Как приручить фамильяра

Глава 1

Из кареты мы выбираемся, уже целуясь. Желтый свет керосиновых фонарей уютно поблескивает на мокрой после дождя брусчатке, деревянные ставни окрестных домов затворены, охранные артефакты на порогах предупреждающе отливают красным. Цветочная улица, такая шумная днем, сейчас пустует, что нам только на руку.

Ладони Ролло скользят по моей пояснице и по животу, сминая тонкий шифон платья, пока я щелкаю дрожащими пальцами, чтобы деактивировать чары, охраняющие вход в квартиру.

Ролло прижимает меня к двери, и я не могу удержаться от тихого вздоха. Ролло выше меня почти на две головы и намного шире в плечах, так что в его руках я чувствую себя маленькой и хрупкой куколкой, почти беспомощной. От этого что-то сладко замирает в животе, а колени подкашиваются.

Наконец совладав с замком, я открываю дверь. Затягиваю Ролло внутрь квартиры, расстегиваю пуговицы на его жилете, касаюсь мощных бицепсов, обтянутых светлой хлопковой рубашкой, прислушиваюсь и облегченно вздыхаю: тишина. Может, хоть в этот раз все получится.

Зарываюсь пальцами в короткие волосы на затылке Ролло, а он в ответ толкает меня к стене и прижимается всем телом. Я одобрительно стону, пожалуй, чуть громче, чем нужно. Надеюсь, что мой юродивый и глухой на оба уха сосед услышит и поймет, что у меня хороший вечер. Пускай завидует.

С Ролло мы познакомились почти два месяца назад в салоне мадам Маклин. Я открыла рот от восхищения, увидев высокого темноволосого красавца, широкоплечего денди, одетого по последней моде в белоснежную рубашку и укороченный жилет. А он, наверное, любит хрупких голубоглазых блондинок в очках.

Мы проговорили весь вечер, и я узнала, что Ролло работает в министерстве и часто уезжает за границу по дипломатическим делам его величества. Одна из таких поездок предстояла как раз на следующее утро, будто назло.

Мы обменялись адресами, и почти каждый день я находила в своей шкатулке для писем послание от Ролло. Тут же прочитав его, писала ответ и отправляла, а затем каждые полчаса открывала шкатулку: не появилось ли в ней новых сообщений.

Встретиться мы с Ролло смогли только сегодня, на второй день после его возвращения. В глубине души я даже была рада, что все так затянулось. Все то время, что Ролло был в командировке, я не могла даже толком выспаться, не то что думать о свиданиях. Новая работа выпивала все соки, я целый день моталась от одного заказчика к другому, настраивая и перепроверяя охранные артефакты, а к вечеру уставала настолько, что просто падала с ног.

Впрочем, работу свою я любила, а за возможность жить в столице в собственной квартире готова была выходить на нее даже в выходные. Не зря же я выгрызла место в управлении артефакторики, обойдя конкурс из пятидесяти кандидатов. Неплохо для деревенской ведуньи, я думаю.

А с появлением в моей жизни Ролло все стало еще лучше. Он был идеальным! Умным, воспитанным, образованным, стильно одетым — настоящий столичный джентльмен! Не чета деревенским, с которыми я имела дело раньше: грубым и неотесанным.

А что не маг — так это даже лучше. Всем известно, что двум магам сложно ужиться на одной территории, если речь не о работе, конечно. «Наткнулся маг на мага», — говорят у нас, когда какое-то дело идет глухо.

Мы с Ролло посидели в чайной, погуляли по набережной и, незаметно и плавно, перешли к разговорам «к тебе или ко мне». Возможно, стоило сделать вид, что мне ничего такого не хочется и набить себе цену, как учили деревенские тетушки, но я не хотела откладывать этот судьбоносный момент на потом. Лучше уж сразу расставить все точки над i. А там — будь что будет.

Мой дом оказался ближе.

