Как взломать твоё сердце?

Пролог

КЛИМЕНТ.

Мне было четырнадцать, когда я впервые влюбился. Её звали Ника. Нежные черты лица, маленькое телосложение, стеснительная и милая — она сразу покорила моё сердце. Именно тогда я понял, что мне нравятся блондинки.

Я любил смотреть на её светлые волосы и по возможности заглядывать в серые, как лунные пески, глаза. Она затмевала все в моём мире. Учеба и друзья отошли на второй план.

Но её чувства я так и не смог до конца расшифровать. Столько мучился, пытался понять, нравлюсь я ей или нет. Но по всем признакам, которых смог разобрать, был для неё просто другом.

— Да не переживай ты! — сказал мне Давид. — Рано или поздно она обратит на тебя внимание!

— Думаешь?

— Да! Конечно! Девчонки все такие. Специально делают вид, что им не интересно, а сами так ещё больше внимания привлекают!

— Кто тебе это сказал? — Не поверил ему.

— Неважно! — Отмахнулся друг, собирая рюкзак с учебниками. — Главное, она хочет, чтобы ты за ней ещё побегал! Вот увидишь, добьётся своего, и будете вы вместе за ручки гулять!

Я был уверен, что он сказал мне это не всерьёз. Не хотел верить в такую правду. Но с другой стороны, друг пытался поддержать меня, подбодрить. И я тихо надеялся, что так и будет.

Давид нечасто заходил к нам в гости. А когда это случалось, мы учились больше, чем говорили о любви. На этот раз он ушёл раньше, а я остался один в комнате. Достал нашу общую школьную фотографию и разглядел на ней Нику.

На улице была полночь, темнота, звезды не светили, но в квартире горел свет. Я собрал силы в кулак и написал письмо. Это был единственный способ выразить свои чувства. Другого я не знал и не осмелился бы, только опозорил бы себя.

Помню, как краснел, как руки потели, когда писал сокровенные слова. Бумага пропиталась моим запахом, и вскоре она стала частью меня.

Я пытался писать аккуратно, менял почерк на более красивый, чтобы девушка прочитала его и увидела в буквах то, что я хотел ей сказать.

Я представлял, как произношу их, и не мог поверить себе. Я особенно не любил свое состояние, но в то же время погружался в невероятное тепло из-за него. Я знал, что должен действовать, ведь из-за внезапной влюбленности перестал походить на себя.

Вернулся к мысли о Нике и улыбнулся. Ничто не могло затмить мои чувства к ней. Я был в её власти, как бы глупо и нелепо это ни звучало. Я думал о ней, и этого было достаточно, чтобы оставить все свои проблемы где-то позади.

Письмо было готово. Наконец, после нескольких черновиков удалось добиться нужного результата, и я поставил точку в совершенном варианте признания. Согнул бумагу несколько раз в нужных местах, чтобы сделать из нее самолётик. Получилось, как обычно, но не это было важно. На следующий день я готовился вручить его Нике.

Бумажный самолётик. Часть 1.

КЛИМЕНТ.

Последний год в сороковой школе начался для меня так же, как и предыдущие два. В них я толком ничего полезного не делал, чтобы оказаться первым на доске почёта. Но часто оказывался таковым в сердцах поклонниц, в чьих глазах был другим.

Я им нравился. Моя уверенность, стиль и способ преподнесения себя этому миру привлекали их. Они смотрели на меня как на звезду, пути достижения которой были у них в руках. Каждая считала, что способна завоевать моё внимание. А я наблюдал за их стараниями и тихо наслаждался.

Но мой интерес быстро угасал. Я играл с чувствами девушек, безответно влюблённых в меня. Разрушая их сердца. Я не мог вынести ни одну из них рядом с собой, будто нуждался в том же возбуждении, которое они испытывали ко мне. В конце концов, я пришёл к выводу, что являюсь подлым партнёром, нуждающимся в некой форме мести. Но разорвать эту петлю уже не мог.

Я много думал о том, какой жизнью я живу и что делаю. Иногда от потока мыслей мне становилось противно. Я ненавидел себя и не понимал, почему я такой, и что сделало меня таким ужасным человеком, возомнившим себя бабником и сердцеедом. Ведь я был монстром. Я не щадил ни тех, кому я был интересен, ни себя.

Время шло для меня медленно. Каждый день длился, будто в нем было два солнца, а не одно. Мои привычки не оставляли меня, продолжая сосуществовать рядом.

— Ты меня слышишь? — прервала мои мысли Марина.

Я наконец смог посмотреть вперед и оценить высокую фигуру девушки, что терпеливо ждала моего ответа.

Марина Соколова училась со мной с пятого класса и была почти такой же, как и я. Она любила внимание. Одинокие вздохи парней в её сторону придавали ей уверенность, создавали из неё холодную, но красивую и желанную девушку.

Она была брюнеткой с длинными волосами и неизменным выражением на фарфоровом лице. Чем дольше на неё смотрели, тем сильнее влюблялись. Но её глаза упрямо отвергали любое признание, будто ждали чего-то особенного.

Внутри себя я знал, что являюсь тем самым. Но тихо сидел на своём месте, игнорируя её частые взгляды в свою сторону. Я не мог заставить себя посмотреть на неё. Она отличалась от других, и тем самым не оставляла себе шансов. И у меня тоже их не было, если бы я захотел. Поэтому наши судьбы шли параллельно, не соприкасаясь.

Но однажды...

Длинный коридор третьего этажа. Голубые выкрашенные стены с учебными плакатами. Незанавешенные чистые окна, смотрящие во двор. Тишина, которая никак не нарушалась. Ожидание школьников, наблюдающих за нами в молчании. Все ждали, что я отвечу.

— Что ты хочешь? — Спросил я наконец.

Я поправил манжет белой рубашки, желая избежать прямого взгляда с Соколовой. Я был удивлён, когда она захотела со мной поговорить. А то, как она решила это сделать — прилюдно, не стесняясь окружения и возможного осуждения — поразило меня ещё больше.

В конце концов, я смог сдержать эмоции и взглянуть на неё. Выражение её лица было таким же, как и у меня. Наша встреча выглядела словно сделка двух деловых партнёров.

— Давай встречаться, — сказала она так спокойно, будто предлагала мне это каждый день.

Я был уверен, что мои глаза выдали удивление — подобного я не ожидал ни в одной мысли. Со мной произошло нечто редкое: я впервые не знал, что мне ответить.

— Ты серьёзно? — Я подошёл к ней ближе, чтобы снизить тон. — С чего это вдруг?

Я не хотел, чтобы этот разговор стал публичным. Но, видимо, у Марины были другие планы.

— Я объясню тебе, — начала девушка. — Ты мне нравишься.

Я усмехнулся.

— Но это ещё не всё, — продолжила она. — Ты одинок, и я тоже. Почему бы нам не объединиться и не создать идеальную пару? Мы отлично подходим друг другу, уверена, ты думаешь так же. Так почему бы не рискнуть? Вдруг у нас всё сложится?

— Тебе не об этом нужно думать под конец учёбы. В этом году у нас тяжёлые экзамены. Или ты вообще не думаешь о своём будущем?

— Думаю, конечно, — улыбнулась Марина. — Ещё я часто думаю о тебе. Ты мне нравишься. Да, я скажу это ещё ра: Ты тоже не видишь во мне уродину. Я тебе подхожу.

Мне становилось всё смешнее и смешнее.

— Тогда чего же ты ждала всё это время, если я тебе нравлюсь? Почему не призналась раньше?

Девушка замолкла на несколько секунд и, тихо опустив голову, ответила.

— Я ждала, пока ты сделаешь первый шаг. Думала, осмелишься в один день. Но потом поняла, что я тебе вообще не интересна. Столько девушек крутятся вокруг, с чего это я вдруг должна тебе понравиться?

— Ты права. Я не ожидал, что ты сегодня признаешься. Думаешь, я соглашусь встречаться с тобой?

— Думаю, тебе, наверное, надоела эта игра. Не пора ли перейти на более серьезные отношения? — Уверенность в её голосе вернулась.

Я хотел ответить ей, но в этот момент прозвенел звонок, и мы все были вынуждены вернуться по аудиториям.

— Ты подумай над моим предложением. Не спеши отказывать, я подожду, сколько нужно, — сказала она мне напоследок.

Уже в классе я начал размышлять над словами Марины. Сентябрь только заканчивается, но она не думает о том, что школа скоро останется позади, а нас ждёт другая жизнь. Мы не будем прежними, связи с одноклассниками прервутся, и, возможно, даже некоторые привычки придётся оставить в прошлом.

Эта мысль меня успокаивала. Я не хотел продолжать эту игру. Мне уже давно надоело собирать трофеи в виде женских лиц. И Марина понимала это. Видимо, она испытывала то же самое, что и я. Ведь тоже не раз причиняла боль тем, кто приближался к её сердцу.

Возможно, она нашла способ покончить с этим в серьезных отношениях, как мне сказала. Более того, была готова впустить меня в свою жизнь, если бы я согласился. Но, несмотря на все свои желания, я не был готов жертвовать собой ради чьей-то симпатии.

Урок по биологии уже начался. Преподавательница и наша классная руководительница Евгения Яковлевна не спешила к обсуждению темы. Она молча сидела за своим столом и время от времени перелистывала классный журнал.

Бумажный самолётик. Часть 2.

ЛОРА.

— Ты мне не мать!

В очередной раз я обидела женщину, заменившую мне покойную маму. Глаза Индиры наполнились слезами, засверкали и покатились по щекам. Ей было больно, но мои мысли не заботили её чувства. Осознавая, что каждый мой нелепый поступок и необдуманное слово разрывает ей душу на куски, я всё равно продолжала это делать.

Мой мир давно рухнул. Тот день, когда я узнала о большом секрете своей семьи, стал для меня роковым. Я не ожидала такой подставы от родителей, от отца. Оказывается, я потеряла свою настоящую маму в возрасте двух лет. А Индира, молодая девушка, сама будучи ещё ребёнком, решила принять нас как своих.

Сказать, что я выпала из реальности в момент истины, — ничего не сказать. Я промолчала, улыбнулась, кивнула, пытаясь справиться с бурей внутри себя. Беспорядок в моей голове становился все страшнее. Мои небольшие теплые чувства сменялись обидой и недоверием к родным. Тогда никто не понял, что со мной произошло, и я сама этого не осознавала. Но со временем злость внутри меня начала безжалостно проявляться.

— Зато ты мне дочь! — Твердо ответила она сквозь слезы. — Мне плевать, что ты думаешь обо мне, я люблю тебя! Я волнуюсь за тебя!

Выглядела она жалко. Ночной халат сполз с плеча, оголяя кожу, на которой оставалась только одна лямка. Темные волосы, аккуратно собранные в хвост, запутались. Голос сел. Было видно, как она устала вновь и вновь переживать одну и ту же сцену.

— Тебя никто не просил! Ты мне никто! — Наносила я новые удары.

Я видела, как они, словно острые ножи, резали мачеху. Она страдала, а мне было все равно. Выпуская пар, я создавала иллюзию идеальной, комфортной жизни. Но вместе с этим опустошала себя, как сосуд. У меня не было сил донести до конца свои чувства. Я расплескивала их, ядом, растрачивая.

— Когда не стало твоего отца, я поклялась, что позабочусь о тебе! Так что не мечтай, что я отстану! — Заявила женщина. — Может, не сейчас, но однажды ты услышишь меня!

Я покинула дом, громко захлопнув дверь. Не хотела больше слышать рыдания Индиры. Она унижалась передо мной. Истинная мать знает, что её ребёнок от неё никуда не денется. А моя боялась. Она любила меня, но из-за слов, которые я ей говорила, верила, что может потерять. Понимая, что связь между нами нестабильна, я пользовалась этим страхом и была свободна от родственных уз.

Куда ушли все мои чувства, любовь? Я не могла их найти в себе. Что бы я ни делала, этого было недостаточно.

Я пыталась найти золото в своей жизни, брала от неё всё. Пользовалась возможностями и не боялась последствий. Частью этого безрассудства оказалась и школа. Я не бросила её, но стала пренебрегать ею насколько могла.

Я негромко постучала в дверь кабинета биологии, где у нас проходил урок. Немного приоткрыв её, взглянула внутрь, чтобы Евгения Яковлевна смогла узнать меня.

— Лора Яшина, ты сегодня рано, — с полным безразличием на лице и в интонации поприветствовала классная. — А почему не пришла ко второму уроку?

Я слегка улыбнулась, не зная, что мне ответить на такое заявление. Сделала несколько шагов и оказалась в классе под прицелом глаз всех одноклассников.

— Зачем ты здесь стоишь, как столб? — спросила преподавательница. — Есть что сказать?

— Нет, Евгения Яковлевна.

— Тогда иди садись!

Я молча направилась к своему привычному месту, где уже второй год сидела рядом с Давидом Пантелеевым. Он хорошо учился, иногда мог дать списать или подсказать на устных занятиях. За всё время совместного использования одной парты мы не надоели друг другу, и никто из нас не жаловался на своего соседа.

— Не там, — остановила меня учительница. — Садись рядом с Зиминым.

— А мне куда сесть? – Услышала я низкий голос Климента.

— Ты сядь за свободную парту в конце класса.

— А я один буду сидеть? — Спросил Давид. — Почему вы решили нас рассадить?

— С тобой будет сидеть новенькая. Она должна была прийти ещё утром, но её мама позвонила и сказала, что рейс перенесли. Она приедет завтра.

— Как интересно! — Воодушевился Дима Грачев. — Новое лицо освежит этот год. Не терпится уже посмотреть на неё! А вам, ребята, не интересно? — Обратился он к классу.

