Измена. Ты нас променял

Глава 1

– Ты что, беременна? – как-то недовольно произнесла моя двоюродная сестра Ольга.– Да, – кивнула я и положила тест обратно в футляр.

Мы с мужем десять лет не могли завести ребенка, так что случившееся – чудо, не иначе.

– Ты в своем уме? – скривилась и поджала Ольга губы, густо накрашенные красной помадой. Как по мне, излишне вульгарно, но я в ее вкусы не лезла.

Мне не показалось, она и правда была недовольна. Неприятно.

– Что не так, Оль? Ты же знаешь, как долго мы с Давидом хотели ребенка. Наконец-то произошло чудо, я уж и перестала надеяться.

Мы с мужем поженились десять лет назад, когда мне было двадцать, а ему двадцать три. Я хотела детей уже с восемнадцати лет, и Давид поддерживал меня в желании сделать нашу семью больше, вот только никак не получалось. Первые два года мы списывали это на неудачи, а уже после начали проходить медицинские обследования длиною еще в два года. Несмотря на выписанные препараты для увеличения моей фертильности, я так и не смогла даже забеременеть. Когда нашему браку исполнилось четыре года, у нас начался кризис в отношениях, но мы его сумели преодолеть, и теперь наше терпение воздалось сполна. Я беременна.

– Всё не так. Ты уже не юная девица, ты старородка, в конце концов. Ты хоть знаешь, какие осложнения могут быть? Вдруг инвалида родишь, умственно-отсталого. Вот помнишь Светка, внучка подружки моей бабки, у нее сын родился с отклонениями.

– Ну во-первых, она родила в сорок пять, в то время как мне всего тридцать, а во-вторых, ему диагностировали СДВГ, это совсем не инвалидность.

– СДВГ, МВДГ, один фиг, всё это ненормально. Хочешь всю жизнь себе проблемы? До старости ухаживать за возрастным ребенком? Делай аборт!

Нападки сестры меня неприятно удивились, а уж ультиматум и подавно. Я, конечно, знала, что она беспокоится за меня, ведь все эти десять лет была рядом, поддерживала меня, даже с мужем моим хорошо ладила, он ведь ее зять, уговаривала его сохранить наш брак и проявить терпение ради меня, но я не думала, что она может удариться из крайности в крайность.

– Ты чего, Оль? Я молодая, какая старородка? Я была у врача сегодня утром, беременность протекает хорошо. И потом, ты же меня знаешь, я тщательно слежу за своим здоровьем, так что всё будет просто отлично. Лучше бы поздравила меня с радостью, подруга, – слегка недовольно произнесла я, чувствуя себя не в своей тарелке.

Если до встречи с Ольгой мое настроение было на высоте, то сейчас было изрядно подпорчено, хотя я была не согласна с ее архаичными совковскими аргументами. Это раньше старородкой считали всех женщин, впервые рожающих после двадцати четырех, а сейчас эта планка сдвинулась, да и медицина улучшилась за эти несколько десятилетий, так что никакой проблемы в этом я не видела.

– Прости, Алевтина, – покаялась Оля и схватила меня за руки. – Просто ты же знаешь, ты у меня единственная сестра и подруга, я не хочу тебя потерять. А вдруг ты умрешь при родах?

– Ты специально сейчас меня стращаешь? Хочешь, чтобы я на всю жизнь бездетная осталась?

– Нет, конечно, нет. И не стыдно тебе про меня такое думать? Я, между прочим, одна тебя всегда поддерживала. Где сейчас все твои школьные и университетские подруги? Только я у тебя осталась.

– Ох, прости, Оль, я погорячилась.

Она была права. Все те немногие, с кем я дружила, как-то давно потерялись, но я об их потере не сожалела. Многие из них обвиняли Олю в каких-то глупостях, якобы она соблазняла их мужей, но я-то точно знала, что всё это не про Олю.

Наши родители жили на одной лестничной площадке, так как моя и ее мамы были родными сестрами, вот только разными по характеру. Она терпеть не могла изменщиков и любовниц, которые уводили мужей из семьи. Ее собственная мать, моя родная тетка, промышляла этим, и Ольга всё детство наблюдала за вереницей мужиков у той, так что к пятнадцати годам поклялась, что никогда не будет такой же. Даже своего шестилетнего сына родила от вдовца.

– Так что с беременностью? – спросила она у меня, когда мы обе немного поостыли. – Сохранишь?

– Конечно! О чем речь? Я сегодня вечером Давиду хочу устроить ужин дома, там и подарю ему тест в футляре. У нас же сегодня как раз годовщина свадьбы, я попросила его пораньше прийти.

– Ммм. Ты уверена, что стоит его отвлекать? У него вроде как контракт с немцами намечается.

В этом была вся Оля. Беспокоилась о нас больше, чем о себе.

– Ой, будет тебе. Хватит уже обо мне. Ты лучше расскажи мне, как Данил поживает?

Данил – ее шестилетний сын. Именно так я когда-то хотела назвать своего сына, но не срослось. Я бы могла упрекнуть ее в том, что она украла имя, о котором мечтала я сама, но я никогда ей его не говорила. Этот секрет знал только мой муж. А он бы никогда не рассказал ей мою тайну, хоть они и ладят, как зять и свояченица.

– Данька? Данька хорошо. Уже в школу ему через месяц. Надеюсь, что мой мужчина наконец даст ему свою фамилию. У него вроде как проблемы разрулиться должны.

Подруга сразу погрустнела, и я замяла тему. Она никогда не рассказывала подробности их взаимоотношений, но мой Давид говорил, что тот вроде как связан с криминалом, поэтому и не признает сына официально. Соответственно, и к нам в дом он его приглашать запретил. Чтобы беду не накликать.

Мы еще поговорили с Олей, а затем я побежала по магазинам, чтобы успеть вернуться к шести и приготовить мужу праздничный ужин.

Я летала, словно на крыльях любви и была вне себя от счастья. Мы столько лет обследовались, лечились, и когда уже потеряли надежду, произошло настоящее чудо. Не иначе мои молитвы были услышаны свыше и вознаградили нас с Давидом за терпение. Когда мы только поженились, оба были практически нищими. Давид – сирота, воспитанный строгой тетей, которая всю жизнь проработала педагогом, я же была из неблагополучной семьи. Мой отец умер, когда мне было пять, а затем мама, некогда талантливая пианистка, а после – обычная продавщица, спустя полгода снова вышла замуж за местного слесаря и с разницей в два года родила двух сыновей, так что всё ее внимание было посвящено им и пьющему супругу, на которого она практически молилась, боялась, что он от нее уйдет.

Глава 2

Я стояла на пороге гостиной и, казалось, практически задыхалась. Перед глазами потемнело, я вцепилась пальцами в дверной косяк и еле удержалась на ногах, до того меня не держали колени.

Тело охватила слабость, но я продолжала смотреть на свою сестру.

– Куда ставить пакеты с продуктами, хозяйка? – раздался вдруг сзади голос водитель.

Я совсем забыла, что он пошел следом за мной. Мои щеки окрасились в красный, и я наверняка напоминала собой спелый помидор.

– Поставь на пол, Федор. И можешь идти, спасибо за помощь, – произнесла я, отпуская его, и он довольно быстро испарился. За что я его ценила, так это за молчаливость. Вот только то, что меня унизили в его присутствии, только заставляло меня стыдиться происходящего сильнее.

– Что за привычка прислугу в дом пускать? Я же тебя сто раз учила, что они должны знать свое место и не сметь пересекать порог хозяйского дома.

Недовольный голос сестры вывел меня из ступора.

– Пока что я тут хозяйка, и мне решать, кто будет переступать порог этого дома, а кто нет, – спокойно произнесла я, хотя один бог знает, как дорого мне стоило сохранять нейтральным голос.

Внутри я вся горела, а мое сердце разрывали в клочья адские псы церберы, дербаня его на ошметки и жадно вгрызаясь в мою плоть. Боль ширилась, острыми укусами проходясь по всему телу, но я не желала показывать Ольге, как мне было плохо.

Сказать ей на мои слова было нечего, ведь несмотря на то, что она, получается, родила моему мужу сына, это не сделало ее хозяйкой дома.

– Нам нужно спокойно поговорить, Алевтина, – подал голос Давид и стиснул переносицу, словно у него разболелась голова.

– А что тут говорить? – взвизгнула Ольга и всплеснула руками. – Я родила тебе сына. Алевтина теперь в курсе. Нужно решать, как вы будете разводиться и делить имущество и бизнес. Я же уже сказала, мой сын должен расти в полной семье, усыновленным хотя бы!

– Заткнись, Ольга! – процедил Давид, глядя на нее зло.

Ольга всегда была зубастая и умела постоять за себя, но я никогда не обращала внимания на ее хабалистость, ведь она всегда была за меня горой. Да, порой учила не пойми чему, с чем я была не согласна, как например с нанятыми работниками. Меня смущало, что их она будто за людей не считала, но сейчас я отчетливо осознала, что она делит людей на классовость и себя относит к элите.

– Ты вся в мать, – произнесла я с горечью, чувствуя, как всё внутри меня дрожит. – Говорила мне мама, что яблоко от яблони недалеко падает, а я не верила, привечала тебя, а выходит, что…

– Что что? Змею на груди пригрела? Вот кто я для тебя? – нахмурившись, произнесла Ольга и мотнула головой. – Ты и твоя мать всегда только ярлыки и умели навешивать, так что это возмездие тебе за то, что нос задирала. Ходила тут деловая, замужняя, козыряла передо мной и смеялась надо мной, что я сына своего вне брака родила. Наряду с мамашей своей.

– Ольга! Ты вообще-то о своей тети говоришь!

– А ну заткнулись обе! – рыкнул Давид, и Ольга сразу же замолчала, сделав невинное лицо, каким я видела его раньше. Вот только было поздно. Я уже всё увидела, и мое сердце кровью обливалось от того, что меня предали два самых мне близких человека.

Меня трясло, и я прижимала руки к груди, скрестив их так, чтобы они не дергались и не выдавали мое нервное истощенное состояние всем присутствующим.

Я старалась взять себя в руки, чтобы не расклеиться прямо здесь, но не могла себе позволить потерять лицо перед предателями. Ольга лишь посмеется и не постесняется обглодать мои кости напоследок.

– Папа? – вдруг раздался жалобный детский голосок. – Почему ты кричишь на маму? Мне страшно.

Из другой комнаты выглянул Данил. Его взъерошенные волосы и помятое покрасневшее личико с явным следом от дивана говорили о том, что он спал. Выходит, все они уже давно дома.

Я подняла глаза и увидела внезапно то, чего не заметила прежде. Небрежно накинутое на обнаженное тело платье у Ольги, сквозь ткань которого просвечивали соски. Она всегда надевала лифчик, только если не вставала с постели и не планировала никуда идти. А вот Давид, мой муж, был одет не в костюм, как если бы недавно пришел с работы, как и сказал мне, а в домашние спортивные штаны и футболку. На вороте которой отчетливо сиял отпечаток губ. Красная помада, которую я буквально сегодня днем видела на Ольге. А сейчас она была размазана на ее лице, словно мой муж жадно целовал ее и не мог насытиться ее сладостью.

– Всё хорошо, солнышко, папа не на меня кричал. Ты уже проснулся, Данюш? Кушать хочешь? – тон Ольги изменился. Она и правда любила своего ребенка. И его отца, дошло до меня. А я-то столько лет слушала дифирамбы, которые она пела неизвестному мне мужчине. И в постели с ним она получает многочисленные оргазмы, и дарит он ей бриллианты да сапфиры, и одевает ее в одежду от кутюрье. И я даже не подозревала, что это всё было не просто о каком-то неизвестном, а о моем муже.

– Вы что… Кувыркались, пока ребенок спал?

Господи, как я ненавидела себя за то, как жалко звучал мой голос.

– Думай, что говоришь при ребенке, Алевтина, – осадил меня Давид, хмуро поглядывая на сына, который переводил с меня на своего отца тревожный взгляд. – Держи себя в руках, Даниил, мужчины не плачут, ты же помнишь? Ольга, отведи его в комнату, нечего ему взрослые разговоры слушать.

