— Ты что, с роддома сбежала? — прицокивает в трубку телефона Нина Александровна – моя свекровь.
— Ну что вы такое говорите, нет конечно. Я договорилась с врачом, чтобы на ночь меня отпустили. Вы поймите, у меня муж с двухгодовалой дочкой дома. Он раньше не оставался с ней больше чем на несколько часов. Я неделю на сохранении лежу. Переживаю.
— Кать, ну что за глупости. Серёже помогает твоя сестра – Мила. Ну уж вдвоём-то они справятся. Лежала бы на сохранении спокойно.
Тяжело вздыхаю. Достаю из сумки ключи от квартиры. Подношу к домофону. Раздаётся звук открытия входной двери. Захожу в подъезд. Медленно поднимаюсь на четвёртый этаж.
От сказанных слов Нины Александровны, чувствую себя виноватой. Отчасти я с ней согласна. Но ничего не могу с собой поделать. Тревожно мне на душе за дочку. Соскучилась. Да и сестра та ещё помощница. Удивительно, что она вызвалась помочь. Своих детей у Милы нет. Она никогда не пылала любовью к племяннице. Элементарно попу помыть не может ребёнку. Нос затыкает и глаза закатывает.
— Не переживайте. Завтра утром вернусь в больницу. Угрозы прерывания беременности нет. Небольшой тонус сохраняется. Но я ведь никуда не спешу, аккуратно хожу. До дома на такси доехала. Да и банально помыться в спокойствии хочется, в туалет сходить.
— Тебя послушать, так будто ты первый раз рожать собралась. Некоторым совсем помочь некому. А у тебя есть, на кого дочку оставить.
— Спасибо. Утешили.
— Что за ирония? Ты чем-то недовольна?
Прикусываю язык. Вот не хочу ссориться со свекровью. Муж этого не любит и во всём поддерживает маму, даже когда она не права. Я постоянно остаюсь крайней. Хорошо, что она живёт отдельно. Иначе бы житья нам не дала.
— Вы только не обижайтесь. Просто у нас взгляды разные. И да, я не недовольна. Просто есть небольшая обида на вас. Всё же вы бабушка. Раз я в больницу попала, могли бы на пару часов в день заходить к нам, с внучкой помогать, — не сдерживаюсь и мягким тоном объясняю свекрови.
В последние дни у меня эмоции зашкаливают. Чем больше срок беременности, тем я сильнее чувствительна и не сдержана.
— Дорогая моя, а ты для кого детей рожаешь? Для себя! Вот и рассчитывай на свои силы. Я своё отпахала. Сына на ноги подняла. Для себя теперь пожить хочу. Не надо перекладывать на меня свои обязанности. Знаю я вас, один раз поможешь, так на шею сядете!
— Нина Александровна, я вас раньше ни о чём не просила. Когда у вас был инсульт, я несколько месяцев за вами ухаживала. И не дай Бог, что случится с вами, я не брошу и во всём помогу. Я так воспитана и другой не стану.
— Ты сейчас мне на совесть давишь?
— Никуда я не давлю. Просто констатирую факт. Извините, если обидела. Я к двери подошла, Лиза может спать. Не хочу её разбудить. До свидания, — тяжело вздыхаю и отключаюсь.
Настроение испортилось. Тяжело стало на душе. Зачем она только позвонила?
Осторожно просовываю ключ в замочную скважину. Проворачиваю ключ, прикусив нижнюю губу. Дочка чутко реагирует на звук щелчка и захлопывания двери.
Тихонечко вхожу в прихожую и закрываю за собой дверь. В квартире тишина. Кухня совмещена с залом. Единственный источник света, который включён – подсветка на кухонном гарнитуре.
Кладу на комод для обуви сумку. Сняв сандалии, ищу глазами маленькую дочь, мою бусинку. Войдя в гостиную, подбираю с пола игрушку – плюшевого мишку.
Лиза уснула прямо в манеже. Поджимаю губы от досады. Ну можно же было переложить малышку в кровать. Хотя, не исключено, что муж настолько устал, что заснул первым. Успокаивает, что Лиза чистенькая, опрятно одета. Даже две косички заплетены. Мила постаралась. Больше некому. У Серёжи, элементарно в хвост волосы собрать дочке не получается.
Улыбаюсь. Как же хорошо дома. На душе теплеет. Разворачиваюсь в сторону спальни. Хочется прижаться к мужу, обнять его, поцеловать, вдохнуть его запах. Как бы то ни было, а придётся его разбудить, чтобы Лизу перенёс. Мне врач запретил поднимать всё, что тяжелее трёх килограмм.
— Зачем ты вообще на ней женился? — слышу капризный голос младшей сестры из-за приоткрытой двери спальни.
Из рук выпадает игрушка.
Стою в полном шоке, схватившись за живот. По телу пробежали мурашки от страха. Дыхание сбилось, пытаюсь его восстановить. Нервно облизываю губы.
Может, у Сергея с друзьями встреча, задержался на работе или ещё чего приключилось. Попросил Милу помочь с ребёнком, а она ухажёра своего привела. Уединились. Дело молодое. А я тут стою и накручиваю себя.
— Дурак был. Ты сегодня такая сексуальная, — отвечает муж.
— Не хочу тебя с ней делить. Ты — мой мужчина, — тяжело дышит сестра и стонет.
— Мне жаль, что я не встретил тебя раньше. Ты другая – нежная, ласковая, понимающая.
На негнущихся ногах подхожу к дверному проёму спальни.
Меня трясёт.
Они… голые.
На нашей с мужем кровати. Сестра снизу, обхватила его ногами, словно клещами. Мила прогибается в спине, и Сергей жадно её целует.
Между ними бушует дикая страсть.
— Да. Ещё!
— Любимая…
В глазах темнеет. Я не хочу верить своим ушам. Как же так? За что? Два близких человека меня предали.
В груди всё так сдавило, что стало больно. Слёзы душат.
Резкая боль пронзает живот и спину. Не сдерживаю всхлип. На тридцатой неделе беременности малыш может не выжить.
— Помогите… — еле шепчу.
— Катя? — последнее, что я слышу, прежде чем провалиться в темноту.
Прихожу в себя. Жмурюсь от света, бьющего в глаза.
Первые мысли: где я? что с ребёнком?
Прислушиваюсь к своим ощущениям. Ничего не болит. Привстаю. Опираюсь на локоть и трогаю живот. Малыш толкается. Спускаюсь ниже. Вожу рукой между ног, проверяя ткань платья и трусов. Сухие. Воды не отошли, кровотечения нет. Значит, не всё так страшно.
Пытаюсь проморгаться, но перед глазами белое бельмо от света лампочки. Тру глаза.
— Кать, ты как? — спрашивает сестра и трогает меня за шею, будто проверяя пульс.
Рассчитывала от меня легко избавиться? Чтобы не мешала её счастью? Так не дождётся!
— Руки от меня убери, — устало произношу, отводя голову в сторону.
Мне противны её прикосновения. Как и она сама. Нанесла мне нож в спину. Всё от неё могла ожидать, но только не того, что она залезет в штаны моего мужа.
Я совсем не ожидала такого поворота. Да и Сергей всегда о ней недобро отзывался. Всегда потакал мне, что она взбалмошная и ветер у неё в голове гуляет. Получается, он её банально ревновал?
Щурясь, оглядываюсь. Я лежу на кровати. Мила рядом. Она буквально нависает надо мной. Тошно смотреть на её обнажённую грудь. Хоть бы постеснялась.
— Отойди от меня и оденься, наконец. Бессовестная.
Не будь я беременной, то не разговаривала с ней спокойно. Схватила бы за волосы и выволокла из квартиры в чём мать родила. Но я не могу себе этого позволить. Она знает и пользуется, гадина.
— Катюш, может скорую вызвать? Точно всё в порядке? Мы же переживаем.
Усмехаюсь, глядя на мужа, стоящего за спиной сестры. Он-то успел надеть штаны и накинуть белую рубашку. Такие заботливые. Глазки бегают у обоих из стороны в сторону. Раньше нужно было обо мне думать. Теперь уже поздно.
— Вызови себе такси.
Больше Мила ничего не говорит. Подобрав разбросанные по комнате вещи, она злобно смотрит на меня и выходит из спальни.
Сергей не пошёл её провожать. Стоит, широко расставив ноги и сложив руки на груди. Тёмные, коротко стриженные волосы всклокочены. Он глазами гипнотизирует пол и молчит.
Смотрю в своё отражение в зеркале шкафа купе. Лицо бледное. Под глазами серые круги. Русые волосы растрёпаны.
Зря я домой пришла.
Чем дольше длится гнетущее молчание, тем я тяжелее дышу. Ноздри трепещут. Меня тошнит. Голова раскалывается.
Я пытаюсь бороться с гневом, который всё больше одолевает меня. Но получается плохо.
— Ты что-нибудь скажешь уже? — заявляет муж.
Не пойму, что происходит… Я сплю, что ли? Такое ощущение, что это меня поймали на измене и ждут объяснений.
Массирую лоб и виски.
— Я? Это я должна говорить? Я приехала домой к любимому мужу с дочкой! И что я слышу? Дурак. Пожалел, что на мне женился… И это при том, что я ношу под сердцем нашего второго малыша. Зачем. Зачем тебе нужна семья, раз ты давно мне изменяешь?
