Мила проснулась за пять минут до будильника. Это было несправедливо. Её мозг, видимо, заключил отдельный контракт с утренней жестокостью. Пять драгоценных минут. Пять.
Она уткнулась лицом в подушку, попыталась вернуться в сон, где она — принцесса, а её любимый злодей — всё же не совсем злодей, а скорее… ну, романтик с кинжалом. Вышло слабо. Кот Буря прошёлся по спине, явно подтверждая: «время вставать, служанка».
Мила встала, завела чайник, споткнулась о собственную ногу (как обычно), наложила овсянку (как всегда), и села за кухонный стол. На экране ноутбука уже стоял на паузе тот самый кадр. Его лицо. Полумрак. Уголок губ приподнят. Взгляд — будто он знает что-то, чего ты не знаешь. Но очень хочешь узнать.
— Утро доброе, — сказала она вслух. — Да-да, знаю, ты не любишь «доброе». Просто «утро»? Или «позорное время суток»?
На экране он молчал, как обычно. Но Мила точно знала: если бы мог, он бы сейчас саркастично фыркнул.
В её жизни всё было... нормально. Скучно-нормально. Работала в книжном магазине. Жила в однушке с облупленным подоконником. Ела гречку. Смотрела один и тот же фильм раз в неделю — а иногда и чаще.
Фильм назывался "Темнее времени". Старый, стильный, с безупречным монтажом и харизматичным главным антагонистом. Его играл британский актёр с голосом, от которого можно было рожать по телефону. Персонажа звали Райвен. У него был плащ, резкий ум и реплики, от которых у Милы кружилась голова.
Но дело было не только в актёре. Дело было в нём. В злодее, который не боялся быть тем, кто он есть. Он не извинялся. Не стеснялся. Не поддавался. Он был… свободен. Один. Грозен. И, чёрт возьми, сексуальный.
— Я знаю, — сказала она коту. — Это нездорово. Влюбляться в персонажа. Но кто сказал, что здоровое — это интересно?
Кот зевнул и спрыгнул с подоконника. Ему было всё равно.
Иногда Мила представляла, что Райвен выходит из экрана, идёт по её квартире, осматривает её чайник и говорит что-то вроде: «Ты хранишь кипяток в шумящей жестянке? Очаровательно варварски». А потом — садится напротив, смотрит ей в глаза и добавляет: «Ты знаешь, что я вижу тебя. Всю.»
Однажды она даже написала фанфик. В котором он остался злодеем, но ради неё сделал исключение. Он всё ещё жёг города — но дарил ей цветы.
Это не попадало под категорию «взрослая, адекватная жизнь». Но, откровенно говоря, взрослая, адекватная жизнь пока не предлагала ничего лучше.
— Может, звезда упадёт, и ты придёшь, — шептала она, глядя на небо. — Хоть раз. Просто... появись. Я сварю тебе кофе. Научу тебя пользоваться стиральной машинкой. Покажу, каково это — быть не в фильме.
Она не знала, что совсем скоро — он её услышит.
В тот вечер небо было особенно ясным. Ветер гонял звёзды по небосводу, как будто торопился куда-то. Мила сидела на балконе, укутавшись в плед, с чашкой облепихового чая и ноутбуком на коленях. Она досматривала любимую сцену — ту самую, где Райвен произносит свою знаменитую фразу:
"Любовь — это слабость. А ты мне нравишься именно потому, что ты опасна."
У неё мурашки. Каждый раз.
Каждый. Раз.
— Вот скажи, — она говорила в экран, лениво покручивая ложку в кружке, — почему ты должен быть вымышленным? Что за подлость судьбы? Реальность — это бухгалтер Сергей с запахом чеснока. А ты... ты — буря в костюме. Лёд, в котором хочется утонуть.
Кот Буря выразительно мяукнул. Возможно, он ревновал.
Мила встала, вытянулась всем телом, подошла к перилам балкона. Небо было такое глубокое, синее, почти космическое. И вдруг — она увидела её.
Падающую звезду.
Настоящую. Яркую, длинную, почти как в кино.
— Ох… — выдохнула она. — Ладно, это... Это знак.
Она сложила ладони, как в детстве, и быстро прошептала:
— Я хочу, чтобы он был настоящим. Чтобы однажды он появился у моей двери. Но не просто актёр. Пусть будет он. Райвен. Со всеми его колкими шутками, ледяным взглядом и... — она запнулась и улыбнулась. — Ну, ты понял.
Звезда исчезла.
Чашка обожгла ладонь.
Мила вздрогнула.
