Ася
— Максим, поезжай на Ленина, двести пять.
Водитель резко подбирается, его пальцы сильнее, чем нужно, сжимают руль.
— Асият Расуловна, может быть… — мнется.
Этот фарс пора прекратить.
— Максим, — чеканю твердо, — Ленина. Двести пять.
Натягиваю темные очки и отворачиваюсь к окну.
Машина стоит еще с минуту неподвижно, но после медленно двигается.
Несмотря на твердость голоса, внутри я распадаюсь, как пазл на мелкие кусочки. Но терпеть такое отношение мужа к себе у меня попросту нет больше сил.
Два года. Два года брака, и вот я еду в квартиру мужа, чтобы посмотреть на ту, которую он любил все это время.
Ситуация очень даже прозаична.
У нашего народа есть мудрость про то, что брак можно сравнить с холодным чайником, который ставят на горячую плиту. Смысл в том, что любовь приходит не сразу, это не яркая вспышка, а методичная работа, в результате которой двое обретают гармонию.
Наш чайник так и не сумел нагреться.
Мне всегда казалось, что брак это нечто волшебное. Что ж, пора признать: я ошибалась. С самого детства я знала, что выйду замуж за того, кого подберут для меня родители. И они подобрали, да.
Союз двух семей, цель которых — получить выгоду за счет детей.
Мои родители получили деньги, которые у них закончились с распадом родовой империи. Родители Карима получились статус и множество связей.
Что из этого получила я?
Холод, отчужденность, одиночество.
Карим, мой муж… нет, он не жесток со мной, не агрессивен. Просто я ему безразлична.
Два года я делала все, как говорила мама: улыбалась, встречала мужа с работы, распахнув объятия, молчала. Наивная дура, я полагала, что любовь можно заслужить. Верила, что этот пресловутый чайник если не закипит на нашей плите, то хотя бы согреет мои руки.
И вот теперь, спустя два года с момента брака, я стою под дверью квартиры Карима с занесенной рукой. Короткий стук, и передо мной предстает потрясающей красоты блондинка.
Я уже видела ее, поэтому нет сомнений, что передо мной любовница мужа.
Улыбка на ее лице меркнет так же быстро, как и моя жажда жизни.
Две женщины.
Каждая из которых любит одного и того же мужчину.
У одной есть официальный статус и признание общества. Но нет ни грамма тепла собственного мужа.
Другая живет тихо, в тени. И купается в ласке и заботе чужого мужчины.
Черт возьми, как бы я хотела поменяться с ней местами.
Марианна быстро моргает, хватается за ворот лилового шелкового халата и пытается прикрыть декольте.
— Ты зря пришла, — выдает она нервно.
Отлично, значит можно избежать представления и она знает, кто я.
— Почему же? — выгибаю бровь. — Я считаю наоборот: стоило прийти раньше.
— Ему не понравится это. — Голос Марианны дрожит, но мне резко становится плевать на недовольство мужа.
Я делаю шаг и прохожу в квартиру. В конце концов, она записана на моего мужа, и я здесь больше хозяйка, чем эта женщина. Бегло осматриваю помещение. Да, Марианна здесь живет уже долго — всюду ее вещи, какие-то мелочи: статуэтки, фотографии. Она обживалась здесь не один месяц.
Я не хочу садиться, потому что понимаю — мой муж брал эту женщину на каждой поверхности, но мои ноги предательски дрожат, и я попросту не могу стоять.
Сажусь на краешек дивана и криво улыбаюсь, глядя на Марианну, которая подпирает спиной дверной косяк:
— Даже чаю гостье не предложишь? — хмыкаю и окидываю ее взглядом еще раз.
Марианна старше меня. Мне двадцать два, ей около двадцати шести, но это никак не влияет на тот факт, что она явно красивее меня.
— Это дом твоего мужа, — неожиданно произносит она устало и садится в кресло напротив меня. — Так что можешь распоряжаться здесь всем, как полноправная хозяйка.
— Хорошо, что ты это понимаешь, — парирую.
Не так я себе представляла наш разговор, ох не так.
— Как давно вы… вместе? — Слова застревают в горле, мне мерзко и тошно от всего, что происходит тут.
— Тебе лучше спросить об этом у Карима, — ей не нравятся вопросы, которые я задаю, она заметно нервничает.
— Боишься сказать правду? — выгибаю бровь и проглатываю ком, который подкатывает к горлу.
— Мне запретили приближаться к тебе и обещали наказание даже за малейшую попытку завести разговор. Не осуждай меня, — она усмехается, но в ее словах нет ни грамма веселья.
В этот момент открывается дверь. Мы дергаемся вместе с Марианной, обмениваясь нервными взглядами.
Быстрые, тяжелые шаги, и в комнату входит мой муж.
Карим окидывает нас тяжелым взглядом, оттягивает узел галстука.
— И как это понимать? — спрашивает он у меня.
— Ты у меня спрашиваешь? — выгибаю бровь. — Это ты мне скажи: как это понимать?
Волнение затапливает, ледяные руки дрожат. Последние крохи моей решительности тонут под гнетом тяжелого и черного взгляда моего мужа.
— Ася, я думал, ты выше этих разборок, — складывает руки на груди и окатывает меня холодом.
— А я, думала, что мой муж выше измен и предательства собственной жены.
— Брось, Ася, — отмахивается устало. — Ты изначально знала, что наш брак не будет основан на любви.
— Так женился бы тогда на той, кого любишь! — выкрикиваю и подскакиваю на ноги.
Исмаилов приподнимает уголок рта в кривой улыбке:
— С чего ты взяла, что я люблю ее? — он говорит о Марианне так, как будто ее тут нет.
Трясу головой. Я ничего не понимаю, как такое возможно?
— Ты… — заикаюсь. — Ты… Что ты делаешь тогда вообще, Карим? — голос хрипит.
Карим проходит в комнату и садится на диван. Марианна сидит в кресле и молча наблюдает за нами, не напоминая о себе.
— Ася, ты еще маленькая и не понимаешь, что у меня, как и у любого взрослого мужчины, есть свои потребности.
— Тебе недостаточно одной меня? Я ведь никогда не отказывала тебе в близости! — подкатывает истерика.
Ася
Все валится из рук. Сахар рассыпается по столешнице, цукаты падают на пол. Я промазала мимо чашки и капнула на руку кипятком.
— Ай! — вскрикиваю.
— Ты сама не своя, Асият, — свекровь качает головой.
— Я в порядке, Мариям Муратовна, — выдавливаю улыбку и подставляю руку под струю холодной воды.
В том, что имена любовницы и матери моего мужа очень похожи, мне видится нечто демоническое, знаковое.
Марианна и Мариям.
Интересно, мать Карима знает про то, что ее сын живет на два дома? Мне кажется, да.
— У вас с Каримом что-то случилось? — она сканирует меня пронзительным взглядом.
— Нет-нет, — я даже не пытаюсь играть, тупо ухожу в несознанку.
Свекровь поджимает губы, но не решается продолжить разговор. Я же изо всех сил пытаюсь держаться, напяливаю самую идиотскую улыбку, потому что иначе просто разревусь перед женщиной, в которой не найду поддержки.
Мариям, как всегда, многословна. Рассказывает мне о своих планах по организации юбилея отца Карима, просит совета. Отвечаю невпопад.
В какой-то момент женщина понимает, что от меня вообще никакой помощи, и собирается уходить. Уже в дверях она кладет руку мне на щеку и поднимает мое лицо к своему:
— Роди ему сына, — выдает неожиданно. — Это поможет.
Открываю рот. Закрываю его. Сердце в груди бьется с такой силой, что, кажется, слышно по всей округе.
— Откуда…
Мариям женщина достаточно холодная, но сейчас она обнимает меня и крепко прижимает к себе, шепчет на ухо:
— У тебя все на лице написано, Асият. Роди, — настойчиво. — Он оттает.
Когда за свекровью закрывается дверь, я бреду в спальню. Сжимаю кулаки от накатывающей злости. Роди, роди! Кому родить, для чего? Он не полюбит меня из-за того, что я рожу ему. Ребенок не растопит лед. У меня вообще большие вопросы насчет того, есть ли у Карима хоть какие-то чувства в его черством сердце.
Машинально раздеваюсь, чтобы принять душ, и замираю перед зеркалом, невольно сравнивая себя с любовницей мужа.
Она значительно выше, тоньше, изысканнее. Модель.
Я не низкая, но и не дотягиваю до нее. Грудь, попа — все на месте. Нет, не толстая, просто фигуристая, что всегда было моей гордостью. Но не сейчас. Я кажусь себе жирной коровой.
С силой зажмуриваюсь и иду в душ.
Так нельзя. А дальше что? Я беременна, когда начну набирать вес, вообще загоню себя?
В раздрае стою под теплыми струями.
Совершенно не знаю, что мне делать. Я как ребенок, который потерялся в многолюдном торговом центре. В одном я уверена: Кариму нельзя знать о моей беременности. Пока что так будет лучше.
Купаюсь и умываюсь слезами одновременно. Я гоню от себя мысли о том, что сейчас делает Карим. Как он трахается со своей любовницей. Выжигаю из головы картинки того как, где, в каких позах, но они все равно как гниль лезут со всех щелей.
Оседаю на пол и реву белугой.
Самое страшное — что я не могу уйти.
У меня нет ничего. Вообще.
Я учусь, да. До диплома еще четыре месяца. Чисто теоретически я могу брать переводы, ведь хорошо знаю язык, но это будут копейки — всего лишь подработка, ни на какую приличную работу без диплома не возьмут.
Все, что здесь есть, принадлежит моему мужу, и любой суд оставит ребенка с отцом. Если уходить сейчас, до того, как будет виден живот, то нужно быть готовой к тому, что малыш потребует больших серьезных финансов. Откуда мне брать деньги? Мои родители не вариант — отец молится на Исмаилова, как на божество. Он скорее прибьет меня, чем даст разрешение на развод.
Тупик. Он самый.
Размазываю сопли по лицу, уговаривая себя перестать истерить. Хотя бы ради ребенка.
Сушу волосы, и темные пряди тут же собираются в завитушки у поясницы. Надеваю шелковую сорочку с ажурным, ничего не скрывающим декольте. Неожиданно мне становится мерзко от этой одежды. Хочется натянуть на себя спортивный костюм и закрыться от всего мира.
Уже гораздо спокойнее выхожу в спальню, где натыкаюсь на Карима. Он сидит в кресле с видом властителя жизни, закинув щиколотку на колено. Руки расслабленно лежат на подлокотниках кресла.
В комнате полумрак, поэтому я плохо вижу его лицо, но отчего-то мне становится страшно, и кожа покрывается мурашками.
— Я не ждала тебя сегодня, — произношу холодно.
Мой голос хриплый от долгих рыданий, я устала и вымотана. Но во мне находятся силы на сопротивление. Потому что как бы я ни любила Карима, видеть его сейчас я не хочу.
— Где же мне быть? Ты моя жена, — спокойно выдает он. — Я всегда возвращался и буду возвращаться к тебе.
— Угу, — бурчу и отхожу к окну, задергиваю шторы и погружаю комнату в кромешную тьму. — Просто по дороге домой ты заезжаешь к другой женщине и трахаешь ее. Это практически так же, как если бы ты заезжал в магазин. Совершенно одно и тоже, да.
В моей усмешке много злости. Я бы вообще разнесла всю комнату в щепки, но это все-таки перебор.
— Тебе не идут такие слова, Ася, — я слышу, как шуршит одежда, значит, Карим поднялся с кресла. — Впредь, будь добра, не используй их.
— Иди нахер, Карим, — выдаю ему назло. — Хочу и буду так говорить. Даже материться.
Исмаилов шипит, будто мои слова могут обжечь.
Он идет на меня. Я не вижу этого, просто как радар настроена на него и чувствую каждое движение.
Карим за долю секунды оказывается рядом и ловит меня за локоть, разворачивает спиной к себе.
— Непослушная девчонка, — шлепает по попе.
Больно, ощутимо. Я ахаю и хочу вырваться, но муж кладет руку мне на талию, прижимая к себе. Я тут же чувствую его возбуждение, упирающееся мне в попу, и закусываю губу.
Исмаилов перехватывает меня за шею и заставляет выпрямиться, опускает губы на шею, прямо туда, где бьется яремная вена, и как вампир прикусывает ее. Соски моментально твердеют, кожа накаляется, как электрический провод.
— М-м-м, — шепчет мне в шею. — Почему ты так пахнешь?
Ася
Мне снится мой ребенок.
Я не вижу, но знаю, что в этом свертке мальчик. Розовощекий, с невероятными глазами, от взгляда в которые щемит сердце.
Я качаю его в своих руках и напеваю песенку, которую мне мама пела в детстве. Я не помню слов, только мелодию, но она звучит четко и осознанно.
Малыш причмокивает и улыбается во сне, а меня затапливает нежностью.
— Тебе пора, Ася, — из ниоткуда появляется муж и смотрит на меня безжизненным взглядом.
— Куда? — улыбка сходит с моих губ.
— Ты знаешь куда.
— Нет, не знаю. Это шутка какая-то? Мы с сыном останемся тут!
Карим наклоняет голову. По-звериному, как птица, готовая спикировать и впиться в открытую рану.
— Каким сыном? — спрашивает голосом, лишенным эмоций.
— Нашим сыном! — меня трясет изнутри, и я прижимаю к себе своего ребенка еще сильнее.
Короткий взгляд — и стремительное падение в ад:
— У нас нет детей, Асият.
Медленно опускаю взгляд и смотрю на свои руки, в которых я держу плед. В нем нет никого, это просто кусок ткани.
Кричу в черные, злые глаза мужа.
Резкий рывок, и я несусь в ванную комнату, где меня снова выворачивает. Долго полоскаю рот, чищу зубы, возвращаюсь в постель, в которой я, слава богу, одна.
Аллах, какой страшный сон, будто не к добру.
Кутаюсь в одеяло, потому что мне безумно холодно. В спальне никого нет. Не знаю, где Карим. Уехал к любовнице или спит в гостевой комнате. Я не готова сейчас к встрече с ним, мне слишком плохо.
Утром я его не застаю дома, и это не может не радовать.
И вообще — пора брать себя в руки. Нельзя показывать Кариму,что мне нехорошо, иначе он обо всем догадается. Я не могу так рисковать.
После того сна мне не по себе, и я решаюсь съездить к врачу.
— Куда едем, Асият Расуловна?
— Максим, скажи, ты отчитываешься господину Исмаилову о моих передвижениях?
Водитель поднимает взгляд и сталкивается с моим в зеркале заднего вида.
— Нет, Асият Расуловна, такого указания не было.
Горько усмехаюсь и надеваю черные очки, которые отрезают мои эмоции от любопытных взглядов.
— Отвези меня в клинику на Гоголя.
Максим хмурится:
— Туда, где мы были на прошлой неделе? — спешно выезжает за ворота особняка. — Вы заболели?
Дьявол, до чего же смешно выходит.
Моему мужу вообще плевать на меня. Что я делаю, чем занимаюсь, какие у меня новости. Зато человек, который приставлен ко мне, чтобы возить и охранять, беспокоится.
— Не переживай, Максим, — горько усмехаюсь. — Я в полном порядке.
Едем молча. Я игнорирую заинтересованные взгляды моего водителя. А Максим в свою очередь уже даже не пытается скрывать свой интерес ко мне.
Когда мы останавливаемся у клиники, он порывается пойти следом.
— Ты останешься тут, — говорю твердо.
— Асият… — он иногда забывается и называет меня лишь по имени, а я делаю вид, что не слышу этого.
Тяну на себя ручку двери и замираю.
— Максим, ты же скажешь мне, если господин Исмаилов велит отчитываться о моих передвижениях?
На лице мужчины ходят желваки, он шумно тянет носом воздух, а после коротко кивает.
Прием у врача проходит быстро. Со мной все хорошо, беременность развивается соответственно сроку в восемь недель. Рекомендации те же: не нервничать.
Да уж. Как тут не нервничать?
Возвращаюсь в машину и прошу Максима отвезти меня домой к моим родителям.
Мама встречает с распростертыми объятиями:
— Асенька! — ее тепло окутывает меня, и я закрываю глаза, позволяя себе впервые за эти сутки расслабиться.
— Папа дома?
— Нет, ты же знаешь — он трудоголик, — мама проводит меня в кухню и ставит чай. — Ну рассказывай, как дела?
У мамы взгляд встревоженный, мне кажется, она чувствует что-то. Идти мне не к кому: ни сестер, ни подруг нет, поэтому мама — единственный человек, с кем я могу обсудить свои тревоги.
— У Карима другая женщина.
Мама ахает и закрывает рот рукой.
— Может, ты что-то не так поняла или это просто ошибка?
— Она живет в его квартире, — произношу отрешенно. — Давно. Там повсюду ее вещи.
— Ох, Аллах! Доченька моя, — мама притягивает к себе и обнимает, гладит по спине.
— Что мне делать, мам?
— Ты говорила с ним? Он знает?
— Да.
— Зря. Надо было действовать за его спиной, так, чтобы он даже не подумал о том, что ты предпринимаешь какие-то попытки удержать его.
Отстраняюсь от матери:
— Какие еще попытки?
— Например, беременность. Мне кажется, Карим стал бы более благосклонным к тебе, если бы ты родила ему сына.
И эта туда же.
— А если я не хочу рожать ему? — спрашиваю со злостью, и мама дергается, будто я ее ударила. — Если не хочу больше жить с ним?
— Доченька, но ты же ведь любишь его.
— И что с того? Я люблю его, а он живет на два дома. Чтобы что-то изменить, недостаточно родить ребенка. Ему комфортно так. Ребенок, даже десяток детей ничего не изменит.
— В любом случае нельзя было говорить, что ты знаешь.
— Молчать в тряпочку не буду!
— Тысячи женщин молчат, а она не будет. А что будешь? — мама злится.
— Разводиться буду!
Мать ахает и лупит рукой по столу:
— Даже думать не смей, слышишь! Благодаря Исмаилову отец только на ноги встал, ты не посмеешь так поступить с ним. У отца был инфаркт, второго он не переживет.
Открываю рот от шока.
— Мам… — зову тихо, без всякой спеси, — ты всерьез считаешь, что оставить все как есть и терпеть то, что об меня вытирают ноги, это единственный выход? Он приходит домой ко мне после нее. Ложится в нашу кровать.
Мама проводит рукой по лицу и говорит обреченно:
— Ася, но что ты можешь? Разведешься? Ты же понимаешь, что останешься ни с чем. Отец не поддержит тебя, откуда ты возьмешь деньги? Мне кажется, единственный выход — это ребенок. С момента вашего брака прошло не так много времени, Карим еще сам не понял, что любит тебя, а ребенок, особенно сын, откроет ему на это глаза.
Карим
— Аслан, отвези меня в ювелирный в центре.
— Да, господин, — кивает водитель и выруливает на проспект.
За нами едет машина охраны, все как всегда. Становимся криво, но так надо, небезопасно парковаться далеко от зданий.
В ювелирном встречает сам хозяин. У него безумно дорогие украшения, но камни чистейшие и золото высочайшей пробы, поэтому оно стоит того.
— Карим Дамирович, обратите внимание на этот браслет, — стелется передо мной. — Он представлен в единственном экземпляре. Эксклюзив! . Камень уникальный! Это розовая звезда Уильямсон, добыт в Танзании. Воистину неповторимая вещица! А вот серьги из этого же комплекта. Цена баснословно высокая, но лучше не найдете!
