе города. Поближе к магазину и матери.

— Миш… — сглатываю, — тебе пора.

Кивает.

Уходит не прощаясь.

А я стекаю по стене. Тело будто разом лишается сил. Сижу какое-то время, успокаиваю ноющее сердце.

Не боли. Ну пожалуйста. Так будет лучше, правда. Это единственный правильный выход. Другого и быть не может.

После ухода Миши соседи какое-то время шумят, а потом быстро затихают. Резко прекращаются крики и шум.

Поднимаюсь на ноги, иду разбирать вещи в тишине. Делаю все медленно, нехотя. Уговариваю саму себя, что так правильно, что именно это мне и нужно.

А сердце… поболит и пройдет. От этого не умирают. Время вылечит.

Ближе к вечеру в дверь звонят. Сердце ухает вниз от страха. Сразу в голове вереница мыслей о том, что за мной пришли. Успокаиваю себя тем, что если бы кто-то пришел по мою душу, то явно не стал бы звонить в дверь.

Выхожу в коридор, смотрю в глазок. Там Миша.

Открываю дверь, и он тут же входит без приглашения. Идет на кухню, опускает на стол огромные пакеты.

— Разбери пока, — командует мне, а я слежу за всем, открыв рот. — И еще вот.

Ставит передо мной небольшой пакет с ланч-боксам. На пакете логотип известного в городе ресторана.

— Сидишь тут голодная, — бурчит себе под нос.

— Зачем, Миш? — спрашиваю сдавленно.

Он поднимает брови.

— Должна же ты что-то есть?

— Я бы сама сходила в магазин.

— Считай, что вместо тебя сходил я. Разложи-ка продукты, потом поедим. Жрать хочу зверски.

Ошарашенная, разбираю пакеты. Набор продуктов достаточно стандартный: овощи, фрукты, молочка. Рыба, мясо, соки, крупы и макароны.

Едим молча. Миша, как всегда, съедает свою порцию одним махом, буквально за минуту.

— Миш, тебе же нельзя таскать тяжести, ну зачем ты…

— Я здоров как бык, — отвечает как ни в чем не бывало.

Мужлан! Еще в грудь себя ударь!

Когда муж заканчивает с едой и выкидывает контейнер в мусорку, он подхватывает с пола пакет и уходит в ванную. Копошится там, матерится.

Тихонько заглядываю через дверь. Возится с унитазом, чинит.

Возвращаюсь на кухню, оседаю на стул, смотрю в одну точку перед собой.

Через некоторое время выходит Миша, лезет под раковину, крутит кран, снимает его, ставит новый. Кряхтит, снова матерится, но через двадцать минут выпрямляется, вытирает пот со лба. Переключается на створки кухонного гарнитура, выравнивает повисшие.

— Готово. Принимай, хозяйка, — улыбается, довольный собой.

— Миш… — слова застревают в глотке, голос садится.

Ну зачем он так?

— Сейчас, еще кое-что сделаю, — будто не замечая того, что я как поплывшая сижу на стуле, уходит.

Щелкает чем-то в коридоре, потом зовет меня.

— Я тут лампочку тебе поменял. На сто ватт поставил, а то предыдущая еле светила, аж в глазах рябило.

Глава 20. Спортивный интерес

Михаил

— Фома! — меня трясут. — Фома, блять!

— Иди нахер, — бормочу бессвязно.

— Слышь?!

— Погляди на него! Да он в драбадан!

— Он из этого драбадана уже третий день не вылазит.

— Спился наш Фома, парни.

Резко сажусь на диване, распахиваю глаза и рявкаю на пацанов:

— А ну ша отсюда! Хер ли вам надо, пиздюки?!

Хотя какие они пиздюки? Тут шкафы пошире, чем я. Молодые разве что, дурные.

Ворон нависает надо мной, еще двое за его спиной.

— Фома, Булат приказал найти тебя. Он ждет у себя.

— Сейчас буду. Съебитесь, а? Хорош пялиться.

Пацаны угорают, а я привычно ползу в душ. Тело каменное, мышцы затекли от сна на неудобном диване, вообще никакие. Еще бы. Я больше недели сплю в своем кабинете.

Домой не хочу.

Там нет ее. А без нее это и не дом вовсе. Так, клетка с четырьмя стенами и крышей. Ну вот нахер мне туда? А поспать я и тут могу.

Снимаю мятую грязную шмотку, моюсь, надеваю чистые джинсы и футболку, затем двигаю к Булату.

Встречает меня секретарша.

— К Булату Азаматовичу пока нельзя, можете присесть на диван.

— Мне сказали, он ждет меня, — смотрю пристально.

Но девка и бровью не ведет, лицо не выражает ничего.

— Он ждал вас час назад. Теперь вы подождите его. У господина Ахметова посетитель.

Мой косяк.

Залипаю в телефоне на кожаном диване приемной, когда из кабинета шефа выходит женщина. Лет тридцать пять. Статная, красивая, строгая.

— Всего доброго, — нейтрально говорит секретарше, та вежливо прощается с ней.

На меня же цыпа бросает пренебрежительный взгляд. Знаю-знаю, я помятый, в не совсем презентабельном внешнем виде, но блять! Задевает.

Выгибаю бровь, оцениваю ее фигуру, даже не пытаясь делать это незаметно. Дамочка выпячивает грудь — уверенную троечку, наверняка сделанную, выгибает жопу. А жопа у нее… хороша!

Дергает уголок губ в хитрой ухмылке и скрывается за дверью.

Куда пошла, цыпа? Нехорошо так смотреть на мужика и сразу сбегать. У мужика потом синие яйца и зашкаливающее либидо. Нагнуть бы ее над раковиной в сортире да войти до упора, чтоб сиськи силиконовые тряслись как мячи…

— Фома! — зовет Булат, и я дергаюсь.

Блять… вот это меня понесло.

Ахметов качает головой, явно видел, куда я смотрел. Ведет подбородком — мол, заходи, и я иду за шефом, без приглашения опускаюсь в кресло.

Булат тоже садится за свой стол, растирает лицо руками. Сейчас от Булата много зависит, на его плечи легло многое, и он выглядит уставшим.

— Фома, я знаю, что отправил тебя в отпуск, но это не значит, что ты должен все свободное время топить себя в водке.

Сжимаю до скрежета зубы.

— Ты хоть понимаешь, как это выглядит со стороны? — спрашивает спокойно, не пытаясь меня высмеять. — Мое доверенное лицо жрет алкашку не просыхая у меня под боком.

— Плохой пример подаю? — усмехаюсь.

— Мы не в школе, а ты не учитель, чтобы подавать пример. Тут вопрос в другом: ты гадишь у меня под носом. Хочется тебе нажраться в говно — поезжай домой и жри там. Тем более, как я понял, теперь этого никто не увидит.

— Откуда знаешь, что Варя ушла? — сердце запускается как реактор, кровь заливает глаза.

Булат снова качает головой, недовольный мной.

— Сам мне рассказал, не помнишь?

— Нет, — потому что я не говорил ему ничего.

Ахметов бьет кулаком по столу и повышает голос:

— Это потому что жрать меньше надо! Упиваешься до поросячьего визга, официанток пугаешь, в блевотине своей просыпаешься! И все это в моем ресторане!

— Не могу я дома, Булат, — говорю устало. — Там нет никого.

— А тебе обязательно публика нужна, чтобы нажраться как свинья? — кривится.

