Глава 1. Изумрудная тропа
Что-то мягкое под спиной. Запах сухих трав и хвои. Тёплый ветерок скользит по щеке. Где-то над головой лениво шелестят листвой деревья. Свет солнца пробивается сквозь кроны и играет пятнами на лице…
Раиса с трудом приоткрыла глаза.
Она лежала на мягкой подстилке из сухих трав и мха, словно кто-то заранее приготовил для неё лесную постель. Сквозь зелёные ветви пробивался солнечный свет, звенели птицы. Воздух был насыщен ароматами лета — лопуха, сосновой хвои, полыни. Ни звука машин, ни гула города. Ни пульсирующей боли в спине, что мучила её последние годы. Ни головокружения.
Раиса резко села и тут же схватилась за голову — не от боли, а от удивления. Её руки были гладкими, сильными. Кожа — упругая. Грудь — высокая. И волосы… Она сдвинула их со лба — густые, рыжие, тяжёлые, словно после косы.
— Да чтоб меня… — выдохнула она, ощупывая себя. — Это сон? Галлюцинация?.. Или меня всё-таки шандарахнуло чем-то в реанимации? Я ж вроде только смену закончила…
Мелькнуло: каталка, капельница, плачущая девочка, которую она утешала, заражённый укус, жар… Потом — пустота. Или не пустота — белый свет, как в дешёвых сериалах, а потом… вот это. Лес. Молодое тело. И ни единой подсказки.
С шумом поднялась на ноги. На ней был странный наряд — длинное платье-сарафан с вышивкой, домотканая рубаха с широкими рукавами. Подол немного запылился, но сама ткань была добротная, плотная, пахла чем-то травяным. Огляделась. Лес казался волшебным — ни одного следа цивилизации, но трава под ногами аккуратно примята, как будто её ждали.
Она сделала несколько шагов, и в ту же секунду перед ней возникли трое мужчин в рубищах и кольчугах — с копьями и серьёзными лицами.
— О, ты очнулась, путница, — сказал один, приподнимая бровь. — Великий Князь ждал этого дня. Следуй с нами — ты призвана.
Раиса приоткрыла рот, но мужчина уже сделал шаг назад и жестом указал путь.
— Не бойся. Ты под защитой. Никто здесь не причинит тебе зла. Только Сварог знает, как ты оказалась в Чащобной Браде…
Путь через лес занял меньше часа, но Раиса за это время успела раз десять усомниться в реальности происходящего. Кони, на которых ехали стражи, были сильными, лоснящимися, но с глазами как у людей. Дорога вилась, будто живая, ни одного поворота она не могла предугадать. Лес то сжимался, то расступался. А на опушке, словно из ничего, выросла крепость.
Она не была похожа на замки из сказок — ни башен, ни флагов. Величественные терема из тёмного дерева, крыши из черепицы, выложенные орнаментами. Золотые петли ворот. Над входом — резное изображение Перуна с молнией в руке и надпись: «Правит Сварог, но держит Перун».
Раису провели в главный терем. Внутри — резьба по дереву, ковры с узорами, светильники из литого стекла. Бояре стояли по сторонам — мужчины с бородами, в расшитых кафтанах, женщины — в кокошниках, с серьгами, как у сказочных царевен. Они с любопытством разглядывали Раису, но молчали.
На возвышении сидел мужчина средних лет — высокий, с серебристыми волосами, в плаще с вышитым знаком Сварога. Его взгляд был тяжёлым, но не злобным. Он жестом велел Раисе подойти.
— Ты, дитя иного мира, стоишь ныне пред князем Олегом, сыном Ярослава, избранным Перуном, хранителем южных земель, — провозгласил глашатай.
Раиса слегка поклонилась, не зная, как принято. Князь кивнул, не отводя взгляда.
— Твоё прибытие предсказано. И по закону древнему — кто из мира иного приходит, тому милость и выбор даруются. Ты можешь взять дом в городе, со слугами и каменьями. Либо землю за чертой, с правом основать род. Решение за тобой. Пока отдохни. Сегодня ты — гостья княжеского двора.
Кивком он велел одной из девушек приблизиться. Это была девица лет шестнадцати, с круглым лицом, в простом, но чистом сарафане. Она почтительно поклонилась:
— Я провожу тебя в опочивальню, госпожа…
Раиса позволила себя увести. Их комнатка была уютной — резная кровать, лавки, занавеси с вышивкой. Окно выходило в сад с кустами малины.
Когда служанка уложила её на постель, та вдруг присела рядом.
— Простите, госпожа, не гневайтесь… Но если вы действительно пришли из-за пределов мира, есть у вас право великое. День и ночь — ваш срок. Что попросите — князь даст. Даже если сам не рад будет…
Раиса удивлённо приподняла бровь:
— И ты мне это говоришь, почему?
Девушка поёжилась, но глаза её вспыхнули.
— Потому что жизнь тут… не жизнь. Бояре ссорятся, люди исчезают. А есть один посёлок, далеко за границей городов. Магией он заперт. Но там земля — жирная, вода — чистая, ветер — мягкий. Его давно хотели прибрать к рукам… да кто-то мешает. Слухи ходят, что земля та не простая. Ты бы… ты бы попросили эту землю. И возьмите меня с собой. Я варить умею, шить тоже. Только выберете посёлок. Попросите тканей, припасов, скотину — всё, что нужно. Даже пять семей — если работать будут.
Раиса улыбнулась.
— А ты, девка, голова. Как звать тебя?
— Мирослава, госпожа.
Раиса поднялась и подошла к окну. Сад, город, терема — всё казалось сказкой. Но тело — живое. Кровь — бежит. И будущее — прямо перед ней.
— Ну что ж, Мирослава… С тобой я подумаю, что мне потребовать. А князь… пусть гадает, что я выберу. Ведь я теперь — из другого мира. А значит, право у меня есть.