Я закатила глаза, как и каждый второй, кто хорошо знал этого парня. Посмотрела на Илью и увидела его прилипший ко мне взгляд. Заметив моё невеселое выражение лица, он подвинулся к стене.

— Счастлив? — спросила я, предполагая, какими могут быть у него мысли на мой счёт.

— Не особо, — резко ответил он под моим ухом. — Придётся терпеть тебя целый год. Удовольствие не из приятных.

Я посмотрела на него и наконец увидела усмешку, сложившуюся из тонких губ и широких тёмных бровей, выразительно опущенных к карим глазам. Они хитро смотрели на меня, ничего хорошего не предвещая.

— Ты прямо сейчас можешь отказаться. Никто не заставляет тебя сидеть рядом со мной. Как раз рядом с Климентом есть свободное место.

Мы вместе обернулись, чтобы увидеть задумчивое лицо парня и выразительный взгляд, как у сокола, направленный к доске.

Пока мы говорили с Ильёй, Евгения Яковлевна уже начала занятие. Она монотонно продиктовала тему урока и вытерла салфеткой испачканные белым мелом руки.

— Почему я должен возражать? — ответил он мне. — Может, мне понравится бесить тебя здесь, пока ты так близко. — Он протянул руку к краю белой рубашки и чуть не ущипнул меня в бок.

— Прекрати! — крикнула я, испугавшись щекотки. — Не делай так больше! — Я чуть не встала с места, но всё равно привлекла внимание.

— Яшина, Зимин, сейчас оба живо пойдёте к директору! — Обратилась к нам Яковлевна. — Даю вам последний шанс досидеть до конца уроков. Поблажек в вашу сторону больше не будет. В этом году от меня милосердия не ждите. В будущем вам поступать, строить свои жизни, и поверьте, вы запомните мои слова. Пока вы не поймёте, как вести себя в этой жизни, вас самих никто не поймёт.

— Мы поняли, — ответила я ей, чтобы она оставила нас со своей лекцией.

Бумажный самолётик. Часть 3.

ДИМА.

Третья по счету перемена между английским и алгеброй предназначалась для обеда. Нас уже шестой год не кормили в столовой, поэтому перекусить каждый должен был по-своему. Кто-то брал домашнюю мамину стрепню, а кто-то закуски и полуфабрикаты из буфета на первом этаже.

Добродушная тётя Надя продавала горячие пирожки с мясной начинкой, которые кончались быстрее, чем очередь за ними. Я протянул руку с мелочью через толпу старшеклассников и вскоре моя ладонь ощутила горячий пар от ароматного теста.

Это было всё, что я мог позволить себе в трудный период для своей семьи. Родители не давали мне карманных денег, предлагая терпеть урчание в животе до тех пор, пока я не вернусь домой к полусырому картофелю с луком и макаронам в форме спирали. На второй день они становились переваренными, и есть это блюдо уже было невозможно.

Я терпел, как мог, как они и просили, но иногда просто не было сил устоять перед запахом жареной еды, которая так и просилась в голодный рот.

Вскоре я присоединился к своим друзьям. В отличие от меня, все они в школе питались хорошо. Клим и Давид приносили с собой контейнеры с перекусом, а если забывали их дома, всегда находили деньги в карманах, чтобы купить что-нибудь.

Илья отличался. Он не переживал о еде, каждый раз тратил свои карманные деньги на чипсы и энергетики. Он был беззаботнее всех, предпочитая оставить свободное место в рюкзаке для баскетбольного мяча, а лишние деньги тратить на брендовую обувь или футболку с логотипом.

Все мы были разными, но дружили с детства, при этом находили тему для обсуждения в любой ситуации. Наши частые разговоры начинались с обсуждения симпатичных девчонок нашего города и заканчивались ожесточенными играми на компьютере в комнате Ильи.

Мы были настолько близки, что нас воспринимали как единое целое. Мы собирались в кучки, толпой обсуждали что-то и не расходились, несмотря на различия в наших жизнях.

— Это правда? — Начал Давид, обращаясь к Климу.

Самый тихий из нас сидел на своем месте, прилежно не нарушая границы дозволенного, как это делали мы. Парты каждый раз оказывались под нами, как скамейки, позволяя нам расслабиться, пока наши действия не замечал учитель. Но Давид был другим и придерживался правил, несмотря ни на что.

— Ты о новенькой или о Маринке Соколовой? — ответил Илья вместо своего друга.

Илья был предан своему увлечению. Баскетбольная команда школы незадумываясь приняла его в свои ряды, предлагая ведущее место в игре и титул капитана. Ребята с ним стали играть намного лучше, что было невозможно не заметить. Благодаря своему таланту и внешности, не уступающей обаянию Климента, он стал популярнее, равняясь друга.

— Марина действительно подходит тебе? Она выдержит эти отношения? — Усмехнулся Давид.

— Неважно, — сказал Климент, закрывая свой контейнер и проглатывая последний кусок сытного мясного обеда. — Вряд ли я соглашусь на её авантюру. Очередная воздыхательница, хорошо скрывающая свои намерения и маскирующая это чрезмерной самоуверенностью. Она не пара мне, — завершил он, будучи уверенным в том, что не согласится на её предложение.

— Я бы на твоём месте подумал, — Обратился я к нему. — Сколько ещё ты будешь бегать от одной к другой? Впереди тяжёлые времена, колледж. Может, напоследок уделишь внимание серьёзным отношениям?

— Димон, ты лучше о своих подумай, – ответил мне Климент. – У тебя хотя бы раз они были?

— Были, — неуверенно сказал я.

Когда? С кем? Когда ты успел? — Страдальчески выпучил глаза Давид. — Уже чувствую себя неудачником. Даже у тебя была девушка. Кажется, я последний в нашей стае.

— У него не было никого, — разоблачил меня Илья. – Так что, друг, ты не один такой, – похлопал он Давида по плечу, тихо смеющегося под нашими взглядами.

Климент тоже про себя улыбнулся, будто своим нетипичным мыслям. Внезапно он посмотрел на Илью, который не скрывал веселья на своём лице, и сказал:

— Сначала посмотри на себя. Неприятно видеть тебя таким. Когда признаешься Лоре?

— Да, да, - согласился я. - Ждёшь пока она тебя в крайняк возненавидит? Не будешь потом локти кусать?

— Я не понимаю, о чем вы. Лора не в моём вкусе вообще. Вы посмотрите на неё, — все мы перевели взгляды на девушку, прилегшую на своём плече. — Вы помните её несколько лет назад? Совсем другой человек. Сейчас отталкивает, только и всего. Так что завершайте этот песполезный шип в нашу сторону.

— Уверен, что ничего нет? — Давид поправил манжеты белой рубашки и неспеша поднялся с места. - А то ты постоянно крутишься рядом с ней, не знаем, что и думать.

— Ладно, ладно, я понял. Извините, не хотел ранить ваши чувства. Я был не прав. - В конце концов, вышло так, что мы все заставили друга извиниться за издевательства над нашими личными жизнями.

На этом тема сердечных дел была закрыта. Но остатки наших мыслей о Лоре и симпатии друга к этой девушке всё ещё ощущались внутри нашего круга. Мы смотрели на девушку, мирно спящую на своём месте.

Белый наушник с тихой мелодией погружал её в глубокий сон. Серые волосы, упавшие на лоб, прикрывали веки. Белая рубашка, почти просвечивающая майку под ней, была слегка помята. А оранжевая куртка, ожидающая хозяйку на спинке стула, однажды стала изюминкой нашей одноклассницы, которая изменилась до неузнаваемости. Всё это привлекало внимание и было настоящим в её мире, к которому мы привыкли и уже не замечали.

Кажется, Илья ненавидел её за эти перемены. Когда тот вышел из класса, мы трое недолго думали.

— Опять она на занятиях спит, — сказал Клим. — Интересно, она вообще ночует дома?

— Понятия не имею, — честно ответил я. — Это ты живёшь с ней по соседству, а не я.

После уроков мы все разошлись по домам. Высокое четырёхэтажное здание со светлой облицовкой и белыми оконными рамами осталось позади. Многие жили рядом и могли добраться пешком, а такие, как я, были вынуждены передвигаться на автобусах.

Бумажный самолётик. Часть 4.

КЛИМЕНТ.

Где-то под вечер мы освободились от дополнительных занятий. На улицах смеркалось, день плавно переходил в осенний вечер. Прохлада обдавала уставшие тела, неспеша направлявшиеся к своим домам. Эта дорога от одного очага к другому была особенной. Она позволяла размышлять о том, что долго не задерживается в жизни.

Я тоже размышлял о своём. Нетипичные для подростка двадцать первого века действия, не так ли? В последнее время слишком часто поступал именно так. Друзья уже понимали, что лучше не трогать меня, когда я уходил в раздумья. В такие моменты я терял своё лицо, которое за три года в этой школе заработало репутацию сердцееда.

Темносиний пиджак нашей школьной формы вполне согревал меня в погоду уходящего лета. Лёгкий ветерок взъерошил тёмные волосы. Свежий воздух касался моего лица, подбадривая меня делать шаги быстрее, чем я добирался до дома с одноклассницей.

Лора смотрела на старый пыльный асфальт, на котором скользили наши длинные медлительные тени. Она, как и я, ушла в свои мысли и не была готова воспринимать внешние факторы, которые могли бы её отвлечь.

Время от времени я смотрел на её опущенную к земле голову, пытался заглянуть внутрь и понять, что её беспокоит на этот раз. И даже если бы мне удалось прочитать тот беспорядок, который она носит с собой, возможно, я бы так и не понял ничего толком. Парням сложно проявлять это чувство к девушкам. Особенно мне, я никогда их не понимал.

— Давай быстрее! — Сказал я ей. — Я бы уже раз десять до дома дошёл.

— Ну так иди, — ответила она, посмотрев на меня, как на дурака. — Или я тебя силой держу?

— Нет, — усмехнулся я. — Но если ты поторопишься, мы быстрее доберёмся до дома. Если не забыла, нам ещё делать домашку.

— Нам? Тебе, не нам. Я не собираюсь сейчас домой, — сказала она, закидывая рюкзак за плечи. — Ты иди. У меня другие планы на сегодня.

Я не мог поверить своим ушам.

— Так вот почему ты так медлишь? Опять до позднего вечера будешь где-то гулять.

— Не твоё дело! Иди домой! — Я был уверен, что она хотела убедить меня по-хорошему.

— Уже забыла о своём обещании? Ты должна помочь мне с алгеброй, — бросил я ей вслед.

— В следующий раз, Клим, — помахала она рукой, даже не взглянув в мою сторону.

Вот так моя соседка, с которой мы делили один подъезд, кинула меня и ушла в никуда. Я не знал, чем руководствовалась девушка, меняя свою жизнь в эту яркую, безбашенную сторону, которую она так полюбила. Но Лора не выглядела в ней счастливой. Возможно, маска, которую она так артистично разукрасила вечеринками, коктейлями и новыми друзьями, не имела того эффекта, которого она хотела.

Люди вокруг неё могли обманываться, но не я. Мне было известно, кто такая Лора и в каком доме она жила. Она была рассудительной, бесстрашной и открытой миру. Я, который играл с ней на площадке, и Илья, влюбленный в лёгкость и проницательный нрав девушки, знали, кем на самом деле была настоящая Лора Яшина.

Я вернулся домой, в трёхкомнатную квартиру родителей, куда не особенно хотелось заходить. Я нерешительно достал ключи и открыл массивную дверь, мысленно подготавливая себя к предстоящему.

— Я дома! — Дал о себе знать, снимая с ног белые кеды.

В четырёх стенах я почувствовал себя ещё более уставшим. Мне срочно требовались матрас и долгая ночь, чтобы отдохнуть от всех перемен, коснувшихся меня. Я был слишком молод для пережитого.

— Ты вернулся? Давай, переодевайся и заходи. У нас гости. — Встретила меня мама на пороге просторной кухни, из которой доносились мужские голоса.

Она улыбалась, будто это было единственное, что удерживало её на плаву. Волосы, которые были так похожи на мои, обыкновенной косой украшали голову моей матери. Карие глаза, казавшиеся почти черными, не выражали эмоций. Я не увидел в них радости, которую она пыталась выдавить из себя. Хотелось спросить у неё, почему она жертвует собой, лишь бы угодить другим.

— Хорошо, — согласился я и почти ушёл в свою комнату, как внезапно решил остановиться. — Мама?

— Да? — Улыбнулась она ещё шире, а в глазах заблестели слёзы, которым путь был закрыт волей. — Как дела в школе? Как твоя успеваемость?

— Не переживай. — Я понял, что мама специально перевела тему, чтобы не говорить о НИХ.

— Ладно. Ты иди, я накрою тебе на стол, — сказала она и вернулась на кухню.

Оказавшись в своей комнате, я плюхнулся на кровать, закрыл глаза и замер. Я представил, что остался один на белом свете, где по небу летают только птицы, а по земле ходят только дикие звери. В один миг человечество показалось мне тяжёлым и разрушительным. Жестокие люди нарушали баланс гармонии, и мир уже не оставался таким светлым и прекрасным, каким он казался в детстве.

«А взросление — это больно», — подумал я и наконец сел на заправленный темно-синим бельем край кровати. У её изголовья, напротив двери, стоял мой компьютерный стол, за ним — дорогое кожаное кресло, которое отец купил мне на шестнадцатилетие. Вспоминая то время, я снял с вешалки из шкафа футболку и надел её, сбросив с тела, пропитанный потом, слой одежды.

