Измена. Верну тебя любой ценой

Глава 1

– Ты уверена, что твой Грачёв сейчас в командировке?

Вопрос сестры перед выходом из дома вызывает неприязнь. В последнее время она никак не унимается и пытается заставить меня сомневаться в муже.

Все эти намеки на его неверность изрядно выматывают, но я не поддаюсь на провокации. Мы с ним вместе пятнадцать лет, еще с первого курса университета, так что в нем я уверена, как ни в ком другом.

– Уля, прекрати, да, я уверена, что мой муж сейчас в командировке.

– Тогда почему ты не с ним?

– Кто-то должен присматривать за клиникой, пока главный в отъезде. Ты позвонила мне для того, чтобы испортить мне настроение, Уля?

Она молчит, но тяжело дышит в трубку. Не нравится ей, когда к ней не прислушиваются.

Не знаю, что с ней происходит, но последние полгода она сама не своя. Раньше ей Саян нравился, а теперь она будто пытается вбить между нами клин.

Не знай я, что она счастлива в браке и любит своего мужа, решила бы, что хочет отбить моего.

Ульяна – моя старшая сестра, у нас разница всего два года, но мы с ней близки, как двойняшки. Так что никто не удивился, что и замуж мы вышли за двух братьев. Она за старшего Родиона, а я – за младшего Саяна.

И если раньше мы вчетвером часто устраивали междусобойчики по выходным, жарили шашлыки, ездили в зоны отдыха, то сейчас всё это становится лишь воспоминаниями.

– Прости, Люба, я не хотела тебя расстраивать, просто… Ты же знаешь, что я за тебя беспокоюсь. У вас с Саяном нет детей, а любой мужик хочет наследника, особенно если есть что передать, и я переживаю.

Сжимаю зубы.

В этот раз она бьет по самому больному.

То единственное, на что я никак не могу повлиять.

У нас с Саяном за пятнадцать лет брака нет ни одного ребенка. Три выкидыша, две замершие беременности.

Я чувствую себя бракованной и никчемной женщиной, не способной сделать самое естественное, для чего было предназначено мое тело. Выносить и родить.

– Ему тридцать пять, своя клиника и статус, ты хоть знаешь, сколько желающих ему родить вокруг него вьется?

Делаю несколько глубоких вдохов и сжимаю руль машины. Села в салон, но не трогаюсь с места. Боюсь, что в таком состоянии во время разговора въеду в ближайший столб электропередач.

– К чему ты ведешь, Ульяна? Если сказать, что я бесплодна, то я и сама знаю. Предлагаешь мне не портить жизнь Саяну и подать на развод?

Говорю чуть жестче, чем хотела. Но слова сестры ранят меня куда глубже, чем осуждающие шепотки посторонних. Даже подчиненные шушукаются по углам, что я выбрала карьеру вместо того, чтобы обзавестись детьми.

Кто бы знал, сколько слез я пролила, ненавидя свое тело за то, что так меня подводит.

И как завидовала Ульяне, что у нее с Родионом есть дочь.

Тщательно скрываю боль, гоню это неприятное чувство от себя куда подальше, ведь люблю племянницу всем сердцем.

– Нет, Люб, нет, я… – осекается Ульяна, а затем снова пыхтит, но неприятный разговор, к счастью, не продолжает. – Слушай, у меня к тебе личная просьба есть. Ты не могла бы принять одну мою знакомую без очереди сегодня?

Обычно сестра никогда ни о чем не просит, так что я соглашаюсь и отпускаю телефон с облегчением. В последнее время общение с ней меня тяготит, и мне всё больше кажется, что она хочет мне что-то сказать, но не решается. И я всё сильнее нервничаю, ощущая беспокойство.

– Любовь Архимедовна, здравствуйте! – встает при виде меня администратор. – Климова запись на три часа отменила, у нее начались преждевременные схватки в аэропорту, так что рожает она в Питере.

– Хорошо, я поняла, Раиса. Не записывай тогда никого на три часа, подойдет девушка от Ульяны Грачёвой, сразу ко мне отправляй ее.

Пишу сестре насчет времени, а затем на полдня оказываюсь заваленной документами и срочными запросами из Министерства. Обедаю на ходу, так как в отсутствие Саяна приходится одной отвечать за всё. Так что к трем я чувствую себя выжатой, как лимон.

Взбадриваюсь кофе и иду принимать новую пациентку, за которую просила сестра.

На диванчике в зоне приема уже сидит молодая симпатичная девушка лет двадцати пяти, с которой перебрасывается парой фраз заметно оживленная Раиса.

– Это Лиза Ермолаева, – говорит мне она, когда я подхожу к стойке. – Она работала ассистентом Саяна Руслановича где-то полгода назад. Вы ее, наверное, не помните, она у нас всего две недели работала, пока вы в отпуске были на море.

Мне с трудом удается сохранить лицо в этот момент.

Море…

Очередная легенда, которую скормил Саян сотрудникам.

Рот наполняется горечью, когда я вспоминаю тот тяжелый период, после которого я еще долго с трудом вставала с постели, не то что появлялась на работе.

Вместо моря – больничные стены и запах хлорки.

Сильное кровотечение, реанимация…

И очередной выкидыш, на этот раз с критическими последствиями.

Благодаря связям Саяна удалось скрыть мое пребывание в частной клинике нашего давнего знакомого еще со времен медицинского, так что никто до сих пор не знает, что никакого моря полгода назад не было. Даже Ульяна не в курсе.

– Проходите, – киваю я Ермолаевой, которая встает с диванчика вся напряженная, даже сжимает с силой сумочку перед собой.