Кот снова мяукнул. На этот раз тревожно.
— Успокойся, Буря. Никто не приходит из фильмов.
Она потянулась выключить ноутбук.
На экране зависло лицо Райвена. Тот самый взгляд. Почти... осуждающий?
— Не смотри так, — пробормотала она. — Я просто мечтала. Разреши мне, ладно?
И в эту ночь, впервые за долгое время, ей приснился не просто сон.
А ощущение.
Как будто кто-то стоял в комнате.
Смотрел.
Дышал.
Улыбался.
И говорил тихо, почти не слышно:
«Ты меня звала. Неужели не веришь в чудеса?»
Будильник зазвенел на полторы минуты позже обычного. Мила заметила это сразу — она вообще замечала странные мелочи. Ложка лежала не там, где она её оставила. Кофе был как будто уже налит — хотя она точно помнила, что упаковку ещё не открывала.
— Буря, это ты? — Она наклонилась к коту, который в ответ даже не шелохнулся, только подозрительно щурился, будто видел нечто большее, чем она.
Утро было суматошным, и только когда Мила возвращалась домой с пакетом булочек и новой зубной щёткой, её остановил странный звук — три чётких удара в дверь.
Она замерла в коридоре.
Буря зарычал. Буря. Зарычал. Этот кот даже на пылесос не реагировал. А тут — рычит.
Мила сжала пакет с булочками, как будто это могло её защитить. И медленно подошла к двери.
— Кто там? — спросила она, внутренне ругая себя за банальность.
— Ты ведь звала меня, — ответил голос.
Хриплый, низкий, с лёгкой интонацией насмешки. Как будто реплика из её фильма. Но не запись. Живой. Прямо за дверью.
— Простите? — переспросила она, дрогнув.
— Я ошибся этажом? — тут же добавил он, с той самой ленивой ухмылкой в голосе. — Или всё-таки ты хотела, чтобы я стоял здесь, в этой мерзкой реальности, где булочки важнее магии?
Мила распахнула дверь.
Он был точно таким, каким она его помнила. Тёмное пальто. Стальной взгляд. Высокий. Слегка растрёпанные волосы, будто только что вышел из пыльной киноленты. Он оглядел её, медленно, с интересом. И наклонил голову.
— Ну наконец-то, — сказал он. — Я уже начал думать, что ты меня придумала зря.
Она хлопала глазами.
— Э-э… Райвен?
— Рад, что ты помнишь моё имя. Хотя могла бы и поаплодировать. Я вышел из фильма в твой мир. Всё-таки редкое достижение.
— Это… розыгрыш? — Она попыталась найти камеру, телефон, хоть что-то. — Это Оля устроила? Или кот подписал меня на реалити-шоу?
— Ты же просила. Помнишь? «Пусть он будет настоящий». — Он склонился ближе. — И я настоящий. Жаль, ты сейчас не выглядишь так, как в своей фантазии. Где шёлковый халат, вино и взгляд женщины, готовой ко всему?
— Я… — она моргнула. — У меня булочки.
— Идеально, — усмехнулся он. — Тогда я вхожу.
И он вошёл. Просто так.
Прямо в её реальную жизнь.
И как бы ни казалось, что это невозможно — аромат его парфюма был слишком настоящий. Его ботинки — слишком мокрые от снега. А его взгляд…
Слишком живой.
Слишком опасный.
Он прошёл в коридор, словно это был его дом. Окинул взглядом полку с тапками, поднял один — в форме розового кролика — и изогнул бровь:
— Это… магическая сущность? Или ритуальный трофей?
— Это тапки, — буркнула Мила, не зная, смеяться или падать в обморок.
Он покрутил тапок в руках, щёлкнул пальцами, ожидая, что тот… я не знаю… загорится или запоёт?
Ничего не произошло. Он недовольно фыркнул и швырнул его обратно на полку.
— Этот мир разочаровывает меня с первых же минут.
Он прошёл в гостиную, осмотрел книжную полку, ткнул пальцем в пыль и сделал брезгливое лицо:
— Вы тут всё время живёте или только прячетесь от налога на уют?
— Что?.. — Мила за ним с пакетиком булочек, как с охапкой роз в фильме ужасов. — Послушай, Райвен… Если это… какой-то сбой в реальности, ты не мог бы… я не знаю… уйти обратно туда, откуда пришёл?
Он обернулся. Взгляд — тяжёлый, почти обиженный.
— Ты серьёзно? Я только что прошёл сквозь измерения, сбросил кинопетлю, убежал от сценариста, который пытался меня переписать как героя… и ты хочешь, чтобы я просто ушёл?
