— Не торопись, — выдыхаю прерывисто, почти отчаянно, и прикрываю глаза, пытаясь догнать сладкое ощущение.
Оно уже разрастается внутри, я чувствую его, но недостаточно сильно, чтобы финишировать первой. В отличие от кряхтящего Тараса, который напряженно сжимает мою задницу и усердно вколачивается сзади, словно я для него какой-то гребаный спорт.
И к слову, плевать мой муж хотел на прелюдию, которая для него лишь пустая трата времени, а мне сложно расслабиться и поймать нужную волну. Я просто-напросто не успеваю, слишком много думая над тем, как сосредоточиться на движении его члена во мне, и зачастую, как и сейчас, просто не успеваю настроиться.
И, судя по учащенному дыханию мужа, я в шаге от того, чтобы вновь остаться неудовлетворенной. Поэтому я опираюсь на одну руку, дергаясь от того, как быстро муж входит в меня, а второй тянусь к чувствительному местечку…
— Не двигайся, — пыхтит Тарас, продолжая вколачиваться в меня в неустойчивом ритме и не пытаясь проявить даже толику благородства, чтобы придержать свою приближающуюся разрядку.
С разочарованием снова опираюсь на локти и комкаю простынь в кулаках, готовясь к тому, что он вот-вот кончит. А я нет. Снова нет.
Так и получается. Потому что в следующее мгновение Тарас врывается в меня с истошным вздохом и замирает, после чего дергается, издает сдавленный стон и обессилено утыкается лбом мне в шею.
Я чувствую, как его сердце, точно обезумевшее, долбит напротив моих лопаток, пока набухший член еще несколько секунд пульсирует внутри, а затем обмякает, оставляя меня неудовлетворенной.
С силой зажмуриваюсь, медленно втягиваю носом воздух и почти незаметно выдыхаю, балансируя между желанием зареветь или закричать от бессилия.
Я была так близко! Черт возьми, так близко, что проигнорировать болезненное ощущение в животе просто не получается.
Несколько секунд он еще прерывисто дышит мне в спину, а потом словно приходит в себя и окончательно лишает меня своего тепла, отстраняясь, как от чего-то ненужного.
С минуту я так и стою на коленях, тяжело дыша и прижавшись щекой к матрасу. Боюсь, если пошевелюсь, действительно расплачусь от разочарования. Во мне все кипит. Он бросил меня на самой грани.
Я слышу, как Тарас переводит дыхание и стягивает с себя презерватив, потом его шаги удаляются, а через несколько минут из ванной доносится шум воды.
Черт, черт, черт!
Это издевательство какое-то!
Прикусываю нижнюю губу и просовываю руку между бедер в попытке догнать нереализованный оргазм, но с каждой секундой ощущение, что мгновение назад распирало низ живота, ускользает все дальше.
Чертовски хреновое чувство.
Просто охренеть можно.
Я готова захныкать от разочарования.
Но вместо этого нервно вскакиваю с кровати и подхожу к окну, вплетая дрожащие пальцы в волосы. Моя душа горит. Тело пульсирует от напряжения. И мне нужно время, чтобы отойти от всего, остудить зной и начать мыслить здраво. Только как мне это сделать, когда все внутри затапливает горькое тяжелое послевкусие.
От обиды грудь неистово вздымается и опускается. Дышу невпопад. Как же все достало!
А все момент предвкушения, из-за которого люди сходят с ума, когда твое тело вот-вот станет невесомым, воспарит в воздух и разлетится на тысячи осколков удовольствия… и вдруг ты его теряешь. Все теряешь. Так же внезапно, как успел почувствовать его приближение.
Секунду назад ты на краю обрыва собственного экстаза и вместо того, чтобы сорваться вниз, вдруг будто исчезаешь и не испытываешь ничего. Нет. Даже хуже. Ты застреваешь в этом безжалостном ощущении, когда все еще чувствуешь подступающий оргазм, но понимаешь, что уже ничего не произойдет. А удовольствие просто-напросто перейдет в дискомфорт, который тебе захочется вырезать из живота и затоптать ногами.
Вот что я сейчас чувствую.
Боль. Обида. Раздражение и неудовлетворение, потому что момент, когда я хотела кончить, наполненная членом мужа, у меня отняли, а мое удовольствие в очередной раз унизили и раздавили безразличием и эгоизмом.
Запрокидываю голову, прикрываю глаза и делаю успокаивающий вдох.
Не хватало еще истерики. Нет, вы не подумайте. Я не капризная девка. Но играть в одни ворота тоже устала. Я хочу, чтобы мой мужчина заботился и о моих потребностях, а не вел себя, как черствый сухарь с эгоистичным членом.
Так, я должна успокоиться. Если расплачусь перед ним сейчас, ничего, кроме унижения, не получу. А мне и без того достаточно.
Шаги позади становятся громче, Тарас проходит в комнату, выдыхает и, судя по звуку, вытирает голову полотенцем, после чего бросает то на пол. Затем слышится шорох простыней, и следом до меня доносится свежий аромат мужского геля для душа.
— Ты чего не ложишься? — натуженным голосом выдыхает Тарас, устраиваясь поудобней в постели. Ну а чего стоило ожидать-то? Освободил яйца и доволен, козлина.
Еще один короткий разочарованный вздох срывается с моих губ, и я вытягиваю руки вдоль тела, только голова по-прежнему запрокинута назад. Я еще не готова доставать свои ментальные доспехи, и мне приходится приложить усилия, чтобы голос прозвучал ровно:
— Да так, засмотрелась на закат.
Тарас зевает.
— Лен, ложись спать, завтра нам обоим рано вставать.
Вздыхаю и открываю глаза, сталкиваясь со своим отражением в окне. Я безнадежна в своих попытках соблазнить мужа. По-настоящему. Так, как обычно мужчина увлекается женщиной, которую жаждет всем своим нутром. Как мужчина, который думает не только о своем удовольствии, но и о желаниях законной жены. А что по факту? Я чувствую себя дыркой, куда тупо спустили физиологическую нужду, наплевав на все мои потребности. Просто секс. Без чувств и лишних эмоций. Сунул, вынул и пошел.
Прикусив от обиды нижнюю губу, качаю головой не в силах скрыть своего отчаяния. Забавно, но за последние несколько лет я могу на пальцах пересчитать, сколько раз достигла своей кульминации без помощи игрушек и рук. И каждый раз, когда я пытаюсь сказать об этом Тарасу или затронуть достаточно важную для отношений проблему, он просто отмахивается от меня, бросив одну из своих любимых отмазок, а то и вовсе сославшись на то, что я поправилась.
Глухой стук все еще оглушает меня, звеня в ушах белым шумом, пока я загибаюсь на земле от резкой боли в левой части тела.
Где-то на задворках сознания звучит мелодичный женский голос, но я не могу услышать ни слова.
А в следующий момент меня силой переворачивают на спину, и я резко втягиваю воздух от боли, которую на одно мгновение перекрывает сладкий аромат духов.
Но когда боль снова занимает лидирующую позицию, я заставляю себя разлепить веки.
Все вокруг расплывается, пока я не сосредотачиваюсь на больших напуганных глазах, затем на пухлых приоткрытых губах, которые соблазнительно шевелятся и будто зовут меня по имени, но все это меркнет, когда мой взгляд перемещается ниже и я вижу раскачивающиеся перед моим лицом роскошные сиськи.
А после в глазах начинает слишком быстро темнеть, и, сам не желая того, я отключаюсь, мечтая об одном: забрать с собой то, что мгновение назад разжигало под кожей странные искры…
Голова дергается в сторону от смачного шлепка по щеке, и я снова открываю глаза.
Требуется еще пара минут, прежде чем мой взгляд фокусируется на жене брата — а это именно она склонилась надо мной, — которая с силой отрывает от своей груди мою руку и нервными движениями поднимается на ноги:
— Вижу, с тобой все в порядке, — ее дрожащий голос врезается в мой мозг вызовом, и я заставляю себя приподняться на локтях, но резкая боль в плече укладывает меня обратно на лопатки. И снова надо мной появляется встревоженное лицо Лены:
— Глеб… Глеб, посмотри на меня!
Она обхватывает мое лицо ладонями и судорожно осматривает, будто в ее голове гребаный рентгеновский аппарат.
— Какого хрена тут происходит? — гремит голос моего брата, и я тут же теряю тепло ее ладоней, падая затылком в траву. Блядь.
Слышу, как Лена ахает и извиняется передо мной, но вместо ее нежных прикосновений я получаю грубую хватку брата, которая ставит меня в вертикальное положение.
— Тарас! Что ты делаешь? Так нельзя! — вскрикивает Лена. — Его нужно в больницу! А что, если у него серьезная травма?
— Закрой рот и не привлекай ненужного внимания, — цедит он сквозь зубы, волоча меня в направлении дома. — Машину загони во двор... дура, блядь, — последнее слова рычит вполголоса и буквально затаскивает меня по ступеням.
Но я цепляюсь за перила, тем самым заставляя Тараса остановиться.
— Я сам могу, отпусти, — сдавленно выдыхаю и пытаюсь оттолкнуть брата, но он матерится и, подхватив поудобней, помогает мне забраться на крыльцо и провожает до самой гостиной, где сбрасывает мое тело на мягкий диван.
— У меня нет времени возиться ни с тобой, ни с той... блядь… — проводит ладонью по лицу и шумно выдыхает, после чего берет себя в руки и снова смотрит на меня: — Ты как вообще? Скорую вызвать?
Мотаю головой, тут же морщусь от этого движения и устраиваюсь на боку, который не пострадал.
— Нормально, — хриплю. — Полежу и пройдет, если что, сам вызову.
Тарас нервно прочищает горло и несколько раз кивает, осматривая мое тело.
— Телефон нужен?
— Нет, — хлопаю по карману джинсов. — У меня с собой.
Раздраженно дергает челюстью, поправляя запонки на рукавах белоснежной рубашки.
— Ладно, ты отдыхай, а я пойду занесу твои вещи.
Салютую ему и откидываюсь на мягкий подлокотник. Некоторое время так и лежу, привыкая к гулу в ушах и голове. Вроде удар пришелся по корпусу, но череп все равно ломит, а в висках пульсирует.
Не удерживаюсь от удушливого смешка.
Встретили так встретили.
Медленно облизываю пересохшие губы и прикрываю глаза, но крики, доносящиеся с другой части дома, вынуждают меня открыть их и нахмуриться.
Ничего не разобрав, набираю полные легкие воздуха и поднимаюсь, но вставать не спешу.