— Ты знаешь, что я не об этом. Вари нет. Там не дом, а просто пустая коробка. Прихожу — и выть хочется.

Достает сигареты, закуривает.

— Так мне пожалеть тебя? Сопли вытереть?

— Я соберусь.

— Я слышал, блять, это! Слышал уже сотню раз! — орет на меня.

Молчу. Сказать нечего. Сам знаю, что проебываю все. Иду не по тому пути. А остановиться не могу.

— Значит так, Фома. Отпуск твой с завтрашнего дня закончен. Выходишь наравне со всеми. Еще один косяк — и не обессудь, Миша, но ты окажешься за бортом. У меня сейчас и так дохера проблем, чтобы еще с твоей задницей возиться.

— Джамал?

— Ну а кто?!

— Мне казалось, он притих.

— Вот именно, — переключается и говорит задумчиво.

— И что не так?

— То, что это плохо. Если залег на дно, значит, придумывает что-то. Ты мне нужен, Фома. Али один не вывозит.

— Понял шеф, считай, я уже собрался.

— Все, иди с глаз моих.

Встаю и направляюсь к выходу. Останавливаюсь, оборачиваюсь.

— Булат, а кто та баба, которая вышла от тебя?

— Нахера тебе? — хмурится.

— Ну… — а и правда, нахера? — Так, спортивный интерес.

Спортивно-выебательный, я бы сказал.

— Бля-ать, — тянет Булат, откидываясь на спинку кресла. — Ты за старое?

— Я ж теперь один вроде как.

Ахметов смотрит на меня так, будто не верит, что я это и вправду это говорю. Сука-совесть грызет меня изнутри, жалит ядом.

— Съебись, а, — бросает мне устало.

Ну нет так нет.

Ухожу в кабинет, забираю телефон с ключами, еду в бар. Раз нельзя бухать в ресторане, буду бухать в другом месте. У меня как-никак последний день отпуска. А еще вина, которая дышать мешает. А мне надо дышать, иначе не выживу.

Глава 21. Прощание

Варвара

— Состояние вашей матери стабильно тяжелое.

— Может, ей что-то нужно? Я не знаю… питание…

Врач тут же спешит поднять руки.

— Нет-нет. Я же говорил вам — обо всем уже позаботились, Варвара Леонидовна.

Миша, конечно… кто ж еще. Спасибо ему огромное за это.

— Так что вашей матери ничего не требуется. Мы обеспечиваем ей полноценный уход и сиделку.

Да… наверное, поэтому она протянула так долго.

Как только она впала в кому, врачи давали ей несколько дней, максимум неделю. А прошел месяц. Она даже стала открывать глаза, но буквально на несколько минут.

До боли заламываю пальцы и облизываю сухие губы.

— Скажите, она понимает что-то, когда приходит в себя?

— Сложно сказать, Варвара Леонидовна, — доктор разводит руками. — На команды моргнуть, попытаться сжать кисть или пошевелить пальцем она не реагирует.

— Ясно.

— Я могу еще что-то для вас сделать?

— Нет. Спасибо вам. Я немного побуду с мамой и поеду.

— Конечно.

Врач тихо уходит, не давая никаких прогнозов или обещаний. Они уже неуместны. Это финишная прямая, дорога в один конец.

Кутаюсь в кардиган, потому что последние дни я жутко мерзну, и сажусь на стул рядом с мамой. Беру ее руку, перебираю пальцы. Жизнь уходит из мамы с каждым днем все быстрее и быстрее.

Это так странно.

Каждый раз, когда у меня звонит телефон, я ловлю себя на мысли — а не лечащий ли это врач моей мамы? Ведь рано или поздно такой звонок случится.

Однажды мне позвонят и скажут, что все… и я поеду. Забирать маму.

Но каждый раз, когда я вижу на экране телефона незнакомый номер, номер девчонок из цветочного или номер Миши, я выдыхаю.

А потом задумываюсь, не малодушно ли это. Ну вот она есть рядом, моя мама. Хотя сложно сказать, что она действительно есть. Нет там больше мамы. Осталась оболочка, тело. Возможно, внутри, без малейшей возможности произнести хоть слово, мама мучается.

И хочет избавиться от этих мук. Уйти в мир, где все хорошо, где нет боли. Где папа молодой, вечно улыбающийся и повторяющий ей каждый день слова о любви. Где бабуля. Обнимет ее, прижмет к себе. Пригладит непослушные кудряшки.

— Мам, я хочу сказать тебе праву, — слезы текут по щекам и капают на толстые нити вязаного кардигана. — Я ушла от Миши. Не получилось у нас с ним, мам. Так бывает. Люди сходятся, расходятся. И с ребенком не вышло ничего.

Облизываю соленые губы, выдыхаю, когда болючий спазм стягивает грудь.

— Я сняла квартиру. Она небольшая, но уютная. Мне хорошо в ней. Один раз соседи шумели, но после этого настала тишина. Поначалу одной было страшно, а потом я привыкла. Хожу на работу. Решила как-то приготовить пирожки с картошкой по рецепту бабули, но получились кирпичи, — смеюсь сквозь слезы. — Миша давился, но ел. Говорил, что не пробовал ничего вкуснее. Врал, конечно… твои и бабулины куда лучше. Я познакомилась с соседкой с первого этажа. Прелестная дама. У нее маленькая собачонка, которую она таскает вечно с собой. Ее зовут Матильда. Собаку, в смысле, а не соседку. Елена Витольдовна говорит, что это болонка, но, как по мне, дворняга обычная. Но кто я такая, чтобы спорить? Вот думаю теперь — может, тоже собаку завести? Или кошку?

Все лицо мокрое, обтираюсь широкой футболкой, потому что такими темпами подо мной соберется лужа.

— Еще я решила пойти на курсы вождения. Я же теперь самостоятельная, — сглатываю. — Так что, мамуль… ты не переживай за меня. Я смогу. Я все смогу. И постоять за себя, и принимать решения. Быть одной не страшно. Страшно, когда вокруг тебя куча людей, а обнять некому. Рассказать о своей боли некому. А я… я переживу все невзгоды и обязательно стану счастливой. Найду мужчину, который полюбит меня и будет мне верен. Рожу ему ребенка. Одного или с десяток, тут уж как получится. Так что, мамочка… не волнуйся за меня. И знай, что я очень тебя люблю. Ты самая лучшая мама на свете! Я всегда буду помнить твои руки и тепло. Твою поддержку, то, как ты болела за меня. Ты всегда верила в меня. И я обещаю: не подведу тебя. Я стану счастливой, мама.

Целую мамину холодную ладошку. Сижу рядом с ней под писк датчиков. Ухожу не сразу, чего жду, сама не знаю.

Сил идти домой нет, поэтому я выхожу на улицу и устраиваюсь на лавочке перед онкоцентром.

Рядом со мной кто-то садится.

— Чего воешь? — спрашивает женщина лет пятидесяти. — Из твоих там кто-то? Или ты сама… того?

— Мама там.

— А я вот на проверку пришла. Ремиссия у меня. А так рак груди был. Спасли.

— Это здорово. Рада за вас, — говорю искренне.

— Знаешь, через что прошла? Вспомнить страшно. Даже в село одно на край света ездила. К знахарке. Бабка Прасковья. Она помогла. Может, и матери твоей съездить? Целительница сильная. Вот сейчас тебе рассказываю, вспоминаю, а у самой мурашки по коже.