Ольга поджала губы, посмотрела на меня напоследок и послушно увела сына, который крутил головой, продолжая смотреть на нас.

Я горько хохотнула раз, два, а затем смеялась не переставая. Вспомнила не только ее слова, но и подарки, которые ей дарил Давид. Они не блистали оригинальностью. А я еще удивлялась, почему она получала те же украшения от своего мужчины, какие всегда мне дарил Давид. А оказалось, что ему просто было лень выбирать что-то новое и он просто дублировал то, что дарил мне. Либо наоборот. Дарил мне то, что уже испробовал на ней. Гнусно. Как же гнусно.

Мы остались с Давидом вдвоем, но больше всего я хотела, чтобы он исчез и закрыл свой рот. Вот только у него на этот счет было другое мнение. Она заговорил со мной так, словно я не его бусинка, которую он заверял в своей вечной любви и верности. Приводил мне в пример лебедей и волков, а сам… Сам оказался обычным шакалом.

Глава 3

– Прекрати истерить, Алевтина. Ты же не хочешь оказаться в психушке снова?

Угроза Давида никак не укладывалась в моей голове. Он никогда не говорил со мной таким жестким непререкаемым тоном, не позволял себе подобных слов в мой адрес. Ни разу за все годы нашего брака не упомянул о моем постыдном прошлом.

– Ты мне сейчас угрожаешь? – переспросила я, всё еще не веря в услышанное.

– Когда такое было? Я просто велю тебе успокоиться, чтобы не расшатались нервы. Мы оба знаем, что ты излишне впечатлительная и эмоциональная. Ты уже не подросток, каким была, когда случился тот твой семейный инцидент, так что держи себя в руках, – недовольно ощерился муж, опуская глаза на мою бурно вздымающуюся грудь. Я прикрыла ее руками, не желая, чтобы он трогал меня даже взглядом. – Ты в таком виде на улице шорохалась, Алевтина?

Давид ощерился, его кадык нервно дернулся, а глаза прищурились. Нижняя челюсть слегка выдвинута вперед, намекая на зарождающуюся агрессию, но я подавила в себе первый порыв оправдаться, что я расстегнула верхние пуговицы у платья лишь потому, что мне стало тяжело дышать. Вспомнила, что послужило тому причиной. Его предательство.

– Не смей, – начала я и осеклась, чувствуя, как резануло горечью горло. – Не смей читать мне нотации, как подобает вести себя настоящей замужней женщине. Я-то думала, мой муж – приличный семьянин, тяготеющий к патриархату, а он просто-напросто кобель, который в чужом глазу соринку заметит, а в своем бревно не видит.

– Не стоит истерить, Алевтина. Я ничего такого не сделал. Мы с тобой уже столько лет женаты, и у нас нет детей. Каюсь, переспал с твоей сестрой случайно, когда был не в себе, но когда она решила рожать, я был не против. Мне нужен сын, продолжатель рода, и она его мне дала. Этого ребенка я бы ни за что не привел к нам в дом и не побеспокоил тебя им. Если бы ты не пришла пораньше, то всё у нас было бы, как раньше.

– Как раньше? Это как? Собирался скрывать его от меня всю жизнь? Он ведь мой племянник, Давид, очнись! Заставил бы его тебя называть дядя Давид при мне, а отцом наедине? Ты себя слышишь? Что за бред?

– Хватит истерить, Алевтина. Ничего ужасного не случилось. Ольга будет воспитывать его сама, я же буду лишь их содержать и навещать иногда. Считай, что она просто моя вторая жена, которая тебя не побеспокоит. Я решу этот вопрос. Больше они порога этого дома не переступят, так что забудь о том, что случилось сегодня. Через час мой водитель отвезет их, а мы с тобой отправимся за стол. Ужинать. У нас годовщина свадьбы, дорогая, если ты не забыла. Я приготовил тебе подарок. Надеюсь, он скрасит твое плохое настроение.

Желваки на скулах Давида двигались с такой силой, будто он сжимал челюсти до скрипа в зубах, и смотрел он на меня с таким видом, словно я должна была радоваться тому, что он кинет мне, как подачку.

– Ничего ужасного? – повторила за ним, а сама смотрела в его глаза, в которых горел гнев, на которого у него не было права. – Ты сейчас говоришь мне в лицо, что заделал ребенка на стороне и будешь продолжать мне изменять с моей же двоюродной сестрой? И предлагаешь мне закрыть на это глаза?

– Все состоятельные люди так живут, дорогая, – зло произнес Давид и стянул с себя жестко галстук. – Любовницы на стороне – это норма. Будь у нас дети в браке, я бы просто имел девок без последствий, но теперь и сын у меня имеется. Так что можешь прекратить ездить по врачам, мы вполне может обойтись и без детей. Наследник у меня уже имеется.

– Когда ты стал таким? Неужели я этого не замечала? – прошептала я вслух, не веря в происходящее. Мне не хотелось верить, ведь иначе пришлось бы признать, что я совершила ошибку десять лет назад, когда вышла замуж за Давида.

– Прекрати себя вести так, словно для тебя это открытие. Мужику надо как-то расслабляться после тяжелого рабочего дня. Все жены богачей знают об этом. Одна ты…

– Одна я что? Нормальная адекватная женщина? Не та, которая повелась на чужие деньги и готова терпеть измены и побои ради лишней цацки украшений?

– Вот только не ври, что тебе не нужны эти цацки, – ощерился Давид и вдруг двинулся в мою сторону.

Не успела я опомниться, как его ладони обхватили мои плечи и встряхнули меня, будто он пытался привести меня в чувство.

– Мы с тобой столько лет женаты, а ты так и не понял, какой я человек, – произнесла я с горечью, пытаясь отцепить его хваткие пальцы и стараясь не смотреть ему в лицо. Выглядел он озлобленным и разъяренным.

– Хватит строить из себя униженную и оскорбленную. Я спас тебя от такой семьи, а ты не можешь мне простить маленькие шалости на стороне?

– Ты ошибаешься, если думаешь, что мое унижение просто так сойдет тебе с рук. Попробуй поступить со мной несправедливо, Давид, и узнаешь, на что способна отчаявшаяся женщина, жаждущая мести, – тихо, но четко произнесла я, стискивая до боли кулаки.

– Я не хочу ругаться, Алевтина. Я тебя люблю. Ты идеальная жена, которую не стыдно показать своим партнерам, так что давай сделаем вид, что сегодняшнего недоразумения не было.

Голос Давида был спокоен и холоден. Он и правда верил во всё, что говорил с такой страстью.

– Недоразумения? – раздался писк со стороны вернувшейся Ольги. Я и не заметила, как она проскользнула внутрь. – Так ты называешь нашего сына?

– Я разрешал тебе входить в комнату, Ольга? Быстро вернулась к сыну, я ясно выразился? Куда ты его отвела? – не церемонился с моей сестрой Давид, обращаясь с ней хуже, чем бояре со своими крепостными в прошлом.

– В твой кабинет, – не скрывая недовольства, ответила она и сверкнула глазами в мою сторону, однако не решилась что-то сказать, видя, что Давид не в настроении.

– Не видишь, что у меня с моей женой разговор? – оскалился он и махнул головой. – Пошла вон отсюда. И проследи, чтобы он не шарился по моему кабинету. Там важные договора.

– Как скажешь, любимый.

Ольга пискнула и ушла. Только каблуки зацокали по паркету.

Глава 4

– Я ухожу от тебя, Давид. У меня другой мужчина.

Зря она это сказала. Поняла это в тот же миг, когда его глаза налились кровью, он сделал шаг назад, и от того, как сильно он сжал кулаки, его костяшки хрустнули.

Я сглотнула, чувствуя исходящую от него угрозу, и как никогда сильно пожалела, что не умею контролировать свои порывы и держать в узде эмоции.

– Что ты сказала?! – процедил он тихо сквозь зубы, и я опасливо сделала шаг назад.

Вены на лбу и висках Давида вздулись, говоря о крайней степени его ярости, и я задрожала, прикрывая вдруг живот руками. Опомнилась не сразу, но он и не обратил внимания на мое суетливое порывистое движение, сосредоточившись на моем лице. Правду говорят, что материнский инстинкт – самый сильный и мощный из всех существующих. Каждая женщина во время опасности спасает самое дорогое, что у нее есть – детей. А беременность для меня была долгожданной и выстраданной, так что я ощутила страх, что из-за моих опрометчивых слов спровоцировала Давида на агрессию.

Он никогда не поднимал на меня руку, но именно в эту минуту я увидела в его глазах зарождающуюся лютую ненависть.

– Что ты сейчас сказала, Алевтина? Повтори! – рыкнул, но уже более спокойно, что напугало меня сильнее. Это означало, что он уже на пределе.

– Я… – забормотала я и глянула на проем гостиной. В эту минуту всем сердцем возжелала, чтобы здесь появилась Ольга. Ее вмешательство было бы сейчас уместнее, чем до этого.

– Хватит лепетать! Говори нормально!

– Успокойся, Давид, – произнесла я, наконец, более спокойно и уверенно после нескольких глубоких вдохов, но впала снова в панику, когда он вдруг отмер и двинулся ко мне. – Не смей ко мне подходить!

– Закрой свой рот, Алевтина, – он вдруг схватил меня за горло и протащил через полкомнаты к стене, буквально впечатывая меня в нее. Мой позвоночник заболел от жесткого удара, но я старалась не думать об этом, сосредоточилась на важном. Одной рукой обхватывала живот, а второй пыталась убрать руку Давида со своего горла. Его пальцы больно впивались в кожу, слегка мешая мне дышать и перекрывая трахею, а от того, как он тянул меня вверх, мне пришлось встать на носочки и вытягивать ноги. Икры моментально заболели, но я не могла себе позволить расслабиться.

– Давид, – прохрипела я, чувствуя удушающую панику. В буквальном смысле удушающую. – Да-кха-Да-в-вид.

– Закрой пасть, Алевтина, я не разрешал тебе говорить! – рявкнул он и прикрыл глаза, а когда открыл их, на меня смотрел зверь. – А теперь медленно и четко повтори свои слова минуту назад! Медленно! И четко!

У него двигались желваки на скулах, и без того тяжелая нижняя челюсть, казалось, потяжелела, а от самого Давида несло яростью и мощным тестостероном. Я всё пыталась отодрать его пальцы, но что я могла сделать против стокилограммового высокого сильного мужика, нашпигованного чистыми литыми мышцами.

– Давид, я, я, я пош-шутила, от-тпусти м-меня пож-жалуйста, – зашептала я, ощущая, как по щекам текут слезы.

Да, я могла бы проявить гордость и крикнуть ему в лицо снова, что я изменяла ему, но во мне был слишком сильно развито чувство самосохранения. Я хотела жить, а самое главное, доносить моего малыша в утробе в целости и сохранности. Родить его здоровеньким, розовеньким и счастливым. И если я не наступлю сейчас на горло своей тупой гордости и уязвленному самолюбию, болезненной горечи из-за его предательства, то лишусь того, что хотела больше всего на свете – своего комочка счастья, которое должна познать каждая женщина.

– Лучше тебе так больше не шутить, Алевтина, – произнес Давид спустя минуту, четко проговаривая каждую букву, и, наконец, отпустил меня, отходя на несколько шагов подальше от меня.

Я же упала на пол и закашлялась, совершенно не ощущая, как ударилась коленями о паркет. Дышала и дышала. Вдыхала желанный кислород в легкие и сипло хрипела, всхлипывая и держась обеими руками за грудную клетку в области сердца. Казалось, оно сейчас разорвется на куски от того давления, которое на него оказывали.

Не знаю, сколько прошло времени, как мне полегчало, но когда я подняла голову, то увидела Давида сидящим в кресле. Он был расслаблен, глаза прикрыты, а в руках уже красовался граненый стакан с янтарной жидкостью.

Он будто почувствовал на себе мой взгляд, открыл свои отдающие блеском глаза и ощерился, осматривая меня с головы до ног.