Даю себе минут пять, привыкая к боли и настраивая себя на то, что собираюсь встать. А когда переношу весь свой вес на ноги, удивляюсь тому, что все довольно терпимо, и направляюсь в сторону шума, с каждым шагом все отчетливей слыша разговор.
— Ты, блядь, машину погнула!
— Ты не в себе?! Я сбила твоего брата! Человека, мать твою, а ты думаешь о машине?!
— Ты видела на нем хоть царапину? Ни одной, сука! А теперь иди и посмотри на машину! Идиотка! Чтобы даже больше не возникала, он будет жить здесь столько, сколько потребуется!
Я появляюсь на пороге кухни ровно в тот момент, когда Лена запускает пальцы в свою густую шевелюру и запрокидывает голову, рыча себе под нос, после чего разворачивается и нападает на брата, тыча в него пальцем:
— О, брось! Ты еще вчера мне четко дал понять, что мое слово не имеет веса в этом доме!
Прочищаю горло, привлекая их внимание, и подпираю косяк арки плечом. Я не любитель подслушивать чужие ссоры, тем более, когда в этой ссоре явно дают понять, что я нежеланный гость.
— Я вам не мешаю?
Две пары глаз впиваются в меня с разгоряченной интенсивностью. На мгновение лицо Лены меняется, смягчаясь неловкостью, а может, даже смущением, но потом она словно одергивает себя и снова натягивает маску хладнокровия.
После чего, тяжело дыша, отступает от Тараса и изящно поправляет волосы.
— Нет. Все нормально, — тихо бурчит она и, избегая встречаться со мной взглядом, покидает кухню, но напоследок бросает: — Чувствуй себя как дома, Тарас проведет тебе экскурсию, а мне пора на работу.
Она проносится мимо меня порывом ветра, оставляя в воздухе раскаленные молекулы женского аромата: пряных цветов, терпкого граната и… блядь, взбитых сливок.
Покачав головой, я делаю глубокий вдох и перевожу взгляд на брата, который бросает на стол упаковку таблеток.
— Выпей и полежи, видимых повреждений нет, но мало ли… В общем, ты меня понял. Не доставляй мне лишних хлопот. — Допив содержимое кружки, Тарас оставляет посуду в раковине и, подцепив со спинки стула пиджак, направляется в мою сторону. — Мне тоже нужно ехать в офис, еда в холодильнике, мы будем к ужину. — Останавливается и похлопывает меня по плечу, отчего я с болезненным шипением уворачиваюсь. Этот придурок прекрасно знал, куда пришелся удар. — Давай, приходи в себя, — посмеивается он. — Пару дней и за работу.
Ошеломленная, я какого-то черта до сих пор смотрю на обнаженное — не считая гребаного полотенца на бедрах, — мужское тело брата моего мужа.
Последнее, видимо, не совсем доходит до моего разума. Я словно застряла в этом моменте и у меня нет сил отвести глаз.
Или я ищу какой-то нелепый повод, чтобы просто-напросто задержаться взглядом на этой мощной горе мышц.
Иначе не могу объяснить, почему я до неприличия долго смотрю на эти словно выточенные из камня кубики пресса, мечтая оказаться на месте тех редких капель воды, которые облизывают их привлекательный рельеф…
Зажмуриваюсь. Господи, что я несу?!
Нервно сглатываю и чувствую, как колючий жар впивается в шею, безжалостно ползет выше, обжигая щеки стыдливым румянцем.
Кажется, все это время я не дышала, а сейчас, когда наконец делаю резкий глубокий вдох, запах гари тут же бьет прямо в нос и отрезвляет от нездорового помутнения.
С запозданием ахаю и вздрагиваю, опуская растерянный взгляд на блин, который уже дымит на сковороде.
— Черт!
Рассеянными движениями быстро снимаю сковороду с плиты и, схватив полотенце, начинаю судорожно разгонять дым, немного забывая о бестактном госте.
Сама не своя. Наверное, просто все как-то навалилось разом. Проблемы с мужем. Сложный клиент. Я сбила брата мужа, который теперь явно намерен усложнить мое проживание в собственном доме.
Проклятье…
Тяжело дыша, упираюсь руками в раковину, избегая встречаться взглядом с Глебом, тем самым предоставляя себе время, чтобы справится с неадекватными эмоциями.
Именно неадекватными, по-другому не могу назвать свою реакцию.
Делаю медленный успокаивающий вдох и облизываю нижнюю губу, качая головой в полнейшем недоумении.
Теперь мне понятно, почему моя машина пострадала больше, чем эта ходячая статуя Бога. В последний раз, когда я видела Глеба, его тело не напоминало гранитное воплощение Аполлона. Когда он успел так измениться?
Господи, это не имеет никакого значения. Он брат моего мужа. А я… я недотраханная женщина, которая напоминает собой пороховую бочку, готовую взорваться от малейшей провокации.
Шорох позади вырывает меня из мыслей.
— Это всего лишь блин, — ухмыляется Глеб. — Не стоит так расстраиваться.
Уставившись на деревянную поверхность, я выигрываю время и умоляю самообладание вернуться ко мне. Кажется, я все еще не могу ясно мыслить.
— М-м-м, — слышу гортанный удовлетворенный стон и, прикрыв глаза, проклинаю Глеба за этот звук. — Тебе вообще не стоит расстраиваться. Это лучший блин, который я когда-либо пробовал.
Засранец.
Поворачиваюсь и, прежде чем он успевает стащить с тарелки еще один блин, шлепаю его по руке и отодвигаю блюдо в сторону.
— Дождись, когда накрою на стол, — мой голос срывается на октаву выше, и я мысленно отчитываю себя, добавляя более сдержанно: — И надень на себя уже что-нибудь.
Нервно поправив волосы, прочищаю горло и наконец смотрю в темно-карие глаза Глеба, которого явно забавляет вся эта ситуация.
А я в полной мере могу оценить его внешность. Только что тут оценивать? Красивый американский мальчик. С копной густых черных волос и обворожительной белозубой улыбкой. Он всегда был таким. Разве что сейчас преуспел в мышечной массе. И тот факт, что на нем нет одежды, позволяет мне сполна убедиться в этом. Господи, да у него восемь чертовых кубиков! Уверена, по нему плачет не одно модельное агентство. Но нет, такое счастье свалилось мне на голову.
— Лена? — Глеб скалится, маша перед моим глазами ладонью. — Ты здесь?
Твою мать. Я опять засмотрелась на него? Ударьте меня кто-нибудь, пожалуйста.
— Да, прости, — опираюсь рукой на столешницу и вздергиваю подбородок, втягивая воздух носом. Но делаю это зря, потому что вместе с воздухом в легкие попадает и раскаленный запах его смуглой загорелой кожи и мятного геля для душа. — Так… что… ты там говорил?
Натягивая улыбку, быстро стучу ногтями по столешнице, с каждой секундой все больше и больше ощущая себя полной дурой. И все больше ерзая от дискомфорта под прицелом его нахальных жгучих карамельных глаз.
Его губы кривятся в однобокой ухмылке, после чего он кивает в такт невысказанным мыслям.
— Ты не слишком любезна для той, кто прокатила меня с утра на капоте.
Щелкнув языком, Глеб разворачивается и подходит к холодильнику, демонстрируя мне свою мускулистую спину, плечи и задницу, обтянутую одним полотенцем.
Но мое неугомонное либидо мгновенно притупляется, когда взгляд наконец цепляется за наливающиеся гематомы на плече и ребрах.
Господи… Чувство вины стремительно ползет вверх по позвоночнику к самой шее, оборачиваясь вокруг удушающей хваткой.
Прикрываю глаза и медленно выдыхаю, прежде чем снова посмотреть на Глеба, который невозмутимо повис на дверце холодильника.
Я могла его убить из-за своей невнимательности, а все потому, что села за руль в нервном состоянии. Чего, разумеется, не должна была делать.
— Я… — вздыхаю, потирая лоб ладонью. — Прости, мне жаль, что так вышло. Мне не следовало утром садиться за руль. Если нужно, могу завтра отвезти тебя…
— Забей.
Глеб захлопывает дверцу холодильника, после чего открывает бутылку молока и, запрокинув голову, принимается пить прямо, мать его, из горла.
К слову. У меня на этом пунктик.
Но прямо сейчас, наблюдая за тем, как на его мощном горле дергается кадык, а с губ ускользает капелька молока, стекает на волевой подбородок и срывается вниз, прямо на грудные мышцы… я отказываюсь думать вообще. И ничего не могу поделать с тем, как низ живота стягивает от разрастающегося тяжелого жара. Это действительно слишком горячо. Слишком, чтоб меня. Я с трудом удерживаюсь от желания сжать бедра. Боюсь, меня не порадуют последствия.
Сегодня же достану вибратор и разберусь со всей этой херней к чертям собачьим.
Словно почувствовав мое пристальное внимание, Глеб прекращает поглощать молоко в стиле варвара и встречается со мной взглядом, небрежно слизывая с губ языком остатки молока.
Я пытался. Правда пытался быть незаинтересованным, но… черт возьми. Лена не оставила мне выбора. Ни когда пялилась на мое тело, хотя не должна была. Ни когда прятала взгляд, краснея от собственных мыслей. Ни когда подошла ко мне и, несмотря на браваду, выдала свою неуверенность, не сумев скрыть блестящие потемневшие глаза, румянец и вздымающуюся грудь.
Сама того не желая, она приблизилась к красной черте, где девушка автоматически становится объектом интереса для моего члена. И, судя по вздыбленному полотенцу, Лена дернула не за ту ниточку, когда решила порычать на меня. И явно догадывалась об этом, потому что боялась посмотреть ниже.
Но это к лучшему.
Я был в шаге от того, чтобы спалиться. Лене было достаточно опустить глаза, чтобы увидеть истинную реакцию моего тела на ее близость и речь строгой училки. Она безусловно хотела бы выглядеть грозной, если бы не смущение, которое придавало ей некого… очарования.
Очарование.
Черт возьми. Что я несу?!
Она не должна оказывать на меня такого влияния, а я, блядь, не должен считать ее сногсшибательной.
Но она именно такая.
И это осознание шаровой молнией пронеслось над моей головой, когда я увидел румянец на ее щеках и захотел стереть его пальцами.
Я действительно позволил ее красивому лицу с полными губами застать меня врасплох и отвлечь от мысли, что она жена моего брата. Знаю, что она не хотела казаться сексуальной, но все в ней именно такое — притягивающее взгляд.
Объемная тяжелая грудь, высоко приподнятая кружевным лифом. Я успел разглядеть этот нюанс под просвечивающей блузой. Большие глаза, густые, собранные в хвост волосы, которые мне захотелось намотать на кулак, откинуть ее голову назад и посмотреть, как распахнутся чувственные губы…
Твою мать.
