Измена. Я или она

Пролог

Любовь

Три года назад

- Я тебя изменил, - секундная заминку и еще более оглушительное продолжение: - С Алисой.

Мир продолжает вращаться. За окном обычной панельной пятиэтажки не замолкая визжит детвора. Солнце все так же светит, яркими бликами раскрашивая старый выгоревший ковер на полу. А я сижу на разобранном диване, мертвенно-бледная и чувствую, что уже ровно минуту не дышу. Не могу. Разучилась.

- Это была ошибка, Люб. Я…- Кир лохматит свою шевелюру на затылке. Рвано выдыхает, подобно подбитому на охоте зверю, вглядываясь в мелкую россыпь трещин на потолке в моей комнате. – Не знаю, что на меня нашло. Помутнение какое-то.

Помутнение. Вот оно как. А у меня от его помутнения сердце в клочья и душа изодрана в хлам. Но кого это волнует сейчас. Кирилл слишком честен, чтобы скрывать правду, ложь во благо считая преступлением.

Но, Боже, как же я хочу обмануться. Именно в этот момент. Чтобы ни знать, ни чувствовать. Не ощущать, как мир на глазах рушится, превращаясь в руины. А ведь каких-то несколько часов назад я и не помышляла, что правда низвергнется на меня лавиной, погребая под этими чертовыми завалами.

Легкие горят огнем. Делаю глубокий вдох, не сдерживая всхлипов. Я не хочу плакать при Абрамове. Не хочу, чтобы он видел, как адски больно мне сейчас. Не хочу, но соленые капли проторёнными дорожками стекают по щекам. Я безмерно слаба перед этим.

- Любань, - он присаживается на корточки у моих ног. Хватает холодные пальцы в свои ладони, обдает горячим дыханием, пытаясь отогреть. Такой родной и любимый. – Всё это в прошлом. Клянусь. Больше такого не повторится. Дай мне еще один шанс, прошу. Не отменяй свадьбу.

До чего же смешно выходит. И если бы не раздирающая грудину боль я непременно бы захохотала. А ведь именно Абрамов хотел повременить с женитьбой. Говорил, что штамп не главное, если мы любим друг друга. Если любим… Вот и вся его любовь. Пшик. Стоило только этой лисе вновь появиться на горизонте и вильнуть своим рыжим пушистым хвостом.

Но самое обидное не это. Самое обидное, что все это я знала слишком давно. Знала, когда страдала по ночам, осознавая, что влюбилась в парня лучшей подруги, что стал для меня табу. Знала, когда она после школы бросила его, умотав за более успешной жизнью. Знала, когда отдала ему свою девственность в этой квартире на старом продавленном диване в ночь перед его призывом в армию. Знала, черт возьми! Но наивно полагала, что его любимая Алиса в прошлом. Ведь она предала его, бросила, сбежала. Ведь в самые трудные моменты его жизни я была рядом, а не она.

- Я люблю тебя, Люб.

Он всё говорит и говорит, а у меня чувство будто из ушей фонтаном кровь хлещет. Но я не могу пошевелиться, чтобы это проверить. Ни руку выдрать, ни зарядить ему по лицу, выплескивая весь свой гнев. Так и сижу гипсовой статуей, глядя в одну точку на стене.

Я же сама виновата. Я же осознавала, что именно так все и будет. Она приедет, он увидит её и все начнется сначала. Первая любовь ведь не ржавеет. Особенно такая горячая и яркая.

Да и где я, а где Алиса. Стройная, высокая, длинноногая с медной копной волнистых волос. Моя низкорослая фигура весьма внушительная фигура и в подметки ей не годится. Как и я сама. Помнится, Абрамов сам в шутку называл меня телепузиком. Еще в те далекие школьные времена, когда Алиса была его всем. А я отыгрывала роль той самой страшной подружки, лишь бы к нему ближе. Дура! Какая же дура!

- Люб…

- Свадьба – это единственное, что тебя сейчас волнует? – мой голос хриплый. Насквозь пропитан болью и отчаяньем. Наверное, именно так говорят своё последнее желание приговоренные к смертной казни.

- Нет, но… Ты же этого так хотела. Да и приглашения разосланы, ресторан опять-таки… - он сам понимает, какую несет чушь, когда натыкается на мой совершенно пустой потерянный взгляд. Замолкает на полуслове, гулко сглатывая, голову бедовую опуская. – Прости, я…

- Ну раз приглашения, - что-то ехидное и ядовитое участливо берет слово, ограждая от новых ударов. Но это уж точно не я.

Я не умею быть такой. Никогда не умела. И в школе насмешки за свою полноту терпела молча, ночами орошая подушку, и сейчас вот этот неумелый по своей сути сарказм - единственное, что я могу сказать. Вместо того чтобы указать Кириллу на дверь, разорвав помолку и да, отменив свадьбу. Потому что черт возьми я слабачка.

- Алиса больше никогда не появится в нашей жизни. Я тебе обещаю, - клятвенно заверяет Абрамов. - Никогда больше не встанет между нами.

И я верю. Верю, потому что хочу. Потому что так проще. Ничего не менять в своей жизни, продолжая жить в счастливом неведении, уверять себя и остальных, что все действительно именно так. А боль? Она утихнет. Обязательно утихнет и перестанет втыкаться острой иглой прямиком в сердце. Когда-нибудь уж точно.

На всех свадебных фотографиях у меня вид побитой собаки. Влажные воспаленные глаза в совокупности с вымученной улыбкой на устах. И только Абрамов светится новогодней гирляндой, крепко прижимая меня к себе за талию. Видимо, все еще боится, что передумаю. Где же еще он найдет такую глубоко влюбленную в него дуру?!

Я ненавижу эти фотографии. Ненавижу себя. Но все так же люблю Кирилла. Будь он неладен.

Глава первая

Любовь

Наше время

Тяжелые пакеты с продуктами оттягивают руки. Осталось совсем немного. Крошечная аллея, две пятиэтажки, последний рывок - ступеньки и я дома. Всего ничего. Но руки уже ноют, спина отваливается и гудит. По позвоночнику стекает пот, да и блузка неприятно липнет к телу. Надо было дождаться выходных и попросить Кира съездить в гипермаркет, но он в последнее время так устает на работе, что я не рискую дергать его по пустякам. В конце концов он старается на благо семьи.

Кирилл и правда старается. С тех самых пор, как я решила закрыть глаза на его неверность и все же вышла за него замуж.

Сначала Абрамов работал сварщиком на заводе, а после с другом открыл свою маленькую фирму, оформив самозанятость и стал заниматься сваркой и установкой заборов на заказ, все свои доходы вливая в строительство нашего дома. Большого, двухэтажного. Дома, в котором родятся наши дети. В теории.

- Люб, ну куда нам ребенка? В однушку? – зубцы вилки с характерным скрипом остервенело елозят по тарелке, пока Абрамов доедает свой завтрак. – Сама подумай. Сначала на ноги надо встать, а потом уже детей рожать.

И он ведь прав, конечно. Я тоже так считала. Но ничего не могла с собой поделать. Мне скоро тридцать и это не конец света, не старость и не климакс. Вот только внутри меня словно взрывной механизм, что продолжает отсчитывать время. И с каждым упущенным годом этот самый механизм заставляет меня хотеть ребенка все больше и больше. Превращаясь в некую идею фикс. Навязчивую, но такую желанную.

- Люба! – погрузившись в свои мысли я не сразу понимаю, что знакомый голос прошлого окликнул именно меня. Пока повторный зов не заставляет вскинуть голову и обернуться. Чтобы увидеть самый настоящий кошмар наяву.

- Ну, наконец-то, подруга! Зову-зову, а ты все никак не реагируешь! Подумала, что ты уж совсем зазналась. Старых друзей забыла.

- Не слышала, - зачем-то оправдываюсь я. Да еще и столь нелепо. Только и ощущая, как все силы окончательно покидают моё тело.

Годы над ней были не властны. В то время как я набрала очередной пяток килограммов, Алиса продолжала сиять. Холеная, красивая, идеальная. Словно сошедшая с обложки журналов. Слишком яркая для нашего маленького провинциального города. Чужеродная. Разбавляющая своей рыжей шевелюрой серые краски потрепанной жизнью аллеи.

Она ведь поэтому и сбежала почти сразу после школы. Её манила красивая жизнь, которую в двухтысячных смело крутили по телевизору. И мы дети девяностых, впитывали её как губки, взирая на пестрые картинки и стремясь к тому самому идеалу. Несбыточному, как нам казалось. Где длинноногие красотки в норковых шубах и влюбленные в них престарелые миллионеры. Куда там было простым работящим парням-одноклассникам, которые сразу же школы подались в местное ПТУ, чтобы уметь руками заработать на кусок хлеба.

Нет, были и те, что как Алиса попробовали испытать судьбу. Кто-то вырывался из нищеты, кто-то спивался и скалывался, попадая на зону по особо тяжелым статьям. А особо ушлые все же умудрялись добиться успеха. Но большинство возвращались подбитыми птицами в родные края зализывать рваные раны. Рано или поздно, все они возвращались.

- Как тут все поменялось! Сколько же лет я не была в родном городе?! – восторженно щебечет Алиска.