Глава 2
"Пока боги не отвернулись"
Скрип телеги, глухой топот копыт и мерное покачивание дороги сопровождали Раису в её путь к новому дому. Земля, которую она выбрала, ещё во дворце была описана служанкой Мирославой как место «тихое, богом забытое, но богатое, как казна у самого Велеса». В этих словах звучало что-то одновременно обнадёживающее и тревожное. Особенно когда Мирослава, перед тем как они тронулись в путь, пересчитала всех: пятеро семей, две коровы, четыре свиньи, полдюжины гусей, десяток кур, два повода с тканями и посудой, и даже мешок с семенами репы.
— А если чего не взяли, то, может, и Перун простит. А может, и нет, — ворчал за спиной старичок в мохнатом колпаке, примостившийся у Раисы в ногах, — хоть бы кадушку с капустой не забыли!
Домовой. Он заявил, что живёт в доме, который Раиса якобы теперь занимает, и что «новосёлка» должна с ним договариваться. Имени он своего не назвал — «а зачем, коли ты меня всё равно по-разному звать будешь: то духом, то чертёнком».
— Хозяйка, вы меня только не выгоняйте, — бубнил он, жуя сушёное яблоко. — А то мне к коту Баюну с его нравом — это ж как под Перунов гнев с голой пяткой.
Кот, между прочим, ехал на второй телеге, развалившись на тюке с мешками. Огромный, полосатый, с глазами цвета янтаря и голосом оперного баса, он изредка фыркал в сторону домового:
— Ишь, разворчался. Как будто без тебя я не знал, что гусей брать надо было двенадцать, а не шесть!
Раиса молчала. Она всё ещё переваривала произошедшее. Память медленно отпирала двери: деревня, пациенты, старики, хромающие дети, поликлиника, долгие смены. Жаркий июльский день. Она возвращалась с работы, сумка в руке, пыльная дорога, белёсое небо. Потом — вспышка. Свет. Падение. А затем — княжеский терем, Мирослава, бояре, каменья и обязательства.
"Попала. Причём буквально", — думала Раиса.
Мирослава ехала в другой телеге, держа на коленях корзинку с чем-то ароматным — кажется, пирожками.
— Там, в твоём посёлке, тишь да гладь, да божья благодать, — перекрикивала она дорогу. — Только зверьё в лесу таинственное, люди туда не ходят. И боярин один к земле той приглядывался, всё хотел себе забрать, да руки коротки. Вот князь и решил: коли пришлая душа выберет — значит, таков промысел.
Раиса усмехнулась. "Промысел", ага. Больше похоже на интригу с оттенком авантюры. Но выбирать уже поздно.
Дорога вывела на холм, и Раиса остановила взгляд. Внизу, словно ожившая иллюстрация из славянской сказки, простирался посёлок. Небольшой, но ухоженный: крыши домов покрыты черепицей из темной глины, на подворьях — плетни, деревянные резные калитки, солнечные часы, резные обереги над окнами. Всё было безжизненно, но словно замершим. Консервированным. Как муравейник перед грозой.
Телеги въехали в центр. Первый дом — высокий, с теремом, тройным наличником, ласточкиным гнездом под крышей и с резным крыльцом. Раиса встала, ощупывая глазами пространство. Тишина стояла почти храмовая.
— Вот он, твой, — сказал домовой. — Здесь до тебя жили добрые люди. Исчезли разом, будто Сварог рукой махнул. Дом стоял нетронутый, как под печатью.
— А кот ты чей? — прищурилась Раиса.
— А я вольный. Где дом — там и я, — ответил Баюн и с достоинством прыгнул с телеги на крыльцо. — Меня не выбирают. Я сам выбираю.
Раиса вздохнула и медленно подошла к двери. Внутри пахло сушёными травами, воском и древом. Всё было нетронуто: покрывала лежали на лавках, утварь сверкала чистотой, печка была засыпанной золой, словно кто-то только вчера перестал топить.
— А это что, ковёр? — удивлённо провела она рукой по узорчатому половичку.
— Не ковёр, а путь в другую комнату. Здешние не ходят по голой доске — ноги-то с утра босые. И травы под порогом кладут не ради красоты — а чтоб нечисть не пускать, — Мирослава уже стояла у двери с корзиной.
Раиса опустилась на лавку. "Так вот оно какое, начало..."
— Ну, раз князь дал тебе срок до утра, поди отдохни. А к рассвету решим: пойдёшь в боярский дом в городе или в этот… заколдованный посёлок. Хотя ты уже, по-моему, выбрала.
Раиса усмехнулась:
— Мне только лопаты не хватает и плана посадки. И травника с книжкой.
— Будет тебе и травник, и план, — отозвался домовой. — Только ты сначала скажи, кого брать в соседи. А то у нас тут… магия — штука деликатная. Не всякий выдержит.
Раиса поднялась, посмотрела в окно — на лес, что клубился за околицей. Лес был странно живой: будто бы сам смотрел в ответ.
"Ну что, Раиса Ивановна, новая жизнь? Или новая работа?"
Она расправила плечи.
— Мирослава, иди сюда. Будем писать список. Князь хочет список — он его получит. И пусть не жалуется, что мы его слишком буквально поняли.
Баюн и домовой переглянулись.
— Чует моё кошачье нутро — будет весело, — пробурчал кот.
— Весело? — фыркнул домовой. — Скорее, Перун нас побери… если мы это всё переживём.
Когда у избушки завёлся характер”
Пока люди разгружали повозки, Раиса уже мысленно составляла план: «Сено — в амбар. Ткани — под навес, чтоб не отсырели. Корову — в хлев. А я — на печку, желательно до весны». Но, увы, никаких каникул судьба не предусмотрела.
— Мирослава! — окликнула она. — Ты обещала список нужных мне семей!
— Да тут они, хозяйка, сами под колёса лезут! — хохотнула та, подзывая к себе двух женщин, крепких, в платках, с тремя ребятишками и заплечными мешками. — Бабы добрые, детишки ручные. Мужья — плотники. Даже курицам пшено давать умеют без понуканий.
Раиса внимательно глянула на женщин. Глаза усталые, но лица — не затравленные. Надежда у них ещё жила.
— Жить в домах умеете?
— Умеем, госпожа, и печь топить, и лапти плести, и пшено молоть. Мы тихие, не склочные. Вы нас в дело возьмите, а мы вас — в почёт, — ответила старшая с поклоном.
