Измена. Ты обещал любить меня вечность...

Аннотация

Он обещал любить меня вечно, а потом ворвался в больницу, держа на руках какого-то ребёнка и выкрикивая моё имя.

- Пожалуйста, Аля, спаси её!

Девочка без сознания, около шести лет на вид, множественные гематомы и черепно-мозговая. Рядом, по всей видимости, мать с округлёнными от страха глазами.

- Пожалуйста, Аля, - отчего-то она называет моё имя. – Мы не можем её потерять!

В ту минуту понимаю лишь одно: они знакомы. Время на раздумье нет, и я раздаю указания, требуя подготовить реанимацию. После семичасовой операции еле держусь на ногах, только выбора нет.

- Кто эта девочка? – задаю вопрос Диме, когда всё самое страшное позади.

- Это моя дочь, Аля. Жаль, что ты узнала вот так…

Глава 1

Снимаю перчатки, отправляя их в урну, умываюсь ледяной водой, чтобы прийти в себя, и устало смотрю в зеркало. Там знакомая женщина с синими кругами под глазами, лучами морщин, расходящимися от глаз, собранными в пучок волосами и прямой, сдержанной спиной. Лицо Александры Абрамовой сорока двух лет, детского врача-хирурга, кандидата наук, заведующей отделением. Моё лицо. И, кажется, сейчас я умру, если не лягу хотя бы на полчаса.

- Александра Николаевна, можно уходить? – в дверь сперва робко скреблись, а теперь вижу заглянувшую в кабинет младшую медсестру.

- Да, Кать. Я бы без тебя не смогла, - устало улыбаюсь.

- Да что вы такое говорите? - спешит не согласиться она. – Вы наш ангел, у вас руки золотые. На год очередь вперёд только к вам.

Устало улыбаюсь.

- Иди уже, пока я не передумала.

Она желает хорошего вечера, а я смотрю на свои пальцы, которые всё ещё болят от прошитого сосудистого пучка. Семичасовая операция на поджелудочной, двадцать минут компрессии, и всё на грани. Подросток остался жив, и только это имело значение.

Переодеваюсь и зеваю, чувствуя, что, если сейчас же не покину больницу, растянусь где-нибудь в приёмном на первой попавшейся кушетке. А муж и дочка потом будут дуться.

Добываю телефон из кармана, набирая Диме сообщение.

«Скоро буду, что-то купить в магазине?»

Отправляю, следом дописываю.

«Надеюсь, ты не давал Стасе мёд, её вчера тошнило».

Он никогда не может устоять перед просьбами дочери. Но это уже отправить не успеваю, потому что слышу, как кто-то кричит.

- Александра Абрамова, где Александра Абрамова?

Сердце испуганно сжимается. Я в коридоре, где не виден холл, но уже по голосу понимаю: это не поклонник, а мой муж.

- Стася! – испуганно произношу и бросаюсь бегом до фойе, быстро находя Диму с ребёнком на руках. Адреналин тут же выбрасывается в кровь, я около них, и не сразу понимаю, что на его руках другая девочка, младше на пару лет. Множественные гематомы и черепно-мозговая. Поднимаю глаза на мужа, ничего не понимая. На его лице порез и запёкшаяся кровь.

- Дима? – вопрос ужасно глупый, но почему-то приходит в голову, что это просто чужой мужчина, который очень похож на моего мужа.

- Аля! Спаси её! ради бога, спаси! – он почти кричит на меня, смотря такими глазами, которых я никогда прежде не видела. Он не кричал так даже, когда его собственный отец умер у него на глазах.

Рядом, по всей видимости, мать девочки с округлёнными от страха глазами.

- Пожалуйста, Аля, - отчего-то называет моё имя незнакомка, в глазах которой блестят слёзы. Дотрагивается до моего запястья, и я невольно скашиваю глаза на её руку. Не люблю, когда меня касаются посторонние. – Мы не можем её потерять!

В ту минуту понимаю лишь одно: эта женщина и мой муж знакомы. Но время на раздумье нет, и я раздаю указания.

- Каталку! Немедленно в операционную! Готовим общий наркоз! Кровь, давление, сатурацию, шоковый протокол! Где Егоров?

- У него там какие-то проблемы с машиной, он задерживается, - неуверенно произносит какая-то медсестра, принимая удар на себя.

- Аля, это должна быть ты! – настаивает мой муж. – Только ты!

Бросаю взгляд на ребёнка не потому, что боюсь ответственности. Сейчас я себя боюсь и сминаю руки в кулаки, проверяя подвижность пальцев.

- Звоните Егорову, — говорю жёстко, чтобы мои слова не подвергали сомнениям. – Живо!

- Алло, Миша? – слышу за своей спиной голос. – Срочно сюда! Да, Александра Николаевна велела. Здесь девочка плохая.

- Уволю, к чёртовой матери, — сжимаю зубы, бормоча себе под нос, и принимаю единственное верное решение.

- Где травматолог?

- Я здесь! — отзывается Игорь.

- Двигайся! — рявкаю, будто он виноват в том, что я не еду домой, а снова возвращаюсь к обязанностям. - Сколько времени без сознания? – это вопрос уже Диме.

- Минут пятнадцать, — тут же отзывается он.

- Где Стася? – требую ответа о местоположении дочери.

- С Егором.

Не успеваю осознать, как Митя перекладывает девочку на мои руки, словно здесь она в большей безопасности. А я рада лишь одному: что это не наша дочь.

Визуал Александры Николаевны Абрамовой

А вот и наша главная героиня — Александра Николаевна Абрамова. Детский врач-хирург с безупречной репутацией, женщина с ясным умом и добрым сердцем, которая не просто лечит - она спасает жизни, словно каждый ребёнок на её столе её собственный. Возглавляет хирургическое отделение детской городской больницы, но несмотря на высокую должность, остаётся «своей» для каждого: от медсестры до родителей пациентов.

Аля из тех, кто не прячется за халатом и статусом, кто остаётся живой, настоящей, ранимой. Всегда первая в операционной и последняя, кто уходит домой. Спит мало, работает много, а отдых - это иногда просто пять минут на скамейке возле больницы.

В браке с Дмитрием уже семнадцать лет. У них есть дочь - Анастасия.

Глава 2

Я не бог, и каждая неудачная операция заставляет меня думать о том, на своём ли я месте. Я потеряла четверых за восемнадцать лет. И каждый из них чей-то ребёнок.

А теперь на моих руках почти невесомая, тёплая, лёгкая девочка, жизнь которой зависит от меня и того, кто сверху. Хотя бы до того момента, пока не приедет Егоров.

Я не из тех, кто отрицает бога. На моей груди крест, и медицина не идёт вразрез вере. Всё потому, что порой я просто не могу объяснить с точки зрения науки то, как всё получилось. Чудеса случаются, и этот факт отрицать не имею права.

- Как зовут? – продолжаю опрос, когда прихожу в себя и концентрируюсь на реальности.

- Мила. Людочка, - вводит меня в курс дела муж. Откуда он их знает? Но сейчас лишь о девочке надо думать, о ней.

Голова пробита, кровь залила лицо. Ей лет шесть, не больше. Перекладываю на каталку, пока Дима продолжает тараторить.

- Авария. Машина вылетела на красный, вмяла бок с её стороны, - ещё слышу, а потом нас разделяют двери и коридоры.

- Держись, солнышко, - беру ребёнка за тонкие маленькие пальчики, смотря на лицо. Лёгкий пушок над губой, немного припухлые щёки, родинка на левой щеке. Внутри что-то сжимается, как пружина, ёкает, и я тут же отпускаю ладошку, останавливаясь. Мне срочно следует разъединить то, что между нами возникло. Это мешает принимать взвешенные и правильные решения. Я врач и не имею права в данную минуту привязываться к пациенту, это будет потом, когда я увижу её улыбающееся лицо.

Обязательно увижу.

- Вам плохо, Александра Николаевна?

Каталка тут же останавливается.

- Нет, идите, я сейчас. Вторая операционная, скорая стерилизация, будем шить мозговые оболочки.

Приваливаюсь к стене спиной, и организм вспоминает, что неимоверно вымотан. Смогу ли я? Не наврежу ли? Сейчас ненавижу Егорова, которому обязательно влеплю выговор, потому что он подводит меня не в первый раз. Единственное, почему всё ещё держу его – таких хирургов поискать. С дисциплиной не дружит, но он из тех, кому можно доверять слепо, потому что не раз показывал мне чудо. Именно с ним я обсуждала тяжёлые случаи, за которые не брались другие.

Закрываю глаза, в голове шумит. Ракушку не прикладывай, уже на море. Раз. Два. Три. Аля, иди!

- Не могу, - отвечаю сама себе, а перед глазами эта девочка и Димка. Голова туманится, и я резко распахиваю глаза. Продержаться, пока не прибудет помощь. Пока не приедет Егоров. Я не имею права сдаваться.

Последний раз пила месяц назад на дне рождения отца. Один бокал, и сразу повело. Мне хватало работы, с которой я уходила в состоянии опьянения. Усталость, недосып и напряжение, как физическое, так и психологическое, создают ядрёную смесь.

В операционной всё готово, как по учебнику. Медсёстры летают беззвучно, как тени, и я благодарна им за эту безупречную тишину и отлаженность. Машинально мою руки: раз, два, три. Будто ритуал, который должен снять с меня всю дрожь, весь страх и сомнения. Сейчас уже ничего не помогает, я неимоверно устала.

- Давление? - спрашиваю анестезиолога, пока мне помогают одеться.

- Падает. Ещё держится, но ниже нормы. Открытая ЧМТ, гемодинамика нестабильна.

Я киваю, смотря на настенные часы: 20:43. Вот тебе и хорошего вечера.

- Начинаем, - командую, становясь на привычное место.

Визуал Дмитрия Абрамова

А вот и муж нашей героини - Дмитрий Абрамов. 43-летний ведущий новостей на местном телеканале «Грани». Харизматичный, с поставленным голосом и уверенной манерой речи, он давно стал «лицом вечера» для жителей города. В кадре собранный и безупречный, вне эфира человек с тонким чувством юмора и склонностью к лёгкой иронии.

Вне студии увлекается верховой ездой (с детства обожал лошадей), увлечён историей холодной войны и коллекционирует виниловые пластинки с записями редких дикторских голосов XX века. Раз в год уходит в одиночный поход с рюкзаком «для перезагрузки и тишины».

В его жизни не хватает только одной вещи: правды, которую он однажды спрятал, чтобы не разрушить свою семью.

Глава 3

- Отсос, доступ. Будем убирать гематому. Кровотечение из средней мозговой артерии, скорее всего, - делюсь мнением и сомнением.

Скальпель ложится в мою руку, как родной. Сделав надрез, почти не дышу, лишь слышу, как отсос втягивает тёмную кровь, как электронный монитор в углу комнаты хрипло пищит, словно в унисон с моим сердцем.

- Пульс нестабилен! – анестезиолог напряжён. — Александра Николаевна…

- Я вижу, - глухо отвечаю, смотря на монитор. Не могу позволить себе дрожать, не могу позволить себе чувствовать. Но каждый раз, когда прикасаюсь к её мозговым оболочкам, хрупким, как лепестки, во мне что-то сжимается.

- Где Егоров? – звучит вопрос от меня, кажется, риторический. Я убью его, правда, придушу собственными руками, как только придёт!

- Салфетку, - протягиваю руку. - Ещё одну. Прижимаем.

- Ткани отёчные…

- Это ребёнок. У них мозг пластичен. Он справится, - говорю, не ощущая в голосе уверенности. Всё плохо, очень плохо, но пока они смотрят, что моя рука тверда, они верят и в себя. А Мила справится. Я не позволю иначе.

Мы работаем молча, слаженно, будто единый организм. Свет софитов слепит глаза, под маской пот катится по виску, но я даже не шевелюсь. Только скальпель, пинцет, игла, зажим.

Когда артерия прошита, гематома убрана, я впервые осмеливаюсь взглянуть на её лицо. Оно спокойно. Как будто спит. Всё ещё невесомая, слишком бледная и чужая… А может, почти своя.

Времени смотреть на часы нет, я слишком занята тем, что происходит под моими руками.

- Егоров? – спрашиваю снова спустя бог знает сколько времени.

- Я узнаю, Александра Николаевна, - звучит голос позади, и дверь хлопает. Хотя нет уже никакого смысла в Мишке. Если только сказать, что он обормот и негодяй.

- Заканчиваем. Шов косметический, - говорю хрипло, чувствуя, как горят ступни. Стоять, только стоять, осталось совсем немного.

