Изнанка небес

Начало

Чтобы вспомнить, нужно найти якорь.
Что-то, что цепляется за реальность, когда память рассыпается, как пепел между пальцами.
Один запах, обрывок голоса, взгляд — и вдруг сердце узнаёт то, чего разум давно не помнит.

Хорошо, когда ты осознанно знаешь, кто ты.
Когда чувствуешь своё «я» под кожей, в каждом вдохе.
Но что, если память стерта?
Если ты всю жизнь просто жил… или, скорее, существовал, потому что так надо.

Надо — но не тебе.
Другие решают, что тебе чувствовать.
Как смотреть.
Когда молчать и когда улыбаться.
Решают всё.

Правила.
Они всегда рядом — холодные, чёткие, как линии на стекле.
И ты идёшь за ними, не думая, не задавая вопросов.
Слушаешь, подчиняешься, повторяешь шаги за теми, кто шёл раньше.
Словно винтик в чужом механизме.
Словно часть большого, бесстрастного спектакля, где сценарий уже давно написан не тобой.

А потом — однажды — что-то ломается.
Тихо, почти незаметно.
Может, взгляд задержался на отражении в витрине, и ты вдруг не узнаёшь себя.
Может, слово, сказанное кем-то вскользь, больно отзывается внутри, как удар.
И ты просыпаешься.

Всё вокруг теряет смысл.
Мир кажется декорацией, тщательно продуманной до мелочей.
Улыбки — нарисованы.
Свет — искусственный.
Даже воздух — словно чей-то выдох, застывший в бесконечной паузе.

Ты смотришь по сторонам и впервые понимаешь:
это не ты живёшь — это тобой живут.
И от этого внутри поднимается не страх, а странное, дикое чувство.
Сопротивление.
Пробуждение.

Эта история — мой якорь.
Нить, которую я бросаю в прошлое, чтобы не потеряться в настоящем.
И начну с того, как я пала.

1

Свет. Он всё время слишком ярок. Будто стремится проникнуть в самую глубину — разъесть, растворить, стереть всё, что может отбрасывать тень. Иногда кажется, что эта белизна прожигает мне глаза… Хотя глаз как таковых у меня нет.

Странно. Ведь я сама соткана из света. Из его пульса, сияния и тепла. Вокруг — бескрайняя белая бездна. Потоки света, как дыхание мира, движутся сквозь меня, и я не знаю, где заканчиваюсь я, а где начинается он. Очертания моих крыльев мерцают в этом сиянии — огромные, легкие, будто сотканные из звёздной пыли и утреннего ветра.

Они были моими — и всё же принадлежали не мне. Несли меня сквозь пространство небес, где нет ни времени, ни тьмы, ни звука. Только свет. Бесконечный, безжалостно чистый.

Быть ангелом-хранителем — честь. И великая ответственность. От нас зависит, какую тень или свет оставит после себя человеческая жизнь, как одно сердце способно изменить целый мир. Наша задача — оберегать, мягко направлять, быть рядом, когда путь становится слишком тёмным. Не вмешиваться, но присутствовать. Шептать, когда мир кричит.

Десятки моих подопечных связаны со мной тончайшими нитями — они мерцают в пространстве, переливаются оттенками чувств, пульсируют, когда кто-то из них страдает или смеётся. Я чувствую их всех. Каждого. Хотя порой не понимаю, что именно они чувствуют. Человеческие эмоции многослойны, противоречивы. Они одновременно жгут и тянут ближе.

И всё же… в последнее время я всё чаще задерживаюсь у них слишком надолго. Смотрю, как они живут, как ошибаются, как любят. И внутри меня зарождается опасное — желание понять. Главные правила просты. Их немного, но они нерушимы:

не влиять на ход событий, даже если зло стоит у самого порога;

не вселяться в своих подопечных;

не сближаться… и, самое главное, никогда не вступать в прямой контакт.

Мчась сквозь свет, я вдруг остановилась. Замерла, паря в безвременном пространстве, где нет ни верха, ни низа — только сияние. Мои одежды, сотканные из чистой энергии, мягко струились вокруг, повторяя ритм потока, будто откликались на дыхание самого света.

Люди описывают нас так, как им ближе — наделяют чертами, понятными их глазам. Им проще видеть нас похожими на себя. С крыльями, лицом, взглядом. Хотя в действительности мы иные. Мимо проносились лучи — вспышки, искры тех, кто похож на меня… Или всё-таки нет? Внезапное сомнение пронзило меня, холодное, как трещина в зеркале. Что-то не так.

Я ощущала — себя. Слишком отчётливо. Будто изнутри пробивался тихий диссонанс, едва различимый шепот, говорящий: ты — другая. У нас нет пола. Мы — просто свет, воля, движение. Но почему я машинально называла себя в женском роде? Почему мысли текли именно так?

И главное — почему я чувствовала? Немного. Едва заметно. Но всё же… чувствовала. Внезапное появление Высшего заставило мои мысли рассыпаться, будто лучи, разбитые о стекло. Я мгновенно склонилась, позволяя покорности заполнить пустоту между нами.

Передо мной возникла фигура Серафима Первого Круга — одного из старших, приближённых к Отцу.
Его появление всегда ощущалось раньше, чем виделось: воздух начинал звенеть, свет уплотнялся до ослепительной белизны, и каждая частица пространства будто замирала в благоговении.

Мои мысли тут же разбежались, растворившись в страхе и почтении. Я замерла, склонив голову, позволяя крыльям опуститься ниже. Две пары его крыльев сияли так ярко, что от их света всё вокруг становилось бесформенным — даже собственное тело словно таяло. На фоне этого сияния мои крылья выглядели тусклыми, выжженными. Я чувствовала себя маленькой искрой перед солнцем.

— Я чувствую смятение, дитя, — голос прозвучал не снаружи, а прямо в сознании. Он не имел тембра — только вибрацию, как поток энергии, разрывающий пространство.

— Извините, — мысленно отозвалась я, — я направляюсь к Разлому. Подопечные нуждаются во мне.

Тишина продлилась всего миг, но этот миг тянулся вечностью.

— Ты знаешь правила. И знаешь, что последует, если нарушишь волю Отца.

Его слова были без эмоций — ни гнева, ни осуждения. Только холодное напоминание о структуре, где нет места «почему». Я молча склонилась ещё ниже, стараясь скрыть дрожь света, пробежавшую по крыльям. И вдруг почувствовала — контроль. Невидимая сила, как натянутая узда, сомкнулась на моём сознании, обжигая изнутри. Моё смятение стало ему известно, и теперь я ощущала недовольство Серафима, будто всплеск жара на ледяной коже.

Я осмелилась вдохнуть — если это можно назвать дыханием, — и, собрав остатки воли, вспыхнула светом. Мир растворился вокруг, и я метнулась вперёд — прочь от ослепительного взгляда, к Разлому, где ждали мои подопечные. Мягкая темнота вселенной поглотила меня. И впервые за всё время служения я ощутила не страх, а свободу.