Мой любимый муж, мой идеальный мужчина, успешный бизнесмен и заботливый отец моих детей.
Как он мог променять наше счастье на… минутную слабость?
Бес попутал? Это ничего не значит? Любит только меня?
НЕ-ВЕ-РЮ! На его приторные сказки у меня теперь аллергия!

— Привет, привет, мои хорошие! — я открыто улыбнулась в камеру телефона, установленную на штативе, откусила и аппетитно захрустела морковкой, — Думаю, вы уже догадались, что я не сажусь на диету, да и где я, а где ПэПэ? Я не превращаюсь в зайчиху, и даже Пасха нескоро! Сегодня мы с вами печем вкуснейший, нежнейший «Морковный чизкейк»! Неожиданно? Не то слово! Я вообще люблю выпечку с морковью, будь то пирожки, печенье или коврижки. И чизкейки я тоже нежно люблю. За простоту приготовления и нежный сливочный вкус. А вчера мне на глаза попался этот рецепт, и я не смогла пройти мимо! Девочки! Это быстро, это вкусно! Поэтому ищем в холодильнике морковку, и вперед! Догонять меня! И так, — я постучала по поверхности кухонного острова ладошками, имитируя барабанную дробь, — Сегодня нам понадобится…!
Я нажала пультом паузу на записи и устало выдохнула. Улыбка спала с лица. Я даже повела челюстью от того, как свело скулы.
На кухню вбежала моя шестилетняя егоза — Машка-обезьяшка.
— Мамуль, что тут у тебя вкусненького?
— Да пока вот только, морковка, будешь? — протянула своей шестилетней доченьке чищеную, молодую морковочку.
— Буду! — Машенька, схватив морковку, тут же с хрустом откусила большой кусок. — Ммм, сладкая!
— А ты руки помыла? — автоматически спросила я, уже зная ответ.
— Сейчас! — промычала дочь с полным ртом, и, не дождавшись моего ответа, умчалась в ванную.
Я улыбнулась. Вот такая она у меня, вечный двигатель. Энергии — через край. Антон, мой старшенький, в ее возрасте был гораздо спокойнее.
Маша вернулась через минуту, вытирая руки о шорты.
— Вот! — гордо продемонстрировала она мне чистые ладошки.
— Молодец, — похвалила я ее. — А теперь иди играй, мама работает.
— А что ты делаешь? — Маша уже заглядывала в камеру телефона.
Снимаю видео для своего блога, — объяснила я. — Буду учить людей печь морковный чизкейк.
— Ух ты! — глаза Маши загорелись. — А мне можно посмотреть?
— Можно, конечно, — улыбнулась я. — Но чуть позже. Сейчас мне нужно сосредоточиться.
— Хорошо, — кивнула Маша и, доев морковку, побежала в свою комнату.
Я выдохнула, пощипала себя за щеки, чтобы придать румянца щекам, натянула улыбку и снова нажала на пульте запись.
— Итак, для приготовления нашего супер-чизкейка нам понадобится…
Сегодня день как-то с утра не задался. А подписчикам ведь это не объяснишь. Никому не интересна чужая головная боль, желание побатониться в кровати, и вообще ничего не делать, весь день изображая ленивого котика.
Нет, не подумайте. Я любила свою работу. Я долго к этому шла.
Начала мне было просто интересно! Но людям зашло, подписчики на моем канале росли. Я готовила в свое удовольствие «на камеру», с удовольствием читала комментарии, считала лайки.
А когда ко мне пришли с первым предложением о рекламе... очень удивилась! И в мыслях не было, что на моем увлечении можно еще и зарабатывать!
Вот и сегодня я вела кулинарный блог в соцсетях. У меня было уже десять тысяч активных подписчиков, и мой канал развивался и рос.
О чем еще мечтать?
Начиналось-то все это как забава...
А теперь постоянная нужда в контенте, обязанность записывать и выкладывать видосы, рилсы, посты… Будь они неладны… Все мое легкое, непринужденное увлечение превратилось не пойми во что. Какая-то лживая обязаловка. И я по этому поводу последние месяцы как-то даже хандрила.
Вроде же все хорошо! Мечта сбылась, но счастья... не принесла?
По сути, мне деньги, которые несли рекламодатели не особо-то были и нужны.
Муж мой хорошо зарабатывал. Сам всего добился. Сам строил свою карьеру с нуля, и я ему помогала как могла. Всегда была поддержкой. Сейчас он был глава крупной фирмы, часто и подолгу пропадал на работе, строил карьеру и светлое будущее для нашей семьи, наших деток.
А я сидела дома. Один декрет, за ним второй. По образованию я была повар-кондитер,но, увы, самореализацию свою в профессии я так и не постигла. Точнее, в реальной жизни не было у меня обычной работы, трудоустройства, в общепринятом понимании.
Только мой канал.
Конечно же, я любила баловать родных вкусняшками, да и сама была не прочь их отведать, но чтобы как-то монетизировать свой труд, об этом еще пару лет назад и речи не шло.
Муж хорошо зарабатывал, ему нравилось быть главным в нашей семье, быть добытчиком. Да и мне нравилось вместе с ним делать покупки, когда он за все платил.
Вот только он постоянно отдергивал меня в моих порывах то открыть кондитерскую или же просто цех по выпечке тортов. К сожалению или к счастью, но бизнеса в моей жизни так и не случилось.
Зато мои любимые Антоша и Машенька всегда были присмотрены, накормлены, с выученными уроками и вовремя посещали все кружки.
Наш сын Антон уже взрослый совсем, в этом году исполнилось восемнадцать, муж купил ему первую машину. Правда, сын уже попал в небольшую аварию, сильно переживал, что отец будет ругаться.
Но я успокаивала обоих своих мужчин, что это неизбежно при обучении вождению, и будет хорошим уроком Антону, быть внимательнее, чтобы не совершить аварии пострашнее!
Сын рос, взрослел, становился настоящим мужчиной. А я сглаживала все углы и конфликты, удар брала на себя, оберегая обоих моих самых любимых на свете мужчин.
— Да что за день такой! — я нервно выключила камеру, отодвинула рекламную коробку и нашла глазами телефон. — Где они? — я листала многочисленные переписки, выискивая рекламодателя специй, которые должна была прорекламировать в этом ролике, — Алло? — я сделала дозвон.
— Алена Владимировна? Что-то случилось?
— Тарас. Ну что за дела? Вы что мне прислали?
— Эм-м-м... специи?
— В перечне, который вы указывали, были другие специи. Здесь перец, лаврушка, кориандр. Я же торты пеку. Мне что прикажете с этим делать?
— Блин! Блин! Блин! Аленушка милая Владимировна, шеф меня убьет! Черт! А вы… Вы не могли бы в магазине купить, а я вам деньги переведу. И еще сверху, на шоколадку? Я бы сам вам в зубах эти специи принес, но я в деревне за семьдесят километров, бабуле картошку сажаю. В городе только завтра к вечеру буду.
Я тяжело выдохнула.
Я уже не первый раз работала с этой фирмой. Платили они хорошо, вовремя, да и менеджера было жалко подставлять. Перепутали коробки, с кем не бывает. Наверняка у них тоже цейтнот.
— А где мне их купить?
— Минуточку, я уже смотрю по карте. В вашем районе есть сеть магазинов «Перекресток», вот там вся наша линейка представлена. Вы на такси езжайте. Я все оплачу! Спасибо! Вы самая лучшая!
— Да ладно вам.
— С меня благодарность! Спасибо!
Мужчина отключился, а я устало выдохнула.
— Мама, мама! — Маша снова появилась на кухне. — Смотри, что я нарисовала!
— Машенька, подожди, пожалуйста, у мамы сейчас съемка! — я старалась говорить спокойно, нужно было решить, что сейчас делать. Нужно было как можно быстрее закончить с этим видео, а потом еще подумать об ужине. — Иди покажи папе свой рисунок.
— Папы нет, — сказала Маша, протягивая мне лист бумаги с разноцветными кружками. — Он уехал.
— Уехал? — я нахмурилась. Муж не говорил, что у него сегодня какие-то планы. — Куда уехал?
— Не знаю, — пожала плечами Маша. — Он сказал, что у него важные дела.
«Ну конечно, какие же еще дела могут быть важнее семьи! Так редко прошу его посидеть с Машей, и то умудрился улизнуть!», — с досадой подумала я.
— Ладно, корица так корица. Придется ехать. Машунь, иди обувайся, мы едем в магазин, — сказала я дочери.
— Ура! — закричала Маша и убежала в коридор.
Через десять минут мы уже были в машине. Ближайший супермаркет, который назвал менеджер, находился в трех остановках от нашего дома.
Я быстро нашла полку нужной фирмы и набрала разных специй, которые мне понадобятся для приготовления десерта. Но, конечно же, на этом наши покупки не закончились. Маша, как обычно, начала канючить, прося то шоколадку, то какую-то куколку, то жвачку…
— Машенька, давай так, — предложила я, чтобы прекратить этот концерт. — Мы сейчас купим все необходимое мне для работы, а потом зайдем в кафе и выпьем по коктейлю. Договорились? Давай не будем всю эту бяку собирать, она невкусная и вредная, — забрала из загребущих ручек дочери какую-то кислотно-салатовую газировку. — Ты голодная, наверное? — Я посмотрела на часы, для ужина было еще рановато, но перекусить было можно.
— Ура! — закричала Маша. — Коктейль! Хочу клубничный!
— Ну вот и прекрасно, помогай катить тележку.
Мы быстро закончили с покупками, отнесли их в машину и направились в уютное небольшое кафе, которое находилось через дорогу.
В кафе было мало народа, я огляделась в поисках более удобного столика, сделала шаг, и… замерла на месте.
Сердце екнуло и забилось чаще.
За одним из столиков сидел мой муж, Володя. Он был невероятно красив, я невольно залюбовалась им.
Он сегодня был в белой рубашке с закатанными рукавами, открывающими мускулистые, загорелые предплечья. Рубашка идеально сидела на его широких плечах, подчеркивая спортивную фигуру. Короткие, темные волосы, слегка растрепанные, делали его похожим на героя какого-то романтического фильма.
«Вот тебе и важные дела», — с горечью подумала я, чувствуя, как радость от встречи мгновенно испаряется. Ведь он обещал провести день дома и присмотреть за Машей, пока я снимаю контент.
Я перевела взгляд на человека, с кем общался мой муж и сбилась с шага.
Напротив Андрея сидела миниатюрная блондинка. Идеально уложенные волосы оттенка пепельный блонд обрамляли ее милое личико с пухлыми губками, подчеркнутыми блеском. На ней было короткое, облегающее платье нежно-розового цвета, которое выгодно подчеркивало ее стройную фигуру и длинные, загорелые ноги.
Девушка излучала какую-то кокетливую энергию, и было видно, что она полностью поглощена вниманием моего мужа. Внутри неприятно кольнуло ревностью, которая быстро переросла в жгучую обиду.
Что это еще такое? Я постаралась взять себя в руки и не накручивать себя на пустом месте.
«Наверняка коллега или клиентка», — попыталась я успокоить себя, цепляясь за эту мысль, как за спасательный круг.
Но подсознание накидывало сомнения, я глубоко внутри понимала, что выглядит эта встреча странно. Что-то в их поведении, в атмосфере, царившей за их столиком, выдавало совершенно другой характер отношений.
Я уже сделала шаг в их сторону, желая поздороваться, как вдруг девушка взяла руку Володи, притянула к себе и ласково потерлась щекой о его ладонь.
Этот жест был таким интимным, таким говорящим, что у меня внутри все оборвалось. Мир вокруг померк, звуки стали приглушенными, а в груди разлилась ледяная пустота.
Неуверенность в себе накатила волной, смешанная с досадой и обидой. В голове проносились мысли о том, как я выгляжу сейчас – растрепанная, уставшая, в обычных джинсах...
Рядом со мной стояла Маша, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и поглядывая на витрину с пирожными. Захотелось развернуться и убежать, исчезнуть, провалиться сквозь землю. Спрятаться от этой сцены, от этой боли, которая разрывала меня на части.
Я судорожно сжала ручки сумки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Мысли лихорадочно метались в голове.
Очень хочу с вами поделиться тем, как я вижу героев книги.
Вы, конечно же можете представлять их иначе! Тем не менее, вот о ком думаю я, когда пишу эту историю.
Знакомьтесь)))

Алена, 40 лет, прекрасная мама, талантливый кондитер и успешный блогер!

Владимир, 40 лет, бизнесмен, отец семейства.

Светлана, 36 лет, коллега Владимира.
А вот и наши детки-конфетки!