- Я здесь, Александра Николаевна, - запыхавшийся голос Мишки, как в лучших традициях появления полиции в конце фильмов, когда герои: избитые, раненые, потерявшие три литра крови, спаслись, они сигналят мигалками и выдают тёплые одеяла.

- Я рада, - фыркаю, продолжая работать. Его присутствие не имеет смысла. По крайней мере в этой операционной. Хорошо хоть соблюдает субординацию при остальных и называет по имени отчеству. – Закончила.

Швы наложены, девочка лежит тихо. Всё, что можно было сделать, - сделано. Я отхожу, снимаю перчатки и чувствую, как предательски дрожат пальцы. Ноги подкашиваются, и я бы упала, не подхвати меня Егоров.

- Тихо-тихо, - шепчет, держа в сильных руках. – Бассейна нет, куда поплыли, товарищ заведующая?

- Да иди ты, - горько усмехаюсь, опираясь на него, пока мне не приносят стул. – Ты ж понимаешь, что так продолжать не может? – смотрю в наглые, но красивые глаза. – Миш, ну?

Он сидит на корточках рядом со мной в углу, пока медсёстры убирают операционную, а Милу перевозят в реанимацию, и задумчиво кивает.

- Виноват, Саш.

- Вот уволю тебя к чёртовой матери и характеристику такую дам, что ни в одном приличном месте не возьмут, - цокаю языком. – А если бы я ушла, Миш? Если бы тут не было никого, а ребёнка привезли?

Он молчит, да и что тут сказать.

- Давай, поднимай меня. Я вообще-то домой ехала, - кряхтя, встаю со стула. Еле передвигаю ноги, словно они налиты свинцом. Выбираемся на волю, и тут же становимся предметом внимания.

Димка сидит рядом с женщиной, и как только я выхожу, поднимается и идёт навстречу.

- Как она? – задаёт вопрос о ребёнке, а я-то думала, поинтересуется, не упаду ли я тут сейчас, потому что меня всё ещё продолжает поддерживать Егоров.

- Если ты про жену, - влезает Мишка, - то вези её домой отсыпаться. Она сделала невероятное! А с матерью ребёнка я сам поговорю.

Димка бросает взгляд на женщину с каштановыми волосами, а у меня неприятно сосёт под ложечкой.

- Иди, Миш, я стою, - прошу Егорова, и он нехотя отпускает, отправляясь к незнакомке.

- Кто эта девочка? – задаю вопрос Диме, когда всё самое страшное позади.

- Это моя дочь, Аля. Жаль, что ты узнала вот так…

Дорогие мои девочки и мальчики (если таковые имеются).

Глава 4

Муж только что признался в том, что у него есть дочь, которая младше нашей года на два.

Мир покачнулся и дал трещину, воздух стал густым, как кисель.

- Прости, Аля. Я не должен был так. Но сейчас важно, чтобы ты спасла её. Ты – лучший детский хирург в городе.

Если бы не обстоятельства, обязательно бы порадовалась словам мужа. Но не сейчас.

- Ясно, - заявляю на это, стремясь уйти, как можно быстрее отсюда. Бросаю взгляд в сторону женщины, с которой говорит Егоров. Она будто чувствует моё внимание и смотрит в ответ. А я иду. Не с гордо поднятой головой, походкой победителя, хотя должна радоваться, что операция прошла неплохо. А сгорбленной старухой, с налипшей на плечи правдой и усталостью в шестнадцать часов.

У выхода меня нагоняет Димка, галантно открывая дверь, и мы вместе выбираемся в мерзкую осень. Не знаю, что там Пушкин видел чудесного в слякоти и сырости, но у меня начинается лёгкая депрессия из-за натягиваний на себя дополнительной одежды для утепления и беспросветных дождей.

Сегодня хотя бы передышка.

- Постой, - Димка тянет меня за локоть, поворачивая к себе. А я сдерживаюсь, чтобы не влепить ему звонкую оплеуху. Потому что не сегодня-завтра по больнице пойдут сплетни, что за девочка лежит в реанимации. И вместо того, чтобы работать, я буду сгорать от стыда под взглядами коллег.

Набираю воздуха в лёгкие, чтобы ответить хлёстко и назначить направление, куда ему убираться, но звучит голос.

- Добрый вечер, Александра Николаевна.

- Здравствуйте, - чуть поворачиваю голову в бок, отвечая одному из сотрудников.

Я столько лет вложила в себя и карьеру не для того, чтобы муж позорил меня, притащив любовницу и ребёнка в МОЮ больницу.

Дёргаю руку, освобождаясь от хватки, и спускаюсь со ступеней. У нас будет разговор, но не здесь, не в моей вотчине, где только и ждут, о чём бы посплетничать у меня за спиной. Димка следует за мной тенью, провожая к машине. Останавливаюсь, пытаясь высмотреть его на парковке. Здесь уже не так много автомобилей, всё же вечер.

- Мы её там бросили, - он понимает без слов мои действия. – Она не на ходу.

- Ясно, - снова выдаю, хотя за этим «ясно» кроется куда больше негодования. Мы только недавно купили машину. Но я терплю, у меня сейчас не то, что ругаться, нет сил ехать за рулём.

Сажусь в салон, и Димка прыгает на пассажирское сиденье.

- Ты куда? – спокойно интересуюсь, заводя мотор. – У тебя там любовница и ребёнок в больнице.

- Аля…

Машина урчит, но я не спешу трогаться с места.

- Освободил салон.

- Пожалуйста…

- Освободил салон, Абрамов. Я не шучу.

- Ты даже не дашь шанс всё объяснить?

Роняю голову на руль, держась за него обеими руками. Вот тут и усну. Но дома ребёнок, которого отец бросил со своим братом. Я не против Егора, но хорошему он Стасю точно не научит. Мы договаривались, что такая нянька это на крайний случай.

- Я встала в пять, у меня был консилиум и две тяжелые операции, - бубню себе в руки. – А дома дочь, с которой придётся учить уроки, - поворачиваю к нему голову, а Димка решает поддержать, уложив руку на моё плечо. – Ты дурак, Мить? – спрашиваю на полном серьёзе, усаживаясь на место. – Я на ногах еле стою, а ты тратишь моё время на несусветную чушь!

- Я сяду за руль, давай поменяемся, - внезапно предлагает, а я тяну правый уголок губ наверх. Одних уже подвёз. – Со Стасей сам всё сделаю. Тебе надо отдохнуть.

- Мне надо, чтобы ты свалил из моей машины!

- Тебе не идёт грубость.

- А рога идут? – интересуюсь. – Если у тебя осталась ко мне хоть капля уважения, ты сейчас возьмёшь и выйдешь отсюда.

- Ладно, - соглашается он слишком быстро и щёлкает дверной ручкой, ставя ногу на улицу, - но всё не так, как ты себе надумала. Поговорим дома.

Сразу жму на газ, как только дверь хлопает, чтобы не передумал. Типичные отмазки. Всё не так. Ну да… Разве меня интересует этот вопрос? Ничего не важно, кроме сути: мне не просто изменил муж. У него ребёнок на стороне.

И я записываю ему аудиосообщение.

«Абрамов. У тебя больше нет дома».

Глава 5

Квартира встречает меня гнетущей тишиной. Не той уютной, вечерней, когда приходишь домой и знаешь: сейчас тебя обнимет любимый муж, а дочка скажет, как соскучилась. Тишина тревожная, словно что-то случилось, и всё замерло, не зная, как об этом сказать.

Вешаю ключи на стену в прихожей, скидываю ботинки. Не поправляю, хотя ненавижу, если они остаются криво у порога. Мне срочно надо увидеть Стасю.

На кухне горит свет, и тянет какой-то гадостью. Егор за столом. Сидит, развалившись на моём стуле со стаканом в руке. Щёлкает ногтём по стеклу и смотрит задумчиво в окно. Перед ним второй стакан, на дне которого остатки рубиновой жидкости.

- Где Стася? - в голосе не гнев, а почти паника. Потому что я не различаю мультиков, не слышу привычного «мама», не ощущаю её дыхания.

Он оборачивается неторопливо, словно я не застала его врасплох, а пришла чуть-чуть не вовремя.

- Привет, Аля, - говорит так спокойно, будто мы каждый день видимся. - Всё в порядке. Она спит.

- Спит? - переспрашиваю, шагая ближе. Не знаю, что я пытаюсь тут высмотреть: битую посуду, остатки ужина или ребёнка на полу. – Да я её в десять с трудом укладываю.

- Устала, - пожимает плечами Егор. - Мы играли, потом поужинали, она смотрела кино и вырубилась. Всё хорошо. Я же тут.

Вот именно, что он тут, а это значит, что всё НЕХОРОШО.

- Стася, - тут же срываюсь и бегу в её комнату. Через коридор, мимо фотографии на стене, где мы втроём: я, Димка и дочка. Ещё маленькая, смешная, с косичками в разные стороны. Как давно мы все были счастливы?

Как будто в другой жизни.

Врываюсь в детскую. Темно, только ночник светится мягко в углу. Стася спит, укрытая до подбородка, раскинув руки, как звезда. Личико беспокойное. Дышит рвано, так обычно бывает, когда ей снится что-то плохое.

Присаживаюсь на край кровати, трогаю лоб – не горячий. Провожу по щеке, затем по волосам. Живая. Тёплая. Моя. Может, Егор прав, и она просто спит?

Внутри что-то обрывается от страха, от усталости, от бессилия. Наклоняюсь и шепчу.

- Прости. За то, что опять без меня. За то, что вместо сказки перед сном у тебя брат твоего отца со стаканом. Прости.

Говорю, а у самой глаза режет. Нет, я не могу плакать, слишком устала. Когда-нибудь потом, а сейчас улавливаю запах каких-то трав, и не сразу понимаю, что это.

Глаза тут же испуганно округляются.

- Стася, - трясу её за плечи. – Стася, проснись, это мама.

Она не реагирует, и я щупаю её пульс. Сильнее обычного, но паниковать рано. Бегу обратно на кухню, забыв про сон и усталость.

- Что ты ей дал? – я не спрашиваю, а почти кричу.

- Аль, у тебя нервы шалят, на вот, - протягивает мне бутылку, и я откидываю его руку так, что он роняет посуду, и та со звоном падает на пол, окропляя всё вокруг кровью. Достаётся и моим джинсам, и рубашке Егора.

- Что ты дал ей, урод? – требую от него признания. – ЖИВО ГОВОРИ!

Меня трясёт. Я ненавижу сейчас всех, даже ту девочку, из-за которой мне пришлось торчать в больнице всё это время. Чуть позже, лёжа в слезах, стану просить прощения у маленького ни в чём неповинного ангелка, но сейчас я мать, ребёнка, которую накачали какой-то дрянью.

Егор резко поднимается, словно пытается показать, что он куда больше и сильнее.

Три года назад от него ушла жена из-за его пристрастия к алкоголю и рукоприкладству. Забрала двух погодок и сбежала к матери в Саратов, пока он прожигал жизнь в каких-то кабаках.

Я не вдавалась в подробности, мы не были близки с Ниной. Она должна была прийти ко мне на консультацию, но не пришла. Потому я позвонила ей. И тогда она рассказала мне, что уехала. А Димка скрывал до последнего, веря в то, что брат сможет вернуть семью.

Егор действительно ездил, а потом я краем уха услышала историю про тестя и ружьё. Он не отдал дочку, как я поняла из разговора, но мне об этом не спешили рассказывать, понимая, что я, которая и до этого недолюбливала родственника, теперь его на дух переносить не смогу.

Так и вышло. Я не просила мужа разорвать с ним отношения, но и не любила, когда он появляется у нас в доме. Это были крайние меры, а теперь выяснилось, что он здесь. Возможно, не в первый раз за все эти годы.

- Ты если под каблук Димку загнала, - отвечает он не на тот вопрос, на который ожидаю ответа, - так не думай, что все под пяту пойдут. Я тут как бы не по своей воле, Аль. Брат попросил, а потом пропал. Дозвониться не могу, труба села.

- Егор, мы теряем время. Что. Ты. Ей. Дал? – спрашиваю у него, как у умственно отсталого. Разбираться, почему не отвечает Димка, будут потом.

- Траву вашу, - машет куда-то на стол, и я высматриваю то, о чём он говорит. Пустырник!

Глава 6

- Аля? – слышу голос из прихожей, понимая, что Абрамов всё же вернулся. Его мне сейчас для полного счастья не хватало!

- Стася, - снова зову дочь, - ты меня слышишь?