— Это не важно.
— Что значит неважно? Всё-таки давно?
Кладу ладонь на грудь. Дышу через рот. Значит, я права, что их отношения длятся долго! Права! От этого ещё обиднее.
— Да какая разница?! Успокойся!
— Большая. Для меня большая разница. Вы столько времени обманывали. Наш брак – фальшивка, обман.
— Давай ты не будешь усложнять. Не нервничай. Тебе нельзя, — муж подходит ближе, садится на край кровати и берёт мою ладонь в руку. — Я же не отрицаю, что изменил. То что ты услышала сегодня, не принимай на свой счёт. Всё неправда. Ты же немаленькая девочка. Любой мужчина, всё что угодно скажет женщине, чтобы заполучить желаемое.
— Так сильно «желал» мою сестру, что полил грязью мать своих детей? — шиплю сквозь зубы и выдёргиваю руку из его.
— Не цепляйся к каждому слову. У нас есть семья, и рушить я её не намерен. Мы будем жить так как жили.
— Втроём,— горько усмехаюсь, подразумевая сестру.
— Нет. Вчетвером – я, ты и наши дети.
— Угу. То есть то, что у меня на душе гадко, мерзко и больно, тебе всё равно? Думаешь, я тебя просто так прощу? Смогу жить, как будто ничего не было?
— Да. Тебе придётся, Кать. Не стоит винить меня одного в произошедшем. Посмотри на себя. Ты поправилась, у тебя живот уже на нас лезет. Сначала одна беременность, потом вторая. Изменилась фигура. Не всегда получалось у нас с тобой уединиться. А я мужчина. Мне надо, понимаешь. Ты уехала, а дома красивая молодая девушка крутит задницей и глазки строит. Да она всегда мне строила. Не сдержался я. Бывает.
Сергей тянется к моему лицу. Прикасается ко лбу подушечками пальцев. Убирает волосы с лица.
Как же мне дурно. Упадок сил, и голова кружится. Даже сопротивляться нет сил, только плакать навзрыд.
— Такого больше не повторится.
— Почему я должна тебе верить? Думаешь, ты пообещал, и мне стало легче? Что всё наладится? — сглатываю вязкую слюну и вытирая слёзы. — Она же моя сестра. Единственный родной человек, который у меня есть. Почему она? Ты осознаёшь, что мне теперь от Милы нужно будет отказаться? Я просто не смогу с ней быть рядом. Иначе я буду постоянно подозревать вас. Я так с ума сойду. Что ты натворил?
— Я запутался. Но я точно сейчас знаю, что я люблю тебя. Только тебя.
— И когда ты это понял?
— У тебя глаза были наполнены боли и слёз. Ты попросила помощи, и у меня сердце ушло в пятки. Вот тогда-то я и понял. Испугался вас потерять. На этом всё. Я больше не буду перед тобой оправдываться. Больше мы к этой теме не возвращаемся.
Я в шоке. Он сейчас, видите ли, понял, что любит. А что же было раньше?
— Ты мне не ответил ни на один из вопросов.
— Я сказал, закрыли тему! Зачем вообще ты пришла домой? Должна быть в больнице.
— Ты меня не любишь, — качаю головой.
— Любовь, понятие абстрактное. Ты мне нужна. Чувства есть. Я не вру.
Угу… Вот только говорит он правду или старается сгладить углы, чтобы не навредить ребёнку? Не от большой любви ведь изменяют.
— Я тебе не верю! — твёрдо заявляю.
— Ты моя жена и будешь ей оставаться дальше.
Сердце ухает в пятки. Дурнеет моментально. В голове стоит шум.
— Как разбился? — хрипло спрашиваю
— Вот так! Скорость не соблюдал. Впереди едущая машина резко затормозила, а он не успевал. Дал руль влево, чтобы избежать столкновения, а там встречка. Всё.
— Что всё? Насмерть? — шепчу.
— Нормальная вообще? Сплюнь. Перевернулся он.
Ой, ну и Мила… Разве можно так новости сообщать?! Будто специально издевается надо мной.
— А ты откуда знаешь?
— Мама его позвонила.
— А почему не мне? Жена ведь я, а не ты.
— А я откуда знаю? Наверное, у тебя такие хорошие отношения со свекровью. Я тебе не новость сообщать позвонила. Ты от темы-то не уводи меня. Короче, ты лишняя. Серёжа любит меня. Но из-за твоей беременности не может с тобой расстаться. Но ты же у нас умница, в школе на пятёрки училась. Неглупая, в общем. Уйди сама, а? Не мешай нашему счастью. Я тоже его люблю. Рано или поздно, он всё равно от тебя уйдёт. Зачем нам нервы мотать.
Моргаю. Пытаюсь осознать сказанное. Мне не верится, что всё это говорит моя родная сестра.
— Он мой муж. У нас скоро будет второй ребёнок. Ты понимаешь, что несёшь? Я не стенка. Не подвинусь. Хочешь любви, иди люби, но кого-то другого.
— То есть ты не оставишь нас в покое?
— На чужом несчастье счастья не построишь. Если плевать тебе на меня, то подумай о племяннице.
— А при чём тут дети? Забирай, воспитывай себе на здоровье.
— Тебе лечиться нужно. У тебя явно что-то с головой!
— Я люблю его, люблю! И тебе его не отдам! Запомни это!
Отключаюсь.
Не хочу слушать вопли сумасшедшей женщины.
Уличная дверь в роддом закрыта. Нажимаю кнопку вызова. Открывает санитарка. Переодевшись в больничную одежду и убрав вещи в шкафчик, поднимаюсь по лестнице на второй этаж.
Иду по коридору к медицинскому посту. Медсестра сидит на стуле и сопровождает меня взглядом. На лице полуулыбка, но она отнюдь не радуется. По глазам видно.
— Здравствуйте.
— Назарова, ну ты чего подставляешь-то, а? Тебе к которому часу сказали прийти?
— Извините, Ирина Анатольевна. Форс-мажор произошёл. Не специально.
— Угу. Больше не пойдёшь никуда. Никто не пойдёт. Даже до магазина не разрешат. А то бегали они тут, скакали. Ну всё. Добегались.
— Вы сердитесь из-за того, что я опоздала на процедуры?
— Ты Елену Александровну подставила. Это хорошо, что она в отпуск ушла. У нас новый заведующий лично обход делал сегодня. А у нас пациентка пропала. Прямо из роддома. А мы стоим из-за тебя ни бе ни ме ни кукареку, ничего ответить не можем.
— Да вы что! Правда не хотела вас всех подставлять.
— Не хотела она. Значит так. Мы сказали, что ты сбежала. Нам за это влетит, но не так, как если мы тебя сами отпустили. Что хочешь придумывай. Но ты вот теперь нагулялась и обратно вернулась. Иди пока в палату. А я пойду, Евгению Андреевичу о тебе скажу.
— Евгений Андреевич – кто?
Ирина Анатольевна встаёт. Одёргивает медицинскую рубашку вниз. Поправляет волосы и выходит из-за стола.
— Заведующий наш. Мужчина шикарный, сурьёзный и очень деловой. А когда он орал на нас, аж в груди всё вибрировало от тембра его голоса. Ладно, Назарова. Иди. Всё хорошо будет. Тебе-то он точно ничего не сделает.
— Всё равно неудобно, нехорошо вышло.
— Не в первый раз огребаем. Уволить не уволит. Кто ж работать тогда будет, — подмигнув, медсестра уходит.
Здороваюсь с девчонками. Их тут трое, помимо меня лежит – Соня, Алина и Даша. Прохожу в палату. Мои веще разложены на тумбочке. Никто ничего не трогал. Засовываю сумку в тумбочку. Ложусь на кровать.
В палате подозрительная тишина. Даша спит, накрывшись пододеяльником. Соня грызёт сочное зелёное яблоко и лукаво на меня смотрит. У меня слюнки потекли. Тоже захотелось. Алина тяжело вздыхает, наглаживая живот и листая журнал, но тоже, то и дело отрывается от чтения и стреляет в меня глазками.
— Ну, всё. Не томите. Рассказывайте уже, что тут было без меня?
— Я походу влюбилась, — говорит Соня, откусывает яблоко.
— Обход был. Познакомились с заведующим. Поспрашивал нас, какие жалобы. Дашу осмотрел. Сказал, рожать сегодня вечером будет, а пока выспаться ей советовал. Про тебя спросил, мы сказали, что ты в туалете. Он не дождался и в другую палату ушёл. Потом ещё раз заходил, но ты ещё в туалете, — сказала Алина, перелистнув журнал.
— На медсестёр сильно кричал?
— Не слышали. А что, скандал был, и мы не в курсе?
Тушуюсь. Не знаю, что ответить. Возможно, Евгений Андреевич у себя в кабинете разговаривал с персоналом. А я тут сплетничаю.
— Мне сообщили, что он узнал о моём отсутствии в больнице. Я сама себя, похоже, накрутила, — пожимаю плечами, мол, бывает.
— Эх, такой мужчина, — вздыхает Соня, достав с тумбочки косметичку. — Как думаете, получится мне его захомутать?
Мы с Алиной одновременно засмеялись. Оптимизм прямо у Сони прёт. Такая наивная, верящая в чудеса. Всё у неё легко и просто. Жаль, в жизни не так. К тому же ей на кесарево сечение через пару дней. Похоже, не успеет завязаться любовный роман. Выпишут быстрее.
