Жасмин Майер
"КАК Я БОССА ПОХИТИЛА"

Аннотация: Первый рабочий день под началом нового босса не задался. Ольга оказалась уволена! И даже без права объясниться! Нет уж, Ольга заставит босса ее выслушать. Вот только стоило оказалась с Алексеем Воронцовым один на один, как ситуация стремительно вышла из-под контроля. А по утру Олю ждали воспоминания о невероятно горячей ночи и неожиданное открытие. Бывший босс оказался в ее постели, голый и связанный. Ну и как вернуть любимую работу после такого?
ГЛАВА 1. ОЛЯ
— Уволена!
Ольга уставилась на босса, но Алексей Воронцов так и не удостоил ее и взгляда. Вовсю улыбаясь грудастой блондинке рядом с собой, он произнес:
— Пойдем, Снежана,
Уволена! И даже свет померк перед глазами Оли.
А нет, все в порядке у нее со зрением, это рабочий свет в зале ночного клуба сменили на привычный полумрак. Вспыхнули, как по команде, желтые софиты на рампе под потолком и заметались по танцполу.
А, может быть, Оле показалось? Хотя диджея еще не было за пультом и в зале ночного клуба «Пламя» стояла тишина. А коллектив старался слиться с тенями, чтобы не попадаться лишний раз администратору на глаза.
Ольга разозлилась. Уволена! И это в благодарность за годы работы! Даже без возможности объясниться! Алексей Воронцов просто уволил ее, стоило ей выйти к нему навстречу.
Еще и блондинка стрельнула в Ольгу взглядом победительницы, пока Воронцов все теснее прижимал Снежану к себе. Босс и его любовница уже пересекали танцпол, направляясь к вип-ложе на втором этаже.
Ну уж нет, решила Оля, она этого так не оставит!
На помощь пришел тот самый тон, который помогал в общении с поставщиками, грузчиками, водителями и прочими довольно грубыми и прямыми личностями. Мужчины надеялись, что Ольга растеряется, сдастся или отступит под их громкими приказами, зачастую с матами. Как бы не так!
— Алексей Сергеевич, А НУ СТОЯТЬ!
Снежана аж подпрыгнула на месте. Полуодетые танцовщицы, которые пересекали сцену, замерли, как по команде смирно.
А вот Воронцов оказался человеком закаленным — еще бы, когда в мужчине под два метра ростом и почти сто килограмм мышц, а не заплывшего жира, не стоит ждать повадок затравленного кролика.
Босс остановился и оглянулся. Правда, посмотрел куда-то поверх Олиной головы. Не предполагал, что этот командный крик исходил от худой брюнетки под метр шестьдесят.
— Я здесь, — сказала Оля.
Стальной взгляд босса остановился на ней. В нем читалось удивление.
Официанты беззвучными мышами спрятались за барной стойкой. Танцовщицы исчезли со сцены так быстро, как будто получили отпускные. Стих звук расставляемых бокалов на зеркальных полках за длинной барной стойкой, где сегодня работал Вовчик.
Воронцов оборачиваться не стал. А когда заговорил, то в тишине клуба, казалось, каждое слово тяжело оседало на пол пудовыми гирями:
— Послушайте, Алла, я вам уже все сказал.
— Ольга.
— Что?
— Меня зовут Ольга, — отчеканила она.
— Да неважно, своего мнения я не меняю. Вы уволены.
И Воронцов продолжил путь.
Во второй раз за вечер эти ужасные слова! Ощущения такие же, как и в тот раз, когда на ногу уронили ящик с замороженными кальмарами. Шок, отрицание и ярость. Грудь сдавило от боли. Хотелось кричать, но Оля только закусила губу.
Черт возьми! Работа для Оли была всем. В отпуск уходили официанты, повара и посудомойки, бармены и поставщики товаров. Со всеми Ольга согласовывала графики отпусков. Со всеми, кроме себя!
За три года однажды взяла отгул, когда поехала в больницу ставить гипс на ногу после злополучного ящика с кальмарами. И не приехала она сразу обратно работать? Да, пускай на костылях. Да, пусть и с трещиной в мизинце, но ведь никто, кроме нее, гостей из санэпидстанции не встретил бы как полагается!
А теперь — уволена?
— Налить?
Оля посмотрела на бармена.
Пока она предавалась воспоминаниям, в зале уже появились первые гости. Заиграла музыка, но диджей на разогрев снова гонял какое-то старье. Ох, и сколько раз она говорила ему, чтобы не ставил прошлые хиты по десятому кругу? Вот пойти бы к нему сейчас, да как отчитать, угрожая штрафом…
А вон столик неубранный, ну прямо как ножом по сердцу. А бокалы как близко стоят к танцполу? Нет, ну вы только посмотрите. Кто-нибудь заденет, толкнет нечаяно во время танца и все полетит на пол. Сколько раз она говорила девочкам-официанткам, чтобы столики возле танцующих убирали в первую очередь?...
Боже мой, да как они тут без нее выживут?!
Вовчик дожидаться ее согласия не стал. Поставил перед ней запотевшую стопку.
Оля медленно подошла к стойке и опустилась на высокий барный стул. Посмотрела сначала на Вовчика, потом на стопку.
— Он меня уволил… — зачем-то тихо сказала водке.
Слабый тон забитой отличницы, которую прижали к стене хулиганы. Блин, Оля выбивала из себя этот тон годами!
И вот. Уволена. И эти ненавистные интонации тут как тут.
— Я слышал, Ольга Константиновна.
— А сам Воронцов где? Еще здесь?
— В випке, — пожал плечами Вовчик. Мол, где ж новому боссу быть.
Ольга трусихой не была. Да и девственницей, учитывая ту памятную ночь на первом курсе. Так что понимала, что босс, чтобы выплеснуть гнев, ждал вовсе не ее в вип-ложе, где жарко стало прямо невыносимо. Кондиционеры до вип-ложи, думала Оля, силясь совладать с собой, похоже, вообще не добивали.