- Угу, - отвечает сквозь сон. Она и раньше так делала, когда не хотела вставать. С утра тяжело поднимается.

- Тебе плохо? Голова кружится? Тошнит?

- Мам, я спать хочу, - ноет сквозь сон, не разлепляя веки.

И как мне понять, что с ней?

- Что случилось? – в комнату заглядывает Дима. Наверное, слышал мои испуганные крики, потому пришёл сперва сюда.

- Спроси у своего брата, - отвечаю грубо, нащупывая пульс ребёнка и снова смотря на часы.

Радует, что позади становится тихо. Наверное, Абрамов пошёл выяснять обстоятельства произошедшего. Пульс немного выше, чем должен, но не критично. Испарины нет, температура обычная, дышит теперь ровно.

Слышу разговор на повышенных тонах. Уже десять, не хватало, чтобы соседи на меня смотрели, качая головой. Поднимаюсь с кровати, отправляясь на кухню за абсорбентом, когда слышу, как звенит посуда. Что-то падает, рассыпаясь осколками, слышен какой-то хруст.

Я не думала, что когда-нибудь доживу до такого.

Два брата на кухне таскают друг друга за грудки без слов, наверное, они уже всё сказали до этого.

- Вон отсюда оба! – приказываю им, потому что я теряю драгоценные минуты. Димка отпускает соперника первым, и тут же получает в ухо справа. – Я сказала хватит! Егор, кроме пустырника что-то было? – спрашиваю, пока есть у кого.

- Да, скажи ей, - вытирает кровь с лица мой, пока ещё, муж. – Что ты там ей дал?

По его голосу понимаю, что Димка всё уже выведал, потому и бросился с кулаками. Егор смотрит, как загнанный зверь, которому перекрыли все выходы.

- Да не специально я, сказал же! Она просто перепутала! Думала, компот! – защищается, как может.

Бросаю взгляд на тот самый второй стакан, и тут до меня доходит. Я почувствовала этанол, но не только потому, что он содержится в пустырнике, он так же есть и в другом веществе.

- Во сколько это было?

- Не знаю, часа два, может, полтора, - путается в показаниях виновный.

- Я тебя посажу, понял? – тычет в его сторону пальцем Димка.

- Сколько глотков?

- Малямс, - вворачивает жаргонизм, тут же откашливаясь. – Чуть-чуть, Аль. Да ты не суетись, чётко же всё. Просто спит.

Добираюсь до ящика, перешагивая через мусор. Что-то впивается в ногу, и невольно ойкаю.

- Урод, - рычит младший Абрамов, мой муж, и тут же спешит на помощь. Только видела я такую помощь в одном месте.

- Аль, давай найду, что надо.

- Знаешь, что надо, - держусь за ящик, разыскивая абсорбент. Был гель, знаю точно. Достаю тюбик, проверяю срок. – Свалить отсюда надо, и родственника своего забери.

Алкоголь у детей быстро всасывается. Времени прошло достаточно. По дыханию и рвоте спокойно, вроде. Промывать желудок нет смысла, а вот гель никогда не помешает. Теперь придётся сторожить Стасю всю ночь. Господи, - на мгновение закрываю глаза, взывая к нему, - только бы обошлось.

- Аль, - снова касание за плечо, и я выворачиваюсь, делая шаг. Осколок впивается в ступню, теперь наверняка. Если первый просто кольнул, этот вошёл глубже и отломился.

- Да уйди, - толкаю, не имея уже на это никаких сил, и реву без слёз, хватая стакан. Наполняю водой, беру ложку и делаю новый шаг. Утаскиваю за собой на носке грязь, винные капли и собственную кровь, отпечатывая это всё на бежевой дорожке. Завтра мне предстоит убирать ещё и этот ужас.

Надеюсь, Димке хватит ума действительно уйти.

- Стась, - снова бужу дочь, поставив всё на тумбочку. – Стась, пожалуйста, - слышу, как дрогнул голос.

Мне удаётся её усадить, объяснить всё и попросить выпить то, что даю. Ставлю подушку, потому что лежать опасно, умащиваюсь рядом, обнимая её. Нога щиплет, с ней ещё что-то решать надо, но я не могу, я просто не могу больше заставить себя встать и что-то делать.

Дочка снова сопит, а я прислушиваюсь к её дыханию, нет ли апноэ. Снова трогаю лоб, грудь, спину.

Хлопает входная дверь. Закрыться бы изнутри, но я лишь на мгновение закрываю глаза, тут же отключаясь.

Глава 7

Просыпаюсь от того, что кто-то трогает меня за ногу. Дёргаю ей, но хватка только сильнее. Большая собака сперва тянет за штанину, а потом вгрызается клыками в ступню, и я тут же распахиваю глаза, чуть не падая с кровати.

Стася спит рядом, так же полумрак, не считая полоски яркого света от лампы, направленной на мою ногу. Рядом сидит Димка с пинцетом, каким-то пузырьком и небольшим тазом.

- Тихо, Аль, погоди, надо стекло достать.

Медленно моргаю, приходя в себя. Воспоминания загружаются не разом, а постепенно. И вот добираются до момента, что Абрамов негодяй, но у меня нет сил выискивать в ноге что-то. Чёрт с ним, пусть копается, в конце концов из-за него я теперь буду какое-то время хромать.

Проверяю жар, прислушиваюсь к дыханию, трогаю пульс. Спокойно.

- Вот, - вытаскивает Димка стекло, показывая мне, словно я теперь обязательно должна похвалить его за это. Осознаёт, что признательности не будет, а потом ещё раз всё проверяет, промывает перекисью и залепляет пластырем.

- Как она? – решает завести беседу.

А я поворачиваюсь к нему спиной, укладываясь удобнее. Даю понять, что разговора не будет.

- Аль, спасибо тебе за Люду. Я не стал скорую ждать, потому что лишь ты могла её спасти.

Снова не реагирую. Хватит же ему ума уйти?

- Ладно, спите, - проводит по мне рукой, как обычно, но сбросить не успеваю, он убирает её прежде, - завтра поговорим.

Вскакивать с постели и гнать взашей – у меня нет столько здоровья. Нервы дороже. Как раз уберёт ужас, оставшийся после брата. А потом уже пусть убирается.

Утром меня будит Стася, которая жалуется на голову.

- Который час? – ищу телефон, но, кажется, он остался в сумке. Настенные вышагивают 7.40. Надо в школу и на работу.

- Вот тут болит, - трогает дочь свой лоб, а я осматриваю её, интересуюсь по поводу других симптомов, прихожу к выводу, что это от вчерашнего, и угроза миновала. – Почему ты со мной спишь? – задаёт неудобный вопрос, и я говорю, что очень испугалась, когда узнала про то, что случилось.

- Не знаю, как вы пьёте эту гадость, - высовывает язычок, показывая отвращение, - я больше никогда не буду. Можно в школу не пойду?

Смеюсь, целуя её в нос. Как же хорошо так просто полежать с дочкой. Но ответить не успеваю, на пороге появляется Абрамов.

- Я вам завтрак приготовил, умывайтесь и за стол.

Он проходит внутрь и тянет руки предателя к дочери, а она, не подозревая, что не одна в его жизни, позволяет забрать себя от меня. Сжимаю зубы, чтобы не делаться матерью, что настраивает детей против отцов. Не стану же хвататься за Стасю, впутывая её в грязь взрослых разговоров. Такие вещи не следует обсуждать в присутствии дочери.

Снова ищу телефон, а потом отправляюсь на его поиски в коридор, хромая из-за раны. Мало того, что усталость не до конца прошла, так ещё и порез.

Слышу знакомую музыку, это мой гаджет, только почему-то играет на кухне.

- Да, - отвечает Абрамов, и я застываю в нерешительности. Перепутала? Странно. Всё же роюсь в своей сумке, но там пусто. – Я понял, скоро буду, привезу.

Оборачиваюсь, не понимая, где его посеяла. Стася выглядывает из ванной с зубной щёткой в руке.

- Ты не видела мамин телефон? – интересуюсь.

- Аль, он у меня, - слишком буднично отзывается Димка, а я поражаюсь его наглости. Что значит у него?

Появляется в коридоре, держа в руках белый прямоугольник.

- Мой вчера разбился, надо было позвонить, не стал тебя будить. Вот, спасибо, - он возвращает мне телефон, как ни в чём не бывало. – Давай быстрее, уже к первому уроку опоздали, - подгоняет дочку муж. А я вообще не понимаю, что происходит. Мне это всё приснилось что ли?

Смотрю на чистый ковёр без следов, прохожу на кухню. Ни одной капли, всё цело и чисто. Заглядываю в мусорное ведро.

Нет, всё было. Об этом говорят осколки и гора туалетной испачканной бумаги.

На столе омлет, салат из свежих огурцов и помидоров, чай, фрукты.

- Фирменный завтрак, - пытается выслужиться Димка, а я быстро просматриваю сообщения, но ничего экстренного. Достаю мюсли, сыплю в чашку и отправляюсь за молоком. – Аль, ну перестань, - снова ловит моё плечо, но я стряхиваю его ладонь.

– Я же старался!

- Мне не нужны твои тридцать серебряников, Абрамов.

Добываю молоко, откручивая крышку, и щедро поливаю овёс и изюм.

- Мам, можно я дома останусь? – появляется Стася.

- Зубы покажи, - командую, потому что из-за её халтуры уже третья пломба во рту. А ребёнку, между прочим, всего девять. – Будешь так чистить, опять залеплять пойдём. Переделывай.

Глава 8

Врача, убившего мужа дома, будут судить строже. Дело в том, что он знает, куда следует бить. Отчего-то эта мысль мелькает в голове, когда на кухне появляется Стася.

- Всё, - скалит зубы, а потом плюхается на своё место, подтягивая тарелку. Димка убирает ей волосы за уши, а я его ненавижу. Вообще мечтала отказаться от этого чувства, чтобы такого не было в моей жизни, а не могу.

- Давай, Настя, жуй и я тебя отвезу в школу, - подаёт голос заботливый отец.

- На чём? – интересуюсь, поднимая вверх брови. Машины теперь нет. Аппетит пропал, ставлю почти полную тарелку в раковину, отправляясь в ванную.

- Такси.

- Я не поеду в школу! – протестует дочка, и я слышу, как Димка ей шепчет что-то на ухо.

Хлопаю дверью громче, чем следовало бы, а потом проверяю телефон, кому он там звонил. Около пяти номеров, которые, по всей видимости, просто не успел стереть, но я не опущусь до того, чтобы выяснять, кому они принадлежат.

Намазываю на щётку пасту и звоню Егорову.

- Да, алло, - говорит заспанным голосом.

- Солдат спит – служба идёт? – интересуюсь.

- Я же тут, Саш, всё в порядке, - теперь по голосу понятно, что потягивается. – Как ночь?

- Это я у тебя была намерена спросить.

- Никого тяжёлого после девочки.

- А с ней что?

- Уже бы разбудили, если что-то случилось. А что за ребёнок? Знакомая?

Ну вот уже пошли неприятные вопросы.

- Мне показалось…

- Нет, не знаю кто. Она на тебе, Егоров. Я и так тебя выручила вчера, так что лечить буду не я.

- Как прикажешь, Саш, - он снова зевает, и я вслед за ним, смотря на себя в зеркало. – Ладно. Скоро буду.

Дверь открывается и тут же закрывается снова.

- Аль, - смотрит на меня через зеркало Димка. Он знает, что я не стану выяснять отношения, когда рядом дочь. На то и расчёт. Мне тяжело дался развод родителей, и я поклялась, что уберегу Стасю от звона посуды и разбирательств длинною в пять лет. Ещё живы воспоминания, как мать и отец в соседней комнате кричали друг на друга, потому что не было сил молчать, потому что никто не щадил чувств детей, потому что не могли иначе. А я могу.

- Выйди, - говорю спокойно, сплёвывая пасту в раковину. И тогда он говорит быстро, но тихо и разборчиво.

- Да, она моя дочь, но это не было чем-то намеренным и запланированным. Думаю, ты помнишь Олега Пегасова. Каролина, мать Люды, - его сестра.

Замираю со щёткой во рту, стоя над раковиной так, что ему не видно моего лица, лишь спину. Да, я знаю Пегасова, вернее, знала. Он был свидетелем у нас на свадьбе. Очень положительный парень, который лет пять назад поехал в отпуск к каким-то родственникам. Сидел на рыбалке, а там дети полезли купаться в реку. Девочку понесло, он бросился следом. Течение сильное, девочка маленькая. Только спасать тоже надо уметь. Она за него ухватилась от испуга, что начала карабкаться вверх, пока подоспела помощь, ребёнка успели дёрнуть, а спасителя своего она утопила. Пятилетка стокилограммового мужика.

