Пролог

В конце концов, ему же хуже - я всего лишь утратила

неверного любовника, а он-то

потерял женщину, которая его любила».

Марта Кетро

Вместо чемоданов с вещами и гордой поступи к новой жизни я получила халат цвета скуки, соседку, которая разговаривает с розетками, и регулярные уколы «для стабилизации эмоционального фона». А всё потому, что мой муж подал заявление, что я «психически неуравновешенная» и нуждаюсь в срочной госпитализации. Что после двадцати пяти лет совместной жизни у меня случился нервный срыв, потому что я – творческая личность.

- Вам нужно отдохнуть, перестать нервничать и думать о хорошем, - говорит мне врач.

А я думаю только об одном: как грамотно откусить Демиду голову и ещё получить за это компенсацию морального вреда, материальных потерь и двадцати пяти украденных лет.

И знаете, у меня уже есть план. Очень подробный. С графиками, сметой расходов и пунктом «купить новые сапоги для финальной сцены мести».

Только обо всём по порядку.

xRkL3YAAAAGSURBVAMAgVWDajQ5FaUAAAAASUVORK5CYII=

Визуал Екатерины Соколовой и Веры Шереметьевой

Знакомьтесь. Это наша главная героиня Екатерина Соколова - 47 лет. Обеспеченная дочь депутата, погибшего восемь лет назад в авиакатастрофе. Скульптор, продающий свои работы по стране и заграницу. Любящая жена, хорошая мать, только своих детей так и не удалось подержать на руках.

Рядом - Вера Шереметьева. Двойник, как две капли воды похожий на Екатерину.

xtDMJAAAAAGSURBVAMAO+Qjo87V6YEAAAAASUVORK5CYII=

Глава 1

Я спасла его жизнь ценой

рождения собственных детей.

Он отплатил мне

тридцатью серебряниками.

Екатерина Соколова

Пятью днями ранее

- Мам, папа опять опаздывает.

- Тебе нельзя нервничать, Зоя. Бабушка запрещает, - говорю ласково, обращаясь к будущему внуку и трогаю её налившийся живот. Главное в жизни женщины – стать матерью. У меня не было такой возможности. Роковая случайность, после которой я не могу иметь детей. Но именно она тогда спасла мужа.

Это не значит, что нельзя называть меня матерью. Неважно, кто дал жизнь, важно, кто воспитал – я шла по жизни с таким правилом, и горжусь своими детьми.

Зоя учится на юридическом, но в таком положении вряд ли будет строить карьеру. Замужество и первенец. Серёжа связал жизнь с видеосъёмкой и монтажём. Пока не обзавёлся семьёй. И сегодня на гендер-пати будет запечатлевать радостные лица родных и близких.

– Папа где-то здесь, я видела. Иди к гостям, готовьтесь. Сейчас начнём.

Отправляю дочь обратно в зал, где собралось около пятидесяти знакомых, а сама высматриваю Демида.

- Привет, - кивает мне золовка. – Всё очень красиво.

- Спасибо, - улыбаюсь.

Я действительно старалась. Как обычно, всегда только лучшее, интересное и привлекательное.

- Ты не видела Демида?

- Да, минут пять назад туда пошёл, - показывает мне направление, и я тороплюсь, потому что скоро будем узнавать пол ребёнка. И я не хочу пропустить этот момент.

Выбираюсь за пределы коттеджа, который сняли на сутки. Один из официантов тоже видел мужа, и я тороплюсь к небольшому дому, не понимая, что он там вообще мог там забыть. Дверь не заперта, передо мной картина Решетникова «Не ждали».

- Катя, что ты тут делаешь? – Демид пытается закрыть ширинку, которая явно протестует, а его протеже поднимается с коленей, поправляя помаду.

- Хорошая косметика, - замечаю, что помада даже не стёрлась. – Качественная. Мой муж такую любит, - говорю, хлопая дверью, и убираюсь прочь, играя на перегонки с ритмом собственного сердца.

Иду быстро, почти бегом, лишь бы не разрыдаться раньше времени. Сердце гулко бьёт в висках, во рту стоит металлический привкус зла. Не время. Только не сейчас. Пятьдесят человек ждут, когда я выйду к ним, когда шарахнется та самая огромная хлопушка, и в воздух взлетят либо розовые, либо голубые конфетти.

Останавливаюсь у зеркала в коридоре, прикладывая ладони к раскрасневшимся щекам. Задерживаю дыхание и смотрю на свое отражение. Идеальная хозяйка, улыбка натянутая, но ровная, как у манекена. Никто не должен догадываться, что всего пару минут назад я застала мужа в ситуации, которая перечеркивает двадцать пять лет нашей жизни.

- Мам, - зовёт Серёжа, как всегда снимая, и я поворачиваюсь, кокетливо смотря в камеру. Посылаю воздушный поцелуй, а у самой на душе кошки скребут.

- Идём, - прижимаю руку к телу, чтобы он не заметил дрожи.

Я не позволю испортить праздник, который Зоя ждала с нетерпением.

Зал гудит, в центре дочь высматривает меня и отца. Пожимаю плечами, делая вид, что не нашла его. Даю знак ведущему продолжать, и он тут же начинает отрабатывать приличный гонорар.

Взрыв хлопушки заглушает всё: смех, аплодисменты, восторженные крики. В воздухе кружатся розовые конфетти.

- Поздравляю с внучкой, - раздаётся над ухом до боли знакомый голос.

Соколов стоит рядом, как ни в чём ни бывало, хлопая со всеми в ладоши.

- Где же наши будущие бабушки и дедушки? – голосит в микрофон ведущий.

- Зовут, - Демид хватает меня за руку, утаскивая в сторону, а я даже вырваться не могу, потому что не желаю устраивать сцен.

- Посмотрите, какие молодые и красивые, - комментирует ведущий. – Не много ни мало, а четверть века вместе! – набивает нам цену, а я смотрю на красные губы напротив. Юленька стоит в толпе и смотрит на меня, не мигая. И хватило же наглости притащиться сюда после того, что произошло?!

Надо улыбаться и делать вид, что всё замечательно. Губы растягиваются сами собой, словно натянутая резинка, готовая лопнуть. Гости хлопают, Серёжа моментально ловит ракурс, как мы с Демидом стоим рядом - образцовое семейство. Кто-то в шутку кричит «Горько!», остальные подхватывают, и Соколов смотрит на меня, ожидая реакции.

xtDMJAAAAAGSURBVAMAO+Qjo87V6YEAAAAASUVORK5CYII=

Визуал Демида Соколова

Властный и опасный. Демид Соколов не любит, когда что-то идёт не так, как ему хочется. 52 года, уверенный в себе, идущий по головам. Был благодарен жене за то, что она сделала, но это уже давно, в прошлом, он отплатил сполна за её добро. Нельзя же себя хоронить вечно.

Владеет сетью антикварных магазинов и крупной компанией грузоперевозок. Развод для него - звук пустого кошелька. А значит, его никак нельзя допустить.

xtDMJAAAAAGSURBVAMAO+Qjo87V6YEAAAAASUVORK5CYII=

Глава 2

Закашливаюсь, делая вид, что у меня болит горло, сбегаю от Соколова и тут же подхожу к дочери, поздравляя её с девочкой. Я никогда не гналась за полом, для меня главное – здоровый чтобы.

- Мам, ты расстроена внучкой? – Зоя вглядывается в моё лицо, словно боится, что сделала что-то не так.

- Что ты, солнышко, - тут же спешу её успокоить. – Я очень довольна, - подмигиваю ей. – Голова просто кружится ото всего. Как на карусели прокатилась.

Отчасти это правда. Последние недели у меня нет-нет и начинает кружиться голова. Сдавала анализы – низкий ферритин. Терапевт прописала железо с фолиевой кислотой, помогло, когда препарат накопился в организме. Но жалобы мои дочь знала.

- Давай отведу к столу, - пытается проявить заботу.

- Нормально, подышу и пройдёт, - обещаю. А сама раздумываю, как сбежать побыстрее отсюда.

- Точно всё хорошо?

- Конечно. Поздравляю, Максим, - обращаюсь к зятю.

Зоя отпускает меня, и я тороплюсь на воздух, продираясь через гостей по розовым кругляшам. У нас будет внучка, это же отлично!

Отхожу подальше, но Демид догоняет.

- Не устраивай сцен, пожалуйста, - говорит негромко.

- Не собиралась. Лишь шла к любовнику в сарай, так что ты невовремя.

- Ха-ха-ха, - Соколов делает вид, что ему смешно. – Лепить своих страшилищ у тебя выходит лучше, чем остроумить.

А когда-то он уверял, что ему нравятся мои работы, негодный лжец.

- Чего тебе надо? – смотрю на рожу, которая вмиг опротивела. Бывает же так: живёшь с человеком, заботишься, закрываешь глаза на вредные привычки, и тут р-р-раз – он вмиг становится омерзительным, и ничего не исправить.

- Лицо попроще сделай, - требует от меня муж. – Не на похоронах. Сопли вытерла, грудь вперёд и иди веселись. Устроила тут чёрт пойми что.

- А у тебя всё так просто?

- Чего вам, бабам, надо? – сдвигает брови и смотрит на меня зло. – Деньги есть. Семья есть. Муж в этой самой семье. Обвешаетесь, как ёлка новогодняя, чтоб другие завидовали, флакон духов на голову и фотографии с едой в интернет.

- Ты меня с кем-то путаешь, ДОРОГОЙ. И ты забыл про маленькое уточнение: как выгуливал своего «друга» в чужом огороде. Так что, где посеял, там и пожми.

- Пожму, Катенька, пожму месяцев этак через шесть.

Говорит, но тут же прикусывает язык, потому что явно сболтнул лишнего. Откашливается, уводя глаза вбок, а у меня внутри всё немеет. Сжимаю зубы, чтобы не показать своей боли. У него будет ребёнок?

Нет, я не завидую, а злюсь, чувствуя себя преданной в кубе. Мало того, что он не смог сдержать похоти на празднике Зои, говорит со мной так, будто прав во всём, так ещё и оплодотворил другую женщину.

- Какая же ты гнида, Соколов, - успеваю сказать без дрожи в голосе и сбегаю подальше, потому что невыносимая обида душит так, что слёзы моментально наполняют глаза. Официантка поворачивает голову в мою сторону, но я прикрываюсь от неё рукой, проходя мимо. И она, имея чувство такта, не спешит следом за подробностями.

Впереди река и спуск из белых степеней, которые явно недавно кто-то выкрасил. Спускаюсь до самой воды, чувствуя прохладу на мокром лице. Нет ни зеркала, ни платка, чтобы привести себя в порядок. А в голове маленькими молотками стучат мысли о бабьей глупости.

Двадцать пять лет вместе. Двадцать три года без права на материнство. Но в тот день, который перечеркнул меня, как мать, я спасла мужа, не думая о последствиях.

RKAAAAAElFTkSuQmCC

Визуал Юлии Бермудовой

А вот и Юленька Бермудова, познакомившись с которой на Соколов пропал, как в том самом знаменитом треугольнике.

Пришла на стажировку в компанию к Демиду, где он сразу её и приметил. Умеет не только варить кофе и делать ксерокопии. Но и отменно расслабляет на любом корпоративе, в театре или скучном домашнем сборище, как гендер-пати.

RKAAAAAElFTkSuQmCC

Глава 3

Это было весной двадцать три года назад. День, который навсегда выжег во мне право называться матерью.

Мы тогда возвращались поздно вечером домой. Соколов только вышел с работы уставший, злой, но довольный собой: получил премию. Я ждала его у проходной, держала в руках пакет с ужином. Всё казалось обыденным, пока не раздался хлопок. Один, второй.

Я даже не сразу поняла, что это стреляют. Чужой парень, глаза бешеные, руки дрожат. Потом я узнала - грабитель, только что сорвавший магазин, бежал, а Соколов оказался на его пути.

Он стоял прямо напротив дула, а я рядом. И в тот миг сработал инстинкт: я бросилась на него, толкнула в сторону, закрыла собой. В живот ударило так, что дыхание перехватило. Секунда - и я уже лежала на асфальте, чувствуя, как горячая кровь пропитывает одежду.

Сирена скорой, свет фонарей, крики. Потом белый потолок и хриплый голос врача:

- Живот спасли, но матку пришлось удалить. Извините.

Слово «извините» звенело в ушах, как приговор. Я тогда ещё не осознавала, что это значит навсегда. Я держала Соколова за руку, и он был серее тучи. Клялся, что никогда не оставит меня, что мы всё переживём.

Мы действительно пережили, как мне казалось. Год ревела по ночам, проходила курсы психотерапии. Я смирилась с пустотой внутри, нашла силы заботиться о нём, о доме, о его мечтах. Мы усыновили Серёжку, когда ему было пять. А потом Зоеньку в годик. И я растворилась в них, отдавая всю себя своим детям.

И теперь, спустя годы, мне преподносят новость о ребёнке на стороне. Словно моё жертвенное «никогда» ничего не стоило.

Смотрю на реку и слышу только грохот той давней пули, которая перечеркнула мою жизнь женщиной и матерью.

Я спасла его, а он предал. Вот такая арифметика, где я осталась в минусе. Но тогда мне казалось иначе. Тогда я держалась за него, как за воздух, как за единственное, ради чего стоит жить. Глупая влюблённость, которая до добра точно никого не доведёт.

Я утешала себя, что он жив. Что вместе мы справимся.
А теперь выходит - «вместе» нужно было только мне. Он взял мою жертву как должное, а теперь обесценил, словно это всего лишь билет на электричку, который давно пора выбросить.

Смотрю на воду и впервые позволяю себе подумать: а зачем мне он?
Не зачем была я ему, а именно он мне. Его язвительные шуточки, его привычка пить до одури, его скользкие взгляды в сторону молодых женщин. Всё это я оправдывала усталостью, возрастом, кризисами. Но что оправдывает измену? Что оправдывает ребёнка на стороне?

Ничего.

И вот сейчас стою у воды, трогаю пальцами холодный камень и понимаю: больше ничего связывать нас не должно. Ни общее прошлое, ни его вина передо мной, ни моя привычка к его рукам, голосу, запаху. Всё перечёркнуто его предательством и одной-единственной фразой, обронённой невзначай.

Голова плывёт, всё кажется нереальным. И если бы не тихое бульканье воды рядом и звуки далёкого праздника, где моя дочь смеётся, обнимая мужа, я бы решила, что схожу с ума. Нельзя врастать корнями в человека, слишком больно будет рубить.

Но я не имею права сломаться. Ни сейчас, ни потом. Получается, у Соколова всё, а у меня ничего? Чёрта с два.

Протираю слёзы, шмыгая носом. Достаю телефон, вижу, как он дрожит в моих руках. Открываю заметки и пишу всего три слова. Чтобы потом не забыть этот момент. Чтобы не дать себе откатиться назад, в привычную трясину.

Ставлю таймер через три часа. Думаю, он сработает в нужное время.

Шаги за спиной. Продолжаю стоять, будто не слышу. Не хочу, чтобы Демид думал, будто я его ждала.

- Мам? - голос Зои.

Натягиваю улыбку, тут же оборачиваясь. Дочь стоит на ступенях, в руках шлейф платья, которое слегка треплет ветер. В глазах тревога.

- Красиво здесь, да? – решаю спросить.