Какой-то внутренний голос вопил о том, что раз это ошибка, бежать надо так, чтобы пятки сверкали, но с другой стороны Ольга не привыкла сдаваться так просто. Иначе не удержалась бы на должности администратора ночного клуба, куда чаще всего берут парней. Работа нервная, клиенты в приподнятом настроении. Всякое бывает.
А еще что-то шевельнулось в душе.
Кое-что, что Оля давно не испытывала, когда оставалась наедине с мужчиной. Во-первых, все эти мужчины, как правило, оставались с ней наедине по работе… А во-вторых… Да не было никакого во-вторых. На работе Ольга систематически уничтожала наповал всякие попытки приударить за ней.
За время работы в клубе она встречалась с двумя парнями — на этот раз, разумеется, по очереди! — но эти отношения были далеки от идеала. А еще от качественных оргазмов. Не то, что той памятной ночью, но не будем об этом. Так что, когда этой весной Ольге стукнуло двадцать четыре, она решила, что нет ничего плохого в том, чтобы сосредоточиться на карьере, раз уж с мужчинами ей не везет.
А теперь пришел вот этот, от которого дыхание сбивается, и в первый же вечер взял ее и уволил.
Ткань рубашки в плечах Воронцова натянулась до хруста, когда он потянулся к полному стакану. Оля ждала, что сейчас он, наконец-то, посмотрит в ее сторону, раскроет обман и они, как и должно быть, поговорят о работе. Но Воронцов просто опрокинул стакан виски и откинулся назад на спинку дивана. На Ольгу он так и не посмотрел.
Ольга преодолела последние разделяющие их шаги. Она, конечно, не станет садиться к нему на колени, еще чего! Спишем на то, что это такая шутка. Работа у них нервная, всякое бывает. Ольга просто сядет рядом и попытается четко выяснить, что произошло сегодня вечером, что босс остался настолько недоволен ее работой, стоило ему только появиться в клубе. Так просто не увольняют с порога, Оля была уверена.
Но стоило приблизиться к бархатному низкому диванчику, как Воронцов, резко выпрямившись, сжал ее запястье, потянул на себя... и Оля потеряла равновесие.
Через миг — бац! — и она уже сидит у него на коленях, лицом к танцполу.
— Эээ… — только и сказала Оля.
Она попыталась обернуться, но бедрами вдруг ощутила жаркую эрекцию, которая пробивалась к ней через все разделяющие их слои одежды.
— Да, детка, поерзай еще немного, — прошептал босс.
Ольга так и застыла, больше не пытаясь шевелиться. Даже дышать боялась. В горле пересохло. В животе все сжалось в тугой комок нервов. А вот это уже не шутки.
— Тебе налить? — дыхание Воронцова обдало жаром шею.
Она кивнула быстрее, чем поняла, с чем согласилась. Здесь же нет воды! Здесь нет ничего, кроме чистого виски! А ей нельзя пить в таких обстоятельствах. Ни в коем случае!
Воронцов потянулся к бутылке. И так получилось, что он стиснул ее в своих объятиях, вжался грудью в спину, а рукой, словно случайно, провел по ее груди. Даже через одежду Олю прошило словно током.
Быстро чокнувшись с ней своим бокалом, Воронцов снова выпил, а Оля так и осталась сидеть на его коленях с бокалом в руке, ошарашенная тем, как заныли соски под бюстгальтером в ответ на его касания. И еще более пораженная жаром, исходящим откуда-то снизу.
Что это с ней? Это из-за воздержания?
Но как теперь ей слезть с его колен и потом смотреть в глаза? Как начать говорить о работе после того, как она поерзала на его члене, а ему это, судя по всему, понравилось?
Не способствуя решению щекотливой ситуации, Воронцов, как на зло, снова приник к ее спине, коснулся ладонями ее талии и сказал:
— До дна.
Чего?! До какого дна?
Он обхватил ее пальцы, в которых она сжимала позабытый бокал, и поднес к ее губам. Ольга сделала глоток. Расплавленное золото виски разлилось огненной рекой.
— Я ведь сказал, до дна.
И она сделала еще один глоток.
Воронцов снова ее обнял, чтобы наполнить свой бокал, и снова выпил. Кажется, чей-то план на сегодня прост до безобразия — надраться как можно быстрее. А какая же роль в этом безобразии отведена Ольге? Все-таки пусть и бывший спортсмен, но пьет Воронцов, как грузчик. Глушит элитный виски, как выпускник дешевую водку.
В голове Оли сразу шумело. Ладно, пошутили и хватит. Она еще может списать происходящее на шутку. Вот только надо слезать с его колен как можно скорее и спасать репутацию.
Но ее босс вдруг прошептал ей на ухо:
— К черту прелюдию, ладно?
Рука Воронцова скользнула к пуговицам на рубашке, и Ольга дернулась, намереваясь положить этому безобразию конец, но в итоге — только опять поерзала на его коленях. Воронцов держал ее крепко, а от движений ее бедер так хрипло застонал, что Оля вся покрылась мурашками. Да что с ней такое?!
И вздрогнула, когда Воронцов, не собираясь тянуть, просто разорвал на ней рубашку, чтобы добраться до груди. Пуговицы разлетелись неоновыми горошинами по темной вип-ложе, и Оле казалось, что она видит каждую, как в замедленной съемке.
Приспустив чашечку ее бюстгальтера, Воронцов сжал сосок пальцами. Вместо зычного «Эй!», как ей следовало отреагировать после нагло порванной рубашки, у Оли вырвалось только томное «Ох!».
Все. Обратной дороги больше не было.
Хотя, наверное, она все еще могла отчитать его. Сказать, что это вы себе позволяете! Подскочить и вылететь из ложи, оправляя одежду, только вместо этого выдохнула:
О боже.
