Измена. Ты меня (не) забудешь

Пролог

Все события, герои, названия организаций, заведений и иных объектов являются вымышленными. Любое совпадение с реально существующими людьми или местами — случайность.

В тексте присутствуют откровенные сцены, эмоциональные моменты и нецензурная брань.

Автор подчеркивает, что произведение является художественным вымыслом.

В истории будут герои из книг «Два босса для матери-одиночки» и «Всё равно будешь нашей».

— Он у меня такой красавчик... Ой, девочки... — восторженно щебечет молоденькая блондинка в коротком розовом платье, прижимая руки к груди.

— Покажи-покажи... — нетерпеливо тянутся к ее телефону подруги.

Я кручу бокал за тонкую изящную подножку и задумчиво рассматриваю переливающееся в хрустальных гранях тёмно-красное вино. Теплый ветерок доносит аромат цветущих петуний из подвесных кашпо. Пить совершенно не хочется. Хочется скорее уехать домой. Няня уже должна привезти нашего сына, а ночью, наконец-то, прилетит мой любимый. И надо было ему задержаться в своей Праге по работе... А я так скучаю по его объятиям и нежному голосу...

И где же носит моих подруг?

Я осматриваю просторную террасу моего ресторана, украшенную пышной зеленью и мерцающими гирляндами, создающими уютную атмосферу осеннего вечера. Со вздохом ставлю на белоснежные мраморные перила бокал, наблюдая, как по его стенкам медленно стекают рубиновые капли.

Тем временем компания молодых девушек в ярких летних нарядах, стоящих недалеко от меня, продолжают весело щебетать, то и дело заливаясь звонким смехом. До меня доносятся обрывки их разговора — они с восторгом обсуждают какого-то невероятно красивого и заряженного нового парня одной из них. Но я не особо обращаю на них внимание, погруженная в свои мысли. Достаю из маленькой замшевой сумочки телефон, проверяю сообщения от няни — всё в порядке, сынишка уже дома. Быстро отправляю мужу смайлик с поцелуйчиком, и снова прячу телефон в сумочку.

И надо же было Таньке пролить на Катьку вино! Красное пятно расползлось по белоснежному платью подруги со скоростью света.

— А какой в постели? Говорят, что такие шикарные мужики ни о чём, когда дело доходит до секса, — дует губы одна из девушек. Я закуриваю, пряча ухмылку за стиком. Господи, сколько им? Лет по двадцать? Двадцать три? А разговорчики на уровне прожённых опытных женщин.

Даже я не знаю, какие шикарные мужчины в постели. Забыла. Мне хватает столько лет думать только об одном…

— В постели атас! — восхищается тем временем звезда этого вечера. — Я просто в шоке, откуда у него столько сил! Всё для меня! А какие он подарки дарит, девочки-и! И почему он женат?

— Жена не стена, — хохотнула другая девушка. Мда. Что по морали? — Ой, Светк, ты такая счастливая! Мне бы такого самца закадрить! У него брата нет?

— Кажется, нет… Только сестра, — теряется на миг девчонка. — Но…

Неожиданно из её дрожащих от волнения рук выскальзывает дорогой смартфон, и с глухим стуком падает прямо мне под ноги на серую плитку террасы. Я присела на автомате, быстро подняла гладкий телефон в розовом защитном чехле и случайно глянула на яркий экран, где был открыт профиль этого загадочного альфа-самца. Мне чуточку и самой стало любопытно — какой он, этот мужчина, сумевший вскружить голову этих девочек.

Но экран показывает знакомое до боли лицо... Моего собственного мужа. На фотографии он улыбается той самой особенной улыбкой, которую, как я думала, приберегал только для меня.

Я моргаю, не веря своим в момент слезящимся глазам, и машинально протягиваю девушке телефон трясущейся рукой, чувствуя, как внутри все холодеет от нарастающего шока, словно кто-то вылил за шиворот ведро ледяной воды. Поднимаю взгляд на неё, всматриваюсь в её точеные черты и сглатываю внезапно пересохшим горлом. Надо же! Так это же Света — его секретарша, о которой он с такой теплотой отзывался в последнее время! Молодая, стройная, с длинными шелковистыми волосами цвета карамели и сияющими голубыми глазами... А теперь, судя по всему, еще и любовница моего благоверного.

Она меня тоже узнаёт — я вижу, как расширяются от ужаса её зрачки, а нежный румянец на щеках сменяется мертвенной бледностью.

— Вероника Викторовна... — глаза расширяются от удивления. Наигранно, правда. Так фальшиво, что мне становится ещё хуже, чем было. Её губы растягиваются в приторно-сладкой улыбке. Тем не менее, я делаю вдох и киваю.

— Света.

— А мы у вас день рождения отмечали, — щебечет девушка, окинув оценивающим взглядом крыльцо моего ресторана. Её тонкие пальцы теребят ремешок сумочки. — У вас так вкусно, Вероника Викторовна!

Она говорит, а у меня перед глазами фантазия рисует, как мой любимый целует эти накрашенные розовой помадой губы, стягивает это тонкое шёлковое платье, как... как...

Желудок сжимается от тошноты. Я механически киваю, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица.

Из ресторана, звеня колокольчиком над дверью, выходят мои подруги. Смеются, пока я умираю в агонии. Прямо сейчас горю, чувствуя на себе внимательный, изучающий взгляд Светы.

Цепляюсь за руку Кати, как за спасательный круг, и иду вместе с ними к припаркованной у обочины машине. Не понимаю ничего. Не чувствуя земли под ногами. В висках стучит, к горлу подкатывает ком. Мне очень плохо.

1 глава

Пока мы едем в дорогущей иномарке в город, я почти не слушаю оживленные разговоры друзей. Приглушенный свет уличных фонарей мелькает за окном, отражаясь бликами на лакированной поверхности салона. У девочек настроение на высоте, выпитое в ресторане вино даёт о себе знать — их щеки раскраснелись, глаза блестят. Они звонко хохочут на забавные шутки парней, сидящих впереди, и наперебой рассказывают, как весело прошёл вечер.

Я же смотрю в окно, за которым только приближается город, россыпью огней мерцающий на горизонте, и сжимаю ручку своей небольшой сумочки так сильно, что кажется, сейчас её просто разорву. Костяшки пальцев белеют от напряжения. Внутри у меня творится точно также. Я едва держусь от разрывающей душу боли, что нарастает с каждой секундой, пульсируя где-то под ребрами. В груди печёт, словно от раскаленных углей, а тошнота едва ли не подкатывает к горлу, заставляя судорожно сглатывать. Прохладный воздух из кондиционера овевает лицо, но даже это не помогает прийти в себя.