— Мы сейчас не в самой соблазнительной форме, — сквозь смех говорит Алина.
— Ну эт ты зря. Наоборот, от нас такая энергетика прёт. Да и у мужиков срабатывает инстинкт защиты и сохранения потомства, пусть даже не своего. Мне ребёнку, папу нужно найти. А Евгений мне понравился.
Задумываюсь. Мой муж совершенно о детях не думает. Тут Соня точно не права.
— Девочки, потише. Вы в больнице или где? – недовольно ворчит Даша, переворачиваясь на другой бок.
— Шшш... — шипит Аля, приложив палец к губам.
Все в палате дружно замолчали, чтобы не беспокоить Дашу. Ей и так нелегко. Беременность сложно протекает. К тому же роды сегодня, нервничает. Стимулировать, наверно, будут.
Верчу в руках телефон. Меня разрывают сомнения: звонить мужу или нет. С одной стороны, он обо мне не думал, когда из дома уходил. С другой, переживаю. Ещё и непрошенное чувство вины после слов Милы возникло.
Подхожу к двери заведующего. Волнуюсь. Наверное, спрашивать начнёт причину бегства. А я не придумала, что ответить. Правду не хочется говорить. Сминаю пелёнку в руках. Выдыхаю поглубже и стучусь.
Не дождавшись разрешения, берусь за дверную ручку и опускаю. Приоткрываю дверь.
— Здравствуйте, к вам можно?
За столом сидит широкоплечий мужчина. Голова наклонена, локтями он упирается о столешницу и смотрит в телефон. Коротко стрижен, волосы пшеничного цвета. На нём надета синего цвета рубашка. Он улыбается, откладывает телефон в сторону и приподнимает голову. Рассматривает меня.
— Здравствуйте. Вы у нас кто? — спрашивает, откидываясь на спинку кресла.
— Назарова, — робко отвечаю и сдерживаю себя, чтобы не добавить: та самая беглянка.
— Проходите, садитесь, — поясняет врач, ища в стопке карточек мою.
Присаживаюсь на стул. Рассматриваю мужчину с интересом. Мне любопытно, чем он так зацепил как минимум Соню и Ирину Анатольевну. Первое, что бросилось в глаза – ясный и добрый взгляд серо-голубых глаз. Нос прямой. Губы слегка пухлые. По-мужски красивая улыбка, от которой в уголках глаз появляются морщины. Зубы ровные. Волевой подбородок. На вид ему лет тридцать пять.
— Так, у вас вторая беременность. Поступили с кровянистыми выделениями, тонусом матки и тянущими болями внизу живота. Всё правильно?
—Да. Но у меня выделения прекратились.
— Разумеется. Мы же вас лечим.
— В первые роды сами рожали или кесарево сечение делали?
— Сама. А почему вы спрашиваете? Меня просто Елена Александровна ведёт. Я ей всё уже рассказывала, — напрягаюсь.
Ещё и пелёнку с собой медсестра сказала взять. Вопрос зачем? Он меня выписывать собрался? Блин… Я даже не знаю, что бывает с пациентами, кто самовольно уходит из больницы. Вдруг есть правила, где врачи потом могут не принимать обратно таких пациентов.
— Теперь я ваш лечащий врач. Некоторые моменты всё же придётся уточнить, — говорит, читая результаты УЗИ.
— Понятно.
Тяжело вздыхаю. В жар бросило, от понимания, что мне нужно будет лезть на кресло, и меня будет трогать и осматривать совершенно посторонний мужчина. Красивый и сексуальный. У меня, кроме как Сергея, никого не было. Умом то понимаю, что это врач. Он хочет помочь. Да и видел он женских прелестей столько, что они, наверное, все для него одинаковые. Надо же… выбирают же работёнку себе мужики, смотреть на женские пис...
— Аборты делали?
— Нет.
— Выкидыши?
— Тоже нет.
— Чем предохранялись до беременности и вовремя?
Евгений Андреевич смотрит внимательно на меня, я на него. Молчу. Словила ступор. Его брови вопросительно подняты. Он ждёт ответ.
— Так. Использовали презервативы, противозачаточные таблетки, спирали… — перечисляет врач подсказки, и я жутко краснею, поскольку он не попадает точно в цель.
На всё что он говорит, отрицательно мотаю головой.
— Слушайте, я вам всё перечислил. Откройте мне секрет нового способа.
Ааа… внутренне ору про себя и ещё больше краснею. Ну, мне стыдно говорить мужчине, что мой муж вовремя успевал высунуть и всё делал в ладонь.
— Ну… не в меня.
— Это называется прерванный половой акт.
Блин. Точно. Совсем из головы вылетело.
— Сколько у вас было половых партнёров.
— Один.
Смотрит внимательно, не моргает.
— Да, правда, один.
— Как часто у вас половые акты во время беременности.
— У меня их нет.
— Почему?
По кочану. Почему он вообще задаёт такие вопросы? Елена Александровна мне таких не задавала. Психологом, что ли, заделался?
Врач он, может, и хороший, но вот давит на больное.
Муж почти три года нормально со мной не спал. Раз в три, а то и пять месяцев для него нормально. А во время беременностей так вообще не было. Говорит, что боится навредить ребёнку. И да, мне хотелось. Порой часто. Я и так к нему и эдак. И ведь всё у него работало как надо. Я видела его возбуждение и ластилась к нему. А он поворачивался набок или убирал от меня свои руки с объяснением, что он устал или не хочет. Я чуть об стенку головой не билось, чтобы понять, что не так. Как мужчина может не хотеть, когда у него стоит? Постоянно искала проблемы в себе, в своём характере, поведении.
Ну теперь-то понятно. У него всё это время была другая. А я, дура, советовалась ещё с сестрой, которая классная, красивая, молодая. Она смотрела мне в глаза, раздавала советы, в то время как гуляла с моим мужем. Когда они только успевали? И ведь всё время были на виду.
— Если вопрос для вас щепетильный, то можете не отвечать. Оказывать на вас давление, я неманерен. Почему вы плачете? С вами всё хорошо?
— Нет, — шепчу, смотря в пол.
— Это связано с вашим самовольным уходом из больницы? – интересуется Евгений Андреевич.
Да, мне плохо. У меня ещё вчера, будто пружина в груди сжалась и никак не разожмётся, чтобы выпустить боль несправедливости и обмана наружу. Дышать нормально не могу. Обида душит. Ещё и незнание что делать в сложившейся ситуации. Мне нужен дельный совет от человека, который будет на моей стороне, а не свекрови.
Я в смятении. С одной стороны, хочется схватить Лизу в охапку и дать дёру от мужа. Но всё блокирует страх остаться одной и вопрос, на что поднимать детей? Официальная зарплата мужа небольшая. На алименты толком не прожить. Получается, что нужно идти работать. Найти няню? Так ей платить нужно, а с моим неоконченным образованием, если только санитаркой работать в больнице. Услуги няни дороже вылезут.
С другой, я привыкла к мужу. У нас дети. Я не могу решиться разрушить всё в одночасье. Возможно, стоит дать нам шанс. Попытаться сохранить семью ради детей. Да и не отпустит он меня легко. Он чётко дал об этом понять. Возникает вопрос: почему? Про то, что любит и раскаивается, я сомневаюсь. Но вот чувство вины в его глазах, я точно видела.
На моём сроке тяжело уже сидеть под прямым углом, ходить, руки с ногами стали отекать. Куда уж там бегать от мужа… В то время, когда я нуждаюсь в сильном и крепком плече, Сергей преподнёс мне неприятный «сюрприз».
Тяжело вздыхаю, проводя пальцами по узору на пелёнке.
— Почему вы спрашиваете?
— Я хочу понять, что с вами происходит. Вы подавлены. Глаза печальны. Скажу честно. В жизни разные случаи бывают. В моей практике вы первая такая пациентка, которая тайком покидает роддом. Я могу вам помочь?
— Нет, — отрицательно качаю головой.
— Ладно. Пойдём.
— На кресле смотреть будете? — спрашиваю, встав со стула.
Врач подходит к двери и распахивает её передо мной в приглашающем жесте.
— На вашем сроке нет такой необходимости без особой надобности. Сделаем УЗИ.
Мы заходим в рядом расположенный кабинет напротив смотровой. Я даже и не знала, что здесь есть такой аппарат. Мне ни в первую беременность, ни в эту не делали УЗИ в роддоме.
Молча стелю пелёнки и лажусь на кушетку. Опускаю штаны ниже, оголяя часть лобка, и задираю до груди футболку.
На спине лежать тяжело. Меня мутит, тошнота подступает к горлу. Дыхание участилось.
— Если вам тяжело, можете пока лечь набок, — говорит Евгений Андреевич, будто считывая моё состояние.
Переворачиваюсь набок и вздыхаю с облегчением. Смотрю, как он ловко надевает медицинские перчатки. Пальцы длинные и тонкие, как у пианиста. Он садится на крутящийся стул без спинки, широко расставив ноги, одну из которых подогнул.
Взяв тюбик с гелем, он наносит мне его на живот.