Он ведь разоблачит ее тут же, стоит им выйти на свет. И какой будет его реакция, даже представить сложно.
Она молчала, закусив губу, а он, видимо, нашел свой способ убедить ее — медленно двигал бедрами, а потом вернул ладонь к ней между ног.
Ольга задохнулась от ощущений.
— Так что скажешь? — повторил босс.
Воронцов попытался вглядеться в ее лицо, но Ольга отвернулась в другую сторону, позволяя локонам спрятать горящие щеки.
— Назови свою цену, — продолжал настаивать Воронцов. — На всю ночь.
Черт его раздери, она ведь должна вернуть себе должность! Только и всего. А этот пожар внутри никак не вписывался в ее планы. И времени на размышления нет, не успеет оглянуться, как легкий аллюр на диване снова превратится в страстный галоп.
А что… Если?...
— У меня есть идея, — прошептала Ольга ему на ухо.
— Хорошо. У меня тоже есть несколько идей о том, как пробраться в эту попку.
Он раздвинул ее ягодицы и провел пальцами. Дыхание сбилось, а сердце пустилось вскачь. Хотела бы она испугаться или возмутиться, куда там! Все силы ушли на то, чтобы не изогнуться со сладким стоном.
— Давай выслушаем сначала твою идею. Говори.
Как ему вообще удается разговаривать, когда он все еще в ней и его движения становятся все настойчивей, а руки не останавливаются ни на миг?
Ольга вцепилась в слово «идея», которое было ее единственным спасительным кругом в бушевавшем океане цвета воронового крыла.
Она сказала, перемежая слова стонами:
— Поехали… ко мне.
— Хм, — отозвался он. — Почему к тебе?
Хороший вопрос, Воронцов, так держать!
Босса, похоже, вообще ничем с толку не сбить, раз он способен не только говорить, но и логично мыслить в таком состоянии. Ольге вот удавалось с трудом. Она едва выдерживала этот напор со всех сторон — пальцы на клиторе, член внутри нее, а другой рукой он маняще гладит попу.
Говорить правду никак нельзя. А значит, нужно срочно соврать и сделать это максимально убедительно. Настолько, чтобы Воронцов кинулся за ней, не раздумывая.
Ольга собрала всю волю в кулак и сказала:
— Только дома… я смогу полностью расслабиться, чтобы… Чтобы…
Она позволила его пальцу немного проникнуть в себя.
Воронцов с ответом не спешил. Задумался. Ну же, решайся.
— И часто ты водишь домой клиентов?
Никого она домой не водила — ни клиентов, ни тем более боссов. У нее даже кота не было, потому что она постоянно пропадала на работе. Так что врать даже не пришлось.
— Ты первый.
Говорить она не боялась — даже родная мать не узнала бы сейчас ее голос, искаженный до хриплого шепота.
— Так понравился? — хмыкнул Воронцов.
Хотелось врезать по его самодовольной физиономии, но не сейчас, когда второй оргазм был уже близко.
После. Точно. Она врежет ему после.
— Очень понравился, — выдохнула Оля.
— Тогда поехали, — быстро согласился Воронцов. — И там продолжим?
Оля мотнула головой.
— Сейчас? — не поверил Воронцов.
Оля кивнула.
Нельзя собираться на дело, когда только и можешь, что думать о том, как можно скорее кончить. Сначала второй оргазм, а потом она снова будет логично мыслить. Насколько это вообще возможно после виски.
— Как скажешь, но в этот раз пока без меня.
Он из нее не вышел. Ни откуда.
Господи, нет, она все-таки безнадежно испорченная. Почему ей так нравится чувствовать его везде и сразу? Он коснулся твердой горошины, присоединил к первому пальцу внутри нее второй, и она задрожала всем телом, шире раздвигая ноги. Хотя куда еще шире.
— Черт, какая ты горячая, — пробормотал он, когда Оля, пыталась отдышаться от второго оргазма за вечер. — Поехали скорее.
Воронцов приподнял ее со своих бедер, посадил рядом, а сам занялся своей одеждой. Куда-то отшвырнул использованный презерватив, а после нашел и протянул Ольге разорванную блузу. Бюстгальтер она отыскала сама и едва застегнула непослушными пальцами. Пока она приводила в порядок одежду, Воронцов осушил последний бокал виски.
После он накинул ей на плечи свой пиджак, потому что блузу пришлось завязать узлом, никак иначе она больше не застегивалась.
Ольга низко опустила голову, позволяя волосам закрыть лицо. О, черт возьми, пожалуйста, пусть никто из ребят не бросится к ней навстречу. Тогда все будет раз и навсегда испорчено. А еще от Ольги не ускользнуло, как Воронцов потянулся к телефону, что-то набрал с озадаченным видом и после спрятал телефон в брюках.
Она похолодела. А если он женат?!
Ольга держалась позади, пока они спускались по винтовой лестнице, лихорадочно соображая, что ей было известно о новом боссе. Не много, а самое главное — была ли жена? Про любовницу она знала, но наличие любовницы никак не проясняло ситуацию.
Они спустились вниз, обошли по широкой дуге танцпол. Мельком Ольга увидела поднятые на удачу большие пальцы Вовчика. Держит, мол, за нее кулаки. Решил, наверное, что встреча с боссом прошла успешно.
Оля хмыкнула. Ну в каком-то роде, так и есть. Вряд ли два оргазма подряд можно назвать неудачей. Вот только работу Оля все еще не вернула. А это уже будет сложнее.
Еще Оля с сожалением поняла, что придется оставить в клубе и пальто, и пиджак. Работающая в клубе проститутка вряд ли будет сдавать вещи взамен на номерок, как и не станет оставлять пиджак бармену. А Воронцов, судя по всему, не настолько пьян или неадекватен, чтобы не почувствовать неладное.
