Элазар выехал за городские ворота и направился к отцовской усадьбе, находящейся неподалёку, за пару вёрст через лес по торговой дороге. Жеребец шел не спеша, так как наездник мыслями летал в облаках. Семнадцатилетний юноша, недавно ставший рыцарем, то скромно улыбался, то хмурился и даже злился. Улыбался он потому, что не мог не нарадоваться своему внешнему виду. В городе Элазар посетил квартал мастеровых, встретился с миссис Картер, уважаемой красильщицей, недавно родившей очередного ребёнка и, как ни странно, после этого только похорошевшей. Женщина передала ему заказ, который тут же следовало надеть. Девственно зелёный, отчасти щегольской костюм чертовски хорошо сидел на рыцаре. Чертовски хорошо сидела и торжественная, не менее девственно зелёная попона на жеребце, который, однако, обновку не оценил. Хмурился же и злился Элазар потому, что предназначалась вся эта красота той, что её была, как он считал, не достойна. Одёжку заказал отец, он же и приказал лично забрать её, поблагодарив миссис Картер, тут же нацепить и быстро, чуть ли не галопом, пригнать домой. Чтобы в тот же миг отправиться с кавалькадой слуг в гости к Розамонде.
Эх, эта Розамонда…
С дважды повторённой Розамондой Элазар знался с самого детства, с детства же их хотели сосватать друг другу. Девушка казалась наиболее подходящей пассией, ведь имела в родственниках благородного, пускай и бедного папеньку и в придачу к нему богатого, пускай и неблагородного дяденьку, любившего сорить деньгами. Розамонда, чего не сказать о её портретиках, обычно присылаемых на Рождество, Крещение, Вознесение и последующее за этим Успение, слыла девушкой весьма неприятной наружности. Однако молвил люд, что была она при этом восхитительно благочестива и молилась с такой же страстью, с какой искала золото в некрасивом, но достойном счастья носике. Не зря же было сказано: «Миловидность обманчива и красота суетна; но жена, боящаяся Господа, достойна хвалы». Именно с такой женой и до́лжно «стать единой плотью». Вот только не этой плоти хотел Элазар… Что он, несомненно, от отца скрывал.
«Я должен повиноваться, — безрезультатно убеждал себя рыцарь. — Это мой долг! И не просто долг, а святая обязанность. Мы с Розамодной будем как Ланселот и Гвиневра, Гавейн и волшебница Рагнелл, Утер и Игрейна, Тристан и, конечно же, Изольда. Вот только Розамонда некрасивая, — тут же с юношеской прямотой добавил Элазар, — да и спасать её не от кого. Скука».
Скука прервалась неожиданным шумом: криками, отборной руганью и — что зажгло сердце юноши — лязгом металла. Сражение! Подобно храбрым и по молодости глупым Ланселоту, Гавейну, Утеру и Тристану, Элазар тут же направил коня в сторону битвы.
За поворотом он увидел перевёрнутый экипаж, к которому дюжина вояк теснила четвёрку рыцарей. Последние были закованы в непробиваемые латы, поэтому лезвия звонко били по доспехам, но не ранили их обладателей. Один из рыцарей, без шлема, с развевающейся копной волос, едва стоял на ногах, парируя удары лёгкой скьявоной. Но тяжёлый молот, оставивший вмятину в панцире, лёгкой скьявоной парировать не сумел. Из-за силы удара упал набок. На него тут же набросились трое. Всё это произошло меньше, чем за минуту. Элазар, не раздумывая, с криком послал жеребца в галоп.
Ещё не выхватив меч, он оттолкнул троих. Четвёртого — того, что орудовал молотом, — рубанул по плечу, но тем самым лишь ранил. Парировал удар с другого боку. Жаль лишь, что удача тут же покинула Элазара. Его стащили с брыкающегося коня, пнули в живот, наступили, чуть ли не ломая, на руку. Длинноволосый рыцарь с товарищами благодаря помощи смог перейти в наступление, но врагов было слишком много. Один из них замахнулся кортиком на поваленного на спину Элазара, как вдруг вскрикнул, выронил оружие. На шее, брызнув кровью, расцвёл металлический бутон. Тут же просвистела вторая стрела, третья, четвёртая… Пришла подмога. С десяток всадников. Вояки, те, что выжили, отступили, побежали в лес, подгоняемые преследователями.
— Ты в порядке? — прозвучал над Элазаром бархатный голос. — Можешь встать? Давай руку.
Ему помог подняться тот самый длинноволосый рыцарь, который вблизи оказался не только утончённо красивым, но и высоким — выше самого Элазара на полторы головы. При более ближайшем рассмотрении рыцарь оказался крепко сложенной и одетой в плотный доспех девушкой. Сердце у Элазара пропустило пару ударов. И чуть ли не остановилось, когда взгляд упал на подозрительно знакомый герб на двери перевёрнутого экипажа.
— Это?.. — Он указал дрожащей рукой в сторону страшной находки.
— Николетта! — К ним подъехал один из всадников, прервав юношу. — Вы вообще башкой не думаете, когда выбираете, кого грабить?
Николетта, длинноволосая девушка в панцире, подмигнула бледнеющему Элазару, повернулась к всаднику.
— Да не было у экипажа этих сучьих выродков, когда мы подошли, Вир. Лишь возница, два слюнтяя с шипами и девка внутри. Оказалось, что толпа предусмотрительно топала рядом, просто скрывалась в кустах. Услыхали нас тут же. Если бы не этот ангелок, — указала на Элазара, — мне бы темя размозжили.
— Было бы уроком. Где девка?
Тут же послышался громкий писк, визг. Всё это время искомая «девка» пряталась за кузовом экипажа. Её заметили два латника, выволокли на дорогу. Элазар не ошибся, правильно распознал герб, ведь «девкой» оказалась некрасивая Розамонда. Визг перерос в рыдание, когда латники попытались сорвать дорожное платье с девушки.
— Стоять! — крикнул Вир, отъехал от Николетты и трижды проклявшего свою глупость Элазара. — Не сметь трогать мадемуазель! Она останется чистой, невредимой и невинной. Даже палец в дырочку сунуть не пытайтесь! Её папаша заплатит нам столько, что на пару лет хватит. Меньше вреда ей — меньше вреда нам.
В это время Николетта подняла меч Элазара с земли, вытерла его о штанину трупа, вручила.
— Держи. Как звать моего спасителя?
— Эм… Гавейн.
— Ха-ха! Гавейн. Предположим. Хотя тебе идёт: ты весь в зелёном, как и твой конь. Хочу отблагодарить тебя, мой дорогой Гавейн, но не здесь. В лагере.