- Давай мы отвезём тебя домой, - начинает спускаться, но я спешу к ней. Не стоит лишний раз ходить по ступеням, да ещё и в длинном платье. Не дай бог оступится.

- Я поднимаюсь, всё нормально, - берусь за поручень, делая первый шаг. – В помещении так душно, а тут просто чудесно, - вру отчасти.

Я люблю природу. Пойти в горы, посидеть у костра с комарами, искупаться в прохладной реке, проснуться от птичьего гомона где-нибудь рядом с лесом. Именно так и можно дышать полной грудью.

Как только оказываемся на одной плоскости, она обнимает меня крепко и молчит какое-то время. А я хочу реветь, но не имею никакого права портить такое событие. У неё своя радость, свой новый мир, и я не позволю тени Соколова разрушить его.

Я расскажу ей обо всём позже. Когда сама соберусь с мыслями. А сейчас надо просто дожить этот вечер.

Визуал Зои Соколовой

Что-то захотелось показать вам нашу Зоеньку: добрую девочку, которая очень любит маму. Её удочерили в год, когда в семье уже был Серёжа. Он помогал заботиться о сестре, а она с детства была неразлучна с Екатериной, словно боялась, что однажды её снова оставят в доме малютки.

Заканчивает учёбу на юридическом.

Глава 4

Соколов нарочно садится рядом за стол, и мне приходится делать вид, что у нас всё хорошо. Его помощница о чём-то общается с Зоей. Я и не знала, что у неё с дочерью какие-то отношения.

- Перестань так пялиться на Юлю, неприлично, - шепчет на ухо сосед. Не поворачиваюсь к нему, продолжаю ковыряться вилкой в сладкой мякоти.

- Тебе ли рассказывать о приличии? – отвечаю на это.

Ведущий привлекает внимание гостей звоном бокала, ударяя по нему ножом. Объявляет, что необходимо переместить на улицу, потому что сейчас будет салют в честь малышки.

Раньше так не отмечали, конечно. От многих держали в тайне, берегли своё счастье. А теперь молодёжь стремится поделиться этим со многими. Не мне их судить, у каждого своя жизнь.

Поднимаемся, перемещаясь вслед за остальными. Ещё немного, ещё чуть-чуть, и можно будет выдохнуть. Уехать и реветь, оплакивая свои надежды, загубленные годы жизни и глупую жертвенность. Потому что начинать почти в полсотни лет всё заново – невероятно страшит.

Что у меня есть?

Любимая работа. Фирма отца, которая, согласно договору, отходит мне. Загородный дом, подаренный родителями, и машина, конечно же. Её я купила сама.

Дети уже взрослые, с их чувствами можно не считаться. Должны понять, что я не смогу находиться рядом с тем, кто не намерен меня уважать. Кто позволяет себе развлечения подобного рода прямо на празднике дочери. Кто предал меня не просто, как женщину, а как мать!

- Только не вздумай садится в такси, поняла? Мы должны уехать вместе, - вновь зудит над моим ухом Демид, когда стоим на лужайке, задрав голову к небу.

Чего он так переживает, кто и что подумает? Не всё ли равно ему?

Пока громыхает салют, мысленно собираю вещи, но потом передумываю. А почему это я должна уходить? Дом общий, а виновата не я. Пусть Соколов выметается к Бермудовой и пропадёт там, как в море корабли.

Наконец, гости расходятся по машинам, официанты собирают тарелки и гасят свечи.

- Может, останешься? – интересуется дочь. – Ночь ведь оплачена.

- Нет, домой. По-стариковски. А вы тут сами, - смеюсь, и она обнимает меня.

- Спасибо, праздник был чудесный, - говорит на прощание.

- Весь в тебя, - не удерживаюсь от комплимента.

Сумерки ложатся мягким покрывалом на деревья, воздух напитан свежестью, а мне душно, когда вижу Соколова у машины, который ждёт меня, будто и не было всего сказанного пару часов назад.

- Садись, - бурчит, открывая водительскую дверь.

Не знаю, куда делась Юля. Возможно, я расстроила их планы, и вместо того, чтобы развлекаться с молодой любовницей, Демиду предстоит поездка домой со старой женой.

Дорога домой молчаливая. Совсем не похожа на те, что бывали обычно. Мы обсуждали гостей, мыли им кости, как одна сатана, говорили о моих выставках или его партнёрах. Только теперь всё в прошлом. Мы не просто чужие люди. Мы те, кто друг друга презирает.

Фары выхватывают из темноты куски асфальта и редкие силуэты придорожных деревьев. Чувствую, как сердце колотится, как каждая минута подталкивает к словам, которые уже не спрячешь.

- Хороший праздник, - говорит он наконец, нарушая тишину. - Дочь у нас молодец.

- Дочь, — повторяю я. - А ты, Демид? Ты тоже молодец?

- Давай просто забудем, что ты что-то видела, и всё.

- И всё? – не верю своим ушам.

- Ты взрослая женщина, а не понимаешь прописных истин? – пытается он научить меня азам.

- Ты о том, что мужчина полигамен?

- Конечно.

- Очень удобно, не находишь? Может, стоит провести исследования, что женщина убивает неверного мужа в состоянии аффекта, и это нормально? Возьмём за истину, и посмотрим на окно Овертона в действии.

- Ну не начинай, Кать.

- Я не начинаю, Демид, я заканчиваю.

- Что заканчиваешь? - его голос становится грубым, будто он заранее готовится обороняться.

Выдыхаю, чтобы слова вышли спокойно, без истерики.

- Нашу жизнь вместе. Не нужно больше притворяться.

Он ударяет ладонью по рулю.

- Сдурела, что ли? На старости лет семью рушить?

- Спасибо за старость, конечно, - цокаю языком. – Но что значит семью? - резко поворачиваюсь к нему. - Ты её разрушил, когда пошёл к другой. Когда сделал ей ребёнка.

Он напрягается, сжимая зубы. Молчит, как будто ждёт, что я отступлю, что стерплю, как всегда. Но я только смотрю прямо, не отводя глаз.

- Катя, — цедит он. – Прекрати!

- И не подумаю.

Тишина в машине становится глухой, как в гробу. Снаружи мелькают огни редких встречных фар. Демид резко сворачивает на обочину и глушит мотор. Наклоняется ко мне, в голосе звенит злость.

- Думаешь, без меня ты кто-то? Да кому ты нужна?

Слова режут без ножа. Он желает сделать ещё больнее, чем есть сейчас. Показать, что он мужчина нарасхват, и я обязана держаться за него.

Глава 5

Уже десять минут просто стоим, потому что Демид пошёл подышать воздухом. Вглядываюсь в темноту, пытаясь различить его силуэт, приоткрываю окно, прислушиваясь. Различаю его голос, говорящий с кем-то. Из слов лишь «ты меня выручишь» и «посмотрим».

И кому ему приспичило сейчас звонить? Неужели, не мог подождать до дома? Наверное, оправдывается перед любовницей. Хотя, такие строят влюблённых дурочек, а сами просто играют роли. И куда лучше, когда он где-то, а не с ней, потому что придётся отрабатывать.

От этой мысли становится тошно, и я оглядываюсь в поисках влажных салфеток, чтобы протереть лицо. Открываю бардачок и замираю, смотря на кружевные красные трусы. Хотелось бы надеяться, что хотя бы чистые.

Соколов возвращается, и я захлопываю маленькую дверцу. Приказываю себе молчать, но не могу. Вспоминаю про глупую примету заброса красного белья на люстру. Кто-то верит, что это принесёт богатство в дом. По мне дурь несусветная.

- Приманиваешь деньги? – интересуюсь, когда он дёргает рычаг коробки передач.

- Чего?

- Да я так, - усмехаюсь, смотря в темноту за окном. Вот тебе, что называется, и смех, и грех.

- Надеюсь, ты не догадалась рассказать Зойке про меня и Юлю.

- Если я была слепа, это не значит, что у меня не всё в порядке с головой. Хватило ума не портить ребёнку праздник, тем более она в положении.

И снова вспоминаю слова Соколова о том, что он скоро станет отцом. Горечь заполняет внутренности, и хочется реветь, чувствуя себя невероятно обманутой.

- Вот и славно.

- Что в положении?

- Что ума хватило.

- Но это не значит, что мы будем делать вид, что ничего не случилось, Демид.

- Ага, - отвечает так, будто ему всё равно. И меня это пугает. – Ясненько, - нарочно играет на моих нервах.

- Тебе весело?

- Предлагаешь устраивать поминки? Была бы умнее, молчала бы в тряпочку, а не кидалась громкими словами. Не девочка, чтобы хвостом вилять и бежать без оглядки. Взрослая баба, а в сказки веришь.

- Спутала принца с конём.

- Себя с королевой.

Оставшуюся часть пути преодолеваем молча. Как только добираемся до места, интересуюсь, когда он планирует съехать.

- Я у себя дома, - руки в карманах. Соколов смотрит на меня тяжёлым взглядом, от которого по коже разбегаются мурашки. – И в последний раз прошу: прекрати истерику.

- Я очень даже спокойна.

Делаю шаг, но голова совершает оборот, от которого меня качает. Снова головокружение, чтоб его.

- Ты не в себе, Катя. Не устраивай сцен. Ничего не изменится: ты – жена, я – муж.

- Предатель.

Он кривится от слова, словно съел что-то кислое.

- Ты не на трибуне, уймись. Живи, как раньше, никто тебя в средствах не обидит.

- Я сама себя не обижу. Мой отец позаботился об этом.

Соколов сжимает зубы, но молчит. Тут ему просто нечем крыть. Подходит к панорамному окну, смотря на улицу.

- Ну что ты заладила, как жёванная пластинка. Я – мужчина, Катя. Думаешь твой папаша не гулял на стороне? Я сам не раз видел его с очередной охотницей за чужим кошельком.

- Это проблемы моей матери, Соколов. Позволь мне чувствовать то, что я чувствую. А не делать так, как остальные.

- Я всегда говорил, что твоя мать умнее тебя.

- Мне казалось, ты говорил, что я умнее матери.

- Тебе казалось.

- У меня болит голова, не хочу тратить своё здоровье на того, кто его совершенно не стоит. Предлагаю сделать всё тихо и мирно.

- Тихо и мирно, говоришь? – растягивает он улыбку. – Мне нравится твоё предложение.

- Тогда завтра я подаю на развод.

- Точно ничего не изменить?

- Нет.

- Что ж, - вздыхает, пожимая плечами. – Значит дальше каждый сам по себе.

Только знала бы я, что Демид говорит совсем о других вещах.

Глава 6

Мне казалось, муж пытается всё исправить. Выяснилось, у него игра по другим законам. И я совершенно не была к ней готова.

- В последний раз предлагаю сесть за стол переговоров, Катя. Я не желаю тебе зла! Пусть всё остаётся, как раньше.

- Может, ещё позовёшь меня в качестве крёстной к своему ребёнку, и будем дружить семьями?

- Дура ты, - сплёвывает себе под ноги от злобы.

И я согласна с ним. Дура, только по другому поводу, что настолько верила в его непогрешимость.

Эта ночь была последней, перед тем как начался кошмар.

Просыпаюсь от едкого запаха дезинфекции. Горло сухое, во рту металлический привкус, будто я кусала ржавое железо. Кажется, всё ещё сплю: свет слишком яркий, потолок слишком белый, а звуки вокруг размытые. Но тонкий писк лампы под потолком и ритмичное шлёпанье чьих-то тапок за дверью дают понять: это не сон.

Поворачиваю голову и замечаю решётки на окне. Тяжёлые, грубые, со следами старой краски. Запах чего-то горького смешивается с запахом хлора: удушливый коктейль, от которого мутит.

Комната небольшая: две узкие койки, между ними железная тумбочка, прикрученная к полу большими болтами. В углу - раковина с капающим краном. Стены раньше, наверное, были голубыми, но теперь выцвели и стали цвета серого мела.

На соседней кровати лежит женщина. Худое лицо, сероватая кожа, волосы спутаны и собраны в нелепый хвост резинкой, которая явно потеряла половину своей упругости. Её глаза, огромные и слишком живые для полусонного тела, уставились прямо на меня.

- Проснулась, - говорит она тихо, словно мы заговорщицы, а за дверью могут услышать лишнее. - Думала, ещё одну ночь проспишь.

Пытаюсь подняться, но тело ватное. Руки тяжёлые, плечо болит, будто его сильно где-то ушибла. Что происходит?

Всё слишком странное, чтобы быть реальностью, но слишком правдивое, чтобы казаться сном. Звуки и запахи очень натуральные. Так не бывает.

- Где я? – выдавливаю хриплым голосом.

Соседка криво усмехается.

- В санатории для слишком умных. Не нравится? Придётся привыкнуть.

Моргаю, не сразу понимая её слова. Пытаюсь вспомнить: машина, укол, люди, руки, которые тащили меня куда-то. И голос Демида.

- Позаботьтесь о ней как следует.

И он намекал явно не на заботу в её прямом значении. Внутри всё холодеет, и страх шагает липкими пятками по моей коже. Снова скашиваю глаза вбок, туда, где металлические прутья.

- Психушка? – уточняю, смотря на женщину со смесью боли и паники.

- Я предпочитаю всё же санаторий, - сразу отзывается та.

Она приподнимается на локте, глаза её блестят странным, почти болезненным блеском.

- Или «Клиника отдыха», - предлагает варианты. - Кто привёз?

- Не знаю, - отвечаю честно, смотря на свои руки. На запястьях красные следы от крепких пальцев. – Люди какие-то.

- Люди? – смеётся, хотя я ничего такого не сказала. – Родственники, наверное. Кому перешла дорогу?

Голова начинает болеть, потому сжимаю её руками, усаживаясь на кровати. Первое, что вспоминаю: Соколова и его любовницу. Потом Зою, и что у меня будет внучка. А дальше дом, где я легла спать. И вспышками, словно в бреду, мою ночную поездку сюда.

Соколов решил избавиться от меня. Теперь я больна на бумагах, а значит, не могу подать на развод и лишить его части имущества. Неужели, шкурный интерес важнее собственной совести?

Хотя, о чём это я. У него нет совести…

Если бы только мой отец был жив. Он бы никогда не допустил того, что происходит теперь.

- Я – Вера. Но ты можешь звать как хочешь. Тут имена не так важны, - говорит соседка и вдруг тянется, чтобы накрыть мою ладонь своей. Холодная, липкая кожа и слишком пристальный взгляд.

Я дёргаю рукой, но сил почти нет.

- Сперва все такие, - начинает рассказ соседка.

- Какие?

- Испуганные. Затравленные. Неверующие, что кто-то может с ними так поступить.

С последним у меня как раз сомнений нет. Потому что в голове вспыхивает задумчивый взгляд Соколова в ту ночь, а потом двери машины закрылись, и моя жизнь разделилась на «до» и «после».

Глава 7

- Как отсюда выбраться? – перехожу к правильным вопросам.

- Отсюда нельзя выбраться, - растягивает жуткую улыбку моя соседка. – Мы здесь, чтобы сидеть тихо, пока другие решают, что с тобой делать, – её голос становится хриплым, почти шёпотом. – Но тебе повезло. Ты ещё свежая.

– Что? – я моргаю, не понимая.

Она наклоняется ближе, и запах дешёвого мыла вперемешку с потом становится навязчивым.