— Марат, останови! — выдаю я хриплым, срывающимся голосом, и мужчина тут же даёт по газам, реагируя на мою просьбу. Шипят и противно скрипят шины по асфальту, разрезая ночную тишину, он резко сворачивает на обочину, тормозит окончательно, и я практически вылетаю из машины. Прохладный ночной воздух бьет в лицо. Меня рвёт недавним ужином, горькая желчь обжигает горло, слёзы брызгают из глаз, застилая взор мутной пеленой. Слышу за спиной встревоженную возню — хлопают дверцы машины, раздаются торопливые шаги по гравию. Таня, моя подруга, тут же оказывается рядом, приобнимает меня за талию, придерживая, чтобы я ненароком не улетела в придорожный кювет. От неё пахнет любимыми духами и теплом.

— И что ты могла такого съесть? Тебя тошнит весь день, зайка, — быстро говорит Таня, поглаживая меня по спине успокаивающими движениями и с беспокойством заглядывая в лицо. В свете фар её глаза кажутся почти черными от волнения.

— Водичка, — Катя протягивает бутылку минералки, помогает мне умыться и привести себя в порядок. Холодные капли стекают по подбородку, впитываются в воротник блузки. — Солнц, ты как?

— Чувствую, что готова выблевать кишки. А так… Нормально, — бурчу, кривлюсь от неприятного привкуса во рту и меня снова выворачивает. Желудок сводит спазмом, и я опираюсь рукой о ближайшее дерево, чтобы не упасть.

— Кир, глянь что-то в аптечке есть? — беспокойно крикнула Катя. Я слабо качаю головой, чувствуя, как кружится мир вокруг.

— Не поможет, — выпив воды из протянутой бутылки и вытирая тыльной стороной ладони влажные губы, говорю хрипло. — Давайте домой, я сама справлюсь…

— Уверена? — слышу короткий вопрос Марата. В его тоне сквозит сомнение.

— Если что, я скажу, — кивнула, стараясь выглядеть увереннее, чем чувствую себя на самом деле.

— Всё равно в аптечке ни суспензии, ни теста на беременность, — хмыкнул Кир, захлопывая небольшой красный чемоданчик. Я выровнялась и удивлённо посмотрела на него, чувствуя, как брови ползут вверх. — Что? — усмехается он, встречая мой взгляд.

— Я не беременна, — отвечаю твердо, хотя внутри появляется тень сомнения.

— У вас проблемы с Ромой? Вы не спите? — в голосе Кира слышится неприкрытое любопытство.

Я вздрагиваю от упоминания моего мужа. Сразу в голове слышится голос этой суки:

“В постели атас! Я просто в шоке, откуда у него столько сил! Всё для меня! И почему он женат?”

— Всё ок, — ответила я, стараясь придать голосу уверенность. — Поехали, — я аккуратно складываю влажную салфетку в пакет и, собравшись с силами, шагаю к машине. Каждый шаг отдается легкой дрожью в ногах.

— Подожди. Ответь нормально, — требует Кирилл, преграждая мне путь. Его глаза внимательно изучают мое лицо, ища признаки лжи.

— Да ладно тебе, милый, — Катя встаёт на мою сторону, мягко отодвигая Кирилла. — Думаю, если бы что-то случилось, Ника бы сказала. Правда, дорогая? — она бросает на меня многозначительный взгляд. — Поехали. Нику ждёт малыш дома.

Я благодарно смотрю на Катю, чувствуя облегчение от её поддержки. Но она одним лишь взглядом обещает, что это был аванс. Я понимаю - она не слезет, пока не расскажу всю правду.

Но сперва мне нужно поговорить с ним самим. С мужем. Эта мысль тяжелым грузом ложится на плечи. А потом уже решать… Что делать дальше… Я глубоко вздыхаю, пытаясь собраться с мыслями, пока мы садимся в машину.

Всю ночь не могу уснуть. Тревога и беспокойство не дают мне покоя. Сперва жду двух часов, зная, что именно в это время должен приземлиться самолет. Каждая минута тянется бесконечно долго. Минуты превращаются в долгие часы. После набираю его, но механическим голосом мне говорят, что абонент не доступен. Сердце сжимается от волнения.

Хожу по квартире, словно призрак, мои шаги едва слышны в ночной тишине. Несколько раз захожу в детскую и сижу рядом со спящим сыном, поглаживая его по тёмным волосам. Трёхлетняя сладость спит, иногда причмокивая губками и даже не подозревает, что творится с его мамой. Его безмятежное лицо немного успокаивает меня.

После трёх я спустилась в круглосуточную аптеку. Прохладный ночной воздух немного освежает голову. Купила тесты на беременность, чувствуя на себе любопытный взгляд сонного фармацевта. Даже без нервов и лишних мыслей я бы не уснула, потому что тошнота так и не прошла. Таблетки просто не помогли… Желудок все еще крутит, а в горле стоит неприятный привкус.

Телефон взрывается стандартной мелодией, прервав гнетущую тишину. Я вздрагиваю и роняю тест с двумя полосками, сердце бешено колотится в груди. Словно в тумане беру с тумбочки телефон, слегка дрожащими руками.

Отвечаю на звонок. Хорошо, что сын спит на втором этаже и не услышит всей этой возни на первом. Я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

— Привет, малышка! — громко здоровается Рома, его голос едва различим среди шума. Я хмурюсь, поднимая с пола тест, две полоски на нем кажутся теперь еще более отчетливыми. Едва слышу его голос, на миг забываю всё, что слышала от Светы, и невольно улыбаюсь. Тошнота снова подкатывает к горлу, так что я включаю воду и прохожусь влажной рукой по лицу, чувствуя прохладу на коже.

2 глава

Рома

— Раевский, черти тебя дери! — встаю из кресла, ощущая, как напряжение рвётся наружу. — Я убил на тебя целую ночь, а ты опять меняешь пункты? Да мне дешевле будет найти кого-то другого! Сам послушай, что ты предлагаешь! — он меня уже бесит. Пытаясь набить себе цену, он только хуже себе делает.

— Погоди, погоди искать… Ладно, — сдаётся он, к счастью, поняв, что переиграл. Конечно, сдаётся. Он уже вторую неделю без работы сидит, ему нужно это гораздо больше, чем мне. Едва открываю рот, чтобы ему это напомнить, он вставляет:

— На твоих условиях, Крупьянов. Но не пять процентов, а…

— Раевский! — мои нервы на пределе, и я сжимаю кулаки, чтобы сдержаться.