— Беру, — коротко кивнула Раиса.
Она уже шагнула было к дому, когда услышала знакомое мурлыканье где-то под окнами. Осторожно заглянув за угол, она застыла.
Глава 3. Где баня — там и Родина
Утро выдалось ясным. Солнце, вынырнув из-за леса, окрасило вершины домов в золотистый, а двор — в тёплый медовый свет. Воздух был свеж, с запахом влажной земли, и в нём чувствовалась та особая, первородная тишина, которая рождается только в местах, где ещё не всё сказано людьми и слишком многое помнит сама земля.
Раиса вышла на крыльцо, стянув с плеч тонкий плед. Под ногами шуршали не то прошлогодние листья, не то сны, забытые за зиму. Она постояла, глядя, как дым из соседних труб поднимается прямо в небо, и впервые за долгое время почувствовала… не страх, не тревогу, а то тихое, простое: я жива.
— Так. — Она потянулась, хрустнув плечами. — Если уж жить, то как человек, а не как пень. С чего у нас, у людей, всегда начиналось? С бани. И огорода. Но огород — потом. А вот без бани — нету ни мира, ни тепла, ни Бога.
Из-за двери показалась заспанная Мирослава, щурясь и путаясь в рукавах.
— Княжна… — пробормотала она, — вы уж простите, но не положено вам самой по двору шастать. Вдруг кто увидит. Слуги вот-вот подойдут…
— Пускай подходят. А если кто увидит — пущай и завидует. — Раиса усмехнулась. — В прежней жизни я двадцать лет водилась с инфекциями и кровищей, а потом ещё десять — с администрацией и журналами. Так что тут, на свежем воздухе, я как на курорте. Пошли-ка, Мирослава, глянем, где бы нам баню поставить.
— Баню? — переспросила та с такой интонацией, будто Раиса предложила построить храм.
— А что? Неужто вы тут не паритесь?
— У нас только бояре. Раз в шесть недель. По календарю. А крестьяне и вовсе в речке…
Раиса замерла, приподняв брови.
— Ох вы, батюшки-светы. Так, значит, мы сейчас не просто баню ставим — мы цивилизацию возвращаем. Прямо сейчас. Где тут ближайшая колода? И подскажешь, у кого можно жердей наскрести. Охапку камней я сама выклянчу. Или выкопаю.
Из-под крыши, посапывая, вылетел домовой. Маленький, круглый, весь в паутинке и пыли. Глаза — как две угольные бусинки. Увидев Раису, застыл в воздухе.
— Что ты тут учудить надумала, хозяйка новопришлая? — проскрипел он.
— Баню. А ты кто?
— Я — Гниляй. Дом стережу. И глупости предупреждаю. Ты бы сначала у князя спросила, можно ли печку ставить. А то ещё кого закоптишь.
— Я, милый, двадцать лет санитарные журналы вела. У меня печь сама угли выдувает. А тебя, смотрю, давно никто не парил. Гляди, весь серый и трясётся. Ничего, и до тебя дойдёт очередь.
Домовой что-то буркнул, исчез в тени.
Раиса, хмыкнув, кивнула Мирославе:
— Видишь? Уже появился первый клиент.
---
К обеду во дворе кипела работа. Раиса, завязав волосы в платок, распоряжалась как опытный прораб. Подростки — из тех, кто недавно прибыл в поселение, — тянули жерди, женщины очищали площадку от старой травы. Где-то уже выложили камни под печь, заготовили ведра, собрали мох на прокладку между брёвнами. Всё шло по-человечески, как в доброй деревне, где каждый знает, зачем он встал сегодня.
— Печь, — объясняла Раиса, — мы ставим сюда. Вон там будет полок. Вот сюда мыло повесим, на верёвку. А воду вон с того колодца — только очистим его сначала.
— Да кто ж его чистил, — пробормотала Мирослава, — он, сказывают, с той весны затянут.
— Ага, и сидите вы тут, как во мху. — Раиса закатала рукава. — У нас в городах колодцы, как младенцев, моют. Червей вычерпывают, стенки щёткой, потом — кипяток, зола, марганец. И только потом воду пить. А вы…
— А вы — кто? — раздался голос сверху.
На заборе, лениво свесив лапы, сидел кот. Большой, с мохнатым хвостом и лукавыми глазами, будто у старого вора.
— Баюн, — представился он. — Я тут вольнослушатель. Иногда советы даю. А ты, я гляжу, колодцы лечишь?
— Колодцы, людей, собак, бывала и чиновников. Всё одно: если гниёт — надо чистить. А ты, значит, местный критик?
— Я — наблюдатель. И кстати, не все тут так легко к тебе относятся. Домовой уже три раза по потолку бегал. Говорит, у тебя руки ведьминские.
— Не ведьминские. Медицинские. Но тебе, кот, проще считать, что я колдунья. Тогда проще мирится с тем, что женщина с мылом изменила половину округа.
Кот хмыкнул:
— Мне-то что. Я только слушаю. Но скажу тебе по секрету… — Он наклонился ближе. — Домовой после вчерашней воды твой портрет золу поставил. Говорит, чтобы лучше варилось.
---
К вечеру баня стояла. Простенькая, но теплая, с паром и душистыми веничками из липы и крапивы. Раиса велела растопить печь, развесила пучки сушёных трав, а из припрятанных припасов сварила отвар для волос — хмель, мята и зола. Очередь на мытьё выстроилась длинная. Даже вояки, сперва бурчащие, теперь радостно выдыхали, выходя распаренные и добрые, словно дети после сказки.
Гниляй же, ночью, когда все разошлись, тайком пробрался внутрь. Выскочил минут через десять — с веником в лапах, с розовыми щеками и округлыми глазами.
— Всё. Женюсь, — выдохнул он, свесившись с порога.
— Думаешь, она тебя возьмёт? — фыркнул Баюн, валяющийся в золе.
— А ты найди мне хоть одну бабу, у которой из глаз — свет, из рук — порядок, а из баньки — чистая магия.
Баюн лениво потянулся:
— Видать, у нас тут начнётся новая эра. Эра Раисы Великой и Водопроводной.
— И чтоб с веником!
