Измена. Ты пожалеешь, любимый

Пролог. Удар в спину

Стук ножа о разделочную доску звучал в тишине кухни как метроном, отсчитывающий последние минуты моей прежней жизни. Я этого, конечно, еще не знала. Я нарезала свежую зелень — укроп и петрушку, аромат которых всегда ассоциировался у меня с уютом, с домом, с семьей. На плите тихо булькал борщ. Не просто суп, а его любимый, по рецепту моей бабушки, с секретным ингредиентом в виде капли вишневого сока для цвета и особой кислинки.

Я взглянула на часы. Семь вечера. Андрей должен был вернуться с минуты на минуту. Я поправила выбившуюся прядь волос, мельком глянула в свое отражение в темном стекле духовки. Оттуда на меня смотрела молодая женщина в простом домашнем платье бежевого цвета. Без макияжа, волосы собраны в практичный хвост. «Ты — мой надежный тыл, Лена», — часто говорил Андрей в начале нашего брака. Я гордилась этим званием. Я старалась быть идеальной: дома всегда чисто, рубашки выглажены так, что о стрелки можно порезаться, ужин горячий и свежий. Я растворилась в нем, в нашем быте, в создании этого кокона, который, как мне казалось, защищал нас от всего мира.

В замке повернулся ключ.

Сердце привычно подпрыгнуло от радости. Я вытерла руки о полотенце, быстро сняла фартук, чтобы встретить его красивой, и поспешила в прихожую.

— Андрюша, ты сегодня рано! А у меня как раз все гот...

Слова застряли у меня в горле. Андрей вошел не один. Дверь за его спиной осталась открытой, впуская сквозняк из подъезда, а следом за ним, цокая высокими каблуками, в квартиру вошла она.

Леночка. Елена Иванова.

Я знала ее. Она работала в соседнем отделе его компании. Я видела ее на паре корпоративов — яркая, смешливая, всегда в чем-то блестящем, с красной помадой и громким голосом. Она была полной моей противоположностью. Сейчас она стояла в моем коридоре, вцепляясь наманикюренными пальцами в локоть моего мужа, и смотрела на меня с выражением брезгливой жалости, смешанной с торжеством.

— Андрей? — мой голос дрогнул, превратившись в жалкий писк. — Что происходит?

Муж не смотрел мне в глаза. Он был занят тем, что аккуратно снимал свое дорогое пальто — то самое, которое мы выбирали вместе месяц назад, откладывая деньги с моей подработки переводами. Он повесил его на вешалку, словно это был обычный вечер, затем наконец повернулся ко мне.

Его лицо было непроницаемым, холодным, как мрамор. В его глазах, некогда любимых серых глазах, я не увидела ничего, кроме глухого раздражения.

— Нам надо поговорить, Лена, — произнес он. Тон был таким деловым, словно он увольнял нерадивого сотрудника. — Хотя, говорить тут особо не о чем. Всё и так понятно.

— Что понятно? — я сделала шаг назад, упираясь спиной в стену. Ноги стали ватными. — Почему она здесь?

Леночка хихикнула. Этот звук был похож на скрежет стекла.

— Ну не будь такой дурочкой, — пропела она, осматриваясь по сторонам, словно уже прикидывала, какие обои переклеить. — Андрюша просто слишком деликатен.

— Замолчи, — бросил ей Андрей, но без злости, скорее устало. Затем он снова посмотрел на меня. — Лена, мы разводимся.

Мир качнулся. Буквально. Стены коридора накренились, пол ушел из-под ног. Я схватилась за край обувной тумбочки, чтобы не упасть.

— Разводимся? — эхом повторила я. — Но... почему? У нас же всё хорошо. Я ужин приготовила... Борщ...

Лицо Андрея исказилось гримасой отвращения. Он демонстративно втянул носом воздух.

— Вот именно, Лена. Борщ. В этом доме вечно воняет борщом, жареным луком и какой-то безысходностью. Ты посмотри на себя.

Он сделал жест рукой, указывающий на меня с головы до ног.

— На что посмотреть? — прошептала я, чувствуя, как к горлу подступает горячий ком.

— Ты серая, — выплюнул он это слово, как приговор. — Ты превратилась в моль. В серую, скучную мышь. Ты ходишь в этих своих балахонах, ты экономишь на косметике, ты говоришь только о ценах на продукты и о том, как вывести пятно с дивана. С тобой не о чем говорить. На тебя не хочется смотреть.