Легкая, эфемерная. Фея. От неё даже пахнет иначе. Не рутиной и борщами с котлетами, как от меня. А явно дорогим парфюмом. Таким же терпким и острым, как она сама.

- Три года, - глухо отзываюсь я, зачем-то отвечая на её скорее риторический вопрос.

Три года назад я вышла замуж. Три года назад за неделю до свадьбы мой муж изменил мне именно с ней, поддавшись броским воспоминаниям о первой школьной любви. И я зареклась никогда больше не ворошить эти горькие воспоминания, свято веруя, что прошлое осталось, там, где и должно было быть - в прошлом. До этого дня. До этой злополучной встречи.

- Точно! И как ты все это помнишь?! Еще со школы была у нас самая умная, - лживо восхищается подруга моего детства. – Ну, а ты как сама? Замужем?

Её вопрос звучит как насмешка. Потому что я на сто процентов уверена, что она знает. Знает, кто мой муж, как и знала это три года назад. Знала и все равно не упустила возможности щелкнуть меня по носу, показав своё превосходство. Просто потому что может. Просто потому что делала так всегда.

- Замужем. Ты даже его знаешь. Мой муж – Кирилл Абрамов, - холодно отвечаю я.

Мне хочется уйти, но ноги будто приросли к асфальту. И пакеты теперь не то что тяжелые, а неподъемные гири в моих руках. Поэтому я продолжаю стоять, не в силах прервать дурацкий диалог.

- Абрамов? Мой Кир? – прилетает в меня словесной пощечиной. Ударь она меня по-настоящему, было бы не так больно.

Разом накатывают картинки прошлого. Жалящим калейдоскопом перед глазами. Когда Абрамов сидел у моих ног и просил прощения. Словно это было вчера, а не три года назад.

- Мой Кирилл! – с нажимом повторяю я, вскидывая голову и вскипая от злости.

Надоело. Все одиннадцать классов я терпела её насмешки, искренне считая её своей подругой. Но как оказалось, все это был просто удобный блеф. Она пользовалась мной так же, как после воспользовалась Киром. Поиграла, а затем выбросила, как отработанный материал. Как наскучившие игрушки, которые перестали приносить пользу.

Глава вторая

Алиса

- Ну и дыра, - фыркнула я пренебрежительно, рассматривая дом, в котором прошло всё моё детство. И в который по воле несчастного случая мне пришлось вернуться. Потому что никак иначе назвать свой разрыв с Дамиром я не могу. Только несчастный случай.

- Меньше пустых разглагольствований. Шагай давай,- грубо обрывает меня мать, больно подталкивая в спину. – Нашлась тут принцесса. Явилась - не запылилась. Ты чего ждала? Красной дорожки и каравая?

- Аккуратнее, это вообще-то дизайнерская вещь, - дернула я плечом, не обращая внимание на её бубнёж. Чего взять с этой старой карги? Деревенщина, как есть. Тупая и скупая на эмоции. Только о своей убогой работе думает, да банках, которые нужно закатать на лето. Тьфу. Ненавижу. Ненавижу всё это.

А ведь начиналось всё так хорошо. Столица встретила едва ли не с распростертыми объятиями. Да и работу я нашла достаточно быстро, просто приглянувшись хозяину одного из ресторанов, в который пришла попытать удачу. Да, не фешенебельного, как мне хотелось. Но трезво рассудив, что работать в будущем в мои планы и вовсе не входило, я согласилась на небольшие для себя уступки.

Сценарий, написанный мною еще за школьной партой, шел как по маслу. Дамирчик, хозяин нашей забегаловки, оказался, не только нормальным начальником, но и щедрым любовником. Так что вскоре я переехала из маленького клоповника на окраине в квартиру, пусть и не в центре нашей белокаменной, но и не в заднице мира, откуда приходилось тащиться в ресторан с несколькими пересадками, пропитываясь противными запахами мелких сошек. Именно так пахло безденежье, в котором я жила всю свою жизнь, стремясь во что бы то ни стало вырваться любыми доступными в жизни способами. И если для этого нужно было парочку раз раздвинуть ноги перед нужными крутыми дядями, то почему и нет?! В конце концов, каждый крутится как умеет. Мне не сложно, им приятно. По итогу все в плюсах.

- Жрать будешь? В холодильнике макароны с холодцом, - ужасно негостеприимно произнесла маманя, оставляя тяжелые сумки с продуктами на пороге кухни. – Чемодан убери с прохода. Тапки сама знаешь где.

Скинув туфли на шпильке, я, скривив нос, нагнулась, чтобы вытащить свои старые стоптанные тапочки из полки для обуви, так и не решаясь обуть их на свои ноги. Словно это не обувь, а какая-то машина времени. Хоп и я уже стремная толстая тетка с бигуди на голове и в засаленном халате жду своего муженька с работы. Брр.

- Надолго явилась? – между тем интересуется Валентина Олеговна.

- Надеюсь, что нет, - задумчиво отвечаю, рассматривая скромную обитель своей родительницы. Мда. Жесть. Всё те же старые обшарпанные обои, пожелтевший от времени линолеум на полу, спертые запах старости и бедности. Фу, фу, фу!

- Опять тебе твой хахаль от ворот поворот дал? – наседает мамаша, вспоминая мой прошлый визит в родные пенаты.

На живое, сука, давит. Стоило Дамиру узнать, что я не только его обслуживаю, как разразился скандал небывалой величины. Из квартиры меня поперли, а денег дальше кутить в столице не было. Я предпочитала тратить на себя любимую, а не копить эти бумажки непонятно для чего, как делала моя мамаша. Можно, конечно, было найти нового лошка, который взялся бы меня опекать, но…Это время, которого у меня не было. Так что в спешном порядке пришлось валить домой к дуре-мамаше и к нищете, от которой успела отвыкнуть.

- Я сама его бросила, - надменно выпалила я. – Твоя дочь достойна большего, нежели престарелый женатый хрен, который еще ко всему и деньжат зажал.

Мудак он, конечно, первосортный. Но отстегивал неплохо, да и трахаться с ним противно не было. Даже жаль, что всё так обернулось.

- Как же, сама она, - протянула с сарказмом мать, присаживаясь на сбитую еще отцом допотопную деревянную табуретку.

Вот она вся твоя гордость, мама. Алкаша этого не смогла в своё время выгнать, пока он не сдох, а табуретку эту сраную, единственное хорошее, что от него осталось, так и не выкинула. Дура! Могла бы мужика нормального найти с такими внешними данными, которые благо и мне по наследства достались. А теперь стоит с лицом испещренными глубокими морщинами, увядшая и никому не нужная, да меня поучать пытается.

Ну уж нет! Ни за какие деньги я здесь не останусь. Не впервой. Выберусь. Они все еще ноги мне целовать будут и послушными рабами в глаза заглядывать. С рук моих жрать, если нужно. Твари.

- Учти, мне нахлебники не нужны. Не будешь деньги в дом приносить – пойдешь на улицу. Ясно?

- Предельно, - скривилась я недовольно. А ведь не пустые слова. Как пить дать попрет и глазом не моргнет, сука древняя. Точнее попытается. Хоть я и сама не планирую засиживаться в этом клоповнике надолго. – С дороги хоть дашь отдохнуть?

- Отдыхай, раз так устала жопой крутить за цацки. И еще, - мать поджимает сухие тонкие губы презрительно, осматривая мою фигуру с ног до головы тяжелым взглядом из-под седых кустистых бровей: - В квартиру никого не водить. Еще не хватало мне слухов, что дочь шлюхой воспитала. Мне и так позора хватает, прости Господи.

- Лучше уж шлюхой быть, чем унылым дерьмом, как ты, «мамочка», - отбриваю я эту мать года, усмехнувшись и скрестив руки на груди.

Как же бесит! Она мне еще указывать будет, что в собственном доме делать. Забыла, наверное, что долю этой квартиры еще при жизни бабка на меня переписала. Все боялась, что матери, охомутавшей бедного мальчика, её сына-алкаша, вся жилплощадь достанется. Так я любезно напомню. Не с тем бодаешься, маманя. У меня зубки острые, откушу голову и не поморщусь.

Глава третья

Любовь

Наше время

Я смотрю на своего клона из зазеркалья, сидя на нашей разобранной супружеской кровати. Одинокой сейчас и пустой. Такой, какой привыкла ощущать себя все эти три года в браке. Высушенной до состояния извечной тени, которая привыкла покладисто сглатывать все обиды. Смело подставляя вторую щеку для удара, как того гласят Божьи заповеди.

Нервно тереблю пояс черного шелкового халата, что обтягивает мою полную грудь четвертого размера. Я купила его на нашу первую годовщину свадьбы, но вот уже год он пылится на полке, став беспощадно мал. На его место пришли удобные безликие платья. Безразмерные и большие. За которыми так удобно прятаться.

И если посмотреть трезво правде в глаза именно этим всю свою жизнь я и занималась – пряталась. От проблем, бед, боли, своих обид. Обрастала лишним весом, как броней. Закупоривала себя в этом теле и тихонько ненавидела. Потому что любить не могла. Ни тогда, ни сейчас.