Когда-то мы с отцом хорошо ладили. Несмотря на его суровые методы воспитания и неприятные сюрпризы, он был для меня хорошим человеком. Это значило, что я мог обратиться к нему без страха быть покалеченным и непонятым. Я мог задать любой вопрос и получить на него ответ. Я мог спорить, доказывать или соглашаться и поддерживать. Я мог оставаться самим собой, и он бы одобрил меня. Как же я радовался, что папа рядом и может защитить, а не просто существует под боком и наказывает в удобные для него моменты.

Но время, единогласно, одно из самых жестоких вещей в этом мире. Оно не жалеет детей, втягивая их в большой мир.

Я попытался не зацикливаться на воспоминаниях, и, взглянув на своё хмурое лицо в зеркале, вышел из комнаты. Кухня уже ждала меня с гостями, которые не в первый раз пожаловали в наш дом. Мама что-то мыла у раковины, молча оставив застолье. За столом сидел отец, доедая второе и запивая его водой из своей любимой кружки. Рядом с ним сидел парень, намного старше меня, «удивительным» образом похожий на главу нашей семьи.

Бумажный самолётик. Часть 5.

ЛОРА.

Моя проблема заключалась в том, что я слишком много думала. Решения, принятые импульсивно, были лучше тех, что принимались сквозь боль. Я могла только спонтанно убежать от страданий — поняла это, когда отказалась возвращаться домой, выключила телефон и решила полностью посвятить себя атмосфере клуба.

Климент не пропадёт без моей помощи в алгебре, а мама сможет спокойно заснуть этой ночью, как и в предыдущие. Нет, Индира сможет. Она не будет беспокоиться, ведь на звонки будет отвечать автоответчик, отсекающий любопытных.

Я присела на скамейку на остановке, откуда мне недорого было бы доехать в клуб. Плохо себя чувствовала, а сердце будто сжимал гигантский кулак, но я упрямо ждала переполненный автобус, чтобы в толпе потных людей добраться до места.

Мне казалось, что я поступаю правильно. Я верила, что это поможет мне и что однажды смогу воскреснуть из пепла, как феникс. Думала, что для этого нужно лишь ярко гореть. Но оказалось, что недостаточно одного огня — необходимы волнение, смелость и риск.

Целью этого нового воплощения была жизнь. Я хотела жить и не жалеть о том, что когда-то сделала для себя. Капли радости, эйфории, пара безумных чувств и эмоций, смешанные с небольшим страхом и тревогой, действовали как лекарство для моей души. Я думала, что живу, когда теряла связь с реальностью в бешенном ритме танца. Обилие красок, неоновых огней и громкой музыки стало подарком в тот «прелестный» день, когда всё вокруг превратилось в черно-белое кино.

Для меня фильм тогда закончился или начался — я так и не поняла. Я не чувствовала себя, а лишь ощущала отраву в сердце, которая с каждым её ударом заражала кровь. Возможно, вы никогда не испытывали дикой потребности вырезать из себя то, что мучает и причиняет боль. В тот день я это почувствовала. Впервые в своей жизни я хотела покончить с собой.

Убить или оживить.

Я выбрала второе: способ, который поймут люди, или на который им будет все равно. Если бы я причинила себе вред, все бы поняли, но не то, что я хотела показать.

Добираясь до адреса, который мне скинула Алиса, я сама не представляла, что именно демонстрирую этому миру, что выражаю своей внешностью и поведением. Эти мысли заставляли копать глубже. Я противилась этому, потому что о себе знала многое и просто жила в ритме Лоры, где результатом спонтанного выбора была жизнь.

Когда я наконец добралась до клуба, была слегка разочарована. Я ожидала увидеть длинную очередь из парней и девушек в яркой одежде, двух мускулистых охранников и очень громкую музыку, доносящуюся из помещения, словно из рая суперзвёзд.

Но что ждало меня в подвальном помещении, спрятанном в тупике улиц Смоленска? Безлюдье, сомнения, правильно ли я поняла адрес, и страх, что на меня нападёт какой-нибудь извращенец или маньяк и искалечит моё тело.

А когда я его нашла, не поняла отсутствия вывески, баннера или чего-нибудь, что свидетельствовало бы о жизни этого места. Вход заграждала часть ветвей огромного дерева, растущего у стены. Изрисованные некачественными граффити, выцветшие и покрывшиеся слоем пыли, создавали ощущение заброшенности здания. Снаружи клуб выглядел как старый гараж.

Я открыла металлическую дверь с облупившейся краской и легко попала внутрь. Запах сырости и бродячих кошек ударил мне в нос. Я обняла себя за плечи и съежилась, будто оказалась в будущем, на несколько месяцев вперед, в период низкой температуры.

Очень скоро я наткнулась на белую пластиковую дверь с надписью: Посторонним вход запрещен.

— Кто вы? — Услышала я голос мужчины позади себя.

Худощавый парень с небольшой щетиной на подбородке и легко одетый встретил меня недовольным взглядом. Мои мысли становились всё страшнее и страшнее, пока их не перебили.

— Девушка, вы здесь с кем?

— Я ни с кем. Я пришла по приглашению, — тихо ответила я ему, стараясь не показать свой страх.

— Покажи, — сказал он и притянул ко мне руку.

— Что?

— Приглашение.

— Оно было неофициальным. Меня подруга ждёт внутри. Алиса. Позовите её.

— Не буду я никого звать. Иди домой, школьница. Вход только для тех, кому за восемнадцать.

— Мне восемнадцать.

— Уверена? — усмехнулся он, оценивая взглядом мою школьную форму. — А это твой костюм старшеклассницы?

— Нет. Я была на собеседовании. — Было уже поздно говорить правду.

Если позориться, то до конца.

— С каких пор на собеседование одевают школьную форму? — Засмеялся он. — Ладно. В любом случае тебе придётся показать свой паспорт.

И тут я действительно забеспокоилась, ведь мне ещё не исполнилось восемнадцати. Я не знала, что мне делать: сбежать, провалиться сквозь землю или лопнуть от стыда, поэтому ляпнула первое, что пришло на ум.

— Я оставила его дома. Но мне действительно восемнадцать, — старалась говорить убедительно.

Охранник не успел ничего ответить, как над моей головой раздался до стресса знакомый голос.

— Восемнадцать? Когда это тебе исполнилось восемнадцать?

Я повернулась к парню, чтобы рассмотреть его наглое смеющееся лицо. Оно получало удовольствие от моего провала, ухмылялось. Он был доволен, и это меня сильно раздражало, что хотелось выцарапать ему кожу ногтями.

— Что ты здесь делаешь? Как ты...? Как оказался...? — Больше всего меня поразило не его присутствие, а то, как он решил меня подставить.

— Ты бы хоть переоделась, — рассмелся он, когда я замерла на месте, как испуганный заяц. — Или ты действительно думала, что тебя пропустят в таком виде?

Моя голова была на уровне его шеи. Мне приходилось тянуться, чтобы посмотреть ему в глаза и увидеть в них триумф.

— Ты тоже здесь? Решил схитрить? — Спросила я, скрестив руки. — Ты такой же старшеклассник, как и я. Или скажешь, что нет?

— Нет, — повторил он мое последнее слово. — Приблизился, наклонил голову и признался над моим плечом. — К совершеннолетним меньше вопросов, и в отличие от тебя я уже показал свой паспорт.

Страница, вырванная из жизни. Часть 1

НИКА.

Когда наш рейс в Могилёв перенесли, у мамы появилась хорошая идея. Вместо того чтобы полететь самолётом, а затем три часа на такси добираться до Смоленска, она захотела взять отцовскую машину. Так мы бы сэкономили на билетах, потратив только деньги на бензин и завтрак, ведь поесть дома в четыре часа утра мы всё равно не успели бы.

– И что теперь получается? – возмутилась я. – Сразу по прибытию я должна быть в школе? Даже отдохнуть от поездки, разобрать свои вещи и морально подготовиться не успею?

Мама взглянула на меня, как на кого-то, кто всё время из себя строит жертву. Хотя я не была такой, обстоятельства сделали меня такой.

– Ты форму заранее надень, а то на занятия не пропустят, – напомнила она, зная, что это ещё больше меня разозлит.

– Да, - протянула я, присаживаясь на кровать рядом с полусобранным чемоданом. - За пять часов, проведённых в дороге, как думаешь, что с ней станет?

– Я понимаю, - присела мама и обняла меня за плечи. - Но сегодня я уже пообещала твоей классной руководительнице, что ты будешь с утра на уроках. Что она подумает, если ты не придёшь?

– Ничего не подумает. Я знаю Евгению Яковлевну. Хоть снаружи она и выглядит суровой, на самом деле очень мягкая.

– Это очень хорошо, что ты запомнила её такой, – улыбнулась мама, убирая мои светлые локоны за ухо.

Мы с мамой были похожи не только характерами, но и внешне. Отец иногда обижался на то, что люди постоянно замечают моё сходство с ней, а не с ним. Даже мне казалось, что я не её дочь, а какой-то клон или двойник с поддельными документами.

Мы обнялись.

Собранные утром чемоданы нам пришлось заново укладывать. Мама сказала, что, раз мы будем на машине, можно взять в дорогу больше вещей, ведь за багаж переплачивать уже не придётся.

Я отнеслась к этому серьёзно и решила разгребать все картонные коробки, которые остались в нашем старом доме. Я не хотела ничего забывать, и тем более сожалеть, что не взяла с собой достаточно вещей, чтобы прожить этот год наилучшим образом.

К часу мой большой чемодан и две огромные сумки были готовы. Так как я обожаю свою одежду и коллекцию головных уборов, а мнение мамы совпадало с моим желанием перевести всё это с другими вещами для новой жизни, я не оставила ничего. Представила в своей голове, как каждая вещь молча благодарит меня за то большое значение, которое я им уделила, и легла спать.

Я провела свою последнюю ночь в Московской квартире с трудом. Около получаса не могла уснуть, размышляя о том, каким будет мой первый день в школе. Особенно меня пугала встреча со старыми знакомыми, которые за три года, возможно, успели меня забыть.

То, как я уехала, никому ничего не сказав, внезапно и без прощаний, было ужасно. Когда я думала об этом, мне становилось стыдно и неловко. Вернуться туда и посмотреть в глаза старым друзьям казалось для меня тяжёлым испытанием. Но, как сказала мне мама, избегая проблемы, её не решить. Я должна была взять себя в руки и не противиться судьбе.

Как и планировали, мы проснулись в четыре утра, загрузили отцовский Киа Селтос до задних сидений и выехали, время от времени прикрывая зевоту ладонями. Мы оба не выспались, но наше настроение по этому поводу отличалось.

Я находилась в состоянии, когда не могла проявить какую-либо эмоцию. Моя пустота поглощала все мысли, словно черная дыра. В итоге поймала внутри себя небольшую грусть: даже если бы захотела, в машине не смогла бы заснуть.

Мама только радовалась тому, что у неё появилась возможность поучаствовать в поездке на нашей серой Кнопке. Именно так она решила назвать наш когда-то семейный автомобиль, который удалось отсудить у отца при разводе.

Только для меня она всегда оставалась папиной. Он ездил на ней не так часто, как мама, но каждый раз, находясь в салоне, я ощущала его запах, смешанный с ароматом вишневого автопарфюма. Даже если мама и поменяла ароматизатор на свой вкус, воспоминания возвращали мне те ощущения. Я скучала по ним.

– Попытайся заснуть, – сказала мне мама.

– Как, если меня все время тошнит?

– Я открою окна, внутри и правда душно.

Но ветер, который дул мне прямо в лицо, разбивая локоны с тугой прически и заставляя прищуриваться, был противно прохладным и мешал мне сосредоточиться на просьбе уснуть. Я старалась не смотреть на поднимающееся солнце, которое активно отражалось в задних окнах.

Вскоре я сама не заметила, как легко мы проехали Москву, оставляя прошлое позади.

– Ты же ничего не забыла? – спросила меня мама. – А то возвращаться сейчас уже будет поздно.

– Нет. - Сухо ответила я, согревая в пальцах маленький кулон сердечко.

– Включить музыку? Какую песню хочешь? - попыталась мама меня поддержать.

Мама включила магнитофон и пролистала плейлист, пока не наткнулась на мой любимый трек. Она, казалось, знала, что это может поднять моё настроение. Уставившись на меня, улыбалась в ожидании, что я отреагирую. Я не смогла сдержать улыбку, услышав знакомую мелодию и слова песни. Посмотрела на довольную маму, и мы обе всё поняли.

Это была песня исполнителя Дэнни Авела «End of the Night», ту, которую я часто слушала с папой. Было забавно наблюдать за ним, когда я пыталась подпевать. У меня это получалось плохо.

По дороге мы нашли открытое заведение, где продавали гирос. Мы купили по банке газировки и плотно позавтракали. Через час мама решила побаловать меня пломбиром, а через полчаса – ароматными леденцами.

Мы делали все, чтобы не заскучать в пути: слушали музыку, пели песни. В какой-то момент мама включила аудиокнигу, но удалось прослушать только начало первой главы.

В основном мы разговаривали о ближайших планах и о том, какой мы видим новую жизнь в Смоленске. Я в душе очень надеялась, что мама сможет найти свое счастье и наконец понять, какая же она у меня потрясающая. Я уже представляла, как изменится её самомнение и нынешняя жизнь, когда в ней появится кто-то другой, помимо папы. Я хотела видеть её любимой женщиной, а не просто заботливой мамой, ведь она этого заслуживала не меньше, чем отец.

Страница, вырванная из жизни. Часть 2.

НИКА.

Мы с Давидом сели в машину его отца. Заднее сиденье салона встретило нас с теплотой, что оказалось очень приятным после прохлады на пустой дороге. Я расслабилась. Проблема осталась позади, как и наша Кнопка. Мама достала из багажа самое необходимое и заперла все двери, прежде чем сесть рядом с Альбертом.