И вот мы с Ролло идем, пересчитывая все углы, в спальню квартиры, которую я купила совсем недавно и уже несколько раз успела об этом пожалеть. Кровать приятно и громко скрипит, когда я падаю на нее спиной, утягивая за собой Ролло (слышишь, сосед? выкуси!). Большие широкие ладони гладят мои бока, касаются пояса платья, скользят ниже, приподнимая юбку, чтобы коснуться кожи бедер. Я прижимаюсь к Ролло теснее, чувствуя жар и твердость, его дыхание на коже и сильные руки.

— Ролло… — я выдыхаю, и тут раздается низкий шепелявый голос, словно из ниоткуда:

— А ты руки мыл?

Слова звучат так, будто у того, кто их произносит, во рту куча морских камней. Ну, или два ряда клыков, как в нашем случае.

Ролло замирает и оглядывается, конечно, никого постороннего в спальне не замечая.

Вот же… мерзкое создание. Это я не о Ролло, конечно.

— Не обращай внимания, — я беру его лицо в руки и тяну в поцелуй. — Хочу тебя.

Ловко переворачиваю нас, оказываясь сверху. Наклоняюсь, чтобы своими волосами закрыть Ролло от всего мира, прижимаюсь грудью к его груди, жалко, уши ему заткнуть не могу. Крепкие руки тут же обнимают меня, притягивают ближе.

— Я столько хочу с тобой сделать… — шепчет Ролло прямо в поцелуй и задыхается, не может продолжить. Отлично, миссия по тому, чтобы его отвлечь, выполнена успешно.

Нежные пальцы скользят вверх по моим ногам, добираются до края белья, отчего по телу проходит приятная дрожь. Ролло отрывается от моих губ, чтобы поцеловать шею, я кладу руки ему на грудь, скольжу ниже, к животу, касаюсь тяжелой металлической пряжки ремня. С удовольствием вдыхаю запах дорогого одеколона, который окутывает нас, будто облако.

— А вот мы и добрались до самого интересного! — раздается жизнерадостный комментарий, и Ролло вскакивает, удерживая меня за плечи.

— Это что было? Я точно слышал! — Он бешено оглядывается, и я вздыхаю.

Встаю, поправляю платье и иду к открытой балконной двери. Втаскиваю внутрь клетку в половину меня ростом — это нелегко, потому что сидящее внутри существо, серая горгулья с острыми рожками и с мордочкой вредного бульдога, вертится на месте, бьет перепончатыми крыльями из черной кожи по железным прутьям, царапает их острыми когтями и возмущенно пыхтит.

— Вот, — говорю я, ставя клетку на пол. — Это Горги.

Глава 2

Но нет, меня угораздило не только нарваться на самое вредное животное в цирке (а может, и во всей стране), так еще и на то, что обучено говорить по-человечески. Нет, я, конечно, знала, что горгульи на такое способны, потому их часто и покупают для цирковых трупп. Но чтобы настолько… К такому жизнь меня точно не готовила.

Ролло снова приближается к горгулье, на этот раз аккуратнее.

— Красивая, — дипломатично говорит он, пока Горги кривляется, пытаясь перегрызть прутья клетки острыми клыками, располагающимися у нее во рту в два ряда, как у акулы.

На публику ведь играет, выпендрежница! Так-то ее из клетки калачом не выманишь.

— А почему она до этого разговаривала, а сейчас молчит?

— Из вредности, — пожимаю плечами я. — По правде говоря, она вообще на контакт не идет, да и в цирке тоже не шла. Потому ей там и доставалось больше всех.

В цирке Горги должна была поражать зрителей совместным с клоуном номером, где они на пару травили бы анекдоты. Вернее, травил бы клоун, а Горги в нужных местах вставляла бы пару слов и делала вид, что всяческие мешает ему работать. Но не срослось, горгулья оказалась необучаемой — и это мягко сказано.

Девушка, которая искала для Горги добрые руки, предупредила, что животное из-за жизни в плохих условиях травмировано, может быть агрессивным и неуправляемым. Пожалуй, она слегка приуменьшила проблему: за несколько месяцев Горги даже не дала к себе приблизиться и ни разу не вышла из клетки, пока я дома.

