— А если твоя жена узнает о нас? — из-за акустики помещения автосалона кокетливый женский голос звучит так отчетливо, будто она говорит это мне на ухо.
Я напрягаюсь и медленно оглядываюсь по сторонам.
Не знала, что среди подчиненных моего мужа есть женщины. Традиционно продажами машин занимаются мужчины.
И о чьей жене речь?
Внутренности царапает невидимая когтистая лапа плохого предчувствия.
Я нервно тереблю жемчужное колье, подаренное мужем. Перебираю бусины и снова оглядываюсь.
Впереди меня ресепшен, за стойкой которого никого нет. Позади выставочный зал с дорогими автомобилями, в которые мой муж вгрохал немыслимые деньги.
Сегодня день открытия самого большого автосалона в сети. Грандиозное событие и зенит его многолетнего труда.
Сбылась его мечта. Исполнилась цель, к которой он шел десять лет.
Здесь будут все сливки общества. Депутаты, бизнесмены, блогеры.
Зал украшен со вкусом. С размахом. Свежие цветы, шары, дорогой алкоголь для гостей. Нигде не пылинки.
Глянцевая плитка с мраморным узором отражает слепящий свет софитов. Каждый автомобиль отполирован до зеркального блеска.
Все идеально.
И только моя женская интуиция сходит с ума.
Для гостей еще рано, поэтому я и удивлена тому, что здесь кто-то есть.
Я, вообще-то, ожидала найти тут мужа. Но территория здания настолько внушительна, что я не знаю, в какую сторону мне податься, чтобы найти Глеба.
Он очень мне нужен. До клокочущих в груди слез и искусанных губ. До острой, черной боли в сердце и тремора рук.
Ведь сегодня ровно год, как мы потеряли нашего ребенка. Я была на двадцатой неделе, когда жизнь нашего сыночка оборвалась.
У нас мог быть сын…
Думая об этом, я до боли кусаю губы. Так продолжается весь день, поэтому пришлось спрятать эту распухшую красоту под красной помадой.
Иногда мне кажется, что год назад умерла часть меня. Лучшая часть, та, которая наивно верила в добро. И в то, что безвыходных ситуаций не бывает.
Боль потери меня растоптала и выпотрошила.
Именно поэтому я физически не смогла дождаться начала мероприятия, хотя Глеб настоятельно просил меня приехать строго к открытию, ссылаясь на подготовку.
Мне нужен мой муж.
Чтобы уткнуться в его широкую грудь носом и услышать слова любви.
Услышать, что все будет хорошо.
И что мы еще обязательно родим. Хотя тут прогнозы врачей один хуже другого, из-за осложнений.
Снова кусаю губу. Ко вкусу помады примешивается соленый привкус крови.
Только Глеб понимает мою боль, потому что через ад потери ребенка мы прошли вместе. Рука об руку. Выстояли и не сломались!
И так будет всегда.
— Забудь о ней. Яна - мой крест, — раздается голос моего мужа, и я едва не сгибаюсь пополам от ужаса. — Я правильно понимаю, что у тебя под платьем ничего нет?
— Только чулки, как ты и просил, — мурлычет женский голос. — Не понимаю, зачем тебе она? Бесплодная и стареющая. Я могу родить тебе, в отличие от нее!
Меня резко накрывает мандраж, к которому присоединяется черная безысходность.
Я перестаю дышать, и вся превращаюсь в слух.
У меня четкое ощущение, что я стою на пороге чего-то ужасного, а сделать ничего не могу.
Жизнь снова поставила меня на колени, со связанными за спиной руками.
— У нас мало времени, — звенит пряжка ремня штанов Глеба. — Лучше облокотись о капот и докажи мне, что ты не такое бревно, как она.
Женский победный смех режет слух.
Возбужденный стон мужа разбивает сердце вдребезги.
Я думала, он остыл ко мне, потому что я потеряла нашего нерожденного ребенка.
Оказывается, он просто завел любовницу.
И прямо сейчас собирается заняться с ней сексом.
Ноги врастают в пол, из-за подступающей панической атаки мне нечем дышать.
Я специально надела элегантное черное платье футляр, чтобы соответствовать статусу жены такого большого человека, как Глеб Соболев. А теперь задыхаюсь в этой тесной тряпке!
Срываю с шеи драгоценное колье, чтобы сделать необходимый, глубокий вдох.
По глянцевому полу автосалона градом звонко рассыпаются бусины жемчуга.
Наступая на них, я иду туда, где как, мне кажется, прячутся любовники.
Судя по шороху одежды и шепоту, кто-то очень торопится.
— Глеб! — не выдерживаю я. Звук получается громким и облетает всю площадку автосалона, а после него наступает просто гробовая тишина. — Соболев, где ты?
Тишину нарушает тихий щелчок двери, и я сразу же нахожу ее взглядом. Она находится за рядом машин, которые почти полностью скрывают ее от глаз.
Я забываю, что надела десятисантиметровые шпильки, и бегу туда.
Есть жены, которые выше этого, и не опускаются до разборок с любовницами мужей.
Еще пять минут назад я тоже придерживалась такой позиции. Была гордой и мудрой.
А сейчас хочу все увидеть своими собственными глазами!
Сегодня ровно год с того ужасного дня, который разделил мою жизнь на "до и после".
Я просила Глеба не назначать мероприятие на эту дату, мы должны были провести время дома, вдвоем. Просила, умоляла, а он отказал.
Я даже обиделась, но он сумел заговорить мне зубы.
А ведь я тогда не просто потеряла ребенка. После аборта у меня начались всевозможные осложнения, и на душевную агонию остроугольными камнями наложилась физическая боль.
Я превратилась в подобие женщины. Стала призраком прежней себя. Домой я вернулась скелетом, обтянутым кожей, изнеможённой и потерянной.
Внутри меня зияла пустота. Вся та любовь, которую я была готова даль нашему ребенку, медленно умирала, и я вместе с ней.
Глеб выхаживал меня. Пока я спала, он разбирал детскую, которая была уже наполовину обустроена.
А когда я просыпалась, с ложки кормил меня бульоном. Приносил лекарства, измерял температуру. Сам сильно похудел на нервах, но не сдавался и не жаловался.
Он на руках носил меня в ванную, чтобы я могла помыться.
А сейчас какую-то шлюшку без трусов просит облокотиться о капот! Ведь она не бревно, как я…
— Глеб!
— Яна, привет, — муж выныривает из-за машины, за которой находится та самая дверь с табличкой «служебное помещение». — Ты что тут делаешь так рано?
Он одет в черный деловой костюм, на запястье красуются часы стоимостью в пару миллионов. Выглядит Соболев безупречно. Ведь он большой босс, даже с мэром на «ты».
Придраться к его внешнему виду, казалось бы, нельзя.
Только вот дыхание у него чуть сбилось. Заметно, как он усилием воли пытается успокоиться и замедлить вздымающуюся грудь. Только я слишком хорошо его знаю, чтобы пропустить эти звоночки.
Видно, прошмандовка без белья не на шутку возбудила моего суженого.
— С кем ты говорил? — медленно перевожу взгляд с мужа на служебное помещение и обратно.
Он замечает.
На крепкой шее дергается кадык.
— Понятия не имею, о чем ты. Давай я провожу тебя в мой офис, подождем гостей там.
Глеб подходит ко мне и нежно берет за локоток, чтобы увести с места своей измены.
— Ты меня не целуешь, — стою на месте и не двигаюсь.
— Не хочу портить твой макияж, — ловко соскакивает с темы он.
— Или ты просто не хочешь целовать меня после другой женщины.
Выдергиваю руку и отшатываюсь от него.
Глеб молчит, задирает волевой подбородок и смотрит на меня свысока. Пытается задавить авторитетом, ведь это он глава семьи. Добытчик, на шее которого я сижу уже год.
— Какой еще женщины? — бесстрастно звучит он.
Оказывается, мой муж - профессиональный лжец, а я и не знала. Сердце болезненно сжимается от мысли, сколько времени он мог вот так водить меня за нос.
Наверное, долго.
— У которой под платьем только чулки, — не спеша произношу я и в моменте замечаю, как расширяются его зрачки, затмевая красивый зеленый цвет радужки.
Взгляд Соболева становится лезвием. По краю которого я несусь со скоростью двести километров в час с отказавшими тормозами.
— По-моему, таблетки помутнили твой рассудок. Я говорил, что не нужно было есть их пястками, — холодно бросает в меня эти слова он.
— Бревном в постели меня тоже сделали таблетки? — не уступаю я.
Год назад
— Беременность не развивается, — сухо произносит свой вердикт врач. — Сердцебиение отсутствует.
Пульс подскакивает так сильно и резко, что я лишаюсь слуха. Хватаюсь руками за края больничной койки, в пальцах сжимаю одноразовую простыню.
Я обмотана трубками, вокруг меня беспрестанно пищат электроприборы для мониторинга здоровья матери и ребенка.
— Нет, нет, нет…
Повторяю эти слова как молитву.
Живот опоясывает незнакомая и зловещая боль. Я сейчас тронусь умом от бессилия.
Мы полтора года не могли зачать ребенка.
Мне тридцать два, муж на пять лет старше.
Мы женаты уже пять лет, и для себя пожили вдоволь. Успели посмотреть мир и построить каждый по карьере. У мужа сеть автосалонов и сервисных центров, которая растет и развивается. Через год он планирует открыть новый, самый большой салон, в котором будут продаться авто класса Ультима: Роллс-ройс, Майбах, Бентли.
У меня дела обстоят поскромнее, я преподаю английский для взрослых. Деньги зарабатываю смешные по сравнению с тем, что домой приносит муж. Но свою профессию преподавателя люблю.
Мы решились на ребенка, когда у нас было все: большой загородный дом, финансовая стабильность, а главное — желание стать родителями.
Но беременность никак не наступала.
Я уже думала, что сама не смогу, и о, чудо!
Тест на беременность наконец-то показал две заветные полоски.
Я была без ума от счастья. Глеб тоже. Мы часами гуляли по детским магазинам, держа друг друга за руку, и выбирали вещи будущему малышу.
Еще вчера мы с мужем в шутку спорили, нужна ли нам гендерная вечеринка, ведь это такое клише.
Милое, дурацкое клише, которого мы так хотели!
А сегодня… Сегодня судьба отобрала у меня долгожданную возможность стать матерью.
— Не может быть! — воплю, словно раненое животное. — Вы, наверное, ошибаетесь.
Смотрю на строгую женщину врача, имя которой не могу вспомнить от шока. Она, мотая головой, тихо произносит:
— Мне жаль, Яна Матвеевна.
Отвожу невидящий взгляд к белому потолку палаты, куда меня привезли из-за кровотечения и сильной боли внизу живота и пояснице.
В теории я знаю, что выкидыши случаются.
Но ведь такое горе могло постучаться в чужую дверь. Не в мою… Почему я? Почему мы?
— Беременность необходимо прервать.
— Мой ребенок… — дрожащими руками трогаю округлый живот, прикрытый больничной рубашкой. — Мой малыш…
— Уверена, вы еще сумеете выносить и родить, — слышу голос врача сквозь вату. — Сейчас вас нужно подготовить к процедуре. Чтобы минимизировать дискомфорт, рекомендую общий наркоз.
*
Наши дни
— Ну и что же ты замолчал? —- горло сковывает спазм, слезы рвутся наружу, но я терплю.
Физически ощущаю, как, между нами, прямо сейчас вырастает непреодолимая дистанция. Покрытая непроходимой тайгой и льдами.
Соболев молчит. Отводит взгляд, демонстрируя идеальный профиль. Трет пальцем висок. Щурится.
— Сегодня ровно год как… — дрожит мой голос.
— Заткнись, Яна! — он резко перебивает меня, потому что не хочет, чтобы я вслух произносила этих слов.
— … как я потеряла нашего ребенка.
— Ты понимаешь, что помешалась на теме выкидыша? — тяжело вздохнув, спрашивает он. — Это был и мой ребенок, — тычет себе пальцем в грудь. — Мой. И мне тоже было больно. Было и есть. Такое нельзя забыть, даже если ты мужик. Но ты, блядь, перегибаешь, — осуждающе мотает головой он.
— Лучше бы ты, как и я, помешался, чем…
Ощущение такое, будто я сейчас рухну на землю и отключусь. Я поймала его на измене, а он меня винит в том, что я все еще переживаю свой выкидыш.
Да, это так.
Для меня года было мало. Кошка и та плачет по котятам, а я должна, по мнению Глеба жить дальше, словно ничего не произошло.
А ведь я стараюсь! Очень стараюсь «жить дальше», но как только вижу на улицах деток младше года и их счастливых мам, меня накрывает. Я убегаю обратно в машину и реву, уткнувшись лицом в руль.
Дошло до того, что я отворачиваю взгляд, когда на горизонте появляется детская коляска, потому что боюсь очередного срыва.
— Лучше бы я помешался чем что? Говори-говори, — заводится Глеб. Крылья носа трепещут, взгляд красный, как у быка.
— Чем завел себе любовницу, — сиплю, еле выталкивая из себя эти слова.
Усилием воли поднимаю на него глаза, из которых бегут потоки горячих слез, стирая с лица косметику.
Вот так в одночасье мы стали чужими. Горе нас не объединило. Оно толкнуло меня в невроз, а Глеба к другой женщине.
Соболев поправляет галстук, сглатывает и чеканит:
— У меня нет другой женщины, любимая. Тебе просто показалось, — он кладет мне ладони на плечи и склоняясь, прямо в лицо произносит: — И если ты не хочешь, чтобы я всерьез занялся твоим здоровьем и отправил, например, в психушку, чтобы тебе там подлечили голову, то советую закрыть свой красивый ротик и проследовать за мной в офис. Мы друг друга поняли?
Дорогие читатели! Ваша активность – топливо для моего творчества!
Сохраняйте книгу, ставьте звезды и комментируйте!
Так я напишу книгу быстрее))
Приятного чтения.
Очень жду вашего мнения по поводу поведения героев.
Права ли Яна?
Есть ли оправдание Глебу?
— Не смей намекать, что я сумасшедшая. Ты только что здесь зажимал какую-то девку без трусов, — рукой указываю в пространство между двумя машинами, где, судя по всему, они и собирались заняться сексом.
— Не ори, — хватка руки Глеба на моем предплечье становится нестерпимой.
— Мне больно!
— Потерпишь.
Не ослабляя хватки, он тащит меня через весь салон. Я еле успеваю перебирать ногами, но его это не волнует.
Он ногой толкает дверь в свой кабинет, из-за удара в ней образуется дырка, Глеб заводит меня вовнутрь.
Не церемонясь, он отпускает меня около дивана для клиентов и запирает нас на замок. Не обращая внимания на то, что я еле стою на ногах от такого грубого обращения.
— Ты довольна?
Бросает через плечо, пока идет к рабочему столу с несколькими мониторами и кучей другой аппаратуры. Слева от его стола на стене с десяток экранов, на которые в режиме реального времени транслируются записи с камер наблюдения.
Они захватывают территорию всего автосалона. Изнутри и снаружи.
— Я тебя спрашиваю: ты довольна?
Глеб падает в кожаное директорское кресло и складывает на широкой груди руки.
Я облизываю губы и тереблю ремешок сумочки пальцами.
— Специально приехала пораньше, чтобы испоганить мне настроение перед таким, сука, важным днем? — грубит он.
— Что ты такое говоришь, Глеб? — распахиваю глаза в изумлении. — Я бы никогда.
— Святая невинность, — отпустив саркастическую реплику, он скалится, демонстрируя ряд белых зубов.
— По сравнению с тобой… — шепчу себе под нос.
— Что ты сказала? — слоняется над столом он и приказывает: — Повтори, Яна.
— По сравнению с тобой, и… — подбираю менее обидное слово, но у меня не получается, — и той шлюшкой, да. Пожалуй, я святая невинность. Признайся, ты ведь сейчас на мне срываешься не потому, что я обвиняю тебя в несуществующей измене.
— Именно это ты и делаешь, — пальцем тычет в гладкую деревянную поверхность стола он. — Обвиняешь меня в несуществующей измене!
— Но бесит тебя не это, — качаю головой и закрываю глаза ладонью.
Тру веки, под которые будто стеклянной крошки насыпали. На подушечках пальцев остаются следы теней для век и размокшей туши.
Я наверняка выгляжу катастрофически плохо. И это тоже злит Глеба.
Он уже давно метит в тот круг общества, где жена — это часть имиджа. Спутница жизни большого человека должна быть безупречна и точка.
Кроткая умница с точеной фигуркой обязана блистать умением красиво молчать, пока ее муж налаживает связи.
Снова перевожу взгляд на Глеба, что смотрит на меня немигающим взглядом.
Я так любила его глаза цвета листьев эвкалипта. Любовалась ими, тонула в их тепле и ласке.
Теперь они превратились в два остроконечных и холодных изумруда. Что источают в мой адрес ненависть.
— Тебя бесит то, что ты не успел.
— Не успел? — мрачнеет Соболев.
— Присунуть. Кажется, вы мужчины, именно так это называете?
Мой голос звучит настолько безжизненно и отреченно, что я сама себя не узнаю.
И Глеба я тоже не узнаю. Вместо того чтобы быть мужчиной и признаться в содеянном, он угрожает мне психушкой и отпирается.
Как какой-то бандит из девяностых, ей-богу.
Это все похоже на плохой сон.
На муторный кошмар, который длится всю ночь, а потом ты просыпаешься в холодном поту и прижимаешься к груди любимого мужа, который и не думал тебе изменять.
Я даже незаметно щипаю себя за руку. Больно-больно.
