Изнанка Реальности

Больше чем сюжет

Тьма «Гнилой бочки» — это не просто отсутствие света, а густая, липкая субстанция, въевшаяся в стены и пропитавшая воздух запахом дешёвого алкоголя, гнили и давно не мытых тел. За одним из столов, покосившимся под тяжестью времени и драк, Лиам играл в кости с тремя членами банды «Крысоловов». Его игра была не столько игрой, сколько представлением. Он нарочито проигрывал, изображая притворную печаль и делая ставки, которые, казалось бы, должны были опустошить его карманы за считаные минуты. Но в его глазах, холодных, как сталь, плясали искорки безумия, предвещавшие непредсказуемость.

Грызло, коренастый бандит с бородой, похожей на спутанное гнездо, сгрёб монеты со стола, издав хриплый смешок. Его гнилые зубы сверкнули в свете.

— Ну что, сопляк, снова облажался? — усмехнулся он. — Вижу, денег у тебя, как у кота…

— Закончились, — перебил Лиам, его голос был ровным, но в нём слышалась лёгкая угроза. Он окинул Грызло взглядом, словно оценивая его. Улыбка исчезла с его лица, обнажив истинное выражение — холодную пустоту.

Движение его руки было почти незаметным. Он достал револьвер — короткий, но увесистый, с гравировкой в виде змеи, обвивающей кинжал. Лиам поигрывал им, вертя в пальцах, словно это была дорогая игрушка. Звук взводимого курка разорвал тишину, как удар хлыста.

— Деньги или алкоголь мне, — повторил Лиам, его голос не дрогнул. Он целился Грызлу прямо в переносицу. Его взгляд был мёртвым, но в глубине глаз, там, где должна быть душа, плясала искра неподдельного безумия.

Грызло опешил, его лицо исказилось от страха. Он медленно поднял руки, его губы зашевелились, выдавливая жалкие оправдания.

— Ты чё, совсем кукухой поехал? Мы же… Мы пошутили! Не надо… Бери деньги… Бери всё!

Лиам молчал. Он изучал лицо Грызло, словно редкий экспонат. В его взгляде не было ни сочувствия, ни гнева — только чистый интерес. Его губы тронула кривая, почти незаметная улыбка.

— Долго думаешь, — прошептал Лиам, и выстрелил.

Пуля пробила голову Грызло, разбрызгивая кровь и кости по столу. Тело бандита рухнуло на пол, как кукла, у которой перерезали нити.

В таверне повисла мертвая тишина. Только капли крови, падавшие с края стола, нарушали ее. Двое оставшихся бандитов застыли, как статуи, их глаза расширились от ужаса.

Лиам опустил револьвер, вытирая его рукавом. Он перевел взгляд на бандитов — взгляд хищника, выбирающего жертву.

— Кто следующий? — спросил он спокойно, словно обсуждая погоду. Его голос был тихим, но в нём звучала сталь.

Тощий парень с крысиными глазками, казалось, вот-вот потеряет сознание. Он затараторил:

— Бери всё! Всё, что хочешь! Только не надо… Не надо…

Дрожащими руками он высыпал на стол все свои монеты, едва касаясь их. Второй бандит, здоровяк с татуировкой паука на шее, последовал его примеру, швыряя деньги на стол.

Лиам неторопливо сунул деньги в карман. Он подошел к барной стойке, не сводя глаз с бледного как полотно бармена.

— Лучший ром, — произнес он, — И быстро.

Бармен, словно заводная игрушка, выполнил приказ, налив ром в стакан. Лиам одним глотком осушил его, не сводя глаз с бандитов. Его лицо было непроницаемым, но в глазах плясало пламя.

Затем, усмехнувшись, он поднял револьвер и выстрелил в потолок. Острый запах пороха наполнил помещение.

— А теперь… — проговорил Лиам, его голос был хриплым и многообещающим, — …поиграем.

Пуля, пробив потолок, заставила посыпаться труху и пыль. Лиам обвёл взглядом притихших бандитов и криво усмехнулся.

— А теперь… — проговорил Лиам, его голос был хриплым и многообещающим, — …поиграем.

В этот момент дверь таверны с грохотом распахнулась, впустив свежий ночной воздух и троицу незваных гостей. Впереди шла высокая женщина с пронзительным взглядом и властным видом — Ариана. За ней, сохраняя мрачное молчание, следовал Кассиан, на лице которого читалось лишь циничное презрение. Замыкала процессию Эйлин, на лице которой застыло выражение ужаса.

— Эй, психопат, не пугай людей! — властно выкрикнула Ариана, окинув взглядом труп Грызла и перепуганных бандитов. — Здесь и без тебя хватает отморозков.