«Зато Горги отлично разговаривает! — заявила мне девушка, отводя глаза. — Знает почти двадцать слов. Такая талантливая».

То, что Горги знает намного больше слов, я убедилась очень быстро. И я бы даже обрадовалась, если бы она, как горгульи и попугаи в книгах, время от времени выкрикивала что-то вроде «попка-дурак», или «полундра», или пускай бы даже материлась, не страшно. Так нет же, Горги своим шепелявым чавкающим голосом складывала известные ей слова во фразы и употребляла их совершенно к месту, как сегодня с Ролло. Этим она, конечно, подтверждала теорию ученых о том, что фамильяры намного умнее обычных животных, но значительно усложняла мою личную жизнь.

По лицу Ролло я понимаю, что сегодня у нас ничего уже не будет — не удивительно. Собственно, Горги — причина того, почему мы так быстро оказались в одной постели. Не то чтобы я была рада такому бурному развитию событий, намного лучше было бы сначала узнать друг друга.

Я надеялась, что в столице смогу встретить свою любовь, кого-то, кто поймет и полюбит меня, кого-то, кого пойму и полюблю я. Но с тех пор, как у меня появилась Горги, все попытки устроить личную жизнь оборачивались провалом. Мужчины, которых я приводила в дом, пускай и после долгого знакомства, тут же сбегали, стоило Горги подать голос и начать свой театр одного актера.

И я даже винить их в этом не могу. Мало кто обрадуется, когда в самый нежный, в самый интимный момент раздается громогласное «Хорошо идете!» или «Ух, щас начнется! Зрители, приготовьте бинокли!»

Конечно, уединиться можно было бы и в другой квартире, можно было запереть Горги так, чтобы звук ее голоса до нас не долетал, но я не хотела обманывать себя. В сексе ради секса не было ничего интересного, а оттягивать неизбежное не хотелось: рано или поздно мой партнер встретился бы с Горги лицом к лицу и ему пришлось бы встать перед выбором. Уж лучше сразу.

Конечно, я как-то пыталась решить проблему. Обращалась к знакомым магам, у которых есть фамильяры, даже консультировалась по их совету с дрессировщиками. Увы, никто из них не смог сказать ничего толкового.

— Если кто и сможет помочь, так это месье Ферер, он гений. Обратитесь к нему, — твердили они в один голос после короткого знакомства с Горги.

Легко им говорить! Месье Ферер хоть и работал с животными, но дрессировщиком не был. В его рекламных объявлениях значилось коротко и лаконично: «Помогу найти общий язык с вашим питомцем». И ведь помогал же!

Время от времени я, из-за Горги тщательно изучающая все, что касается общения людей с животными и с фамильярами, натыкалась на информацию о нем, исключительно хвалебную. Вот он помог с дрессировкой сторожевых псов на границе. Вот благодаря месье Ферреру улучшились условия жизни грифонов в цирке и появились новые номера. Вот месье Феррер научил кошек из городского питомника подавать лапу — те, кто хочет приютить одного из талантливых питомцев, могут обратиться по адресу…

Я даже рискнула позвонить в приемную месье Ферера. Записываться, если не случилось ничего экстраординарного, нужно было за год, так что с непослушной горгульей мне предстоит справляться самой еще как минимум месяцев восемь.

Провожая Ролло до двери, я напоследок любуюсь широкими плечами, а потом поднимаюсь в спальню, грозно смотрю на невинно сидящую в углу клетки Горги и, упав на кровать, засыпаю тоже.

Чтобы проснуться рано утром от звуков патефона, многократно усиленных магически. Играет, кажется, «Зеленые рукава». Вот же… нехороший человек.

Когда-то мне нравилась эта песня. Впрочем, как и «Каменистая дорога в столицу», как и «Пьяный солдат», как и «Восход луны». До того, как мне пришлось просыпаться и засыпать под них по нескольку дней подряд. Я заползаю под подушку, надеясь еще поспать до того момента, как Горги проснется и начнет фыркать и метаться по клетке, требуя завтрак и внимание, но бесполезно: музыка ввинчивается в мозг и не дает расслабиться.