Мне нужно умаслить жену, чтобы она успокоилась и перестала накручивать себя.
Мужик изменяет, тоже мне новость. Я старше Аси на десять лет. Мне тридцать два, а ей едва исполнилось двадцать два. Ну что она, девочка малолетняя, которая росла, как оранжерейный цветок, может мне дать?
Я люблю секс. Жесткий. Иногда с парочкой женщин. Что ж я могу поделать? У меня стрессовая работа, напряжение я могу сбросить только так. Не идти же мне с этой грязью к жене?
Как отец с детства мне втолковывал: жена — это святое.
Вот я и покупаю своей святой маленькой жене браслет, который стоит как половина самолета.
На бабки похер, на нее не жалко. Она достойная. Чистая. Внешне и внутренне. Именно поэтому ее поведение и матерные слова ударили сильно. Не ожидал от нее. Кроткая она должна быть. Тихая.
Но рубануло хорошо так. Нутро все обожгло кислотой от ее поведения. Пытаюсь разобраться в себе, но не хватает мыслей, чтобы найти истину.
Делаю покупки, а после еду к Марианне. Она встречает меня, как обычно, на все готовая, податливая и покорная. Тут же стелется, ластится. Ужин или чай не предлагает — знает, я здесь не для еды. Ем я дома или в ресторане. Она мне нужна для другого.
Срываю с нее халат и толкаю к дивану.
Марианна падает на задницу, раздвигает ноги и начинает водить руками по моему торсу, расстегивает пуговицы на рубашке, целует, поднимаясь постепенно.
Возле подбородка заминка, она придвигается ближе:
— Поцелуй меня. Пожалуйста… — вымаливает.
Вместо этого я снова толкаю ее на диван, и она поджимает губы.
Спускаю брюки и сжимаю член у основания.
— Поцелуя хотела? — выгибаю бровь. — Ну так целуй.
Я не целую женщин. Никогда. Даже жену. Сложно объяснить, просто не вставляет это.
Марианна сглатывает и покорно открывает рот. Берет глубоко, давится, слезы текут по щекам, но мне плевать.
Вообще я не жесток, нет. Но воспоминания о том, как Ася брыкалась в моих руках, разозлили хищника внутри меня. Мне хочется ее наказать, но она же, блять, святое, она неприкосновенная. Ее — нельзя. А эту можно.
И эта давится, хрипит, слезы стекают по ее лицу и смешиваются с тушью, оставляя черные дорожки. Красная помада пошло размазана. Будто выстрел, меня пронзает видение, что на коленях передо мной не Марианна, а другая.
Ася.
Черные волосы растрепаны, макияж, поплывший от возбуждения, пухлые губы обхватывают большую головку и неистово сосут. Она поднимает на меня глаза и словно насмехается надо мной. Что, Исмаилов, теперь на жену дрочить будешь?
Да-да, блять, буду…
Но никогда не воплощу свои фантазии в реальность.
Губы моей жены должны целовать детей, ей ни к чему прикасаться к члену.
Спускаю Марианне в рот и зажимаю губы рукой, заставляя проглотить все, до последней капли.
Она откидывается на диване и шумно дышит.
— Я в чем-то провинилась? — смотрит на меня странно, скорее испуганно.
— Нет, — мотаю головой и застегиваю ширинку. — Просто плохой день. Я поеду. Тут тебе подарок.
Оставляю пакет из ювелирного и еду домой, не дожидаясь, пока Марианна откроет его.
Дома слушаю отчет охранника, поднимаюсь в спальню.
Ася спит, свернувшись клубочком, а я плетусь в ванную. Вымываю себя до скрипа и возвращаюсь в спальню.
Ложусь рядом с женой.
Она спит в большой растянутой футболке. Еще бы, я вчера разодрал ее ночную рубашку.
Закидываю руки за голову и смотрю в потолок, пытаясь настроиться на сон. Но вместо этого кровь бурлит от возбуждения, которое не прошло. Марианна не помогла.
Теперь еще хуже.
И, как назло, Ася поворачивается ко мне спиной и выпячивает попку.
А она у нее охренеть какая… когда шлепал ее, думал, яйца взорвутся нахрен. Я бы хотел раздвинуть ей ноги и войти…
Блять, нет! Нельзя. Она не для этого.
Хотя, твою мать, хочется.
Ложусь ей за спину и повторяю ее позу, но не касаюсь. Прикрываю глаза и дышу. Сука, какого черта она так пахнет? Ведь не было этого раньше? Феромонами она, что-ли, пользоваться начала?
Сорвавшись, пристраиваюсь сзади. Одну руку кладу на полную, охуительную грудь, сминая аккуратно, хотя хочется вжаться безжалостно. Вторую запускаю руку в трусики, растираю клитор. Ася возится, сонная, такая горячая.
Я чувствую бешеный, ненормальный запах жены и влагу, в которую погружаются пальцы.
Мне, блять, никогда не было так херово и охренительно одновременно. Грудину рвет от эмоций, от остроты ощущений, которые не испытывал никогда, и неконтролируемо, необдуманно опускаю свои губы на сочные губы Аси и целую.
Не знаю почему — с ней захотелось этого. Впервые.
Она замирает, пробуждаясь а я, раз представился случай, пользую ее рот вовсю. Размазывая слюну, играюсь с языком, неожиданно осознавая, как это охренительно сексуально.
Ася дергается, вырывается. Бьет меня по плечам и шипит проклятия.
Но я чувствую, что она размазана, поэтому имитирую секс, врезаясь бедрами в ее бедра, целую неистово, чувствуя, как Ася подбирается все ближе к оргазму, и именно в этот момент сдвигаю ее трусики и толкаюсь внутрь сразу на всю длину.
Ася вскрикивает, до боли сжимает мои предплечия, пытаясь вырваться.
Ася
Беззвучно вою в подушку, пока Карим преспокойно плещется в ванной.
Надо мной надругались.
Нет, это не изнасилование. По крайней мере, не физическое.
Он был с другой, спал с ней, а потом пришел домой и взял меня, практически сонную и ни черта не соображающую! Ненавижу!
— Ненавижу, — шепчу сквозь всхлипы. — Гори в аду…
Сыплю проклятиями и беру с кресла халат, надеваю его, чтобы хоть немного согреться.
Пальцы не слушаются, пояс халата не хочет завязываться в узел, но я плюю на это, просто запахиваю его. Переступаю через разорванную футболку и иду в другой конец дома, подальше от своего мужа.
То, что было между нами… что это вообще?
Я никогда не испытывала подобной гаммы чувств, не знала, что секс может быть таким, и совершенно не понимаю, что ощущаю сейчас. Столько всего... Чуть ли не впервые в жизни я видела Карима настоящим, как мне показалось.
А еще поцелуй. Карим никогда не целуется. А может, просто не целуется со мной?
Тело плохо слушается, мне тяжело идти, но я упорно шагаю вперед. Я не хочу видеть Карима, говорить с ним. Он трахался с Марианной, а после пришел домой, лег в супружескую кровать и воспользовался моим полусонным состоянием.
Что может быть хуже?
Аллах, я надеюсь, со своей любовницей он предохраняется! Не хватало еще заболеть чем-нибудь от нее.
Захожу в гостевую спальню и закрываю дверь на замок, оставляя ключ в скважине, чтобы Карим не сумел войти.
Скидываю халат, становлюсь под душ. Смываю с себя следы нашего секса, от которых становится еще более тошно. Всхлипываю и натираю себе до красноты. Сквозь шум воды слышу, как кричит Карим и громко стучит в дверь.
Выключаю воду и, не вытираясь, надеваю халат, по стеночке опускаюсь на пол и поджимаю ноги.
Я не хочу выходить.
— Асият! — ревет муж.
Он редко называет меня полным именем. Практически всегда Асей, и раньше мне казалось это чем-то важным, значимым, но теперь мне плевать. Это такие мелочи по сравнению с тем, что происходит между нами.
— Немедленно открой! — раздается грохот. Карим хочет войти, но я впущу его только через свой труп.
Секунда тишины, затем я слышу треск и дергаюсь от этого звука. После этого дверь в ванную распахивается и ударяется о стену. Передо мной на корточки садится Карим, смотрит испытывающе.
Я поднимаю голову и гляжу в черные глаза мужа. В них полно ярости, в какой-то момент мне кажется, что он попросту убьет меня, но выражение его лица меняется.
С него будто разом сходит вся спесь.
— Прости, — неожиданно говорит он. — Я переборщил, знаю. Ты не была готова к этому.
Слова застревают в горле.
О чем он вообще?
— Я был жесток, — он сжимает зубы с такой силой, что ходят желваки. — В следующий буду сдерживаться. Меня накрыло, я плохо контролировал себя.
Это был самый потрясающий и одновременно самый отвратительный секс.
— Ты трахал меня после своей любовницы! — выкрикиваю ему в лицо. — Если ты думаешь, что я и впредь буду спать с тобой, то ты ошибаешься! Никакого следующего раза не будет!
Карим сужает глаза и испепеляет меня взглядом.
— Я делаю скидку на то, что ты не ожидала от меня подобного напора…
— Да при чем тут напор, блин? Мне мерзко, как ты не понимаешь?!
Муж поднимается на ноги и возвышается надо мной:
— Ничего, — произносит он пугающе-равнодушно. — Ты сможешь пережить это.
Опускается и подхватывает меня на руки, а я бью его по голым плечам, попадая по лицу, расцарапывая его. Карим даже и не думает увернуться или остановить меня, он позволяет мне делать все это с собой.
Когда он подходит к спальне, во мне уже не остается никаких сил. Одна безнадежная усталость.
Карим кладет меня на развороченную кровать, на которой мы занимались сексом несколько минут назад, и резко срывает халат. Я взвизгиваю.
— Перестань! — ору на него.
— Чтобы голой спала! Каждую гребаную ночь! — орет зло. — Каждую, поняла?!
Он сдергивает с себя трусы и ложится рядом, притягивает меня к себе, но я упираю ладони ему в грудь.
— Карим, так больше не может продолжаться, — я просто в безвыходном положении, пытаюсь оттолкнуть его от себя, но это все равно как пытаться сдвинуть состав с рельс.
— Меня все устраивает, — выдает он, и это звучит как пощечина.
— Ты не можешь приходить после другой женщины и брать меня без моего согласия.
— Тебе же понравилось?
— Ты издеваешься? — все-таки вырываюсь и тянусь к халату, но Карим перехватывает мои руки и заваливает меня на спину.
Нависает сверху. Я чувствую, как его твердый член упирается мне в бедро.
Черт.
— Я хочу развод, — выдаю на эмоциях.
— Насрать мне на то, что ты хочешь, — тут же выдает а ответ зло. — Ты моя жена. Точка. Еще раз заикнешься о разводе, пожалеешь.
— И что же будет? — нервно смеюсь. — Найдешь другую? Возьмешь силой?
— Лучше тебе не знать границы моих фантазий, жена.
Он отталкивается от постели и берет с тумбочки коробочку, которую я не сразу заметила. Открывает ее и небрежно откидывает на пол. С силой дергает мою руку.
— Не хочу!
— Тихо! — надевает на меня браслет, защелкивает замок.
Камни больно царапают кожу, оставляя красные следы. Жмурюсь от неприятных ощущений, кусаю губы. Это не браслет, нет. Это словно ошейник у собаки.
Браслет красивый и дорогой. На ценнике астрономическая сумма.
— Все самое лучшее для единственной и неповторимой, — Карим кривит рот в улыбке, будто издеваясь надо мной.
Прижимает к себе за плечи и укладывает рядом с собой.
— Ненавижу тебя, — шепчу ему.
— Неправильный ответ, Ася, — его голос холоден, но тяжелая рука гладит меня по волосам, как нерадивого ребенка. — Ты любишь меня. Просто забыла об этом. Это ничего. Я напомню…
Ася
— Снимите его, — протягиваю руку с браслетом.
Это не подарок. Это гребаное клеймо принадлежности, как будто я ручной зверек Карима и это мой ошейник, на котором написана кличка и номер для связи в случае пропажи.
Хозяин ювелирного смотрит на меня квадратными от шока глазами. Я знаю, где мой муж покупает драгоценности, поэтому сомнений в том, куда идти, не возникло.
— Асият Расуловна, к сожалению, я не могу этого сделать. Ключ существует в единственном экземпляре и был отдан господину Исмаилову.
Мужчина вытирает пот со лба, глаза у него бегают. Ладно, не буду больше нервировать человека. В конце концов, он ни при чем.
Тру переносицу, потому что голова болит с самого утра.
— Я могу вам еще чем-то помочь?
— Нет, — произношу устало. — Нет, спасибо.
Взгляд цепляется за рекламу на прилавке. На руке у модели — мой браслет.
— Да, это ваш браслет, — поясняет хозяин магазина. — Вы верно заметили. Карим Дамирович приобрел комплект вчера перед самым закрытием, так что мы не успели убрать рекламу. Но не переживайте, сделаем это прямо сейчас.
— Комплект? — запоздало доходит до меня.
— Да-да, — заикается хозяин ювелирного и снова вытирает пот со лба белым платочком. — Браслет и серьги. Вот видите, на модели представлены. А… вы… вам…
Все, его сейчас приступ хватит.
— У меня только браслет, — киваю.
Супер. Значит, Карим приобрел не только браслет, но и серьги. Хочет обвесить меня этими сокровищами, как новогоднюю ель? Чтобы показать всем свой статус и благосостояние?
— Наверное, ваш муж еще презентует вам серьги. О, они воистину потрясающи! Цена, конечно, не сравнится с браслетом, но вместе они — уникальный комплект.
Киваю, прощаюсь и ухожу. Не хочу говорить мужчине о том, что мне плевать на эти цацки. Я просто горю желанием снять браслет и забыть о том, что происходило в моей жизни в последнее время.
Максим открывает дверь автомобиля, и я привычно сажусь за заднее сидение, так же привычно надеваю очки, чтобы никто не узнал, что у меня на душе, и не увидел глаз.
Сидим в авто, молчим. Водитель смотрит прямо перед собой, я рассматриваю через окно тротуар, по которому спешат люди. Обычные люди, которые живут ничем не выдающейся и незаметной жизнью. Неприметные мужчины и простые женщины.
Интересно, у них такие же проблемы? Изменяют ли этим женщинам мужья? Заводят на стороне другие семьи? В состоянии ли эти женщины уйти от предателя и начать жизнь заново, с чистого листа?
— Асият Расуловна, — говорит тихо Максим, и я выныриваю из размышлений и перевожу взгляд на мужчину, который, обернувшись, с сочувствием смотрит на меня. — Карим Дамирович дал мне указание…
Я резко зажмуриваюсь.
— Он приказал отчитываться о каждой вашей поездке. С кем видитесь, куда ездите, что покупаете. О каждом шаге.
Кладу руку на грудь и тру там, где противно ноет, так и не открывая глаза.
Сама виновата. Надо было вести себя тише. У меня пока нет плана, как уйти и сохранить при этом ребенка, а мои выпады насчет развода сделали только хуже. Но, черт возьми, я просто не могла спокойно наблюдать за тем, что творит Карим, и молчать в тряпочку.
Убираю руку вниз, сжимаю подол длинной юбки. Распахиваю глаза и рассматриваю своего водителя.
Максим привлекательный мужчина. Черноволосый, кареглазый. Сильный, крепкий. Чем-то похож на моего мужа, который сложен не хуже.
— Спасибо, что сказал, Максим, — даже выдаю подобие улыбки.
Водитель отворачивается и смотрит на руль, прямо перед собой.
— Асият, — произносит тихо, не глядя на меня, — я хочу, чтобы вы знали: я на вашей стороне и не предам. Я прикрою.
Поднимает темный взгляд и смотрит в зеркало заднего вида.
Я тоже смотрю. Непроницаемые стекла очков скрывают мой взгляд, поэтому я позволяю себе чуть дольше, чем нужно, рассматривать мужчину.
Глупый, глупый Максим. Карим сожрет тебя и не подавится. А твои чувства ко мне я давно считала, но отнеслась к ним с усмешкой. Такая глупость — водитель влюбился в жену хозяина.
Но сейчас я понимаю: этот мужчина — чуть ли не единственный мой союзник, и я не могу им рисковать. Максима размажут по стенке за эти взгляды.
— Опусти глаза, Максим, — говорю тихо и спокойно.
Водитель дергает головой и тут же принимается смотреть на дорогу.
— Поезжай на набережную. — Автомобиль выруливает на проспект. — И спасибо, что предупредил.
Гуляю вдоль кромки воды. Максим где-то позади, незримой тенью. Обратно домой едем в молчании; я коплю в себе ком из ненависти, презрения и удушающей боли, которая разрывает сердце на части.
Что за сука ты такая, любовь?
Понимаю мозгом, что ноги об меня вытирают, унижают, ставят в угол, указывая на мое место, а поделать с чувствами ничего не могу. Любовь, как колючий еж внутри, не ушла никуда, ощетинилась только.
Глажу живот, переключаясь на малыша. Девочка или мальчик? Хоть бы девочка, мальчик был в плохом сне — это не к добру.
Который раз за день звонит Карим, и я который раз за день игнорирую его звонки. Не хочу. Не буду.
Приезжаю домой и сразу иду на кухню, завариваю себе чай, чтобы согреться. Прислуга уже разошлась по домам, а охрана не заходит в дом без разрешения Карима, поэтому я наслаждаюсь одиночеством и тишиной.
Правда, длится это недолго, потому что хлопает входная дверь, и на пороге кухни появляется муж. Он рано. Слишком рано, что очень странно.
— Как это понимать, Ася? — дергает губой.
Выгибаю бровь, даже не удосужившись открыть рот и ответить на вопрос.
— Какого хера ты игнорируешь мои звонки?
Проходит ближе, становится напротив. Нас разделяет стол, и Карим ставит на столешницу руки, на которых выделяются толстые вены. Он зол, но, черт возьми, я тоже!
— Я была занята, — отвечаю спокойно и отпиваю чай.
— Зачем ты ездила в ювелирку? Мало цацек? Только скажи, и я осыплю тебя ими, — как удав, который собирает сожрать добычу, ведет головой. — Что тебе хочется?
Карим
— Расскажи, куда обычно она ездит.
Раньше меня это не интересовало.
Ну есть жена и есть. Тихая и кроткая. Сидит себе дома, ждет молча, не выказывая недовольства.
Но теперь, стоило только Асе заикнуться о разводе и сделать намек на других мужчин, моя кровь закипела, забурлила.
Дрянная девчонка, поднимает мне давление, играется с фантазией и дергает тигра за усы, будто это не один из самых страшных и сильных зверей, а обычное насекомое.
Особо раздражает в этом то, что я не могу ничего сделать, чтобы она перестала играть на моих нервах.
Но что еще хуже — где-то в глубине души я не хочу этого. Впервые за два года брака меня бомбит от жены. Топит, душит.
Ночами я притягиваю ее, сопротивляющуюся, к себе. Подавляю, принуждаю. Заламываю ей руки и прижимаю так сильно, как только могу. Она кричит, что ненавидит меня, а меня топит и топит Необузданной страстью. Хочется опрокинуть ее на спину и засунуть глубоко в глотку свой член, чтобы она замолчала.
А потом всю ночь, когда Ася уже засыпает, я держу ее в своих удушающих объятиях с маниакальным страхом — вдруг усну, а она исчезнет. И хотя я разумный человек и головой понимаю, что она никуда не денется, будет рядом со мной, что бы ни случилось, но глаз сомкнуть не могу.
Которую ночь я провожу так.