Он вёл себя достойно, не торопился, аккуратно набирая нужную скорость, и не позволял себе лишнего в беседе с мамой. А она, как мне показалось, наоборот, ждала чего-то большего от него. Мама улыбалась, как никогда раньше, открыто обсуждала с новым знакомым разные темы, начиная с того, откуда мы, и заканчивая тем, почему мы решили вернуться в Смоленск.

Я смотрела в окно и провожала взглядом живописную ленту из кустов и деревьев, время от времени прерывающуюся столбами, домами и поворотами на второстепенные улицы. Мой нос учуял запах сладкого апельсина, и с моими слюнями начало происходить что-то невероятное. Я представила кисло-сладкий вкус у себя во рту, от чего мой аппетит начал сходить с ума, будто только и ждал этого момента.

Я непринуждённо посмотрела на Давида, который сидел как можно дальше от меня, словно боялся, что я на него наброшусь. А ведь я была хрупкой девушкой, а не злой собакой с намордником, и не сразу поняла, что даже таких, как я, люди сторонятся.

Давид тихо сидел, иногда заглядывая в окно машины, и неспешно очищал крупный апельсин от ярко-оранжевой кожуры.

– Это лучше сделать ножом, – привлекла я его внимание. – Пальцы станут жёлтыми.

– Я знаю, – улыбнулся он, затем отдалил дольку фрукта и протянул мне. – Хочешь?

Я не могла не ответить взаимностью на его улыбку. Пытаясь не быть жадной в своих движениях, я аккуратно взяла кусочек. В один момент наши пальцы соприкоснулись, и я замерла, не в состоянии понять, что испытываю. Возможно, это было и смущение, и волнение, смешавшиеся в одной новой и острой для меня эмоции. Мыслей не было, или их было слишком много.

Мы оба решили, что это был нормальный жест. Неловкость и стеснение между нами долго не держались. Однако остались тепло и мирная атмосфера, которые позволили нам немного раскрепоститься друг с другом.

Апельсин мы доели вместе и уже сидели достаточно близко. Мы смотрели не в свои окна, а в лобовое стекло. Наши родители не переставали разговаривать между собой, будто нас не было в этой машине.

– Так ты в той же школе, что и я? – спросил Давид, приблизившись к моему уху.

Я кивнула.

– Дай угадаю: одиннадцатый А?

– Как ты понял?

– Ходили слухи, что будет новенькая. Вот и подумал, что это можешь быть ты.

– Слухи? И какие же слухи ходили обо мне? – поинтересовалась я, едва сдерживая улыбку.

– Ничего плохого, - ответил Давид, который точно фильтровал свои слова. – Мы только вчера узнали подробности. Ты не волнуйся, у нас хороший и дружный класс. А классная руководительница вообще огонь, она всегда стоит за нас горой.

Меня умилило, как он отзывался о своей школе, как тепло он воспринимал одноклассников и учителей. Он не жаловался, как кто-то другой на его месте, а забавно подчеркивал черты каждого, оставляя почву для размышлений.

– Я знаю, – улыбнулась я ему. – На самом деле я не новенькая. Не совсем. Я уже училась в сороковой школе.

– Когда? – удивился Давид, а яркое выражение его лица придало разговору артистичности. – Почему я не помню?

– Три года назад, – ответила я, сдерживая смех.

Но у меня не очень хорошо получалось.

– Тогда понятно, почему я тебя не помню. Я перевёлся только в десятом классе, – посмеялся он вместе со мной.

Наш смех привлек внимание родителей, и они сделали нам не первое за короткую поездку замечание. Мы перестали шуметь и снова перешли на полушепот.

– Тогда многие точно будут рады тебя видеть.

– Думаю, они уже забыли обо мне, – призналась я, но решила пока не рассказывать о своем поступке малознакомому парню.

– Почему ты так думаешь?

– Ты за все это время слышал обо мне хоть раз?

– Я понимаю, тебе немного страшно, – спокойно ответил Давид. – Но как только ты увидишь учебники, забудешь о своих переживаниях. В этом году столько всего, что нужно пройти... – он сменил тему. – Сдача ЕГЭ уже кажется невозможной.

– Да, ты прав, – улыбнулась я в ответ на его попытку поддержать меня.

– Ника, ты можешь обращаться ко мне, когда захочешь, – вставил он слово за себя. – Я, может, и не силен в науках, но точно смогу набить морду твоим обидчикам.

Я чувствовала себя очень хорошо в те двадцать минут, за которые мы доехали до школы. Давид быстро стал для меня другом. Он пообещал мне и руку помощи, и жилетку, и конспекты по литературе, в которой он единственный хорош. Я тогда поверила ему и успокоила себя тем, что хоть кто-то в старой школе не отвернется от меня. А когда узнает правду... Я не хотела думать об этом.

Страница, вырванная из жизни. Часть 3.

НИКА.

Альберт довёз нас до школы, и мы, попрощавшись с родителями, вышли из машины. Мама сказала несколько слов на удачу и сжала кулак перед лицом, чтобы я держалась.

– Ты идёшь? – Давид откинул рюкзак за спину и пошёл быстрее.

Я же неуверенно следовала за ним. Моё сердце билось слишком быстро для твёрдого шага.

Мы открыли ворота и оказались во дворе. Школа сразу же вернула меня в хорошие времена, когда я не чувствовала себя так плохо. Воспоминания потоком возвращались ко мне, словно старые снимки, отложенные в шкафу: радостные, грустные, первые счастливые и первые печальные. Здесь я впервые испытала разочарование и боль.

Вся та же площадка из белого камня, те же высокие светло-сиреневые стены с чистыми окнами, смотрящими прямо на нас. Украшенное разноцветными шарами крыльцо, которое никогда не пустовало на переменах. Не изменилось ничего, всё было на своих местах.

Если бы не три года, которые я пропустила, я бы сказала, что вовсе не уходила. Даже школьники и их безмятежная жизнь всё ещё были такими же, будто время остановилось для меня.

– Мне ещё нужно к директору, ты иди. – Сказала я Давиду посреди двора.

Он одарил меня подозрительным взглядом и с полуулыбкой ответил:

– ОК. – Исчез за стенами школы.

Я осталась стоять, сжимая в руках рюкзак с тетрадями. Учебники мне следовало приобрести в будущем, в библиотеке, после посещения директора. Но я не спешила никуда, оглядывалась по сторонам, хотела привыкнуть. Подняла глаза к окнам, которые кое-где были открыты, а где-то — нет. Четыре этажа жили своей жизнью, а в каждом классе царил свой собственный хаос.

Внезапно откуда-то сверху что-то вылетело. Ветер способствовал его путешествию, поднимая в воздух, а ​сила тяжести тянула вниз. Так бумажный самолётик из чистого белого листа оказался у меня под ногами.

Я подняла его и присмотрелась. Моя память узнала изгибы самолётика, который однажды также мялся у меня в руках. Это был лист бумаги со словами, которые я желала забыть: страница, вырванная из жизни и оставленная в прошлом. Посланник Климента, сердце которого было разбито из-за моей глупости.

Нет, больше всего я страшилась не того, смогут ли меня принять одноклассники. Я боялась реакции парня, когда-то безответно влюблённого в меня.

Страница, вырванная из жизни. Часть 4.

НИКА.

Директор спокойно выслушал меня, понял ситуацию с Кнопкой и простил мне опоздание. Он принял мои документы и отдал взамен читательскую карточку для библиотеки. Пожелал мне успехов в этом году и попросил не жалеть себя в учёбе.

Я, конечно, кивнула и, спросив, в каком кабинете проходит мой первый урок, вышла. Позже я узнала, что расписание и соответствующий классу номер аудитории можно было посмотреть на первом этаже в холле. Но мои шарики не доехали, поэтому я несколько раз прошлась по коридорам здания, чтобы оказаться возле нужной двери.

Я хотела избежать сердечного приступа, поэтому старалась держать себя в руках, представляя, что всё ещё нахожусь в Москве. Но как только моя рука смело схватилась за дверную ручку, сердце упало, и вместо него появилось ощущение острого жжения в груди. Ладони вспотели, дыхание сбилось, и я оказалась похожа на трусиху, застрявшую в одной немой позе.

Внезапно кто-то подошёл сзади и сильно толкнул дверь. Она открылась.

– Ты собираешься войти? – услышала я голос, хорошо знакомый моему слуху.

Я не смогла ответить. Только слегка обернулась, чтобы рассмотреть человека, стоявшего надо мной. Он был выше и шире меня, будто ему было не семнадцать лет, а целых двадцать.

У него были яркие черты лица, тёмные, почти черные волосы, уложенные в стильную причёску, и выразительные зелёные глаза, которые смотрели на меня свысока. Его осуждающий взгляд, поджатые губы и глоток, прошедший через гортань, напугали меня. Я ощутила холод Климента и потеряла дар речи.

В конце концов, он не выдержал и вошёл в класс первым, задев меня плечом и чуть не уронив на пол. Даже это не заставило меня возразить; я просто вышла в класс, где меня ждали бывшие одноклассники.

Они смотрели на меня, я — на них. Чувствовала себя неловко, искала знакомое лицо и, наконец, нашла. Давид сидел за партой в среднем ряду и улыбался. Он поднял руку и поприветствовал меня, а затем пригласил на свободное место рядом с собой.

Я долго не раздумывала, прежде чем сесть и занять неплохое место рядом с Давидом. Я и раньше сидела в среднем ряду, только партой вперед. Климент сидел сзади, там, где мне сейчас посчастливилось оказаться.

Я нашла его слева от себя. Он пытался не замечать меня, молча сидел с телефоном и переписывался с кем-то, в то время как я изучала его красивый профиль.

– А где учитель? – спросила я у Давида. – Думала, на урок опоздаю, оказывается, не стоило переживать.

– Виктор Ильич старый, но хорошо ведёт обществознание.

– Старый? – произнесла я почти шёпотом.

– По правде, ему на пенсию уже давно пора, – ответил мне Давид. – Но, видимо, так сильно любит свою работу, что не хочет уходить.

Я кивнула. И вот в момент, когда мы заговорили о нём, Виктор Ильич с палочкой в руках и в синей клетчатой рубашке, заправленной в штаны, медленно вошёл в класс. По его серым, почти белым волосам и круглому морщинистому лицу я поняла, что он не просто старый.

В моём сознании не укладывалось, как он может вести занятия. Я ожидала скучные сорок пять минут в свой первый день, но, оказывается, ошибалась. Виктор Ильич энергично и с понятной речью объяснил нам тему. Затем он расписал доску и даже провел викторину.

Когда урок по обществознанию закончился, мы все дружно перешли в кабинет физики. Я положила канцелярию на парту, а затем взяла учебник Давида и стала его листать, в надежде хоть что-то понять. Я плохо ориентировалась в этом предмете, но рассчитывала, что в этом году смогу его освоить.

– Привет! Тебя ведь Ника зовут?! – Девушка, ростом чуть ниже меня, шустро пересела на место Давида.

– Да, – ответила я, улыбнувшись её сияющему лицу. – А ты?

– Лора Яшина! – сказала она, протянув мне руку.

Я аккуратно пожала её и ощутила приятное тепло. Пальцы были очень красивыми, а на нескольких из них были нанизаны серебристые кольца.

– Я тебя не помню. Ты тоже перевелась, как и Давид? – предположила я.

– Нет, – продолжила она сверлить меня своими глубокими глазами. – Я училась в параллельном классе. После девятого нас осталось так мало, что решили распределить между классами А и Б. Я попала в класс А.

– И как ты приспособилась? – спросила я её.

– Как-то приспособилась, – улыбнулась она ещё шире, заставляя меня подражать ей. – А я вот помню тебя. Ты же девочка - перышко?

– Кто? – не поняла я её.

– Ну, перышки. Ты же любила их. Всегда ходила с разноцветными перьями в волосах. Помню, даже рюкзак у тебя был с ними.

Я была удивлена. Не понимала, как она запомнила меня, как заметила такие детали и не забыла их за время моего отсутствия. А ведь мне правда нравились перья, без них я не была Никой. Но, кажется, за эти три года я сама забыла об этом, и сначала не поверила словам Лоры.

– А откуда ты меня знаешь? Мы ведь с тобой не встречались раньше?

– Правда, – согласилась девушка, задумавшись над моим вопросом. – Кажется, я видела тебя рядом с Климентом. Вы же дружили раньше?

Я замерла. Услышала имя того, с кем мне совсем не хотелось пересекаться, и не смогла найти слов, чтобы ответить на вопрос. Так и осталась немой, как рыба, у которой в нужный момент не оказалось языка.

– Кстати! У меня для тебя небольшой подарок! – Лора, казалось, поняла моё состояние.

Немного изучив моё растерянное лицо, она решила сменить тему. Я поддалась и быстро отбросила неприятные воспоминания в сторону, уступив место настоящему.

– Какой подарок?

Лора вернулась за свою парту и достала из рюкзака небольшую вещицу. Я не разглядела её, но, видимо, это и было целью. Одноклассница хотела преподнести мне это неожиданно, чтобы сделать мою реакцию по-настоящему яркой.

– Тадам! – открыла она ладони.

В них лежала дюймовая заколка для волос. Металлическое перо в цвете золото красиво переливалось, отражая блики света и некоторые оттенки окружающих предметов.

Страница, вырванная из жизни. Часть 5.

КЛИМЕНТ.

В ту ночь я не смог уснуть. Затем были ещё дни, которые проходили как в тумане. Я думал до рассвета, затем засыпал, и каждый день последней недели я приходил ко второму уроку.

Меня не волновала посещаемость в школе, все мои мысли были о девушке. Я даже забыл о проблемах в семье. Игнорировал мать, которая всё время беспокоилась по поводу и без. Отец, который в последнее время позабыл обо мне, заменив меня братом, тоже начал задавать вопросы.