Это все мой сосед — хуже гоблина, честное слово. Стена между нашими квартирами тонкая настолько, что слышны иногда даже шаги, а уж звуки патефона, явно подключенного к усиливающему артефакту… Я слышу их так же хорошо, как если бы проклятый проигрыватель стоял в метре от меня.

И ведь поделать ничего нельзя! Сколько раз я обращалась в управление дома и просила приструнить соседа или хотя бы наложить на стены звуконепроницаемое заклинание. Но все зря: мадам Августа, женщина за шестьдесят, степенная и обстоятельная, которая принимала решение по моим жалобам, отказалась что-либо делать. Якобы музыка звучит только в разрешенное время и не превышает установленный шумовой порог. Никому, кроме меня, не мешает. А стена у нас с соседом, судя по чертежу, не межквартирная, а межкомнатная, так что наложить на нее заклинание не получится. И вообще, «Евочка, Лукас такой хороший мальчик, вы бы поговорили, глядишь, и нашли бы общий язык».

Глава 3

Раздражение от раннего подъема, от вредной Горги и от того, что Ролло сбежал, сверкая пятками, заставляет меня вскочить. Я мчусь в прихожую, распахиваю входную дверь и тут же начинаю колотить в соседскую, которая расположена к моей почти вплотную.

— Открой! Открывай, мантикора тебя задери, Лукас! Восемь утра, чтоб тебе василиск глазки строил!

Дверь открывается неожиданно, так что я чуть не валюсь вперед, на Лукаса. Чтобы заглянуть ему в лицо, приходится задрать голову — иногда я ненавижу свой низкий рост.

Голова Лукаса обрита почти налысо, остался лишь короткий ежик волос, даже более короткий, чем обычно. Наверное, из-за этого ресницы, которые обрамляют большие карие глаза, кажутся бесконечно длинными. На Лукасе домашняя рубашка из мягкой ткани, в вырезе у горла видны ключицы.

— Заткни свой патефон! — кричу я, стараясь не думать о том, что Лукас, высокий, даже выше, чем Ролло, с широкими плечами, с мощной шеей, кажется донельзя привлекательным сейчас: с трогательно открытым сонным взглядом и следом от подушки на щеке.

— Заткни свою горгулью, — парирует он. Его глаза тут же сужаются, а на губах появляется ухмылка. — Когда она в три утра на балконе орет, я же не жалуюсь.

— У нее моральная травма, — возмущаюсь я. — Она животное, как я могу ее контролировать? А ты свою музыку — можешь.

— С животными надо заниматься, — рявкает Лукас, неожиданно выходя из себя. — Даже с фамильярами, не просто так все дается! А ты ее на весь день на балкон выставляешь в клетке — еще бы у нее травмы не было!

— Тебе-то откуда знать, как надо? — обиделась я. — Да что такой как ты вообще может понимать, ты же…

— Кто? — Лукас прищуривается сильнее. — Договаривай.

— Да гоблин ты неотесанный! — с готовностью заканчиваю я. — Кто еще так музыку будет слушать?

— Вот значит как. Ладно. Спорим, я приручу твою горгулью? И ты возьмешь свои слова обратно?

— Спорим, — азартно заявляю я. Ничего у него не выйдет, раз даже циркачи не справились. — Только никакого насилия, — тут же спохватываюсь я, вспомнив о них.

— Ты меня за кого принимаешь, за живодера из шапито? — Лукас хмыкает и, кажется, уже собирается выходить из квартиры, когда под ноги ему шмыгает маленькая серая кошка. Наклонившись, Лукас подхватывает ее на руки, а кошка прижимается к его лицу и тихонько мурчит.

И как у такого придурка может жить такое милое животное?..

Стоп.

— Ты что, маг? — вопрос вырывается сам собой, хотя в ответе нет никакой необходимости: я уже успела увидеть внутренним зрением, что Лукаса и его кошку связывают прочные нити силы, сыто переливающиеся оранжево-красным. Отличная связь, давно установленная, крепкая.