Объективно я не была никогда катастрофически полной. Обычная среднестатистическая девушка. Правда позже сорок шестой размер одежды перерос в сорок восьмой и отражение вовсе перестало радовать. Впрочем, бессмысленно лукавить. Оно меня никогда не радовало.

Почему я думаю об этом именно сейчас? В тот момент, когда мой муж ушел спать на надувной матрас на кухне, я тупо рассматриваю своё отражение, ища все новые и новые изъяны. Будто не вижу их каждый день в своем отражении. Будто не знаю, что проиграю Алисе в любом случае.

И дело тут даже не в красивой внешности, которой у меня подавно никогда не было. Дело в том, что ей просто достаточно быть самой собой, чтобы все мужчины штабелями падали к её ногам. Лисий взгляд, откинутые назад за спину полыхающие пламенем волны волос, пружинистая кошачья походка. Разве возможно устоять перед этим чертовым магнетизмом? Наверняка. Если любишь…

Встаю и, затягивая пояс халата потуже, крадусь на носочках на кухню. Вглядываюсь в темный силуэт мужа, что подсвечивается только отблесками полной луны, заглядывающей в окно и ощущаю, как болезненно щемит в груди. Не только от своего осознания, но и от неминуемого краха, что уже алым заревом дребезжит на горизонте.

Он сорвется. Обязательно сорвется. А я снова буду чувствовать себя распятой и убитой. Я уже чувствую, хотя ничего из этого пока не произошло.

На маленьком матрасе в крохотном пространстве нашей типичной кухни слишком мало места. Я прижимаюсь к Киру вплотную, оставляя невесомый поцелуй на напряженной мужской спине, вдыхая аромат его кожи, смешанный с хвойным запахом геля для душа полной грудью.

- Просто не хочу тебя терять, - шепчу ему в затылок. Знаю, что не спит. Что так же, как и я раз за разом в голове гоняет картинки прошлого. Возможно не такого счастливого, как хотелось бы нам двоим. Но…

- Мы все совершаем ошибки, чтобы вынести из них свой какой-то важный урок, Люб. Моя ошибка едва не стоила мне тебя. Я осознал. Правда.

Я так хочу ему верить, Боже. Доверять каждому его слову безоговорочно. Но с моим мозгом это так не работает. И я лишь молча льну к нему еще крепче, чувствуя, как жгут глаза невыплаканные слезы.

- Может нам и правда ребенка родить, а? – вдруг произносит Кирилл, поворачиваясь. Кладет руку на мою расплывшуюся талию, забираясь под халат. – Ты же хотела.

Я замираю, глядя на мужа с широко распахнутыми глазами и сама не замечаю, как отшатываюсь, оказываясь у края матраса. Его слова проникают под кожу, больно жалят меня, выкручивая наизнанку суставы и кости. И мне отчего-то становится дико больно, хотя причину этой боли я так и не могу понять.

А ведь я действительно хотела ребенка. Мечтала о нем. Грезила. Мне жутко хотелось подарить еще кому-то свою любовь. Стать необходимой и нужной. И я замещала свои желания другими детьми, чужими. Отдаваясь работе на все сто.

Тогда почему же его предложение вдруг оказывается смертельно обидным? Словно, после нашего диалога на кухне, мой муж решает во что бы то ни стало привязать меня к себе? Почему я больше не вижу в нем искренности?

- Тем более скоро закончим строить наш дом, переедем. Эту твою каморку продадим, - продолжает Кир, как ни в чем не бывало. Говорит, не замечая ни моего подавленного состояние, ни неподдельной реакции на свои слова. Будто ему плевать. Будто?

- А хочешь я завтра возьму выходной?

- У тебя же объект, - хрипло подмечаю я, теряя всякую способность говорить нормально. Только что гоняю в голове эти его слова про ребенка, еще сильнее погружаясь в мрачную безысходность.

- Ничего. Один день Витёк без меня обойдется, - как-то совершенно легкомысленно отмахивается муж. – Сходим на свидание. Как тебе идея?

- Здорово, - я даже не удосуживаюсь улыбнуться. Все равно моего лица не видно в тени распущенных волос, да тусклого лунного света на кухне. Нет необходимости притворяться и пытаться сделать вид, что все прекрасно. Ибо ни черта хорошего сейчас не происходит.

Абрамов всегда был скуп на эмоции. Цветы по большим праздникам, но лучше что-то полезное и дельное. Каждый раз повторяя, что не романтик. При этом забывая, что я помню, каким он был с ней. Как порхал окрыленный её любовью, как таскал конфеты и тюльпаны. Как пахал будто проклятый, чтобы вручить ей очередной желанный подарок.

Глава четвертая

Любовь

Наше время

- Люб, кто там? – выползает из кухни заспанный Кир, почесывая грудь.

Он весь помятый, заросший, взъерошенный, но моё сердце радостно подпрыгивает в груди, устремляясь к мужу. И лишь затем я возвращаюсь в суровую реально, где, продолжая трезвонить, стоит за дверью его первая, а может и настоящая любовь.

- Алиса, - едва шевеля языком, что кажется распух и не помещается у меня во рту, произношу я.

- Что? – вычленяет он главное из моей тарабарщины, что больше похожа на стон умирающего зверя. Её имя – отрава. Её образ – самый ужасный мой кошмар. Ибо я так и не смогла вычеркнуть её из нашей жизни.

Она ведь постоянно рядом. В неловких фразах Кира за ужином, в его прикосновениях, в моих воспоминаниях, на общих фотографиях. В зеркале, тенью становясь позади меня. И да, это больше похоже на паранойю, чем на действительность. А я в этом всем отбитая истеричка, что доводит себя и бедного несчастного мужика.

- Там Алиса, - повторяю я, отступая от двери. Пячусь к стене, спиной прижимаясь к холодной поверхности. Вжимаюсь в неё насколько возможно, скрещивая руки на груди. – Откроешь? Она же явно к тебе пришла.

- Ты опять начинаешь? – отчего-то вспыхивает Кирилл как спичка.

Глаза мужа наливаются краснотой, грудная клетка начинает вздыматься все чаще.

– Никак не успокоишься? Может достаточно меня тыкать носом в это дерьмо? Если я с тобой, значит, я хочу быть с тобой, Люба. Не с ней, блять, а с тобой!

- Ты не с ней, только потому что она тебя бросила, Кир. Давай смотреть правде в глаза, - помимо воли вырываются из моего рта те самые мысли, что я так долго хоронила в себе. Но даже самое крепкое терпение имеет привычку лопаться, подобно мыльному пузырю.

- Хватит! – рычит он, ударяя кулаком в стену, прямо возле моей головы.

Я не ожидаю этого. Зажмуриваюсь, сжимаюсь в одну точку и замираю, боясь вызвать новый приступ гнев. Впервые за столько лет совместной жизни я боюсь своего собственного мужа.

- Люб, - его испуганный и неуверенный зов, заставляет очнуться.

Я несмело приоткрываю глаза, обнаруживая себя забитой в углу прихожей, дрожащей, испуганной и немощной. Тряпкой, которой постоянно вытирают пол с её молчаливого согласия.

Смотрю на себя будто со стороны. И до того противно становится. От себя, от него, от ситуации в целом.

- Нет, Кирилл. Ты прав. Хватит, - произношу рублеными абсолютно безжизненными фразами. А в голове словно в заезженной кинопленке его взбешенный взгляд и кулак в стене, пролетающий в сантиметре от моего уха. Еще бы немного и…

Хватаю с напольной вешалки куртку, впрыгиваю в первые попавшиеся кроссовки и подлетаю к двери, стараясь справиться с замком.

- Люб, подожди. Я виноват…Черт! – он пытается удержать меня, прикоснувшись к плечу, но все что я могу лишь испуганно отскочить в сторону.

Я просто себя накручиваю. Кир никогда бы меня не ударил. Я сама вывела его на эти разрушающие эмоции.

- Не надо. Мне нужно время, - выдавливаю из себя тихое, выскакивая за дверь и пролетая мимо явно ошарашенной Алисы, что всё это время находилось по другую сторону и явно слышала весь наш нелицеприятный диалог.

Но в кое-то веке мне все равно на неё. Все равно, что я ушла, оставив Кира с ней. Как и все равно будет после, если мои мысли обретут форму, и я застану их вдвоём на нашей постели. Я уже его потеряла. А, впрочем, был ли он когда-то моим?

Бреду по улице, обхватив себя руками. Люди оборачиваются. Многие из них меня знают. Так что я не удивлюсь, если завтра заведующая нашего садика настоятельно попросит меня уволиться. Педагоги по мнению многих не имеют права на личную жизнь. А разгуливать в шелковом халате по улицам небольшого города, где все друг друга так или иначе знают, тем более.

Жгучие слезы закипают на глазах. Я глотаю их, семеня по дорожкам знакомой аллеи. Сколько раз я проделывала этот путь от дома до садика и обратно? Сколько раз наблюдала за пушистыми хлопьями снега, вихрем осенних желтых листьев, облетающих цветений? Не пересчитать. Они были той незаметной частью моей жизни, что сейчас отчего-то кажется жизненно необходимой. Вот только даже такое банальное смещения фокуса, увы, не работает.