Я пытался сделать вид, что всё так же, как и прежде. Но не выходило. Не осталось человека, который бы не заметил, что со мной что-то не так.

Утро понедельника началось так же, как и в последние дни. Моё настроение перестало зависеть от мелочей. И если бы люди спросили меня, неужели я так переживаю из-за безответной любви, я не смог бы ответить. Я сам не знал, что со мной. Я стал уязвимым, оказался слабым перед возвращением Ники.

Я бежал изо всех сил, чтобы успеть хотя бы ко второму уроку. Но, видимо, это было невозможно, так как у крыльца меня ждал наш директор.

Молодой мужчина, занявший этот пост совсем недавно, выглядел не старше студента. Идеально побритый, всегда в опрятном костюме, он умел меняться в зависимости от ситуации. Иногда он казался ровесником для старшеклассников, шутил, поддерживал. А когда приходилось включать плохого полицейского, он делал это лучше, чем мой отец.

Рядом с Борисом Николаевичем стояла Лора. Черные короткие шорты поверх белых колготок и белоснежная блузка выдали в ней не креативную ученицу, а непослушную бунтарку. Я сразу понял, из-за чего она там, поэтому было не удивительно видеть её. Я точно знал, что нас обоих ждёт воспитательная беседа. Только кому-то достанется больше, а кому-то меньше.

– Доброе утро, Борис Николаевич! – поздоровался я, приближаясь.

– И тебе доброе, Клим.

– Этого больше не повторится, - начал я с конца. - Может, не будем? А то мне на урок пора.

Лора, стоящая рядом, скрестила руки на груди и окинула меня взглядом, который явно кричал о том, что я дурак. Она усмехнулась, находясь на пике насмешки. Мне стало неприятно от её реакции; я ожидал минимум тишины с её стороны. Но как же соседка может позволить себе такое?

– Идите за мной, - проигнорировав мои слова, он повёл нас в свой кабинет.

Мы с Лорой шли за ним, обменивались взглядами, полными злорадства, и, наконец, оказались в небольшом кабинете. Здесь было прохладно. Открытое окно и свежий воздух, который, по мнению Бориса Николаевича, должны были хорошо подействовать на нас, только заставляли съёжиться.

Я сел первым после директора, а Лора, только после того, как надела ярко-жёлтый свитшот, чудесным образом появившийся из её рюкзака.

– Я думаю, вы уже знаете, для чего здесь собрались. Кто начнёт первым? – Более чем спокойно обратился к нам директор, будто были не его учениками, а коллегами.

Никто из нас не хотел начинать первым. Тогда он сказал:

– Лора, у тебя проблемы в семье?

– Нет, – коротко ответила она.

– А мне вот так не кажется. Я звонил твоей маме на днях, и по её словам, ты не очень хорошо с ней ладишь. Иными словами, совсем.

– И что? – отреагировала она. – По-вашему, все должны отлично ладить с родителями?

– Но все должны к этому стремится.

– Убегать или нет от проблем – решать тебе, – продолжил директор. – Но стоит подумать о том, какой ущерб ты причиняешь своим выбором. Я прошу не забывать о себе и об учёбе. Не надо портить решающий год непристойными поступками.

– Что вы имеете в виду?

– Твои опоздания. Ты приходишь, когда захочешь, и уходишь так же, по желанию. У нас не свободное посещение. Это школа, и я прошу относиться к ней серьёзно.

– Это же ещё не всё, да? – спросила она.

Я посмотрел на её профиль и увидел еле заметную улыбку.

– Нет. Я понимаю, что ты хочешь показать себя, проявить свой внутренний мир, но прошу в школе носить школьную форму, а не её неподобающий аналог. Поменьше украшений, ярких теней и высоких каблуков.

– Я не ношу каблуки.

– Замечательно, – улыбнулся директор, а затем, после паузы, добавил: – Подумай о моих словах.

Я понял, что беседа, касающаяся Лоры, окончена, и пришла моя очередь выслушивать нотации.

– Климент, – обратился он ко мне.

– Да?

– У тебя ведь была неплохая посещаемость. Что случилось? У тебя какие-то проблемы?

– У меня все так же.

– По тебе не скажешь. Я не смогу помочь, если не узнаю, в чем проблема.

– Я уже ответил вам.

– Романтическое разочарование, – сказала она, нагло перебив наш разговор.

– Замолчи, а?! – не выдержал я, затем обратился к директору. – У нее жар, бред несет.

– В любом случае, от романтики во время учёбы лучше воздержаться. Не смешивайте учёбу и отношения. Не забывайте, что вы выпускники. Экзамены, ЕГЭ — вот что должно вас волновать сегодня.

– Понял, – сказал я, чтобы Борис Николаевич отстал.

Так и произошло. Он попросил нас подождать его в кабинете, а сам вышел, пообещав скоро вернуться. Комната наполнилась гробовой тишиной только на несколько минут. Но вскоре этой идилии был положен конец.

– Когда ты разучилась язык за зубами держать?! - обратился я к Лоре.

– А что я сказала? То, чего никто не знает? Секрет твой выдала?

– Не лезь туда, куда не просят!

– А что? Боишься, что твоя безответная любовь станет всеобщим обозрением?

– Моя личная жизнь тебя не касается! Лучше бы разобралась в себе сначала.

– Не переводи стрелки на меня! Я говорю то, что все уже давно знают. Как только вернулась Ника, ты сам не свой, точно такой же, как и три года назад. Неужели старые чувства вернулись?

– Что за бред? Откуда ты всё это берёшь?

Страница, вырванная из жизни. Часть 6.

НИКА.

В мои первые выходные Лора пригласила меня в кофейню выпить чай с булочками. Я охотно согласилась, сидеть в пустом доме, не зная, чем заняться, было последним, что я хотела.

Мама достаточно быстро устроилась на работу медсестрой в больницу недалеко от моей школы. Поэтому каждое утро она подвозила меня на Кнопке, которую мы забрали на следующий же день после того случая.

В воскресенье она тоже дежурила и покинула дом раньше, пока я спала. Проснувшись, я не нашла ни завтрака, ни намека на него. Пришлось самой достать из холодильника овощи и приготовить салат — самое лёгкое из того, что я умела готовить.

Я не наелась, но до обеда этого хватило. На улице шёл дождь, поэтому я оделась максимально комфортно, чтобы не жалеть потом о мокрой одежде. Накинула на себя мамин бежевый плащ и вышла на встречу.

Лора ждала меня за круглым столиком в небольшой кофейне. Я увидела её за панорамными окнами. Она сидела, уткнувшись в телефон, и не заметила, что я уже пришла. Но как только я вошла в помещение, все её взгляды были устремлены в мою сторону.

В отличие от меня, она была одета ярко: волосы были собраны в пучок, а с ушей свисали две большие кольца-серёжки.

– Ты долго ждала? – спросила я её, поправляя немного промокшие волосы.

– Нет, недолго, – улыбнулась она мне и подвинула небольшой журнал с меню. – Давай закажем что-нибудь поесть? Я угощаю.

– Я думала, здесь только кофе с выпечкой продают, – растерялась я.

В кармане у меня было только пятьсот рублей, которые мама оставила мне перед уходом. Но поесть на эти деньги было рискованно. А когда я увидела цены, поняла, что смогу на них поесть только наполовину.

– Не смотри на цены, – сказала Лора, прикрывая их руками и глядя на меня с таким выражением лица, будто она вот-вот засмеется.

– Хорошо, – улыбнулась я ей. – Тогда я хочу пиццу «Четыре сыра» и вот это.

– Отлично. Я закажу то же самое. Никогда не пробовала здесь малиновый смузи, – призналась она.

– Ты часто здесь бываешь?

– Не то чтобы часто. Прихожу время от времени.

– Твои родители богатые люди? – решилась я на вопрос.

– Нет, – ответила Лора, сменившись в лице. – Отец оставил мне свои накопления. Это всё, что у меня есть.

Я поняла, что мне не стоило спрашивать про её родителей. Я рассказала ей о своих почти сразу же после нашего знакомства, а вот подруга, словно заблокированный телефон, была недоступна. Я ничего не знала о её родителях и о том, в каком доме она живёт.

– Расскажи, – внезапно она сменила тему.

Это она умела делать хорошо. Общение с ней становилось лёгким и воздушным. Рядом с ней я всегда раскрывалась как бутон, выкладывая на стол всё то, что у меня не получалось скрыть.

– Что? – Не поняла я её.

– Ну о Клименте, – уверенно уточнила Лора. – Я же вижу, что между вами что-то происходит.

– Ты права, – выдохнула я. – Не могу это держать в себе, всё равно бы вылезло.

– Это что-то плохое? – насторожилась подруга.

– Нет. Или да. Я не знаю. Мы с Климентом раньше были близки, ты это и так знаешь.

– Но что произошло потом?

– Потом я уехала. Я не успела никому сообщить о переезде, это случилось внезапно. – Я не хотела говорить всю правду, поэтому ответила так, чтобы это было не так болезненно для меня.

– Поэтому Климент на тебя злится?

– Это он тебе сказал? – спросила я, надеясь, что Лора расскажет мне что-нибудь о нем.

– Нет, – улыбнулась она, приступая к малиновому смузи, который только что поставили на стол. – Вкусно.

– А что случилось в тот день? Клим передал тебе лекарство?

Событие недельной давности, когда я с Климентом пересеклась в аптеке, до сих пор сидит у меня в голове. Я так и не поняла, что это было тогда. Ещё много раз ругала себя за то, что сбежала, испугавшись разговора. Мысли о том, хотел ли он моих объяснений или нет, мучили меня ежедневно. Если бы всё можно было решить легко и без боли, никто из нас не страдал бы.

– Да, анальгин мне помог. Спасибо тебе, – улыбнулась Лора. – А что? Он что-то сказал тебе?

– Вообще ничего.

– Мне кажется, он всё ещё в шоке, – засмеялась подруга. – Но если вдруг он чем-то обидит тебя, ты сразу скажи мне. Я знаю слабые места Климента, он быстро передумает.

Мой непринужденный смех вырвался наружу.

– Когда ты сказала о слабых местах, я сразу вспомнила щекотку. Он так её боялся. Уверена, и сейчас боится.

– Вот же... Оказывается, ты неплохо его знаешь.

– Сейчас мне так не кажется, – погрузилась я в свои мысли.

Они были рассеяны сообщением, которое звонко всплыло в непрочитанных. Я отвлеклась от разговора с подругой и открыла чат с Давидом.

«Привет! Как дела? Чем занята?» — написал он.

На моём лице заиграла улыбка, но я быстро убрала её: не хотела лишних вопросов со стороны Лоры.

«Привет! Всё хорошо. С Лорой сижу в кафейне. А ты?»

«Приятного! А я с друзьями в компьютерном клубе. Тебе мама ничего не сказала?»

«А что она мне скажет?»

«Ну, например, что отец пригласил вас на ужин к нам домой. Кажется, между нашими семьями что-то намечается.»

«Может, позже скажет. Я даже не знаю, что думать об этом.»

«Нам и нужно думать. Это их жизни, пускай сами разбираются».

Я снова непроизвольно улыбнулась, заблокировала экран и отложила телефон в сторону. Когда я снова посмотрела на лицо Лоры, поняла, что разговора не избежать. Эта любопытная девушка ничего не упускала из виду.

– И кто это был? – хитро улыбнулась она.

– Давид, – смущенно ответила я ей. – Только не думай ничего такого, мы просто друзья.

– Я и не думаю, – её улыбка стала ещё шире. – А если и подумаю, то только хорошее.

Страница, вырванная из жизни. Часть 7.

КЛИМЕНТ.

Мы с Ильёй и Давидом часто проводили выходные в компьютерном клубе. Он стал для нас вторым домом после школы. А Дружелюбные сотрудники «Микки Хаоса» знали нас как членов своей семьи.

Один Дима отвечал отказом на предложение присоединиться. Он также не мог объяснить, почему не хочет играть с нами в видеоигры. Если бы он сказал, что родители не пускают, мы бы вместе придумали идеальную отговорку. А если бы у него не оказалось карманных денег на увлечение, мы бы поделились с ним своими.

Такое часто бывало, и не только в компьютерном клубе. В школе он тоже вел себя странно, не позволял себе нормально пообедать или после занятий сходить на поле и поиграть. Он был рядом, но как будто далеко, в своем мире.

– Ну что там с Маринкой? – спросил Илья, не отрываясь от экрана монитора. – Как она там? Не убила тебя еще?

– Думаю, это скоро случится. Я уже две недели игнорирую ее.

– А что так? Не подумал еще о том, чтобы начать с ней встречаться?

– Нет, – усмехнулся я. – Марина не в моём вкусе.

– Просто скажи, что тебе не интересно с ней возиться. Если ты охотник, тебе нужна не лёгкая жертва, а цель посложнее.

Я цокнул языком. Катка была завершена, и мы наконец смогли сосредоточиться на Давиде. Он молча сидел посередине, что-то печатал в телефоне, а все наши слова как будто огибали его тело.

– Дружище, чем ты там занят? — вмешался Илья, подглядывая в его телефон.

– Не твоё дело, — грубо ответил он. — Ну что, моя очередь?

– Надо же какой! – усмехнулся Илья, уступая ему место в кресле. – Кто она, девчонка, с которой ты переписываешься?

– Ага, так я тебе и сказал.

– Как хочешь. Нехитро догадаться, кто это. Да, Клим? – обратился он ко мне хитро улыбаясь. – Твоя подружка Ника, новенькая.

Давид заметил, как неоднозначно Илья говорил. Он посмотрел на меня с вопросом на лице, пытаясь прочитать мой ответ.

