Как обойтись без соперницы?

1 глава Красное пальто

Евгения Халь

Илья Халь

Как обойтись без соперницы?

Той зи­мой я но­си­ла крас­ное паль­то. Са­ма не знаю, за­чем купила такую экстравагантную вещь. Крас­ный – цвет аг­рес­сив­ной сек­су­аль­но­сти и рос­ко­ши, а у ме­ня не бы­ло ни то­го, ни дру­го­го. На од­ном ма­ги­че­ском сай­те я про­чла, что крас­ный цвет мо­жет вы­звать рез­кие пе­ре­ме­ны в жиз­ни. Так и слу­чи­лось.

Вско­ре по­сле это­го от меня ушел муж. Вер­нул­ся с ра­бо­ты по­рань­ше, ча­сов в шесть вче­ра. За­шел весь в сне­гу – кра­са­вец! Гла­за ка­рие, рес­ни­цы тем­ные сне­гом при­по­ро­ше­ны, и пря­мо с по­ро­га зая­вил:

- Про­сти, я по­лю­бил дру­гую!

Сложил ве­щи в сум­ку, ко­то­рую мы для ме­до­во­го ме­ся­ца по­ку­па­ли, и ушел.

- И все, де­воч­ки, все! По­сле де­ся­ти лет се­мей­ной жиз­ни, - ры­да­ла я в объ­ять­ях под­руг Раи и Оли.

- Мо­ло­дая она, - Рая по­да­ла мне оче­ред­ную пор­цию бу­маж­ных но­со­вых плат­ков, ос­та­вив па­роч­ку и для се­бя. – Как пить дать – мо­ло­дая.

- А я что, ста­рая? Мне все­го три­дцать пять! – вски­ну­лась я.

- Это, смот­ря с кем срав­ни­вать, - Оля обо­жа­ла срав­не­ния. – Ес­ли с тво­им Се­ре­жей не­на­гляд­ным, то­гда, ко­неч­но, мо­ло­дая. Ему са­мо­му че­рез па­ру лет со­ро­ков­ник ко­ря­чит­ся, а ес­ли с ней – то­гда ты в про­иг­ры­ше, она и до три­дцат­ни­ка не до­тя­ну­ла.

- А ты от­ку­да зна­ешь? – спро­си­ла я.

- Я их ви­де­ла вме­сте. Та­кая фи­фа вся из се­бя: но­ги длин­ные, гла­за зе­ле­ные, во­ло­сы до по­пы, а твой во­круг нее, как ко­зел, ска­чет: уси-пу­си.

- И ты мол­ча­ла? – я за­дох­ну­лась от воз­му­ще­ния. – Ка­кая же ты под­ру­га по­сле это­го?

- Она хо­ро­шая под­ру­га, - ти­хо от­ве­ти­ла Рая, - по­то­му что жа­ле­ла те­бя, Ка­тю­ша.

Ну, дев­чон­ки! Ай да мо­лод­цы! Все, ока­зы­ва­ет­ся, дав­но все зна­ют и толь­ко я, как глу­пая ку­ри­ца, спо­кой­но жа­рю его лю­би­мые кот­лет­ки. Ка­кая же я ду­ра! Чес­но­чок толк­ла, за све­жей зе­ле­нью на ба­зар бе­га­ла - луч­ше бы я ему яду кры­си­но­го ту­да сы­па­ну­ла! То-то он до­мой та­кой го­лод­ный при­хо­дил! Ну, яс­но те­перь, с ведь­мой сво­ей на­ку­выр­кав­шись… xоть бы покормила мужика! А то получается, как в Арабских Эмиратах: одна жена для кухни, другая для спальни.

- Кать, ты глянь на эту кар­тин­у мас­лом, - об­ра­ти­лась ко мне Оля. - Она от­кры­ла ок­но и лег­ла жи­во­том на по­до­кон­ник. – Ей Бо­гу, те­бе по­лег­ча­ет!