А днем функционирую на автопилоте. В обед сплю на неудобном диване в кабинете, мечтая о том, как вернусь домой и затрахаю до смерти свою жену. За то, что доводит меня до этих мыслей. За то, что меняется.
Какого черта она меняется? Я не позволял!
Мне нужна смиренная и покладистая женщина, которая опускает взгляд, разговаривая с мужем, не повышает голос.
Черт, мне нужна девушка, на которой я женился. С хера ли она решила превратиться в кошку с острыми зубами и коготками?
Максим откашливается, и я трясу головой, возвращаясь в реальность. Мозг вообще нихера не варит, уплывает постоянно не за те границы.
— Карим Дамирович, все, как всегда, — сухо рапортует водитель моей жены.
— Мне нужны подробности, — оттягиваю ворот рубашки, который, сука, душит меня. — Куда ездила моя жена в последние две недели и с кем общалась?
— Асият Расуловна, как обычно, ездила в университет, там разговаривала с одногруппниками. Сидела с девушками с курса в кофейне напротив университета. И далее, как всегда — трижды в неделю йога, английский в бизнес-центре, салон красоты. Три дня назад я возил ее в ювелирный. Остался снаружи, как и велела госпожа Исмаилова.
Вообще я предпочитаю в охране людей только своей нации и веры. Максим русский, но он из правильных парней, я бы ему жизнь доверил. И я доверил. Только не свою, а жизнь своей жены.
Поначалу напрягало, что он иной веры и может посмотреть на мою женщину. Но несколько месяцев за ним следила охрана, и я понял, что он идеальный вариант.
Собранный, профессиональный и, что самое главное, — ни разу не глянувший на мою жену.
— Ты разговариваешь с ней? — вопрос звучит в пространстве, опережая мысли.
Мне, блять, важно знать, что никто, сука, ни один мужик не говорит с моей женщиной.
— Только по делу, Карим Дамирович, — спокойно отзывается Максим. — Куда ехать, как долго там будем. Ничего сверх этого.
— Хорошо, — от сердца отлегает. — Общается ли она с кем-то из мужчин?
Ответ еще не прозвучал, но меня уже выносит от самого факта, что я задаю этот вопрос, а значит, есть такой страх.
А у меня, блять, никогда не было страхов!
— Преподаватели, консультанты, персонал. И только по определенным вопросам, ничего личного.
— Отвечаешь за нее, Максим. Чтобы ни единого мужика на горизонте. Шкуру сдеру, если узнаю, что она с кем-то пересекается. И насрать — обманула она тебя или ты ей потакаешь.
— Я не подведу, Карим Дамирович, — Максим наклоняет голову и уходит.
Остаток дня я провожу на работе. Мысли скачут табунами, сконцентрироваться очень тяжело, я постоянно думаю об Асе. Беру телефон и пишу ей сообщение:
«Не забудь, когда я вернусь — ты должна спать голой. Я голоден».
Я знаю, что вывожу ее на эмоции.
Ну вот такой я противоречивый, сука. Да, блять, я хочу, чтобы она ждала меня дома полностью обнаженной.
У нас не было секса четыре дня. Меня бомбит, все горит. К Марианне возможности заехать не было, да и как-то отошла она на второй план. Все мысли крутятся вокруг Аси.
«Жри где-нибудь в другом месте», — приходит ответ от Аси.
Я зависаю.
Моргаю несколько раз. Привиделось, может?
Нет, все так. Каждое слово — как пощечина. Ах ты ж, сучка маленькая! Вернусь — выебу во все…
И торможу тут же.
Не сделаю я этого. Осаждаю сам себя, напоминая, кто такая Ася и для чего она мне в жизни. Быт, уют, дети и секс один раз в неделю в миссионерской позе. Верность и чистота. Точка.
Срываю галстук и отменяю все встречи, еду на квартиру к любовнице.
Марианна в платье, смотрит на меня удивленно:
— Карим? Ты не предупреждал, что заедешь. А я с девчонками увидеться хотела.
— Увидешься.
Она облизывает нижнюю губу и льнет ко мне, высовывает язык, лижет шею, кусает кожу. Член натягивает брюки как палатку. Пульсирует, тянет на грани боли.
— Чем порадовать тебя сегодня? — играет бровями Марианна и как змей-искуситель опускается на колени, параллельно спускает бретельки платья, оголяя грудь.
Она у нее значительно меньше, чем у Аси, некстати доходит до меня. Трясу головой, а Марианна тем времени уже сосет вовсю член. Стонет так, будто это самый вкусный леденец.
Хватаю ее за руку и тащу на кухню, толкаю на стол, задираю подол платья, рву трусы. Оставляю звонкий шлепок на попке. Просовываю большой палец между складок, размазывая влагу, а после вхожу в другое отверстие, Марианна немного дергается и шепчет сбивчиво:
— Смазка там… в ящике.
У нее гондоны со смазками в каждой комнате — мое указание.
Раскатываю презерватив, выливаю смазку и толкаюсь медленно. Марианна шипит, но подмахивает, отвратительно-пошло стонет, и это охренеть как вставляет.
Карим
По приезду домой сразу же иду в спальню. Мне нужно увидеть жену, хоть я и знаю, что она спит. Насрать. Просто посмотрю, убежусь, что она в порядке.
Но в спальне меня ждет сюрприз — темнота и пустая кровать, на которой никого и не было.
Так, блять.
Глаза наливаются кровью, но я ищу хоть где-то здравый смысл. Ну должен же он быть, ведь так?
Вроде как да, но вместо этого сознание, будто издеваясь, подкидывает мне картинки того, как мою жену трахают в задницу на кухонном столе.
Что за нахер?! Так и умом двинуться можно.
Шумно выдыхаю. Максим сказал, что они вернулись с Асей около шести вечера. Она дома, просто прячется где-то.
Я даже знаю где.
Несусь в дальнюю гостевую спальню — там уже поставили дверь. Тяну ее на себя и прохожу в полумрак. Асият спит на кровати.
До боли сжимаю зубы и подхожу к ней, нависаю, как гора.
Ася хмурится во сне. Полные губы приоткрыты, тело скрыто толстым одеялом, но все равно видно, что она свернулась под ним в клубочек.
Вся злость и спесь проходят разом, и я замираю над женой, любуясь ею. Ася очень красивая. И внутри, и снаружи. Неизбалованная, относящаяся с уважением и к прислуге, и к моим родителям. Делающая все правильно, как велят обычаи.
Это в последнее время она изменилась. Могу ли я винить ее в этом? Она живая, все чувствует, переживает. Значит, надо показать ей, что она по-прежнему номер один для меня — была и есть.
Беру ее на руки и уношу в нашу спальню. Она ослушалась меня — на ней наглухо закрытая пижама. У-у… бунтарка!
Ася не просыпается, только утыкается мне в шею, от чего я дергаюсь. Всего каких-то пару часов назад именно туда меня целовала Марианна. Ловлю себя на непривычном чувстве: мне тошно от этого, хотя раньше вообще насрать было.
Ложусь рядом с Асей и вырубаюсь. Сплю херово, снится всякое… нехорошее.
А утром просыпаюсь в одиночестве. Подскакиваю и несусь на поиски жены.
Она стоит посреди гостиной на коврике для йоги в странной позе.
— Что ты делаешь? — спрашиваю ее.
Глаза у Аси закрыты, она спокойна как удав, даже не испугалась моего вторжения. Отвечает монотонно и безэмоционально:
— В йоге эта поза называется позой воина. Мастер сказал бы, что данная асана дает прилив сил и улучшает настроение. А у меня с этим в последние дни все плохо из-за того, что ты по-прежнему трахаешь свою содержанку, а после возвращаешься домой к женщине, от которой требуешь верности, послушания и детей.
И вот так, не успев успокоиться, я опять закипаю.
— Ты снова начинаешь, Ася?
Жена меняет позу на охуеть какую сексуальную. Черт, она и так умеет?! В голове картинка, как я рву эти сраные лосины, которые делают и без того аппетитную попу еще более аппетитной. Член в трусах мгновенно встает по стойке смирно и ждет своего звездного часа.
Тем временем Ася продолжает так же спокойно, даже ни на секунду не сбившись в дыхании:
— А эта поза называется собака, смотрящая вниз. Мастер бы сказал, что эта асана дает приток крови к голове и заставляет ее лучше работать, а это мне очень нужно сейчас, чтобы здраво мыслить. Также она растягивает заднюю поверхность ног и делает их более выносливыми.
Она выравнивается, смотрит на меня отчужденно и произносит леденяще-спокойно:
— Это пригодится мне, когда я не выдержу и захочу свалить от тебя куда подальше.
Скручивает коврик вместе с моими нервами и проходит мимо меня, обдавая своим сладким, бередящим душу запахом. Спрашивает спокойно:
— Кофе будешь?
Охуеваю от всего происходящего. Схера ли я вообще оказался в ситуации, когда моя женщина скручивает меня в бараний рог, сука, по всем фронтам! Уложила на лопатки, даже не касаясь!
И что мне остается?
Захлопываю рот, разворачиваюсь и иду в кухню, где Асият уже пьет чай, глядя в окно.
— Это что, блять, было, а? — хватаю ее за плечо, не сразу соображая, что у нее в руке горячий чай, и запоздало убираю руку.
— Ты задавал вопросы, — она не отрываясь смотрит в окно. — Я давала ответы.
Перевожу взгляд и вижу, на что смотрит Ася. Вернее — на кого.
Четверо из моей охраны. Разговаривают, курят, ржут, толкают друг друга.
— Ты че? На мужиков других пялишься? — я реально теряю дар речи, клянусь, у меня дергается глаз.
Но Ася, будто издеваясь надо мной, отвечает:
— Астры в этом году прекрасны, не находишь? Стоит попросить садовника, чтобы в следующем году посадил больше кустов.
Снова смотрю на свою охрану. Ну да, они возле куста цветов стоят. Но она, блять, смотрела не на цветы!
— Ась, — говорю хрипло и мягко разворачиваю ее к себе лицом: — Ты, девочка, поиграть со мной решила?
— Я занималась йогой и пила чай, Карим, — отвечает она спокойно и ведет плечом, скидывая мою руку. Встречает мой взгляд уверенно, как равная. — Из нас двоих играешь тут только ты.
Уходит, а я, как последний болван, кричу ей в спину:
— И что еще, нахуй, за мастер такой?!
В ответ ожидаемо тишина. Ну заебись, че.
Полчаса на кофе, душ и то, чтобы привести себя в порядок. Из дома выходим вместе с Асей. Она идет к машине с Максимом, игнорируя меня, а я, как пацан, стою у своей тачки и понятия не имею, что мне делать.
— Макс! — рявкаю, и охранник тут как тут. — Ты знаешь, кто такой Мастер?
— Конечно. Это наставник в классе йоги.
— Мужик?
— Да.
С силой зажмуриваюсь.
— У них там класс. Групповое занятие. Около двадцати женщин и он. Я проверял его — все в порядке.
Спокойно, Карим, спокойно. Там есть и другие бабы, она не один на один с ним.
Так, блять, а на занятиях она так же одевается? Да ну нахуй!
— Будут указания, Карим Дамирович?
— Адрес мне, — я вообще не узнаю свой голос, он хрипит, как колеса ржавой шестерки. — И расписание занятий.
Максим кивает и сваливает, а я провожаю взглядом машину жены, как будто я пес, оставшийся один дома.
Карим
Верчу ручку на письменном столе.
Раз.
Два.
Три.
— Карим Дамирович, вы слышите нас?
Ручка падает на пол и совершает последний оборот, четвертый.
Поднимаю взгляд на подчиненных. У меня вообще-то совещание, но я витаю в своих мыслях.
— Мы будет претендовать на тендер по строительству новой федеральной трассы в области? — спрашивает мой зам.
— Будем, — говорю твердо.
Черт, я даже не особо погрузился в этот проект, хотя он очень важен.
— Начинайте готовить обоснование и расчеты. На все про все у вас две недели. Тамила Анатольевна, анонсируйте собрание акционеров, нам нужно обсудить дальнейшие планы и возможности компании.
Рабочий процесс закручивает, и я кое-как перестаю думать об Асият.
— Карим Дамирович, подавать обед? — на пороге кабинета появляется помощница.
— Нет, я буду обедать с женой. Вернусь через час.
Секретарша кивает и тихо уходит. Я же сажусь в тачку, и водитель везет меня к университету, где учится Ася.
За два года у меня впервые возникло желание разделить обед со своей женой. В конце концов, так будет даже лучше — мне надо угомонить ее и вернуть свою тихую жену. Пообедаем, поговорим по-человечески и все расставим по местам.
Подъезжаем на парковку и останавливаемся недалеко от тачки, в которой сидит Максим.
— Я покурю, Карим Дамирович? — спрашивает водитель.
— Нет. Сиди, — отвечаю я.
Через десять минут выходит Асият.
На ней черное обтягивающее платье в пол. А обтягивает оно охренеть как. Попу, грудь. И пусть на ней мешковатый пиджак, один хрен видно, что под ним сочная, аппетитная женщина.
Как я раньше не замечал того, что она пиздец как сексуально выглядит со стороны?
Твари-мужики оборачиваются и провожают ее взглядом, но Ася не видит этого. Идет с гордо поднятой головой, отчего подпрыгивает грудь.
Да блять!
Порываюсь вперед, но торможу, потому что Асю догоняет какой-то хрен. Моя жена оборачивается, они разговаривают, но не касаются друг друга.
Мужик мало похож на студента, ему около тридцатки. Он отдает моей женщине папку и что-то говорит. Жена улыбается, а у меня внутри разливается кислота.
Это что еще за нахуй, блять!
Разорву!
В этот момент за спиной Аси становится Максим и тяжело смотрит на мужика.
Сложно сказать, что я чувствую в этот момент. Вроде как это именно его работа — не подпускать к своей хозяйке других мужиков, а вроде как это должен делать ее мужчина. И вот тут накатывает чувство, ранее неизвестное мне.
Ревность.
Это определенно она.
В горле растекается мерзкая горечь, руки сжимаются в кулаки.
Быстро выхожу из тачки, одергиваю пиджак и подхожу к Асе.
Три мужика. Не слишком ли много для одной тихой и непорочной девочки?
Улавливаю обрывки фраз:
— Спасибо, Ян Владиславович, я скоро пришлю вам исправленную работу в электронном варианте, — говорит Ася.
Значит, препод.
— Как вам будет удобно, Асият, — кивает он и переводит взгляд на меня.
— Исмаилов Карим Дамирович, муж Асият, — протягиваю руку.
Мужик тут же крепко, не тушуясь, пожимает ее.
— Ян Владиславович, куратор группы, — отвечает он и снова оборачивается к моей жене. — Что ж, Асият, жду ваши правки. Всего доброго.
И вроде ничего такого не сказал и не сделал, но само его присутствие бесит.
Максим тактично отходит в сторону. Ася складывает руки на груди и спрашивает недовольно:
— Зачем приехал?
— Хотел забрать тебя пообедать — и, как вижу, не зря. Выясняется, что у тебя тут целый гарем воздыхателей.
Асият закатывает глаза.
— Я не голодна.
— То есть по поводу второго предложения комментариев не будет? — выгибаю бровь.
Я зол и взбешен. Мне хочется разъебать тут все к чертям собачьим.
— Нет. Потому что это глупо. Ян Владиславович — мой дипломный руководитель.
Карим. Стоп. Ася учится в универе, ты знал это. Университет не закрытая школа для девиц, тут есть мужчины и парни. Совсем не новость для тебя.
Так какого хера тебя это взбесило только сейчас?
Разговариваю мысленно с собой, пытаясь угомонить внутреннего зверя.
— И глаза больше не смей закатывать, поняла? — скалюсь, но Асе вообще насрать на это.
— А то что? — воинственно вздергивает подбородок.
— Выпорю, — чеканю.
— Так вот чем ты занимаешься со своей любовницей? — усмехается зло. — Избавь меня, пожалуйста от подробностей.
Резко разворачивается, отчего ее тяжелый хвост ударяет мне по лицу.
Да блять!
Перехватываю ее за локоть:
— Садись в мою машину. Мы едем обедать.
Ася не сопротивляется и садится назад. Отодвигается максимально далеко от меня, складывает руки под грудью и смотрит в окно. Демонстративно игнорирует.
Обед проходит примерно так же. Я пытаюсь ее разговорить. Она специально дает максимально тупые ответы, чтобы невозможно было продолжать разговор.
— Я сыта, спасибо.
Провожаю ее взглядом, а сам еду в офис. Ближе к вечеру набираю Максима, потрошу его на предмет информации о преподе, но тот уверяет, что все в порядке и он никогда не переходил границ.
— Ася дома? — спрашиваю его.
— Нет. Мы на классе йоги. Как раз пришел наставник.
Мастер. Точно, блять.
Я чувствую, что вообще не в себе, здравый смысл давно вышел из чата. Командую водителю нестись на всех порах туда, где Ася. Я попадаю на последние десять минут. Зависаю в дверях, пока меня никто не видит.
Тут около двадцати женщин разных возрастов, все с закрытыми глазами, сидят в позе лотоса. Ася в дальнем угла, а патлатый серфер в растянутых трусах подходит к девушке в середине зала и кладет ей руку на низ живота:
— Людмила, свадхистана должна быть открыта полностью, иначе ты не сможешь избавиться от вредных привычек, — монотонно говорит он и выпрямляется.
Продолжает идти сквозь ряды сидящих женщин:
Ася
— На любовницу свою тоже хиджаб натянешь?
Прохожу в дом и, распсиховавшись, швыряю сумку на пол.
— Не переводи тему. И вообще — не думай о ней! — орет Карим.
Резко разворачиваюсь и кричу что есть силы:
— Не могу! Потому что от тебя воняет ею практически каждый день!
Самое страшное то, что муж и не думает отрицать того факта, что у него есть женщина на стороне. Он даже не пытается обмануть меня и сказать, что уйдет от нее. Не обещает, что в нашей жизни больше не будет других женщин. Что я единственная.
Он. Даже. Не пытается.
Я бы не поверила, да. Но он ничего и не сделал, для того чтобы хоть как-то успокоить меня.
— От меня не может вонять ею, — сопротивляется.
— Хочешь сказать, я придумываю? — усмехаюсь на грани истерики.
— Хочу сказать, чтобы ты прекратила накручивать себя и достала из шкафа хиджаб. Теперь это твой неизменный атрибут перед каждым выходом из дома.
Моя вера предполагает ношение хиджаба, да. Но никто из женщин в моем окружении не носит платка, ограничиваясь лишь закрытой одеждой. Я надевала хиджаб всего пару раз, когда ездила с отцом в другие города на приемы с участием его партнеров-мусульман.
Моя семья, да и семья Карима, — современные люди, которые достаточно спокойно относятся к тому, что женщина ходит без платка.
Важно другое. Я бы спокойно надела его и подчинилась, попроси Карим надеть платок после свадьбы или даже месяц назад. Все-таки воля мужа для меня важна. Была.
Но что происходит сейчас?
Мой муж преспокойно живет двойной жизнью, в то время как я живу тихо, ничем — ни словом, ни делом — не пороча его.
Выходит, он так и будет ездить к своей любовнице и трахать ее, а я буду ходить покрытая с ног до головы?
Я прохожу в гостиную и сажусь на диван, смотрю перед собой в пол. Обхватываю обеими руками живот, закрываясь.
Мне нельзя нервничать, это может плохо закончиться.
Муж садится на стол напротив меня и смотрит тяжело.