- Здесь можно выжить только, если не веришь никому. Ни врачам. Ни санитаркам. Ни мужьям, которые обещали «позаботиться». Особенно им, – Вера смеётся так, будто знает обо мне больше, чем я успела сказать.

Отстраняюсь, сердце гулко колотится. В голове каша.

Она обрывает смех и смотрит прямо в глаза.

- Все мы однажды проснулись с этим вопросом. Но, – её голос становится мягче, почти ласковым, – не переживай. Я помогу. Я всегда помогаю тем, кого сюда приводят впервые. Они улетают на серебряных крыльях. А они, – она кивает в сторону двери, – боятся меня.

Снаружи раздаётся звук - будто кто-то роняет связку ключей. Вера мгновенно замолкает, ложится на спину и притворяется спящей.

Я остаюсь сидеть, сжимая кулаки. И впервые чувствую: в этой палате опасность не только за дверью. Я здесь по ошибке, а вот та, что рядом, кажется, по делу.

Дверь палаты открывается с металлическим скрежетом, и внутрь входит мужчина лет пятидесяти в белом халате. На его лице дежурная улыбка, слишком ровная, чтобы быть искренней. За ним следуют две санитарки: широкие, как шкафы.

– Доброе утро, Екатерина, – произносит он так, будто мы знакомы много лет. – Как самочувствие?

– Вы ошиблись, – выдавливаю я, поднимаясь на локтях. – Я не пациентка. Меня привезли сюда силой. Я требую…

- Требуете? – перебивает врач мягко, но в его голосе есть сталь. – Это симптом. Раздражительность, навязчивые идеи, отрицание диагноза, агрессия. Всё в пределах нормы.

– Какого диагноза?! – почти кричу, тут же хватаясь за голову, потому что молотки боли стучат мгновенно по вискам.

- Головная боль, - добавляет, будто только этого в списке и не хватало. – Всё слишком очевидно.

Он смотрит на санитарок. Те даже не двигаются, но я чувствую, что они готовы схватить меня в любую секунду. Работа бывает разной, что ни говори.

- Ваш муж очень переживает за вас, – врач снова улыбается, делая вид, что хочет успокоить, хотя сам ломает комедию. Теперь я уверена, что мы оба знаем истинное положение дел. – Он сообщил о тревожных проявлениях: агрессия, подозрительность, бесконечные разговоры о предательстве. У вас навязчивая идея, что супруг вам не верен, и вы пытались его убить.

Смотрю на него ошарашенно. Я? Что он несёт…

Это же надо было так всё вывернуть.

А ведь, если задуматься, как отличить явь ото сна? Ели нам постоянно будут говорить, что нам что-то кажется, это однажды станет реальностью.

- Понимаете, мы должны вам помочь, - он находит мою ладонь, укладывая поверх неё свою. – И мы обязательно поможем, Екатерина.

Кошусь за его спину на дверь. Даже если толкну сейчас врача, не сумею пройти двух пышногрудых центнеров. Даже если мне повезёт, и выскользну от них, в коридоре обязательно есть какой-то персонал. А потом и охранник на выходе. Надо быть покладистой до поры до времени, другого пути нет.

– Значит, он меня не предал? – играю на публику, смотря на молодого продажного врача, которого не интересует медицина, а только деньги, - выходит, это просто нервы?

– Вот видите, – констатирует он почти радостно, записывая что-то в блокнот. – Бредовая фиксация. Очень типично.

- Мне уже лучше.

- Это лишь кажется.

Соседка Вера наблюдает за всем с кровати, она давно знает сценарий. Прикрылась одеялом до глаз и не мигает. Когда врач поворачивается к ней, она демонстративно закрывает глаза, как будто спит.

– Екатерина, – врач снова обращается ко мне. – Вам нужен отдых. Немного уколов, и всё будет гораздо лучше.

- Можно мне на воздух? – интересуюсь спокойно, и он дёргает головой, молчаливо приказывая открыть окно.

- Так будет лучше, - проявляет мнимую заботу, поднимаясь с места. Толкает руки в карманы, и мне кажется, что передо мной актёр, которого выгнали с позором из театрального.

– Позаботьтесь о ней, – слышу знакомую фразу. Ту самую, что произнёс мой муж, прежде чем я потеряла сознание.

Секунда - игла входит в вену. Тело наполняется тяжёлым, горячим туманом. Последнее, что вижу перед тем, как провалиться в темноту, – это Вера, которая шепчет почти неслышно.

– Я же говорила. Здесь верить нельзя никому.

wgtIngAAAAGSURBVAMAzYyGw7XeE5YAAAAASUVORK5CYII=

Глава 8

Просыпаюсь от того, что вена ноет. Кто-то только что поставил укол, и мир снова уплывает, растворяется, распадается на пятна света. Падаю обратно в сон, и он реалистичен, а может и нет. Слишком спутанно.

Передо мной Зоя. Она сидит рядом, держит мою ладонь, но я её не чувствую - только тяжесть, будто на руке лежит камень. Лицо её размыто, глаза блестят слезами. Живот шариком.

- Всё наладится, слышишь? – шепчет. – Я всё сделаю. Ты выберешься отсюда.

- Аля, - говорю сквозь бред.

- Нет, я Зоя, - шмыгает носом моя дочь. Но я зову не её.

Она наклоняется, целует, и только это горячее касание кажется настоящим. Пытаюсь ответить, но слова удаются плохо. Горло сухое, как будто проглотила песок. И тошнит, неимоверно тошнит.

Закрываю глаза, голова как на каруселях, того и гляди слетит и будет лежать в кустах. Падаю в пропасть и кошмары. За мной гонится маньяк с ножом, спотыкаюсь, и надо мной нависает Соколов.

- Как отдыхается, Катя? – лицо внимательное, а потом распрямляется. – И она весь день такая? – задаёт кому-то вопрос.

- Если хотите, можем убрать…

- Нет-нет, я лишь уточнил. Вам виднее. Так она куда спокойнее.

И тут же топот ног, и падаю в бессознание.

Когда прихожу в себя снова, раскалывается голова. Медсестра что-то тянет в районе моего пояса. Рядом тарелка супа, и она сажает меня, как куклу, поправляя подушку.

- Рот, - командует, а я не сразу вспоминаю, где он. Она надавливает на подбородок, чтобы его открыть. Её лицо некрасивое и недовольное, кажется, здесь другие и не работают.

Сколько прошло? Часы? Дни? Веки тяжёлые, в голове гул.

- Ешь давай, у меня и другие дела есть, - пытается сорвать на мне злобу, засовывая до самых гланд ложку.

Еда отзывается на языке приятным вкусом. Может, потому что давно не ела. Не могу ответить точно сколько, потому что ничего не знаю. Ложка за ложкой отправляется в меня, жую неторопливо, а потом снова укол. А когда медсестра уходит, кошу взгляд на внутренний сгиб локтя. Начинаю считать красные точки, но сбиваюсь со счёта. Раз-два-три, и снова темнота.

А потом внезапно свет. Голоса. Женские и мужские. Кто-то зовёт меня по имени. Где-то шуршит бумага.

– Катя! Катя, ты меня слышишь?

Ласковые руки ложатся на голову, поворачивая к себе. Слегка хлопают по щекам. Веки дрожат, пытаясь открыться. Передо мной знакомое родное лицо.

Саша.

Сашенька.

Губи слиплись, расходятся с болью, кажется, лопнули. Шиплю что-то, а она утирает мои слёзы, что катятся неизвестно как и почему.

- Сейчас, сейчас, - обещает, поднимаясь с места.

Вижу людей в форме. Один как минимум осматривает комнату.

- Я с ней, с ней, - принимается тараторить соседка по палате, когда понимает, что сейчас произойдёт. – И меня заберите.

Аля бросает в её сторону внимательный взгляд.

- Вам придётся ждать своих родственников, ничем помочь не могу, - парирует.

- Я не больна, честное слово, - не отстаёт Вера.

- Я не психиатр, - отвечает Аля. – Егор! - зовёт кого-то, и тут же появляется рослый мужчина, уверенно подходя к кровати. Аля откидывает одеяло, и вижу, как задралась ночная рубаха, оголяя памперс для взрослых.

Чувство стыда поднимается из недр, но медленно, нерасторопно, подавленное лекарствами. И добирается до сознания уже, когда меня заворачивают в кокон одеяла.

- Казённое, - пытается качать права какая-то медсестра, но тут же замолкает, когда её под локоть выводит представитель закона. Меня подхватывает на руки тот, кого Саша назвала Егором, и несёт отсюда. Прочь из мерзкого места, где меня пытались заколоть всякой дрянью.

Каждый шаг бьёт толчком, слышу, как дышит мой спаситель и пытаюсь удерживать сознание ясным, насколько это вообще возможно. До ноздрей добирается приятный мужской аромат, и скоро спёртый больничный воздух сменяется уличным, и я с жадностью вдыхаю свежесть и запах дождя.

Холодный ветер бьёт по лицу. Я цепляюсь за это ощущение - оно слишком яркое, чтобы быть сном.

Но лекарство тянет обратно. Всё тает, голоса уходят. Последнее, что различаю - стук дверцы автомобиля и Сашин голос.

- Если бы я только узнала об этом раньше. Прости, Кать.

Кто знает: свободна ли я на самом деле, или просто сплю в палате, с уколом в вене, и Вера снова улыбается своей страшной улыбкой справа от меня.

++++++++++++++++++++++++++++++++

Новая история в рамках литмоба "Развод с властным"

Алекс Мара - После развода. Лучшая из жён

https://litnet.com/shrt/GYNh

– Артур женился по твоему приказу, а, значит, и я должен сделать то же самое?! – возмущается брат моего мужа.
– Артур подчинился, потому что он чтит семью и традиции, – парирует свекор. – Елена лучшая из жён. Она принесла нам большие деньги и подчинилась мужу.
– Со временем ты научишься ценить жену за то, что она способна тебе дать, и найдёшь способ быть счастливым… – добавляет мой муж.
– На стороне, да? Вечно ходить к любовницам, как вы с отцом? Я не хочу так!
***
Пытаюсь схватиться за перила, но промахиваюсь и чуть не падаю вниз по лестнице.
Тяжёлым грузом оседаю на ступени.
Ах вот как?

Глава 9

Открываю глаза рывком. Ничего не понимаю. Тяжёлый потолок чужой комнаты давит на меня, свет от окна режет, хотя занавески сомкнуты.
Запах не больничный, рядом нет сумасшедшей Веры. Дерево, пыль, кофе добираются до носа, определяясь картинками в сознании. Делаю вдох снова и убеждаюсь: это не кошмар и не палата.

С трудом поднимаю голову, осматриваюсь. Кровать широкая, застелена кое-как, подушки сбились в кучу. На стуле валяются джинсы и тёмная рубашка, рядом - кроссовки, брошенные на пол. В углу стоит гитара, покрытая тонким слоем пыли, рядом стопка медицинских журналов. Никаких цветов, рамок с фотографиями и безделушек, только голые стены и пара книг на подоконнике. Ноутбук на столе и записная книжка.

Голова тяжёлая, а так бы я догадалась, что это логово холостяка.

Из кухни доносится гул голосов. Напрягаю слух, но вдруг распахивается дверь, и на пороге появляется Саша.

- Проснулась, - улыбается, подходя ближе и садится на край кровати, беря меня за руку. - Кать, прости, я поздно узнала. У самой в жизни такой ужас творится. А потом набирала тебе - недоступна. Только на следующий день начала тревогу бить. Между мужем и дочерью решила выбрать второе, и знаешь, не прогадала. Оказывается, Соколов поспособствовал тому, чтобы тебя там закрыли. Но на каждое действие есть своё противодействие.

Позади неё появляется мужчина, тот самый, который нёс меня на руках.

- Где я? – не говорю, больше шиплю.

- Дома у Мишки, - кивает в его сторону. – Это мой коллега, надёжный. К себе не могу забрать, причин несколько. Только не подумай, что не хочу. Тебе тут будет спокойнее, Демид не догадается искать здесь, по крайней мере в ближайшее время. А потом посмотрим.

У неё вибрирует телефон, и Сашка поднимается с места, выбираясь из комнаты, предварительно обещая, что сейчас вернётся.

- Будь как дома, - обращается ко мне хозяин, проходя в спальню. – Давай сразу на ты. Одежды женской нет, - подходит к шкафу. – Могу дать свою.

Вытаскивает несколько футболок и шорты.

- Трусы не дам, - предупреждает сразу, смотря на меня серьёзно, а потом усмехается. – Прости, глупость сморозил, - бубнит себе под нос, оставляя одежду на кровати.

- Пить, - прошу, и он тут же кивает, исчезая в дверном проёме, а у меня голова, как на каруселях, еле удаётся подтянуться чуть вверх, чтобы сесть полусидя. Движение настолько простое, а вызывает одышку, и сердце убегает вскачь галопом, сбивая дыхание.

Михаил появляется со стаканом и графином чистой воды. Наполняет ёмкость и не даёт в руки, понимая, что у меня неимоверная слабость. Помогает напиться, когда в комнату возвращается Сашка.

- Мне срочно уехать надо, - вздыхает. – Но я вернусь, как смогу. Ты не раскисай. У Мишки сегодня выходной, а меня в школу вызывают. Стася подралась с мальчиком.

- Стася? – не верю своим ушам. – Твоя Стася?

- Мы с тобой не виделись полторы недели, а столько событий, что на год хватит, - сгребает волосы в пучок, принимаясь перехватывать резинкой. – По- хорошему забрать тебя в больницу и там анализы взять, но не хочу светить. Соколов может…

И снова звонок.

- Да чтоб тебя, - ругается, нажимая на приём. – Слушаю.

Устало закрываю глаза, благодаря бога, что у меня есть такая подруга, которая и коня на скаку остановит, и ребёнка на операционном столе спасёт. А если Михаил её коллега – значит тоже детский хирург.

- Как это пропала? – переспрашивает Саша. И через полминуты. - Постой, - просит кого-то, и через приоткрытые веки вижу, как что-то включает на экране. – Говори.

Потом тишина, и снова.

- А чего ты испугался? Ну запись и запись? Или теперь не такой смелый стал? Ты не угрожай мне, Демид, пуганная.

После ненавистного имени распахиваю глаза совсем и смотрю испуганно в сторону Саши. Она напряжена и готова к удару, чтобы защитить меня.

- Не понимаю, чего ты хочешь. Я не знаю, где твоя жена. Я сама её не видела несколько недель.

Снова пауза.

- Обознались. Мало ли блондинок в городе, - явно издевается над ним, а я понимаю, что ему позвонили и рассказали о моём побеге, описав ту, кто меня забрал. – А у меня встречный вопрос, как твоя жена, не имея никаких признаков психического расстройства, оказалась в психушке?

К моему удивлению, Соколов не бросает трубку, а что-то продолжает рассказывать.

- Ясно, - спокойно отзывается Саша. – Если найду – передам, что ты места себе не находишь, а теперь мне пора разгребать завалы своей жизни.

Она сбрасывает, и её озлобленный из-за собеседника взгляд сразу теплеет, натыкаясь на меня.

- У тебя проблемы, - начинаю.

