Изящная ложь

Глава 1. Мы падаем. Люблю. Живи дальше.

Милана

«Мы падаем. Люблю. Живи дальше.»

Такое сообщение шесть месяцев назад я получила от мужа – пилота пассажирского лайнера. Прочитала только утром, когда прозвенел будильник. Специально хотела проснуться пораньше, чтобы приготовиться к возвращению мужа с рабочей вахты. Запланировала столько дел – уборка, готовка, парикмахерская...

Но как же это?..

Сначала даже не поняла смысл сообщения. Это шутка? Дурацкий розыгрыш? Нет, Максим хоть и любил подтрунивать надо мной, но так жестоко никогда бы не пошутил. Я нажала кнопку вызова и моментально похолодела изнутри, услышав женский роботизированный голос, вежливо сообщивший, что абонент вне зоны доступа.

Полезла в интернет. Новость висела на главной странице почти первой, после курса доллара и сводки медального зачёта летних Олимпийских игр. Пассажирский самолёт из-за технической неисправности рухнул в Чёрное море, совершая перелёт из Анталии в Краснодар. Сообщалось, что благодаря опыту и верным действиям пилотов самолёт удалось практически посадить на воду, а по переданным координатам к нему оперативно направились спасательные службы.

Я выла во весь голос, листая сухой текст новостной сводки, как вдруг последнее предложение собралось из расплывающихся перед глазами букв в слова: «Спасти удалось тридцать семь человек».

Сердце остановилось и завелось по новой, выстукивая бешеный ритм в ушах. В мыслях закрутились обрывки молитв.

Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста.

Это слово назойливо долбилось в мозгу, вклиниваясь между «Отче наш» и «Господи милостивый». Непослушными пальцами набрала номер телефона горячей линии, указанной для справки. Дозвониться удалось лишь спустя час. Ковыряя заусенец на большом пальце до кровавого месива, я давилась воздухом, пытаясь сформулировать волнующий больше жизни вопрос:

— Мой муж... Муж...

— Фамилия, — нервно отчеканила девушка-оператор.

— По... Пожарский. Максим По...

— Секунду, — оборвала она и зашелестела в динамик бумагами. — Да. Пожарский, пилот. Доставлен санавиацией в краевую больницу Сочи.

— Он... живой? — прошептала я и прикрыла глаза, вслушиваясь в какой-то противный писк в динамике.

Секундная пауза натянула мои нервы до предела. В груди будто царапались кошки, причиняя адскую боль и мешая дышать.

— Живой, — ровным голосом ответила оператор, и у меня отчего-то потемнело в глазах.

Живой. Живой! Тридцать семь человек и среди них мой Максим!

Я не могла поверить в случившееся чудо. Всё рыдала и спрашивала у оператора, точно ли это мой муж. Не ошиблись? Правда Максим?

— Правда, — устало вздохнула оператор и тут же припечатала: — Девушка, вы не единственная беспокоящаяся родственница. Дальше все подробности узнавайте в краевой больнице.

Не успела я возразить, как звонок прервался. Не помня себя от радости собралась и помчалась на вокзал, по дороге написав сообщение лучшей подруге, чтобы кормила Ёлку, нашу с Максимом кошку, пока меня не будет в городе.

Я думала, самое страшное уже позади. Хуже просто не может быть. Но когда я увидела мужа на больничной койке, то осознала, что всё только начинается.

Семь недель комы. Три остановки сердца. Один диагноз, разделивший нашу жизнь на до и после.

Паралич нижних конечностей.

Максим сдался не сразу. Врачи заверяли, что шанс встать на ноги невелик, но всё же есть. Регулярные упражнения и терапия могут частично восстановить двигательные функции. И Максим боролся изо дня в день с самим собой, пока я билась за лучшие клиники и врачей для него. Потратила все наши сбережения, залезла в долги, набрала кредитов.

Я готова была отдать всё, что у меня есть, лишь бы огонь в Максиме не затух. Но в конце концов мой муж поставил на себе крест после того, как очередной курс экспериментальной терапии за бешеные деньги не оправдал наших надежд.

— Лучше бы этот грёбаный самолёт рухнул в горах, — в бессильной злобе прорычал Максим после того, как я впервые самостоятельно сняла с него мочеприёмник под контролем медсестры. Целый месяц меня обучали, как теперь ухаживать за мужем.

Конечно, Максим всерьёз так не считал. Он прекрасно понимал ценность спасённых жизней. Чужих жизней, но не своей.

— Не говори так, — всхлипнула я, едва не расплескав содержимое на пол из-за нервов и дрожащих рук. — Мы справимся.

— Ты блаженная, что ли? — Максим всадил в меня такой взгляд, что даже медсестра ретировалась из палаты, оставив нас наедине. — Не с чем справляться. Я теперь инвалид, понимаешь ты? Ин-ва-лид, — выплюнул он мне в лицо уродливую правду.

— Ты герой, — мягко напомнила я, на что муж презрительно фыркнул.

В глазах общественности Максим и правда стал героем. Его даже наградили медалью «За спасение погибавших». Второго пилота наградили посмертно.

