Измена у которой есть имя

ПРОЛОГ

АЗАР

Встречи выпускников я терпеть не могу.

Сама идея — вернуться туда, где тебя когда-то не приняли, — звучит как издевка.

Я вообще не любил школу. С самого начала.

Меня туда запихнули, когда родители решили, что в русской будет «перспективнее». Только забыли спросить, хочу ли я менять улицу, друзей и язык, на котором думал.

Я сразу выбился из строя. Темненький, когда все — белобрысые. Высокий, слишком рано. И характер — не для мирной жизни.

Меня не приняли сразу. Сначала — молча. Потом — в открытую.
Через пару недель я понял, что в этой школе уважение не дают, его берут.

Теперь вот прошло фиг знает сколько лет, и кто-то решил устроить встречу.
Написали в чат: «Аз, ты придешь?» — как будто мы все это время дружили.

И я пришел.

Не потому что интересно, кто из бывших красавиц превратился в усталых домохозяек, которых жизнь и пирожки разнесли одинаково щедро. И не потому что любопытно, кем стали отличники — я и так знаю: среднее звено, ипотека, корпоративы раз в год. Все по инструкции.

Нет, я здесь просто потому, что делать нечего.
Деловая встреча с японцами, ради которой я прилетел в Воронеж, сдвинулась аж на два дня.
Два длинных, пустых дня — а сидеть все это время в гостинице или просиживать штаны в баре скучнее некуда.

Так что — да, пришел.
Не из ностальгии. Из скуки.
Хотя, может, и из любопытства — не к ним, а к себе. Посмотреть, что будет, если снова войти в тот коридор, где когда-то тебя ненавидели за то, что ты не такой, как все.

Стоит у стенки — и я узнаю ее сразу. Настенька Морозова. Та самая. Даже если бы прошло сто лет, все равно узнал бы. Русская девчонка, прилежная отличница, всегда с прямой спиной и холодным взглядом, будто все в мире можно рассчитать и записать в тетрадку.

Я мечтал о ней всю школу. Дурак.
Смотрел, как она сидит за партой, аккуратно выводит свои буквы, как морщит лоб, когда что-то не понимает. Я тогда мог получить все, что хотел — уважение, страх, внимание, — кроме нее. Настенька Морозова даже не замечала. Или делала вид, что не замечает. Что хуже.

Теперь вот я стою здесь, успешный, в костюме на заказ и долларовым счетом, на котором есть что посчитать. А она — все та же, скромная, в простом платье, будто время обошло стороной.
И все равно внутри неприятно кольнуло. Не радость, не злость — что-то между.

Я смотрю на нее и думаю: неужели и теперь отвернется?
После всех этих лет, после всего, чего я добился.
Неужели снова — нет?

Когда-то, после выпускного, я всерьез думал — украду ее.
У нас на родине это не шутка, а традиция.
Мужчина забирает женщину, если уверен, что она — его судьба.
Я тогда был уверен.
«Я не смогу принять твою культуру, твою веру, твои правила.»

Сказала спокойно, без злости. Просто поставила точку.
А мне тогда показалось, что вырвала кусок из груди — тихо, без крови, но навсегда.

Я делаю шаг вперед — потом второй. Не тороплюсь, просто иду, будто случайно выбрал именно этот угол зала. Она замечает меня не сразу. Стоит, держит свой сок, переговаривается с дряхлой химичкой, кивает, улыбается вежливо — та же воспитанная отличница.

Пока иду, думаю: кем она теперь стала?
Учительницей? Очень в ее духе — исправлять чужие ошибки красной ручкой.
Может, библиотекарь — тишина, порядок, все по алфавиту.
Или медсестра — тоже подойдет, у нее всегда было это лицо: строгое, но доброе, если заслужил.

А может, замуж вышла?
Сканирую руку — кольца нет.
Интересно. Или не сложилось, или сама решила, что никого достойного так и не встретила.
Хотя… может, просто ждет.

И вот, наконец, поворачивает голову. Наши взгляды встречаются.

Все та же, но уже не девочка — женщина. Красивая. По-взрослому красивая, без школьной наивности, без этих дурацких косичек и строгих блузок. Волосы чуть светлее, взгляд — мягче, и в нем появляется то самое легкое смущение, которое раньше я от нее никогда не видел.

— Азар... я... не верится, — говорит она, и голос ее дрожит совсем немного. — Ты… такой…

Не договаривает. Только улыбается, уводя взгляд.

Я улыбаюсь тоже, краем губ.

— Такой какой? — спрашиваю, хотя прекрасно знаю, чего она не говорит.

Она краснеет.

— Серьезный стал. Солидный. Я просто не ожидала тебя здесь увидеть.

Весь вечер — будто чужой мир. Мы говорим обо всем и ни о чем, смеемся, танцуем.
Пока она рассказывает, я собираю по кусочкам ее жизнь.
Закончила институт — молодец.
Работу по специальности не нашла — тоже неудивительно.
Теперь, говорит, устроилась нянечкой в детский сад.
Дети — ее радость, ее смысл, ее все.
Глаза светятся, когда рассказывает, как один из них впервые сам завязал шнурки.
Святые люди, правда. Только вот святость редко оплачивается прилично.

Своих детей, говорит, хочет.
Но, вздыхает, пока “не встретила достойного”.
И тут я чуть не усмехаюсь.
Эх, Настенька.
У нас бы уже орда бегала по двору — согласись ты тогда на мое приглашение.
Но нет. Ты выбрала, что я тебе не пара.

Час за часом зал пустеет, а мы все еще вдвоем.

Я говорю: «Провожу тебя». Она кивает, не спорит.

Я помню ее адрес. Не знаю как, но память выкидывает нужную улицу, дом, подъезд.

На улице прохладно. Она кутается в пальто.
Подъезд старый, пахнет пылью и железом. На лестнице она останавливается, поворачивается ко мне — близко. Секунда, дыхание, пауза. Все решается само.

Кто-то бы сказал — вспышка, но это не вспышка. Это обвал. Все годы, сдержанность, логика — все рушится в одну секунду.

Рука — на ее талии.
Ее дыхание — горячее, сбивчивое, где-то у моего горла.
Запах — шампунь, пыль, вечер, все вперемешку.

Еле нашли ключи.

Никто не думает, что будет утром.