- Да, Кать. Муж моей подруги - последняя сволочь. Это ли не проблема. А я думала, что Абрамов, - начинает, но тут же прикусывает язык. – Бог с ним, - машет рукой, подходя ко мне. – Не обещаю, что сегодня смогу. Завтра точно. Связь через Егорова. – Целует меня в щёку, просит Михаила присмотреть и помочь мне во всём, а потом уходит.

Глава 10

Остаюсь с Михаилом наедине, и в комнате становится как-то слишком тихо и душно.

- Можешь открыть окно?

- Конечно, - тут же выполняет просьбу. – А теперь в туалет, и надо тебя промыть.

- Клизма? – хмурю брови, а он заразительно смеётся.

- Оставлю это кому-то другому. Я про физраствор и налоксон, он выведет опиаты. Не знаю, чем они тебя пичкали, но что-то подобное точно давали.

Оказывается рядом, намереваясь помогать. На вид ему около сорока, довольно красив, сильные руки, да и видно, что как-то в форме себя держит, потому что нет типичного пивного живота. Может, я даже слышала о нём что-то, упомянутое вскользь Сашкой, но не придала этому значения.

- Да я сама могу, - неловко, что он носится со мной, как с маленьким ребёнком.

- Я – врач, мне же видно, что и как. Давай придёшь в себя – потом сама.

Осторожно помогает сесть, а потом ведёт в туалет, и понимаю, что самой было бы сложно. От постоянного лежания ноги, как не свои.

- Какое сегодня число? – интересуюсь, пока совершаем экскурсию по дому.

- Шестнадцатое.

Тринадцать дней! Меня держали там тринадцать дней! Нет, не так. У меня украли тринадцать дней моей жизни, здоровье и карьеру. Потому что три дня назад должна была пройти моя выставка, на которую планировал приехать известный скульптор из Франции. Осознание, что год работы коту под хвост, накрывает сознание, и я стону от жалости к себе.

- Тебе плохо? – тут останавливается Михаил, а я не могу сдержать слёз. Почти полувековая тётка ревёт от бессилия и мечтает стереть в порошок собственного мужа.

- Нет, всё в порядке, - шмыгаю носом. – Просто пропустила очень важную встречу.

- Прости, никуда не повезу. Приказ от начальства.

Он о Сашке. Да, она у меня ещё тот начальник. Порой соберёмся, она забывает, что среди подруг, и властным голосом отдаёт приказы. А потом хохочем над этим.

- Некуда уже ехать, - грустно вздыхаю.

Он помогает зайти внутрь, а потом уходит готовить капельницу, а я брезгливо отдираю от себя чёртов памперс, который нужен детям, старикам и больным. И Соколов намеревался сделать из меня овощ, чтобы жить долго и счастливо со своей любовницей.

Хочется придушить гада, позвонить и сказать, что подниму все свои связи, но нельзя. Нельзя показываться, ведь это несусветная глупость. Нельзя лезть на рожон, но не потому что боюсь, так умнее. Сперва приду в себя, отлежусь немного. После этой мысли начинаю смеяться. Уже вон чуть ноги себе не отлежала. Хватит. Надо приходить в себя активно, я уже столько тренировок в зале пропустила.

Когда возвращаюсь в комнату, у кровати стоячая вешалка, на которой висит капельница. Растягиваю улыбку, смотря на Михаила.

- Что? – пожимает он плечами. – Используем подручные средства.

Пока колдует надо мной, укладывая подушки так, чтобы мне было удобно, рассказывает, как ему позвонила взволнованная Сашка и попросила поехать с ней. Конечно, он сразу согласился. Смотрю на Михаила, осознавая, что подруга ему нравится. Когда он произносит её имя, голос становится теплее, а глаза ласковее, будто он видит её образ. Или же у меня ещё не прояснилась голова, и просто кажется.

- Я сразу в аптеку заскочил. В психушке всегда накалывают, потому надо вывести всё быстрее. Не думай, что у меня запасы под матрасом. Ладно, - соединяет ладоши друг с другом в хлопке. Сразу видно: ему не по себе. Неудивительно, ведь в его кровати посторонняя женщина, которой срочно требуется помыться. – Я в соседней комнате, если надо – зови. Кстати, - спохватывается, - голодная?

Я не помню, когда ела в последний раз, но аппетита нет, как такового.

- Сперва душ.

- Нет проблем. Я как раз за это время что-нибудь соображу. Есть пожелания?

- Нет.

- Телек включить?

- Фоном.

Экран загорается, и он листает, пока я не говорю стоп. Останавливаюсь на советской комедии «Любовь и голуби».

- Если что – зови, - говорит Михаил и выходит, оставляя меня вместе с Гурченко и Михайловым. Ну вот она, сучка крашенная. Только постарше малолетки Демида. В голове всплывает сцена из подсобки на вечеринке дочери, и я вздыхаю. В тот момент это было неприятно, казалось, весь мир посыпался и развалился. Но Соколов переплюнул даже самого себя. Никогда бы не подумала, что он на такое способен.

И не на такое способен, - подсказывает внутренний голос. Жаль, что поняла я это слишком поздно. Если бы не Сашка, не знаю, чем бы закончилась моя история. И теперь я оплакиваю не свою карьеру, а чудесное спасение.

wgtIngAAAAGSURBVAMAzYyGw7XeE5YAAAAASUVORK5CYII=

Глава 11

После капельницы меня слегка отпускает: голова становится не такой тяжёлой, пальцы перестают дрожать, а тело будто вспоминает, что оно вообще живое. Михаил убирает «аппарат», а я поднимаюсь с кровати, отправляясь в душ. Последний раз я там была после вечеринки у Зои.

Под ногами холодная плитка, но вода горячая, и это настоящее блаженство. Смываю с себя липкость, тяжесть, запах больницы и бессилия, страданий и предательства. Кажется, вместе с пеной уходит и часть той тьмы, которую в меня пытался загнать Соколов. И в груди поднимается желание ему отплатить той же монетой.

- Всё в порядке? – слышу негромкий стук и голос хозяина за дверью. Волнуется, потому что я ещё слаба.

- Да, спасибо, - отзываюсь, выключая воду, и выжимаю волосы.

От меня пахнет мужским гелем и шампунем, но я люблю этот запах. И сейчас он кажется мне куда вкуснее обычного, потому что заменил собой те, что были ненавистны.

Когда выхожу, в руках полотенце, а на мне выданный Михаилом «набор приживальщика»: большая серо-голубая футболка и спортивные шорты. На талии держатся только благодаря верёвке, и я хмыкаю, глядя в зеркало. Это куда лучше памперса.

На кухне пахнет так, что желудок, несмотря на протест, сдаётся и напоминает о себе громким урчанием. На плите стоит сковорода с куриным филе и овощами, а в духовке уже готовится запеканка из картошки и сыра. На столе салат с зеленью, п рядом кружка с горячим чаем.

- Женат? – интересуюсь, хотя уже знаю ответ по одинокому полотенцу в ванной и только мужской линии ухода.

- С какой целью интересуешься? – заглядывает в духовку

- Как меня оценит твоя жена в твоих вещах.

- Не женат, - тут же отзывается, указывая на кухонный уголок, и я сажусь с краю, осматриваясь на кухне.

Он не из тех, кто обожает генеральные уборки, но и не приверженец свалок и разбросанных вещей. Но готовит хорошо, судя по запаху.

Окно без шторы, видимо, она ему тут откровенно мешает, холодильник большой, для одного такой ни к чему. Выходит, куплен для семьи, с которой что-то не сложилось. В раковине грязная посуда, и я поднимаюсь, чтобы хоть как-то отблагодарить хозяина.

- Примета плохая, - останавливает он меня одной фразой.

- Какая примета? – не сразу понимаю, застывая в центре небольшой кухни. У меня такого размера кладовка в доме, не привыкла я к подобным габаритам, что ни говори.

- Я про посуду. Чужой человек моет – деньги из дома вымывает.

- Никогда не слышала, - размышляю, что делать дальше.

- Садись обратно.

Уже позже я узнаю, что Михаил солгал. Он не из тех, кто верит в приметы, просто решил использовать хитрость вместо пинг-понга в «я помою – не надо, ты в гостях».

- Ты меня решил перекормить? - усаживаюсь за стол, поправляя на себе его футболку, которая выглядит как платье, пока он опускает дымящуюся сковородку на подставку.

- Тебе нужны силы. Я за тебя головой перед начальством отвечаю, - он ставит передо мной тарелку, а потом снова идёт проверять картофель.

- Ты знаешь, что за проблемы у Саши?

- Допустим.

- Не хочешь говорить?

- Катя, да? – уточняет он моё имя, оборачиваясь у плиты. – Вы всё же подруги, давайте сами разберётесь. Я не из сплетниц. И не обсуждаю за спиной Алю.

- Я как бы тоже, - даже обидно, что мужчины считают всех женщин теми, кто мечтает перемыть другим кости. – Просто хотела узнать, могу ли помочь подруге.

- Точно нет, - качает головой.

- Знаешь, что ты делаешь?

Чувствую, как внутри начинает скручиваться любопытство, смешанное с раздражением. Ещё немного - и начну вытягивать из него информацию клещами. Он достал запеканку и подошёл к столу, а теперь зачерпывает лопаткой кругляши картофеля из фарфоровой ёмкости, замирая в такой позе.

- Гарнир тебе кладу? – хмурит брови.

- Разжигаешь любопытство! Ну хотя бы намекни, насколько всё плохо?

- А ты упрямая, - улыбается, отправляясь за чаем. – Вы с Алей похожи. Поговоришь с ней - сама всё узнаешь. Ну вообще, там Армагеддон.

Округляю глаза, смотря на него испуганно.

- Шучу. Аля сильная, она справится. И ты ей в этом поможешь.

- Ты же говорил, что ей нельзя помочь.

- Я имел ввиду физически, а ты морально. Словами там какими-то. Ну не мне тебя учить.

- Ты вконец меня запутал!

- Попробуй, должно быть вкусно, - резко переводит тему, протягивая мне вилку и усаживаясь рядом. Первым накалывает картофель, отправляя его в рот, и я следую его примеру, обжигая слизистую. Но он прав, это действительно очень вкусно.

Признаюсь ему, что мне понравилось, он говорит, что всё дело в травах. А потом едим молча, думая каждый о своём. И я понимаю одно – про Сашку он всё равно мне ничего не скажет.

KWlHAwAAAAZJREFUAwDQ169yj2RBdAAAAABJRU5ErkJggg==
Знакомимся с историей в рамках литмоба от Юлии Шефеер

Глава 12

Благодарю хозяина за обед, который съела с удовольствием.

- Мне надо позвонить, - поднимаюсь с места.

- Куда?

- Это важно?

- Конечно, учитывая, откуда мы тебя забрали пару часов назад.

- И теперь я пленница твоей квартиры?

Мне не нравится, в какое русло зашёл разговор.

- Конечно, нет. Но Аля не говорила ничего по поводу гаджетов. Лишь, что твоё местонахождение должно пока оставаться в тайне.

- И я не могу позвонить дочери? – смотрю на него со смесью удивления и негодования.

- Я не враг тебе, как и твоя подруга. Думаешь, просто было тебя вытащить? – фыркает. – Ага. Зашли такие, говорим: нам бы кое-кого забрать. Назвали имя, и они: конечно, добро пожаловать. Ты хоть представляешь, чего Альке стоило тебя достать из психушки? Она подняла все свои связи и в нашей области, и в полиции. И я не позволю пустить коту под хвост её старания.

– Это моя дочь! Она беременна и никому не скажет.

- Как и не сказала, где ты, - приподнимает он брови. – Она знала, куда упёк тебя муж, но ничего не сделала.

- Наверное, Демид насочинял, что меня просто подлечат…

- Откуда тебе знать, что он ещё сказал ей? Что как только ты расскажешь, где находишься, она не позвонит отцу, чтобы передать твои слова? Может, он наплёл ей, что ты пыталась его убить…

Слова застревают в горле, потому что я хотела возразить. Но размышляю над тем, что пытается донести до меня Михаил, и уже не уверена ни в чём.

- Реши она, что тебя там удерживают против воли, разве не развела бы бурную деятельность? Не подключила бы кого-то ещё. Она же знакома с Алей, почему не сказала хотя бы ей? Врачу и твоей лучше подруге! – добивает он меня. И я вспоминаю, как хрипела имя Саши в нашу встречу.

У меня нет ответа на этот вопрос. И сейчас, когда Михаил расписал мне происходящее, стало поистине страшно. Зоя была у меня, сейчас я понимаю, что она была реальной. Такой же, как человек, сидящий напротив. Она приходила, а потом просто ушла, чтобы ничего не предпринять…

Мурашки прыгают горошинами по телу, а я молчу.

- Извини, - вздыхает Михаил, отправляя в раковину посуду, а потом принимается мыть её.

Ухожу в его комнату, ставшую мне пристанищем хотя бы на сегодня, потому что не в силах продолжать разговор. Слишком много мыслей, слишком много тяжёлых слов, которые укладываются на плечи грузом. Кладу голову на подушку, запах чужого дома щекочет ноздри: мужской, непривычный, но спокойный. Закрываю глаза, пытаясь хоть что-то придумать, что может вывести на другой ответ касательно Зои, но не могу.

Нет, она не из тех, кто предаёт мать. В это я верить отказываюсь. Просто Демид мог ей знатно запудрить мозги. А потому Михаил может быть прав, и мой звонок поставит под угрозу всё, что сделали Саша и её друг.

Через какое-то время в дверь тихо стучат.

- Кать?

Оборачиваюсь в его сторону.

- Тебя – протягивает мне телефон.

На экране короткое и ёмкое – Аля. Не Александра Абрамова или по отчеству, когда она ему начальница, а ласковое Аля.

- Кать, прости, сегодня не вернусь. Стася отжигает, - доносится до меня, как только прижимаю телефон к уху.

- Что-то серьёзное?

- Разбитый нос одноклассника, выговор на ковре директора. Впервые такое.

- Причина?

- Ну-у-у, - тянет она долго, - давай я тебе лучше завтра расскажу, долгая история. Но она по делу треснула, - говорит, понижая голос. Явно дочка где-то рядом. – У тебя там как?

- Спасибо, у меня заботливая нянька.

Михаил не меняется в лице, а Сашка смеётся.

- Да, он хороший, - соглашается. – Ладно, если что – звони через Егорова. Завтра привезу тебя что-нибудь вкусного.

- Да меня отлично накормили. Он – отменная хозяйка.

- Егоров готовит?

- Нетипично?

- Ну я удивлена, да. Он не похож на того, кто стоит у плиты.

- Я всё слышу, - повышает он голос, а я усмехаюсь.

- Он правда очень хорошо готовит.

Михаил разворачивается и уходит, будто ему неловко слышать комплименты в свой адрес.

Мы говорим ещё какое-то время, а потом отключаю телефон, борясь с желанием набрать знакомый номер.

- Кстати, можешь взять мой ноут, - снова голос, вырывающий из задумчивости.

- Зачем?

- Посмотришь, что там в соцсетях интересного у мужа и детей.

- Подсматривать?

Он берёт ноутбук и кладёт его рядом со мной, а потом уходит с телефоном, оставляя меня наедине с серым прямоугольником.

Открываю крышку и загружаю систему. В браузере нахожу страницу Зои. Она из того поколения, которое протоколирует каждый шаг. Фото, сторис, заметки - будто хроника чужой жизни. После гендер-пати ещё несколько записей: о том, как она влюблена в жизнь, как счастлива, что всё складывается.