Малышка Машенька с любимой мамочкой

Серьезный мужчина Антон, 18 лет. Студент, юный авто-любитель.
Рада видеть вас в моей новой истории!
Буду очень благодарна за любую поддержку новинки на старте!
Лайки, комментарии -- бесценная помощь! Спасибо!
Володя поднял голову, и его лицо, секунду назад озаренное улыбкой, вмиг стало серьезным. Он явно не ожидал увидеть нас здесь. Блондинка тоже обернулась, и ее взгляд скользнул по мне с плохо скрываемым любопытством и легким пренебрежением.
Я почувствовала, как щеки заливает краска.
Маша подбежала к столику и обняла отца за шею.
— Папочка, привет! — щебетала она. — А что ты тут делаешь? А это кто? — сказала малышка, потупившись.
Володя растерянно посмотрел на меня, потом на блондинку, и неловко произнес:
— Машенька, знакомься, это… э-э… Светлана. Моя… коллега.
Светлана, все еще держа Володинy руку в своей, но, осознав это, вмиг отдернула руки:
— Здравствуйте.
Я медленно подошла к их столику, чувствуя на себе взгляды всех посетителей кафе. Внутри все кипело от негодования, но я старалась сохранять спокойствие. Ради Маши. Каждый шаг давался мне с трудом.
— Здравствуй, Володя, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, хотя внутри все дрожало. — Не ожидала тебя здесь увидеть. Ты же говорил, что будешь занят… работой.
— Да… — промямлил Володя, избегая моего взгляда. — Мы тут… обсуждали… важный проект.
— Очень важный, — с плохо скрываемой иронией в голосе подтвердила Светлана, — И почти закончили.
На столе перед Володей и этой… этой… даже слов подобрать не могу! Стояли десерты, торт со взбитыми сливками – нежно-розовый, воздушный, словно издевательски-беззаботный.
Я смотрела на этот торт, как завороженная, не в силах отвести взгляд, не в силах посмотреть мужу в глаза.
Чувствовала – стоит нам встретиться взглядами, и я все пойму. Все прочту в его взгляде. И я не была готова к такой правде!
Хотя… себе-то что врать? Я и так уже все понимала.
Как иначе объяснить этот интимный, почти неприличный жест, когда она ласково тёрлась щекой о руку чужого мужчины?! На которой надето обручальное кольцо.
Эта женщина, эта мерзкая, расфуфыренная выдра прикасалась к МОЕМУ мужу!
А он-то? Хорош! Вырядился! Сидит!
Внутри меня клокотала такая ярость, такое негодование, что хотелось заорать, схватить ее за эти наверняка дорогие, искусственные космы и выволочь из кафе, как потасканную тряпку!
— Что это значит?! — вырвалось у меня хриплым шепотом, прежде чем я успела себя остановить.
Володя вздрогнул и поднял на меня глаза. В них читалось все: вина, растерянность, испуг. Он пытался что-то сказать, но слова застряли в горле.
— Это… мы… — промямлил он, бегая взглядом между мной и блондинкой.
И это мой муж? Который за словом в карман не полезет? Который может заткнуть любого? И меня, в принципе!
— "Мы"? — переспросила я, голос дрожал от едва сдерживаемой ярости. — А я тогда кто?! Мебель?!
Не знаю, что на меня нашло, но в голове словно щёлкнуло. Я схватила эту проклятую тарелку с этим мерзким, сладко-приторным тортом – символом их лживой идиллии – и впечатала ее прямо в лицо Володе!
Раздался взвизг блондинки, звон разбившейся тарелки, возмущенные шепотки посетителей.
Маша испуганно вскрикнула и спряталась за меня, крепко сжала мою руку. Володя сидел, оглушенный, с розовым кремом на волосах, лице, на дорогих брюках. Выглядел он при этом настолько комично и жалко, что мне захотелось и смеяться, и плакать одновременно.
Блондинка вскочила, визжа и отряхивая свое розовое платье, до которого тоже долетели брызги.
— Пойдем, Маша, — сказала я, резко развернулась и, не оглядываясь, двинула к выходу из кафе.
Слезы жгли глаза, а в груди разливалась ледяная пустота.
Мы вышли из кафе, мир вокруг расплывался перед глазами, я ничего не видела. Его слова терялись в гуле, словно в ушах была забита вата. Сердце колотилось так громко, что казалось, слышу только его.
Маша молчала, сжимая обе мои руки своими крошечными ладошками, взор её был пуст и отрешен. Я начала осознавать, что натворила при ребенке. Но он заслужил! Ни капли сожаления я не чувствовала.
Так ему и надо, неблагодарному. Как он мог? Пройдя столько лет вместе через горести и лишения, променять нашу семью на какую-то крашеную швабру? В голове это не укладывалось.
Сажала дочь в машину машинально, словно в тумане, даже не вспомнила, как застегивала ремни её кресла.
Села за руль. Завела мотор, попыталась тронуться, но поняла, что перед глазами пелена. С какой-то бешеной яростью дернула ручник, сложила руки на руль и уронила голову на них.
Было невозможным ехать в таком состоянии — нужно было прийти в себя.
И вдруг шум дергающейся ручки и резкий стук по стеклу!
Я вздрогнула, подняла глаза и увидела Володю. Он пытался оттереть розовый торт с одежды, но жирные пятна оставались и лишь размазывались.
Мне почему-то это показалось таким нелепым и забавным. Мой аккуратист, педант, всегда безупречный и идеально опрятный муж — стоял по ту сторону окна раздраженный, раздосадованный, да еще и с кремом на груди.
Я невольно прыснула от смеха, хотя внутри всё горело от боли и обиды. Смешок за смешком, у меня началась настоящая истерика. Я хохотала сквозь слезы, и смех срывался на нервный хохот, слёзы наворачивались на глазах.
Володя смотрел на меня озадаченно и стучал по стеклу, что-то говорил, дергал ручку.
«Хорошо, что дверь закрылась автоматически», — подумала я, заводя машину. — «Я сейчас точно не была готова с ним говорить».
Тишину пробил голос Маши из заднего сиденья:
— Мамочка, мне страшно!
Её слова отрезали мой смех, будто ножом. Я резко замолчала и нервно сглотнула, пытаясь успокоиться. Вытерла слезы руками, повернулась к дочери и нежно сказала:
— Извини меня, малышка. Дома я всё тебе объясню, не бойся. Папа с мамой так шутят.
Не обращая внимания на мужа, который стоял снаружи и что-то кричал, я тронула машину с места. Ему пришлось отступить, чтобы не попасть под колеса.
Выезжая со стоянки, я посмотрела в зеркало заднего вида. Он стоял, смотрел нам вслед. И я не могла понять своих чувств. Сегодня моя жизнь изменилась и никогда уже не станет прежней.
Я была в полном шоке. Меня сковала такая растерянность, что я не знала, куда себя деть, куда бежать, куда ехать. Просто машинально вела машину по проспекту, взгляд расфокусированный, потерянный.
Как? Как моя счастливая, беззаботная жизнь в одно мгновение превратилась в кошмар? Всё, что мы строили годами, рухнуло, рассыпалось, как карточный домик, превратившись в горький, едкий пепел. Сердце будто взорвалось на тысячи осколков, каждый из которых пронзался душу, заставляя ее кровоточить.
Даже не помню, как добралась до дома. Благо, не час пик – машин было немного, и каким-то чудом я никуда не врезалась.
Оставив машину во дворе, выпустила Машеньку, и на автопилоте, словно зомби, повела ее домой. Дала ей яблоко, включила мультики… а сама, шатаясь, побрела в ванную. Открыла воду, села на край ванны… и хотела зарыдать, выплеснуть всю эту боль, но слез не было. Внутри зияла пустота. Холодная, безнадежная, разъедающая…
Обхватила себя руками, начала раскачиваться вперед-назад, тихонько подвывая от бессилия. Из груди вырывались глухие, надрывные звуки, полные боли и отчаяния.
— Как же так… как же так… — шептала я, кусая губы, чтобы не закричать. — За что?
Как жить дальше? Как мое светлое, радостное "сегодня" в одночасье превратилось в черную, бездну "завтра", где нет ни проблеска надежды, ни лучика света? А наши дети? О чем он только думал?! Как он мог?! Предать меня – это одно, но детей… Машеньку, Антошу… Никогда его за это не прощу! Никогда. Боже… как больно…
Самое страшное — я знала: скоро он придёт домой, будет ходить за мной следом, хватать за руки, говорить, говорить, говорить! Начнёт оправдываться. Будет смотреть мне в глаза и лгать — так мастерски, что я не смогу устоять.
Мой муж всегда был умным, я не вышла бы замуж за дурака. Он умеет говорить так убедительно, так складно, что войти с ним в спор невозможно. Даже если я сто раз права, он умеет подкосить меня своей харизмой, сбить с толку и заставить сомневаться в себе.
И вот сейчас я понимала: он придёт и начнёт обвинять меня же саму — мол, я суюсь не в свои дела, мне всё показалось, ничего не было.
А он — невинный ягнёнок, белый и пушистый.
Я покачала головой, пытаясь развеять эту гнетущую картинку перед глазами.
Ведь уговорит! Убедит! И не пройдет и недели, как я сама уже буду сомневаться. А вдруг привиделось? Почудилось? Мозг додумал то, чего не было…
Проходили! Знаю!
Я всё понимала. Не была дурой. А еще я знала, что не смогу притвориться, что поверила ему, что всё в порядке. Я не смогу жить с этой ложью, с этим обманом, с грязью в наших отношениях. Я не смогу заснуть рядом с этим человеком.
Ни за что и никогда.
Я открыла ледяную воду и тщательно умыла лицо. Глаза защипало от неправильно смывающегося макияжа, который я так тщательно накладывала утром для записи видео ролика.
Но теперь это казалось пустяком — мысль о незаписанном контенте лишь на мгновение пронзила, потом исчезла.
Даже смешно! Пару часов назад мне казалась проблемой неправильная коробка специй.
Да… все познается в сравнении…
Растерев лицо мягким полотенцем, я вышла из ванной и направилась в детскую. Машуня сидела, играла со своими любимыми пони, беззаботно и спокойно.
— Малышка, — тихо позвала я, — хочешь съездить в гости к бабушке?
— Да! — подскочила она, улыбка озарила ее нежное личико. — Ура, к бабуле! Мы так давно не были! Она обещала научить меня кормить курочек!
— Да, моя хорошая, — улыбнулась я сквозь боль. — Собирай игрушки, доставай чемоданчик, поедем к бабушке. Она там совсем одна, одинешенька. Тортик купим. Поживем у нее недельку. Маме нужно тоже курочек покормить и мозги прочистить…
— А папа с нами поедет? — спросила Маша с надеждой.
Я гулко сглотнула и постаралась удержать лицо.
— Нет, милая, папа с нами не поедет, — сказала я спокойно.
— А Антон?
Досада захлестнула меня.
— Антон не может, он учится.
И сердце сжалось от боли — Антону еще предстоит пройти через всё это, и я не смогу сейчас рядом быть. Ему придется слушать мои объяснения по телефону, но не сейчас…
Сейчас нужно собирать вещи и бежать отсюда. Вот так: убегать, словно это я воровка нашего счастья. И в попытке сберечь хоть кусочек, я вынуждена бежать…
Может это и глупо… Взрослые люди не бегают от проблем. Они разговаривают. Но не сейчас. Я была настолько разбита и растеряна. Мне нужно успокоиться, набраться сил и уверенности.
Вся квартира давила на меня — его вещи, запах, наши общие фотографии. Я не хотела видеть его. Думать о нем не хотела! Не хотела здесь оставаться ни на минуту.
Хотелось сбежать, сверкая пятками, раствориться где-то подальше. У бабули в деревне будет идеально. Беззаботно, уютно. Бабуля всегда меня поддержит.
И этот… даже если припрется, при бабушке не решится скандалить.
Мимолётом промелькнула мысль — напиться, забыться. Но нет, это не выход. Я не могла себе этого позволить.
Спасибо за вашу обратную связь! Ваши лайки, подписка на автора - бесценны!
С комментариев просто ухохаталась! Ну, точно белобрысая швабра)))
Вытащив из шкафа чемодан, я стала без разбора бросать в него всё подряд: одежду, личные вещи. Быстро собрала свое оборудование — ноутбук, штативы, подсветки… Моя работа, мой блог — это мое детище, которое я не могу оставить.
Да, сегодня у меня нет сил. Но завтра я проснусь, соберу себя по кусочкам и как-то переживу все это.
Мне нужно жить дальше.
Ради себя. Ради детей…
И я точно знаю — сюда, в этот дом, я не вернусь ещё очень долго. Может быть, даже никогда.