— Карим, — начинаю я, — у тебя другая жизнь и женщина, с которой ты спишь. Я не хочу этой грязи. Сначала ты ее… — сглатываю, — потом меня. Меня ты заставляешь покрыться, сидеть тихо и не высовываться, закрываешь в клетку, лишаешь кислорода. Она же живет свободной жизнью, получает твое тепло. Так больше не может продолжаться. Дай мне развод.
Медленно поднимаю взгляд и смотрю в лицо мужа.
Исмаилов тяжело дышит. Смотрит так, что я подтягиваю под себя ноги и пытаюсь вжаться в спинку дивана. Дьявол.
Я же старалась говорить спокойно, без претензий. Просто чтобы он понял, что я устала от этого противостояния.
Шумно сглатываю и желаю слиться с диваном.
Карим дергается резко, хватает меня за затылок и тянет на себя. Упирается своим лбом в мой и произносит явно на пределе эмоций:
— Ты в могилу меня свести хочешь, да, Ася? — когда он говорит, то касается своими губами моих: — Запомни раз и навсегда, девочка: ты моя. Женщина, жена, мать будущих детей, хранительница очага. Других женщин у меня нет, я запрещаю тебе думать об этом. Я запрещаю тебе думать о разводе. Я запрещаю тебе думать о других мужиках. Ты никогда не получишь свободу от меня.
Каждое слово вонзается острием под кожу. Мне становится страшно от осознания того, что он прав: я его собственность. Мне не суждено получить свободу. Все, что у меня есть, — этот дом и объедки, которые кидает мне Карим. Мне не уйти от него: некуда, не к кому, не с чем.
Карим не живет по законам государства; у него иные законы, которые предписывают мне сидеть и не рыпаться.
В груди образовывается тяжелый, болезненный ком, из-за которого я не могу вдохнуть. Я закрываю глаза, и по щекам скатываются слезы. Тихие, незаметные.
Карим аккуратно стирает их, а после ведет губами там, где только что были его шершавые пальцы.
— Не плачь, Асенька, — его голос такой нежный, такой обманчиво-ласковый.
Я больше не верю в это тепло, даже в его крохи. Карим сумасшедший. Он ломает меня и мою волю. Безжалостно проходится грейдером по той любви, которую я пыталась вырастить на протяжение этих двух лет.
— Не плачь, девочка моя. Все образуется. Только позволь себе стать счастливой.
А стать счастливой для Карима означает то, что я должна закрыть глаза на его шлюх и сделать вид, что ослепла и оглохла.
Карим опускает губы на мою шею и ведет ими, легонько прикусывает кожу, ласкает языком.
— Хочешь, возьму отпуск и мы съездим отдохнуть на пару недель? Только ты и я…
… и Марианна, — хочу закончить я, но глотаю свою боль и обиду. Давлюсь ими, и они вырываются рыданиями наружу.
— Все будет хорошо. Я сделаю все сам, не переживай.
Он опрокидывает меня на спину.
Я открываю глаза и смотрю на Карима. На то, каким взглядом он окидывает мою грудь, живот, губы. На то, как тянет вниз мои лосины.
Я представляю, что я кукла. Красивая пухлощекая кукла с черными, как смоль, глазами и волосами. У нее нет души. Ей не больно, ее любовь не обливается кровью из открытой раны. Она не чувствует ничего. Ни боли ни радости. Она пустая внутри.
Лежу и смотрю в потолок.
Карим сбивчиво шепчет:
— Девочка моя… сладкая… что ж ты, сучка такая, дурманишь мне голову?! Пахнешь так, что мозг плывет.
Все это будто не мне. Будто не про меня.
Мне кажется, это тот самый момент, когда я умерла в первый раз.
Что-то во мне надорвалось без малейшей возможности на восстановление.
Карим, конечно же, этого не заметил.
Он раздевает меня догола, снимает рубашку, целует мои плечи, грудь, живот. Впивается пальцами в бедра, урчит, как голодный хищник.
Меня тошнит.
От этих ласк, от переизбытка эмоций. От этой гребаной жизни, которая просто уничтожает меня.
Карим не выпустит меня, я уверена в этом. Мне плохо. Очень. Все, что мне остается, — это дотянуться до вазы и донести ее до рта, вывернуть туда все содержимое собственного желудка.
Ася
Даже во сне я думаю.
Составляю план, при помощи которого я смогу избавиться от оков, которыми меня опутал муж. Развод не вариант.
Остается только побег.
Под моим именем он быстро найдет меня.
Но самое главное — это время. У меня его катастрофически мало. Пошел третий месяц беременности. Живот вот-вот станет виден, и тогда я уже не смогу так просто сбежать.
Уплываю в сон.
А просыпаюсь от нежных ласк, не сразу соображая, что Карим уже вошел в меня и начал двигаться. Плавно, тягуче, неспешно и очень аккуратно. Осыпает поцелуями тело, и оно отзывается.
Я даже переубеждать себя не буду в том, что разлюбила. Я хочу Карима. Как женщина.
Проблема только в том, что хочу его всего без остатка, но он не согласен со мной.
После наступления беременности мое тело иначе реагирует на ласки мужа. Острее, ощутимее. Разрешаю себе эти чувства и просто получаю удовольствие.
Карим закидывает мою ногу себе на бедро и входит до упора, выбивая из меня тихие стоны. Что-то шепчет, целует губы, сжимает мои соски и кончает внутрь.
— Доброе утро, — осыпает поцелуями скулы, губы, шею.
— Угу, — бормочу вместо слов.
Говорить совсем не хочется.
Выпутываюсь из объятий мужа и иду в душ. Планирую быстро искупаться в надежде, что Карим не придет сюда. Но он, будто специально, как привязанный идет за мной.
Выдавливает гель для душа, моет меня, будто я не в состоянии это сделать. Проводит мыльными руками по животу, и я немного дергаюсь.
Все это очень странно: я привыкла оставаться для Карима незаметной, но сейчас каждое его действие выглядит так, будто я что-то значу для него.
Ох, Ася, не обманывайся.
Мы молчим, вместе выходим из душа.
Я спешу надеть домашние брюки и свободную футболку. Пока Карим облачается в костюм, тороплюсь на кухню. Здесь заботливая Фатима уже приготовила завтрак, мне остается только сделать чай.
Обычно Карим на ходу пьет кофе и убегает, и я надеюсь, что так будет и в этот раз, но муж удивляет меня.
Он проходит, садится за стол, пододвигает к себе свою порцию:
— Приготовь мне, пожалуйста, кофе, — просит вежливо.
Щелкаю кофемашиной. Ставлю перед мужем чашку, сама сажусь на свое место, напротив Карима. Вяло ковыряю омлет с овощами, потому что утренняя тошнота не особо располагает к завтраку.
— Ты здорова? — спрашивает он с нотками тревоги.
— Вполне, — быстро отзываюсь я.
— Тебя тошнило вчера, — говорит с нажимом Карим, и я поднимаю на него взгляд.
Я бы сказала, что в глазах Карима тревога, но сомневаюсь, что это именно она.
— Сегодня уже нет, — веду плечом.
— Может, стоит показаться врачу? — выгибает бровь.
— Нет, — отвечаю твердо.
Не хватало еще, чтобы он узнал о беременности.
Замолкаем.
Я насилу запихиваю в себя завтрак, запиваю чаем. Карим не должен ни о чем догадаться.
— Чем займешься сегодня?
Медленно поднимаю взгляд и смотрю на своего мужа. У меня шок. Исмаилову никогда не было интересно, куда я езжу или мои интересы. С чего вдруг это все?
— Ничем, — быстро отвечаю.
Я хочу остаться дома в одиночестве.
Вообще я бы с удовольствием уехала в парк и погуляла там, но за мной будет ходить Максим, а компании я не желаю.
Карим поджимает губы. Вижу, собирается что-то сказать, но будто сам же тормозит себя.
— Если ты не хочешь, можешь не носить хиджаб, — произносит мягко после нескольких минут внутренней борьбы.
Вау. Это что-то новенькое.
— Что заставило тебя передумать? — спрашиваю тихо.
Карим допивает кофе и уносит чашку вместе с тарелкой, кладет их в раковину, оборачивается ко мне.
— Просто понял, что вчера перегнул палку. Я был на эмоциях, сказал и сделал много лишнего. Прошу прощения у тебя за это.
— Значит ли это, что я могу подать документы на развод? — смотрю на Карима устало. Мое единственное желание — залезть под одеяло и уснуть.
А после проснуться и понять, что это был просто сон.
У Исмаилова раздуваются ноздри, но он сдерживает себя:
— Нет. Развода не будет.
Опускаю взгляд.
Уходи.
Ну же! Уходи.
Карим подходит ко мне и целует в щеку. Все внутри меня замирает. Я не верю, что это происходит в реальности.
Исмаилов разворачивается и уходит, оставляя меня в долгожданном одиночестве. И я сижу, шокированная тем, что только что было. Карим старается наладить со мной контакт — или как все это понимать?
Отправляю Максима на заслуженный выходной, прислугу тоже распускаю. Сама зашториваю окна и ложусь в кровать. Я совершенно без сил. Их попросту не осталось. Я выжата как лимон и в физическом, и в эмоциональном плане.
Сплю, читаю на форумах о материнстве про то, что нужно для новорожденного ребенка. Прикидываю примерный список. Деньги нужны — однозначно. И много.
Нахожу информацию о том, куда можно положить деньги, создаю себе виртуальный кошелек, но перевод делать не решаюсь. Лучше закинуть наличкой.
Это будет мой первый шаг в сторону свободы.
Карим
Марианна постоянно звонит.
Я скидываю.
Она пишет сообщения.
Я не читаю.
Снова звонок.
— Да! — рявкаю я. — Неужели то, что я сбрасываю вызовы, не наводит тебя на мысль, что я не могу с тобой разговаривать?
— Карим, пожалуйста, мне нужно с тобой поговорить! — молит Марианна. — Приезжай ко мне, пожалуйста.
Час от часу не легче.
— Встретимся завтра в центре. Я скину тебе адрес и время.
Отключаюсь.
Нет, к Марианне я пока не готов ехать. И дело даже не отсутствии моих потребностей, они как раз таки на месте. Дело в Асе.
Иногда я забываю о том, что она всего лишь женщина. И вчера я явно перегнул палку. Чтобы женщину рвало во время секса со мной — это что-то за гранью.
Я отключился от реальности вчера, признаю. Перестарался. Мне хотелось ее до одури. Пометить собой, чтобы все вокруг знали, что она моя женщина. И только моя. Преподы, Мастера — нахуй всех.
Но если палку сильно гнуть, рано или поздно она сломается. Вчера это едва ли не случилось. Моя ошибка.
Мне не нужна сломленная женщина. Нужна живая, с горящим взглядом. Такая, какой стала Ася в последние дни.
Я не буду врать самому себе — меня охренеть как вставило. И эти ее показательные выступления на ковре, и все разговоры. Да, я хочу, чтобы вернулась кроткая и тихая женщина, какой была Ася еще месяц назад, но, с другой стороны…. ауч!
Как ни крути, биполярочка какая-то получается.
Для себя я решил одно: к Асе нужно искать подход и нащупывать баланс кротости и страсти, иначе никак. У нас не было свиданий, не было общения. Мы даже заговорили впервые на собственной свадьбе.
До этого я беседовал лишь с ее отцом, а Асият сидела рядом с опущенным взглядом, как и полагается чистой мусульманской девушке.
Это сложно, но теперь никакого давления и запретов, ведь это путь в никуда, а нам с Асей туда не надо.
Подход с балансом, это, конечно, хорошо, но контролировать свою женщину я не перестану. Набираю ее охранника. Максим тут же отзывается.
— Асият Расуловна выезжала сегодня куда-нибудь?
Фоном слышу музыку, звук железа. Качается, значит…
— Нет, Карим Дамирович. Мне дали выходной.
Не выезжала, получается. Странно. Как я понял, Ася каждый день куда-то ездила, дома не отсиживалась.
Собираюсь двигаться домой, но звонит отец и просит приехать в его ресторан, что я и делаю.
Дамир Исмаилов сидит за своим обычным столиком. Я подхожу к нему наклоняю голову, приветствуя, а после жму руку:
— Отец.
— Садись, Карим.
Так просто отец не будет звать меня. Значит, есть что сказать:
— До меня дошли слухи, что твой брак непрочен.
— Кто приносит тебе на хвосте эту чушь? — хмыкаю безрадостно.
То, что у отца везде уши, не новость. Я подозреваю Фатиму.
— А еще, что женщина у тебя в городе.
Это уже интересно.
— Асият нажаловалась? — выпаливаю я, не подумав.
Отец выдыхает дым сигары и выгибает бровь:
— Так она в курсе?
Конечно, это не Ася. Она бы не пошла этим путем.
— Кто? — спрашиваю отца.
— Разве это важно, сын? Ты должен знать, что, как мужчина, я тебя понимаю. Мы живем в конченом мире, и иногда хочется ему… соответствовать. А дом — это там где тепло, уют и детский смех. Но есть границы возможного, а есть границы дозволенного, через которые ты перешел.
Сжимаю зубы до хруста.
— Что самое важное в нашей жизни, Карим? — отец протягивает мне сигару, и я медленно раскуриваю ее.
Отец не спешит, спокойно ждет моего ответа. Он наставник, тот, кого я почитаю, к кому прислушиваюсь. Или слушаю безоговорочно.
— Уважение. Сила. Достаток. Власть…
— Дети, — перебивает отец, даже не дослушав меня.
Об этом я не думал. Все больше о меркантильном.
— Когда-нибудь мы умрем. Что останется после нас? Деньги закончатся, про уважение забудут. Останутся только дети, которые будут жить с воспоминаниями о нас, продолжать наше дело, — отец медленно выдыхает дым. — Ты еще молод, горяч, я все понимаю. И порывы твои, и жажду других женщин. Но пора, Карим, этому всему прекратиться. Поиграл — и довольно.
— Чего ты хочешь, отец? — спрашиваю холодно.
Я почитаю отца, но это не значит, что он имеет право лишать меня выбора и припирать к стенке.
— Внуков, — отец ведет плечом. — Два годы ты женат. Асият прекрасная и чистая девушка, замечательная жена тебе. Уверен, она станет превосходной матерью. Ребенок укрепит твой брак, твоя жена забудет дурное, а ты полностью погрузишься в семью.
Медленно киваю. Что ж, желание отца я услышал.
Стоп.
— О каком «дурном» идет речь, отец? — голос садится, дым словно застревает в горле.
Он поднимает на меня взгляд и слегка тянет вверх уголки губ, явно довольный моей реакцией.
— Мне кажется, Карим, ты плохо знаешь наших женщин. За кротостью и покорностью стоит такой огонь, что порой не потушить сотней брандспойтов. Не анализируй. Просто шли нахер свою шлюху, мойся и поезжай домой. Через год я хочу нянчить своего внука.
Сурово. Твердо. И без какой-либо возможности оспорить.
И я еду домой. К своей жене.
Асият нахожу в спальне. Она спит в ворохе из одеял и в той же одежде, в которой была утром. Хмурюсь. Не нравится мне это все.
Иду на кухню, где прислуга готовит ужин.
— Фатима!
— Господин… — она кланяется.
— Асият сегодня обедала?
— Госпожа провела весь день в спальне. Я предлагала ей обед и ужин, но она отказалась сославшись на то, что будет спать.
— И что же, она даже на улицу не выходила?
— Нет, господин.
Возвращаюсь в спальню. Нависаю над своей женой.
Неужели я все-таки перегнул и сломал ее?
Ася сильнее, чем кажется, и успела доказать мне это не единожды.
Футболка съехала и теперь оголяет плечо и часть груди. Пухлые губы Аси еще пухлее во время сна. Она обнимает живот руками и хмурится во сне.
Ася
Мне снова снится ребенок. Мы лежим с ним роддоме.
— Асият, пора в процедурную! — командует медсестра, появившаяся в дверях.
— Сейчас, — отзываюсь я и встаю. — Только переложу сына.
— Не стоит. Хочешь, я подержу? — протягивает ко мне руки.
Я знаю, что нельзя отдавать ей ребенка.
Знаю, что больше не увижу его.
Знаю, что за этим последует черная непроглядная пучина боли.
Но все равно отдаю своего сына ей, а сама ухожу.
Когда я возвращаюсь, палата пуста. В ней нет ни одного напоминания о том, что тут кто-то был. Стерильная чистота и пустота.
С тихим вскриком резко сажусь на кровати и хватаюсь за живот. К горлу тут же подкатывает тошнота, я бегу в ванную, где склоняюсь над унитазом.
Желудок пустой, поэтому пара спазмов — и все. Плетусь под душ.
Я должна быть сильной. Не ради себя, так ради малыша. Аллах, надеюсь, внутри меня растет девочка и тот сон дурной не повторится.
Вчера я дала себе день на страдания, поставила эмоции на паузу. Не знаю, что подумал обо всем этом Карим. Вполне возможно, даже не заметил ничего.
Сушу волосы, собираю их в низкий пучок. Надеваю одно из своих платьев в пол, подкрашиваюсь.
Из зеркала смотрит обычная я, просто с пустыми, безжизненными глазами. Насилу улыбаюсь.
Никто не должен знать, что внутри меня. Ни одна душа не должна догадаться, как меня корежит изнутри от боли из-за предательства.
Но самое страшное — это то, что Карим не прекратил связь с любовницей. Ему настолько плевать на мои чувства, что он так и не избавился от Марианны.
Трясу головой, надеваю драгоценности, взвешивая их в руке.
Драгоценности тоже выход. На черном рынке у знающих людей их можно неплохо продать. Делаю себе мысленную заметку, что при побеге стоит прихватить цацки с собой.
Браслет цепляет длинные рукава, и я со злостью хочу разодрать их, но останавливаю себя.
Верчу рукой, и ненавистная вещица отливает светом так ярко, будто издеваясь надо мной. Ненавижу ее. Почему-то именно в этом браслете, который Карим нацепил на меня, как на дворовую суку, я вижу символ потери, которая непременно случится.
Все идет к этому.
Наш брак обречен.
Но не для Карима, конечно же, нет! Мужчина превосходно устроился, проводя вечера по настроению. Захотел тишины и покоя — пришел домой. Захотел покататься на качелях похоти — наведался к любовнице. Класс.
Трясу головой, отцепляю проклятый браслет от края платья и покидаю комнату.
На кухне Фатима приветствует меня и быстро ретируется. Тут же входит Карим, но я игнорирую его. Сажусь за стол и ем свой завтрак, отпивая горячий чай.
Карим опускается напротив и сцепляет пальцы в замок.
— Чем займешься сегодня? — спрашивает мягко.
Да что вы говорите? Господин намерен стелить мягко? А в чем причина?
А причина наверняка имеется.
Я бы могла съязвить, но меня не воспитывали так обращаться с мужчиной. Вместо этого я, как и положено жене, опускаю взгляд в свою тарелку и отвечаю спокойно:
— Нужно съездить в университет, вернуть в библиотеку кое-какие книги, а после думала пройтись по магазинам, прикупить себе что-нибудь.
— Отличная идея! — Карим выглядит странно воодушевленным. — Я скину тебе деньги, потрать все все до копейки.
— У меня е… — спешу заверить его, что у меня есть деньги, но торможу себя.
В конце концов, мне реально они нужны. И чем больше их будет, тем меньше вероятность того, что Карим меня отыщет.
— Хорошо, — соглашаюсь я и впервые за утро поднимаю голову и встречаю темный взгляд мужа.