— Ну… не то чтобы «ушёл»… просто… ты в кино, а я в жизни. Это немного…
— Я в жизни. И, похоже, это твоя вина. Ты позвала меня. И звезда тебя услышала. А значит, ты теперь моя единственная фанатка с полномочиями.
Он сел на диван. По-хозяйски. Потянулся к пульту и — нажал на кнопку. Телевизор зашипел, замигал, а потом… сгорел.
— Ты… — Мила кинулась к телевизору. — Ты что сделал?!
— Простая техника? Я думал, это портал. М-да… Уровень технологий в этом мире разочаровывает.
— У тебя будет счёт на двадцать тысяч, если ты продолжишь трогать «порталы».
Он поднял бровь:
— Деньги? Это… бумажки с нарисованными лицами?
— Это… твоя аренда, если ты думаешь здесь остаться.
Он задумался.
— У меня есть кое-что ценное, — сказал он, и вытащил из кармана… блестящий кинжал с драконьим рукоятьем. — Это выковал Безымянный Кузнец из огня умирающего феникса. Подойдёт?
Мила схватилась за голову:
— Господи, мне нужен валерьян…
— Ты хотела меня. Ты получила меня. — Он лениво потянулся, и его рубашка приоткрылась на груди. — Или ты мечтала только о виде с экрана, а не обо мне настоящем?
Мила покраснела. Она сама не знала, чего хотела. Вероятно, не этого. Или...
именно этого.
После инцидента с телевизором Райвен встал с дивана, протянул руки и с театральным вздохом осмотрел кухню.
— Ну что, мой скромный покой, — произнёс он, словно ведущий шоу, — где же здесь та таинственная алхимия, что превращает простые ингредиенты в волшебство?
Мила с сомнением взглянула на кастрюлю с кашей, которая уже начала подгорать.
— Эмм… это овсянка. На завтрак. Она полезная.
— Овсянка? — он моргнул, будто впервые слышал это слово. — Где её огонь? Где та горящая страсть, что должна гореть в сердце каждого блюда?
— Огонь? — Мила нервно улыбнулась. — Плита. Вот огонь.
Райвен подошёл к плите, внимательно посмотрел на конфорки, которые на её взгляд казались простым механизмом, и попытался повернуть ручку. Она не поддавалась.
— Проклятая загадка! — воскликнул он. — Это что, магический круг, что нужно заколдовать, чтобы запустить?
Мила сдержала смех и аккуратно повернула ручку за него.
— Вот так.
Пламя вспыхнуло, и Райвен вздрогнул, словно от вспышки магии.
— Хорошо, — сказал он, оглядываясь вокруг. — Но где твой рыцарь, который должен носить тебя на руках и приносить завтрак в постель?
— Значит, ужин, — сказал Райвен, скрестив руки на груди и глядя на Милу так, будто она объявила войну. — Покажи мне, как вы, смертные, выживаете без личного повара и запасов вина на сорок лет вперёд.
— У меня есть макароны, — гордо ответила Мила. — И кетчуп. Это... базовая выживаемость.
Райвен подошёл ближе, склонился к её уху и прошептал с лёгкой насмешкой:
— Макароны… Ты пыталась убить меня овсянкой утром, теперь — пастой? Очаровательная ты женщина, Мила.
Она покраснела.
— Тебе не нравится паста?
— Мне нравишься ты, когда ты говоришь это слово с такой страстью. Паста. Звучит как заклинание.
Он щёлкнул пальцами, вставая рядом с ней у плиты.
— Покажи мне, как это делается, ведьма домашнего уюта.
Мила засмеялась. Она не ожидала, что готовка пасты превратится в... что-то вроде свидания? Или дуэли?
— Так, воду сначала надо вскипятить, — начала она и включила плиту.
— Вода. Огонь. Страсть. Всё, что нужно для идеального вечера, — подытожил он и уселся за кухонный стол, наблюдая, как она хлопочет.
Пока макароны варились, он то заглядывал в кастрюлю, то пробовал соль щепотками, словно пробовал волшебную пыль. Однажды даже чихнул.
— Это испытание. Ты хочешь проверить мою преданность?
— Нет, я просто готовлю. Так делают нормальные люди.
— Я далеко не нормальный. И ты это знала с самого начала, — он улыбнулся, и его взгляд стал мягче. — Ты же загадала меня. Ты хотела меня. Помнишь?
У Милы перехватило дыхание.