От таких мыслей было больно и грустно, словно я хоронила родственника, хотя, что такое брак? Это союз, на алтарь которого двое кладут свое хрупкое доверие, открывают душу. И любой, даже крошечный удар обманом – ранит напрямую, без каких-либо преград. И потом уже никогда не будет такого полного доверия, как вначале…
***
Моя любимая бабуля жила за городом, в уютном деревянном домике, утопающем в зелени раскидистых яблонь и вишен. Домик этот, срубленный из мощного соснового бревна, стоял на окраине небольшой деревеньки, километрах в тридцати от нашей городской суеты.
Они с дедом купили его ещё давно, как дачу, потихоньку обустраивали, перестраивали, лелея мечту о спокойной загородной жизни. Ближе к пенсии мечта стала реальностью, и они окончательно перебрались туда, наслаждаться тишиной, свежим воздухом и пением птиц.
Их городская квартира, трёхкомнатная хрущёвка в спальном районе, осталась пустовать. Ключи от неё были у Антона, нашего студента. Планировалось, что он окрепнет, встанет на ноги и переедет туда жить…
Теперь же эти планы подернулись рябью… Как бы жить там не пришлось мне…
Моему сыну девятнадцатый год. Антон, высокий, широкоплечий парень с копной каштановых волос и проницательными серыми глазами, закончил первый курс университета.
Квартира, так совпало, находилась в пяти минутах от его учебного заведения и быстро превратилась в своеобразный "штаб" для него и его друзей. Они собирались там вечерами, слушали музыку, играли на гитаре, строили планы на будущее, в общем, проводили время так, как это свойственно молодым и полным энергии людям.
Муж был категорически против этих сборищ. Он постоянно ворчал, что на таких вечеринках случается всё самое страшное: от прожженного углем для кальяна паркета до вызова полиции. Он рисовал мрачные картины дебоша, пожаров и соседских жалоб.
А я считала – когда же ещё отрываться, как не в молодости? Совершать ошибки, набивать шишки, учиться на них. Бывает, люди до сорока доживают, а ничего толком и не видели, не чувствовали этого драйва, этого неуёмного веселья, которое только молодости присуще.
С годами мы теряем азарт, безбашенность, искорку в глазах, эту дурнинку… Становимся осторожными, расчётливыми, скучными.
Я считала – раз у ребёнка молодость, юность – пусть берёт от жизни всё! Пусть чувствует вкус свободы, пробует, ошибается, радуется, грустит. Это его время, его жизнь.
Да и Антон у нас парень рос рассудительный, с головой дружил. Кто-то, а он не стал бы устраивать непотребства какие-то. Он всегда был ответственным и самостоятельным. Я в нём уверена была, доверяла ему. Мы много разговаривали, многое обсуждали.
Я знала его друзей, хорошие ребята, студенты, мечтатели. Квартира хоть и стояла закрытая большую часть времени – он за неё был полностью ответственный. Он обещал следить за порядком, не устраивать шумных вечеринок и предупреждать соседей, если вдруг соберётся большая компания. И я ему верила. Верила в его благоразумие, в его чувство ответственности. Хотя материнское сердце всё равно, конечно, немного тревожилось. Но то хрупкое доверие, я считала, стоило всех сомнений вместе взятых.
Однажды я даже устроила внеплановую проверку. Сердце немного ёкало, пока я поднималась на лифте. В голове роились самые разные картины: горы мусора, разбитая посуда, толпа незнакомых подростков…
Нагрянула туда без предупреждения, тихонько открыв дверь своими ключами. В квартире царил полумрак, лишь из кухни доносился приглушенный свет. Оказалось – Антон там с двумя одногруппниками, Мишей и Серёжей, пиццу заказали, сидят тихонько обедают за кухонным столом, в телефоны играют – в какую-то сетевую игрушку. Атмосфера была спокойной и домашней.
Я сначала даже не поняла, что в квартире кто-то есть. Только когда прошла в коридор, услышала звуки перестрелки из игры, доносившиеся из кухни. Вышла туда – мальчишки даже головы не подняли, полностью поглощенные виртуальной баталией. На столе стояли три коробки из-под пиццы, пустые бутылки из-под колы и разбросанные салфетки.
Я рассмеялась, только тогда меня заметили. Антон, Миша и Серёжа подскочили от неожиданности, телефоны выпали из рук.
— Ты чего здесь, мам? Что-то случилось? — Антон встрепенулся, его глаза были широко распахнуты от удивления.
— Нет, Антош, просто мимо проходила, захотела в туалет, решила зайти, — ответила я, стараясь скрыть улыбку. — Извиняюсь, что без предупреждения.
— Да ничего, только у нас это… туалетная бумага кончилась, — смущённо ответил он, краснея и потирая затылок. Миша и Серёжа переглянулись и захихикали.
Я посетила ванную комнату, убедившись, что там относительно чисто, и удалилась, оставив их доедать пиццу. На душе было легко и спокойно.
Я считаю – нужно доверять своим детям, разговаривать с ними как со взрослыми. Они ведь рано взрослеют, очень многое понимают и видят.
Наши дети – это люди, которые всегда нас поймут, примут, будут любить и уважать нас. Никто нас так не будет любить, как наши дети. Эта любовь безусловна, она не требует ничего взамен. И пусть бывают какие-то мимолетные ссоры, лёгкие обиды из-за бытовых мелочей – по сути, это ничего не меняет. Каким бы ни был родитель, ребенок будет любить его безответно и без оглядки. Это та связь, которая никогда не прервётся.
Но я отвлеклась. Мысли о сыне, о квартире, каких-то бытовых мелочах — всё это сейчас казалось таким далёким и незначительным.
Сейчас было только одно место, куда я хотела поехать, один человек, который меня поймёт и примет – моя бабушка, Тамара Андреевна. Ей недавно исполнилось восемьдесят пять, но она, слава Богу, была в здравом уме и твёрдой памяти. Жила одна в своем уютном домике, справлялась с небольшим хозяйством, обожала цветы и выращивала их в огромном количестве.
Мы ехали с Машулей сквозь городскую толчею машин.
— Мама, мама, а бабушка испечет нам мои любимые пирожки с яблоками? — щебетала Маша на заднем сиденье, болтая ногами и безбожно пачкая обшивку. Я надула щеки и с шумом выпустила воздух. — А курочки уже большие? А можно мне взять Цыпу в дом?
Я с трудом подавила желание постучаться головой о стекло.
Виски пульсировали, а мысли, словно рой разъяренных ос, не давали покоя. Измена мужа… эта мысль, как заезженная пластинка, крутилась в голове, отдаваясь тупой болью в груди. Господи.. Это же предстоящий развод, раздел имущества… Перед глазами все плыло – серая пелена безысходности застилала будущее.
Как я с этим справлюсь? Как я буду жить дальше? Что теперь делать? Мой мир, который казался таким прочным и надежным, пугающе трещал, словно тонкий лед подо мной.
— Наверное, испечет, — выдавила я из себя подобие улыбки. Голос предательски дрожал, и я с трудом держалась, стараясь улавливать вопросы в лепетании дочери и вовремя отвечать ей, — Курочки, конечно, подросли. Ты их и не узнаешь. И Цыпа тебе уже в руки не дастся и сам в дом не пойдет.
— А Антон приедет к бабушке? — не унималась Маша. — Мы пойдем с ним на речку купаться?
— Антон сейчас учится, милая. У него сессия, — я стиснула зубы, чувствуя, как новая волна боли захлестывает меня.
Даже думать о сыне сейчас было невыносимо. Как объяснить ему, что случилось? Как он отреагирует на новость о разводе? Меня разрывало на части от чувства вины. Казалось, что Антон не вынесет этой новости и что-нибудь с собой сотворит! Мне было так страшно и даже не с кем разделить эту боль.
— А папа? — Машин голос вдруг стал тихим, робким. — Папа тоже приедет?
Я крепче сжала руль, костяшки пальцев побелели. Эта тема – как открытая рана, жгучая и кровоточащая. Одно только упоминание о муже вызывало тошноту.
— Твой… папа… Папа сейчас занят, — пробормотала я, чувствуя, как к горлу подступает ком, душащий и горький.
Лгать дочери было невыносимо, но говорить правду – еще страшнее.
— А чем он занят? — Маша подалась вперёд, её маленькие ручки ухватились за спинку моего сиденья. — Почему он никогда не ездит с нами к бабушке?
— Маша! — Я не выдержала и сорвалась. Голос прозвучал резко, почти криком. — Перестань, пожалуйста! У мамы болит голова! Не задавай столько вопросов!
Маша испуганно отпрянула. В её больших, доверчивых глазках блеснул страх. Увидев это, я тут же осознала свою ошибку. Меня пронзило острое чувство вины.
— Прости меня, малышка, — я протянула руку назад и нежно погладила дочку по ножке. — У мамы правда очень болит голова. Пожалуйста, посиди тихонько, хорошо? Маме нужно сосредоточиться на дороге.
Наконец-то показалась деревня.
Сердце забилось чуть быстрее, а на душе стало как-то легче. Свернув на знакомую дорогу, я сама не заметила, как прибавила газу.
Скорее бы к бабушке! Только у неё я по-настоящему отдыхаю.
Дом, где прошло мое детство... Здесь все такое было родное и понятное. Запах бабушкиных пирогов, теплые пуховые одеяла, которые она сама взбивала каждое утро... даже её ворчание – родное и какое-то успокаивающее. Вернуться в детство. Просто побыть ребенком, которому не нужно решать взрослые проблемы.
В этом доме я чувствую себя защищенной, как будто все проблемы и тревоги оставались где-то далеко. Сейчас это было особенно важно. Так хотелось забыть обо всем! Про измену мужа, про эту кошмарную женщину, которая так собственнически лапала моего мужа… Выжечь из памяти эту сцену, которая стояла перед глазами и никак не хотела уходить!
Забыть.
Подъехав к бабушкиному забору, ярко раскрашенному в веселые цвета – помню, как мы красили его все вместе прошлым летом – я дважды нажала на клаксон.
И улыбнулась. Впервые за этот бесконечный день. Бабушка – мой островок спасения.
На крыльце показалась бабуля. На ней – моя старая леопардовая футболка и лосины, которые я когда-то отдала ей, смеясь, что они мне безнадежно малы. Бабушка, видно, берегла этот "наряд" для особого случая. На голове – белоснежная косынка, в руках – полотенце.
Явно застали ее врасплох, прямо посреди каких-то кухонных волшебств. Я помахала ей, и бабушка, улыбаясь вовсю, поспешила нам навстречу.
– Аленушка! Вот это да! Не позвонили, не предупредили. Радость-то какая!
Но, встретившись с моим взглядом, бабушка мгновенно посерьезнела. Ее радостное выражение сменилось тревогой.
– Девочка моя, что случилось?
И тут я не смогла сдержаться. Все, что так тщательно прятала в себе последние дни – обида, боль, отчаяние – вырвалось наружу с неудержимой силой. Лицо исказила гримаса обиды и боли, губы задрожали.
– Ба… – только и смогла вымолвить я, чувствуя, как подкатывает ком к горлу.
– Ты же моя хорошая! – Бабушка тут же распахнула объятия, и я уткнулась ей в плечо. Знакомый запах дома – смесь печеного хлеба, сушеных трав и чего-то неуловимо родного, бабушкиного – ударил в нос. Плечи затряслись, и слезы, горячие и обидные, потекли ручьями, обжигая щеки.
– Ну как же так? Какая скотина обидела мою девочку? Ноги поотрываю! – шептала она, гладя меня по голове своими теплыми, морщинистыми руками. – Не переживай, все образуется, со всем разберемся. Ты давай иди в дом. Ты с Машенькой?
Я кивнула, не в силах произнести ни слова.
– Я её встречу. Иди успокойся, умойся, приведи себя в порядок. Не к чему ребенка пугать.
Бабушка мягко подтолкнула меня к дому – маленькому, деревянному, с резными наличниками. В окнах – белоснежные занавески, на крыльце – горшки с геранью.
Дом, пахнущий детством и безопасностью. Я понуро побрела к крыльцу, чувствуя, как бабушкины слова согревают меня изнутри. А бабушка пошла открывать дверцу машины, встречать внучку, которая уже извертелась от нетерпения, высовываясь из окна и маша руками.
— Бабушка! — Маша, словно вихрь, вылетела из машины и бросилась бабушке на шею. — Мы к тебе приехали надолго! Представляешь? Не на чуть-чуть! Ура! Ура!
— Приехали, приехали, моя ласточка! — Бабушка крепко обняла внучку, чмокнула в макушку. — Соскучилась, моя хорошая?
— Очень! — Маша засияла, как солнышко. — А пирожки с яблоками будут?