Максим, такой сильный, страстный и жадный до жизни, не мог примириться с «новым» телом. Не мог смотреть на инвалидное кресло. И плевать хотел на награды. Он просто выполнял свою работу и не считал, что заслуживает благодарности. Я знала, что Максим, не задумываясь, повторил бы свой подвиг вновь ради людей. Но, если бы мог выбирать, предпочёл бы для себя смерть.

Глава 2. Ты ведь не изменишь мне?

Максим

Курить, глядя на огни ночного города – единственный ритуал, который остался у меня от прошлой жизни. И который не требовал здоровых ног. Одна сигара по вечерам. Не важно, где бы я находился, я не нарушал его.

Эта привычка досталась мне от покойного отца. Выкуривая сигару, я будто бы разговаривал с ним. Сейчас, после ссоры с женой, я мысленно просил у него совета. Какого-то знака, чтобы понять, что я делаю не так. Почему потерял связь с самым близким мне человеком.

Милана будто бы не слышала меня или только делала вид. Увязла в стремлении поставить меня на ноги, крутилась в череде бесполезных встреч с докторами и мозгоправами, свято веря, что очередная терапия сотворит чудо. Я давно уже в чудеса не верил. Лет так с восьми, когда мать бросила нас с отцом ради богатого турка и укатила за границу строить личную жизнь. А то, что я выжил в авиакатастрофе, чтобы провести остаток жизни в инвалидном кресле, не иначе, как издёвкой назвать нельзя.

Нахрен мне не сдались эти клиники, эта Москва. Ещё и медсестричку Милана откопала где-то, чтобы она носилась со мной. Говорил Милане – не надо. Сначала стрёмно было. Ну как это, молодая девка мне зад подтирает. А после того, как я немного окреп руками и научился сам себя обслуживать в вопросах гигиены в оборудованном сортире, Милана всё равно настояла на услугах Алёны. Типа пусть следит за тем, как я выполняю упражнения, и чтобы не пренебрегал уколами и таблетками, предписанными врачами.

Короче, трата денег впустую, которых и так не хватает. Что там моё пособие по инвалидности? Копейки.

А вот долгов у нас набралось порядочно за то время, пока я верил, что ещё можно что-то сделать, и заряжался от жены её энтузиазмом. Огню Миланы можно было позавидовать. Меня восхищала её внутренняя сила. Наверное, будь она послабее, я бы сдался в самом начале.

Теперь же мне хотелось ей прошептать: «Будь, пожалуйста, послабее. Я не вывожу». Мне ничего не надо. Лишь знать, что в её глазах я всё тот же мужчина, в которого она влюбилась без памяти, когда мы впервые встретились на горнолыжном курорте. Я ещё твёрдо стоял на ногах и мог без труда исполнять любой женский каприз в койке.

Выдыхаю горький дым. Он медленно поднимается до приоткрытого панорамного окна и растворяется в дожде. Перевожу взгляд на площадку перед домом. В мыслях снова вспыхивает вчерашняя картинка, как высоченный мужик выходит из белого Лексуса и открывает пассажирскую дверь моей жене. Как обнимает её на прощание и задерживает в руках непозволительно дольше, будто она свободная женщина.

Сраный гондон.

Хотя я сам недалеко ушёл. Наговорил любимой женщине всякой ерунды, довёл до слёз. Я точно знал, что Милана сейчас плачет. Она вообще часто плакала, особенно по ночам, отвернувшись от меня и уткнувшись в подушку. Старается, чтобы я не замечал. Но, твою мать, я всегда замечал. Только сделать ничего не мог, и это меня выносило. Поэтому, как последний трус, я делал вид, что сплю.

За спиной со щелчком открывается дверь. Слышу тихие шаги Миланы по ковру. Я напрягаюсь, стараясь понять, всхлипывает ли она, но из-за дождя не разобрать. Рука жены мягко опускается на плечо.

— Замёрзнешь, — говорю ей, не повернув головы.

Милана обходит кресло и осторожно садится ко мне на колени, обхватив ладонями шею и уткнувшись носом в висок. От её длинных волос сладко пахнет ванильными духами и совсем немного сыростью зимы. Мне почему-то кажется, что Милана хочет что-то сказать или спросить, но не решается. Тихонько сопит, поглаживая моё плечо.

— Прости меня, — начинаю первым.

Милана не отвечает. Её рука проводит несмелую линию от плеча до моего запястья. Жена сплетает наши пальцы. Я тушу недокуренную сигару в пепельнице и обнимаю Милану двумя руками, зарываясь носом в её волосы. Она издаёт едва слышный стон. Приникаю губами к её шее, оставляю поцелуи на выступающих ключицах и спускаюсь ниже, к вырезу блузки. Расстёгиваю верхнюю пуговицу и проскальзываю ладонью под атласную ткань, сжимая грудь поверх тонкой сеточки лифчика.

— Ты меня любишь? — на выдохе спрашивает Милана.

Она опускает мою другую руку себе между ног и крепко сдавливает бёдрами. Я играюсь языком с тонкой золотой цепочкой на шее жены, а затем слегка прикусываю нежную кожу. Милана вздрагивает и откидывает голову, подставляясь моим ласкам. Тут же целую укус и касаюсь носом мочки её уха.

— Люблю, — шепчу ласково, вкладывая в это слово безграничную благодарность за то, что жена всё ещё рядом со мной.