Олега течением унесло, что две недели найти не могли. А родители девочки даже не потрудились разыскать семью спасителя и поблагодарить.

У Олега своих двое осталось, я была на похоронах, он всё же близок был нам обоим. Про сестру тоже что-то мельком говорилось, что она брата очень любила. Возможно, я её даже видела. Но не думала, что она любила не только брата, но и моего мужа, а он в ответ любил её до оплодотворения.

- Мы не понимали, что делаем, она была так расстроена, что…

Он не находит слов, они тут излишни, а мне не хочется лезть в чужие трусы. Кажется, в собственном доме мне даже зубы почистить не дадут. Указываю на дверь, но он не собирается уходить.

- Я не знаю, как так вышло, Аля! Я клянусь, что это было один раз, и мы потом не знали, как смотреть друг другу в глаза.

Плюю в раковину снова, пресекая этот словопад.

- Абрамов, выйди отсюда!

- Аля! – трогает мой локоть, но я резко дёргаю, задевая стекло зеркала, что оно предательски покачивается. – Я виноват, знаешь, сколько раз я хотел тебе признаться в этом, но всё откладывал?

Он хватается за меня, как за спасательный круг, а мне просто некуда отступать.

- Пошёл вон, Дим, - шепчу, через плечо. – Я не твой духовник, я – твоя бывшая жена!

- Аля, ну дай мне всё объяснить…

Бросаю щётку в стакан, намереваясь уйти, а он перегораживает собой всё пространство и опускается на колени.

- Просто выслушай, пожалуйста…

Глава 9

Димка тут же хватается за мою ногу, якобы он там что-то поправлял, а потом говорит про разбитую посуду, про спасение мамы от вражеского осколка и прочую белиберду. Раньше его сказки были весёлыми. А теперь, как оказалось, он кормил ими не только нашу дочь.

Стася смеётся, когда Абрамов в лицах рассказывает ей о вчерашнем происшествии, забыв упомянуть самую малость: про вторую дочь.

- Дай пройти, - протискиваюсь мимо него, намереваясь одеться и ехать по этапу. – Стась, давай ноги в руки, если поела.

- Мам, мы с папой договорились, что он меня с собой возьмёт. Ты забыла? У меня голова болит.

- С таким отцом и не то заболит.

- Что? – не понимает она, а Димка хмурится.

- Ничего, собирайся, - продолжаю. - Если бы все могли делать то, что хотят, в мире был бы полный бардак. В школу идешь.

Она ждёт от Абрамова защиты, но куда ему. Разве сейчас его слово что-то значит? А мама злая. Неимоверно злая, потому что жизнь сошла с рельсов и катится в пропасть.

Добываю тёмный брючный костюм, слушая, как рыдает Стася. А Димка, видимо, взял её на руки и что-то там объясняет. Мама плохая, папа хороший. Часто так было. Но сегодня это неимоверно раздражает, потому что всё с точностью до наоборот.

Выглядываю в коридор и кричу.

- Стась, одевайся, со мной поедешь.

Она шмыгает носом, а потом топает ногами, убегая в комнату, чтобы одеться. Я же и передумать могу.

- Аль, ну чего ты добиваешься? – входит в комнату экс-муж, закрывая за собой дверь. – Я бы и сам ей занялся.

- Спасибо за заботу, - поправляю часы на руке. – Вчера уже назанимался. И как часто дядюшка Егорка присматривал за племянницей?

- Слушай, я тебе клянусь, впервые такое, - прикладывает руку к груди Димка.

- Что он тут был? Или он тут пил? Абрамов, - смотрю на него с презрением, - не клянись, у тебя это плохо получается.

Он смотрит куда-то за мою спину, и я невольно оборачиваюсь. Там рамка на несколько свадебных фото, где мы счастливые и влюблённые. И словно насмешка подпись: «Клянусь любить тебя вечно».

Горько качаю головой, указывая на стену.

- Что и требовалось доказать.

Беру сумку, проверяя в ней документы и ключи.

- Надеюсь, тебе хватит ума съехать до моего возвращения, - копаюсь во внутренностях клади, не до конца понимая, что сейчас передо мной, потому что мысли совсем не здесь.

- Я думал, ты взрослая, умная женщина, - начинается его козырный ход.

- Ой, - пресекаю эти его попытки, - оставь это для кого-то другого.

Он так любит свои фразочки: «только умная женщина может поступить так», «только уверенный в себе человек может сказать правду». И вроде не говорит тебе в лицо, что ты глупый и неуверенный, а лишь подводит к тому, чтобы ты не был таким. Но это не про меня, я на такое не ловлюсь.

- Ключи оставь соседке. Скажи, что я свои забыла. Сделаешь дубликат – засужу, - начинаю угрожать.

- Аль, если ты думаешь, что я так просто откажусь от семьи, ты не так умна, как себе кажешься.

Кривлюсь от слов.

- Шоумен газеты «Грани», - нарочно принижаю его телеканал, потому что именно это и раздражает одного из главных ведущих вечерних новостей. – Надеюсь, теперь у тебя будет достаточно умная жена.

Он стоит на выходе, а я отпихиваю его, чтоб пройти.

- Что мне сделать, Алечка, что мне сделать, чтобы ты меня простила? – тараторит, обхватив. Не то что двинутся, вздохнуть не могу.

- Уйти, Дим, - говорю, ненавидя себя за то, что мой голос дрогнул. Я же не железная леди, как многие шутят. Не потому что нет эмоций, за твёрдый характер. Я – человек, у которого есть чувства. И вчера их просто растоптали сорок пятым размером ботинок. – Пусти, имей хоть какое-то уважение к той, что никогда не сомневалась в тебе.

Он заглядывает в мои глаза, и готова поклясться, что мои невыплаканные слёзы отражаются в его. Только мужчины не плачут.

- Ты можешь гнать меня сколько захочешь, но я всё равно буду рядом, - всё же отпускает.

- Дим, - криво усмехаюсь. – Не заставляй меня играть в «Связи». Я всё ещё знаю, кому позвонить, чтобы ты оказался заграницей. И это я не о Тайланде или Египте, это я о других местах.

Мне всё же удаётся выбраться из комнаты, ощущая себя неимоверно гадко.

- Ты угрожаешь мне, Аля? – звучит в спину. – Ты серьёзно готова пойти на это? Хочешь лишить Стасю отца?

- Мам? – смотрит на меня вопросительно дочь.

- Папа читает новый тест на вечер, не обращай внимания. Готовится, у него там новости про достижения нашей армии.

Глава 10

Это сейчас у меня статус и деньги. Не такие уж, чтобы покупать машины, если муж разбивает их с любовницами, но хватит на хлеб с маслом для меня и дочери, при условии, что трёхкомнатная квартира, купленная в браке, останется у меня.

Здороваюсь с соседями, а баба Маша с первого снова жалуется на боли в груди. Я много раз говорила, что детский хирург, а не кардиолог, и что ей обязательно следует сдать ряд анализов, а не гадать на кофейной гуще, что происходит. Только, кажется, её устраивает наше общение, и каждый раз, когда мы встречаемся, всё повторяется опять.

- Слушай, Саш, - на этот раз останавливает меня Ольга Егоровна с девятого, наша староста, влюблённая в моего мужа. – Вчера новости вёл кто-то другой, случилось что-то?

- Нет, всё нормально, - говорю на автомате. – Там замена просто. Извините, бежать надо.

Сколько я слышала хвалебных речей в его адрес, а когда она встречает самого Димку, норовит тронуть его рукой, будто невзначай. Провести по предплечью или пожать ладонь. Он даже интересовался у меня не ревную ли к обаятельной увядающей женщине. На что я только смеялась, говоря, что поклонниц может быть много, главное – чтобы его сердце принадлежало лишь мне. И он однажды притащил сертификат в рамке, в котором сказано: «Отныне и навеки сердце Дмитрия Абрамова целиком и полностью принадлежит Александре Абрамовой».

С ним я всегда чувствовала себя живой. После многочасовых операций, после неудач и чёрных полос ему было достаточно обнять и обещать, что всё наладится. Что буря обязательно уляжется, и ей на смену придёт покой. Всегда помогало. Жаль теперь не могу спрятаться на его груди, чтобы переждать грозу. Потому что именно Димка её виновник.

- Здравствуйте, - на этот раз приветствие для классного руководителя Стаси. – Насти сегодня не будет, неважно себя чувствует. Справку занесу.

- Тоже ротовирус поймала? – интересуется Дарья Романовна. – Сегодня вы уже третья.

Оборачиваюсь, смотря на дочь, которая пристёгивается на бустере. Кивком головы спрашиваю, как она, и Стася показывает на голову. Да уж, проспиртовали, как любимый торт матери. Кстати, о ней, совсем забыла, что вчера даже не набрала. Обычно мы созваниваемся раз в день после работы. Утром для неё слишком рано, заслуженный отдых на пенсии, когда можно просыпаться после девяти. А в течение дня у меня просто нет времени. Потому вечером, чтобы перекинуться парой слов и пожелать друг другу спокойной ночи.

Смотрю на Димку, который приветливо беседует со своими поклонницами. Тоже куда-то собрался. Красив, полон сил, в белых джинсах и голубом поло под чёрной не застёгнутой курткой, отлично сидящей на обезжиренном теле. На такого мужчину я бы и сама обратила внимание, потому что он умеет себя преподнести. И даже сейчас на мгновение любуюсь его видом, пока не вспоминаю, что теперь для меня его не должно существовать.

- Александра Николаевна? – вырывает из задумчивости учительница.

- Да, я здесь, - оборачиваюсь к рулю. – Пока просто недомогание, дальше посмотрим. Хорошего дня.

- И вам.

Многоэтажки тем плохи, что машин куда больше, чем парковочных мест. Подземного гаража нет, приходится оставлять автомобиль, где придётся, и сегодня меня неплохо зажали. Я не супер какой водитель, всё же управляюсь со скальпелем куда лучше, и в такие минуты попросила бы мужа об услуге, учитывая, что он рядом.

Но не теперь.

Я как семилетка, который впервые пошёл в школу, не претендуя на помощь матери, что всегда была рядом. И все проблемы обязана решать сама.

Глава 11

Сдаю назад на пару сантиметров, боясь повредить машину, потом вперёд. Привлекаю внимание Абрамова. Ненавижу соседей, что заблокировали меня, и когда Димка спешит на помощь, газую, впечатываясь бампером в машину сзади.

Матерюсь мысленно и ставлю рычаг на паркинг, выбираясь, чтобы посмотреть последствия.

- Аль, давая я.

- Кажется, я чётко дала понять, чего тебе не следует делать, - говорю негромко, глядя на чужой бампер. Ничего страшного, но телефон оставлю. Быстро пишу на листе из ежедневника номер и извинения, забираюсь и теперь уже выезжаю без труда, потому что места достаточно. Ничего, все набивали шишки, я тоже справлюсь.

В зеркало заднего вида смотрю, как Димка спокойно идёт следом, убрав руки в карманы. Конечно, ему не догнать машину, и не знаю, куда он дальше. Но меня не должно волновать это.

- Мам, а вы с папой поссорились? – интересуется Стася.

- Да.

- А почему?

Хороший вопрос. Не знаю, как ей об этом сказать. Боюсь, сейчас просто не смогу объяснить спокойно дочке, в чём причина. Стану повышать голос, злиться и ругаться, ведь у меня внутри всё болит. Чувствую, как к горлу подкатывает тошнота. Так часто бывало, когда в голове мысли, которые пугают.

- Потом расскажу, ладно? Давай лучше музыку послушаем.

Не дожидаюсь её ответа, подкручиваю песню, совершенно не понимая, что там сейчас играет. Потому что не могу выбросить из головы случившееся вчера.

Меня обманывали столько лет. За моей спиной росла девочка, Димка ходил к ней и к её матери, чтобы играть в семью. Кем для него были мы с Настей? Если брать очерёдность, то первые. Если брать количество, не единственные. Если брать уникальность – не те, кого нельзя повторить. Он уверяет, что всё случайность, ошибка, стечение обстоятельств, всплеск похоти.

Видела недавно ролик, в котором говорилось о женском либидо. Речь шла об изменах. О тех женщинах, которые узнав о предательстве не отворачиваются от мужей, а желают их сильнее, потому что осознают, что он интересен кому-то другому.