Я устала. Устала от того, что с замиранием сердца жду неминуемой катастрофы. Устала понимать, что мой муж – не мой. Как бы глупо это не звучало. Устала ждать чуда, в которым мы непременно счастливы. Жаль, но чудес не бывает.

Ноги сами сворачивают в ближайшую кофейню. Знакомые стены, чистенький, но простенький интерьер, устаревшая обивка на креслах.

- Любка, привет. Давненько не заходила. А ты чего в халате? Кирилл из дома выгнал, как узнал, что Алиса вернулась? – выскакивает как черт из табакерки Светка, злорадно усмехаясь. Совсем из головы вылетело, что жена друга и партнера Кирилла тут официанткой работает.

- Делай свою работу молча, - отрезаю, не собираясь вступать в дешевую полемику. Надо бы развернуться и уйти, но ноги почти не держат. Кое-как добираюсь до кресел, утопая в них и только потом понимаю, что ужасно замерзла, прогуливаясь по шумным улицам родного города.

Глава пятая

Кирилл

Наше время

- Кир, привет

Естественно я выскочил за Любой и совсем не ожидал, что дорогу мне преградит та, из-за которой разлад в нашей семье и происходит. Точнее из-за её возвращения в этот город и страхов Любы, что все повториться в точности, как было три года назад.

- А что это с Любкой? Я же со всей душой, - она даже всхлипывает, словно отторжения Любы по отношению к её персоне Алису безмерно огорчает.

Вот только подпитанный злостью, что бушевала в груди наравне со страхом отпустить жену, я видел достаточно ясно, что Алиса играет. Бесспорно, талантливо, но фальшь даже я чуял за версту.

Она почти не изменилась с нашей последней встречи в бане. Такая же яркая и манящая. Красивая, хищная. И те потаенный струны в моей душе, что отвечали за ностальгию разом натянулись, но словно по команде ослабли. Мой мозг не был затуманен алкоголем, да и в остальном я предпочитал выполнять свои обещания, данные жене. Огорчить Любу было последним, чего бы мне хотелось.

- У вас разлад, да? Ты не переживай. Все обойдется, - она оказывается непозволительно близко. Кладет ладонь мне на грудь, заглядывает в глаза, облизывает пухлые алые губы. Прием, который всегда действовал на меня безотказно, сейчас не вызывает нужного эффекта.

Я убираю её руки и отстраняюсь. Мне больше не шестнадцать и даже не двадцать. И пусть старые привычки все еще живут во мне, но свою семью я ценю гораздо больше, чем грязный перепихон с первой любовью. Которая рано или поздно все равно уедет за лучшей жизнью, вильнув хвостом на прощание.

- Ты зачем пришла? – интересуюсь строго, нахмурив лоб. – Кажется, в прошлую нашу встречу я сказал, что такого больше не повториться. Нет?

- Кир, ты чего? Это же я, твоя Лиса-Алиса? – её рот с красной помадой округляется от удивления.

Она все время всецело полагалась на мою любовь к ней и не боялась ею пользоваться себе во благо. И я терпеливо сносил всех её тараканов, потому что правда любил. Вот только прошлая наша встреча три года назад расставила все на свои места окончательно. Потому что ничего хорошего, связь с ней мне не принесла. Лишь пустоту и муки совести, что грызли мою душу с каждым днем.

Я не считал себя хорошим человеком. Мой поступок был абсолютно неправильным не только по отношению к Любе, но и по отношению к самому себе. Я предал свой собственный выбор и честно даже не надеялся, что жена меня простит.

Простила ли? Ведь сейчас наружу выходит истина, от которой я спасался бегством, предпочитая закрывать глаза на всё происходящее. Она любила меня, а я купался в лучах этой любви, эгоистично полагая, что этого достаточно. Ведь мы вместе, я работаю ради нашего будущего. И пусть сейчас считаю, что для детей не настало время, но никого другого кроме Любы в роли их матери я не вижу и не видел для себя.

- Тебе лучше уйти, - я немногословен.

Мне не нужны лишние подозрения. Да и пускать Алису в квартиру не хочется. Казалось, стоит ей переступить порог и назад дороги уже не будет. Совпадение или нет, но все чего касалась Алиса рушилось на глазах рано или поздно.

- Но…- кажется, совсем не это она ожидала услышать.

Однако, я был непоколебим, решив, что лучше я буду в её глазах грубым, но это окончательно поставит в точку в наших неправильных и больных отношениях. Поэтому не дожидаясь, пока она развернется и уйдет, я сам скрываюсь в недрах квартиры, закрыв дверь за собой на защелку.

Раньше меня всегда восхищало её упорство. Ведь такие люди могли свернуть горы. Падали, но снова поднимались, несмотря на неудачи. Но именно в этот момент её пустые попытки вновь проскользнуть в мою жизнь, пусть сначала и вызвали оторопь, сейчас больше раздражали.

Впрочем, в общем-то мне было совсем не до неё. Моя жена ушла из дома в одном халате, накинув сверху тонкую куртку. Вот что было действительно важно.

Перерыв одеяла и простыни на нашей импровизированной постели на кухне я, наконец-то, отыскал свой мобильный телефон, в надежде, что Люба не столь обижена, чтобы не взять трубку. Но идея оказалась провальной с самого начала. Её телефон оказался в спальне.

Складывалось всё более чем паршиво. А ведь мы планировали провести эти выходные вдвоем. Я хотел доказать ей, что нет адекватных причин, чтобы так себя изводить. Я не готов был терять свою слаженную жизнь ради одноразового секса. Потому что давно вырос из иллюзий и понял, что Алисе ни я, ни семья не нужны. К тому же, пусть я не испытывал бешеной страсти к своей жене, но я любил её. Как бы там ни было.

Я поставил бутылку водки на стол, но так и не смог к ней прикоснуться. На моих глазах все, что мы строили с Любой три года, постепенно разваливалось. И я не хотел, да и не мог просто смотреть и бездействовать. Я чувствовал, что еще немного и потеряю Любу. Потеряю свою тихую гавань, свой остров везения, что всегда был рядом. Без неё я - не я. Будь я один никогда бы не рискнул начать своё дело. Но Люба мотивировала меня идти вперед. Выгрызать зубами для нас лучшую жизнь.

Она возвращается спустя несколько часов. Тихим спокойным голосом интересуется, где Алиса, а после отходит к окну и прицельно бьет точными ударами по тому болезненному, что сидит в нас двоих.

- А может ты просто привык? Привык думать, что любишь?

Глава шестая

Алиса

Тупая корова! Ненавижу! Если бы она не свалила у меня бы все пошло по плану. Но нет же. А я даже сначала обрадовалась. Думала, что выйдет Кирилл, а там я. Такая красивая с тортиком. Он потеряет голову и забудет про свою женушку.

Тьфу! Да какая она ему жена?! Смешно даже. Не мог же вкус у моего Кира так сильно испортиться?! Как оказалось, мог. При чем настолько сильно, что я потерялась, когда он не только не обратил на меня внимание, смерив раздраженным взглядом, но и прогнал. Меня! Не Любку, а меня. Свою настоящую и истинную любовь.

Сука! Да что ты с ним сделала? Приворожила? Только такое объяснение я могу найти ему холодному поведению по отношению ко мне. Чертовщина какая-то!

От злости, что вскипает в грудине бью ногой урну на улице. Боль отрезвляет. Ничего, и не такие крепкие орешки раскалывали. А Кир просто запутался. Забыл, кому на самом деле принадлежит и сердцем, и душой. Ну, ничего. Я девочка терпеливая. Непременно напомню. Осталось только придумать как.

Торт летит в мусорные контейнеры по дороге домой. Целых пятьсот рублей я на эту херню потратила, чтобы выглядеть как можно более дружелюбной в глазах Любки. На дружбу, нашу давно почившую, надавить хотела. Все же было просто, как дважды два. Эта корова непременно должна была обрадоваться подачке. Она же только сладким и питается, судя по её габаритам!

- Да что ты вообще в ней нашел?!- шиплю себе под нос. – Ни кожи, ни рожи.

Останавливаюсь у зеркальной витрины магазина и рассматриваю своё отражение. Настроение медленно поднимается.

Ну хороша же! Волосы огненные, губы пухлые, глаза по-кошачьи яркие. И сама я стройная, гибкая, грудь высокая. Крути как душа пожелает. Доставлю удовольствие в любом его проявлении. Опыта в постельных делах у меня не отнять.

- Явилась, - вытирает руки об передник мать, когда я переступаю порог нашей квартиры. – Деньги где?

- Какие деньги? – строю я святую невинность, хлопая своими свеженаращенными ресницами. Пришлось и на это раскошелится, чтобы глаза еще больше притягивали внимание. Но куда там этой старой идиотке до моих проблем.

- Ты дуру из себя не корчи. У меня из кошелька деньги пропали. Где они?

- В душе не балансирую, где твои деньги, - фыркаю я, скидывая туфли. – Где оставила, там и ищи.

- Ах, ты дрянь! – мать замахивается на меня кухонным полотенцем, что всё это время висело у неё на плече. Но я шустро изворачиваюсь, так что задеть меня у неё не получается. А затем и вовсе скрываюсь в своей комнате, закрыв за собой дверь на защелку.

- Немедленно открой. Я знаю, что это ты украла деньги.