— Маме поздно уже…

— Да? Как жаль, деточка… как жаль…

Женщина достает из сумочки стопку с бумагами, перебирает их и отрывает кусочек, чиркает на нем что-то.

— Вот, держи, это адрес. Не Прасковьи, нет. Людей, у которых я жила, когда она работала со мной. Прасковья такая… еще не каждого возьмет. Но ты сохрани адресок, авось пригодится. Ехать, конечно, считай, на край света, к заповеднику, но ради благого дела чего ж не съездить? Ну бывай, деточка… счастливо.

Вкладывает мне листок в ладонь, я сминаю его не читая и убираю в карман кардигана.

— Спасибо.

В тумане возвращаюсь домой. Под дверью квартиры спит пьяный Миша.

Растираю лицо ладонями, поднимаю глаза, будто кто-то наверху может меня увидеть и пожалеть. Вздыхаю и заволакиваю тушу мужа в квартиру.

Глава 22. Пропасть

Варвара

У Миши безостановочно звонит телефон. Засовываю руку в карман его джинсов и достаю смартфон. Звонит Булат.

— Алло.

— Варвара? — спрашивает удивленно.

— Да, привет.

— Где Миша?

— Тут он, — смотрю на бессознательную тушку, лежащую в коридоре.

Затянуть его тело в коридор — это все, на что меня хватило. Дальше тащить попросту не осталось сил. Я подложила ему под голову подушку и накинула плед.

— Я взяла трубку вместо него, потому что телефон трезвонит и трезвонит, а Миша спит.

— Пьяный? — сразу же догадывается Булат.

— Мертвецки.

— Я сейчас приеду, заберу его.

— Спасибо.

Я действительно благодарна шефу Миши, потому что мне сейчас не до мужа. Я понимаю, почему он пьет. В процессе он постоянно звонит и пишет мне. Устраивает пьяные исповеди, и с каждым разом это все сильнее и сильнее напрягает меня.

Честно пыталась донести до Миши, что пить это не выход, но все как об стенку горох. А сейчас все мои мысли только о матери. Мне не до боли мужа, которую он топит в алкоголе, у меня своя боль, и он, к сожалению, не может ее разделить со мной.

Булат приезжает буквально через двадцать минут. Запоздало приходит мысль, что он не спросил мой адрес, но, наверное, Миша говорил ему, так что вопрос снимается сам собой.

Ахметов один. Заходит в коридор, рассматривает мирно спящего на полу Мишу, переводит взгляд на меня, выгибает бровь.

— Это ты его сюда отселила? — спрашивает с неожиданными нотками веселья.

— Я вернулась вчера, а он спал под дверью, — пожимаю плечами. — Все, на что меня хватило, это вот — затащить его в коридор, дальше не смогла.

— Ясно. Как дела, Варвара? — спрашивает серьезно, выжигая все веселье. — Глаза красные. Выглядишь не очень.

Усмехаюсь невесело.

— Ты делаешь ужасные комплименты женщинам, знаешь? Наверное, поэтому у тебя нет жены?

Булат хмурится:

— У меня нет жены, потому что женщина рядом со мной постоянно будет под ударом, — взгляд его расфокусируется, будто он вспоминает что-то, но быстро берет себя в руки. — Так что с глазами? Это из-за Фомы?

— А? Нет. Мама… она…

— Она в хосписе, я знаю.

— Миша говорил, да? — спрашиваю растерянно. — Маме хуже день ото дня, я вчера прощалась с ней, так что… вот…

— Мне жаль.

— Да.

Булат садится рядом с Мишей и начинает его тормошить. Я ухожу — не хочу на это смотреть.

Иду на кухню, ставлю турку на огонь и принимаюсь варить кофе. В последнее время завтракать совсем нет желания, но я заставляю себя сделать бутерброды. Я же обещала маме, что возьму жизнь в свои руки. Надо приступать.

— Варвара, — дергаюсь от голоса тихо вошедшего Булата.

— Да?

— Миша в умате. Я позвонил ребятам, чтобы подъехали и увезли его.

— Звучит так, будто это не мой муж, а старый холодильник, — усмехаюсь вслух.

— Сейчас это так и есть, — разводит руками. — Не против, если я подожду их тут?

— Без проблем. Кофе будешь?

— Буду.

Достаю горячие бутерброды из духовки, разливаю кофе по чашкам, расставляю все на столе.

— Прости, чего-то посущественнее нет. Времени не хватает готовить.

— Или желания.

— Или желания. Но я исправлюсь. Я обещала матери, — говорю тихо и сажусь напротив него.

— Что еще обещала? — спрашивает Булат, придвигая чашку к себе и отпивая кофе.

— Что счастливой стану. Водить научусь. Собаку заведу. Мужчину достойного найду и детей ему рожу.

— Хороший план, — снова проблески улыбки, которая преображает лицо этого мужлана.

Настолько, что я даже зависаю на нем взглядом с поднесенным ко рту бутербродом в руке.

Такой странный разговор. Будто мы самые близкие друзья. Как будто я могу рассказать ему все и знаю, что получу в ответ поддержку — и даже больше.

Хотя мы никто друг другу. Мы и видимся раз в пятилетку. При разговоре с Булатом нет внутреннего выбора: открываться или нет. Это происходит автоматически, очень органично.

С Мишей все иначе. Он вгрызается в подкорку, выпытывает, выясняет как сыщик.

Выныриваю из мыслей и поднимаю взгляд на Булата. Он смотрит на меня. Куда-то очень глубоко, будто видит больше, чем есть на поверхности. От этого внимания мне не по себе, я опускаю глаза.

— У меня есть конфеты. Хочешь?

Чтобы разорвать нить между нами, поднимаюсь со своего места и иду к шкафам, достаю большой пакет с конфетами, которые привез как-то Миша.

Несу его к столу, но пакет рвется,конфеты рассыпаются по полу.

— Вот черт, — становлюсь на колени и принимаюсь собирать их.

— Я помогу, — Булат тоже опускается на пол и начинает подавать мне конфеты со своей стороны.

Я не знаю, в какой момент все меняется. В какой миг мы оказываемся друг напротив друга. Близко. Так, что можно почувствовать чужое дыхание. Увидеть свое отражение в его глазах и даже понять, что оно красиво.

Огромные глаза, в которых шок, приоткрытый рот.

А потом он набрасывается на меня.

Это даже не поцелуй. Это война. С самим собой, со мной. С этим странным чувством, которое очень сложно понять.

Широкая ладонь Булата ложится мне на затылок и крепко фиксирует голову. Вторая рука до боли сжимает мою талию, вминая в широкую грудь. А губы… Господи, что он творит. Впивается в мой рот, кусает губы.

Сердце грохочет, как залповые ракеты, отсчитывая удары, превращая их в шум в ушах.

Я инстинктивно кладу руки на огромные плечи Булата, чтобы не упасть, запоздало понимая: я и не упала бы вовсе. Потому что держит он меня так, будто я вишу над пропастью.

И я определенно там. Парю где-то высоко над землей. Но вот какое дело — падение неизбежно.

Я вдыхаю незнакомый запах, по сути, чужого мужчины. Он проникает куда-то глубже. Под кожу, в кровь. Растекается по телу, забирает дыхание, заставляет голову кружиться.