Я знаю, что не должен допускать подобных мыслей. Но то, как она нервничала и терялась от вида моего тела, запустило реакцию, которую я не в силах контролировать.
Ни один мужчина не останется равнодушным к подобному вниманию от красивой женщины. Так же, как и не упустит возможности зацепиться взглядом за сладкие части женского тела. Такова наша сущность.
Наверное, поэтому какая-то извращенная часть меня жаждет, чтобы я потерял этот гребаный контроль. У меня было много девушек, которых я хотел и получал. Но ни одна не походила на жену брата. И нет, меня не смущают ее округлые формы и тот факт, что она старше: Лена явно держит себя в форме. И она явно не собирается играть со мной. Только вот именно эта чопорность и строгость дразнит меня.
Мы пообщались от силы десять минут. Но этого оказалось достаточно, чтобы понять, насколько она интересная женщина.
Сдавливаю челюсти от того, как яйца напрягаются при мысли сломать эту красивую куклу.
Но проблема в том, что Лена не кукла. У нее есть характер. Она строгая. Мягкая. Живая. И, судя по всему, недотраханная моим братом.
Последнее предположение оглушительное и пьянящее. Черт знает почему.
Я не знаю, как перестать думать о ней. Бред какой-то. Может быть, дело в том, что Лена хорошенько приложила меня головой о капот машины?
Рука сама тянется к члену и сжимает его поверх полотенца. Низкий стон вырывается изо рта. Это так чертовски неправильно. У меня не должен вставать на нее.
Несмотря на то, как близко она стоит. Клянусь, там на кухне я видел, как напряглись ее крупные соски.
Это. Блядь. Неправильно.
Я почти трахнул ее грудь взглядом. Но было так много всего, что мне хотелось разглядеть в этой женщине. При том, что я видел ее раньше. Правда, от силы пару раз и то мельком, потому что общество моего брата меня не радовало лет с пятнадцати. Я даже не помню, когда мы встречались с Леной последний раз. Лет пять назад? Восемь? На их свадьбе? Не знаю.
Вот только раньше и она так не реагировала на меня. К тому же, у нее не было таких соблазнительных форм, с которыми мои руки охотно бы справились. Может быть, именно это и вызвало неконтролируемые химические процессы в крови? Что-то типа синдрома хищника и жертвы. А я не могу с этим бороться. Слишком манящее ощущение. Я просто почувствовал ее реакцию на себя и все. Заклинило.
Да похер вообще. Кто мне запретит?
Если я хочу думать о ее больших пухлых губах, я буду это делать. Или о глазах, которые призывно темнеют и приглашают меня на самое дно. Или о ее гладкой молочной коже. Уверен, на вкус она сливочная девочка. Сладкая. Нежная. Настолько, что я смогу оставить на ней свои следы. А она? Она сможет оставить на мне свои следы? Какие ее прикосновения? От подобной мысли волна жара скатывается по позвоночнику в пах.
А эти пышные мясные сиськи. Они определенно созданы для моих рук.
Бля-я-ядь.
Сжимаю член у основания так сильно, что он начинает пульсировать еще сильнее.
Я нахожусь в гостевой комнате. Сидя в кресле, откинувшись на подголовник и сбросив полотенце. Стены тонкие, и дверь не закрыта, меня наверняка могут застать с поличным или услышать, как я дрочу на женщину, которая под запретом. Но это не останавливает меня. Как и то, что они ждут меня на ужин.
Вот только вместо того, чтобы спуститься на кухню, я прикрываю глаза и представляю, как засовываю в ее рот два пальца. Как ее полные губы сжимаются вокруг них. И как она стонет в ответ. Грязно.
Черт. Нахера бля.
Из горла вырываются рычащие звуки, и я дрочу еще отчаянней, агрессивно трахая свой кулак и злясь на себя за то, что в это мгновение действительно представляю ее рот.
Но я переполнен потребностью и не могу остановиться. Поясницу охватывает невыносимым жаром, и он, точно кислота, опоясывает низ живота и пах. Я чувствую приближающуюся разрядку. Грязные. Неправильные и в то же время самые правильные картины мелькают перед глазами, провоцируя кровь в ушах шуметь сильнее, а жар прилить к самым яйцам. Член набухает и тяжелеет, я слышу ее невнятные стоны, потому что прямо сейчас, накрутив густые волосы на кулак, вдалбливаюсь ей в самое горло с такой одержимостью, что вязкая слюна капает по ее подбородку. Это становится финальным толчком, и я открываю рот, затем сдавливаю челюсти и испускаю шипящий звук, сжимая член в кулаке и содрогаясь от первой выстрельнувшей струи спермы.
Бокал вина благотворно влияет на мою нервную систему, и я с каким-то размеренным удовлетворением ополаскиваю бокал и убираю его на полку. Но не спешу к столу. Что-то мне подсказывает, что в такой компании у меня кусок встанет поперек горла.
Покачав головой, закрываю кран и опираюсь руками по бокам от раковины. И это только первый день. Чувствую, будет весело…
— Глеб еще не приходил? — скучающий голос мужа врезается мне между лопаток, и я резко оборачиваюсь, замечая Тараса в домашних хлопковых штанах и футболке, шаркающего по полу тапками.
Мне бы тоже не помешало переодеться после рабочего дня, но как-то времени не было.
Заправляю волосы за ухо, а потом спешно вытираю руки полотенцем.
— Был недавно, — бубню себе под нос, расправляя полотенце на ручке плиты. — Я на стол накрывала. Не видела, куда он ушел.
Опираюсь бедром о кухонную столешницу и складываю руки на груди.
— Ладно. Есть захочет — придет. — Кивает в сторону столовой: — Пошли за стол.
Тарас собирается уже выйти из кухни, но я останавливаю его своей просьбой:
— Поговори со своим братом.
Он поворачивает голову, и я вижу, как его лоб хмурится. А потом он бросает на меня вопросительный взгляд через плечо.
— По поводу?
Прочистив горло, я мешкаю и оглядываюсь по сторонам, будто боюсь, что меня услышит пара лишних ушей.
— Я хочу, чтобы ты напомнил ему о правилах приличия. Судя по всему, он мало что о них знает.
Глаза Тараса раздраженно сужаются.
— Говори конкретнее. Или это опять камень в мою мать?
Втягиваю воздух носом и, сжав кулаки подмышками, вздергиваю подбородок.
— Я не хочу смотреть на его обнаженное тело, — на одном дыхании выдаю я и чувствую, как краснею. — Достаточно конкретно?! Или мне быть более детальной? — Вскидываю руки. — Он вышел после душа в одном полотенце, представляешь?! Щеголял тут… — жестикулирую, пытаясь подобрать слова, — в чем мать родила… практически.
Тарас издает мычащий звук, умоляя меня заткнуться, и, покачав головой, полностью разворачивается ко мне.
— Он молодой парень, Лена.
Мои глаза округляются.
— Мне некомфортно!
— Это твои трудности, тебе не кажется?
Сжимаю губы в тонкую линию, чтобы не послать этого идиота в задницу.
Я уже даже открываю рот, чтобы возмутиться, но Тарас обрывает меня резким движением руки:
— Давай садиться ужинать. День был сложный. Хочу лечь пораньше.
— Ну, разумеется. — Я хлопаю ладонями по бедрам. — Ты один у нас устаешь! Только почему я должна уважать твои потребности, когда ты плевать хотел на мои?!
— Чего ты, блядь, от меня хочешь?! — рявкает он, впечатывая ладонь в дверной косяк. — Почему обязательно надо ебать мне мозг? Я хочу дома спокойствия, мать твою! А не вот эту еботню!
— А ты не хочешь спросить, чего хочу я, милый? — Мое лицо искажается в гримасе. — Я тоже хочу дома чувствовать себя спокойно и КОМФОРТНО! И, может, если бы ты справлялся со своими супружескими обязанностями в спальне, я не реагировала бы на голых мужиков, как на сахарные рожки!
Лицо Тараса багровеет, а я только сейчас понимаю, что вылетело из моего рта.
Твою ж мать.
Тяжело сглатываю.
Но пошел он на хрен. Я не жалею. Может, хоть так я смогу до него достучаться?!
Абласов поднимает указательный палец и тычет им в меня, раздувая ноздри. А затем сдавливает челюсти и, выругавшись, буквально вылетает из кухни.
Вот и поужинали.
Запрокидываю голову и, прикрыв глаза, сдавленно выдыхаю.
Не нравится мне наша ругань. В последние дни ее стало в избытке. И самое ужасное в том, что я не знаю, как остановить армагеддон, который вот-вот настигнет наш брак. Я понимаю это, потому что с каждым днем Тарас все меньше и меньше занимает мои мысли. Я больше не думаю о нем с довольной улыбкой на лице, он просто напросто не дает мне для этого поводов. И уже давно. Наша любовь стала горькой на вкус, если это можно назвать любовью. А в существовании его любви я уже вообще глубоко сомневаюсь.
Распустив хвост, встряхиваю руками волосы и еще несколько секунд разминаю пальцами кожу головы. Стон наслаждения срывается с губ. А я делаю мысленную пометку записаться на массаж. Если муж не может помять мое тело, то придется избавляться от напряжения уже привычными методами.
Выдыхаю и, опустив руки, плетусь в столовую. Может, поесть в одиночестве не самый плохой вариант в сложившейся ситуации? Да, если честно, что-то и аппетита нет.
В этот момент на кухне появляется Тарас. Проигнорировав мой взгляд, он выдвигает стул и садится за стол, а через пару секунд следом за ним заходит Глеб… в шортах и футболке, но почему-то легче мне не становится.
Тарас отрезает кусок утиной грудки, кладет в тарелку и туда же пару ложек киноа. Мы с Глебом какого-то черта стоим неподвижно и наблюдаем за моим мужем, пока тот не замечает странное молчание, нарушаемое лишь лязгом приборов.
Нахмурившись, он оборачивается на брата:
— Ты чего стоишь? Приглашение нужно?
Почесав затылок, Глеб молча занимает место слева от Тараса.
— Ты как в общем? Отошел? Или болит еще где?
Глеб отмахивается и тянется за блином.
— Норм. Есть только хочу — пиздец.
И подтверждает свои слова, буквально вгрызаясь с глухим стоном наслаждения в румяную мякоть блина, а я с открытым ртом представляю, каково будет, если эти зубы вопьются в мою чувствительную кожу. Встряхиваю головой. Ну вот какого хрена, Лена? О чем ты, черт возьми, думаешь?!
Тарас усмехается как-то по-злодейски.