— Ладно, уговорил, — уступает он наконец. — А знаешь что?

— Что ещё? Стриптиз мне предложишь? — саркастично хохочу, пытаясь разрядить раздражение.

— Дай телефон своей помощницы. Она у тебя такая секси, я её переманю.

— Пока, Раевский, — рявкаю, едва сдерживая злость от его нахального поведения. Даже после всех этих проволочек, после мучений и бессонных ночей, чтобы согласовать всё к поездке, ему всё равно нужно было повертеть мной до последнего момента, будто ему доставляет удовольствие вытягивать из меня нервы по капле.

Поворачиваюсь и замираю. Света всё так же стоит у двери, ожидая, когда я закончу разговор. Чего она ждёт? Порой её непробиваемая невозмутимость меня изводит, и, честно говоря, я бы с радостью сплавил её тому же Раевскому. Но пока она так преданно смотрит на меня своими огромными глазами, рука не поднимается. А вдруг начнёт носить информацию конкурентам или тому же Раевскому, кто умеет играть грязно? Или тому, кто умнее её? Сожрут меня вместе с семейной компанией и даже скрепок не оставят.

— Чего стоим, Светочка? — оборачиваюсь к ней, не скрывая лёгкой иронии.

Она медленно поднимает взгляд, будто оценивает моё настроение, и мягко улыбается:

— Я всё отправила. Теперь нам нужно…

А, вот как. В этом она, конечно, мастер — с планшета может выполнить всё без единой заминки, и, честно говоря, её эффективность впечатляет. Предыдущие помощницы так не умели: ей достаточно одного напоминания, и всё выполняется в срок. Но порой её взгляды… слишком многозначительны.

— Поехали обедать? — перебиваю её, не в силах больше терпеть голод. — Я голодный, как волк.

Глаза Светы загораются, она тут же блокирует планшет, с лёгкой улыбкой отвечает:

— Пять минут, и я готова.

Как бы мне ни хотелось иногда с ней поругаться, но её готовность работать на результат либо и правда на высшем уровне, либо очень хорошо выдрессирован её же желанием быть рядом со мной. Не удивлюсь, если она пытает ко мне чувства. Помощницы обычно влюбляются в шефов.

Но как хорошо, что я женат. На самой лучшей девочке на свете.

Пока едем, Света делает вид, что погружена в работу, периодически что-то набирая на планшете. А я не могу выбросить из головы мысли о жене. Сегодня утром так и не удалось застать её и Тёму, и теперь я надеюсь, что хотя бы вечером получится провести время с ними. Соскучился до чертиков, но ночью, глядя на неё спящую, не решился будить. В ванной я заметил таблетки и какие-то лекарства от тошноты — значит, ей снова было плохо.

Когда сворачиваю на парковку ресторана сети Вероники, взгляд сам собой приковывается к знакомым фигурам. Это она с Алеком. Они идут к её машине: он смеётся и как-то ужом обвивается вокруг неё, явно о чём-то увлечённо рассказывая, а она смотрит на него, улыбаясь. Её взгляд скрыт за солнцезащитными очками, но сияющая улыбка на её лице заставляет и меня улыбнуться в ответ. Наверное, обсуждают новый ресторан — всё-таки Алек вдохновляет её, как никто другой. Он отрабатывает каждую копейку своей зарплаты в валюте.

И хотя в груди что-то кольнуло от этой картины, я подавил в себе ревнивые мысли.

— Вероника не звонила? — спрашиваю у Светы, стараясь держать голос ровным.

— Ой, простите! Да, звонила, — отвечает она, тоже заметив мою жену, уезжающую с Алеком. — Сказала, что у неё очень важная встреча, и она может опоздать на ужин. Наверное, они с Алеком Егоровичем снова за город поедут до самой ночи.

— До ночи? Так уже было? — поворачиваюсь к ней, чувствуя, как внутри нарастает тревога.

— Девочки из ресторана говорили, что на этой неделе они часто встречались, уезжали куда-то… Не знаю, Роман Анатольевич…

Слова помощницы проникают в сознание, оседая тяжёлым грузом. Не думая, поворачиваю руль и еду следом за Вероникой. Держусь на расстоянии, немного отстаю, чтобы не привлечь внимания. Что-то тёмное, липкое, неприятное заполняет меня изнутри, словно я не могу заставить себя остановиться и прекратить эту глупую слежку.

Это же моя Вероника. Моя кошечка. Моя девочка. Она бы не могла мне изменить. Она бы не посмотрела на Алека, не допустила бы этого. Я её знаю.

Или?

Едем недолго. Внутри всё сжимается, когда мне приходится приткнуться во втором ряду парковки перед гостиницей, проклиная тесноту и свою неудачную позицию, откуда я могу лишь наблюдать. Алек, приобняв Веронику за плечи, ведёт её внутрь, как будто это самый обычный вечер, как будто они не боятся, что кто-то их заметит. С каждым шагом, который они делают в сторону входа, всё больше хмурюсь, сжимая руль так, что побелели пальцы.

Жду, пока они возьмут номер, пока оплатят… Чёрт, ну как же это мерзко. Каждая секунда кажется вечностью, едва они не скрылись за дверьми, оставляя меня один на один с дикой смесью ярости и предательства.

— Роман Анатольевич, хотите, я пойду гляну? Спрошу у девочек? — Света осторожно выводит меня из зацикленности, явно почувствовав, как внутри меня закипает злость.

— Иди, — бросаю, не дослушав. Она понятливая, и в такие моменты я это особенно ценю. Поняла, что сейчас не тот момент, когда мне можно перечить или задавать лишние вопросы. Знает, что если вдруг захочется кого-то убить, она, скорее всего, первой попадётся под руку. А после и Алек, и Вероника…

3 глава

Вероника

— Где я был? — срывается он, яростно шипя, и его голос, словно яд, впивается в моё сердце. Я пытаюсь понять, что вообще происходит. Разве это не мне полагается сейчас обвинять его? Он обвиняет меня в предательстве, а сам? Разве не он изменил? — Я тебе звонил и писал, говорил, где я и с кем, — продолжает он, почти выплёвывая слова. — Можешь у Раевского или Светланы узнать.

Я смотрю на него, стараясь держаться спокойно, хотя внутри всё кипит. Как раз от неё я и узнала… Всё, что скрывалось за его ночными звонками, всё, что он пытался спрятать за словами и пустыми объяснениями.