Это очень болезненный поцелуй. В нем нет романтики, нежности и чувственности. В нем борьба, сила, нужда.

Глава 23. Мужчина

Варвара

Мама умерла промозглым осенним днем.

Еще вчера было лето, было тепло и хорошо. А сегодня я бреду в больницу, пиная ногами желтые кленовые листья, которые ни в чем не виноваты.

Ни в том, что мама ушла. Ни в том, что теперь я осталась одна. Сиротой. Ни в том, что, кажется, я потеряла себя.

После поцелуя с Булатом прошла пара недель.

Он не давал знать о себе. Исчез, будто его и не было в моей крошечной квартире никогда.

Иногда, сидя в темноте и тишине квартиры, я вспоминаю наш поцелуй. И чем больше проходит времени, тем чаще я думаю о том, что он был плодом моего воображения.

Ну не мог целовать меня шеф моего будущего бывшего мужа.

Я видела его девушек. Длинноногие брюнетки с волосами до пояса. Рыжие кучерявые знойные красавицы. Мне до них как до луны. Я не вышла ни ростом, ни фигурой, ни волосами.

Я не прибедняюсь. Просто моя красота неприметная. Вся я обыкновенная, во мне нет изысканности или харизмы. Очередное симпатичное лицо в толпе, каких тысячи.

Миша приезжал несколько раз. Я аккуратно попыталась узнать у него, как обстановка на работе. Миша отмахивался, говорил что-то в духе того, что у Булата работы выше крыши, и все в этом роде.

Естественно, Булат не рассказал ничего моему мужу, и за это я благодарна ему.

Привычно захожу в онкоцентр. Теперь уже в последний раз. Из палаты забираю мамины вещи, которые были с ней в последние месяцы. Аккуратно укладываю икону, заворачивая ее в одежду, чтобы не разбилось стекло.

В палату заходит лечащий врач мамы, рассказывает мне, как это произошло, сухими медицинскими терминами, до которых мне больше нет никакого дела.

— Тело в морге?

— Да. Завтра можете забрать.

— Спасибо.

Иду пешком в сторону дома. Небо затянуто серой дымкой, накрапывает дождь. Температура не радует.

Забегаю под козырек остановки и сажусь на лавочку. Тупо смотрю перед собой. Проезжают машины. Люди снуют туда-сюда. Стоят, сидят, ждут. Потом забираются в автобусы и троллейбусы и уезжают. На их место приходят новые.

Машины окатывают тротуары дождевой водой. Люди ругаются, машут кулаками.

У бабульки ветром вывернуло зонт, и она, вместо того чтобы завернуть его обратно, просто бьет им по фонарному столбу.

Темнеет.

Надо ехать домой.

Надо. Но я просто сижу. Перед остановкой останавливается машина. Из нее выходит мужчина и открывает зонт, чтобы дождь не замочил его дорогой пиджак.

Он подходит ко мне, протягивает руку и говорит:

— Пойдем со мной.

Я вкладываю свою ледяную замерзшую ладонь в его горячую, шершавую, даже грубую, и поднимаюсь.

Мужчина прижимает меня к себе, чтобы капли не попали на меня, и подводит к автомобилю. Открывает дверь, сажает внутрь, пристегивает. Вытаскивает из держателя стакан и обжимает его моими пальцами, командует:

— Пей.

И я пью. Чай с мятой и лимоном. Очень яркий, по-летнему вкусный и абсолютно диссонирующий с сегодняшним днем, который забрал мою маму.

Мужчина садится на водительское место, выруливает на проспект.

Едет непривычно медленно, неспешно, и я успеваю пригреться в комфортном салоне, даже прикрываю глаза. Мне тепло и обманчиво хорошо.

Мне кажется, что он проезжает по улицам города по несколько раз. А может, мне это только представляется. Я не против. Я не хочу сейчас домой. Не смогу быть одна.

Не сегодня.

Потом — завтра, послезавтра, через неделю и месяц — да. А вот сегодня нет.

На перекрестках из-под опущенных век я поглядываю на блики, которые появляются на мокром стекле автомобиля, рисуя в голове причудливые силуэты деревьев и облаков.

Плакать не хочется. Я выплакала все давно. В день, когда маме поставили диагноз. После первой операции. После первого сеанса химиотерапии. После того, как она впала в кому.

А сейчас зачем реветь?

Все, отмучилась. Теперь она в лучшем мире. Упокой Господь ее душу.

Машина останавливается, а я не двигаюсь с места, все разглядываю кляксы из дождевых капель.

Мужчина открывает дверь с моей стороны и поднимает меня на руки. Я утыкаюсь носом ему в шею и закрываю глаза. Тепло. Хорошо. Спокойно.

Он несет меня наверх, открывает дверь квартиры, разувает меня, снимает с плеч мокрую куртку и шарф, причем останавливаться не собирается.

— Я сама, — говорю тихо и иду в спальню.

Дверь не закрываю, просто захожу за дверцу шкафа и переодеваюсь в теплую пижаму. Падаю на кровать, заворачиваясь в кокон из одеяла.

Мужчина заходит в комнату и протягивает мне стакан.

— Это успокоительное. Выпей.

Выпиваю все до последней капли и ложусь обратно на подушку.

Он сидит у меня в ногах. Локти на коленях, руки обхватили голову.

Глаза слипаются.

— Спасибо тебе, Булат.

Он поднимает голову, кивает и встает.

— Не уходи, — шепчу из последних сил.

Булат медленно прикрывает глаза:

— Не уйду, Варя.

Садится в кресло у моей кровати, и я засыпаю.

Глава 24. Моральные принципы

Булат

— Вы просили сказать, когда это случится. Мать Варвары Леонидовны скончалась.

— Спасибо, что сообщили.

— Я могу еще что-то для вас сделать? — спрашивает врач.

— Да что уж тут сделаешь, — произношу тихо и отключаюсь.

До города три сотни километров. Дел тут еще дохера. С будущими партнерами не решили ничего окончательно. А мне их помощь очень нужна. Особенно в войне против Джамала.

— Али! — подзываю своего поверенного. — Будешь за меня. Ты все знаешь. Мне надо уехать.

— Булат! — смотрит на меня охреневше.

— Я верю тебе, как себе. Давай, брат. Вперед.

— Ну ты даешь, шеф… Охрану возьми!

— Возьму.

Прошу водителя поднажать, чтобы как можно скорее оказаться в городе. Охранник косится на меня, но спрашивать не осмеливается.

Набираю Фому — там тишина.

Так, блять… ненадолго его хватило, да?

Собираюсь позвонить его секретарше, но запоздало вспоминаю, что уволил ее. За каким хреном вообще Фоме секретарша? Дохера занятой?

Набираю номер одного из парней, что остался в городе.

— Слушаю, Булат Азаматович.

— Фому мне найди.

— Дык… а чего его искать-то. В кабинете он, — голос напряженный.

— Бухой?

— Да. И не один.

— С кем?

— Баба какая-то. Первый раз видел ее.

Башка начинает болеть. Шумно выдыхаю и качаю головой. Видит бог, мне не хочется этого делать. Фома действительно был верным солдатом. Но я не нянька, и у нас тут не конкурс самодеятельности, чтобы выделывать такие фортеля.

У нас война с Джамалом, а Фома страдает хуйней.

У его жены мать умерла, а он в это время ебет другую. А потом опять будет говорить о любви. И о том, что Варвара у него одна-единственная на целом свете.