Уж слишком откровенно он проходится глазами по моему лицу и телу.
Нет. Нет-нет. Ни в коем случае. Я не хочу его, не хочу близости.
Мне просто не терпится уехать отсюда подальше.
— Как насчет того, чтобы пообедать вместе в центре? — спрашивает муж.
Надо бы промолчать, но я все-таки не сдерживаюсь.
— За два года ты ни разу не задумался о том, чтобы пообедать вместе. Что изменилось сейчас? — в моем тоне нет ни капли язвительности, просто сухой интерес, не более.
Карим наклоняет голову и рассматривает меня, будто я диковинное животное в аквариуме:
— Два года прошли. А теперь мне захотелось изменить кое-что в своей жизни. В первую очередь наладить с тобой отношения.
Наладить отношения. Смотри-ка.
Не к добру все это, ой не к добру.
— Ладно, — отвечаю я и продожаю запихивать в себя завтрак, не чувствуя вкуса еды.
— Около часа тебя устроит? Я позвоню.
Карим встает и направляется ко мне, а я поспешно, по-детски, набиваю рот едой, чтобы избежать поцелуя.
Муж усмехается, подходит ближе, притягивает меня за голову и целует в висок:
— С этим мы тоже поработаем, — произносит веселым тоном и уходит, явно довольный сегодняшним утром.
Я же скидываю остатки завтрака в урну, выплевываю то, что не дожевала, потому что не лезет ни черта в горло, дожидаюсь, когда отъедет от дома машина мужа, и выхожу из дома.
Максим тут же появляется, молча открывает дверь, не глядя на меня.
Заговаривает, когда машина выезжает из поселка:
— Куда мы едем, Асият? — ловлю его взгляд в зеркале заднего вида.
Мне кажется, в нем так много тепла. А еще свободы. Хотя может, мне только кажется, что в этом мужчине я смогу найти спасение.
Спаси себя сам. Иначе то, как тебя спасут другие, тебе может не понравиться.
— Максим, я могу тебе доверять? — знаю, что могу, просто мой водитель должен понять значимость происходящего.
— Как самой себе, — тут же отвечает Максим. — Что нужно делать?
— Сейчас мы едем в торговый центр, а дальше посмотрим.
Максим привозит меня в самый дорогой торговый центр, и я начинаю свое шоу.
Сгребаю нужное и не очень, тут же плачу. Выхожу из магазина и снимаю деньги с карточки. Иду в другой мазагин, сметаю с полок одежду там. Снова банкомат. И так несколько раз.
Карим
До самого обеда я полностью погружен в работу. Ближе к двенадцати звоню Асе и договариваюсь о встрече.
Однако буквально через несколько минут все мои планы рушатся из-за одного звонка.
— Карим! — всхлипывает Марианна в трубку.
— Что случилось? — спрашиваю я.
— Давай поговорим! Очень надо!
Разговаривать с Марианной нет ни малейшего желания.
Хотя поговорить нужно. Пора прислушаться к словам отца и прекратить связь с ней. Стоило сделать это сразу после того, как Ася заявилась на городскую квартиру, но я как-то не размышлял на эту тему.
Мне казалось все достаточно простым и прозрачным. Жена дома, любовница под боком. Но Ася заметно изменилась, и я не хочу, чтобы она отдалилась от меня.
Пора разорвать связь с любовницей.
Едва появившись, эта мысль показалась очень правильной. Особенно теперь, когда у меня горит все внутри от собственной жены. И отчего я раньше не замечал, какая она?
А как бы я заметил?
Марианна была у меня под боком еще до Аси, я даже не задумывался о том, чтобы избавиться от нее.
Но теперь пора взять все в свои руки.
— Через полчаса в ресторане, — говорю я.
— Я буду! — вскрикивает Марианна уже гораздо оживленнее.
Звоню Асе и сообщаю, что у меня не получится встретиться. Ссылаюсь на важное совещание. Снова вру ей.
Оттягиваю галстук и пытаюсь вдохнуть. Кислород идет туго, грудь будто что-то спирает. Становится дерьмово от самого себя.
Мысли почему-то цепляются за мать с отцом. Они для меня образец семьи. Крепкой, нерушимой, любящей, поддерживающей. Не знаю, почему моя семья изначально не стала такой. Кого винить в этом? Девушку, которая делала все «так, как надо», или меня, который особо не обращал на это внимание?
И ладно бы сослаться на то, что брак был нежеланный, навязанный. Так нет. С самого детства я знал, что жену мне выберут. А увидев Асият, даже обрадовался — ее красоте, мягкости. Такой и должна быть женщина.
Выходит, только я виновен в том, что между нами не растаял лед.
Что ж, самое главное — понять это вовремя. А я уверен, что все у нас наладится. Тем более видел, как Ася идет мне навстречу.
В ресторан приезжаю вовремя. Марианна уже ждет за столиком. Увидев меня, подскакивает и тянется с поцелуем. Я отодвигаюсь в сторону и тут же сажусь:
— Марианна, я же просил тебя быть сдержанной на людях, — беззлобно корю ее.
— Прости, — она опускает взгляд и тут же садится обратно.
— О чем ты хотела поговорить? — делаю заказ и спрашиваю ее.
Марианна откашливается, ее глаза начинают бегать.
— А вариант, что я просто соскучилась по тебе, принимается? — спрашивает тихо.
— Ты знаешь, что нет, — меня начинает это злить.
— Карим, мы больше трех лет вместе…
— Мы вместе? — переспрашиваю, не дав ей договорить.
Охренеть. Это что-то новенькое.
— А разве нет? — она выгибает бровь.
Откидывается на спинку стула и со злостью закусывает губу.
— Ты каждую неделю на протяжении трех лет приезжаешь ко мне. Мне кажется, это больше, чем обычный трах.
— Как там у вас говорят? — холодно усмехаюсь я. — Креститься надо, когда кажется? Марианна, я с самого начала честно сказал тебе, для чего ты нужна мне. Я не давал пустых обещаний, не клялся оставаться вместе до гробовой доски. Все же было оговорено ранее, нет? Ты мне секс, а я тебе — содержание и жилье.
— Но так не может продолжаться вечно! — она бьет по столу рукой.
Вот уж точно, что не может. И раз уж пошел разговор, что пора оборвать нашу связь, как раз далеко ходить не придется. Но едва я собираюсь начать говорить, Марианна продолжает гневно:
— Я терпела, когда ты был не женат, все ждала, что одумаешься и увидишь, какая я. Если не полюбишь, то хотя бы заметишь. Но ты женился, — по ее щекам начинают течь слезы, а у меня внутри даже не шевелится ничего. — Знаешь, я ведь приезжала на вашу свадьбу.
Хмурюсь. Мы праздновали свадьбу в одном из самых дорогих ресторанов, по всему периметру стояла охрана. Как Марианна могла попасть туда?
— У меня работает там одноклассник, и он провел меня, — она вытирает мокрые дорожки с лица. — Вы очень красиво смотрелись вместе, Карим. Но ведь на ваших лицах совсем не было любви!
— Марианна, лучше замолчи прямо сейчас, пока не наговорила глупостей.
Но девушка как оглохла:
— Я бы любила за двоих, Карим! А она просто безэмоциональная рыба!
Прикрываю глаза, напоминая себе, что мы в общественном месте. Кладу свою руку поверх ее и сжимаю со всей силы, причиняя боль Марианне.
Она ойкает и поднимает на меня мокрые глаза.
— Еще одно слово в адрес моей жены — и ты пожалеешь, что вообще сегодня проснулась.
Она вырывает руку и потирает ее.
— Ладно, хорошо. Карим, давай попробуем начать все сначала. Так, будто не было этих трех лет! — тараторит нервно. — Разведись с ней! Ну ведь вы не любите друг друга. А я тебя — да!
Очень утомительно. Снова ходить кругами, напоминая наши изначальные договоренности? Увольте.
Складываю приборы на тарелку, допиваю кофе и говорю спокойно:
— Марианна, ты можешь пожить в квартире еще месяц. Я переведу небольшую сумму тебе на первое время, хочешь, используй ее как капитал для начала своего дела или… ну не знаю, съезди отдохни, что ли? В общем, сама разбирайся. Мои подарки останутся с тобой. На этом все. Лучше прямо сейчас удали мой номер и думать не смей о том, чтобы приближаться к моей жене и семье.
— Ты… ты бросаешь меня? — у Марианны глаза квадратные от шока.
— Я не могу бросить тебя, потому что мы никогда не были вместе, — собираюсь встать и уйти.
— Не поступай так со мной! — бьет кулаком по столу.
Устало выдыхаю.
— Мари, найди себе нормального мужика, который будет любить тебя.
Встаю и разворачиваясь, направляюсь к выходу, когда в спину мне прилетает:
— Я не смогу без тебя!
Ася
— Асият Расуловна, давайте уедем? — спрашивает водитель, а я не могу оторвать взгляд от мужа, который сидит напротив своей любовницы.
— Нет, — отвечаю тихо, но твердо.
Я слышу, как Максим тяжело вздыхает.
Наверное, я делаю только хуже. Наверное, мне стоит уехать отсюда. Не смотреть на этих двоих. Не видеть, как чужая женщина тянется к моему мужу. Как мой муж кладет руку на руку своей любовницы.
Но я продолжаю наблюдать.
Даже более того — выхожу на улицу и прислоняюсь к машине.
— Асият, давайте я увезу вас. Вы и так увидели все что нужно, — мягко говорит Максим, материализуясь рядом. — Вам нельзя волноваться.
Сердце в груди грохочет в бешеном ритме.
— Откуда узнал? — спрашиваю ледяным тоном.
— Ваши поездки в клинику, моменты, когда вам плохо после еды. То, что вас стало укачивать, — спокойно перечисляет Максим. — Но самое главное — это то, как вы постоянно гладите живот, едва садитесь в машину.
— Какой внимательный, — цежу сквозь зубы. — У тебя глаза на затылке, что ли?
Я зла.
Ведь я думала, что умница-разумница, которая водит всех вокруг пальца, а оно вон как оказывается. Но самое главное, что мой муж ничего не понял. А Максим, он… на моей стороне.
— Поехали? — спрашивает с надеждой, игнорируя вопрос.
— Сядь в машину, Максим, — прошу устало и поднимаю на него взгляд, ловлю серьезный, холодный ответный взгляд его серых глаз. — Пожалуйста.
Мой водитель кивает, отводит взгляд и уходит в авто, а я продолжаю наблюдать потрясающую картину того, как муж мило беседует со своей любовницей.
Дура ты дура, Ася.
Бежать надо от него. Карим не изменится никогда. Предавший единожды предаст вновь. А он и подавно, ведь для него болтать с Марианной посреди бела дня вполне себе нормальное явление. Не удивлюсь, если они выйдут вместе и поедут к ней в квартиру, чтобы завершить обед десертом.
Больно.
Больно смотреть на то, как собственный муж тебя не ставит ни во что, будто я просто домашнее животное, которое должно ждать дома своего хозяина и вилять хвостом каждый раз, когда он возвращается.
Опускаю взгляд на проклятый браслет.
Да. Все так и есть.
Глупая идиотка, как же так я позволила себе полюбить мужа? Черствого, беспринципного, которому плевать на близких. Хотя считает ли он меня близкой? Мне кажется, нет. Я просто удобное приложение к нему самому.
Пока я копаюсь в себе, Карим встает со своего места и направляется к выходу из ресторана, оставляя Марианну в одиночестве. Та роняет голову на руки, ее плечи трясутся. Она плачет.
В современном мире так много кричат о том, что женщины должны помогать и поддерживать друг друга, потому что на мужчин совсем нет надежды. Я, наверное, плохой человек, но мне ее не жалко. Эта женщина знала, что с спит с женатым мужчиной, но ничего не сделала для того, чтобы остановить эту связь.
Уж не знаю, что случилось у них, но выглядит Марианна очень расстроенной.
Горечь в груди слегка приглушается, и я качаю головой. Нет. Не хочу опускаться до этого. Достаточно того, что я заявилась в самый неподходящий момент в его квартиру.
Карим выходит из ресторана, и его взгляд цепляется за меня.
Даже отсюда я вижу, как он с силой сжимает зубы, как ходят его желваки. Он кричит: «Асият»! Я не слышу этого, лишь читаю по губам, потому что улица очень оживленная и машины безостановочно едут в обе стороны.
Карим порывается бежать ко мне, но его тормозит охранник, который тут как тут. Он не пускает моего мужа под колеса машин, поэтому у меня есть фора.
Сволочь ты, Карим. Беспринципная и жестокая.
Быстро сажусь в салон автомобиля и командую Максиму отвезти меня домой.
Пока мы едем, мой телефон разрывается от звонков Карима. Я не беру трубку. Не хочу сейчас разговаривать с ним. Кладу лоб на стекло и устало закрываю глаза. Фоном слышу, как у Максима звонит телефон и он отвечает на вызов, отчитывается моему мужу, что везет меня домой.
— Асият, поехали в другое место? — спрашивает неожиданно.
— Куда? — усмехаюсь. — Он везде найдет.
— У вас хотя бы будет время прийти в себя.
— Боюсь, Максим, я не скоро приду в себя. Так что просто отвези меня домой, а завтра будь утром как обычно.
Мой водитель с силой сжимает руль, но молчит.
Когда мы заезжаем во двор, он не спешит разблокировать двери и произносит тихо, опустив голову:
— Если бы я мог забрать тебя, я бы сделал это сейчас.
Мое сердце пропускает удар.
Это неожиданное заявление, очень личное, даже интимное.
— Я не вещь, чтобы забирать меня, — парирую.
— Конечно нет. Ты самая лучшая на свете женщина.
— Довольно, — обрываю резко.
Спешно выхожу из автомобиля и иду в дом. Отсылаю Фатиму, потому что не хочу, чтобы она видела меня в таком состоянии или слышала наш разговор с Каримом. А в том, что разговор будет, я не сомневаюсь.
Делаю себе чай, беру кружку и иду в гостиную. Скидываю туфли, вытягиваю перед собой ноги.
С грохотом распахивается дверь, и на весь дом звучит грозное:
— Асият!
Я хоть и ожидала нечто подобное, но все равно дергаюсь.
Карим входит в гостиную и прожигает меня тяжелым взглядом. Весь он несобран, что несвойственно ему. Волосы растрепаны, галстук съехал набок, верхние пуговицы рубашки расстегнуты.
— Как это понимать, Асият? — подходит вплотную ко мне, нависая сверху.
— Мне кажется, это моя реплика, нет? — спрашиваю устало.
— Что ты там делала? — спрашивает сквозь зубы. — Следишь за мной?
— Я приехала на обед к своему мужу, Карим. Все, как ты и просил. Кто же знал, что ты заявишься в то место, где собирался накормить жену, с любовницей, — усмехаюсь безрадостно. — А ты не очень разборчив, да?
— Дьявол! — произносит в сердцах и садится в кресло напротив меня.
Карим молчит, а я демонстративно не смотрю на него, разглядывая чаинки в кружке.
Ася
С момента, как Карим объявил о том, что бросил свою любовницу, прошло две недели.
Сегодня он уехал на работу, как всегда, рано, я еще спала.
Каждую ночь я упорно ухожу спать в другую комнату.
Каждую ночь он так же упорно возвращает меня обратно, принося на руках, пока я сплю.
Карим больше не давит, не командует спать голой или носить хиджаб. Я бы отдала предпочтение второму, потому что прямо сейчас в отражении на меня смотрит женщина, у которой начал расти животик.
Сегодня я должна ехать на скрининг и узнать пол ребенка.
В нормальных семейных парах муж наверняка поехал бы вместе с женой. И если не зашел внутрь на УЗИ, то хотя бы просто поддержал и остался за дверью кабинета врача.
Но у нас с Каримом ненормальная семья, в которой муж даже не знает о том, что его жена беременна.
Чем больше проходит дней, тем выше вероятность того, что мой муж вот-вот узнает о беременности. Пока что он не настаивает на близости, хотя пытался несколько раз, но я удачно ее избегала.
Надеваю очередное свободное платье, которое скрывает фигуру, кроссовки. Решаю не надевать украшения, оставляю только то, что невозможно снять, — браслет и обручальное кольцо, которое всегда у меня на пальце.
Выхожу на улицу и останавливаюсь на крыльце, осматриваюсь, ища своего водителя, но Максима нигде нет.
— Григорий! — зову охранника, он подходит ко мне. — Максим еще не появлялся?
— Нет, Асият Расуловна. На трассе перевернулась фура, возможно, он опоздает.
— Ясно, спасибо.
Сажусь в плетеное кресло и дышу свежим воздухом, дожидаясь Максима.
До приема врача еще много времени. Я хотела прогуляться по парку перед скринингом, поэтому будем считать, что совершаю прогулку сейчас.
Максим не появляется ни через тридцать минут, ни через час.
Я уже начинаю волноваться, поднимаюсь и иду к будке, где сидит охрана.
Тут же навстречу выходит Григорий:
— Асият Расуловна, звонил Максим, сказал, что подъезжает. Там реально собралась пробка, а сети не было, поэтому он не смог позвонить.
— Хорошо, спасибо.
Киваю и стремительно разворачиваюсь, чтобы вернуться в свое кресло. Это и становится моей ошибкой. От резкого движения начинает кружиться голова. А в совокупности с пустым желудком ситуация может иметь не очень хорошие последствия.
Я изо всех сил стараюсь идти ровно, чтобы успеть сесть в кресло и чтобы никто из охраны мужа не заметил моего состояния.
— Асият Расуловна, с вами все в порядке? — прилетает мне в спину.
Перед глазами все плывет, и я понимаю: добраться до своего места я просто не успею. И Максима, который не сдаст меня мужу, я тоже не дождусь.
Оседаю на землю и отключаюсь.
В себя прихожу на заднем сиденье машины.
— Госпожа, вы пришли в себя! — произносит взволнованно Григорий. — Потерпите, мы подъезжаем к клинике.
Григорий сидит на пассажирском сиденье, за рулем другой охранник. Максим так и не успел…
— Что со мной? — спрашиваю заторможенно.
— Вы потеряли сознание. Мы позвонили Кариму Дамировичу, он сказал отвезти вас в клинику. Он уже близко.
— Дьявол, — шепчу я тихо и прикрываю глаза.
Ну вот и все. Та самая неизбежность. Сейчас мой муж узнает обо всем.
А с другой стороны, чего я хотела? Это случилось бы в любом случае, раньше или позже. Надо просто принять неизбежное. Вот и все.
Машина останавливается, и я пытаюсь подняться, сесть ровно. Мне вроде как легче, но сильная слабость и очень хочется пить.
Дверь открывается, мне помогают подняться. Предлагают пересесть в кресло-каталку, но я категорически отказываюсь.
Это частная клиника. Насколько я знаю, отец Карима один из ее совладельцев. Именно по этой причине я обходила ее стороной. Но, видимо, судьба решила распорядиться иначе.
В кабинете врач, женщина лет сорока, расспрашивает о моем состоянии. Я решаю быть честной и не пудрить врачу мозг. Бесполезно сопротивляться. Надо смотреть проблеме в лицо.
Рассказываю все как есть: беременность три месяца, токсикоз, недостаточное питание, головокружение. Доктор кивает, дает какие-то рекомендации, я слушаю все безэмоционально. Это я уже слышала от своего врача. Она спрашивает, не хочу ли я сейчас сделать скрининг, чтобы не кататься в другую клинику.
В этот момент дверь в кабинет распахивается с такой силой, что ударяет о стену.