Милана расстёгивает пуговицу на моих джинсах и забирается ладонью в боксеры. Сдавливает член так, что я охаю от боли и удовольствия одновременно.

— А если... если вдруг разлюбишь? Ты мне скажешь? — она плавно двигает рукой, лишая меня способности ясно мыслить.

— Что ты... несёшь?

— Ты ведь не изменишь мне?

Вопрос хлёстко ударяет куда-то под дых. Убираю ладонь с мягкой груди Миланы и отстраняюсь, чтобы смотреть жене в лицо. Она пристально глядит на меня своими огромными, как у лани, голубыми глазищами с густыми ресницами. В них я чётко распознаю подозрение.

Бог ты мой. Что за вопрос такой? Это она у меня спрашивает? Был бы я тем собой, что махом взбирался на скалодром, проплывал километр в бассейне, тягал железо в спортзале, а потом ещё трахался будто в последний раз, я бы ещё понял её опасения. Теперь же вопрос жены звучал если не глупо, то, как минимум, странно.

Глава 3. Не всё явное очевидно

Милана

Каким-то женским чутьём я определила, что муж мне не лжёт. Во всяком случае, пока. Он меня любит. Но что за помада на рубашке? Была ли измена? Невозможно так испачкать ворот, если только его случайно не коснуться губами во время иступлённых ласк. А вот с кем были эти ласки? И как далеко они зашли?

Изумление в глазах Максима, когда я спросила про измену, было неподдельным. Очень натуральным. Оно и понятно – какая жена в здравом уме заподозрит мужа-инвалида в неверности? Это же абсурд. Почти что нелепая шутка.

Только Максим после травмы перестал видеть в себе того мужчину, что без труда очаровывал женщин. А я нет. Ему казалось, что кресло лишало его привлекательности. Но это не так.

В моём муже всегда был внутренний стержень, магнетическая харизма и врождённое обаяние. Это невозможно вытравить из человека никакой физической травмой. Максим из тех мужчин, кого можно часами слушать с раскрытым ртом, наслаждаясь уверенностью и твёрдостью хрипловатого баса.

Я не сомневалась, что, если моему мужу захочется кого-то соблазнить, он сделает это практически без труда. Разве что не так быстро, как сделал бы это полгода назад.

Короткий писк будильника. Утро встречает меня урчанием Ёлки, свернувшейся калачиком сверху на моей подушке, монотонной дробью дождя в окно и хмурым взглядом Максима. Он, уже одетый в домашний спортивный костюм, сидит, ссутулившись, в кресле возле окна и постукивает пальцами по подлокотнику. На коленях у него лежит мой телефон.

Стоп. Мой? Понятно, почему трель будильника была такой короткой. Я сглатываю кислую слюну и натягиваю одеяло до шеи.

Максим что, пытался залезть в мой телефон? Я специально поставила пароль. Не хотела, чтобы муж видел сообщения от банков, которые приходили практически ежедневно, напоминая, что мы в долговой яме. Не хотела, чтобы это тревожило его без того хрупкий покой, который я с таким трудом выстраиваю для него.

Но Максим задаёт совершенно неожиданный вопрос:

— Как прошло свидание? — голос ровный, но я моментально улавливаю в нём тихую злобу.

Что? Какое ещё свидание?

И тут меня осенило.

— О чём ты? — отвечаю вопросом на вопрос, притворившись, что не понимаю, о чём речь. На самом деле выигрываю время, чтобы подобрать слова и объяснить мужу, как так вышло.

Однако Максим безошибочно считывает этот ход и уже не пытается изображать спокойствие.

— Я инвалид на ноги, а не на голову, — рычит он. — Могу я узнать причину, по которой моей жене звонят по ночам и благодарят за вечер?

Максим подъезжает к кровати и бросает телефон в мою сторону. Я, вздрогнув одновременно с потревоженной Ёлкой, быстро смотрю на заблокированный экран и перевожу взгляд на суровое лицо мужа. Ёлка с тихим мявком ретируется с постели, задрав хвост.

Это было даже не свидание. Скорее рабочая встреча, результатом которой могло стать моё повышение с личного секретаря зама до личного секретаря директора. То есть личной помощницы Дениса Александровича. А бонусом, следовательно, была бы и прибавка в зарплате.

Денис Александрович интересовался мной с первого дня нашего знакомства, но я деликатно отклоняла его знаки внимания. Не слишком резко, не слишком однозначно. Боялась, что абсолютная категоричность лишит меня только что обретённой работы. А она была мне ой как нужна. Нигде больше я бы не смогла найти такого свободного графика, сочетающегося с уровнем дохода и отсутствием нужного образования. Фактически я получала зарплату по просьбе отца Руслана.

Потому приходилось терпеть касания невзначай, повышенное внимание и глупое чувство юмора Дениса Александровича. А когда он пригласил меня на ужин под предлогом того, чтобы я помогла ему «советом» с выбором поставщика материалов, сразу же поняла, что к чему. И была готова закрыть глаза на откровенный подкат.

Но я была не готова к поздним звонкам напоказ, и тем более – терпеть подозрения мужа.

— Я сделаю замечание Денису Александровичу. Такого больше не повторится, — чеканю ровным тоном, глядя Максиму в глаза. Продолжать игру «я не понимаю, о каком свидании речь» не было смысла.