– Я перенервничал, дорогая. Иди ко мне, будешь извиняться за то, что испортила мне настроение.

Крупная ладонь хлопнула по бедру пару раз, намекая, чтобы я ползла к нему и села прямиком на него. Мне был знаком этот взгляд, и меня пробрала дрожь, когда я поняла, к чему он клонит.

– Не надо, Давид, – покачала я головой и попыталась встать, но коленки всё еще дрожали и не держали мое тело. Я продолжала сидеть на полу, словно побитая хозяином собака.

– Не надо? – оскалился он и наклонился туловищем вперед, облокачиваясь локтями о собственные колени. – Сколько раз я слышал от тебя эти слова? Не надо. Голова болит. Давай не сейчас, Давид. Сколько можно, бабуин озабоченный? У меня эти дни. М? И ты еще удивляешься, что я гульнул пару раз.

– Давид… – простонала я, не зная, как успокоить его. Страх во мне всё еще горел ярким пламенем. Мое тело и мое горло еще не забыли, как жесток он может быть, и как крепка его хватка.

– Хватит, Алевтина, с меня довольно, – он поднялся со своего места, допил пойло и рваным движением кинул стакан вбок.

Стекло разбилось о камин и разлетелось осколками по ковру. Я вздрогнула и попыталась отползти подальше.

– Раз ты мне отказываешь в супружеском долге, я имею полное право получить секс на стороне. Твоя сестра никогда не бывает против. Разложу ее прямо на нашем супружеском ложе, дорогая. А когда мы с ней закончим, то спустимся вниз, и ты накормишь нас вкусным сытным ужином. Праздничным. Сегодня ведь наша десятая годовщина. С праздником, дорогая любимая женушка!

Он говорил жестко, с равнодушием в глазах, которого раньше я никогда не видела. Ему было всё равно на мои чувства, на мое больное состояние и жалкий вид. Он будто получал садистское удовольствие, говоря мне неприглядные планы в лицо.

Глава 5

Я встала, наконец, с пола на дрожащих ногах и сделала пару глубоких вдохов.

Нельзя раскисать и впадать в плач. Нужно найти документы, взять карточки и срочно уезжать, пока Давид не закончил с Ольгой и не спустился вниз.

Его гнусные требования всё еще стояли у меня в ушах, и мне не верилось, что он их произнес.

– А когда мы с ней закончим, то спустимся вниз, и ты накормишь нас вкусным сытным ужином. Праздничным. Сегодня ведь наша десятая годовщина. С праздником, дорогая любимая женушка!

Господи, какая мерзость. Тошнота подкатила к горлу, и я удержала ее лишь усилием.

Сегодняшний день должен был стать сказкой, очередной перевернутой вехой нашей любви. А стал настоящим кошмаром, которому нет конца и края. Он ширился и ширился, превращая всё вокруг в мрачную темную бездну.

– Документы, Аль, документы, – простонала я сама себе и пошла к лестнице.

Кажется, наши паспорта хранились в кабинете Давида. Мы должны были с ним лететь на острова на этих выходных, чтобы провести время только вдвоем вдали от цивилизации, и я без задней мысли отдала паспорт ему.

Знала бы я, что он мне пригодится для путешествия, и совсем не для заграничного, вцепилась бы в документ мертвой цепкой хваткой.

Кабинет был расположен на втором этаже, что и наша спальня, так что при моем приближении стоны зазвучали громче. Меня колотило, но я старалась абстрагироваться. Не время плакать. Время действовать.

В кабинет Давида всегда нельзя было входить. Только в крайних случаях. А если он работал, то и вовсе запрещено. Я скользнула внутрь на цыпочках, молясь, чтобы успеть забрать всё до того, как вакханалия неподалеку закончится.

Прошла к сейфу и набрала заветный номер. Фух. Он не сменил код. Документы лежали в самом верху, а сбоку я вдруг заметила пачку долларов. Пальцы закололо, и я, недолго думая, забрала и их тоже, суя в сумку, благо, она была довольно вместительная. Компенсация за мои украшения, которые лежали в спальне.

– Ххх, – вдруг раздался, казалось, детский плач.

Я замерла, а затем обернулась и обомлела. Маленький Данилка сидел под столом, скрутившись в позе эмбриона и прикрывая уши. Глаза его покраснели, а лицо опухло от слез. И моя ненависть к Давиду и Ольге лишь усилилась, казалось, разъедая все остальные чувства кислотой.

– Почему ты тут, малыш?

Я присела на корточки, ощущая к нему жалость. Он ведь не виноват в том, что его родители – жестокие ублюдки, которые готовы предаваться похоти, не обращая внимания на то, что он всё слышит.

– Мама не отвела тебя в дальнюю комнату? – спросила я снова, когда он промолчал.

– Уйди, ты плохая, – захныкал Данил и оттолкнул мою руку, когда я попыталась вытащить его из-под стола, чтобы отвести вниз. Негоже ребенку слушать подобную похабщину.

– Что? – растерялась я.

– Ты плохая! – топнул он ножкой, продолжая сидеть и смотреть на меня исподлобья. – Ты запрещаешь мне видеться с папой. Ты злая тетя! Мама так говорит.

От его детской обиды меня будто смыло волной горечи. Так вот оно что. Данил всегда относился ко мне настороженно в те редкие минуты, когда я его видела. Ольга убеждала меня, что дети – это не мое, и я просто не умею с ними ладить, так что мне надо перестать страдать ерундой и пытаться забеременеть. Дескать, многие живут без детей и ничего. А на самом деле, она просто настраивала Данила против меня, пыталась через ребенка убить мою самооценку.

– Нет, малыш, я не плохая, – грустно прошептала я, попытавшись погладить его светлые волосики, внешностью он пошел в маму, но он глянул на меня зверенышем и пнул по ноге.

Я охнула, так как это было больно, но промолчала. Его поведение – отражений действий его родителей.

– Может, ты хочешь внизу мультики посмотреть? – сделала я очередную попытку, вот только зря я вообще задержалась. Не услышала, как скрипы из спальни утихли, а после дверь кабинета с грохотом открылась.

Я испуганно привстала с корточек и увидела на пороге Давида. Он был лишь в одних трусах. Тех самых боксерах, которые я сама лично купила ему.

– Что ты тут делаешь, Алевтина? Неужто ужин уже готов?

Голос его звучал насмешливо, а сам он облокотился рукой о косяк, демонстрируя свой накачанный торс и мускулистую грудь. Тренажерку он посещал регулярно, как и дзюдо. Раньше я с ума сходила по его крупному атлетическому телу, любила гладить его везде, особенно между ног, а сейчас во мне ничего не екнуло.

Стало мерзко от того, что я знала, над кем это тело было буквально пять минут назад.

– Как же второй заход, Давид? – ласковый голосок Ольги. С ним она становилась кошечкой без когтей.

Сама она появилась за спиной моего мужа, а затем ее руки обхватили его крест-накрест за торс. Кажется, она не удосужилась даже одеться.

– После, Оль. Я голоден.

Фраза прозвучала двусмысленно. Пошло. Омерзительно.

– Вы оба мне просто отвратительны, – практически выплюнула я, чувствуя, как гадко стало на душе от всей это ситуации. – Да какая ты мать после этого, Оль? Неужели тебе сына не жаль?

– Мама! Меня тетя Аля обижала! – крикнул вдруг Данил и выскочил из-под стола, кинувшись к ее ногам. Она стояла в моем пеньюаре, который я купила для того, чтобы удивить сегодня Давида. Удивила, это уж точно.

– Обижала? – хищно прищурилась Ольга. – Как?

И кинула почему-то острый взгляд на Давида, который даже не опустил глаза, чтобы глянуть на сына. У малыша его глаза, вдруг с болью подумала я.

– Запрещала папу папой называть! Сказала, что я ублюдок!

– Что? Я такого не говорила!

Я просто ахнула, пораженной наглой клеветой. Это ведь маленький ребенок, я такого не ожидала. Но ясно сразу, откуда ноги растут. Ольга пытается разрушить наш брак любой ценой, вот только не понимает, что его уже нет. Я не прощу ни ее, ни Давида, который не просто изменил мне, а сделал это подло и гнусно.

– Давид! Разберись с ней! – прошипела Ольга, подбоченившись. – Она уже совсем берега попутала, приструни ее!

Глава 6

Мне нужно было что-то делать. Если я буду снова наезжать или кричать, Давид снова скрутит меня. Кто знает, чем на этот раз закончится его рукоприкладство. Мое долбаное самаритянство сыграло со мной злую шутку.

Если бы я не задержалась, желая помочь племяннику Данилу, если бы не пожалела его, если бы не сидела оглушенная добрых полчаса на полу первого этажа… Множество этих если бы…

И сейчас я стояла около открытого сейфа, а в моих руках была сумочка, набитая крупными долларовыми купюрами. Я будто впала в ступор, не зная, что предпринять, мозг лихорадочно подыскивал варианты, но ни один из них не подходил. Прорваться через крупную фигура бугая-мужа нереально, прыгать в окно второго этажа – самоубийство, так что постепенно меня начало наполнять отчаяние.

– Алевтина! – предупреждающий рык Давида. И вдруг он оттолкнулся от косяка и двинулся в мою сторону.

Я сделала резкий шаг назад и больно ударился спиной о сейф. Обернулась и увидела свое спасение. Пистолет. Давид поэтому и запрещал мне пользоваться сейфом в его отсутствие, считал, что я могу случайно себе навредить, но до сегодняшнего дня у меня и мысли не возникало взять этот пистолет в руки.

Боковым зрением я видела, как он приближается, а свободной рукой резко схватила оружие и направила дуло в сторону мужа.

– Стой где стоишь, Давид, иначе я выстрелю!
Мне казалось, что я должна была сказать это спокойно и пафосно, как это бывает в кино, но мой голос дрожал, пальцы тряслись, да и вся моя речь звучала прерывисто и слабым голоском, словно он у меня прорезался, как это бывает у парней-подростков.

– Положи пистолет на стол, глупая, – улыбнулся иронично Давид, но остановился. В его глазах я видела насмешку и презрение, вызов, словно он не верил, что я способна выстрелить.

– Я тебе не глупая, Давид, не смей меня так называть. Уйди с дороги!

Я вся дрожала, но желала поскорее попасть на свободу, убрать подальше от предателя-мужа, который не просто растоптал и унизил, но впервые применил ко мне силу, и всё из-за своей гнусной натуры и гнилой душонки, чего раньше я не замечала.

А сейчас все шоры спали, и я не собиралась закрывать на это глаза.

– Решила напугать меня, Алевтина? Не старайся, я мужик пуганый, а вот ты, курица бестолковая, пораниться можешь. Опусти оружие, я сказал! – рявкнул он и стал медленно подбираться ко мне.

Между нами была преграда в виде стола, и я двинулась вправо, чтобы уйти от него чуть дальше, обогнуть стол и прорваться к освободившемуся проему двери.

– Стой, где стоишь, Давид! Не двигайся, иначе я выстрелю!

– Дура! – рыкнул он. – Пистолет на предохранителе.

Давид резко кинулся на меня, а я от испуга нажала на курок.

Муж упал на пол, но стрелок из меня был не ахти.

Меня оглушило, ведь я никогда еще не оказывалась в такой ситуации и не слышала звука выстрела. В стене возникла дырка.

– Т-ты с-сказал, на предо-предохранителе.

Я стала заикаться, но пистолет не опустила, чувствовала, как в кровь выплеснулся адреналин. Давид пригнулся к полу и посматривал на меня с потрясением во взгляде, словно впервые увидел.

– Алевтина, – голос его стал вкрадчивым, в нем еще присутствовало раздражение, но он как мог гасил гнев и агрессию, боялся меня напугать. Привстал с колен и выставил вперед руки. – Малыш, давай успокоимся!

– Не подходи!

Несмотря на страх и шок, теперь я уже с большей уверенностью подняла руку, в которой был зажат пистолет.

– Ты могла пораниться. А если бы пуля попала в ручку двери и срикошетила в тебя? Положи пистолет, давай спокойно поговорим, мы ведь взрослые люди.