Ольга потянулась спросонья. Тело болело. Причем, в неожиданных местах. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить кое-какие пикантные нюансы вчерашней ночи.
О боже.
Оля рывком села. Огляделась. Так вот откуда появилась боль в шее, спала-то она на диване, а не в кровати, но что за ощущения в теле?… Как будто в ее попке вчера побывал не только один пальчик. И даже не два. Хм. Хорошо знакомые, но забытые ощущения со времен первого курса.
Алексей Воронцов. О боже.
Так, картина немного прояснилась, но не до конца. Невероятно, она вчера действительно кончала раз пять? Или даже шесть? За одну ночь?! Но почему все-таки спит в собственной квартире на диване, если у нее есть для этого и кровать, и спальня?
Полная плохих предчувствий, Оля сползла с дивана и подкралась к дверям собственной спальни, куда дверь оставалась приоткрытой. От увиденного у нее отвисла челюсть.
Зарывшись в подушки головой и сверкая красивыми и самое невероятное обнаженными ягодицами, поперек кровати спал ее босс. Бывший босс. Но какая теперь уже разница?…
Оля привалилась к дверному косяку. Ноги ее не держали. А еще она с невероятным усилием воли заставила себя все-таки оторвать взгляд от филейной части босса, но незабываемое зрелище все равно так и стояло перед глазами. Даже когда она все-таки прикрыла за собой дверь, чтобы обмозговать ситуацию. Обнаженые ягодицы перед глазами явно не способствовали мыслительному процессу.
Так. Значит, вчера после клуба они все же поехали к ней, ей не привиделось. Ладно, этот факт как бы очевиден, если оба проснулись в ее квартире, но зачем она его притащила к себе? И самое главное, почему Воронцов согласился на ее приглашение?
— Я хочу поставить тебя раком и попробовать твою попку.
О черт. Именно так он вчера и сказал.
И она что, согласилась?! Ну, судя по тому, что сейчас он спал в ее постели, а ее попка так приятно ныла…
Оля сползла вниз по стене. Щеки горели, даже в зеркало можно не глядеть, а перед глазами мелькали сцены, как из порнофильма. Вот она перед ним на коленях. О боже. А вот он у нее между ног. Они вчера хоть что-то не попробовали? И они этим правда всю ночь занимались?!
Оля покосилась на крулые часы на стене гостиной. Ага, уже полдень, а она только разлепила глаза, тогда как Воронцов по-прежнему дрыхнет. Раньше она бы уже давно обедала на работе, а сейчас только пришла в себя и пытается восстановить события вчерашнего вечера.
Ну вот знала же, что ей нельзя пить! Знала! Ничем хорошим ее отношения с алкоголем не кончаются! Постоянно в ее постели оказывается кто-то лишний.
Оля тихо выдохнула. Ну, хотя бы один мужчина на этот раз.
Ладно, он ее соблазнил предложением, от которого она вчера не смогла отказаться. Хотя черт возьми! Повтори Воронцов что-нибудь такое сегодня, она бы швырнула в него что-нибудь тяжелое. Возмутительно. Да как он мог такое о ней подумать?! Чтобы она…
Взгляд упал на пустую бутылочку из-под детского масла на ковре.
О, черт, черт, черт! Откуда взялись эти мысли, что надо скорее купить еще?!
Не надо! Ничего больше не будет! Воронцова надо разбудить и вышвырнуть на улицу. Как он сделал это с ней, после всего! За годы службы!
Пять оргазмов, подумать только. Может, все-таки шесть? Если шесть, то можно сказать, что он расплатился с ней по оргазму за каждый проработанный год.
… Интересно, а у него уже стоит? Когда этот утренний стояк начинает работать? Ему не помешает то, что уже разгар дня?
Оля схватилась за голову и тихо застонала. Ведь знала, что ей нельзя пить, потому что она становится озабоченной нимфоманкой, проклятье! Вот поэтому она и привела Воронцова домой после всего, что было в клубе. Мало показалось! Хотелось еще и по-разному. Во всем виноват только секс.
Или же не только?
Ольга похолодела от плохого предчувствия.
Нет, дело не только в ее неудовлетворенном желании. Было что-то еще, о чем она забыла, но что вчера казалось ей лучшей идеей в ее жизни. Оля собиралась сделать что-то, что должно было вернуть ей работу.
Ну, помимо того, чтобы дать в попку бывшему боссу.
Что-то действеннее. Что-то действительно сумасшедшее. Что-то, от чего хотелось хохотать, потирая руки. Оля все-таки поднялась на ноги. Колени дрожали. А безжалостная память немного прояснялась.
О боже, нет, нет, нет, пусть это будет не так, как она только что вспомнила. Пусть она ошибается!
Ольга снова приоткрыла дверь в спальню. В комнате четко чувствовался вчерашний перегар. Интересно, есть ли шанс, что Воронцов вообще ничего не вспомнит из того, что вчера было, когда проснется? Если так, тогда она убедит его, что просто подвезла его в дым пьяного до своего дома из жалости, а свой адрес он не назвал, потому лыка не вязал. Точно. Это будет хорошим вариантом, как можно скорее выпровадить его из своего дома.
И он точно никогда больше не коснется ее тылов!
Старательно отводя взгляд от красивой мужской задницы, Оля посмотрела на руки Воронцова. Но при взгляде на пальцы, покраснела еще сильнее, когда вспомнила, где они побывали, хотя сильнее краснеть было уже просто некуда.
А потом она увидела это. И тихо застонала.
Воронцов был привязан к спинке кровати ее же чулками за запястья. И нет, это не было лишь последствиями сексуальных игрищ в связывание.