– Расскажи ему, Клим, – не унимался Илья, получая удовольствие от накала напряжения. – Он должен знать, раз сблизился с ней.

– Что? – спросил Давид. – Что я должен знать?

Я не хотел это обсуждать, поэтому проигнорировал все вопросы и продолжил рубиться в Доте. Но, похоже, у Ильи не было в планах остановиться. Он решил выложить на стол все карты, касающиеся Ники и меня.

– Три года назад наш Клим был безумно влюблён. И угадай, в кого? – начал он, сдерживая приступ смеха. – В твою Нику.

Я заметил, что Давид внимательно смотрит на мой профиль. Встретившись с его взглядом, я увидел задумчивое выражение на его лице.

– Что? – выпалил я, будто ничего не произошло.

– Так вот кто это был! – подтвердил он свои мысли. – А я-то думал, про кого ты всё время мне рассказываешь. А потом вдруг перестал. Оказывается, это была Ника?

Мы с Давидом были знакомы с детства. Наши отцы подружились в университете, поэтому моё первое знакомство с ним произошло намного раньше, чем с другими ребятами.

Так вышло, что в прошлом мы постоянно оказывались в одном доме, играли и делали домашние задания. Нам было весело вместе, и разговоры между нами могли заходить даже до сердечных дел. Пусть и редко, я позволял себе делиться чувствами к Нике. Говорил о ней с нежностью, так что пытался беречь её даже в своих словах.

Это продолжалось до тех пор, пока в один день я не осмелился признаться ей. Я так переживал из-за своего намерения, смотрел в зеркало и видел дурака. Думал, что не достоин, и принимая это идиотское решение, обрекаю себя на предательство.

Мой страх не исчез даже тогда, когда я собрался с духом и предложил Нике остаться со мной в кабинете после уроков. Она согласилась, а я все равно дрожал от волнения, как осиновый лист.

Мои переживания не позволили бы мне признаться словами, поэтому я просто решил подарить ей бумажный самолётик, пропитанный синими чернилами.

– Это тебе, - протянул я ей, краснея.

– Спасибо, - ответила она и улыбнулась.

Я почувствовал, как моё сердце упало в пятки. Я хотел спрятаться от своих чувств, чтобы они не нашли меня и не проявились так ярко.

– Его надо развернуть, - добавил я.

Следующие минуты прошли как в тумане. Я толком не помню, что тогда испытывал. Мои глаза пытались уловить каждое движение рук Ники и мышц на её лице. Я искал в них одобрение своих чувств и жутко боялся обратного.

Пути назад уже не было, я сделал всё, чтобы разрушить нашу дружбу. Пожелал слишком многого и наткнулся на преграды. Я понял это по выражению её лица, когда она дочитала в своих маленьких руках моё жалкое признание.

Я ждал, пока она хоть что-то скажет мне, но вместо слов она вернула мне этот лист. Лицо её стало холодным, бесчувственным. Я заметил, что ей было неловко из-за моего решения.

– Извини, – наконец заговорила Ника. – Мы же всё ещё друзья, да?

– Нет, – сказал я правду. – Мы не можем дружить. – Мои глаза наполнились слезами, когда я осознал истину этой фразы.

Я всё испортил.

– Я хочу дружить с тобой и дальше.

– А я нет.

Она смотрела мне прямо в глаза, а я — нет. Я не мог больше смотреть на её лицо. Мне стало жаль себя. Я обиделся на девушку и не мог понять, почему я ей не нравлюсь.

– Почему? – Мысли прозвучали вслух. – Почему я тебе не нравлюсь?

Она смотрела на меня примерно минуту, и я столько же ждал её ответа. Я хотел узнать, что со мной не так, но так и не получил желаемого.

Ника ушла, не проронив ни слова. Я не пошёл следом, как парализованный остался в кабинете, переваривая боль внутри себя. А на следующий день, на первом уроке, узнал, что она уехала.

Я много раз пытался дозвониться до её телефона. Писал кучу сообщений с извинениями и просьбами простить меня. Я был готов на всё, даже притвориться её другом, но не терять её. Но никто не откликнулся на мои попытки, и я остался один со своей болью предательства.

Ставка на любовь. Часть 1.

КЛИМЕНТ.

Октябрь наступил быстро. Школьники уже почувствовали вкус учёбы. Долгие и скучные занятия превратились для них в наказание.

Полное погружение в жизнь старшеклассников не обошло стороной и наш класс. Мы влились быстрее всех, ведь дольше находились в статусе несчастных учеников. Одиннадцатый круг ада стал для нас настоящим испытанием: мы не просто горели, а стирались в порошок, пытаясь перегрызть гранит науки.

Наши учителя быстро поняли, что мы такие же дети, какими были год или два назад. Тот факт, что выпускной близок, ничего в нас не менял. Мы всё ещё были теми же, какими покинули школу на летние каникулы.

Правда, кое-что в нашей школе уже не было прежним. Помимо Ники, которая вернулась и начала портить каждый мой день, и безумно тяжёлых нагрузок, с которыми мы готовились к полугодовым экзаменам, поменялся преподаватель по физической культуре.

Мы все ждали Ивана Юрьевича, но когда увидели его замену в женской спортивной форме, рты любителей физкультуры раскрылись от переполненных эмоций. Никто из нас не был готов к тому, что наш любимый урок теперь будет вести Руслана Александровна.

Из-за маленького лица и большого тела, которые плавно переходили в грушевидные формы, мы решили назвать её в честь старого потрёпанного боксёрского мешка, который висел в тренировочном зале один-одешенек.

Кличка быстро прилипла к ней, но никто не смел называть её напрямую этим прозвищем. На уроках физкультуры многие тряслись перед Грушей, боясь быть избитыми или оскорблёнными.

Различия между мальчиками и девочками, слабыми и сильными, двоечниками и отличниками стёрлись в один момент. Груша не признавала ничего из того, к чему мы привыкли за эти годы. Олег забыл форму, но остался в строю. Аня принесла справку и всё равно участвовала с остальными на своих возможностях. В ней не было жалости к нам. Руслана Александровна никогда не позволяла нам расслабляться.

В конце учебного дня занятие в спортзале началось с кругов по белым полосам на ярко-оранжевом полу. Топот наших ног эхом раздавался со всех углов. Время от времени суровый тон Груши подгонял отстающих.

В основном среди бегущих в импровизированном марафоне царила тишина. Наши белые футболки с эмблемой волейбольной команды впитывали пот и становились темнее. Мои волосы прилипали к лбу, своими мокрыми кончиками причиняя дискомфорт.

Одна Аня сидела на скамье трибуна, охраняла банки энергетиков, которые мы купили ранее перед уроком. Время от времени она смотрела на нас, довольная улыбалась, демонстрируя огромный плюс своего освобождения.

– Груша хоть и суровая, но не бессердечная, – сказала мне Лора, обгоняя меня. – Смотри, сидит себе припеваючи. Везучая!

Я ускорился.

– Не завидуй, у неё другая задача, – усмехнулся я, понимая, что на этот раз победа будет моей.

– И какая же?

Я услышал её вопрос, но решил не тешить любопытство одноклассницы. Когда последний круг остался позади, мои ноги сами повели меня к миниатюрной фигуре девушки. Я приветливо улыбнулся ей, и она смущенно протянула мне холодную банку.

– Спасибо. – Сладкий напиток, словно заживляющий эликсир, прошёл путь от гортани к груди.

Я почувствовал озноб.

– Вот, держи, а то простудишься, – протянула она мне спортивную ветровку.

Я принял жест заботы и улыбнулся ей ещё шире, в результате чего её щеки вспыхнули ярким румянцем. По привычке чуть не подмигнул ей, но вовремя остановился, осознавая, что в голове пока полный беспорядок, и вмешивать ещё одну девушку в свои интрижки было бы неправильно.

– Ай! – Почувствовал боль на плече и резко повернул голову в сторону Лоры. – Ущипнула меня?!

Вместо того чтобы оправдываться в своём поступке, она посмотрела на Аню, изобразила улыбку и ловко выхватила из моих рук энергетик.

– Будешь меня игнорировать, это покажется мелочью. – Сделав глоток, она вернула мне банку, испачканную своими слюнями.

Я недолго смотрел ей вслед, провожая её невысокий силуэт, который присоединился к таким же.

После того как последний звонок из основного корпуса дошёл до наших ушей, а Груша, зачерпнув пару оценок в новенький журнал, покинула зал, мы с ребятами остались допивать остатки и болтать о новом рейтинге в Доте. На самом деле причиной нашей компании на пороге осеннего вечера была не только компьютерная игра.

– В этом году ты не собираешься ни с кем встречаться? – спросил Илья. – Или ты уже присмотрелся к кому-то? – хитро наклонился он в мою сторону, словно был пьян и хотел скинуть меня с трибуны.

– Да, ты прав, – помял в руке железную пустышку, которая легко сморщилась под моими холодными пальцами.

– Только не говори, что эта тихоня нашего класса? – воскликнул Дима, будто это был бы самый ужасный мой выбор.

– Кто?

– Ну, Аня, – произнёс он, вводя нас в курс дела. – Она отсидела последние круги.

– Я понял, – рассмеялся. – Знаю, кто это, просто было интересно, откуда ты о ней так хорошо знаешь. Даже имя запомнил.

– Она учится с нами, конечно, я знаю, как её зовут. – Но тут он задумался, увидев наши серьёзные лица, и через паузу воскликнул: – Стоп! Вы не знали?

– Нет, я не знал. Кажется, она всё время болеет, её вообще не видно на уроках. Слышал, у неё даже операция была, - признался Илья.

– Это все знают, – добавил Дима.

– А разве в нашем классе она единственная такая? – напомнил я им. – Евгения Яковлевна вроде говорила, что с нами числится ещё одна ученица, но по личным обстоятельствам не ходит.

– Правда? – удивился Илья. – Интересно, по каким?

– Нас это не касается. – Дима поднял мяч и стал рассматривать его бело-синие элементы. – Лучше сосредоточься на Лоре, у тебя не так уж много времени осталось.

– Разберусь, - отмахнулся парень, поднимаясь со скамейки. - Если это не Аня, тогда кто? - обратился он ко мне.

Ставка на любовь. Часть 2.

НИКА.

Время, после перевода в новую школу, проходило очень медленно. Каждый день длился, как целая неделя. А обилие переживаний и чувств превращало мои приключения в яркие, не очень приятные воспоминания.

Маму в новом месте словно подменили. Она принялась за личную жизнь, оставив позапущенную и уставшую себя позади. Стала больше ухаживать за собой: распустила волосы, которые вечно завязывала в хвост. В серой повседневности она наряжалась, показывая себя с новой, свежей стороны.

Она стала той, кого желали, и обрела того, кто вернул ей краски в жизнь. Было приятно наблюдать, как она менялась на глазах, превращаясь из одинокой Золушки в привлекательную женщину. Радость за её счастье и милую улыбку наполняла моё сердце теплотой. Я верила, что это к лучшему. Знала, что, прихорашиваясь перед выходом из дома, мама надеялась на взаимную симпатию со стороны Альберта. Ей бояться было нечего — один взгляд говорил многое о его непростых чувствах.

– Ты готова?! – Ловкими движениями она надела жемчужные серьги, затем села на пуфик и внимательно посмотрела на меня. – Как я выгляжу? Не переборщила с макияжем?

– Нет, мама! Ты самая прекрасная в любом виде! А макияж только подчеркивает твоё очаровательное лицо!

– Ника, я так переживаю, – призналась она, пытаясь унять волнение взмахами потных ладоней. — Это первый раз, когда мы с Альбертом встречаемся семьями. Вдруг его сын не одобрит наши отношения? Он бросит меня?

– Мааам! – протянула я, обнимая её хрупкие плечи. – Я же говорила тебе, что Давид, как и я, не против, чтобы вы встречались. Мы понимаем, что вы взрослые люди, сами способны принимать решения и нести за них ответственность. Не накручивай себя.

– Ты права, – наконец выдохнула она, поглаживая мою ладонь. – Я так долго была одна, что уже боюсь что-то начинать. После развода с твоим отцом ты стала моим центром мира. Твоё счастье для меня важнее всего на свете, ты же знаешь это, доченька? Я готова наплевать на всё, лишь бы ты улыбалась. Помни, что ты у меня всегда на первом месте.

Она ласково поцеловала мою руку и тем самым вызвала бурю эмоций. Я хотела расплакаться, выплеснуть боль за неё и никогда не отпускать её теплую ладонь. Но чувствовала, что после своих слёз я увижу и её. Она не должна была плакать, поэтому я сдерживала себя, возвращая комок грусти.

Мои мысли о мамином счастье заставляли меня чувствовать себя виноватой. Я не хотела, чтобы мама приносила себя в жертву ради меня. Она, как и любой другой человек, заслуживала лучшего. И даже если бы мне не понравилось что-то в её избраннике, я не хотела бы быть причиной их разлада.

Даже когда я была полностью на стороне выбора мамы, её переживания вызывали у меня неуверенность. Хотела я того или нет, я всё равно была причиной её сомнений. Возможно, я была слишком юна, чтобы понять это.

– Что ты говоришь, мама?! Разве я когда-нибудь буду против? И тебя ничего не должно останавливать! Ни я, ни страхи, ничто. Ты должна жить только ради себя!

– Когда у тебя появится своё дитя, Ника, ты поймёшь, что твоя жизнь уже не принадлежит тебе.

Дом отца Давида выглядел намного лучше, чем наш — старый и неухоженный. Несмотря на то что мы с мамой пытались до блеска привести две комнаты бабушкиной квартиры, они, в идеальной чистоте, всё равно не стали выглядеть лучше.