— Пальцы не откуси. Хотя… что-что, а готовит моя жена отменно.
Глеб угукает с набитым ртом и макает остатки блина в сгущенку, бросая на меня веселый взгляд. Только вот я не разделяю его веселья и, почувствовав себя неловко, сажусь по правую руку от мужа.
И снова повисает это напрягающее молчание.
Я стараюсь не поднимать глаз, чтобы не сталкиваться с тестостероновым недоразумением, и накладываю себе в тарелку салат со шпинатом и гранатом. Но надолго меня не хватает, потому что Глеб случайно задевает меня ногой, и я по инерции поднимаю глаза. Он уже сидит, вальяжно откинувшись на спинку стула, и рассматривает меня без тени стеснения.
После пробежки я принимаю быстрый контрастный душ, затем на ходу запихиваю в себя банан и закидываюсь обезболами.
Я немного опаздываю, и Лена уже ждет меня во дворе, поэтому, когда выхожу из дома, сразу натыкаюсь на взгляд строгой училки.
По физре.
Ее волосы собраны в высокий хвост, тело обтягивает розовый спортивный костюм: длинный топ, скрытый джинсовкой, и леггинсы с геометрическими линиями, еще больше подчеркивающими ее аппетитные бедра. Если бы она сейчас любезно повернулась и продемонстрировала мне свою сочную задницу…
Черт.
Нужно успокаивать свое либидо. Ехать со стояком до зала не по кайфу.
— Гуд монинг, — салютую ей, стараясь разрядить обстановку, но не очень-то получается.
Лена складывает руки на груди, демонстрируя свое хмурое настроение. Хотя чему я удивляюсь? С самого утра из их спальни слышалась только ругань. Неужели Тарас не может занять этот прекрасный рот более полезными вещами?
— Ты опаздываешь, Глеб. У меня вообще-то еще работа сегодня.
Лена нервничает. Вижу это по тому, как она трогает шею, ключицы и поправляет хвост, будто не знает, куда деть руки.
— Виноват, — вскидываю руки, направляясь к пассажирской двери. — Больше не смею задерживать.
— Ты уверен, что тренировка сейчас уместна?
Лена обводит меня скептическим взглядом, но я игнорирую его и, по-хозяйски открыв заднюю дверь, закидываю сумку на сиденье.
— Не переживай. Со мной случались и похуже ситуации.
Подмигнув ей, забираюсь в салон машины на переднее пассажирское и поправляю пах. Немного морщусь от дискомфорта в боку, но Лена этого не видит. Она медлит. Однако через минуту все же открывает водительскую дверь и с порывом ветра садится на свое место.
Мне требуется секунда. Одна гребаная секунда, прежде чем цветочно-фруктовый аромат ее духов попадает в мои ноздри.
Бля-я-ядь.
Ничего не могу с собой поделать. Прикрываю глаза и медленно втягиваю этот запах, охуевая от того, как меня накрывает, когда на языке появляется нежный вкус ванили.
Щелчок разбивает туман моего наслаждения, а затем я слышу ее строгий голос:
— Пристегнись.
Прищурившись, поворачиваю голову в ее сторону. Лена на меня не смотрит. Зато я на нее смотрю, как заядлый наркоман на пакетик с коксом. И ничего не могу поделать с тем, что мои глаза опускаются ниже. На эти пышные мягкие сиськи. А я уверен, они именно такие. То, как ремень разделяет их, вызывает во мне извращенное чувство возбуждения, и, черт подери, у меня встает. Отлично, блядь.
Мы трогаемся с места, а я, как придурок, продолжаю изучать ее профиль. И убранные в хвост густые волосы позволяют мне сполна насладиться видом.
Длинные ресницы. Изящные брови. Аккуратный прямой нос и эти большие пухлые губы, мать его. Это еще одно место, которое плохо влияет на мою эрекцию. Плохо в контексте того, что я не должен представлять, какими они окажутся на вкус, будут мягкими или упругими, или как они будут смотреться вокруг моего члена, особенно с красной помадой.
Взгляд падает ниже, на ее округлые бедра. Уверен, они тоже мягкие. Если судить по тому, как она ерзает на месте и шевелит ими. На ней слишком обтягивающие леггинсы, и это позволяет мне изучить каждый изгиб ее красивых ног.
— Глеб, я бы хотела с тобой поговорить, — наконец произносит она немного взволнованно. На светофоре красный, и мы тормозим. — Я бы, конечно, предпочла, чтобы об этом с тобой поговорил мой муж, но, видимо, придется мне.
Я молчу. А Лена воспринимает это как знак согласия и продолжает, снова трогаясь с места.
— Мне не нравится, что ты много себе позволяешь. Во-первых, я жена твоего брата. А во-вторых, старше тебя и заслуживаю уважительного отношения.
Не пойму, с чего она завелась?
Хмыкаю, потирая пальцами подбородок.
— И в чем же заключается мое неуважение?
— В том, что ты слишком фривольно общаешься со мной.
Хмыкаю, качая головой. Затем снова бросаю на нее взгляд, желая прямо сейчас увидеть ее глаза, в которых, я уверен, плещется ложь. Но Лена не смотрит. Пойдем другим путем.
— Фривольно, потому что тебя смутил вид моего обнаженного торса?
Она несколько раз беззвучно открывает и закрывает рот, прежде чем продолжить строить из себя строгую училку.
— Не только, Глеб. Прекрати ерничать, ты понимаешь,о чем я.
Пожимаю плечами.
— Нет. Не понимаю.
Лена поворачивает голову в мою сторону, и я, наконец, вижу ее расширенные зрачки и то, как взволнованно она облизывает губы, после чего с них слетает:
— Ты флиртуешь со мной.
Ну, флирт — это самое безобидное, милая. Знала бы ты, сколько спермы вытекло из моего члена при фантазиях о тебе, то и в машину бы со мной не села.
Но, прочистив горло, я говорю совершенно другое:
— То, что ты воспринимаешь хорошее общение за флирт, твои проблемы. Тебе так не кажется?
Я вот понять не могу, где я так согрешила?
Второй день какого-то нескончаемого пиздеца. С самого утра мы собачимся с Тарасом по поводу и без, затем мне звонит клиентка и слезно просит перенести встречу на пораньше, ну а вишенкой на торте становится эротический сон, от которого я проснулась вся в поту.
И все бы ничего. Мне не первый раз снится подобное, вот только еще никогда героем таких снов не был брат моего мужа.
Тот факт, что из-за него мое тело и мозг восстают против меня даже во сне, пугает. Не знаю как, но я кончила именно в тот момент, когда его рот оказался у меня между ног. Фигурально конечно же. Хотя в какой-то мере ощущения были слишком реальны. Мне кажется, я давно так не кончала. Но, к сожалению, все впечатления испортил Тарас. Знаете, что решил этот придурок?! Что я намеренно стонала в попытках соблазнить его и призвать к утреннему сексу!
Ну не идиот ли?
Боюсь, если бы во сне ко мне пришел Тарас, я бы и там осталась без оргазма. Но я не стала ранить его эго. Во-первых, это бесполезная трата времени, а во-вторых, мне в принципе не хочется связываться с ним. Говна не оберешься, а этого добра в последнее время у меня сполна! Поэтому я просто послала его нахрен и, не завтракая, наспех втиснулась в спортивную форму, а в сумку положила сменную одежду, чтобы с тренировки сразу поехать на работу. Домой возвращаться нет никакого желания.
По крайней мере, до вечера.
Тяну ладони к полу и замечаю, как мои руки до сих пор трясутся. И какого-то черта я снова вспоминаю этот проклятый твердый член, который слишком призывно дернулся под моей ладонью? Вот нахрена, а? Глеб явно достался мне за какой-то грех. Вот только за какой?
Ты моя больная фантазия, Лена,
И мне начинает это нравиться.
Встряхиваю головой в попытке избавиться от этого бреда, но мое больное воображение уже рисует всевозможные наброски того, какой у него массивный член. От вспыхнувших картинок колючий жар собирается внизу живота, и, зажмурившись, я кусаю себя за нижнюю губу. Твою мать! Дыхание сбивается, и вся разминка идет насмарку. Отлично.
И ведь головой-то я понимаю, что винить во всем Глеба как минимум нелогично. Это скорее всего следствие, вытекающее из моего собственного неудовлетворения.
Так. Хватит думать, Лена. Сосредоточься на тренировке.
Усевшись на коврик, скрещиваю ноги и перехожу к дыхательной гимнастике под счет тренера.
— Ты какая-то сама не своя, — тихое бормотание опоздавшей подруги возвращает меня к реальности.
В какой момент она пришла? Я даже не слышала, как Полина расположилась рядом, на своем законном месте. Я невольно улыбаюсь. Она всегда опаздывает, но никто не осмеливается занять его.
Смотря перед собой, втягиваю носом воздух и на выдохе отвечаю:
— Нормально все.
Я слышу ее недовольное цоканье и знаю наверняка, что прямо сейчас она закатила глаза.
— Лен, не беси! Выкладывай давай!
Инструктор шикает на нас.
— Только тихо, — еле слышным шепотом добавляет она.
Едва ли не прыскаю со смеха. О таком громко и не расскажешь.
По команде встаем в позу марджариасана: на четвереньки, плечи над запястьями, руки на ширине плеч, а таз над коленями.
— Да полный писец, Поль, — Выдыхаю, втягивая нижние ребра и живот. — Даже не знаю, с чего начать. — Вдох. Прогиб.
— С чего угодно, только не со своего мудака. Сорри. Но если ты не подашь на развод, я сама потащу тебя в суд.
— Ты же знаешь, все не так просто, — мой голос звучит сдавленно, потому что в этот момент я выгибаю спину вверх и развожу лопатки, ощущая, как разрабатывается позвоночник. Кайф.
— Да знаю я, но это не отменяет того факта, что я ненавижу его.
— Ты возненавидишь его еще больше, когда узнаешь, что прямо за ужином он подколол меня, будто я хожу не в спортзал, а в булочную. Представляешь, какого мне было? И это в присутствии его брата.
Мы возвращаемся в исходную позицию, и, повернув голову, я вижу прищуренный взгляд подруги.
— Я вонжу нож в его грязные яйца, помяни мое слово, дорогуша. Судя по всему, они все равно ему не… погоди-ка! — восклицает она громче, чем следовало бы, и тренер снова шикает на нас.
Когда все меняют позу на баласану, мы садимся и скрещиваем ноги. Я знаю, что сейчас Поля продолжит атаковать меня расспросами. Хорошо, что мы в самом конце зала. Хотя мне уже все равно. Стоило понять, что моя тренировка была обречена с самого начала.
— А что у вас делал его брат?