Мерзко.

Хочется проблеваться от осознания того, как он с ней.

Когда въезжаем в город, велю сразу ехать к онкоцентру. Заряжает мерзкий осенний дождь.

На светофоре замечаю фигуру Вари. Она сидит на остановке и смотрит в одну точку. Одета неважно, слишком легко для такой погоды.

— Пацаны, остановите.

Парни тут же тормозят.

— Свободны, — говорю я, и они переглядываются, но сидят на своих местах. — Что-то непонятно? Или прически намочить боитесь?

— Нет, шеф, — отвечают наперебой и сваливают.

Я выхожу из тачки, покупаю в ларьке чай и ставлю его в подстаканник. Иду за Варей. Она поддается, идет со мной послушно. А потом так же послушно пьет чай, греет тонкие пальцы о бумажный стаканчик и рассеянно смотрит в стекло перед собой.

Смерть давно не пугает меня. Рано или поздно это случится с каждым из нас. Это неизбежность. Глупо бояться того, что не можешь изменить.

Варя сидит тихо, а я едва ли не впервые в жизни не имею понятия, что делать дальше.

Катаюсь по городу, потом привожу ее к ней домой. Я попросил одного из своих парней приглядывать за Варей. Мало ли. Поэтому адрес знаю, тем более уже был тут.

В квартире Варя уходит в спальню и засыпает мгновенно.

Я, как и обещал ей, сижу рядом. Не отхожу. Не могу оставить ее одну.

Судя по состоянию Вари, вряд ли она занималась организацией похорон, поэтому выхожу на кухню, ставлю вариться кофе и звоню по нескольким номерам. Договариваюсь о похоронах и поминках.

Сажусь на скрипучий табурет и смотрю перед собой. Спать не хочется. Хочется подойти к Варваре и лечь рядом с ней. Обнять со спины, уткнуться носом в мягкие волосы.

Сделать так я не могу.

Не только по моральным принципам, срать мне теперь на них.

Варваре нельзя в мою жизнь. В ней кровь, запах пороха и холодная земля. Варе нужно другое. Что-то светлое, настоящее. Все, как она и хотела: собака, дом, любимый муж, дети.

Ничего из этого я ей дать не могу.

У меня даже собака — и та пережила такое, что мне самому вспоминать страшно. Годы боев, избиения. Все мы: я, Фома, даже Лайла неправильные и неподходящие для этой девочки.

Утро застает меня за остывшим кофе. Зверски хочется курить, аж на стену лезу, но терплю. Оставить ее боюсь и курить в ее доме не хочу. Ей дышать потом этим. Нахера травить?

— Я думала ты мне приснился. — Вскидываюсь и резко оборачиваюсь.

Рядом с ней я теряю контроль. Даже не слышал, как Варя встала.

Она проходит мимо, садится на стул и забирает мою чашку. Заглядывает внутрь, отпивает, морщится.

— Жуть.

— Мне жаль...

— Переживу, — вздыхает.

— Мне жаль, что твоя мать умерла. Соболезную твоей потере. Наверняка она была хорошей женщиной.

— Самой лучшей, — Варя улыбается краешками губ. — А где твоя мама?

— Там же, где и твоя, — поднимаю глаза к потолку.

Варя хмурится.

— Что произошло?

— Ее убили, — отвечаю спокойно.

Это давно пережитая потеря, которая отдает только ноющей болью в области сердца.

— Как? — ахает Варя.

— Ее похитил конкурент отца. Требовал выкуп.

— Отец заплатил?

— Заплатил. Но это не вернуло ее.

Может, он поэтому и стал таким жестоким?

Варя закрывает рот ладонью и бормочет сквозь нее:

— Господи, прости, пожалуйста. Твой отец наверняка отомстил за нее?

— Нет. — Варя округляет глаза. — Отомстил я. Собственноручно вырезал сердце у каждого, кто был причастен к ее смерти.

Мне ни к чему скрывать. Это я. Тогда я не мог иначе и спустя много лет понимаю, что не изменил бы своего решения.

Мы снова замолкаем, Варя явно ошарашена и больше не спрашивает ничего. Очухивается она через некоторое время. Бьет ладонями по коленям.

— Господи! Я даже не сделала ничего для организации похорон.

— Успокойся, я все сделал. Похороны сегодня в двенадцать. Поминки в час дня.

— Но… почему? — спрашивает тихо.

— Потому что не могу иначе. Собирайся. Я съезжу домой, переоденусь и вернусь через два часа, заберу тебя.

Поднимаюсь, Варя вскакивает следом.

— Булат, мне даже на поминки позвать некого. Все подруги мамы за тысячу километров, а тут она ни с кем не дружила.

Глава 25. Новое предательство

Варвара

Время течет катастрофически неправильно. Медленно.

Я жду, чтобы этот день скорее закончился, но часы показывают лишь девять утра.

Я умываюсь, надеваю черную водолазку и черные брюки, волосы собираю в пучок, накидываю черный платок и открываю телефонную книгу.

Звоню подругам мамы, нашим соседям. Девочкам из цветочного. Предупреждаю их, что меня не будет некоторое время.

Набираю номер Миши. Но он не берет трубку. Не отвечает ни на первый звонок, ни на второй.

Проверяю журнал вызовов. Он не звонил и не писал вчера. Последний наш разговор состоялся четыре дня назад.

Я не успеваю подумать об этом, потому что возвращается Булат.

Он весь в черном. Черные брюки и рубашка, черный шерстяной пиджак. Выглядит грозно, но былого страха в отношении этого мужчины у меня нет. От него не осталось и следа.

Булат холоден, жесток, хмур. Он не пытается казаться тем, кем не является. И это подкупает.

Ахметов окидывает меня взглядом, но я быстро отвожу глаза и иду за ним по лестнице вниз.

В машине нас четверо — впереди сидят двое из охраны. Парни соболезнуют мне, но не более. Не отвлекаются от дороги, ну а мы с Булатом молчим.

Дальше все происходит быстро. Морг, кладбище.

Я не вижу людей, не чувствую холода. У меня вообще нет эмоций. Батюшка читает молитву, и гроб засыпают землей.

Практически сразу все расходятся, остаемся только мы с Булатом и двое охранников, которые стоят поодаль.

— Мне кажется, мама хотела бы, чтобы я похоронила ее в нашем родном городе.

— Это всего лишь тело, Варвара. Ему уже все равно, где покоиться.

Жестоко, но правдиво.

— Миши не было, — говорю тихо.

— Не было.

— Не знаешь, где он? Я не могла до него сегодня дозвониться.

— Нет, Варя, — спокойно отвечает Булат. — В ресторане его нет.

— Ладно. Просто он еще вроде как мой муж. И помогал мне с мамой, когда та болела. Не чужой человек…

— Я понимаю. Поехали, Варвара. Дождь начинается.

— Да-да. Поехали.

Больше с Булатом мы не разговариваем. Всю дорогу до кафе, где будут проходить поминки, молчим.

Я благодарна Булату за то, что поминки происходят не в каком-нибудь пафосном месте, а в обычном кафе, которое специализируется на поминальных обедах. Тут все очень просто, но вкусно.

Людей немного. В основном это ребята Булата, около десяти человек. Почти всех я знаю. Еще трое — мои девочки из цветочного.

Едим, выпиваем. Булат отказывается от алкоголя.