Кассиан лишь скривился, словно почувствовал неприятный запах. Эйлин прикрыла рот рукой, пытаясь сдержать тошноту.

Лиам повернулся к ним, не выказывая ни удивления, ни раздражения. Его взгляд встретился со взглядом Арианы, и на мгновение в нём промелькнуло что-то похожее на вызов.

— А тебе-то что, кукла? — лениво протянул он. — Решила спасти мир от насилия? Или просто ищешь новых развлечений?

Не дожидаясь ответа, Лиам отвернулся и сделал знак бармену. Тот, заикаясь, налил ему еще один стакан рома.

В этот момент к нему неслышно подошла девушка с длинными черными волосами и бледным лицом — Лилит. Ее глаза горели таким же безумным огнем, как и у Лиама. Она прильнула к нему, обвив его руку своими тонкими пальцами.

— Мне понравилось, — прошептала она ему на ухо, — Давай еще.

Лиам усмехнулся, приобняв ее за плечи.

— Ну что, красотка, выпьем за новый день?

Лилит кивнула, и Лиам заказал для нее еще один стакан рома. Они молча пили, наблюдая за реакцией остальных.

Ариана скривилась, словно увидела что-то отвратительное.

— Ты совсем спятил, Лиам, — произнесла она. — Связался с этой… психопаткой.

— Завидуешь? — усмехнулся Лиам. — Или боишься, что она отнимет у тебя внимание?

Кассиан, до этого молчавший, вдруг произнес:

— Хватит этого цирка. У нас есть дела.

Лиам отстранился от Лилит и посмотрел на Кассиана с вызовом.

— Какие такие дела? — спросил он. — Решил поиграть в героя?

— Не твоё дело, — отрезал Кассиан. — Пошли, Ариана, Эйлин.

Ариана бросила на Лиама презрительный взгляд и последовала за Кассианом. Эйлин, всё ещё бледная, оглянулась на Лиама с ужасом и поспешила за ними.

Лилит звонко рассмеялась, ее смех прозвучал почти безумно.

— Какие скучные люди, — проговорила она. — Давай уйдём отсюда, Лиам. Найдём место, где будет по-настоящему весело.

Раздумия...Раздумия

(Раздается скрип двери, лязг металла, приглушенные шаги. Затем – сухой, раздраженный голос):

Какого хрена так долго? Я тут не чай пить собрался.

(Слышится ответ – глухой, безэмоциональный):

Процедура. Не нравится – не убивайте пять человек сразу.

(Смешок – короткий, злой):

Скучно было. А так хоть развлекся.

(Снова тишина, нарушаемая лишь шарканьем ног и шорохом одежды. Затем — стук стула и звук садящегося тела.)

Ну что, приехали? И где моя… палата? Или что у вас тут? Камера? Звучит как-то… не гостеприимно.

(Снова бесцветный ответ):

Пока что — одиночка. Потом посмотрим. Зависит от вашего поведения.

(Издевательский смех):

Моего поведения? Да я сама любезность! Просто иногда… немного увлекаюсь.

(Тишина. Затем — более тихий голос, словно говорящий сам с собой):

Пять… Интересно, это рекорд? Или кто-то умудрялся делать больше?

(Вдруг в его голосе появляется что-то новое — удивление, смешанное с… любопытством):

Эй, а что это за хрень? — Голос становится ближе, словно говорящий наклонился к чему-то. — Да это же… мой ноут! Вы что, решили надо мной поиздеваться? Или это такой… тонкий намек?

(Снова тишина. Затем – щелчок клавиши и тихий шепот):

Что у нас тут? Ага… это… оно. Стариковские бредни.

(Слышится шуршание страниц, затем голос начинает читать, сначала тихо, с презрением, потом громче, с нарастающим интересом):

«Тьма ‘Гнилой бочки’…», чёрт, ну и слог! «АХАХАХАХА…», — голос срывается на смех, — Что это такое? У него что, припадок?

(Чтение продолжается, сменяясь кашлем, бормотанием и внезапными приступами смеха. В голосе постепенно появляется что-то новое — понимание, а может быть, даже сочувствие):

«Да, старик умер… оставив эту дуру…» — голос замолкает, — «А он прав. Дура — это всё. Полная. Но… в этом что-то есть».

(Снова тишина. Затем — чей-то голос, уже не принадлежащий тому, кто убил пятерых. Это голос, подслушивающий их разговор из-за стены, из-за угла, словно он сам — часть этой недописанной истории):

“Им действительно кажется, что здесь безопасно? Что я их не слышу? Что я не знаю, что они задумали?”