— Что не повторится? — не унимается Максим.

— Звонки. Я скажу, чтобы по всем вопросам он звонил в рабочее время.

— А на свидания тоже будешь в рабочее время ходить? — иронизирует Максим, скривив губы в усмешке.

Вздохнув, поднимаюсь с постели и захлопываю полы шёлкового халата. По ногам тут же поползли мерзкие мурашки от сквозняка, пробирающегося сквозь приоткрытое на проветривание окно, и я зябко перетаптываюсь. А, может, дело вовсе не в холоде, а в укоре, с каким Максим смотрит на меня.

— Я не хочу ругаться, — стараюсь выдавить улыбку. — То, что ты называешь свиданием, на самом деле рабочая встреча. Я помогла Денису Александровичу выбрать выгодного поставщика, а он пообещал мне повышение.

Максим на это ничего не отвечает. Лишь устало проводит пальцами по щетине и прикрывает глаза, соглашаясь с предложением перенести скандал на потом. Он выезжает из комнаты, не посмотрев на меня даже мельком.

Второпях собираюсь на работу, наливаю кофе в кружку-термос. Максим изредка подглядывает на меня угрюмо, попивая свой кофе и листая ленту новостей в телефоне. Каждой клеточкой ощущаю его напряжение, но говорить ничего не хочется. Устала. Зачем оправдываться, если что бы я ни сказала, он воспринимает в штыки?

Глава 4. Мёртвые пилоты

Максим

Нихрена себе. Вот это номер! У меня челюсть так и отвисла, когда Алёна появилась на пороге кухни.

— Доброе утро, Максим Андреевич! — бодро здоровается девчонка, улыбаясь во все тридцать два. Я, поражённый её выходкой, продолжаю молча таращиться на вишнёвые локоны. Алёна артистично взбивает пальчиками причёску. — Вы думали, мне слабо? А вот и нет! Теперь-то вы согласитесь выбраться из дома и подышать свежим воздухом? Обещаю, что не завезу вас ни в какие «дебри и кушери*».

Алёна мечется по кухне, сооружая для нас завтрак. По новой готовит кофе и нарезает кругляшки колбасы для бутербродов. А я так и пялюсь на эти завитые в локоны розовато-красные прядки, плавно переходящие в тёмно-каштановый. Девчонка уже месяц нудит «давайте сходим в парк погулять», «давайте сходим на обед в кафе, развеемся». И это её вечное «сходим».

Ага, блядь. Разбежался.

После последней провальной терапии я не то, что в парк или кафе, я на долбаную лестничную клетку не выезжал. А зачем? Я вдруг отчётливо понял, что мне тошно ездить на коляске там, где раньше ходил ногами. Будь у меня возможность, вообще забился бы в какую-нибудь конуру, как собака, чтобы не видеть этих жалостливых взглядов, которые преследовали меня со дня катастрофы.

Ну и ляпнул Алёне сдуру: «Станешь серо-буро-малиновой, вот и сходим». А за ней заржавело разве? Вон вырядилась в серые джинсы и такой же вязаный свитер. И причёску даже сменила, чтобы уж наверняка не доколупался.

— А ты всегда так легко подкидываешься на слабо? — бурчу ей, не скрывая раздражения.

— Вообще-то нет, — Алёна ставит передо мной тарелку с бутербродами и чашку кофе, а сама садится напротив, подперев подбородок руками. — Я никогда волосы не красила. Мама говорит, это вредно для структуры. А она у меня парикмахер с тридцатилетним стажем, я ей доверяю, так что...

— Алёна, очень много слов, — вздыхаю с улыбкой. — Хорошо. Хочешь парк, будет тебе парк. Но дальше него никуда не поеду.

— Ура! — Алёна хлопает в ладоши с неподдельным восторгом. — Поверьте, Максим Андреевич, я вам такие места покажу, что вы сами попросите меня о новых приключениях! В парке Галицкого новые локации открылись, знаете? Японский сад, инсталляция планет...

Ох, Господи, блядь... Инсталляция планет! Поверить не могу, что продолжаю слушать этот детский лепет. Алёна тараторит что-то ещё про локации, а я уже хрен подзабил. Наблюдаю за вылизывающейся Ёлкой у неё на коленях и вспоминаю, как докатился до такой покладистости.

Месяца три назад я бы заткнул Алёну ещё на этапе «доброго утра». Какое, в жопу, оно доброе? Она бесила меня своей жизнерадостностью ровно настолько, насколько вызывала зависть.

Я жёстко трепал этой девочке нервы. Посылал Алёну в такие «приключения», что она полдня ещё сопли на кулак наматывала. Но терпела, молчала. Слова плохого моей жене не сказала. Может, ей тоже нужны деньги? Хрен знает. Не удосужился спросить. Когда кто-то за счёт твоего без того худого кошелька решает свои проблемы, он автоматически вызывает меньше сочувствия.

Однако злобная игра в мудака быстро перестала доставлять мне удовольствие. Девчонка смекнула, что я специально её провоцирую, чтобы испугалась и сбежала с этой «работы». И Алёна отчего-то с двойным упорством начала пытаться вдохновить меня жить. Дура? Ну дура, конечно. У жены не получалось, а эта с чего-то решила, что у неё выйдет.