- Сдались мне твои гроши. Даже на нормальный маникюр не хватило.

Она орет еще что-то, но я этот вынос мозга слушать не желаю и попросту заваливаюсь на кровать, засунув в уши наушники. Включаю музыку и прикрываю веки, ухмыляясь.

«И, вспоминая меня, и вспоминая меня,

В который раз понимаешь, она – не я»*

Как бы ты не бежал от меня Кирюша, как бы не сопротивлялся, все равно ко мне приползешь на коленях. И все свои достижения мне под ноги бросишь, только бы я с тобой была. Ты же прекрасно знаешь, каким будет исход. Хочешь поиграть милый? Давай поиграем.

Разыграть новую карту представился шанс уже на следующий день. А я ведь даже не ожидала такого подарка судьбы. Но, видимо, кто-то там наверху явно был на моей стороне.

- Что делаешь? – интересуется загадочно Светка, отчего-то шепотом, когда я принимаю её входящий звонок, сидя на кухне и подпиливая свои ноготки, после курицы-маникюрши.

- Не юли. Давай ближе к делу, - произношу я, переключая Свету на громкую связь. Мать все равно свалила на свой завод в ночную смену. Хоть не ходит и не бубнит над ухом, переживая все за свои крохи.

- Тут у нас твой Кир с моим Витьком бухают. Подъехать не хочешь?

Я вся подбираюсь. Отшвыриваю от себя пилочку и хватаю смартфон, словно это мой спасательный круг. Шестеренки в голове начинают крутиться с удвоенной скоростью.

- Скоро буду, - отключаюсь и подрываюсь с места, сшибая на своем пути так совершенно не вовремя попавшийся угол стола. Но даже простреливающая боль в бедре и возможный в дальнейшем синяк ничуть меня не останавливает.

Вываливаю на пол все содержимое своего шкафа. Перелопачиваю шмотки в попытке найти самый ошеломительный наряд из всех, но потом все же плюю на это дело и вытаскиваю из груды тряпья первое попавшееся платье. Все равно в этой дыре я буду самая красивая.

Стрелки на глаза, алая помада, россыпь рыжих волос на плечах. Маленькое черное платье и туфли-лодочки, чтобы сделать ноги визуально длиннее и стройнее.

Таксист всю дорогу пускает слюнки, а я лишь коварно улыбаюсь. Я хороша, и я это знаю. Так что у Кира просто нет никакого шанса устоять. Сегодня он точно будет моим.

На крыльце местной забегаловки меня встречает курящая Светка. Ухмыляется, машет рукой, подзывая к себе. Расплачиваюсь с таксистом и походкой от бедра направляюсь к своей «подруженьке». Гадюка еще та. Но, как уже не раз оказывалось, держать её около себя полезно.

- Готова? – усмехается Света, выкидывая сигаретный бычок в мусорку. – Вижу, что готова. Они оба гашенные. Возьмешь своего тепленьким.

Глава седьмая

Кирилл

Голова трещит. Не стоило вчера столько пить и поддаваться Витькиным уговорам. Да, я был зол на Любу, на себя, да и на ситуацию в целом. Но никогда еще я не пытался гасить свои эмоции выпивкой. Знал же, что особого эффекта не будет. Только на утро заработаю головную боль и ощущение помойки во рту.

- Люб, - хрипло едва языком ворочая тяну я, нащупывая рядом женское тело. – Принеси воды, пожалуйста.

Слышатся шлепки женских ступней по ламинату, а я медленно начинаю продирать глаза и сразу же понимаю, что творится явно какая-то нездоровая хрень. Это не мой дом, не моя кровать и тем более не моя жена.

- Доброе утро, любимый, - перед лицом появляется стакан с водой, а я, резво несмотря на своё разбитое состояние, сажусь на кровати, зарываясь руками в волосы и ощущая, как по спине проходит мороз свершившейся катастрофы. – И я так уж и быть сделаю вид, что не расслышала, как ты меня назвал.

Алиса голая и ничуть не смущается этого. Стоит, гордо выпятив упругую грудь с победной улыбкой на устах. И во взгляде её столько превосходства, что невольно меня передергивает.

- Где мы? И что ты здесь делаешь?

- Ты не помнишь? – вздыхает бывшая и, присев рядом, тянет руку, погладить меня по плечу. Дергаюсь, сбрасываю тонкую женскую ладонь с агрессивным алым лаком на ногтях, понимая - этот жест вряд ли поможет мне всё исправить. – Ты сам мне позвонил. Слезно просил приехать. В любви клялся. Ох, Кир. А потом ты так убедительно зазывал меня в гостиницу, что я не могла отказаться.

Новая попытка прикоснуться. На этот раз Алиса прижимается голой грудью к моей спине и умащивает свой острый подбородок на моё плечо. Дышит часто и горячо, прямо в ухо. Но если раньше этот жест вызывал во мне волну возбуждения, то сейчас мне кажется будто меня изваляли в грязи. Хочется помыться и уйти отсюда как можно быстрее, силясь забыть все как страшный сон.

- Знаешь, я так рада, что ты решился признаться в своих чувствах. Знаешь, любимый, а я ведь всю жизнь любила только одного тебя. И теперь, когда между нами нет никаких недомолвок…

- Я женат, - резко обрываю пустые фантазии рыжей.

Боль простреливает виски, но я упрямо отстраняюсь и сползаю с кровати, нервно оглядываясь в поисках своей одежды, которая кажется разбросана по всему гостиничному номеру.

- Это ведь недолго исправить. Детей у вас нет, разведут быстро.

- Ты не поняла, Алиса, - отзываюсь настолько резко, что глаза бывшей невольно распахиваются от удивления. – Я женат и разводится не планирую. Люба меня устраивает более чем.

- А ты её, м? – быстро берет себя в руки рыжая, грациозно поднимаясь с кровати. Плавной кошачьей походкой подбирается ко мне, устраивая ладони на груди и ухмыляется. – Думаешь жутко правильная Любка снова простит тебе измену?

Хватаю её за тонкие запястья и сжимаю до девичьего писка. Так, чтобы Алиска наконец-то выключила режим стервы и могла внимать. Хватит того, что я вообще допустил её в нашу жизнь. Надо было с самого начала расставлять все точки над «и». Но нет же. Придурок! Сначала в бане на неё повелся, наслаждаясь ностальгией. И теперь облажался, набухавшись до зеленых соплей, снова вляпавшись в то же самое дерьмо.

- Люба никогда и ничего не узнает. А ты свалишь из города и больше не появишься. Я понятно выражаюсь?

- Но как же мы, Кирюш? Наша любовь? Наш ребеночек?

- Какой к черту ребеночек? – вспыхиваю я, отпуская рыжую. Она только этого и ждет. Начинает оглаживать свой плоский живот, продолжая улыбаться как умалишенная.

- Который у нас непременно будет, после такой горячей ночки. Ты был ненасытен, мой лев.

Меня натуральным образом скручивает. Лицо неестественно перекашивается. А красивая девушка напротив меня превращается в кикимору, которая словно специально продолжает насмехаться. Играть на моих проколах, ловко жонглируя фактами. Дьявольскими факторами, которые я не помню!

Витьку помню, Светку, которая ехидничала и все интересовалась, где я Любку потерял. Водку эту чертову помню, что заливал в себя без продыху. А дальше пустота. Словно ластиком кто-то стер память. И мне бы винить кого угодно, но собственноручно этот капкан поставил. А сейчас пожинаю плоды и грызу свою же конечность, чтобы выбраться. А выбираться, как ни крути, надо.

Молча собираю по номеру разбросанные вещи. Голова кружится, тошнота тугим комком осела где-то в желудке. Меня мутит. То ли от алкоголя, то ли от происходящего. Надо брать себя в руки и возвращаться домой. К жене.

- И даже ничего не скажешь? – хмыкает Алиса, наблюдая за моими вялыми передвижениями с кровати, где она с видом королевы восседает, закинув ногу на ногу.

А я и так на последнем издыхании, чтобы не придушить её. Алиса же явно этого не замечает или не хочет замечать. Всё еще считает себя центром моей вселенной. Когда как это давным-давно не так. Я умею учиться на собственных ошибках.

«Ой ли» - добивает внутренний голос. Охота выть и рвать на себе волосы. Но ни того, ни другого я не делаю.

Дорога домой, будто путь на эшафот. Ноги с каждым новым шагом становятся все тяжелее и тяжелее, но я упрямо переставляю их, пошатываясь со стороны в сторону, словно так до конца и не протрезвел.

Глава восьмая

Любовь

Меня смешат его угрозы. Зачем ему это? Зачем ему я? Толстозадая Люба. Клуша, которая только и пригодна, чтобы выполнять работу по дому. Женщина, от которой он так и не захотел детей.

Я уверена, что он блефует. И даже оставленные у порога чемоданы, как намек на то, что ничего у нас еще не закончено, не заставляют меня поверить в решимость Кира сохранять наш брак. Брак, который ему уж точно не нужен.

А мне? Мне он нужен?