Смотрю на экран монитора, на котором видно изображение малыша. На предыдущих УЗИ я плохо могла разглядеть очертания тела ребёнка. Сейчас я уже могу увидеть, где у него голова, ручки, ножки.
Интересно, на кого он будет похож, когда родится? Какие у него будут волосы – длинные до плеч, как у Лизы или короткие? Какой цвет глаз?
Евгений Андреевич фиксирует показатели малыша. Постоянно что-то записывает.
— Пол ребёнка знаете?
— Да.
— Плод развивается в соответствии с тридцатой неделей беременности. Угрозы преждевременных родов у вас нет. Нужно будет сдать повторно анализы, если всё хорошо, то через пару дней вас выпишем. Можете вытираться, — протягивает мне рулон бумажных салфеток.
Оторвав бумагу, вытираю живот. Уходить не спешу. Подбираю слова, как начать с ним разговор.
— Евгений Андреевич, если со мной всё хорошо, то вы не могли бы выписать меня домой раньше? Я обещаю, что всё, что вы мне пропишете, буду выполнять. Если нужно завершить курс уколов, то приобрету всё в аптеке и проколю. У меня соседка в соседнем подъезде медсестрой работала, сейчас на пенсии, но уколы она делает. Договорюсь.
— Екатерина Борисовна, вначале нужно сдать анализы. Я не понимаю, в чём срочность. В деле со здоровьем не стоит никуда спешить.
Прочищаю горло.
— Понимаете… У меня муж в аварию попал, а дома дочка маленькая. Её оставить не с кем.
Врач смотрит на меня внимательно, изучающее. Крутит ручку между пальцев.
— А сейчас она с кем?
— Со свекровью, но у неё с внучкой как-то не сложилось. Она всегда отказывала в помощи.
— Давайте так. Сегодня всё же вашей свекрови придётся посидеть с внучкой. Переночуете, утром сдадите анализы, и к обеду я вам точно озвучу своё решение.
— Договорились.
В палату возвращаюсь в приподнятом настроении. Хоть одной проблемой меньше. Даши нет. Её увели в родильный зал. К нам она уже не вернётся, поскольку пришла Ирина Анатольевна, чтобы помочь санитарке перенести вещи Даши в другую палату, где мамочки лежат с новорождёнными.
— Как всё прошло? — интересуется медсестра, подёргивая бровями.
— Думала, что хуже будет. Обошлось. Я расплакалась на эмоциях, и он даже не спрашивал, почему я самовольно уходила. Но упомянуть не забыл.
— Ну и хорошо. Главное, что нас не выдала. Мы ж его толком не знаем. Мало ли… Ты тут ненадолго. А нам с ним работать. Лучше не портить отношения лишний раз.
Понимающе киваю.
Перед обедом позвонила свекрови, уточнила, всё ли у неё с Лизой хорошо. Она на удивление разговаривала без нравоучений. Спокойно. Упомянула только в конце, как тяжело с маленькими детьми. Лиза на ручки постоянно просится, а у неё спина болит.
Вечером позвонил папа.
— Привет, пап, — здороваюсь, выходя из палаты.
— Привет, дочь. Как здоровье? Привести нужно что-то? — интересуется, но я чувствую по интонации в голосе, что донесли до него недобрую весть.
— Всё хорошо. Не переживай. Надеюсь, что завтра дома уже буду. Сам как?
Самым лучшим решением будет уйти от мужа. Не знаю точно, состоится ли развод. Подумаю на расстоянии и взвешу все за и против. Но пока я не готова жить с ним бок о бок. К тому же не хочется, чтобы он думал, что может мне изменить, и я спокойно всё проглочу, словно ему это позволено.
Хорошо, что папа позвонил, и я ему всё рассказала. Мне прямо дышать легче стало.
Недалеко от меня останавливается Евгений Андреевич с одной из медсестёр. Не слышу, что он ей говорит, но при этом улыбается, кивает и идёт в мою сторону.
Внимательно наблюдаю за каждым его уверенным шагом и серьёзным лицом. Подходит вплотную и внимательно заглядывает мне в глаза.
— С вами всё в порядке? Может, пройдём в смотровой?
— А? – только и выдавливаю из себя, распахнув широко глаза.
Не понимаю, что происходит и зачем мне на осмотр. В особенности пугает его близость и обжигающая ладонь, покоящаяся на моём животе.
Он медленно ведёт рукой по животу. Его ладонь накрывает мою. Всё выглядит довольно интимно, словно он мой муж.
— Как вы себя чувствуете? — прочистив горло, спрашивает мужчина.
— Хорошо.
— Точно?
— Да.
— Кать, у тебя выражение лица такое было... и за живот ты держалась. Я подумал, что тебе плохо.
Смеюсь. О да… верю. Когда я думаю сосредоточенно, то многие ко мне даже побаиваются подходить.
— Я живот гладила. Ну, и не скрою, придержала немного. Последнюю неделю поясница стала ныть. Бандаж пора носить.
— Ладно, я тогда пойду.
— Угу.
Ситуация неоднозначная произошла. Мне показалось, что я увидела интерес Евгения Андреевича к себе. А ещё заботу. Видно было, что волнуется, переживает. Возможно, он ко всем своим пациенткам так относится. Но было чертовски приятно.
Улыбаюсь.
Жаль, что мой муж не проявляет ко мне нежность. Мне бы этого хотелось. В последний год, никакой романтики. Жизнь превратилась в рутину. Он ушёл весь в работу. Затеял свой бизнес с автосервисом. Дела у него пошли в гору. Начали появляться деньги, которые я не видела.
Как объяснял Серёжа, первым делом нам необходимо расширяться. Купим трёхкомнатную квартиру и только потом поменяем машину и поедем отдыхать. Я с ним не спорила. Лучше в материальные блага вкладывать финансы. А не так, что мы их проедим, прогуляем и останемся ни с чем.
Да только весь быт и дела по дому легли на мои плечи. Со второй беременностью тяжеловато. Наверное, я стала его пилить. Чтобы я не попросила, в ответ одни психи, повышение голоса, а результата никакого.
А мне-то обидно. Живу как вдова при живом-то муже. Особенно как-то взбесил случай, когда Лиза сняла шарики с ободка унитаза и бросила их в него. Муж сходил в туалет, смыл и уехал на работу. Итог – унитаз забит. Полон воды до краёв.
Позвонила Сергею, попросила, чтобы приехал. Ему некогда. Вдобавок не факт, что придёт ночевать. А в туалет нужно как-то ходить. Ладно я могу ещё потерпеть, но ребёнку же не объяснишь. Пришлось трубы пластиковые разбирать. А они тугие, кошмар. По каждому кусочку трубы разбирала, и отдых себе устраивала. Руки тряслись и болели от приложенных усилий. До стояка сливного разобрала. Руки все в говне. Я злая. Потом ещё и собирала самостоятельно.
А он даже не похвалил. Воспринял как должное. А оно мне надо?
Устала. Не могу так больше.
Чем больше живу с Сергеем, тем больше чувствую себя мужиком. Ещё и изменяет, гад. На фиг он мне такой нужен!
Во что бы то ни стало, завтра выписываюсь.
Пока муж в больнице, нужно уходить.
Возвращаюсь в палату. На телефоне в заметках составляю список вещей. Всё не унесу, только самое необходимое.
Аля полулежит на кровати, задумчивая. Крутит постоянно телефон в руках. Тяжело вздыхает и грызёт заусенцы на пальцах.
— Ты чего?
— К Евгению Андреевичу никак попасть не могу. Несколько раз подходила, но он всё время занят. А у меня прям попа подгорает. Переживаю.
— Тебе плохо? — встревоженно спрашиваю, откладывая телефон.
— А вы случайно не родственники с Реутовым? Он то же самое спросил, — фыркает Аля. — Не болит. Я же с Еленой Александровной договаривалась о кесарево сечении, а она в отпуск резко ушла по семейным обстоятельствам. Теперь Завьялова Маргарита Аркадьевна меня планово будет оперировать. Я не хочу к ней. Никто к ней не хочет. Кроме неё, только заведующий оперирует. Надо как-то договориться с ним.
— А с Завьяловой что не так?
Алина тяжело вздыхает.
— Мне кажется, что она женщин не любит. Всех подряд режет от пупка. Шов не красивый.
Да уж. Действительно, проблема. Понимаю ещё когда экстренная операция, но планово... Аккуратно намекаю Але, что может ей попробовать договориться с Завьяловой. Поделиться переживаниями. На крайний случай денег дать, чтобы разрез по линии трусов сделала.
— Ага, ещё чего! Обойдутся. Они зарплату получают, вот пусть и выполняют свои обязанности. Да и гарантии никто не даёт, что сделает, как я просила. Вон, знакомая договаривалась уже с Марго. Так она ей всё равно сделала уродский шов.
— Возможно, там ситуация экстренная была.
— Ну конечно! Она так и сказала, что ребёнок так располагался, что могла скальпелем лицо задеть. Побоялась. Глаза, висок, все дела. Как на самом деле всё было, мы не узнаем.
Поражаюсь Але. С неё так и бьёт эгоизм ключом. Похоже, мандраж словила. Плюс ребёнок первый. Не у всех материнский инстинкт возникает во время беременности.
— Главное, что ребёнок жив и здоров.
— Знаешь, Кать. Ты не на моём месте. Обойдусь как-нибудь без твоих советов.