Когда вчера в клубе после Олиного второго раза Воронцов сказал, что ему все равно мало и «Поехали ко мне, красавица», в Олиной голове что-то перемкнуло. В тот миг ей и пришла эта идея, невероятно сумасшедшая, опасная, радикальная и дурацкая теперь при свете дня.
Она решила, что если босс будет в ее власти, не сможет сбежать из ее кровати и квартиры, то она добьется того, чтобы он выслушал ее.
Еще до того, как Воронцов окончательно проснулся и даже открыл глаза, он ощутил приятную пустоту в яйцах. Они едва ли не звенели. Эта детка вчера выжала его до последней капли.
Раньше он никогда так бурно не реагировал на женщин, а их в жизни Воронцова хватало. Два, три раза подряд за ночь было его потолком, даже при очень умелой партнерше.
А вчера он использовал всю упаковку на пять презервативов.
Определенно нужно будет дать ей еще денег. Шлюхам дают чаевые или, может, правильнее их назвать премиальные?
Ох, а как краснела ее попка от его шлепков. Ради такого не жалко и двойной оплаты по тарифу. И, наверное, нужно взять у нее номер телефона. Просто на всякий случай.
Хотя вряд ли утром он возбудится также сильно, как вчера после виски и тяжелого вечера. Обычно, после секса, когда с глаз спадала пелена, Воронцов видел перед собой всего лишь уставших женщин, которые только и мечтали о том, как бы поскорее спровадить его прочь.
И вряд ли это утро будет иным.
Воронцов открыл глаза и попытался выпрямить затекшие руки. Не вышло. Что-то крепко держало запястья.
Он поднял голову — и уставился на чулки, которыми был привязан к кровати. Отчетливо вспомнил, как сам помогал вязать узлы, пока малышка занималась его членом. После она скакала на нем верхом, а он, уже привязанный, ловил ртом твердые, как пуговицы, ярко-красные соски.
«Я занимался альпинизмом и справлюсь с узлами лучше тебя». Павлин, черт возьми. Распустил вчера хвост и навязал чертовую дюжину узлов, как будто это не кровать, а вершина Эвереста.
Воронцов дернул руки. Ничего не произошло.
Это всего лишь гребанные чулки, так какого хрена не получается освободиться?
— Они на сто ден.
Ни цифра, ни загадочные ден ничего ему не говорили. Воронцов повернулся на голос.
И дернулся от неожиданности, когда увидел перед собой…
— Это… коробка от хлопьев на твоей голове? — неуверенно спросил он.
Стоявшая посреди комнаты девица нервно дернула плечом. На ней был бесформенный черный балахон, как у Пугачевой в девяностых, а под тряпкой виднелись обвисшие штаны, заляпанные краской.
Окей. Каждый дроч… хм. Каждый носит дома, что хочет, да и не обязательно проститутке из клуба встречать его утром при полном параде, но коробка из-под хлопьев на голове? Это все же как-то чересчур, не находите?
— Не твое дело, — низким голосом ответила девушка.
Как же ее звали? Впрочем, это тоже не его дело. Вчера порезвились и ладно. Пора расходится.
— Развяжи, — потребовал Воронцов.
Надо сваливать от этой ненормальной. Однозначно. И если потребуется, точно дать ей денег, только бы отпустила.
Девушка из клуба замялась. Посмотрела в бок, потом поправила коробку на плечах, чтобы глаза совпали с вырезом. Рыцарь, блять, на турнире. Хотя вчера она не фигово его объезжала…
Таааак. Всем лежать! Ничего не вспоминать из вчерашнего! А то вдруг это чудо с коробкой на голове решит, что он настаивает на продолжении.
Интересно, она хотя бы была симпатичной? Нет, ну может, не красавицей, все-таки виски он уничтожил вчера прилично, но… пять раз! Смог бы он столько кончить со страшилищем?
— Прежде, чем я тебя развяжу, я должна задать тебе несколько вопросов.
Приехали. Теперь она еще и допрос ему устроит.
Ладно, обычно, никогда не бывает просто общаться на утро после ночи с незнакомой женщиной, но все же сегодняшнее по степени странности побило все мыслимые и немыслимые рекорды.
— Что это еще за хрень? Развяжи меня и я отвечу на все твои вопросы, пока будут одеваться.
Опять наклонила голову, отчего из-под коробки выбились темно-каштановые локоны. Удивительно, Воронцов хорошо запомнил запах ее волос, но совершенно не помнил лица. Как, черт возьми, такое возможно?
— В том-то и дело… — промямлила «Хлопушка Овсянная». — Ты не можешь одеться.
— Это еще почему?
Глаза в узкой прорези в картоне скользнули по его телу. От ее взгляда член дернулся. Как будто помахал, ей-богу.
Еще решит, что его член таким образом намекает на продолжение банкета. А ведь это не так. Ну почти не так.
Пять раз! Ну охренеть. У него сейчас и стоять не должно. А вот ведь, стоит и не думает падать.
— Послушай, мне ничего от тебя не нужно, — кашлянул Воронцов, выразительно указав вниз, на топорщуюся палатку из простыни. — Это мужская физиология. Просто наступило утро, понимаешь? У мужчин всегда так и это не связано с желанием секса. Мне бы сначала в туалет, а потом я оденусь и больше ты меня не увидишь. Обещаю. Если надо, я могу еще денег дать.
Втирает ей, как школьник на уроке биологии. Уж она-то должна хорошо знать все особенности мужского организма. Не сдвинулась с места. Как бы то ни было, он ее все равно не убедил. Даже деньгами.
— Ты помнишь мое имя?
— А ты его разве называла?
Девушка выдохнула с тихим облегчением:
— Ну да, зачем бы я с тобой опять знакомилась.
— Опять?
Коробка на ее плечах вздрогнула.
— А мы что, с тобой были знакомы? — спросил с прищуром Воронцов.
— Нет! — слишком поспешно ответила она. — Вообще в первый раз тебя вижу.