Я снова подхожу к зеркалу. Снова всматриваюсь в своё отражение, подмечая как кривятся губы у зеркального двойника. Мне не нравится моё отражение. Не нравятся глубоки тени под глазами и вид уставшей забитой жизнью женщины. Какой-то ужасно старой с серой кожей и вялыми безжизненными волосами. Почему-то давно привычная картинка сейчас выжигает следы на слизистой глаз. Если уж я уподобилась разрубить один канат, то и на другой у меня хватит сил, верно?

Распускаю волосы и смотрю на водопад русых локонов, что ложатся на большую грудь. Этот мышиный цвет всегда меня раздражал, но как со всем остальным я боялась кардинально менять что-то. А вдруг новая стрижка не понравится Киру? А вдруг новый цвет волос сделает моё и без того круглое лицо еще шире? Меня всегда что-то страшило и тормозило. Вплоть до момента, когда терять оказалось то и нечего.

В телефоне я нахожу первую попавшуюся парикмахерскую и, пока не передумала, записываюсь к мастеру на ближайшую дату. Кажется, так женщины всего мира переживают расставание? Вино, подруги, слезливые песни и непременно новая стрижка. И если подруг у меня не было, с которыми я могла бы разделить своё горе, то спеть слезливые песни и обстричь волосы я могла прямо сейчас.

Отчасти, моё состояние меня пугает. Я словно изнутри изморозью покрылась. И думаю, о чем угодно, но только не о своем муже, которого сама и выгнала.

Правда, вспомнить все же приходится, когда спустя несколько часом мне звонит свекровь.

- Люба, ты же это не серьезно? – возмущение Людмилы Ивановны заставляет поджилки противно трястись. Я сжимаю телефон чуть сильнее, чем необходимо, успокаиваю дрожащее холодцом нутро и, посчитав до десяти, все же отвечаю.

- Смотря, о чем речь. Если о разводе – вполне себе серьезно.

Она сдавлено охает в трубку, а затем в динамик прорывается короткий женский всхлип. Тонкий и отчаянный.

- Так и знала, что этим все закончится, - вдруг произносит свекровь. – Опять эта сука все испортила!

Но я не была согласна с этим утверждением. Мы сами все испортили. Сами позволили ей войти в нашу жизнь и потоптаться по ней. И обвинять во всем только Алису я не могла. Она просто сделала то, что привыкла делать всегда. В её умелых руках Кир всегда был слабой марионеткой. Разве я этого не видела? Видела и знала. Но любовь вещь довольная странная, позволяющая мириться с недостатками своей второй половинки.

Позже мне звонит мама и почти все близкие родственники с обеих сторон. Все они пытаются отговорить меня разводится. И давят, давят, давят. Бесконечно давят, заставляя подчиниться и прогнуться.

Ночь провожу беспокойно. Мне чудятся мужские шаги по квартире и скрип дверного замка. Я несколько раз просыпаюсь от ощущения чужого дыхания за спиной и невероятно сильно тоскую.

То, что было запрятано днем, вылезло с наступлением тьмы. Я лежала, скрутившись калачиком, кусала угол подушки Кира и плакала. Оплакивая и себя, и судьбу, и свою потрепанную любовь. Будущее виделось в темных оттенках. Я не знала, что делать дальше и как жить. Как брать себя в руки, ходить на работу, улыбаться?! Как видеть сочувствие вперемешку со злорадством в знакомых лицах и участливо делать вид, что ничего из этого меня не трогает так сильно?!

Под утро становится легче. Первые солнечные пробиваются сквозь незашторенное окно спальни. Жизнь продолжается, а дыра в груди когда-то непременно затянется. Но кто бы только знал, как сложно будет в дальнейшем даваться мне моё выздоровление. Особенно актуально это ощущается, когда на выходе из подъезда меня уже поджидает Кирилл.

Выглядит он не в пример лучше, чем вчера. Свежевыбритый в чистой рубашке с букетом красивых моих любимых полевых ромашек. Не розы, что уже странно. Видимо, сказывается положительно влияние Людмилы Ивановны. Хотя Кир явно непохож на маменькиного сынка.

- Привет, - он делает по направлению ко мне несколько неуверенных шагов и останавливается на расстоянии вытянутой руки, подрагивающей рукой протягивая цветы. – Мама сказала, что это твои любимые.

- Ты жил со мной три года и не знаешь какие у меня любимые цветы, - горько усмехаюсь я, не принимая букет. – Спасибо. Но не стоило тратиться.

- Стоило. Люб, я понимаю, что я снова подорвал твоё доверие. Снова облажался. Но я прошу тебя, ради всего между нами хорошего…

- А что между нами хорошего, Кир? Между твоими изменами и наплевательским отношением, что было хорошего?

Молчит. Отводит взгляд, сжимая челюсть. Смотрит куда угодно, но только не на меня. Рука с букетом плетью падает вдоль тела.

- Прости. Я опаздываю на работу, - так и не дождавшись ответа я стараюсь обойти мужа по дуге, но его пальцы смыкаются на моем локте, не давая уйти.

- Давай я подвезу, - предлагает муж. Кажется, впервые на моей памяти.

Глава девятая

Любовь

Я пропустила два автобуса, прежде чем на горизонте показалась знакомая Нива. Оставлять парнишку в одиночестве мне не позволяло присущие мне человеколюбие и любовь к детям. Пусть подросток внешне уже мало походил на пухлощекого малыша, напоминая больше маленького волчонка, я словно приросла к скамейке, развлекая его своей пустой болтовней.

Возвращаться к себе домой, который находился аккурат через дорогу или же идти к моим родителям на чай Макс категорически отказался. А его отца явно мало волновало, где его сын и с кем.

Мне же спешить явно было некуда. Пустая квартира навевала тоску. В этих опостылевших стенах не было нужды делать вид, что все прекрасно. Что развод нисколько на меня не влияет. И тогда снова возвращалась ноющая боль в сердце и грызущая изнутри тупая тоска.

Поэтому я продолжала сидеть на грубо сколоченной скамейке, исподтишка наблюдая за ершистым подростком. Невольно вспоминались свои юношеские годы и вновь я окуналась в то самое забытое чувство первой больно жалящей любви. Несбыточной, как казалось тогда. Ненастоящей, как выяснилось сейчас.

- А у тебя муж есть? – задает вопрос в лоб Максим, даже не догадываясь, какие болезненные ниточки нащупывает в моей душе. Я уже подметила, что чувство такта ему явно несвойственно. Но впервые эта человеческая привычка меня не отталкивает.

Я усмехаюсь, запрокидывая голову и наблюдая за проплешинами плохо покрашенного обычной зеленой краской бетонного потолка остановки.

- Скоро не будет, - звенит мой голос, разбиваясь об стены, разрисованные граффити. – Развожусь.

- Хм, - хмыкает Макс недовольно, а потом как-то с отчаянной злостью выплевывает: – А что так? Ты как моя мамка в туман свалить решила? Небось еще и детей бросила.

Острая игла проникает прямо в сердце. И жалость затапливает сознание. На глазах вмиг появляется влага. Где же хваленая всемирная справедливость? А вот же. Нет её. Если матери бросают своих детей. Если отцам они не особо нужны. Если ты один против всего мира со своей болью. Разве не озлобишься? Не станешь видеть врага на каждом углу?

Мы знакомы всего ничего. Но я уже прекрасно вижу, что Макс как тот ежик. Чуть что, в клубок скручивается и иголочки выпускает. Вот и сейчас, скукожившись, капюшон на голову накинул, принявшись снова пинать злосчастный камешек под ногами. Злиться. И эта его злость настолько разрушительна, что не протяни ему руку помощи – утонет. Захлебнется. А миру явится уже совершенно другой человек. Страшный и жестокий.

А ты Любка тут сопли на кулак наматываешь. Страдаешь всё по мужику, которому ты в жизни не сдалась. Когда как бывают более глобальные проблемы.

- Нет, нет, - спешу опровергнуть его заявление. – У меня нет детей. Мой муж он… Понимаешь, он любит другую. Всю жизнь любил.

- Придурок какой-то, - фыркает Макс, но ничего больше сказать не успевает. Из-за угла появляется отцовская машина, о чем пацаненок меня сразу и информирует протяжным: – О, батя!

Батя был внушителен. Огромный такой, бородатый. И мне сразу показалось, что я уменьшилась в несколько раз на фоне его громоздкой фигуры, что сейчас широкими шагами направлялся в нашу сторону. Тельняшка, черные штаны, на ногах - берцы.

Ему было около сорока. Это я умудрилась приметить, стоило мужчине оказаться напротив нашей скамьи.

Нахмурив темные кустистые брови, он переводил суровый взгляд серых глаз с меня на своего сына, засунув руки в карманы брюк.

Макс молчал. Я же пыталась понять, как поступить правильнее. Потому что вмешиваться в их отношения я уж точно никакого права не имела, но ребенка, пусть и великовозрастного, хотелось защитить хоть как-то. Впрочем, что я могла? Отчитать за недобросовестное отношение к своим родительским обязанностям? Так этот здоровяк прихлопнет меня как надоедливую муху и глазом не моргнет.

- А ты кто такая? – пророкотал мужской голос недовольно. Кажется, я поняла почему Максим такой «доброжелательный». Есть в кого.

- Соседка, - жму плечами, не отрывая от отца Макса глаз.