— Как раз у неё я и узнала всё, — тихо произношу я, медленно вставая из-за стола, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. Холодное спокойствие накрывает меня, словно щит. — Ты тоже попался, раз уж на то пошло. Но мне не нужны твои оправдания. Мне ничего не нужно. Раз ты не веришь мне, какой смысл что-то доказывать?

— Да и не нужно, ради бога! — с издёвкой бросает он, хмыкнув, как будто мои слова лишь подогрели его гнев. — Подпиши, собери вещи и уматывай к своему Алеку.

Его слова пронзают меня, как удар хлыста, выбивая дыхание. Всё это звучит, как бред, жестокий и несправедливый, и я едва сдерживаюсь, чувствуя, как к горлу подкатывает очередной приступ тошноты. Гнев и отчаяние смешиваются в удушливую смесь, и я стучу ладонью по столу, надеясь вернуть себе хоть каплю ясности.

— Господи, что за бред! — не выдерживаю я, голос срывается, почти дрожит. Мне плохо, снова плохо. Этот разговор выворачивает меня наизнанку, оставляя только боль и пустоту.

Он стоит, сверля меня взглядом, полный ярости, и я вижу, как он борется с собой, стараясь удержаться, но, наконец, слова рвутся наружу, обнажая всё, что накопилось.

— Скажи только одно, Вероника… — он не успокаивается, не отводит взгляда. — За что? Что я тебе сделал? Недостаточно трахал? — в его глазах больше нет ни тепла, ни сожаления, только холодный, тяжёлый гнев. Он смотрит на меня, больше не скрывая своей ярости. — Только вспомни, из какого места я тебя достал! И это твоя благодарность?!

Каждое его слово — словно удар, и я чувствую, как всё, что когда-то нас связывало, рушится, оставляя только пустоту и боль.

Он кричит, его голос, полный ярости и боли, заполняет всю комнату, и мне кажется, что стены сдвигаются, сжимая нас в тиски. Я беспомощно открываю рот, пытаясь найти слова, но они застревают в горле, обжигая, как горький дым. Внутри меня всё дрожит, но я должна взять себя в руки. Не могу позволить ему увидеть мою слабость. Он снова швыряет папку на обеденный стол, и документы с глухим стуком падают на скатерть рядом с остывшим ужином.

Роман обходит стол, и его пальцы грубо тычут в бумаги. Лицо его исказилось от гнева, а голос хлещет, как хлыст, обжигая до самого сердца.

— Где твоя благодарность, Ника?!

Я с трудом удерживаю спокойный тон, прижимая ладонь к животу, стараясь сдержать мучительную тошноту, которая поднимается от его обвинений. Мне хочется уйти, убежать подальше от этого, но я не могу. Я не могу позволить ему увидеть, как мне больно.

— Ром… Я не спала с ним, — тихо и отчётливо отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо, хотя внутри всё дрожит.

Его лицо исказилось от боли и ярости, словно мои слова только сильнее разжигают в нём гнев. Его взгляд сверлит меня, полный презрения и обиды.

— Ничего не хочу слышать! Я видел собственными глазами, Ника. Я видел, что ты была с ним, видел, как вы вместе зашли в номер и остались там. Я видел, понимаешь? — Его голос срывается, в глазах блеснула ненависть, и каждое слово, как кинжал, пронзает меня.

Я молча смотрю на него, на обозлённого, сломленного мужчину, и в этот момент что-то во мне крепнет. Он считает меня виновной, и я чувствую, что уже не могу молчать. Он бросает в меня обвинения, и я выпускаю то, что было припасено у меня в рукаве.

— А я видела тебя с твоей помощницей, — говорю я, и голос мой звучит спокойно, почти холодно. — И чем тогда ты лучше меня? Я тоже замечала твои задержки на работе, твои странные отговорки. Но никогда бы не подумала, что ты мне изменяешь. А тут это! На воре и шапка горит?

На его лице появляется удивление, затем гнев. Он прищуривается, его глаза горят, и в этот момент он кажется мне чужим, человеком, которого я едва знаю.

— Ты думай, что говоришь! — шипит он, пытаясь сохранить остатки спокойствия. — Я бы никогда…

Его голос срывается, но я вижу, что мои слова попали в цель.

— И я бы, — говорю, пытаясь сдержать дрожь в голосе, но собираю всю волю в кулак, чтобы не показать слабость. Медленно встаю со стула, глядя прямо ему в глаза. — Но ты же всё видел? Ты же уверен в своих обвинениях? Хорошо. Если ты хочешь, я подпишу.

— Видел, — его голос звучит твёрдо и холодно. Он постукивает двумя пальцами по тонкому пластиковому переплёту документов, и его жест словно кричит о его решимости. — Поэтому подписывай. Своим глазам я доверяю больше.

Я киваю, стараясь не выдать бурю, рвущуюся изнутри, и открываю папку. Бумаги на развод лежат передо мной, их строки словно вытягивают из меня воспоминания — о нас, о семье, о годах, прожитых вместе. Медленно ставлю подпись, а затем хлопаю ладонью по странице, оставляя ручку на бумаге. Поднимаю взгляд на растрёпанного мужа, замечая, как устало и мрачно он выглядит. Видимо, весь день не работал, отложил всё, чтобы подготовить эти документы, этот сценический развод, словно он ожидал, что я прочту их и буду вытирать слёзы, молить его о прощении, умолять вернуться к тому, что было.

Но за эти пять лет я уже привыкла быть ЗАмужем, по-настоящему, а не просто носить этот статус. И сейчас мне нужно собрать всю свою силу и гордость, чтобы не потеряться перед ним, человеком, который всегда был моим самым близким, родным. Человеком, которого я любила всем сердцем, ради которого дышала и жила.

— Не жалко? — спрашиваю я тихо, но твёрдо. — Пять лет, нашей семьи. Воспоминаний, которые у нас есть…

4 глава

Рома

Не знаю, как мне удаётся сохранять спокойствие, пока она собирает вещи и уходит. Внутри будто кипит вулкан, но снаружи я остаюсь каменной стеной. Она уходит так, как будто именно она права — с гордо поднятой головой. Ни извинений, ни попыток объяснить свои поступки. Только холодный взгляд и тишина.

Я стою у окна и смотрю, как она садится в машину. Её фигура, несмотря на гордую осанку, кажется такой хрупкой. Сколько раз я видел, как она уезжала так же — но тогда это было по делам, по работе, с обещанием вернуться. А сейчас я знаю: этого обещания не будет. Она уезжает от меня.

С одной стороны, её уход снова подчёркивает, какая она гордая и неприступная. Это в ней всегда притягивало — её сила, её внутренний стержень. Но с другой… Почему она так и не объяснила? Не сказала хоть слово, которое дало бы понять, что она сожалеет или хотя бы хочет разобраться?

