— Алёна, я хочу развестись.
Я моргнула.
— Чего?
Вадим спокойно убрал телефон в карман и посмотрел на меня. Глаза у него были пустые, без тени сомнений.
— Я ухожу, Алёна.
Я стояла на кухне, всё ещё с тарелкой в руках. Только что разогревала ему ужин, потому что он поздно пришёл с работы. Потому что он мой муж. Потому что я люблю его.
— В смысле, уходишь?
— В прямом.
Тарелка дёрнулась в руках, я еле успела поставить её на стол.
— Это… Это шутка?
— Нет.
Я открыла рот, но не смогла выдавить ни слова.
— Ты знаешь, почему, — добавил он спокойно.
— Нет, не знаю, — я говорила быстро, слишком быстро, словно пытаясь угнаться за мыслями. — Мы с тобой с первого класса вместе. Вадим, с первого класса! Всю жизнь! Мы всегда были друг у друга, всегда! Ты… Ты добивался меня сам! Ты говорил, что без меня не можешь дышать! Мы поженились в восемнадцать, ты был счастлив, ты же был счастлив!
Он молчал.
Я сглотнула, чувствуя, как перехватывает дыхание.
— Ты сказал, что не можешь жить без меня… Ты говорил, что я единственная… Ты так меня любил…
— Я любил тебя, — произнёс он ровно.
Я вздрогнула.
— В смысле… «любил»?
Он отвёл взгляд.
— Ты не можешь больше иметь детей.
Я замерла.
— Ты серьёзно сейчас?
— Да.
— Но у нас же есть девочки…
— Есть.
— Тогда при чём здесь…
— Я хочу сына.
Я выдохнула, провела рукой по лицу, будто это могло как-то помочь собраться с мыслями.
— Ты… Ты мне тогда что сказал, а? Когда врач сказал, что детей больше не будет? Ты ведь помнишь?
Он промолчал.
— Ты сказал: «Главное, что у меня есть ты». ТЫ ТАК СКАЗАЛ, ВАДИМ!
Он сжал губы, но не ответил.
— А теперь что? Теперь это больше не главное? Теперь можно просто взять и… вычеркнуть всё?
— Я всё решил, — сказал он наконец.
Я покачала головой, сжимая руками стол, чтобы не упасть.
— У тебя кто-то есть?
Он отвёл взгляд.
Я закрыла глаза. Всё ясно.
— Кто она?
Молчание.
— Кто она, Вадим?!
— Это не имеет значения.
— ДЛЯ МЕНЯ ИМЕЕТ!
Он шумно выдохнул, будто ему это всё уже надоело.
— Я заберу вещи и поеду.
— Сегодня?!
— Да.
Я быстро вышла из кухни, направляясь в спальню.
Чемодан уже стоял у двери.
Я медленно подошла, провела пальцами по молнии. Он уже собрался. Он уже всё решил.
— Даже не собирался мне сказать заранее?
— Я не хотел скандалов.
Я обернулась, глядя на него в упор.
— А девочки?
Он посмотрел в сторону их комнаты.
— Я буду помогать.
— Помогать?! — у меня перехватило дыхание. — Они тебе нужны?!
Он молчал.
— Тебе так легко нас вычеркнуть? Меня, их?
Он сжал челюсть.
— Я всё решил.
Я замерла, чувствуя, как ноги перестают меня держать.
— Ты даже не оглянешься, да?
Он не ответил.
Просто подошёл, взял чемодан, открыл дверь и вышел.
Не обернулся.
Просто сел в машину и уехал.
Забрал с собой вещи.
И всю мою жизнь.
Я не спала всю ночь.
Лежала в пустой постели, завёрнутая в одеяло, и просто смотрела в потолок.
Вадим не звонил. Не писал. Не вернулся.
Я ловила себя на мысли, что жду. Всё ещё жду. Секунду назад мне казалось, что сейчас хлопнет входная дверь, послышатся знакомые шаги, он тихо зайдёт в спальню, ляжет рядом, обнимет и скажет: «Прости. Мне просто нужно было подумать. Я не знаю, что на меня нашло».
Но дверь не хлопнула.
Шаги не послышались.