А вокруг ничегошеньки не меняется…
— Короче так, Яна, — хлопает ладонью по столу он. — У меня нет на это времени, вот веришь? Поступим следующим образом: я сейчас позвоню Славке, и тот привезет тебе успокоительных, — речь о его правой руке. Интересно, Славик в курсе того, что у Глеба есть вторая жизнь? Скорее всего, да. Слепая дура здесь только я. — Ты выпьешь таблетки, успокоишься, и сегодняшнее мероприятие пройдет как было запланировано еще много месяцев назад. Без единого косяка, Яна. Ты меня поняла?
— Я не буду пить таблетки, — категорически отказываюсь. — Ты знаешь, как они на меня влияют. Я после них как зомби несколько дней хожу. Врач рекомендовал использовать их только в случае крайней необходимости. И вообще… какого хрена, Глеб?!
Вскакиваю с дивана.
Глеб тоже встает на ноги.
Мы смотрим друг на друга так, будто вот-вот набросимся с кулаками.
— Почему я должна травить себя убойными успокоительными? Ах, тебе не нравится, что я закатила тебе скандал, потому что застукала между ног у другой бабы? Так это твоя проблема, Соболев! Надо было раньше думать. И желательно башкой, а не членом. А я, если захочу, то имею полное право всем рассказать о том, какой ты похотливый кабель!
— Да ты что? Прям всем рассказать? — подначивает он, хотя на самом деле ему пофиг на мои слова.
— Представь себе, — делаю шаг ближе к его столу. — Отберу у ведущих микрофон, пойду на сцену, и в красках расскажу им, кто такой Глеб Соболев. Как думаешь, кто потом захочет быть твоим клиентом? Мало ли им достанется машина, на капоте которой ты недавно…
Он так резко срывается с места, что я пугаюсь и молчу.
Обогнув стол, он подходит ко мне и заключает мое лицо в свои горячие ладони.
Мне его прикосновение неприятно, но от страха я не двигаюсь. Сейчас он кажется мне неуправляемым. Будто до состояния аффекта осталось всего ничего.
— Яна, — его глаза горят адским пламенем от гнева. — Если ты это сделаешь, — он переходит на шепот: — То я тебя уничтожу. Но ведь мы оба понимаем, что в крайностях нет необходимости? Вдолби наконец в свою головушку, что тебе показалось. Потому что тебе показалось, — нажимает он. — Хорошо? — он гладит мой подбородок большим пальцем. — Вот и договорились.
Горло сдавливает спазмом. Я с трудом проглатываю слезы.
Чувствую себя униженной и подавленной. Хочу спорить с Глебом, бороться за свою правду, но мне страшно.
Я боюсь того человека, что сейчас сжимает пятерней мою челюсть. Боюсь, потому что не узнаю в нем мужа.
Глеб не просто так угрожает мне психушкой.
Знает, что мое ментальное здоровье пошатнулось после выкидыша. Я работала и с психологом, и с психиатром, последний выписал мне препараты, которые коротко описал как "сильные успокоительные, использовать строго по назначению и ни в коем случае не превышать дозу".
Видимо, за неповиновение Глеб планирует использовать факт посещения мной психиатра, против меня.
— И как давно ты это придумал? Пригрозить мне дурдомом? — из груди вырывается нервный смешок. — Я думала, так избавлялись от неугодных жен лет эдак сто назад.
— Если ты продолжишь нести навязчивый бред, то тебя заберут куда надо и без моего участия, — подмигивает он.
— Или это придумала она?
Глеб напрягается.
— «Она», про которую ты говоришь, существует только в твоей голове, — поучительно произносит он, как будто я уже в психушке, а он «добрый» доктор. — Яна, девочка моя, — его руки с лица опускаются мне на талию и сжимают.
Ласково. Крепко. Интимно.
— Давай забудем о ссоре, — правой рукой он скользит еще ниже и принимается гладить мою попу.
— Давай, — согласно киваю, внутри медленно умирая от омерзения. — Давай забудем, Глеб.
— Ну вот, — его голос становится нарочито ласковым, и он уже тянется, чтобы поцеловать меня тем же ртом, которым небось целовал ту, другую, в чулках.
— Только сначала я хочу, чтобы показал мне записи с камер наблюдения, — выдыхаю ему в губы.
Он застывает в миллиметре от моего лица.
Рукой показываю на множество экранов. Но Глеб туда не смотрит. Его взгляд, направленный на меня, снова становится острым и злым. Исчезла напускная ласка и тепло.
Что он скажет? Как отмажется?
Соболев - умный мужчина. Даже слишком. И сейчас он должен усиленно думать о том, как выйти из положения.
Я на сто процентов уверена в том, что слышала. А значит, до того, как будут просмотрены записи с камер, все, что у меня есть это мое слово, против слова Глеба.
— Ладно, — сдается он и выдыхает. — Мы посмотрим записи. Довольна?
— Что?.. – его ответ ставит меня в ступор.
Он согласился. Но почему?
Нет, я, конечно, удовлетворена таким раскладом, потому что своими глазами увижу то, что было скрыто от глаз рядом машин.
И все-таки.
Какой смысл показывать мне единственное доказательство измены, которую Глеб так упорно отрицает?
— Я говорю, мы посмотрим записи, — повторяет он и убирает от меня свои руки. – Заодно узнаем, кто из нас прав, а кто виноват. И, наконец, поставим на этом точку.
Глеб возвращается за стол и достает телефон.
В ответ на мой вопросительный взгляд он поясняет:
— Систему устанавливал Славка, — он кивает в сторону экранов. — Пусть он, как не заинтересованное лицо и отматывает записи на нужное тебе время. Он в этой технике шарит лучше меня. Скажу ему, чтобы приезжал немедленно. Хочу разобраться с этим дерьмом до начала открытия.
Соболев говорит без запинки, и кажется максимально честным.
Он быстро дозванивается до Славика, тот обещает приехать через двадцать минут.
Чувствую себя потерянной. И никак не могу разгадать резкой перемены в настроении Глеба.
— Я отойду в уборную. Поправлю макияж, — тихо произношу я, разворачиваюсь и покидаю кабинет.
— В конце коридора поверни налево, там помещение для персонала и туалет, — слова мужа настигают меня на пороге.
— Спасибо.
На негнущихся ногах я выхожу.
Хочется прямо здесь прижаться к стене, обнять себя руками и зареветь. От беспомощности и агонии его предательства.
В чем смысл отрицать свою измену, чтобы потом добровольно мне ее показать?
Краем глаза я заметила, что один из экранов камер наблюдения полностью захватывает пространство между машинами, где Глеб зажимал любовницу.
Ошибки быть не может и не будет.
Господь уберег меня, когда не дал застать их врасплох. Видимо, решил сжалиться.
А я, наверное, настолько достала Глеба, что он решил не заморачиваться такой ерундой, как милосердие.
Ведь я сама прошу его показать мне записи. А значит, собственноручно подписываю смертный приговор самой себе.
Потому что когда я увижу кадры, на которых он с другой женщиной... я просто умру.
Дрожащими руками я поправляю макияж в туалете, перед зеркалом над раковиной.
Выгляжу я убийственно. Глаза красные-красные, сколько ни подводи их тенями.
Но думаю, я не о своем внешнем виде.
Может, зря я прошу мужа показать мне записи? Раз он согласился, чтобы я их посмотрела, то может, не виноват? И это не он, а его сотрудники таскают на работу девиц без нижнего белья?
Ведь виновный человек не будет свидетельствовать против себя.
— Яна, — Глеб стучит в дверь. Я от неожиданности подскакиваю на месте. — Славка приехал. Все готово.
Больше он ничего не говорит.
До меня долетают звуки его отдаляющихся шагов.
Неужели я пробыла в туалете двадцать минут? И все это время потратила на самобичевание и жалкие оправдания Глеба.
Конечно же, он виноват!
Я не пойму только одного, он хочет показать мне записи, чтобы поиздеваться и добить?
Или есть другая причина? Но какая? У меня нет вариантов.
Собираюсь с силами, выхожу их туалета. Прежде чем войти в кабинет, из которого доносятся голоса Глеба и Славика, я вытираю влажные ладони о платье.
— Привет, Слав, — толкаю дверь и замираю на пороге.
Взгляд сразу же прилипает к экранам. Сердце бьется так дико и так отчаянно, что у меня перед глазами пляшут звезды.
Чуть пошатываюсь, но рукой успеваю схватиться за спинку дивана. Сжимаю кожаную обивку с такой силой, что материал жалобно поскрипывает.
Я просыпаюсь, лежа на боку. Кто-то заботливо накрыл меня пледом. Наверное, Глеб.
Сонливость такая, что я бы спала еще пару часов легко, да вот ноги затекли…
Слышу басы. Шум голосов. И не понимаю, откуда эти звуки?
Мы живем за городом, в тихом районе. Да и окна у нас такие, что когда соседи включают газонокосилку, дома тишина. Не знаю, где Глеб нашел такие стеклопакеты, но для него, как для педанта важен порядок во всем. Так что никакого шумового мусора.
Пытаюсь разлепить веки, но это дается мне титаническим трудом. Еще пару секунд уходит на то, чтобы осознать, что я не дома.
А в офисе у Глеба!
Недавние события наваливаются на меня неподъемной лавиной.
«Яна - мой крест.»
«Не понимаю, зачем тебе она? Бесплодная и стареющая.»
«Докажи мне, что ты не такое бревно, как она.»
Я вскакиваю на ноги, и не с постели, как мне казалось, еще секунду назад, а с дивана в кабинете Глеба. Именно поэтому у меня затекли конечности.
Кто-то «заботливо» положил меня на него, а затем прикрыл пледом.
Здесь, кроме меня никого. Смотрю на часы и понимаю, что была в отключке почти три часа.
Господи, боже мой…
Я оглядываюсь по сторонам и пытаюсь собрать мысли воедино. Взгляд случайно натыкается на целую стену потухших экранов.
Никто не собирался показывать мне записи с камер наблюдений. Глеб и его шестерка опоили меня чаем, в котором было бог знает что. А когда я вырубалась, уложили на диван.
Соболев решил убить двух зайцев одним выстрелом.
Теперь я никогда не увижу доказательства его измены. Зуб даю, записи уже уничтожены, ведь не зря экраны потухли, а на полу валяются провода, которые еще совсем недавно были присоединены к системе камер наблюдения.
Жесткий диск наверняка уже где-нибудь на другом конце города. Или вовсе уничтожен.
Вторым бонусом является то, что меня не будет на его вечеринке, а, соответственно, я не смогу нанести никакого вреда имиджу Глеба Соболева.
Меня трясёт и шатает.
Нужно срочно ехать в отделение полиции, а потом в травмпункт. Пусть берут анализы и выясняют, чем меня опоили.
Это насилие над личностью. Глеб не имел права так со мной поступать.
Ведь я живой человек. Его жена!
Пока жена… Потому что дальше нам не по пути.
Чтобы не потерять равновесие, я снимаю туфли и оставляю в кабинете. А потом на носочках выхожу в коридор и иду на звуки музыки.
Я полна решимости исполнить свою угрозу - взять у ведущих микрофон и на весь город опозорить изменщика. Мне терять нечего.
И это он первый переступил черту, когда решил подговорить Славика и принести мне напичканный бог знает чем, чай.
Как только я прохожу в выставочный зал, где среди элитных машин снуют гости, моя уверенность слабеет.
Нужно ли мне выворачивать грязное белье нашей семьи на всеобщее обозрение?
— А вот и он! Красавец-мужчина и основатель сети «Соболев»!
Фигуристая блондинка с микрофоном в руках и бокалом шампанского салютует не кому иному, как моему мужу. Он выжидает несколько мгновений перед тем, как присоединиться к ней на сцене.
Как он на нее смотрит… У меня внутри все кровью обливается.
Его взгляд буквально ощупывает ее сверху вниз, задерживаясь на силиконовой груди третьего размера. Он при этом не спеша отпивает шампанское из своего бокала.
— Ну же! — кокетливо подзывает она его. — Глеб Львович, не заставляйте гостей вас ждать.
По залу прокатывается тихий смех, а я что-то не замечаю блестящего юмора. Видно, собравшихся здесь мужчин забавляют красивые блондинки. И совсем неважно, что они говорят.
Лицо девушки мне до боли знакомо. Будто я сто раз ее видела. Да вот только не припомню где.
Глеб, наконец, идет к сцене под аплодисменты.
Держится как настоящий хозяин жизни, каждый его жест наполнен уверенностью в себе и мужественностью.
Он становится рядом со слишком сексапильной для этого мероприятия ведущей. На ее точеной фигурке красное, шелковое платье на тонких бретельках, да еще и с голой спиной.
Причина, по которой мне удается разглядеть ее спину, кроется в том, что как только Глеб поднялся на сцену, она посчитала приемлемым чмокнуть его в щеку. Еще и шею его рукой обвила.
Кто-то в зале одобрительно присвистнул. Кто-то засмеялся. Были даже аплодисменты.
А я начала задыхаться от ревности. Да, именно от ревности. Потому что любовь даже к такому изменщику, как он, нельзя погасить в одночасье.
И почему они аплодируют? Здесь много знакомых лиц. Большинство из них меня знают, и их абсолютно не смущает ни мое отсутствие, ни то, что на Глебе висит какая-то…
А вдруг это она?
Та самая "в чулках"...
Не разбирая пути, я огибаю гостей и иду к сцене. Муж настолько увлечен лестью от сексапильной ведущей, что замечает меня только, когда я выхватываю у нее из рук микрофон.
— Яна, не смей! — одними губами произносит он.
Но уже поздно. Я набираю в легкие воздуха и обращаюсь к застывшей в немом ужасе парочке.
— Простите, что опоздала! Не знаю, что на меня нашло, — наигранно улыбаюсь, — задремала прямо у мужа в кабинете. А он, смотрю, не скучает.
Мои слова публика воспринимает как шутку. Гости аплодируют.
Но Глеб не разделяет их веселья, его лицо застыло, не выражая никаких чувств.
Зуб даю, что он не ожидал меня здесь увидеть. Раз я отключилась сразу после того, как выпила чай, доза вещества в нём была конская.
Все мое тело опоясывает чувство, похожее на тремор, который я старательно скрываю.
Нашу с мужем схватку взглядов прерывает «ведущая», которая все еще висит на Глебе. Она вытягивает свою белокурую головку на тонкой шее и выпучивает на меня круглые глаза.
Глеб будто приходит в себя и снимает с шеи ее руки.
— А вы, что жена Глеба Львовича? — она распахивает рот, словно рыбка.
Но глупой она не является. Выглядит – да. Но это ход, стратегия.
В ее глазах читается хватка и интеллект, она прекрасно понимает, что делает и где находиться.
— Да. А вы кто такая?
Подставляю ей микрофон.
— А я… — она поворачивает голову к Глебу, который делает вид, что не замечает ее просящего взгляда. — Ведущая данного мероприятия и… подруга вашего мужа.
Блондинка мило пожимает плечами, отчего колышется грудь с торчащими сосками, прикрытая только тканью платья.
Я шумно сглатываю, ощущая, как пересохло в горле.
Это точно она.
Жаль я не вижу, есть ли у нее под подолом платья чулки. Единственный предмет одежды, помимо платья, на который был согласен мой муж.
Меня бьет током при мысли о том, что они вполне могли уединиться, пока я спала, и…
— Давайте я заберу у вас микрофон, — улыбается во все тридцать два она. — Все-таки мне платят за то, чтобы я развлекала гостей.
Она тянет ко мне свои руки с длинными ногтями, я делаю вид, что не замечаю этого телодвижения и включаю дурочку.
— Вот как, — округляю глаза. — Так вы, получается, профессиональная ведущая?
— Нет, — гордо улыбается она и выпрямляет точеную спину, тут же забыв про микрофон. — Я блогер.
— Да вы что?
— Ага, самый крупный в городе, — задирает курносый нос она. — Милионник!
— У вас целый миллион подписчиков? Вот это да.
За моей притворной лестью она не замечает сарказма, зато его прекрасно видит Глеб.
Но почему он никак на это не отвечает?
— Миллион четыреста тысяч, — обводит блестящим взглядом публику она. — И все они прямо сейчас смотрят на нас в режиме прямого эфира! Привет, ребята, я вас очень люблю, дорогие мои подписчики!
Она посылает воздушные поцелуи в сторону штатива, на который установлен телефон. Конструкция незаметно установлена в паре метров от сцены, а рядом с ней никто иной, как Славик.
Посылаю ему гневный взгляд, в ответ он устремляет глаза на Глеба. Видимо ждет, что тот за него заступится и отмажет передо мной. Такая невербальная реакция Славика доказывает, что они спланировали меня опоить.
Гадко. И это мужчины?
Сегодня я столкнулась с изменой и предательством. Больно не только душе, оттого, что я больше не любимая и единственная женщина, но и телу.
Я все еще полна намерения обратиться в полицию, только сначала оставлю свою лепту в такой важный вечер моего дорогого мужа.
— И сколько же людей нас смотрят в прямом эфире?
— Пятьдесят тысяч, — хвалится она.
— Кстати, как вас зовут? Вы такая звезда интернета, а я что-то совсем пропустила ваше... восхождение.
— Я Милана Князева. У меня блог про лайфстайл, бьюти и лакшери лайф, — загибает тонкие пальчики она.
— Аа, — понятливо киваю. — Значит, открытие нового автосалона моего мужа подходит как раз таки в лакшери лайф, верно?
— Да. Я привлекаю в салон вашего мужа потенциальных покупателей. В эру интернета и социальных сетей это называется коллаборация. Но вы о таком, наверное, не слышали, — дует накачанные губы она, — все-таки другое поколение. Более традиционное, что ли, — щурит она кошачьи глазки, смотря на меня со снисхождением.