— Я... это была просто звезда. Просто желание…
— И вот я здесь. Размешиваю макароны в твоей кастрюле. Очевидно, что Вселенная имеет потрясающее чувство юмора.
Позже. Вечер. Они сидели за столом.
Паста, немного пережаренная, кетчуп в виде сердечка — непреднамеренно, но получилось забавно.
— За твою магию, Мила, — Райвен поднял чайную кружку, будто это бокал вина. — За то, что не прогнала меня с порога. Хотя, возможно, стоило бы.
— За злодеев, которые умеют варить макароны, — усмехнулась она.
Он наклонился ближе, локтем опираясь на стол.
— За девушек, которые влюбляются в тех, кого боятся все остальные.
Мила покраснела.
— Я… я не влюблена.
— Конечно, нет, — он прищурился. — Ты просто пересматривала мой фильм сто сорок восемь раз, разговаривала со мной через экран, и загадала, чтобы я был рядом. Это точно не влюблённость.
Он взял макаронину пальцами и протянул ей.
— На, это последняя. Ритуальная. Если съешь — мы связаны на всю жизнь.
— Ты серьёзно?
— Я всегда серьёзен, когда дело касается еды. И женщин, способных вызвать меня из другого мира.
Мила рассмеялась, взяла макаронину и съела. Под его взглядом, как под прицелом — но с лёгкой дрожью в сердце.
Он улыбнулся. Удовлетворённо.
— Значит, теперь ты — моя ведьма. И твоя кухня — мой замок.
— Только ты сам будешь мыть посуду в этом замке, — огрызнулась она.
Он склонился к её уху.
— Только если ты будешь рядом.
Время словно растянулось. Макароны были давно съедены, кружки с чаем остыли, но ни один из них не шевелился. Они сидели напротив друг друга, почти не отводя глаз, как будто боялись, что если моргнут — всё исчезнет.
В комнате царила уютная полутьма. Только настольная лампа у дивана светила мягким жёлтым светом, и он ложился на лицо Райвена, выделяя скулы, тень под глазами и тот самый, обольстительно-опасный прищур. Мила заметила, как он машинально поправил ворот рубашки — словно позировал даже в тишине.
— Ты всегда сидишь так идеально прямо? — спросила она, положив подбородок на руку.
— Привычка, — ответил он. — В моём мире ты не знаешь, кто в следующую секунду решит вонзить нож тебе в спину. Лучше всегда быть начеку.
— А тут? — тихо спросила она. — Здесь безопасно. У меня только кот и кастрюли.
Он усмехнулся.
— Кот, между прочим, смотрит на меня так, будто собирается отвоевать свою территорию. Где он?
— Буря обычно прячется, если что-то странное. Ты — определённо «что-то странное».
— Приятно быть исключением.
Они оба замолчали. Из кухни тянуло тёплым запахом — остатками еды и корицей из ароматической свечи, которую Мила когда-то купила по акции «для уюта». Райвен снова осмотрел комнату, взгляд скользнул по полкам с книгами, мягкому пледу, кружке с надписью "Кофе — мой магический эликсир".
— У тебя… тёплый дом, — сказал он неожиданно серьёзно. — Не знал, что у тепла есть запах. Здесь он — ванильный и… какой-то милый.
Мила не знала, что ответить. Грудь сжалась, и вдруг она почувствовала, как рядом с ним хочется быть хорошей. Не правильной, не удобной, а — собой. Он смотрел на неё не как на странную девушку, что разговаривает с телевизором, а как на равную.
Райвен встал и медленно прошёлся по комнате. Подошёл к окну, заглянул в темноту за стеклом.
— Это всё… не по-настоящему. Такое ощущение. Словно я во сне, — проговорил он.
— А если это действительно сон?
Он повернулся к ней, приблизился. Между ними остался только воздух и тонкая грань чего-то несказанного.
— Тогда я не хочу просыпаться, — прошептал он.
Мила затаила дыхание. Её сердце билось слишком громко. Он смотрел прямо в неё, не на неё — вглубь, туда, куда никто раньше не заглядывал.
Он протянул руку и провёл пальцами по её щеке. Осторожно, будто боялся разрушить.
— У тебя тёплая кожа. Как живой человек, — пробормотал он, будто удивлялся.
— Я и есть живая, — выдохнула она.
— Я тоже, видимо… теперь. Благодаря тебе.
Он замер, их дыхание смешалось.
Но вдруг в коридоре что-то грохнуло — кот опрокинул сушилку для обуви. Мила дёрнулась. Райвен тут же напрягся, выпрямился, как будто снова вернулся в режим опасности. Угрозу он чувствовал на инстинктах.