Я перекинула ремешок сумки через плечо, схватила оружие двумя руками и двинулась по касательной, огибая настороженного Давида.

– Будешь меня останавливать, и я выстрелю. Понял? А теперь лег на пол и руки за голову!

Я сама не верила, что делаю всё это. Угрожаю мужу дулом пистолета, рычу на него и готова выстрелить. Убить я бы не смогла, но я была сейчас в таком состоянии, что могла бы прострелить ему ноги или… Или хозяйство. Соблазн был слишком велик, но я усилием воли подавила в себе садистские замашки.

– И куда ты пойдешь после такого, Аль? – насмешливо произнес Давид, послушно при этом выполняя мои приказы. – Да ты никто без меня. Ноль без палочки. Ну уйдешь сейчас, а дальше что? Все счета я контролирую, имущество на меня записано. Не глупи.

– Не твое дело, что я буду делать дальше. Закрой свой поганый рот! Мразь!

– Что, к матери своей никчемной поедешь? Отчим тебя не примет, выживет с хаты. Или хочешь, чтобы он снова начал к тебе приставать, как раньше? Или ты всё выдумала тогда, и тебе понравились его домогательства? М?

На мои глаза навернулись слезы. Он знал куда бить, чтобы вывести меня из себя. Как бы мне ни было больно от прошлого, я всхлипнула раз и до крови закусила губу, чтобы не расклеиться. Мне нельзя сейчас раскисать и вестись на его слова, которыми он пытался меня уколоть.

– Вот так и лежи, Давид, не старайся меня заговорить.

Я осторожно двинулась к выходу, продолжая наблюдать за ним. Всё ждала его выпада и резких движений, но он смирно продолжал лежать. Я была почти уже у порога, как вдруг раздался голос Ольги.

– Что у вас тут происходит? Вы напугали нас, Давид.

Она приближалась к комнате.

– Иди вниз! – рыкнул со своего места Давид, но на этот раз сестра его не послушалась. Вошла в комнату и застыла, видя лежащего Давида и агрессивную меня.

Я не нашла ничего лучше, чем навести курок теперь на нее.

– Отошла к сейфу, Ольга, если не хочешь быть застреленной, – с каждой пройденной секундой мой голос становился более жестким и спокойным. Я будто обрела, наконец, контроль над собой. Словно все мои эмоции были временно заморожены, позволяя мне действовать в своих интересах и интересах моего малыша, которого я защищу любой ценой.

– Ты ненормальная?! – завизжала она. – Да мы тебя в психушку упечем! А если посмеешь ранить кого, в тюрьме сгниешь, дрянь!

Глава 7

Когда я открыла глаза, то не сразу увидела лежащее на газоне тело слева.

Давид не шевелился, а я, как оказалось, наполовину протаранила ворота. Голова болела, так как сработала подушка безопасности, и я откинулась на сиденье, приходя в себя.

– Черт, – прошептала я и оглянулась по сторонам, вспоминая, что произошло пару минут назад.

Давид неподвижно лежал, со стороны дома раздавались истеричные вопли Ольги. Она выбежала на шум и неслась в сторону моего мужа с промоченным спереди пеньюаром. Я поморщилась. Было обидно, что я купила этот набор для себя, чуть ли не впервые за последние полгода, и мало того, что его надела моя предательница-сестра, так еще и испортила пеньюар.

– А-а-а! – продолжала кричать Ольга, пока я сидела внутри машины.

Меня пока не отпустил адреналин, и только-только начал подбираться запоздалый страх, что я убила собственного мужа. В голову начали лезть мысли о тюрьме, скудной еде и маленькой каморке в СИЗО. Я уже представила, как иду по этапу, как вдруг Давид грузно встал, отмахнулся от Ольги, которая всплескивала руками, и что-то прорычал ей. Я встряхнула головой, прогоняя звон в ушах, и прислушалась, переводя дыхание. Ногу убрала с газа, сделала передышку, так как меня всё еще потряхивало от пережитого, и я боялась угробить себя.

– Надо вызвать скорую! Ты только посмотри на себя! А эту дуру в психушку или в тюрьму! Глянь, что она наделала? А если бы сделала тебя инвалидом? – неприятный голос Ольги.

– Замолчи! – рык Давида. – Только панику создаешь. Иди в дом и сиди там с Данилом, я сам тут разберусь!

– Но, Давид, давай я вызову полицию и скорую. А если с тобой что-то случится, или эта ненормальная решит тебя добить? Она даже не вышла! Ты понимаешь теперь, какую ошибку совершил, женившись на ней? А я говорила тебе тогда, что я буду лучшей партией!

Я оцепенела, услышав слова Ольги. И пока она говорила, всё сильнее чувствовала себя полной дурой. Я-то думала, она полюбила Давида, пока мы были с ним в браке, и она утешала нас обоих и сблизилась с ним, а оказалось, что он приглянулся ей еще в наш конфетно-букетный период.

Наконец, пазл в моей голове сошелся.

– Зачем он тебе, Аль? Ни кола, ни двора, да и куда вы вот ходили в субботу? Во вшивую забегаловку поужинать? Он тебя не уважает, а ты не замечаешь этого.

Это было наше эн-ное свидание, денег тогда ни у кого из нас особо не было, и та самая забегаловка стала моим самым сладким воспоминанием. Именно тогда мы впервые поцеловались, и я ощутила бабочки в животе.

– Он же круглый сирота, нашла бы себе кого побогаче, вон Ванька Дунаев на тебя как смотрит, а он, между прочим, сын владельца мясокомбината.

Ага, а еще поговаривали, что он был насильником и наркоманом. Позднее всё это подтвердилось, и его посадили, а я еще долго Ольге припоминала ее совет насчет него.

– Да ты только глянь, он на каждую юбку смотрит. Гулять будет, нафига он тебе такой?

Что ж, в последнем Ольга оказалась права. Кобель.

Вот только все эти годы я думала, что она говорила тогда мне всё это ради моего блага, а оказалось, что просто пыталась занять мое место.

– Выходи из машины, Алевтина! – рыкнул Давид со своего места, но я дурой не была.

Мысли так хаотично двигались в голове, что я не могла ухватиться ни за одну дельную.

А как только увидела, что Давид начал вставать, глядя на меня угрожающе через стекло, я недолго думая вдавила ногу в педаль газа и стартовала с места, окончательно снося ворота и выезжая на дорогу. Видела в зеркало заднего вида, что Давид вышел и долго смотреть мне вслед, и меня пугало то спокойствие, которое было написано на его лице. Словно шутки кончились, и отныне говорить он будет со мной на другом языке. На языке силы.

Конечно, одна часть меня злилась на мужа и считала, что он получил по заслугам во время случайного наезда, а другая дрожала от жалости и сочувствия, ведь наезд – это ужасно.

Однако я старалась лишний раз не рефлексировать, понимая, что теперь счет идет на минуты. Если до этого я просто могла скрыться в неизвестном направлении и начать новую жизнь, то теперь не сомневалась, что Давид напишет на меня заявление, и меня объявят в федеральный розыск.

Я не собиралась становиться жертвой в его планах, а посему приняла решение сделать превентивный шаг. На опережение.

Припарковалась у полицейского отделения подальше от нашего дома, то самое, которое Давид ненавидел. Кажется, именно здесь главой был враг Давида, которого мой муж точно не сможет подкупить.

– Добрый день, я бы хотела написать заявление на своего мужа, – произнесла я, растерянно оглядываясь вокруг. Каморка КПП была маленькой, передо мной стоял турникет, а справа в будке сидел дежурный.

– Паспорт, будьте добры.

Парень посмотрел на мое лицо и поднял трубку, начал набирать чей-то номер в отделении. Я достала зеркало, чтобы посмотреть на себя, и ужаснулась своему внешнему виду. На шее отчетливо проступили следы от мужских пальцев. Кожа у меня всегда была нежная, так что синяки были не удивительны. А вот огромный наливающийся кровью фингал под глазом меня поразил. Нос распух, а под левым глазом отчетливо проступал свежий синяк, словно кто-то использовал меня вместо груши для битья.

– Вас ждут в кабинет двести тринадцать, гражданка… – дежурный глянул на мой паспорт, – Доронина.

Я сцепила зубы, но кивнула, забрала паспорт и двинулась через КПП на улицу, оттуда уже в единственное возвышающееся трехэтажное здание полиции.

Доронина…

Напишу заявление в полицию за применение ко мне силы, а после в ЗАГС. Ни минуты больше не желаю носить его фамилию.

Нужный кабинет нашелся не сразу. Но не успела я в него войти, как мне пришло сообщение на телефон. Я не хотела открывать, но нехорошее предчувствие так сильно опоясывало грудь, что я поступила вопреки страх.

Давид.

“Не делай глупостей, Алевтина. Машина на меня записана. Если не вернешься до вечера, я объявлю ее в угон”.

Глава 8

– Алевтина? Пахомова, это ты, что ли?!

Павел Анатольевич Измайлов. Старший брат моей бывшей лучшей подруги Иры Измайловой. Я не видела его лет десять, если не больше, как раз с тех пор, как мы перестали общаться с Иркой. Мы разругались в пух и прах прямо перед моей свадьбой, а всё из-за того, что моей сестре Ольге показалось, что та положила глаза на моего Давида. Слово за слово, и вскоре нас разнимали незнакомые нам парни.

– Доронина уже лет десять, – произнесла я автоматически и прикусила кончик языка.

Скоро я верну свою девичью фамилию и стану Пахомовой.

– Хорошо выглядишь, – отметила я, желая перевести тему.

За прошедшие десять лет он заматерел, раздался в плечах и будто стал выше и крупнее, хотя куда уж больше – он и так был выше меня на полторы головы. Темноволосый, голубоглазый, когда-то он был моей первой любовью. До того, как я встретила Давида.

– Не могу сказать о тебе того же, Аль, уж извини, – покачал головой Паша, рассматривая мое разукрашенное лицо.

– Это не то, что… – вдруг начала я оправдываться. Стало стыдно, что он думает, что я живу в браке, где меня регулярно колотят. Да и Давид не бил меня кулаками, а наговаривать мне не нравилось. – Всё дело в…

– Муж избивает? Руки бы ему оторвать.

– Н-нет, д-да, – растерялась я и занервничала. – Я пришла как раз, чтобы заявление написать.

– Послушай, Аль, – вздохнул Паша. – Сколько раз ты уже писала заяву на мужа? Не хочу тебя обижать, но статистика не лжет. Большинство заявлений жены сами забирают на следующий же день. Присаживайся, кстати, – махнул он рукой на стул напротив, и я присела.

– Статистика, может, и не врет, но я свое не заберу, Паш. Я серьезно настроена.

Вдаваться в постыдные подробности того, как меня унизили муж и сестра, я не собиралась, но и идти на попятную было поздно. Мне будет элементарно стыдно даже перед Пашей, который смотрел на меня так, словно уже всё обо мне знал.

– Вот листок бумаги, пиши заявление по примеру вот. Поедем с тобой снимать побои, сделаем фотоснимки, – начал говорить Паша, рассматривая мое лицо и дергая губой в оскале, словно желал набить Давиду морду. – Был бы рядом, подрихтовал бы его лица. Кто муж-то у тебя? Преследовать не будет?

– Давид? Будет, – произнесла я, затем поджала губы. – Он развода не хочет, так что домой мне нельзя возвращаться. Только знаешь, Паш, ты на синяки под глазами не смотри, это не он. Произошло ДТП, и сработали подушки безопасности, а кожа у меня всегда была нежная. Так что вот…

– Муж пытался убить тебя, спровоцировав аварию? Это статья выше. Покушение на убийство.

– Нет-нет!

Я замахала руками и поняла, что именно я в этой ситуации выгляжу преступницей. Ведь ДТП вызвала я сама. Паша смотрел на меня проницательным взглядом, ожидая подробностей, а вот я сама замялась, понимая, как опрометчиво поступила, придя сюда без консультации адвоката.