Не то, что у меня с Горги: еле видные ниточки-паутинки, серо-зеленые, как покрытое тиной рыбье брюхо.

— Да. Это проблема? — выгибает Лукас бровь.

— Нет.

Просто кто бы мог подумать?!

— Ну и отлично. — Лукас аккуратно опускает мяукнувшую кошку на пол и выходит из квартиры, притворяя дверь. — Веди давай.

— Уже? — я растерялась от неожиданности.

— А что тянуть? Давай, струсила что ли?

— Вот еще. А ты не хочешь своего фамильяра взять? Бросишь его одного?

— Ты о чем? — Лицо Лукаса удивленно вытягивается, а затем он фыркает. — Стой, давай проясним. Ты предлагаешь мне прийти к тебе в квартиру, где находится разозленное животное, и привести туда с собой еще одно животное, не знакомое? Отличный план, я думаю, твоя горгулья тут же пойдет на контакт, — я хмурюсь, и Лукас все-таки поясняет: — Я же буду рядом совсем с фамильяром. Стены связи не помеха. А она, пока меня нет, сможет хоть спокойно цветы на подоконнике погрызть. Веди давай!

Я веду Лукаса в свою квартиру, туда откуда уже слышится лязг и стук, как если бы Горги скакала по клетке, раскачивая ее, и про себя ухмыляюсь. Конечно, быть владелицей неуравновешенного фамильяра не слишком удобно, зато дает возможность обломать таких вот самоуверенных идиотов, как этот Лукас.

— Это Горги, — гордо представляю я питомицу, когда мы заходим в комнату, и огорченно восклицаю: — Горги, ты опять?

Правое крыло Горги исцарапано в кровь, и я невольно вздрагиваю, представляя, как она ранит сама себя.

— Сколько раз я тебе говорила, нельзя себя царапать, — строго говорю я, подходя к клетке.

Горги тут же растопыривает крылья и пятится, возмущенно рыча и брызжа слюной. На вопрос она, разумеется, не отвечает. Царапанье крыльев — дурная привычка, от которой я надеялась отучить Горги в первую очередь, но ничего, конечно же, не вышло, как и с остальными моими планами относительно этой девушки.

Ветеринар сказал, что животные, которые пережили стресс, часто вредят себе, но такими темпами Горги через пару месяцев останется без крыльев вовсе и превратится из благородной горгульи в злобного маленького бульдога.

— Ты просто гений дрессуры, — заявляет Лукас.

Да что он знает вообще!

— Ах да, это же твоя роль, — издевательски тяну я. — Ну, прошу, — я отвешиваю поклон и отхожу, но Лукас не двигается с места.

— А это что? — он кивает на толстые перчатки, которые лежат рядом с клеткой. Купила их в магазине для фермеров, такими обычно переворачивают драконьи яйца. Только они и помогают справиться с распоясавшейся Горги.

— А сам как думаешь? Мне же нужно как-то Горги из клетки доставать, чтобы ее почистить. А без перчатки она мне кожу до кости процарапает.

— А сама Горги из клетки не выходит?

— Нет. Ну, только если меня дома нет. Горги из цирка-шапито. Ну, того самого… Ты слышал наверняка. Так что я ее стараюсь не трогать лишний раз.

Взгляд Лукаса после этих слов немного смягчается.

— А Горги при тебе ест?

— Чего? — я моргаю. — Ест, конечно.

— Значит, все не так плохо. — Лукас машет рукой, привлекая внимание горгульи, и улыбается. — Горги, Горгульюшка. Какая ты красавица. Я к тебе подойду, хорошо?

Голос его звучит как мягкое воркование, таким матери иногда говорят с совсем маленькими детьми. Горги затихает и наклоняет голову, разглядывая Лукаса. Тот делает аккуратный шаг вперед, замирает, и снова начинает сюсюкать так, что я краснею, а в голову лезут совсем уж неуместные мысли.