Я не сексолог, не психолог и даже не психиатр. У меня другая направленность и либидо совсем иного характера. Желать ложиться в одну кровать к человеку, что предал? Хотеть того, кто любил другую, ласкал её, как и тебя, будучи женатым?

Нет. Увольте. Назовите меня неправильной, глупой и фригидной. Моё отвращение слишком сильно, а обида выстроит стену такой высоты, что через неё не то, что перелезть, докричаться будет невозможно.

И в том же ролике было о либидо после утраты. Не знаю, кто собирал данные и у каких женщин, но говорилось, что некоторые пытаются заглушить боль оргазмами. Психика выворачивается так, чтобы помочь человеку справиться.

Для меня это дикость. Что-то относящее нас к животным, потому что потерю ничем невозможно заглушить. Но это я на примере себя. Не желаю никого подводить под одну гребёнку. Только чего ещё больше не желаю – жить с человеком, который не нашёл мужества признаться в своих грехах.

Ещё одна история в рамках литмоба "С чистого листа"

https://litnet.com/shrt/7Eyi

Глава 12

Коридоры пахнут хлоркой и утренним кофе. Белый свет ламп, неспешное перемещение персонала и тихий стук шагов по кафелю - мой привычный утренний пейзаж. Я на работе чуть позже обычного, но планёрку никто не отменял. Внутри тяжело, будто ночь не принесла отдыха, и гадко, невыносимо гадко, только показывать это я никому не намерена.

- Никуда из кабинета не уходи, ладно? – раздеваюсь, вешая в шкаф одежду, а потом помогаю Стасе. – Компьютер не трогать…

- Бумаги не ковырять, папки не открывать, карандаши и фломастеры в третьем ящике, - перебивает дочь, пытаясь говорить моим голосом.

- Актриса, - усмехаюсь, качая головой. – И в телефоне всё время не сиди, постараюсь скоро вернуться.

Ординаторская гудит голосами. Моя команда уже в сборе: Марина, старшая медсестра, суетится с журналами, молодые хирурги зевают, пытаясь спрятать усталость за сосредоточенностью. Ещё и практиканты, которые выбивали места, потому что я не желала брать к себе настолько много студентов. Егоров перебирает пальцами в воздухе, здороваясь жестом. Захожу, и разговоры затихают.

- Доброе утро, - говорю и чувствую, как по мне скользят взгляды.

- Доброе, Александра Николаевна, - отзывается Марина и ещё несколько голосов.

Докладываем быстро, по привычке. Марина открывает журнал.

- Девочка, которую вы вчера оперировали, пришла в себя. Дышит сама. Состояние стабильное. Будем переводить в ПИТ.

Я почти незаметно выдыхаю. Словно камень с груди упал. Вчера я вытаскивала её из лап смерти, шила крошечные сосуды, боясь даже моргнуть. И вот - живёт. Ещё одно очко в пользу врачей. И, наверное, в мою личную. Пусть теперь ей занимается Мишка, а я на пушечный выстрел не подойду.

- Хорошо. Держим на контроле, - голос мой деловой, но внутри всё дрожит от испуга. Я бы её перевела в другую больницу, но это будет резонанс. Делать вид, что она такая же, как все. Надеюсь, этот идиот Абрамов не станет бегать и кричать на каждом углу, что у него здесь дочь лежит.

Остальные дети, новые поступления, назначения. Голоса сливаются в привычный фон. Я веду планёрку автоматически, делаю пометки, раздаю поручения.

Когда все расходятся, ко мне подходит Егоров. В помятом халате и с улыбкой, которая будто всегда сочувствует.

- Михаил Романович, - смотрю на него сурово. – Ты в армии не был? Совсем распоясался, то опаздываешь, теперь выглядишь, как из… одного места.

— Аль, не рычи, - говорит мягко. – А вам особое приглашение надо? – обращается к стажёрам, и тех сдувает разом. По итогу остаёмся в ординаторской вдвоём. - Что случилось?

Поджимаю губы, пожимаю плечами. Что сказать? Что вчера вечером рухнула вся моя жизнь? Что сейчас в палате лежит плод любви моего мужа и какой-то женщины, пусть я и знаю её имя.

- Всё в порядке, - отвечаю ровно, хотя сердце ноет. - Рабочие будни.

Намереваюсь уйти, но он перегораживает дверь своей фигурой. Ему впору на ринге бороться, а не шить маленькие тела. Тот случай, когда природа наградила не одним талантом.

- Миш, уйди, - прошу, не понимая, что ему надо. – Давай отношения останутся на деловом уровне, ладно? Я – начальник, ты – подчинённый. Не лезь ко мне в душу, Егоров.

- А ты? – прячет руки в карманы халата.

- Это другое, - отворачиваю голову вбок, вздыхая.

Когда от него ушла жена, он пропал. Настолько, что заперся в доме и пил беспробудно, пытаясь утопить боль на дне гранёного стакана. Я звонила ему, сперва просила, потом требовала вернуться. Говорила, что из-за какой-то бабы он рушит карьеру и убивает детей, которых мог спасти. А потом приехала и устроила скандал. Ворвалась к нему в квартиру, как только открыл. Сунула под ледяную воду голову, отхлестала по щекам и налила бульона, что притащила с собой. Сидела напротив и нудела, нудела до хрипоты. А потом сказала, что в покое его не оставлю. Что жизнь ничерта не кончена, а таких, как он днём с огнём не сыщешь.

- Ты нужен мне, Миш, понимаешь? – наверное, тогда я впервые взяла его за руку. Не как заведующая, по-человечески, по-людски. – Ты нужен отделению и детям, которые сейчас там, которые потом будут. Ты рождён, чтобы спасать других, Миш. Не отказывайся от своего пути. Пожалуйста, вернись.

Он молчал, и лишь его глаза говорили о боли, о том, насколько ему плохо. И так молча мы просидели, кажется, целую вечность. Хотя прошло каких-то пять минут.

Он был против, но я собрала весь ужас, что он натворил. Разбитую посуду, зеркало, какие-то вещи, бутылки. Затолкала в два больших плотных мусорных пакета, пропылесосила, заставила Мишку принять душ и побриться. И только под вечер ушла с чистой совестью и обещанием, что завтра всё он придёт.

Марина пошла дальше, и когда Егоров появился на пороге, его встречали, как человека, у которого день рождения. Он смущался, краснел, но в тот момент осознал, что его семья здесь. Что каждый, пусть он работает в больнице неделю или годы, ему дорог и любим.

Глава 13

Стасю в кабинете не нахожу, лишь незаконченный рисунок ведущего вечерних новостей. Димка сидит за столом и смотрит в камеру. Она его очень любит, как и он её. И, скорее всего, расчёт был на то, чтобы показать мне, что папа хороший. Не по его запросу. Дочь же знает, что мы поссорились. Вот и пытается его обелить, не разбираясь в фактах.

Сминаю рисунок, отправляя его в урну, но потом пару секунд смотрю туда. И достаю, разглаживая. Всё же первостепенно здесь не ненавистный муж, а творчество любимой дочери, у которой, кстати, очень хорошо получается рисовать. Не зря она в художку ходит.

- Александра Николаевна, можно? – на пороге мать одной из пациенток. – На пару минут.

Краем глаза замечаю пакет, точно благодарить пришла. Много раз просила не делать этого, говорила, что выполняю свою работу, только они несут и несут, потому что хотят не просто спасибо сказать, а приложить что-то.

Она не вовремя, и я бросаю взгляд на часы.

- Долго не задержу, - обещает, а я надеюсь, что Стася просто в туалет вышла и сейчас вернётся.

- Конечно, входите, - указываю на стул напротив, а сама располагаюсь на своём месте.

Дальше дифирамбы, благодарность, слёзы. Мои попытки не брать презент, но вот уже что-то звенящее оставлено у стола, и она пятится к двери, продолжая говорить, приложив руку к сердцу.

- Спасибо, - слегка улыбаюсь, ожидая, когда за ней закроется дверь, а потом набираю Стасе.

Вместо неё телефон поднимает какая-то женщина.

- Ой, знаете, а я его только что нашла, а рядом никого, - объясняет, и у меня неприятно сосёт под ложечкой.

- Где нашли? – интересуюсь, тут же подскакивая с места, и она описывает мне какой-то коридор. – Можно подробнее, номер на двери, например.

Она называет кабинет, и я прикидываю, что это где-то на втором этаже.

- Сейчас подойду, - обещаю, потому что оттуда и следует начинать искать Стасю. – Студенты, - кричу, увидев в паре шагов наших практикантов, и быстро подзываю к себе. Ещё не хватало искать дочку вместо того, чтобы работать. Быстро нахожу в телефоне фотографию Стаси и показываю подошедшим.

- Девочка, девять лет. Одета в джинсы и белую кофту. Зовут Стася. Распределитесь ко корпусу, надо срочно найти. И один из вас к двести пятнадцатому кабинету, там её видели в последний раз. Надо телефон забрать.

- А это кто? – интересуется мальчишка в очках.

- Дочка Александры Николаевны, - шипит на него черноволосая девушка.

- Да, это моя дочь. Где-то потеряла телефон, надо найти её и гаджет. Ну, чего стоим? – и студентов тут же сдувает, а ко мне бежит Марина.

- Александра Николаевна, там Арбузова из седьмой, - по виду медсестры вижу, что хорошего ждать не приходится. Не хочет на поправку идти малышка и всё тут.

- Пусть Егоров займётся, - решаю переложить на Мишку обязанности. – Ты Стасю не видела?

- Нет, - быстро качает головой. - А у Егорова операция плановая, - будто извиняется Марина. – Мальцев вас просил позвать, он не знает, что делать.

Да чтоб тебя. Оглядываюсь, надеясь, что дочка сейчас появится, но её нет. Лишу телефона на сутки! Нет, на двое, когда найду. Разворачиваюсь и отправляюсь вслед за старшей медсестрой быстрым шагом.

Марина ведёт меня по коридору. Каждый шаг отдаётся в ушах глухим эхом. Направо, еще направо, налево через длинный мост, соединяющий корпуса. Как назло далеко, невыносимо далеко. В голове только мысли о Стасе. Где она может быть? С кем? Почему ушла?

В палате нехорошее молчание, как на похоронах. Маленькая белокурая Маша лежит на кушетке бледная, с испариной на лбу. Мальцев стоит рядом, его лицо напряжено.

- Что случилось? - спрашиваю, подходя ближе.

- У неё странные симптомы. Температура высокая, но без признаков инфекции. И ещё…

Он замолкает, глядя на меня с нерешительностью.

- Говорите! - требую, теряя терпение.

- На коже появились странные высыпания. Похоже на аллергическую реакцию, но анализы не показывают аллергенов.

Наклоняюсь над пациенткой, осматривая её, пока она таращит на меня свои синие, как небо, глазёнки. Мысли мечутся между работой и пропажей Стаси. Но профессиональный долг требует внимания.

- Возьмите анализы повторно, - командую я. – Свяжитесь с матерью, уточните по питанию. И уберите все продукты, которые способны вызывать аллергические реакции. Сделайте полное обследование, дайте антигистаминное, а пока наблюдайте. У всего есть причины.

Выбегаю в коридор, где натыкаюсь на студента в очках.

- Нашли? - бросаю на ходу.

- Пока нет, - качает головой. – Никто не звонил.

Глава 14

Они находятся вместе: дочь и отец. Идут по коридору, взявшись за руки, и радостно болтают. Мне доложила та самая черноволосая практикантка, которая, как выяснилось, знает не только о том, как выглядит моя дочь, но и про Димку. Неудивительно, мы довольно заметная пара в городе из-за своих профессий.

- Мам! - Стася несётся в мою сторону, как только видит меня. Щёки красные, глаза сияют. - Смотри, папа к нам приехал! А ещё у него для тебя сюрприз!

Один уже вчера был. Вряд ли я достойно выдержу ещё что-то подобное. Но, судя по ребёнку, она в восторге от чего-то. Только её неподдельная радость ударяется о моё недовольство, пружинит, и вот она стирает улыбку, а я вцепляюсь в её локоть, смотря жёстко в глаза.

- Почему ты ушла? Почему ты меня ослушалась? – допытываюсь, а она смотрит испуганно, косится в сторону отца, который обязан защитить.

- Аль, это я виноват, - принимает удар на себя, и я разжимаю пальцы.

- Не сомневаюсь, - фыркаю в его сторону, осознавая, что сейчас не время и не место. – Где твой телефон? – интересуюсь у дочери, и она тут же хлопает себя по карманам. Конечно, она не найдёт его, потому что он у меня. И сейчас нет никакого желания выдавать ребёнку потерянный гаджет.