Глава 13

Просыпаюсь только на следующий день. Тяжёлый сон держал, будто неделю разгружала вагоны. Потягиваюсь, приподнимаю голову и вспоминаю, где нахожусь. В квартире тихо. Солнце уже давно встало. Наверное, Михаил на работе.

Отправляюсь на кухню, находя на столе записку крупным, немного угловатым почерком.

«Чувствуй себя, как дома. Вернусь поздним вечером».

Осматриваю квартиру, в которой всего две комнаты, и отправляюсь завтракать в одиночестве. Пока кипит чайник, делаю бутерброды, раз пять спохватываясь, где мой телефон. Ни позвонить, ни новости узнать, ни фотографии посмотреть.

Улыбаюсь иронично: как мы вообще раньше жили без гаджетов? И ведь жили. Договаривались заранее, встречались на улице, звонили из автоматов, писали письма. И были счастливы. Реально счастливыми.

А сейчас будто мир рушится, если у тебя нет под рукой средства связи.

Включаю телевизор. На экране ток-шоу, где обсуждают очередной скандал в шоу-бизнесе. Щёлкаю каналы: новости, мультики, документалка про тигров, сериал, который когда-то смотрели с Зоей. Оставляю его, усаживаясь на стул, и мерно жую хлеб с сыром, понимая, что в кои-то веки никуда не надо.

Конечно, будь моя воля, я бы уже понеслась по этапу, но сейчас каждый шаг может стать роковым. С Соколовым нельзя играть без оглядки, потому что он показал, чего мне могут стоить мои же слова. Сперва поговорю с Сашкой, узнаю новости за периметром, а потом уже решу, как поступить.

Я не из тех, кто любит праздность. И не люблю делать что-то одно, у меня всегда в сочетании: ваяю – слушаю музыку, готовлю – смотрю фильм, говорю по телефону – делаю эскиз. Сейчас под чужие голоса решаю протереть шкафчики и прочее, чтобы хоть как-то отблагодарить хозяина.

К обеду замок щёлкает, и на пороге появляется Сашка в своём фирменном стиле: запыхавшаяся, глаза горят, на ходу болтает по телефону и умудряется одновременно стаскивать пальто.

- Я ненадолго, - говорит, как только заканчивает с собеседником. – Держи, - протягивает мне пакет со сладостями.

- Чай?

- Да, давай. Времени немного, на работе чёрт знает что творится, - устало вздыхает.

- А в жизни? – интересуюсь и попадаю в точку.

- Мишка рассказал?

- Нет, он – кремень. Сказал, что не лезет в такие дела.

Она тянет губы в улыбке, хмыкая, и отправляется в ванную помыть руки, а я на правах хозяйки занимаюсь чаем.

- Если коротко, - усаживается на место, где я сидела вчера, - у Абрамова вторая семья. Уже давно, лет так семь, - поправляет волосы, и видно, что ей нелегко об этом говорить. – Я на смене была, когда он ребёнка привёз. Девочка без сознания, он сам что-то там бормочет. Я уставшая, а Егорова, ну, Мишки, на месте нет. Пришлось операцию делать. Выхожу потом вообще никакая, а он мне в лоб: Аль, это моя дочь. А за его спиной любовница.

Слушаю, округлив глаза. Забываюсь настолько, что лью заварку мимо чашки.

- Осеннее обострение? – стараюсь шутит, протирая тряпкой столешницу. – Что Соколов, что Абрамов.

- Димка хотя бы не пытался упечь меня в лечебницу, - усмехается она, беря со стола маленькую баранку и отправляя её задумчиво в рот.

- И что ты делать намерена? – уточняю.

- Разводиться, конечно же! Представляешь, он пришёл ко мне, смотрел в глаза и клялся, что у них было только один раз. А потом Каролина ко мне домой притащилась, чтобы рассказать, что беременна.

- Каролина? – переспрашиваю.

- Любовница его. Наглая такая. Пришла домой.

- Семь лет назад? – не понимаю.

- Нет, сейчас. У них второй будет!

- На поток поставили? – фыркаю. – Прости, Саш. В голове не укладывается цинизм твоего мужа.

- Да у меня самой ничего не укладывается, - умащивает локти на стол, подпирая голову. – Я потому и тебе не звонила, вообще не до того было.

- Не оправдывайся, Сашка. Ты меня спасла!

- А могла бы и раньше.

- Я перед тобой в долгу.

- Не говори ерунды! Так бы каждый поступил.

- Что вчера Стася сделала? – решаю увести её от самобичевания.

- В нос дала мальчику, который говорил, что у её матери рога. Представляешь, уже до детей добралась эта грязь. У Абрамова в прямом эфире спросили о том, кого он больше любит: меня и Стасю или вторую семью.

- Реально? – ошарашенно смотрю на неё, представляя, каково теперь Сашке жить в городе, где каждая собака знает её и мужа.

- Я так устала, Кать, - говорит так грустно, что у меня сердце кровью обливается. Подхожу ближе, сажусь рядом и обнимаю её. И так сидим какое-то время: две души, искалеченные мужьями.

Мы познакомились около пятнадцати лет назад, когда я подрабатывала в одной газете. Не ради денег, хотелось быть корреспондентом, но потом осознала, что не моё это.

У Сашки брала интервью, как у молодого специалиста. И сами не поняли, как завязалась дружба, которая переросла в настоящую. Она даже позировала мне как-то для скульптуры, которую потом я неплохо продала. Отмечали это в ресторане, и она радовалась моей «победе», как своей собственной. И конечно помню, как горевали о детях, которых она потеряла. Потому что дружба - это не только радость, это умение помолчать рядом, когда другому невыносимо горько.

Глава 14

Нет ни паспорта, ни телефона, ни одежды. Чужой дом, чужая футболка и невероятное ощущение одиночества, будто меня бросили за семейный борт.

- Вещи, - хлопает себя по лбу Сашка, когда я провожаю её в коридоре. – Я привезу тебе что-то из своего. Прости, такая рассеянная в последнее время.

- Не переживай, всё нормально, - оттягиваю футболку, - очень комфортно, а главное – просторно и не видно лишних килограммов.

- Держись тут, - обнимает меня на прощанье.

- А ты там, - киваю на дверь. – У меня хотя бы есть возможность отлежаться и неторопливо продумать, что делать дальше.

- А у меня не прятаться, - криво улыбается она.

Целует в щёку, оставляет ключи и спешит спасать пациентов. Она без этого уже не смыслит свою жизнь, и я горжусь подругой, она довольно известная личность в городе.

Подхожу к окну, смотря на улицу. Осень в самом разгаре. Часть листьев на земле, остальные сопротивляются до последнего, трепыхаясь на холодном ветру. Вот так и мы делимся на тех, кто сдаётся сразу, и тех, кто идёт до конца. Правда, финал потом один – все оказываемся на земле, разница лишь в прожитых годах.

Сашка выходит из подъезда и садится в машину. Пара секунд, и автомобиль покидает двор, а я задумчиво смотрю на парочку, целующуюся на детской площадке. Отсюда не различить, сколько им, но по всей видимости, подростки.

Когда намереваюсь отойти от окна, вижу мужчину, и сердце тревожно ёкает в груди. Чёрное пальто, бордовый шарф и залысина, на которую хочется плюнуть - цепной пес Демида выследил Сашку, а теперь отирается у дома, где я прячусь, разговаривая по телефону с хозяином, если я правильно всё понимаю. Много раз спрашивала, какие дела связываю их, но муж всегда отшучивался. Говорил, что Захар его товарищ по шахматам.

Я никогда не лезла в их взрослые игры, но сейчас оказалась по ту сторону, по которую лучше не оказываться.

Захар поднимает голову, и я тут же отскакиваю от окна с бешено колотящимся сердцем. Только бы не заметил. Но это бессмысленно, потому что он всё равно придёт сюда. Соколову есть что терять, он не из тех, кто сдаётся.

Телефона нет: ни Сашке позвонить, ни в полицию. Если он тут – найдёт квартиру запросто. Сердце бьётся в горле испуганной птицей, превращаясь в комок. Надо уходить, чтобы не заметили, а не покорно ждать.

Бросаюсь в комнату Михаила, открывая шкаф. Скольжу взглядом по рубашкам и кофтам, дёргаю толстовку с вешалки, быстро натягивая на себя. В зеркале замечаю, что в шортах. Матерюсь и перетряхиваю несколько штанов, пока не нахожу спортивные. Великоваты, но выбора нет. Лучше, чем джинсы или классика, для которых придётся искать ремень.

Закрываю шкаф, чтобы не было видно побега, и спешу снова на кухню. Захар всё ещё внизу, оглядывается по сторонам, а потом смотрит на часы. Явно кого-то ждёт.

Оказываюсь в коридоре, рыча от злости. Бежать мне придётся в клоунских ботинках, потому что они мне велики размеров на девять. Ключи, что оставила Сашка, пригодятся, и я выскальзываю из квартиры, прислушиваясь к звукам. Пока тихо. Запираю дверь, отправляясь пешком по лестнице. Раздумываю, не остаться ли между этажами, но что-то толкает меня сойти на самый низ. Дверь в подсобку открыта, и я еле успеваю спрятаться между вёдер и швабр, когда подъездная дверь открывается.

- Хороший мужик, всегда помогает, - слышу чей-то незнакомый голос, но не вижу вошедших.

- В какой квартире говоришь? – это точно Демид.

- В пятьдесят пятой. А вы служили вместе, значится?

- Да, было дело. Захар, по лестнице давай, - командует Соколов, и я боюсь дышать, держась за дверную ручку, чтобы дверь ненароком не распахнулась. Нос свербит от хлорки, у меня на неё ужасная реакция. В некоторые бассейны ходить не могу, потому что около суток жжение в носоглотке.

- Только его дома нет, - продолжает, по всей видимости, сосед.

- Да я проверю, вы не переживайте, - Демид подходит к лифту, и я вижу его профиль. Он слегка поворачивается, словно чует меня за своей спиной, а я молю бога, чтобы не нашёл. И это не боевик или остросюжетный детектив. Это реальность, в которой я прячусь от своего мужа в пыльной подсобке.

- Это в каком вы году служили? – не сдаётся словоохотливый сосед, пустивший козла в огород, и Соколов резко оборачивается, а моё сердце уходит в пятки, потому что смотрит он прямиком на меня.

xRkL3YAAAAGSURBVAMAgVWDajQ5FaUAAAAASUVORK5CYII=

Глава 15

Лифт открывается, и Демид входит туда вслед за мужчиной, а меня колотит озноб. Казалось, что он смотрит в самое нутро, но на самом деле мой страх нарисовал то, чего не было. И как только слышу, что механизм уезжает, выскакиваю из подсобки, пулей сбегая по ступеням. Чуть не падаю в кроссовках сорок пятого, и тут же приноравливаюсь идти, словно в ластах.

Последний раз я бегала на родительских соревнованиях в девятом классе Зои. Как давно это было. А потом расхаживала чинно и благородно на высоких каблуках, которые в последнее время сменились плоской подошвой. Мода на утончённую обувь прошла, ей на смену явились мокасины, кеды и балетки. Зато ноги не болят.

Сердце бешено стучит в грудине, будто я преодолела не расстояние в семь метров, а минимум сотню. Возраст даёт о себе знать, и тут же появляется одышка. Накидываю капюшон и бреду до конца здания, чтобы быстрее скрыться. Как только Демид поймёт, что в квартире никого нет, спросит с Захара. И если кто-то из них заметит меня на улице – второго шанса спастись не будет.

Ищу место, где можно укрыться. На глаза попадается вывеска супермаркета. Среди людей прятаться лучше. Бреду до перекрёстка, нетерпеливо ожидая зелёный. То и дело оборачиваюсь, чтобы оценить обстановку. Пока никого. Светофор призывает сигналом переходить, и следую за остальными, бредущими по своим делам.

Кто-то из них опаздывает на работу, кто-то идёт на свидание, а кто-то пытается спасти свою жизнь. И этот кто-то – я.

Не привыкла просить помощи, потому что всегда под рукой был навигатор, дабы не спрашивать дорогу, деньги, за которые я могла купить почти всё, возможности, которых не хватало другим. А теперь у меня нет даже телефона, и я высматриваю человека, к которому следует обратиться.

Сразу отметаю старшее поколение: подозрительное и недружелюбное. Будет много вопросов, которые мне не нужны. Вижу женщину около сорока и иду перехватывать. Она шарахается от меня в сторону, и на её лице отвращение.

- Иди работай, - говорит грубо, даже не удосужившись услышать, что я от неё хочу. – Не магазин, а проходной двор, - а далее матом. Желания пойти за ней у меня не возникает. Вижу через большое окно, как подходит к охраннику и тычет в мою сторону, явно инструктируя, что на районе появился новый бомж.

Перевожу взгляд на своё отражение. Выгляжу ужасно, но не настолько, чтобы решить, будто я забулдыга.

- Ну, привет, - оказывается рядом со мной незнакомец. – Чего тут стоишь?

Мужчина среднего роста, чуть выше меня, плотный, с короткой стрижкой и щетиной двухдневной давности. Одет вроде бы обычно: джинсы, ветровка, кроссовки. Только слишком наглый взгляд, слишком самоуверенная ухмылка.

- Нельзя стоять что ли? – отвечаю ему той же подачей.

Жаль ушла эпоха таксофонов, так бы не было нужды кого-то о чём-то просить. Хотя деньги всё равно бы пришлось, ведь у меня с собой ни гроша.

- Что? – не понимаю, отчего он так откровенно на меня пялится.

- Да так, напоминаешь одну знакомую, - прищуривается, и мне не по себе от этого прищура. Только раз у нас диалог завязался, надо поинтересоваться про гаджет.

- Мне позвонить надо, можете одолжить телефон? – спрашиваю спокойно, и он добывает из кармана серый прямоугольник, протягивая мне. – Интернет есть? Номер просто наизусть не помню.

- Есть. Куда звонить будешь?

- Подруге.

- Ну давай звони, - отвечает как-то странно, будто ждёт от меня что-то. – Только отойдём от выхода, некомфортно тут.

Мы отходим к скамейке.

Он смотрит, как я ввожу слова в поисковик, потом запоминаю рабочий номер Сашки, но как только нажимаю на трубку, мужчина делает шаг ближе и наклоняется так, что его дыхание обжигает мою щёку.

- Хватит ломать комедию, - говорит тихо, и я пялюсь на него широко раскрытыми глазами.

- Да, слушаю, - звучит из динамика голос Сашки, но мужчина нажимает отбой, дёргая из моих рук телефон обратно.

Вдруг кто-то позади резко зажимает мне рот. Рука большая, плотная, мужская, воняющая сигаретами и какой-то кислой дрянью. Другой рукой сильный хват цепляет за капюшон и дёргает. Чувствую запах чужого перегара, слышу шорох одежды.

- А теперь ноги в руки и за мной пошла, - командует тот, что с телефоном, кивая в сторону.

**********************************

Дорогие читатели. Не забывайте поддерживать книгу звёздочкой, это очень важно для автора.

**********************************

Книга моба Развод с властным

Вернуть жену невозможно

https://litnet.com/shrt/-JTH

- Я с тобой развожусь. Ты мне не подходишь по статусу.