Я опускаю взгляд, касаясь глазами округлого животика, на котором натянулась мягкая ткань платья, и резко отворачиваюсь, шагая к своему кабинету.

Зажмуриваюсь и стараюсь быстро стереть с лица выражение муки и не отпускающей меня ни на минуту горечи. Толкаю дверь с табличкой, на которой выгравировано мое имя.

Грачёва Любовь Архимедовна.

Акушер-гинеколог.

Глава 2

Пока пациентка неуклюже присаживается напротив, тщательно придерживая рукой живот, я изучаю ее медицинскую карту.

Ермолаева Елизавета Елисеевна.

Е.Е.Е.

Едва не напеваю вслух мотив из бременских музыкантов, но вовремя вспоминаю, что я не одна.

Поднимаю взгляд, незаметно изучая девушку.

Она при этом не видит моего лица, напряженным взглядом отчего-то всматривается в свою медицинскую карту на моем столе, словно это бомба замедленного действия.

Темноволосая, с узким лицом и округлым подбородком, она обладательница мягких черт лица, полных губ, которые сейчас нервно прикусывает, прямого маленького носа и больших карих глаз.

Волосы небрежно распущены, четко очерченные брови вразлет, на лице ни грамма косметики.

В груди отчего-то щемит, когда я подмечаю деталь, наверняка не ускользнувшую и от мужа.

Лиза Ермолаева – внешне практически моя копия. Только слепой бы не заметил.

Становится душно, и я растягиваю ворот блузки, с тоской поглядывая на закрытое окно. И не открыть, на улице похолодало.

Копия. Только куда более совершенная.

Молодая. Плодовитая. И уже беременная.

Не сразу меня отпускает, так что я делаю вид, что тщательно изучаю ее документы, хотя буквы перед глазами расплываются, превращаясь в нелепые чернильные кляксы.

– Вы были ассистенткой Саяна Руслановича, – утверждаю, зачем-то поднимая не относящийся к приему вопрос. – Вы довольно молоды, обычно Саян предпочитает более опытных медсестер.

Сердце не спокойно, тело обдает испариной, а я никак не могу унять тревожное чутье, которое так и кричит, что с этой пациенткой мне дело иметь не стоит.

– У меня первая категория, так что Саян… – следует заминка, которая мне категорически не нравится, – Русланович высоко оценил мои таланты. Я заслужила свое место, но была вынуждена уволиться по личным мотивам. Смешивать работу и личную жизнь – не в моих правилах.

Ермолаева поднимает на меня взгляд, и в них горит болезненный вызов, словно она требует, чтобы я продолжила разговор и спросила, что она имеет в виду.

Ее лицо при этом искажено напряжением, но вместе с тем решительностью.

А вот я каменею, слыша в ее голосе намек, который мукой оседает за грудиной.

За все эти годы я привыкла, что многие вешаются на моего мужа, привлеченные его статусом, деньгами, красотой. Но каждый раз ведусь, близко к сердцу воспринимая любые намеки. Просто стараюсь не подавать вида, что я боюсь. Отчаянно боюсь потерять Саяна.

Сглатываю плотный ком и выпрямляюсь. Сердце беспокойно стучит, колени неожиданно мелко дрожат, и я сжимаю бедра, чтобы не выдать своей нервозности пациентке.

Провожу стандартный опрос про самочувствие, наличие жалоб, болей, отеков, были ли предыдущие беременности, измеряю артериальное давление, чтобы исключить риск гипертонии и преэклампсии, и окончательно успокаиваюсь за работой.

Со своей неполноценностью я зверею и на любую мало-мальски красивую и здоровую женщину смотрю, как на соперницу, к которой может уйти мой муж.

Неужели я настолько измучена, что даже на беременную готова кидаться?

Ясно ведь, что у Ермолаевой есть свой мужчина, и как бы сильно она ни была на меня похожа, Саян в ее сторону не посмотрит.

– Любовь Архимедовна, – возвращает меня в реальность голос Ермолаевой, – все анализы в моей карте. Я еще на прошлой неделе повторно сдала кровь на токсоплазмоз, цитомегаловирус, герпес, гепатиты, сифилис и ВИЧ.

– Не вижу тут анализов на краснуху, – хмуро листаю я результаты тестов.

– Я переболела ей еще подростком, так что в этом нет необходимости. Но в первом триместре врач всё равно заставил меня сдать анализ и на краснуху, так что в самом конце найдете.

Достаю нужный листок. Иммуноглобулин G положительный. Не соврала.

В нашем деле верить стоит только официальным документам. Некоторые пациенты могут врать, несмотря даже на серьезность ситуации и риск осложнений. Таков менталитет большинства. Пока не болит, будут молчать и надеяться, что всё обойдется.

– Кто вас вел до меня? – спрашиваю я Ермолаеву, изучая ее карту.

– Елена Федорова из областной.

– Почему к нам перешли? Она грамотный специалист.

Обычно я так не поступаю, но сейчас мне отчего-то хочется, чтобы она ушла и больше не возвращалась.

– Были на то причины, – уклончиво отвечает она и отводит взгляд.

Решаю не наседать и с тоской понимаю, что уходить она, кажется, не собирается.

– Проходите за ширму и ложитесь на кушетку.

– Зачем? – настораживается Ермолаева, будто впервые на приеме у врача.

Я выдавливаю из себя успокаивающую улыбку, хотя дается она мне тяжело.

– Не переживайте, всё хорошо. Я просто аккуратно прощупаю ваш живот, посмотрю, как там наш малыш устроился.

Я стараюсь говорить мягко, как со всеми пациентками, но она хмурится.

– Мой малыш, – поправляет меня. – И говорите мне сначала, что будете делать, только потом можете меня трогать.

