Как говорить на шмелином

Учебник по бабочкологии

Мегуми Акио опять собирался посидеть вечерком у ручья, протекавшего под окнами веранды, попивая теплый саке на пару с Тачикавой Кёей, местным букинистом, и порассуждать о жизни. Почем лес за рекой, сколько нынче расплодилось соловьев, и чья сакура изящнее сбрасывает лепестки в этот прекрасный весенний день.

У Кёи саднило горло после вчерашних торгов, а Акио мучился с застарелым ревматизмом, пришедшим из времен постоянных походов и еженощного почивания на голой земле. Колени тоже гнулись еле-еле, заставляя проклинать дома, где было больше одной ступеньки. Время не пожалело ни того, ни другого, и теперь лишь созерцание спасало от тоски по несделанному и упущенному.

Отсюда, с берега ручья весь мир казался чистым как экология и столь же понятным. Казалось, начни они жизнь сначала, и весенние дни встретили бы в богато украшенном паланкине на берегу океана. Но пока только ручей, сакура и саке, заботливо купленной дочерью Тачикавы. В качестве развлечения хозяин-букинист притащил старое издание «Практического руководства по бабочкологии» в тисненном кожаном переплете и с толстенными страницами.

Учебник был сделан дивно хорошо. Под каждым видом бабочки, был наколот на английскую булавку пойманный экземпляр, расписаны названия цветов из гаммы юрушииро, разрешенные для использования простыми людьми. Присутствовали тут и «цвет спелых плодов хурмы», и «красныйцвет заката», варианты конфигураций узоров на крыльях и отрисованые сочленения. Тамошние махаоны оказались не чета теперешним. Кея задумчиво отцепил бабочку и повертел в пальцах.

– Жалко, а ведь могли бы летать и радовать глаз.

Ветер вырвал из рука бабочку и понёс к ручью, словно заставляя её взмахивать высушенными крылышками.

– Эй, постой, ты же утонешь, – позабыв про старые кости, Кёя бросился к ручью.

Акио остался задумчиво попивать саке и листать книгу. «Возвращение здоровья», значилось под опустевшим квадратиком. Вернулся хозяин довольно скоренько, махаона не поймал, зато изрядно промок, потому с крайним одобрением принял новую пиалушку саке.

– Вкуси райского блаженства!

Капустницу они рассматривали ещё придирчивее. А вдруг она только притворяется экспонатом, настолько сочными и живыми выглядели цвета, но нет – хрупкие лапки, сухие крылышки – всё давным-давно засушено и приколото.

– А давай проверим! – Кёя подбросил капустницу вверх, ветер тут же подхватил её в свои цепкие лапы и закружил в воздушных объятиях. И эта бабочка унеслась в сторону ручья. Розовые лепестки начисто скрыли ее след. – Летает.

Под следующей бабочкой значилось: «Возвращает молодость». Акио, мирно попивавший саке и безучастно наблюдающий за экспериментами, вдруг спохватился и отобрал учебник.

– Я старше тебя, поэтому мне нужнее.

Кёя пожал плечами. Все это казалось либо полнейшей чушью, либо чьей-то глупой, но весьма дорогой шуткой. Хотя горло всё-таки прошло, да и колено перестало стрелять. И вообще, давно он не чувствовал себя настолько бодрым. Даже старые ноги готовы были пуститься в пляс.

Акио, не привыкший работать со столь мелкими деталями, долго пытался подцепить булавку ногтём и чуть не оторвал все начисто, но в конце концов справился. Эта бабочка была неподвижно и свободно лежала на ладони. Мужчина не выдержал и дунул, та сорвалась с места и закружилась у него перед глазами. Он удивленно поднес руки к лицу: морщины на тыльной стороне разглаживались на глазах.

– Эй, а давай еще глянем? Что там еще есть? – с азартом молодого охотника подхватил теперь и Акио.

Следующая бабочка называлась: «От бесплодия» – мужчины понимающе переглянулись и повернулись ко входу во внутренние комнаты.

– А может твоя дочка? Её же уже второй муж бросает из-за этого. А так она умная, красивая, работящая. Любой был бы рад такой жене.

– Эй, Чио! Поди сюда, – Кёя постучал по бамбуковой перегородке палкой.

Девушка показалась из-за раздвинутой ширмы, но едва увидев собутыльника отца нерешительно спряталась за дверью.