Он ушел к другой. Спустя год хочет вернуть меня. Но это невозможно. Слишком поздно.

Глава 16

Сердце обрывается вниз, будто лифт сорвался с тросов. Плохой из меня бегун, не умею играть в прятки. Только и успела что от дома отойти метров на пятьдесят.

Они вдвоём: один держит за локоть, второй идёт чуть впереди, прикрывая обзор, словно выталкивают меня из людного места к глухому двору, пока не оказываемся между гаражами. В данный момент логики не наблюдаю, потому что тащить должны в сторону машины, припаркованной около дома Михаила, а не в противоположную.

Оборачиваюсь, пытаясь рассмотреть Соколова, но его нет. Может, подойдёт позже?

- Что вам надо?! - пытаюсь говорит уверенно, но голос звучит хрипло, неубедительно.

- Шоколада, - фыркает любитель Чуковского. Конечно, я знаю сказку наизусть, но что-то мне подсказывает, что мы не её сюда цитировать пришли.

- Заткнись, Варя, - рычит тот, что с телефоном, оборачиваясь ко мне. Его глаза мелкие, колкие. - Не вздумай меня бесить. Думала, в этом клоунском наряде мы тебя не узнаем?

- С кого сняла? – интересуется Потап.

Застываю, как вкопанная. Какая Варя? Он оговорился? Но спорить с ними сейчас совершенно не хочется.

- Где деньги? - бросает второй, тот, что пахнет кислятиной и табаком, и любит Корнея Ивановича. Его пальцы сжимают моё плечо так, что наверняка останутся синяки. - Ты знала, что срок поджимает. Думала, проскочишь?

Оба буравят меня глазами, а я продолжаю молчать, потому что перестала понимать происходящее. Они меня с кем-то путают? Или же это план Соколова окончательно свести меня с ума?

Бросает в дрожь. Какой срок? Какие деньги? Я только вчера ела картошку в чужой квартире, сегодня пряталась в подсобке от собственного мужа. До этого лежала в психушке. У меня и десяти рублей нет!

- Вы меня с кем-то путаете, - отвечаю на это. - Я не брала никаких денег!

- Слыхал, Потап. Не брала, - на лице «Чуковского» написано удивление и скепсис.

И в следующее мгновение боль пронзает затылок, потому что один из них хватает меня крепко за волосы и тянет назад, отчего чуть не падаю. Руки дёргаются вверх, ослабить чужую хватку, но мужик держит сильно.

- Ты меня за лоха не держи, курица. Думала, взяла у Потапа и всё? Вали в закат? Я же тебя из-под земли найду, вот как сейчас. А потом туда и отправлю, мне не привыкать.

- Ты же в курсе, что у Потапа кликуха – могильщик? - подливает масла в огонь второй.

Жила без этой информации и дальше проживу. Но почему нет Соколова?

Обхватываю руками Потаповские ладони, но от тут же встряхивает так, что слышу, как трещат волосы под тяжестью тела. Если это варьете Демида, то я не понимаю, для чего он подобное устроил? Не проще затолкать в машину, чтобы никто не увидел, и отвезти обратно, посадив в карцер?

Смотрю на серые стены облупленных гаражей, мусорные баки и голубей, бродящих по периметру, как зеки, заложившие руки за спину. Людей нет. Мир сузился до ненависти двух незнакомцев, моего страха и имя «Варя, которое свербит в голове.

- Скажи спасибо, что мы терпеливые. В следующий раз не будем разговаривать. Последнее предупреждение – дальше сама понимаешь, - он толкает меня так, что я всё же падаю на колени, впечатывая ладони в осеннюю холодную жижу. Между пальцами проходит грязь, а внутри меня волна отвращения.

- И что ты на себя напялила? Как чучело огородное, - кривится второй. – Два дня тебе. Потом разнесём к чёртовой матери хату.

- Она же съёмная, - пытается возразить первый.

- Да тебе какая разница? – начался разлад в коллективе. – Всего доброго, Варенька, - делает акцент снова на имени мужчина, и они оба уходят. А мне кажется, что в любой момент они передумают и придут обратно.

Слышу чьи-то шаги. Сердце уходит в пятки. По классике сейчас должен показаться главный злодей – мой муж.

__________________________________

Ещё один властный негодяй и книга от Ксении Нежной - Развод. Другого выхода нет

Я только что узнала, что беременна, и у мужа есть любовница. Но я не позволю так просто избавиться от меня.

https://litnet.com/shrt/s7R7

Глава 17

Поднимаюсь с колен медленно, осторожно, будто любое резкое движение может вызвать их возвращение. Соколова нет. Ни тени, ни звука. Лишь осенний ветер свистит между гаражами, холод промокшей одежды кусает кожу, заставляя поежиться. Вытираю жижу на руках о не успевшие опасть листья на кусте.

Шаг за шагом двигаюсь к выходу из подворотни, прислушиваясь к каждому шороху. Двор пустой. Серые гаражи будто дышат равнодушием, мусорные баки скрипят на ветру. Осторожно выглядываю: улица пуста, только редкие прохожие куда-то спешат, в наушниках или увлечённые своими делами, не замечая меня.

Следует уйти отсюда, как можно быстрее, и я сворачиваю направо, убираясь подальше от магазина. Петляю, как заяц, пока, наконец, не оказываясь в двадцати минутах ходьбы от дома Михаила.

В этой части города не была никогда. Район спальный, вижу парк, решая, что в таком виде точно не следует заходить в магазины или кафе.

Прохожу мимо детской площадки, на которой всего трое детей, а мамы напротив что-то рассказывают друг другу. Объясняться сразу с троими не хочется, потому следую дальше.

Влюблённая парочка на скамейке слишком занята друг другом. Да и многочисленные татуировки и пирсинг по всему лицу смущают, а потому иду дальше. С мужчинами больше не хочу иметь дел, боясь нарваться на неадекватов, а когда начинаю диалог с бабушкой, кормящей голубей, она постоянно переспрашивает, жалуясь на глухоту.

Даже не задумывалась, что разыскать телефон для звонка – задача со звёздочкой.

- Вам нужна помощь? – раздаётся позади.

Оборачиваюсь. На меня смотрит молодая девушка лет двадцати пяти в тёплой куртке и с большой сумкой через плечо. Она держит пакет с продуктами, улыбается осторожно, словно боится меня спугнуть. Взгляд скользит по моей грязной одежде, но она не отшатывается и не бежит прочь, а ждёт ответа.

- Здравствуйте, - приветствую её. – У меня украли телефон, и не могу позвонить подруге.

- Что? – снова переспрашивает старушка рядом.

- Ничего бабушка, спасибо, - кричу ей, отправляясь к девушке. – Если есть возможность позвонить – буду благодарна.

- Конечно, - она добывает гаджет из кармана, протягивая мне.

- Я номер не помню наизусть, можно воспользоваться интернетом?

- Без проблем.

Надеюсь, я ей никого не напоминаю, и сейчас никто позади не зажмёт мне рот, утаскивая в укромное место, а то мне действительно начнёт казаться, что схожу с ума.

На этот раз удаётся дозвониться, только вместо Сашки телефон поднимает какая-то девушка, объясняя, что Александра Николаевна на операции, и следует набрать через пару часов.

Разочарованно вздыхаю, но прошу передать ей, что звонила Катя.

- Подскажите, а Михаил не рядом? – решаю зайти с другой стороны.

- Кто это?

- Помощник её.

- Михаил Романович, наверное, - догадывается девушка. – Запишу номер, он вам перезвонит.

- Это не мой телефон, мне сейчас надо.

- Боюсь, не могу помочь.

- Может, дадите личный? Это очень важно.

- Нет, не выйдет. Но передам, что вы звонили.

- Всего доброго.

Отключаюсь, протягивая телефон девушке.

- Спасибо большое, у вас доброе сердце.

- Так поняла, вы не поговорили с тем, с кем нужно.

- Наберу позже.

- Почему не идёте домой?

- Вы следователь?

Она смеётся милым смехом.

- Так заметно?

Конечно, нет. Это была шутка. Я просто попала пальцем в небо после её вопроса.

- Учусь в академии, - решает зачем-то рассказать мне. Добывает из пакета упаковку с круассанами и выдаёт мне один.

- Да берите, - уговаривает, тут же разворачивая себе второй. – У меня есть немного времени, можем подождать, вдруг вам Михаил позвонит.

Она приглашает меня на лавочку, усаживаясь на неё первой, а я не могу понять, почему она так добра.

- Папа всегда говорил, что надо помогать людям, - откусывает сдобу и говорит с набитым ртом. Внешней красоты в ней минимум: волосы темные, немного тусклые небрежно собраны в хвост. Лицо бледное с лёгкими следами недосыпа, глаза серые, внимательные, но без блеска. Нос слегка кривоват, губы тонкие и плоские, без помады. Обувь удобная, изношенная, будто совсем недавно выходила из дома и не думала о внешнем виде. В общем, привычная, незаметная, как прохожая, которую легко обойти, но в которой чувствуется внутренняя настороженность и готовность к любому повороту.

Но что удивительно, несмотря на невзрачность, она будто светится изнутри. Только это не каждому заметно.

- Он у меня полицейским был, - продолжает.

- Кто?

- Отец. Погиб на задании. А я вот буду блюстителем закона в третьем поколении. Правда, папа сына хотел, но не вышло. А вы?

- Что я?

Глава 18

Наверное, высшие силы решили сжалиться надо мной, потому что это звонок от Михаила. Девушка передаёт мне трубку, и хочется отойти на пару шагов, но боюсь решит, что я намерена утащить её гаджет. Потому остаюсь на месте.

- Привет, - говорю и слышу голос Егорова. – Мне пришлось уйти из квартиры, потому что меня нашли.

Вижу боковым зрением, как напрягается девушка, вслушиваясь в каждое моё слово. Добро пожаловать в игру, где я должна донести максимум информации до собеседника, чтобы посторонний слушатель узнал минимум.

- Кто? – интересуется Егоров.

- Догадайся.

- Это игра в шарады?

- Реалии таковы.

- Тебе неудобно говорить, потому что ты попросила телефон у кого-то на улице?

- Бинго.

- Твой муж приходил ко мне домой?

- Да.

- Но ты как-то сбежала?

- Да.

- Скоро мне позвонят и скажут, что квартира сгорела?

- Надеюсь, нет.

- И где ты теперь?

- В квартале от твоего дома.

- Конкретнее.

- Парк.

Он вздыхает, о чём-то раздумывая.

- Давай так. Спроси у кого-нибудь, где клетка, и жди там.

- Зоопарк? – уточняю.

- Какой зоопарк? - не понимает он.

- Ну клетка.

- Здание такое, всё, давай.

Он отключается, а я благодарю девушку, отдавая гаджет, и спрашиваю, как пройти в нужную точку.

Она объясняет, но позже мне приходится спросить ещё несколько раз, чтобы добраться до постройки, обнесённой кованной решёткой. Странное название дали зданию.

Сажусь на низкую скамейку неподалёку. Надо было запомнить телефон Михаила. Чертыхаюсь, коря себя за недальновидность, но уже как есть. Люди вокруг занимаются своими делами: кто-то разговаривает по телефону, кто-то тащит пакеты, родители с детьми, студентки с рюкзаками. Шум города кажется одновременно пугающим и успокаивающим. Жизнь идёт своим чередом, а я здесь, выжившая, но всё ещё напряжённая.

Не знаю, сколько проходит, просто теряю ощущение времени, не имея часов. Поднимаюсь, раздумывая, что делать теперь. Надоедать Сашке, которая зашивается на работе? К тому же у неё дома не ладится, а тут я ещё со своими бедами. Конечно, ставлю себя на её место, осознавая, что никогда бы не отмахнулась от неё в такое тяжёлое время, и осознаю, что она поступила бы так же.

Напротив останавливается машина, включая аварийки. За стеклом на меня смотрит Михаил, и я тут же быстрым шагом иду к нему.

- Извини за вид, - дёргаю на себя дверь, и он окидывает меня взглядом с ног до головы. – Я тебе новую одежду куплю, правда. Но у меня не было выбора.

- Прыгай на заднее, - говорит, оборачиваясь, и что-то там делает. Когда забираюсь, умащиваюсь на какой-то плед, постеленный, чтобы я не запачкала салон. – Полагаю, ко мне теперь нельзя? – поправляет он зеркало так, чтобы наши глаза встретились. И я согласно киваю. – Ладно, - дёргает рычаг, и машина трогается с места. – Надеюсь, начальник не заметит, что я сбежал, иначе с работы уволит.

- Саша?

- Она строгая, - кивает он.

- Извини, что дёргаю.

- Ты лучше расскажи, что произошло.

Пока едем, детально описываю картину событий, а Михаил не перебивает.

- Куда мы приехали? – интересуюсь, когда машина останавливается у похожей на его дом двенадцатиэтажки, а Егоров добывает ключи из бардачка.

- Тут пока поживёшь. Друг уехал на месяц отдохнуть, я за котом присматриваю.

- Он не будет против?

- Кот?

- Друг, - уточняю. – Ну и кот, конечно. Территория же его.

- Мы с ним на эти темы не говорили, - выбирается из машины Михаил, и я вслед за ним.

- С другом? – уточняю.

- С котом, - отзывается, поднимаясь по ступеням до подъездной двери. Прикладывает чип, и домофон мелодично урчит. – Заходи, - приглашает внутрь.

Поднимаемся на лифте на четвёртый. За последние несколько дней меняю место дислокации уже в третий раз. Надеюсь, здесь проблем не возникнет. Но осознаю одно: они будут следить за Сашкой, пока не найдут на меня. А потому пока лучше ограничить наше общение, а мне договориться о встрече с адвокатом, который должен урегулировать всё, что произошло.

Вступать в прямую конфронтацию с Демидом – глупость. У него много связей, и, я уверена, он подключит все, если будет такая необходимость. Он сломает меня, появись я сейчас на горизонте, а потому следует сперва собрать доказательства, по которым он будет причастен к фальсификации медицинских бумаг, а, может, откроется что-то и другое.

Частный детектив. Ну, конечно. Пусть он и занимается этим. Только вопрос в том, что у меня совершенно нет средств. Карт нет, снять по паспорту я тоже не могу, а прийти и заявить, что я – Соколова Екатерина, и мне следует поверить на слово – бред умалишённого. Тогда точно любой суд встанет на сторону Демида.

Глава 19. Демид

В кабинете пахнет перегретым пластиком, потом и злостью.

Никогда. Никогда прежде я не терял контроль. И кто бы мог подумать, что причиной станет моя тупая жена? Надо быть идиоткой, чтобы не понимать: она просто не может быть одной неповторимой. Тем более сейчас, когда тело превращается в студень, потому что ей почти полтинник.

Это мужики стареют куда позже. А бабы теряют красоту и привлекательность в разы быстрее. Так какого чёрта устраивать никому не нужные сцены и грозить, что разрушит то, что я строил годами? Ответ очевиден – они теряют ещё и мозги.

Бабки? Бери – давись. Свобода? Да в ней утонуть можно. Любовник? Да пусть заводит себе хоть двоих.

Прислушиваюсь к ощущениям, рождённым после этой мысли. Только моё нутро противится осознавать, что кто-то там будет иметь мою жену. Это не одно и тоже со мной.

Всё, кроме этого – пожалуйста. Ну нет же, захотела сделать финт ушами, вынудив меня принять меры.