Врач подпрыгивает на своем стуле, а я сжимаюсь изнутри. Карим опускается передо мной на колени и берет мои ледяные руки в свои:
— Я знал, что с тобой что-то не так, — говорит тяжело. — Надо было раньше загнать тебя к врачу.
— Нормально со мной все, — вырываю у него руки и отворачиваюсь.
— Ты потеряла сознание! — Карим дышит тяжело. — Насколько я знаю, это не нормально!
Давай, док. Дальше сам.
Складываю руки на груди и смотрю на врача. Та привлекает внимание мужа:
— Карим Дамирович, я полагаю? В положении вашей жены такое иногда случается. Конечно, произошедшее нельзя назвать вариантом нормы, но это и не патология.
Смотрю на мужа, который хмурится. Переводит взгляд с меня на врача, будто пытается понять слова на языке, который ему незнаком, садится в кресло рядом со мной. На его лице появляется непроницаемая маска, но я готова поклясться, что он чертовски зол.
Врач, не обращая внимания на моего мужа, спрашивает у меня:
— Так что, Асият Расуловна, сделаем скрининг сейчас или вы хотите сделать его в клинике, где состоите на учете по беременности?
— Давайте сделаем сейчас. Раз уж есть такая возможность, — отвечаю спокойно.
Врач начинает заполнять бумаги, а Карим приходит в себя.
— Доктор, выйдите, — командует.
— Но позвольте, это мой кабинет! — возмущается женщина.
Карим продавливает ее взглядом, и та, то бледнея, то краснея, срывается и уходит.
Муж поворачивает голову и смотрит на меня.
Он явно зол. А я понимаю, что ни разу не видела мужа в такой степени гнева. Интуитивно сжимаюсь, потому что понимаю, что рядом с ним страшно.
Карим
С момента, как я разорвал связь с Марианной, прошло две недели.
Все это время я с трудом находил себе место. Асият погрузилась в себя, избегала меня. Даже на ночь уходила в другую комнату. Как бы меня это ни раздражало, я решил дать ей время.
Пусть перебесится, примет факт того, что отныне она одна-единственная и неповторимая женщина в моей жизни.
Марианна отказалась так просто сдаться и первые несколько дней после разрыва обрывала мне телефон чередой звонков и сообщений. Пришлось заблокировать ее и отправить на квартиру охранника, чтобы напомнил ей мою команду.
Ничто не предвещало беды, но тут мой охранник позвонил и сообщил, что Асият потеряла сознание. Вихрем в голове пронеслись мысли о том, что я чувствовал, будто с ней что-то не так, но списывал это больше на эмоциональное состояние.
К моменту, когда автомобиль припарковался возле клиники, я успел накрутить себя и придумать смертельных болезней для своей жены.
Идиот.
Мне указывают нужный кабинет, я распахиваю дверь и захожу внутрь, падаю на колени перед бледной, как мел, женой:
— Я знал, что с тобой что-то не так.
— Нормально со мной все, — щетинится, как обычно.
В этот миг мне хочется ее выпороть. За безрассудное отношение к собственному здоровью.
— Ты потеряла сознание! — не сдерживаюсь и кричу на нее. — Насколько я знаю, это не нормально!
Подключается врач:
— Карим Дамирович, я полагаю? В положении вашей жены такое иногда случается. Конечно, подобное нельзя назвать вариантом нормы, но это и не патология.
Хмурюсь, перевожу взгляд с врача на жену. Та отворачивается, избегая смотреть мне в лицо.
Я ослышался? Что сейчас сказала врач? О чем она вообще? О каком таком положении?
И только в этот момент я оглядываюсь по сторонам и осматриваюсь. Судя по обстановке, мы в кабинете гинеколога. Складываю в уме два и два и охуеваю.
Врач, не обращая внимание на меня, обращается к моей жене:
— Так что, Асият Расуловна, проведем скрининг сейчас или вы хотите сделать его в клинике, где состоите на учете по беременности?
Что-то, блять? Она состоит на учете по беременности? Уже? То есть новость о том, что моя жена беременна, для нее вовсе никакая не новость?!
— Давайте сделаем сейчас. Раз уж есть такая возможность, — Асият отвечает спокойно, даже безразлично.
— Доктор, выйдите, — командую, и врач вылетает из кабинета.
А я поворачиваю голову и смотрю на жену.
У Асият виновато опущены глаза, пальцы сцеплены в замок. Она сидит неподвижно, даже не делая попыток объясниться.
— Какой срок? — спрашиваю я и не узнаю свой голос.
— Три месяца, — выдает Асият.
Я никогда не бил женщин. Для мужчины это низко — поднимать руку на женщину. Априори она слабее и не сможет защититься. Но сейчас мне хочется собственными руками придушить жену.
— Как давно ты знаешь? — спрашиваю с трудом.
Она поднимает глаза и смотрит на меня с вызовом. В этом взгляде можно много чего прочитать. Но сейчас мне на это плевать.
Рывком поднимаюсь и нависаю над Асей, обеими руками беру ее за шею и притягиваю к себе, так, что мы соприкасаемся лбами. Жена пугается и перехватывает мои руки, впивается ногтями в кожу, но я этого не чувствую. Сейчас так много бурлит эмоций, что меня разрывает на части.
— Как давно?! — повторяю вопрос.
— Пару месяцев, — тут же отвечает Ася и дергает головой, вырываясь.
Отшатываюсь от нее, как от пощечины.
Я плохо знаю все эти штуки, связанные с беременностью, и первым делом подумал, что речь идет о паре недель — но месяцев?!
Оттягиваю галстук, а Ася поднимается и отходит к окну, обнимая себя руками. Смотрю на нее и отчетливо вижу изменения: похудевшее лицо, бледная кожа. И как я, баран, раньше не увидел этих перемен?
Хотя разве она позволяла смотреть на себя?! Всегда сбегала. Я уже молчу о сексе, который был у нас черт знает когда. Тогда я тоже не заметил ничего необычного. Тут же усмехаюсь собственным мыслям — в последнее время наш секс был очень чувственным, и я отмечал только похоть, которая затапливала меня.
Подхожу к Асе и становлюсь за ее спиной. Не касаюсь, только дышу ей в затылок.
— Я правильно понял, что когда ты заявилась квартиру, то уже знала, что беременна?
— Да, — глухо отвечает она.
То есть подвергла моего ребенку стрессу? Да один дьявол знает, что на уме у Марианны, вдруг кинулась бы на нее?!
Но свое возмущение оставляю при себе, потому что меня интересует вопрос куда важнее:
— И развестись ты мне предлагала, когда знала, что ждешь от меня ребенка?
Ася поворачивается резко и выпаливает со слезами на глазах:
— Да! Да, знала! И развелась бы с тобой, если бы только возможно было, потому что выносить всю эту грязь и других женщин невозможно! А ребенок?! Ты подумал о нем? Что бы он сказал, когда вырос и увидел бы тебя с другой женщиной?
— Я имел права знать!
— А я имела право на уважение! — продолжает в запале, из глаз у нее сыпятся слезы.
— Все, ш-ш, — притягиваю ее к себе, но Ася отбивается, как дикая пантера. — Успокойся, детка. Никого больше нет, я же сказал тебе, помнишь? Я обещал, что только ты, — и сдержу свое слово.
— Ненавижу тебя, — выкрикивает Ася, я же прижимаю ее лицо к своей груди.
Она мнет в кулаках мою рубашку, а у меня внутри происходит взрыв из безмерного тепла, которое затапливает душу.
Охренеть! У меня будет ребенок!
Через полгода я смогу взять его в руки, прижать к себе, поцеловать каждый пальчик.
Я никогда всерьез не задумывался об отцовстве, хотя, конечно же, понимал, что это случится рано или поздно. Но то были бесполые абстракции, а здесь — моя новая реальность.
Я глажу Асият по спине, и она успокаивается, поднимает на меня красные глаза.
Злость уходит тут же. Ну как, блять, можно злиться на нее? Хрупкую, замученную. И понять ее могу — до этого я был конченым мужем. В моих силах все исправить, чем я и займусь в ближайшее время.
Карим
Нас проводят в кабинет, где Ася раздевается и ложится на кушетку.
Взгляд цепляется за ее тело. Я замечаю совсем маленький животик, который только недавно начал расти, и сглатываю.
С головой накрывает разными ощущениями. Неадекватными, звериными какими-то. Желанием защитить свою женщину, которая ждет твоего ребенка, радостью от самого факта, что я скоро стану отцом. Злостью за то, что попыталась лишить меня этого.
— Папа тоже решил поприсутствовать? — весело спрашивает доктор, женщина лет пятидесяти. — Похвально. Как себя чувствует мамочка?
— Все нормально, — сухо говорит Асият.
— А мне сказали, вы сознание сегодня потеряли?
— Токсикоз, стресс, недосып, — отвечает жена тихо и отворачивается от меня.
Ясажусь на стул около нее. Порываюсь взять ее за руку, но она, будто чувствуя это, отодвигает ее от меня.
— Что же вы так, — сетует по-доброму доктор, будто не замечая холода между нами. — Папочка, а вы почему не контролируете? Никаких стрессов и недосыпов во время беременности. Только положительные эмоции, вкусная и полезная еда.
А с эмоциями у нас проблема, да. И винить в этом я могу только себя, потому что первопричина негатива, как ни крути, идет от меня.
— Исправимся, — киваю врачу.
Начинается осмотр, и я вижу, как Асият с тревогой разглядывает изображение, кусает губу.
— Ну что там? — спрашивает нервно.
— Размер конечностей в пределах нормы, сердце, почки и другие органы также в порядке.
Врач описывает то, что рассматривает, а я изредка цепляюсь взглядом за маленькое личико, которое видно на экране, с трудом принимая тот факт, что на столь раннем сроке видны настоящие очертания крохотного человека.
— Подскажите, уже можно увидеть пол ребенка? — спрашивает Ася.
— Давайте посмотрим, — доктор с энтузиазмом начинает рассматривать картинку: — Предположительно девочка.
Я слышу тихий выдох Аси и перевожу на нее взгляд. Неужели она не хотела мальчишку? Мне, в общем-то, все равно, кто у нас будет.
Пацана, конечно, тоже хочется, продолжатель рода, как-никак, но это вообще непринципиально.
— Точно? — спрашивает жена.
— К сожалению, нет. Много зависит от положения, в котором находится ребенок. Бывает такое, что мальчишки прячутся.
— Понятно, — вздыхает.
Врач отдает мне результаты осмотра, Асият вытирает живот, а я не могу отвести от нее взгляда. Я не знаю, нормально ли это или сказывается долгое воздержание, но хочется ее до одури!
Когда мы выходим из кабинета, я спрашиваю у Аси:
— Ты не хотела мальчика?
— Не в этом дело.
— А в чем?
Она закусывает губу и отводит взгляд. Разворачиваю обратно к себе:
— Расскажи.
Стараюсь говорить мягко, помня про наставления врача.
— Ты будешь смеяться.
— Не буду, — говорю твердо. — Обещаю.
Ася еще немного мнется, а после говорит:
— Мне снятся сны. Не очень хорошие. Все они связаны с сыном, которого я теряю. Так что хорошо, если бы у нас на самом деле была девочка.
Притягиваю Асю к себе и целую ее в висок:
— Даже если родится мальчик, я не позволю плохому случиться.
Жена отворачивается, никак не комментируя мою фразу. Ясно — не верит мне.
— Поехали пообедаем, — тяну ее.
— С Марианной? — спрашивает со злостью.
— Понятия не имею, о ком ты говоришь, — игнорирую ее выпады, тяну на выход.
— Где Максим? — Асият осматривается по сторонам в поисках своего водителя, а меня скручивает от ревности.
— Зачем он тебе? — хмурюсь, но сдерживаюсь.
— Как это зачем? Должна же я как-то вернуться домой? Ты поезжай на работу или на городскую квартиру, — снова намекает на любовницу. — А я подожду Максима тут, и он заберет меня.
— Максим отправлен домой, — произношу сквозь зубы. — А ты едешь со мной на обед. Перестань бороться со мной, ты же знаешь — это бесполезно!
Жена вскидывает на меня печальный взгляд:
— Поверь, я, как никто, знаю, что бороться с тобой бессмысленно. Но это вовсе не значит, что я буду безропотно принимать свою судьбу и позволю унижать меня и дальше. А насчет того, что ты избавился от своей любовницы… Вчера звонил управляющий комплекса, где у тебя квартира. Он не смог до тебя дозвониться и вышел на меня. Попросил поговорить с нашей родственницей, которая громко слушает музыку по ночам, ему пожаловались соседи. — Ася растягивает рот в печальной улыбке. — Ты бы поговорил со своей женщиной, Карим. Объяснил ей, что не стоит так сильно высовываться и настойчиво напоминать о себе.
Тяжело дышу и скриплю зубами. Сука Марианна. Я же по-человечески хотел дать ей время, чтобы она пришла в себя и нашла новое жилье. Но, видимо, с людьми нельзя по-хорошему. Надо сразу пинком под зад.
Асият делает шаг навстречу мне и кладет руки на лацканы пиджака, смахивает невидимую соринку:
— Ты бы заехал к своей девочке, Карим, — наигранно цыкает и качает головой. — А то она совсем одичала там без тебя.
— Придет время, и ты поверишь мне, Ася. Поверишь каждому моему слову и никогда не будешь сомневаться. — Я просто заебался бегать и доказывать, что у меня ничего нет с Марианной. — Я разрешил ей пожить там этот месяц, пока она ищет новое…
Ася перебивает меня:
— Мне неинтересно это, — разворачивается.
Беру ее за руку и тяну в свою машину:
— Сейчас мы едем обедать. И разговаривать.
— А если я не хочу разговаривать с тобой? — Ася вымотана, но и я покатался на эмоциональных качелях.
— Придется, Ася. Потому что так дальше продолжаться не может. У нас будет ребенок, и сейчас самое время, чтобы перестать бороться со мной и просто довериться, как бы сложно это ни было.
— Не могу тебе ничего обещать.
— И не надо. Просто не отталкивай меня.
Ася
— Максим, останови у вот этой аптеки.
Карта показывает, что там есть нужный мне банкомат. Водитель останавливается, и я выхожу из машины, натягиваю капюшон на голову.
Максим выходит следом, но внутрь со мной не заходит.
В аптеке я кладу деньги на кошелек. Немного, всего лишь несколько тысяч. Я сделала это своей рутиной и на протяжение пары недель стабильно катаюсь по всему городу и пополняю баланс кошелька.
В какой-то момент я даже потеряла смысл всего этого, потому что четкое осознание — мне не справиться — осело в подкорке.
— Поехали в парк, — прошу Максима, как только возвращаюсь.
Я иду по аллее среди деревьев, Максим позади меня.
— Что вы будете делать дальше? — спрашивает тихо.
Я начинаю медленно поворачиваться, но он говорит чуть громче:
— Не надо. Боюсь, ваш муж мог приставить к вам дополнительную охрану.
Продолжаю идти как ни в чем не бывало и опускаю голову, чтобы прикрыть лицо волосами.
— Думаешь, все настолько плохо?
— Я не уверен, Асият Расуловна. Но ваш муж в последнее время требует от меня детализированного отчета. Чуть ли о не о том, сколько раз вы вздыхаете. И еще у меня есть предположение, что в тачке стоит жучок и ведется прослушка. Это не точно, но стоит фильтровать разговоры.
Шок.
Нет, я вижу, что с Каримом происходит что-то странное, но не настолько же.
— Я могу вам помочь, — выдает Максим неожиданно.
— Чем? — хмурюсь.
— Денег недостаточно для побега, Асият.
Да, я думала об этом.
Ну вот я сбегу с деньгами, а дальше что? Да меня сдадут в первой же гостинице!
— Если вы всерьез намерены провернуть то, о чем думаете, вам нужны новые документы.
— И-и-и?
— Я могу вам помочь с этим. Новая внешность, новое имя, новый номер паспорта — и в нашей стране вас практически нереально будет найти.
— Откуда такие возможности?
— Я работал в органах.
А я даже не знала.
— Почему уволился? — спрашиваю удивленно.
— Почему же сразу уволился? — усмехается Максим. — Ушел на пенсию.
Не сдерживаюсь и оборачиваюсь, смотрю своему водителю в лицо. Я и раньше смотрела на него, но никогда не всматривалась, и не задумывалась о его возрасте.
— Сколько ж тебе лет? — вскидываю удивленно брови.
— Скоро будет сорок, — Максим обнажает зубы в мальчишеской улыбке и тут же натягивает обратно холодную маску, опускает взгляд. — По долгу службы я был связан с сотрудниками, работавшими с программой защиты свидетелей.
— Мне точно смогут помочь? — продолжаю идти и больше не оборачиваюсь.
— Смогут. Я узнавал, — отвечает серьезно Максим.
Надо же. Я ведь даже не просила.
— Что взамен? — спрашиваю резче, чем нужно.
— Ничего.
Шагаю по тропинке, размышляя.
— Зачем тебе помогать мне, Макс?
— Может быть, мне вас жаль? Или у меня на вас виды? Возможно, я просто неравнодушен к женщинам в беде? Какая разница, Асият. Я не обижу вас никогда. Выберите тот ответ, который больше всего понравится, и просто доверьтесь мне.
— Все ответы звучат странно, особенно принимая во внимание то, что я на третьем месяце беременности. И к ребенку ты не имеешь никакого отношения.
— Тогда вообще не задавайтесь этим вопросом.
— Хорошо. Пусть мне сделают паспорт.
Домой возвращаемся в молчании. После того, что сказал Максим, я реально боюсь лишний раз рот раскрыть.
У порога меня встречает Фатима, накрывает на стол. Я не собираюсь ждать на ужин Карима, хоть он и не опоздал на него ни разу за последнее время.
Отсылаю женщину, а сама приступаю к еде. Как хорошо, что у меня прошел токсикоз и я могу спокойно вернуться к нормальному потреблению пищи, а не вздрагивать каждый раз, когда проталкиваю кусок в горло.
Едва я отрезаю кусочек запеченой курицы, в дверях появляется Карим. Быстрой походкой приближается ко мне, оставляет поцелуй на щеке и садится напротив.
— Прости, опоздал немного, — извиняется искренне. — Вечерние пробки.
Вместо ответа просто киваю.
Ругаться совсем не хочется, да и вроде как нет поводов. В последнее время муж поистине шелковый. Скорее всего, он реально избавился от своей любовницы, потому что ни одного упоминания о ней не было за это время.
Ага.
Или просто научился шифроваться лучше.
— Чем занималась сегодня? — спрашивает с интересом.
— Ездила в универ, отдала диплом на подписание. Завтра защита, — отчитываюсь ему, хотя больше чем уверена, что он и так все знает.
— Волнуешься?
— Немного, — честно отвечаю я.
— Тебе не стоит ничего бояться. Я уверен, все пройдет отлично. Ты умница.
— Уже подкупил комиссию? — усмехаюсь.
Исмаилов хмурится:
— Даже и не думал. Но ты должна понимать: в институте знают, чья ты жена, вряд ли кто-то осмелится тебя валить.
Никак не комментирую это, продолжаю есть.
— Я рад, что к тебе вернулся аппетит. — Поднимаю глаза и ловлю на себе тяжелый взгляд Карима.
Он облизывается, окидывая меня взглядом. Все это очень неловко. Я немного отвыкла от подобного внимания, хоть и видела, как Карим смотрит на меня в последнее время. Будто перед ним не жена, а кусок сочного стейка.
— Тошнота отступила, да, — прокашливаюсь и подтверждаю слова мужа.