Глава 4. Где Раиса — там и порядок
С утра всё было не так. Птицы орали громче, трава — гуще, а солнце — подозрительно приветливым. Даже Баюн, прячась в тени под телегой, ворчал:
— Клянусь последней селёдкой, сегодня что-то будет. Прям в ушах звенит. Прям в усах чешется.
А всё потому, что Раиса, выспавшись, умывшись берёзовым отваром и напаяв всех девчат шалфеем, принялась за главное — будущее. Причём всерьёз.
— Значит, слушайте меня внимательно, — сказала она, поставив на лавку кувшин и махнув руками, как училка у доски. — У нас теперь есть баня. Это уже цивилизация. Но! Мы не в санатории. Мы на краю света, где нас бы и жаба не нашла, если бы не корабль, рухнувший с небес. Так?
— Так, — пискнула Мирослава.
— А значит, нам нужны: пища, запасы, семена, ткань, соль, лекарственные травы, инструменты, посуда, свечи, иголки, нити, сапоги, тёплая одежда, оружие и место, где всё это хранить.
Баюн на всякий случай сел и вытащил лапкой бересту:
— Погоди, я записываю. Хозяюшка, ты ли это? Или тебя подменили?
— Подменили, — ответила Раиса. — Подменили той женщиной, что прожила семьдесят лет, прошла две реорганизации и три войны в инфекционке, и каждый раз всё равно готовила детям компот.
— Молитвы начались, — прошептал домовой Гниляй, выглядывая из кадки.
— Вот именно, — кивнула Раиса. — А теперь — главное. Князь дал нам день на раздумье. Ну, мы и подумаем. Только думать будем не о том, как бы клан понаряднее выбрать, а как бы построить своё, чтобы и жить было можно, и род был свой, и чтоб никто, извините, задницу клеймить не смел.
Мирослава села, как прибитая.
— Свой… род?
— Да. — Раиса в упор посмотрела на неё. — Своё поселение. Своё имя. Своё право. Мы не товар. И не припасы для чужих кланов. Мы — первородные на новой земле. А это значит, что имеем право стать родоначальниками. Главное — правильно это подать.
— Князь же не даст!
— А кто у нас тут вчера из грязного колодца воду пил? — сладко улыбнулась Раиса. — А кто сегодня после бани трижды на веник крестился? Вот он и даст. Особенно если красиво сказать, а ещё лучше — убедительно. Мы ему, видите ли, не угроза. Мы — решение проблем. Чистим, лечим, кормим. А за это — кусочек земли. Такой, где можно построить свою баню, огород и школу. А если хорошо пойдёт — и дом для сирот. Всё равно по горам бегают, как зайцы.
— Это, выходит, ты… княгиней хочешь стать?
Раиса пожала плечами:
— Да хоть и старостой. Хоть и ведьмой. Хоть и «этой самой» — если будет толк. Главное — своё. А там глядишь — и другие потянутся.
---
К вечеру Раиса села за стол и начала составлять список. Писала берестой по бересте, чернилами из золы и сока черники — пусть и грубо, зато крепко:
1. Семена: рожь, пшеница, репа, капуста, лук, чеснок
2. Ткани: лён, шерсть, полотно
3. Инструмент: топоры, пилы, лопаты, ножи, иглы
4. Посуда: котлы, миски, ложки
5. Лекарства: кора ивы, зверобой, мята, полынь, мази
6. Хозяйство: курицы, коза, пара гусей — для души
7. Люди: мастера, лекарь, повитуха, учёный или кто близко к нему
8. Из тайных пожеланий: соль, свечи, бумага, мыло, уксус
Потом вытерла руки о передник, глянула на Баюна:
— Ну что, котик, пойдём завтра князя уговаривать?
— Раис, — пробормотал он, — а ты точно не царица какая в изгнании? Или архимаг, что потерял память?
— Я — медик. А это страшнее архимага. Мы и мёртвых достаём. А князь у нас просто человек. Уставший, обозлённый, без веника.
Гниляй, вылезая из-под скамейки, усмехнулся:
— Ему бы баню построить. Он тогда любого род признает.
---
Следующее утро наступило быстро. Раиса, пригладив волосы и накинув чистый платок, отправилась в главный дом. За спиной — взгляд девчат, в руках — береста, а в сердце — упрямство, что и лошадь бы сдвинуло с места.
Когда она вошла, князь приподнял бровь. За столом сидело несколько старших — судя по одежде, приближённые.
— Раиса, — произнёс князь. — Вы пришли дать ответ?
— Пришла. Но сначала — встречный вопрос. Какой из родов даст мне и моим людям свободу, землю, баню и право не становиться чьей-то собственностью?
— Землю?
— Да. Вот список. Вот расчёт. А вот обещание, что через три месяца у вас будет новое поселение, которое кормит само себя и снабжает соседей лекарствами.
Она выложила бересту на стол. Один из советников подался вперёд, другие нахмурились.
Князь взглянул ей прямо в глаза:
— Вы хотите основать свой род?
— Нет. Я хочу основать своё место. А род — если выйдет. Вы же сами сказали: у нас новый мир, новые законы. Так пусть и начнётся по-новому. Не с драки, а с мыла.
---
Раиса вышла, не оборачиваясь. За её спиной шептались. Кто-то фыркал, кто-то хмурился. А она шла спокойно. Потому что знала: теперь у них есть шанс.
А Баюн, сидя на крыше, довольно урчал:
— Раиса, Раиса… великая ты женщина. Скоро про тебя песни слагать начнут. Только бы не про веник…
— Почему?
— А вдруг им понравится?
Глава 5. Где слово крепкое — там и дом стоит
На рассвете в дом Раисы постучались. Не кулаком, не ботинком, а так — слегка, но с важностью. Раиса проснулась сразу. Сердце знало: началось.
У дверей стоял гонец в синих одеждах.
— Князь ждёт. Один. Сказал: «без девчат, но с умом».
— Ну, ум у меня с собой, — вздохнула Раиса, закидывая платок. — А на счёт остального — посмотрим.
---
Князь сидел под открытым навесом, не в зале, как прежде. Рядом — стол, два стула и ни одного лишнего уха.