Я бы всё равно не простил. Измена для меня всегда была табу. Мы обсуждали это не раз. Она сама часто подчёркивала, что для неё это тоже недопустимо. Мы с самого начала договорились: никаких третьих лишних в наших отношениях. Любовь — это не идеальная сказка, но это честность, это уважение друг к другу. Мы строили её по кирпичику, много говорили, учились друг друга понимать.

Но…

Внутри меня все эти годы крепко сидели мысли о её прошлом. Я старался их заглушить, подавить, не давать им влиять на то, что у нас есть. Но иногда они поднимались, как тени из прошлого, чтобы напомнить, кем она была. Насколько у неё было много мужчин, поклонников. Она жила ярко, легко могла сорваться с места, полететь с кем-то отдыхать, проводить время с другим человеком.

Я любил её. Любил именно такой, какая она была. Без иллюзий, без розовых очков. Принял её жизнь и её свободу, потому что знал, что она выбирала быть со мной.

Но сейчас, когда она ушла, я чувствую, как в груди растёт другая боль. Я хочу услышать её объяснение. Хочу понять, где ошибся. Что сделал не так. Почему вместо того, чтобы дать мне ответ, она сама начала обвинять меня в интрижке со Светой?

Света… Я чуть прищуриваюсь, вспоминая её глаза, полные чего-то жадного и обманчиво искреннего. Почему Ника поверила в эту чушь? Неужели и она чувствовала то же, что гложет меня все эти годы? И если да… почему мы так и не поговорили?

Это ведь так… глупо и стереотипно. Все эти подозрения, обвинения, эмоции. Я не могу отделаться от ощущения, что всё это даже звучит, как дешёвый сюжет для мыльной оперы. Ника ведь должна понимать, что даже если бы сильно захотел, просто не смог бы ей изменить.

Во-первых, мои помощницы. Все, что у меня были, проигрывают на фоне моей жены. И это не специально. Просто я всегда смотрел на резюме, а не в декольте. Всегда выбирал профессионалов, а не тех, кто пытался втереться ко мне за счёт внешности. С этим подходом я был прав — команда работала безукоризненно. Но вот с этой… со Светой, всё пошло как-то не так. Она была рекомендацией, причём надёжной — её порекомендовала секретарша моей сестры. Сначала Света действительно частенько тупила, порой нещадно. Её ошибки раздражали. Но она быстро исправилась. Настолько быстро, что я даже начал замечать, насколько тщательно она пытается доказать свою полезность. В итоге она ни разу меня не подвела.

Во-вторых, я директор в семейной компании. Рядом со мной постоянно мельтешат люди. От моих племянников, которым вечно что-то нужно, и сестры, которая любит заглядывать с советами, до генеральных директоров и клиентов, с которыми мы обедаем или обсуждаем насущные вопросы. Порой даже отец залетает «на огонёк», чтобы посмотреть, как обстоят дела, и лишний раз напомнить, что моя работа связана не только с моими амбициями, но и с его компанией. Он хоть и объединил компании с мужьями моей сестры, но всё равно контролировал меня.

И, наконец… моя жена. Моя Ника. Ей изменить — это целое преступление. Даже сейчас, когда меня разрывают подозрения, я уверен, что не смогу ещё долго взглянуть на другую женщину, не вспоминая её. Её глаза, её голос, её смех. Она для меня — центр всей этой вселенной, в которой я живу.

Я тяжело вздыхаю, открывая вторую бутылку виски. Час прошёл, может, больше. Я уже давно не пил столько. В последний раз, наверное, ещё в университете, когда учился и еле сводил концы с концами. Тогда я вкалывал на двух работах, чтобы построить себе карьеру, чтобы стать кем-то, кто не будет зависеть от помощи семьи.

После я начал частную практику как адвокат. Успешную. И всё же, как только достиг высот, понял, что в нашей семье, где бизнесмены — это данность, не профессия, быть долго в стороне невозможно. Так я и оказался в этом мире — среди сделок, контрактов и чужих амбиций. Построил своё имя, свою репутацию.

Смотрю на пустой стакан, потом на жидкость, медленно плещущуюся в бутылке. Меня раздирают мысли. Я снова представляю Нику: её уверенные движения, её слегка вздёрнутую бровь, когда она спорит. Почему она так поступила? Почему вместо объяснений она обвинила меня? Что я упустил?

Может быть, я просто слишком увлёкся работой? Или, наоборот, она нашла причину подозревать меня?

На второй бутылке я не сдержался и набрал ей. Сел прямо на пол и снова услышал её. Наслаждаясь волнующим тонким голосом, я говорил что-то об офисе и бумагах, надеясь, что уже утром она будет в офисе ждать меня. А я спрошу у неё об Алике. Почему с ним? Почему он резко встал между нами?

Она бросила трубку. Резко, словно поставила точку в разговоре, который едва успел начаться. Я не стал перезванивать. Зачем? Пусть подумает. Возможно, она сама захочет поговорить. Это ведь в нашем стиле: обсуждать всё, раскладывать проблемы по полочкам, искать пути решения вместе. Просто сейчас всё пошло как-то не туда… не в ту сторону, где мы могли бы быть собой.

Мы оба сорвались. Я увидел её — и всё внутри переклинило. В голове вспыхнули картины, будто она в объятиях другого мужчины, будто её губы говорят ему то, что когда-то говорила мне. Эти образы настолько ядовито въелись, что я не смог даже мыслить здраво. А потом её обвинение… Боже, это был новый всплеск, как будто кто-то плеснул бензином в огонь. Какая ещё Света? Какой бред! Если меня до сих пор с ума сводит только она одна, если я даже сейчас, когда всё рушится, могу думать лишь о Нике?

5 глава

Вероника

Несколько дней я решаю вопросы и проблемы, которые выплыли из-за нашего развода. Сперва занимаюсь поиском квартиры, хотя Таня и не собиралась меня выгонять. Однако, мне нужно было создать для сына условия — такие же, какими они были до всего этого. Как можно скорее, чтобы он не ощутил разницы. Важно, чтобы у него оставалась привычная комната, игрушки, стабильность в жизни.

После перехожу к документам. И вот тут меня ждали первые неожиданные сюрпризы. Рома, как оказалось, на деле и не собирался лишать меня моей сети ресторанов, как и забирать сына. Развод прошёл тихо, без сцен, он оставил всё, как есть.

Может, кто-то вставил ему мозгов. Может, он сам так решил. Я не стала выяснять. Зачем? Это лишь пустая трата времени и нервов, которые мне лучше сохранить ради Тёмы.