— Но я же... я для нас старалась, — слезы брызнули из глаз, горячие и обидные. — Мы копили на расширение бизнеса, ты просил экономить... Я создавала уют...

— Уют? — перебил он, повышая голос. — Это не уют, это болото! Ты тянешь меня вниз, Лена. Ты — якорь. А мне нужны крылья. Мне нужно вдохновение.

Он повернулся к Леночке и притянул ее к себе за талию. Она тут же прижалась к нему, картинно положив голову ему на плечо и глядя на меня с победоносной ухмылкой.

— Вот Леночка... она вдохновляет. Она живая. Она яркая. С ней мне хочется покорять вершины, а не обсуждать скидки в "Пятерочке". Она женщина, которую не стыдно показать партнерам. А ты... ты просто функция. Устаревшая функция.

Каждое его слово было как удар хлыстом. Удар в спину. Я стояла перед ним, человеком, с которым прожила три года, которому отдавала всё, что у меня было, и чувствовала, как внутри меня что-то умирает. Умирает вера. Умирает любовь. Умирает та Лена, которая верила в "долго и счастливо".

— Вещи я твои уже собрал, — сказал Андрей, кивнув на дверь спальни.

Оттуда, из нашей спальни, где мы еще сегодня утром просыпались вместе, он выкатил мой чемодан. Один-единственный чемодан. Старый, потертый, с которым я когда-то переехала к нему.

— Ты... ты все решил заранее? — прошептала я, глядя на этот чемодан как на надгробие.

— Естественно, — фыркнула Леночка. — Не думала же ты, что мы будем ждать, пока ты сопли на кулак намотаешь? Андрюша, пусть она уходит. Тут проветрить надо, этот запах капусты просто невыносим.

Андрей подкатил чемодан к моим ногам.

— Забирай. Там всё необходимое. Одежда, документы. Остальное, что мы покупали в браке... будем считать это компенсацией за мои потраченные годы. Квартира моя, ты знаешь. Так что прав у тебя никаких нет.

— Но мне некуда идти, — вырвалось у меня. Это была правда. Мои родители жили в маленьком поселке за тысячу километров, подруг я растеряла, растворившись в браке. Денег на карте было — кот наплакал, всё уходило на общий счет, к которому у меня был только дополнительный доступ, и я была уверена, что он его уже заблокировал.

Глава 1: Пять лет спустя. Стальная леди

Пять лет.

Это шестьдесят месяцев. Двести шестьдесят недель. Тысяча восемьсот двадцать пять дней.

Именно столько времени мне понадобилось, чтобы убить в себе человека.

Я стояла у панорамного окна на сорок пятом этаже башни «Империя», глядя на расстилающуюся внизу Москву. Город казался картой микросхем, пульсирующей холодным электрическим светом. В стекле отражалась не Лена Смирнова, дрожащая в застиранном халате и пахнущая луковой зажаркой. В стекле отражалась Елена Александровна Петрова.

Идеальная укладка — холодный блонд, ни одного выбившегося волоска. Деловой костюм от *Tom Ford*, сидящий как вторая кожа, подчеркивающий фигуру, которую я вытачивала в спортзале с одержимостью маньяка. Взгляд — спокойный, оценивающий, лишенный жалости.

Меня называли «Стальной леди». «Акулой аудита». «Потрошителем корпораций». Говорили, что у меня вместо сердца калькулятор, а в жилах течет жидкий азот.

Если бы они только знали. Если бы они видели ту ночь в мотеле «Уют», когда я выла в подушку, сжимая живот, в котором зарождалась жизнь. Если бы они видели, как я мыла полы в подъездах на девятом месяце, чтобы отложить лишнюю копейку. Как я учила учебники по финансовому анализу, укачивая Максима одной рукой, пока глаза не начинали слезиться от усталости.

Я не родилась такой. Я себя выковала. Молот — это нужда, наковальня — это ненависть.

Дверь моего кабинета бесшумно открылась.

— Елена Александровна, — голос секретарши дрожал. Они все меня боялись. — Михаил Викторович просит вас зайти. Срочно.

Я медленно повернулась. На моем лице не дрогнул ни один мускул.

— Иду.

Стук моих шпилек по мраморному коридору офиса «Gromov Holdings» звучал как метроном, отсчитывающий секунды до чьего-то краха. Обычно так и было. Если Михаил Громов вызывал меня, значит, где-то горел пожар, который нужно было либо потушить, либо позволить ему сжечь всё дотла, чтобы получить страховку.