- Я его забыла на диване, - пытается оправдаться и делает шаг в сторону.

- В кабинет, Стася!

- Но…

- Я сказала в кабинет!

Дети поймут нашу злобу и страхи лишь когда окажутся сами в такой же ситуации. А для этого предстоит подождать пару десятилетий. И вот тогда, став родителями, они, наконец, осознают, каково это - бояться за жизнь ребёнка. Но не теперь. Сейчас я для неё враг, разрушитель счастья, строгая мать, которая всё запрещает.

- Пожалуйста, Стася, иди в кабинет, - говорю мягче.

- Иди, милая, - просит Димка, и я ненавижу его сейчас, потому что он снова переигрывает меня.

- Здравствуйте, - киваю кому-то, кто здоровается, проходя мимо. – Абрамов, я не желаю видеть тебя в своей больнице, это понятно? – говорю еле слышно, убедившись, что рядом никто не отирается.

- Будешь угрожать баландой и берцами? – провоцирует меня.

- Рассчитывала, что заслужила хоть каплю уважения после вчерашнего.

Он тут же становится серьёзным.

- Мы с Каролиной тебе очень благодарны.

- Надо же, - хмыкаю. – Уже «МЫ».

- Да всё не так, Аля! – повышает он голос.

На горизонте показывается Егоров, и я понимаю, что разговор окончен.

- Мне надо работать, покинь больницу.

Делаю шаг в сторону, но Димка перехватывает за руку.

- Дай мне десять минут, чтобы всё объяснить.

Кошусь на его руку, которая жжёт даже через халат и тонкую кофту. Но не могу вырваться. Не здесь.

- Соблюдай субординацию, - прошу его, и он тут же отпускает, а вот Егоров явно даже на расстоянии осознаёт конфликт, потому ускоряет шаг.

- Александра Николаевна, срочно надо поговорить, - раздаётся его голос за спиной Димки, и тот тут же оборачивается.

- Привет, Миш, - протягивает руку, и Егоров на долю секунды мешкает, словно раздумывает, стоит ли отвечать, но потом пожимает чужую ладонь. Они знакомы постольку поскольку. Пару раз виделись, перебрасывались мимолётными фразами. – Аль, как освободишься – набери, - раскидывает Димка большой палец и мизинец в разные стороны, изображая трубку. - Жду внизу, - решает поставить перед фактом. Только я не приду, он должен понимать.

- Что там у тебя? – оборачиваюсь, смотря в сторону своего кабинета. Дверь закрыта. Даже если Стася подслушивает – её не видно.

- Да у меня как раз всё нормально, - отзывается Мишка. – А вы, Александра Николаевна, должны кое-что знать, - оборачиваюсь, смотря на него. – Давай в кабинете поговорим.

- Там Стася.

- В общем, - он оглядывается, а потом кивает, чтобы я шла за ним. Дёргает одну дверь, заперто, потом вторую. Когда всё же находит открытую, перед нами небольшая подсобка с кучей тряпок, вёдер и щёток. Осталось прятаться здесь заведующей отделением и лучшему хирургу больницы. Конечно, мало ли проблем.

Мишка хлопает дверью, цокая языком, и идёт в небольшой аппендикс, где редко кто бывает.

– Предупреждаю, я в этом не участвовал и дал по загривку практикантам.

- Ты ударил студента? – не верю своим ушам. – Егоров!

- Они разносят про тебя сплетни, Аля. Я бы всех к чёртовой матери поганой метлой гнал.

- Что за сплетни? - напрягаюсь, но, кажется, знаю, о чём он сейчас скажет.

- Да бред всякий. Просто ты должна знать, чтобы быть готова.

Глава 15

Столько лет безупречной репутации коту под хвост. Она рухнула в одночасье под натиском сплетен, которые, между прочим, небезосновательны.

- Аль, - зовёт Егоров, думая, что у меня шок. – Ну ты чего. Мало, о чём треплются студенты. Может…

Он внезапно замолкает, будто осознавая, что это правда.

- Ты знала? – догадывается по моему поведению. Только что я должна делать? Кричать? Рыдать? Говорить, что не верю ни единому его слову?

Он хватается за голову, делает от меня несколько шагов в сторону, ероша волосы, а потом возвращается. Ну вот мы и собратья по несчастью, с одной разницей: жена от него ушла, а вот Абрамов пытается что-то там объяснить и починить.

- Когда ты узнала?

- Вчера, - говорю, стараясь не выдать гнева и боли, что терзают мою душу, а Мишка смотрит с подозрением.

- До или после операции?

- Хочешь спросить, делала ли я качественно свою работу? – меня обижает его вопрос. Фыркаю в его сторону. – Хорошего же ты обо мне мнения.

Пытаюсь пройти мимо, когда он грабастает в объятия, крепко прижимая к себе. И от его жалости хочется непременно жалеть себя. И выть. Реветь на его плече, кляня на чём свет стоит неверных мужей в лице Димки.

- Пусти, - пытаюсь вырваться и слышу, как звучит жалобно мой голос.

- Прости, Аль. Прости…

За что ты, Мишка, извиняешься? Разве ты виноват в чужих грехах?

- Пусти, я с казала! – мельком вижу чей-то халат, скрывшийся за углом.

Бинго. Больше ничего не скажешь.

- Спасибо, Миш. Теперь будут говорить, что мы с тобой по углам обжимаемся. Нас кто-то видел, - произношу, чувствуя, как внутри будто лифт ухнул вниз со всеми пассажирами, и нет возможности спастись. Бах – и безысходность.

Егоров срывается с места. Наверное, пошёл снова бить кому-то морду. Только я не побегу следом, осточертело. Хочется уйти, закрыться в пустом доме, где меня никто не найдёт, и там забыть о том, что в мире существует Абрамов, его вторая семья и моя любовь к мерзавцу.

Пожалуй, сейчас я больше всего ненавижу его за то, что эта любовь тянет ко дну, как огромный камень на моей груди, что мешает выплыть.

Касаюсь щеки, на которой застыла слеза. Удивлённо смотрю на маленький солёный подрагивающий сгусток на кончике пальца. Вдох – выдох. Отрываюсь с места, направляясь к себе в кабинет. Там всё же обиженная дочь.

Марина напоминает, что через два часа у нас консилиум по одному сложному случаю. А я даже не сделала своих привычных обязанностей, и чувствую себя неимоверно выжатой. Работа приносила облегчение и радость, но не сегодня. Больница превратилась в арену боевых действий, то тут, то там разрываются снаряды.

Вхожу в кабинет и сразу вижу дочь: сидит на диване, поджав ноги, в руках измятый листок. На щеках слёзы, которые успели подсохнуть, в глазах ненависть и непонимание. И это всё заслужила я. Я, а не её отец.

Ну вот, теперь ещё придётся говорить по душам. Бросаю взгляд на часы, грустно вздыхая.

- Настя, - тихо зову.

Она сжимает зубы, что видны желваки на лице.

- Это ты сделала? – требует ответа.

- Да.

- Зачем?

- Случайно, не заметила, что это рисунок.

- Ты врёшь! – выплёвывает мне зло в лицо.

Согласна. Пожалуй, ложь слишком очевидная. Нужно поднять градус.

- Мне принесли кое какие бумаги, положили их сверху твоего рисунка. Я потому его не заметила, прости.

Сейчас в глазах дочери уже не такое недоверие. Я учила её всегда говорить правду, а теперь первая же вру. Спасибо Абрамову.

- Почему ты злишься на папу? – спрашивает, но уже не так агрессивно, словно я немного помилована.

- Это… сложный вопрос.

- Нет, - она резко вскидывает взгляд, глаза блестят от слёз. – Скажи!

- Поговорим дома, Стась, ладно?

- Я хочу сейчас!

- Напомнить, что ты СЕЙЧАС должна быть в школе? – выгибаю бровь. – Больше я не стану идти у тебя на поводу и брать с собой.

- Я не просила! Я хотела пойти с папой!

Опять Абрамов переходит мне дорогу. Нет, во мне говорит не ревность. Такое чувство, что я отстаиваю любовь дочери к себе. И пока Димка на голову впереди.

- О чём вы с ним говорили? – мне следует узнать, что он успел рассказать Стасе.

- Он хороший, мама, - повышает голос дочь, словно так до меня быстрее и лучше дойдёт. – Он любит нас: и тебя, и меня!

Глава 16

Разговор с дочерью следует перенести.

- Жди здесь, никуда не уходи! – говорю Стасе, тут же вылетая из кабинета. Чуть не сталкиваюсь с какой-то женщиной, которая успевает отскочить от двери.

- Александра Николаевна, здравствуйте, - начинает она. – Мне не назначено, но…

В другой ситуации я бы обязательно выслушала, но не теперь. Почему сегодня все лезут ко мне в кабинет и душу? Правда, так происходит каждый день, точнее, без души. А в кабинет то и дело приходят люди благодарить, договариваться, консультироваться. Я привыкла к такому.

- Придётся подождать, извините, - отвечаю на ходу, делая несколько шагов вперёд. Потом останавливаюсь. Не закрыть ли дверь на ключ? Если так сделаю, подорву доверие дочери, а она и так злиться на то, что мы с Абрамовым что-то не поделили.

Наверное, моё замешательство посетительница принимает за желание её выслушать, тут же оказывается рядом и начинает говорить.

- Вы - наша последняя надежда, мне вас посоветовали, - стандартная фраза. Сколько уже было таких, только помочь, увы, могу не каждому. У меня всё же 24 часа в сутках и нет лицензии бога. Да и многие часто не могут ждать, а куда нам подневольным, отдающим дань государству? Всё по регламенту, выше головы не прыгнуть, хоть и стараемся.

- Давайте через полчаса, пожалуйста, - прошу, сбегая. Проношусь мимо ординаторской, но тут же возвращаюсь, дёргая дверь. Там только парень в очках. На безрыбье и рак – рыба. – Напомни, как зовут?

- Лёха, - немного заикается тот. – Алексей Тютчев.

- Точно врач? – усмехаюсь, но вижу по лицу, что он привык к таким вопросам. – Ладно, Тютчев. Иди в мой кабинет и присмотри за дочкой. Займи её чем-нибудь минут на тридцать.

- Чем? – тут же переспрашивает.

- Стихи почитай, - говорю первое, что приходит на ум, выбираясь из ординаторской. Около моего кабинета продолжает стоять женщина, но мне срочно надо бежать. Если, я ещё не опоздала.

Выбираюсь на улицу, оглядываясь. Никого. Иду в сторону парковки, там тоже. До слуха доносится голос Евы.

- У меня окно в одиннадцать, могу разобрать ситуацию.

- А тут нечего разбирать, Ева, - не соглашается Егоров. – Просто отойди.

- Ты – хирург! – звучит жёстко её голос. Обычно она говорит ласково с пациентами, но умеет и по-другому.

- Ничего, пусть скажет, что хочет, - Абрамов. – Дождался, чтобы подкатить к моей жене?

Захожу за угол, смотря, как Ева грудью стоит между Егоровым и Димкой, смотря на Мишку. Сразу понятно, от кого больше агрессии. И она такая маленькая прослойка меж двух огней, пытается решить всё мирно и сохранить рабочие руки, у которых, между прочим, скоро ещё одна операция.

Каблуки звучат гулко в этой засти закрытого двора, и троица оборачивается в мою сторону. Вижу, как выдыхает Ева, понимая, что дождалась подкрепления. Потом мы будем пить кофе с конфетами, и я покажу, как дрожат мои руки после событий, а сейчас сжимаю волю в кулак и раздаю приказы.

- Егоров, ты должен отдохнуть перед операцией, иди на рабочее место, - обращаюсь к первому.

Мишка ходит желваками, раздумывая, что ответить.

- Миш, пожалуйста, - прошу, и вижу по его лицу, что он не согласен, но кивает и отходит.

Ева поправляет волосы, а Егоров, чернее тучи, проходит мимо.

У Абрамова маска победителя с разбитым носом. Всё же, Ева пришла не совсем вовремя, и разочек Егоров сумел приложить Димку. Не чувствую себя от этого какой-то счастливой или отмщённой. Нет. Я злюсь, потому что это моя жизнь, и только мне решать, как поступать.

- Набери, как освободишься, - бросает Ева негромко. Конечно, она жаждет подробностей. Она же не в курсе, что происходит. Счастливая Ева, я тоже хочу быть такой.

Они уходят, а мы остаёмся одни. Кошусь на камеру. Наверное, охранник не рад, что я появилась. Такое кино пропало.