Ну да, в первый раз после… сколько оргазмов она испытала с ним? Воронцов не был эгоистом, и если растратил упаковку презервативов, то девушка явно с пользой провела вчерашний вечер.
Два раза раз в клубе, а потом здесь на кровати. Потом он сходил в туалет, намереваясь одеться и уйти, но вместо этого вернулся из ванной с баночкой детского масла, а она не отказалась продолжить. Он развел ее ноги и языком довел до того, что она согласилась на куда большее, чем он даже рассчитывал. Вчера ему снесло голову, не иначе. Почему же он отлично помнит ее вкус, запах, но так смутно лицо? Черт бы побрал эту избирательную мужскую память.
Господи, ну хотя бы трусы ему можно было оставить?
И почему, спрашивается, мужчины совсем не испытывают стыда, когда остаются без нижнего белья? Только… выпячивают всячески причину для гордости. Простыня так выразительно топорщилась на этом флагштоке, что даже через хлопок простыни можно было разглядеть жилки, мягкие очертания головки и…
Так, Оля! Разглядеть-то можно, но не нужно, Оля! Не нужно на его член так пялиться, как будто лучше члена ты в своей жизни не видела!
Да. С коробкой, пожалуй, психанула. Но ничего не смогла с собой поделать, когда услышала, как Воронцов заворочался в спальне, Оля поняла, что скорее под землю провалится, чем появится перед ним такая, как есть. Вчера в темноте клуба он мог ее не узнать, но уж при дневном-то свете оставаться неузнанной невозможно.
Спешно высыпав овсяные хлопья в пакет, Оля ножом вырезала в опустовшей картонной коробке кривые дырки для глаз. Кое-как натянула шмотки, которые валялись на антресолях в прихожей, а все рука не поднималась выбросить. В них Оля передвигалась по стройке, когда клуб переживал реконструкцию после смены директора. Бегала тогда полная надежд, что смена интерьера и новый директор, безусловно, только к лучшему. А оно вон как вышло.
В первый же день и «Уволена!»
А во второй проснулась в одной постели с голым боссом и приятной тянущей болью между ног. Черт возьми, что ни день, то новые сюрпризы!
Оля снова скосила глаза. Член Воронцова явно жил собственной жизнью: Оля и не знала, что этот орган у мужчин такой подвижный и деятельный. Казалось, помаши ему ручкой, и он тоже ответит. Раньше ее как-то не тянуло рассматривать достоинства других мужчин.
Раньше ведь как с другими было? «Тебе хорошо? Ага, крошка, вот так, еще, давай, ага. Ох, я все. А ты?…» Эти неловкие движения, притирка к партнеру и почти всегда слишком быстрый финиш. «О, малышка, спасибо, это было чудесно, ну я пошел». Только врожденная вежливость не позволяла Оле ответить грубо.
А вот Воронцов ее вчера удивил. Удивил и удовлетворил. Приятно знать, что такие инициативные и выносливые мужчины все-таки существуют. Жаль, что они достаются каким-то другим женщинам.
Даже жаль, что вчера Оля не смогла себя проявить, как следует. Наверняка, Алексей Воронцов навидался в постели партнерш куда опытнее нее. Она ведь вчера… Вроде бы пыталась сделать ему минет? Одно слово «пыталась» уже достаточно обрисовывает ситуацию.
Трезвой она бы справилась лучше, эффектней. Виртуозней! Вечная отличница она хотела добиваться сногсшибательных результатов во всем.
Во всем, без исключений. Пусть и в постели.
Тем временем, Воронцов попытался удобнее устроиться в кровати с привязанными к изголовья руками. А ведь затекли, наверное... Но лучше не развязывать. Целее будет.
— Еще вопросы ко мне будут? — хмуро спросил он.
Ни дать, ни взять царь на аудиенции.
— А ты спешишь куда-то?
Оля не узнала собственный голос.
Ее злило, что Воронцов развалился в ее постели так вальяжно, как будто это не его держат в заложниках. Так разве можно вести себя, когда ты без одежды и связан в кровати в доме совершенно незнакомой женщины? Где его инстинкты самосохранения?
Член снова дрогнул.
Ах ну да, вот и все инстинкты.
— Абсолютно свободен до вечера, — и голос у него хриплый, низкий, бархатный, так что по спине табун мурашек туда-сюда несется. — У тебя что, есть предложения, как скоротать время получше?
Он что, соблазняет ее? Серьезно?!
У Оли, как говорится, все упало. Почему он хочет ее даже в таком виде? Это уже ни фига не доставляет радости, выходит, он просто такой озабоченный, что ему все равно кого и в каком виде трахать. Даже с коробкой на голове и в рваных тряпках.
— Есть варианты! — рявкнула Оля. — Буду ждать слесаря!
— А зачем нам слесарь? — приподнял темную бровь Воронцов.
— Замок заклинило, — соврала Оля. — Из квартиры не выйти.
— Развяжи меня, и я сам посмотрю, что там у тебя с замком случилось.
Ой, заливает...
— И это говорит человек, у которого даже отвертки дома нет, — закатила глаза Оля.
И тут же прикусила язык. Черт! Думать же надо, что говорит.
Воронцов тут же нахмурился. Скорей всего, сразу вспомнил, что сам говорил эту фразу вчера на открытии клуба, когда хвалил работу строителей и говорил, что у самого руки не из того места растут. А пьяным во время приветственной речи он не был. И скорей всего, он тоже помнит эту фразу, после которой все смеялись.
Воронцов снова дернул руки, но ничего не изменилось. Связал он самого себя хорошо. Чулки теперь только резать, чтобы освободиться.
— Ты кто такая? — спросил он резко.
Низкие бархатные нотки исчезли. Теперь это был тот же холодный директор с узнаваемым тоном. Вчера он увольнял ее тем же голосом. Все вернулось на круги своя.