– Да, конечно.

Разные пациенты мне попадались, и с характером, и плаксивые, но чтобы настолько в штыки меня воспринимали – такое впервые. Будто я чем-то насолила ей или она беспокоится, что я захочу ей навредить.

Мою руки под проточной водой, обрабатываю антисептиком и только после захожу за ширму и подхожу к пациентке, которая лежит на кушетке вся одеревеневшая и готовая в любой момент лягнуть меня. И зачем, спрашивается, просилась именно ко мне, если я ее так сильно не устраиваю?

– Сейчас я коснусь низа живота, Елизавета, – мягко нажимаю чуть выше лобковой кости, здесь всё в порядке. – Иду выше, не пугайтесь.

Ермолаева при этом не моргая смотрит в потолок и тяжело дышит. Руками вцепилась в свою кофту, которую держит над животом, да так сильно, что они дрожат. Гулко втягивает в себя воздух каждый раз, когда я касаюсь ее в разных местах.

Стараюсь не тянуть, так как вижу, что ей некомфортно, но когда чувствую изнутри толчок, замираю.

Глава 3

Умываюсь холодной водой, пытаясь остудить лицо. Щеки пылают, глаза щиплет, я вбиваю ладонями воду в кожу.

– Шшш, – с шипением выдыхаю через нос. Имитирую дыхательную практику, чтобы хоть как-то успокоиться.

Не помогает.

Четыре-семь-восемь.

Четыре секунды вдыхаю воздух в легкие, на семь задерживаю дыхание и только потом в течение еще восьми секунд выдыхаю. И так несколько раз, пока мне не становится хоть чуточку легче.

Грудную клетку сжимает, будто защемило нерв, но дрожь уже прошла.

Поднимаю взгляд к зеркалу.

Глаза выглядят больными, не скрывают моих растрепанных чувств. Что-то неприятное царапает изнутри, но я молча отрываю бумажные полотенца и промакиваю ими лицо. Руки трясутся, но я сжимаю и разжимаю ладони, стараясь скрыть свое потерянное состояние от администратора и врачей.

Пациентка Ермолаева ушла, не дождавшись моих рекомендаций.

Я с облегчением выдыхаю. Не готова пока к откровенному разговору с предполагаемой любовницей мужа.

Она ведь могла и соврать. И раньше были женщины, пытавшиеся увести Саяна таким банальным способом.

То вешались на шею, то присылали мне отфотошопленные откровенные снимки с моим мужем, некоторые даже приспособились использовать нейросеть.

Если бы не косяки в виде шестых пальцев, может, я бы и засомневалась.

Но в этот раз всё идет по-другому: моя интуиция вопит, болезненно тревожа сердце, и мне с трудом удается взять себя в руки.

– Раиса, Ермолаева оплатила прием? – получив кивок, кладу на ресепшн папку. – Она забыла свою мед. карту. Позвони ей, будь добра, и скажи, что я вести ее беременность не буду. Пусть ищет себе другую клинику.

Раиса удивленно смотрит на меня, и я ее понимаю. Никогда раньше я не отказывалась от пациентов, но раньше мне не попадались те, кто пытался повесить своего ребенка на моего мужа.

– А… по какой причине? – осторожно выспрашивает меня Раиса, и взгляд ее становится настороженным, что мне не нравится.

– Скажи, что я загружена. Придумай что-нибудь, – пожимаю я плечами, а сама ухожу, стараясь не показывать, что это не заштатная ситуация, и мне стоит немалых усилий не расплакаться.

Держит только профессиональная репутация и нежелание показывать боль и чувства на людях. Сколько себя помню, я умела плакать только наедине с собой. Даже при муже стараюсь держаться эмоционально стабильной.

– Раиса, – зову я снова нашего администратора и оборачиваюсь.

Руки кладу в карманы халата, надеясь, что не сильно заметно, как я сжимаю ладони в кулаки.

– Ты не помнишь, по какой причине Ермолаева уволилась?

Девушка слегка хмурит лоб, вспоминая, а затем кивает сама себе.

– Помню. Саян Русланович потребовал, чтобы она написала заявление по-собственному. Вы извините, но подробностей я не знаю. Вам лучше у мужа спросить, но Саян Русланович ведь хороших специалистов на выход не просит.

Раиса пожимает плечами, а вот меня слегка отпускает сковывающая тревога. Я даже делаю глубокий вдох и расправляю плечи. До хорошего настроения рукой подать, но мне срочно нужно поговорить с мужем.

Убедиться, что эта девица просто захотела таким способом вбить клин между мной и Грачёвым. Возможно, пыталась так отомстить бывшему руководителю за увольнение.

Закрывшись в кабинете, я присаживаюсь на диван, поправляю волосы и звоню мужу по видео.

Он отвечает не сразу.

Когда на экране появляется его лицо, я замечаю усталую складку между бровей, напряженно сжатые губы. Он моргает чуть медленнее обычного, словно борется со сном, но тут же выпрямляется, увидев меня.

Мое сердце сжимается – хочется прикоснуться к нему, провести пальцами по скуле. Вдохнуть его запах, обнять. Ломота в теле от желания крепко прижаться к нему становится почти физической.

Я сжимаю пальцы, ощущая, как ногти впиваются в ладони, и молчу, боясь, что голос выдаст мою тоску.

Саян с возрастом заматерел, и передо мной уже не тот обаятельный юнец, которым я когда-то его встретила, а серьезный солидный дядька, за плечами которого немало успешно проведенных сложных операций и неизбежных потерь, которые наложили отпечаток сдержанности на его лице.