- Иди за мной, - говорю спокойно и чётко. Нет, я не поведу его в кабинет обрабатывать рану, обойдётся. У меня на душе куда хуже рана, невидимая глазу, но бездонная и болезненная. Я веду Абрамова к машине, потому что осознаю: пока я не выслушаю его исповедь – он от меня не отстанет.

Садимся в салон и поворачиваюсь в его сторону. Кровь капает, и я не хочу запачкать сиденье. Добываю из бардачка салфетки, вытаскивая несколько, и протягиваю ему.

- Спасибо, - прижимает к носу, - у меня эфир сегодня, что теперь делать?

- Ну ты умелец врать, не мне тебя учить. Придумай что-то.

- Аль, я правда собирался рассказать.

- До или после? – намекаю на их близость. - У тебя десять минут, а потом ты уходишь и больше не появляешься здесь. Это понятно? Чего ты добиваешься, Дим? Вместе с жизнью пытаешься разрушить мою карьеру?

- Не я полез к твоему дорогому Мишечке, - ёрничает муж. – Ты попросила?

- Надеюсь, вторую жену ты знаешь лучше, - парирую, смотря, как Абрамов прижимает руку к носу.

- Она мне не жена!

- Да плевать, как это называется.

- Что у тебя с Егоровым? – допытывается.

Надо же, как пытается всё обернуть, наложив на меня вину.

- Тебя не касается, понял?

Он усмехается и смотрит на меня с презрением.

- И давно у вас?

Это был предел.

Влепляю Абрамову звонкую пощечину, и кровь всё же отлетает на заднее сиденье. Хватаю салфетки, переваливаясь назад, и принимаюсь тереть.

- По себе людей не судят, Абрамов.

- Защищаешь его, значит?

- А это тебе для профилактики, чтобы выбить дурь из головы. И вообще я не обязана отчитываться перед тем, кто имеет за спиной жены вторую семью.

Глава 17

Мне нравилось слышать от мужа слова признания. Только сейчас они царапают душу и режут слух.

- Обойдёмся без лживых громких фраз, - прошу его.

- Но это правда!

Димка похож на подростка, который пытается доказать матери, что не курил за гаражами, когда от него неимоверно разит табаком.

- Если у тебя всё, давай расходиться.

- Да послушай! Просто, чёрт возьми, послушай, а не беги, очертя голову, лишь бы не видеть меня.

- В общении приятного мало, - убираю с джинсов несуществующую пылинку.

- Да, ситуация ужасная, но она есть, от этого никуда не деться, а потому надо просто изменить своё отношение к ней.

- Да, Уильям Блейк говорил это, но не думаю, что на твой счёт. Я ничего не намерена менять, Абрамов, кроме нашего статуса на одной из страниц паспорта.

- Ну вот же!

- Что вот же?

- А ты удивляешься, что я тебе ничего не говорил. А как, Аля? Как я скажу, когда ты рубишь с плеча?

Задыхаюсь от негодования. Подлец выворачивает всё с ног на голову.

- А чего ты ждал, Дим? Море слёз и вторую щёку, по которой можно бить? Я не из тех, кто готов терпеть, ты меня с кем-то путаешь.

- Ты из тех, кто принимает поспешные выводы! Если бы я хотел уйти, давно бы это сделал!

- Но ты пожелал изворачиваться и лгать, умащивая свой зад на два стула!

- А что мне оставалось?

- Может, не изменять жене? – чуть ли не кричу, понимая, что нервы бегают по клетке из рёбер, а саму меня подбрасывает от негодования. – Тогда бы не было детей на стороне и Каролин, с которыми ты мне благодарен.

- Ты злишься, я могу понять, но…

- Не надо меня понимать, пожалуйста. Просто признай, что ты -последняя сволочь, и уйди с горизонта.

Он рычит горлом, обхватывая голову, а потом начинает тараторить.

- Каролина росла у меня на глазах, никакой влюблённости не было. По крайней мере у меня к ней.

Интересное замечание, но разве важно, кто первый проявил инициативу, если в процессе участвовали два лица?

- А когда не стало Олега, она из дома не выходила, закрылась и ревела.

- А ты, как рыцарь, спас принцессу из заточения силой своей волшебной палочки? – не могу не ёрничать, а Димка закатывает глаза.

- Я приехал к ней, как ты к своему Егорову тогда. Чтобы поддержать!

- А ну стоп! – тут же затыкаю ему рот. – Во-первых, Егоров СВОЙ. А во-вторых, сексом я его НЕ спасала, как ты понимаешь. Стася твоя дочь, там даже по срокам вообще не сходиться, что Мишка её отец. Ну и внешнее сходство никто не отменял.

- Ну вышло так, Аля! Даже не могу сказать как. Что мне оставалось? Отправить её на аборт?

- Прийти к человеку, которого ты обещал любить, и признаться.

- Ну вот пришёл и признаюсь, и что выходит?

- Запоздалое признание, Абрамов. И мне жаль, что ты не понимаешь истины. Выметайся из моей машины и жизни!

- Да послушай меня, - Димка хватает за плечи, больно впиваясь пальцами в мышцы, и встряхивает меня, - осознай, что моя семья – ты и Стася. И я не намерен ничего менять. Вы – главные женщины в моей жизни!

- Убери руки, Абрамов!

Он тут же подчиняется, а я вижу на своём халате красное пятно. Срочно надо застирывать и надеть сменный. Даже тут мне жизнь портит, гад.

- Главные женщины, говоришь? – фыркаю. – Именно поэтому ты изменил одной и оставил вторую с братом-алкашом?

- Это форс-мажор, я не планировал отлучаться надолго. И даже не мог представить, что Егор выкинет что-то подобное. Мне стыдно за это, но…

- Если не можешь изменить ситуацию, измени своё отношение к ней, да, Дим? – усмехаюсь. – Интересно, что стыдно тебе лишь за это, а не за то, что ты семь лет смотрел в мои глаза и лгал мне. Ложился в постель, обнимал, говорил нежности, а думал о другой.

- Я не думал о ней, Аля!

- А почему я должна тебе верить? Ты разрушил всё доверие, что некогда было между нами. И плевать, думал или нет, главное – ты ездил к ней, как муж к жене.

- Да нет же! Саша. Разве я не заслуживаю второго шанса? Сколько было хорошего и плохого, но ты готова оттолкнуть меня сейчас. Сашенька, просто возьми тайм-аут, успокойся.

Он будто вспоминает что-то и лезет в карман, вытаскивая оттуда свёрнутые вчетверо бумажки, и тянет в мою сторону.

Кошусь на неизвестный прямоугольник.

- Пожалуйста, открой, - просит меня.

Глава 18

Я ухожу, не сгорбившись. Не расплакавшись. С прямой спиной. Как врач. Как женщина, которая ещё не знает, как пережить это. Но обязательно узнает. Иначе перестану уважать саму себя.

Пока иду, кажется, все смотрят осуждающе и перешёптываются. Испытываю испанский стыд, но гордо несу себя, уверяя, что в этом нет моей вины. Поднимаюсь на третий этаж, вспоминая по фигуре около кабинета, что я обещала выслушать человека. Чёрт. Я совершенно не готова, мои мысли слишком далеко отсюда, но работа есть работа.

- Одну минуту, - прошу её ещё немного потерпеть. Кто знает, что откроется за дверью. Может, Стася разнесла мне весь кабинет в знак бунта.

- Отлично, а теперь дотронься до чего-то круглого и металлического, - слышу женский голос, и дочь замирает, смотря на меня. Тютчев тут же вскакивает с дивана, толкая телефон в карман, а черноволосая спокойно смотрит, не шелохнувшись.

- Как вы просили, занял ребёнка, - выслуживается Лёха. Не справился сам – позвал товарища. Отчего нет, сработало же.

- Спасибо, перейдите в ординаторскую, - прошу, подходя к своему столу.

- А работа? – не понимает мальчишка в очках.

Понимающая студентка тут же толкает его в бок, чтобы замолчал.

- Настя, за мной. Меняем локацию, - протягивает к дочери руку, и та спокойно собирается и уходит. А я смотрю им вслед с удивлением. Ладно, одной проблемой меньше.

- Можно? – заглядывает женщина, и я приглашаю на стул напротив меня. Надеюсь, это ненадолго.

Посетительница тихо плачет, а я пытаюсь вчитаться в результаты анализов и исследований, которые были проведены её двенадцатилетней дочери. Хорошего мало, но и опускать руки не следует.

- Давайте поступим так, - закрываю довольно пухлую папку, обращаясь к пришедшей, когда после двойного стука дверь открывается. На пороге Марина. По её взгляду понимаю: что-то серьёзное.

- Простите, Александра Николаевна, вас вызывают в приёмное.

- Я занята, - немного злюсь, потому что надеялась, что можно будет выдохнуть после ухода женщины.

- Это срочно. Только что привезли подростка.

- Позови дежурного, - будто учу её работать.

- Мальцев там, но послал за вами.

Послал, вы его видели? Как барин какой-то. Я ему девочка на побегушках, которая должна учить, как лечить? Это уже второй раз за сегодня он советоваться намерен. И вот это что называется по протекции, когда берёшь, потому что папа-шишка, а по факту решаешь вопросы сама. Он мне не нравился, но сейчас начинает раздражать.

Пациенты почему-то всегда приходят не по расписанию, а тогда, когда ты уже зашита до предела.

- Найди Егорова.

- У него плановая. Я бы никогда не пришла, но там, кажется, язва.

Вздыхаю, качая головой.

- Идите, конечно, - женщина напротив зачем-то крестит меня, снова начиная плакать. – В ваших руках сила божья.

- Марина, сделай ксерокопии бумаг, оставишь у меня на столе, и номер телефона перепиши, я наберу, как появится время.

- Спасибо вам большое, у вас душа такая светлая…, - слышу в спину.

Только видела бы она мою душу сейчас. Она испачкана чужим сорок пятым размером.

Выхожу из кабинета и быстрым шагом направляюсь в приёмное. На ходу поправляю волосы и сбрасываю усталость с лица, надевая привычную маску спокойствия. Врач не имеет права на истерики, врач должен держать ситуацию.

В приёмном пахнет лекарствами и детским страхом. На каталке - мальчишка с всклокоченными волосами и гримасой боли. Лежит, прижимая руки к животу. Глаза огромные, серые, бегают с матери на врачей.

Мальцев суёт в руки результаты УЗИ и рентгена брюшной полости стоя и лёжа. Смотрю, понимая, что Марина была права. По заключению всё подтверждается.

- Надеюсь, не догадались сделать фиброгастроскопию? - мельком смотрю на побелевшего Мальцева, и чувствую холодок, бегущий по спине. Он с ума сошёл? Чтобы я ещё раз приняла кого-то по протекции – пусть сразу расстреляют. Я не дам учиться на своих пациентах.

- Как тебя зовут? – обращаюсь к мальчишке, который напугался ещё больше.

- Никита, - отвечает за него мать.

- Хорошее имя, сильное, - улыбаюсь, давая знак медсёстрам готовить операционную. - Никита, ты у нас герой. Сильный и смелый. Придётся съездить в одно место, а потом полежим какое-то время в палате. И домой. Хорошо?

- А больно не будет? – скулит через боль.

- Мы постараемся сделать так, чтобы не было.

Мать бледная, впору нашатырём откачивать. Медсестра усаживает её на кушетку.

Глава 19

Каролина стоит молча, руки сжаты на груди. Она не произносит ни слова, и в этом молчании больше яда, чем в любых уколах. Зрительный контакт длится не больше пары секунд, но и этого достаточно, чтобы вспомнить: я занята чужими жизнями, но свою уже давно упустила.

Нервно. На душе гадко и нервно.

- Вы в порядке? – в который раз мне задают за сегодня этот вопрос.

- Всё нормально, - отвечаю, позволяя подготовить себя к операции.

Если бы можно было стереть память, чтобы забыть, я бы воспользовалась этой услугой. Не знать, не помнить, не чувствовать себя на краю пропасти. Он украл мою жизнь, притворяясь тем, кем не являлся. Забрал моё сердце и любовь, мои мысли и чувства, доверие и теплоту.

Трясу головой, пытаясь выбить мысли, чтобы сосредоточиться на действительно важных вещах. Всё, что происходит за дверьми операционной, там и должно остаться. Но сказать и сделать – не тождество.

Анестезиолог справляется со своей задачей, теперь моя очередь.

- С богом.

Делаю надрез, а перед глазами Каролина. Представляю их счастливыми, гуляющими по парку с дочкой. Сжимаю зубы до скрежета, пытаюсь подавить гнетущую боль внутри.