– В общем, мой муж Давид душил меня и толкал, на шее, плечах и спине наверняка остались синяки, – я посмотрела на руки, на них также остались отпечатки пальцев Давида. Слишком сильно он сжимал на мне руки. – Он… Я просто пришла пораньше и застала его с моей сестрой. Он слетел с катушек, угрожал мне, если я подам на развод, и я… – говорить о пистолете не собиралась, пришлось фильтровать речь, – Он не давал мне уйти, душил, а когда я попыталась сбежать на машине, он выскочил передо мной и… Я сбила его.

– Что диагностировала скорая?

– Я не знаю, я уехала, – пожала я плечами, уверенная, что Давид ее не вызывал. – Он был в порядке, когда я уезжала. Встал сам, даже вышел со двора и смотрел мне вслед.

– Это осложняет дело, Аль. Если он подаст встречное заявление…

– Он не подаст, Паш. Слишком печется о своей репутации в бизнес-среде.

В этом я была уверена. А вот мое заявление – мой козырь, чтобы он не вздумал выставить всё так, словно я истеричка, сбежавшая из дома из-за пустяков. А его угроза, что я могу снова оказаться в психушке – не пустой звук. И мне нужно защитить себя со всех сторон.

Расспрашивать подробности Измайлов не стал. Принял мое заявление, после чего мы поехали фиксировать следы от применения силы Давидом. Учли и повреждения, вызванные ДТП.

– У меня друг есть с академии, он специализируется на бракоразводных процессах. Я предупрежу его о тебе. Адвокат тебе понадобится, Аль, и грамотный.

– Спасибо, Паш, ты и правда меня выручишь.

– Сейчас ты куда?

– В ЗАГС – на развод подать хочу. Ни минуты не хочу ждать.

– Тебе есть куда пойти?

– М-м-м.

С ответом на вопрос я затруднялась, ведь и сама пока не знала. Видимо, всё было написано на моем лице, так как Паша нахмурился и покачал головой.

– К матери тебе не вариант. Слушай, если хочешь, можешь у нас пожить. Ирка сейчас в больнице работает, частенько в ночные смены, я, сама понимаешь, почти постоянно на работе.

– А Ирка? – сглотнув, спросила я то, что не решалась узнать. – Я слышала, она замуж вроде вышла.

– В разводе. Детей не было, так что не смогли вместе дальше жить.

Это отозвалось во мне мукой и грустью. Срезонировало с моим отчаянием, которое я испытывала все эти годы. Низ живота вдруг потянуло, и я накрыла его рукой, чувствуя, как всё вдруг запульсировало тупой болью.

– Аль? Что с тобой? Мне скорую вызвать? Он тебя что, по животу бил? Открывай, я посмотрю на предмет синяков. Нужно зафиксировать.

Голос Паши звучал глухо и будто сквозь вату. Он вдруг подошел вплотную и стал тянуть меня за платье, и я не сразу отреагировала, только когда увидела, что стали оголяться бедра.

– Нет-нет! – закричала и отшатнулась. Ударилась спиной о стену и согнулась пополам. – Мне в больницу надо.

Последнее я просипела, чувствуя, как меня корежит, а внизу живота всё пульсирует. Я вся покрылась испариной, а колени подогнулись, не способные сейчас удержать мой собственный вес.

– Не трожь, Паш, – махнула слабо рукой Измайлову, который продолжал считать, что моя боль связана с побоями. – Давид тут ни причем. Точнее, причем, но не так, как ты думаешь. Отвези меня, пожалуйста, в больницу, я… Ай! Я не уверена, что смогу за рулем.

Глава 9

У меня дрожали руки, когда я подносила телефон обратно к уху. Каждый раз свекровь вызывала у меня противоречивые эмоции. С одной стороны, чувство глубокого уважение, ведь женщиной она была хоть и крутого нрава, но всего в жизни добилась сама, возглавляла одну из лучших частных школ в городе. С другой же стороны, глубинный безотчетный страх, ведь и общалась она со мной, как педагог с нерадивой ученицей. Постоянно находила косяки и отчитывала за них. Даже мама не позволяла себе такого, пока я была подростком. С горечью мне пришлось признать, что в случае с матерью дело было лишь в том, что той было просто плевать на меня и чем я занимаюсь. Лишь бы сыновья да муж были накормлены и устроены. Меня в ее радарах не было вовсе.

– Да, Жанна Игнатьевна?

Я вся сжалась против воли, сработали годами выработанные рефлексы. Я не забыла слова Ольги, что свекровь о рождении Данила знала с самого начала. И что была на стороне Ольги. Так что я замерла, приготовившись обороняться, вот только женщина смогла меня удивить.

– Добрый вечер, Алевтина. Как ты поживаешь?

Официоз – ее второе имя. Меня насторожило ее “ты”. Обычно она спрашивала, как мы с Давидом поживаем.

– Добрый вечер, – запоздало поздоровалась, решая, что ответить.

Этого не понадобилось. Последовал ее тяжелый вздох, затем шуршание, словно она выискивала свои очки. Ей плохо думалось без них, и она становилась рассеянной.

– Я только что была у вас дома. Ни тебя, ни Давида нет. А там Ольга со своим невоспитанным сыном, – будто бы сморщилась Жанна. – Несет ахинею, что теперь она – жена Давида. Объясни мне, что происходит?

Несет ахинею. Такие слова от свекрови я слышала редко. На землю должен упасть метеорит, чтобы она так заговорила. Не в ее духе. Видимо, она была в шоке.

– Разве вы не в курсе? Ольга с Давидом сказали, что о том, что Данил – его биологический сын, вы знали с самого начали, и что вы на ее стороне.

Нестыковки. Неужели Ольга соврала, чтобы не только досадить мне, но и выбить себе преференции в моих глазах? И зачем ей это? Достаточно того, что муж мне изменял с ней на протяжении многих лет. Да что там говорить. Он это сделал прямо при мне в нашей супружеской спальне. И всё это без капли стыда и совести. Будто плюнул мне в лицо, указал мне на мое место в его жизни.

– Данил – сын Давида? Ты ничего не путаешь, деточка? Вы там с Ольгой не перегрелись на солнышке случаем?

Я усмехнулась. Неужели могла подумать, что такая женщина, как Жанна Игнатьевна примет ребенка от Ольги? Она никогда не скрывала, что считала меня не лучшей партией для ее племянника, а уж Ольга и подавно в ее глазах была где-то на уровне дворняжки, которую надо держать на привязи, чтобы не позориться перед достойными по ее мнению людьми.

Жанна была женщиной амбициозной и к своим года обзавелась множеством связей, крутилась в высших интеллектуальных и финансовых кругах, и от нас с Давидом ожидала таких же успехов.

Когда наша компания автозапчастей вышла на региональный уровень, ее отношение ко мне немного потеплело, ведь именно я занималась налаживанием контактов и отвечала за сбыт, так что во многом, как она призналась мне однажды под градусом легкого вина, считала это моей заслугой. Это была ее первая и единственная похвала за все десять лет нашего с Давидом брака, так что я ценила этот момент.

И как я могла подумать, что Жанна Игнатьевна примет Ольгу, маникюрщицу без высшего образования, которая любила аляповатую одежду и нецензурную брань. Даже к Данилу она относилась с предубеждением и не приветствовала, если заставала его у нас дома, когда его приводила Ольга.

А ведь свекровь намекала мне, чтобы я не привечала дома свою сестру, считала ее хоть и неразборчивой, но хищницей, жаждавшей богатства. Какой же дурой я была, когда отмахнулась от ее слов, посчитав, что она просто имеет предубеждения против моей пролетарской родни. Это меня обижало, и во многом, возможно, это и стало причиной, почему я до последнего держалась за Ольгу, даже когда не могла найти между нами уже ничего общего.

– Не перегрелись, я так точно, Жанна Игнатьевна. Данил и правда сын Давида. Сегодня он сам подтвердил это, и я ушла из дома. В понедельник я подам на развод, раздел бизнеса и имущества. Движимого и недвижимого.

Женщина тяжело вздохнула и цокнула.

– Не стану говорить, что я предупреждала, но теперь, я надеюсь, ты понимаешь, к чему привела твоя сердобольность? Такую, как Ольга, нужно было с самого начала гнать поганой метлой. А теперь от нее будет довольно сложно избавиться. В любом случае, я тебе помогу вернуть Давида. Мы вместе вставим мальчику мозги на место. Я понимаю твою обиду, но развод – лишнее. Вы с Давидом женаты десять лет. И в нашей семье разводов не бывает. В понедельник утром приезжай ко мне, и мы вместе поедем к Давиду на работу. Ты как раз остынешь за выходные, а я выработаю стратегию, как решить вопрос с Ольгой. Надо будет, потяну за ниточки, и мы решим вопрос кардинально. В какой ты гостинице сейчас?

Я оцепенела, будто не услышав ее вопрос.

Решим вопрос кардинально…

Что она имеет в виду?

Убийство?

По моей спине прошел холодок, и я медленно села на стул, схватившись за спинку.

Я, конечно, ненавидела Ольгу, но грех на душу брать не собиралась. Она же не всерьез сейчас?

До понедельника было два дня. Суббота. Воскресенье.

Когда Жанна Игнатьевна закончила разговор и сбросила трубку, я еще минут десять смотрела в стену.

И когда у нас всё пошло наперекосяк? Могла ли я подумать когда-нибудь, что мой муж не просто изменит мне, но и сделает это практически на моих глазах? Будет угрожать мне, поднимет руку. Нет. Никогда я такого не предполагала.

– Всё хорошо, – выдохнула я, пытаясь убедить саму себя успокоиться.

Мои нервы не должны быть расшатанными, иначе это может навредить комочку у меня под сердцем. Грешным делом в одну секунду мелькнула мысль пойти в клинику и сделать чистку, но я прогнала ее куда подальше. Моя беременность – чистой воды чудо, и неважно, кто отец моего малыша. Пусть предатель, пусть мерзавец, но ребенка я воспитаю сама и сделаю из него настоящего человека.

Глава 10

Звонок матери застал меня врасплох. Я долго вертела телефон в руках, решая, стоит ли отвечать.

С мамой у меня сложились довольно прохладные отношения. С тех пор, как она вышла замуж, то есть с того момента, когда я была маленькая, все свое внимание она уделяла новоиспеченному мужу, на которого практически молилась, а затем двум рожденным в новом браке сыновьям, с которых сдувала пылинки. Им всегда доставалось самое лучшее, покупались новые вещи, их хотелки исполнялись, а вот я была словно золушкой, имеющая вместо двух сестер и мачехи – двух братьев и отчима.

Впрочем, очень многие соседи и правда думали, что моя мама – это моя мачеха, настолько сильно разнилось ее поведение в отношении братьев и меня. В то время, как они могли беспрепятственно играть и гулять, меня с самого детства, лет с десяти, приучали за всеми убирать, готовить кушать и стирать вещи. К тринадцати годам, когда у нас появилась стиралка-автомат, я, наконец, выдохнула, однако свободного времени у меня так и не появилось. Готовить на целую ораву из трех мужиков и работающей как вол матери оказалось той еще проблемой, поскольку они ели как не в себя. Несмотря на то, что я была единственной дочерью, мне никогда не покупали новых вещей, мама постоянно находила и брала старье то у соседей, то у подруг, то у коллег. Даже на выпускной выцыганила старое изношенное платье от дочери какой-то знакомой. Такого стыда, как на вечере в честь окончания школы, я в жизни не испытывала никогда.

В то время как остальные девочки хвастались обновками, которые им купили родители, гаджетами, подаренными в честь выпускного, я стыдливо подпирала стену за колонной и украдкой наблюдала за той жизнью, которую всегда хотела иметь.

– Смотрите, жаба к нам на праздник заявилась, – захихикала в середине вечера одна из одноклассниц со стороны танцпола, отметив болотный цвет моего платья.

– Авдеев, а слабо ее поцеловать? – сразу же подхватил ее кавалер, обратившись к другу, который вел в танце самую красивую девчонку школы, Полину Боярову.