Господи, какой у него рост? Метра два?

Невольно сравниваю его со своим мужем и понимаю, что как бы не любила Кира, он явно проигрывает на фоне незнакомца. Мой без пяти минут бывший муж худощавый, жилистый, не особо высокий. Рядом с ним я ощущала себя тем самым тяжеловозом, что невольно попал в конюшню к арабским скакунам.

- Никогда тебя тут не видел, - пуще прежнего морщит лоб мужчина, но его блуждающий по моей фигуре взгляд, заставляет отчего-то вспыхнуть. Какой-то он странный. Чисто мужской. Обжигающий. На меня никто так еще не смотрел.

- Мой автобус, - подскакиваю с места словно ошпаренная. – Пока, Макс! Было приятно познакомиться.

Обхожу отца мальчишки по дуге, так и не удосужившись узнать его имя. С другой стороны, оно мне скорее всего без надобности. Вряд ли еще увидимся. Заскакиваю в автобус, занимаю свободное место у окошка и, прикрыв глаза, откидываю голову на спинку сидения.

Дура! Ты будто и правда решила, что можешь понравиться такому мужчине? Выдаешь желаемое за действительное, Люба?

В город приезжаю под вечер. Сумерки опускаются на город, пока я, едва передвигая ноги, плетусь в свою пустую и одинокую квартиру.

Глава десятая

Алиса

Я жду эту толстозадую корову уже битый час под её подъездом, вызывая недоуменные взгляды старых кошелок, что живут в этом же доме. Многих из них я знаю еще с детства и горячо ненавижу. Мерзкие бабки, которые мнят себя великими мудрецами, а по факту обычные тупые сплетницы. Только бы чесать днями и ночами языками.

Я занимаю их насиженное годами место, когда понимаю, что Любки нет дома. Нервно курю одну за одной, размышляя о том, как мой стройный и логичный план улетел в трубу по какому-то закону подлости. А ведь разыграно было по нотам. И отель, и постель. Даже амнезия Кира сыграла на руку. Бедняга вылакал столько, что и правда не помнил, как мы его тушу в номер тащили. И как потом я, зажимая нос, ворочала его худое, но от этого не менее тяжелое тело, норовя раздеть.

Кирилл что-то бухтел, цепляясь в свои джинсы, как в самую ценную вещь на свете. И если бы не перманентная тошнота, что накатывала от стойкой, стоящей в гостиничном номере вони, я бы непременно умилилась с его целомудренности. Но было немного не до этого.

Хуже всего оказалось лежать с ним рядом. От Абрамова дичайше несло водкой, а потом его и вовсе начало полоскать. Так что вместо ночи любви, мне пришлось выносить блевотину за этим неудавшимся алкашом.

И что по итогу я получила на утро? Признания в любви? Как же! Пошла нахер, не мешай! У меня жена, лапки, я не я – вина не моя. Ну уж нет. Ты мне за все ответишь, Кирюша. И ты, и твоя женушка. Я и так пережила слишком многое по вашей милости. Прозябать в этой глуши дальше мне и вовсе не улыбалось.

Наконец, знакомая тучная фигура появляется на горизонте. Я успеваю скурить полпачки и едва не сгрызть новый маникюр, на который снова пришлось потратиться. Деньжата утекали, как вода сквозь пальцы.

Я могла бы пойти работать, конечно. Как это делают все обычные люди. Но я-то не все. Я-то знаю, чего достойна на самом деле. И это уж точно не обрыгаловка, в которой в поте лица трудится Светик, считая, что вытянула лотерейный билет. Дура тупая.

Любка приближается, а я скрепя сердце подмечаю, что за время последней встречи эта сучка похорошела. Похудела, сменила стрижку и даже покрасила свои жидкие волосенки. Конечно, до меня ей все еще как до луны. Однако, в общем и целом, как бы я не старалась зубоскалить на её счет, даже мне пришлось признать, что разлад с Киром ей явно пошел на пользу.

- Ну, наконец-то! Ты где шляешься? Я уже устала тебя караулить у подъезда! – восклицаю от бурлящего в груди едкого возмущения.

Вместо того чтобы сидеть дома и страдать, она где-то шастает и вовсе не похожа на вечно рыдающую клушу. Я ожидала увидеть более трагичную картину. Не знаю там… Круги под глазами, отекшее вздутое, отдающее синевой лицо.

- Могла бы не караулить, - огрызается Люба, заставляя мои брови удивленно взлететь.

Да, что за чертовщина тут творится?! Кирилл с визгом счастья не валяется у моих ног, Любка научилась зубки показывать. Что дальше? Маменька может мужика заведет и свалит жить куда-то заграницу?! Жесть.

Я словно попала в параллельную вселенную. Будто за те три года, что меня не было, эта клоака преобразилась и люди в ней стали полной противоположностью себя прежних. Кроме Светки. Она то себе не изменяет. Такая же завистливая идиотка.

Пока я размышляю, Любка обходит меня по дуге и направляется в сторону подъезда, словно я пустое место. Это злит и раздражает. Я тут штаны ради неё просиживаю, а она тварь носом крутит!

- Оставь Кира в покое! – шиплю ей в спину. – У нас любовь, а ты только под ногами путаешься и мешаешь. Пора бы уже понять, что ты никому не нужна. Посмотри на себя в зеркало! Толстая и никчемная корова. Кириллу просто жаль тебя. Вот и всё!

- Всё сказала? – сипит Люба, оборачиваясь.

Я победно улыбаюсь. Задело. Еще как задело. Вон как перекосило всю. Губешки дрожат. Еще немного и заплачет. Тряпка!

- Я беременна от него. У нас будет ребенок. Так что отпусти его по-хорошему.

Бью по самому больному. От Светки знаю, что Кир не хотел детей. С ней не хотел.

Да, Любаш. Со мной все иначе. Со мной все всегда по-другому. Я же в отличие от тебя не замена. Не запасной вариант, а истинный и настоящий. Глотай, любимая «подруженька». Смотри не подавись.

- Ладно, - жмет плечами эта дура. Достает телефон и что-то печатает в своем смартфоне.

- Что ты делаешь? – прищурившись, уточняю. Не нравится мне её холодное спокойствие. Я ожидала истерику, слезы, сопли. Но не этот пронизывающий до костей холод.

От препарирующего взгляда становится не по себе. Дергаю плечом, понимая, что слишком сильно себя накручиваю. Это же толстая Любка! Да что она может?! Жрать только.

- Попросила приехать Кирилла. Передам из рук в руки в ваше светлое будущее, - ухмыляется Люба. Она! Ухмыляется!

- Ну и прекрасно, - фыркаю я, скрестив руки на груди.

Пусть приезжает. Пусть посмотрит, как нужен своей драгоценной женушке, что словно пса его по команде вызывает и отдает сопернице без боя. Словно он вещь или игрушка. А он ей верность хранить пытался, все мои старания игнорировал, будто не я его первая и настоящая любовь.

Пусть. Так даже лучше. Проще. Обозленный мужик быстрее идет на контакт. Останется приголубить, пожалеть и вот он уже тепленький. В твоих руках.

Глава одиннадцатая

Любовь

- Люб, ну что ты дурью маешься? Где я тебе посреди года найду нового воспитателя? И так с кадрами туго, - поджимает сухие тонике губы заведующая нашего сада Ирина Львовна. – Я тебя прекрасно понимаю. Сама пережила тяжелый развод, но это же не повод рубить с плеча. Рвать все связи и мосты сжигать.

Она была права. Развод явно не был поводом так кардинально менять свой жизнь. Тем более, что мой развод тяжелым уж никак не назовешь. Кир сдержал своё обещание и больше меня не донимал. Более того, даже в стенах ЗАГСа сухо уточнил не передумала ли я и, получив отрицательный ответ, больше со мной не разговаривал.

Обидно ли мне было? Немного. Где-то в глубине души маленькая надежда теплилась и ждала своего часа, но стоило нам подписать бумаги, и она окончательно призраком растаяла на ветру.

Я смотрела как удаляется его длинновязая фигура, ощущая вместе с глухой болью в сердце какой-то странное облегчение. Да, я все еще любила его. Пусть это было и тяжело.

Да, я хотела трусливо, поджав хвост, бежать за ним, но продолжала упрямо стоять на месте. Потому что одна маленькая слабость, снова убила бы во мне меня. А я как ни странно в последнее время стала собой дорожить. Пока нелепо и криво, но и это было подвигом. Ибо столько лет фокус внимания мой был на чем угодно, но только не на себе. Я будто забыла, что «я», как личность, как человек, еще существую.

Еще и поэтому я решила уйти из сада. Жажда капитальных перемен не отпускала. Кроме того, теперь я была более чем богатая невеста. Мы решили, что дом остается за Киром, но мою долю он выкупит в рассрочку. Так что теперь ежемесячно на мою карту будут стабильные денежные поступления, что ни могло не радовать.

Быть хоть как-то связанной с Кириллом мне уж точно не хотелось. Не мой это дом. Нет в нем моей души. Всё делалось Киром, учитывая его вкусы и потребности. А я была чужеродной деталью в его логичной схеме.

- Это окончательно решение, Ирина Львовна, - упрямо продолжила я стоять на своём. – Подпишите заявление.