— Будут, будут, все будет! Вы же, сама говоришь, надолго! — Бабушка подмигнула ей. — И блинчики завтра с малиновым вареньем будут. Беги, посмотри, как наши курочки подросли!
Маша, не помня себя от радости, помчалась по двору, останавливаясь то у клумбы с яркими цветами, то у яблони, с которой свисали уже налившиеся румянцем плоды.
— Бабулечка, смотри, земляника! — крикнула она, наклоняясь к небольшой грядке. — Можно я соберу?
— Собирай, собирай, моя ягодница! Только спелую выбирай, с зеленым носиком не рви, пусть до завтра висит, спеет, — Бабушка достала из-под навеса небольшую плетеную плошку. — Сложи сюда. Вечером с молочком съедим.
Маша, сосредоточенно хмуря брови, начала собирать спелые ягоды, складывая их в корзинку.
— А где мои цыплятки? — вдруг вспомнила она, подбегая к курятнику. — Они уже большие?
— Большие, большие! — улыбнулась бабушка. — Петушок вон какой важный стал, гребешок красный, а курочки-несушки уже яйца несут, беленькие, гладенькие.
Маша заглянула в курятник, глаза её расширились от удивления.
— Ой, какие они! — прошептала она. — А Цыпа где?
— Цыпа твоя теперь Цып, — засмеялась бабушка. — Вырос, красавцем стал. Вишь, хвост какой пышный отрастил!
Маша была настолько перевозбуждена, что только и слышали ее вскрики, удивление, да заливистый смех.
Я зашла в дом, переоделась в легкое платье и вышла на улицу. Села на завалинку, наблюдая за своими «девчонками». Сердце наполнялось теплом и умилением. Моя бабуля — моя гордость. Столько ей лет, подумать страшно, а такая активная, боевая. Как она возится с Машей! Смеются, веселятся.
Бабушка дала Маше маленькую лейку, и та, важно хмурясь, начала поливать грядки с цветами. Вода разливалась по земле, блестя на солнце, а Маша, запыхавшись, сияла от гордости, что помогает бабушке.
— Смотри, бабушка, я все полила! — прокричала она, показывая пустую лейку.
— Умница моя! — Бабушка погладила её по голове. — А теперь давай ручки моем и чай пить с булочками.
И откуда у бабушки столько терпения? Я бы давно уже не выдержала Машины бесконечные «почему» и «зачем».
Маша радостно захлопала в ладоши и побежала к бабушке, держа в руках корзинку с душистой земляникой. Глядя на них, я почувствовала, как напряжение постепенно отпускает меня.
Здесь, в бабушкином доме, я снова чувствовала себя защищенной и любимой. Здесь можно было, наконец, вздохнуть свободно и забыть хотя бы на время о своей боли.
Рука непроизвольно потянулась на автомате за телефоном.
Тридцать пропущенных от Володи. Механически смахнула уведомления и, подумав, добавила его номер в черный список. Хватит. Этот человек больше не существовал для меня.
Открыла свой блог и загрустила. Ещё вчера я радовалась каждому лайку, каждому комментарию, предвкушая новую фотосессию, новые идеи для постов.
Мои подписчицы — целое сообщество жизнерадостных женщин, с которыми я делилась своими мыслями, советами, историями из жизни. Личные сообщения пестрели от предложений о сотрудничестве, отзывами и вопросами от подписчиц.
Нужно было что-то им всем отвечать. Вникать. Но не было ни желания, ни сил. Предательство мужа ударило по мне гораздо сильнее, чем я думала.
Нет, я не боялась развода как такового. Я не была беспомощной и унылой домоседкой, замученной бытом, детьми и безденежьем.
Я работала, и сейчас уже вполне неплохо зарабатывала, следила за собой, любила наряжаться и выбираться в свет. У меня были друзья, интересы, своя жизнь. Я гордилась своей независимостью. Гордилась тем, чего добилась, но… В одночасье все это стало неважным. Все померкло.
Получается, важно было другое?
Понимание того, что все, чем я дорожила все эти годы — семья, доверие, любовь — больше не существует… Эта мысль жгла изнутри, оставляя после себя лишь пустоту и пепел. Наши вечерние разговоры перед сном, совместные поездки на море, смех детей, их первые шаги…
Все это вдруг потеряло смысл, превратившись в бледные, размытые воспоминания. Как будто кто-то взял и вырвал из моей жизни целую главу, оставив зияющую дыру, из которой веяло холодом и одиночеством.
И что теперь? Как собрать себя по кусочкам? Как объяснить все детям? Эти вопросы пульсировали в голове, не давая мне покоя. Я закрыла глаза, вдыхая теплый, наполненный запахами трав и цветов, воздух.
Бабушкин дом… Только здесь я могла хоть немного отвлечься от своей боли, почувствовать себя в безопасности.
Я сидела на лавочке, понурившись, безучастно глядя на бегающую за курами Машу. Малышка с визгом бегала за кудахтающей стайкой, пытаясь поймать петуха за его пышный хвост. Выглядело это забавно, но мне было не до смеха.
Бабушка тихонько подошла и присела рядом.
— Ну что ты, моя хорошая, грустишь? — спросила она, ласково положив руку мне на колено. — Что случилось? Рассказывай.
— Бабуль… — начала я, но тут же осеклась. Язык не поворачивался рассказать ей такое.
— Что, бабуль? — Бабушка повернулась ко мне, ее взгляд был полон тревоги. — Говори, не томи.
— Я… я застала мужа… в кафе… с другой, — выдавила я, чувствуя, как к горлу подкатывает комок.
Бабушка мгновенно подобралась, ее лицо нахмурилось.
— С другой? — переспросила она. — И что они делали?
Я всхлипнула, но, собравшись с силами, сосредоточилась, пытаясь вспомнить ту ужасную сцену, которую хотела бы навсегда вычеркнуть из памяти.
— Она… она брала его за руку… смотрела ему в глаза… — слова давались мне с трудом.
— Они держались за руки и смотрели друг другу в глаза? — уточнила бабушка, ее голос стал стальным.

– Пойдем-ка, милая, кое-что тебе покажу, – сказала бабушка и медленно пошла по направлению к крыльцу.
Я вздохнула и поплелась за бабулей.
На входе в дом сразу окутал знакомый с детства запах. На кухне пеклись булочки – бабушка как будто знала и чувствовала, что мы сегодня к ней приедем, готовилась. Я всегда поражалась этой ее суперспособности. Когда бы мы не нагрянули, хоть с приглашением, хоть без, нас ждал вкусный обед и прекрасное настроение бабули.
Аромат уюта, такой родной и умиротворяющий навевал детские воспоминания, и меня невольно растрогал. Я ощутила поддержку, заботу, понимание… Ощутила, что я дома, рядом с родным человеком, который всегда меня поймет и поддержит.
— Сядь, — махнула она на стол.
Тем временем бабушка подошла к старинному серванту, открыла резные створки и начала что-то там искать. Я села за большой обеденный стол, накрытый пестрой гобеленовой скатертью.
Мне всегда нравилась эта скатерть. Не знаю, сколько лет она здесь была, но выглядела она как новая. Впрочем, если знать мою бабушку, то всё становилось понятно. Она всегда так аккуратно и бережно относилась к вещам. Тяжелые времена, тяжелая жизнь научили её экономить и ценить то, что имеешь. Каждый предмет в этом доме был пропитан историей, хранил тепло бабушкиных рук и дышал удивительным покоем.
Скатерть была плотная, с тяжёлыми золотыми кистями по краям. Я ещё помнила её с детства. Мне нравилось рассматривать вытканные на ней картинки, на которых влюблённые парочки целовались, встречались, катались на лодке… Целая картина из разных композиций! В детстве я могла часами разглядывать эти сценки. Вот и сейчас я машинально обвела пальцем фигурку девушки с леечкой, всё ещё находясь глубоко в своих мыслях.
Вдруг рядом села бабушка. Я подняла на неё глаза. Она положила на стол колоду карт.
– Смотри сюда, – сказала она твердо...
– Боже, бабуль, это что ещё за новшество такое? – удивилась я. – Я не замечала за тобой увлечения карточными играми.
– Тьфу на тебя! Какие игры? – Бабушка отмахнулась. – Смотри, меня этому научила одна цыганка. Давно это было, и я нечасто к этому прибегаю, но умею делать расклад на решение вопросов.
Карты выглядели старыми и потёртыми. Это были не игральные карты, а скорее какие-то карты Таро, или что-то в этом роде. Я в таком не разбиралась. Но бабушка, конечно, заинтриговала меня. Мне даже стало немного весело. С любопытством я следила за её движениями.
Своими грубыми, узловатыми пальцами бабушка начала перетасовывать колоду. Потом вдруг вскинула на меня глаза.
– Что ты на меня уставилась? Не смотри на меня, смотри на карты и думай о своей ситуации! – проворчала она. – Какой вопрос ты хочешь задать? Давай, девочка, сосредоточься и не веселись мне тут! Я тебе сейчас похихикаю! Ну-ка, перестань! Давай, сосредоточься, дело серьёзное!
Я постаралась перестать улыбаться и сосредоточиться на своём вопросе.
– Ну что у меня… какой у меня вопрос, бабуля… – пробормотала я. – Вопрос у меня один. Обманул ли меня мой муж? И что мне теперь делать?
– Теперь ты должна сдвинуть карты, – сказала бабушка, протягивая мне колоду.
Я сдержала усмешку, сдвинула часть карт левой рукой к себе. Бабушка ещё раз перемешала колоду и начала раскладывать пасьянс. Она выкладывала карты каким-то полукругом, затем на них клала другие карты поперёк, что-то смотрела, о чём-то думала, хмурилась.
– Бабуль, ну что там? – нетерпеливо спросила я.
– Тихо, не мешай! – шикнула на меня бабушка.
Я вздохнула и терпеливо стала дожидаться окончания ритуала и бабушкиного решения моей судьбы.
Всё это, конечно, выглядело забавно. Рассуждать о том, что какие-то бумажки с картинками могут мне помочь, могут как-то решить мою ситуацию, когда у меня рухнула семья, когда у меня рухнула вся моя жизнь…
Это было настолько комично и нелепо, что даже немного приподняло мне настроение, и чёрная тоска начала понемногу отступать. Разве что только ради этого стоило бабуле мне погадать.
– А почему ты раньше меня никогда не гадала? – спросила я.
– Да тихо тебе говорю, не мешай, я сосредоточена! – прошипела бабушка. – Смотри сюда, вот такой расклад. Ждёт тебя дорога дальняя, а здесь и принц бубновый. Ждёт тебя испытание медными трубами…
– Ну и что это значит? Я вообще ничего не понимаю, – растерялась я.
– Да тихо ты! Вот смотри, вот твой муж – бубновый король.
– Почему это муж? Как ты это поняла? Тут блондин нарисован, мой муж брюнет, – возразила я.
– Ну, может быть, это и не твой муж – встреча с бубновым королем будет для тебя знаковой. Сильно повлияет на твою жизнь! – немного смутившись, пробормотала бабушка.
Я рассмеялась.
– Бабушка, ну ты даёшь! Я со своим-то мужем разобраться не могу окончательно и выяснить, что у меня вообще в жизни происходит, а ты мне каких-то бубновых королей тут подсовываешь!
– Это не я тебе подсовываю! – бабушкин голос звенел. – Карты так легли! Ты не гневи судьбу. Нет тут веселья. Лучше смотри да запоминай. Сюда смотри. Дорога дальняя тебя ждёт. Видишь, шестерка бубен прямо на дверь указывает, как будто выталкивает тебя за порог. Куда – не знаю, карты молчат. Может, за границу, а может, и просто в другой город. В дороге этой сюрприз тебя ждет, неожиданный и… ну, скажем так, непростой. Семерка червей рядом — сердечные дела замешаны, однозначно.
Бабушка покачала головой, проводя морщинистым пальцем по раскладу.
— Подожди, дай я на телефон сфотографирую, в блог выложу.
— Ты что, чумная? — бабуля шлепнула меня по рукам. Такие вещи в тайне держат. Аленка, ну что ты за бестолковка такая. Мало тебя Ленка порола!
Я не выдержала и разулыбалась. Бабуля моя — добрейшей души человек. И наказание поркой, тем более внуков, в которых она души не чаяла, в ее присутствии представить было просто невозможно.
– Это Машенька! – Встревоженный крик дочери вырвал меня из уютных посиделок с бабушкой.
Мы обе, как по команде, выбежали на крыльцо.