Что я только ни делал, чтобы спровадить Алёну. От тупых приколов вроде соли в её кофе до имитации эпилептических припадков. А она ходила и назло мне улыбалась. Шутила, трещала о своих подружках, местах, где побывала в свои двадцать и местах, которые хочет увидеть. Рассказывала о фильмах и музыке, которые ей нравятся. К слову, дерьмовые фильмы. Музыка ещё хуже. Какие-то розовые сопли. Но я в итоге сдался под этим напором жизнелюбия и перестал отравлять её существование.

Да, говнюк, знаю. Но Алёна воплощала собой всё то, что я так отчаянно любил в прошлой жизни. Красивая, сильная, здоровая, голодная до впечатлений – она буквально выворачивала меня наизнанку оптимизмом и своим присутствием. Алёна безумно напоминала меня самого. Она, как только что распалившийся костерок, начинала вкушать жизнь, пробовать её на вкус.

Я до боли в сердце узнавал в ней эту тягу к авантюрам и до скрежета в зубах завидовал, что сам больше не могу подкармливать своё пламя. Да, наверное, мой огонь ещё не сдох до конца. Трепыхался в агонии, задыхаясь. И я задыхался вместе с ним, потому что не было сил и возможностей его накормить.

Алёна всё ещё тарахтит, точно из пулемёта, перечисляя места, которые она задумала мне показать. Тяжко вздохнув, допиваю кофе и останавливаю поток её восторженных слов резонным замечанием, что неплохо бы приступить к массажу и уколам, если она хочет отправиться в парк.

— Ой, — Алёна заливается краской и нервно проводит пальцами по волосам. — Простите, Максим Андреевич, я что-то увлеклась... Сейчас я всё приготовлю!

Она маленьким вихрем носится по кухне, убирая посуду с продуктами, и убегает в зал. Слышу, как шуршит плёнка на шприцах, и как Алёна раскладывает специальную кушетку для массажа. Ёлка недовольным мявком привлекает моё внимание.

— Что, прогнала тебя твоя любимица? — треплю мягкое серое ушко. Ёлка утыкается мордой мне в ладонь и мурчит. К Алёне кошка привязалась чуть ли не с собачьей преданностью.

Глава 5. Тёмная вода

Милана

В «Мяте Лаунж» мятные стены, потолки и даже мебель. Много зелени и круглые жёлтые лампы с мягким светом. Народу практически нет. Оно и понятно! Средний чек в этом заведении близится к пятизначной сумме. Мы однажды были здесь с Максимом, отмечали первую годовщину свадьбы. Глазами нахожу тот самый столик у окна, и сердце сжимается от тоски по прошлому. Я бы всё отдала, чтобы муж ещё раз привёл меня сюда. На своих ногах.

— Выбирай, что хочешь, Мил, — Денис Александрович осторожно касается моей ладони, но спешно убирает руку. А у меня кожа горит от его пальцев.

На языке колются заготовленные слова с просьбой не звонить после работы, но я никак не могу выдавать их из себя. Застряли комом в пересохшем горле. Сглатываю слюну и утыкаюсь взглядом в меню, лишь бы не встречаться глазами с начальником.

К нам подходит официант. Наобум выбираю первый попавшийся салат из жареных баклажанов и кофе, а Денис Александрович заказывает мясной стейк.

— Ты быстро всему учишься, — он первый начинает разговор. — Систематизировала нашу клиентскую базу, навела порядок в документах от поставщиков. Думаю, ты отлично справишься с должностью моего секретаря. Сможешь приступить завтра?

— У меня вторая работа, Денис Александрович, — осторожно замечаю я.

На губах начальника появляется однобокая улыбка.

— Денис, — поправляет меня он и расслабленно откидывается на спинку кресла, положив руки на подлокотники. Я невольно глянула на массивные золотые кольца на указательных пальцах.

— Денис... — отзываюсь глухим эхо.

— Мил, ну сколько тебе платят в аптеке? Сорок? Пятьдесят? Я компенсирую.

— Я не уверена, что...

— Перестань, — он мотает головой. — Я знаю, что тебе нужен гибкий график. И деньги. А мне нужен толковый человек. Я готов платить достойную зарплату. И у тебя появится время для твоих... дел.

Как необычно из его уст прозвучало слово «муж». Денис правда хочет помочь от чистого сердца? Или это очередной показательный поступок, чтобы я сравнила его власть и состояние со сломленностью и беспомощностью Максима? Так сказать, оценила и выбрала. В любом случае, со мной это не сработает.

Кручу колечко на безымянном пальце. Хм, уволиться из аптеки? Заманчиво. Даже слишком. У меня было бы больше времени, и тогда точно можно отказаться от услуг медсестры. Не без удовольствия уже воображаю, как прогоняю Алёну и не ищу замену. А ещё я бы не валилась с ног, и Максим больше не злился, что я пропадаю целыми днями. Мы проводили бы больше времени вместе и, возможно, наш разваливающийся брак реанимировался.

— Что скажешь? — напоминает о себе Денис. Видимо, слишком долго молчу после такого щедрого предложения.

— Это не будет... неловко? — поднимаю на него взгляд, встречаясь с его тёмными, почти чёрными глазами. В них пробегает смешливая искорка.

— Не будет.