Черты резкие, четко очерченные, квадратный подбородок скрывает коротко стриженая борода, и даже жесты его стали спокойными, без лишних движений и суеты.

Про таких мужчин говорят “породистый”.

– Саян, – выдыхаю я с полуулыбкой, не сразу замечая его хмурое лицо. – Что-то случилось? Ты выглядишь обеспокоенным.

Брови сведены к переносице, уголки губ сжаты, челюсти напряжены, а лоб пересекают глубокие морщины. Я по привычке касаюсь пальцем лба по экрану, чтобы как в жизни разгладить кожу, но вдруг замечаю, что на пальце нет обручального кольца.

– Сцепился с Хасановым, этот костоправ хотел увести наш эксклюзивный контракт на МедУзу, Люба. Совсем оборзел, мы так долго выбивали разрешение от разработчика, а он тут решил на моем горбу в рай въехать, – цедит чуть хрипловатым низким голосом Саян, а я улыбаюсь, попутно вспоминая, где могла оставить обручальное кольцо.

– Ты же знаешь, Саян, что клиника Хасанова не потянет тестирование, у них и опыта такого нет, так что им никто роботизированный комплекс не доверит. Да и его клиника на новообразованиях не специализируется, наверняка тебя позлить просто хотел.

Саян хмурится сильнее, кидает взгляд по сторонам и себе за спину, а затем оборачивается ко мне с хитрющей улыбкой мартовского кота. Его лицо преображается, на нем не остается и следа гнева.

– Ты знаешь, что мне нужно для успокоения, Люба. Ты подо мной. Стонущая от оргазма.

Я едва не поперхнулась слюной от неожиданности, хотя давно стоило привыкнуть, что Грачёв всегда думает только о сексе.

– Ты ведь ночью прилетаешь, так что потерпи.

Я дергаю уголком губ, а сама проверяю, закрыт ли кабинет. Не хватало еще, чтобы кто-то услышал наш откровенный разговор.

– Долго. Что у тебя под халатом, Люба? – буквально порыкивает Саян, кидая взгляд на мою скрытую тканью твердую троечку.

Визуалы

Дорогие мои!

Рада всех видеть, а потому приготовила презент в виде визуалов в виде наших героев:

Наша Люба:

Гад, но такой красивый Саян Русланович:

Глава 4

– Это твой ребенок, Грачёв? Твоя бывшая ассистентка рожать от тебя собралась?

Смотрю на мужа и изучаю его лицо, где каждая черточка и линия знакома до боли. Жду, что он скажет, что это совпадение, чья-то злая шутка или издевка. Но нет.

– Мой.

Саян говорит отрывисто, будто сваи в гроб забивает.

Я же еле дышу, чувствуя, как горит лицо. Нервно заправляю выбившуюся прядь за ухо и сглатываю, не понимая, ослышалась я или нет.

Лицо мужа выглядит напряженным и каким-то серым, но перед глазами у меня всё расплывается, пальцы дрожат, и я вытягиваю руку вперед, не в силах смотреть на Саяна.

Отсутствие на безымянном пальце кольца теперь щемяще-остро бросается в глаза.

Знак?

За все эти годы я ни разу не забывала надеть его после пациентов.

А сегодня…

Сегодня я была сбита с толку Ермолаевой и ее утверждением, что Саян – отец ее ребенка.

Растерянно разглядывая свои голые пальцы, я снова скольжу взглядом по лицу Саяна и подмечаю, что вся игривость слетает с его лица так же быстро, как и усталость.

Появляются хищные черты лица и какая-то отчаянная безнадежность.

– Твой? – глухо повторяю, не в силах больше терпеть глухое молчание между нами.

– Мой.

Мышцы на его лице дергаются, а сам он жадно изучает мое.

– Не понимаю, – шепчу, слыша, как мой голос сипит, будто я болею.

– Ты же сама врач, Люба, неужели не знаешь, откуда дети берутся? – зло скалится Саян, и я отшатываюсь.

Никогда он еще не разговаривал со мной в таком грубом тоне.

Он будто хочет сделать мне больно, и ему это удается.

– Делаются они по-разному, – с горечью отвечаю я, вспомнив, что мы не раз обсуждали с ним возможность суррогатного материнства.

Саян был не против, а вот я… Мне хотелось выносить ребенка самой. Всё казалось, что это единственно-возможный путь, чтобы почувствовать себя настоящей женщиной.

– Ты спал с ней? Или…

Мой голос становится тише, и я хватаюсь ладонью за горло, которое кажется мне до боли уязвимым в этот момент.

Лицо мужа подергивается судорогой, словно я сморозила глупость.

– Не будь такой наивной, Люба, – жестко обрывает мои надежды Саян, и я стыдливо опускаю голову.

Не хочу, чтобы он видел мой взгляд. Он слишком тонко чувствует мое настроение и буквально мысли мои читает, как будто в душу заглядывает. Но если раньше я с удовольствием позволяла ему быть частью меня, то сейчас закрываюсь, отталкивая того, кто… предал мое доверие.

– Это всё, что ты хотела узнать? – резко кидает Саян, и я вздрагиваю, снова поднимая голову.

– Почему ты так грубо говоришь со мной? Раньше ты не позволял себе подобного.

Не знаю, почему заостряю внимание на такой незначительной детали. Возможно, мозг отчаянно сопротивляется тому, чтобы продолжать неприятный для меня разговор.

Сердце пульсирует, как будто кто-то невидимый сжимает его в кулак, издеваясь надо мной. Я отрывисто дышу, меня бросает то в жар, то в холод, а теперь еще и знобит.

– Люб, – с досадой говорит мое имя Саян, и в его голосе мне слышится идентичная моей боль. Или мне так просто кажется…

– Я приеду вечером, давай с глазу на глаз продолжим разговор. Сейчас я не готов.