— Это Буря, — сказала она, выдохнув. — Мой кот. Он любит разрушать.
Утро началось с того, что Райвен объявил себя… охранником.
— Я пойду с тобой, — заявил он с полной серьёзностью, стоя в дверном проёме с ложкой в руке. — Кто знает, какие угрозы подстерегают в этих ваших… супермаркетах.
— У меня запланированы только кофе, овощи и, возможно, круассан, — ответила Мила, запихивая в сумку кошелёк.
— Именно. Круассаны. Эти коварные существа. Я иду.
Она закатила глаза, но внутренне таяла. Он был неотразим даже в пижаме — а он наотрез отказался переодеваться в “обычную одежду простолюдинов”, так что на нём по-прежнему были чёрные брюки с тонкими серебряными вставками, рубашка с высоким воротом и... странно подходящий плащ. Плащ он нашёл в шкафу, примерил и больше не снимал.
— Люди в городе будут смотреть. — Она бросила на него взгляд. — Ты выглядишь, как будто сбежал с фотосессии “Тёмный лорд и лаванда”.
— Пусть смотрят. Я — эстетическая угроза.
Она фыркнула и сдалась. Райвен отправился в город.
Первое испытание — лифт.
— Это… металлический гроб, движущийся в замкнутом пространстве? — Райвен присел, осматривая стены.
— Это просто лифт, не драматизируй.
— Я драматизирую потому что ЖИВОЙ и хочу им остаться. Ты уверена, что это не механизм пыток?
Он встал, вцепился в поручень и драматично прошептал:
— Если мы умрём, знай: я ненавижу твой чайник, но люблю твой плед.
Мила сдерживала смех до последнего, но когда двери лифта начали закрываться, и он завопил "НЕ ТАК! ЗАКРЫТЬ ВОРОТА АДА!", она сдалась и просто сползла по стенке от хохота.
Следующая остановка — мусорный бак.
— Это… алтари подношений?
— Нет. Это помойка.
Он подошёл к баку, заглянул внутрь и резко отпрянул.
— Это оскорбление хаоса. Даже в моём мире у зла был стиль.
— Ну прости, это не антикварная мусорница с черепами.
— А могли бы и сделать.
И, наконец, кофейня.
Он вошёл, словно это был тронный зал. Бариста замерла, глядя на него, как на голограмму из фэнтези.
— Чего желаете? — промямлила она, когда Мила подошла.
— Два латте, пожалуйста. Один без сахара.
— Латте… — Райвен окинул стойку подозрительным взглядом. — Это зелье?
— Почти. Помогает не убивать с утра.
Он кивнул, как будто оценил полезность. Когда напиток подали, Райвен взял бумажный стакан, понюхал, с выражением “я пробую яд” сделал глоток — и застыл. Минуту. Две.
— Ты в порядке?
Он опустил стакан, прищурился и торжественно произнёс:
— Я прозрел. Это… это амброзия. Это… жидкое проклятие счастья. Почему в фильме у меня не было этого?!
— Потому что ты был занят тем, что пытался уничтожить мир?
Он медленно повернулся к ней:
— Я был голоден. Теперь я понимаю.
Он допил кофе в три глотка, огляделся и, к изумлению персонала, встал на колено перед баристой.
— Благословенная женщина, ты владеешь рецептом бессмертия.
— РАЙВЕН! — Мила буквально затащила его за руку обратно за столик. — Ты не можешь…
— Я просто выразил признательность.
— Ты только что сделал ей предложение.
— Она достойна.
— Ты… идиот. Очаровательный, чертовски красивый… идиот.
Он склонился к ней через столик, и в его глазах появилось то опасное пламя, что она знала по фильму.
— Скажи это ещё раз.
— Что? Что ты идиот?
— Нет. Вторую часть.
Она посмотрела на него. Он смотрел в неё. И в эту секунду весь шум кофейни исчез.
— Очаровательный… чертовски красивый… — прошептала она. — …идиот.
Он улыбнулся. Так, как никто не улыбался в её жизни.
А потом они пошли домой. А по пути он остановился возле музыкального уличного исполнителя и, не сказав ни слова, взял в руки гитару, сыграл аккорд… и спел. На непонятном языке. Тихо, грустно. Люди останавливались. Слушали. Бросали монеты.
Мила стояла в стороне. И вдруг поняла: в её мире больше нет границы между вымышленным и настоящим. Он стал её реальностью. И теперь… это было прекраснее любого фильма.
— Ты сегодня вёл себя… как минимум незаконно, — сказала Мила, снимая кроссовки у двери.