Вот и показала зубки твоя «ведущая», Соболев.
Решила намекнуть, что у нас с ней разница в возрасте. И раз она молодая, то все карты у нее в руках.
Заметив, что между мной и блогершей миллионником намечается перепалка, Глеб вклинивается между нами в буквальном смысле слова.
Обнимает меня за талию, целует в висок и гладит спину.
— Хватит, Яна — зло шепчет он. — Давай мы отдадим Милане микрофон и отойдем в укромное место, хорошо? Пусть она развлекает гостей, а мы поговорим.
— Хорошо, Глеб.
Он расслабляется.
— Милана, сцена снова твоя, — с ней он говорит иначе, не так, как со мной. Нежнее и мягче, что ли. И от этого еще горше.
Это последняя капля.
— Да, Милана. Сцена твоя, но сначала ответь, — подношу микрофон ближе к себе и спрашиваю так громко, чтобы меня услышали все: — как давно ты спишь с моим мужем?
Планета вдруг замедляется, а время останавливается. Замирают все.
Музыкальное сопровождение, которым занимался Славик, тоже исчезает.
Если сейчас в зале упадет перышко, то этот звук нас оглушит.
Гости ошалело переглядываются и не знают, как реагировать.
Милана Князева белеет и прикладывает к слишком пышной для ее комплекции груди ладонь с длинными красными ногтями. Через мое плечо она смотрит на Глеба.
Тот, не церемонясь, выхватывает у меня микрофон и рявкает:
— У моей жены отсутствует чувство юмора, не обращайте внимания. Она хотела пошутить, да вот шутка подкачала. Продолжаем праздник! Милана…
Подзывает он ее, и та, как на шарнирах подходит к нам, явно меня опасаясь.
Как только она привлекает внимание гостей обратно на себя и старательно отмазывается от надвигающегося скандала, Глеб тащит меня в неизвестном направлении.
Нет, мы не идем в его офис, как я ожидала.
Он через черный вход выводит меня на улицу.
— Глеб, я без обуви, — упираюсь, стоя на пороге.
Дорожка к парковке, где стоит автомобиль мужа, усыпана белым остроугольным гравием.
— Ладно, - он отпускает меня и отходит на пару шагов, рукой пробегает по волосам, пронзает меня гневным взглядом. – Я хотел поговорить в машине, но могу и здесь на тебя наорать.
— Наорать? – я чуть ли не срываюсь, чтобы подбежать к нему и влепить пощечину.
— Да, блядь! – начинает повышать голос Глеб. – Ты просто… — он подбирает слово, чтобы не ругаться матом, но на долго его не хватит, — офигевшая.
— Я офигевшая? – едва не теряю дар речи. – Там твоя блядина без трусов с микрофоном по сцене скачет, а я, раз не съела это дерьмо, стала офигевшей? Ты больной, Соболев? Крыша поехала от бабок и вседозволенности?
Глеб смотрит на меня, сощурив веки, а потом коротко, красиво и по-мужски смеется.
Мне от этого звука хочется поежиться, потому такой реакцией он показывает, насколько его не волнуют мои слова.
Ну дура какая-то пристала к тебе с претензиями, что с ней делать?
Обсмеять.
— Забавно, — смех пропадает с губ мужа, а появляется оскал. Он задирает подбородок, смотрит на меня как на букашку. — У тебя, у самой фляга свистит, Яна. Причем давно и конкретно. А больной я? И крыша течет у меня? — вскидывает бровь он. – Ты теряешь связь с реальностью, — носом туфли он пинает камешек. — И с этим нужно что-то делать. Я так понимаю сегодняшняя позорная ночь только начало, да, Ян? Я тебя правильно понял?
Стою, прислонившись к косяку черного входа. Пальцы так вцепились в железо до того сильно, что оно вот-вот прогнется.
Впереди меня муж смешивает меня с грязью за неповиновение. Я должна была принять его измену как данность, а потом с его любовницей на сцене развлекать гостей.
Ее голос, слащавый и тошнотворный, прямо сейчас стучит мне в спину, проникает в тело благодаря музыкальной аппаратуре.
— Глеб, — зову его тихо-тихо. Он нехотя переключает на меня взгляд исподлобья, который ничего хорошего не обещает. — Ты ведь ее трахаешь, да?
Он округляет глаза, дергается кадык на мощной шее. Пальцы тянутся к галстуку, чтобы его ослабить.
— Кого?
— Милану блогершу, ту, что без лифчика скачет по сцене.
— Опять двадцать пять, — он идет к припаркованной в паре шагов машине, достает оттуда пачку сигарет с зажигалкой и начинает при мне курить.
— Я думала, ты бросил.
Обещал, что бросит, потому что мы два месяца начали планировать беременность. А спим без контрацепции всего несколько недель.
Хотя, какой там спим?
Даже представлять не хочу, какие искры высекает из моего мужа девчонка на десять лет моложе, которая явно умеет пользоваться своей сексапильной внешностью.
— Я бросил, — подмигивает мне Глеб и с удовольствием затягивается. — И вот снова начинаю. Довольна?
— Какой ты жалкий, — качаю головой.
— Я? Жалкий? Поясни.
Его голос звенит металлом. Он курит, и зло смотрит на меня.
— Признайся уже в том, что спишь с другой. Это хоть немного воскресит тебя в моих глазах, как мужика.
— Мне не в чем признаваться, — рявкает он. – Я никого кроме тебя не трахаю, даже Милану, на которую ты точишь зуб. И любовницы у меня нет.
— Именно поэтому ты подговорил Славку притащить напичканный бог знает чем чай, и удалил записи с камер наблюдения? Как ты с такой дырявой логикой сумел построить бизнес? — не стесняясь в саркастичных выражениях, склоняю голову набок. – Твое вранье шито белыми нитками, Глеб.
— Я сказал тебе все как есть, — стоит на своем он, и голос его звучит устрашающе. — А записи с камер тебе видеть не надо было. Вот и все. Упокоилась?
— Нет.
— Нет? — бросает окурок в сторону, хотя по натуре тот еще блюститель порядка. – Давай, потрепи мне нервы, Яна. Заодно оба узнаем, насколько меня хватит, прежде чем я нахуй здесь все разнесу и набью пару ебальников. Ну, говори.
— Развод.
— Что? — морщится он и в пару шагов оказывается надо мной.
Нависает и дышит так быстро, что даже через костюм вижу, как вздымается его широкая грудь.
— Развод хочу, — смотрю ему в глаза, несмотря на страх.
— Яна, — он сглатывает и резко поднимает голову на шум из зала.
« А где же наш великолепный босс Глеб Львович?» — сладко зазывает его Милана Князева из глубины здания.
— Иди, великолепный босс, — собственный голос потух от внутренней агонии. Я медленно сгораю в аду сегодняшнего дня. — Ты там нужнее, чем здесь. Все, что мне нужно от тебя - это развод.
— Стой, — Глеб не дает мне уйти обратно в здание.
А я всего-то хотела забрать туфли и уехать как можно дальше отсюда.
— Яна, — он разворачивает меня к себе и кладет руку на затылок. — Развода не будет, слышишь? Не будет. Точка!
Дорогие читатели! Ваша активность – топливо для моего творчества!
Сохраняйте книгу в библиотеку, ставьте звезды и комментируйте.
Сначала мне кажется, что у меня слуховая галлюцинация.
Я смотрю в глаза Глеба и пытаюсь найти там намек на шутку, жду, когда он рассмеётся и скажет «Попалась!».
Но он молчит, пронзая меня безумным взглядом. Именно безумным, потому что радужка снова спряталась за расширенным зрачком. Не зная, что он принципиальный трезвенник, подумала бы, что подсел на наркотики.
Его самый большой грех - это курение. О запрещенных веществах не может идти и речи.
Моргнуть не успеваю, как его прикосновение из жесткого, словно железные оковы, становятся мягкими и ласковым.
Держа меня за затылок, он притягивает мою голову к себе, чтобы губами коснуться моих.
Я уворачиваюсь в последний момент.
— Не смей! — Шиплю и упираюсь в его крепкую грудь локтями. — Не смей ко мне прикасаться, слышишь?
— Почему? — Он не убирает от меня своих рук. — Я твой муж и имею полное право на близость с тобой. Разве нет?
— Нет! Больше не имеешь. Потому что ты кобель и предатель, — эти слова я бросаю, глядя ему в глаза. — Убери от меня свои руки сейчас же!
— Не уберу.
— Тогда я закричу. Вернее, заору. Так громко, что нас услышат все. Включая твоих высокопоставленных дружков.
— Хорошо, — легко соглашается он. — Ори. Твои выпады на сцене уже все видели, ты опозорилась по полной программе. Думаешь, тебя после такого кто-то будет воспринимать всерьез? Не думаю. Придут на крики, увидят, как я пытаюсь тебя успокоить, и уйдут. Конец истории.
— Так и пусть не воспринимают всерьез, Глеб. Мне на вещи вроде мнения людей и статуса плевать. А вот ты, — тычу ему в грудь пальцем, — как ты переживешь позор своей жены? Более того, какая логика в том, что ты отказываешься дать мне развод? Баба с возу, кобыле легче. Я тебе оказываю услугу.
— Яна, тебе не удастся заговорить мне зубы.
— Ты сам недавно обзывал меня сумасшедшей и угрожал сдать в психушку!
— И что? — Вскидывает бровь он.
— Как, ну и что? — Вспыхиваю я словно факел. — До за одни эти слова, я имею право с тобой развестись! Не говоря уже о том, что измена является полноценным и законным основанием для развода.
— Яна, — пытается остановить меня, Глеб.
— Нет, дай мне высказаться. Ты можешь сколько угодно выставлять меня дурой, прятать улики, подговаривать других подонков вроде Славика плясать под твою дудку, но правды это не изменит. Сегодня ты показал свое настоящее лицо. Я больше не хочу быть замужем за таким мужчиной, как ты.
— А за кем хочешь? — он склоняет голову набок, и зло смотрит на меня.
— Не за кем. Ты отбил у меня все желание когда-либо снова доверять мужчине.
— Вы все так говорите, а потом оказывается, что на горизонте новый ебырь, — не на шутку заводится Глеб.
— Черному все черно да? — усмехаюсь. — У самого рыльце в пушку, поэтому тебе и вдруг стали чудиться мои воображаемые измены. Классика жанра.
— Если я знаю, что тебя кто-то есть, я его убью, — Он произносит это с такой легкостью, что меня по спине пробегает холодок.
— Господи, что ты такое говоришь?
— Правду говорю. А заодно описываю тебе твое ближайшее будущее, если ты решишь поддаться своим эмоциям и разрушить нашу семью.
— Нашу семью уже разрушил ты!
Соболев меня не слушает. В нем друг проснулся ревнивый муж и Альфа-самец, который срочно решил пометить территорию. И заодно запугать меня.
— Просто запомни мои слова. Если не дай бог, в твою головку залетит мысль о том, что неплохо бы сходить налево, вспоминай их как напутствие.
— С чего вдруг в мою голову должна прийти мысль сходить налево?
— Но ты же вдолбила себе в башку, что я изменяю. Хотя это блядь не так. Мало ли тебе в качестве мести захочется пойти на сторону?
— Ты удивительный человек, Глеб, — разочарованно качаю головой. — То есть ты прекрасно понимаешь, что измена - это больно и не хочешь этой боли для себя. Но обо мне ты не подумал, когда зажимал блогерши между машин. Можешь не отрицать, я знаю, что это была она.
— Я что, как долбаный попугай каждые пять минут должен повторять тебе одно и то же?!
— Можешь не повторять. Я все равно не поверю.
— Упертая, — одобрительно кивает Глеб, чем ставят меня в ступор. — Ладно, у меня есть к тебе предложение.
— Какое еще предложение?
— Я могу с легкостью доказать тебе, что не изменял.
У меня есть груди, вырывается неуместный смешок.
— К экстрасенсу повезешь? Славика подговоришь? Или у тебя в арсенале есть еще какая-то гадость?
На самом деле я без понятия, что мне может предложить Глеб в этой ситуации. Кроме камер внутреннего наблюдения, я не поверю ничему.
— Давай займёмся сексом, — предлагает он, и, судя по хрипотце в голосе, эта идея ему очень по душе. — Уверен, тебе сразу все станет понятно, ведь первый заход сильно отличается от второго. Я на деле смогу тебе доказать, что ты ошибаешься. Согласна?
— Мы можем добавить к этому делу остроты и заняться сексом в машине.
Он оборачивается к своему припаркованному рядом с нами автомобилю, нажимает на брелок и фары, будто они согласны с его предложением, моргают.
— Как тебе такое могло прийти в голову, Соболев? — щеки заливает краской, потому что меня смущают его слова.
— Так нормальное же предложение, — настаивает на своем он. — Раньше тебе нравилось в машине.
— Хватит! — протестую я. — Твое предложение неуместно, и я отказываюсь.
— Разве ты не хочешь выяснить правду?
— Я спать с тобой не хочу, — уточняю, глядя ему в глаза.
— С каких пор? — Соболев отходит от меня на расстоянии в несколько шагов и достает еще одну сигарету.
— С тех пор как я услышала твои слова, — прибавляю в голос яда и поясняю, — сказанные любовнице без белья в момент вашей страсти у служебного помещения.
— И какие же слова тебе показалось, что ты услышала?
Глеб держится стойко и уверенно. Зажигает сигарету, затягивается. Выпускает из легких дым.
И смотрит на меня словно экзаменатор, знающий, что сейчас завалит ученика.
— Что я твой крест.
Я произношу это в момент, когда Соболев затягивается очередной порцией никотина.
Мои слова производят настолько сильный эффект, что заставляют его подавиться дымом.
Он быстро откашливается, выбрасывает сигарету в сторону и смотрит на меня ошалелым взглядом.
Попался!
Он знает, что попался. И прекрасно понимают, что я тоже это знаю.
— Ну что? Все еще хочешь заняться со мной сексом на заднем сидении своей машины? — язвлю я. — Или может, у тебя наконец-то проснулась совесть, и теперь мы поговорим, как взрослые люди?
— Яна, зачем ты в этом копаешься? — он щурится и качает головой. — Мало ли что и кому я говорил. Тебя кажется, волнует факт измены? Так вот, я настаиваю, что ее не было. И да, мое предложение остается в силе.
— То есть ты признаешь, что хотел ей присунуть, но тупо не успел? Я тебя правильно понимаю? Поэтому технически в машине у тебя будет первый, как ты выразился, заход. Но хотелось там, — показываю на здание автосалона, — между машинами, и с ней.
Так и хочется присесть прямо здесь, зачерпнуть обеими ладонями гравия и бросить в Глеба. А потом еще и еще. Было бы что-нибудь тяжелое под рукой, вроде лопаты, я бы точно его отходила!
— Молчишь, дорогой. Попался, да? И сказать уже нечего.
— Я просто даю тебе высказаться, — Отмазывается он.
— Слушай, — подхожу к нему вплотную, начинаю пальцами теребить его галстук. — А почему бы нам действительно не заняться сексом? Только не в машине, а около нее, — понижаю голос до шепота и встаю на носочки, чтобы достать до его уха. — Тогда я смогу облокотиться о капот и доказать тебе, что я не бревно. Как тебе такая идея?
В эту секунду я уверена, что победила. И наслаждаюсь моментом.
Медленно отступаю от окаменелого Глеба. Он не движется и, кажется, не дышит. Только смотрит на меня взглядом полного огня, который хочет меня испепелить.
— Ахуенная идея.
Сначала он застает меня врасплох своим ответом, а потом подлетает ко мне и забрасывает себе на плечо.
— Поставь меня на землю! – ору, но он не реагирует.
Я почему-то глупо, надеюсь, что он отнесет меня в здание обратно к себе в кабинет и там отчитает.
Но нет.
Соболев в несколько шагов доносит меня до своей машины и мягко опускает на землю.
Руками заставляет упереться в капот и становится сзади.
— Глеб, не надо! — пытаюсь сопротивляться.
— Надо, Яна, — он шумно дышит мне в затылок, а потом лицом зарывается мне в прическу. — Ты ведь сама меня просила.
— Ты что не понял, что это был сарказм?! — собственный голос дрожит от холода, адреналина и страха.
— Да я понял, блядь, понял, — сокрушается он, произнося это мне в спину. — Но что мне делать, если я не могу взять своих слов обратно?
— Значит, ты признаешь, что я твой крест? — кусая губы, чтобы остановить слезы, что уже жгут глаза.
— Это не так. Ты моя любимая женщина, запомни. Так было, есть и будет.
— Глеб, так не бывает! — Оборачиваясь к нему через плечо. — Нельзя любить, А за спиной делать то, что сделал сегодня ты! Нельзя, понимаешь?
— Я все исправлю. Только дай мне шанс…
— Шанс? — перебивая его. — О каком шансе может идти речь в нашей ситуации? Нас уже ничего не спасет.
— Неправда. Есть кое-что, — Глеб разворачивает меня лицом к себе. – Давай оставим сегодняшний день в прошлом и родим ребенка, как ты хотела?
Дорогие читатели! Ваша активность – топливо для моего творчества!
Сохраняйте книгу, ставьте звезды и комментируйте!
Так я напишу книгу быстрее))
Приятного чтения.
Очень жду вашего мнения по поводу поведения героев.
Как вы думаете, Глеб действительно хочет ребенка от Яны? Или ...?
Пульс молотком стучит по вискам, пока ладони мужа сжимают мои плечи. Его пальцы то вонзаются в мою кожу, то отпускают.
Его тяжелый взгляд лихорадочно мерцает. Он смотрит мне в глаза, ожидая ответа, а у меня язык к нёбу прилип.
