Глава 1. О пользе бюрократии и вреде драконьего обаяния

От лица Аврелии

– Нет.

Это слово упало на полированную столешницу тяжелым булыжником. А внутри меня что-то оборвалось – тонкая нить надежды, которую я тащила за собой последние три месяца через бесконечные кабинеты, очереди и унизительные объяснения.

Я поправила очки, которые от нервов сползли к самому кончику носа, и вцепилась пальцами в край стула, потому что единственной альтернативой было схватить стоящую на столе бронзовую чернильницу и запустить её в этого борова.

– Простите, господин советник, – мой голос звучал ровно, хотя где-то в груди уже кипело нечто вулканическое. – Возможно, вы не досмотрели третью страницу? Там указано, что помещение бывшего склада полностью соответствует нормам пожарной магии, а лицензия на продажу алкоголя получена через центральную гильдию торговцев, что снимает необходимость в проверках...

Господин Борг – толстый чиновник с бакенбардами, похожими на двух дохлых белок, приклеившихся к его щекам в предсмертной агонии – даже не взглянул в бумаги. Он лениво ковырял в зубах золотой зубочисткой, глядя на меня с тем особым выражением, которое мужчины его круга припасают для женщин.

Нечто среднее между скукой и брезгливым снисхождением, будто я была пятном соуса на его безупречной скатерти.

– Леди Аврелия, – он протянул моё имя, смакуя каждый слог с мерзкой интонацией, словно это была насмешка, а не форма обращения. – Вы – незамужняя женщина, хрупкая и одинокая. Таверна?! В Нижнем Городе? Это место для мужских разговоров, драк, попоек и прочих развлечений, к которым дамы вашего воспитания не должны иметь отношения. Зачем вам это? Откройте шляпную мастерскую. Или лавку благовоний. Или, что было бы куда разумнее, найдите мужа, который избавит вас от этих... странных капризов.

Кровь прилила к лицу – не от смущения, нет. Я давно разучилась смущаться перед подобными типами. Это было бешенство, и мне понадобилось всё самообладание, чтобы не вцепиться ему в эти отвратительные бакенбарды.

– Моя личная жизнь не имеет никакого отношения к градостроительному кодексу, – отчеканила я, выговаривая каждое слово, будто вбивая гвозди в крышку гроба. Его гроба, хотелось бы. – Я требую поставить печать. У меня все документы в порядке, они прошли проверку у юриста, нотариуса и самой гильдии, и вы не имеете законных оснований для отказа!

Борг усмехнулся – влажно, противно, с гортанным хрипом, выдающим его пристрастие к дешевому трубочному табаку, – и наклонился вперед, заставляя меня вдохнуть удушливую смесь его резкого одеколона и пота.

– Требуете? Милочка, вы ничего не можете требовать. Вы – никто. Бедная аристократка, пытающаяся играть в важную даму, потому что папенька проиграл всё состояние в карты, а вы слишком гордая, чтобы выйти замуж за кого-то, кто согласился бы содержать такую... склочную особу. Ваша заявка отклонена! Приходите, когда у вас появится... покровитель. Мужчина с весом. Или когда поймёте наконец, что место женщины – в спальне, а не за барной стойкой.

Внутри меня всё вскипело, взорвалось гневом, и я уже открыла было рот, чтобы высказать этому мужлану все, что я думаю о его компетентности, его мелком самодурстве и жалкой мужественности, которую он пытался компенсировать властью над бумажками… как дверь кабинета с грохотом распахнулась.

Да, не просто открылась – она ударилась о стену с таким звуком, будто в здание въехал экипаж на полной скорости. С потолка посыпалась штукатурка мелкой крошкой. В проёме, заслоняя собой свет газовых ламп в коридоре, возвышалась фигура, от которой у Борга, кажется, остановилось дыхание.

Эстер.

На нём была парадная форма Генерала Драконьей Гвардии: синий мундир с высоким воротником, расшитым серебряной нитью в виде драконьих чешуек, массивные аксельбанты, которые при каждом движении тихо позвякивали, и длинный плотный плащ, подбитый мехом, на котором ещё не растаяли крупные хлопья снега.

Он выглядел как воплощение войны – высокий, широкоплечий, с лицом, высеченным из камня, и глазами цвета неба перед бурей. Пугающий и смертоносный, совершенно неуместный в этом затхлом чиновничьем логове.

Борг поперхнулся, выплевывая зубочистку, и подскочил со своего кресла так резко, что опрокинул таки несчастную чернильницу; фиолетовые чернила поползли по его бумагам, пожирая его идеально выведенные отказы.

– Г..генерал ван Райк! – Голос у него поднялся на две октавы выше. – Какая честь! Мы не ожидали... то есть, если бы мы знали, что вы собираетесь посетить наше скромное учреждение...

Лицо Эстера, мгновение назад каменное и беспощадное, словно он собирался казнить всех присутствующих на месте, вдруг преобразилось. Потому что… он нашёл меня взглядом, и его рот растянулся в той самой широкой, до невозможности мальчишеской улыбке, от которой у всех дам столицы подкашивались ноги.

У всех, кроме меня. Я знала эту улыбку слишком хорошо, чтобы поддаться.

– Авра! – Он воскликнул это так радостно, будто мы не виделись год, а не три часа, полностью игнорируя побледневшего чиновника. – Вот ты где! Я полгорода обыскал, мы же договаривались пообедать, а ты исчезла! Я умираю с голоду, готов съесть лошадь вместе с упряжью. Или даже этого господина, хотя он, конечно, слишком жирный на мой вкус.