— Садись, — сказал он. — Ты мне всю ночь сон гнала.
— А я что? Я дома сидела. Это вы сами не спите, как студенты перед зачётом.
Он улыбнулся краешком рта, но лицо было всё равно суровое.
— Говори. Чего хочешь?
Раиса молча положила на стол доработанную бересту. На ней было всё: нужды, ресурсы, карта ближайших участков, даже список потенциальных дел: школа, баня, мастерская, медпункт.
— Ты серьёзно?
— А вы думали, я пришла платье просить?
Он вздохнул, сложил руки на столе.
— Ты ведь знаешь, у нас не принято… чтобы женщины становились родоначальниками. Без мужа, без клана, без рода.
— У вас не принято. А у меня — принято. Я одна вырастила сына, подняла отделение, выжила в эпоху, где скорая приезжала через четыре часа, а больных — сто двадцать. И ничего. Никто не умер. Ну, кроме тех, кто сам решил.
Князь хмыкнул.
— Если дам тебе участок — ты что предложишь мне взамен?
Раиса посмотрела спокойно:
— Первое поселение на ничьей земле. Надёжный торговый пункт. Безопасный приют. Лекари. Мастера. И имя, которое вы сами назовёте, когда через зиму к вам потянутся другие — не рабы, а люди. Свободные.
Тишина повисла как натянутый ремень. Князь откинулся на спинку, глядя в небо.
— Я дам тебе землю. Испытательную. На год. Если выживете — получишь титул основательницы рода. Но, — он поднял палец, — ты берёшь на себя всё: защиту, кормёжку, порядок. Без попрошайничества. Сама.
— Согласна.
Он протянул руку. Раиса пожала её крепко, как медик дежурному хирургу в ночь с субботы на понедельник.
---
Вечером, когда солнце садилось за кромку леса, Гниляй вылез из печной трубы и сказал:
— Хозяйка, ты гляди, не закрутись от власти. А то однажды проснёшься, а у тебя трон, корона и очередь из просителей.
— Ага, и котейка вместо глашатая, — усмехнулась Раиса, накрывая стол.
Баюн поднял лапу:
— Я не против. Главное, чтоб кормили вовремя.
Гниляй вдруг серьёзно посмотрел в огонь:
— А ты, Раиса, слушай. Сегодня, пока ты с князем болтала, я видел Сон-Знак. Самое время тебе его пропеть.
Раиса удивлённо посмотрела на него:
— Спеть?
— Ага. У нас, у домовых, песни — это не просто звуки. Это путь. Вот слушай.
Он выпрямился, будто стал выше, и запел низким, чуть сиплым голосом. Баюн подвывал где-то сбоку.
> Где стоит сосна да тройная,
Там дорога к дому родная.
Где веник в углу, где ключ в печи —
Там живут слова, да не с плеча.
На восток ступи — где овраг глубок,
Там вода течёт — но не просто ток.
Очисти источник, будешь знать:
Как род основать — не воевать.
Где зола — там тепло, где трава — там меч,
Где слово крепко — не нужен меч.
Кто в лад поёт, да по правде живёт,
Того и зверь и дух сберёт…
Раиса слушала, затаив дыхание. Песня звучала как древняя колыбельная, как заклинание бабки, что варит корень в горшке.
— Это что?
— Путь твой. Домовьё тебя приняло. Значит, род будет. С веником, с песней и котом.
Баюн довольно вытянулся:
— Надо же, хоть у одной хозяйки будет настоящий дом. А не «минималистичный глэм-шалаш», как у той ушастой из соседнего мира…
Раиса только вздохнула.
— Вы б ещё свечку поставили и божницу из коряги.
— Поставим, — уверенно сказал Гниляй. — А потом и образ. С тебя — вареники.
Глава 6. Где кот прошёл — там и тайна затаилась
Утро было таким ясным, будто небо специально вымыло лицо росой и вытерлось ветром. Раиса не спала с петухами — её разбудил Баюн.
— Вставай, хозяйка. Пора в путь-дороженьку. Землю твою пора глянуть. Не ту, что на бумажке — ту, что настоящую.
Раиса зевнула:
— Баюн, если ты опять приведёшь меня к заваленке с жабами — клянусь, заварю тебя на отвар от сглаза.
— Мяу! Я тебе не Гниляй, чтоб по мухоморам ориентироваться. Иди, говорю. Там, где пни поют, тебя ждёт судьба.
---
Путь лежал к востоку. Лес начинался постепенно — сперва редкие деревья, потом гуще, потом такие дебри, что ветки царапали лицо, как злая бабка на базаре.
— Ты точно знаешь, куда идти?
— Я кот. Я всегда знаю. Просто не всегда говорю. Потому что скучно без интриги.
Раиса, пробираясь сквозь кусты, бурчала:
— Вот и зря. У нас за такое — тапком.
— А у нас — плетью из молний. Так что по сравнению со мной ты — балованная.
---
Вдруг тропа оборвалась. И вместо неё — выступ скалы, блестящей, как будто её кто-то намазал мёдом и усыпал звёздами.
— Баюн… это что?
— А это, хозяйка, Изумрудная Гора. Про неё даже домовые шепчут в трубе: мол, кто найдёт, тот к себе удачу привяжет. Вон там, — он ткнул хвостом в расщелину, — жила. Натуральная. Природная. Каменья в ней — как слёзы лесной девахи после разочарования в мужике.
Раиса медленно подошла, провела рукой по стене.
— Камень холодный… Но светится изнутри. Как урановые породы. Или как… плазма под микроскопом.
— Ты свои медицинские штучки оставь. Тут магия. Старшая. А под землёй, говорят, дух спит. Тот, кто хранит сокровища. Но он любит, когда к нему приходят с умом, не с жадностью.
— Ну, я с умом пришла. А если и с жадностью, то к порядку. Камни камнями, а водопровод-то тянуть надо.
Баюн фыркнул:
— Вот ты и нашлась, хозяйка. Изумруд тебе идёт. Не как побрякушка, а как стержень. А ещё — смотри вниз.