Я даже не знаю, кто он для меня после этого. Сначала вонзил нож в спину, а теперь бросает мне подачку.
На, мол, Яна. Вот тебе ребёнок, только рот закрой и мозги не делай.
— Мне плохо, — гортанно рычу я, срывая голос. — Отойди, я сказала! Мне плохо!
Сначала я толкаю его в грудь раскрытыми ладонями, но потом сжимаю их в кулаки и бью его. Бью, вкладывая всю силу, на которую способна.
Он и не думает закрываться от моих ударов. Заодно не оставляет попыток притянуть меня к себе.
— Ненавижу… — выплевываю эти слова в его лицо сорванным голосом. — Боже, как же я тебя ненавижу…
— Яна, что я такого сказал? Почему ты вдруг, как с цепи сорвалась? — он перехватывает мои запястья и прижимает к себе.
— Вдруг? Ты даже не понимаешь, что натворил… — глотаю слезы и разочарованно мотаю головой.
— Не понимаю, — подтверждает он. — Ты ведь хотела ребенка, разве нет?
— Хотела, — шмыгаю носом, и мне плевать, как это выглядит. — А вот ты – нет.
Глеб сжимает губы в тонкую линию.
Только меня уже не волнует, нравятся ему мои слова или нет.
Он больше не хочет детей с тех пор, как мою первую беременность пришлось прервать. После выкидыша у нас было много бессонных ночей, когда мы обсуждали наше дальнейшее будущее.
Медленно, но, верно, Глеб начал подселять мне в голову идею о том, что нам не нужно стараться над очередной беременностью. Да и вообще, карьера у него идет вверх и деньги, которые он зарабатывает, позволят нам родить в любой момент. Хоть даже через суррогатную мать.
Ему на руку играло то, что врачи по медицинским показаниям тоже настаивали на том, чтобы отложить планирование.
Но позже я поправилась, и лечащий врач, советуя не пытать больших надежд, сказал, что противопоказаний больше нет.
Несколько недель назад мы окончательно перестали предохраняться. Я думала, что Глеб поменял свое мнение. Ведь он был на приеме у врача вместе со мной и все слышал своими ушами: я способна забеременеть и выносить ребенка.
Только вот в спальне меня ожидал неприятный сюрприз.
Наша близость проходила, как обычно, с одной только разницей. Теперь мой муж начал практиковать прерванный половой акт.
Я растерялась и не стала уточнять, почему он так делает. Осадок на душе был ужасный, моя самооценка настолько упала за последний год, что я приняла эту перемену в постели на свой счет.
Может, я просто больше не возбуждаю его как раньше, и удовольствия он получает меньше?
А теперь меня грызет убийственная мысль.
Что, если Глеб «обрел» эту привычку на стороне?
— Я всегда хотел от тебя детей, ты знаешь, — напоминает о себе Глеб, а я кривлюсь и отворачиваю лицо. — Просто, — он делает паузу, подбирая слова, — просто думал, что время не самое подходящее. Вот и все, Яна. Никакой теории заговора.
— А сейчас время вдруг стало подходящим?
— Да, — отрезает Глеб. — Да, стало. Если мне нужно выбирать между тем, чтобы ты помчалась сломя голову в загс, чтобы получить развод, или рождением ребенка, то я готов пойти тебе навстречу…
От его монолога меня трясет крупной дрожью. Я не даю ему закончить. Просто не могу больше этого слышать!
Я замахиваюсь быстро и сильно. От звонкой пощечины голова Глеба поворачивается вбок.
Убираю руку и пытаюсь стряхнуть жжение, вызванное ударом. И пячусь, отходя от него на безопасное расстояние.
— Что это было? — спрашивает он вибрирующим от злости голосом. — Что это, твою мать, было, Яна? Когда я тебя спрашиваю, будь добра, отвечай. Шутки кончились, — он грозит мне пальцем, будто я его подчиненная.
— Все хорошо, босс?
Главный охранник моего мужа подает голос. Он стоит в проеме черного входа и начинает идти в нашу сторону.
Почти два метра ростом, огромные плечи, кулачища размером с боксерские перчатки.
Я чую одним местом, что у него явно есть связи с криминальным миром. Вопрос, зачем это Глебу?
Да, Соболев стал настолько весомой личностью в городе, что у него есть штаб личной охраны. Несколько человек регулярно приставлены ко мне тоже. И я все никак не привыкну.
— Гена, уйди, — отдает команду муж.
— Гена, стой, — зову я, и накачанный высокий бугай внимательно меня слушает, ведь я жена босса. — У тебя есть свободный человек, чтобы отвезти меня домой? Я устала.
— Да все вроде на местах, Яна Матвеевна. Но если надо, — пожимает широкими плечами он и через меня смотрит на Глеба, ища одобрения или же отказа.
— Надо, Ген. Спасибо, — уверенно киваю я и обнимаю себя руками. От адреналина и холода стучат зубы.
— Босс, что скажете? Выполнять?
Поворачиваюсь к Глебу. Он щурится, цокает языком, и отдает Гене команду:
— А знаешь, выполняй. Только не людям своим дай задание, а сам ее отвези домой.
— Будет сделано.
— И Гена, — глядя мне в глаза, муж отдает своему псу еще одно указание: — Чтобы глаз с моей жены не спускал. Я буду дома, как только закончу здесь дела.
Когда Гена уходит, чтобы подогнать машину к этой части здания, Глеб понижает голос и говорит мне:
— Раз ты не понимаешь по-хорошему, то тебя ждет альтернативный вариант.
— Это угроза? Хотя чему я удивляюсь. Раз на тебя работает шайка бандюков, то сам ты ненамного лучше них…
Он одергивает меня за руку.
— Ну что ты, Яна, — обманчиво мягко произносит он. — Я бы ни за что не причинил вреда женщине, на которой женат. Поэтому даже не вздумай просить развода.
А ведь и правда, как я могу просить развода у того, кого толком не знаю? Пока я переживала потерю ребенка, у моего мужа развивалась самая настоящая вторая жизнь.
Вот откуда бандиты на побегушках и вульгарная любовница. Это все каноны жанра, в которые также входит отправлять неугодную жену домой под присмотром двухметрового громилы.
— Гена, не гони так, — прошу я телохранителя мужа, который своей огромной фигурой загораживает дорогу.
Хотя, может, пусть лучше гонит?
Глупая, эгоистичная мысль, которая доказывает, что полностью растворилась в браке. Настолько перестала себя ценить, что жизнь уже не мила. Всего-то из-за измены мужа.
Вздыхаю и лбом прислоняюсь к окну, сидя на заднем сидении огромного внедорожника, стекла которого наверняка бронированные.
— Яна Матвеевна, я скорость не превышал, — подает голос Гена. — Босс строго настрого запрещает, особенно когда вы в машине. Заботится о вас, — вдруг добавляет он, чем вызывает у меня раздражение.
— Зачем ты это сейчас сказал?
Гена не спешит отвечать. Сначала он смотрит в зеркало заднего вида. Размышляет, как правильнее ответить.
— Да я просто факт озвучил, — пожимает плечами он и улыбается уголком рта.
Никогда не видела, чтобы он улыбался. Такие, как он носят исключительно выражение лица «морда кирпичом».
Я так не со зла думаю. К Гене я нейтральна.
Но из песни слов не выкинешь, у него не самая располагающая внешность, да и кому нужна улыбчивая охрана. Другое ли дело молчаливые истуканы, по сто двадцать килограммов мяса каждый.
— Если бы твой босс обо мне заботился, он бы не зажимал у себя на работе другую девку, — скрещиваю руки на груди.
И почему-то жду ответа телохранителя Глеба.
Он ведь должен что-то знать.
— Я практически застала его на ней. Представляешь? — смотрю в зеркало заднего вида и считываю выражение лица Гены.
На котором, к слову, ноль эмоций. Разочарованно вздыхаю.
— Ничего по этому поводу сказать не могу, — коротко, как будто читает инструкцию, отвечает мне он.
Хочу поругаться с ним. Заставить рассказать мне правду про Глеба. Он как приближенный точно знает о своем начальнике все.
Но ведь Гена не виноват. И ругаться хочу совсем не с ним, а с мужем изменником.
Беру с кожаного сиденья сумочку и достаю оттуда телефон.
Ладони взмокли вмиг, когда я открыла страничку браузера и вбила в строку поиска имя: Милана Князева.
Это импульсивный порыв. Да и зачем так опускаться, чтобы следить за любовницей мужа?
Но я опускаюсь.
Пожевывая нижнюю губу, я листаю сайт за сайтом, где об этой даме статья на статье. И фотографии. Господи, сколько их тут.
Вот она в нижнем белье, демонстрирует идеальную фигуру на Мальдивах.
Вот она в Париже, пьет кофе в кофейне с видом на Эйфелеву башню.
Вот она без лифчика, в одних трусиках, а голую грудь прикрывает букетом роз.
Я перестаю листать, спину обливает горячим словно кипяток потом. Нажимаю на фотографию и меня выбрасывает на страничку ее соцсети.
В ленте нахожу это фото и смотрю дату. Три недели назад.
Прикладываю к губам дрожащие пальцы и старательно смаргиваю слезы. Экран смартфона тухнет, потому что я застыла.
Розы, которые она прижимает к своим силиконовым сиськам на снимке, перевязаны алой лентой, на которой красуется восковая печать с названием цветочного салона.
На снимке я не разглядела его названия, впрочем, необходимости в этом не было.
Потому что я видела эту печать и такие же розы десятки, если не сотни раз.
Глеб покупал мне там цветы. Заваливал меня их знаменитыми розами. Я даже не заметила, как такой свойственный ему жест внимания начал сходить на нет.
Муж уже давно не дарит мне букетов. Я даже не припомню, когда был последний раз.
Да и зачем, когда у него для этого есть другая?
Горько и больно. Сердце в агонии. Я разбита окончательно.
Все выглядит так, будто их интрижка никакая не интрижка, а полноценный роман.
У меня ком в горле, и я никак не могу его проглотить. Я больше похожа на оголенный нерв, чем человека.
Три недели назад он послал ей букет, а две недели назад стал заниматься со мной сексом иначе.
Теперь у меня не осталось сомнений в том, что они спят уже какое-то время.
Шмыгаю носом, вытираю слезы с лица, стряхиваю их и нажимаю на иконку прямого эфира.
Ведь Милана Князева прямо сейчас развлекает гостей Глеба.
Судя по всему, вечеринка подходит к концу. Блогерша обнимает гостей и благодарит их за то, что пришли.
Да кем она себя возомнила?!
Судя по тому, как «мило» она то и дело поглядывает на Глеба, что, сложив руки на груди мрачно стоит в стороне, Милана считает себя без пяти минут хозяйкой автосалона.
Ну правильно. А счастью влюбленных мешает злая жена. Как иначе-то?
Гости рассеиваются по автосалону, обсуждают машины, а камера, которая записывает прямой эфир, все еще транслирует сцену.
Рядом с которой двое.
Милана, виляя бедрами, идет к Глебу.
Я телефон чуть ли не к носу прижимаю и дрожу так, что зубы стучат.
Подойдя к моему мужу, она играет с волосами, мило смеется, а потом…
Берет его за руки и медленно опускает их себе на задницу.
Подонок муж даже не думает сопротивляется! Наоборот, его пальцы впиваются в ее попу.
— Яна Матвеевна, приехали, — напоминает о себе Гена.
А я ошалевшая сижу словно примерзшая к сиденью. И правда, приехали. Смотрю через стекло на наш дом, где мягко горит свет в гостиной.
— Ты все разрушил… — шепчу я.
— Что вы сказали?
Перевожу взгляд на телефон, где Милана и Глеб о чем-то говорят. Больше он ее не лапает, но мне от этого не легче.
Отомщу…
Ох, как я тебе отомщу!
— Гена, ты женат?
— Нет.
— Девушка есть.
— Нет. График плотный.
— Ясно.
Что ж, это избавляет меня от мук совести. Пора Глебу, как говорят англичане, отведать собственного лекарства. Или, в русском варианте: пора отплатить ему той же монетой.
Печатаю мужу смс на скорую руку. Слова неважны, важен посыл.
Отправляю и переключаюсь на прямой эфир. Хочу видеть его реакцию, когда он получит сообщение.
Вот он тянется в карман за смартфоном, снимает блокировку и читает.
Пусть Глеб немного помучается. Хотя почему немного? Пусть помучается по полной программе.
Мой телефон находится в виброрежиме. Пока Гена осторожно ведет меня домой, я прижимаю к бедру сумочку и чувствую, как беспрестанно поступают звонки.
Как только заканчивается один, поступает другой. Через несколько мгновений звонки прекращаются, и это значит только одно:
Глеб за рулем и на всех парах мчится домой.
Это дает мне где-то минут десять времени, чтобы обставить все нужным мне образом.
— Ген, отведи меня в спальню, а то совсем ноги не держат… — для правдоподобности я притворяюсь, что падаю, как только мы поднимаемся на порог дома.
Охранник мужа озабоченно вздыхает и чешет свою бритую голову.
— Яна Матвеевна, так может начальнику позвонить надо? Дело вроде как серьезное. А он о вашем здоровье печется ого-го.
— Нет-нет, что ты? У него сегодня такой важный день. Да и у меня такие приступы частенько бывают. Мне буквально на минут пять-десять прилечь, и все пройдет. И вот если тогда мне лучше не станет, то будем звонить Глебу. По мелочам беспокоить его я не люблю.
Специально забалтываю Гену, чтобы он не спохватился телефона. Растягивая время, медленно поднимаюсь под ручку с ним на второй этаж.
Когда мы заходим в спальню, я забираюсь под одеяло в одежде и прошу его посидеть со мной.
— Ген, слушай, а принеси-ка ты мне молока, — он явно удивляется моей просьбе, но вида не подает. — Оно в дверце холодильника стоит. Принеси мне стаканчик, будь добр.
Мне стыдно за то, что я его использую. Но пути назад уже нет.
По моим подсчетам Глеб должен быть дома с минуты на минуту.
А значит, самое время приступать к активной части моего спонтанного плана. Вытворять такие фокусы не в моей природе, но в любви как на войне, все средства хороши.
Гена быстро возвращается в спальню с полным стаканом молока, а меня от одного вида мутит.
Терпеть не могу молоко. В нашем доме его употребляет только Глеб. Я могу пить его, только если добавляю в кофе.
— Спасибо, — перенимаю стакан и несмотря на отвращение, набираю полный рот.
Меня от одного запаха пробирает рвотный рефлекс.
Я поднимаюсь с кровати и сталкиваюсь с испуганным взглядом Гены. Он боится не столько за меня, сколько за то, что с ним сделает Глеб, если его жена, не дай бог, помрет в смену главы его охраны.
— Яна Матвеевна… — Он поднимается с кресла и тянет ко мне руки, чтобы поймать, если я упаду.
Но падать я, конечно же, не буду.
Как только Гена подходит на нужное расстояние, меня выворачивает на его одежду молоком. Даже несколько рвотных спазмов с гортанными позывами прибавляются, и это мне только на руку.
— Гена, прости меня, — искренне извиняюсь я, вытираю рот тыльной стороной руки и смотрю во, что превратился его костюм. — Боже, что я натворила…
— Все нормально, Яна Матвеевна, — машет рукой Гена. — Вы как себя чувствуете? Полегчало хоть?
— Полегчало…
— Ну вот и славно.
Только полегчало мне не от того, что меня «вытошнило», а от того, что Гена мне поверил. Не думаю, что такой трюк я могла бы провернуть с Глебом. У него слишком хорошо развита логика и критическое мышление.
— Пойду на кухню, — телохранитель мужа собирается идти к выходу. — Замою пятна под краном.
— Нет! — звучу громче чем надо. — Ген, ты что? Тебе вон и на шею попало, и на руки. Господи, неловко-то как… — переминаюсь с ноги на ногу, стоя на одном месте.
— Да нормально все, не переживайте так.
Что ж, охранник моего мужа - крепкий орешек, а не жеманный ботаник. Не спешит бежать, роняя тапки даже после того, как меня якобы стошнило на него.
Придется надавить.
— Давай так: ты пойдешь в душ, смоешь с себя все это… оставишь свои вещи на полу, а я их закину в стиральную машинку. Она сначала стирает, а потом сушит вещи. Ты через час будешь как новенький. А пока ждешь свой костюм, я тебе дам что-нибудь из старых вещей Глеба.
— Ну что вы, я не могу, — телохранитель Глеба снова чешет голову.
Вижу, как он морщит нос от запаха растёкшегося по его груди молока. Это хороший знак.
— Я чувствую себя безумно виноватой. И мне будет намного легче, если ты согласишься.
— Босс не поймет, — осуждающе качает головой он.
— Если бы меня так вывернуло на твоего босса, мнение которого ты так боишься, он бы уже в кровь стирал себе кожу мочалкой в душе! Это не шутки, Ген. Мало ли у меня какая бактерия в желудке, — понижаю голос и наблюдаю за его реакцией.
— Блин, ладно. Вы правы. У меня бабушке завтра восемьдесят семь лет. Праздновать будем. Не дай бог ее заразить какой-нибудь гадостью. Без обид, Яна Матвеевна.
— Ой, что ты, — принимаю его привычку и машу рукой.
Из последнего ящика комода достаю старый растянутый спортивный костюм Глеба, вручаю его Гене и даю чистое полотенце.
— Ты пока иди в душ, а я на кухню. У меня там лекарства от желудка. Я тебя внизу подожду, когда помоешься - спускайся.
— Что-то мне боязно вас одну оставлять, — он перенимает от меня стопку с вещами, а я внутренне ликую.
— Мне уже намного легче. Правда. Видно какую-то бациллу подхватила, вот и результат.