И где теперь Катенька?

- Тварь, - сжимаю в руках ручку, которой намеревался подписать бумаги, принесённые на утверждение. И она, и её подруга-хирургиня. Если бы я только мог предположить, что жену уведут из-под носа, обязательно бы оставил за ней присматривать кого-то. Но мне позвонили уже после того, как всё случилось. Единственное, что мог – поставить слежку за медичкой, которая сумела сделать течь в моём безупречном плане. Только ничерта не понимаю, куда делась Катя, и почему её не было на той квартире? Может, её подруга тупо встречается там со своим мужиком, а не ездила к моей жене?

Телефон напоминает о своём существовании, и я беру трубку.

- Где она?! – рявкаю на Захара, который хреново выполняет свою работу. Он должен землю носом рыть, а вместо этого теряет моё время! Страшно подумать, что будет, доберись Катя до адвокатов. Этот чёртов договор переделать без её ведома было нельзя, а в своём уме она бы никогда не переписала то, что составил её отец. Подстраховался, мудак. Гори в аду, туда тебе и дорога.

- Мы ищем, Демид, - отзывается мой пёс. – Есть вариант, что она сбежала, когда мы пришли.

- И как ты это себе представляешь? А? - теряю терпение. – Она не агент 007, а баба с глиной! Или ты - тупой недоумок, раз мимо тебя можно было просочиться.

- Она могла просто перейти в соседнюю квартиру, я наблюдение там всё же оставил.

- И дальше?

В кабинет стучат, и тут же показывается сперва бюст Галины, а потом только её лицо.

- Демид Юрьевич, к вам сын.

Этого мне ещё не хватало. Если Зойке можно засрать мозги, то старшему не выйдет. Слишком своевольный.

- Скажи, что…

- Тебя нет? – заканчивает за меня Серёжа, появляясь за спиной у Гали. – Тук-тук за папу, - сложив указательный палец пополам стучит в дверь, вгоняя меня в ненавистные воспоминания.

- Исполняй, - говорю в трубку, тут же отключаясь. – Принеси нам кофе и печенье, - приказываю секретарше, и она тут же испаряется, а мы с Серёгой остаёмся наедине.

Признаться, он так и не стал мне близким. Не мои гены, не моя кровь. Оба, что он, что Зойка – выродки. Не плоть от плоти, а приблудыши, потому что Катя всю жизнь навязывала мне чувство вины перед ней, вынудив притащить домой двух сирот. И я искренне желал проникнуться к ним любовью и отеческими чувствами. Но не моё это. Не моё.

Так и не смог. Сперва было невыносимо мерзко касаться их, подавлять в себе отвращение, пока мозг на каком-то животном уровне кричал, что потомство не моё. Зато Катька ополоумела, бегала радостная и души в них не чаяла. А я свыкся, ведь другого выхода не было. Она была влюблённой счастливой кошкой, копошившейся в гнезде, а я, надрывая пупок, тянулся к бабкам и власти, которые мог дать её отец. А теперь скажите, кто виноват в том, что я ненавижу этих выродков и её саму?

Только она.

Даже речи быть не могло о том, чтобы у меня появились кровные дети. Как только я был намерен об этом говорить, тут же прикусывал язык, потому что она, сама того не понимая, напоминала мне о том, почему не может быть матерью. Казалось, годы пройдут, пора жить дальше. Но нет.

- Смотри, Демид, как Серёжа похож на тебя, - говорила глупости, - я порой думаю, как выглядели бы наши дети, не окажись я в тот момент там.

И я молчал, ну ещё и потому, что «комплекс вины» навязал её папаша. Он вывез меня к реке и сказал, что утопит, если я хоть раз заикнусь о том, что хочу кровинушку.

- Она за тебя жизнь готова была отдать, - сказал он. – Смотри как бы свою жизнь ты не отдал кому другому. И я сейчас не о другой бабе.

- Какими судьбами? – интересуюсь у гостя.

- Где мама, папочка? – нарочно бесит меня недоумок, смотря в упор. И мне хочется его придушить, чтобы он не носил мою фамилию, чтобы не смотрел так нагло, будто я ему что-то должен.

_________________________

Властные и опасные на проводе. Но каждого из них ждёт развод. Новая история в нашем литмобе. Знакомимся

https://litnet.com/shrt/6Bby

Глава 20. Демид

Из двух зол Зойка была меньшим. Когда она поняла, что мать пропала, набрала мне и приняла за чистую монету тот бред, которым я её накормил. Чёрт её знает, в чём была причина: в куриных мозгах, в гормонах от беременности или нежелании идти тараном против меня. Но она лишь попросила навестить Катю и больше не приставала.

Или же строила из себя тупую, позвонив это медичке, которая всё провернула со своими связями.

Момент, когда старший вернётся из поездки, куда уехал сразу после праздника, ставшего крахом моей семейной жизни, я ждал с лёгким ужасом. Он слишком уважал мать, чтобы поверить в историю с дуркой. Считал её святой, как преданная собака лизал руки, помня, откуда его достали. В нём было столько щенячьей благодарности, что тошнило. Наверное, сперва он всё же поговорил с сестрой, но тогда не складывается. Если Зойка против меня – она бы рассказала, где мать. Если за – тогда понятно, отчего детдомовец здесь с вопросами. Выходит, она всё же курица.

Меня же Серёга воспринимал, как чужака, с которым там и не сложилось понимания. Мы делали вид, что отношения отец-сын для нас. На самом деле носили маски, жили под одной крышей, но так и не стали друг другу близкими людьми. Больше похоже на школу, где в классе учится тот, кто тебя бесит, но ты понимаешь, что это всего на одиннадцать лет. Надо просто потерпеть.

Я позволил Кате играть в мать, раз ей это было так необходимо, но без лукавства считать своим ребёнком мог лишь тех, кого «сделал» сам. И сейчас просто уравнял несправедливость, по которой все мои кровные бабки должны были перейти беспризорникам. Хватит и того, что купил каждому по квартире, обеспечил машиной и путёвкой в жизнь. Дальше пусть гребут сами. А я передам дела только настоящему ребёнку.

До поры, до времени я включил режим ожидания, который закончился, как только Серёге исполнилось восемнадцать. Мы купили ему небольшую квартиру, как стартовый капитал, в которой он и поселился, освободив меня от необходимости изображать из себя правильную семью. Потом сбагрил Зойку, а теперь имею полное право почувствовать себя отцом по-настоящему. Без каких-то условностей. Тем более, что Юлька – не пустой звук, а женщина, от которой сносит крышу. Вдохнувшая в меня вторую молодость и заставившая страсть снова бурлить по венам.

- Так где мама? - повторяет детдомовец, намереваясь прожечь меня взглядом. Только кишка тонка. Он не из тех, кто может переиграть. А вот Катерину, признаюсь, недооценил. Точнее, тех, кто за ней стоит.

Откидываюсь в кресло, добываю из ящика сандаловую палку. Многие знают этот ритуал: когда я поджигаю, значит тут смердит. Пусть помолчит, пусть понюхает этот запах власти и привычной мне атмосферы. Это намёк, чтобы неугодный свалил. Только о ритуале Сергей не в курсе.

Вставляю на подставку и кручу колесо зажигалки, высекая огонь. Палка начинает благоухать.

- Я не знаю, - пожимаю плечами, честно признаваясь, а по комнате разливается знакомый аромат сандала. – У неё был нервный срыв, я оставил её под наблюдением врачей. Но ненормальная подруга твоей матери решила, что Кате угрожает опасность, и украла её.

- Что?!

- Согласен, это всё звучит, как бред, но тем не менее.

-Ты думаешь, я в это поверю? Где мама? - сжимает кулаки, локти на коленях, наклоняется вперёд.

Хочет показать зубы, сосунок? Обломаю сразу же, как только оскалится.

- Да что ты, как заезженная пластинка твердишь одно и то же. Я же сказал – не знаю. Она что-то говорила о разводе, о том, что намерена уйти к другому мужчине.

Взгляд напротив такой, будто смотрят на умалишённого.

- За что купил – за то продаю, - вворачиваю одну из любимых поговорок жены, и уверенность в глазах Сергея пошатывается. – Если она лгала мне, то я тебе. Но что-то мне подсказывает, что на ровном месте такое не сочиняют.

- И поэтому ты упрятал её в психушку?

- Что?! Нет. За кого ты меня принимаешь? – корчу рожу под стать словам, будто глубоко оскорбился. - У неё случилась истерика, и я не смог успокоить. Тогда позвонил, куда надо.

- Куда НЕ надо, - делает акцент на слове.

Палка выплакала пепел наполовину, а мне порядком надоел этот приблудыш.

- Слушай сюда, - голос меняется. Устал играть с ним в хорошие отношения. – Если у тебя что по делу – валяй. Если тупо пришёл погреть жопу в моём кресле – на выход. Точить лясы времени нет. Время – деньги. Но кому я рассказываю, ты так и не усвоил ни один из уроков, которые я тебе давал.

В какое-то время пытался притащить его к цифрам и бизнесу, но он выбрал сторону матери, связав жизнь с картинками. Никому не нужные вещи, за которые люди готовы были платить ничтожно мало. Я так и не понял, к чему дурацкие скульптуры, в которых даже человека разглядеть надо изрядно попотеть. Бывал на Катькиных выставках, ощущая себя идиотом. А теперь и этот потащился по культурной стезе, занявшись фотографией и видеографией.

Сергей поднимается молча, желваки ходят на лице, но больше вопросов нет. Жалобную книгу так же подавать не надо.

Он не прощается, а просто выходит, оставляя в комнате повисшее тягостное молчание. А я снова набираю Захара, пусть и прошло всего-ничего, но вдруг у него для меня есть новости?

__________________________________

Глава 21

Прохожу по квартире осторожно, будто каждый мой шаг здесь - вмешательство в чужую жизнь. Кот, недовольно махнув хвостом, усаживается на подоконник и наблюдает за мной прищуром, словно проверяет, достойна ли я быть гостем на его территории.

Такое со мной впервые, чтобы остаться без хозяина в его квартире. Да что говорить, я его даже в глаза не видела, и ощущаю себя как-то странно и потерянно. Взгляд цепляется за диптих из магазина. Печать на холсте, которая вполне себе может конкурировать с настоящей живописью. Но я не из тех, кто меняет масло на китайские «подделки». В моём доме только предметы искусства. Несколько подлинников современников, а также очень хорошие репродукции некоторых художников, если говорить о живописи.

Только могу ли я прежнее место по праву назвать своим домом? Он – не моя крепость теперь, совсем нет. Как только переступлю порог – подвергну себя опасности, если, конечно, не позабочусь о судьбе Демида.

Напишу заявление, что меня украли и удерживали силой в медицинском учреждении. Главное – найти человека, который не связан ни через какое рукопожатие с Соколовым, потому что у него слишком много знакомых во всех сферах. И очень хочется надеяться, что справедливость восторжествует.

Раньше я не задумывалась о наличии связей в полиции, они мне были ни к чему. А если бы нуждалась, Соколов в помощь. Теперь же можно полагаться лишь на себя.

Кот чихает, и я желаю ему здоровья. Сидеть иконой на одном месте не для меня, потому отправляюсь исследовать комнаты, но это не значит, что стану рыться в личных вещах. Просто развлеку себя рассматриванием того, что доступно взгляду.

Квартира чистая, но не стерильная. Вещи разложены так, как это обычно бывает у людей, которые уезжали в спешке, но знали, что вернутся: стопка книг на столике, зарядка, оставленная в розетке, открытая пачка чая на кухне.

На полке в гостиной несколько фотографий в простых рамках. На одной из них мужчина лет сорока с хвостиком с широкой улыбкой и внимательными глазами на фоне Эйфелевой башни. И тут же в памяти выплывает факт, что там мы провели медовый месяц с Демидом. В соседней рамке компания друзей на фоне какой-то горной реки. По лицам видно: студенческая вылазка, может, после экзаменов. Следующая – он куда старше с девушкой, как две капли воды похожей на него. А на последней обнимает кота, того самого Обормота, только значительно моложе и пушистее.

Четыре момента из жизни, которые достойны напоминать о себе своим присутствием. И среди них нет ни одной женщины, словно хозяин дома мечтал именно об этом и не вспоминать.

Фотографии чужого человека почему-то цепляют сильнее, чем должны. Будто они - напоминание, что у каждого есть своя история, прошлое, люди, которых он любит. И мне становится страшно, что моё собственное прошлое сейчас рассыпается, будто сухие листья: муж не достоин жертвы, которую я принесла. Дети выросли и забыли, кто их воспитал. Иначе отчего Зоя не предприняла ничего, чтобы забрать меня из больницы?

В носу свербит от нарастающей горечи. Хочется оплакивать своё настоящее. Столько вложить в семью, которой я оказалась не нужна. И грудь пронзает судорога жалости к себе. Предана со всех сторон. И если бы не Саша, которая меня спасла, страшно представить, чем бы закончилась моя история.

Вспоминаются случаи, когда родители отворачивались от детей, и мне казалось, что вся проблема в воспитании. Как же я жестоко ошибалась…

Вечером приезжает Михаил с двумя пакетами еды и сменной одеждой, которую, по всей видимости, передала Саша, как и привет.

- Учитывая последние обстоятельства, ездить каждый день к тебе не буду. Але сказал, что ты в безопасности, но не сказал где. Так будет лучше для вас обеих. Далее, вот, - он добывает из кармана телефон, протягивая его мне. - Для связи. Симка новая, телефон старый. Надеюсь, если ты будешь кому-то звонить, то тысячу раз взвесишь возможные риски. Кота кормить дважды в день, - он открывает шкафчик, показывая корм, а затем достаёт из холодильника консервы, потрясая ими в воздухе. – Данил не вернётся раньше следующей пятницы, живи спокойно, никто тебя не тронет.

- Спасибо большое, - неловко, что совсем посторонний человек заботится обо мне. – Ты дома был?

- Ты про квартиру? Да пустяки, замок поменять и прибраться. Ничего не взяли, но наследили.

- Извини.

- Забудь. Ладно, мне пора. Завтра три операции, надо хоть немного отдохнуть.

И я вновь остаюсь одна.

На кухне включаю телевизор и начинаю готовить. Удивительно, но сейчас это в радость, хотя раньше не испытывала особой любви. Вечно куда-то бежала и спешила, перекусывала в кафе и ресторанах, считая, что тратить время на борщи – глупо. Теперь, натирая морковку и нарезая картофель, чувствую себя как-то спокойно и умиротворённо. А когда от курицы и овощей исходит ароматный дух, понимаю, насколько проголодалась. Я же с утра ничего не ела. Жадно поглощаю ужин, листая новости искусства. Натыкаюсь на статью обо мне, что я сорвала выставку, дабы привлечь к своей персоне больше внимания.

«На что только не идут бездари, чтобы заинтересовать публику», - читаю первую строку, качая головой. Гадюшник со змеями, которые сразу же закусают, как только ты оступишься. Ненавижу этого Фыркина, который любит вставить что-то гнилое для красного словца. И я закрываю страницу.

Теперь у меня есть связь и интернет. Из номеров только один, догадываюсь, что Михаил нарочно его здесь оставил на случай, если меня приспичит его разыскать. Но сегодня пора заканчивать этот ужасный долгий день.