Я никогда и никому не говорила, что была влюблена в Авдеева, но каким-то образом об этом знала вся школа.

– Я бы, Ваня, с радостью, – вдруг сказал он тогда, но мой вздох был напрасным, – но в красивую принцессу жаба не превратится.

Все расхохотались и стали квакать, глядя на меня. Не выдержав позора, я не стала оставаться до самого конца встречать со всеми рассвет, но и домой не пришла. Появилась там только ближе к полудню, а никто даже не хватился меня. Братья и отчим спали, а мать сонно помешивала кашу. Лишь недовольно подметила, что из-за меня готовить пришлось ей, и чтобы больше я не отлучалась так надолго. Это и была вся ее реакция.

Тем летом мне исполнилось восемнадцать, я прошла на бюджет, однако в университет так и не поступила. Несколько недель я пролежала в психбольнице, а когда вышла, жизнь моя уже не была прежней. Жить в одном доме с матерью, которая закрывает глаза на очевидное, и отчимом, который вдруг решил, что имеет на меня все права, было невозможно, и я просто сбежала, более не желая иметь с ними ничего общего.

С того дня мать отказалась помогать мне, если я не буду прислуживать им, а я больше не могла жить с ними. Не после того, как отчим приставал ко мне, а когда я написала заявление в полицию, меня запихнули в психушку. Не без легкой руки матери, за что я не могу простить ее даже сейчас.

Когда наш с Давидом бизнес пошел в гору, мать попыталась наладить общение, но я уже не горела желанием, помня все те обиды, которые она мне причинила.

Возможно, если бы не Ольга, я вовсе бы не общалась с семьей. Только из-за двоюродной сестры я появлялась на регулярных семейных застольях, которые проводились строго один раз в месяц. Изначально эту традицию придумала сама Ольга, а теперь даже в этом я видела какое-то двойное дно, словно она преследовала какие-то только ей ведомые цели.

– Что тебе нужно? – ответила я, когда звонок не прекратился, а пошел на третий виток.

Мать могла быть настойчивой, когда сильно этого хотела.

– А где “давно не слышала тебя, мама”?

Я не видела ее лица, но будто наяву представила, как она вздернула бровь и закатила глаза, выказывая свое отношение к моей холодности. Отчего-то она считала себя вправе так себя со мной вести. Никогда не признавала, что относилась ко мне, как к приемной дочери, а каждый раз, когда я тыкала ее носом в прошлое, говорила, что всё это я себе придумала в силу эгоистичности.

– Ближе к делу. Ты ведь не просто так звонишь. Что на этот раз? У Тимофея травма ноги от занятий футболом? У Артема простуда, да такая сильная, что здоровый лоб лежит на твоем диване и чуть ли не помирает, а у тебя нет денег на лекарства? М? Или твой муж Егорка, бедный такой, получил вывих ягодицы из-за слишком долгого сидения на диване?

– Ты всегда была противной, Алевтина. Ничего удивительного, что твой муж налево пошел.

– А, ты уже всё знаешь, – горько усмехнулась я, не удивленная ее осведомленностью. – А я-то, дура такая, думала, что он завел ребенка на стороне потому, что я – бесплодная образина.

Последнее обзывательство я процитировала. То, что услышала от отчима в порыве пьянки, когда я приезжала в первые годы брака за своими детскими фотографиями. В последние годы между нами установился нейтралитет, а о прошлом и я сама старалась не вспоминать. Как только у нас появились связи, Давид подтер информацию о том, что я когда-то лежала в психушке, но вспомнил об этом, когда вдруг решил меня шантажировать. И моя ненависть ко всем ним усилилась в разы.

– Злопамятная лгунья. Прав был Егор насчет тебя. Мало я тебя в детстве порола, ох, мало.

Слова матери острыми иглами впивались мне в тело, но я не бросала трубку, желала испить эту ненависть до дна.

Слова матери еще долго стояли у меня в ушах после нашего разговора, но сейчас я молчала, ждала, что она скажет дальше. Чувство, словно все мои внутренности заледенели и покрылись коркой льда. До того странно я себя ощущала. Мне было и жарко, и холодно одновременно, а сердце ходило ходуном, но я молча дышала в трубку и слушала мать с каким-то мазохизмом.

Глава 11

Ольга сидела напротив меня, в моем же кресле, запрокинув ноги на стол, и смотрела на меня с видом победительницы, взошедшей на пьедестал.

– Ты в детстве не любила учиться в школе, – произнесла я и присела на гостевой диван и улыбнулась, глядя на сестру спокойным взглядом. И хоть внутри клокотала злость, я держала себя в руках. Главное правило по жизни – умение контролировать свои эмоции. Как только ты им поддаешься, то заведомо проигрываешь любую битву – будь то бизнес или личные отношения. Твой оппонент никогда не должен увидеть, что ты нервничаешь, иначе ты сдаешь все свои позиции.

Ольга не была в бизнесе никогда, оттого многих правил не знала. Она действовала всегда чисто по интуиции, поддавалась на собственные хочу, и это была ее главная слабость. От моей реакции она растерялась и на несколько секунд потеряла лицо. На нем отчетливо проступило непонимание. Это длилось недолго, но мне хватило, чтобы почувствовать себя более уверенно.

– И что? Что за чушь ты несешь? – набычилась она, всегда так делала, когда не понимала, что происходит. – Хочешь удариться в ностальгические воспоминания нашего детства, чтобы я тебя пожалела?

– Отнюдь, – произнесла я равнодушно и медленно покачала головой. – Хочу напомнить тебе поговорку, она тебе явно пригодится.

– И какую же? Вот только не нужно сейчас твоих нравоучений про старуху и золотую рыбку. Я на нее не похожа.

– Заметь, это ты про нее сказала, не я, – усмехнулась я.

– Какая же ты гадина всё-таки, Алевтина, – процедила сквозь зубы Ольга и опустила ноги на пол, видимо, почувствовала себя глупо. – И себе не ам, и другим не дам.

– Гадина? Я? Ты бы телефон включила, фронталку, вот там гадину и увидишь, – не удержалась я от шпильки, чувствуя, наконец, хоть какое-то удовлетворение. – И не радовалась бы раньше времени. Высоко взлетишь, больно падать будет. Учила бы ты жизненные поговорки.

– Ой, хватит душнить. Ты всегда была такая правильная. Хорошо училась, университет закончила, замуж вышла, вот только… – она сделала паузу и скривила губы, – ребеночка-то и не родила, а это что значит?

Говорящая пауза. Но я не поддалась на провокацию и сохранила безразличное лицо. Кто бы знал, как тяжело это мне далось. Может, не будь я сейчас беременна, отреагировала бы по-другому, но сейчас я просто улыбнулась, глядя сестре в лицо с говорящим выражением. Она ведь и сама знала, что больше я не пустышка, как называли таких, как я. Нет. Сейчас я беременна.

В этот момент я сделала самое лучшее, что может задеть Ольгу. Опустила одну руку на живот и погладила в характерном, понятном всем жесте. Она моментально проследила за моей ладонью, и ее лицо исказилось от гнева и бессилия что-либо изменить. Но она пыталась, цеплялась за соломинку, как утопающий в жажде.

– Не сделала еще аборт? Записывайся, пока можешь. Смысл растить ребенка без отца? Да и кто ты, и кто я. Я мать первенца Давида, ты же – кхм… – она прокашлялась и рассмеялась, явно чувствуя себя на коне. – Ты и правда думаешь, что сможешь удержать своим нагулышем такого мужчину, как Давид? Настолько себя не уважаешь?

– А чего ты боишься? – задала я вопрос, игнорируя ее.

– Я? Я ничего не боюсь, это тебе стоит, – сразу же вышла из себя Ольга и приподнялась, впиваясь пальцами в подлокотники моего белого кожаного кресла.

– Ты так рьяно убеждаешь меня сделать аборт, что это навевает на меня определенные подозрения. Что, трон удержать не можешь? Шатается фундамент? – рассмеялась я, чувствуя, как внутри всё заледенело. Будто бы перед Ольгой сидела не совсем я, либо уже другая, обновленная и не такая наивная, как раньше. Словно во мне что-то умерло ранее.

– Ты просто жалкая, Алевтина, – фыркнула она и встала во весь рост. – Давид ясно тебе показал, где твое место. За пределами спальни. Или ты недостаточно хорошо слышала мои стоны? Он великолепен в постели, если ты не заметила. Хотя о чем это я. Давушка говорил, что ты фригидная и даже писка в постели не издаешь.

Я побледнела, чувствуя, как вся кровь отлила от лица. Меня затрясло, но я старалась держать себя в руках. Я и правда в кровати выражала мало эмоций. Ну не мое это. С ним мне и правда всегда было хорошо, свою порцию удовольствия я получала всегда. Вот только я не актриса кино восемнадцать плюс, не выдаю фальшивые стоны, как в кино для взрослых, но Давид никогда не говорил мне, что ему этого не хватало.

Меня будто выпотрошили заново. Я, казалось, склеила себя, но клей оказался слишком плохим и нестойким. Сейчас я снова чувствовала себя той забитой преданной самыми близкими девочкой, которая сидела на полу кухни и слушала, как твоим родным хорошо в постели.

Я сделала пару глубоких вдохов и скривилась, замораживая чувства, чтобы они не влияли на мое поведение здесь и сейчас. Не дам Ольге радости почувствовать себя победительницей.

– Он уже сделал тебе предложение стать его женой, Олюшка?

Мой голос был излишне приторным и сладким, но в нем нельзя было не заметить яда, который я в него вложила.

– Оно не за горами, – быстро отреагировала она, и я рассмеялась.

– Не сделает. Что он говорил тебе все эти годы про бизнес? Ты и правда решила, что ты теперь тут хозяйка, девочка?

Я вошла во вкус, ощущая, наконец, удовлетворение, что говорю всё, что думаю.

– Давид – генеральный директор, и он отдаст мне твое место за первенца, за наследника! Когда-то наш Данил займет его место, а тебя мы вышвырнем вон!
– В твоих фантазиях, Ольга? Ты бы пораскинула мозгами. Давид не просто так вещал тебе про бизнес. Сколько бы он не угрожал мне, что я никто и он всё заберет, он ошибается. Все эти годы я была послушной и понимающей женой, потому что любила его и боготворила. Ты же была моей сестрой, самым близким человеком, и я спускала тебе очень многое, и, видимо, зря. С этого момента не ждите от меня хорошего отношения. Как только я запущу процедуру раздела бизнеса, мы с тобой обе посмотрим, что останется от того состоятельного Давида, которого ты знаешь, и на что он на самом деле способен. Начинай отвыкать от сытой жизни, Ольга, это твои последние деньки в роли любовницы богатого мужчины.

Глава 12

Свекровь позвонила мне спустя три минуты. Довольно быстрая реакция, по которой я сразу поняла, что дело нечисто.

– Это реальное фото, Алевтина? – голос ее звучал сипло, словно ей было тяжело говорить.

– Насколько я могу судить, да. Его мне прислала Ольга. Ну, двоюродная сестра моя, та самая…

– Да-да, которая родила сыну Давиду, – закончила Жанна Игнатьевна за меня предложение и тяжко вздохнула. – Наверное, нам нужно встретиться и поговорить, Алевтина. Это не телефонный разговор.

– Это биологическая мать Давида на фото, да? – догадалась я и хотела узнать, правдивы ли мои догадки.

Неужели Давид знал об этом давно, но настолько не уважал меня и не считал близким человеком, что даже не поделился этой информацией? То есть Ольга была достойна это знать, а я нет?

Мне казалось, что боль, разлившаяся в грудине, была гораздо сильнее той, которую я испытала, когда узнала о том, что он столько лет обманывал меня и имел ребенка на стороне. Это был еще и мой племянник, которого я любила всем сердцем, а все они, включая Ольгу, лишь использовали меня.

– Ты сегодня свободна? Нам и правда пора поговорить. До того, как завтра пройдет ужин. Я уже позвала на него Давида, устроим очную ставку.

Никакую ставку – ни очную, ни заочную – я не желала, но Жанна Игнатьевна была человек-кремень, ежели что решила, не сдвинуть с пути.