Пустота давила со всех сторон, сжимая грудь, обволакивая, как плотный туман.
Я не плакала. Даже не могла. Как будто внутри что-то сгорело дотла, оставив только серый, холодный пепел.
Вадим ушёл.
Собрал чемодан, вычеркнул меня и девочек, выбрал другую женщину и ушёл.
Это должно было причинять боль. Должно было разрывать на части, душить, рвать изнутри. Но я ничего не чувствовала. Только тишину.
В какой-то момент в коридоре послышались лёгкие шаги. Потом шорох.
Я знала, кто это.
— Мам?
Я повернула голову.
Кира стояла в дверях босиком, с растрёпанными косичками и заспанным лицом. Маленькая, теплая, ещё совсем сонная.
— Мам, а где папа?
Она ещё не знала.
Я медленно села, протянула к ней руки.
— Иди ко мне.
Она подошла, забралась на кровать, уткнулась мне в грудь.
— Папа… уехал.
— Куда?
Я сглотнула.
— В командировку, солнышко.
Кира зевнула, потёрла нос.
— А когда вернётся?
Я закрыла глаза.
— Попозже, милая. Ложись спать, хорошо?
Она кивнула, спрыгнула с кровати и поплелась в свою комнату.
Я дождалась, когда дверь закроется, и медленно опустила лицо в ладони.
Как сказать им? Как объяснить, что их отец просто… ушёл?
Как такое вообще можно объяснить?
Сколько у меня есть времени, пока они не начнут задавать вопросы? День? Два? Неделя?
Я поднялась и включила свет в ванной.
В отражении смотрела на меня незнакомая женщина.
Глаза потухшие, тёмные круги под ними, волосы спутаны. Лицо бледное, как будто из него выжали всю жизнь.
Я подняла руку, провела пальцами по щеке.
Куда делась та Алёна, которая была счастлива?
Когда всё успело сломаться?
Вадим никогда не был таким.
Никогда.
Я вспомнила, как он узнал, что я больше не смогу иметь детей.
Помню, как закрылась в ванной, сидела на полу, сжавшись в комок, задыхаясь от слёз.
Помню, как он вошёл, сел рядом и обнял.
— Главное, что у меня есть ты, — сказал он тогда. — Только это важно.
И я поверила.
Я поверила ему.
А теперь…
Я резко включила холодную воду, зачерпнула в ладони, умылась.
Пора.
Сегодня выходной, а значит, мне придётся делать вид, что всё в порядке. Готовить завтрак, улыбаться девочкам, говорить, что папа просто уехал ненадолго.
А потом?
А потом как-нибудь справлюсь.
Я вышла на кухню, включила чайник.
Взяла кружку.
Вторую.
Только потом поняла, что делаю это на автомате.
Вторая кружка всегда стояла перед его местом.
Я смотрела на неё, пока вода внутри не остыла.
В голове снова пронеслось: «Он даже не обернулся».
Я резко взяла кружку и убрала в шкаф.
Будто это могло что-то изменить.
Будто что-то вообще можно было изменить.
***
Я готовила завтрак. Точнее, пыталась.
Глаза натыкались на пустой стул Вадима, на его тарелку в шкафу, на чашку, которую я вчера уже убирала, но сегодня по привычке снова достала.
Руки дрожали.
Я делала вид, что всё в порядке. Надо же как-то жить.
Кира и Надя с утра смотрели мультики, и, слава Богу, не задавали вопросов. Но они обязательно начнут. Не сегодня, так завтра.
Как объяснить детям, что их отец выбрал другую семью?
Громкий звонок в дверь пронзил утреннюю тишину.
Я вздрогнула.
Открыла.
На пороге стояла мама.
Тёплая, светлая, с доброй улыбкой, как всегда. В одной руке держала сумку, в другой — контейнер с пирожками.
— Алёнушка, милая, привет! — она шагнула ко мне, чмокнула в щёку. — Испекла вам пирожки. Вадиму любимые, с мясом. Ну что ты стоишь, помоги матери занести!
Я замерла.
Любимые пирожки Вадима.
— Доченька, что с тобой? Ты какая-то бледная…
Я не успела ничего сказать, она уже прошла на кухню, поставила контейнер на стол, посмотрела вокруг.