— Извини. Не хотела тебя обидеть.
Ложусь на кровать и утыкаюсь в телефон. Гадко на душе. Зря с советами полезла. Я ведь плохого ничего ей не желаю. Непонятно только, почему она лежит и воздух сотрясает. Раз решила с заведующим договариваться, то стой под его дверью. Карауль!
Так, нужно успокоиться. Своих проблем выше крыши.
После ужина не заметила, как уснула. Зато вскочила рано. Темень едва начинала рассеиваться. У меня будто адреналин по телу циркулирует.
Открываю шкаф купе. Запихиваю сумки, одна из ручек торчит из шкафа. Сергей входит в спальню с Лизой на руках. На правой стороне его лица сильный кровоподтёк. Визуально травм не наблюдаю. Явно ничего серьёзного, раз ребёнка на руки поднял. Да и из больницы выписали.
Стараюсь не показывать нервозность. Сергей внимательно огляделся и смотрит на меня.
— Рад, что вся семья в сборе, — пытается улыбнуться и болезненно кривится.
Не могу ответить тем же.
Молчу.
— У нас есть что поесть? Я голоден.
Мысленно выдыхаю. Прикусываю язык, чтобы не съязвить. Неужели сестра не навещала в больнице. У них же такая нереальная любовь.
— Не знаю. Я сама не так давно домой пришла. Суп точно есть. Мама твоя готовила. Будешь?
— А что-то посущественнее? — задаёт вопрос Сергей, ставя Лизу на пол.
Муж проходит в гостиную и садится на диван. Включает футбол и убавляет звук. Лиза льнёт к нему, от этого мне обидно. Ребёнку не объяснишь, что папа козлина. Да и неважно, какие родители, для детей мы всегда самые лучшие. Подхожу к холодильнику. Продуктов кот наплакал. Да и почему я ему готовить должна? Пошёл он. Правда, ерепениться сильно тоже не вариант. Нужно усыпить бдительность и по-тихому уйти.
— Мне нечего тебе предложить. За продуктами не хочешь сходить в магазин? — поражаюсь я гениальной идее.
— Давай заказ сделаем. У нас есть повод. Что хочешь?
Выгибаю удивительно бровь.
— С чего вдруг? Ты не заболел? Обычно же ты за домашнюю еду с пылу с жару сетуешь.
— Пока ты в больнице была, мы с Лизкой приспособились заказывать. Готовят не хуже, чем ты. Дороговато, правда, но мы можем себе позволить.
Натянуто улыбаюсь. Эх, жалко. Не получилось спровадить Сергея. Выбираю еду для себя и Лизы.
— Так какой повод? – интересуюсь.
— Я купил машину. Новую – с салона.
Скептически смотрю на мужа.
— В кредит?
— Нет, за наличку. Зачем переплачивать?
— А ничего, что эти деньги мы планировали на покупку новой квартиры?
Как же он меня сейчас бесит. Мысленно я успела прикинуть, что при разводе удастся хоть часть этих денег отсудить, как совместно нажитое имущество. С делёжкой машины будет сложнее. А больше мне и рассчитывать не на что. Эта квартира Сергею досталась от бабушки. Прав на неё претендовать у меня нет. Нина Александровна нам на словах её на свадьбу подарила.
— Купим позже. Без машины тоже не вариант сейчас.
— А что с той? Совсем ремонту не подлежит?
— Ну почему же. Отремонтирую. Такое чувство, что ты не рада. Я, кстати, тебе её купил. Мой подарок.
Сергей встаёт и подводит меня к окну. Показывает на чёрную иномарку. Дорогую. Миллиона четыре стоит. Жаль. Похоже, все деньги отложенные потратил.
У меня внутренне истерика. Подарил. Ха-ха! А записана машина на него. Не думаю, что без паспорта, который был всё время со мной, можно оформить дорогостоящую покупку. Бросил красивое словцо – подарил. Неужели думает, что я совсем такая наивная?
— Красивая, — отвечаю скупо. — У меня опыта вождения нет. Опасно новичку доверять, на такой дорогой ездить. Не боишься, что стукну.
Сергей обнимет меня и тянется поцеловать.
Отворачиваюсь. Целует в щёку.
— Отремонтируем. Это не всё. У меня ещё для тебя сюрприз.
Похоже, муж меня решил задобрить и таким способом добиться прощения. Не привычно его видеть таким. Меня словно выворачивает наизнанку. Не представляю, что ему в голову ещё пришло.
— И какой же?
— Я пока был в больнице, пообщался с мужиками. Оказывается, что есть договорные роды. Знаю, что вы, женщины, боитесь этого момента. Так что тебя будет сопровождать хороший врач. Я договорился. Тебе сделают кесарево. Заснёшь, проснёшься, и не придётся проходить через боль и мучения.
Выпадаю в осадок. Растёт возмущение. Что за самовольство? Как он смеет принимать за меня такие решения? И зачем меня резать, если я и сама могу родить?
— Я не согласна. Откажись. Прямо сейчас звони!
— Не буду, ещё чего! Я тебе желаю только лучшего. Не понимаю твоего недовольства. Ты радоваться должна.
— Ты в своём уме? Ты не имеешь права принимать за меня решения! Я сама рожу.
— Имею. Это и мой ребёнок тоже. Завьялова Маргарита Аркадьевна в городе на слуху. Тебе повезло. К тому же я уже заплатил. И да, Кать. Я о тебе переживаю. У тебя после первых родов зрение ослабло. Не хочу рисковать. Ты можешь остаться и вовсе слепой.
— У меня зрение с детства пониженное. И при чём здесь первые роды? Ухудшений никаких не было. Не беси меня и отменяй!
Сергей стоит твёрдо на принятом им решении. Отменять договорённости не будет, и точка.
Я в шоке. Пытаюсь объяснить, что врач далеко не идеальна. Она мне не нравится. После разговора с Алиной, я и вовсе пугаюсь.
Беспокоит резкая забота мужа. С чего она вообще? В первую беременность он такой не проявлял.
— Ты выбросил деньги на ветер. Я откажусь. Против моей воли не будут делать ничего.
— А это не против воли, а по медицинским показаниям.
— Да откуда эти показания взялись и когда ты всё успел? Ты вообще в больнице ли был? Как-то странно ты и выписаться успел сегодня, машину купить и о родах договориться. Обычно тебя что не попроси, так три года ждать приходится. В ванной полку с прошлого года прибить времени у тебя нет. А тут столько дел сразу!
— Сбавь тон! — орёт Сергей, сжав руки в кулаки.
Резко замолкаю и пячусь назад. Он никогда меня не бил, но всё равно страшно. Мало ли…
Гнетущее напряжение развеивает звонок в дверь. Пришёл курьер. Сергей пошёл расплачиваться. Лиза притихла и смотрит на нас. Раньше ей не доводилось слышать споры родителей. Но в этот раз я не смогла себя сдержать. Меня переполняет негодование.
У Сергея разум помутился. Сильно головой ударился.
— Пап, давай я тебе помогу разложить еду, — говорит Лиза, залезая на стул.
— Ты ж моя помощница. Помогай, — отвечает Сергей, косясь на меня.
Как же не вовремя Лиза обмолвилась...
Смотрю на мужа. По выражению его лица понимаю, что он хочет меня подавить – вправить мозги, принудить остаться, сломать. Он всегда так делает, когда не по его.
Вспоминаю всё плохое, что он мне сделал. Пробуждаю в себе злость. Задираю выше подбородок.
Храбрюсь.
— Не подходи ко мне. Ты не в себе!
— Как ты посмела решиться от меня уйти?! — цедит сквозь зубы.
Хмурюсь и поджимаю губы. Хмыкаю. Он ещё спрашивает.
— Ой, а что случилось? Неужели ты так любишь и ценишь меня, что боишься потерять. Странно. Очень странно. Даже бы не подумала. Сам знаешь, — намекаю на его жалящие до боли слова в постели с сестрой.
— Я всё делаю для тебя. Машину купил, о здоровье беспокоюсь. Тебе даже готовить не пришлось сейчас. Такова твоя благодарность?
— А ты думаешь, что я по щелчку пальцев всё забуду? Не надейся!
Сергей достаёт из кармана пачку сигарет и закуривает прямо в квартире.
От запаха табака начинает тошнить. Бессовестный! Даже присутствие ребёнка его не останавливает.
Подхожу к окну и открываю на проветривание.
— Решила сбежать. Неблагодарная, — говорит муж, выпуская изо рта клубы дыма.
— А что плохого, когда дети навещают родителей?
— С вещами, — ухмыляется.
— Разумеется, когда не на пару часов едешь.
В три шага Сергей сокращает дистанцию. Болезненно хватает за подбородок и вертит мою голову из стороны в сторону. С омерзением пытается заглянуть в глаза. Он специально надавливает через щёки на зубы. Медленно перемещает большой и указательный пальцы попеременно. Хватаюсь за его руку и пытаюсь убрать с лица. Терпеть боль, нет сил.
— Откуда такая смелость? Ни дня в жизни не работала. Жила за мой счёт! В рот заглядывала. Слушалась. А сейчас голос прорезался. Чтоб больше я не слышал от тебя дерзости. Поняла?
— Отпусти, — шиплю.
— Ты поняла? Отвечай!
— Нет.