— Ну, Глеб теперь типа сосед, — последнее слово я выделяю воздушными кавычками.
Полина выпячивает нижнюю губу и кивает.
— Добилась таки мамаша своего.
Поправляю хвост.
— Да не говори. У меня такое ощущение, что она просто издевается надо мной. Знает же, что я против была. А тут ее опять приступ схватил, так отказывать же нельзя. Нет, я, конечно, все понимаю, здоровье у нее расшатано, — я делаю вдох, и мои плечи опускаются, — но я так устала от ее манипуляций, Поль. Ты бы знала. Мы с Тарасом десять лет в браке, и восемьдесят процентов времени она постоянно сует свой нос в наши проблемы. А то и новых подкинет. Ой, короче, полный треш.
Всю дорогу до офиса я пытаюсь упорядочить свои эмоции. Нельзя в таком состоянии принимать клиента. И меня раздражает тот факт, что я никак не могу призвать свой мозг к порядку и напомнить ему о двух нерушимых правилах, которых я стараюсь придерживаться по жизни.
Приходя на работу, оставлять все личное дерьмо дома, а уходя с работы — оставлять все рабочее в офисе.
Только так.
Если все это перемешать в голове, можно свихнуться от эмоционального беспорядка.
Что, собственно, сейчас и происходит со мной.
Но я надеюсь, что смогу немножко помедитировать за чашечкой кофе в тишине кабинета.
Распахнув тяжелые двойные двери, я вхожу в фойе офиса.
— Доброе утро, Елена Викторовна, — приветствует секретарь из-за стойки ресепшн, выпрямив плечи и одарив меня лучезарной улыбкой. Как жаль, что я не могу разделить ее оптимизма.
— Доброе, Лер, — киваю на ходу. — Ко мне еще никого?
Останавливаюсь перед дверью в свой кабинет и открываю сумочку в поисках ключа.
— Нет. Пока никого не было.
— Хорошо, сделай мне тогда, пожалуйста, кофе.
— Ох, я как раз хотела вас предупредить.
Нахмурив брови, я наконец достаю ключи и вставляю в дверной замок.
— О чем?
— Так там это… Эм-м… кофемашина сломалась.
Замираю с распахнутой дверью и делаю вымученный вздох. Вот что за утро?
— Вызови мастера и запиши все расходы на меня.
— Хорошо, спасибо.
Она снова одаривает меня миловидной улыбкой, когда я уже практически закрываю дверь, но в последний момент останавливаюсь и спрашиваю:
— Лера, а Тарас Александрович заезжал?
— Нет. У него сегодня прием на Василеостровском.
— Спасибо, — натягиваю слабую улыбку и закрываю дверь.
Хотя бы здесь у меня будет передышка от его высокомерной задницы.
Сбросив сумку на пол, падаю в свое кресло и, облокотившись о стол, подпираю голову руками. Разве можно чувствовать себя такой усталой уже утром? Вообще стоит подумать о небольшим отдыхе, впереди как раз намечается парочка выходных. Надо бы намекнуть Полине, она быстрее сообразит нам культурную программу.
Треск громкоговорителя возвращает меня в реальность, и я поднимаю голову.
— Елена Викторовна, к вам пришли.
Тяжело сглатываю и протягиваю руку, чтобы нажать на кнопку.
— Пусть заходят.
Я слышу возню за дверью, прежде чем ручка поворачивается, и входит молодая женщина. Лицо у нее бледное, слишком бледное для здорового человека, а потухшие глаза выглядят затравленными. Несколько дней назад она уже приходила сюда со своим тираном и выглядела… лучше.
— Добрый день, Елена Викторовна.
Девушка заходит в кабинете одна и, закрыв за собой двери, дает понять, что мы никого не ждем.
— Добрый, Анастасия. Проходите. Присаживайтесь.
Она кивает и располагается на стул справа от моего стола.
— Хотите чего-нибудь? Может быть, воды, чаю?
Женщина отрицательно качает головой.
— Ничего, спасибо. Сразу хочу извиниться, что так рано позвонила вам. Просто у меня не было возможности сделать это вчера, — клиентка немного мешкает, будто пытается подобрать слова. — Булат придет со своим адвокатом в назначенное время. Он не знает, что я сейчас здесь. И не должен узнать. Я надеюсь, вы поймете меня. Я… я хочу забрать детей из школы и увезти их к маме. В другой город.
Нет. Это не выход, детка. Тем более с твоим ублюдком-мужем.
Прочищаю горло и, подавшись вперед, складываю на столе руки в замок, стараясь говорить тихим убеждающим тоном:
— Я думаю, вам не стоит торопиться и принимать необдуманные решения, Анастасия. Если вы сейчас спрячете детей, это могут приравнять в суде к манипулированию встречами с детьми. Это плохо и определенно может сыграть против вас. К тому же, если вы не будете действовать, скажем так, незаконными путями, то сможете получить компенсацию за психологическое насилие, которое он вам причинил изменами.
Женщина теребит подол платья, будто не знает, что ответить. Но она знает. Просто боится. И это понимание вызывает в моей груди дискомфорт.
— Мне все равно. И мне не нужны никакие компенсации. Я хочу как можно быстрее покончить со всем этим. Мне не нужны его деньги, — тараторит она на одном дыхании. — Мне ничего не нужно, кроме детей… Если… если он заберет их… Я… я не знаю, что буду делать. А он заберет. Вы же понимаете, кто мой муж.
Понимаю. Поэтому и стараюсь убедить тебя не делать глупостей.
Сглатываю, выдерживая понимающую паузу.
— Послушайте, я обещаю вам, что приложу все усилия, чтобы дети остались с матерью, то есть с вами. Но я прошу вас не делать глупостей и не усложнять мне работу. Если он подаст встречный иск за то, что вы мешаете ему видеть детей без какой-либо причины…
— Без причины?! — Анастасия резко поднимается из-за стола и начинает расхаживать по кабинету, нервно натягивая рукава кардигана. — Вы знаете, поначалу все было прекрасно. Мой муж был мечтой каждой женщины. Сын бизнесмена с обеспеченным будущим и наследник своего отца, хозяина металлургического завода. — Она испускает удушливый смешок. — Он дал мне все, в чем я нуждалась. Дом, квартиру и роскошную машину. Возил на море и по разным круизам. Умопомрачительный секс и все, что к нему прилагается. А потом… — она останавливается и поворачивается ко мне, — потом я забеременела первым ребенком. И моя сказка начала рушиться по хрусталику. На тридцатой неделе я поймала его на измене. Но я была одна. В чужом городе. На сносях. Мне просто некуда было уходить… — Ее глаза наполняются слезами. — Конечно же он раскаивался и клялся, что такого больше не повторится. Говорил красивые слова и давал обещания. И я осталась. Простила все и пообещала себе никогда ему этого не припоминать. Мы начали жить с чистого листа.
Анастасия замолкает, а я обращаю внимание, как она заламывает большой палец.
— А что было дальше? — произношу мягким голосом, предоставляя клиенту возможность выговориться, чтобы и самой получить как можно больше информации.
Отложив телефон, поднимаю голову и прищуриваюсь.
— Что-то случилось?
Даша хмыкает, довольная собой, что сумела завладеть моим вниманием.
Она подходит ближе и облокачивается на высокую спинку стула.
— А ты не догадываешься?
Настороженная ее тоном, я возвращаюсь в свое кресло и, сев ровно, сцепляю пальцы рук в замок.
— Послушай, Даш, вот честно, времени сейчас совсем нет. Если есть что сказать, говори, нет — выйди, пожалуйста, из кабинета. У меня сложный клиент.
Она медленно выпрямляется, и теперь ее отполированные ноготки впиваются в спинку стула. Ей не понравился мой тон. Но мне больше нечего ей предложить.
— У меня есть причина задержать тебя, — продолжает она ходить вокруг да около, зная наверняка, как меня это раздражает.
— Тогда назови ее, — произношу тихо, но все мое тело напрягается.
Даша убирает свои длинные волосы за уши, после чего вздергивает подбородок и бросает надменным тоном:
— Тарас изменяет тебе.
Застигнутая врасплох веским заявлением, открываю рот и тут же закрываю его в попытке скрыть, как ее слова ударили меня под дых.
Признаюсь, я немного растерялась.
Мы не были подругами, чтобы вести подобные беседы, но я всегда относилась к ней, как к младшей коллеге. Вот только порой она принимала мое хорошее отношение чересчур буквально. Как и сейчас, придя сюда и бросив мне эту информацию, как обглоданную кость.
— Изменяет мне, — пробую ее слова на вкус, ощущая, как в горле образуется привкус желчи. — Что ж. Спасибо. Я подумаю об этом дома, — киваю, и Даша, вытаращив глаза, моргает и беззвучно шевелит губами, но я игнорирую удивление коллеги: — Что-то еще?
Я стараюсь не подавать вида, что ее слова все-таки зародили во мне сомнения.
Да, у нас с Тарасом не самый благоприятный период, но у меня ни разу не было и мысли, что он мог мне изменять. Да и с чего бы? Никаких намеков. Ни запаха духов, ни переписок, ни звонков, да и внерабочее время он всегда проводит дома. К тому же Тарас не может быть настолько глупым, чтобы так рисковать всем, что имеет. Да и какая любовница согласится на секс с таким эгоистом? Он жн ленивая задница, которая заботится только о себе. Не знаю даже…
Мне нужно время подумать, потому что это очень серьезное заявление. Устраивать истерик сейчас я точно не собираюсь. Да и кому? Даше? Нет. Этим я лишь унижу себя, чего, как мне кажется, моя младшая коллега и добивается. Другого объяснения в ее «благородном» порыве я не нахожу.
Может, конечно, мой мозг интуитивно пытается включить защитный механизм, но я и правда не подозревала своего мужа в измене. По крайней мере, до этого момента.
Однако я не буду думать об этом сейчас.
Жаль, что Даша не улавливает моего настроения и продолжает развивать тему, будто имеет на это право.
— Я в шоке… — в каком-то неверии бормочет она. — Ты настолько не желаешь видеть очевидных вещей? Он же не любит тебя…
— Хватит! — повышаю тон и, хлопнув по столу ладонями, поднимаюсь на ноги. — Я не собираюсь обсуждать это с тобой. Выйди из моего кабинета.
Даша вся покрывается красными пятнами, презрительно сужая глаза и тыча в меня пальцем:
— Я-то уйду. А вот ты, Лен... ты-то совсем слепая, что ли? Твой муж изменяет тебе и уже давно!
Мое сердце громко стучит, но я лишь кривлю губы в усталой улыбке.
Ладно.