Карим тихо выдыхает и сильнее сжимает вилку.
— Куда еще сегодня ездила?
Ну конечно, он знает абсолютно все.
— Так, по магазинам, — отвечаю беспечно. — Покупала наряд к юбилею твоего отца.
Взгляд невольно опускается на браслет, который я ненавижу с каждым днем все сильнее и сильнее.
— Это правильно, — одобряет Карим. — Уверен, на приеме ты будешь самой прекрасной.
— Я наелась. Пойду к себе, — поднимаюсь и спешу уйти, но Карим перехватывает меня за руку.
Резко поднимается и притягивает меня к себе.
Вообще он так делает впервые с тех пор, как узнал о беременности. Обычно ограничивался легкими поцелуями или держал меня за руку.
Ася
Карим прокладывает дорожку из поцелуев от запястья и выше к руке.
— Асенька… девочка. Не убегай.
Поднимается со стула и целует мое плечо, шею. Кладет руки мне на талию. Передвигает ладони ближе к животу, но замирает:
— Можно?
Он не трогал мой живот ни разу. Я видела, что он не однажды хотел коснуться его. Порывался, но все время тормозил себя.
— Можно, — отвечаю тихо, и Карим тут же ведет дальше горячие ладони.
Кожу опаляет даже через ткань платья. Замираем оба в этот миг. Карим тяжело дышит, проводит большим пальцем по животу, лаская. Я кладу руки на его плечи, чтобы было удобнее стоять.
— Она уже толкается? — спрашивает Карим севшим голосом.
— Нет, — усмехаюсь тихонько. — Еще рано.
Муж продолжает гладить мой живот:
— Скажешь мне, когда это случится? — его голос кажется уязвимым.
— Скажу, — отвечаю шепотом.
Он убирает руки и кладет их мне на шею, притягивает к себе, упирается лбом в мой. Гладит меня по скуле, и я закрываю глаза.
Я глупая, знаю. И хочется оттолкнуть его, уйти и больше никогда не видеть и не верить ни единому слову. Но сделать это кажется невозможным. Потому что в его объятиях тепло и хорошо.
Душа тянется к нему. А может быть, беременность так влияет.
Карим обнимает меня. Без какой-либо пошлости. И я чувствую, насколько мне необходимы сейчас эти объятия. Я очень устала. А еще мне страшно. Потому что я понимаю, что сама не могу ничего решить в своей жизни. Я беззащитна, у меня связаны руки.
Муж несет меня в гостиную, опускается вместе со мной на диван, усаживает меня, как ребенка, на колени. Гладит по волосам, плечам, спине. Оставляет короткие и нежные, совсем не похожие на привычные, поцелуи на виске, скуле.
Я не знаю, что это, но понимаю, что такая тихая ласка — то, что мне нужно. Это нечто совершенно новое между нами. Наверное, так и должно быть между двумя людьми, которые любят друг друга. Но я не уверена в том, что на противоположной стороне есть хоть немного, хотя бы самые малые крохи любви.
Я не жду от Карима ничего, мне достаточно и того, что сейчас он дает мне немного этого обманчивого тепла, но неожиданно муж начинает говорить:
— Я сильно задолжал тебе, Ася. Гораздо больше, чем эти два года, — его голос тихий, но твердый. — Я часто был неправ, принимал ошибочные решения и неверно расставлял приоритеты.
— Не надо, — перебиваю я.
Я все это слышала уже. Ничего нового Карим не скажет мне. Он разочарован в себе, хочет все исправить — это я поняла и в первый раз.
Но что мне делать со своим раненым сердцем и недоверием, которое прожигает каждую живую частичку души?
— Я не устану повторять, что сделаю тебя счастливой, чего бы мне это ни стоило, — упорно продолжает Карим.
Я поднимаюсь с его колен, и мне становится холодно от разорванных объятий и пустоты, которая чувствуется остро. Исмаилов тут же поднимается следом за мной, не давая уйти. Берет меня за руку, сжимает ее, притягивает обратно к себе.
И я снова сдаюсь, утыкаюсь носом ему в грудь. Дышу и все жду, когда ком в груди исчезнет.
Но это невозможно…
Карим поднимает мое лицо и нежно зацеловывает его. Опускает свои губы на мои. Целует ласково, очень трепетно и чувственно, так, что я плавлюсь от каждого касания.
Поцелуй долгий, нежный, лишь через несколько секунд переходящий во что-то большее, и я четко ощущаю момент, когда Карим переключается и наращивает темп. Не спрашивая, подхватывает меня на руки и кладет на диван.
Целует жадно, покусывая кожу и проводя руками по талии. Задирает платье, проводит губами по моему животу. Шумно втягивает воздух. Я же слышу только, как бешено бьется мое сердце. Мозг кричит, что надо сопротивляться и не допустить близости. Но душа хочет иного. Глупая и доверчивая. Ее гораздо легче подкупить, чем здравый смысл.
Карима на глазах охватывает безумие и возбуждение. Градус ласк меняется, и мое тело отвечает на каждую из них.
Муж снимает с меня платье, оставляя меня лишь в белье, снимает рубашку, расстегивает пояс брюк, и мой взгляд цепляется за знак возбуждения, который отчетливо виднеется через ткань брюк.
Он снова опускается и продолжает осыпать поцелуями мою шею и грудь. Именно в этот момент срабатывает тумблер, и я упираю руки в плечи Карима:
— Не надо, — прошу его. — Я не хочу.
Он не слышит меня, полностью увлеченный моим телом.
— Карим, остановись, — прошу громче, и муж замирает.
Моргает несколько раз, будто приходя в себя, рассматривает мое лицо. Я жду, что он разозлится, снова скажет какую-нибудь колкость, но Карим лишь быстро кивает, тяжело вздыхает и ложится рядом со мной.
Мое сердце стучит гораздо ровнее, и я пытаюсь встать, но муж перехватывает меня за талию:
— Полежи так со мной немного, — просит тихо.
Можно было бы уйти, невзирая на эту просьбу, но я решаю остаться и ложусь рядом с мужем. Кладу руку на его сердце и чувствую, как бешено оно стучит под ладонью. Возбуждение упирается мне в живот, но мы просто лежим в тишине и полумраке.
В конце концов я засыпаю в объятиях своего мужа.
Ася
В субботу утром начались приготовления к вечернему мероприятию — дню рождения отца Карима.
К Дамиру Альбертовичу я всегда относилась с огромным уважением и почитанием, как и полагается. Были моменты, когда я побаивалась его. Особенно когда мой отец сообщил, что выдаст что я выйду замуж за его сына.
Я помню тот разговор. Тогда мне казалось, что отцу Карима вообще плевать на меня. Чиста я или нет. Хорошая хозяйка или неопрятна и ленива. Натуральная у меня красота или я, наоборот, накачана силиконом. Все это ему было безразлично. Интерес вызывало только одно — насколько этот брак вкупе со мной может быть полезен для его бизнеса.
Тем не менее Дамир Альбертович ни разу не обидел меня ни словом, ни делом. Поэтому из уважения к этому мужчине я старалась выглядеть на вечере безупречно.
Закрытое платье в пол, достаточно свободное, но не мешковатое, высокие шпильки. Сдержанный макияж и прическа, которые мне делали три часа. И, конечно же, драгоценности.
Я решила надеть небольшие серьги и колье. Браслет с кольцом уже стали моими бессменными спутниками.
За последние дни мы достаточно сблизились с Каримом, поэтому браслет уже не казался таким отвратительным напоминанием об изменах и признаком принадлежности мужчине.
Вообще, весь сегодняшний день, видя, как Карим посвящает все свое время мне, все больше задумываюсь о том, что идея побега максимально глупая.
Не получится ничего, да и… хочется ли?
Все очень сложно и достаточно запутано, чтобы отыскать правильный ответ на вопрос, потому что во мне еще довольно много смуты.
Нет, не простила. Нет, боль никуда не ушла. Притупилась, что ли. Да, я по-прежнему зла на него.
Но, с другой стороны, я вижу совершенно иное отношение мужа. Чуткое, нежное. Он внимателен и обходителен. Почти каждый день мы обедаем вместе, много разговариваем. Чем дальше, тем проще забывать о плохом опыте прошлого, потому что оно осталось где-то позади.
А сейчас передо мной совершенно другой человек, который изменился и продолжает меняться на глазах.
Я пока не приняла окончательного решения. А может быть, мне только это кажется и на самом деле я понимаю, что идея побега — чушь собачья. Все если не наладилось, то идет по этому пути.
Мне сложно назвать себя счастливой, но я чувствую, что счастливое будущее в моих руках.
— Ты потрясающе выглядишь, — Карим подходит сзади и кладет руки на мой чуть выпирающий животик.
Малышке уже четыре месяца, и после того, как отступил токсикоз и я начала нормально питаться, живот начал расти как на дрожжах. Карим поначалу спрашивал, можно ли дотронутся до меня, но после, видя, что я не против — даже наоборот, перестал спрашивать и стал постоянно, при любом удобном моменте, касаться меня.
Каждый раз это касание приносит с собой волну нежности.
— Спасибо, — улыбаюсь и поднимаю руку с браслетом: — Ты обещал снять его после юбилея отца, помнишь?
Не то чтобы он по-прежнему раздражает меня, но сам факт…
— По правде сказать, — он поджимает губы, — кажется, я потерял ключ.
— В каком смысле? — округляю глаза и опускаю взгляд на мерцающее бриллиантами украшение.
— Вероятно, я оборонил его где-то, Ася. Прости. Искал его и в офисе, и в кабинете, и в спальне, но тщетно.
— И как мне снять браслет? — спрашиваю растерянно.
Невольно засматриваюсь на мужа. Сегодня на нем черный смокинг, белая рубашка и бабочка. Он безумно притягательно выглядит.
— Я узнавал в ювелирном, думал, у них может быть дубликат, но мне сказали, что второго ключа не существует в принципе, — да, то же самое когда-то он и мне сказал. — Тут выход только один, Ася. Пилить.
Инстинктивно прижимаю руку к себе и качаю головой:
— Должен же быть другой выход?
— Можно показать нашим ребятам из охраны. Возможно, кто-то сталкивался с таким замком. Но, насколько я знаю, он очень хитрый, и я особо не рассчитывал бы на то, что они помогут.
— Я не хочу его пилить! — браслет уже не кажется таким страшным, когда я понимаю, что его варварски испортят. — Тем более это небезопасно!
Карим делает шаг ко мне и притягивает к себе за талию:
— Думаешь, я позволю кому-то причинить тебе боль? — спрашивает с усмешкой.
Главное, чтобы ты не причинял мне боль, Карим.
— Ладно, — вздыхаю я. — Давай разберемся с ним после мероприятия.
Карим ведет меня под руку, и вместе мы отправляемся в банкетный зал, прибываем в числе первых.
Дамир Альбертович тепло приветствует сына, обнимает его. Меня целует в лоб.
— Здравствуй, Ася, — окидывает меня взглядом и заботливо интересуется: — Как ты себя чувствуешь?
— Все хорошо, спасибо, отец, — вежливо улыбаюсь мужчине.
Мариям, мать Карима, тут же спешит обнять меня и расцеловывает в обе щеки:
— Для отца это долгожданное прибавление — лучший подарок, — говорит гордо и подмигивает мне: — Вы, конечно, конспираторы! Молчали почти четыре месяца!
— Да, Карим. Хоть бы намекнул, что ждете малыша. А то я к тебе с советами лезу, а вы и сами с усами, как говорится, — по-доброму усмехается отец Карима.
Перевожу взгляд на мужа. Это что, выходит, его отец уже заводил разговор насчет наследников? Интересно получается. А не является ли поведение Карима в последние дни следствием того разговора? Возможно, как только я рожу, вся эта теплота и ласка исчезнут? Ну а что, мое дело сделано. Можно и пинком под зад и снова свору любовниц по квартирам распихать.
Карим невозмутимо улыбается, окидывая меня нежным взглядом, и притягивает к себе за талию, целует в висок:
— Асият чувствовала себя неважно в первые месяцы беременности, поэтому мы решили не спешить с объявлением о ребенке.
Мариям подходит к Кариму и целует его в щеку:
— Мой заботливый сынок! — произносит с гордостью. — Забота о жене и семье — это самое главное. Горжусь тобой!
На ее глазах выступают слезы, а мне хочется выдать истерический смешок.
Ася
— Здравствуй, — говорит она тихо.
— Здравствуй, — ошарашенно отвечаю я.
На Марианне шикарное бледно-розовое платье. Волосы лежат красивой русой волной. Вся она какая-то легкая, тонкая, воздушная.
— Зачем ты здесь? — спрашиваю ее.
— Пришла посмотреть в лицо мужчине, который использовал меня три года, а после выбросил на помойку, как ненужную вещь.
Окидываю ее взглядом:
— А ко мне зачем пришла? Пожаловаться на жизнь?
— Нет. Напомнить о том, какой твой муж мудак. Потому что ты, по всей видимости, забыла об этом.
— Даже если так, какое тебе дело? — выгибаю бровь.
Марианна опускает глаза в пол.
— Я люблю Карима, — произносит тихо.
— Мне жаль, — это все, что приходит мне на ум.
Неожиданно она хватает меня за руки и выпаливает:
— Отпусти его! Ты держишь его рядом с собой, но не любишь! Любила бы — еще тогда прибила бы меня! Или его прибила! А он несколько раз приезжал после того, как ты узнала обо мне. Трахал меня как сумасшедший, понимаешь?! Ни ты, ни он — вы не любите друг друга! Так отпусти же его! Попроси развод! Я люблю его, и у нас будет ребенок! Я беременна!
Признание как пощечина. Открыв рот, смотрю на женщину перед собой и молюсь лишь об одном: не упасть в обморок на холодный кафель туалета.
— Не смотри на меня так, — у Марианна трясутся губы. — Да, у нас был секс. И да, такое бывает, что после него женщина беременеет. Ты за два года не смогла подарить ему наследника, а я смогу! Отпусти его! Пойми меня как женщина женщину.
Смотрю на любовницу мужа и чувствую боль, распространяющуюся по телу.
А кто поймет меня? Ведь я тоже жду ребенка от мужа.
Неожиданно Марианна начинает хмуриться и опускает взгляд на мои руки, заинтересованно разглядывая браслет. Проводит по нему длинным ногтем и растягивает рот в кривой улыбке.
Отпускает мои руки и поднимает свои волосы, демонстрируя серьги в ушах.
Это те самые серьги из комплекта, которые показывал мне ювелир на фото. Тогда я подумала, что Карим презентует мне их перед юбилеем отца, чтобы я надела их вместе с браслетом. Потом все забылось как-то.
А вот оно как выходит.
Муж решил разделить один комплект украшений и подарить каждой по частичке. Прямо как внимание, которое он делит между нами. Прозаично, черт возьми.
— Теперь я понимаю, что это такое, — Марианна лезет в сумочку и достает оттуда маленький ключик, взвешивает его в ладони. — Нашла его в пакете из ювелирного. Сначала хотела выкинуть, но потом решила сохранить.
Я жду, что девушка выкинет его в раковину и смоет воду, но она протягивает ключик мне его на ладони, и я забираю его. Расстегиваю браслет. Он со звоном падает в раковину.
Я беру его в руки и говорю:
— Пойдем.
Мы выходим в банкетный зал. Тут собралась огромная толпа. Гости разбились по группкам, общаются друг с другом, играет музыка. Официанты снуют туда-сюда с подносами.
Нахожу взглядом Карима. Он стоит с нашими родителями и мило беседует о чем-то.
— Я останусь тут, — говорит Марианна и замирает у стенки, боясь подойти ближе.
Никак не комментирую ее фразу. Мне, по большому счету, плевать на то, где Марианна будет находиться.
Я начинаю идти к своей семье, не чуя под собой ног.
Ненавижу эту обувь. Ненавижу эти лицемерные улыбки. Ненавижу эту жизнь, что загнала меня в клетку, из которой невозможно выбраться.
Подхожу к нашим родителям и становлюсь напротив Карима.
— Тебя долго не было, — он смотрит с тревогой. — Все хорошо?
Я улыбаюсь и отвечаю:
— О, все прекрасно, Карим. Встретились с твоей любовницей, мило поболтали. Представляешь, тот ключ от моего браслета, который ты потерял, оказывается, был у нее все это время, ты забыл его в пакете из ювелирного. — У родителей с обеих сторон вытягиваются лица, а я наигранно цыкаю. — Ну-ну, Карим, это так пошло — дарить жене и любовнице драгоценности из одного комплекта. Но ее сережки мне понравились, ей идут. Наверное, даже больше, чем пошли бы мне. Так что правильно, что отдал их ей.
Взвешиваю браслет в руке и с силой вжимаю его в грудь своего мужа.
— Кстати, браслет тоже можешь отдать ей — для полноты картины.
Карим со злостью сжимает зубы. У него едва дым не валит из ушей:
— Асият…. — шипит он на меня.
— И, Карим, — продолжаю спокойно, — ты бы поговорил с девочкой, а то заставляешь нервничать свою беременную любовницу.
Оборачиваюсь и нахожу взглядом Марианну, которая стоит там же, где я ее оставила. Родители тоже смотрят, отец Карима красный от злости. Непонятно, кого он хочет прибить больше — меня или своего сына.
Марианна переводит испуганный взгляд на Карима и обратно ко мне.
Я смотрю на отца своего мужа:
— Дамир Альбертович, вы же хотели внуков? Представляете, счастье какое?! У вас появится сразу два внука. Я рожу девочку, а Марианна — мальчика. Вот здорово, правда?
— Ася! — рявкает на меня муж.
Мило улыбаюсь ему, давя подкатывающие слезы:
— Простите, отойду на секунду.
— Дочка! — зовет мама и порывается пойти за мной, но отец ее останавливает.
Пока я иду по проходу, вижу, как Карим подлетает к Марианне и уводит ее из зала.
Я же беспрепятственно выхожу через черный вход, ловлю проезжающее мимо такси и уезжаю.
Карим
— Это как понимать, Марианна? Ты совсем охренела, заявляться сюда?
— А что мне делать, если ты не отвечаешь на звонки? Заблокировал меня везде, не пробраться к тебе! А я, между прочим, беременна!
— У нас с тобой ни разу не было незащищенного секса, Марианна! Ни разу, блять! Каждый раз в гондоне! Тем более ты пьешь противозачаточные.
— Пила! — выплевывает мне в лицо. — Полгода уже как не пью! И презерватив не дает стопроцентную гарантию, сам почитай об этом!
— Не верю!
— А у меня и справка есть. Я знала, что не поверишь, — сует мне в нос какую-то бумажку.
— Я тебе таких сотню сделать могу! И даже если ты и вправду беременна, то точно не от меня!
— У меня кроме тебя нет никого! — рыдает вовсю.
— Значит, пойдешь на аборт!
— Нет!
— Да, блять! — ору как ненормальный.
И Ася ушла. Куда она делась? Нельзя ее было одну оставлять.
— Карим, — говорит твердо отец, и я оборачиваюсь, нервно провожу рукой по волосам, — за углом ждет машина с водителем. Пусть отвезут эту …девушку. Ни к чему устраивать представление.
— Прости, отец, — опускаю голову. — Марианна, уходи. Мы с тобой поговорим обо всем завтра.
Если я не найду и не убью тебя сегодня.
Она сбегает, а отец берет меня под локоть и уводит в какую-то административную комнату.
— Что это, блять, такое, Карим?! — отец не кричит, но вижу, что он в шаге от этого.