Как и обещала, я ухожу из спальни, оставляя Гену одного. Но как только он закрывается в ванной и включает воду, я на цыпочках прокрадываюсь обратно и беру его одежду.
И также на носочках бегу на первый этаж. Прямо у входа разбрасываю его одежду таким образом, чтобы не было видно пятен молока.
А еще в такой последовательности, чтобы это выглядело так, будто Гену раздевали в порыве страсти...
Последними объектами в веренице одежды телохранителя мужа являются его брюки и ремень.
Так сказать, вишенка на торте. Бросаю их на видное место, чтобы у Глеба сработал инстинкт, и не было времени анализировать, что к чему.
Хочу, чтобы ему было больно.
Пусть хоть в моменте испытает, какого это, когда тебе изменяют, а ты бессилен.
Чтобы удостовериться, сколько у меня осталось времени, бегу к северному окну гостиной. Отсюда видна единственная дорога, по которой можно приехать в наш поселок.
До рези в глазах всматриваюсь в горизонт и вижу, как на бешеной скорости к нам летит машина.
Узнаю фары. Когда Глебу их установили, он полчаса ими мне хвастался. Форма, цвет. Ему нравилось все.
Отхожу от окна и стягиваю с себя платье через голову. Его я слегка небрежно расстилаю на нижних ступеньках лестницы, рядом бросаю туфли и рядом с ними свои скомканные чулки.
В одном нижнем белье я бегу в гардеробную, которая находится рядом с нашей спальней. Быстро натягиваю на себя красный шелковый пеньюар.
Новый. Ультракороткий. А главное - прозрачный. Муж его еще не видел.
Из-за упадка нашей сексуальной жизни я не надевала его, не было настроения.
Пеньюар я купила, чтобы разжечь страсть в спальне. Глеб любит сексуальное нижнее белье, это его пунктик.
Смотрю на себя в зеркало и понимаю, что, скорее всего, перебарщиваю, ведь через пеньюар виднеются соски. Под тонкой тканью нет ни-че-го.
Переборщила?
Может, хоть трусики надеть?
Слышу, как рычит двигатель машины Глеба, и хватаюсь за голову.
Капец!
Если я сейчас отступлю, то не использую шанс отомстить ему. Если пойду до конца, то будет грандиозный скандал…
Так ведь он будет в любом случае. Соболев не простит мне ту СМС.
Хлопаю себя по щекам и быстро покусываю губы, чтобы распухли еще больше для эффекта.
Гребешком прохожусь по корням волос, чтобы придать того самого объема, что часто образуются в девушек после секса.
Боже, что я творю?..
Хочу отмотать назад и передумать, но не успеваю, потому что входная дверь распахивается с таким грохотом, что дрожат стены.
Зажимаю рот ладонью и подхожу к двери в гардеробную. Слушаю, что происходит на первом этаже.
— Не понял. Что за хуйня?! — с порога грязно ругается Глеб.
И тут наступает мой выход.
Несмотря на дикий страх, что практически не дает мне возможности сделать нормальный вдох, я медленно выхожу из гардеробной, иду по коридору и останавливаюсь в верху лестницы.
Соболев слишком занят тем, что разглядывает разбросанные вещи. Носком туфли он отбрасывает ремень Гены, а затем мои чулки.
— Яна! — ревет он и оглядывается в поисках меня.
— Тут, любимый! — нарочито ласково произношу я и кутаюсь в халат, который все-таки прихватила на выходе.
Махровый, банный.
Боже, мне конец. И никакой халат меня не спасет.
У Глеба глаза красные. Даже бордовые, аж зрачков не видно.
— Сюда иди, — загробным голосом приказывает он. — Сюда, сука, иди!
— Не смей обзывать меня, Соболев, — стараюсь не выдать дрожь в голосе.
— Это я для связки слов, — скалится он. — Хотя если поразмыслить, то это было бы самым мягким ругательством, которое ты заслуживаешь за свое поведение.
— Мое поведение? — не могу сдержать возмущения. — Ты меня ни с кем не путаешь? Я не блогер тире шлюшка, которой за деньги можно диктовать, как себя вести. Раздвигать ноги, или нет. Опираться локтями о капот, или…
Глеб перебивает меня надменным смехом, который намекает на то, что я его утомила.
— Оказывается, ты типичная баба, которую хлебом не корми, дай мужику вынести мозг, да? А я думал ты умнее.
— Я тоже думала, что ты умнее. А потом посмотрела прямой эфир Миланы, как ее там, и увидела, как ты лапал ее за жопу. Так что не смей пытаться меня воспитывать, после того как жидко обосрался в такой важный для своей карьеры день!
Этот поток сознания даже для меня становится неожиданностью. Соболев и вовсе стоит с едва ли не открытым ртом. Я никогда с ним так не разговаривала.
— О как, — насмехается. — Ладно, признаюсь. Ты так меня выбесила, что я держал Милану за жопу. Как стрессовый шарик. Было дело. Довольна?
— Урод.
— Ты нафига мне прислала СМС про то, что будешь с Геной трахаться? — он начинает подниматься по ступенькам, наступая на разбросанные вещи. — Думала, я поверю в такую фигню? Он мой подчиненный. А ты для него объект — за который он отвечает головой.
— Но ты приехал.
Глеб останавливается на лестнице, до меня ему остается пара ступенек.
По лицу вижу, как его бесит то, что я только что сказала.
— Да, приехал. Потому что у меня жена нестабильная. Ты, что думала, что я приревновал тебя к охраннику? — насмехается он. — Или поверил в театр из шмоток? Я не де… бил…
Пламенная и оскорбительная речь Глеба сначала замедляется, а потом и вовсе сходит на нет.
Все дело в том, что его лицо находится на уровне моей груди, которая теперь прикрыта только прозрачной тканью вызывающего красного пеньюара.
Потому что я только что сбросила халат на пол.
Глеб не поднимает взгляда выше моей груди и беззастенчиво пялится.
Рукой тянется к воротнику рубашки и оттягивает его. На мощной шее проступают вздувшиеся вены.
— Я хочу, чтобы ты надела это в следующий раз, когда мы будем заниматься любовью.
— Нет!
— Ладно, — он, наконец, поднимает взгляд к моим глазам. — Можем заняться сексом прямо сейчас, мне как раз нужно снять напряжение.
Он решительно поднимается по ступенькам, а я не двигаюсь с места. Более того, я выставляю вперед руку в протесте.
— Не приближайся ко мне.
— Сначала тычешь мне в лицо сиськами, а потом говоришь, чтобы я не приближался? Поздно, я уже тебя хочу. Пошли в спальню, Яна.
Берет меня за запястье и тянет за собой по коридору.
— Зато я тебя не хочу! — кричу и вырываюсь.
— Врешь, — резко останавливается Глеб и зажимает меня у стены. — Ты ведь не просто так вырядилась в это недоразумение с сиськами навыкат?
— Убери от меня свои грязные руки! — пыхчу и тщетно отталкиваю его от себя. — И вообще-то, я надела этот пеньюар не для того, чтобы ты меня лапал!
— И для чего же? Просвети меня. Главное — не заврись.
— Чтобы ты посмотрел на то, что потерял! — освобождаю от захвата руку и мечусь, чтобы врезать Глебу звонкую пощечину. Он перехватывает мою руку с легкостью. В неверии отходит на шаг, и зло щурится. — Я не считаю себя каким-то отстоем или бревном, понял?
— Так и я не считаю тебя бревном, — рявкает Соболев.
— Правда?! — истерически смеюсь. — Так ты это своей шлюшке просто так, для красного словца сказал, чтобы она охотнее тебе давала?
Снова удивляюсь тому, куда делась воспитанная Яна, которая таких слов вслух не произносила никогда.
Хотя, почему я должна выбирать более подходящие выражения, когда могу называть вещи своими именами?
— Ты же не будешь отрицать, что у нас в постели угасла искра? — бьет словами муж.
— Я молодая и довольно привлекательная, — задираю подбородок и усилием воли сдерживаю слезы. — Не интернет-модель с силиконовыми дойками и накачанными губами, а нормальная женщина, представляешь? Меня нужно ласкать, — произношу это с надрывом. — Целовать. Обнимать. И делать это долго, Глеб. Не две минуты, и даже не пять. Дольше. Я не могу, как Милана блогерша нагнуться и подставить тебе свою задницу, притворяясь, как мне нравится сухой секс без прелюдии!
— Яна, — хмурится Глеб, но слушает.
Да, он хочет спорить, но, видимо, где-то в глубине души понимает, что я права.
— А что ты удивляешься? Мне нужна прелюдия, долгая и чувственная. Поправка! Была нужна. Больше ты ко мне не притронешься. Я брезгую, мало ли кто Милану таскал до тебя.
— Мы не разойдемся, — Соболев категоричен.
А меня все несет на другую тему.
— И знаешь, я тебя сейчас, наверное, шокирую, но те продажные девушки, от которых вы — мужики так прётесь, и которые так чувственно стонут в постели, давясь вашими членами, получают удовольствие не от ваших навыков. А от ваших толстых кошельков! И только глупые, наивные жены занимаются с вами любовью по-настоящему. Но это скучно, пресно и совсем не ценится, правда?
— Мне насрать на других баб, Яна. Ты моя жена. И я тебя ценю. Тебя и наш брак.
— Да что ты заладил, как попугай? Будь мужчиной, Глеб и признайся в том, что если бы я не пришла в автосалон, ты бы изменил мне с Миланой.
Медленно вздыхает, видимо, прикидывает варианты.
Ведь у нас вроде бы разговор-то душевный. Я раскрыла перед ним свою душу, и теперь по логике его очередь.
— Я не обижусь на правду. Сама понимаю, что у нас был тяжелый год. И да, я подкачала как жена, не спорю.
Сканирую меняющееся лицо Глеба.
Ну, признайся же уже!
Решаю пустить в ход тяжелую артиллерию:
— Думаешь, я не понимаю, что секс у нас почти пропал из-за меня? — обнимаю себя руками. — Раньше мы с тобой по несколько раз в день уединялись. У тебя темперамент ого-го. Я же замечаю, как ты по утрам просыпаешься со стояком. Может с моей стороны эгоизм не идти тебе на встречу в этом плане? Ты же не виноват в том, что у меня такой темперамент…
К концу моей речи собственный голос стал похож на шепот. Правдоподобный, судя по тому, как внимательно Соболев прислушивался.
— Хорошо, что ты это понимаешь. Да, секс мне нужен чаще. И раз ты так хочешь правды, то вот она. Я действительно никогда тебе не изменял, — он делает паузу и выдает убийственный рикошет из слов: — Но сегодня мне особенно была нужна разрядка и Милана тупо оказалась под рукой.
— Блядь, аж легче стало.
Глеб пробегает по волосам руками, зачесывая их назад. Отводит полы пиджака и руками упирается в бока. Невооружённым взглядом видно, что он действительно испытывает облегчение.
А у меня весь мир перевернулся. Ведь подозревать мужа в измене это одно, а столкнуться с правдой о том, что она была, или же планировалась - совсем другое.
Где-то в глубине души я надеялась, что всему есть объяснение. Даже тому, что произошло сегодня в автосалоне.
Часть меня, та, что все еще любит Глеба, была готова отодвинуть логику в сторону и принять его оправдание и забыть.
Вычеркнуть из памяти этот день будто его не было и жить дальше.
— Я рада… рада, что тебе полегчало.
После его слов меня будто швырнули в воду, и я пошла камнем ко дну. Всплыть никак не получается, да и над головой толстая корка тяжелого льда.
Я задыхаюсь, стучу руками по льду, сбивая их в кровь, но ничего не меняется.
Мне страшно, дико одиноко, и я медленно умираю.
— Это то же самое, как если бы я подрочил, — Глеб, видимо, решил добавить своим словам веса и в край обесценить свою связь с Миланой.
Мол, мелочь какая-то, а не полноценный роман.
Да только разве это важно? Ведь он хотел ее как женщину и был готов к сексу.
— Но не подрочил, — поднимаю на него взгляд и четко осознаю, что это конец. Закат нашей семьи. Полный крах.
Услышать от него эти слова было важно. Признание ничем не сотрешь. И главное – он больше не сможет обвинять меня в невменяемости.
— Что?
Глеб щурится. Медленно отводит плечи назад и выпрямляется. От расслабления, которым он наслаждался еще несколько секунд назад, не остается и следа.
— Что слышал.
— Я же сказал, что у меня был напряженный день.
— Я не глухая. Не надо повторяться.
— Походу надо, раз до тебя медленно доходит. Что опять не так?!
— Опять? – сиплю, прочищаю горло и тычу Глебу в грудь пальцем. – Урод лживый. Не было у тебя напряженного дня! Я помню тебя утром, ты от радости улыбался во все тридцать два. Говорил, что это лучший день в твоей жизни!
— И к чему ты ведешь, Яна? Что опять пришло тебе в твою больную голову?
— Ты у Миланы между ног пристраивался отнюдь не от стресса, Глеб. Ты отмечал, — разочарованно качаю головой, — отмечал такой важный в своей карьере день, блин!
— Ты снова бредишь, — отрезает муж и повышает голос. – Придумываешь небылицы, в которые потом веришь!
— Не смей обзывать меня больной! – замахиваюсь чтобы влепить ему пощечину, на что Глеб перехватывает мою руку и смотрит на меня животным, устрашающим взглядом.
Но этого ему мало, он сгребает меня своими огромными ручищами и тащит в спальню, несмотря на сопротивление. И уже там валит на кровать, придавливая своим весом.
— Ненавижу! Предатель! Кобель!
— Дура набитая. Я тебе нормально все объяснил, по-человечески. Но ты блядь решила меня довести, да?
— Я – едва ли проблема. Тебя бесит, что я не верю в твое вранье!
— Какое вранье? – лбом прислоняется к моему лицу, глаза в глаза. – Я правду говорю, все как было, — настаивает Глеб.
— Да ну? Раз ты подчинялся спонтанному порыву снять напряжение, то какого хера Милана приперлась в автосалон в одних чулках? Ты заранее попросил ее об этом, а значит, ты просто жалкий балабол…
— Эээ, — со стороны ванной раздается нечленораздельный звук. – Босс, все в порядке?
— Все ахуенно, Гена! – рявкает Глеб, не сводя с меня безумного взгляда. – Не смей смотреть на мою жену, у нас прелюдия. Собирай вещи и уматывай. Завтра сочтёмся.
— Пошел ты... – начинаю брыкаться, что есть сил. – Ге… — зову охранника, но Глеб не дает мне этого сделать и закрывает губы своим ртом.
Моя брезгливость достигает пика, пусть не смеет прикасаться ко мне этим ртом!
Я мычу, ору, брыкаюсь, что есть сил. Наша крепкая кровать и та жалобно поскрипывает от нешуточной борьбы между мной и Глебом. Я замахиваюсь и бью его куда попало: по спине, шее, плечам.
И, наконец, кусаю. Прямо за губу! Он, конечно, быстро успевает увернуться, но судя по тому, как Глеб шипит, шумно втягивая воздух, я сумела остудить его пыл.
— Слезь с меня!
— Да по тебе дурка плачет, — он поворачивается, кончиком языка слизывает с губы каплю крови. – Может мне прямо сейчас вызвать скорую психиатрическую помощь, м? Шутки кончились. Ты совсем отбилась от рук, и я такого поведения терпеть не буду. Ясно?
— Такси, — безжизненно произношу и сталкиваюсь с озадаченным взглядом Глеба. – Такси мне вызови и отпусти. Разрешаю даже привести сюда Милану, только мне развод дай. Я так устала, Глеб. Ты меня замучил. Я больше не могу с тобой быть, — в конце своего признания я шепчу от душащих меня слез.
— Мы это уже проходили. Развода не будет и точка. К тому же я серьезно настроен на то, чтобы поскорее зачать наследника.
— Наследника? — моргаю в неверии.
— Да, — легко отвечает он и встает с постели.
Выпрямившись, Соболев скидывает с себя пиджак, снимает галстук и принимается расстегивать рубашку. Пуговицу за пуговицей.
— Ты что делаешь? — округляю глаза. – Глеб, нет…
— Да, — чеканит он. – Да, Яна, да. Я тебе не изменял, храню верность хуеву тучу лет, кроме тебя мне негде получить ласку и секс. Можешь хоть детектор лжи сюда притащить, это чистая правда. Поэтому…
— Поэтому что?
— Я извинюсь за свое поведение и признаю, что был неправ. Потом мы поговорим по душам, помиримся и займемся любовью. Звучит как план, не так ли?
— Ты серьезно? — похолодевшими пальцами сжимаю одеяло, на котором лежу.
— Еще как. Убьем двух зайцев одним выстрелом. Секс - отличный способ не только примириться, но и зачать. Тем более выглядишь ты просто потрясно.
На последнее предложение его голос немножко ломается и звучит притягательно, с мужественной хрипотцой. Даже движения его пальцев, пока он расстегивает рубашку, замедляются.
— Я никогда не приму тебя после другой женщины! На что ты вообще рассчитываешь? И какие наследники, Глеб? Я же ссказала, что хочу развода!
— Не будет никакого развода, — он вплотную подходит к краю кровати и полностью стягивает с себя рубашку. — потому что у нас нет причин разводиться, ясно?
— Нет причин разводиться? Ты себя вообще слышишь?
— Я-то себя слышу, а вот ты походу нет.
— Скажи, а если бы ты успел трахнуть Милану, как и планировал. Как бы ты отмазывался сейчас?
— Следи за языком. Я бы не отмазывался и не отмазываюсь сейчас. Просто факты, Яна. Если честно, я даже рад, что все так получилось, — он пожимает красивыми и крутыми плечами, накачанными железом.