Глава 22

Делаю скриншот, боясь, что завтра не поверю сама себе, а затем приближаю женщину. Сердце учащает темп, мозг не понимает, что происходит. И почему человек на экране так сильно похож на меня? Причёска другая, взгляд не такой уверенный, но лицо одно: глаза те же, нос тот же, даже уши. Только родинки разбрызганы хаотично, и я намерено подхожу к зеркалу, проверяя, что моя – на правом виске – всё ещё со мной.

Спустя полчаса выясняю, что зовут женщину действительно Вера, фамилия Шереметьева. Выходит, всё же её искали те двое, обознавшись. И я их теперь понимаю.

Общих знакомых можно посмотреть лишь после того, как войду в свой аккаунт в соц сети. Но это выдать себя, потому что Соколов, я в этом уверена, посадил кого-то наблюдать, не захожу ли я в сеть. Листаю вручную, не обнаруживая никого среди них.

Судя по фотографиям, которые удаётся найти, она медсестра в какой-то больнице. На стене пожелания скорейшего выздоровления Лизе, но нет соболезнований. Значит, Лиза жива, осталось понять: кто это.

Ответ приходит через пару мгновений.

Фото ребёнка, и сердце замирает на миг. Мы несколько раз устраивали благотворительность, на которой проводили сбор для таких детей. И каждый раз моё сердце обливалось горечью, я надевала маску, не желая, чтобы люди видели, что делается у меня внутри, а потом ревела после каждого мероприятия, моля бога, чтобы мою семью миновали невзгоды.

Выходит, эта Вера лечит больную дочь. Может, на это ей и понадобились деньги? Раз она не побоялась связаться с такими страшными типами, как те.

Листаю фотографии дальше, пытаясь узнать незнакомого человека лучше, только пока ещё не понимаю для чего мне это. Конечно, в какое-то мгновение мелькает мысль о том, что мы две близняшки, разлучённые в детстве по какой-либо причине, но адекватную я придумать не могу.

Родители состоятельные, вопрос в деньгах никогда не стоял. Выходит, это отмечаем. Не могу представить, что должно было заставить мою мать отдать второго ребёнка. Не верю просто в это. Остаются оборотни в халатах, которые выкрали девочку и… Но дальше не могу придумать. За такие вещи надо не просто платить, а огромные суммы. Не думаю, что те, кто купил Веру, располагали ими. Иначе бы она была ведущим специалистом, а не медперсоналом.

У Веры много снимков с больничными коридорами, одинокая улыбка на фоне аппаратуры, фото маленькой девочки с косынкой и подписью «мой солнечный лучик - Лиза». Есть и посты с просьбой о помощи: «Срочно нужно собрать на операцию», «из-за долгов мужа приостановили кредит», комментарии с эмодзи поддержки, пара ссылок на сборы.

Тяжело смотреть такое. На сегодня хватит.

Выключаю телефон, закрываю глаза, и в темноте рождается сон. Вера идёт по коридору клиники с ребёнком на руках. Я рядом, но чужая. Наши лица сливаются, потом внезапно меняются местами, и я слышу смех: то ли мой, то ли её. Чьи-то руки хватают шею, принимаясь душить. Всплывает ненавистное лицо Демида. Просыпаюсь в поту, оттого что сон был слишком реален и безумен.

Дышать всё ещё тяжело. Причина – кот, решивший, что лучшее из мест – моя грудь. Осторожно скидываю его рядом на кровать, так и задушить недолго человека. Пытаюсь успокоить разбушевавшееся сердце, пью воду и снова засыпаю. Только на этот раз как-то боязливо.

На следующий день звоню Ларисе - адвокату, взвесив все «за» и «против». Её отец работал с моим, а её мне передали по наследству, как адвоката, пошедшего по семейным стопам. Она работает со мной, а не с Соколовым, и выиграть ещё одно громкое дело для неё будет в радость. Она берёт трубку сразу, и в голосе слышится испуг, как будто вчерашние новости дошли и до неё.

- Катя? О, боже, я так испугалась, - хрипит в трубку низким альтом. Её не спутать ни с кем. - Конечно, я помогу. Ты точно решила? Даже не могла представить, что ты и Соколов однажды станете по разные стороны баррикад. Может, есть вариант помириться?

- Забудь это слово.

- Пойми, это будет грязно.

- Я знаю, - отвечаю. – Готова к этому. Другого пути не вижу.

- Ладно, - вздыхает, словно всё же ждала от меня иного пути решения проблемы. - Я подготовлю формы, дам тебе список документов, которые нужно подписать. Где тебе встретиться удобно? У меня завтра приём в центре, но могу подъехать к тебе или пересечься в кафе недалеко от суда.

- Встречаемся, когда подготовишь все документы, когда точно скажешь, на что я могу рассчитывать.

- Да, конечно, - соглашается нехотя. – Хочу сразу поинтересоваться, как ты намерена платить?

- Щедро, Лариса, щедро.

- Да, но, насколько я поняла тебя, сейчас ты не располагаешь никакой суммой.

- Это проблема?

- Не то чтобы, но хотелось перестраховаться, учитывая, что Соколов очень опасный соперник.

- Тем интереснее тебе будет его раздевать.

- Тут недавно случай был, - начинает издалека. – Если коротко – мне не заплатили.

- В ближайшее время скину аванс.

- Так будет просто чудесно, - сразу радостно выдыхает в трубку. Кстати, где ты сейчас?

- Здесь, - что-то мне не нравится наш разговор.

- По городу ходят слухи, что ты сбежала из…, - она мнётся, словно это что-то зазорное.

Глава 23

Следующий день ползёт как тягучее варенье: густой, липкий и бессмысленный. Дела нет, мыслей слишком много, а сил на них ровно ноль. По квартире хожу босиком в футболке Сашки, которую Михаил привёз вчера, в её же штанах, и не знаю, чем себя занять.

С утра варю кофе, но он остывает, пока я бездумно смотрю в окно. Люди спешат, машины сигналят, кто-то выгуливает собаку. Жизнь идёт своим чередом, будто ничего не произошло. И только у меня внутри разбитое стекло: хрупкое и острое.

Уверена, что все документы касательно меня в больнице, если они вообще были, уже уничтожены. Идиотов нет так себя подставлять. Записи с камер наблюдения стёрты, а показания не даст никто, кроме Сашки и её спутников.

Решаю заняться делом: беру тряпку и начинаю убирать. Хоть что-то полезное. Натираю мебель, снимаю пыль, складываю посуду в шкаф. Кот Обормот лениво наблюдает, как я работаю пылесосом, а потом с царским равнодушием переворачивается на другой бок. Под диваном нахожу книгу в твердом переплёте - «Психология заблуждений». Листаю наугад, и пальцы замирают на абзаце.

«Иногда человек способен поверить в навязанную реальность лишь потому, что мысль о ней была произнесена уверенным голосом».

Звучит как про меня. Сажусь на пол и читаю дальше, но слова расплываются, и я ловлю себя на том, что просто смотрю на буквы, не в силах сосредоточиться. Так бывает, пролетает пара страниц, а сути не уловить.

Вечером звонит Сашка с телефона Михаила. Я решила, что не стану надоедать, всё же они врачи, и отвлекать от важных дел не стоит.

- Всё в порядке?

- Да.

- Помощь нужна?

- Вы и так невероятно помогли, я в долгу.

- Слушай, у нас рабочая поездка с Егоровым завтра утром. Поедем в Питер на конференцию на пару дней. Может, что-то тебе сегодня привезти?

- Если только аленький цветочек, - шучу. – А так он доставил мне продукты на неделю.

- Уверена?

- Конечно. А вам удачно съездить.

- Да не хочу я, но начальство приказало. Сама понимаешь. Я – птица подневольная.

Звуки открывшейся двери, и Сашка обращается к кому-то, а я слышу голос Михаила.

- Фея-крёстная на проводе, что привезти сегодня тебе, племянница?

Он дурачится, наверное, настроение хорошее.

- Давай без этих американских замашек с феями мужского пола, - усмехаюсь.

- Фу. Ну ты умеешь испохабить, - фыркает он в трубку.

- Значит, поедешь показывать моей подруге Питер? – делаю голос загадочным. – Обязательно погуляйте по крышам, там можно и поужинать.

- Это ты сейчас что делаешь? – он понижает голос, пока на его фоне Сашка с кем-то говорит.

- Советую, конечно. Дала бы нужные контакты, но телефона нет.

- Это деловая поездка, - он старается говорит спокойно, но слышу в его голосе некое разочарование.

- Конечно, - соглашаюсь. – А кто запрещает коллегам поужинать на крыше? Это же не свидание, - я лгу, и каждый из нас это знает, - а перекус.

- Ага, - усмехается он. – Скажи это своей подруге.

- Как только передашь ей трубку, - обещаю, понимая, что Сашка меня даже слушать не станет.

- Это будет через пять, четыре, три, два, один, - делает Михаил обратный отсчёт, и снова голос в трубке меняется.

- Извини, отвлекли. На чём мы остановились?

- Я советовала твоему коллеге экскурсию по крышам. Очень классная.

- Кать, не до экскурсий. Себя не помню. Ещё и лезть куда-то. Кстати, ко мне приезжал твой сын.

Сердце мгновенно делает сальто.

- Серёжа?

Вопрос безумно глупый, словно я имею ещё какого-то сына, раз уточняю его имя.

- Да. Он спрашивал о тебе, что и как.

- А ты?

- Сказала, что не в курсе. Блин, Кать, я уже не знаю, кому верить, а кому нет. Ни один из них не набрал мне, чтобы рассказать, что случилось. Понимаешь? А теперь, после того как я отказала в информации Соколову, в моей больнице появляется Серёжа. Что мне думать? Невероятно подозрительно. Мне кажется, что Демид ищет новые пути, раз не может сам разыскать тебя. Не мытьём, так катаньем.

Чувствую, как пальцы начинают дрожать.

- Кать? Ты обиделась? Ну я честно не знаю, правильно ли сделала. Уже извелась вся. Он рассказал, якобы уезжал, потом вернулся – тебя нет. Соколов ему ничего не говорит, а со мной решил пообщаться тет-а-тет. Оставил номер на всякий случай, вдруг я что-то вспомню.

- Можешь продиктовать? – прошу, вскакивая с места, и принимаюсь искать ручку и листок. – На всякий случай.

- Да, сейчас, - Сашка замолкает на время, а потом начинает называть цифры, а я пишу на маленьком листе заметок, что висят на холодильнике. Серёжа недавно сменил номер, ещё не успела выучить.

- Ты извини, если что не так, - зачем-то говорит Сашка.

- Можно попросить тебя об услуге?

Глава 24

После того, как кладу трубку, долго сижу размышляя. Потом всё-таки открываю соцсети. Страница Зойки, как всегда, пестрит событиями. Раньше не придавала этому особого значения. У каждого свои увлечения. Сейчас мне это говорит о многом, и до щемоты в груди неприятно.

Очередной гастрономический восторг: «новое кафе», «невероятный десерт», «жизнь, как вкус бельгийского шоколада». Всё будто из параллельной реальности, где я не существую.

Потом захожу на страницу Серёжи. Не рабочую, на той много заказчиков и любителей смотреть его ролики. Страница обычная, где он просто человек и сын.

Мало фотографий, никаких постов с едой или досугом. Никаких громких признаний в любви кому-то на день рождения, которые я никогда не понимала. Почему не сказать имениннику это всё в лицо, а выставлять на показ интимное: «дорогой муж, как же я тебя люблю». Я не такая, и Серёжа тоже. Полная противоположность Зойке.

Пусто. Только одно короткое сообщение на стене, датированное вчерашним вечером.

«Мам, если ты это видишь - свяжись со мной».

Сердце ухает с горы, а потом принимается биться сильнее. Смотрю, не мигая. Превращаясь из призрака для своей семьи в того, кого ждут и ищут. Я снова существую хотя бы для своего сына.

Простые слова. Без восклицаний, без жалоб. И они тревожат сильнее, чем любые другие.

Сердце сжимается до боли. Пальцы сами тянутся к буквам, хочется написать хоть что-то. «Я жива». «Я скоро вернусь». «У меня всё хорошо», «Как же скучаю». Но в тот же миг накатывает волна сомнения: а если это ловушка? А если Серёжа не сам, а кто-то диктует ему каждое слово?

И этот кто-то – мой муж.

Кладу телефон на стол, прижимаю ладони к лицу. Глаза жжёт, дыхание сбивается. Я подозреваю даже собственных детей. Господи, как же это страшно: подозревать дорогих тебе людей.

Стыд душит, будто сама себя предаю. Слёзы текут беззвучно, просто потому что больше некуда девать это всё. Обормот осторожно прыгает на колени, утыкается в грудь, и я впервые за долгое время позволяю себе просто плакать. Не от страха, не от злости, а от того, что душа не выдерживает.

Потом укладываюсь на диван, сгибая ноги, и кот лежит в ложбинке, грея живот. Мурлычет громко, откинув голову для ласки и обнажив шею, а я глажу его, как некогда своих детей: нежно и любя.

Так проходит вечер: в тишине, среди запаха кошачьего корма и горьких мыслей. В голове стучит одно: неужели, я воспитала монстров?

И где-то там, за тонкой стеной сомнения, я всё равно надеюсь. Может быть, всё изменится, и я окажусь нужна своим детям.

Кожу лица стянуло, потому отправляюсь в ванную смыть соль. Решаю расслабиться под тёплыми струями, смыть усталость, тяжесть дня и вязкую тревогу, что поселилась где-то под рёбрами. Стою под душем, закрыв глаза, и машинально напеваю что-то старое, забытое. Кажется, ту песню, под которую когда-то укладывала спать Зойку. Слова сами всплывают из глубины памяти тихо, почти шёпотом, будто заклинание от плохих мыслей.

Пар застилает зеркало, шум воды глушит всё остальное. На несколько минут мне действительно спокойно. Настолько, что даже кажется, будто жизнь снова становится нормальной.

И вдруг щёлк.

Звук за дверью. Совсем тихий, но резкий. Замираю, напрягаюсь, слушаю. Сердце начинает колотиться чаще. Может, показалось? Сквозняк? Кот?

Шум воды всё заглушает, и я не понимаю: было ли это вообще.

Тянусь к крану, перекрываю поток, и мир мгновенно становится слишком тихим.

Слышу собственное дыхание. Капли стекают по плитке. Судорожно скольжу взглядом по полке напротив, прикидывая, из чего можно сделать оружие. В мужском арсенале один шампунь для всех нужд, заменяющий гели, бальзамы и чистящие средства. Бадья жидкого мыла, мочалка и пемза. И я не знаю, что из этого подойдёт для защиты больше.

И вдруг шаг. Ещё один. Слишком тяжёлый, чтобы быть шагом Обормота. К тому же дверь я закрывала, пусть не на щеколду, но плотно. Коту не открыть.

Кровь отливает от лица. Хватаю бутылку с мылом, укладывая ладонь на дозатор, и прижимаюсь к стене, чувствуя, как сердце бьётся где-то в горле.

Не вижу ничего из-за плотной шторы, да и пар добавляет размытости, но за этой дымкой различаю тень. Высокая, широкоплечая.
И всё во мне сжимается от ужаса.

- Кто здесь? - мой голос звучит хрипло, будто не мой. Но уверена: знаю ответ наверняка.

Загрузка...