— Я не знаю, отец. Честно. Я разорвал все отношения с Марианной больше месяца назад. Не понимаю, какого черта она пришла сюда и вывалила все на Асият.
Тяжело вздыхает и достает из кармана обычные сигареты, закуривает.
— Эта девушка вправду беременна?
— Не знаю. Говорит — да. Но я ей не верю, потому что… сам понимаешь, я бы не стал рисковать.
— Разберись с ней. Если надо, вышвырни из города. У тебя одна жена и одна женщина, которая будет рожать. Так ясно?
— Яснее некуда.
— А теперь уходи. Найти Асият и поезжайте домой. Чтобы глаза мои тебя не видели, — с силой тушит сигарету в стакане. — Разочаровал ты меня сегодня, сын.
— Прости, отец, — повинно опускаю взгляд в пол.
— Иди в ногах у своей женщины валяйся и прощения проси.
Киваю и ухожу. В коридоре мать. Вытирает слезы:
— Иди, сынок, иди. Найди Асеньку. Мне сказали, она уехала на такси куда-то.
— Как? — да блять! Что ж все через жопу-то.
— Да-да, беги. Аллах, защити нашу девочку. Одна, в ночи, в таком виде!
Вылетаю на улицу, параллельно звоню своему начбезу. Тот поднимает всех по команде, и Асю ищут.
Тем временем я еду домой в надежде, что она все-таки поехала сюда, а не пошла слоняться по ночным городским улицам. Но дома никого нет, меня встречает пугающая тишина.
— Карим Дамирович, — отчитывается начбез, — тут такое дело: мы нашли телефон Асият Расуловны. Она забыла его в такси.
Или не забыла, а тупо выбросила.
— Таксист сказал, что высадил ее в центре. Сейчас мои ребятки прочесывают улицы и рестораны.
— Работайте.
Отключаюсь и иду в бар, наливаю себе вискаря. Руки трясутся. Асенька, девочка, ты же не наделаешь глупостей? Поезжай домой, родная, я все тебе объясню. И про то, как сглупил, даже не подумав, что нельзя подобным образом дарить украшения.
Я же просто не заморачивался. Увидел цацки — купил. И в мыслях не было, что делаю что-то не так. Тогда я еще не осознал, насколько погряз в собственной жене.
Что теперь нет обратной дороги, что душу рвет от нового чувства, которое даже не распознать сразу, уж больно чужеродным оно оказалось для моего сердца.
Вернись, девочка, я найду слова, чтобы объясниться. И я уверен, что у Марианны нет никакой беременности. Выдумала все она, чтобы привязать меня.
Всю ночь я вишу на телефоне, хожу из угла в угол и выжираю полбутылки вискаря. Тремор в руках не проходит, башка чугунная.
К пяти утра открывается дверь, и входит Асият. Одежда в порядке, волосы тоже. Только лицо красное — видно, что плакала и умывалась после этого где-то.
Подбегаю к ней и прижимаю к себе, крепко обнимая. Заглядываю в лицо:
— Где ты была? Тебя обидел кто-то? — я не узнаю свой голос, он дрожит, как у побитого щенка.
Асият устало выпутывается из моих объятий и отстраняется. Снимает обувь и отвечает тихо:
— Я гуляла. И нет, кроме тебя меня никто не обидел.
Она тенью плетется на кухню, наливает себе стакан воды и залпом выпивает его. Упирает руки в столешницу и стоит так, опустив голову:
— Последний раз прошу: дай мне развод, Карим. Я так больше не могу, — ее голос звучит тускло, и мне жаль ее.
Я знаю, что ломаю ее всем этим. Но и отпустить не могу.
— Нет, — отвечаю просто. — Асият, ты же понимаешь, что ничего не изменилось? Я обещал тебе верность — я не нарушил своего слова. Я не изменял тебе. Драгоценности — просто гребаное недоразумение.
— А ее ребенок — тоже недоразумение? — разворачивается и смотрит мне прямо в душу.
— Я больше чем уверен, что она не беременна. Мы предохранялись, Асият. Я бы ни за что не поступил так с тобой.
— Ты уже так поступил, Карим, — произносит устало. — Какая разница, трахался ты в презервативе или нет? Ты трахался. Точка.
— Я делал ошибки, да. Признаю. Я обещал тебе все исправить — я делаю это! Асият, я даже не смотрел на других женщин!
— Я должна это расценивать как твою заслугу? — выгибает бровь и обходит меня. — Пойду спать. Я устала.
Ася уходит, и я произношу ей в спину:
— Я люблю тебя, Ася.
Она останавливается. Ее спина дергается. Отвечает, даже не глядя на меня:
— Слишком поздно, Карим.
Я провожаю ее хмурым взглядом, не понимая смысла этих слов.
Но он поймет их совсем скоро
Ася
— Документы готовы?
— Все готово, Асият Расуловна, — отвечает Максим, идя позади меня.
— Как теперь меня зовут? — спрашиваю тихо.
— Устинова Эвелина Михайловна.
Мне не нравится.
— Ясно.
— Имя выбирал не я, — оправдывается Максим.
— Я понимаю. Дата рождения та же?
— Нет. Двадцать восьмое декабря. И еще три года вам накинули.
— Теперь мне двадцать пять, — что ж. Чувствую я себя на пятьдесять пять.
После того, что было на юбилее отца Карима, прошел месяц. И весь этот месяц я беспрестанно планировала свой побег.
С меня довольно.
Сколько еще об меня будут вытирать ноги? Не позволю!
Весь этот месяц Карим не отходит от меня, будто чувствуя, что скоро я исчезну из его жизни. Носится со мной, как с хрустальной вазой. В любви признается на каждом шагу. Целует живот, обнимает.
Не верю. Ни одной лживой фразе или жесту.
Что там с Марианной, я не знаю. Не спрашиваю, да и он не говорит ничего. Мне это уже неинтересно. Я уеду, и пусть делает с ней что хочет. Женится, воспитывает ее ребенка. Любит ее.
Меня это больше не касается.
Приезжаю домой и тихо прохожу по коридору. Замираю, когда слышу, как кричит муж из кабинета. На цыпочках пробираюсь ближе и вслушиваюсь:
— Заберу у нее ребенка, и пусть катится на все четыре стороны.
Прижимаю руки к округлившемуся животу. Сердце пускается галопом. Как он может так говорить?!
— Мне есть кому воспитывать этого ребенка. Родит — и долой. Для воспитания она не нужна, о нем будет кому заботиться.
Я не понимаю, про кого он говорит? Про меня или Марианну?
Значит, его любовница все-таки ждет ребенка?
Он хочет забрать моего малыша и отдать ей на воспитание — или наоборот?
Как ни крути, ни первого, ни второго я не хочу.
Я не буду воспитывать чужого малыша и своего не отдам, даже под страхом смерти.
— Я все решил, отец. Я не избавлюсь от нее… конечно, буду поддерживать!
Класс… может, еще и в доме со мной поселишь? А что, будем болтать на общие темы, которых у нас ой как много. Материнство одно на двоих. Общий мужчина.
— Откуда ты знаешь, что Асият просила развод?! — кричит. — Пусть даже не заикается об этом. Я отпущу ее только мертвую!
Мертвую, значит?
По спине бегут мурашки, и я решаю, что достаточно услышала.
Выхожу на кухню и начинаю занимать руки, потому что я не в состоянии переварить всю эту информацию. Медленно пью чай, ставя жирную точку в своем решении.
В кухню входит Карим, начинает расспрашивать меня, как прошел день. Я выдаю ему стандартные ответы и, ссылаясь на то, что устала, ухожу в спальню.
Всю ночь плохо сплю, ворочаюсь. Когда я уже почти засыпаю под утро, слышу долгожданный толчок. Четкий, уверенный. Моя девочка впервые дает о себе знать. И я в тишине, боясь разбудить Карима, давлюсь слезами.
Он очень хотел почувствовать, как толкается наша дочь. Просил обязательно сказать, как только это случится.
Нет, Карим. С волками жить — по-волчьи выть. Не будет тебе никакого ребенка. Вернее будет, конечно. Но моего ребенка ты не получишь. Не заслужил.
Все утро медленно собираюсь якобы по магазинам, потому что одежда стала мала. И это действительно так. Карим как чувствует — настаивает, что сам отвезет меня. Еле-еле отделываюсь от него, говорю, что хотела еще заехать к матери.
Карим отступает, и я уезжаю.
У мамы сижу чуть больше часа. Очень хочется плакать, потому что я понимаю, что если сейчас уеду, то больше никогда не увижу ее.
Она видит меня насквозь, сама едва не плачет.
В дверях дома я задерживаюсь, потому что она просит минутку и уходит. А когда возвращается, вручает мне обычный, ничем не примечательный пакет. Заглядываю внутрь и открываю рот от шока.
Там все ее драгоценности.
Мама тепло обнимает меня.
— Я не знаю, что ты планируешь, но пусть они побудут у тебя, вдруг пригодятся. — шепчет и ласково гладит по волосам.
— Спасибо, мам, — отвечаю тихо.
Сажусь в машину к Максиму и размазываю слезы по щекам.
— Вы не передумали, Асият? — спрашивает он.
— Нет, — твердо отвечаю я.
Мы привычно приезжаем в парк и идем гулять.
— Как ты объяснишь Кариму мою пропажу? — спрашиваю Максима.
— Никак, — отвечает он мне в спину. — Я еду с вами.
— В смысле? — торможу и резко оборачиваюсь.
— Асият, ваш муж умный человек, он поймет, что все это вы провернули с чьей-то помощью. С кем вы больше всего проводите времени? Со мной. Меня вальнут при первой же возможности.
— Но у тебя же наверняка есть семья…
— У меня нет никого, Асият, — Максим выдавливает грустную улыбку. — А вам нужна помощь. Я хочу быть рядом. Просто позвольте. Взамен мне ничего не нужно.
— Выходит, у тебя ко мне чувства?
— Это вас ни к чему не обязывает. Но если захотите — я буду любить вас и вашего ребенка, как своего.
— Нет, — отвечаю твердо и отворачиваюсь, продолжая идти вперед. — Но, полагаю, самое время перейти на ты.
3 месяца спустя
Карим
— Хорошо сработано, — восхищается Аким.
Это новый ищейка. Как говорят, лучший. Последние три месяца я живу в собственном аду. Моя жизнь из уверенной, расписанной по минутам, превратилась в дьявольскую вереницу эмоций.
Поначалу, когда Асият только сбежала, я злился. Какого хера она не может просто поверить мне? Думал, верну ее и вымещу всю злость. Как ты посмела, девочка, бросить вызов мне! Своему мужу?!
Потом прошел месяц.
И я понял, что, во-первых, недооценил свою жену. Во-вторых, меня стал грызть страх за нее. За ту, которая обвела меня вокруг пальца. Моя жизнь потеряла краски, смысл. Все сузилось до одного единственного желания — найти мою женщину и убить ее.
Уничтожить за то, что лишила меня себя и забрала мою дочь вместе с собой.
Неважно, что я говорил и делал. Она моя жена, и она должна быть рядом со мной, независимо от того, что происходит вокруг. Даже если бы я привел в дом еще двух жен, она обязана была принять это молчаливо и безропотно, опустив голову и не задавая лишних вопросов.
— Сделано профессионально, — продолжает Аким.
— Ты тут, чтобы восхищаться тем, как моя жена сбежала, или чтобы найти ее? — спрашиваю, психуя.
Аким сидит в кресле напротив и смотрит на меня спокойно.
— Одно другому не мешает, — ведет плечом как ни в чем не бывало.
У этого мужика нет ни капли сострадания. Мне кажется, он вообще лишен чувств и нацелен только на одно: вынюхивать человека.
— Есть что по делу? — спрашиваю его и допиваю вискарь, который больше не вставляет.
Аким окидывает меня взглядом и кривит рот в улыбке:
— Херово выглядишь.
Знаю.
С тех пор, как Асият сбежала, я забил на себя. Оброс, как йети, забухал. Не могу я продолжать жить как раньше, зная, что моя женщина где-то там, далеко.
— Если тебе нечего рассказать — вали, — выплевываю, и Аким запрокидывает голову, коротко смеется.
— Ладно, — отмахивается, будто я выдал какую-то шутку. — Итак. Во-первых, твоя жена провернула все очень красиво. Комар носа не подточит.
— Что именно? — хмурюсь.
— Она снимала твои бабки и переводила их на кошелек, который нереально отследить. Причем делала она это на протяжении нескольких месяцев. Просто брала твои бабки и перекладывала их в другое место. Карим, ты вообще за своими деньгами не следишь?
Аким подтрунивает надо мной. А я реально не следил за тратами Аси. Нахера мне это надо было? Ну покупает она себе дорогую шмотку — и пусть покупает.
— В общем, она вывела несколько лямов.
Пиздец.
— Когда это началось?
— Полагаю, около двенадцати недель назад, — Аким показывает какие-то распечатки с графиками и датами переводов. — Вот видишь, примерно в это время появились странные движения сумм. Снятие, переводы, возвраты, пополнения. Тут черт ногу сломит.
Я понимаю, что все это началось примерно в то же время, когда Ася узнала о Марианне.
Значит, она сразу начала готовить себе пути для отступления?
Вереницей воспоминаний проходят ее просьбы о разводе. О том, как просила отпустить ее. Я бы не отпустил. Ни за что на свете. Она моя. Точка.
В глазах начинает пульсировать от злости. Верну ее и накажу. Она узнает, каким я могу быть на самом деле. Что ж, раз ее не устроил «шелковый» Карим — пусть довольствуется тем, которого сделала сама. Озлобленным.
— Что там во-вторых? — наливаю себе еще вискаря.
— Во-вторых, ей помогли, — Аким выгибает бровь. — Знаешь кто?
— Знаю.
— И ты, Брут! — театрально произносит Аким. — Казалось, Максим так предан тебе, верно?!
— Да, — выдаю хрипло.
— Рано или поздно это должно было случиться. Скажи, неужели ты не видел, как он смотрит на твою жену?
— Он всегда держался профессионально, — отвечаю уверенно.
Оттого и вывел меня из себя этот факт. Люди, которым я доверял, плюнули мне в спину.
— В общем, так, Карим. Полагаю, Максим, как бывший опер, вышел на людей, которые сделали ему и твоей жене новые паспорта. Найти сейчас этого человека очень сложно. Это система, в которую меня так просто не пустят. По новым паспортам и с наличкой они могли уехать куда угодно. За границу вряд ли, но и нашей страны достаточно, чтобы потеряться.
— Что ты предлагаешь мне? Сидеть сложа руки и как царевна ждать у окна, когда вернется Асият со своим любовничком?
— Насчет любовника — это не ко мне. Вполне возможно, что твоя жена просто воспользовалась его услугами, и все. Как я понял, Асият достаточно религиозна, чтобы не подкладываться под другого. Да и она беременна, — Аким хмурится, говорит серьезно. — Я не берусь судить, Карим.
— Что дальше, Аким? — допиваю вискарь, тереблю отросшую бороду и откидываюсь на спинку кресла.
— Дальше… дальше я бы советовал тебе побриться и оставить все мне. Искать ее по фотографии я не буду. Если ей помогает Максим, вероятно, они сменили не только имена, но и внешность. Выход один: нужно найти того, кто сделал им паспорта. Сразу скажу: это будет сложно, долго и дорого.
— Верни ее, — выплевываю я.
Аким кивает и уходит, а я, пошатываясь, поднимаюсь и иду на выход. Падаю в тачку и рулю к родителям. Отец попросил заехать. В таком виде ехать — проявление неуважения, но по-другому я не выгляжу в последнее время.
Прохожу в дом и сразу направляюсь в гостиную, откуда слышны голоса.
На диване сидит мать Асият — Лейла. Она плачет, рядом с ней моя мать, гладит ее по спине.
Хмурые отцы стоят поодаль от них.
— Сынок! — мама поднимается и обнимает меня.
— Здравствуй мама, — прижимаю ее к себе за плечи.
— Карим! — подрывается Лейла. — Что-то известно?
— Нет, — отвечаю скупо.
Лейла снова начинает рыдать, мать уходит к ней, а я иду к мужчинам.
Мой отец сухо кивает и пожимает мне руку. Отец Асият просто кивает и отворачивается от меня.
— Подключился Аким. В принципе, ничего нового мы не узнали, кроме того, что Асият планировала свой побег в течение несколько месяцев. Он обещал продолжить работу и попытаться узнать ее новое имя.
Карим
— Ты уверен, что это она? — спрашиваю я у Акима.
— Понимаешь, эта девушка, кем бы она ни была, за два дня вышла из дома только раз, и то ненадолго. Села в такси, поехала в поликлинику. Внутрь мои ребята не сунулись. Есть фото, но, боюсь, оно ничем не поможет. Лица не видно, одежда мешковатая. Кроме того, что это беременная баба, ничего и не скажешь.
— Присылай.
Аким кидает в мессенджер фото, и я принимаюсь его рассматривать. Воспаленный мозг кричит: она! Это она!
А глаза видят другое: среднестатистическая беременная женщина. Волосы собраны в хвост, на голове кепка, лицо закрыто. Мешковатый спортивный костюм скрывает тело. Вообще не понять, кто это.
— Узнал?
— Нет, — честно отвечаю я. — Что дальше, Аким?
— Будем следить за ней, — просто отвечает он.
— Вокруг нее мужик не ошивался?
— Нет.
— Как вы вообще вышли на этот дом?
— В магазине одежды был оформлен заказ на новое имя твоей жены. Но указан только дом, без подъезда и квартиры.
— Хорошо, следите, только в случае чего не вздумайте напугать ее.
Весь день я то и дело возвращаюсь к фотографии. Рассматриваю ее под разными углами, пытаясь найти хоть какое-то сходство. Сделать это очень сложно, ведь в последний раз, когда я видел Асият, ее живот был едва заметен.
Если это моя жена, то она забралась очень далеко. Почти четыре тысячи километров, какой-то захолустный городок и имя, которое ей вообще не подходит. Чего стоило Акиму выйти на программу защиты свидетелей, через которую Асият сделали новые документы, даже представить страшно.
Последние четыре месяца прошли для меня как адовы качели. Я забил на бизнес, забил на себя, сведя все к одному-единственному желанию — найти Асю.
Сначала чтобы устроить ей разбор полетов. Потом чтобы выместить на ней всю злость. Дальше — наказать или прибить к чертям. Главное же сейчас — просто найти ее. Знать, что с ней и малышкой все в порядке. Что они живы и их жизням ничего не угрожает. Пусть вернется.
Дам я ей этот гребаный развод. Только бы возвратилась.
Последующие два дня я нахожусь на постоянной связи с Акимом. Он звонит мне:
— Карим, думаю, тебе тоже стоит поехать.
Ближайший вылет только на следующий день, но этого недостаточно — городок маленький, на машине из аэропорта придется ехать еще километров триста.
За шесть часов до вылета у меня звонит телефон. Номер не определен. Не знаю почему, но я не хочу брать трубку, потому что я уверен: что бы ни сказали, это мне не понравится.
— Слушаю.
— Исмаилов Карим Дамирович? — голос из трубки сухой, официальный.
— Это я, — прошу заторможенно.
— Старший оперуполномоченный Веремеенко. Ваша жена, Исмаилова Асият Расуловна, скончалась.
— Что? — переспрашиваю, потому что мне кажется, я ослышался.
— Ваша жена. Она попала в аварию. Водитель погиб на месте, а Асият Расуловна скончалась на операционном столе. Вы приедете забирать труп?
И я еду забирать тело своей умершей жены…