Я по­до­шла к ок­ну, а там…у­мри­те, ки­нош­ни­ки, это бы­ла Ал­ка! Она при­мча­лась из Мо­ск­вы по ко­ду «СПП – Сроч­но По­мо­ги Под­ру­ге». Дверь се­реб­ри­стой иномарки от­кры­лась с во­ди­тель­ской сто­ро­ны, и Ал­ла изящ­но по­ста­ви­ла на ас­фальт длин­ную но­гу в мод­ном зам­ше­вом са­пож­ке на шпиль­ке. По­ка­зав про­хо­жим ров­но столь­ко, сколь­ко нуж­но – то есть ажур­ную ре­зин­ку тон­ко­го чул­ка – Ал­ка вы­шла из ма­ши­ны. У ба­бу­шек на ска­мей­ке от­вис­ли че­лю­сти.

- Ну что, де­вонь­ки, за чью жизнь пе­ре­жи­ва­ем? - звон­ко крик­ну­ла Ал­ка и по­шла к подъ­ез­ду по­ход­кой «боц­ман, за­ши­бись!».

Я по те­ле­ку ви­де­ла, как мо­де­лей учат хо­дить: ста­вят два ря­да пись­мен­ных сто­лов с вы­дви­ну­ты­ми ящи­ка­ми, и дев­чон­ки хо­дят ме­ж­ду сто­ла­ми, за­дви­гая ящи­ки бед­ра­ми. Так вот Ал­ла мог­ла бы са­ми сто­лы в стен­ку за­дви­гать свои­ми не­хи­лой кру­тиз­ны бед­ра­ми.

Из на­шей чет­вер­ки под­руг она бы­ла са­мой удач­ли­вой. За­кон­чив шко­лу, сра­зу рва­ну­ла в Мо­ск­ву – бла­го го­род наш не­да­ле­ко от пер­во­пре­столь­ной на­хо­дит­ся. Сло­ва «гла­мур» то­гда еще не зна­ли, но са­мо­го гла­му­ра в Мо­ск­ве все­гда бы­ло пре­дос­та­точ­но. По­кру­тив­шись по гла­мур­ным рес­то­ра­нам и ка­фе, Ал­ла бы­ст­ро на­шла со­стоя­тель­но­го уха­же­ра, за­ни­мав­ше­го от­вет­ст­вен­ную долж­ность. До араб­ско­го ска­ку­на же­ре­бец, ко­неч­но, не до­тя­ги­вал, но бо­роз­ды не пор­тил, и к то­му же жа­лоб­но ржал, что об­де­лен, дес­кать, уют­ным се­мей­ным стой­лом. Ро­ман про­дол­жал­ся пол­го­да, а по­том си­вый ме­рин рас­сла­бил­ся и чуть не ока­зал­ся за­топ­тан соб­ст­вен­ной ко­бы­лой, о су­ще­ст­во­ва­нии ко­то­рой Ал­ла дав­но уже зна­ла, но муд­ро мол­ча­ла.

2 глава Ланфрен-Ланфра

2 глава Ланфрен-Ланфра

- Я бы хотел с дочкой попрощаться, - сказал Сережа. – Может быть, вместе домой поедем? Я тебя подвезу.

Вспомнил про ребенка, наконец!

Мы вышли на улицу, подошли к нашей бывшей машине. Вернее, к моей бывшей машине. Я даже не заикалась о том, чтобы ее забрать после его ухода, хотя мы на нее вместе копили. Знала: для него машина – это как любимая собака, самый верный друг. Все у него можно отнять, только не машину. По дому Сережа вечно носки разбрасывал, пепельницы с окурками, когда еще курил – потом я заставила бросить, рубашки вечно на спинках стульев висели. А в машине царила идеальная чистота. Ни соринки – хоть с пола ешь. Он ее сам мыл, стекла надраивал, коврики выбивал.