— Где Вадик? — спросила она, заглядывая в коридор. — Вадик, зять мой дорогой, ты где там? Иди пробуй, пока горячие!
Я сжала руки в кулаки.
— Мам…
Она обернулась.
— Что, солнышко?
Я сглотнула.
— Вадима больше не будет.
— Что? — она нахмурилась, потом рассмеялась. — В смысле «не будет»? Ты что, шутишь?
— Он ушёл, мама.
Голос дрогнул.
— Куда ушёл?
— Ушёл, мам. Навсегда.
Она смотрела на меня несколько секунд, потом помотала головой.
— Не говори глупости. Это Вадик. Он тебя всю жизнь любит. Он за тобой с первого класса бегал, надышаться на тебя не мог!
Я закрыла лицо руками.
— Мам, он нас бросил…
— Перестань! Может, ты что-то не так поняла?
— Он собрал вещи и уехал!
Мама замерла.
— Алёна… нет…
— Да, мам. Он сказал, что я больше не могу рожать, что хочет сына. И… и… — меня затрясло, — и у него другая…
Словно плотина прорвалась.
Я разрыдалась.
Бросилась к маме, вцепилась в неё, будто только она могла меня спасти.
— Мам, что мне делать?! Как жить без него?!
Она гладит меня по спине, но я чувствую, как её руки тоже дрожат.
— Нет… Нет… — она шепчет, качая головой. — Вадик так не мог. Не мог, доченька…
Но её голос тоже ломается.
Я всхлипываю.
— Мог, мама. Он ушёл.
— Это не может быть правдой, это какой-то сон…
— Я тоже так думала…
Мама закрывает рот ладонью.
Глаза у неё наполняются слезами.
Вадим женился.
Я узнала об этом случайно.
Кто-то в посёлке сказал.
Вадим и Оксана поженились.
И улетели в очередной медовый месяц.
Как будто и не было у него прошлого.
Как будто он всегда был с ней.
Я не плакала.
Я не чувствовала вообще ничего.
Просто вышла на улицу и долго смотрела на серое, осеннее небо.
Жалко было только одного.
Я любила человека, которого никогда не существовало.
— Доченька, так больше нельзя.
Я вздрогнула.
Мама сидела напротив, в своём старом свитере, с чашкой чая в руках.
Она смотрела на меня долго, пристально, с болью.
— Мам…
— Мы должны уехать.
Я моргнула.
— Что?
— В Москву.
Она выдохнула, поставила чашку на стол.
— Продадим дачу, возьмём ипотеку, купим квартиру. Начнём заново.
Я уставилась на неё, будто она говорила что-то нереальное.
— Мам, какая Москва?..
— Алён. — Она смотрела тяжело, серьёзно. — Ты не можешь всю жизнь работать в этом чёртовом ларьке.
Я сжала губы.
— Это временная работа.
— Алёна! — вдруг резко сказала она, и я вздрогнула. — Прошло полгода!
Я отвела взгляд.
Мама тяжело вздохнула.
— Дочка, ты ведь не живёшь. Ты существуешь.
Я судорожно втянула воздух.
— Ты не можешь оставаться здесь. Здесь всё пропитано им. В каждом углу этот предатель. В каждом взгляде — жалость. Я вижу, как тебе тяжело, как ты с трудом борешься с этой депрессией, как ходишь на эту чёртову работу без сил, без жизни… Так больше нельзя.
Я промолчала.
Мама дотронулась до моей руки.
— Мы уедем. Ты найдёшь нормальную работу, возьмёшь ипотеку, а я помогу с девочками. Устроим их в садик и школу.
— Мам… — мой голос дрожал.
— Это наш шанс. Единственный.
Я сжала челюсть.
— Нет.
— Почему?
Я подняла голову.
— Эта дача… эта земля… это семейное.
Мама посмотрела на меня грустно, но твёрдо.
— Алён, эта земля не важнее твоей жизни.
Я покачала головой.
— Мам…
— Что мам? Я не могу смотреть, как ты угасешь в этом посёлке. Как твои дочки будут расти в этом болоте, в этой боли, в этих воспоминаниях!
Я стиснула кулаки.
— Здесь наш дом.