Раиса заглянула под уступ. Внизу раскинулась долина, как на открытке: овраг, поросший тёмно-зелёным мхом, ручей, что звенел чисто и звонко, как колокольчик на коровьем роге, и круглая поляна — как будто кто-то специально выровнял её для стоянки, или, не дай бог, обрядов.
— Баюн… тут можно построить всё. Колодец там, баню вон там, школу — ближе к лесу. Грядки по южному склону. А больничку — вон на том холме. Будет видно издалека: если светится — не заходи, там карантин.
— Знал, что тебе понравится. Только… зови это место как следует.
Раиса замерла, закрыла глаза. В груди что-то откликнулось, как пульс под пальцами.
— Изумрудный Род… Вот как. Не просто гора. А вся судьба, как жилка под кожей: бьётся, значит — живое.
— Одобрям, — кивнул Баюн. — И котом в герб меня поставь. А то одни медведи и олени надоели.
---
Когда они вернулись, Гниляй уже носился с веником.
— Хозяйка! Где ж ты шлялась? Я тут чай заварил, пирог испёк, а ты по горам, как молодка!
— А я и есть молодка, — весело сказала Раиса. — С сегодняшнего дня — основательница Изумрудного Рода. Так что завари покрепче. Работы будет много.
— Ууу, — протянул домовой. — Началось…
---
Так в хрониках восточной земли появилась запись:
> В лето неведомое, на землю древнюю пришла женщина с глазами из пепла и голосом, что лечит. Где ступила — там вода пошла, где взглянула — земля ожила. А где кот мяукнул — там сокровища затаились. Так начался Род Изумрудный. С песней, веником и варениками…
Глава 7. Где порядок заведён — там и беда обойдёт
— Так, — Раиса встала на крыльцо и упёрлась руками в бока. — Раз у нас теперь род, то и бардака в нём быть не должно. С чего начинается Род?
— С пирогов, — пробурчал Гниляй, выползая из подпола с кочергой. — А не с ваших революций.
— С плана! — твёрдо сказала Раиса. — Сегодня — санитарная зачистка, обустройство источника, сортировка припасов. Завтра — закладка баньки и складов. И не спорить! Я хоть и с Земли, но бывший санитарный инспектор и мать троих детей. Так что и покричать могу, и веником махнуть.
Баюн, потягиваясь на крыше, лениво мяукнул:
— Предупреждаю: если кто поставит туалет против ветра — сам туда и сядет. У нас тут местность хитрая, магия переменчивая.
---
Работа закипела. Первыми Раиса взялась за колодец. Взяла двух подростков из местных — пареньку по имени Олешек и девке Хвине — выдала им щётки, травяную пасту и принялась обучать.
— Вот, глядите. Если слизь на стенках зелёная — норм. А если чёрная, как у меня под ногтями после грибной заготовки, — выкачиваем и счищаем до песка!
Хвина, морщась, храбро полезла вниз. Олешек перепугался, но Баюн толкнул его лапой в спину:
— Мужиком быть будешь — вот и мужествуй. Глядишь, девке понравишься. Или хозяйке. Хотя у неё, говорят, вкус странный — на говорящих котов.
---
К обеду вода в колодце пошла чистая, с серебряным отливом. Гниляй нюхнул:
— Это ж как в былые времена. С такой водой и покойников на ноги поставить можно.
Раиса, отдуваясь, улыбнулась:
— А мы живых лечить будем. С покойниками — к некромантам. Не мой профиль.
---
Следующим был распределительный склад. Хозяйка потребовала у князя ткани, соли, круп, посуды, трав и даже самовар. По совету Хвины — юркой девки с глазами, как у ястреба, — она потребовала ещё и мастера-ткача и повитуху с двумя дочерьми.
— А чего мелочиться? — сказала Хвина. — Попросишь — дадут. Тут ведь как: что не скажешь — в летописи не запишут.
---
К вечеру возле дома уже стояли аккуратные тюки с подписью «Роду Изумрудному». Домовой, окинув богатство взглядом, только присвистнул.
— С таким приданым можно в княгини метить.
Баюн лукаво мурлыкнул:
— А может, кто-то и метит. Ты глянь, как она на изумруды смотрит… Как на корвалол.
---
Вечером Раиса, вся в земле и траве, сидела у крыльца. Баюн лежал рядом, вытянув лапы, а Гниляй ворчал в сенях, перекладывая мешки по порядку.
— Знаешь, Баюн, — задумчиво сказала она, — я ведь думала, что всё... что жизнь прошла. А теперь смотрю — руки чешутся, душа поёт. И даже колено не ноет. Как будто в меня кто новый вдохнул…
— Может, и вдохнул, — небрежно сказал кот. — Может, тут ты и есть та, какой всегда была. Просто мир был не тот.
Раиса усмехнулась:
— А мир этот… может, и не идеален. Но, чую, я ему подойду. Подлечу его.
Баюн посмотрел на неё странным кошачьим взглядом:
— Главное — себя не забывай. Тут всё на имени держится. Как назовёшь — так и будет. А ты не только Изумрудной стала… Ты ещё и Надеждой быть можешь.
---
Так прошёл первый день Изумрудного Рода. С колодцем, с мешками, с котом и санитаркой, которая не сдаётся.
А в лесу, за холмом, что-то шелохнулось. Старая магия пробудилась. Где порядок — там и сила. А где сила… там и те, кому она нужна.
Глава 8
Где змеи шепчут — там истина хохочет
С третьими петухами к воротам Изумрудного Рода прикатила первая обозная семья. Повозка скрипела, как кости уставшего великана, а на ней возвышалась Марфа Криводонова — женщина с лицом начальника банного отделения и походкой царицы полевого туалета.
— Я, Марфа, княжеская довереница, — заявила она с видом, будто уже пол-деревни в её собственности. — Намечено было: как только Раиса землю поднимет — мы тут как тут. Землю осваивать, род продолжать, мужиков строить.
С ней ехали: двоюродный брат мужа, два племянника, глухой дед Тихон (который слышал только слово «еда») и вечно недовольная коза с бантом.
Кот Баюн, сидевший на крыльце и ковырявшийся в усе, обернулся к домовому:
— Смотри, Гниляй, сама как набатная медведица, а говорит — род продолжать. С кем, интересно? С козой?