– Не готов?

У меня вырывается истеричный смешок, и я прикрываю рот ладонью, чтобы не закричать. Мне хочется расцарапать ему до крови лицо…

– Трахать свою ассистентку ты, значит, был в любой момент готов, а как рассказать жене, что у тебя будет ребенок, так ты сразу в кусты?

Меня несет, но я не обращаю внимание, как каменеет лицо Саяна.

Мне до тошноты плохо, как душевно, так и физически, и я с трудом дышу, казалось, огненной лавой, так сильно горят внутренности.

– Следи за тоном, Люба. Оскорбления я не потерплю даже от собственной жены, – цедит сквозь зубы Саян, прищуривается.

Крылья носа раздуваются, лицо заостряется – первый признак, что он на грани срыва.

Я всего пару раз за всю нашу совместную жизнь видела, как он выходит из себя. Оба раза пришлось делать капитальный ремонт в квартире.

К его чести, меня он никогда и пальцем не тронул, но сейчас он так зло смотрит на меня, будто это я ношу ребенка от другого, а не его бывшая ассистентка.

– Жены? – с горечью повторяю я и качаю головой. – Неужели ты думаешь, что после всего между нами останется всё как прежде?

– Не нужно голословных заявлений, Люба. Ты на эмоциях и пожалеешь об этом, – строго предупреждает он меня, отчего ярость во мне вспыхивает с новой силой.

– Не смей учить меня…

– Я приеду, и мы всё обсудим, Люб.

– Нечего обсуждать, – глухо выплевываю я и качаю головой, словно заведенная.

– Лиза не должна была приходить к тебе за моей спиной, – чертыхается Саян, и я резко вскидываю голову, впиваясь в него болезненным взглядом.

Лиза…

Не Ермолаева.

Не Елизавета.

Мягкое и теплое Лиза…

Тянет спросить, как давно она для него Лиза, но я не готова услышать ответ. Кажется, что он сломает меня окончательно.

– А когда ты собирался рассказать мне, что у тебя будет ребенок, Саян? – спрашиваю я, а затем отшатываюсь, увидев его лицо. – Или не собирался?

– Люба, между нами ничего не изменится, – цедит он, отчего на скулах перекатываются желваки. – Этот ребенок нам не помешает. Слово даю, что ты никогда ни о Лизе, ни о моем сыне не услышишь.

– Сыне? – повторяю я тихо.

Внутри же мне хочется отчаянно завыть, когда я слышу, как о своем ребенке отзывается Саян.

Даже лицо его преображается, становится мягче. Глаза теплеют, морщины на лбу разглаживаются. Он сам, наверное, не замечает, каким светом он весь горит, когда думает о своем сыне… От другой женщины.

Эта мысль меня моментально отрезвляет, и я сжимаю свободную ладонь в кулак.

– Не дури, Лиза, и не делай глупостей, я вылетаю первым же рейсом! – рявкает Саян, а я в этот момент вся мертвею.

– Я Люба… не Лиза, – шепчу хриплым голосом и ненавидящим взглядом прожигаю лицо Саяна.

Глава 5

Лиза…

Он назвал меня Лизой.

Мне будто внутренности вспарывают, настолько это больно и неприятно, когда твой муж путает тебя с другой. Словно ему всё равно, кто перед ним. Словно плевать на мои чувства и мысли.

Экран телефона периодически мигает, подавая признаки жизни, но я равнодушно кладу его на стол и на несколько долгих минут пропадаю из реальности. Сижу на стуле и смотрю бездумно в одну точку.

Всё пространство перед глазами размывается из-за слез, а я чувствую себя такой потерянной, словно потеряла ориентир в жизни.

Раньше, если у меня были проблемы или мне было просто плохо, я всегда знала, что у меня есть Саян. Он привык брать ответственность за близких и никогда ее не избегал, так что муж всегда был для меня опорой и поддержкой.

А сейчас, когда я сталкиваюсь с тем, что именно он становится той самой проблемой, которая отравляет меня, осознаю, что мне некуда податься. Не с кем поделиться предательством мужа.

Теперь у меня есть только Ульяна…

Ульяна… А ведь именно она попросила меня принять пациентку Ермолаеву, хотя раньше никого ко мне не направляла.

Грудь резко сдавливает в тиски, в животе что-то неприятно ухает вниз, а внутренности скручивает до болезненного стона, когда до меня начинает доходить, что моя родная старшая сестра уже давно всё знает.

Иначе бы не было полугода холода с ее стороны по отношению к Саяну. Постоянных намеков на его неверность. Попыток заставить меня сомневаться в муже и его командировках.

Неужели Ульяна давно знает правду и всё это время навязчиво пытается подтолкнуть меня к мысли, что Саян – измещик?

Становится тяжело дышать, когда я думаю о том, как долго продолжается вся эта история. Как давно Саян спит с Ермолаевой? И откуда Ульяна обо всем знает?

Руки трясутся от желания сразу же ей позвонить и всё выяснить, но телефон сломан и восстановлению вряд ли подлежит, а звонить со служебного я не стану. Все разговоры клиники записываются, и меньше всего мне хочется, чтобы кто-то узнал, как унизил меня Саян. Как я теперь сломлена.

– Любовь Архимедовна, вы тут? – раздается голос Раисы после серии стуков, на которые я не отвечаю. – Шахова на прием подошла, вы сможете ее принять, или…

Голос Раисы звучит неуверенно, и я подрываюсь, чувствуя, как к горлу подкатывает неприятный ком.