— Тогда я... я...

Ну же, Милан, чего ты мнёшься? Хотела же повышение. Разве ты не устала? Соглашайся. Это буквально твой шанс вспомнить, что ты женщина, а не ломовая лошадь. Соглашайся... Это только работа. Ты не делаешь ничего постыдного. Максим обязательно тебя поддержит...

— Согласна, — выдавливаю из себя тихо, прислушавшись к уговорам внутреннего голоса. Но в груди отчего-то сдавливает болью.

— Прекрасно, — Денис коротко кивает. — Тогда сегодня пиши заявление.

— Но мне всё равно нужно отработать две недели, подготовить аптеку к ревизии... Я не могу приступить прямо завтра. Только через два дня, как обычно...

Денис хитро прищуривается, словно что-то задумал. В этот момент к нам возвращается официант с нашим заказом, и я, чтобы как-то унять волнение, принимаюсь разбирать салат на составляющие. Денис, видно приняв какое-то решение, выдаёт ровным тоном:

— Через два дня у меня запланирована командировка в Москву. Я хочу, чтобы ты, как мой личный помощник, полетела со мной.

Не вопрос, а приказ.

— А...

— Все расходы за счёт фирмы, — продолжает он невозмутимо. — С твоей второй работой я решу вопрос. Оставь номер директора.

— Но...

— Мил, я же сказал, что всё решу.

— Но что я мужу скажу? — всё-таки вставляю своё слово, и вся сжимаюсь под пробирающим до мурашек взглядом начальника.

— Правду? — усмехается Денис, делая глоток кофе. — В конце концов, я же тебе не за красоту зарплату платить собираюсь.

Да уж, точно не за неё. Хотя выгодную сделку мне предложили, кажется, именно за неё. Меня разрывало от чувства, что Денис этим предложением не только помогает, но и ловит меня в ловушку. Свою ловушку. Чем больше он проявляет интерес, тем выше моё искушение поддаться возможностям, которые может дать этот мужчина...

На телефон приходит уведомление. Взглянув на экран, шумно выдыхаю. Снова банк. Господи, это закончится когда-нибудь? Ну почему это случилось именно с нами? Теперь мои сомнения окончательно улетучились. Я должна схватиться за протянутую руку Дениса, чтобы вытащить и себя, и мужа. Честно ли это по отношению к Денису? Наверное, не очень. Но мне выбирать не приходится.

Визуализация

Милана

Максим

Алёна

Денис

Что думаете? Похоже? :)

Глава 6. На скамейке запасных

Максим

Известие Миланы о командировке меня, мягко говоря, разозлило. Нет. Я был в ярости. Обжигающей, бессильной, отравляющей меня, как цианид. Я настолько потерял контроль над эмоциями, что не мог заставить себя выдавить жене ни одного слова.

Прекрасно видел, как она виновато крутилась рядом. Смотрела так, будто чего-то ждала. Но я был ослеплён гневом и даже не попрощался с ней перед отъездом.

Лишь когда дверь за Миланой захлопнулась, а её такси выехало со двора, я наконец понял, что совершил ошибку. Фатальную. Она могла мне стоить не просто нашего брака, а, чёрт его дери, нашей любви. И я разозлился ещё сильнее, но теперь на себя. Хотелось на стену лезть. Ну что я, мать твою, наделал?!

Тем днём, наплевав на традицию и лёгкие, я курил сигару одну за другой. Как всегда взывал к духу отца, вновь прося совета, да только мне думалось, что отцовский дух хотел прописать мне леща, а не чего-то советовать. Отец Милану очень любил.

Алёна беспомощно слонялась рядом, робко предлагая то чай, то таблетки, но я рявкнул на неё, и она, насупившись, уселась на диване в зале вместе с Ёлкой. Так и просидела до вечера, пялясь в бестолковые ток-шоу и поглядывая на меня с беспокойством.

А я пялился на свой телефон, где был открыт контакт Миланы с её фотографией. Моё любимое фото. Жена на нём смешно жевала пиццу, нос испачкан соусом, а длинные волосы собраны в растрёпанный пучок. Мне нравилось ловить забавные моменты вроде этого. Милана по-доброму ворчала, типа я фоткаю её, когда она не готова. Но для меня в этих моментах крылась наша уютная семейная жизнь. То искреннее и неподдельное, за что я безгранично любил жену.

Я хотел позвонить Милане и сказать, какой я осёл. Даже нажал на вызов, но тут же сбросил. Думать надо было раньше. Сейчас этот звонок, скорее всего, вызвал бы у неё только раздражение. И я отложил телефон, опять закурив.

В голове, как мухи в стеклянной банке, билось множество мыслей и страхов. Самый главный – это то, что Милана целую неделю проведёт бок о бок со своим долбаным начальником. Не надо быть гением, чтобы понять: моя жена ему нравилась. Я прочёл это между строк в невинных сообщениях и увидел в объятиях, в которых он её удержал.

Милана утверждала, что это только работа. Но я понял, что работа давно перешла в личное. Как минимум, с одной стороны. И я охренеть, как боялся, что своим мудацким поведением дал Милане повод задуматься, чего же стоит теперь наш брак.

— Ой, пардон. Формулировка не та. Чего теперь стоит брак со мной, — заканчиваю пересказ и надавливаю пальцами на веки.