— Почему ты не пьешь? — спрашиваю тихо. — Это из-за того, что ты мусульманин?

Черт, зря я, наверное, лезу куда не надо. Это вообще не мое дело. Опускаю лицо в тарелку и принимаюсь ковырять картофельное пюре. Но Булат отвечает с охотой:

— Нет. Будь я ортодоксальным мусульманином, соблюдающим Шариат, тем, кто ежедневно читает намаз, тогда да, мне было бы запрещено пить алкоголь. Но я не держу пост. Молитвы знаю, но не молюсь, так что, по сути, могу выпить. За моей спиной такое количество грехов, что алкоголь — самый безобидный из них.

— Тем не менее ты не пьешь.

— Мне не нравится состояние, когда я не могу контролировать ситуацию.

— Короче, напиться и забыться это не твоя история, — улыбаюсь уголками губ.

— Не моя. И у своих людей я не приветствую алкогольные загулы.

— А как же Миша? — выгибаю бровь. — Он уже неоднократно напивался до бессознательного состояния.

Ахметов хмурится, вертит в руках ложку.

— Я пока не решил, что делать с Фомой.

— Наверное, оно и к лучшему, если ты дашь ему вольную. Может быть, на свободе он перебесится, откроет какое-нибудь дело и бросит пить.

Поднимаю взгляд на Булата, но тот смотрит на меня непроницаемо, как будто я сказала что-то не то.

Обдумать это я не успеваю, потому что открывается дверь и входит Миша. Весь помятый, волосы в беспорядке. Ощущение такое, будто он пил несколько дней и только сейчас пришел в себя.

На его руке висит девушка.

В помещении тихо, поэтому все слышат их диалог.

— Мишань, ты же сказал, что мы едем в ресторан, — ноет девушка.

— Кто ж знал, бейба. Мне скинули смс — быть там-то, вот я и приехал.

Миша осматривает наш стол. Парни бросают короткие взгляды на меня и опускают их в тарелки. Девчонки тут же начинают перешептываться.

А я просто сижу как прибитая к стулу.

— Варя? — Миша открывает в удивлении рот. — А что ты тут?.. Кто-то умер? Че за хрень?

Я не нахожу в себе сил на то, чтобы ответить, просто смотрю на человека, которого когда-то любила. Который был дорог мне.

А сегодня этот человек приходит на поминки моей матери со своей любовницей.

Булат поднимается и быстро подходит к Мише.

— Фома, свали нахрен. Сейчас же, — командует.

— Булат, что происходит? Варенька, девочка… это мама, да? Мама умерла?

— Фома… съебись, — произносит сквозь зубы и толкает того к выходу.

Поднимаются несколько парней, обступают Мишу и Булата. Девушка бросает руку моего мужа и бежит на выход.

Миша ищет мой взгляд и произносит надрывно:

— Детка, я же не знал! Мне парни прислали сообщение, что надо быть тут в такое-то время. Я ж не думал, что это матушки твоей поминки! — голос Миши хрипит, он явно в шоке от того, чем все обернулось.

— Увезите его, — командует Булат, и трое парней скручивают Мишу и выводят его на улицу.

Я вижу, как они запихивают его в салон машины, уезжают. От девушки и след простыл.

Булат возвращается, но не садится рядом со мной.

— Ты знал? — спрашиваю тихо, не поднимая на него взгляд.

Мне не нужно уточнять, Булат сам поймет, о чем я спрашиваю. Мужчина молчит. Не отвечает мне.

— Конечно, знал, — говорю я вместо него и выпрямляюсь, заглядывая ему в глаза: — Булат, спасибо тебе за все. За то, что организовал похороны и поминки. Я бы не смогла сама все сделать.

— Варя… — тянет ко мне руку.

— На этом все, Булат.

Глава 26. Предан тебе

Булат

— Али, ты молодец, что довел до конца переговоры с Батыром. Они более чем довольны. Настолько, что даже обещали прислать мне какой-то подарок.

— Букет цветов и конфеты? — хохочет Али.

Я тоже усмехаюсь. Вообще такое иногда практикуется, когда одна из сторон хочет выказать другой уважение. Это считается хорошим тоном у людей нашего уровня.

— Сказали, какую-то тачку.

Али присвистывает.

— Нихера себе. Какую? Есть понимание?

— Да какая, нахрен, разница? — отмахиваюсь.

— Видимо, Батыр настолько счастлив, что у него появились выходы на таможню через нас, что расщедрился.

Киваю. Это все, конечно, весело, но есть проблемы более насущные.

— Али, от моего человека у Джамала пришла новость.

— Какая? — Али тут же подбирается.

— Говорят, Джамал заказал оружие и взрывчатку.

— На наши склады набег готовят? — округляет глаза.

— Не знаю. Пусти всем информацию, чтобы держали ухо востро. Ребят отбери, надо посадить дополнительную охрану. У нас каждый угол просматривается по камерам — вот пусть и просматривают. И охрану усиль.

— Будет сделано.

— И еще. Смени ребят, которые катаются за Варварой.

— Хорошо. Булат… я понимаю, что не ответишь, я не тот человек, перед которым ты будешь открываться, но… что ты делаешь, Булат? Она же чужая женщина. Человек, который не имеет к нашей команде никакого отношения. Нахера наши ребята следят за ней?

Встаю с кресла и подхожу к окну, поднимаю жалюзи, разглядывая улицу, окутанную в сумрак. Снова идет дождь. Который день подряд? Когда это закончится?

— За ней никто не следит. Мне никто не докладывает о ее передвижениях. И, пока она жена Фомы, мы будем ее защищать.

Али поднимается со стула и идет ко мне. Становится рядом, рассматривает улицу и отвечает тихо:

— Главное, чтобы ты верил в это, Булат. Идиоту понятно, почему ты делаешь это.

— Делаю что? — спрашиваю ровно.

— Контролируешь ее. Прикрываешь. Платишь деньги врачу ее матери, пробиваешь арендодателей, организовываешь похороны, срываешься к ней посреди деловых переговоров.

— И почему же я это делаю? — усмехаюсь холодно.

— Не заставляй меня называть вещи своими именами.

Поворачиваюсь к Али и смотрю на него в упор.

— Нет уж. Начал говорить — заканчивай.

— Ладно, — кивает. — Эта женщина небезразлична тебе. И не говори о том, что она важна, потому что жена Фомы. У наших парней есть жены, дети. Ты никогда ими особо не интересовался.

Отходит от меня, садится обратно на стул.

— Я помню все, Булат. Как ты первый раз увидел ее. Раньше, чем Фома.

— Али… — давлю на него взглядом, чтобы замолчал.

— Блять, Булат! — вскипает он. — Ты же можешь просто забрать ее у Фомы? Никто слова не скажет, не посмеют пойти против тебя. Даже Фома не вякнет.

Возвращаюсь в кресло и прикуриваю. Медленно тяну дым и так же медленно выдыхаю его.

— Али, все, что ты надумал, — бред, — говорю безэмоционально.

— Я ж не дебил, Булат, — вздыхает Али.

— Нельзя ей со мной, — продолжаю тихо. — Все закончится как тогда, с матерью.

— То была перестройка, Булат. Тогда вообще все по-другому было. Сейчас уже не так. Баб не вмешивают, детей не трогают.

Буравлю Али взглядом:

— Если ты кому-нибудь ляпнешь что-то… я убью тебя, Али.