А теперь на чисто вымытом стекле сиротливо белело объявление на картонке: "Продается!" И номер телефона. Приспичило, значит, раз прямо на машину повесил. Ну да, я-то женщина бюджетная, к строгой экономии приучена. И хотя муж зарабатывал хорошо, я все равно экономила. Бывало, кофточку новую хочу – ан нет, до зарплаты подожду. Да и после зарплаты все посчитаю: сначала мужу, потом дочке, а потом, если останется, то и себе можно по скидкам прикупить чего попроще. А Бабка-Ёжка карга дорогая, нечисть расфуфыренная. Такой сапожки с рынка не прикупишь. Ей, небось, лабутены подавай, на ее двухметровой длины ноги. Небось, за границу, на Сережкины денежки летят.

До дома доехали в молчании. Между нами выросла стена покрепче кремлевской. Вернее, она и раньше-то выросла и никуда не делась. Но сейчас как-то сильнее ощущалась. Сережа плохо выглядел. Вроде все, как всегда, но мелочи - а в них сидит дьявол - и детали говорили о другом. В них, мелочах и деталях, кроются перемены, не видные никому, кроме близких. У него новая рубашка, которая ему совсем не идет, и на правом рукаве внизу чуть поехала нитка. Значит, сам покупал. Мужчины на такие вещи внимания не обращают, поэтому я всегда с Сережей ходила вещи покупать. Но Бабке-Ёжке не до того. Она несет груз красоты, что якобы должна спасти мир - дурацкая фраза, которую все без конца повторяют. Как Бабка-Ёжка может мир спасти?

- Упс – я снова спасла мир!

И длинными ногами оплести ракетные установки, не давая им выстрелить? Или голой лежать на столе в генштабе, отвлекая генералов от разработки стратегических планов? А может, едкой кислотой гламура в глаза врагу плеснуть?

Сережа похудел без моих котлет, и ему это идет, но вместе с тем, он как-то поблек что ли? Полинял весь, как мой застиранный халатик в цветочках, в котором я ему эти чёртовы котлеты жарила. У моего бывшего появились новые жесты: нервные, дерганые, порывистые. И он снова начал курить. Хотя до этого лет пять как бросил.

Наша дочка Настенька выслушала его молча. Начал Сережа за здравие: мол, будет приезжать, звонить, подарки слать. А потом под пристальным взглядом девятилетнего ребенка как-то сдулся весь, покраснел, принялся шарить по карманам в поисках сигарет, которые в машине остались. А Настенька – моя доченька, вся в меня. Она его выслушала, до конца, не перебивая. А потом спросила:

- Папа, когда ты домой вернешься?

Сережа вздрогнул, как от выстрела. Беспомощно посмотрел на меня. Я отвернулась и закрыла глаза. Не оттого, что сказать нечего было. Было – да еще и как! Только не при ребенке, конечно. А оттого, что захотелось мне со всего размаху влепить ему пощечину. Такую, чтобы на спину упал и ногами накрылся, как в дочкиных мультиках.

- Настена, - Сережа попытался неловко и неумело ее обнять. – Я тебя потом к себе заберу, если все срастётся.

- Не заберешь! – звонко выкрикнула Настенька, уворачиваясь от его объятий. - Я маму не брошу! Никогда! Уходи! Ты нам не нужен!

Настенька бросилась в свою комнату и хлопнула дверью так, что старенькая дверная ручка едва не оторвалась.

- Настёна! - Сережа бросился за ней.

Но я перехватила его за руку, из всех сил сжимая запястье. Сережа с удивлением посмотрел на меня. За десять лет семейной жизни я никогда себе такого не позволяла.

-Уходи, Сережа! По-хорошему тебя прошу! Уходи! Иначе…

- Иначе что? – медленно спросил он.

- Иначе я за себя не ручаюсь, - твердо сказала я. – Мне ты всю жизнь – переломал – чёрт со мной. Я и без тебя прекрасно справляюсь. Свет на тебе клином не сошелся. Но ребенка обижать не дам. Уходи, Сергей! Богом тебя прошу: уходи!

Он посмотрел на меня так, словно видел в первый раз. Медленно направился к двери, чуть замешкался на пороге, обернулся и тихо сказал.

- А ты изменилась. Сильно изменилась, Катя.

-А ты как думал, Сережа? С волками жить – по-волчьи выть.