— Не важно, кто я, — отрезала Оля. — Важно то, что я тебя похитила.
— Похитила? Ты в своем уме вообще? Развяжи, дура!
О, как заговорил.
Воронцов извернулся, посмотрел на узлы. Простыня, скрывающая его тело, при этом окончательно сползла в сторону. Он остался совершенно голым.
— Зачем похитила? — едко спросил он. — Учитывая, каким голодным взглядом пялишься на мой член, я так понимаю, тебе понравилось и хочется еще?
— Не хочется. Любовник ты так себе.
— Себе-то веришь? А кто вчера визжал подо мной от оргазмов?
— Претворялась, — припечатала его Оля.
Итак, Хлопушка Овсяная, она же Рыцарь Незабываемого Траха все-таки из клубных. Неудивительно, учитывая обстоятельства вечера и то, где он ее подцепил.
Воронцов до последнего надеялся, что ошибается, и что раз он принял ее вчера за местную шлюху, то ею она и окажется. А она оказалась из работников. Близко, но не горячо.
Горячо было вчера, между вторым и пятым разом. А сегодня утром все так же, как и обычно, когда просыпаешься в чужой постели, где тебе не место. Воронцов скользнул взглядом по чужой невзрачной спальне: кроме кровати, в глубине платяной шкаф и одна тумбочка рядом с кроватью. Никаких фотографий, как будто их убрали, чтобы он не узнал ее лица, или других приметных вещей. Может быть, их здесь и не было. Вчера он не особо интересовался интерьером.
А может быть, квартира и вовсе была съемной, и этот факт нельзя было исключать, учитывая возможный сговор в коллективе ради его похищения.
Вид из окна тоже ни о чем ему не говорил. Другая девятиэтажка, каких бесчисленное множество во всех районах города, никак не помогала уточнить место его похищения.
Подумать только. Иваныч столько трындел о том, какой у него замечательный персонал в клубе, только это как раз предсказуемо. Что ему еще оставалось? Только нахваливать, заливать и заговаривать зубы. И уломал же, хотя Воронцов в ту покерную игру ставку на ночной клуб принимать не хотел. Слишком серьезная ставка, да и собственного ресторана ему хватало выше крыши.
Первые годы, пока он раскручивал дело, так и вовсе были самыми тяжелыми. Прибавьте к этому еще и постоянный молчаливый укор в глазах Ларисы Петровны... Разумеется, она и слова ему кривого не сказала. Никогда не обвиняла, что мог бы и больше времени им уделять. Не женой ведь ему была, чтобы скандалы закатывать.
А вот потом… Когда дело сдвинулось с мертвой точки, а боль в груди поутихла, вот тогда Воронцов и стал возвращаться домой все позже. Отделывался смс-ками, мол, буду поздно, звонить не рисковал, чтобы Даника не разбудить. Вчера, пока ехал на такси к Хлопушке, примерно то же и накатал.
И чем больше врал, тем противнее было возвращаться под утро, пусть и не к жене, а теще. Все равно тошно.
Когда Воронцов возвращался домой, Даня еще спал, а когда уходил, Даня только просыпался.
Сын рос. Очень быстро. И тошнота только усиливалась от мысли, что рос без него. Хотя вот же он, его отец, рядом, верно? Ради сына это все и затевалось, разве нет? Только голос совести деньгами было не заглушить. Воронцов пытался. Не помогло.
Сам все прекрасно знал: и каким отцом паршивым был, и что мужем тоже был так себе, пусть и недолго, но знать самому одно, а вот от посторонних такое выслушивать не собирался. И когда Снежана ляпнула, что сегодня она ему в постели спуску не даст, ведь домой-то ему торопиться не к кому, он и сам удивился, когда сказал, как отрезал:
— Пошла вон.
— Леша? — нахмурилась Снежная Королева. — Ты чего?
А чего он, действительно? Сколько он ее добивался? Деньгами и подарками осыпал. А зачем? Вот зачем, думал Воронцов, глядя на цветочки на обоях, вот зачем это все было? Матерью Даниле Снежана не станет. Ни за что. Он сам ее и близко к ребенку не подпустит.
Тогда зачем ему эта женщина в любовницах?
Статус. Проклятый статус. Все дело в нем.
Для этого и ставку на клуб у Иваныча все-таки принял. Чем выше статус, тем больше денег. Больше денег — больше защиты, спокойствия. Хотелось ведь дать сыну только лучшее, для этого и работал. Хватило ему первых полугода, пока жили впроголодь.
Денег у студента Воронцова было мало, и все уходили на лекарства для Маруси.
Казалось, будь денег больше, смогли бы вытащить ее из цепких лап болезни. Врач в ту ночь, как чувствовал, сказал, что нет, шансов не было, ни за какие деньги мира. Хотел, наверное, его успокоить, нищего студента с трехмесячным сыном на руках.
Но Воронцов эти слова воспринял иначе. Поселилось в груди плохое предчувствие, что если, не дай Бог, что случится с Даней, то на этот раз он должен быть во всеоружии. И прежде всего, — это деньги. Много денег.
Теща была только рада помочь. Заботы о Дане отвлекали ее хоть как-то от безграничного горя.
Находиться дома Воронцову было тяжело. Сложно. Из той съемной однушки Воронцов съехал при первой возможности, а потом пошел, пополз, полез все выше, по головам, двадцать четыре часа в сутки. Так и удалось забыться. Воронцову сын напоминал Машу. Слишком сильно. Даня был вылитой материнской копией, как будто вложила в сына всю себя, а потом от нее самой ничего не осталось.
Рядом постоянно были какие-то женщины. Принимали его за холостяка. Никому не говорил, что на самом деле вдовец. Никаких баб домой не водил, и с Даней ни разу никого не знакомил, боже упаси.