Я не ощутила сильной разницы после развода. Рома всегда много работал, а домой приходил уже поздно, чаще всего просто чтобы лечь спать. Мы редко виделись даже до этого.

Теперь тишина стала другой. Давящей. Отсутствие привычного звука его шагов по коридору, шуршания одежды, короткого шепота в волосы или неловкого молчания за ужином. Это странно. Словно жить стало легче, но дышать — сложнее. Но...

Но.

Больно было. Капец как. Фантазия услужливо рисовала картинки счастливых Ромы и Светы. И даже несмотря на то, что он твердил, что никогда бы... Я больше не верила. И он мне — тоже. Между нами треснуло что-то важное, основополагающее. Даже если бы вернуть было что-то возможно, не думаю, что это реально. Сейчас — точно нет.

Сперва нужно начать иначе всё. Заново. Собрать по кусочкам то, что разрушилось. Понять прежние ошибки, научиться чему-то на них и решить, как быть дальше. А там… Посмотрим.

Если бы не каждодневные хлопоты, не знаю, как бы пережила эту неделю. Сын, рестораны, подготовка к открытию ещё одного... И, конечно, беременность.

Только из-за этого я начала беречь себя хотя бы немного, и, к счастью, организм меня услышал. Тошнота отпустила, я смогла спать спокойно, есть, гулять с Тёмой и ловить редкие моменты покоя. Начавшаяся осень будто принесла с собой глоток свежего воздуха. На фоне прохладного ветерка и опадающих листьев постепенно отпускало... Хотя бы чуть-чуть.

Последнее получалось не так идеально. Ведь я всё ещё люблю его, несмотря на всё, что он наговорил. Или сделал. Рядом всегда его маленькая копия, а под сердцем скоро будет всё больше расти вторая копия. И как мне его забыть? Да, собственно, никак.

В этом я убедилась, когда мы возвращались с сыном из ресторана недалеко от дома. Обычно мы завтракали дома, но в выходной мне безумно захотелось круассанов с фисташкой, а Тёмка с удовольствием перепачкался кокосовым соусом из круассана. И теперь, прыгая по лужам и рассматривая кленовые листочки, мы шагали к дому. По плану у сына было посмотреть несколько мультиков, а мне необходимо было разобрать оставшиеся вещи, которые мне прислал ещё позавчера Рома. Видимо, в квартире места мало для вещей Светы.

А что? Это первая мысль, что меня посетила.

Знакомый автомобиль блестел на ярком солнышке и едва мы подошли ближе, сын сорвался с места и его быстро подхватил едва вышедший Рома. Выпрямился во весь рост и сжал малого со всей силы. Я перехватила пакет с едой и вкусняшками на весь выходной и подошла. Бояться и обходить его я не собиралась. Я ни в чём не виновата и не собираюсь прятаться.

— Я приехал с сыном провести время. Против? — безразлично произнёс он. Наигранно безразлично. И я совсем не поверила его холодному тону и взгляду.

— Проведи, — кивнула. — Я не против.

— Тогда мы поехали, — кивнул Рома. — Тёмка, поехали в игровую?

— Потом приезжайте на обед, — я привычно улыбнулась, после испугалась и нервно посмотрела на Рому. Он не смог сдержать улыбку. — Не корми нигде Тёму, я приготовлю.

— Хорошо, — Они садятся в машину и уезжают. А я, смотря вслед, едва ли не плачу, потому что… Не хочу, чтобы так было теперь всю нашу жизнь.

Не хочу, чтобы человек, которого я люблю, держал дистанцию и надевал маски. Не хочу, чтобы он был воскресным папой и…

Нужно выяснить, что на самом деле с нами произошло. Разобраться.

Едва я поднимаюсь домой и выкладываю продукты, мне становится плохо и я ложусь в гостиной. Голова кружится, а живот снова крутит.

Потолок другой. Всё другое. Рассматриваю вокруг всё и понимаю, что эта квартира и близко не стоит с моей. С нашей. Там всё, что создала я. Всё, что придумала. Один цвет штор мы меняли раз десять, чтобы точно попасть в цветовую гамму общего дизайна. Но…

Теперь там, судя по моим каким-то собственным выводам, там живёт эта стерва. Ненавижу её. Просто презираю. Даже если они не спали, он не спешил отпираться. Сейчас тоже не оправдывается, считая, что он ни в чём не виноват. Просто приехал и забрал сына на прогулку. Показывая, что имеет на это право и что мне просто так не спряться.

А я и не стараюсь.

Сейчас я пытаюсь думать обо всём, только не о том, что происходит в моей личной жизни. Сын забирает все вечера — и хорошо. Так я хоть только ночью могу поддаться собственным чувствам и реветь до рассвета. Чтобы никто не заметил, чтобы никто не видел и только я знала, как мне плохо на самом деле.

Я отстранилась от девочек. Мы уже долгие годы дружим, и это с моей стороны — странно. Но, я надеюсь, они понимают.

Врач мне сказал поменьше двигаться, не есть целый список продуктов и побольше свежего воздуха. Подтверждение беременности стало настоящим ударом. Как что-то, что ты пытаешься скрыть, не верить, но оно происходит и меняет кардинально твою жизнь. Я не могу выпить вина, чтобы мозги поставить на место, не могу погонять, чувствуя ответственность уже за двух малышей.

Рома просчитался лишь в одном.

Это я раньше была танцовщицей, и во многом прожигала свои молодые годы. Как вспомню, сколько ночей я не спала, наслаждаясь танцами после смен в «Pasion». Мы с девочками могли часто не ехать домой, а продолжать праздник дальше. Веселиться до утра, танцевать, фоткаться, соблазнять барменов и потом отшивать их. Нам было так мало лет и мы всего лишь хотели чего-то постоянного в этом мире. Работали в не самой целомудренной сфере, где можно было купить тебя на ночь для секса. Так, к слову случилось с Катей. Её в первый и последний раз купили сразу двое мужчин за несказанно большой кэш. И она согласилась, чтобы спасти свою сестру. Презирала ли я её за это? Да ни за что! Катя так или иначе создала с ними крепкий союз, который может быть, кто-то из посторонних бы осудил, но не мы. Марат и Кир стали для неё самыми родными и близкими людьми во всём мире и помогли её сестре отучиться и поступить в универ. Так что Катя сделала когда-то верный выбор.

6 глава

Прошел год.