Складываю руки на груди, ощущая, как что-то дергается в горле, когда я спрашиваю:
— И с кем же?
Даша делает шаг ко мне и произносит вкрадчиво:
— Много с кем.
Тяжело сглатываю, прежде чем коллега добавляет:
— Просто проверь его телефон, если не веришь.
Качаю головой. Бред какой-то.
— Я не понимаю, зачем ты мне это говоришь?
Она пожимает плечами:
— Потому что я думала, что он изменяет тебе только со мной.
И вот теперь моя равнодушная маска с треском разлетается на мельчайшие осколки возле моих ног. А в следующую секунду сердце сжимается в груди от острого чувства, так похожего на... отвращение? Ревность? Злость? Сомнение? Или все вместе...
— Что? — Она не скрывает своего садистского удовольствия. — Думала, ты единственная у него?
— Я уже давно ничего не думаю, — произношу безэмоциональным тоном после короткого молчания.
И снова я вижу на ее лице замешательство.
— И ч-что?! Это все, что ты мне скажешь? Лен, ты вообще слышала меня?
Усмехаюсь едва слышно.
Я устала от этого брака не меньше, чем Абласов, но еще больше я устала от этого цирка.
— А что ты предлагаешь, Даш? Вцепиться тебе в волосы?
Ее глаза увеличиваются в размере, будто она не подумала о таком повороте событий, когда решила принести мне все это дерьмо на блюдечке.
Взбешенная собственной неуверенностью, сдавившей горло, я достаю телефон и набираю номер мужа. Я даже не даю себе время, чтобы взять эмоции под контроль.
Автоответчик.
Чтоб его!
Набираю второй номер, и картина повторяется.
Ненавижу себя за то, что позволяю этому ранить меня.
А потом я начинаю складывать пазлы, вспоминая и прокручивая в голове разговор с Дашей. И с каждой секундой все больше и больше начинаю чувствовать себя дурой, коей могу оказаться в действительности.
Боже. Прикрываю глаза и делаю дыхательную гимнастику, чтобы хоть немного остыть. Я не должна вести себя, как истеричка.
Но что, если сейчас он и правда кувыркается с какой-то девкой и смеется надо мной, потому что ему все сходит с рук?
К черту все это. Бессмысленно насиловать свой мозг, не имея никаких доказательств, кроме чужих слов.
Останавливаюсь посреди гостиной и, бросив сумку в кресло, запрокидываю голову назад.
Вот чего я завелась?
В конце концов, я сегодня тоже задержалась.
Так.
Мне стоит использовать время с толком и привести свои мысли в порядок, а не накручивать себя, даже не поговорив с Тарасом.
Да и, на самом деле, я не сильно расстроюсь, если он нашел себе кого-то. Неприятен в этом случае будет только тот факт, что Тарас все это время лгал мне. Но если он найдет в себе смелость признаться во всем прямо, я приму его выбор, в противном же случае он окончательно упадет в моих глазах, и тогда никакой пощады не будет. Хватит с меня унижений.
Может, это и есть тот самый момент, когда нам обоим пора остановиться и отпустить друг друга? Прекратить мучить. Ведь между нами уже давно нет любви. Единственное, что нас держит вместе, — это… бизнес. Недавно я окончательно в этом убедилась.
И вот тут я не намерена проявлять благородство. Я заберу все, что мне причитается по условиям, которые он сам прописал в брачном договоре. Я отпущу этого мужчину, потому что наш брак оказался не более чем условие. Но не отдам то, во что я вкладывалась потом и кровью. Бизнес ему придется оставить.
Если это правда.
Правда, правда, правда…
Я слишком устала от этого слова.
Где есть правда, там есть ложь и сомнения.
А сомнение — это маленькая смерть, медленно разрушающая вас.
Что сейчас и происходит со мной.
А вообще, я просто морально вымотана, поэтому у Даши получилось так легко ранить меня.
Шумно выдыхаю, но желанное облегчение не приходит.
Мне однозначно нужен отдых, иначе свихнусь...
Телефон вибрирует в руке, и, когда я смотрю на экран, выдавливаю усталую улыбку.
Полина.
Мазнув пальцем по экрану, подношу телефон к уху.
— Угадай, что я достала?! — радостный голос слишком громко звучит в трубке. — Целых два вип-билета на закрытую вечеринку, ты со мной?
Боже, спасибо тебе за такую подругу.
— Если бы ты знала, насколько твое предложение сейчас актуально!
— Та-а-а-к, -- протягивает она, -- давай выкладывай. Что там у тебя?
Испустив тяжелый вздох, я рассказываю Полине весь свой дерьмовый день, особое внимание уделяя теме своего недомужа.
Подруга матерится себе под нос, прежде чем снова обращается ко мне:
— И что думаешь?
— Сейчас ни о чем не хочу думать. Так все достало, сил нет!
— Хочешь знать мое мнение? Я верю этой Даше. И это не предвзятое мнение!
— Да я и сама склонна верить ей, но что толку, Поль? Что я предъявлю Тарасу? Только дурой себя выставлю! Мне нужно хотя бы что-то, кроме слов, понимаешь?
— Ну, раз эта сучка пообещала тебе доказательства, тогда дождись их, а потом зови меня на помощь по кастрированию этого мудака.
Я испускаю удушливый смешок.
— Я тебя обожаю, знаешь, да?
— Ну еще бы это было не так, — в трубке раздается дилиньканье. — Черт… батарея садится. В общем, слушай внимательно, пироженка моя. Сейчас ты шлешь все нахер, открываешь бутылку вина и заходишь на сайт знакомств…
— Поль, мне что, пятнадцать? Какие сайты знакомств?
— «Баду», «Мамба», «Тиндер»…
— «Тиндер»? — повторяю скептическим тоном. — Ты серьезно?
— Да! А еще «Лавплэнет».
— Нет, мне это не нужно.
— Тебе нужен секс, дорогуша. А так как у тебя нет времени пойти и выбрать экземпляр в живую, то сайт знакомств то, что доктор прописал.
— Так, все, я отключаюсь.
— Сделай развратное фото…
— Связь плохая.
— Сиськи не забудь…
— Полина? Ты здесь?
— Просто найди хороший толстый член и потрахайся…
— Слушай, совсем ничего не слышно… Я перезвоню...
И прежде, чем я сбрасываю, с другого конца провода доносится:
— …и разведись уже со своим козлом.
Положив телефон, я несколько секунд смотрю на экран и чувствую, как тяжесть, которая до этого разговора разрушала меня, исчезает. Я улыбаюсь. Полина всегда так действует на меня. Вот что бы я без нее делала?
Разумеется, советы с сайтами знакомств я пропускаю мимо ушей. Но когда открываю бутылку вина, мое настроение немного меняется.
А потом в голову закрадывается вопрос: где Глеб и стоит ли ему звонить? Но я прогоняю подобную идею. Это не мое дело, где он и с кем проводит время.
Возможно, они вообще сейчас вместе с Тарасом, что,кстати, объяснило бы отсутствие обоих.
Все равно. Вообще это стоит принять как должное и использовать время с толком.
Когда я еще смогу так расслабиться? Дома никого. Так почему бы не воспользоваться любезно предоставленным мне уединением?
Я допиваю бокал, наливаю еще один и, подхватив его, ухожу в ванную. Открываю кран и наливаю под струю ароматный лавандовый гель, который мгновенно превращается в белую пену. А потом сбрасываю одежду и забираюсь в теплую воду, позволяя своим мыслям смыться вместе с усталостью. Не знаю, сколько проходит времени, но когда мой бокал заканчивается, я вылезаю из уже прохладной воды и принимаюсь просушивать тело махровым полотенцем, после чего на быструю руку укладываю волосы, накидываю свой шелковый комплект из халата и сорочки и следую на кухню, чтобы наполнить бокал заново.
Рассеянным движением возвращаю лямку на плечо и торопливо запахиваю халат, что лишь вызывает на лице Глеба волчью ухмылку.
— Прости, — дергает плечом. — Не хотел тебя смутить.
Я бросаю на него резкий взгляд, раздраженная его фальшивым сожалением.
Но когда он отталкивается от стены и заходит на балкон, раздражение сменяется волнением. Острым, пульсирующим под кожей.
С каждым его уверенным шагом я постепенно разворачиваюсь в кресле и присаживаюсь на колено, каждая мышца в теле напрягается, будто я вот-вот сорвусь с места.
По крайней мере, мне стоило бы это сделать.
Но я редко, когда бегу от проблем. Только что-то мне подсказывает, что с такой проблемой мне еще не приходилось сталкиваться.
Глеб с невозмутимым видом усаживается на перила и теперь нависает надо мной тяжелой тенью. И я не могу понять, отчего мое сердце заходится в трепете. То ли от испуга, что Глеб может рухнуть вниз, то ли от вида его мощных рук, которые напрягаются, демонстрируя крупные вены.
— Тяжелый день? — как ни в чем не бывало интересуется он и, потянувшись к столу, хватает мой бокал.
Наверное, я должна что-то ответить, но у меня так сильно пересохло во рту, что язык, кажется, прилип к небу.
Все, о чем я могу сейчас думать, — это как смехотворно смотрится хрупкая ножка бокала между его сильных пальцев. На мгновение я представляю, как между ними оказываются мои изнывающие по ласке соски, но от острой вспышки возбуждения смущаюсь собственных мыслей и вытряхиваю всю непотребщину из головы.
Это все из-за вина.
Наверное.
Или, возможно, причина моих спутанных мыслей сидит напротив.
Поэтому я не то что не должна думать об этом, я не должна даже находиться наедине с этим парнем. Потому что он опасность для меня. Это слишком очевидно, чтобы отрицать. Достаточно вспомнить его слова, брошенные мне в машине: «Ты моя больная фантазия…»
Господи.
Я рискую всем, просто оставаясь здесь. И все же я остаюсь, завороженная собственными ощущениями, которых очень давно не испытывала в компании мужчины.
Возможно, причина в том, как он смотрит на меня.
Плотоядно. Порочно. Греховно.
Он смотрит так, что я чувствую то, о чем мечтает каждая девушка.
Я чувствую себя желанной. А это слишком сладкое чувство. И тот факт, что это недопустимо, ни разу не отрезвляет.
— У меня тоже дерьмовый денек, — продолжает Глеб низким хриплым голосом в тишине позднего вечера.
Покачав в бокале рубиновую жидкость, точно истинный сомелье, Глеб делает большой чувственный глоток, а я… я с какой-то животной жадностью наблюдаю, как острый кадык дергается на его крепкой шее.
Даже то, как он хмурится от терпкого вкуса вина, вынуждает мое глупое сердце замереть.