Я ни капли не удивляюсь, что в нем нашла самая популярная блогерша нашего города. В молодости про него можно было сказать, что Глебу досталось смазливая внешность.
Но характер - кремень и сталь - быстро заставляют людей быстро менять мнение.
Глеб очень жесткий, временами негибкий, но хорош как дьявол. Про таких людей говорят, что у них роковая внешность.
Зуб даю Милана бы описывалось отчасти если бы могла постить фоточки с Глебом на своей странице.
— Рад? — сиплю я, но больше ничего не говорю, потому что меня переполняет обида.
Сегодняшний день меня разбил, а ему радостно.
— Да, именно так. Сегодняшний день встряхнул нас с тобой. Освежил, так сказать, отношения. Вспомни, когда мы так в последний раз с тобой ругались? Вот я лично не помню. Потому что наш с тобой брак стал пресным, как будто мы оба впали в спячку. Я заебывался на работе как вол, а ты… — он смеряет меня оценивающим взглядом. — Ты отдалилась, перестала быть женщиной. А сейчас посмотри на нас. Страсти кипят. Ты в прозрачном красном недоразумении лежишь на кровати вся растрёпанная и злая, у меня крепко стоит. Это будет хороший секс Яна, я чувствую.
Он опускает на кровать одно колено, матрас прогибается.
Глеб расставляет руки по обе стороны от меня и приближается медленно, хищно.
В другой день я бы оценила это как нечто сексуальное, но не сегодня. После другой женщины он ко мне не прикоснётся!
— А ну-ка отмотай назад. В смысле я перестала быть женщиной?
— В прямом. Ты что правда не понимаешь? — он проводит рукой по внешней стороне моего бедра, а меня как током бьет.
Я дергаюсь, отодвигаюсь от его рук так далеко насколько могу.
— Чего ты?
— Объяснись! — шиплю ему в лицо.
— Да блядь, — он опускает голову снова ругается, только в этот раз себе под нос: — Будешь портить момент? Реально?
— А знаешь не буду…
— Вот и отлично, — тянется к моему лицу чтобы поцеловать. Я знаю этот затянутый вожделением взгляд.
Когда между нашими лицами расстояния миллиметры я по слогам проговариваю прямо ему в губы:
— Ты для меня не мужчина…
— Не понял, — поднимается и смотри на меня ошалело.
— Перестал быть, — повторяю его слова, — отдалился, знаешь ли. Немужественным стал. Даже Гена показался сексуальнее чем ты. Представляешь, до чего ты довел наш брак…
— Яна, твою мать! – Глеб так резко подается вперед, что ножки кровати царапают пол. – ЧТО. ТЫ. ПОРИШЬ? Ебанулась? Не сравнивай меня ни с кем и никогда, — он опасно нависает. Дышит быстро. На шее вздулись вены. – Ни с кем. И никогда. Теперь скажи, что поняла. А лучше извинись.
— В жопу пошел.
— Ах так? – его усмешка фонит гневом. – Хочешь я заставлю тебя просить прощения стоя передо мной на коленях?
— Неудивительно, что на тебя работают головорезы… — по спине прокатывается леденящий кровь страх.
Инстинкты подсказывают, что сейчас случится что-то плохое. У Глеба на глазах красная пелена ярости.
— Думаешь ты такая независимая? – щурится. – Мудрая и гордая? А может ты считаешь, что если мы разведёмся, то тебе одной, в нищете, будет лучше, чем со мной? М? Ты что правда такая дура? Или забыла, что я полностью тебя содержу?!
— Когда мы разведемся… — меня трясет от выброса адреналина и адской усталости. — Обязательно найдется мужчина, который будет меня любить. А главное, хотеть. Меня! А не какую-то девку без трусов! И в гробу я видела, как буду стоять перед тобой на коленях, Соболев. В гробу! Тебя и твои деньги! Ты для меня не мужик, ясно?
— Закрой рот! — он кладет мне на шею свою большую горячую ладонь. Я замираю от страха. Что ему стоит сжать пальцы? – Или я за себя не отвечаю…
— Молчишь? Хорошо. Значит, не совсем отупела, кое-что еще соображаешь, — язвит он голосом, звенящим от гнева и ярости.
Глеб внезапно убирает с моей шеи руки, потому что в его кармане начинает вибрировать телефон.
Он отстраняется, выбирает его из кармана и швыряет на кровать, даже не глядя на экран.
— Дай мне встать!
— Зачем? — он все еще сидит на мне верхо́м и бедрами сжимает ноги. Дает понять, что никуда я не денусь, пока он не передумает. Ведь я в его полной власти.
— Я хочу переодеться…
— Тебе очень идет то, в чем ты сейчас.
— … и уехать.
— А ты, смотрю, при желании, заебешь и мертвого. Никуда ты не поедешь, ясно? И остнешься жить здесь со мной как миленькая.
Он хочет сказать что-то еще, но его отвлекает очередной входящий.
Мельком замечаю, как он щурит веки. Читает имя абонента и на пару мгновений зависает. Если бы я за годы брака не выучила каждую черту его личности, то может и не заметила бы несвойственной для него реакции.
— Милана звонит?
Женским чутьем ощущаю, что — да. Точно она!
— Нет, не Милана, — он снова переводит взгляд на меня. — Но мне приятно, что ты ревнуешь, Яна.
— Глеб, я тебя не ревную. Вот поверь!
Потому что ты больше не заслуживаешь моей любви.
— Не верю, родная, — он склоняется к моему лицу, и под его широко расставленными руками прогибается матрас. Или это я слишком сильно в него вжимаюсь. — Все твое поведение сегодня доказывает, что ты собственница. И воспринимаешь меня как своего самца, на которого претендовала другая самка. В целом, я одобряю. От женщины в большинстве случаев не приходится ожидать рационального поведения. Да, в тебе сейчас говорит обида, но она пройдет, и между нами все будет как раньше.
— Не будет! – брыкаюсь, а он перехватывает мои запястья и заводит их мне за голову.
Меня пугает то, насколько легко ему это удается. Еще никогда до этого мне не приходилось сталкиваться с его физической силой.
И как оказалось, она внушительная.
А это значит, что без смекалки сбежать от него у меня не получится. Он не тот, кому можно дать пощечину или зарядить между ног. Да и нутро подсказывает, что за попытку унизить его как мужчину, он выставит мне жестокий счет.
— Будет. Потому что я так сказал! Нравится тебе или нет, но решаю здесь я – твой муж, Яна. Это в ваших бабских сказках женщина — это шея, а мужчина голова. Что еще вы там еще любите друг другу пересказывать? Что за каждым великим мужчиной стоит великая женщина? Это все хрень дорогая. И конкретно в нашей ситуации, без меня ты загнёшься. Можешь спорить сколько влезет. Но если ты задашь себе этот вопрос и честно себе на него ответишь, то поймешь, что я прав.
— Загнусь? Я без тебя?..
Телефон Глеба снова звонит. Рывком высвобождаю свои руки и захвата и бросаюсь в сторону.
Мне почти удается его схватить, чтобы посмотреть, кто третий раз подряд названивает моему мужу.
Глеб меня опережает и бросает телефон в сторону. Отшвыривает с такой силой, что тот ударяется о стену и глухо куда-то падает. Я не удивлюсь, если он его разбил.
Но ему плевать, ведь что наше противостояние не на шутку пробуждает в нем азарт.
— Ревнивая, — удовлетворенно растягивает он.
Вот только его самодовольной улыбкой не суждено было долго оставаться на его лице.
Смартфон мужа подключился к умной колонке, и уж не знаю, что именно произошло, то тот звонок, который Глеб упорно отклонял, начал воспроизводиться.
— Котик — это я! — сахарно произносит Милана. – Скучал? Знаю, что скучал. У нас с тобой связь, которая работает даже на расстоянии.
Муж в секунду вскакивает с кровати и начинать искать телефон, разбрасывая объекты и вещи, находящиеся у него на пути.
— Ты уехал не попрощавшись. Надеюсь, уж не к своей блаженной супруге? — она так заливисто смеется, будто эти двое не раз меня обговаривали.
От этого в горле поднимается ком. Больно быть обьектом насмешек мужа и его случайной шлюшки. А вдруг она далеко не первая?..
— ГДЕ ЭТОТ ЕБУЧИЙ ТЕЛЕФОН? — рявкает Глеб, и от вибрации его голоса содрогаются стены. — Сука! — он отшвыривает прикроватную тумбочку, та опрокидывается, и все ее содержимое высыпается ему под ноги.
Там всякая мелочь: пульт от телевизора, зарядка от телефона, моя косметичка, несколько книг и журналов.
— Как только получишь мое сообщение, сразу же выезжай. Ключи от моей квартиры у тебя есть, так что смело заходи. А если я буду крепко спать, то… — она делает паузу и добавляет голосу томности. — Думаю, ты догадаешься о самом лучшем способе, как меня разбудить. Не могу дождаться момента, когда мы закончим начатое…
Меня настолько поражает наглость блогерши, что я с опозданием осознаю: это было сообщение, оставленное ею на автоответчик Глеба, а не звонок.
Изрядно матерясь, он отодвигает тяжелый комод от стены и достает оттуда мобильный.
Выпрямляется. Снимает блокировку экрана и начинает печатать сообщение.
— О нет, — спокойно говорю я, поднимаюсь с кровати и поправляю пеньюар. – Не трать время на смски, лучше перезвони ей, пока она не уснула.
— Сам разберусь! – огрызается Глеб, не сводя взгляда с экрана смартфона.
— Разобрался уже… — прохожу мимо него, нужно срочно переодеться. – Вали к ней, с глаз моих подальше!
— Что ты сказала? – хватает меня за руку.
— Говорю: вали к своей любовнице!
— Ты серьезно?
— У тебя карт-бланш, Соболев. Свободен как птица.
— Ну ты и дура, Яна. Думал, ты умнее, — осуждающе качает головой он и добивает меня словами: — Ты что не собираешься за меня бороться?
Я смотрю в его мужественное, волевое лицо и не могу понять, что происходит.
— Я ослышалась? — произношу одними губами.
— Нет.
— Ты всерьёз спрашиваешь, собираюсь ли я за тебя бороться? — сиплю, будто потеряла голос на морозе.
— Да, — он ладонью проходится по гладко выбритому подбородку, как обычно делает, когда размышляет. — И скажу честно, мне не очень нравится, что ответа я так и не получил.
Я не выдерживаю и…
Начинаю истерически смеяться. Хохочу так, что держусь за живот и сгибаюсь пополам.
Нет, я это делаю не потому, что мне смешно.
Мне тошно. Дико. И адски больно.
Уверена, что этот невменяемый смех, один из механизмов защиты психики.
А как ещё должна реагировать жена, которую муж принуждает бороться за него с любовницей?
— Глеб! — у меня кое-как получается усмирить смех. Рукой упираюсь в дверной косяк, рукой глажу мышцы пресса, что все еще болят, и смотрю мужа в глаза. — Ты получил свой ответ. Он заключается в том, что я разрешаю тебе идти на все четыре стороны. Но, если ты не понял, то я объясню более доходчиво: я не буду за тебя бороться. Потому что между нами все кончено.
— С каких это пор?
— С тех пор как ты решил мне изменить.
Глеб смотрит на меня с выражением лица, на котором читается: «как же ты меня достала». Уверена, будь я мужчиной, он бы дал выход своему огненному темпераменту.
Слава богу, что он не из тех, кто поднимает руку на женщину. Будь у него эта скверная привычка, наш скандал наверняка закончился бы побоями.
Но это не значит, что я его не боюсь.
Еще как боюсь! Просто вида не подаю. Ведь если он почувствует слабость… то найдет рычаг, которым надавить.
И будет давить до тех пор, пока не получит желаемый результат.
— Ты должна как минимум попытаться сохранить семью. Или ты при первой же проблеме решила сдаться?
— Тебе поздно ночью звонит другая женщина!
— Мало ли какая шмара мне звонит?! Это ещё ничего не значит.
— Милана говорит, что у тебя ключи от ее квартиры! Как тебе не стыдно отпираться? Боже, Глеб! Я сейчас за тебя краснеть начну!
— Я не отпираюсь, а говорю, как есть. Это твой женский мозг, воспаленный обидой, придумывает небылицы. Этот звонок - полная фигня.
— Поэтому ты всю спальню вверх дном перевернул? — усмехаюсь, показывая, что я думаю о его словах.
— Не хотел тебе лишний раз нервы трепать.
— Надо было об этом думать, когда просил ключи от квартиры своей любовницы!
— Я ничего ни у кого не просил, — Глеб устало потирает переносицу. — Это она сегодня притащила ключи, и передала мне их через Славку. Я кстати, вернул их ему обратно. Ты можешь позвонить ему и спросить.
— Ну уж нет! Твоей шестерке, который принес мне напичканный лекарствами чай, светит тюрьма, понял? Если я и позвоню ему, то только чтобы оповестить, о том, что написала на него заявление!
— Яна, прекрати.
— И на тебя тоже бы не мешало накатать. Да вот боюсь, что руки у тебя слишком длинные, Соболев.
Всех деталей я не знаю, но в том, что у него прекрасные отношения с органами власти, уверена. Только в этом году мы несколько раз ужинали вместе с семьей начальника полиции.
— Славик выполнял поручение. Если тебе станет легче, то он пытался меня отговорить. Он очень хорошо к тебе относится, Яна.
О том, как опоил меня лекарствами, Глеб говорит хладнокровно. Словно это не было преступлением, а он всего лишь выполнял поставленную задачу.
Надо справиться со скандальной женой, которая уличила тебя в измене?
Да ей успокоительных не спрашивая согласия.
— За один этот поступок ты омерзителен, — у меня на лице появляется гримаса отвращения.
— Да? Насколько я помню, эти таблетки психиатр прописал тебе, — давит он. — Потому что на это была причина. Связанная с твоим не всегда стабильным поведением.
— Ты скормил мне их обманом!
— А вот тут, дорогая жена, твое слово против моего, — лениво парирует Соболев. — В нашем городе есть немало талантливых юристов, которые смогут объяснить произошедшее таким образом, что меня за заботу о драгоценной жене еще и похвалят.
Стою перед ним, беспомощно сжав ладони в кулаки.
Глеб не шутит. Не пугает меня. И даже не преувеличивает.
Он просто обрисовывает мне перспективу, от которой по коже мороз.
Что ж, я, наверное, действительно глупая, если собираюсь бороться с ним законными и честными методами.
В современном мире он умелый хищник со связями, а я так – травоядное. У него в крови соревноваться и побеждать, именно поэтому он с нуля отстроил целую империю.
И чтобы я не решила сделать, он всегда будет на два шага впереди.
Но это только если у него будет ко мне доступ.
И это именно то, чего я должна его лишить.
— Я тебя разлюбила, — в абсолютной тишине спальни негромкие слова звучат емко и убедительно. — Нам не удалось построить крепкую семью. Да и бог не дал нам ребенка… — поднимаю на Глеба взгляд. — У нас не будет общего будущего. Найди себе другую и будь с ней счастлив.
Пока Соболев меня слушает, у него на шее вздуваются вены, а на скулах начинают ходить желваки. Ноздри трепещут. Губы изгибаются уголками рта вниз.
Он в гневе сжимает и разжимает кулаки.
— Разве так поступают мудрые женщины? — склоняет голову набок и щурится.
— Насрать, — устало произношу я и отталкиваюсь от дверного косяка. — Насрать, как поступают мудрые женщины, Глеб. Я лучше буду одинокой, чем мудрой.
Выхожу из спальни и на ватных ногах иду в гардеробную. В памяти перебираю варианты, где может быть мой чемодан. Голова раскалывается, а от нервов я не могу ничего толком вспомнить.
Надо собраться. Уехать отсюда…
— Как дела у Тани? — странный вопрос Глеба настигает меня в коридоре.
И он совершенно не к месту.
Соболев крайне редко интересует и делами моей семьи. Таня моя младшая сестра, которая только что поступила на предпоследний курс медицинского. Он никогда в жизни не спрашивал, как у нее дела.
Я стараюсь смотреть на жизнь оптимистично и не давать негативным мыслям разрушать себя.
Но после слов Глеба во мне что-то сломалось. Меня что кругом окружают одни предатели?
Таня не могла… боже, я даже не могу словами выразить то, что творится у меня на душе!
Мы так и стоим в коридоре, на расстоянии. Я по одной изменившейся атмосфере чувствую, как Глеб доволен собой.
И это только подкрепляет ужасные…
Ужасные, блин, подозрения!
— Что ты имеешь в виду? — пытаюсь вывести мужа на разговор.
— Думаю, пришло мое время повыебываться, — он отталкивается от стены, разворачивается и на прощание небрежно бросает: — Вызови клининг, чтобы после Гены убрали. Я пока пойду приму душ в гостевой спальне.
— Я требую, чтобы ты рассказал мне, что тебя связывает с моей сестрой!
— Не расскажу. Мне лень. Я за сегодня нереально заебался.
Он запрокидывает голову и разминает шею, выглядит все так, будто я его утомляю.
А потом, как и обещал, уходит в гостевую спальню.
Я так и остаюсь в коридоре с открытым ртом в буквальном смысле слова.
У меня внутри всё опускается. Холодеют руки, подкашиваются ноги.
Я словно пьяная бреду в гардеробную, и как слепой котенок ищу по углам даже не чемодан, а любую сумку.
Мне бы туда пару самых необходимых вещей скидать и убраться отсюда как можно скорее.
В памяти перебираю семейные праздники, вечера, поездки. Господи, я ведь даже не помню ни разу, чтобы Глеб с Таней говорили наедине.