Боже…

Я ведь заперлась здесь и молчу, а она наверняка заметила, что я сама не своя после прихода Елизаветы Ермолаевой.

– Раиса, я буду готова через пять минут, развлеки пока Шахову, – говорю я резко и подрываюсь к зеркалу, чтобы оценить свое отражение.

О приеме пациентки за разговором с мужем я совершенно забыла, но отменить его не могу. Мало того, что это жена одного из очень влиятельных людей города, так еще и наша постоянная клиентка, которая привела с собой нескольких подруг.

Стоит хоть раз забыть о профессионализме, и репутации конец, а я слишком долго трудилась, чтобы из-за чувства обиды похерить свою карьеру врача.

Приходится быстро умыться и натянуть на лицо улыбку, понадеявшись, что Шахова не заметит, как внутри меня всё дрожит и пылает.

Она как всегда улыбчива и приветлива. Миниатюрная, даже ниже меня на полголовы, огненноволосая, с веснушками на поллица и без единого грамма косметики. Сразу и не скажешь, что эта компактная на первый взгляд женщина обладает вторым даном по карате и мощными голосовыми связками.

Беременность ее протекает без осложнений, так что прием недолгий, а вот мои надежды на то, что она не заметит моего состояния, к концу улетучиваются. Прямо перед ее уходом, когда я подхожу к раковине и всматриваюсь в слив, из меня вырывается предательский всхлип, который привлекает внимание Шаховой.

– А ты любишь своего мужа, Люба? – задает она вдруг мне вопрос, поправляя свои рыжие, как морковка, волосы.

Я вела две ее предыдущие беременности, так что мы с ней если не подружки, то хорошие знакомые и давно на “ты”.

– Что за психоанализ, Нина? – прищуриваюсь я, сразу ощутив подоплеку ее интереса. – С чего ты взяла, что у нас с мужем проблемы?

– Если женщина сильно расстроена, что у нее всё валится из рук, всегда дело в мужчине, поверь моему опыту. Я, может, проработала психологом в школе всего год, но с первого взгляда могу определить, когда женщина плакала из-за мужчины.

Шахова всегда была проницательной. Но когда я выразительно смотрю ей в глаза, показывая, что не верю ей, она пожимает плечами.

– Твой взгляд весь прием, Люб… Я слишком хорошо его знаю.

Меня обдает жаром, и я обхватываю себя руками, чувствуя себя как никогда уязвимой. Шахова будто видит меня насквозь и читает мысли.

Она смотрит на меня таким выразительным взглядом, что мне хочется расплакаться, но я благодарна ей за то, что в нем нет жалости.

– Я обычно не лезу в чужие дела, но ты для меня как родная стала за эти годы, да и не хочется терять лучшего акушера, так что… Разреши мне поделиться личным и дать тебе совет?

Я настороженно замираю, но всё же киваю. Обычно я противлюсь вмешательству посторонних, предпочитаю переваривать неприятные новости самостоятельно, но внутри ничего не противится ее предложению, а я вдруг понимаю, что хуже точно уже не будет.

– Мой муж Клим не всегда был верным мне, хотя сейчас мало кто поверит в то, что он гулял. Когда я узнала обо всем, мне казалось, что всё, что мне остается – это умереть. Не хотелось даже с постели вставать, не то что жить. И этот мертвый взгляд, который ты сейчас видишь в отражении зеркала… Я видела его когда-то у себя.

Я не оборачиваюсь, продолжая смотреть на Шахову, но и без этого знаю, что она имеет в виду.

– Я предположу, что причина твоих слез, Люба, в том, что твой Саян загулял.

Она бьет прямо в точку, и я вздрагиваю, опустив голову.

Отвратительный из меня профессионал, если я позволяю личному вмешаться в рабочее. Вот только… мне так плохо, что я впервые в жизни плюю на субординацию и слушаю слова Шаховой.

Глава 6

– Повезло вам, женщина, что кольцо в сифоне застряло, а то заругал бы вас вечером муж.

Сантехник хохотнул, протягивая мне обручальное кольцо, а я вместо радости испытываю двоякие чувства. С одной стороны, облегчение, а с другой, отчаяние, которое тисками охватывает горло.

А уж от слов мужика, что мне за это кольцо может прилететь от мужа, не сдерживаю кривой ухмылки. Уж что-что, а Саян не имеет никакого морального права что-то выговаривать мне за этот золотой ободок, который раньше я бы моментально выхватила из чужих рук и прижала к груди.

А сейчас оно вдруг кажется мне не символом нашего с Саяном союза, а ядовитой змеей, которая обвивается вокруг шеи и душит меня.

– Я возьму и помою кольцо, Любовь Архимедовна.

Раиса замечает мою заминку и странное выражение лица, так что, зажав в руке салфетку, забирает кольцо у недоумевающего сантехника. Он оставляет свои мысли, к счастью, при себе, но посматривает на меня, как на неуклюжую дурочку, которая и двух слов связать от страха не может.

Поджав губы, молча расплачиваюсь с ним за работу, а на молчаливые незаданные вопросы Раисы, когда она возвращается в приемный кабинет, ничего не отвечаю.

Делаю безэмоциональное лицо и раскрываю сумку, куда она так же молча кладет промытое под проточной водой кольцо, снова завернутое в сухую салфетку.

Даже прикасаться к нему не хочу, хотя когда снимаю халат и закидываю сумку на плечо, мне кажется, что правая сторона тела горит, чувствуя близость кольца. Физически это невозможно, и умом я это понимаю, а меня всё равно опаляет жаром.

– На сегодня я всё, Раиса. Закроешь клинику сама.