— Я вёл себя вдохновляюще, — отозвался Райвен из кухни, куда уже успел проследовать с одним-единственным намерением: съесть всё, что не прибито.
Он вытащил из холодильника банку нутеллы, посмотрел на неё с подозрением, облизал ложку — и замер, как будто в него ударила молния.
— Что это за дьявольский эликсир? Почему ты скрывала его от меня?
— Потому что я люблю его. И не хотела делиться. Ты не единственный эгоист в доме.
Он медленно обернулся, с нутеллой в одной руке, с ложкой в другой, с безумным блеском в глазах.
— Теперь я понимаю… это было личное.
Мила только закатила глаза, но в душе… растаяла. Снова.
Он был воплощением того, что в фильме казалось идеальной выдумкой: уверенность, сарказм, голос, от которого хотелось упасть в обморок, и взгляд, который, казалось, видел её насквозь.
А теперь он жил в её квартире. И ел её нутеллу. И оставлял перчатки на микроволновке.
Когда он устал, то, не спрашивая, просто плюхнулся на диван, раскинув руки и ноги, как кот. Она подошла с пледом.
— Принцессы носят платья, а злодеи — пледы, — пробормотал он, когда она укрыла его.
— Угу. Особенно с уткой и единорогами.
— Это символ власти, — сказал он, поправляя край пледа, где действительно был единорог с сердечками.
Она присела рядом, ноги под себя. Райвен повернул голову, смотря прямо на неё.
— Ты счастлива?
— В целом? Да. Хотя никто не готовил меня к тому, что любимый персонаж буквально появится в жизни и съест мой завтрак.
— А ты готова к тому, что он может не быть тем, кем кажется?
Она прищурилась:
— Это сейчас было что-то важное? Или ты просто философствуешь под нутеллу?
Он не ответил. Просто посмотрел. Долго. Слишком долго.
Мила вдруг почувствовала, как по спине прошёл холодок — не страшный, а... волнительный. Он опять что-то знал. И опять не говорил.
— Райвен… — Она тихо положила ладонь ему на руку. — Ты же из фильма. Тебя не должно быть. Но ты здесь. И я счастлива, что ты здесь. Просто… скажи честно. Ты что-то скрываешь?
Он медленно наклонился вперёд. Его лицо оказалось совсем рядом. Голос стал шёпотом:
— Я скрываю только то, что ты пока не готова узнать.
— Я взрослый человек, ты же знаешь.
— Именно поэтому я и жду, когда ты увидишь всё сама.
Он встал. Молча. Подошёл к окну. Посмотрел на небо.
— Эта звезда. Помнишь, ты загадывала желание?
Мила замерла.
— Ты…
— Не сейчас, — перебил он мягко. — Просто знай: я здесь не просто так. И не только потому, что ты мечтала.
Он обернулся. И теперь в его глазах было нечто новое. Что-то старинное. Глубокое. Почти... вселенское.
— Завтра, — сказал он. — Я покажу тебе больше. Но только если ты готова узнать, кто я на самом деле.
Он ушёл в комнату, оставив её сидящей в тишине. Только кот Буря мяукнул с подоконника, словно соглашаясь:
Райвен не просто фантазия. Он — событие.
Утро началось с громкого:
— Надень удобную обувь. И кофту. Не спрашивай.
Мила, только проснувшись, с прической уровня «меня атаковал вентилятор» и одним глазом видящая этот мир, уставилась на Райвена, который уже стоял у двери в тёмном пальто и… с зонтами?
— Мы что, в Лондон летим?
— Почти. Пошли.
Они спустились на лифте. Райвен уже перестал реагировать на волшебство технологий, только едва заметно замирал на каждом «дзынь». За ночь он стал спокойнее. Сдержаннее. Почти серьёзным.
— Ты молчишь, — заметила она.
— Я думаю.
— Ты умеешь?
— Осторожно, Мила. Я могу показать тебе, насколько много я умею.
Она хихикнула и спряталась за шарф.
Что бы он ни задумал — она была готова. Ну… почти.
Через полчаса они стояли у старого парка на окраине города. Райвен держал зонты. Два. Один — обычный, второй — сделанный явно не здесь. Он светился синим, как будто внутри него дышало северное сияние.
— Это... — начала она.
— Да. Не отсюда. Держи.
Он протянул ей зонт и сказал:
— Открой его и закрой глаза. Просто доверься.
— Если это какая-то метафора на романтическую смерть, я отказываюсь.
— Это портал, Мила.