Он растягивает губы в улыбке:

— А говоришь, надумал, — тут же поднимает руки. — Хорошо, Булат. Я все понял. Сменю охрану, попрошу отчитываться, если будет что-то подозрительное.

— Фома у себя?

— Дома отсыпается. Или телку ту ебет, — фыркает Али. — Булат, с ним надо что-то сделать. Парни ржут над ним. Уважать его перестали. Особенно после того как он завалился на поминки с левой телкой. Когда он трахал ее у себя в каморке — все понимали. Чисто-по мужски понимали. Но треш, который он устроил на поминках, перебор.

— Я знаю, Али. Иди. Я сам разберусь со своими людьми.

Он кивает и уходит, а я поднимаюсь и выхожу из ресторана. Еду с охраной к Фоме домой.

— Останетесь тут, — командую им.

— Шеф! Нельзя! Али запретил отходить от вас.

— У вас кто главный? Али или я?! — рявкаю на них.

— Но, Булат Азаматович!

— Все!

Дверь в квартиру Фомы открыта.

Мне нихера не нравится это.

Берусь за пушку и снимаю ее с предохранителя, бесшумно прохожу внутрь. У порога валяются туфли на высоком каблуке. Непонятно — левой телки или Вари. Ну а вдруг она забыла?

На кухне пустые бутылки, накурено, много грязной посуды.

Я редко бывал в гостях у Фомы. А если и был, то набегом. Но воспоминания о этом доме другие — уют, чистота, пахнет выпечкой и Варварой.

Раньше тут было чисто, прибрано, приятно зайти в квартиру, и не хотелось покидать этот дом. Хотя, возможно, покидать не хотелось по другим причинам.

Толкаю дверь в ванную, за которой слышен шум.

Дверь распахивается, являя миру полуголую девицу, и она тут же начинает визжать. Барабанные перепонки скручиваются, в мозг будто впиваются шипы.

— Ты че верещишь? — выходит голый Фома, и я перевожу на него ствол.

Увидев меня с пистолетом, тот матерится, хватает полотенце и прикрывается.

— Блять… Булат, не ожидал. Ты бы хоть предупредил, что заедешь.

— Голубя почтового отправить надо было? — выгибаю бровь.

Фома тут же поднимает руки, сдаваясь.

— Все-все, понял косяк. Пушку опусти.

Медленно ставлю предохранитель на место и убираю ствол.

— Бабу свою выпроводи. И оденься.

— Да, конечно.

Я прохожу в гостиную. Тут все разворочено. Смрад. Валяются бутылки, пепельницы полные. Остаюсь стоять — садиться ни на одну поверхность не хочется. Не дом, а притон.

Фома возвращается быстро. Одетый в штаны и футболку. Берет с пола бутылку минералки и долго пьет. Потом вытирает мокрый подбородок, падает на диван.

— Че-то случилось? — спрашивает как ни в чем не бывало.

Глава 27. Ты больше не моя

Варвара

Адвокат отправил документы на развод. Я не знаю, видел их Миша или нет. Если честно, мне все равно.

Я гуглю информацию о том, как можно продать бизнес. Что для этого нужно, как вообще это делается.

Анализирую рынок продаж готового бизнеса, прикидывая, сколько примерно стоит мой магазин и сколько я могу за него получить.

Вот уже несколько дней после похорон мамы я размышляю о том, что не хочу ничего, что могло бы связывать меня с прошлой жизнью и Мишей.

Я пока не знаю, что сделаю на вырученные деньги. Может быть, куплю квартиру или новый бизнес, кофейню какую-нибудь. А может, просто положу в банк до лучших времен. Открою вклад, и пусть деньги работают.

Смотрю соседние города. Мелкие и побольше.

В этом городе мне становится душно. Кажется, что из-за каждого угла за мной следят. Параною, да. Те города разные. Грязные, чистые, старые и помоложе. Чем дальше от этого города, тем больше они мне нравятся. Мне кажется, вот он, мой путь. Туда. Подальше от этой жизни. Меня тут больше ничего не держит, разве что могила мамы. Но можно просто приезжать раз в год, наводить порядок на родительский день — и так до следующего года. Булат прав: мамы здесь уже нет. Она где-то глубоко. В самом сердце, в душе, и я увезу ее за собой в любую точку мира.

Руки трясутся, голова болит.

Решаю найти выход негативной энергии и выворачиваю все ящики, опустошаю шкаф, скидывая в гору все свои вещи, и принимаюсь перебирать их.

Делаю это безжалостно. Мне больше не нужны дорогие наряды. Теперь только удобные брюки и джинсы, футболки и свитера. Долой платья и туфли. Мне больше некуда в них выходить. Да и незачем.

Трясу свои сумки, складываю их горой. Я оставлю только рюкзак, остальное продам. И так со всеми вещами.

Нахожу кардиган, в котором сидела у больницы, выворачиваю карманы. Из одного выпадает бумажка. Разворачиваю ее — там адрес.

Республика на краю страны. Дальше только заповедные зоны.

Это адрес, который дала мне незнакомая женщина в надежде помочь матери.

Что-то шевелится у меня в груди, ощущение, будто мне очень нужно туда…

Но это и близко не город — так, небольшой поселок. Смотрю в интернете фотографии. Их совсем немного, место нетуристическое.

Аккуратно складываю бумажку и кладу ее в рюкзак, хотя адрес я уже запомнила, он выжегся на подкорке.

Долго убираю все, раскладываю по коробкам, а потом решительно поднимаюсь.

У меня осталось одно незаконченное дело. Вернуть долг. Чувствую, что нужно. Булат ничего говорил мне про деньги за похороны и поминки, но мне нужно разорвать нашу связь. Долг душит. Поэтому надеваю джинсы, свитер, куртку, вызываю такси и еду в ресторан Булата.

На входе меня встречает охрана.

— Варвара? — удивляются парни. — А Фомы тут нет.

— Я не к нему. Мне нужно поговорить с Булатом Азаматовичем.

— С шефом? — переглядываются. — Сейчас спросим.

Парни звонят кому-то, а затем предлагают пройти в приемную. Иду по уже знакомому коридору, в котором будто вчера едва не столкнулась в Булатом. Вот дверь в кабинет Миши. Она закрыта. Возле нее замедляюсь, вспоминая, как Булат тогда снес меня и утащил за собой. Иду дальше.

В приемной красивая девушка, видимо секретарь.

— Добрый день, — говорит уважительно. — Присаживайтесь. У Булата Азаматовича посетитель, но он просил вас подождать. Чай, кофе?

— Спасибо, ничего не нужно.

Устраиваюсь на диване и смотрю на аквариум, в котором плавают причудливые рыбы. Через несколько минут дверь открывается и выходит пожилой мужчина в костюме вместе с Булатом. Они прощаются друг с другом, и Булат говорит мне:

— Проходи.

Иду за Ахметовым. Стараюсь особо не разглядывать его кабинет. Булат садится на широкий диван, жестом предлагает сесть мне. Вместо дивана сажусь на кресло. Подальше от него.

Решительно поднимаю взгляд.

Булат выглядит иначе. Устал, залегли мешки под глазами. Но взгляд цепкий, проникает глубоко, в самую душу. И я вместо того, чтобы сделать то, за чем пришла, вспоминаю наш поцелуй.

Это было так ярко, по-звериному, что от воспоминаний у меня перехватывает дыхание.