– Господин Акио?

– Узнала?

– Господин Акио так выглядел, когда я девчонкой бегала на речку за окунями. Вы всегда подбрасывали в мою корзинку самых жирных рыбок. Господин Акио всегда был так добр.

– У господина Акио просто легкая рука, – смутился бывший самурай.

– Я принесу вам ещё саке, – почтительно склонила голову девушка.

– Чио, не торопись. Сядь-ка рядышком, – Кёя наконец вспомнил зачем, собственно, позвал дочь. – Поможешь отцепить эту бабочку.

– Какая красивая, похожая на крошечную куколку в распахнутой юкате, – девушка со странным выражение покрутила ее в руке и подбросила в воздух. Бабочка расправила крылья и вспорхнула Акио на плечо.

– Эй, – тот аккуратно словно пощекотал её пальцами. – Твое дело летать. Давай, помоги хорошей девушке.

Бабочка вспорхнула и словно растворила в ярких солнечных лучах. Чио неожиданно рассмеялась.

– Спасибо вам, господин Акио. Я принесу саке, а потом схожу на базар за свежими овощами и рисом. Если господину Акио угодно сопровождать меня, я хотела бы сделать покупки на всю неделю.

Кёя остался один. С саке и учебником по бабочкологии. Друг детства и дочь, громко смеясь, ушли по дороге в сторону посёлка, а он листал страницу за страницей, перечитывая описания. Ближе к концу они стали сменяться странными или неприятными формулировками: «Избавление от соперника», «Сделать врага калекой», «Вызвать землетрясение». Неожиданное прозрение озарило букиниста, та бабочка, выпущенная в самом начале, маленькая полупрозрачная капустница. Они ведь так и не прочти её назначение.

«Локальное наводнение» – с трудом прочитал Кёя полустёршуюся надпись.

– Вот и хорошо, что мои ушли на базар, – мужчина с любопытством посмотрел на ни в чем неповинный ручей, который уже сейчас заметно превысил свой обычный уровень. – В молодости я неплохо плавал.

Букинист долил себе полную пиалошку, с наслаждением вытянул ноги и больше не сказал ни слова. Медленно опадающие лепестки сакуры ложились на бурные волны ручья, а солнце золотило перекаты. «Срок действия: один день» – значилось на последней странице.

Корейская честь или винтовка Бочкина

Отчего люди не летают так, как птицы?

Монолог Катерины, "Гроза", Островский

– Я прошу прощения у всех моих сотрудников, я вас подвёл. Я искуплю вину своей жизнью. Это была моя и только моя ошибка, и я единственный, кто должен отвечать за последствия. Прошу вас простить меня и больше никого не наказывать.

Глава предприятия и его помощник в белых одеждах стояли на крыльце традиционного корейского дома с черепичной крышей. Старый, но ещё крепкий председатель тяжело склонился в поклоне перед камерами, потом сделал жест, и вся делегация вместе со съёмочной группой двинулась внутрь дворика. Обычных журналистов дальше порога не пустили, но сквозь распахнутые настежь скользящие двери было видно всю процессию. Внутренний дворик, снова калитка, каменная композиция с сакурой и водяными часами, незатейливо бьющими бамбуком о бамбук через равные интервалы, а дальше – пустота. Сине-серое небо в птицах. Облака в глубине. Бескрайний океан воздуха.

Даже на максимальном приближении в фотообъектив попадали лишь ворота внутреннего входа с китайской крышей и дверцами с вставками из клеток разноцветного стекла. Сразу за ними едва просматривались лестница вниз и одинокое кресло. Задний двор резиденции выходил к обрыву.

Глава снял обувь, надел длинные чёрные носки, почему-то бóльшего размера, сел на деревянный велосипед в виде ушей огромного Микки-Мауса и, крутя педали, съехал с обрыва в море. До зрителей не донеслось ни всплеска, ни удара, ни вскрика.

Но ни в одной из новостных программ этого эпизода не показали. Только момент раскаяния, поклон и всё. Дальше чёрные ленты, белые цветы, некролог, душераздирающие рыдания родственников, покаянные статьи журналистов такой_хороший_человек_был, а мы_были_несправедливы и новое начальство на предприятии. Фотографии, плакаты, повторы видео в каждом выпуске новостей, кажется, вся Корея запомнила это рыдающее лицо в деталях.