Сердце ухнуло вниз. Машенька, визжа, метнулась за колоду дров, прижавшись спиной к шершавым бревнам. Ее смех сменился испуганным писком. Из-за поленницы показалась рогатая морда соседской козы – Белки. Белка, наклонив голову, воинственно блеяла, перебирая копытами.
– Ах ты, паразитка! – Бабушка, не раздумывая ни секунды, схватила стоявшие у крыльца грабли и бросилась на выручку внучке. – А ну, пошла прочь!
– Бабуля, она кусается! – крикнула Маша из своего укрытия, но голос ее звучал уже увереннее.
– Ох, батюшки ты мои. Совсем забыла про эту дурную балбесину. Она тут всех гоняет!
И действительно, Белка слыла грозой всей улицы. Соседские мальчишки, пытавшиеся проникнуть во двор за яблоками, не раз становились жертвами ее острых рогов и крепких зубов. Даже взрослые обходили ее стороной. Эта коза, казалось, считала себя хозяйкой всей улицы и ревностно охраняла свои владения.
— Кошмар! Боевая какая. Это действительно опасно!
– Да уж, боевая! Аня ее привязывает, а она любые привязи перекусывает, словно не зубы у нее, а пассатижи! Замучились с ней, – проворчала бабушка, наступая на козу. – Только вот на меня твои рога не действуют. Брысь, кому говорю!
Белка, недовольно фыркнув, отступила на пару шагов, но не сдалась. Она продолжала блеять, словно ругая непрошеных гостей.
– Машенька, иди ко мне скорее, – позвала я, протягивая дочери руку. – Не бойся, бабушка ее прогонит.
Маша осторожно выглянула из-за дров. Увидев, что опасность миновала, она выскочила из своего укрытия и бросилась ко мне в объятия.
– Мамочка! – всхлипнула она, прижимаясь ко мне. – Она такая страшная!
– Всё, всё, милая, – я крепко обняла дочку, гладя ее по голове. – Теперь ты в безопасности.
Бабушка, убедившись, что Белка ретировалась, подошла к нам.
– Ну и коза, – проворчала она, оглядывая внучку. – Не умотала тебя?
Маша, все еще немного дрожа, покачала головой.
– Нет, бабуля, я спряталась. А она всех гоняет? Даже Ваньку с Петькой? – Маша вдруг вспомнила соседских мальчишек, которые были старше и частенько Машку дразнили малявкой.
– Еще как! Она весной Мишку загнала на крышу!
Маша хихикнула и рассмеялась. Да так заливисто, видимо, стресс выходил.
Мы с бабушкой переглянулись и тоже рассмеялись. Страх как рукой сняло. Белка, конечно, была козой непростой, но, как ни странно, именно она помогла нам отвлечься от тяжелых мыслей. Мы обняли Машеньку, и в этом объятии было столько тепла, любви и поддержки, что все тревоги показались далекими и неважными.
Свежий воздух, яркое солнце и смех Машеньки сделали свое дело. Тяжелый груз, который еще совсем недавно сдавливал мне сердце, отдалился. Я вдохнула полной грудью, чувствуя, как внутри разливается тепло и спокойствие. Мир перестал казаться таким мрачным и безнадежным.
— Знаешь, бабуль, – сказала я, улыбаясь, – а ты права. Семья – это самое главное. Что бы ни случилось, вы всегда рядом.
— Еще бы, – подмигнула бабушка. – А теперь пойдем в дом, чай пить. Машенька, хватит с курами воевать, иди руки мой.
Машенька, которая уже успела забыть о своем испуге и с восторгом рассказывала о подвигах Белки, послушно побежала к умывальнику.
— А Курочка Ряба сегодня два яйца снесла! – кричала она на бегу. – Одно большое-большое, а другое маленькое!
— Вот чудеса, – улыбнулась я, беря телефон. – Надо это заснять.
Я решила записать пару кружочков для своего канала. Был страх, что я не смогу сымитировать хорошее настроение для записи видео, но сейчас почувствовала, что хочу поделиться своим настроением с подписчиками. Не всегда же в жизни у нас сказка. Да и на меня подписаны такие же люби со своими радостями и горестями.
— Привет, мои дорогие! – начала я, глядя в камеру. – Сегодня я хочу поговорить с вами о самом важном – о семье. Бывают моменты, когда кажется, что всё плохо, что мир рушится нам на голову. Но в такие минуты важно вспомнить о тех, кто нас действительно любит, кто всегда поддержит и поможет. О своей семье. И тогда вы поймете, что не все так страшно, что вы не одиноки. Ведь семья – это наша крепость, наше убежище, наша сила. Берегите своих близких!
Я закончила запись, чувствуя, как легко и свободно стало на душе. Будто я сбросила с себя тяжелый рюкзак, наполненный тревогами и сомнениями.
Машенька уже мыла руки, бабушка накрывала на стол, а в воздухе витал аромат свежезаваренного чая. И в этот момент я поняла, что жизнь прекрасна.
Мы с Машенькой уже почти дошли до крыльца, предвкушая ароматный чай с булочками, как вдруг услышали звук подъезжающей машины. Хлопнула дверца, и над невысоким забором показалась знакомая фигура. Муж! Серьезный, нахохленный, он решительно направился к калитке.
Меня словно током ударило. Ужас и паника сковали все тело. Я не готова была с ним говорить, просто не могла. Только-только собравшееся по кусочкам спокойствие вновь треснуло по швам.
Бабушка, мгновенно оценив ситуацию, крепко сжала мою руку.
— Иди в дом, — сказала она твердо. — Я сама с ним поговорю.
Не говоря ни слова, я шмыгнула в дом, словно перепуганная мышка, и побежала в дальнюю комнату. Как в детстве, спряталась за диван, судорожно пытаясь унять бешено колотящееся сердце.
Маша, побежавшая за мной, ничего не понимая, смотрела на меня круглыми глазенками.
— Мама, что случилось? – прошептала она. – Мы играем? Папе устраиваем сюрприз?
Я притянула ее к себе и приложила палец к губам, давая понять, что нужно молчать.
Из-за летней жары все окна были открыты, и я отчетливо слышала разговор бабушки с мужем.
— Что ж ты, сынок, так не по-людски поступаешь? – раздался ее строгий голос. – Разве ж так можно? У тебя жена – золото, ребенок – умница, а ты… Не ценишь, что имеешь. Потерять – проще всего, а вот вернуть…
Следующий день начался с тихого шелеста небольшого грибного дождика за окном. Он словно смывал остатки вчерашней бури, оставляя после себя свежесть и покой.
Машенька, проснувшись, сразу же залезла ко мне под одеяло, прижавшись своим теплым тельцем. Мы долго лежали, обнявшись, слушая мерный шум дождя. В эти минуты я чувствовала, как уходит напряжение, как душа медленно, но верно начинает залечивать раны.
Ближе к обеду дождь прекратился, выглянуло солнце, и мир вокруг преобразился. Все заблестело, заискрилось, воздух наполнился ароматом мокрой травы и цветов.
— Бабушка, мы с Машей пойдем на речку, прогуляемся, — сказала я, стараясь говорить бодрым голосом. Нужно было отвлечься, хотя бы на время забыть о вчерашнем. — И малины по дороге насобираем.
Бабушка с одобрением кивнула.
— Хорошая идея, — улыбнулась она. — Свежий воздух вам сейчас очень полезен. Только осторожно, не заходите слишком глубоко в лес.
— Хорошо, бабуль, — ответила я, и, взяв Машу за руку, мы отправились в путь.
Речка была неглубокая, с песчаным дном, идеально подходящая для детских игр. Маша с визгом бегала по берегу, собирала камушки, пыталась поймать маленьких рыбок, которые сновали в прозрачной воде. Я наблюдала за ней, и на душе становилось легче. Её беззаботный смех был лучшим лекарством от всех моих тревог.
По дороге к речке мы набрели на заросли малины. Ягоды были мелкие, дикие, но спелые, так и просились в рот. Маша с удовольствием собирала их, и её маленькие пальчики быстро стали красными от малинового сока.
— Ой! — вскрикнула Маша, и я увидела, как капелька крови выступила на её пальчике. Она укололась о шип.
— Ничего страшного, — успокоила я её, приложив к ранке свой палец. — Сейчас пройдет. Знаешь, — продолжила я, — когда я была маленькая, тоже часто кололась о малиновые шипы. И бабушка всегда говорила мне, что это малина проверяет, насколько ты её любишь. Если терпишь боль и продолжаешь собирать ягоды, значит, любишь по-настоящему.
Маша удивленно открыла рот, быстро забыв о своей ранке, снова начала собирать малину, стараясь быть очень осторожной. Глядя на нее, я думала о том, как важно беречь эти маленькие моменты счастья, эти простые радости, которые делают жизнь такой прекрасной. И в тот момент я поняла, что, несмотря ни на что, я буду бороться за свое счастье. За свою семью.
По дороге к речке, вдохновленная солнечным днем и беззаботным настроением Маши, я решила снять немного контента для своего блога. Мой блог о кулинарии, но сейчас что-то готовить не было сил. Поэтому немного простых радостей жизни никому не повредит. Мне нравилось делиться своими мыслями и моментами с подписчиками, и нравилась волна их тепла и поддержки.
— Машенька, давай снимем видео для моего блога! — предложила я дочке.
— Давай! — с радостью согласилась она, глаза ее заблестели. Маша обожала быть в центре внимания, а подписчики обожали ее.
Первым делом мы сняли короткий ролик, как собираем малину. Я показала крупным планом спелые, сочные ягоды, а потом навела камеру на Машу, которая старательно складывала малину в маленькое ведерко.
— Вот так мы собираем урожай! — с гордостью прокомментировала Маша, глядя в камеру. — Вкусная малина! Будет вкусный малиновый пирог!
Я лишь вздохнула… Ну что ж… Ребенок пообещал — придется печь!
— А теперь мы вам покажем нашу речку! — сказала я, переключая камеру на фронтальную. — Смотрите, какая красота вокруг!
Наконец, мы дошли до речки. Я установила телефон на штатив и сняла, как Маша играет на берегу: собирает камушки, пускает блики на воде, пытается поймать рыбок.
Потом мы решили снять смешной ролик на пляже. Я включила популярную детскую песенку, и мы с Машей начали танцевать, корчить рожицы и дурачиться. Маша, как всегда, была неподражаема — ее заразительный смех и неуклюжие танцевальные движения не могли не вызвать улыбку.
Мы наснимали много интересного материала. Я была уверена, что моим подписчикам понравится. Но самое главное — это были настоящие, живые эмоции, которые мы с Машей разделили друг с другом. А еще — прекрасное настроение, которое нам подарил этот замечательный летний день.
— Мама, смотри, какой я домик построила! — похвасталась Маша, показывая мне небольшую конструкцию из песка и камушков.
Я засняла и ее «домик» крупным планом — много немало! А потом навела камеру на себя.
— Вот так мы проводим время с моей дочкой, — сказала я улыбаясь. — Наслаждаемся летом, солнцем и друг другом. Давайте объявим день наших маленьких и не очень деточек и будем сегодня их любить особо трепетно и уделим им больше времени.
Вдруг прямо во время записи зазвонил телефон, я испугалась и чуть его не выронила!
Маша, увлеченная игрой с ракушками, даже не обратила внимания, а у меня сердце екнуло. На экране высветилось имя сына – Антон.
— Привет, мамуль! — раздался в трубке его голос, полный тревоги. — Вы где? Я приехал, а дома никого нет. Папа какой-то злой ходит, ничего не говорит. Я уж испугался, что случилось что-то.
Услышав про злость Володи, я невольно сжалась. Снова этот комок в горле, знакомое чувство беспомощности. Как же не хотелось впутывать в эту грязь и склоки сына…
— Мы у бабушки, — ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно. — Решили на недельку съездить, погостить.
— У бабушки? — Антон явно удивился. — А что случилось? Почему так внезапно?
Я замешкалась. Не хотелось врать сыну, но окунать с головой его в семейные разборки, тем более по телефону, тем более!
— Да так, — ответила уклончиво, — просто захотелось. У бабушки хорошо, спокойно. Маша с ней возится, развлекает, свежим воздухом дышим.
— А папа знает? — в голосе Антона все еще слышались нотки подозрения.
— Конечно, знает, — ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно. — Он просто… занят.
— Понятно, — протянул Антон. В его голосе слышалось явное недоверие. — Ладно, мам, тогда я тоже к вам приеду на выходных. Можно же?
— …боюсь, у меня для тебя плохие новости… — повторил Антон.
— Какие еще новости, сынок? Ты чего меня пугаешь? — сердце у меня заколотилось еще сильнее.
— Да потом расскажу, при встрече, — уклончиво ответил он. — Не хочу по телефону.