- Александра Николаевна, что-то не так, - вырывает из задумчивости медсестра, и в сознание врывается тревожный писк.

Писк монитора становится пронзительным, сердце мальчика «проваливается» в аритмию.

- Адреналин! - кричу, заставляя себя действовать, а не тонуть в собственных мыслях. Анестезиолог уже готовит шприц, медсестра протягивает ампулу. Вены у ребёнка тонкие, катетер едва держится, я сама поправляю иглу, контролируя поток.

- Держим давление, - бросаю коротко. - Сатурация?

- Семьдесят. Падает! – голос медсестры дрожит.

Холод пробегает по спине, но руки действуют автоматически: зажимаю кровоточащий сосуд, меняю инструмент, показываю ассистенту, где фиксировать. Пожалуйста, пожалуйста. Только не смей умирать! Я никогда себе этого не прощу.

Секунды тянутся вечностью. Наконец монитор выравнивается: ритм стабилизируется, сатурация ползёт вверх.

- Есть! - облегчённо выдыхает анестезиолог.

- Позовите Егорова, как только закончит, он мне нужен! – я понимаю, что эмоционально истощена. Я – всегда сильная и уверенная, сейчас нуждаюсь в помощи: только что чуть не потеряла мальчишку из-за Абрамова и его любовницы. Косвенно, конечно. Но моя ошибка могла стоить жизни ни в чём неповинному ребёнку.

Не позволяю себе расслабиться: язва прободная, желудок залит кровью. Работа ювелирная: нужно ушить дефект, промыть брюшную полость, не допустить перитонита. Каждый мой стежок - шанс для него выйти отсюда живым.

Медсестра протирает салфеткой моё лицо, пока сосредоточенно продолжаю работать. И через полчаса Мишка меня сменяет, заканчивая операцию. Швы аккуратные, кровотечения нет. Ювелир.

- В реанимацию, - отдаёт команду, пока я тихо сижу в углу, приходя в себя. Мои руки дрожат, чуть ли не впервые в жизни. Такое было в начале карьеры, но не теперь.

Сердце ужасно колотится в рёбра, что пугает меня. Я не хочу выходить, не желаю встречаться с Каролиной. Хотя это моя больница, а она не больше, чем прыщ среди многочисленных коридоров.

- Оставьте нас, - командует Мишка, и медсёстры косятся в мою сторону. – Ну давайте, давайте, на пять минут вышли.

Я с таким трудом закатывала наверх свой сизифов камень с репутацией, а сейчас он покачнулся и падает, набирая скорость, сметая на своём пути моё доброе имя. Сначала весть о неверном муже, потом сплетни о служебном романе. И кому объяснишь, что между мной и Мишкой ничего нет?

Под перчаткой у Егорова красные костяшки, как только оперировал?

- Ты зачем к пацану полезла в таком состоянии, Аль?

- Иначе бы полез Мальцев, - бурчу под нос.

- Да уволь ты его к чёртовой матери, пусть штаны рядом с папашей в думе протирает. Возомнил из себя Авиценну. Запрись в кабинете и не выходи, а лучше иди домой, мы прикроем.

Усмехаюсь, глядя на него.

- Вот так просто, да? Прикроешь заведующую, когда через пару часов консилиум.

- Здравствуйте, коллеги, - повышает он голос в тональности, пытаясь подражать моему голосу, - хотелось бы узнать ваше мнение касательно одного запутанного случая.

- Я так не говорю, - фыркаю в его сторону.

- Именно так, спроси любого. Все говорят, стопроцентное сходство, - не соглашается Мишка.

- Это у вас развлечения в ординаторской?

- Так, дурачились, - отмахивается, а потом смотрит на часы. – Может, кофе сгоняем выпить здесь неподалёку? Я угощаю. У меня окно небольшое есть.

Глава 20

Замираю, услышав своё имя, и тут же амигдала - миндалевидное тело, которое ещё называют процессором эмоций, мгновенно сигналит об опасности. В кровь выбрасывается адреналин и кортизол, сердце разгоняется по системе Тесла за две секунды до ста ударов в минуту, дыхание сбивается, мышцы напрягаются. Ощущаю, как обливает страхом. На самом деле кровь отливает от кожи, направляясь к мышцам и внутренним органам, чтобы в любой момент тело было готово к действию, пока разум разбирается в ситуации. Это защитный механизм, который помогал нашим предкам выжить. Естественная реакция организма, пока мозг внезапно распознаёт реальную или воображаемую угрозу.

У меня второе.

Надеваю маску беспристрастности, оборачиваясь на голос, пока саму колотит. Прошло не больше пяти секунд, а кажется целая вечность.

- Хотела вас поблагодарить от всего сердца. Вы спасли мою дочь, хотя никто не брался.

Не сразу осознаю, что передо мной Королёва: невысокая миловидная женщина, которая месяц назад огорошила тем, что, войдя в мой кабинет, упала на колени и принялась молить о помощи. Семья староверов из глубинки. Долго пытались лечиться народными средствами, молитвами и ритуалами. Муж был категорически против поездки в Омск, но она собрала вещи и сбежала ночью вместе с дочерью. Здесь их приютили какие-то родственники, а потом посоветовали разыскать меня. Я замерла с ручкой в руке, смотря на происходящее, а потом чётко и спокойно произнесла.

- Если не сядете в кресло, чтобы рассказать, что у вас, покиньте мой кабинет навсегда.

Совсем скоро девочку переведут в обычную палату, впереди реабилитация. Но главное – страшное позади.

- Всё в порядке? – интересуюсь у неё.

- Да, спасибо.

- Я потом зайду, - обещаю, наблюдая краем глаза какое-то движение слева. Мозг дорисовывает, что это Каролина. Но рассматривать её не намерена. Мне нет дела до всех пациентов.

Снова черчу коридор семимильными шагами. Протираю потный лоб, чувствуя, как холодные капли сползают из подмышечных впадин по телу. Надо срочно успокоиться. Чушь какая-то. Чего я боюсь? Какой-то женщины? Или того, что она мне скажет? Или того, что скажу я? Или того, что она сделает? А не всё ли мне равно?

- Чёрт, - цепляюсь мыском за какой-то выступ, тут же пробегая по инерции несколько шагов, и выправляю походку. А спину прожигает чей-то взгляд.

К себе не хочется, и я сворачиваю в коридор, который приведёт к Еве. Уверена, практикантка не бросит мою дочь, она всё же желает показать характер. И правильно делает. Мозги важны не только в палате с пациентами, но и в экстремальных ситуациях, когда надо принимать решения быстро и правильно.

В кабинет Евы не захожу, а врываюсь, тут же останавливаясь. Маленький пациент смотрит на меня огромными чёрными глазищами немного испуганно.

- Извините, потом зайду.

- Не-не-не, - тут же тормозит Ева. – Ося сейчас пойдёт в палату почитает интересную книгу, а потом мы её обсудим, хорошо? – психолог всовывает подопечному яркий прямоугольник и ласково подталкивает на выход. Надо же, Осип, как Мандельштам, отчего-то мелькает мысль.

Как только дверь за ним закрывается, Ева тут же крутит замок и бросает взгляд на часы.

- У тебя пятнадцать минут, давай рассказывай.

На столе быстро выстраиваются две чашки, заварник, сахарница и корзиночка с конфетами, а чайник принимается шипеть в углу.

Я бы никогда не позволила выдворить ребёнка, пусть и с книжкой, чтобы занять его место, но сейчас мне это просто необходимо.

- Вчера Димка принёс сюда ребёнка с травмой головы, просил сделать ей операцию. Егорова не было, пришлось мне.

В глазах Евы глазах читается вопрос, всё ли в порядке с девочкой.

- Она жива, стабилизируется.

Подруга начинает разливать заварку по кружкам.

- Но это его дочь.

Ева замирает.

- Кого его? – переспрашивает.

- Абрамова.

Она распрямляется, держа заварник в руках.

- Вчера твой муж принес ребёнка, который оказался его? – подытоживает.

- Да.

- Кто мать?

- Женщина какая-то, я её не знаю, - тру виски. – Сестра друга, - понимаю, что эта подробность может пригодиться.

- Сколько девочке?

- Шесть. Ева, разве это важно?

- Да нет, просто факты.

Она заканчивает с заваркой и упирается руками в столешницу.

- Значит, Егоров узнал и пошёл заступаться за честь заведующей?

- Да.

Глава 21

Если подытожить то, что сказала Ева, выходит следующее.

Я избегаю разговора с Каролиной, потому что боюсь возможных подробностей. Они причинят мне боль, а я пытаюсь оградиться ото всего за семиметровой стеной. Не хочу сравнений не в свою пользу, чувства ненужности и насмешек.

Мне сейчас бы выгрести из грязи, в которую засунули, а не общаться «по душам» с третьей стороной, которая намеренно может подорвать моё душевное состояние.

Я должна понять, что ответственность за измену лежит на муже, а не любовнице. Всё же у Димки были обязательства перед семьёй, а не у женщины с боку. А если разговор состоится, то ставить границы: не позволять унижать себя, не переходить на крик и взаимные оскорбления. Быть готовой к любому исходу, каким бы он не был.

Стук в дверь, и ручка приходит в движение. Но в кабинет нельзя войти, заперто.

- Ладно, давай работать. Минута слабости прошла, - опрокидываю в себя остатки чая и поднимаюсь с места. – Не хватает сплетен о том, что мы с тобой обсуждаем за закрытыми дверьми.

Просачиваюсь мимо медсестры, рядом с которой стоят два ребёнка, и она тут же меняется в лице.

- Здравствуйте, - слегка кивает головой, я здороваюсь в ответ и ухожу.

Пятнадцать минут у Евы дали свободу. Как глоток чистого воздуха, с которым я вдохнула и уверенность. Качающаяся земля приобрела твёрдость. Я снова была собой, как отдохнувшая полноценно от троих детей мать, которая ещё вчера думала, что больше ни часа не справится.

Заглядываю в ординаторскую, где сидят несколько практикантов и Стася.

- Как у вас тут? – интересуюсь в ординарской. Скоро консилиум, оставлять дочь одну не хочется.

- Всё отлично, - тут же отзывается Лена. – Вы не переживайте. Мы перекусили, весело проводим время.

- Мам, ты не нужна, - заявляет Стася, но понимает, как звучат эти слова. – Ну вообще нужна, но не сейчас, - уточняет.

- Ладно, - снова смотрю на часы. – Скоро вернусь.

День заканчивается сносно. Наконец, можно закрыть кабинет, забрать ребёнка и поехать домой. Мечтаю, чтобы Абрамова там не было, и мы входим в тёмную квартиру. Идём переодеваться, но в шкафу так и висят его вещи. Это значит, что у него вечерняя смена.

Разогреваю на кухне ужин, а Стася включает телевизор. Это наш ритуал – смотреть на Димку, словно он сейчас тут и с нами.

- Давай мультики, - беру пульт, переключая.

- Нет! – возмущается дочка. – Я хочу смотреть на папу!

У Абрамова прямой эфир с очередным гостем. Не хочу ничего объяснять дочери, потому возвращаю на нужный канал, но сама смотреть не собираюсь. Накалываю макароны, отправляя их в рот, сама листаю ленту в социальных сетях. Главный фанат Абрамова улыбается, смотря на отца.

Ловлю себя на мысли, а что делала вторая семья в это время? Тоже включала телевизор, а Каролина с гордостью показывая мужа говорила дочери:

- Смотри, Людочка, это твой папа.

Отвращение проходит по телу, и я пытаюсь подавить в себе эту волну, застревающую в горле макаронами. Отмечаю, что еще двадцать минут эфира, и все закончится. Поднимаюсь, бросая макароны в мусор, и мою тарелку, когда слышу звонок. Не мне, Абрамову в студию. Так всегда, рубрика: «Задай вопрос гостю».

На первый мужчина отвечает со смехом, а на втором замираю, потому что он адресован совсем не режиссёру, с которым общается Димка. А самому Абрамову. Подхожу обратно к телевизору, смотря на знакомое лицо, которое отменно замазали пудрой, что с экрана ничего не видно.

- Скажите, Дмитрий, - интересуется женский голос, - вы любите свою семью?

Абрамов замирает на минуту, потом растягивает свою фирменную улыбку, которая топит сердца женщин.

- Конечно люблю, - отвечает Димка. – А я напоминаю, что у нас в гостях…

Но его перебивают.

- Дмитрий, а какую из двух? Александру и Настю или Каролину и Милу?

Дочка замирает, а потом переводит на меня взгляд.

- Мам? А кто такие Мила и Каролина?