Качели

Качели

1.

"Скрип-скрип, скрип-скрип" - скрипят качели. Никита отталкивается от земли и на секунду взлетает, воспаряет и зависает в воздухе. И на эти несколько неуловимо коротких, предательски ускользающих мгновений, можно представить, будто бы и в правду умеешь летать. Солнце светит прямо в лицо, ослепляет. Пытается пробиться сквозь плотно сжатые веки.
Но потом сила земного тяготения берет свое, и качели тянет обратно к земле. И тогда Никита вновь делает легкий толчок - и вновь у него на миг вырастают крылья.
Как раз в один из тех моментов, когда носки его ботинок касаются земли, он видит Арину. И вместо того, чтобы в очередной раз оттолкнуться, наоборот - притормаживает. "Скрип-скрип" - скрипят качели, на этот раз жалобно, словно жалеют о том, что пришлось остановиться.
Он наблюдает за шлейфом ее волос, что развевается на ветру. Арина идет, уставившись в экран телефона, и словно бы даже не подозревает, насколько она красивая; и что он, Никита, прямо сейчас любуется ею. И ветер с каждой секундой становится все сильнее, будто бы он тоже ждал ее появления, дабы нарушить собою утренний штиль и прикоснуться к ее волосам.
Будто бы это она приносит с собою ветер. Когда Арина подходит вплотную к качелям, у Никиты замирает сердце. Он раньше думал, что это фигура речи - "замирает сердце". А оказалось, что все буквальнее некуда - он видит Арину, и сердце пропускает удар, потом еще один - и вновь начинает биться, но теперь уже куда быстрее. Будто бы стремясь наверстать упущенное.
-Привет, - произносит Арина.
И Никита отвечает:
-Привет. Ветер и не думает стихать. Может быть, это даже и хорошо - его прохладное дыхание слегка отрезвляет, приводит Никиту в чувство. Не дает тому согревающему пламени, что горит у него в груди, превратиться в пожар.
Она садится рядом, и они прижимаются друг к другу, и Никита чувствует ее тепло. Сердцу слишком тесно в грудной клетке. Арина кладет голову ему на плечо. Никита пытается собраться с мыслями, но мир расплывается перед глазами. Солнце затягивают тучи.
-Тебе не холодно? - спрашивает он.
-Пока что нет, - отвечает Арина после небольшой паузы.
-Как замёрзнешь - скажешь. Зайдем куда-нибудь погреться.
-Мне не холодно, пока ты еще здесь.
Никита поднимает глаза к небу. Похоже, вот-вот прольется дождь. Скоро осень, а значит, дождь теперь будет частым гостем в этом городке. В отличие от него самого.
Он хочет что-то ответить ей, но не может найти слов. Как всегда, эта тема застает его врасплох. Никита ведь всеми силами пытается не думать о своем отъезде. Старательно делает вид, что в самом конце августа не произойдет ровным счетом ничего необычного. И они с Ариной просто пойдут в школу, как и всегда. Она - в десятый. Он... в двенадцатый?
А Арина вновь берет и бьет его прямо в солнечное сплетение своими словами, будто бы брошенными невзначай. И рушит ту хрупкую, сотканную из стекла стену иллюзий, что Никита с таким усердием выстраивал у себя в голове.
-Это ведь всего два года, - говорит он, но ветер сносит его слова куда-то в сторону. Наверное, туда, где Москва и машиностроительный факультет МГТУ, - и, к тому же, я буду приезжать. И ты сможешь приезжать ко мне. А потом ты тоже поступишь, ты ведь у меня такая умная. И мы будем жить вместе, и все у нас будет хорошо.
Его слова звучат вполне убедительно. Настолько, что можно в них даже поверить. Но, в то же время, чувствуется во всем сказанном и что-то неестественное. Какая-то трещинка, через которую можно разглядеть суровую реальность. Реальность, в которой очень редко вещи складываются так, как ты этого хочешь.
-Очень здорово, если это будет действительно так, - отвечает Арина, вновь взяв небольшую паузу, - но ведь ты это сейчас так говоришь. Когда мы рядом. Но расстояние убивает. И я боюсь, что ты забудешь меня. У тебя ведь там будет совсем другая жизнь, Никит.
"Расстояние убивает" - повторяет он про себя. Что-то в этой фразе заставляет его сердце болезненно сжаться.
Арина отрывает голову от его плеча. Он смотрит на ее мягкий, ангельский профиль. И произносит:
-Не бойся. Тебя я забыть не смогу никогда.

2.