Тонкий плач крохи мгновенно будит. Я распахиваю глаза, чувствуя, как сон мгновенно улетучивается, и нахожу взглядом колыбельку, стоящую рядом с кроватью. Быстро хватаюсь за её край, пальцы скользят по гладкому дереву.

Утро началось не с кофе. Как и каждое утро на протяжении последних нескольких месяцев. Я осторожно встаю и беру малышку на руки. Она теплая, её крошечное тело кажется почти невесомым, но я всё равно держу её осторожно, будто в ладонях хрупкий фарфор.

Она шевелится, её маленькие кулачки вздрагивают, и я прижимаю её к груди, укутывая в тепло своего тела. Ей всего пятый месяц, она совсем крошечная — щеки мягкие и нежные, с ямочками, когда она улыбается во сне. До сих пор боюсь причинить ей вред или боль, хотя давно уже привыкла к её крохотным пальчикам, к доверчивому взгляду, который она бросает, будто знает, что я всегда рядом.

Её плач я уже научилась различать. Сейчас это просто пробуждение, напоминание о том, что пора есть. На несколько мгновений задерживаюсь, чтобы вдохнуть этот особенный запах — сладковатый, едва уловимый, только её, моего ребёнка. Сердце сжимается, как всегда.

Сейчас она лишь хочет кушать, а потом нужно будет поменять подгузник. Я ловлю её взгляд — маленькие голубые глаза, как осколки утреннего неба, смотрят на меня с детской серьёзностью, и кажется, будто она пытается что-то сказать.

Такая хрупкая и нежная, такая сладкая, что порой хочется просто смотреть на неё и забыть обо всём. Просто сидеть, обнимая её, и слушать, как ровно стучит её сердечко, совсем рядом с моим.

Я скучаю по малышке. Как и по сыну, конечно. Иногда это чувство буквально разрывает меня. Сейчас у меня есть всего час утром и несколько часов вечером, чтобы побыть с детьми наедине.

Если бы не моя гордость…

Впрочем, я сама виновата.

Я выхожу в гостиную, осторожно держу малышку, пока она уже начинает тихонько гулить, словно разговаривает со мной. Кладу её на диван, застеленный мягким пледом, и поправляю уголок, чтобы ей было комфортно. Маленькие ножки едва заметно дрыгаются, а крошечные пальчики цепляются за воздух.

Теперь нужно ещё и сына разбудить. Из соседней комнаты выходит няня, потягиваясь и сонно улыбаясь. Её взгляд оживляется, едва она замечает малышку.

— Доброе утро! Евочка уже проснулась? — она подходит ближе, чуть склонив голову, как будто разговаривает с лучшей подружкой.

— Уже давно, — киваю с улыбкой.

— Мы пойдём готовить завтрак, — девушка мягко берёт малышку на руки, нежно покачивая её из стороны в сторону.

— Конечно, — соглашаюсь. Евочка радуется вниманию, на её губах появляется та самая трогательная полуулыбка, от которой у меня всякий раз теплеет на душе.

Я иду в детскую. Мой сын, свернувшись клубочком, спит на своей кроватке, его светлые волосы разметались по подушке. Я тихонько наклоняюсь и касаюсь его плеча.

— Поднимайся, солнышко, — шепчу.

Он тянется, щурит глаза и, мило морща носик, сонно просит:

— Мам, ну ещё чуть-чуть…

Я улыбаюсь и позволяю ему поспать ещё немного. Пусть отдыхает. Ему скоро пять, но за последние месяцы он так повзрослел. С тех пор, как мы с Ромой расстались, он стал как-то более серьёзным, как будто понял, что мы с папой не будем вместе.

Я старалась объяснить это как можно мягче, без лишних обид или обвинений. Рома остаётся для него папой, и мне важно, чтобы они проводили время вместе. Главное, чтобы Рома этого тоже хотел. Пока что, к счастью, он хочет.

Пусть сын спит. До детского сада ещё есть время, всё успеем.

Я иду в ванную. Умываясь, невольно задерживаюсь перед зеркалом. Моё отражение — это чуть бледное лицо, слегка впалые щёки. Я похудела. Даже слишком. Наверное, за месяц восстановилась после родов. Быстрее, чем могла представить, но только из-за стресса.

Теперь я хожу в спортзал дважды в неделю, чтобы поддерживать форму. В первые недели я едва находила время на еду, погружённая в заботы о детях и обустройстве своей жизни. Иногда вместо отдыха предпочитала работать: переделывала кухню в одном из ресторанов или занималась заказами новой мебели. Порой я буквально жила на работе.

У меня не было и шанса осесть дома и стать домохозяйкой. Даже если бы хотела, а я никогда этого не хотела, сейчас, оставшись одна, просто не могу себе этого позволить. Ради того, чтобы Рома оставил мне обоих детей, я пошла на крайние меры. Я отказалась от всего его бизнеса, который мог бы сейчас приносить мне стабильный пассивный доход. Даже не настаивала на тесте или на том, чтобы он часто виделся со вторым ребёнком.

Если честно, весь наш развод пошёл кувырком.

Рома просил меня подождать. Долго. Говорил, что всё уладится. Даже тогда, когда уже жил со Светой, прекрасно зная, что я об этом знаю. А я, как дура, ждала. Ждала и верила, что это на благо. Детям, мне, нашему браку. Но это ожидание едва не стоило мне всего, что я создавала годами. Мои рестораны были на грани потери.

Когда эта сука — иначе её не назвать — Света пришла в мой ресторан, я поняла, что всё, терпение закончилось. Она вальяжно вошла, высоко подняв голову, вытягиваясь так, чтобы её округлившийся живот был максимально заметен, и прошлась по залу с таким видом, словно уже получила ключи от всего здания.

Я стояла у бара, держась за стакан воды с лимоном и мятой, которая хоть немного спасала меня от тошноты, когда она подошла ко мне. Её взгляд был тяжёлым, но улыбка — до жути наглой.

— Какой из рестиков ты отдашь мне? — сказала она, не мигая. — Я хочу быть директором. Мне нравится, как ты всё устроила.

Я тогда чуть не подавилась. Медленно поставила стакан, поднялась на ноги и шагнула в сторону, чтобы не упасть от шока.

— Что? — мой голос сорвался.

Света едва не закатила глаза и продолжила тем же мерзким тоном:

— Ты что, глухая?

Она выглядела нелепо, особенно с её набухшими за последние месяцы формами. Да, её разнесло за время беременности, и она явно пыталась это компенсировать своим видом победительницы. Я ничего не имею против полных девушек. Абсолютно. Но именно её — я ненавижу. Хоть худая, хоть полная — она останется той самой женщиной, которая разрушила мою семью.