(Снова возвращается голос убийцы. И на этот раз он читает вслух): «Гребаные клоуны». «Клоуны?»

(Звук чего-то падающего, топот, вскрик) (На линии тишина)

(Долгая, давящая тишина. Слышно лишь приглушенное дыхание, скрип пружин старой койки и отдаленные звуки тюремной жизни: перебранку заключенных, лязг ключей, шаги охранников. Иногда — тихий, сдавленный стон. Время тянется медленно, как патока, и каждый день похож на предыдущий.)

…

(Шепот, почти неразличимый):

Заткнитесь… Дайте поспать…

(Снова тишина. Затем – тихий, почти молящий голос):

Нет… Не хочу… Оставьте меня в покое…

(Каждую ночь — кошмары. Обрывки воспоминаний о совершенных убийствах, лица жертв, полные ужаса и боли. И — этот голос. Голос из ноутбука. Манящий, зовущий, обещающий… что? Избавление? Или еще большее безумие?)

…

(Две недели спустя. Звук шагов, приближающихся к камере. Лязг замка. Тихий голос охранника):

У вас посетитель.

(В ответ — лишь тишина. Охранник вздыхает и уходит. Через некоторое время слышится другой голос — женский, тихий и печальный):

Он не хочет никого видеть. Он ни с кем не разговаривает.

(Ответ – мужской, жесткий):

Мы сделали все, что могли. Он сам выбрал этот путь.

(Звук удаляющихся шагов. В камере снова тишина.)

…

(Месяц спустя. Звук скрежета зубов, бормотание):

Не буду… Не стану… Не заставят…

(Но с каждым днем сопротивляться становится все труднее. Голос из ноутбука звучит все громче, все настойчивее. Обещания становятся все более соблазнительными. И вот уже руки сами тянутся к крышке ноутбука, пальцы — к клавишам.)

…

(Два месяца спустя. Звук открывающегося ноутбука. Тихий, нервный стук клавиш. Затем — более уверенный, настойчивый. Кто-то пишет. Пишет, словно одержимый. Пишет, словно пытается вырваться из плена своего безумия.)

(Текст на экране мерцает в полумраке камеры. Строки складываются в слова, слова — в предложения. И вот уже начинается новая история. История о… чём? Об искуплении? О мести? О любви? Или о чём-то ещё более страшном и безумном?)

(Звучит тихий, почти безумный шепот):

Ну что, старик… Посмотрим, что из этого выйдет.

(Тихий стук клавиш продолжается. История пишется…)

Чей голос мы слышим? Убийцы или мёртвого писателя?

(Кровь. Запах железа ударяет в нос, перебивая смрад тюремной камеры. Боль. Невыносимая, пульсирующая, пронзающая каждую клетку мозга. Но хуже физической боли — невыносимая пустота внутри, разрастающаяся, как раковая опухоль. Зачем? Зачем он снова проснулся? Зачем ему дали еще один день в этом проклятом мире? Мире, где жизнь — лишь мучительное ожидание смерти.)

Боже… Ну зачем я просыпаюсь снова? – Хриплый шепот срывается с окровавленных губ, – Я снова живу… Все плохо… Жизнь меня трахает… а я забыл стоп-слово…

(Он снова бьётся головой о стену, но удары уже не приносят облегчения. Лишь новую порцию боли и отчаяния. Он — сломленный зверь, загнанный в клетку, неспособный ни сопротивляться, ни сдаться. Только бессмысленно биться о прутья, пока не иссякнут силы.)

ДА КАКИЕ, БЛЯДЬ, ИДЕИ, СУКА, ДЛЯ КНИГИ?! — Крик эхом отдаётся от каменных стен, — ДЛЯ ЧЕГО? — Голова снова встречается с бетоном, — КОМУ ЭТО, НАХРЕН, НУЖНО?!

(В голове — хаос. Обрывки мыслей, осколки воспоминаний, калейдоскоп лиц. Лиам, Ариана, Кассиан… И этот старый хрыч, проклятый автор, оставивший его с этой… этой… недописанной хренью. Будто этого было мало! Будто собственной жизни недостаточно, чтобы сойти с ума!)

Ну и что мне теперь делать, гений? – Пьяный шёпот обращён к потолку камеры, – Писать, блять, шедевр? Радовать этих… этих… чёртовых мазохистов, которые зачем-то это читают? Да пошли они все на хуй!

(Но что-то внутри не даёт ему покоя. Назойливый зуд, нестерпимое желание… творить? Нет, не творить. Просто… закончить. Избавиться от этого наваждения. Поставить точку и наконец обрести покой.)