— Ну конечно, — фыркнула она, — а мой кот — агент ФБР.
Он смотрел на неё молча. Серьёзно. Слишком серьёзно.
— Райвен… ты шутишь?
— Закрой. Глаза.
И она закрыла. Услышала хлопок. Почувствовала, как ветер ударил в лицо. Как пространство дрогнуло под ногами.
Она открыла глаза.
Они стояли на вершине холма. Но не того, что она знала.
Под ними раскинулась долина, где небо было лавандовым, деревья — серебристыми, а воздух словно пел. Повсюду парили светящиеся капли — будто дождь и радуга в одном. Вдали — башни. Парящие. Ломанные. Чужие.
— Где мы? — прошептала она.
— В моей реальности. В моей вселенной. В том мире, откуда я пришёл, — сказал он, глядя на горизонт. — Точнее… из которого ты меня вызвала.
— Но… ты из фильма…
— Фильмы — это зеркало. Окно. Иногда кто-то умный случайно показывает правду. Никто не верит. А зря.
Она смотрела, заворожённая.
Он продолжал:
— Когда ты загадала желание на падающую звезду, ты открыла дверь. Не просто во внешний мир, Мила. Ты открыла её внутри себя. Потому что ты — не обычная. Ты чувствуешь по-другому. Видишь по-другому. И ты — вызвала меня.
— Потому что я хотела любви?
— Потому что ты была готова её принять. Даже в самой опасной, странной, невозможной форме.
Он подошёл ближе. Прямо перед ней. В его глазах отражалась её тень, трава, небо… и что-то, что шевелилось внутри — будто пламя.
— Мила, — тихо сказал он, — ты не просто влюбилась в злодея из фильма.
— Нет?
— Ты влюбилась… в себя. Такую, какой ты бываешь рядом со мной.
Она почувствовала, как горло перехватывает. Он коснулся её щеки.
— А теперь вопрос. Ты готова узнать, зачем я здесь на самом деле?
Она кивнула. Медленно. Глубоко внутри уже понимая:
всё только начинается.
Они сидели на склоне холма. Мила держала в руках зонт, который теперь не светился — он стал обычным, словно выдохся. Перед ними — мерцающее небо, позади — мир, который когда-то был её единственной реальностью.
Райвен молчал долго. Смотрел вдаль. А потом сказал:
— Когда ты загадала своё желание, я не просто пришёл. Я… проснулся. Впервые. По-настоящему.
— Но ты был в фильме. Уже существовал…
— Легенда. Образ. Иллюзия. Пустая оболочка. Всё, что ты знала — это витрина. Настоящий я — тот, кого ты сотворила своим желанием.
Она с трудом переваривала это. Он говорил спокойно, без пафоса, но каждое слово отдавало в груди вибрацией.
— Но почему я? — прошептала она.
— Потому что ты увидела во мне не злодея. А мужчину. Ты не хотела спасти меня. Ты просто приняла. Это редкий дар. В твоём мире его путают с наивностью. Но я знаю: это сила.
Он посмотрел на неё. Внимательно. Почти нежно.
— Ты знаешь, чего хочешь. Но не навязываешь. Ты мечтаешь, но не требуешь. Ты — как зеркало, в котором я, наконец, увидел себя.
— Я не… я обычная.
— Нет. Ты редкая. Та, кто способна вызвать меня. А теперь — выбрать.
Мила замерла.
— Выбрать?
Он встал, и его силуэт стал выше, чем сам воздух. Он вытянул руку, и зонт снова вспыхнул.
— Если ты пойдёшь со мной, ты оставишь свой мир. Здесь тебя никто не найдёт. Время течёт иначе. И твоя жизнь станет… ну, не скучной — это точно.
Она вскинула брови:
— А если я откажусь?
Он опустился на одно колено, как рыцарь.
— Я останусь. В твоём доме. На твоём диване. Буду пить кофе и смотреть на кота, который всё ещё подозревает меня в заговоре. Я останусь, если ты выберешь это.
— Но?
— Но я — не человек, Мила. Ты должна это понять. Мои силы… мои тени… моя суть — не из этого мира. Я — желание. Реализованное. И оно не всегда удобно.
Он приблизился и взял её за руку.
— Но я обещаю. Если ты останешься со мной — я сделаю твою жизнь такой, что ты забудешь, как выглядит слово «скука». Я не ангел. Но я стану твоим адом, который будешь любить.
— Это… странный комплимент, — хрипло выдохнула она.
Он усмехнулся:
— Странные времена — странные герои.
Они молчали. А потом Мила тихо спросила:
— А ты вообще… умеешь любить?