Мама в первый же день обещала накопить на ремонт и новую мебель, но пока что нужный момент, чтобы начать это дело, не настал. Да и влюбившись по уши в Альберта, неудобная кровать и пропахшая сыростью кухня показались ей временными неудобствами.

И я поняла, почему мама так думала, когда увидела двухэтажный дом Альберта. Светлые стены, украшенные картинами и разнообразным декором, кричали о том, что у их хозяина есть деньги.

Внутри все было достаточно уютно, и для двух мужчин, которые жили без женских рук и наставлений о чистоте и порядке, вполне неплохо. Запах морского бриза, смешанный с холодными тонами одеколона, вызвал зуд в ноздрях.

Альберт с приветливой улыбкой, от которой исчезали его маленькие глаза, встретил нас в зале, половину которого занимал огромный светло-серый диван. Я, мягко говоря, была шокирована масштабами телевизора и огромного белоснежного ковра под мягкими сиденьями.

– Ника, здравствуй! – отвлек меня мужчина. – Заходи, не стесняйся! Давид скоро подойдёт.

– Милый, скажи мне честно, ты специально убрался к нашему приходу? – пошутила мама, располагаясь на диване.

Я села рядом, но сделала это максимально аккуратно, будто это был не дом, а музей с безумно дорогими артефактами.

– Ника, чувствуй себя как дома, – сказал Альберт, посмотрев на нас обеих и, не произнеся больше ни слова, удалился в другую комнату.

– Не закрывайся, – шепнула мне мама на ухо. – Ты можешь принять более свободную позу? На тебя посмотришь – можно уколоться невидимыми ёжиками.

– Какими ещё ёжиками?

– Вот такими, – ответила она и легонько ущипнула меня в бок, от чего я невольно засмеялась.

В этот момент перед нами появились хозяин и его сын. Давид зашёл в зал и сразу бросил свой весёлый взгляд на меня. Я тут же растерялась и почувствовала, как кровь приливает к щёкам от мысли, что он услышал мой смех.

Почти сразу же мы вчетвером оказались за обеденным столом, где наши родители, не скрывая своих чувств, сидели бок о бок и о чем-то болтали. Мы с Давидом были больше заняты едой и особенно не прислушивались к темам, которые поднимали влюблённые.

– Привет, – поздоровалась я с другом, взглянув на его задумчивый профиль.

– Привет. Как тебе первый пропуск в новой школе? Здорово, правда?

– Я вижу, ты рад, что не пошёл в школу.

– А ты нет? – спросил он, глядя на меня и снова поднимая уголки губ в красивой улыбке с едва заметными ямочками на щеках.

Ставка на любовь. Часть 3.

ДИМА.

Вечером пошёл дождь. Вода срывала листья с деревьев, и к утру они плавали в кристально чистых лужах. Я не любил такую погоду. Особенно ближе к сумеркам меня клонило ко сну, и всё, что снаружи, уже не имело значения.

Я решил не слушать родителей и, проигнорировав их попытки удержать меня в четырёх стенах, пошёл к друзьям. Обычно мы собирались у Ильи, так как его родителей почти не бывало дома, и нам ничего не мешало в полной мере насладиться вечером. На этот раз инициатором стал Давид, он пригласил нашу компанию к себе домой.

Когда я дошёл, понял, что промок насквозь, и дешёвая ветровка вовсе не была нужна. Я позвонил в дверной звонок, и мне открыли. Оказалось, что я добрался последним. Это было не удивительно, ведь я живу в другом районе, где мои родители посчитали, что жильё выйдет дешевле, чем квартира ближе к центру.

Ладно, я не жаловался. Но в такие моменты, когда ты полуживой оказываешься перед друзьями, у которых в кармане точно найдётся денег, чтобы отдать за зонт, мне становилось обидно. Хоть я и не показывал этого, меня задевало различие между нами. Иногда среди них я ощущал себя лишним, как в той головоломке, где нужно зачеркнуть фигуру неправильной формы. Вот и я был парнем не из того круга, не с той жизнью. Я не подходил друзьям.

– Дима, может, ты в душ сходишь? – предложил мне с ходу Давид. – А то заболеешь еще. Мы тебя из койки вытаскивать не будем.

Я понял шутку, посмеялся вместе со всеми и направился в сторону ванной. Закрыл за собой дверь и замер, будто мне к виску приставили пистолет. У меня не было выбора. Я не хотел отталкивать друзей, но терпеть все то, что со мной происходило, было невыносимо.

В конце концов, я собрался и выбросил мусор из головы, а затем полоснулся горячей водой. Кожа быстро покраснела на моём лице. Густой пар наполнил комнату, зеркала и стекла душа быстро помутнели.

На одной из полок, где лежали полотенца, находилась одежда: белая футболка и чёрные спортивные штаны. Я понял, что Давид специально оставил их здесь, чтобы я мог переодеться. Но от этой мысли мне становилось ещё хуже.

Мне было стыдно даже прикасаться к ним. Я не мог носить его одежду, просто не смел. Я выглядел бы жалким и нищим, если бы надел это.

– Ты долго там?! Мы хотим перекусить! – постучал Клим.

Я сразу же подумал, что они не могут поесть без меня. Немного пришёл в себя и сдул все мысли, словно пыль с полок. Я всё-таки был их другом. Они не жалели меня. Их беспокойство обрело иной смысл, не тот, который я себе надумал. Поэтому я надел то, что они подготовили, даже если размер не совсем подходил для моего некрупного тела.

Когда я вышел к ним, как ни в чем не бывало, мы вместе поели и сосредоточились на приставке. Игры шли по парам, а оставшиеся двое просто наблюдали: сидели в телефонах или что-то ели на фоне.

Была очередь Климента и Давида. Когда эти двое оказывались в одной игре, их языки развязывались для обсуждения девушек, родителей и планов на ближайшие выходные.

– Почему тебя сегодня не было? – спросил Клим, озвучив то, что было интересно не только ему.

– Как сказать? Отец запланировал день для своей девушки: мы вместе пообедали, познакомились поближе. Он рассказывал так, будто это было что-то обычное.

– У твоего отца появилась девушка? – опередил меня Илья, отложив чипсы.

– Ну... Не девушка, а женщина, – исправил он, немного смутившись.

– Ничего себе новость! – выразил я своё удивление, подсаживаясь рядом с Давидом. – Так это серьёзно у них? Кто она? Как выглядит?

– Если я скажу, вы не поверите! - Чуть не заржал он.

– Говори уже! - Не выдержал Клим.

– Ладно. Слушайте. – Давид завершил игру и посмотрел на нас так, будто хотел сообщить о чем-то плохом. – Девушка моего отца, эта...

– Ты специально берёшь паузу? – Разозлился Илья. - Если не хочешь говорить, лучше вообще не начинал бы.

– Мама Ники. – Коротко сообщил он нам, после чего все мы немного не поняли и затихли, переваривая то, что услышали.

– Подожди... – первым заговорил Климент. – Мама кого? Ники? Мне это послышалось или что?

– Нет, не послышалось, Клим. Мама Ники и мой отец действительно мутят, – подтвердил Давид, усмехаясь.

– Ника, это наша новенькая? Так? – решил я уточнить уже сказанное. – Ты точно про неё?

– Разве не очевидно? Её тоже не было сегодня, – ответил Илья вместо него. – Тогда что получается, вы с ней теперь типа... брат и сестра? Или как? – обратился он к другу.

– Какие ещё брат и сестра? – Коротким смешком он отрезал эту теорию. – Скажи ещё что-нибудь абсурдное.

– Это не так. – Илья резко изменился в лице, и мне показалось, что его взяла обида. – Если ваши родители поженятся...

– Прекращай! – перебил его Климент. – Ника в ближайшее время моя основная цель. Не хватало еще, чтобы у неё брат появился. – Он посмотрел на Давида, который тоже внимательно слушал, будто только что вернулся в реальность. – Не в обиду тебе! – на губах Климента появилась усмешка.

– Что? Ника твоя основная цель? – переспросил Давид, будто слышал о намерениях друга в первый раз в своей жизни.

– Да. А в чем дело? – Климент был так спокоен, что не замечал перемены в тоне собеседника. – У тебя есть что-то сказать мне?

– Ты не устал, а?! – Разозлился Давид. – Может, хватит играть с людьми! Они не твои игрушки! А ты не их хозяин!

– Ты в своем уме, рыжий?! – Я действительно испугался, когда оба поднялись с пола и встали друг напротив друга, будто вовсе не были друзьями. – Тебе какое дело, чем я занимаюсь?! Захочу – буду играть, захочу – не буду! Тебя это каким боком касается?!

– Касается! Почему нет? Ника, мой друг. Она ходит в школу под мою ответственность! Найди себе другую жертву!

– Твой друг? – переспросил Климент, едва сдерживая смех над его фразой. – Знаешь, когда ты так сказал, я захотел её ещё сильнее. Как думаешь, за какой промежуток времени она станет моей?

Ставка на любовь. Часть 4.

ЛОРА.

Мне снился потрясающий сон. В нем у меня не было крыльев, но это не мешало летать над крышами домов и зелеными долинами, наслаждаясь видами и оставаясь высоко, вдали от земных проблем.

Всё сверху казалось таким миниатюрным и далеким, что начинаешь понимать, как чувствуют себя небесные создания, возносящиеся над нами.

Я пролежала в своей тёплой постели ещё немного, задумавшись над картинками, сладко застрявшими у меня в голове. Я не хотела их забывать, поэтому вообразила их запечатление в своём сердце и сохранила в памяти, пометив избранными.

Никто так и не постучался в мою комнату, не вернул в реальность из мыльных пузырей. Мои одноклассницы мечтали о подобном, но мне это не нравилось. Когда одни хотели избавиться от гвоздей, они мне были нужнее, ведь с их помощью я могла проколоть любые шарики.

Мама что-то готовила на кухне. Приятный аромат ванильной выпечки напомнил моему желудку, что он голоден с вечера. Розовая рубашка вместо белой идеально села на мои плечи, на которых всё ещё оставались следы от вчерашних широких лямок.

Застегнув последнюю пуговицу, я села за стол, который неплохо был украшен для приема пищи одного, не самого важного человека. Блюдце с бисквитным рулетом, от которого паром развивались полупрозрачные ленты, и горячий чай глубокого бордового оттенка напомнили мне утренние посиделки с папой.

Мачеха делала всё то же, что и при жизни отца: готовила те же блюда, держала вещи в тех же местах, даже от его одежды не умудрилась избавиться. А ведь это я держалась за прошлое, а не она. Но почему-то упрямо делала вид, что всё в порядке, только Индира.

– Спасибо, – сухо поблагодарила я её и, сдерживая слёзы из-за воспоминаний, начала пить чай.

– Ты молодец, что рано встала. – улыбнулась она, присаживаясь за стол с чашкой в руке. – Сегодня тоже после занятий у Клима будешь?

Я кивнула. Мачеха думала, что я каждый вечер провожу у соседа, занимаюсь алгеброй. С того дня, как одноклассник ответил ей сообщением, это превратилось в прикрытие, которым я не стеснялась пользоваться ради своей свободы.

– Вкусно? – улыбнулась она, наблюдая, как я кусаю рулет. – Гриша любил с изюмом.

Я сделала вид, что не услышала её слов.

– Лора, когда мы поговорим? – Это было предсказуемо.

– Мне с тобой не о чем говорить.

– Есть о чем.

– Ну?

– О жизни, о будущем, о том, какие у тебя планы. Будь уверена, я поддержу тебя, какой бы выбор ты ни сделала.

Я усмехнулась. Это было очень далеко от того, что я хотела услышать. Такие важные темы, как перемены в будущем, были для меня пустым звуком. Я не могла поверить, что человек, который воспитал меня как родную дочь, не может разобраться в проблеме, которая в первую очередь мучила её саму. Мне было её жаль. Хотя я держала всю боль внутри, не пыталась избежать очевидного.

Я посмотрела на рулет, затем на остаток чая. Обыкновенный завтрак, как и повседневная жизнь этого дома, жили в прошлом. Всё напоминало о тех днях, когда мы были счастливой семьёй. А сейчас любая деталь, готовая рассказать о тоске по дорогому человеку, была проигнорирована.

Слова мамы о Грише, моем отце, показались мне искренними, что я почти поверила в то, что её разговор будет о близком для нас человеке. Но я ошиблась, а Индира, похоже, не замечала ни моей боли, ни своей.

Впервые за долгое время я пришла в школу вовремя. Что я почувствовала, когда осознала это? Маленькое предательство со своей стороны и абсолютное безразличие. То, что я хорошо знала алгебру и некоторые другие предметы, не значило, что я смело иду в будущее. Тема, по которой от нас требовали решительности и чёткой цели, меня пока не волновала. .

– Ты уже решил, по каким предметам будешь сдавать ЕГЭ? – спросила я у Ильи, на мгновение позабыв, что он первоклассный задира.

Но было уже поздно. Я не могла вернуть слова обратно.

– А ты еще была в том клубе? – напомнил он мне, нагло проигнорировав мой вопрос.

– Как некрасиво.

– Так была или нет? – переспросил он.

– Какое тебе дело? Захочу, пойду, захочу — не пойду! Тебя это вообще не касается!

Илья сначала задумался, а затем с довольной улыбкой, будто понял скрытое, ответил.

– Говоришь в точности как Климент. Это потому что вы соседи?

Я не поняла, о чем он, и решила спросить.

– Кому он это говорил? Поссорились что ли?

– Лора. – Посмотрел он на меня с типичным безразличием на лице. – Я скажу тебе кое-что, только не говори никому.

– Мне неприятности не нужны, – отрезала я его намерения.

Увидела, как Давид вошёл в класс и подозвала его к себе.