Едва за ним захлопнулась дверь, я бросилась в комнату Настеньки. Она плакала на диване, обняв двумя руками огромного плюшевого медведя. Что можно сказать девятилетнему ребенку, когда хороших новостей нет?

Я взяла со спинки дивана пушистый плед, устроилась рядом с ней, накрыла нас обеих и медведя. Крепко обняла ее и прошептала:

- Ну что ты, моя хорошая? Не нужно плакать. А мы вот сейчас с тобой чаю попьем с пирогом. У нас в холодильнике бабушкин яблочный пирог, вкуснючий! Мммм… - я закатила глаза в предвкушении удовольствия.

- Не хочу пирога, - всхлипнула дочка. – Хочу, чтобы все было как раньше.

У меня сердце зашлось и я крепче к ней прижалась.

- Посмотри на меня, мое солнышко!

Настенька упрямо мотнула головой, продолжая прижиматься лицом к медведю.

- Послушай меня, - я погладила ее по шелковистым, пахнущим яблоками волосам. – Мы с тобой будем самыми счастливыми на свете. Я тебе обещаю!

- Как? – Настенька, наконец, оторвалась от медведя и повернулась ко мне, вытирая ладошками заплаканное лицо.

- А мы придумаем! Вот увидишь! Помнишь, как в первом классе мы с тобой придумали самый оригинальный карнавальный костюм на Новый год? Вот и со счастьем что-нибудь придумаем.

3 глава А тому ли я дала обещание любить?

На пороге стоял Ланфрен. В руках он держал ярко-алую бумажную сумку с черным бантом и корзину с цветами, из которой выглядывали золотое горлышко шампанского и коробка шоколадных конфет.

- Извините за вторжение, Катя. Хотел вам цветы и подарок послать с курьером, но оказалось, что в такой поздний час курьеры не работают. Сказали, что только с утра можно. Но в полночь ваш день рождения закончится, а ложка дорога к обеду, - он улыбнулся. – Вот решил поэтому сам вручить.

- Ну да, - сказала я. – У нас ведь не Москва и даже не Париж. Городок маленький, какие курьеры на ночь глядя? Заходите! Мы как раз празднуем.

- Нет, что вы! Это будет выглядеть так, словно я напросился.

- Проходите, не стесняйтесь, - настаивала я. – У нас все по-простому, без церемоний. Я всегда рада гостям!

Ланфрен ступил в узкий коридор и в нерешительности потоптался у двери, поглядывая в сторону комнаты. И было от чего смущаться! Мои подруги cтолпились в дверном проеме, с любопытством оглядывая гостя. Из-за их спин выглядывал Лучано. Немая сцена. Картина Репина: "Не ждали". Я, стоя спиной к Ланфрену, сделала страшные глаза и одними губами прошептала:

- Отомрите!

И громко добавила:

- Знакомьтесь, это Ла…гхм.. Андрей. Мой начальник.

Рая вышла вперед и громко произнесла:

- Я - Раиса. Очень приятно познакомиться!
Не в первый раз обращаю внимание, что когда мы разговариваем с иностранцами, то почему -то резко повышаем голос, почти кричим, словно они глухие.

- Я - подруга. Под- ру –га, - по слогам произнесла Рая, постучала себя по груди левой рукой, а правую протянула гостю.

– Кать, - громким шепотом спросила она у меня, - а он что типа Лучано? По-нашему совсем ни бум- бум?

В этой фразе вся Рая. Детская непосредственность. Я чуть сквозь пол не провалилась к соседям снизу. Вот хорошая она, Рая, очень хорошая, но живет, словно в ватном коконе, ничего вокруг не слышит, кроме кулинарных рецептов.

- Мы же работаем вместе, поэтому, естественно, Андрей прекрасно понимает по-русски, - спокойно и тихо объяснила я, очень надеясь, что Ланфрен не расслышал.