Накинув на плечи пальто, я ухожу, но ощущаю, как спину прожигает любопытный взгляд Раисы. Сплетен не избежать, и я сжимаю зубы, чертыхнувшись, какую свинью мне подложили самые родные люди.

Саян изменил мне не просто с какой-то левой бабой, а с ассистенткой, которая наверняка общается с кем-то из нашего действующего персонала.

К тому же, крутится в тех же медицинских кругах, что и мы, и рано или поздно эта унизительная новость облетит всю нашу немногочисленную и узкую братию, поставив нас под удар.

Саяну никто ничего не скажет. Ведь он мужчина.

А вот на меня…

На меня будут посматривать кто с откровенной жалостью, кто со злорадством, что и у меня жизнь не такая сахарная, как представлялось со стороны.

За спиной будут обсуждать предательство Саяна, а мне перемывать косточки, что же я за женщина такая неполноценная, что не родила мужу ребенка, что он залез на другую.

Когда я подъезжаю к многоэтажке сестры, в которой она живет с семьей, пару минут не выхожу из машины, стараюсь унять распалившийся заново гнев. Меня буквально разрывает от эмоций, хочется всё крушить, но всё, что я себе позволяю – это с силой сжать руль, впиваясь короткими ногтями в кожаную обивку баранки.

Некстати вспоминаются изнеженные руки Ермолаевой. Длинные ногти округлой формы с перламутрово-розовым маникюром.

Мои же в этот момент кажутся обрубками. Пусть и ухоженные, но без лака, ведь я врач, по КЗОТу не положено.

Опускаю щиток над лобовым стеклом и вглядываюсь в зеркало, невольно сравнивая себя и ту, которая понесла от моего мужа.

Мне тридцать три, на лице ни единой морщины, и только взгляд выдает мой возраст.

Не тот легкомысленный и веселый, что был лет пятнадцать назад.

Более спокойный и рассудительный, ведь теперь у меня есть то, чего не было в юности.

Жизненный опыт.

Череда разочарований и печалей, которые наложили отпечаток на мое лицо.

Так что как бы сильно я не хотела и сама стать той самой озорной девчонкой, которая могла легко пережить разрыв с парнем, время не повернуть вспять. Как и пятнадцать лет брака.

Сердце снова сжимается от мысли, что именно привлекло Саяна в Ермолаевой. Ведь он нашел в ней то, чего нет у меня. Иначе бы никогда не пошел на измену.

Чешется между ног – это не про него, признаю я вынужденно.

Тянуть больше не получается, так что приходится взять себя в руки и выйти из машины. Поговорить с сестрой.

Она открывает почти сразу, словно караулила меня у двери. Когда я поднимаю на нее взгляд, Ульяна опускает глаза и скрещивает пальцы обеих рук. Прячет от меня свои мысли и закрывается этой позой. Всегда так делала, когда не хотела в чем-то признаваться, когда ее поймали на горячем.

– Так и будешь молчать? Даже на чай не пригласишь? – первой нарушаю я молчание, догадавшись, что в квартире мы одни. Иначе бы племяшка уже давно выбежала меня встречать.

– Проходи, Люб, я сейчас всё сделаю, – кивает Уля и убегает на кухню, начиная суетиться.

Ей только в радость отсрочить наш разговор, а я и не тороплюсь.

Домой совершенно не хочется, и я никак не могу избавиться от мысли, что теперь я не знаю, когда Саян вернется домой. Во сколько прилетит, с какими мыслями войдет в дом.

Раньше дом был моим логовом, в котором я чувствовала себя в безопасности, а сейчас всё внутри меня сжимается от одной только мысли, что там я теперь, как в капкане.

Стараясь отгонять от себя мысли о том, что его могли осквернить в мое отсутствие, я раздеваюсь и иду в ванную мыть руки. Сама оттягиваю встречу с сестрой с глазу на глаз.

Проходит всего несколько часов после нашего утреннего разговора, а кажется, что целая вечность. Ведь я теперь не знаю, как мне общаться с ней как прежде после сегодняшнего.

Когда я вхожу в кухню, стол уже накрыт, а сама Ульяна стоит ко мне спиной у окна. Обхватывает себя руками и потерянным взглядом смотрит сквозь стекло. Напрягается всем телом, когда слышит меня, но не оборачивается. Словно боится моей реакции, даже трясется вся.

– Давай не будем превращать наш разговор в фарс, Ульяна. Я хочу услышать ответ на свой вопрос без увиливаний с твоей стороны, – говорю я, останавливаясь у порога. Не пересекаю его, как бы воздвигая стену между собой и сестрой.

Мы сейчас далеки так же, как остров от материка, и я не уверена, что эта пропасть может сократиться. Чай нас обоих не интересует, это всего лишь привычка.

Глава 7

В голове вспышкой сверкает воспоминание, как Саян назвал меня Лизой. И волна тепла, охватившая меня при виде него, разом схлынула, оставив после себя лишь пепел горечи.

Мои нервы трещат по швам, и я сжимаю зубы, на последнем издыхании иду к крыльцу, где настороженно продолжает стоять муж.

Его руки в карманах, поза слегка агрессивная, а выражение лица такое, будто он кого-то хоронит. По коже проходит неприятный озноб, и я дергаю плечом в надежде сбросить с себя это неприятное отчаяние, которое склизкими щупальцами проникло в сердце и мучает меня, не щадя.

Вот только чем ближе я подхожу, сокращая между собой и мужем расстояние, тем сильнее меня трясет.

Сглатываю, едва сдерживая желания обхватить ладонью шею.

Не хочу, чтобы Саян видел, как я деморализована.

Насколько его поступок меня задел.

Стараюсь сохранять самообладание и равномерно передвигаю ногами, поднимаясь по ступенькам и равняясь с Саяном.