Михаил ждал меня в своем кабинете. Это было пространство, подавляющее своей маскулинностью: темное дерево, кожа, запах дорогого табака и сандала. Громов стоял у своего стола, просматривая какие-то документы.

Ему было сорок два. Высокий, широкоплечий, с проседью в висках и глазами цвета грозового неба. Опасный человек. Миллиардер, который начинал в девяностые и выжил, не растеряв при этом определенного кодекса чести. Он был единственным мужчиной в этом мире, которого я уважала. И единственным, кого я, возможно, боялась, хотя никогда бы в этом не призналась.

— Вызывали, Михаил Викторович? — мой голос звучал ровно, профессионально.

Он поднял голову. В его взгляде, обычно жестком, промелькнуло что-то теплое, едва уловимое, как луч солнца сквозь тучи. Но это мгновенно исчезло.

— Присаживайся, Елена. Есть дело.

Он небрежно бросил на стол тонкую синюю папку.

— Компания «Арт-Строй». Занимаются элитным дизайном и ремонтом. Или, вернее, занимались. Сейчас они по уши в долгах, кредиторы рвут их на части, поставщики подают в суд. Владелец умоляет о санации или выкупе. Утверждает, что у них есть уникальные активы и патенты.

Я села, закинув ногу на ногу, и потянулась к папке.

— Очередной мечтатель, который не умеет считать деньги?

— Хуже, — усмехнулся Громов, обходя стол и присаживаясь на край столешницы рядом со мной. Слишком близко. Я почувствовала его запах — терпкий, мужской, возбуждающий. Я заставила себя не дышать глубже. — Типичный нарцисс, который решил, что бизнес — это просто красивые презентации.

Я открыла папку.

Первая страница. Сводный баланс. Убытки колоссальные.

Вторая страница. Список активов.

Третья страница. Данные о владельце.

Мир на секунду качнулся. Буквы поплыли перед глазами, превращаясь в черных мух.

*Генеральный директор и единственный учредитель: Смирнов Андрей Владимирович.*

И фото.

Пять лет. Я не видела его пять лет.

На фото он улыбался той самой самодовольной улыбкой, которую я когда-то принимала за уверенность. Он почти не изменился, разве что морщин стало больше, а линия волос чуть отступила назад. Но глаза... те же пустые, жадные глаза человека, который любит только себя.

Мое сердце пропустило удар, а затем забилось с бешеной скоростью, ударяя в ребра, как птица в клетке. Кровь отхлынула от лица.

Это он.

Человек, который вышвырнул меня, как мусор.

Отец моего сына.

Человек, из-за которого я умерла и воскресла.

— Елена? — голос Михаила прозвучал настороженно. — Что-то не так? Ты побледнела.

Я резко захлопнула папку, накрыв её ладонью с идеальным французским маникюром. Глубокий вдох. Медленный выдох. Я — Стальная леди. У меня нет прошлого. У меня есть только задачи и решения.

— Все в порядке, — солгала я, поднимая на него глаза. — Просто... знакомая ситуация. Бездарное управление.

Михаил внимательно смотрел на меня, чуть прищурившись. Он умел читать людей, как открытые книги. Но мою книгу я научилась закрывать на замок.

— Ты уверена? — тихо спросил он. — Если этот проект тебе не интересен, я могу передать его Ковалевскому.

— Нет, — отрезала я, возможно, слишком поспешно. — Я возьмусь. Это мой профиль. Когда выезд?

— Сегодня в два. Они ждут нас в своем офисе. Я поеду с тобой.

Это было странно. Громов редко ездил на первичные аудиты, особенно таких мелких, умирающих фирм. Обычно это была грязная работа для меня.

— Вы поедете лично? — я удивленно приподняла бровь. — Разве у вас не встреча с китайскими инвесторами?

— Я перенес её, — он встал и подошел к окну, повернувшись ко мне спиной. Его плечи были напряжены. — У меня... плохое предчувствие насчет этой сделки. Хочу посмотреть на этого клоуна лично. И хочу, чтобы ты была подстрахована.

Подстрахована? От кого? От банкрота-неудачника? Или Михаил что-то знал? Нет, невозможно. Я стерла все следы. Я сменила девичью фамилию "Смирнова" на "Петрова" (фамилия бабушки) сразу после развода. Я изменила внешность до неузнаваемости. Для всего мира Елены Смирновой не существовало.