Заявление заведующая, конечно же, подписывает. Но в её лице я нахожу себе еще одного недоброжелателя. Потому что замены и правда нет. Своим «хочу» я неплохо её так подставляю. И прежняя Люба непременно бы загналась по этому поводу. Все же такой эгоизм явно не присуще её натуре.

Вот только нет больше прежней понимающей и всепрощающей Любы. Убили. Прямым выстрелом прямо в сердце. А эта что осталась холодная эгоистка. По крайней мере мне очень хочется так думать.

Две недели отработки пролетают незаметно. Я на автомате хожу на работу, вечерами сижу у телевизора с большой кружной зеленого чая, просто-напросто убивая время. Эта квартира, этот город и люди – давят гранитной плитой. И я считаю дни, когда смогу вырваться из той западни, в которую сама себя загнала.

А что дальше? Переезд? Куда? У меня не такая уж востребованная и высокооплачиваемая профессия. Но и оставаться в городе дальше страшно. За своё душевное спокойствие страшно. Страшно однажды зайти в магазин и от соседки-продавщицы тети Вали узнать, что Кирилл снова женится. На Алисе или же на другой счастливице. Страшно увидеть в его глазах плещущееся тепло любви, которого я никогда не видела. И этот страх сильнее меня. Он гонит в спину, заставляя не оглядываться на прошлое. Ибо стоит только раз позволить себе маленькую слабость и все мои старания рухнут.

В последний рабочий день я уезжаю в деревню к маме. Подальше от нашего городка, его сплетен, в тот социальный вакуум, где ни тебя никто не знает, ни ты никого. Словно начало новой жизни. С чистого листа. Этакий побег от реальности. Единственный, который я могу себе позволить.

Но и там покой мне только снится. Это выясняется уже на следующий день, когда я в одной длинной ночной рубашке, выхожу на улице с чашкой кофе и натыкаюсь на отца Макса, что ковыряется с моим отчимом под капотом его старой ржавой шестерки.

- Вот и наша спящая красавица, - комментирует моё явление Виктор Петрович, вызвав не сколько немое удивление своим заявлением, сколько глухое раздражение.

- О, соседка! Доброе утро, - распрямляется мужчина, ухмыляясь.

Разом становится неуютно и меня пробирает озноб. Кажется, что с прошлой нашей встречи он стал еще больше и шире.

Я веду плечами, вспоминая, что, уповая на отсутствие домочадцев, даже не удосужилась накинуть халат и теперь под взглядом нахальных глаз, чувствую себя едва ли не голой. Хотя моя ночная сорочка, более чем пуританская, сшита из плотной не просвечивающейся ткани.

- Доброе, - киваю сухо и шмыгаю обратно в дом, чтобы алая краска стыда окончательно не поставила меня в неловкое положение.

- Люб, сваргань кофейка нам с Гришкой, - орет с порога отчим, когда я уже полностью одетая сижу на кухне, то и дело поглядывая в окно на мужчин во дворе. Словно тянет меня туда что-то.

«Или кто-то» -ехидно тянет внутренний голос. - «Ничему тебя жизнь не учит, Люба».

Пытаясь отрешиться, варю кофе и выношу две кружки на крыльцо, подмечая, что отчима и след простыл, а Григорий вытирает свои огромные ручища от мазута, словно только и делает, что целыми днями ковыряется во всяких развалюхах.

- Люба, значит, - хмыкает и, принимая из моих рук чашку, добавляет: – Спасибо.

- Не за что, - оставляю вторую на скамейке и оборачиваюсь уже было уходить, но не удерживаюсь от вопроса: - Как Макс?

Глава двенадцатая

Алиса

Он забросил меня в черный список! Подумать только! Ни свою драгоценную Любаню, а меня! Словно ему и правда плевать. Словно его любовь испарилась. Но этого просто не может быть. Я годами его прикармливала, привязывая к себе. И даже намек на ребенка, которого в действительности естественно в помине нет, не помог.

Я не дура. Залететь от обычного сварщика – сомнительное удовольствие. Мне от него нужен был лишь стартовый капитал, чтобы вернуться в столицу подготовленной. А там по накатанной дорожке: новый папик и жизнь в шоколаде. Прямо как в той незамысловатой песенке юности: «Еще чуть-чуть и прямо в рай, и жизнь удалась!»

Но Кирилл делал всё наоборот. Раз за разом меняя изначальную траекторию и заставляя меня импровизировать. А я терпеть этого не могла. Стратег вот из меня отменный был. Если бы еще кое-кто под ногами не путался.

- Пустишь? – за спиной спрятана бутылка шампанского, а под бежевым тренчем ничего, кроме кружевного и баснословно дорогого белья алого цвета. В этом захолустье такого век днем с огнем не сыщешь.

- Светки нет, - бухтит помятый Витек в дверях.

Конечно нет. Светка сегодня батрачит в поте лица, потому что и Кир, и Витька забухали, забив на все заказы. Теперь бедняжке приходится пчелкой крутиться, чтобы детину этого тащить. И нет, мне было её нисколько не жаль. Она сама себе будущее выбрала, сама пусть теперь хлебает большими ложками. Если только ядом не захлебнется. Уж его то у Светки побольше моего будет.

- А я к тебе, - растягиваю губы в красной помаде и выуживаю шампанское из-за спины, помахивая бутылкой перед опухшим и отдающим синевой носом Витьки, как приманкой.

Давай, ловись рыбка! У меня информативный детокс, который мешает продумать, как поступить дальше. Плана нет, деньги ускользают из рук. Еще и мамаша мозг полощет каждый день, грозя выгнать взашей из квартиры. Тупая сварливая сука!

- Ну, проходи тогда. Раз уже пришла, - Витька дает пройти и закрывает за мной двери, пока я неловко переминаюсь с ноги на ногу, разглядывая их со Светкой семейное гнездышко.

Господи, ну и бомжатник! Вонища жуткая, всё старое и пыльное. Меня передергивает от отвращения. Мерзость.

- Пиво будешь? – предлагает Витя уже на кухне. Мне приходится держать лицо и следовать за ним.

На столе две пустые бутылки из-под водки, вяленая рыба, пустая банка от шпрот с сигаретными бычками. Витя в растянутой майке-алкоголичке и трусах, совершенно не стесняясь присаживается за стол, указывая мне на соседний стул.

- Нет. У меня есть более заманчивое к тебе предложение, - усмехаюсь, ловко развязывая узел на плаще и открывая вид на свои прелести. Только бы не стошнило!

Мне не привыкать отдаваться ради каких-то конкретных целей. Но обычно это хоть и престарелые, но денежные мешки. А тут пропитый гопник из подворотни. Благо, что потом можно будет спокойно принять душ дома. Мать в ночную и не будет мешать своей очередной тирадой о недопустимости моего поведения.

Витька плывет. Похабная улыбка расползается на мясистых губах, и он тянет свои загребущие руки ко мне, не заморачивается о своем семейном статусе. Впрочем, кто из них, когда заморачивается такими мелочами?! Изменяю все. Уж я-то знаю!

- Но-но, - журю отступая. Бедрами облокачиваюсь о кухонную тумбу, мысленно подсчитывая, в какую сумму мне обойдется химчистка моего плаща. – Сначала информация, потом сладкое!

- Что ты хочешь узнать? – шумно сглатывая интересуется Витя, отлипая взглядом от моих сисек, чтобы переместиться на губы и там снова залипнуть.

- Расскажи мне о своём друге! Я хочу знать всё, что происходило с Кириллом, пока меня не было в городе.

Он и рассказывает, но ничего путного в его путающихся словах я найти не могу. Какая-то скукотища и банальщина, Боже. Из ценного только адрес и местоположение дома, где сейчас Абрамов обитает после развода. Что, в целом, уже хлеб. Ведь новый план начал формироваться в моей голове со скоростью света.

- Забей ты на него! – рьяно начинает Витя, лежа в постели и цепко наблюдая, как я собираю по комнате своё разбросанное белье. Хорошо, что сняла его сама, устроив этому придурку импровизированный стриптиз. Иначе точно бы порвал.

Незаметно выдергиваю у себя несколько волосков и бросаю на туалетный столик Светки. Сюрприз, подруга! Изнывай теперь от ревности и подозрений.

- Я же лучше. Гораздо. И люблю тебя давно. Да я ради тебя на всё способен! Хочешь свалим? Только ты и я? У меня есть отложенные бабки. Я откладывал на новую машину. Пару месяцев хватит перекантоваться в столице. А потом я найду работу и заживем.

- А жена твоя как же? – улыбаюсь своему отражению в зеркале, пальцами поправляя контур смазанной помады на губах.

- Да пошла она! Мегера! Всю кровь из меня выпила. Я из-за неё пить и начал. По-другому с ней не ужиться.

Ути, бедняга. Совсем маленького замордовала злая и плохая Светка. Я бы пожалела малыша, конечно, но спать с ним постоянно смерти подобно. Кожа и так зудит во всех местах, требуя смыть с себя липкие касания.

- Хм, - задумчиво морщу лоб, хоть и знаю, что плохая привычка. Надо бы обновить укольчики ботокса, но на это нужны деньги. – Много, говоришь, денег у тебя есть?