Домовой шмыгнул носом и выдал:
— А я бы не рисковал. Она как глянула на мой погреб — у меня капуста сама в квас перешла!
---
На следующий день в лагере объявилась Живояна — змея-девица, высокая, будто выросла из тростника, и тихая, как болото в полнолуние. Из глаз у неё змеиной мозаикой то и дело пробегали зелёные искры.
Подошла она к Раисе, отдала амулет, что врос в грудь у хозяйки рода, и сказала с таинственностью шаманки на первом свидании:
— В тебе магия, да спит. Пусть амулет пробудит её, как рюмка самогона в морозную зарю.
Баюн зевнул:
— Ух ты. А где же моё магическое пробуждение? Мне бы амулет, чтоб в мышей поэтов превращаться!
Живояна не моргнула:
— У тебя и так на морде трагедия века. Не мешай великому.
---
После обряда Раиса, вся в изумрудном свечении, собрала всех прибывших. Объявила:
— Отныне, всяк, кто желает остаться на этих землях, приносит клятву верности Роду. Магическую. Слово, земля и вода. Кто не клянётся — обратно в повозку, к своим болотам.
Живояна вышла вперёд первая и произнесла длинный, как свадебный тост, заклятный обет. Раиса молча приняла, а амулет мигнул: клятва принята.
Потом вышла Марфа. Перед тем как говорить, она перекрестилась на козу, поправила передник и с деловым видом начала:
— Клянусь, значит, земле — не копать без спросу. Воде — не ссать в колодец. И Раисе — помогать в разумных пределах. В основном советом. В смысле я — женщина опытная!
Баюн тут же хрюкнул от смеха и уткнулся в лапу:
— Совет, ага. От неё любой заквасится без уксуса!
Гниляй прокашлялся:
— Ещё немного — и клянётся на борще.
Раиса сдерживалась из последних сил.
Живояна подняла бровь и, скривив губы, прошептала:
— Клятва принята. Но мозги остались на таможне. Надеюсь, козе не придётся всё за неё делать.
---
Позже, уже вечером, Баюн вальяжно потягивался на крыше бани и шепнул домовому:
— Гляди, Гниляй, как бы она клятву не перепутала с рецептом огуречной настойки. Слыхал, князю письма пишет?
— Слыхал, — хмыкнул домовой. — А что пишет?
— Вот последнее: «Сегодня выяснилось, что колодец разговаривает. Просил вареник. Домовой ревнует к меду. Раиса, похоже, начала светиться от чеснока».
— Надо меньше к козе прислушиваться, — резюмировал домовой, зевая. — Та ей, поди, шепчет прямо в ухо.
---
А Раиса? Она чувствовала, как внутри что-то оживает. Амулет пульсировал, будто сердце самой земли. Живояна тихо подошла к ней в сумерках:
— Изумрудная жила близко. Но только ты можешь её найти — магия остальных её не видит. Даже если Марфа рядом станет плясать в шапке-невидимке.
Раиса кивнула. А кот, улёгшись рядом, закрыл глаза и пробормотал:
— Только ты, хозяйка… Ну и я, если рядом будут валяться изумруды. Штук пять. Или семь. На коготки.
Глава 9
Где земля шепчет изумрудами
Ночь на землю спустилась не как покрывало, а как дыхание древней сказки. Воздух был напитан ароматами трав и тёплой сыростью недавно прошедшего дождя. Луна висела в небе тяжёлым золотым кругом, будто позабытое блюдо домовой вечеринки, и отбрасывала серебряные блики на каждую каплю, каждый листик.
Раиса стояла у порога, завернувшись в лёгкий плащ, когда к её ногам бесшумно скользнул Баюн.
— Хозяйка, — прошипел он с видом заговорщика, — сегодня лес спит… а горы проснулись. Пойдём, покажу тебе, где земля поёт, а камни дышат.
— Это ты к поэтическому или опять шпионил за мышами?
— Нет, я теперь официально твой магический компас. Мурлычу — значит, ты рядом. Рычу — значит, туда не ходи. Шучу — значит, нервничаю.
---
Они шли по лесной тропе, и Раиса ловила каждое чувство. Трава холодила ноги сквозь обувь, где-то вдалеке курлыкали ночные птицы. На каждой развилке Баюн останавливался, осматривался и обязательно высказывал комментарий:
— Вот тут грибы умеют чесаться, не бери. А тут… Тс-с. Это не камень, это леший спит, но в командировке.
— И как ты всё это знаешь?
— Я стар. Я мудр. Я был в подвале великой ведьмы и выжил. Правда, потом неделю икал чесноком.
---
Наконец тропа вывела к подножию горы. Она возвышалась будто хребет спящего змея — покрытая мхами, зеленью и бликами луны. Ветры спускались с её вершины, шепча на неведомом языке, и Раиса вдруг почувствовала — здесь что-то ждёт её.
Баюн вздохнул:
— Слышишь, как гора гудит? Это она тебя зовёт. Я один раз туда полез — уронил коготь, пока карабкался. Потом неделю пел фальцетом.
Раиса улыбнулась, но сердце у неё билось часто. Каждый шаг вверх давался тяжело — не от усталости, а от ощущения, будто земля проверяет её. Как страж у врат: впустить или нет.
И вот — уступ в скале. Она почти не заметна, но Баюн ткнул лапой:
— Сюда. Вроде нора… но не простая. Я чувствую — тут что-то дышит магией.
Раиса провела рукой по камню. Он отозвался — тёплым пульсом, мягким светом под кожей скалы. Как сердце. Она приложила ладонь и шепнула:
— Я — хозяйка Рода. Прими меня.
И скала открылась.
Перед ней раскинулся зал, весь из изумрудов и зелёного кварца. Стены сияли, будто внутри горели лесные духи, и воздух был сладкий, как перед грозой в июле.
Раиса ахнула. У неё закружилась голова — не от головокружения, а от... родства. Она чувствовала: это — её. Изумруды отзывались на её присутствие, пели без звука, грели без огня. Магия текла по её венам, как мед — густо, лениво, неотвратимо.