— Антон, не томи! — вспылила я. — Говори сейчас же! Что случилось?
— Мам, ну правда, давай потом, — настаивал сын. — Видеться надо, чтобы все объяснить.
— Нет, сейчас! — я уже почти кричала. — Не могу я ждать до выходных! У меня и так нервы ни к черту! Говори, что случилось!
— Мам, успокойся, — сказал Антон уже раздраженно. — Ничего страшного не произошло. Просто там кое-какое дело… короче, потом все расскажу.
— Так, все понятно, — процедила я сквозь зубы. — Секреты от матери? Значит, что-то серьезное.
— Да не секреты это! — повысил голос Антон. — Просто не хочу по телефону говорить! Все, давай, пока. У меня дела.
— Пока, — ответила я ледяным тоном и отключилась.
Я почувствовала, как меня захлестывает волна паники. В голову лезли одна мысль дурнее другой! Господи! А вдруг Антон их застукал где-нибудь вместе и теперь боится и не знает как мне об этом сказать? Какой кошмар!
Перед глазами снова всплыла та отвратительная картина: она, вся такая из себя ухоженная, искусственная и наглая, трется о руку моего мужа, а он… он даже не отстраняется! Пусть хоть тысячу раз мне доказывает, что ничего не было! Для меня все очевидно!
До того себя накрутила по дороге домой с речки, что, войдя в бабушкин дом, была чернее тучи.
Бабушка, заметив мое состояние, только покачала головой и ничего не сказала. На столе уже стоял шикарный обед: румяные пирожки с капустой и картошкой, свежие огурчики и помидоры с грядки, ароматный борщ с зеленью и сметаной.
Маша, увидев еду, сразу же залезла на стул и начала с аппетитом уплетать пирожки.
— Вкусно, бабуля! — прошептала она с набитым ртом, а потом, наевшись, удобно устроилась у бабушки на коленях и с блаженной улыбкой уснула.
У меня же совершенно не было аппетита. Ком стоял в горле, а в голове роились тревожные мысли.
Что же все-таки случилось? Что Антон хотел мне рассказать? И эти мысли терзали и выпивали все силы досуха!
На задворках сознания отдаленно крутилось, что нужно снимать контент для блога. Еще вчера я планировала записать рецепт бабушкиного фирменного пирога с малиной. Но сейчас у меня совершенно не было сил. Все мысли были заняты словами Антона и этой проклятой «выдрой», вьющейся вокруг моего мужа.
Я вышла на улицу и села на лавочку, бездумно глядя на заходящее солнце. Мне было душно, не хватало воздуха, хотелось расчесать ногтями грудь, чтобы стянуть железные оковы, сжавшие сердце и не дающие свободно вздохнуть!
— Ну что ты себя терзаешь? — раздался рядом бабушкин голос. Она тихонько присела рядом со мной.
— Бабуль, — начала я, с трудом сдерживая слезы, — мне Антон звонил. Говорит, что у них там что-то случилось. И… и какие-то плохие новости у него для меня есть. Но не говорит, какие. Только при встрече расскажет.
— Успокойся, деточка, — бабушка обняла меня за плечи. — Не накручивай себя раньше времени. Может, и нет там никаких плохих новостей. Мало ли что.
— Да какие еще могут быть новости, бабуль? — я всхлипнула. — Я уверена, что это из-за нее. Антон их, наверное, застукал где-нибудь. Вспомнила, как она к нему липла… Он даже не отстранился!
Бабушка вздохнула.
— Алена, — сказала она мягко, — я понимаю, тебе сейчас тяжело. Но не делай поспешных выводов. Поговори с Володей, выслушай его. Может, все не так, как тебе кажется.
— Не так? — горько усмехнулась я. — А как тогда? Что может быть очевиднее?
— Не знаю, деточка, — бабушка погладила меня по руке. — Но не нужно себя изводить догадками. Дождись Антона, Володю, поговори с ними. А пока… давай лучше пирог испечем. Малины вон сколько насобирали.
Я посмотрела на полное ведерко малины. Вспомнила, как мы с Машей весело ее собирали. И вдруг почувствовала, как напряжение немного отпускает.
— Да, бабуль, — сказала я. — Давай испечем. Только сил совсем нет…
— Ничего, — улыбнулась бабушка. — Я тебе помогу. Вместе справимся. А пирог… он всегда помогает. И от грустных мыслей, и от пустого желудка.
За калиткой взвизгнули тормоза и остановилась наша машина, поднимая клубы пыли.
Меня как током ударило. Володя!
В душе все перевернулось. Я не была готова разговаривать с ним в таком состоянии!
Хотелось забиться в самый дальний угол, исчезнуть, раствориться в воздухе. Но ноги словно приросли к земле.
«Нет», —твердо сказала я себе. — «Бегать больше не буду. Хватит!». Я должна посмотреть ему в глаза. Должна, наконец, услышать все из его уст и поставить точку в этой изматывающей истории.
— Ох, батюшки, — запричитала бабушка за моей спиной. — Ну, началось… Сейчас опять разборки будут. Господи, когда ж это кончится…
Из машины вышел Володя. И… достал огромный букет алых роз. Такого роскошного, почти неприлично огромного букета он мне не дарил никогда!
«Действительно…», — мелькнула язвительная мысль. — «Чтобы получить от него такие цветы, мне нужно было всего лишь уйти из дома и устроить истерику? Чтобы он понял, что я не пустое место и мне не наплевать?»
— Цветочки-то какие! — продолжала причитать бабушка, подходя ближе. — Видать, серьезно провинился твой Володя.
— Ага, серьезно, — пробормотала я себе под нос, сжимая кулаки. Внутри все клокотало от обиды и жгучей, разъедающей злости.
Захотелось вырвать у него этот букет, швырнуть ему в лицо и… и отхлестать им же по наглой физиономии!
Но эта вспышка ярости странным образом придала мне сил. Я расправила плечи, вздернула подбородок. Вместо запуганной и несчастной женушки, которой я себя чувствовала последние дни, вдруг появилась холодная, насупленная фурия.
«Спасибо за букет, дорогой», — подумала я, встречая злым взглядом приближающегося мужа. — «Я оценила твое подношение по достоинству».
Володя, как всегда, выглядел с иголочки.
Даже сейчас, после нервного потрясения, он умудрялся производить впечатление человека, только что сошедшего с обложки глянцевого журнала.
Волосы аккуратно уложены – наверняка, пользовался своим новым гелем для укладки с эффектом мокрых волос. Легкая, только на первый взгляд небрежная, щетина, которую он на самом деле ровняет и подбривает по полчаса, вооруженный триммером.
Отглаженная темно-синяя футболка выгодно обтягивала мышцы груди и рук, визуально делая его еще шире в плечах. От него исходил привычный аромат дорогого парфюма – свежий, с древесными нотками.
Мой муж всегда внимательно следил за собой и того же требовал от других.
Красиво выглядеть и вкусно пахнуть – это было для него своего рода культом. Раньше я считала это своей гордостью, своим личным достижением. Мол, смотрите, какой у меня муж – загляденье!
Я и сама никогда не была забитой, замученной, неухоженной клушей, старалась поддерживать себя в форме, следила за модой.
Но на фоне Володи, признаться честно, иногда чувствовала себя… как бы это сказать… недостаточно яркой, что ли. Тенью своего мужчины.
И все же раньше у меня и в мыслях не возникало, что мой безупречный муж может нравиться кому-то еще, кроме меня!
Теперь же я словно прозрела. Шоры упали с глаз!
«А ведь правда», — с едкой горечью подумала я, с головы до ног разглядывая его, как экспонат в музее. — «Для кого он так выряжается каждый божий день? Уж явно не для меня! Не для жены, которая видела его и с помятым лицом, и с нелепым вихром на голове после сна, и больного…».
Внутри все сжималось от обиды и жгучей, разъедающей ревности.
— Алена, это тебе, — произнес он, немного лениво и устало протягивая мне огромный букет. — Давай уже, кончай дурить. Не было ничего и быть не могло. Света ошиблась, я с ней поговорил, подобного больше не повторится.
Внутри меня словно что-то взорвалось.
— Что ты себе позволяешь?! — зашипела я, чувствуя, как к горлу подкатывает волна ярости. — "Ошиблась"! "Поговорил"! Да ты хоть понимаешь, что… что… — слова застряли в горле от переполнявших меня эмоций.
Он тут же подобрался и посмурнел.
— Алена, — он почти прорычал, — Что ты меня позоришь? Собирайся, поехали домой.
— Это я тебя позорю? Да ты совсем охренел? Катись отсюда со своим букетом! Мне дарил ты мне никогда таких охапок, вот и дари кому привык!
— Алена, ты чего? — в голосе Володи послышалось раздражение. — Я же все объяснил! Что ты еще хочешь?
— Объяснил?! — я расхохоталась, — Да ты хоть сам-то себя слышишь? «Света ошиблась»! Она к тебе липла, как муха на… А ты даже не отстранился! И ты мне говоришь, что ничего не было?!
— Да что ты, черт возьми, так реагируешь?! — Володя повысил голос. Он явно не ожидал такой бурной реакции. — Я же сказал, что с ней поговорил! Больше этого не повторится!
— Засунь себе свои цветы… — процедила я сквозь зубы, — …в одно место! Мне они без надобности! И разговоры твои тоже! Я… я… — слезы ярости наконец прорвались, — я не могу больше!
— Дались тебе эти сраные цветы! — его лицо покраснело, ноздри раздувались.
Он небрежно, одним движением, отбросил букет на лавку.
Я даже вздрогнула – такой шикарный, безумно дорогой букет, а ему это безразлично!
Букет шлепнулся на деревянные доски, ломая головки крупных цветов. Как будто не живые цветы, чтобы радовать глаз, а бесчувственный реквизит, ненужная декорация. Чисто для галочки, для отмазки, чтобы замять скандал.
Он не вложил в него ни крохи души, ни капли тепла. И теперь и сожалеть ему было не о чем.
Я горько усмехнулась.
«Вот и я для него такая же – аксессуар для статуса, галочка в списке «жена, дом, семья», — с острой, щемящей горечью подумала я, глядя на разбросанные по лавке розы. — «Пока безупречно выполняю свою функцию жены – все хорошо, все довольны. А как только перестану соответствовать его идеалу, перестану быть удобной – выкинет, как ненужную вещь, и не посмотрит, сломалась я там, разбилась, или нет».
От этой мысли стало так тошно и горько, что к горлу подкатил ком.
Он резко схватил меня за плечи и грубо потряс, словно пытаясь выбить признание, что я на все махнула рукой и все будет «как раньше».
— Алена, ну что ты себе надумала?! — прорычал он мне в лицо. — Не было ничего! Пойми ты, наконец! Мне никто, кроме тебя и детей, не нужен! Ты все навыдумывала, накрутила себя!
Я молчала, глядя на него расширенными глазами. А внутри разливалась чернотой пустота.
— Ну что ты молчишь?! — его голос становился все громче, — Что мне сделать, чтобы ты поверила? На коленях ползать в грязи? Унизить меня хочешь?! Этого добиваешься? Прощения просить?
— А есть за что? Нет, не хочу, — тихо ответила я, — Это ты придумал. Я такого не говорила. Мне от тебя ничего не нужно, кроме… правды. Но ты, я смотрю, к ней сам не готов.
— Да какой еще правды?! — взорвался он, встряхнув меня так, что зубы клацнули. — Что ты городишь?! Не было ничего! Как мне еще тебе доказать? Мамой клясться, что ли?!
— Убери от меня руки и перестань трясти, — процедила я сквозь зубы, холодно и зло.
Он замер, словно ударенный током. Руки ослабли, перестав сжимать меня до боли. И на мгновение, всего на одно короткое, почти неуловимое мгновение, под всей этой бутафорией из показной уверенности и напускного гнева, я увидела своего родного Володю. Настоящего.
Увидела в его глазах проблеск растерянности, боли… и чего-то еще, неуловимого, что заставило мое сердце болезненно сжаться.
— Ален… Я… — начал он, запинаясь, но тут же осекся, отведя взгляд. — Ты… ты просто не понимаешь…
— Что я не понимаю? — спросила я, уже гораздо тише, но от этого не менее холодно.
— Это… это все не так, как ты думаешь, — пробормотал он, избегая моего взгляда. — Я… я не хотел…
— Не хотел чего? — мой голос звенел от напряжения.
— Чтобы так получилось, — он нервно провел рукой по волосам, — Я… клянусь…
В обед пятницы, даже не дожидаясь выходных, к нам, как и обещал, приехал мой сын Антон.
Бабушка, как обычно, словно знала каким-то неведомым образом и накрыла стол аккурат ко времени его приезда: нажарила его любимых котлет, испекла пирог с яблоками.