— Нет, доченька. Наш дом там, где мы будем счастливы.
В груди что-то дрогнуло.
— Мам…
— Ты же хотела другой жизни. Ты хотела мечтать. Хотела работать по профессии. Хотела жить, а не выживать.
Я прикрыла веки.
— Давай попробуем, Алён. — Мамин голос стал мягче, но твёрже. — Я с тобой. Я не отпущу тебя.
Я подняла глаза.
— Ты уверена?
Она кивнула.
— Я больше не могу видеть тебя такой.
Я глубоко вдохнула.
Посмотрела на маленькую квартиру, в которой мы жили.
Посмотрела на кухню, на чашки, на холодильник, на этот старый стол, за которым я сидела ещё когда была женой Вадима.
И вдруг поняла.
Здесь мне нечего ловить.
Здесь ничего не осталось.
Только воспоминания.
Я закрыла глаза.
А потом тихо сказала:
— Хорошо.
Мама вздохнула с облегчением.
А я впервые за долгое время почувствовала что-то, кроме боли.
Надежду.
***
С момента ухода Вадима прошло восемь месяцев.
Шесть из них мы просто выживали. Я работала в ларьке, мама пыталась хоть как-то поддержать меня, а девочки… девочки ждали папу, которого больше не было.
Последние два месяца ушли на оформление документов, продажу дачи, поиски квартиры, ипотеку. Мы погрязли в бумагах, сборах, подсчётах, но теперь, когда всё позади, я вдруг поняла, что не до конца верю в происходящее.
Мы в Москве. В своей квартире.
Я стояла в дверях, крепко сжимая в руках связку ключей, и смотрела на новую квартиру. Двухкомнатная, небольшая, с простыми обоями и пустыми стенами, пахнущими чужой краской. Почти без мебели — только старый диван, кровать, пара стульев и стол, купленный на местном рынке.
Шестнадцать лет.
Когда-то я думала, что время идёт медленно. Но оно пролетело так, что я даже не заметила, как всё изменилось.
Я стою на кухне, потягиваю горячий кофе, вдыхаю аромат ванили и корицы. У нас уютно. Просторно. Светло. Мы уже давно не живём в той двухкомнатной квартире, где начинали жизнь с нуля. Сейчас у нас своя трёхкомнатная квартира в хорошем районе, и ипотеку вот-вот закроем .
Шестнадцать лет назад я не верила, что у нас всё получится.
А теперь вот.
Мы справились.
Из спальни раздаётся жалобное:
— Ма-ам, скажи Нади, чтоб не нудила!
— Я не нужу, я предупреждаю! — Надя появляется в дверях, скрестив руки на груди. — Если Кира не выйдет из комнаты через две минуты, я её вытащу за ногу!
— Пять минут! — доносится приглушённый голос из спальни.
— Она же опоздает, — ворчит Надя, подливая себе кофе.
— И не в первый раз, — усмехаюсь я, проверяя электронную почту на телефоне. — Но ты же знаешь Киру.
— Да, знаю. Бегает вечно с этим телефоном, фоткает, монтирует… Может, её отправить в тиктокеры?
— Ты сама туда залипаешь, не строй из себя серьёзную.
— Мама! — возмущается Надя, но я вижу, как уголки её губ дёргаются в улыбке.
— Что? Я не могу быть в тренде?
— Скажите мне лучше, где кофе? — на кухню заходит Кира, растрёпанная, сонная, в одной футболке и шортах. В глазах ещё сон, но в руках уже телефон.
— Не прошло и часа! — фыркает Надя.
— Ну, значит, я быстрая, — ухмыляется Кира, забирает мою чашку и делает большой глоток.
— Эй! Это был мой кофе!
— Теперь мой, — Кира ухмыляется и садится на стул.
Я качаю головой, улыбаясь.
Они выросли.
Такие разные. Надя серьёзная, пунктуальная, рассудительная. Уже окончила бакалавриат, учится в магистратуре, работает в юридической фирме. Кира — её полная противоположность. Журналистика, ведение блога, работа в SMM. Она живёт на скорости 200 км/ч, у неё всегда кипят идеи, в голове тысяча проектов.
Но при этом они — лучшие подруги.
Ну, когда не ссорятся.