Баюн сел рядом, восхищённо вытянул лапки:
— Ну всё, хозяйка. Если ты не ведьма, то я не кот, а недоразумение с хвостом.
---
А в это время, у подножия горы, Марфа, спрятавшись за кустом, шептала сама себе:
— Сейчас я узнаю, где клады! Всё князю доложу!
Но куст оказался живым.
— Кто тут подслушивает у моего логова? — раздался змеиный голос.
Куст распахнулся, и оттуда выползли змеи, с серьёзными глазами и украшениями на чешуе. Марфа взвизгнула и тут же упала на колени:
— Я жрица! Великая! От козы пророчество приняла!
Змеи зашипели... а потом — засмеялись.
— Ну пусть будет так, жрица. Нам весело, тебе безопасно. Будешь нам травки собирать и сказки рассказывать. Письма тоже пиши. Только чернила у нас ядовитые — аккуратней.
Марфа гордо кивнула:
— Запишу: «Сегодня нашла изумрудную куртку. Кот подозрительный. Змеи вежливые, но шепчут про капусту». Ага. Это важно.
---
А в зале изумрудов Раиса подняла первый камень — он лёг в её ладонь, будто знал её всю жизнь. Она почувствовала, как магия пробуждается. На плечо ей прыгнул Баюн и мурлыкнул:
— Ты теперь не просто хозяйка… ты хранительница сокровищ. Только не забывай, кто тебе их показал. Я, кстати, на зелёные миски не аллергик.
Раиса рассмеялась, и от её смеха изумруды отразили свет так, будто в зале взошло собственное солнце.
Глава 10
Где дают клятву камню и женщине
Когда Раиса с Баюнчиком вернулись в долину, солнце уже вставало, и травы покрылись тяжёлой росой. Изумруд в её руке слегка светился, будто в нём плескалось утреннее небо. Баюн важно вышагивал рядом:
— Держу пари, когда ты покажешь это чудо — кое у кого выпадут глаза. Особенно у той, что пишет письма в воздух и думает, что они в столицу долетают.
— Ты о Марфе?
— Она самая. Её бы на травяные настойки, а не в интриганы. Её максимум — «Зелье против скуки, брать перед сном, можно с котом».
---
У подножия холма их уже ждали: семьи, пришедшие на земли Раисы — высокие, крепкие, с детьми, стариками и грузами надежд. Живояна стояла чуть поодаль, змеи её свиты тихо шипели в утреннем воздухе, как обереги от ненужных слов.
Раиса подняла изумруд над головой, и камень вспыхнул зелёным светом, как сердце весны.
— Нашли жила! — раздался чей-то радостный крик.
— Это не просто жила, — отозвалась Живояна, подойдя ближе. — Это знак. Земля приняла её. А теперь и мы должны.
Змееглазая дева коснулась плеча Раисы, и изумруд сам по себе растворился в её ладони, впитавшись в кожу.
— Он сросся с тобой, — шепнула Живояна. — Ты теперь — живая жила, мать рода. Слишком много вражды ходит по свету. Пусть этот Род будет нерушим.
---
Раису повели к родовому кругу — выложенному из плоских камней и усыпанному сухими лепестками. Живояна подняла посох, украшенный перьями, костями и изумрудными змеями, и произнесла:
— Пусть ныне каждая семья, желающая жить на этих землях, даст клятву Хозяйке Рода. Не на бумаге, не на крови, а на магии самой земли. Кто соврёт — корни деревьев выдавят из почвы, кто предаст — реки унесут его голос.
Первыми вышли семья Радимовичей — широкоплечий глава, его беременная супруга и сын-юнец. Он преклонил колено:
— Даю клятву, что признаю эту женщину Хозяйкой, и мой род будет служить и стоять рядом. В знак клятвы — плод нашей земли.
Они протянули амулет — бронзовый корень, оплетённый зелёной нитью. Камень в нём пульсировал.
---
Дальше шли семьи с севера, ремесленники с юга, военные с восточных границ. Каждый приносил дары, каждый произносил клятву, каждый вкладывал частицу себя. Кто-то — мёд, кто-то — зерно, кто-то — фигурку из бересты.
Живояна наблюдала молча, шипя только один раз, когда Марфа вышла вперёд, неся связку трав.
— Клянусь чесноком, — начала Марфа, — да лопухом, что вырос у нас за погребом… Да пусть моя душа трижды снотворную настойку выпьет, если я хоть один раз…
— Достаточно, — мягко остановила её Раиса. — Лопухов с нас достаточно. Лучше уж кота поклянись.
— А он точно не сдаст? — прищурилась Марфа.
Баюн поднял лапу:
— Я клятвы фиксирую через мурлыкание. Если ты врёшь — начинается чихание в носу у драконов. Надо?
— Не надо, — быстро согласилась Марфа и отступила, шепча: — Всё равно князю про это напишу! Всё расскажу! Про лопухи, про кота, про… а где перо?
Она достала перо... но оно тут же зацвело мхом. Видимо, змеи уже наложили на неё "фильтр бессмыслицы".
---
После обряда Живояна приблизилась к Раисе. Из волос её выползла миниатюрная змея — с золотым узором на спине.
— Я первая дала тебе клятву. Моя магия теперь будет рядом. Возьми амулет, он слит с моей кровью. Не только хранит, но и пробуждает.
Змея свилась в узор и легла на грудь Раисы, превращаясь в тонкий кулон из янтаря и зелёного стекла. Раиса вдруг услышала шорохи, как будто её мысли теперь сопровождались голосами ветра, трав, корней.
— Это... магия? — прошептала она.
— Это ты, Хозяйка, — ответила Живояна. — Просто раньше ты себя не слышала.
---
Вечером, под звёздами, Раиса сидела у костра. Семьи пели, пекли хлеб, дети играли, а Баюн лежал у её ног, ковыряя лапой в пепле:
— Ну что, хозяйка. С родом разобрались, изумруды показали, змеи приручены, Марфа в коме от настойки счастья. Завтра — шахта?
Раиса засмеялась и покачала головой:
— Завтра — баня. А потом уже всё остальное.
— Правильно, хозяйка, — мурлыкнул Баюн. — Настоящая ведьма сначала парится — потом мир спасает.