У мужа зрачки расширяются вместе с глазами. Он отпускает. Но лишь ради того, чтобы сделать замах. Бьёт наотмашь по лицу.
Едва устояв на ногах, хватаюсь за горящую щёку. Шокировано смотрю на Сергея.
Ударил! Впервые ударил. Как он посмел?
— Иди умойся и садись за стол, — требует не терпящим возражениям голосом.
Сглатываю. Смотрю на притихшую Лизу. Прикусываю щеку и иду в ванную.
Включаю воду.
Склонившись над раковиной, плачу.
Почему мне раньше не удалось понять, какой Сергей на самом деле... Я сама во многом нарисовала себе желаемый образ мужчины. И ведь всё было вполне хорошо, пока я ему полностью подчинялась, соглашалась во всём. Мне порой приходилось менять свои принципы и мнения в угоду его. Он ведь муж. Жена должна быть за мужем.
Вот только муж оказался мерзавцем, предателем, не ценящим меня.
Рассматриваю своё лицо в отражении зеркала. Щека красная. На белках глаз красные капилляры. Синяки под глазами. Я совсем не похожа не беременную. С Лизой всё было не так. Я была больше похожа на благоухающий персик – пышные щёки, здоровый цвет лица, искорки счастья в глазах и хорошее настроение.
Умываюсь. Иду в гостиную. Сажусь в торец стола напротив мужа.
Наблюдаю, как Сергей с Лизой кушают.
Сама так и не притрагиваюсь к еде. Аппетита нет.
В груди всё огнём пылает. Никогда ранее я не испытывала к мужу лютое отвращение и ненависть. Я ни за что не останусь с ним. Уйду при первом же удобном случае. Пусть только уйдёт на работу или уснёт. По-другому не получится. Силой удержит.
— Алло, — отвечает Сергей на входящий звонок, — Всё сделал, как я просил? Хорошо. Через сколько будешь? Отлично.
Отключается.
Возможно, по работе звонили. Или нет? Тогда кто должен прийти? Нервничаю. Я уже всего пугаюсь. Не знаю, чего ожидать от этого ненормального.
— Чего не ешь? – спрашивает с ухмылкой.
— Не хочу.
Время близится к вечеру, но Сергей так никуда и не уходит. Обычно всегда где-то пропадает, а тут прям подменили.
— Лиза, идём, мама тебя искупает? Ванну с пеной наберём. Игрушек возьмём.
Дочка — любительница в воде поплескаться. Она с радостью соглашается. Включаю воду, раздеваю ребёнка и усаживаю в ванну.
Подхожу к двери. Прислушиваюсь. Сергея неслышно. Осторожно проворачиваю замок на дверной ручке.
Звоню отцу. Дозваниваюсь не с первого раза.
— Ну, ты где? Я вас жду.
— Папа, он меня ударил. Я не могу при нём выйти из квартиры. Я его боюсь. Ты сможешь приехать?
— Не сможет, — раздаётся голос за спиной.
Медленно поворачиваюсь. С ужасом смотрю на Сергея. У него нож в руках.
В глазах на несколько секунд резко темнеет. Рука с телефоном слабеет и трясётся. Еле удерживаю гаджет.
Муж забирает телефон и выключает его.
Схватив меня за плечо, выводит из ванной. Прижимает меня к стене, надавив предплечьем на шею.
— Я же просил тебя без глупостей. Что ты творишь, Катя? Зачем вмешиваешь в наши личные дела родителей, а?
Всхлипываю. По щекам текут слёзы. Не свожу взгляда с острия ножа.
— Молчишь? Сказать нечего?
— Я тебя боюсь, — выдавливаю из себя.
— Из-за ножа? Да ну, брось. Не собираюсь я тебя убивать. Я всего лишь замок провернул с наружи, чтобы войти. Как чувствовал, что ты набедокуришь.
Раздаётся звон дверного звонка. Свекровь пришла? Она же обещала зайти. Никогда так не была ей рада, как сейчас. Сергей отступает. Идёт открывать дверь.
Пришла не Нина Александровна, а Олег Иванович. Работает у мужа в автосервисе. Раньше никто с работы мужа к нам не приходил.
— Чего смотришь? Иди, ребёнка мой, и спать укладывай, — ядовито цедит мне муж и уже вежливо начинает разговаривать с пришедшим мужчиной.
Забегаю в ванную. Закрываюсь, будто меня это спасёт. Как же так… Почему мне не везёт? Неудачница прямо какая-то.
Когда выходим с дочкой из ванной, вижу, как Олег Иванович заканчивает менять замок на входной двери.
— Зачем поменяли? – взволнованно спрашиваю.
Омерзение – вот что вызывает у меня Сергей.
Тяжело вздохнув, иду укладывать Лизу спать. Для начала сменила постельное бельё – то самое, на котором застала мужа с сестрой.
— Лиз, давай в лосинах и в футболке поспишь? — улыбаюсь и поигрываю бровями.
Мне нужно, чтобы она максимально была одета. Я рассчитываю сбежать, когда Сергей уснёт. Правда, неизвестно что там за замок. Если мои догадки верны, придётся стащить ключ.
— Жарко, — ворчит дочка.
Да, полностью согласна с ней. Однако дверь в гостиную, где работает сплит-система лучше не открывать. Даже через узкую щель под дверью проникает запах табака. Идти устраивать разборки и качать права у меня нет сил и желания. Лишний раз лучше мужа не злить и не провоцировать.
Уговорила Лизу хотя бы футболку не снимать. Надеюсь, спящую её получится вынести.
Поиграв с плюшевым зайцем и медведем, мы вначале уложили их спать, спев колыбельную. Затем Лиза обняла игрушки и уснула.
Подхожу к окну. Отодвинув занавеску, выглядываю на улицу в надежде, что приехал папа. Мне бы сейчас этого очень хотелось. Как назло, его нет. Даже нет бабушек из нашего подъезда, которые частенько сидят на лавочке.
Будь у меня телефон, я бы полицию вызвала! Жалею, что не сделала этого сразу.
Осторожно открываю дверь из спальни, предварительно осматривая обстановку. Сергей сидит на диване, широко расставив ноги. Смотрит футбол. Пьёт коньяк и курит прямо на диване. Раньше он себе такого не позволял. А накурил-то… дышать нечем.
— Соскучилась по любимому мужу, — произносит с издёвкой.
— Пить хочу.
— Ну правильно, пей. Только не забывай, кто за эту воду платит.
— Не будь я в декрете, устроилась бы на работу, деньги в дом приносила. Не понимаю, зачем ты сейчас меня упрекаешь?
— Твои слова – отмазки нахлебницы. Есть женщины, которые и в декрете сидят и бабки зарабатывают. Ты ленивая, вот и всё, — отпивает коньяк и кривится.
— Какую выбирал!
Не хочу видеть его пьяную рожу и иду к дочери. Ложусь на кровать. На спине лежать уже тяжело. Переворачиваюсь набок и кладу рядом ещё одну подушку, закидываю на неё ногу. Так легче.
Слышу, как хлопнула дверь. Он что, ушёл?
Вскакиваю. Сергея нигде нет. Пытаюсь открыть входную дверь, но она не поддаётся.
Он нас запер!
Подхожу к окну, открываю заодно на проветривание. Сергей садится в машину, которую «типа» подарил мне. Уезжает.
Разнервничалась ещё сильнее. Живот, как назло, тянуть стал. Плачу от бессилия. Остаётся ждать другого момента сбежать. Надеюсь, что папа всё же приедет. Не может не приехать, зная, какая у меня сложная ситуация.
Прилегла на кровать. Мысли в голове роятся, и в большинстве мне жалко себя.
Знай я раньше, что окажусь заложницей в собственном доме, то работала бы, а не жила спокойно, посвящая всю себя семье.
Прикрыла глаза и не заметила, как уснула.
Сон будто наяву. Мне семнадцать лет. Понимаю это по длинным волосам, заплетённым в косу. По белому лёгкому платью с россыпью мелких цветочков бордового цвета, в котором сдавала экзамены. В моей жизни ещё нет Сергея. Я стою одна в поле. Солнце припекает, и я провожу ладонями по плечам. Высокая зелёная трава щекочет ноги. Я стою на ней прямо босиком. Надо мной пролетают вороны и громко каркают. Вдали виднеется поселение, среди которого возвышается белокаменная церковь с золотыми куполами.
Местность мне незнакома. Иду к людям. Звонарь начинает быть в колокола. Звон, почему-то страшный. Небо начинает сереть. Трава под ногами вмиг высохла и начала колоться. Появился запах гари. Стало тяжело дышать. Оборачиваюсь. За спиной горит потрескивая трава. Огонь подобрался близко.
Бегу со всех сил к людям. В колокола бьют без умолку, созывая народ тушить стихийное бедствие. В какой-то момент останавливаюсь, чтобы попытаться отдышаться. Смотрю на свои ноги и ужасаюсь. Они по щиколотку в крови. Как же я так умудрилась израниться о сухую траву и не почувствовать? Начинаю сильно кашлять. Во рту сухо и ощущается привкус гари.
Осознаю, что я кашляю не только во сне, но и в реальности. Тяжело разлепляю глаза.
Пожар!
Поднимаюсь. Всё кружится.