Но мне не повезло.
- Он бум –бум, - рассмеялся Ланфрен. - И даже гу-гу.
- Ой, - смутилась Рая. - Извините, пожалуйста.
Ланфрен галантно склонился к Раиной руке и слегка прикоснулся губами к ее кисти.
- Да что вы прямо как-то сразу и... вот… - Рая заалела маковым цветом и смолкла, окончательно сконфузившись.

- Не скапливаемся в проходах, товарищи, не скапливаемся, - пропела Алка, отодвигая Раю в сторону. – Задние тоже хочут! Уступите дорогу молодости и красоте.

Алла подплыла к гостю, выпрямила спину, оправила юбку, туго облепившую крутые бедра. Втянула живот, глубоко вдохнула, несколько раз колыхнув грудь как на картине Айвазовского "Девятый вал" и жеманно протянула руку Ланфрену. Тот наклонился и галантно прикоснулся губами к кончикам ее пальцев.
- Ах, - Алка закатила глаза. - Что вы со мной делаете? Мне нельзя так волноваться в моем возрасте. Мне ведь не шестнадцать, и даже не семнадцать, а целых восемнадцать с половиной!

Рая за спиной Ланфрена гневно прошептала:

- Угомонись!

Алла метнула в ее сторону испепеляющий взгляд, поджала губы, но промолчала и отошла в сторону.

Подошла очередь Оли. Свою порцию лобызания ручки она восприняла спокойно и даже чуть задумчиво. С Лучано гость поздоровался по-итальянски, чем вызвал бурю восторга, жаркую, почти пулеметную речь, объятья, похлопывания по плечу и громкие выкрики:

- Белиссимо!

Мы зашли в комнату, с шумом и гомоном расселись вокруг стола.

Пока мы с Раей суетились: ставили на стол чистый прибор, передавали салаты, подрезали хлеб, Алла, воспользовавшись секундной паузой, быстро переставила стулья, угнездившись возле Ланфрена. С другой стороны она пристроила Лучано.

- Разрешите, Андрей, ввести вас в курс дела, - сказала она томным голосом. – У нас тут давно распределены все роли. Я - самая красивая женщина Москвы и Московской области. А также грация, красота и вообще Кармен-сюита! Рая у нас главный маринуй - закатывает в банки все, что попадается под руку. Так что когда она в процессе, лучше держаться на расстоянии, иначе сунет в рот смородиновый лист и запихнет в тщательно простерилизованную тару. Катюша - нежный цветок и чистый родник, а также миротворец и душа компании. Ольга - мозг, совесть и ходячая энциклопедия.
Все рассмеялись. Даже Лучано, который почти ничего не понимая, очень радовался общему веселью и с гордостью смотрел на Аллу, словно говоря:

- Видали, какая фемина? Моя!

Аллу понесло. И несло бы еще долго, если бы словесный поток не остановила Рая, которая крепко взяла ее за руку и при этом елейным голосом спросила:

- Алочка, ты не поможешь мне на кухне?

Не дожидаясь согласия, она потащила Аллу в кухню, всем своим видом выражая неодобрение легкомысленным поведением подруги. При этом подвыпившая Алла, томно поглядывала на Ланфрена, виляла бедрами и тихо напевала:
- А тому ли я дала...обещание любить?

Даже не заглядывая на кухню, я знала, что там происходит. Рая прочищала мозги Алле – она у нас считалась крупным специалистом в данной области, одновременно нагружая ее тарелками и ворохом пословиц из серии: "На чужой каравай рот не разевай" .

Через несколько минут они вернулись с новой порцией салатов и закусок.

- Вот, кушайте на здоровье! - Рая поставила перед Ланфреном тарелку с подсохшим по краям сыром. – Сыр, конечно, не французский, но уж чем богаты.

- А можно мне картошечки с укропом? - спросил Ланфрен. - Сто лет такой не ел, - Ланфрен подцепил вилкой небольшую картофелину в желтых кляксах подтаявшего сливочного масла, щедро посыпанную укропом. - С тех пор, как бабушка умерла, так и не ел.
- Конечно, вы подождите немного, эта остыла уже. Сейчас горяченькую принесу, - я метнулась на кухню за картошкой.