– У тебя сломался телефон, Люба?

Он преграждает мне путь, не давая войти в дом, требовательно сверлит меня взглядом, и я вынужденно скольжу по его фигуре снизу вверх, останавливаясь на некогда родном лице.

– Нет.

Саян делает шаг вперед и касается моего плеча, но меня будто кипятком ошпаривает.

– Не трогай меня! – чуть ли не истерично выпаливаю я и отскакиваю.

Но и этого мимолетного касания хватает, чтобы заставить меня задрожать и почувствовать ломку, о которой раньше я не имела понятия.

Ведь тело еще помнит, каково это – встречать собственного некогда любимого мужа из командировки. И я сжимаю ладони в кулаки, еле справляясь с желанием кинуться ему на грудь и обхватить руками за талию. Прижаться всей силой к его телу и наполнить легкие родным запахом, без которого мне так тяжко уснуть.

Я настолько за эти пятнадцать лет привыкла засыпать и просыпаться в его объятиях, ощущать на себе вес его конечностей и тела, когда он наваливается на меня с утра, раздвигая коленями мои бедра, пристраивается и плавно наполняет меня собой, что…

Еще сильнее сжимаю зубы, отгоняя непрошеные мысли, отдающие черным отчаянием, и напоминаю себе, что больше этого не будет.

– Я тебе раз десять звонил! – едва ли не рычит Саян.

Я бы могла сказать, что телефон разрядился, что он был на беззвучном. Найти много причин, чтобы он не злился и не ревновал, как это бывало раньше, но как отрезало. Мне больше нет нужды гасить его гнев и ластиться кошечкой. Нет желания сохранять брак, которого… как оказалось… нет.

– И что? Не брала, значит, говорить не хотела.

Пожимаю плечами, а сама не могу смотреть на мужа. Тело дрожит, и я сжимаю ладони в кулаки, чтобы не обнять себя за плечи.

Не показаться ему слабой и потерянной.

Той, об кого можно вытирать ноги.

Едва не хохочу иронично.

Ведь он уже вытер об меня всё, что можно.

– Давай выдохнем, Люба, и поговорим в спокойной обстановке. Ты обижена, я на взводе, нам обоим нужна пятиминутная передышка.

Голос мужа звучит грубовато, сам он нервно проводит пятерней по волосам, безуспешно зачесывая их назад. Невольно обращаю внимание на то, что он оброс и ему не помешала бы стрижка, но прикусываю язык, чертыхаясь и напоминая себе, что больше это не мое дело. Пусть теперь Ермолаева следит за его внешним видом.

– Передышка? – потерянно повторяю я за мужем, а сама качаю головой.

Мне казалось, что я готова к откровенному разговору. Ведь внутри образовывается червоточина, которая не дает мне покоя, подкидывая безумные версии одна хуже другой, как всё началось у Саяна и… Ермолаевой.

О чем они говорили? Что он ей обещал?

Убеждал ли, что брак его давно изжил себя, и женат он лишь по привычке?

Или обещал, что вот-вот подаст на развод и женится на ней?

Сама мысль, что придется снова поднимать тему с его изменой, настолько выбивает меня из колеи, бьет под дых, что я понимаю, что я пока слишком взбудоражена.

Даже саму близость мужа не могу адекватно воспринимать. Меня рвет на части, хочется вцепиться ему ногтями в лицо и расцарапать его.

За ту боль, что сейчас меня мучает.

За черное отчаяние, которое накрывает с головой.

За чисто женскую обиду, с которой сталкивается едва ли не каждая вторая женщина.

За зависть, которая и вовсе неуместна, и от которой меня просто-напросто тошнит.

Не к мужу, нет.

К Ермолаевой.

Это ведь для меня Саян был любимым мужем пятнадцать лет. Тем мужчиной, от которого я мечтала родить ребенка.

А мою мечту сегодня словно растоптали. Украли…

Провожу языком по нижней губе и с мучительной усмешкой наблюдаю, как сглатывает муж, опустив взгляд. Я всегда с удовольствием любила дразнить его и выводить на эмоции, страсть, а сейчас этот его чисто мужской взгляд похоти вызывает отвращение. Хочется встать под душ и смыть с себя всё. Его запах. Его прикосновения. Забыться хоть ненадолго.

– Я ошиблась, Саян, разговора у нас сегодня не выйдет. Отойди с дороги, пожалуйста, я за вещами, – глухо произношу я, глядя в бесстыжие глаза Саяна, в которых нет ни капли раскаяния.

Он смотрит на меня так, будто не произошло ничего сверхъестественного. Будто его любовница не приходила ко мне на прием, буквально тыча носом в свою мед.карту.

– За вещами? – повторяет он за мной, бычится, аж венка на лбу пульсирует. – Куда ты собралась на ночь глядя, Люба? Я тебя никуда не отпущу. Это наш дом, и ночевать ты будешь только в нем.

Он не кричит, не повышает голос, но говорит жестко, как с больным пациентом, который не осознает, что вредит сам себе. Вот только я не его пациентка, а он мне не врач и сердцем уже не муж, чтобы смотреть на меня таким взглядом.

– А это уже не тебе решать, Саян, – упрямо вздергиваю я подбородок и стараюсь говорить уверенно, чтобы голос не дрожал и не срывался на писк.

– Я твой муж, Люба, так что мне. Ты никуда не пойдешь, и это не обсуждается!

Глаза Саяна, казалось, наливаются кровью, сам он выбивает из меня воздух, когда с силой притягивает к себе. Я упираюсь ладонями в литые мышцы его груди и отталкиваюсь, но это бесполезно.