– Давайте пообедаем вместе. В ресторанчике на Вернадского, как в прошлый раз.

– Хорошо, буду там к часу, – согласилась свекровь, и я сбросила вызов.

Оглянулась по сторонам, а сама пошла к заму своего всё еще мужа. Поскольку сейчас у нас намечалось расширение, часть штата работало и по выходным, однако в связи с тем, что сегодня было воскресенье, большей части сотрудников не было. Пустой холл, пустые коридоры. И лишь проходя мимо переговорной, я заметила там скопление пяти-шести человек, среди которых и увидела Жванецкого в окружении стайки девушек. Мужчиной он был видным, состоятельным, на внешность недурен собой, оттого к нему часто клеились сотрудницы. Давид смотрел на его многочисленные романы сквозь пальцы, а вот мне всё это совершенно не нравилось. Я не одобряла отношения внутри компании, однако и отношениями его разовые перепихоны сложно было назвать. Сотрудником он был высококлассным, поэтому и я на многое закрывала глаза.

Только хотела было войти, как вдруг замерла с вытянутой рукой, услышав, что обсуждали в переговорной. Благо, дверь была матовая, поэтому я быстро юркнула к стене и стала прислушиваться.

– Ждан Игоревич, а это правда? – спросила одна из девиц, которые стояли на ресепшене.

– Что именно, Ирочка?

Вот же павлин, распушил перья и рад женскому вниманию.

– Что чета Дорониных разводится.

– Я думаю, нас это не касается, Ирочка. В общем, вы подготовьте переговорную, скоро сюда подойдут люди. Я на вас рассчитываю.

– И всё же скучный вы человек, Ждан Игоревич, не можете удовлетворить любопытство радеющих за судьбу компании сотрудников.

– Будет лучше, если вы прекратите обсуждать личную жизнь владельцев, помните, что в офисе даже у стен есть уши.

Прекратив разговор, Жванецкий вышел с другой двери, вызвав у меня облегчение, и ушел к себе, а вот я прикрыла глаза, коря себя за подслушивание. Веду себя, как воришка в собственной же компании. Только хотела уйти, как вдруг замерла, услышав продолжение девичьего разговора.

– Ты зачем у Жванецкого пыталась про развод вызнать? – кажется, это был голос секретарши Давида. – Неужто на освободившееся место его спутницы метишь?

– А что? Свято место пусто не бывает.

– Не смеши. Чтобы ты знала, место уже занято.

– Ой, тобой, что ли?

– Не поверите, девочки, но нет, – голос секретарши стал заговорщическим. – Давид разводится из-за двоюродной сестры Алевтины. Представляете? От одной сестры к другой переметнулся. Такое я только в мелодраме видела.

– Да ладно? – заохали другие сотрудницы.

– Это еще не всё. Оказывается, у них есть шестилетний сын, представляете? Совсем большой мальчик.

– Это что получается, Доронин более шести лет своей жене рога наставлял с ее же сестрой?

Мне было неприятно слышать эту неприглядную правду про мою несостоявшуюся личную жизнь, но от нее было некуда не деться. Раз слухи уже появились, то их уже не остановить. Вот она, та версия, которой будут придерживаться все вокруг. Не я ушла от Давида, узнав про измену, а он меня бросил ради моей сестры. Как же мерзко слышать эту ложь.

– Подожди-подожди, а ты сегодня пропуск выписывала же у охраны на некую Ольгу, фамилию не помню, она еще очень на нашу Алевтину Павловну похожа, это случайно не та самая сестра, а? – поинтересовалась та самая Ира с ресепшена.

– Она-она, – самодовольно ответила секретарь Давида, Ульяна Муравкина, а вот я навострила уши.

Меня очень интересовало, каким образом Ольга сумела пробраться не просто в офис, но и ко мне в кабинет, а теперь мне стало ясно, откуда ноги растут.

– И зачем она приходила? – поинтересовалась Ира.

– Сегодня же Алевтина Пална должна придти, документы подписать, вот Ольга сестру хотела застать и переговорить с ней. Ну я и подсобила немного, помогла к ней в кабинет пройти, – довольно пояснила товаркам Ульяна.

– Не боишься? Начальница узнает, рвать и метать будет, – с сомнением произнесли остальные.

– А чего бояться? Алевтина в скором времени – бывшая жена Доронина, а Ольга – будущая, сами понимаете, сейчас самое время стороны выбрать. Я свою выбрала, теперь и ваша очередь.

Сначала воцарилась тишина. Казалось, девчонки переглянулись, что-то решая, а затем вторая девочка с ресепшена первой нарушила всеобщее молчание.

– Ну ты права, Уль, правильно сделала. Все-таки Ольга Давиду сына родила, он всё это и унаследует.

Остальные закивали, заголосили и начали обсуждать, какие вскоре в компании возникнут перемены и перестановки в связи с разводом Давида. Я же еще какое-то время продолжала стоять у стены, а затем взяла себя в руки и открыла дверь в переговорную. Очень уж хотелось увидеть лица всех тех, кто обсуждал мою личную жизнь за моей спиной.

Глава 13

Мы продолжали с Давидом стоять друг напротив друга, и, кажется, уверенности во мне было больше, чем в нем. Он впервые смотрел на меня не свысока, как раньше, а с таким взглядом, будто, действительно, не ожидал от меня агрессии и сейчас видел перед собой другого человека.

В его взгляде появилась настороженность, он не понимал, что я могу вытворить в следующий момент. Честно говоря, я и сама этого не понимала. Сейчас у меня было такое состояние, когда, казалось, я могу сделать абсолютно всё, что угодно, если меня лишний раз тронуть и вывести из себя.

– Что ты тут устроила, Алевтина? Настолько поверила в себя, что уже распоряжаешься моими сотрудниками и увольняешь их направо и налево? Хозяйничаешь в моей компании?

– А ты, видимо, забываешься, Давид. Фирма, если ты помнишь, наша совместная. А до твоих сотрудников мне дела нет до тех пор, пока они строго соблюдают трудовой договор и не нарушают правила. А твоя разлюбезная секретарша впустила постороннего человека в офис и мой кабинет, попахивает промышленным шпионажем, как бы дело до суда не дошло. А учитывая, что у нас на кону развод, кто знает, как это воспримется общественностью. Секретарь Давида Доронина действует в его интересах и пытается подставить его жену по его указке. Непрофессиональное поведение Давида Доронина…

– Умолкни!

Я знала, на что давить. Давид очень сильно зависел от общественного мнения, в отличие от меня. Он заскрежетал зубами и ничего не произнес в защиту собственного сотрудника, ведь знал, что врать и преувеличивать я не буду . Вот только секретарша его волновала на самом деле мало, и мы оба это знали.

– Я так понимаю, раз ты в офисе, то это была ловушка, как я и думала. Хотел заманить в офис? Ай-ай-ай, Ждан Игоревич соврал мне, что ему необходима моя подпись, разве ж я могу ему после этого доверять?. Если тебе нечего сказать мне в свое оправдание, Давид, или ты не хочешь извиниться, то я, пожалуй, пойду, в офисе мне сегодня делать нечего.

– Извиниться? – вздернул бровь Давид и снова стал самим собой.

Растерянность исчезла с его лица и сменилась жесткостью и строгостью. На меня снова смотрел вчерашний Давид, который так ужасно поступил со мной, что при мне же привел в нашу спальню мою сестру. Даже не постеснялся сейчас смотреть мне так гордо в глаза.

– За что я должен извиняться, Алевтина? За то, что ты не захотела закрыть глаза на сущий пустяк? Все мужики нашего круга имеют любовницу, не понимаю, почему должен это повторять уже в который раз. В конце концов, моя измена пошла нам во благо. Тебе больше не нужно страдать и пытаться забеременеть. Ольга всё сделала за тебя. Теперь у меня есть наследник, а ты можешь продолжить жизнь законной жены бизнесмена.

Я стиснула челюсти, в который раз подмечая, что все заслуги своего успеха он приписывает себе.

– Ты считаешь, что нужно уподобляться абсолютно всем, кто добился финансовых высот в жизни? Если кто-то из них будет прыгать со скалы, ты пойдешь следом, это ты хочешь мне сейчас сказать?

– Вот только не нужно этой излишней патетики, Алевтина. Я хочу сказать тебе, что моя мимолетная связь с Ольгой – ерунда, на которую ты могла прекрасно закрыть глаза.

– О да, и на стоны, которые я вчера слышала, мне тоже прикажешь закрыть глаза? А нет, прикрыть уши, наверное, так лучше сказать?

Я даже не пыталась скрыть яд в своем голосе. Всё, что я чувствовала сейчас, так это омерзение от его присутствия. Мне хотелось засунуть себе два пальца в рот и пойти в уборную. Жаль, что не существует такого аппарата, как в Секретных материалах, который способен стереть память. Хотела бы я вытравить вчерашний день из своей головы, но, к сожалению, это невозможно. Да и стереть я хотела только сцены и звуки, а про предательство хотела помнить всегда.

Больше я не совершу такой ошибки и не поверю Давиду во второй раз, даже если он будет извиняться. Тем не менее, мне хотелось, чтобы он встал передо мной на колени и сказал, что он был не прав. Это мне было жизненно необходимо. Вот только он был слишком горд, чтобы признать свои ошибки и, кажется, совершенно не понимал, что он вообще в чем-то ошибся, что и убивало меня сильнее.

– Слушай, Давид, если ты хочешь сказать мне всё то, что говорил вчера и в чем пытался убедить, и ничего нового мне не предложишь и не скажешь, то давай на этом и разойдемся. У меня нет никакого желания тебя выслушивать. Мне прекрасно хватило сегодняшнего разговора с Ольгой. Желаю вам счастья. Я надеюсь, ты понимаешь, что это сарказм, а то я уже начинаю сомневаться, что у тебя есть мозги.

Я понимала, что меня уже заносит на поворотах, но чем больше я говорила, тем сильнее распалялась, и тем больше оскорблений желала вывалить на голову будущего бывшего мужа. Но я считала, что меня оправдывало его предательство. Мне жизненно необходимо было выпустить пар и закрыть нашу с ним историю окончательной точкой.

– Ты переходишь границы, Алевтина. Ты знаешь, что я этого не потерплю, Прощу тебя только на этот раз. И положи, будь добра, пистолет на стол, он не зарегистрирован. Если тебя обнаружат с ним, мне придется отстегнуть немало денег адвокатам, чтобы вытащить тебя из СИЗО.

– А что, боишься, что они узнают, что ты нелегально достал пистолет? Или что проворачиваешь какие-то темные дела с ним? Чего ты так занервничал?

Я прищурилась и с подозрением посмотрела на Давида, который напряженно всматривался то в мое лицо, то в мою сумочку, в которой продолжала находиться наготове моя рука.

Он сделал вдруг шаг в мою сторону, и я сразу сделала шаг назад от него, снова увеличивая между нами дистанцию.

– Только попробуй приблизиться ко мне, я достану пистолет и выстрелю тебе между ног, понял? Сначала я начну с твоей ноги, отстрелю тебе пальцы

– Не глупи, Алевтина, ты даже стрелять не умеешь, – попытался поговорить со мной Давид, но всё равно остановился и поднял руки вверх, демонстрируя их мне, чтобы я не совершала глупостей.

– Так тебе стоит бояться еще сильнее, Давид. Кто знает, куда я попаду, даже если буду целиться тебе в живот, к примеру?

Глава 14

Я сидела в кафе в ожидании свекрови, тети Давида, и пыталась себя успокоить. Меня до сих пор лихорадило от разговора с мужем, и я никак не могла взять себя в руки. Обмахивалась руками, салфетками, даже кошельком, но всё равно ощущала прилив жара к лицу.

Глянула на часы. Без пяти минут час. Свекровь обычно пунктуальна, так что раньше времени не придет, и я отошла в уборную, чтобы охладить лицо. Конечно, так смоется косметика, благодаря которой я успешно скрываю свою сегодняшнюю бледность, но выбора особо нет. Либо бледная, как поганка, либо красная, как рак.