— Да, ты мудозвон, — подытоживает Гордей, мой сокурсник, бывший коллега-пилот и по совместительству лучший друг.

Он припёрся ко мне на следующий день после отъезда Миланы. Сразу, как вернулся из рейса. Принёс две полторашки чешского пива и копчёный жерех.

— Гордый, ты вот нихрена не помогаешь, — мрачно замечаю я и делаю большой глоток.

— Я просто говорю правду, которая тебе не нравится.

— И что мне делать с этой правдой?

— Во-первых, принять к сведению. А во-вторых, — Гордый кивает на мой телефон. — Позвони жене и извинись.

— Ей не до моих извинений. Она работает. И хочется верить, что не над тем, чтобы со мной развестись, — сарказм всё-таки проскальзывает в моём тоне, хотя я честно пытался его сдержать.

Гордый поднимает бровь.

— Одно другому не мешает. Не оставляй женщин на старость, водку на завтра, а торможение на конец полосы, — изрекает он с улыбкой.

— Ну позвоню я, извинюсь. И что дальше? Как это поменяет ситуацию? Она ведь уже улетела, Гордый. Ты бы видел, с каким удовольствием собирала чемодан. Будто из тюрьмы сбегает. Хотя...

— Никаких «хотя», — хмыкает Гордый, кровожадно отрывая своему жереху голову. — Если бы она считала ваш брак тюрьмой – помахала бы тебе ручкой сразу после выписки из больницы. Она же для тебя старается.

— Я понимаю.

— Работу вторую нашла. Моя Олька уже давно бы дала мне пинка под зад, как псине бездомной, если бы я оказался на твоём... Ой, — Гордый запинается, поймав мой колючий взгляд. — Прости, Пожар. Я это так ляпнул. Не подумав.

— А зачем тебе такая Олька? — смещаю фокус разговора от себя. Слушать нравоучения, бьющие по больному, порядком надоело. Я и сам прекрасно справлялся с тем, чтобы себя загнобить.

— Ну-у, — Гордый пожимает плечами. — Мы же так пока. Ничего серьёзного. А Миланка у тебя девчонка мировая. Кстати, что у вас с долгами?

Ага. Сместить фокус хера с два вышло. В такие моменты я люто ненавидел суперспособность друга спросить о том, что меня беспокоит. В своё время он дал нам с женой неплохую сумму с твёрдым «отдавать не нужно». Я оценил. Но Гордый всё равно был в моём списке тех, кому я рассчитывал вернуть долг. Сразу после того, как мы разберёмся с банками.

— Долги есть, — отвечаю невозмутимо, чтобы Гордый по голосу не оценил масштаб проблемы. — Разбираемся потихоньку. Я отправил новый запрос в МалАП*. В вакансии диспетчера они отказали. Может, в вакансии сраного координатора расписаний не откажут.

— Вот суки, — вздыхает Гордый. — С твоим-то опытом да в координаторы...

— Если и здесь пошлют, отправлюсь в Центр занятости. Выбирать особо не приходится, — я тоже вздыхаю, покручивая в пальцах рыбий плавник. — Смотреть, как Милана зашивается, больше нет сил.

Гордый удивлённо округляет глаза.

— Погоди. Ты ей не сказал, что работу ищешь?

— Конечно, нет. Знаешь, какой крик поднимет? «Ты же массаж пропустишь! А как же упражнения? У тебя чёткое расписание, Максим!», — передразниваю жену противным голосом. — Нахер это расписание. Толку не вижу. А так хоть деньги будут. Если, конечно, эти ублюдки посчитают меня пригодным.

— Слуша-ай, — Гордый хмурится, о чём-то задумавшись. — А если нашего полкана дрюкнуть? У него же по-любому связи остались после ментовки. Давай наберём Иваныча? Пусть поспрашивает у своих.

Глава 7. Декорации к дешёвому фильму

Милана

Я не успеваю опомниться, как мы уже оказываемся в номере Дениса. Поцелуи переходят в раздевание. Он ловко избавляет меня от дублёнки, ещё быстрее справляется с рубашкой и поднимает меня на руки. Обхватываю ногами его бёдра, а он прижимает меня спиной к стене, не прекращая целовать шею. Закрываю глаза в наслаждении. Борода царапает кожу, я от этого завожусь сильнее, подставляясь под грубые поцелуи.

Денис стягивает с меня лифчик и приникает губами к соску, посасывая и водя по нему языком. Твою мать, это какое-то наваждение. В эту секунду я не могу ни о чём думать, кроме как об удовольствии. Тело требует разрядки. Голос разума превращается в еле слышный шёпот, который заглушают наши стоны.

Р-раз, и мы уже на кровати. С меня стащили остатки одежды, а я проворно, как одержимая, расстёгиваю ширинку на джинсах чужого, не моего мужчины. Денис разворачивает меня спиной к себе, властно надавливает ладонью на затылок, заставляя встать на четвереньки, и звонко шлёпает по ягодице.

Стоп... Это не то... Как-то не так...

Он сильной хваткой вцепляется в мои бёдра и рывком подтягивает к себе, упираясь членом мне между ног.

— Какая ты сладкая, — хрипло говорит Денис, наматывая мои волосы на кулак и заставляя запрокинуть голову.