– Не хочешь поменяться местами, а? – Я была готова умолять его, но среди одноклассников зажатый мною рукав его рубашки был достойным знаком моего отчаяния.

Он сжал губы в едва заметной приветливой улыбке и отрицательно покачал головой. Я заметила, как он посмотрел на Нику, которая тихо листала ленту в телефоне. В её волосах сверкало перо — мой подарок. Мне стало тепло, от чего мои губы сами сложились в улыбку.

– Почему? – спросила я у Давида.

Тот наклонился и тихо ответил мне на ухо:

– Я могу пересесть, но думаю, что тогда к Нике подсядет Клим.

Сначала я подумала, что фраза бессмысленна, и захотела ответить, что нет разницы в том, кто сядет с Никой. Но немного помолчав, я продолжила размышлять над его словами и пришла к выводу: возможно, Давиду нравилась Ника, и его желание не менять место с Ильёй показалось мне разумным: Тот, кто по-настоящему интересуется кем-то, не станет опускать руки.

И только в последнюю очередь я вспомнила про Климента, чьи руки вовсе не привыкли опускаться. А если ему понравится Ника, и он захочет сделать её своей девушкой...?

Мысль о том, что он уже захотел этого, явно причиняла мне дискомфорт. Когда Давид мог упомянуть любого из парней и девушек нашего класса, первым на ум пришел Илья, который по идее и должен был оказаться рядом с Никой. Я поняла, что Климент действительно может стать беспокойной занозой для подруги.

Ставка на любовь. Часть 5.

ЛОРА.

День становился страннее из-за мальчишек, которые вели себя друг с другом как дети. Их лагерь будто разделился на две команды. Давид ни разу не подошел к друзьям, молча сидел рядом с Никой и пытался делать вид, что всё по-прежнему. Может, и я бы не обратила на это внимание, если бы не стала невольной свидетельницей их игры.

Я буквально сидела между ними. Илья общался жестами с Климентом и Димой через меня и почему-то не собирался отсаживаться от моей парты. Последний шутил и бездельничал, смешил легких на подъем девчонок, а других выводил из себя. Сосед сидел один за своей партой у обогретого внезапным солнцем окна и время от времени поглядывал на Нику.

Эх, кажется, он и правда заинтересован, — подумала я, переписывая конспект. Я не хотела вмешиваться, считая личную жизнь соседа его проблемами, но на этот раз, когда целью стала моя подруга, это перечеркнуло все приличия. Впервые за долгое время я снова оглядывалась по сторонам, желая узнать, насколько сильно он увлечён ей. Количество его взглядов не дало бы мне ответа на этот вопрос, но то, какими они были, возможно, могло сказать больше.

Получилось то, что требовало одного неверного попадания. Рядом с партой Ники стояла моя, и, видимо, промахнувшись, он теперь с удивлением таращился на меня. Я потом подумала, что мне стоило бы отвести взгляд, но в тот момент я не прервала этот контакт. Решила, раз уж попалась, буду до конца играть этот акт.

В моей голове было несколько вариантов решения этой проблемы: он мог бы сказать мне что-то мерзкое, а я шепнула бы ему то же самое или даже что-то гораздо хуже. Второй вариант: Климент спросил бы, в чем дело, а я ответила бы недовольным лицом и кивнула в сторону парты Ники с Давидом. В конце концов, он бы не понял меня и вернулся бы к своим учебникам, которые открывал от силы два раза.

Но действительность была иной. Пока я думала, стык между нами не стерся. Он продолжал встречать мои взгляды, а я спокойно принимала его, всем своим видом пытаясь показать, что это просто совпадение. В конце концов, я просто не выдержала и шепнула ему так четко, чтобы он понял, прочитав по губам:

– Учись!

Реакция не заставила себя долго ждать. Он усмехнулся, не меняя своего образа всеми любимого сердцееда, и сосредоточился на преподавателе. Не знаю, что в тот момент было у него в голове. Но в своей я решила, что эти воспоминания явно ненужный хлам, требующий утилизации.

Учись, – повторила я про себя. Конечно, между нами с Климентом были общими только две вещи: учёба и подъезд. Но теперь, кажется, ещё и Ника.

После занятий именно с ней я хотела поговорить. Я не знала Нику достаточно хорошо, чтобы заступаться за её сердце, но она бы и не поверила мне, если бы я рассказала ей всю правду досконально. Возможно, она бы даже подумала, что я ревную Климента. Мне не нужны были её подобные мысли. Возможно, поэтому, зачеркивая всё перечисленное, я должна была хотя бы предупредить её, что Клим уже не тот человек, которого она знала три года назад.

Я пригласила её в парк у озера, который находился недалеко от школы. После занятий мы договорились вдвоём прогуляться по осеннему пейзажу и поговорить как настоящие подруги.

На улице было достаточно прохладно и немного мокро от вчерашнего дождя. Солнце ярко светило в свой час пик, но успело нагреть только металлические скамейки. На одной из них лежали наши рюкзаки, которые бы мешали нам бежать и обгонять друг друга.

Мы, здорово вспотев, остановились возле стада уток, которые весело крякали на берегу озера. Я подняла взгляд и посмотрела вокруг. Высокие деревья прощались со своими листьями даже под легким ветерком. Они старели за короткий цикл своей жизни, а их ритуал сбрасывания листвы становился частью времени.

– Как красиво! – воскликнула Ника, оглядываясь по сторонам так же, как и я.

– Ты была здесь раньше?

– Да, иногда я гуляла здесь после уроков.

– А прогуливала? – Мне стало интересно, и я решила не скрывать этого.

– Нет, – рассмеялась Ника. – А ты?

Я ничего не ответила, просто поддержала её яркой улыбкой, которая так и норовила вырваться наружу.

– Ты врёшь, – продолжила она сквозь лёгкий смех. – Не может быть, что ты не прогуливала. Признавайся.

– Было разок, – ответила я ей, пытаясь сдержать неожиданный прилив радости внутри.

– Разок? Не верю.

– Придётся. – Подошла я к ней поближе, чтобы рассмотреть свой подарок в её волосах. – Многое изменилось с твоего отъезда?

– Не знаю. – Пожала она плечами. – Думаю, ещё рано судить. А почему ты спрашиваешь?

– Кое-кто действительно изменился.

– Ты про Климента? – весело заметила девушка. – И что же в нём изменилось?

Но моё лицо, в отличие от её, не менялось. Я не хотела, чтобы она думала, что я шучу.

– Да. Его отношение ко мне изменилось, и не сложно догадаться, почему. – Она посмотрела на меня, намекая на свой поступок.

– Знаю. Все в школе знают, что ты его отшила. – Улыбнулась я ей, стараясь не затрагивать эту тему.

Но оказалось поздно, уже затронула.

– Это уже не такой большой секрет, да? - усмехнулась Ника. – Я больше не собираюсь откладывать наш разговор с Климентом. Я поговорю с ним, чтобы не чувствовать себя виноватой.

– Я не считаю, что ты виновата.

– Это не изменит моих чувств, – призналась она, поднимая глаза к небу, на этот раз чистому и голубому.

Чувства? Я не поняла, что подруга имела в виду под этим словом. Неужели у неё есть чувства к Климу? Тогда это ещё хуже, – подумала я и совсем не обрадовалась её планам поговорить с одноклассником.

Я не стала настаивать на объяснениях у Ники, и, сменив тему, мы немного побыли на свежем воздухе. Накрошили хлеб для милых уток и вернулись домой.

Ставка на любовь. Часть 6.

ЛОРА.

Мне не часто приходилось бывать в комнате соседа. Обычно мы общались вне наших домов. Но когда накануне экзаменов слово уже дано, мне не оставалось выбора, кроме как помочь Клименту с алгеброй.

Он хорошо учился, в отличие от некоторых бездельников в нашем классе. Для оценок ему было достаточно хорошо и удовлетворительно, особых усилий он не прилагал. Я слышала, как он хвастался хорошей памятью и способностью усваивать знания с первого раза. Но, видимо, это не распространялось на точные науки.

Я постучала в дверь квартиры, и мне достаточно быстро открыла её хозяйка.

– Здравствуйте, тётя Люба! – улыбнулась я ей.

Отличие мамы Климента от моей заключалось в заметном возрасте. Она выглядела намного старше, уставшей и растерянной. За то время, что я знала её, доброжелательность и спокойствие, которые проявлялись в сдержанности, на сей раз куда-то пропали. Мешки под глазами, опущенные уголки губ и мрачный вид были признаками другой жизни, которую она проживала внутри этого дома.

– Лора, заходи! – Ответила она мне еле заметной улыбкой, стараясь создать приятную атмосферу для встречи. – Климент сказал, что ты придёшь. Но он ещё в магазине, скоро будет.

– Хорошо, – ответила я и зашла.

Мне предложили тапочки, и я без комментариев приняла их. Переобулась.

– Я готовлю ужин! – сообщила тётя Люба. – Ты любишь фаршированные перцы?

– Да! – ответила я, ведь дома, рядом с мачехой, мне особо не хотелось есть.

Запах еды дурманил мой разум. Я была в предвкушении, потому что мой пустой желудок был готов принять даже пригорелое.

К тому времени мне сказали подождать Климента в его комнате, на что я ответила коротким согласием и исчезла за дверью. Его комната была таких же размеров, как и моя. Наши квартиры находились одна над другой на двух соседних этажах, так что это не удивляло.

Тёмные обои сужали пространство, но даже с небольшой мебелью и захламлёнными углами оно выглядело больше моего. В глаза бросился старый компьютер и тетради с учебниками, которыми был завалён стол. На тумбе возле кровати лежала посуда: большая прозрачная кружка с недопитой водой и миска с остатками белого винограда.

Прошло немного времени, как я сидела на кровати с незаправленной постелью. Мне не верилось, что популярный парень, который нравится многим девушкам со школы, такой неряха. Неужели ему тяжело убирать за собой, выкидывать мусор и возвращать вещи на свои места?

С другой стороны, я посмеялась над своей мыслью. Он же парень, а все мальчишки, как правило, не склонны к порядку, если это не исключение. Климент точно не был чистюлей, и было вполне нормально ожидать в его комнате фантики на полу, пыль на полках и грязную одежду в углах.

В конце концов, я не выдержала и решила немного прибраться перед его приходом. Я бы не смогла заниматься в такой обстановке, да и где бы мы это делали?

Пока я подбирала мусор и избавлялась от канцелярии на столе, освобождая место для репетиторства, он пришёл.

– Ты пришла? – заметил мою спину и закрыл за собой дверь. – Как долго ты здесь? – услышала я за собой приближающийся монотонный голос.

– Не так давно, – ответила я ему, завершая начатое.

– Что ты делаешь? Роешься в моих вещах? Кто разрешил?

– Навожу порядок, чтобы я могла в нормальной обстановке учить тебя. Ты против?

– Если я против, изменится что-то? – спросил он, присаживаясь за рабочее место. – Лучше скажи, с чего мы начнём? Я весь во внимании! – широко улыбнулся мне, словно первоклассник, готовый впитывать знания, как губка воду.

– Нет, – отрезала я.

Он уставился на меня, быстро заменив открытый интерес к учебе ребяческим любопытством.

– Нет? Ты не хочешь обучать меня?

– Нет, – снова произнесла я. – Я не откажусь от обещания. Просто сначала хочу поговорить о чем-то другом.

– О чем? – Откинулся на стул, выражая недовольство на лице. – Если что-то несерьезное, лучше не начинай.

– Тебе лучше самому не начинать. – Он вскинул бровь. – Я про Нику. Я видела, как ты на неё смотрел. Поэтому свою задумку оставь для кого-то другого, а её не трогай.

Климент посмотрел на потолок и замер так на несколько секунд. Я ждала ответа и даже была готова спорить с ним, чтобы он отвязался от подруги.

– Во-первых, с чего ты взяла, что мне вообще нужна твоя Ника? По-твоему, мне больше не к кому подкатить?

– Не знаю. – Пожала я плечами. – Тебе лучше знать. Твои взгляды в её сторону немного пугают меня. Не задумал ли ты отомстить? – Аккуратно предположила.

– Отомстить? Кто я, по-твоему? Обиженка?

– Тогда что это было сегодня? Эти твои двусмысленные взгляды, думаешь, я не понимаю?

– Что ты поняла? – Усмехнулся он.

– Что Ника привлекала тебя, – неуверенно ответила я, будто слова были слишком тяжёлыми, чтобы произносить их вслух.

– Так получается, я тоже тебя привлек? Так что ли?

– Вот как ты все перевернул. – Не удержалась я от смешка. – Нет, конечно, нет. Я наблюдала, это другое. – Прозвучало как оправдание.

– Тогда я не понимаю тебя. К чему такая суета? Даже если мне и нравится Ника, тебя с Давидом это не должно волновать.

– Давид? – Элементы обстоятельства складывались у меня в голове, как пазл. – Ахах, так вот из-за чего вы поссорились? А я-то думала, какая кошка пробежала между вами?

– Ты готова? – Выпрямился он в кресле. – Если да, то давай уже начнём. Скоро контрольная, я не хочу завалиться.

Я поняла, что он сменил тему, чтобы не продолжать обсуждение ссоры между ними. Настроение Климента значительно ухудшилось, и это было заметно все два часа, которые мы провели за учебниками.

Он был немногословен, почти не слышал меня, а его хвалебная память, казалось, на время заблокировалась. Я сильно устала, пытаясь донести до одноклассника мысль тему по алгебре. К концу у меня пропал аппетит. Из-за этого мне пришлось отказаться от ужина и с урчащим животом вернуться домой.

Перед сном я прокручивала в голове воспоминание о нашем разговоре с Климентом. Решила, что зря его начала, ведь после этого ничего не уладилось. Я только испортила ему настроение и усложнила себе жизнь.