Измены. Наши двойные сплошные. Часть 2

Глава 1

Виктория

Резко распахиваю глаза.

Осматриваюсь и не понимаю, где нахожусь.

Осознание приходит яркой вспышкой вместе с сильной болью внизу живота.

У меня открылось кровотечение... Меня ввели в общий наркоз…

Пытаюсь подняться. Тело точно каменное.

— Вика, — Родион вдруг появляется со стороны дальней стены, я не заметила его в полумраке палаты.

Через секунду он рядом со мной. Мягко берет за плечи и заставляет прилечь обратно:

— Тише, детка.

— Как малыш, Родион? Я не слышала, как он плачет, — говорю, ощущая ледяную тревогу, которая все сильнее теснит мою грудь. — Я не слышала, как он плачет, — повторяю, горячо желая узнать правду и в тоже время страшно боясь, что она окажется невыносимой.

— С ним все хорошо, Тори, — отвечает Родион, усаживаясь на край моей кровати. Но вид его так далек от радостного! — Он в специальном боксе для недоношенных детей. Какое-то время ему придется быть там, чтобы набрать вес и окрепнуть. Он очень слабенький. И пока не дышит сам.

Закрываю рот рукой. Не могу сдержать слез.

— Но он уже с нами, Вика. Наш сынок родился, — Родион гладит меня по голове. Склоняется и касается губами лба. — Ты молодец. Ты все правильно сделала. Тридцать недель — это рано, но сейчас выхаживают детей даже весом пятьсот грамм. Представь только себе!

— А какой вес у нашего ребенка? — спрашиваю, продолжая заливаться слезами.

Это я не доносила!.. Я не дала малышу нормально развиться!..

— Целый килограмм и четыреста граммов! Врач сказала, что он может самостоятельно задышать даже в течение нескольких часов, — приободряюще сообщает муж. Но я прекрасно вижу, что он расстроен, и знаю, что тоном этим старается поддержать меня.

— Ты его видел?

— Издалека. Мы вместе позже сможем посмотреть на него.

— Ох, — вздыхаю, вытирая щеки от слез. Пытаюсь быть такой же сильной, как Родион и ради него тоже не раскисать, но меня гложет чувство вины и ужасная тревога за малыша. Эмоции не держатся внутри: — Ох, Родион, мы ведь даже имя ему не придумали... Я все боялась загадывать!.. И детская не до конца готова!.. Мы не готовы! И он тоже еще был не готов!..

— Тори. Любимая. Лично я готов. И уверен — ты тоже готова. Даже лучше меня, — он наклоняется, ставит руки по обе стороны от меня, с уверенностью заглядывает в глаза: — Ты сильная! Ты подарила жизнь нашему сыну. Мы так мечтали о нем. Мы со всем справимся, детка. Так ведь?

— Да. Так, — отвечаю, собирая волю в кулак.

Родион целует меня в щеку:

— Мы сейчас очень нужны нашему сыну.

— Да, — согласно киваю.

— Прошу прощения, — в палату входит медсестра.

Родион поднимается с кровати. Я стараюсь привести в порядок заплаканное лицо.

— Берегите глаза, — предупреждает женщина, и комната наполняется светом. — Виктория Викторовна, нужно сцедить молоко. Я вам сейчас все расскажу, все покажу, — ласковым тоном обещает она. — Этому моменту нужно уделить особенное внимание. Сохранить лактацию очень и очень важно. Материнское молоко не заменишь никакими смесями.

— Да, хорошо, — отвечаю с готовностью.

Родион помогает мне присесть на кровати, отходит обратно к дивану у дальней стены.

Внимательно слушаю медсестру, запоминая все ее рекомендации.

Едва мы заканчиваем, в палату входит еще один медработник. Высокая женщина средних лет представляется неонатологом, врачом нашего ребенка.

— Меня зовут Ирина Григорьевна. Ребеночек у нас с третьей степенью недоношенности, мы таких деток называем глубоконедоношенными, но это не приговор, и я прошу вас не черпать информацию из интернета, а с любым вопросом, с абсолютно любым вопросом, обращаться ко мне, — настоятельно подчеркивает доктор. — Сейчас ребеночек самостоятельно не дышит, питание получает через зонд, будьте готовы к тому, что увидите трубочки, датчики, проводочки — это все не страшно, не больно, а очень важно и нужно. Кувез теперь гнездышко для вашего ребенка, он поддерживает температуру и влажность и двадцать четыре на семь мониторит его состояние.

— Ясно, — отвечаю с явным волнением, которое тут же считывает врач.

— Виктория Викторовна, у вашего сына есть весь потенциал и все шансы на здоровое будущее, как у любого другого нормотипичного ребенка, просто нам всем придется над этим усердно поработать, — убедительно заключает она. Получив мое безмолвное согласие, добавляет: — Сейчас вас заберут на кресле-каталке, и вы его навестите.

Врач удаляется. Могу думать только о малыше, которого вскоре увижу. Трепет в душе туманит мысли.

Спустя пару минут к нам в палату вкатывает кресло медбрат.

— Я сам повезу, спасибо, — Родион забирает каталку себе.

Помогает мне пересесть на нее. Устремляемся следом за парнем.

— Врачи никогда не обещают лишнего, — наклонившись к моему уху, говорит Родион, пока мы движемся по коридору вдоль дверей в другие палаты. — Не бросаются словами. Все будет хорошо.