Заметив мое потрясенное выражение лица, этот обаятельный засранец проводит языком по губам, слизывая гранатовые капли, а потом улыбается.
— Ты так смотришь, будто хочешь ударить меня.
Очень хочу. Прочищаю горло и, проведя по шее ладонью, выпрямляю спину.
— Ты пьешь из моего бокала. Мне это не нравится.
— Почему? — Уголок его губ дергается в провокационной ухмылке. — Потому что это негигиенично? У тебя какой-то пунктик по этому поводу? Как же ты целуешься?
И вот так, одной фразой, этот нахал лишает меня дара речи. Меня. Одного из лучших адвокатов в городе.
Уму непостижимо!
Я открываю рот и тут же закрываю его, не в силах вспомнить, когда меня в последний раз целовали.
Хотя вопрос и содержал другой контекст, я уловила в нем лишь то, что является моим больным местом. Глеб задел его. Пусть и ненарочно.
Но я не собираюсь обсуждать это с ним. Я всего лишь брезгую пить после того, кто оставил на горлышке бутылки или стакане отпечатки своих губ. Но сейчас во мне что-то ломается, потому что мне очень хочется прижаться губами к тому месту, где был его рот. Боже…
— Забудь, — трясу головой и украдкой перевожу дыхание. — Я возьму себе другой бокал.
Поднимаюсь на ноги, чтобы уйти на кухню, но резко оборачиваюсь, когда мое запястье попадает в плен теплых пальцев.
— Ты чего такая замороченная? — Глеб протягивает мне бокал. — Можешь не волноваться, я чист.
Взвинченная от нервов, которые шалят в компании его самоуверенности, я поддаюсь порыву и смеюсь, пока не ловлю его потемневший взгляд на своих губах.
— Что? У меня что-то на лице?
— Нет, — он указывает бокалом на меня. — Твой смех. Я еще не слышал его.
Я смотрю на Глеба в каком-то неверии, пока масса смешанных эмоций поднимается к горлу. И мне приходится проглотить их, чтобы голос прозвучал ровно:
— Ты опять флиртуешь со мной?
Он наклоняет голову, лениво поглаживая мою чувствительную кожу своими грубыми пальцами, и на мгновение я прикрываю глаза, проигрывая ощущениям, которых так мало в моей жизни. Но когда дрожь охватывает все тело, я выдергиваю руку и убеждаю себя, что это от прохладного порыва ветра. Вот только вместо свободы я оказываюсь притянута ближе к красивому лицу Глеба.
— Прекрати, Глеб, — огрызаюсь и отступаю назад, позволяя его правде сбить мое дыхание. — Ты никогда и ничего не узнаешь, — я бросаю ответы вслепую, надеясь, что хоть один попадет в цель.
Но Глеба это только забавляет.
Его цель — разбить все мои щиты, и пока, к большому сожалению, счет на его стороне.
От подобного осознания воздуха в легких внезапно становится слишком мало.
И это оказывается достаточно очевидным, потому что Глеб обратил все свое внимание на мою часто вздымающуюся грудь.
Я никогда еще не чувствовала себя такой уязвимой из-за мужчины, наверное, поэтому и не знаю, как сейчас реагировать.
— Ты бросаешь мне вызов?
Глеб делает еще глоток и ухмыляется гранатовыми, влажными от вина губами, которые мне внезапно захотелось облизать. Но я прикусываю себе язык за столь абсурдные мысли.
— Я не шучу, Глеб. — Прочистив горло, нервно приглаживаю волосы и продолжаю нарочито строгим тоном: — Заканчивай свои игры или переключись на кого-нибудь попроще. — Я указываю пальцем на себя, а потом на него: — Чтобы ты ни напридумывал себе, я в этом не участвую. Не нарывайся на грубость.
Глеб растягивает губы в широкой обаятельной улыбке и облокачивается рукой с бокалом о свое мощное бедро.
— А может, я люблю грубость. — В уголке его мужественного рта мелькает кончик языка, и я изо всех сил стараюсь не сжимать бедра, чтобы заглушить глупую реакцию своего тела. — И не притворяйся, что тебе это не нравится. — Он ухмыляется, похлопывая пальцем второй руки по своей щеке, а потом тычет им в меня: — Ложь тебе не к лицу.
— Заканчивай, Глеб.
— Я не могу.
Он ставит бокал на стол и спрыгивает с перил, вынуждая меня сделать два шага назад.
— А ты постарайся, — я горжусь собой, что голос не дрогнул, но это не спасает от напряжения, которое с каждой секундой растет между нами, пока Глеб изучает меня своими глазами цвета крепкого виски. — Глеб, я серьезно. Прекрати себя так вести, будто я свободная женщина.
— Нет, ты не свободная, — он надвигается на меня, и я интуитивно увеличиваю расстояние между нами. Мне не по себе от его близости. Я уже и забыла, когда мужчина вызывал во мне эмоции, которые заставляют сердцевину сжиматься от предвкушения чего-то запретного. — Но ты женщина, которая мне интересна.
Он делает еще шаг, и его железная грудь практически касается моей, вынуждая почувствовать, какими тугими стали мои соски под шелковой тканью сорочки.
И все же я нахожу в себе силы отвлечься от сладко томящего чувства внизу живота. Это все неправда. Это все вино и игра опьяненного воображения.
— Глеб. Я не знаю, что в твоей голове, но попрошу тебя соблюдать границы. Не ставь меня в неловкое положение. Мне это не нравится.
— А мне не нравится, что такая сложная, сильная и красивая женщина боится принять факт, что может быть интересна мужчинам.
— Глупости, — огрызаюсь я.
— Ты веришь в это, но на самом деле твоя неуверенность в себе делает тебя слепой. Ты даже не видишь, насколько безразлична моему брату.
Он снова попытался укусить меня, и на этот раз в моей ослабшей броне остались следы от его зубов. Я снова отступаю, но Глеб шаг за шагом преследует меня, пока я не ударяюсь лопатками о кирпичную стену. А в следующую секунду оказываюсь прижата к ней его сильной грудью.
— Да брось, Лена. Он даже не смотрит на тебя. Все, что он дает тебе, — унижение. Сколько ты еще будешь терпеть это?
Глеб наклоняется ниже, и я проглатываю тихий вздох, максимально вжимаясь в стену, будто это спасет меня от жара его тела.
— Будь смелой, Лена. Скажи мне, чего ты хочешь?
— Тебя это не касается, — пытаюсь укусить в ответ, но я знаю, что это жалкая попытка.
— Хочешь, я буду первым?
— Это лишнее, — шепчу я и упираюсь руками в его грудь, чтобы оттолкнуть. — Отойди, Глеб.
— Нет. Ты не хочешь этого. Хочешь, я скажу тебе, чего ты хочешь?
— Хватит, — прошу я рвано.
— Ты хочешь, чтобы я задрал эту чертову сорочку и трахнул тебя так, как не может сделать мой брат…
Звук пощечины обрывает его. Моя ладонь пульсирует и горит, а грудь вздымается от частых вздохов.
Глеб проводит ладонью по покрасневшей щеке, а потом делает тяжелый шаг и нависает надо мной. Я знаю, что,подняв руку на мужчину, можно получить в ответ. Но это не заставляет меня отступить или извиниться. Пощечина меньшее, что он заслужил.
— Я не бью и не унижаю женщин, но испытай меня еще раз, Лена, и я отвечу, — Глеб наклоняется так, что мне приходится вздернуть подбородок, чтобы скрыть свою уязвимость. — Я задеру одну из твоих чопорных юбок и отшлепаю тебя по твоей сочной заднице.
— Ты не сделаешь этого, — на одном дыхании шепчу я.
— Однажды я сделаю больше, — Глеб практически мурлычет мне на ухо. — Однажды я разрушу всю твою чопорность, Лена.
Все происходит так быстро, что я никак не успеваю отреагировать. Вот Глеб облизывает свой большой палец, а вот он уже ведет влажной подушечкой по моим губам.
— Однажды ты захочешь быть откровенной и тогда удивишься, какими грязными могут быть твои фантазии обо мне.
С этими словами Глеб убирает свой палец с моих губ и отстраняется. Но прежде, чем уходит, я вижу на его губах таинственную ухмылку, от вида которой мое сердце снова начинает биться. Оно стучит так сильно, что грозит оставить гематомы на внутренней стороне ребер.
Я на мгновение прикрываю глаза и судорожно сглатываю, переводя дыхание. Ощущение искаженного кайфа вибрирует в каждой клеточке тела, и я высовываю язык, чтобы облизнуть губы, которые Глеб испачкал своей слюной. Это было так возмутительно, но в то же время как никогда… правильно и хорошо.
Так, больше никакого алкоголя, пока я живу в одном пространстве с этим тестостероновым нахалом. Добром это не кончится.
С этой мыслью я заставляю себя выйти с балкона на нетвердых ногах. Пол под ногами качается, голова будто затянута каким-то туманом и в то же время я напряжена, как оголенный провод. Губы горят от призрачного следа чужого собственнического прикосновения. Но будь я смелой, попросила бы его не останавливаться и сделать со мной все, на что он способен.
— Какого черта ты еще не в кровати? — ворчит Тарас, сбрасывая на ходу ботинки посреди гостиной.
Свинья.
Складываю руки на груди.
— Ты перепутал зал с прихожей.
Его губы дергаются в подобии улыбки.
— Я спросил тебя, почему ты не в кровати? — повторяет он недовольным тоном, игнорируя мое замечание, и, переступив разбросанную обувь, надвигается на меня. — Ты время видела?
Вздергиваю подбородок, не двигаясь с места, даже когда наши тела практически соприкасаются.
— Могу задать тебе тот же вопрос. — Тяжело сглатываю, выдерживая насмешливый взгляд мужа. — Где ты был?
Он щурится и убирает руки в карманы брюк.
— А это имеет значение?
— Я звонила тебе. — Внутри все закипает от его спокойствия, и я до боли впиваюсь ногтями в ладони. — На два номера звонила, и оба были выключены. Время двенадцатый час. Где ты был, Тарас?
На что он лишь лениво пожимает плечами.
— Поздний клиент.
— Или клиентка? — язвительный вопрос слетает с моего языка, прежде чем я успеваю его прикусить.
— Как интересно, — Абласов хмыкает, потирая пальцами щетину на подбородке. — Я на допросе?
— Я просто излагаю факты.
— Факты? Или это всего лишь беспочвенная ревность, дорогая?
Он кривит рот в похабной ухмылке, после чего поднимает руку и проводит большим пальцем по моим губам. Грубо. Сминая их и причиняя мне дискомфорт. Словно Тарас видел, с какой нежностью к ним совсем недавно прикасался его младший брат, и теперь намерен заставить меня забыть об этом.