Нужно тушить, или мы сгорим заживо. Во входную дверь громко стучит сосед, судя по голосу. Но я не могу ему открыть… Дверь заперта!
Чтобы выйти из спальни, хватаюсь за ручку двери и вскрикиваю. Она раскалённая. Схватив футболку Сергея, наматываю её на ручку и открываю.
Лицо обдаёт жаром. Всё в огне. Кошмар!
Закрываю обратно. Сердце бешено колотит о грудную клетку. Пытаюсь сообразить, что делать.
Лиза. Она хоть жива? А если угорела? Кидаюсь к дочери. Трясу как ненормальная, боясь самого худшего.
Очнулась. Кашляет, хватается за грудь и начинает задыхаться. Беру её на руки и несу к окну. Оно хоть и стандартных размеров, но в основном глухое. Открываю настежь узкую створку окна.
Вдохнуть чистого воздуха не получается. Дым валит на улицу.
Очень страшно…
Вытираю об себя вспотевшие руки. Поднимаю Лизу на подоконник.
Крепко обхватываю за ноги. Свешиваю вниз головой из окна. Она дёргается и кричит.
— Мамочка! Я боюсь!
По носу стекает капля пота. Я сама боюсь. Только бы не уронить! Подоконник неприятно врезается в живот. Терплю.
На улице слышны оры людей.
— Нужно обесточить от электричества дом.
— Где газовая служба? Нужно перекрыть газ, если рванёт, то весь подъезд обрушится!
Живот, словно камень. Ощущаю, как по ногам потекло. Жидкость горячая. Кровь или отошли воды, я не могу посмотреть. Плачу навзрыд и кусаю до крови нижнюю губу.
— Дура! Бросай ребёнка и прыгай сама! Сгорите! — кричит мужчина внизу.
— Не блосай! – орёт Лиза.
Как же я ненавижу тебя, Сергей! Будь ты проклят!
В глазах всё плывёт. Дышу тяжело. Ребёнок в животе едва ощутимо пинается, но часто. Раньше такого не было. Ему плохо.
Не могу… Не могу бросить Лизу. Четвёртый этаж. Ещё и вниз головой. Материнское сердце разрывается на куски. Никто не даёт гарантии, что дочку поймают.
Самой мне всё равно не выбраться. Окно слишком узкое. Если бы не беременность, то можно было бы протиснуться боком, но сейчас абсолютно нет шансов. Хотя, могу попробовать разбить стекло. Но опять же, куда мне прыгать беременной с четвёртого этажа. Не факт, что выживу.
Слышен звук сирены. Надеюсь, что это пожарные, у них есть лестница. Скорая помощь тоже нужна. Но в первую очередь пожарные. Только бы сил хватило.
Я не понимаю, отчего именно начинаю слабеть. Либо я надышалась, либо от потери крови.
— Мамочка!
— Потерпи моё солнышко. Мама тебя не бросит. Нас скоро спасут.
Должны спасти.
Умирать страшно. От осознания, что может погибнуть ребёнок, ещё страшнее.
Силы тают, будто на глазах. Несмотря на опасную ситуацию и тянущие боли, похожие на схватки, тянет в сон.
Из-за постоянной дерготни Лизы соскакивает с захвата одна нога. По спине бежит неприятный холодок, будто я сама сорвалась в пропасть и вот-вот разобьюсь насмерть. Перехватываю повторно. Пытаюсь сконцентрироваться на удержании.
В какой-то момент проваливаюсь в полусознательное состояние. Лиза выскальзывает из моих рук. Я падаю на пол у окна.
Пытаюсь подняться, но не получается. Подо мной лужа крови.
Не понимаю, что произошло. Неужели я не удержала дочь? Было похоже, что её выдернули из моих рук. Или она сама дёрнулась? Я ничего не понимаю. Ничего не знаю. Пребывать в неизвестности хуже всего.
Если не удержала, хоть бы её поймали. Она ведь такая маленькая… ей жить и жить.
Ведь я обещала, что не отпущу. Я плохая мать!
По вискам текут слёзы. Болезненно кашляю. Уже горит кровать, на которой кувыркался Сергей с Милой.
Кровать не жалко. Поделом ей. А вот умирать не хочется. Всё из-за этих двоих. Череда неприятностей пошла именно в тот момент, когда поймала мужа на измене.
Это не случайности и не судьба виновата во всём, а люди. Два близких мне человека прогнили насквозь. Из-за них я умру. Из-за них, возможно, погибла Лиза. Они убили нас.
Проваливаюсь в темноту. Отключаюсь.
Прихожу в себя от резкой боли в ноге. Слышится мужской голос и звук бьющегося стекла. Меня поднимают, начинают вытаскивать в окно. Опять теряю сознание.
В нос ударяет резкий запах нашатыря. Мычу.
Я на улице. Мне накладывают жгут на ногу. Вижу перед собой испуганное лицо отца.
— Лиза, — едва получается прошептать и начинаю кашлять.
— Её увезли на скорой, — поясняет отец.
Что с ней? Куда увезли. Каково её состояние. Почему он молчит?!
Меня перекладывают на каталку и прикладывают кислородную маску к лицу. Становится легче дышать. Грузят в скорую.
— Не спать! – постоянно говорит врач.
— Куда нам? – спрашивает водитель. – В роддом или хирургию?
— Не знаю. Езжай в приёмное отделение. Там разберутся.
— Какая группа крови? – спрашивает женщина, убрав маску с лица.
— Первая, положительная.
Врач звонит в больницу. Сообщает, что у меня большая потеря крови и нужно будет переливание. Повреждена артерия на ноге из-за воткнувшегося осколка.
Привезли в роддом. Вокруг слышна суета. Ко мне подходит медсестра.
— Эх, Назарова. Не надо было тебя выписывать. Лучше бы ещё полежала. Глядишь, обошлось всё, говорит Нина Александровна и смотрит на меня печальными глазами.
— Что произошло? — слышу женский голос.
— Маргарита Аркадьевна, большая кровопотеря, отслойка плаценты, глубокий порез мягких тканей с повреждением артерии в ноге, отравление угарным газом, давление ниже нормы.
— Ребёнок?
— Сердцебиение прослеживается.
— Хорошо. Вколите ей транексамовую кислоту и готовьте операционную.
— А что с артерией? Нужно накладывать сосудистый шов, иначе она умрёт. Связаться с сосудистыми хирургами?
— Ты меня учить вздумала? Делай, что велено, и побыстрее.
Медсестра набирает лекарство в шприц. Сбрызгивает.
— Что это? Безопасно? – выдавливаю из себя.
Ведь это та самая врач назначила, с которой договаривался Сергей. Всё, что связано с мужем, у меня доверия не вызывает.
— Да. В случае как у тебя часто назначают.
— Всё будет хорошо? — хрипло.
Но в ответ тишина.
Меня везут на каталке. Перед глазами расплывается мелькающий свет от потолочных ламп. Всё болит, словно я оголённый нерв, на который попадает холодный воздух. Слабость. Не могу пошевелить рукой, и даже слово вымолвить.
В голове крутятся одни и те же вопросы: что с Лизой и почему мне не вливали кровь, раз у меня большая кровопотеря?
Среди множества голосов, слышу голос мужа. Он просит спасти ребёнка. Обо мне и слова не обмолвился. Даже не интересуется состоянием.
На душе становится горько и больно.
Явился… Для меня он теперь посторонний человек. Пусть уходит. Я ему больше никогда не смогу верить и не прощу!
Я в операционной. По разговорам понимаю, что пришли анестезиолог и неонатолог. Оперирующего хирурга всё нет. Почему так долго? Или это у меня быстрее поток сознания идёт, чем реальное время?
— Начинам, — раздаётся собранный голос Завьяловой. — Спасаем ребёнка.
В операционной повисает гробовая тишина.
Анестезиолог вставляет мне трубку в рот.
— Состояние матери совсем плохое. Не спасём, — поясняет Маргарита Аркадьевна.
Слышатся звуки инструментов и мужской голос.
Слова разобрать не получается.
Последнее что вижу, прежде чем провалиться в темноту – лицо мужчины в маске. У него глаза такие ясные, как небо. Хочется стать птицей и лететь ввысь. А ещё – жить.
Неужели всё, конец?
Я стою посреди леса. Ночь. Громко ухает сова. Порыв ветра колышет листву на деревьях. Поблизости раздаётся громких рёв разъярённого зверя. Кручу головой по сторонам. Не могу разобрать, с какой стороны звуки. Ощущение, будто меня окружают со всех направлений. Слева от меня, в метрах десяти, шевелятся кусты и поднимается на задние лапы огромное чудище. Лохматое, с большими острыми зубами и с пылающими огнём глазами.
Выпучиваю глаза и не могу сдвинуться с места, пока неведомый зверь не зарычал, разинув огромную пасть.
Бегу от него что есть мочи. У меня чёткое понимание, что он хочет меня сожрать. Ветки деревьев и кустарников неприятно царапают. Спотыкаюсь, лечу в неизвестно откуда-то появившийся обрыв. Вся сжимаюсь. Скатываюсь кубарем. Вскакиваю на ноги. Зверь клацает зубами прямо перед моим лицом. Ору и бегу дальше. Неизвестно, сколько продолжается этот бесконечный бег.
— Катя! — раздаётся строгий женский голос.
Резко распахиваю глаза. Сглатываю. Пытаюсь понять, где нахожусь.