Он не ответил.
Он просто поцеловал её. Без обещаний. Без лишних слов.
В этом поцелуе не было нежности. Он был — огнём.
Безумным. Жадным. Почти грубым.
Но ей казалось, что он знал всё, чего ей так не хватало.
Когда он отстранился, Мила уже знала ответ.
— Я выбираю, — сказала она.
— Что? — Его голос дрогнул.
— Тебя. Здесь. В этой странной, непонятной вселенной.
— Почему?
— Потому что в твоём аду — я впервые чувствую себя живой.
Он закрыл глаза. Вдохнул.
И зонт, будто в знак, вспыхнул золотом.
Возвращение в квартиру было… странным. Всё вокруг казалось меньше. Потускневшим. Даже кот Буря смотрел на Райвена с выражением «что ты притащила домой и можно ли это сожрать».
— Твоя реальность шепчет, — пробормотал Райвен, поднимая кружку с котиками. — Она недовольна.
— Что это значит? — Мила осторожно достала из холодильника клубнику. Она чувствовала себя, как будто в новой коже — непривычно, плотно, волнующе.
— Мир не любит, когда правила ломают. А твоё желание меня… ну… — он посмотрел на неё через кружку. — Это был хак системы.
Мила рассмеялась:
— А ты, значит, баг?
— Я — вирус, любовь моя. Очаровательный, элегантный, смертоносный.
Он отпил кофе и тут же поморщился.
— По-прежнему мерзость. Но бодрит.
Вдруг с улицы донёсся странный треск. Как будто кто-то провёл когтями по стеклу, растягивая реальность. Мила вздрогнула.
— Что это?
Райвен сразу стал другим. Его глаза, обычно тёмные и колючие, вдруг вспыхнули серебром. Он встал и подошёл к окну.
— Мы не одни, — тихо сказал он.
— Кто?
Он обернулся. И впервые она увидела — страх. Настоящий.
— Охотники. Они чуют переходы. Если я пересёк границу, значит, и они могут. Или уже...
Раздался второй треск. На этот раз ближе.
Мила схватила кота. Тот недовольно взвизгнул.
— Что им надо? Тебя?
— Меня. Или тебя. Всё зависит от их настроения. Охотники любят драму. И кровь.
— Прекрасно, — Мила поставила кота на пол. — Я только-только призналась тебе в любви. Хотела устроить вечер кино и клубники. А теперь у нас гости из параллельного ада.
— Добро пожаловать в мой мир, — усмехнулся Райвен.
Он взмахнул рукой — и зонт снова оказался в его ладони, сверкая как клинок.
— Мы не будем убегать?
— Мы? Нет. Но ты — да. — Он подошёл ближе. — В шкафу в коридоре есть старая шкатулка. Деревянная. Ты думала, что она была бабушкиной? Неправда. Это — якорь. Если что-то случится, открой её. Ты вернёшься в нормальную реальность. Но меня там не будет.
— Я не уйду! — взорвалась Мила. — Ты серьёзно?! После всего?!
— Мила. Они — не твоя игра. Они не знают, что такое любовь. Только охота. А ты — моя единственная слабость.
Он поцеловал её лоб. Горячо. Почти с прощанием.
И тогда… в коридоре задребезжал звонок.
Райвен повернулся к двери.
— О, они вежливые сегодня.
Он шагнул вперёд. Мила бросилась следом.
— Мы откроем вместе, — сказала она. — Это ведь моя квартира. Мой мир. Моя ошибка.
Он посмотрел на неё с уважением.
— Ты точно не вирус. Ты — огонь.
Они взялись за ручку двери. Вместе.
Когда она открылась, ничего не было. Только тьма. Словно кто-то вырезал кусок реальности и вставил туда пустоту.
Из неё вышли двое.
Высокие. Чёрные, как сама ночь. С глазами-щелями, полными белого света. Их пальцы были длинными, и из них струились дымки.
— Райвен, — произнес один. — Твоя прихоть нарушила баланс. Девочка должна быть стерта.
— Не сегодня, — ответил он.
— Тогда сгорите оба.
Мила выпрямилась.
— Извините, парни, — сказала она. — Но у меня клубника. Фильм. И мужчина моей мечты. Так что... валите.
И прежде чем кто-то успел среагировать, она пнула охотника в колено. А Райвен, с торжествующим криком, метнул зонт вперёд, превращая его в поток света.
Всё закрутилось. Зашипело. Завизжало. Реальность задергалась, как плохой Wi-Fi.
А потом наступила тишина.