7 глава

Праздник проходит, в целом, неплохо. Гости смеются, наслаждаются блюдами, похвально кивают ведущему, который, кажется, выкладывается на все двести процентов. Зал наполняет тихая, ненавязчивая музыка, вперемешку с ароматами кулинарных шедевров из нового меню. На кухне полный аншлаг — шеф-повар и бренд-шеф работают без остановки. Я лишь изредка ловлю обрывки их напряжённых переговоров, но даже на мгновение помахать им рукой не успеваю — у них сплошная запара.

Я же в центре внимания. Яркий свет софитов, взгляды, улыбки, бесконечные поздравления и рукопожатия... Всё это вызывает внутри меня смешанные чувства. На лице улыбка, но внутри хочется одёрнуть платье, спрятаться за часы на запястье, притворившись занятой, или просто найти повод уйти.

Я ощущаю каждую мелочь: неровный подол платья, пересохшие губы, пальцы, которые так и тянутся к бокалу с шампанским только ради того, чтобы занять их хоть чем-то. Иногда ловлю себя на желании сбежать. Укрыться где-нибудь в тишине, где слышно только дыхание спящих детей, где можно просто быть собой. Без шума, без света, без необходимости улыбаться.

Я привыкла к другой жизни. Даже не так. Я хочу привыкнуть к другой жизни. К уютной возне с малышкой, к забавным играм с сыном. Привыкла быть частью их маленького мира. Я больше не танцовщица из «Passion» — та, которая чувствовала себя уверенно на сцене и ловила восхищённые взгляды зрителей. Сейчас я другая.

Катюша выглядит такой нежной и хрупкой, что её мужчины едва ли отпускают от себя дальше, чем на шаг. Танюшка же вечно в движении, страхует меня, общается с гостями, и ловко находит общий язык с любым гостем. Она за весь вечер еще и не присела.

Так и не скажешь, что мы в прошлом танцевали стрип-пластику.

***

Внезапно в ресторане появляется он. Шикарный, статный, высокий — от одного вида у большинства девушек вокруг замирает дыхание. Его безупречный костюм подчёркивает идеальную осанку, уверенные шаги создают вокруг него ауру власти и контроля. Кажется, воздух в помещении становится плотнее, и даже музыка как будто приглушается.

Я вижу, как несколько официанток замирают, раскрыв рты, не в силах отвести взгляда. Кто-то неловко роняет поднос, но он этого, конечно, даже не замечает. Он идёт прямо ко мне, будто весь остальной мир не существует.

Его обаяние и харизма неизменно покоряют всех вокруг. Все, кроме меня. Я знаю его слишком хорошо, чтобы поддаваться этой маске. Он шагает уверенно, будто прекрасно знает, что его эффектный вход производит фурор.

Он пахнет дорого. Тот самый парфюм, который заполняет пространство, едва он подходит ближе. Этот аромат словно проникает в кожу, едва он подходит ближе.

Он протягивает мне шикарный букет розовых роз, идеально упакованных в шуршащую бумагу. Лепестки выглядят такими идеальными, словно их только что сорвали. Затем он вручает мне подарочную коробку с лаконичным логотипом известного ювелирного бренда.

Его следующий шаг я предвидела, но это не мешает ситуации вызывать легкое раздражение. На виду у всех он склоняется и целует меня в щёку — с подчеркнутой медлительностью, словно это его личная привилегия. Всё это выглядит демонстративно, как будто он делает одолжение не только мне, но и всей публике.

— Вероника, — уверенно говорит своим низким голосом. — Ты сегодня потрясающе выглядишь.

Артур Беляев. Знаменитый бизнесмен, человек, о котором говорят шёпотом, не рискуя рассуждать вслух. И даже сейчас он умудряется держаться так, будто всё в этом зале принадлежит ему, включая моё внимание.

— Боже, Ника, ты не могла выбрать ещё короче платье? — он улыбнулся, сверкнув своими карими глазами. — Я бессовестно тебя украду на глазах у всех. И мне ничего за это не будет.

— А укради! — хмыкнула. — Александр, я отойду, повзаимодействуйте пока с гостями, пожалуйста, — улыбнулась ведущему и тот с готовностью перевёл тему и стал проводить далее праздник. По факту, ему и не нужно было это напоминать, но мне нужно было предупредить. А мы уходим в пустой зал, где пока что занято только моими букетами.

— Что ты тут делаешь? Сказал, что тебя не будет в стране, — я улыбаюсь, осторожно опуская цветы в вазу с водой. Капли падают на пол, оставляя крошечные темные пятна на паркете.

— Не мог пропустить твое открытие, — мужчина засунул руки в карманы своих серых брюк и внимательно осмотрел меня, чуть склонив голову. Его губы тронула едва заметная улыбка. — Ты выглядишь, и правда, сногсшибательно!

— Как тебе? — я провожу взглядом по залу: высокие стены, украшенные моими работами, мягкий свет, отражающийся от стеклянных бокалов и полированных поверхностей.

— Круто. Ты проделала огромную работу, Ник. Молодец, — он кивнул, а в его взгляде мелькнуло что-то, чего я не успела уловить.

Я вижу, как он собирается что-то добавить, но нас прерывает Таня. Она уверенно пробирается к нам, её тонкие каблуки гулко стучат по полу.

— Ник, тебя там ждут, — говорит она, скользнув взглядом по мужчине, и легонько тянет меня за локоть. Мы покидаем зал и идём в основной, где царит оживлённая атмосфера: смех, негромкая музыка, звон бокалов. Едва я успеваю улыбнуться новым гостям, Таня тут же склоняется ко мне и шепчет:

— Что тут делает Айс? Ты что, с ним мутишь? Ты же знаешь…?

— Танюшкин, — я обнимаю её за плечи, чтобы успокоить. — Даже если бы я сошла с ума, ни в жизнь бы не стала с ним ложиться в постель, — шепчу в ответ, краем глаза наблюдая, как Беляев садится за один из столиков. Его ухмылка говорит о том, что официантка уже попалась в сети его обаяния. — Он бабник и третий раз разведен. Ещё хуже моего бывшего.

Вру и не краснею, ведь именно с ним я и согрешила примерно месяца два назад.

— Хуже? Точно? — Таня громко хохочет, привлекая несколько любопытных взглядов.

— Закрыли тему, — решительно киваю, и мы улыбаемся друг другу.

— Закрыли, — подруга сразу понимает и немного отступает, чтобы дать мне передышку. — Но чтоб ты знала, Рома почти что побледнел. Не знаю, узнал ли он постоянника «Passion», но заревновал точно.