Глава 2. О тесных экипажах и запахе вишни

От лица Аврелии

На улице царила зима во всей своей снежной, обманчиво-красивой жестокости.

Хлопья падали крупные, оседая на ресницах и плечах; газовые фонари еще горели, превращая утренние сумерки в мягкое золотистое свечение, а воздух пах морозом, дымом из труб и жареными орехами.

Эстер буквально запихнул меня в свой экипаж – роскошный, обитый внутри чёрным бархатом с серебряным тиснением, вытканными по краям сидений, – и сел рядом, занимая возмутительно много места.

Его бедро прижалось к моему плотно, без зазора. В тесном пространстве кареты его присутствие было всеобъемлющим – слишком много тепла, слишком много мужского запаха, слишком много мускулов под этой формой.

– Ты не должен был вмешиваться, – я уставилась в окно, наблюдая, как мимо проплывают заснеженные фасады домов, которые уже начали наряжать к празднику. – Сама бы справилась.

– Конечно, справилась бы, – он согласился так легко, что я сразу не поверила в эту покладистость. – Наверное, через полгода, когда этот чинуша умер бы от сердечного удара. Или когда ты плюнула бы ему в лицо и села бы в тюрьму за оскорбление должностного лица. Фух, Боги, ну и жара у этого бюрократа. Ты видела его рожу? Как будто он проглотил живую жабу, которая все пытается вылезти обратно.

Я скосила взгляд.

Эстер расстёгивал верхние пуговицы мундира, обнажая сильную шею, ямочку у ключицы и край белоснежной рубашки под формой. Потом потянулся всем телом, запрокинув голову. Ткань мундира натянулась на груди, на плечах, на руках, и мой взгляд против воли заскользил вниз, очерчивая линии мышц.

– Эстер, застегнись. Ты выглядишь неприлично.

– Мы же друзья, мышка, – он повернулся ко мне всем корпусом, закинув одну руку на спинку сиденья за моей спиной, и его колено толкнуло моё – случайно или нет, я уже не могла понять. – Ты меня в одних трусах видела, когда мы купались в реке двадцать лет назад. О каком приличии речь?

Тогда тебе не было тридцать два, и ты не выглядел как порочная фантазия каждой второй женщины в столице, – подумала я, но вслух бросила:

– Тогда ты был тощим мальчишкой с торчащими рёбрами. А сейчас ты Генерал, веди себя соответственно.

Эстер вдруг перестал улыбаться. Наклонился ко мне – настолько близко, что я могла разглядеть каждую тёмную крапинку в его радужке, каждую мелкую царапину на его скуле, след от недавней тренировки новобранцев. Он снял с меня очки медленным, неспешным движением, и мир вокруг размылся, превратившись в пятна света и тени, оставив чётким только его лицо.

– Тебе идёт, когда ты злишься, – его голос стал низким, вибрирующим, таким, каким он, наверняка, отдаёт приказы на поле боя. – Глаза блестят, щёчки розовеют, и ты перестаёшь прятаться за этой своей холодной вежливостью. Мне нравится.

В животе завязался горячий узел. Я сглотнула, во рту отчего-то пересохло.

– Отдай очки, Эстер!

– А если не отдам? – Он провёл пальцем – грубым, покрытым мозолями от рукояти меча пальцем – по моей щеке, убирая выбившуюся прядь волос за ухо. Прикосновение было… обжигающим. – Что ты мне сделаешь, мышка? Накажешь?

Воздух в карете стал вязким, густым, мне и вовсе казалось, что я задыхаюсь. Замерла, пытаясь совладать с внезапной паникой, которая поднималась откуда-то из глубины груди.

Это было неправильно. Мы друзья. Просто друзья. Лучшие друзья с детства!

Он не может смотреть на меня так, будто я... будто я женщина, которую он хочет.

Он не знает, что под этими юбками, под чулками, от колен до бедер – уродливая причина этому, которую я прячу уже столько лет. Если бы он увидел, если бы узнал... В его глазах было бы отвращение. Или жалость.

И я не знала, что было бы хуже…

Я выхватила очки из его руки резким движением и нацепила обратно на нос.

– Ты идиот, ван Райк!

Он рассмеялся – тепло, раскатисто, заполняя собой всё пространство, мгновенно разряжая это удушающее напряжение.

– Зато я твой идиот. И, между прочим, благодаря мне у нас теперь есть лицензия! Сегодня празднуем, с вином. Хорошим вином, а не той бурдой, что ты пьёшь обычно – разбавленные соком гномьи настойки. И не вздумай отказываться, я не приму никаких отговорок.

Он откинулся на сиденье, раскинув руки на спинке и закрыв глаза, его лицо разгладилось, но стало еще жестче – будто бы он прекратил притворяться.

– Боги, как же я устал быть серьёзным... Знаешь, сегодня утром мне пришлось казнить изменщика короны. Ему было двадцать. Он просто испугался за сестру, пошел на сделку, которая стоила бы жизни племяннице короля. А я подписал приказ и безразлично смотрел, как его ведут на эшафот, потому что так положено. Генерал должен быть непоколебим, – Эстер открыл один глаз и посмотрел на меня. – С тобой я могу не быть непоколебимым. Поэтому не гони меня, мышка, ладно?

Что-то сжалось в груди от его слов.

Загрузка...