Мне всё ещё хочется продолжения, но сексуальная одержимость медленно уступает место сознательности. Что я делаю? Это неправильно! Но это так приятно…

И я позволяю себе раствориться в похоти. Денис входит неторопливо, растягивая удовольствие и вынуждая меня практически умолять о продолжении. Но мои стоны он толкует по-своему. И неожиданно становится грубым. Хлёсткие шлепки один за другим обжигают кожу, причиняя теперь настоящую боль.

А потом он дёргает меня за волосы, и это отрезвляет окончательно. Как пощёчина. Я совершила ошибку! Пытаюсь отстраниться, но мне не позволяют.

— Денис, подожди... — предпринимаю новую попытку освободиться, однако хватка на бедре лишь усиливается. Говорю громче: — Я не хочу так! Стой!

— Захочешь, — холодно бросает Денис и снова ударяет меня по ягодице. Так, что кожа от шлепка завибрировала пекучей болью.

Денис с силой тянет меня за волосы и наносит очередной удар. Я вскрикиваю, и тогда он наваливается на меня всем весом, дотягивается до подушки и заглушает ею мой протест.

Дальше всё происходит быстро, больно и грязно. Я извиваюсь под тяжёлым телом начальника, давящим сверху, как бетонная плита. Удовольствие смешивается с отвращением к происходящему и себе. С каждым толчком я всё больше понимаю, что секс отдаёт насилием, но уже не могу остановиться. Не могу сопротивляться закручивающейся пружине внизу живота и отчаянно жажду получить оргазм.

И он был фееричным. Такого я давно не получала с мужем. Сквозь гул сердца в ушах я расслышала, как Денис прорычал ругательство, и на ягодицу брызнула тёплая сперма. Хватка расслабилась. Он слез с меня, а я не нашла сил, чтобы убрать подушку от лица, продолжая рвано дышать и содрогаться в сладостной агонии.

Лишь когда волна оргазма схлынула, и я пришла в себя, ужас случившегося обрушился на меня стыдливой реальностью.

— Я же сказала, что не хочу! — перехожу в оборону, не желая принимать правду до конца.

— А, по-моему, ты очень даже хотела, — Денис расслабленно растягивается на постели и кладёт руку мне на живот, но я тут же стряхиваю её.

— Посмотри, что ты наделал! — продолжаю заводиться и демонстрирую ему покрасневшие бёдра. — Здесь же синяки останутся! Что это, мать твою, было?!

— Да угомонись уже.

— Денис, ты вообще не слышишь меня? Я спрашиваю, зачем ты это сделал?!

— Потому что мне нравится трахаться жёстко. И тебе, судя по всему, тоже, — он достаёт пачку сигарет из кармана джинсов, валяющихся на полу. — Муж тебя так не трахает. И вряд ли когда-нибудь вот так оттрахает.

Я не отвечаю на это мерзкое замечание. Сворачиваюсь клубочком и накрываюсь руками, желая раствориться в смятых простынях, пахнущих сладким кондиционером. Денис проводит чем-то шелестящим мне по спине.

— На. Заработала, — перед носом падают две сложенных пополам пятитысячных купюры. — Будешь послушной девочкой, и сможешь через полгодика закрыть кредиты.

Твою мать, серьёзно? Он меня что, покупает?

— Пошёл ты! — смахиваю деньги с кровати на пол. — Совсем охренел?!

— Не набивай себе цену, малыш. Начнёшь выделываться, и я урежу твою зарплату, — Денис усмехается, щёлкая зажигалкой. В ноздри заползает сигаретных дым.

Я приподнимаюсь на локтях, чтобы встать и сбежать из номера куда угодно хоть голой, но он ловит меня за талию и подтаскивает к себе. Прижимает крепко к своему боку, не обращая внимания на сопротивление. Тогда, развернувшись, кусаю его за плечо, и Денис теряет терпение.

— Ну-ка успокойся и слушай сюда! — он сдавливает кожу на моей талии и выпускает дым в лицо. Я закашливаюсь. — Смотри, малыш, что у нас получается. Я предлагаю тебе сделку. Кстати, очень выгодную, в первую очередь, для тебя. Мы продолжаем наши приятные отношения, ты получаешь деньги, цацки, шмотки... что там ещё нужно хорошеньким девочкам?

— Пошёл нахер! Отпусти! — я взбрыкиваю, но Денис крепче придавливает меня к себе и смеётся.

— Ты дослушай, дурочка. Взамен я хочу тебя. По первому требованию, и мне плевать, есть у тебя планы, или ты возишься со своим инвалидом. Ты приезжаешь сразу. Туда, куда я скажу.

Это похоже на какой-то бред. Дорогой номер, мягкие влажные простыни, сигаретный смог и одежда, разбросанная по полу – это что-то из декораций к дёшевому фильму про любовь. Только у нас это отпечатки насилия. А мужчина рядом вовсе не романтический герой.

— Я посажу тебя! — шиплю так грозно, насколько получается. Собираю весь свой гнев, страх и мужество, чтобы не скатиться в бесполезную истерику. — За изнасилование! Сниму побои! Отпусти сейчас же!

Дениса моя угроза позабавила. Он отпускает меня и, зажав сигарету в зубах, поднимает руки.