Булат замирает, ничего не делает, только взгляд становится темнее, наполняется жизнью, жаждой. По телу проходит мандраж, в животе скручиваются жгуты.

— Варя… — говорит хрипло, — если ты не перестанешь так смотреть, я не сдержусь.

— Прости, — опускаю взгляд, краснея.

— Что-то случилось? — спрашивает мягче.

— Нет, — лезу в сумку и достаю конверт. — Я принесла тебе деньги за похороны и поминки. Не знаю, сколько ты потратил, но я прикинула… так что вот.

Кладу конверт на стол между нами и толкаю пальцами.

Ахматов смотрит на конверт непроницаемым взглядом.

— Варя, забери. Не обижай меня.

— Я так не могу…

— Можешь. Мне не нужны эти деньги. От тебя — тем более.

Двигает конверт в мою сторону, и я забираю его.

— Спасибо, Булат.

— Варя, если тебе что-то понадобится… Что угодно, даже какая-то мелочь, ты всегда можешь прийти ко мне.

Произносит он это таким тоном, будто прощается со мной.

— Я, наверное, уеду из города, Булат.

— Куда? — реагирует резко.

— Эм-м… — теряюсь. — В этом и смысл, Булат. Я хочу начать новую жизнь.

Опускаю взгляд и принимаюсь ковырять молнию на рюкзаке.

— Новый мужчина, дети и собака? — горько усмехается.

— Да.

Замираем. Смотрим друг на друга.

Мне кажется, между нами столько всего… так много нужно сказать, но слов нет. А может, просто незачем попусту сотрясать воздух. К чему эти задушевные разговоры? Они лишены смысла.

— Булат! — распахивается дверь, и забегает один из людей Ахметова. — Там тачку привезли от Батыра!

Али замирает, глядя на нас.

— Простите, что помешал.

— Полагаю, мы закончили, — произносит Булат. — Пойдем, Варвара. Провожу тебя. Заодно посмотрю, что там за тачка.

Глава 28. Одиночество

Варвара

Я выхожу на перрон вокзала провинциального городка. Или это и не городок вовсе, а крупный поселок?

Вместе со мной из поезда выходят еще пять человек. В основном это пожилые люди. Их встречают родственники. Еще в вагоне я познакомилась с женщиной, на вид ей около пятидесяти пяти лет. Ее встречает сын, косится на меня.

— Ох, сынок, довезем Вареньку до автовокзала? — она оборачивается ко мне. — Там уж сядешь на автобус. Ехать полтора часа. А вот дальше уже никак, только на машине. На вокзале будут местные таксисты, они отвезут куда скажешь. Разберешься, в общем.

Дорога до вокзала занимает совсем немного, а там и правда ждет автобус.

Старый, с порванными сиденьями и грязными окнами.

У меня сейчас внутри так же, поэтому он мне подходит. Считай, гармония.

После автобуса ушлые таксисты берут меня в оборот.

— У меня вот адрес, — показываю изрядно потрепанную бумажку, которую дала женщина. — Мне сказали, там гостевой дом и можно пожить.

— Ну, можно или нельзя, это тебе на месте скажут. Поехали! — мужчина говорит с заметным кавказским акцентом.

Выхватывает мой чемодан и кладет его в багажник старой «Дэу Нексии».

— Подождите, а цена?

— Договоримся, — подмигивает мне.

Дорога, как мне кажется, длится вечность. А может, это потому, что я попросту устала. Третий день в пути — и все никак не доберусь до места назначения.

— Все, приехали! — произносит торжественно. — С тебя три тыщи!

Не спорю, отдаю деньги, забрасываю рюкзак за спину, выкатываю чемодан.

Осматриваюсь.

Поднимаю голову выше. И выше и выше, пока наконец не вижу верхушку скалы с острыми пиками. На ней лежит снег, ниже желтый лес.

Улица небольшая. По обеим сторонам стоят разномастные домики. Поодаль проходит стадо коров, звеня колокольчиком. Поселок расположен прямо у подножья горы, и выглядит все это невероятно атмосферно. Пахнет дымом. Кто-то жжет осеннюю листву, кто-то топит дровами печь. Воздух разряженный, аж дышать больно. Глаза начинают слезиться.

Внутри все горит огнем. Странное ощущение, что именно тут я и должна быть. В этом месте.

Я вообще ни разу не суеверная и далека от духовного просветления, но сейчас мне просто хочется сесть на лавочку у небольшого домишки, где меня высадил таксист, и медитировать.

Повторять как мантру, что теперь у меня все будет хорошо. Что теперь, вот тут, я обязательно стану счастливой.

— Вы к кому? — ко мне подходит женщина.

— Здравствуйте. Мне дали ваш адрес, сказали, что у вас можно остановиться.

— Кто дал? — выгибает черную густую бровь.

— Если честно, я не знаю, — виновато улыбаюсь и пересказываю случай у онкоцентра.

— Мама умерла уже, да? — кивает понимающе.

— Умерла. Так что, можно будет у вас остановиться?

— Как звать-то тебя, дите?

— Варвара.

— Я Залина. Тебе повезло. Летний сезон закончился, а в межсезонье у нас пусто.

— Почему? — удивляюсь.

— А что тут по осени и зиме делать? Летом в горы ходят, а зимой не пройти, снегом все знаешь, как заметает? Туристы ездят на лыжах кататься, но у нас нет подъемников. Мы, считай, на самом краю. Дальше только горы. Так что если кататься, то это надо назад ехать. Километров сто пятьдесят, в обход вон той горы, ну а там уже турбаз много и отелей.

— Понятно. Значит, я могу у вас остановиться?

— Конечно. Комнату выделю тебе. Пойдем.

Она машет рукой, зовет меня за собой.

— Дом двухэтажный. Поселю тебя на втором этаже. Там живет Таисия. Тоже наша гостья. Тихая. Она тут… давно, в общем, — мнется Залина, будто недоговаривает что-то. Но это не мое дело. — Так что будете наверху, девочки, но комната у каждой своя. Удобства есть, ты не подумай.

— Да я неприхотлива. В деревне родилась, — улыбаюсь женщине.

— Да что толку-то, что родилась? Рождаетесь, потом уезжаете в город и забываете все, что было. Привыкаете к лучшей жизни и комфорту, — усмехается Залина и начинает подниматься по деревянной лестнице. — Мы с мужем живем внизу, на первом этаже, возле кухни. Я готовлю сама, если надумаешь есть с нами, говори заранее — я буду и на тебя готовить, за отдельную плату, само собой.

— Поняла.

Залина поднимается на второй этаж и открывает дверь, заходит внутрь, включает свет.

Одинокая лампочка загорается под потолком, желтым светом освещая пространство. Посередине комнаты одна двуспальная кровать, у стены старый телевизор, пара тумб и зеркало.

— Тут у нас ванная с туалетом, — толкает дверь в небольшую комнатушку. — Ну как условия? Берешь?

— Беру, — киваю решительно.

— Тогда осваивайся. Рассчитаемся вечером. И спускайся на ужин. У нас будет шулюм. Настоящий, кавказский. Из баранины.

— Спасибо.

Подхожу к окну и распахиваю занавески, выхожу на небольшой балкон, с которого открывается вид на задний дворик, а дальше… дальше только горы. Острые заснеженные пики — и ничего больше.

То, что мне надо.

Одиночество, тишина и покой.

А все остальное… а больше у меня и нет ничего. И никого.