Она вообще однажды по секрету поделилась со мной тем, что, считает нашу с Глебом пару мезальянсом. Мол у нас с ним разные уровни. И даже намекнула на то, что мужчины его статуса и денег обязательно гуляют.
Я тогда с ней чуть в пух и прах не разругалась.
Ведь мой — точно не такой.
Оказывается, младшая сестра видела куда больше, потому что не была ослеплена любовью.
Или…
Она специально все это мне говорила, чтобы расстроить мой брак?
Не может быть. Не может быть и точка! Таня не такая.
У нее из-за учебы нет времени на отношения, что уже говорить, о роли любовницы мужа сестры. Это же как шифроваться пришлось бы!
Вот. Я это сказала.
Глеб заставил меня поверить, что у них с Таней была или есть интимная связь.
Я на скорую руку переодеваюсь в первые попавшиеся под руку вещи. Свитер и джинсы. Дрожащими пальцами сразу же набираю сестре.
Между гудками судорожно прикидываю, как именно задам ей волнующий меня вопрос.
Пойти обходными путями либо расспросить в лоб?
Таня прямолинейная, да к тому же и правдорубка которых поискать.
Но если я прямо спрошу спала она с Глебом или нет, мне придется рассказать о последних изменениях своей личной жизни.
А я пока не готова.
Скрывать правду вечно меня не получится, да я и не хочу. Но мне нужно хотя бы пару дней провести наедине с собой своими мыслями, чтобы решить, как я буду жить дальше.
Никто не поднимает.
Зажав трубку телефона между ухом и плечом, я закидываю в сумку необходимые на первое время вещи. Выпрямляюсь, застегиваю молнию и подхватив свой «узелок», спускаюсь на первый этаж.
Обуваюсь, беру в руки ключи и иду в гараж. В него можно попасть из дома.
Толкаю дверь и поеживаюсь. Тут прохладно.
Включаю свет и смотрю на свою старенькую машину. Глеб предлагал сдать ее на металлолом и купить мне новую, ведь как никак я жена хозяина сети автосалонов.
Как же я рада, что отказалась!
Ведь он не сможет попрекнуть меня подаренной машиной.
Таня все еще не поднимает. А я опять и опять нажимаю на кнопку вызова.
Под размеренные гудки я открываю машину и забрасываю сумку на заднее сиденье. Сама плюхаюсь на водительское.
Ух. Давно я за рулем не была, хотя водить люблю. Послушала Соболева, дура, когда он заявил, что меня будут возить его охранники.
— Не понял, — Глеб распахивает дверцу с пассажирской стороны, нагибается, смотрит в салон. — Ты куда?
— Опять двадцать пять! — шиплю на него, но отвлекаюсь.
Взгляд помимо воли падает на его голое и мокрое тело с одним белым полотенцем на бедрах. Плейбой, блин!
— С Таней пообщалась? Судя по тому, что собираешься валить — нет.
— Она не берет трубку. И вообще, отойди от моей машины. Я уезжаю!
— Отойти? — он приподнимает левую бровь. — Ладно.
Он, наконец, убирает с двери руку. И тут же неожиданно садится на пассажирское сиденье моей крохотной четырехместной машины! Вернее, не садится, а заваливается в него.
— Никогда не любил это ржавое ведро, — он регулирует сиденье так, что оно отъезжает назад, давая ему больше места.
И по-хозяйски растягивается на нем.
— Поехали.
Разворачивается ко мне лицом и нагло ухмыляется.
— Ты больной? — пальцами сжимаю руль до скрипа. — Выйди из моей машины. Я с тобой, тем более в таком виде, никуда не поеду! Выйди, Глеб!
Пока я гневно выставляю ему требования, телефон соскальзывает с плеча и падает мне под ноги. Но куда именно – я не вижу.
— Блин!
— Уверен, у этой колымаги сел аккумулятор, — продолжает язвить Глеб. — Ей место на свалке. Уже лет десять назад.
— Нет уж. Это моя машина. И заработала я на нее сама! Мне, в отличие от некоторых не пришлось по мужским писькам прыгать ради нее!
— Мужским писькам? — Соболев щурится, как будто сейчас заржет.
— Ах, тебе смешно? Так ты спроси у своей любовницы, сколько ей пришлось сосать, чтобы заработать себе на силиконовые сиськи! Гарантирую, желание смеяться пропадет сразу же, а на его место придет желание провериться на веселый букет венерических болезней!
— Я ее не трахал, сколько можно повторять одно и то же блядь?!
— Так не трать время зря. Она бедненькая, спать не может, ждет именно этого! Вали нахрен из моей машины, Соболев!
— Не ори на меня! — рявкает так, что моя машина содрагается. — И никуда ты не поедешь! Ясно? Ты мне должна. Очень. Много. Денег.
— Я должна была тебе сказать, — сестра сидит на диване в ординаторской и виновато смотрит на меня из-под темных ресниц. — Прости, что трубку не взяла сразу. Нам на дежурствах нельзя носить с собой телефон.
— Да пофиг мне на твой телефон, Тань! — я накрываю лицо руками. Резко втягиваю носом больничный воздух. — Как давно Глеб платит за твою учебу? И почему ты врала мне, что на бюджете?
— Я первый год и правда поступила на бюджет, — виновато объясняет она.
Это катастрофа. Тупик.
Глеб привез меня в больницу, где дежурит сестра, и по дороге объяснил, что как только я уйду, учеба Тани закончится. И это притом, что он прекрасно знает: у моей семьи нет денег.
«Будущее твоей сестры в твоих руках.» Эта фраза лучше любых слов показала, что к чему.
Соболев — подонок, который решил, что из-за денег вокруг него должны ходить на задних лапках. В этом я убедилась в сотый раз за сегодня.
Что за бесконечный, кошмарный день?
И что мне делать?
— Значит, со второго, — киваю своим мыслям и откидываюсь на спинку старого, жесткого дивана.
— Яна, ты лучше мне скажи, что у вас произошло? — сестра обеспокоена, слышу это по голосу.
— Ничего, — отмахиваюсь, а сама в панике думаю, как быть дальше.
— Он тебе изменил, — шепотом произносит она и смотрит с жалостью. — Я слышала…
— А вот это, — перебиваю ее, чтобы обрубить эти мысли на корню, — тебе показалось! Ты слышала вырванные из контекста слова.
Говорю это не потому, что покрываю мужа. Просто не хочу, чтобы по семье пошел слух раньше времени.
Угроза Глеба больше не платить за Таню отрезвила меня. На голову вылился целый ушат проблем с последствиями катастрофического масштаба.
Оказывается, это только в фильмах от мужа уходят как по щелчку пальцев да с чемоданом наперевес. А он на пороге стоит повесив нос, и грустно смотрит вслед жене.
В реальности, по крайней мере моей, с каждой минутой уход от Глеба становится все более невыполнимым.
И ведь я не могу его винить в том, что он создал вокруг меня такую среду, где ему подвластно все.
Это обратная сторона жизни с мужем, который является единственным добытчиком.
А ведь если бы я работала, то, возможно, сама могла бы помогать сестре с оплатой.
— Что дальше? — она выдергивает меня из размышлений. — Глеб ведь не перестанет…
— Все хорошо, — обрываю ее и выдавливаю из себя слабую улыбку. — Тебе не о чем беспокоится.
— Ты врешь, Яна. Будь все хорошо, разве ты бы приехала сюда в такое время? Да и то, в каком шоке ты была, когда узнала про деньги… — Таня теребит подлокотник дивана. — Что-то не так.
— Все так. Я просто была удивлена тому, что у вас с Глебом есть от меня секрет. Вот и все. Я думала, ты его недолюбливаешь.
— Он семья, — туманно произносит она. — И я безумно благодарна, что он предложил свою помощь, когда узнал, что я могу вылететь.
Таня прерывается, когда я достаю из кармана телефон. Глеб только что прислал сообщение, чтобы я поторапливалась.
А я не хочу торопиться. И к нему обратно не хочу…
— Больше никаких секретов, ладно? — вздыхаю и поднимаюсь на ноги. — Ой! Больно!
— Что такое?
— Спина! — тру поясницу. — Так иногда бывает. Одно неправильное движение и как стрельнет!
— Куда отдает? — Таня обходит меня и смотрит, куда я показываю.
— В левое бедро. Я, когда в школе в баскетбол играла в старших классах, неудачно упала. И вот пару раз в год эта штука о себе напоминает.
Охаю и тру спину сжатой в кулак ладонью.
— Ты проверялась? Вдруг эта, как ты выразилась, штука, что-то серьезное?
— Не нагнетай. Поболит минутку и пройдет.
— Давай рентген сделаем, а? Терять нечего, зато точно будешь знать. А то стыд какой, сестра родная без пяти минут врач, а ты хромаешь, ну?!
— Ладно.
Соглашаюсь только потому, что эта боль беспокоит меня даже ночами, и случается она куда чаще, чем я рассказала Тане.
Я уже привыкла и часто не обращаю внимания на дискомфорт.
После рентгена, о результатах которого Таня мне скажет позже, потому что снимки должны расшифровать, я иду обратно в машину мужа.
Нехотя распахиваю дверь.
Сажусь, пристегиваюсь и раздраженно вздыхаю. Не вижу смысла таить истинных чувств.
— Домой? — мрачно интересуется Глеб.
— А у меня есть выбор? — медленно перевожу на него взгляд.
— Конечно, есть, — он недобро прищуривается.
— Просвети меня.
— Можно перестать портить всем вокруг настроение своими капризами, как пример.
— Ах, капризами? — у меня глаза слезятся от разъедающей сердце, словно кислота боли. — Что-нибудь еще?!
Соболеву мало. Он даже не думает останавливаться.
— Да, Яна, — он отстегивает свой ремень безопасности и пододвигается ближе.
Наши лица так близко, что я чувствую жар его кожи, перемешанный с запахом одеколона. Раньше от такой комбинации я бы растаяла.
— Чего тебе, Глеб?
А сейчас в сердце лед.
— Ты хочешь, чтобы я выставил твоей семейке счет за обучение твоей сестры? Да или нет, Яна?
— Ты прекрасно знаешь ответ, — еле шевелю губами и смотрю перед собой. — Конечно, нет.
— Тогда, — он горячими пальцами берет мое лицо за подбородок и поворачивает к себе. Наши взгляды сталкиваются. — Попроси, чтобы я отвез тебя домой. Ласково.
— Отвези меня домой. Доволен?
— Сойдет. А теперь, милая, я хочу, чтобы ты поцеловала меня. Жарко. Страстно. Как ты умеешь. И предупреждаю сразу, вариантов не сделать этого у тебя нет. — Он отстегивает мой ремень безопасности и притягивает к своему каменному торсу. — Я жду.
— Не могу тебя целовать, — отталкиваю его. — И не хочу!
— Можешь, — настаивает и не на сантиметр не отодвигается. — А то, что не хочешь – не проблема. Аппетит приходит во время еды.
— На тебя у меня никогда в жизни не будет аппетита! — шиплю ему в лицо. — Ты омерзительный предатель, Глеб!
— И что? — он в открытую надо мной насмехается. — Уйти без последствий ты не можешь, мы это уже обозначили. Поэтому я могу быть хоть сто раз подонком и предателем в твоих глазах, это ничего не изменит.
— Мое отношение к тебе меняет не просто все! Это меняет всю нашу жизнь.
— Плевать на твое отношение, Яна. Ты мне принадлежишь с потрохами. И давай не будем пререкаться, м? Мы оба знаем, какие вы женщины существа.
Принадлежу с потрохами, значит. Вот что он обо мне думает.
Я должна той девице спасибо сказать, что помогла мне открыть глаза на него.
— Какие, Глеб? Какие мы существа?
— У каждой из вас есть своя цена, — чеканит каждое слово, будто уверен в своем заявлении на сто процентов.
— Шутишь? — у меня в горле ком от его циничных слов. — Я от тебя никогда не искала никакой выгоды. Ты знаешь. И не сравнивай меня со своей шлюхой. Это ее ты покупал! — голос дрожит, но я продолжаю. — Букетами и фиг знает, чем еще!
Соболев не выдает истиной реакции на мои слова, но я вижу, что она есть. Он отводит взгляд от моих глаз, пару секунд смотрит куда-то вдаль и снова возвращается ко мне.
— Сейчас речь о тебе, милая. Давай не будем втягивать третьих лиц? — нарочито понимающе говорит он.
На самом деле в его тоне кроется отчетливый сигнал, приказывающий мне заткнуться.
Но я не заткнусь.
— Будем, и еще как, милый. Я видела ее соцсети. И шикарный букет роз, который она получила от тебя три недели назад. Она им прикрывала голые сиськи, пока позировала у зеркала с телефоном в руках.
— Бред, — фыркает он. — Я не дарю цветов никому, кроме тебя.
— Мне только одно интересно, — игнорирую вранье мужа. — Ей хватило-таки роз, или тебе пришлось спустить на нее часть семейного бюджета?
Взгляд Глеба не обещает ничего хорошего. Зуб даю, ему расхотелось моих поцелуев.
— Когда она выставила тебе счет, это наверняка ударило по твоему самолюбию. Я права? Такой видный мужчина и не смог уложить даму в кровать одним лишь шармом…
— Яна, — он кладет ладонь мне на плечо, прижимает к сиденью и опасно приближается. — У тебя не получится вывести меня из себя, хотя я вижу, что ты стараешься.
Большим пальцем он пробегается по моей оголенной шее. Я туго сглатываю.
— Мне максимально похуй на Милану, — холодно произносит он. — Вернемся к актуальной теме.
— Продажности женщин? — не скрываю в голосе обиды.
— Ну ведь есть же что-то, чего бы тебе хотелось, — вкрадчиво произносит он и снова гладит мою шею. — Ты знаешь, что я щедрый. Не пожалею для тебя ничего. Только назови цену.
— Что именно ты хочешь купить, Глеб?
— Прежнюю тебя.
— Прежнюю меня? — усмехаюсь. — А ее больше нет. Она умерла.
Это чистая правда. С сегодняшнего дня вся моя жизнь изменилась, и самый главный для меня на свете человек, из принца в сияющих доспехах превратился в похотливого, неумолимого монстра.
Глеб недовольно цокает и смотрит на меня прожигающим взглядом.
— Я заебался слушать тупость, которая сегодня вылетает из твоего рта, Яна. Ты можешь начать думать головой, наконец? Я тебя никуда, и никогда, от себя не отпущу, — чеканит он. — Мне сопротивляться бесполезно. Тем более такой мягкой и неприспособленной к реальному миру, женщине, как ты.
Я дергаюсь в его захвате. Противно и гадко от его слов.
— Я без тебя смогу, Соболев! Вот увидишь!
— Не увижу, дорогая. И нет, ты не сможешь. Нравится тебе это или нет. Я знаю людей, и знаю тебя. Тебе нужно быть замужем. То есть за мной. Одна ты не протянешь. Вспомни себя после выкидыша…
— Не смей! — перебиваю его и прикладываю палец к его губам. Сердце обливается кровью при мысли о нашем нерожденном малыше. — Не надо. Не трогай эту тему, если у тебя есть хоть что-то святое.
— Выслушай, — он убирает мою руку и мягко сжимает ее своей ладонью. — Это важно. То, что ты едва не сломалась — нормально. Я не спорю с тем, что ты перенесла сильную боль. Но поверь, обществу все равно на боль матери, которая потеряла ребенка. Никто бы не погладил тебя по головке за депрессию, про работу и деньги тоже можно было бы забыть.
— К чему ты это говоришь?
— К тому, что реальный мир жесток, конкурентен и безжалостен.
— И по твоему мнению, я к нему не приспособлена? — кусаю нижнюю губу, в ожидании ответа.
Сама себе не верю, но мне важно, что скажет Глеб. Он, безусловно предатель, но я не могу отрицать того, что опыта и ума ему не занимать.
Да и, положа руку на сердце, я привыкла прислушиваться к нему.
Сейчас трудно в это поверить, но раньше мы много говорили. Особенно по душам.
— Не совсем, — он мотает головой. — Просто ты такая женщина, о которой должен заботиться мужчина.
— Это вода. Дай мне конкретики, Глеб.
— Ты лань, которая дружит с зайчиками на лугу и щиплет травку. А вокруг голодные львы. Так понятнее?
— А ты кто?
— Лев. Которого боятся все другие львы.
Наступает тишина, которую вдруг прерывает стук в стекло с водительской стороны. Это охранник территории, подошел, чтобы просить, все ли хорошо. Потому что мы стоим в неположенном месте.
Пока Глеб объясняет ему, что мы вот-вот уедем, я достаю мобильный и иду на страничку к Милане.
Сама себе не могу объяснить зачем.
Женская интуиция, наверное.
Вижу в ее ленте новый пост и приближаю к лицу экран телефона.
Сердце бьется бешено, пальцы дрожат, пока я увеличиваю ее последнее фото.
На нем ее рука с красными длинными ноготками слегла сжимает мужской пах в одном нижнем белье.
Под фото подпись: «Скучаю. Жаль, что ты так и не смог приехать…»
Последнее, что успевает сказать Глеб, прежде чем я выскакиваю из машины и бегу куда глаза глядят:
— Это не я.
Ну конечно, не он.
У него просто украли нижнее белье, а потом под прицелом пистолета Милана заставила другого мужика надеть трусы моего мужа.
Всему есть свой предел!
И ложь, которая достигает такой наглости — это и есть предел.
Больница, в которой работает Таня, находится на отшибе города. Из общественного транспорта сюда изредка ходят трамваи и еще реже рейсовые автобусы. Территория учреждения окружена хвойным лесом, и здесь недалеко есть озеро, вокруг которого оборудована зона для прогулок пациентов.