— О причинах мне еще предстоит узнать, — цежу сквозь зубы и бью его по руке, интуитивно увеличивая между нами расстояние, но этим лишь провоцирую Абласова на грубость.
Он рывком подается вперед, хватает меня за щеки и склоняется над моим лицом, обдавая парами алкоголя.
Алкоголь.
Господи, он пьян.
На мгновение это осознание дезориентирует меня, потому что Абласов и алкоголь несовместимые вещи, и поэтому же начинает по-настоящему пугать, но в тоже время именно страх рождает в моей голове сомнительную идею.
У меня не будет лучше шанса, чем сейчас.
Ведь вывести из себя трезвого и вечно собранного Тараса заранее проигранное дело. Но иметь дело с выпившим человеком, желающим причинить боль… это то, что поможет мне получить хоть какую-то сатисфакцию. У меня нет подтверждения его измен, но зато я смогу зафиксировать побои, которые появятся на моем теле из-за агрессивного поведения мужа мудака. И я смогу это использовать в свою пользу, когда наконец подам на развод. Боже, эта мысль так окрыляет, что я с трудом подавляю порыв улыбнуться.
— А я узнаю, Абласов, уж поверь мне, — шепчу, тяжело дыша, давая повод ублюдку сильнее впиться пальцами в мое лицо. Особенно когда я добавляю: — И тогда я растопчу всю твою адвокатскую…
Тарас обрывает меня на полуслове, встряхнув в своей жестокой хватке.
— Моя женушка решила показать свои зубки? — Он сильно сжимает второй рукой мою грудь. — Но сегодня я в настроении позволить тебе это. — Тарас щипает меня за сосок, после чего вновь сдавливает мою грудь. И в этом нет ничего возбуждающего. Он намерен причинить боль, в которой нет удовольствия.
«Больше боли, больше синяков», — напоминаю я себе, чтобы не поддаться инстинкту самосохранения и не отступить.
— Твое настроение изменится, — прерывисто выдыхаю, — можешь не сомневаться, дорогой.
Вздрагиваю, когда он резко выпускает мое лицо, но только для того, чтобы переместить руку на шею.
— Ты никогда и ничего не докажешь, сука, — рычит он, вжимаясь щетиной в мою щеку. — Твой единственный шанс выйти из этого брака — отказаться от всего, что я тебе когда-то дал, и съебаться из города.
— Я никогда не отдам тебе то, что заработала своим трудом, — пыхчу я, пытаясь его оттолкнуть. Но хватка на моей груди становится такой сильной, что глаза увлажняются слезами.
— Ты делаешь мне больно, — едва ли не хнычу я от боли, но каким-то чудом нахожу в себе силы заехать этому мудаку коленом между ног.
Секунда, и мое тело получает свободу, а Тарас сгибается пополам, проклиная меня матом.
— Неблагодарная сука…
Задыхаясь, хватаюсь за грудь и принимаюсь осторожно разминать ее в попытке успокоить адское жжение, которое с каждой секундой становится лишь сильнее.
Чертов ублюдок.
Медленно восстанавливая дыхание, я наблюдаю, как Абласов выпрямляется, а потом встречаюсь с его глазами, которые полны черной ненависти. Господи, кажется, врачи зафиксируют не только побои, но и, вполне возможно, смерть. Остатки здравого смысла кричат мне, чтобы я уносила ноги, но будь я проклята, если сдамся на полпути. Никогда.
Поэтому я делаю глубокий вдох и выпрямляю плечи, прежде чем помахать красной тряпкой перед взбешенным быком:
— Эта неблагодарная сука раздавит тебя в суде.
Абласов дергается в мою сторону, но я и не думаю бежать, позволяя ему схватить себя за волосы и толкнуть в стену.
Удар спиной и затылком о твердый бетон оглушает, но я все равно слышу свой жалкий всхлип. Уже собираюсь закричать, воспользовавшись открытым балконом, чтобы привлечь внимание соседей, вот только Абласов вновь толкает меня в стену, а следом вцепляется пятерней в шею.
— Не смей мне угрожать, Леночка, — он царапает зубами мою щеку, пока я из последних сил впиваюсь ногтями в его запястья, нарочно оставляя следы борьбы. Я уничтожу его и вырвусь из этого брака с победой в руках. Но для этого мне нужно больше увечий от этого мудака.
Сглотнув, я заставляю себя повернуться, чтобы встретиться с чудовищем лицом к лицу.
— Ты трус, Абласов. Таких, как ты, я пережевываю и выплевываю судьям на стол.
Едва слова слетают с моих губ, как их заглушает угрожающий гортанный рык, и я вижу, как этот ублюдок поднимает руку, чтобы раздавить меня.
Резко втянув носом воздух, прикрываю глаза, готовая к тому, что лицо взорвется болью, но в следующую секунду грубая хватка Тараса исчезает и раздается другой мужской рык и грохот поломанной мебели. Это происходит так резко, что я теряю равновесие и сползаю по стенке на пол.
Осторожно поднимаясь на ноги, я в каком-то неверии смотрю, как Глеб дерется со своим старшим братом. Но он сильнее Тараса и, пропустив один удар, наносит ему два.
— Глеб, нет!
Я хочу прокричать эти слова, но сил хватает только на слабый шепот.
Наверное, я просто в шоке от того, с какой яростью Глеб пытается сровнять брата с полом.
Он работает невероятно быстро, вбивая свои кулаки то в лицо моего мужа, то в его корпус, издавая при этом рычащие утробные звуки. Возможно, Глеб что-то говорит сквозь стиснутые зубы, вот только я никак не могу разобрать, что именно.
Очередной удар, от которого лицо Тараса болезненно искажается, вызывает у меня прилив адреналина, и я бросаюсь в их сторону, требуя с надрывом:
— Глеб, остановись!
Мне удается поймать его за руку, но он отпихивает меня в сторону с рычащим предупреждением:
— Не лезь, Лена!
А в следующее мгновение Тарас умудряется выбраться из-под мощного тела Глеба и заваливает его на лопатки, тяжело дыша через нос.
— Ты совсем ахуел, — рычит старший Абласов и, сжав футболку на груди Глеба, встряхивает его, рявкая прямо в напряженное лицо: — Сосунок, блядь. Еще раз влезешь туда, куда не просят, я тебя раздавлю и выброшу на хуй из моего дома.
Глеб одним ловким движением изворачивается и скидывает с себя Тараса, в два счета поднимаясь на ноги. Тарасу требуется больше времени из-за выпитого алкоголя и полученных ударов, но даже сейчас на его лице не гаснет садистская ухмылка.
Какой дьявол скрывается под этой идеальной оболочкой, и почему я столько лет была так слепа, не замечая всю жестокость этого человека?
— Можешь не переживать, я сам уйду. — Глеб сплевывает на пол, нарушая сгустившуюся тишину, и делает шаг в сторону брата, чтобы бросить в его надменное лицо: — Но если ты еще раз поднимешь руку на женщину, я разорву тебя на части голыми руками.
Глеб уже собирается отступить, когда Тарас хватается за живот и начинает ржать во все горло.
Шестое чувство предупреждающе кричит внутри сиреной, и в следующее мгновение Глеб бросается в сторону брата, чтобы оборвать этот мерзкий смех, но каким-то чудом я успеваю втиснуться между ними и оттолкнуть Глеба.
Не потому, что хочу защитить Тараса. Ни в коем случае. Но Глеб понимает все именно так. Вижу это по его почерневшим глазам и глубоко вздымающимся плечам.
— Защищаешь его, — он дергает головой в сторону Тараса, а я пытаюсь расслышать презрение, которое сквозит в его голосе.
Я защищаю тебя, глупый.
— Не нужно, Глеб. Ничем хорошим это не закончится, — пытаюсь говорить спокойно, а у самой сердце выламывает ребра.
Тяжело дыша, он несколько раз кивает и, шмыгнув, вытирает предплечьем кровь под носом.
— Не нужно, так не нужно, — бросает он бесцветным тоном, но мне достаточно видеть его глаза, которые кипят от эмоций и протеста, но Глеб все это проглатывает и, с холодным безразличием пожав плечами, уходит.
— Я смотрю, у тебя появился защитничек, — врезается в мою спину саркастичный голос мужа.
Прикрываю глаза и делаю успокаивающий вдох, прежде чем поворачиваюсь к нему.
— Ну хоть один мужчина есть в этом доме, — бросаю свою ядовитую шпильку, которая даже не долетает до брони Абласова. Потому что он со скучающим видом приводит себя в порядок, поправляет рубашку, запонки, пиджак, а потом сплевывает кровавый сгусток на пол.
— Убери здесь все, — бросает он своим фирменным приказным тоном и, небрежно надев обратно разбросанные ботинки, направляется прочь, напоследок швыряя в меня ответную шпильку: — Поеду к поздней клиентке, которая, в отличие от некоторых, умеет встречать мужчину в любое время.
Мои глаза расширяются, и я в шоке провожаю удаляющуюся спину мужа.
С запозданием срываюсь с места и подлетаю к окну, наблюдая, как этот идиот садится в пьяном состоянии за руль, но у меня и в мыслях нет бежать и останавливать его. Я больше не хочу бороться за него. Ни в каком смысле. Надеюсь, доказательства появятся на моих руках раньше, чем мое терпение лопнет. Потому что, когда это случится, я больше не смогу действовать здраво.
Визг тормозов нарушает ночную тишину, а потом из приоткрытого окна машины вылезает рука Абласова, чтобы помахать мне средним пальцем. Забавно, но я воспринимаю этот жест иначе. Это моя удача машет мне на прощание, потому что проклятый план разоблачения с избиением провалился с крахом.
Грохот со стороны гостевой комнаты привлекает мое внимание, и я отворачиваюсь от окна.
Запустив пальцы в волосы, запрокидываю голову и даю себе минутную передышку, после чего следую к источнику шума. Это Глеб в гостевой комнате разъяренно хлопает дверцами шкафов и без разбора засовывает свои вещи в спортивную сумку.
В момент, когда он поднимает сумку и ставит ее на кровать, наши взгляды встречаются. Глеб замирает, и в моей груди все сжимается от того, с какой агрессией жгучие глаза сканируют мое тело. Понятия не имею, почему быть предметом его внимания так мучительно. Настолько, что желание скрыть обнаженные участки кожи становится сильнее, чем потребность в кислороде. Вот только я продолжаю стоять на месте и задыхаться от поднимающихся к горлу эмоций. И я бы, наверное, упала от асфиксии, если бы Глеб не потерял ко мне интерес.