Я несколько раз ополоснула лицо холодной водой, а затем вперилась взглядом в свое отражение, видя напротив впалые щеки с выделяющимися скулами, и едва не плакала, скучая по тем временам, когда в моих глазах не было этой острой губительной агонии и боли, которая растекалась ядом по венам и отравляла меня изо дня в день. Вот только и сделать что-либо я была не в силах.

В моей ситуации было только два варианта – бороться за Давида и избавляться от Ольги, или бросать изменщика, начав самостоятельную жизнь. Я выбрала второй вариант, даже не раздумывая.

Когда я вышла, Жанна Игнатьевна уже сидела за заказанным заранее столиком и сделала заказ на нас двоих. Что-что, а чужое мнение порой ее мало волновало. Впрочем, против солянки и ташкентского чая я ничего не имела, так как при беременности они не противопоказаны.

– Добрый день, Жанна Игнатьевна, – поздоровалась я и после присела напротив.

– Не уверена, что добрый, Алевтин, – покачала свекровь головой и отложила телефон в сторону. До моего прихода она с кем-то активно переписывалась.

Несмотря на возраст, женщиной она была современной, не просто молодящейся, как многие другие, а именно шла в ногу со временем. Одевалась стильно по возрасту и пользовалась всеми гаджетами, не отставала от новшеств и порой о новых технологиях и вышедших моделях знала гораздо больше меня. Это я была как раз из той породы людей, которые с неохотой принимали новинки и изменения. Я всегда даже шутила, что в старости буду такой бабкой, сидящей у подъезда, которая будет ворчать “а вот в наше время таких наворотов сложных не было”

– В общем, с Давидом мне пока поговорить не удалось. Трубку не поднимает, шельмец, – покачала головой свекровь и тяжко выдохнула. – В общем, не буду скрывать, на фотографии, которую ты мне прислала, действительно, биологическая мать Давида. Моя младшая сестра Лариса. Не знаю, рассказывал ли тебе Давид, но долгое время мы и правда думали, что они с Демидом погибли в автокатастрофе на бензоколонке, ведь тела были найдены на месте взрыва. Мы и не проводили никаких ДНК-экспертиз, пока она не объявилась, когда Давиду исполнилось десять. Прибежала, когда ее любовник умер, а за ней потянулся ворох долгов. Я до сих пор думаю, что гибель Демида подстроил ее любовник – в те времена он был криминальным авторитетом, мог пойти на многое, чтобы никто не мешал ему миловаться с Ларисой. Она, конечно, уверяла нас, что в машине сидела любовница Демида, но я-то знаю, какой он был, не мог он так поступить со своей семьей. Лариса просто так хотела обелить себя в глазах сына, поэтому и наврала с три короба. Несмотря на то, что в наших с ней жилах одна кровь течет, мы с детства с ней были разные. Она вся такая шебутная, головная боль наших родителей, постоянно влипала в неприятности. Уж сколько отец вытаскивал ее с пьяных вечеринок, не сосчитать. Когда она замуж вышла, мы уж было вздохнули с облегчением, а потом она начала погуливать, пыталась скрыть, но мы же с родителями не слепые, молчали только и ничего Демиду не говорили, боялись семью разрушить, все-таки Давиду нужны были оба родителя – и мать, и отец. А как пришло известие, что они оба умерли, в течение года и родители мои слегли. Сначала мать, а затем и отец, не выдержал без своей любимой. Так что на долгое время мы остались с Давидом одни.

– Получается, Давид знал, что его мать жива и молчал, не говорил мне, – с горечью улыбнулась я и сделала глоток чая, пытаясь избавиться от першения в горле, яркого предвестника слезопотока. Вот только плакать мне сейчас никак нельзя. Жанна Игнатьевна не терпит слабости и слез, считает, что каждая уважающая себя женщина должна быть сильной и с самоуважением. А такие не показывают своих слез на публике.

– Не обижайся на него, она с нами только месяца три провела, а потом упорхнула за лучшей жизнью. Очередной богач ей предложение сделал, так что о сыне она и забыла. Давид, конечно, страдал, но перестал питать на ее счет иллюзии, так что я думаю, она для него и правда была умершей.

– Если она вышла замуж и снова исчезла, зачем же объявилась спустя столько лет? – задала я вопрос, но уже знала ответ, исходя из рассказа Жанны Игнатьевны.

– Наверняка очередной хахаль либо бросил, либо умер, вот и решила на старости лет присесть сыну на шею. Одно мне непонятно. Как так вышло, что она с Ольгой общается. Логичнее было бы с тобой, ведь ты жена Давида.

– Возможно, из-за его сына Данила, тоже, наверное, считает, что он наследник всего его состояния. Так что меня можно в расчет и не брать, Жанна Игнатьевна, я ведь так, сбоку-припеку, не стена, подвинусь, – с горечью произнесла я, вспоминая слова и мнение сотрудников нашей компании. Вот как видят наш брак с Давидом остальные.

– Что ты такое говоришь, Алевтина! Чтобы я не слышала больше такого! – рассерженно рявкнула свекровь и едва по столу кулаком не ударила, настолько ей не понравились мои слова. – Ты – законная жена Давида, его тыл. За каждым успешным мужчиной стоит женщина, и в вашем случае эта женщина – ты, а не какая-то Ольга.

Жанна Игнатьевна сморщилась, и у меня едва не вырвался смешок. Я вдруг представила, как бы они друг с другом взаимодействовали, но это казалось мне абсурдом. Свекровь никогда бы не приняла хабалистую Ольгу, уж слишком у них разные характер и представления о жизни и том, как себя стоит вести. Даже Давид, кажется, это понимал, не стеснялся говорить вслух, что меня не стыдно вывести в свет и показать партнерам, а вот Ольги он стыдится. До чего же у нее нет самоуважения, что она даже на такой формат отношений согласна.

Глава 15

Давид Доронин

– Ты сегодня придешь? – робко спросила меня Ольга.

Я поставил ее на громкую связь, а сам откинулся на кресло, прикрыв глаза и думая, что делать дальше.

– Зачем?

– Как это? – растерялась она, раздражая меня своей глупостью сильнее.

Она была красивой и эффектной женщиной, но всё ее очарование улетало в пропасть, как только она открывала рот. Вот уж правду говорят, что красивая обертка порой скрывает испорченную конфету. Мало того, что тупа, как пробка от вина, так еще и неотесанная, без манер и такта. Единственный ее плюс – отсутствие комплексов, что я особенно ценил в постели. С ней, в отличие от жены, я мог воплотить в жизнь самые грязные фантазии. Если бы Алька не отказывала мне в экспериментах и с удовольствием соглашалась на что-то, кроме пуританских поз, рекомендованных только для зачатия, я бы, может, и не пошел налево.

Больше всего раздражало то, что в этом предложении звучало слово “может”.

Никогда не считал себя гулящим, но в последние годы, с тех пор, как мы начали пытаться зачать ребенка, всё изменилось. И дело было не только в том, что попытки были неудачными, изменилась вся наша жизнь.

Алевтина стала другой, уже совсем не той веселой девчонкой, готовой на всяческие авантюры, в которую я влюбился.

Если раньше мы могли лениво валяться на диване, смотреть кино и есть пиццу из доставки, потому что было лень готовить, а за окном бушевала непогода, то спустя годы всё в доме было сугубо чинно и благородно.

Никакой доставки, только белоснежная скатерть, столовое серебро, трюфели и прочая лабуда. Конечно, мне нравилась вся эта шелуха, когда они выходили в свет и демонстрировали, что ничем не отличались от всех этих золотоложечных богатеев, которым состояние досталось от родителей, но когда двери нашего дома закрывались, мне хотелось, чтобы всё было так же легко, как и прежде. Но с каждым годом Алевтина становилась всё идеальнее и идеальнее, и я даже начал находить в этом плюсы. Привык и воспринимал, как должное.

Идеальная жена.

Идеальный брак.

Идеальная жизнь.

И сын на стороне, который не мешал всему этому, а рос отдельно. Роль воскресного папы мне тоже нравилась, хотя Ольга и вызывала раздражение одним лишь своим существованием.
Та единственная ночь, которую мы провели, когда я был пьян после очередной неудачи в бизнесе, была ошибкой, о которой я и правда жалел. Тогда Алевтина страдала из-за выкидыша, а я ушел в бар, а там по какой-то случайности оказалась и Ольга.

Это сейчас я понимаю, что она точно знала, что делала, и появилась там не случайно, а тогда плохо соображал и сидел с ней, делясь о наболевшем. Кто ж знал, что на утро я проснусь в ее постели. А спустя месяц она покажет мне тест с двумя полосками. Будь моя воля, я бы заставил ее сделать аборт, но она рогом уперлась, что портить здоровье не намерена. Благо, все эти годы соглашалась скрывать это от Алевтины, если я буду обеспечивать их с сыном, и я исправно выполнял свою часть договора. Что ж. Теперь настали новые времена.

Я стиснул переносицу и стиснул челюсти, желая поскорее закончить с ней разговор.

– Что-то еще, Ольга? С Данилом какие-то проблемы?

– Н-нет, – растерянно ответила она. – У тебя дела в офисе?

– Что за вопросы? Тебя это как касается?

– Но я думала, что после случившегося мы вместе.

– Ты думала? Прекращай, тебе это не идет, – хмыкнул я, наслаждаясь тем, что больше можно не сдерживаться и говорить с ней так, как эта стерва того заслуживает.

Если раньше мне приходилось сдерживать свое желание поставить ее на место, чтобы она держала свой длинный поганый язык при себе, то сейчас в этом больше не было нужды. Одна ее инициатива в поиске моей биологической матери чего стоила. Она явно хочет получить от меня больше, чем я готов ей дать.

– Но.

– Никаких но, Ольга. Когда я закончу с делами, нас с тобой ждет серьезный разговор. Я уже дал распоряжение, чтобы тебя внесли в черный список компании, но, видимо, придется еще и с тобой провести беседу. У тебя нет никаких прав на нашу с Алевтиной фирму, так что не делай телодвижений, которые всё равно не дадут результата.

– Данил – твой единственный наследник! – закричала она, наконец, показывая свое истинное нутро. – Конечно, всё должно достаться ему! А я, если ты еще не забыл, его мать!

– Закрой свой рот! И выходи на работу. Бездонный кошелек для тебя отныне прикрыт.

– Что за чушь ты несешь? Мы с тобой договаривались, что ты полностью содержишь нас. Ты обещал купить мне золотой браслет-гвоздик, неужели ты…

– Подарки я тебе дарил только для того, чтобы ты держала свой рот на замке! – зарычал я, выходя из себя. – Из-за тебя моя жена всё узнала, и ты думаешь, что всё будет как прежде? Забудь о хорошей обеспеченной жизни, Ольга! Содержать Данила я буду по минимуму, роскошества и излишества ему ни к чему, покупать всё ему буду сам, а ты иди на работу, чтобы с голоду не помереть. Если ты всё еще знаешь, что это такое, Ольга.

– Надеешься вернуть Алевтину? – ядовито произнесла эта стерва. – Зря. Она тебя никогда не простит, и ты сам это знаешь. Она всегда такой была. Слишком правильная, до занудства. Именно поэтому ты на меня повелся. Я ведь полная ее противоположность. Яркая. Раскрепощенная. Знающая цену своей женственности и красоте.

– Не тебе на Альку мою рот открывать, Ольга, – рыкнул я, начиная раздражаться сильнее прежнего.

– А даже если простила бы, то не после того, что у нас было при ней. Ты был просто зверь в постели, любимый, – расхохоталась эта тварь. – А простыни она с шиком подбирает. Надо будет сказать ей, что хлопок что надо.

Я сбросил звонок, сжал кулаки и ударил ими по столу, отчего на пол посыпалось всё, что было плохо закреплено, включая и стакан с водой. Волна бешенства набирала обороты, и я схватил пиджак, чтобы поехать к Ольге и поставить зарвавшуюся гадину на место, но в этот момент раздался голос секретарши. Кстати, о ней.