Тихое экологичное место, где все темное время суток хоть глаз выколи. Ни единого фонаря.
Хорошо хоть я додумалась не оставить свой телефон в машине, и сбежала, крепко держа его в руке.
Смотрю на экран. Остаток зарядки — девятнадцать процентов.
— Яна! Твою мать! Тебе не удастся от меня сбежать!
От гортанного требования Глеба, что быстро облетает пролесок, в котором я скрываюсь, у меня по телу проходит натуральная дрожь.
Разъяренный мужчина — это не шутки.
Разоренный Глеб Соболев — не шутки вдвойне.
Не знаю, как объяснить это чувство, и ведь муж никогда не поднимал на меня руку, но на подкорке я все равно понимаю, что злить его нельзя. И боюсь это делать. Всегда боялась.
Да только разве у меня есть выбор?
Хуже его ярости может быть только перспектива простить ему измену.
Да-да. Сколько бы он ни юлил, факт остается фактом, он просто не успел доделать это физически. А у себя в голове, я уверена, он изменял мне уже не раз.
Хотя, о чем это я?! Фотография у Миланы в соцсетях явно показывает, что мой муж проводил время у нее в квартире голым.
Нетрудно дорисовать недостающие штрихи...
Если я останусь, проглочу его измену и сделаю вид, что все хорошо — это будет высшей формой насилия над собой.
А я не могу себя предать.
— Яна! Разворачивайся и выходи обратно к машине сейчас же, или пеняй на себя! — в спину прилетает угроза Глеба, а также звуки ломающихся под его ногами веток.
Хочется крикнуть ему, чтобы оставил меня в покое и навсегда отвалил.
Но я слишком ценю свое преимущество.
Раз он так злится, то значит, не может меня найти. И действительно пятидесятикилограммовой девушке в черной толстовке с капюшоном не тяжело спрятаться ночью в лесу.
Правда, играть с Глебом в кошки мышки бесконечно не получится.
Он поймает меня либо когда я выдохнусь, либо когда наступит рассвет.
Перемещаясь будто кошка на мягких лапках и стараясь не издавать ни единого звука, я двигаюсь в сторону дороги.
И чем ближе я к ней, тем отчетливее вижу вдалеке полицейскую машину.
В груди разгорается слабый огонек надежды. Ведь офицеры обязаны помочь девушке в беде?
Я стою прислонившись спиной к толстому стволу ели. И почти не дышу, изо всех сил вслушиваясь в шаги Глеба.
Которые почему-то остановились.
— И чего ты хотела добиться, Яна? М? Отвечай, когда я с тобой разговариваю! — хлыстом бьет его разъяренный, на грани бешенства, голос. — Набиваешь себе цену, женушка, или у тебя тупо нет мозгов?!
Он совсем близко.
Вот совсем.
Судорожно просчитываю в голове варианты и риски.
Если я останусь на месте, Соболев обнаружит меня в течение нескольких секунд. И волоком потащит обратно в свой внедорожник.
Если я сорвусь и изо всех сил побегу к полицейской машине прямо сейчас, он пустится следом и догонит меня.
В любом из вариантов мне придется столкнуться с ним лицом к лицу.
Но пусть лучше это произойдет на глазах у полиции.
Спусковым механизмом является звук ломающихся под ногами мужа веток у меня за спиной.
Отталкиваюсь от шершавого ствола дерева двумя руками и что есть сил бегу к дороге.
— А ну, стой! — едва ли не с азартом бросает Глеб мне в спину. — Яна, бежать некуда! Впереди дорога, остановись! Тебя нахрен фурой по асфальту протащит, идиотка! Стой, сказал!
Перепрыгивая через кучи листьев и поваленные деревья, у меня находится секунда искренне удивиться тому, на что способен адреналин.
Я совершенно неспортивный человек! В школе ненавидела кроссы. У меня и мышц как таковых почти нет.
Женщин с моим телосложением называют рыхлыми. Вроде не толстая, но и совсем не подтянутая.
Зато бегу я так, словно лечу по воздуху.
За мной гонится болезненное и жестокое прошлое в лице моего мужа, а впереди надежда на защиту от него и светлое будущее.
Ведь закон должен защищать жён от деспотичных мужей в такой ситуации?
Из последних сил я выбегаю на обочину, где стоит полицейская машина. Получается как в фильме: я стою в свете фар автомобиля, машу руками, реву и бессвязно пытаюсь объяснить, что мне срочно нужна помощь.
Одновременно открываются две двери. Водительская и передняя пассажирская.
На измотанных бегом ногах я бреду к полицейским.
— Всё в порядке?
— Вам нужна помощь?
На перебой говорят офицеры — молодые мужчины, а я от облегчения давлюсь слезами.
И как назло, не в силах вымолвить ничего членораздельного.
Понимаю, что слишком рано расслабилась, когда мою талию собственнически оплетает рука Глеба.
Он в отличие меня совсем не запыхался, словно для него это была пробежка для здоровья в парке.
— Всё в порядке, ребята, — он сразу же перенимает на себя инициативу и трактует офицерам свою версию событий. — Мы с женой повздорили в машине у больницы, она у меня вспыльчивая, — Глеб тянется ко мне и заботливо целует в висок, — и обидчивая не на шутку. Слово за слово, и она давай убегать от меня прямо в лес. Женщины.
Слово «женщины» он произносит со скрытой насмешкой, и к моему огромному разочарованию один из офицеров, тот, что пополнее, согласно кивает и усмехается, демонстрируя солидарность.
Я что, пока бежала по ночному лесу, попала в зазеркалье? Или это в реальном мире мужчины через одного подлецы?
Я выдыхаю, когда сажусь в полицейскую машину. Ощущение того, что Глеб физически больше не рядом – окрыляет, позволяет вдохнуть полной грудью.
Однако я не расслабляюсь, сажусь поседение заднего сиденья и наблюдаю за ходом беседы полицейских и мужа.
Пальцами вонзаюсь в обивку.
Здесь пахнет спертым воздухом, и совсем немного табаком.
Вдруг он даст им взятку?
Туго сглатываю.
Жирный точно бы не отказался от денег, так что надежда только на второго.
Соболев, как назло ведет себя спокойно. Это я выбежала из леса взмыленная да с красными глазами.
Не тяжело предположить, кто из нас адекватен, а кто не очень. К тому же Глеб умеет разговаривать и получать от собеседника ровно то, что захочет.
Без напора и грубости. От природы талант такой.
— Нет, нет, нет…
Шепчу в тишине полицейского авто и ни черта из того, о чем говорят мужчины, не слышу.
Только вижу.
Как рука Соболева тянется за бумажником в задний карман.
Ну не может же быть, чтобы он носил с собой столько налички!
Хотя всё зависит от того, в какую сумму он меня оценил. А еще от аппетитов полицейских.
Из груди вырывается беспомощный всхлип. Глаза жгут подступающие слезы, а я из-за этого злюсь еще сильнее.
Кулаком стучу по спинке водительского сиденья, и не свожу с мужчин взгляда.
Как я и думала, к Соболеву на задних лапках подскакивает жирный.
Клянусь, если бы у него был собачий хвост, он бы довольно им вилял при виде толстого кошелька.
Будучи в полном отчаянии, я роняю голову и прижимаю ее к коленям. Я полагаю, что осталось отсчитать дай бог несколько минут до момента, когда меня попросят вылезти из машины.
Двери поочередно открываются.
Я медленно поднимаю заплаканное лицо, к которому прилипли пряди волос. Ладонями отвожу их от глаз, и не моргая жду.
Оба полицейских вернулись в машину, и каждый сел на свое сиденье.
— Ты просто этой жизни еще не нюхал! — сокрушается толстяк, снимает головной убор и бросает его на панель.
— Я из принципа взяток не беру.
Не зря я прониклась к этому офицеру симпатией. Выходит, Соболев обломался со взяткой.
— Спасибо, — блею я и вжимаюсь в заднее сиденье, когда мы трогаемся и уезжаем.
Какое облегчение, Господи.
— Пожалуйста! — отзывается толстый с неприязнью и поворачивается ко мне. — Ну вы, дамочка, хоть довольны результатом?
— В смысле? И почему вы мне грубите?
— Да потому что я таких, как вы, обиженных и убегающих, которые потом в слезах и соплях умоляют забрать заявление, видел сотни раз. Вы даже все на одно лицо, — он насмехается, и его поросячье лицо дергается как кусок холодца.
— И какое у нас всех лицо? Просветите.
— Не обременённое интеллектом, — видно, его очень смешат собственные сексистские шуточки.
— Лучше уж такое, чем как у вас, — пожимаю плечами, скрещиваю руки на груди и откидываюсь на сиденье.
— Ой, да ладно! — сипло хихикает он, как будто вот-вот его сердце остановится. — Ты, может, просто впервые нормального мужика увидала? Так это твои проблемы.
— Мы с вами не переходили на ты. И, возможно, вы удивитесь, но я видела достаточно мужчин. И как вы выразились, нормальные, как минимум не страдают ожирением.
— Ты че себе позволяешь?
— Валера, отвали от нее! — толстяка за плечо одергивает водитель.
— Не, Паша, ты слышишь, что она мелет? — с напарника он снова переключается на меня. — Нет у меня никакого ожирения, понятно! Мажорка сраная.
— Скажите это своему отражению в зеркале. И больше не смейте меня оскорблять! Я не виновата в том, что вам не удалось обогатиться за счет моего мужа.
Толстяк по имени Валера замолкает.
Пусть я и не произнесла слово взятка вслух, одно ее упоминание сработало как магия.
— Еще одна гадость в мой адрес, и я найду кому показать видео, как вы, Валерий, с радостью готовились принять взятку. А может, и взяли. Кто там темноте разберет, правда?
Блефую, но откуда ему знать.
Он недовольно пыхтит, раздувает ноздри. И наконец-таки отворачивается.
В полицейском участке, прежде чем взять от меня заявление, полицейский Павел отводит меня в пустой кабинет и говорит ждать.
На стене я вижу то ли распечатку, то ли плакат, в котором упоминается о подразделении по борьбе с преступлениями против личности.
Я толком не успеваю сообразить, чей именно это кабинет, и что меня ждет дальше, как сюда заходит стройная женщина лет тридцати пяти. На ней красивая приталенная форма.
— Здравствуйте, меня зовут Наталья Белоконь, — она протягивает мне ладонь.
Я подрываюсь и жму ей руку.
— Яна Соболева, очень приятно. Вы поможете мне написать заявление?
— У меня для тебя есть предложение получше, — загадочно улыбается она и жестом предлагает пройти к ее рабочему столу.
Следующие десять минут она рассказывает мне про благотворительный кризисный центр, который находится в небольшом городе нашей области.
По ее словам, там хорошая инфраструктура, есть возможность устроиться на работу.
Наталья подчеркнула, что в кризисном центре работают психологи, которые помогают женщинам, оказавшимся в сложных жизненных ситуациях.
— Полная анонимность гарантирована. Нахождение в центре безвозмездное.
Этими словами она заканчивает свой рассказ.
У меня аж кончики пальцев покалывает.
Хватит ли у меня смелости это сделать?
— Женщинам в центре в том числе помогают и со сложными разводами, — она понимающе смотрит на меня. — Павел немного рассказал мне о том, что увидел.
— Я согласна…
Намеренно не даю себе возможности думать. Потому что та часть меня, которая все еще любит Глеба, не даст мне поставить на первое место себя.
А я должна. Обязана, после его поступка — выбрать себя.
— Когда я могу отправиться в центр?
Наталья только собирается что-то ответить, как на ее телефон поступает звонок.
— Братвой? — заикаюсь я, ноги подкашиваются от услышанного. — Это, наверное, его охрана, — спешно объясняю.
— Может и охрана, — удивленно хмыкает Наталья. — Только по описанию выглядят они, как самая настоящая братва! Можешь мне верить.
Один только Гена с его бритой головой и стероидными бицепсами чего стоит. Я-то знаю его как немногословного и не самого умного, но вежливого мужчину.
Кто он, и его подчиненные на самом деле — я не знаю, да и предполагать боюсь.
Вот она – цена жизни за широкой спиной мужа!
Я оказалась в полном дерьме. Лишённая свободы выбора.
Потому что после потери ребенка сложила лапки и с головой окунулась в горе.
А надо было жить дальше. Отдать должное своей боли, и двигаться.
Глеб потому и творит беспредел.
Запомнил, какой безвольной я была последний год, и не хочет отпускать свою послушную, тихую жену.
Ведь с такой можно делать все. Удобно донельзя.
Наверное, ему сильно нужна ширма счастливой семейной жизни, раз он решил штурмовать отделение полиции, пусть и не в прямом смысле слова.
Сомневаюсь, что дойдёт до перестрелки…
Есть ли у Глеба оружие, о котором я не знаю?
Этот вопрос не из тех, что появляются в голове и тут же испаряется. Он застревает, рождая вывод, что, скорее всего, да. Ведь я совсем его не знаю!
Господи.
Наталья не просто так ведет меня по слабоосвещенным коридорам, крепко держа за руку.
Ей, как и мне, понятно, что поведение Соболева перешло ту последнюю грань, за которой находится точка невозврата.
Иначе говоря, он опасен.
Мы подходим к нужной двери. Наталья прикладывает к панели считывателя ключ-карту.
На панели загорается маленькая зеленая лампочка, и дверной замок щелкает.
— Надо будет пробежаться, — Наталья высовывает в проем голову, убеждаясь, что путь чист. — Сейчас! — командует она, и мы выбегаем.
Сначала такая излишняя осторожность с ее стороны кажется преувеличением.
Но тут раздается оглушающий в ночной тишине выстрел.
Я вскрикиваю, вжимаю голову в плечи.
— Это предупредительный! — громко говорит Наталья и правильно делает, потому что от выстрела мне заложило уши.
— Точно? — дрожащие губы еле двигаются.
Я и так на повышенном адреналине весь день, но отчётливо ощущаю, что только что его в моей крови стало больше.
— Точно, — передо мной открывается задняя дверь автомобиля. — Тебе надо будет лечь на сиденье, чтобы, когда я выезжала с территории отделения, тебя не было видно. Справиться с твоим мужем можно только хитростью, как я понимаю. Иначе нам грозит погоня.
— Вы слишком его демонизируете… — слушаюсь и опускаюсь за заднее сиденье. Снимаю обувь, чтобы ничего не запачкать. — Да, у него сложный характер, но…
Наталья замирает у двери и смотрит на меня, нахмурив брови.
— Яна, — она вздыхает. — Поверь моему опыту, я знаю, что ты сейчас чувствуешь. А еще я совершенно точно знаю, что это, — она указывает на здание, с другой стороны которого сейчас Глеб со своей охраной, — не любовь. Так не поступают, когда любят и заботятся. Это больная одержимость. Я работаю с женщинами вроде тебя много лет, и чутье меня еще подводило, — она поджимает губы. — Но силой я тебя в центр не повезу. Ты должна хотеть выбраться из отношений, в которых тебе плохо.
Она распахивает дверь и жестом показывает, что я могу уйти и никто меня держать не будет.
— Какой выбор ты сделаешь?
— Я…
Краем глаза замечаю движение у здания, откуда мы только что вышли. Задняя дверь открывается.
Нет, не так.
Она распахивается, словно ее зло пнули ногой.
— Яна?!
Я слышу голос Глеба прежде, чем вижу его самого. Опускаю голову, чтобы он меня не увидел и слышу, как распахнутая металлическая дверь беспомощно бьется о стену здания.
У меня не будет второй такой возможности.
— Я готова! — испытывая ноющую и боль в сердце, я все-таки делаю выбор. — Едем!
*
Как только мы выехали за черту города, и Наталья убедилась, что за нами нет подозрительных машин, я переместилась на переднее сиденье.
Она также сделала звонок и предупредила завидующую центра о том, что мы приедем через несколько часов.
На первой же заправке я сняла в банкомате деньги. Пятьдесят тысяч рублей, на всякий случай.
Для Глеба это сущие копейки.
А для меня пусть и маленькая, но подушка безопасности. Лишними не будут, пока я не встану на ноги.
Все время, пока мы ехали, телефон разрывался от входящих звонков и сообщений.
Я не прочла ни одного.
Повернула телефон экраном вниз и положила себе на коленку.
Когда во время одной из остановок Наталья вышла из машины, чтобы купить нам по стаканчику кофе, я не выдержала…
И украдкой решила посмотреть, что пишет Глеб.
Подумать только, я ведь так сильно хотела от него уйти, отомстить ему за боль, дать на собственной шкуре почувствовать, каково это — быть отвергнутым...
А как только у меня это получилось, сердце сдавила щемящая боль. И она все никак не отпускает.
Нельзя по щелчку пальцев вычеркнуть из жизни человека, которого долгие годы любил.
Нажимая пальцем на экран, я усмехаюсь.
Телефон разрядился и не включается.
Это ли не знак того, что я поступаю правильно?
Мы приезжаем в кризисный центр рано утром, первые солнечные лучи только начали заливать близлежащие поля светом.
Центр представляет из себя небольшое двухэтажное здание из кирпича. На окнах первого этажа установлены решетки, крыльцо ухоженное. У входа я замечаю составленные в ряд детские велосипеды.
Для совсем маленьких детей. Розовые, голубые.
Наталья знакомит меня с руководительницей, Анастасией Лапиной. Это женщина средних лет с копной темных волос, что уже тронуты сединой на висках, и широкой улыбкой.
От нее исходит теплая, даже материнская энергия.
— Приятно с тобой познакомится, Яна. Давай я отведу тебя в комнату, где ты сможешь переодеться и отдохнуть? После длинной дороги сон тебе точно не помешает. А Наташа пока введет меня в курс дел, идет?