— Как себя чувствуете?
— Нормально, — отвечаю сипло и пытаюсь привстать.
— Лежите. Вам пока рано вставать, — женщина разворачивается и уходит.
Хочу остановить, но когда вижу знакомое лицо, передумываю.
— Анестезиолог, — поясняет мне медсестра, едва закрылась дверь в палату.
— Ирина Анатольевна, что с ребёнком?
— Скоро придёт Евгений Андреевич, всё расскажет. Я не обладаю компетенцией отвечать на заданный вопрос.
— Да я с ума сойду, пока дождусь Реутова. Между нами. Ну, пожалуйста.
Медсестра ставит рядом с кроватью стул и садится.
— Кать, — берёт меня за кисть руки и гладит. — На тридцатой неделе беременности спасти ребёнка удаётся очень редко. Недоношенность, органы не до конца развиты, лёгкие не раскрыта, масса тела критическая. Я уверена, что врачи сделали всё, что смогли. Главное, жива осталась. Ты сможешь родить.
Воздух будто перекрыли. Не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть. Безмолвно плачу.
— А что с другим моим ребёнком? Что с дочерью?
Если и она не выжила, то я не хочу больше жить. Не смогу…
— Я не знаю. В коридоре для посетителей твоя сестра. Давай позову.
— Не надо. Не хочу её видеть. Дайте лучше телефон позвонить.
По памяти набираю номер отца.
— Слушаю.
— Папа, — произношу и реву.
— Катя, это ты? Живая. Как ты себя чувствуешь?
— Что с Лизой?
— Она в детском отделении. Надышалась угарным газом, но с ней всё хорошо. Не переживай. Сергей её забрать хотел, но её ему не отдали. Я вещи ей купил и продукты. Сейчас поеду. К тебе Милу отправил. Она старый телефон и халат с тапочками должна привезти.
— Я думала, что её уронила, — всхлипываю и замираю, поскольку живот пронзает болью.
— Нет. Ты держала её крепко. Молодой паренёк залез по сливной трубе, и не с первого раза у него получилось Лизоньку выдернуть из твоих рук. Я попозже к тебе зайду.
— Ты лучше будь рядом с Лизой. Не оставляй её одну и не отдавай Сергею.
В палату входит Реутов.
— Я перезвоню, — отвечаю отцу и здороваюсь с Евгением Андреевичем.
Отдаю телефон подорвавшейся со стула медсестре. Врач внимательно смотрит на медсестру и на меня.
— Я так понимаю, вы уже в курсе, что ребёнок родился нежизнеспособным?
Киваю. Пытаюсь не заплакать. Я не до конца верю в произошедшее. Не могу пока принять.
Реутов щурится и опять на нас подозрительно смотрит.
— Вы родственницы?
— Нет, — тихо отвечает Ирина Анатольевна.
— Ладно... — тянет Евгений и добавляет: — Екатерина, в коридоре сидит следователь, хочет вас опросить. Если вы в состоянии дать показания, то я его приглашу, если нет, он зайдёт позже. Препятствовать следствию я не могу.
— Сейчас, — отвечаю, набравшись духом.
Я сейчас слаба физически, на душе кровоточащая рана от потери желанного ребёнка, но нужно бороться за себя и Лизу. Возвращаться к Сергею после произошедшего я не намерена.
В палату входит мужчина лет двадцати пяти, среднего роста, худой, коротко стриженный блондин. Собран, взгляд серьёзный. Одет по гражданке с синей папочкой под рукой. Представляется Иваном Владимировичем Умеровым. Здоровается. Присаживается на стул, с которого встала Ирина Анатольевна.
Реутов просит медсестру выйти, сам не уходит. Становится за спиной следователя, облокотившись спиной о стену и скрестив руки на груди. На меня толком не смотрит. Гипнотизирует рисунок линолеума и думает о чём-то своём, пока Иван Васильевич заполняет стандартную информацию в бланке.
— Вы пьёте? Курите? — начинает меня опрашивать представитель из органов.
— Нет. Я ведь беременна, — затихаю и добавляю: — была.
— Ваш муж утверждает обратное. По предварительной версии, причина пожара – окурок.
Вот гад. Это же он! Он курит! Натворил дел и теперь на меня пытается всё свалить.
— Я говорю правду. Не курила и не курю. Муж лжёт. Это он курит.
— Ваш супруг утверждает, что его не было дома. Так же со слов очевидцев и пожарных в квартире находились только вы с ребёнком.
— Да, всё верно. Он пил, курил и ушёл. Скорее всего, непотушенный окурок тлел. Я точно не знаю. Когда засыпала, всё было в порядке, а когда очнулась, был пожар.
Не нравится мне, куда клонит следователь. Ощущение, что пытаются выставить виноватой меня.
— Почему вы не покинули квартиру и подвергли свою жизнь и ребёнка опасности?
— Я не могла. Дверь была заперта.
— Что вам мешало открыть её ключом?
Да если бы у меня был тот проклятущий ключ! На глазах вступает влага. Я ещё слаба, и мне тяжело говорить. Возможно, я переоценила свои силы. Может ли быть такое, что следователь в сговоре с Сергеем? Не знаю. Но муж постарался выставить меня виноватой во всём. Я потерпевшая, а мне приходится защищаться.
Чтобы было понятно, рассказываю следователю все события злосчастного дня с момента, когда пришла домой. Что собиралась уйти от Сергея, про то что он ударил меня, забрал телефон, запер и, по сути, подверг мою и дочери жизни опасности. Он виноват в том, что я потеряла ребёнка. Что именно из-за окурка произошёл пожар, не настаиваю. Точно знать не могу. Мало ли выяснится позже, что виной возгорания стала проводка, а я ещё и ложные показания дала. Мне проблемы дополнительные не нужны.
— Непонятен мотив вашего мужа.
— Я узнала, что он мне изменяет. Хотела уйти от него с дочерью. Он узнал и не отпустил.
— Это понятно, но вы ведь лежали в больнице по показаниям врача. Получается, вы свободно вышли из квартиры. Возможность передвижения у вас была.
— Тогда я ушла одна. Дочка осталась дома. Он знал, что я вернусь ради ребёнка, — замолкаю и тихо спрашиваю: — вы его посадите?
Не верю, что спрашиваю, но он мне жизни не даст. Я желаю, чтобы он был наказан. Вина Сергея есть. Я никогда не прощу ему весь ужас, который мне с дочкой пришлось пережить. Я думала, что мы умрём. Я так хотела и ждала сына, а он не выжил… Возможно, в будущем, у меня будет ещё ребёнок. Но он будет другой. А жизнь этому малышу не вернуть.
— Я лишь веду следствие. Меру наказания избираю не я. От себя могу лишь сказать, что из-за пожара вашему мужу грозит лишь штраф. В том что вас посекло осколками, вины вашего мужа нет. Спасатели действовали как могли, ради спасения вашей жизни. Со слов врачей, вы потеряли ребёнка из-за отслойки плаценты, возникшей на фоне стресса. Возможно, суд примет это во внимание, но за это не сажают.
Неужели Сергею удастся выйти «сухим из воды»? Как же так? Получается, он может делать всё, что ему вздумается.
— Совсем ничего нельзя сделать? Почему? Поймите, мне страшно. Мне кажется, что Сергей хотел меня убить. Вначале пожар, потом врач, с которым он договорился против моей воли, принимает решение спасать ребёнка, а не меня. Хотя ведь первоочерёдно спасают мать. Всё очень странно и пугающе. Что будет, когда нас выпишут из больницы? Вдруг он меня запрёт в очередной раз где-нибудь и буду я годами буквально в рабстве жить с применением насилия. Он же может мстить.
В разговор вмешивается Реутов.
— В последнее время стали востребованы договорные роды. Ничего криминального в этом нет. В компетенции сотрудника больницы я не сомневаюсь. Всех договорённостей я не знаю, но как оперирующий врач, на месте Завьяловой принял идентичное решение. Состояние Назаровой выло критическим. На момент проведения операции, сосудистый хирург оперировал другого пациента. Других врачей не было. Если бы не случай, то Екатерина Борисовна с большей вероятностью скончалась на операционном столе от кровопотери.
Следователь крутит в руках ручку. Думает.
— Я опрошу соседей и пожарных, если действительно дверь была заперта, то вашему мужу можно предъявить незаконное лишение свободы беременной женщины — от 3 до 5 лет лишения свободы.
От озвученных цифр мне немного поплохело. Я зла на Сергея, однако, он отец моей дочери. Готова ли я его посадить? Не пожалею ли о принятом на эмоциях решении?
— Я не уверена, что эта статья подойдёт. Я была взаперти от силы часов девять.
— Вас удерживали в квартире, не давали возможность выйти, забрали телефон — полная изоляция от общества. Достаточно даже нескольких часов, но чем больше, тем хуже, в плане нагнетания вины супруга. Для Уголовного кодекса неважно, как долго по времени удерживали.
Расписываюсь в бланках, с припиской, что с моих слов записано верно.
Мужчины выходят из палаты. Мне кажется, что я задела заведующего, обвинив его подчинённую. Не могу выбросить из головы слова Евгения Андреевича про случай. О чём вообще речь? И если не было врача на месте, то кто оперировал ногу? Неужели сам Реутов?