И в правду не смог.
Спустя годы эта фраза, смысла которой он в ту секунду еще не понимал до конца, стала его проклятием.
Все действительно сложилось не так, как он говорил. Тридцатого августа Никита уехал в Москву. Арина провожала его на вокзале, и, обняв ее на прощание, он прошептал:
-Я приеду. И мы очень скоро увидимся.
Тогда он сам в это верил.
Но в следующий раз он приехал только на ее похороны. В ноябре, как и обещал.
Всю осень они переписывались, и считали дни до встречи. Планировали, что будут делать, когда увидятся. Пойдут в кинотеатр, прогуляются по осеннему парку. Поцелуются под дождем - прогноз предсказывал непогоду.
Но у водителя, на полной скорости вылетевшего на пешеходный переход, были другие планы. Его, кстати, так и не нашли - да и не особо искали. Показания немногочисленных очевидцев разнились. Кто-то говорил о черном "БМВ", кто-то - о белом "Мерседесе". Номера машины тоже называли разные. И за все эти годы никто, включая Никиту, так и не узнал, по чьей вине погибла молодая девушка по имени Арина.
В общем, в ноябре он приехал на ее похороны. Потом уехал. И больше никогда не возвращался.
До сегодняшнего дня.
Также как и в тот ноябрьский день, моросил дождь. Весь мир казался серым - да он таким и был на самом деле. Серые дома с серыми крышами; фрагменты серого неба, что проглядывают сквозь такие же серые тучи; мутно-серые капли дождя. Серый плащ, в который Никита кутался, проклиная плохую погоду.
Там, в Москве, у него сложилась вполне неплохая жизнь. Да что там греха таить - хорошая жизнь у него сложилась в Москве. Инженером-машиностроителем он, правда, так и не стал. Зато стал начальником строительной бригады. Начинал, конечно, с обычного помощника. Думал, что поработает чуток и пойдет по специальности - а в итоге, вот оно как, затянуло. Дослужился до прораба получал неплохие даже по московским меркам деньги. После смены возвращался домой, заползал в темную и пустую квартиру. Не зажигая света на кухне, включал электрический чайник. Морщась, пил горький кофе без сахара и смотрел на Мичуринский проспект за окном. И в такие секунды ему особенно остро казалось, что вот, сейчас он обернется и увидит ее. Красные волосы, мягкий профиль и хрупкие, словно бы стеклянные очертания тела. И оттого еще сильнее вглядывался в уличный пейзаж, потому что боялся оглянуться и разрушить эту иллюзию.
Да, Арину он забыть так и не смог. Не смог и вернуться в город - даже погостить на денек, что уж говорить о полноценном визите. Даже к родителям. Справедливости ради, не такие хорошие у Никиты с ними были отношения, чтобы часто навещать. Несколько раз за эти десять лет мама с папой гостили у него в Москве - и на этом все.
А потом, в один прекрасный день, что-то внутри него сломалось, и он, ни секунды не раздумывая, взял билет на поезд. Пять часов в вагоне "ласточки", потом час на автобусе от областного центра, и затем, наконец - десять минут пешком от автовокзала. И вот он здесь. Стоит перед теми самыми качелями. И дождь льет с таким остервенением, словно хочет затопить собою весь мир.
Никита поднял голову к небесам, подставляя лицо хлестким пощечинам ливня. Он часто так делал на стройке, когда начинался дождь. Снимал каску, наплевав на технику безопасности, и, взъерошив волосы, давал дождю пропитать его насквозь. Очистить. Смыть пыль и грязь большого города.
В первые разы, только завидев такое вопиющее нарушение правил безопасности, ему кричали, чтобы он срочно надел каску обратно. Матюкались, размахивали руками. Он не замечал. Тогда они плюнули, и стали, похоже, считать это чем-то вроде сравнительно безобидного чудачества, на которое в этой жизни право имеет каждый. Так Никита отвоевал себе право мочить волосы под дождем.
Вернувшись домой, он понял, что на самом деле вернуться у него нет никаких шансов. Потому что возвращаться - по настоящему, а не просто приехав на автобусе в ту же точку на карте - было больше некуда. Город, в котором он вырос, изменился. Знакомых лиц стало куда меньше, а те, что остались, ощутимо постарели и будто бы поистрепались под гнетом времени.
Только качели были теми же самыми.
Они, конечно, еще сильнее заржавели с годами - хотя уже тогда, десять с лишним лет назад, были не то что бы новыми. Никита подошел, прикоснулся к холодной металлической стойке. И так странно было думать, что это и есть те самые качели, которые снились ему все эти годы. Не каждую ночь, конечно, но хотя бы раз в месяц - в обязательном порядке. Те же качели, на которых в тот день он сидел вместе с Ариной, сам еще не подозревая, что находится в самом сердце воспоминания.
Никита аккуратно сел на качели, словно боялся, что они развалятся под его тяжестью. Или под тяжестью всего того, что он принес с собой.
Скрип-скрип. Скрип-скрип. Скрип-скрип.