Антон ел молча, ковыряясь вилкой в тарелке, было видно, что сын чем-то сильно озадачен. Я сидела рядом, в голове роились самые черные мысли, но спросить я все не решалась…
Бабушка же, не привыкшая к такому поведению внука, забеспокоилась.
— Антоша, что случилось? Ты какой-то смурной. В институте всё в порядке? – спросила она ласково.
Антон вздохнул, отложил вилку и посмотрел на бабушку потухшим взглядом.
— Да вроде всё нормально, – буркнул он.
— Вроде? Что-то случилось, я же вижу. Рассказывай, – не унималась бабушка.
Я тоже присоединилась к расспросам.
— Сынок, мы волнуемся. Поделись, что тебя гнетёт?
Антон молчал, нервно теребя салфетку. Было видно, что ему тяжело говорить.
— Ну же, Антон, не томи! – сказала я с нажимом.
Он глубоко вздохнул и, наконец, проговорил:
— Я… я жениться хочу.
В комнате повисла тишина. Бабушка замерла с полуоткрытым ртом, уронив ложку на стол. Я почувствовала, как у меня перехватило дыхание.
— Чего-о?! – выдохнула бабушка.
— Жениться? – полушепотом переспросила я, не веря своим ушам.
Мы с бабулей переглянулись, ничего не понимая. Мы ждали все что угодно, в голове рождались самые отвратительные картины того, о чем мог узнать сын и что его могло беспокоить, но это… Мы просто потеряли дар речи.
— Да. Я хочу жениться.
— Антош… Ты? Жениться? – переспросила я в который раз, не веря своим ушам. Мозг просто отказывался принимать такую информацию! – А кто она?
— Мы учимся на одном потоке. Евгения, – ответил Антон, не поднимая глаз.
— Евгения? – переспросила бабушка. – Но ты же о ней ничего не рассказывал.
— Да, не рассказывал, – буркнул Антон.
— А что за спешка? – переспросила я, все еще ничего не понимая – Почему? Сынок, вы же учитесь… встречайтесь пока… Всё же успеете…
Антон поднял взгляд и посмотрел на меня серьезно.
— Так вышло, мам. Она беременна.
У меня земля ушла из-под ног. Беременна! Это слово пульсировало в висках, заглушая все остальные мысли.
Я украдкой взглянула на бабушку – та сидела бледная, губы поджаты, в глазах – та же смесь шока и растерянности. Мы словно обменялись безмолвным вопросом: «Как такое могло случиться?»
Антон всегда был таким разумным, ответственным. Любил учебу и делал это с удовольствием, целеустремленный, все силы бросал на свое развитие, мечтал о карьере. Ночевал дома, никаких тебе гулянок до утра, подозрительных компаний. И вдруг – беременная девушка, ребенок…
Всё, что мы с отцом так старательно выстраивали, рушилось в одночасье. Все планы, надежды, мечты о его блестящем будущем…
Сердце сжалось от болезненного укола. Как не вовремя… Именно сейчас, когда я себе-то помочь не могу… Неужели это конец его учебе, карьере? А эта Женя… Кто она? Какая-то безголовая девчонка, которая забеременела и теперь… что? Сломала жизнь моему сыну? Господи! Ну как из леса выбежали! Почему никто не подумал о средствах защиты… Как же так…
В голове пронеслась мысль о муже. Что я ему скажу? Он ведь всегда был против того, чтобы я давала Антону ключи от бабушкиной квартиры. «Вот, – скажет, – потакала, давала слишком много свободы, а теперь расхлебывай». И будет прав! Какой кошмар… Чувство вины жгучей волной захлестнуло меня. Как я могла быть такой беспечной? Почему недоглядела?
Хотелось закричать на сына, но все фразы звучали до того избито и нелепо, а сынок сидел такой понурый и расстроенный, что весь мой пыл вмиг сдулся.
Бабушка кашлянула, привлекая наше внимание. В ее взгляде, обращенном к Антону, читалась смесь укора и… боли. Наверное, те же мысли терзали и ее. Мы обе мечтали о другом будущем для своего мальчика.
— А как же… институт? — прошептала я, не до конца веря в реальность происходящего.
Сын был насуплен. Я знала этот его взгляд — если ему что-то взбрело в голову, и он принял решение, спорить бессмысленно. Он упрямо смотрел в одну точку, словно ожидая нашей реакции.
Бабушка очнулась первой. Вздохнув, она встала и подошла к Антону, положив руку ему на плечо.
— А ты в гости её пригласи, — сказала она мягко. — Мы с твоей девочкой познакомиться хотим. Да и не переживай ты так, сынок, — бабушка ободряюще улыбнулась. — Жизнь она такая, непредсказуемая. Если так сложилось, значит, так и должно быть. А воспитать — поможем. Вон сколько у тебя нянек! Будете учиться, диплом получишь, будет у тебя самая лучшая семья. Всё образуется.
Сын, всё ещё хмурый и насупленный, неверяще смотрел то на бабушку, то на меня. А я тоже как-то выдохнула, словно мирясь с неизбежным. Ведь однозначно я никогда бы не стала настаивать на том, чтобы девочка сделала аборт и угробила свое здоровье и будущее. Внутри, конечно, бушевал ураган, но внешне я старалась держаться спокойно.
— Красивая хоть? — с лукавой улыбкой спросила бабушка, снимая напряжение.
Лицо Антона мгновенно преобразилось. Хмурость исчезла, и он, наконец, растекся в улыбке.
— Красивая, — прошептал он мечтательно. — Очень.
— Ты иди, вон баней займись, — отправила его бабуля.
Сын, буркнув что-то про дрова, вышел во двор. Как только за ним закрылась дверь, мы с бабушкой переглянулись.
Сын копошился во дворе. Я, словно заведенная, подошла к окну. Он уже возился у бани, наклоняясь, чтобы поднять охапку дров. Сгорбленная спина, напряженные движения…
Даже в этом было что-то обреченное, что-то, отчего у меня само́й сжалось сердце. Убедившись, что он достаточно далеко и не может нас подслушать, я резко повернулась к бабушке. Всё мое отчаяние, весь ужас и непонимание ситуации выразились в одном бессильном жесте: я замахала руками, беззвучно вопрошая: «Ну что же теперь делать?! Как же так?!» В глазах стояли слезы, которые я сдерживала из последних сил.
Вдруг бабушка словно очнулась. Резко выдохнув, она бросила полотенце на стол.
— Ладно, Алёнушка, — сказала она, голос её, хоть и дрожал, но звучал решительно. — Слёзы делу не помогут. Раз уж так вышло, надо что-то решать. Садись, давай чаю попьем, — бабушка указала на стул. — А то совсем остыл.
Я послушно села, чувствуя, как понемногу возвращается способность мыслить. Бабушка поставила передо мной чашку с остывшим чаем.
— Значит так, — продолжила она, — сначала с девочкой познакомимся. Посмотрим, что она за птица. А там видно будет. Может, не так всё и страшно.
Я сделала глоток чая, но он показался мне безвкусным. Страх и тревога никуда не делись, но бабушкина уверенность немного успокаивала.
— А вдруг она… ну… нехорошая? — спросила я, озвучивая свой главный страх. — Вдруг она Антону не пара?
— Поживём — увидим, — ответила бабушка, пожимая плечами. — Главное сейчас — Антона поддержать. Ему сейчас, наверное, тяжелее всех. Молодой совсем, испугался…
В этот момент я услышала, как хлопнула входная дверь. Антон вернулся. Он выглядел уже спокойнее, хоть и следы переживаний ещё были видны на его лице. Он подошёл к столу и сел рядом со мной.
— Мам, бабуль, — начал он, — я Жене позвонил. Она завтра придёт.
Мы с бабушкой переглянулись. Завтра. Новый день, новая встреча, которая, возможно, перевернёт всю нашу жизнь. И мы обе, несмотря на страх и неопределенность, были готовы к этому.
***
Раздался звонок телефона.
— Это Женя приехала, — крикнул Антон и выбежал во двор встречать гостью.
Сердце ухнуло куда-то вниз. Мы с бабушкой, затаив дыхание, переглянулись. В ее глазах читался то же волнение, что и в моих. Не сговариваясь, мы остались в кухне. Бабушка задернуда занавески в проеме двери, чтобы нас не было видно, но можно было подслушать разговор.
Дверь в прихожей скрипнула, и послышался голос Антона:
— Проходи сюда, Жень. Садись.
Цокот каблуков по паркету, и резкий, приторный запах духов ударил в нос даже в соседней комнате. Я осторожно выглянула из-за шторки, прикрывавшей дверной проем. Девушка. Накачанные силиконом губы, облегающие джинсы, короткий топик, длинные нарощенные ресницы. Она с пренебрежением оглядывала прихожую, кривя густо накрашенные губы.
— Ты что, живешь в ТАКОЙ халупе? — ее голос, резкий и высокий, резанул по ушам.
Антон явно растерялся.
— Почему халупе? Здесь бабуля живет, я в городе, на Ленина.
Я бросила взгляд на бабушку. Лицо ее побелело, губы были плотно сжаты. Она, как и я, проглотила оскорбление с трудом.
— А где мы будем с тобой жить? — продолжила допрос девушка, небрежно бросая сумку на комод на белоснежную вязанную салфетку.
— Я пока не знаю, — неуверенно промямлил Антон. — Наверное, в квартире бабули, где день рождения отмечали.
Девушка фыркнула, презрительно оглядев прихожую еще раз.
— Пффф… Тоже халупа. Там ремонт нужно делать. Я там жить не смогу.
— Ну да, — согласился Антон. — Бабушка с дедом там лет двадцать уже не живут, и ремонта, соответственно, не было. Но разве это проблема? Переклеим обои. Я смотрел ролик, как это делается.
— Ты что, совсем?! — воскликнула девушка, бросая на Антона удивленный и раздраженный взгляд. — Это должны профессионалы делать! Иначе будет черти что, и видно будет, что тяп-ляп все! Как я гостей приведу? Хочешь, чтобы надо мной смеялись?
— Ну… — растерянно протянул сын, потирая затылок. — Значит, наймем. Не переживай.
Мы с бабушкой снова переглянулись. В её глазах, помимо досады, я увидела раздражение. Похоже, "птичка" оказалась не просто хищной, а еще и совершенно бестактной.
У меня сжалось сердце. Бедный мой мальчик. Что же теперь будет?
Мы сидели, прислушиваясь к резкому разговору в соседней комнате, каждая погруженная в свои мысли. В голове крутился какой-то безумный калейдоскоп событий последних дней.
Как же все невовремя… Сама-то не знаю куда деться от мыслей, куда сбежать. А теперь еще и эта беременность, эта девушка…
И как Антона угораздило связаться с такой особой? Что же теперь будет? Мои мысли путались, я просто растерялась!
Вдруг бабушка резко встала. Взгляд ее, обычно такой мягкий и добрый, стал жестким и решительным. Она коротко кивнула мне и, расправив плечи, направилась в гостиную. Я обреченно вздохнула и поплелась следом, чувствуя, как неприятный холодок пробегает по спине. Предчувствие не обмануло – все оказалось еще хуже, чем мы могли представить.
Бабушка, войдя в гостиную, чинно подошла к девушке, протянула для знакомства руку и произнесла с показательно добродушной улыбкой:
— Здравствуй, деточка. Ты, должно быть, Женя? Я бабушка Антона, Тамара Андреевна, очень приятно познакомиться.
Женя, не переставая жевать жвачку, лениво протянула руку, едва пожав бабушкину.
— Здрассти, — буркнула она, скользнув по бабушке равнодушным взглядом.
— Антон нам о тебе рассказывал, — продолжала бабушка, стараясь не обращать внимания на холодный прием. — Как доехала? Устала, наверное?
— Нормально, — ответила Женя, отворачиваясь и рассматривая свои ногти.
— Что ж, — бабушка не сдавалась, — присаживайся, чувствуй себя как дома. Сейчас чайку попьем, с пирогами…
— Не хочу ничего, — Женя закатила глаза. — Мне душно тут у вас.
— Это, наоборот, от обилия кислорода. Воздух у нас чистый. Дышится легко, даже голова иногда кружится. Расскажи нам про свою семью? Они уже знают о предстоящей свадьбе?
В этот момент Женя картинно прижала руку ко лбу и издала преувеличенно-страдальческий стон.
— Ой, мне плохо… кажется, сейчас упаду…
Выглядело это настолько наигранно, что я едва сдержала смешок. Однако Антон, побледнев, подскочил к Жене и подхватил ее, испуганно лепеча:
— Женечка, что с тобой? Тебе плохо? Приляг на диван. Может, водички?