# # # #

– Что думаешь? – Руда оторвалась от экрана телевизора, висящего за стойкой бара и раскупорила новую бутылку сакэ, – аджума-а-а, ещё закусок, пожалуйста! И поскорей!

– А что я думаю? Всё давно продано, распродано и перепродано! Выпьем, подруга!

– Да, выпьем! Вот только человек-то помер, не жалко?

– А чего их жалеть, у нас этих чеболей, как собак нерезаных! Нас, вон, даже на порог не пустили, пришлось из-за порога, как побирушкам фоткать. Кто что в кадр поймал. У-у-у-у… Капиталисты проклятые!

– О, дай посмотреть.

Минёша пьяной рукой раскупорила сумку и протянула подруге цифровик.

– Наслаждайся, пока я всё в редакцию не отнесла.

– Слушай, а зачем им такие дурацкие колёса? С Микки-Маусом…

– Я тоже об этом подумала. Я даже два раза об этом подумала, но никто больше не удивился, и вот я здесь. А что, манду уже тю-тю? Аджума-а-а!! Нам ещё мандов, пожа-а-алуйста!

– А ты откуда снимала? – Руда продолжала листать кадры, а её брови изгибались всё круче и круче, рискуя утонуть в волосах. – Вот, смотри. Тут ты стоишь прямо напротив входа, всё видно чётко, а вот тут?

– Ну, там это, все стояли как договорились, а наши пожадничали. Вот и пришлось мне сначала позади всех тереться, а потом с лестницей бегать вокруг ограды. Где достала так, а где в прыжке или на вытянутых руках.

– Да ты профи!! Выпьем! За нас, минёшек!

– Не-не-не, здесь Минёша только я.

– Ладно, ладно, а я ёппо тогда буду. Ага? Есть у меня одна идейка.

# # # #

Статья произвела эффект разорвавшейся бомбы. Крупное «Кому это надо?» и название невылезающего из скандалов предприятия. За одно утро число просмотров третьесортного журнальчика выросло на два порядка. Фотографии момента ухода из жизни престарелого председателя, снятые с необычного ракурса существенно отличались от официальной версии. Кто-то уже начал кричать «Фотошоп!», но редакция выложила оригиналы с просьбой самостоятельно проверить и убедиться. Но больше всего дотошные читатели обсуждали ППШ, лежащий на коленях у помощника.

– Ты глянь, они там ППШ нашли? – Минёша увлечённо читала комментарии под своей статьёй. Выходить из дома ей запретил главред, так что за выпивкой бегала подружка.

– Что за ППШ? Ну не-е-е, качество плохое, толком не увеличишь. Больше на винтовку Бочкина похоже.

– Для психолога, ты слишком хорошо разбираешься в оружии…

– Эх, ты даже не представляешь, в какие ситуации случается попадать обыкновенному психологу, – простонала Руда, выставляя на стол батарею зелёных бутылок с соджу. – Кстати, ты почему мне не сказала про задание, я б с тобой съездила понаблюдать, интересный психологический типаж.

– Да мне самой за полчаса до выезда сообщили, пришлось на скутере мчаться. О, ты и куриные крылышки притащила! Отлично! Сейчас вдарим! Вообще, там дом красивый, рядом парк на горе… Виды на простор – закачаешься…

– Так что мы тут сидим, как две ворчливые старушенции? Пошли пикничок устроим, пока у тебя выходной, у меня выходной… Когда ещё такой шанс выпадет?

– Главред сказал…

– В жопу главреда, мы аккуратненько.

– А ты точно психолог?

– Не точно, но сейчас я твоя подруга и собутыльница!

# # # #

Парк оказался закутком с четырьмя соснами и живописным валуном, но вид оттуда открывался и правда, завораживающий. Черепичные крыши, словно волны набегали друг на друга, выпирая вывернутыми вверх уголками. Как в историческом квартале Букчоне, только тут «море» сразу за углом. Высокие скалы, синева небес и наглые крикливые чайки.

– Слушай, а отсюда можно этот дом пофоткать? – Руда с любопытством осматривалась. – Который из них?

– Вон тот, крайний справа. Можно фотиком снять. У меня зум отличный. Потом сразу и на сайт зальём.