— Ладно, я побежала! — Надя подхватывает сумку.
— Ты допила кофе?
— Да!
— А тарелку убрать не могла?
— Потом, некогда!
— Конечно… — Кира театрально вздыхает и откидывается на спинку стула.
— Всё, я ушла! — Надя чмокает меня в щёку, бросает быстрый взгляд на Киру. — А ты хотя бы расчешись, бунтарка.
— Смотри, не задохнись в своём идеальном порядке!
— Тебя тоже люблю, — смеётся Надя и выбегает из квартиры.
Я вздыхаю, смотрю на младшую дочь.
— Ты сегодня на пары не опоздаешь?
— Ну-у… — Кира задумчиво качает головой. — Пока не уверена.
— Кира!
— Ладно, ладно! — она улыбается, хватает тост и убегает в комнату.
Через пару минут появляется мама.
— Ты опять рано встала.
— Мне полезно двигаться.
— Может, съездишь на дачу? Отдохнёшь пару дней?
— Я отдыхаю здесь. В этой квартире столько тепла, столько жизни… Я счастлива, что мы всё смогли, Алёнушка.
Я тепло улыбаюсь.
— Я тоже.
Мама садится за стол, берёт чашку, обхватывает её пальцами, будто греется.
— И всё-таки, может, съездишь? Погода тёплая, на даче сейчас красиво.
Я улыбаюсь.
Эта дача — подарок.
Когда у нас появилась возможность, когда я наконец-то могла позволить больше, чем просто выживание, я купила её маме.
Тихое место, большой участок, светлый дом с панорамными окнами.
Я знаю, насколько мама любит эту дачу.
Каждое лето проводит там недели, иногда — месяцами.
Выращивает цветы, ухаживает за яблонями, варит варенье и отправляет нам банки в Москву, как будто у нас тут продуктов не продают.
— Я не хочу туда одна, — говорит она, беря ложку и помешивая чай.
— Мам, ты же всегда там одна, тебе нравится.
— Да, но сейчас… — она смотрит на меня, мягко улыбается. — Хочу быть с вами.
Я молча киваю.
Ей ведь тоже было нелегко.
Когда я падала, когда теряла себя, когда не знала, как жить дальше — мама была рядом.
И теперь я могу позаботиться о ней.
Когда-то она вытащила меня из ямы.
Теперь её очередь жить в тепле и заботе.
Город шумит за окном.
Я достаю телефон, смотрю на уведомления из банка.
Завтра последний платёж по ипотеке.
Я отпускаю воздух.
Ещё один шаг.
Ещё одна победа.
Я делаю глоток остывшего кофе.
Шестнадцать лет назад я потеряла всё.
Но теперь у меня есть главное.
Семья.
И мне больше ничего не нужно.
***
Москва шумит за окнами, как огромный живой организм. Поток машин, гудки, быстрые шаги, мелькание зонтов и деловых костюмов. Я вливаюсь в ритм города, сливаясь с его движением, уверенно веду машину, наслаждаясь плавностью руля.
Я люблю эти утренние поездки.
В них есть особая свобода.
Пять минут назад я запирала дверь квартиры, целовала маму в щёку, напоминала Кире, что она опять опоздает.
А теперь вот.
Дорога, мягкая музыка, дыхание большого города.
Я паркуюсь у офиса, подхватываю сумку и быстрым шагом направляюсь ко входу.
— Доброе утро, Алёна Владимировна.
— Доброе, — киваю охраннику, захожу в лифт и нажимаю кнопку.
Секунды, пока он поднимается на нужный этаж, я использую, чтобы пробежаться по файлам в планшете.
Через пять минут совещание.
Новый контракт, новый партнёр, важная сделка.
Я люблю свою работу.
Люблю уверенность, которую она даёт. Люблю ощущение контроля.
Люблю, что мне больше не страшно.
Лифт останавливается, двери открываются, я выхожу в коридор, миную приёмную, захожу в кабинет, бросаю сумку на кресло, включаю компьютер.
Две минуты.
Пробегаю глазами документы, проверяю цифры, делаю пару пометок в файле.
Время.
Я встаю, выпрямляю спину и направляюсь в переговорную.
Открываю дверь.