Он бросил на нас с бабушкой быстрый, полный упрека взгляд. Мы словно стали причиной внезапного недомогания его драгоценной Жени. Бабушка покачала головой и тяжело вздохнула.
Вечер опускался за окнами, наполняя дом мягким, но тяжёлым сумраком. Антон уехал с Женей провожать её в город, а мы с бабушкой остались одни за круглым, покрытым габеленовой скатертью столом. Тишина висела между нами немым укором, а мы безмолвно гипнотизировали чашки с чаем — в рот ничего не лезло.
Первой нарушила молчание бабушка.
— Ален, — сказала она, тяжело вздыхая, — я, конечно, жизнь прожила, многое повидала, понимаю, что время меняется, и люди меняются... Но даже для меня это перебор. Как угораздило нашего мальчика попасть в такую историю? — голос её был тихим, но оттенок боли и усталости четко ощущался в каждом слове.
Я тоже вздохнула, чувствуя, как всё внутри будто сжимается от растерянности и страха за будущее сына.
— Бабуль, я сама в шоке…
Когда мы вышли из кухни, чтобы познакомиться с новой «подругой» Антоши... Первое впечатление оказалось очень противоречивым. Девушка вела себя и выглядела слишком вызывающе. Вульгарно — вот слово, которое лучше всего её описывает. Она даже не пыталась нам понравиться — наоборот, словно специально демонстрировала, что ей все равно.
В какой-то момент она прямо сказала: «Я не тот человек, который нравится старшему поколению. И у меня нет цели вам понравиться, как бы вам этого ни хотелось. Я такая, какая есть, и вам придётся меня такой принимать».
— Грубая, резкая... Но мы ведь не знаем, что там за семья. Может у нее травма, может родители требуют аборта? Вот ребенок агрессивно и настроен к каждому взрослому. Не доверяет.
— Ты права, — сказала я. — Мало информации. Нужно время.
Бабушка тоже за словом в карман не полезет. В какой-то момент даже попыталась поставить эту Женю на место, но та... просто сделала вид, что ей плохо. Очередной спектакль с головокружением. Антон повёлся на это —с бегал, принес воды, распахнул окно для доступа «свежего воздуха», и даже вызвался проводить её в город.
В итоге всё закончилось скомкано и оставило после себя лишь дурное чувство растерянности.
Бабушка глубоко вздохнула, сложив руки на столе.
— Я не понимаю, что нам делать. Как вообще со всем этим быть? Что это за жизнь такая — у нашего ребенка? Какая семья его ждёт? Как нам дальше жить с такой невесткой? А если так и будет настраивать нашего мальчика против нас?
— Я столько историй слышала о подобном, но даже подумать не могла, что такой кошмар может прийти в нашу жизнь…
Я посмотрела на неё, стараясь найти слова.
— Бабуль... я не знаю. Но боюсь, выбраться из этого будет не просто. Мы должны попытаться понять, что за человек она, почему такая, и — главное — что чувствует Антон. Потому что для него это, наверно, самое главное, и совсем не то, что мы можем себе представлять.
Тишина снова окутала нас, но теперь она была наполнена не безысходностью, а тревогой и надеждой —как накануне бури, когда неведомо, что принесёт завтрашний день.
— Разве что один плюс во всём этом, — произнесла бабушка задумчиво, словно сама не веря своим словам.
Я непонимающе уставилась на неё.
— О чём ты? — спросила я, не скрывая своего удивления. В этой ситуации мне не виделось никаких плюсов, один сплошной кошмар.
Бабушка посмотрела на меня, в её глазах мелькнул странный огонёк.
— Ну, — начала она, чуть помешкав, — теперь-то ты точно одна не останешься. Внуки будут. А это, сама знаешь, радость. И помощь в старости.
Я опешила. Первая мысль, которая пронеслась в моей голове, была: «Бабушка, ты серьезно?!». Но, глядя на её усталое, но в то же время как будто посветлевшее лицо, я поняла, что она действительно пытается найти хоть что-то хорошее в этой, мягко говоря, неприятной ситуации.
— Бабуль, — тихо произнесла я, — ты сейчас про внуков? С этой… девушкой? Ты же сама видела, какая она. Какие внуки?
— А что? — бабушка пожала плечами. — Молодая, здоровая, детей родит. Стерпится, слюбится, что ж теперь. А нет… Так мы с тобой… чем сможем, поможем. Не бросим же их.
В её голосе слышалась не столько надежда, больше какая-то обреченность. Как будто она уже смирилась с неизбежным и теперь пыталась убедить в этом и меня. Но я не могла так легко принять эту мысль. Слишком много неизвестных, слишком много тревог.
— Я не уверена, что это так просто, — пробормотала я, качая головой. — Мы же её совсем не знаем. А вдруг…
— А вдруг что? — перебила меня бабушка. — Вдруг она окажется не такой плохой, как нам показалось? Вдруг она полюбит Антона, а он — её? Вдруг у них будет крепкая семья? Надо же и о хорошем подумать, Ален. Нельзя же сразу всех под одну гребенку.
Слова бабушки заставили меня задуматься. Может, она права? Может, я слишком поспешно сделала выводы? Но сомнения все равно грызли меня изнутри. Слишком много «вдруг». Слишком много неопределенности.
Я тяжело вздохнула.
— Вот еще плюс: ты забыла о своих проблемах с мужем, — тихо добавила бабушка, и её голос стал ещё веселее.
— Ох... не начинай! Нервное у тебя чтоли? Бабуль! Ну кончай цирк этот, — ответила я, устало прикрывая глаза рукой. — Я уже просто в таком немом шоке, что не представляю, какие ещё испытания на нас выпадут. Ещё же придётся всё это как-то Володе объяснять... и при этом не огрести по самое не горюй.
Представив себе этот разговор, я невольно поежилась. Мой муж не отличался особым пониманием и тактом, особенно в сложных ситуациях. Скорее всего, он обвинит меня во всем, что случилось с Антоном.
— Не переживай, — бабушка ободряюще похлопала меня по руке. — Можешь прятаться у меня хоть до пенсии. Места хватит.
— Бабуль! — улыбнулась я, несмотря на всю тяжесть ситуации. — Всё бы тебе шутить!
— А что ещё остаётся? — вздохнула бабушка. — Плакать? Так слёзы делу не помогут. Надо держаться вместе, Ален. И думать, как нам дальше быть. Антон — наш мальчик. Мы должны ему помочь, как бы ни было сложно.
— Я знаю, — кивнула я. — Но как? Вот что меня пугает. Как помочь Антону, если он сам не понимает, во что ввязался? Как объяснить ему, что с этой девушкой нужно говорить серьезно и ставить ее на место. Ведь она серьезности ситуации, похоже, не осознает вовсе! Или того хуже! Она нагло врет. Присосалась к Антону, как пиявка! Но как правду-то узнать?
Вечером, как и обещался, приехал муж. С очередным букетом. Я увидела его в окно – сердце болезненно сжалось. "Как" и "о чём" вообще говорить с ним сейчас? Не хотелось ни одну из тем обсуждать, настолько все было болезненно.
Грудную клетку сдавило предчувствием тяжелого, неприятного разговора. Комок подкатил к горлу. Но тут подошла бабушка, погладила меня по спине своей маленькой, сухонькой, теплой рукой и тихонько сказала:
— Всё будет хорошо.
И я вдруг поверила. Глубоко выдохнула, напряжение немного отпустило, и я вышла во двор.
Муж уже вошёл в калитку. Увидев меня, он как-то смутился, заёрзал, теребя в руках букет.
Я молча подошла, забрала цветы, протянула их бабушке, которая вышла на крыльцо следом за мной, резко взяла мужа за рукав рубашки и, дёрнув в сторону калитки, коротко бросила:
— Пошли погуляем.
Мы вышли на улицу. Вечер был теплый, по улицам неспешно прогуливались люди, а я всё никак не могла успокоиться, представляя, какой будет реакция Володи на новости.
Он, видимо, чувствуя мое напряжение, начал говорить первым, сбивчиво оправдываясь:
— Ален, ну ты успокоилась? Я не знаю, как мне перед тобой клясться и оправдываться, что ничего не было. Эта Света... глазки строила, конечно, но я не давал повода. Ну что я, её бить буду? Она меня вызвонила в кафе встретиться, чтобы обсудить сделку по Янковскому. В офис через весь город было лениво ехать в выходной, тем более она тоже в нашем районе живёт…
Я молчала и шла рядом, уставившись в асфальт под ногами. Было больно и обидно слушать его сбивчивые оправдания, но сейчас я никак не могла проверить, правду ли он говорит или лепит очередное красивое вранье. Внутри всё кипело от негодования и обиды, хотелось кричать, устроить скандал прямо посреди улицы, но я сдерживалась.
Нужно было сначала разобраться с Антоном, а потом уже свои проблемы решать. Сейчас просто не было сил еще и на это.
— Прекрати, — резко оборвала я его тираду. — Всё равно я не верю в твои оправдания. И пока не решила, как быть со всем этим и как дальше жить.
— Что? — Его тон мгновенно изменился с заискивающего на раздражённый. — И что ты предлагаешь? Так и будешь в деревне сидеть?
— Я не об этом! — вспыхнула я. — У нас проблемы. Серьёзные проблемы. И не только у нас с тобой.
— В смысле? — муж напрягся.
— Антон… — начала я, чувствуя, как к горлу подкатывает ком и слезы подступают к глазам. — Он… он приехал вчера и рассказал нам с бабушкой, что… что девушка от него беременна.
Глаза Володи расширились, лицо начало краснеть, он был в шоке. А я сбивчиво продолжала. Словно оправдываясь.
— Представляешь? Эта… Женя… ждет ребенка! Она приехала и она сама... — я запнулась, с трудом сглатывая, — и начался… какой-то кошмар… она не такая, как мы… как все. Она… вульгарная, грубая. Она нам с бабушкой нахамила. И Антон… он словно ослеп. Не видит ничего вокруг. Только её. Она им манипулирует, а он… он ведётся на это. Я не знаю, что делать, Володя! Я боюсь за него.
С каждым моим словом лицо мужа менялось. Он свирепел, краснел, скулы заходили ходуном. Желваки играли. Я видела, как в его глазах разгорается ярость, но вокруг были люди, и он, схватив меня больно за руку, потащил в менее населённую часть деревни, за угол ближайшего дома.
— Пусти меня немедленно! — вскрикнула я, пытаясь вырваться. Боль пронзила руку, но он не ослабил хватку.
— Это всё ты виновата! — прошипел он, буквально рыча от ярости. — Не уследила! Не доглядела!
— В чём?! — выкрикнула я в ответ, задыхаясь от боли и возмущения. — Что ты несёшь?! Отпусти! Ты мне руку сломаешь!
— В том, что слишком баловала его! — рявкнул он, не ослабляя хватки. — Всю жизнь вокруг него скакала, пылинки сдувала! Вместо того, чтобы воспитанием заниматься, всё перед камерой своей обезьянничала! Видосики для своих дрочеров снимала! Глазки строила! И чего добилась? Испортила сыну жизнь и будущее!
— Что ты несёшь?! У меня канал про кулинарию! Какие… Да что ты вообще на меня валишь? — я выдернула руку, наконец, освободившись от его хватки. — Я что сыну свечку должна была держать?! А где был ты?! — ярость захлестнула меня, и я уже не сдерживала себя. — Разве не должен мужчина о таких вещах сыну рассказывать?! Или мне его надо было учить презервативом пользоваться?!
— Не смей повышать на меня голос! — прорычал он, делая шаг ко мне. — Я тебе сейчас…
— Что?! — я бесстрашно посмотрела ему в глаза. — Ударишь?! Давай! Только попробуй!
Он задохнулся от ярости, но сдержался.
— Тебе вообще не кажется, что если сын ко мне пришел с просьбой о помощи, а не к тебе, — мой голос дрожал, но я продолжала говорить, — это что-то да значит? Например, то, что ты в его жизни ничего не решаешь! Что он тебе не доверяет! Что ты для него… пустое место!
— Замолчи! — он схватил меня за плечи, больно сжимая пальцы. — Ты… ты…
— Что «ты»? — я смотрела на него, не отводя взгляда. — Что ты мне сделаешь? Ударишь? А потом что? Уедешь к своей Светке?
Он резко отпустил меня, словно обжёгся.
— Я сейчас же поеду к Антону, — процедил он сквозь зубы. — И во всём разберусь.
Он развернулся и быстрым шагом направился к машине.
Я смотрела ему вслед, чувствуя, как внутри всё дрожит от напряжения и тревоги. Что он сделает? Как он будет разбираться? И что будет дальше?