И дело было не только в том, что перед Ларисой Петровной неудобно. Просто женщинам, с которыми Воронцов проводил ночи, не нужны были чужие дети.
Деньги, подарки, оргазмы, да… Но не дети.
Спустя годы, Воронцов теперь никак не мог подступиться к собственному сыну. Даня вырос, и больше не плакал сутками напролет, как поначалу в пеленках, когда как будто все знал и понимал.
А ведь хотел же хотя бы эти выходные провести рядом с Даней. Сводить в аквапарк. Научить плавать. Или Даня уже научился без него? Кажется, Лариса Петровна водила его на бассейн для укрепления и выравнивания чего-то там, кажется, сын даже делал успехи… И тоже без него.
И чего его на такие мысли невеселые развезло? Как будто с жизнью прощается. Ах ну да, всему виной эта абсурдная ситуация с похищением. Когда это он еще вот так лежал без дела полдня, в кровати. Хочешь не хочешь, а мысли не остановить, когда заняться нечем.
Его похитили, мать его, похитили! Подумать только!
От звонка в дверь Оля подпрыгнула на месте. Сбросив с головы коробку, кинулась к глазку. Почему-то казалось, что за дверью обязательно окажутся люди в форме.
— Открывай, хозяйка! — крикнул слесарь, едва ворочая языком.
Да боже ж ты мой! Середина дня, когда только успел так набраться?
— Не могу открыть! Потому вас и вызвала, — крикнула через дверь Оля. — У меня замок заклинило!
Мужчина в помятой одежде прислонился к двери.
— Эту, что ли?
— Эту. Помогите открыть.
Слесарь достал из чемоданчика инструменты, со скрежетом поковырялся в замке. Пять минут, и дело было сделано. Оля едва успела отпрыгнуть в сторону. Следом в квартиру ввалился слесарь. От него адски несло вчерашним перегаром и немытым телом.
— Сотня, — выдохнул мужчина.
— За что сотня? — возмутилась Оля. — Тут же пять минут работы!
Слесарь побагровел.
— А дорога? А инструменты?!
Оля покосилась на видавший виды чемоданчик.
— Сотня, — перехватил ее взгляд слесарь.
— Ладно, — Оля юркнула в гостиную, поискала взглядом сумочку.
Дверь в спальню Оля прикрыла, но Воронцов все равно должен был все слышать. И он в любой момент мог закричать или потребовать помощи. Поверит этот пьяный слесарь его рассказам о похищении или нет, дело десятое. А вот то, что его знатно развеселит голый мужик привязанный к кровати чулками, это точно.
— А родителей что, дома нет? — хмыкнул слесарь, появляясь на пороге комнаты.
— Каких родителей? — ответила, не поднимая головы, Оля. — Вы за кого меня держите?
— Ну, положим, за очень красивую девушку.
Оля медленно подняла глаза. Чтобы сильно не качаться, слесарь облокотился о дверной косяк. И теперь смотрел на нее пьяными масляными глазками.
— Эээ… Держите, — она протянула ему деньги. — Спасибо и до свидания.
Мужчина не двинулся с места.
— Так ты сама, что ли, живешь, красавица?
Ситуация стремительно уходила из-под контроля.
— Послушайте, вот ваша сотня. Берите. И уходите, пожалуйста.
Слесарь остался на том же месте. И даже отлепился от косяка и двинулся прямиком на Олю.
— А чего мне так быстро уходить, красавица? Ты одинока, я скучаю… Тебе не кажется, что мы могли бы помочь друг другу?
ЧТО?!
— Уходите, — пискнула Оля.
Воздух из легких куда-то внезапно делся.
Мужик двинулся на нее, вжал спиной в сервант и рванул на себя халат, запачканный краской. Оля закричала.
Он больно сжал грудь, а второй рукой зажал рот.
— Сейчас, сейчас развлечемся, — обдаваяя перегаром, приговаривал он.
***
Ладно, лежа в постели думал Воронцов. Вчера он уволил пятнадцать работников клуба: половина из них парни, остальные девушки. Сговор исключать тоже нельзя. Кто там из девушек был? Несколько официанток, пиджейки, помощница повара была. Замыкали список менеджеры зала и администратор.
Да, он обещал за карточным столом Иванычу не трогать коллектив, но сколько воды с тех пор утекло? А после его победы были ремонт и кое-какие нововведения для морально устаревшего заведения. Воронцову хотелось, чтобы его заведения были в чем-то похожи и имели единый стиль.
А потом до него стали доходить слухи, что зреет заговор. Что сдадут его с потрохами налоговым инспекторам, что пустят на дно бизнес, нечестно отобранный у бывшего директора.
И пусть до открытия на месте не появлялся, но обо всем, что нужно, Воронцов знал. Сам не вмешивался, думал, перебесятся. Да и не вымогал же он клуб, не угрожал Иванычу. Все было честно, а карточный долг — дело святое.
Он и сам ушам не поверил, когда Иваныч в тот вечер предложил на кон свой ночной клуб. Осознал этот факт Воронцов в полной мере уже только, когда документы оказались подписаны.
И какой же неожиданностью оказалось, когда к нему незадолго до официального открытия подошел свой человек из налоговой и сообщил, что так и так, посыпались на Воронцова жалобы: и в санитарно-эпидемиологическую, что отравились люди у него в ресторане, и в налоговую, что чеки не выдают. И что алкоголь контрафактный. И товар у поставщиков гнилой берет. И еще, и еще, и еще.
— Завелась у тебя крыса, Воронцов, — подытожил он.
Сразу вспомнились участившиеся проверки в ресторане. Совпадение, решил тогда Воронцов. Ведь никто из ресторанных к этим проверкам причастен не был, смысл рыть под самих себя могилу? А вот с персоналом клуба… все могло быть.
Воронцов не хотел увольнений в первый же вечер. Думал, по-человечески с ними пообщается, поймут, что он не изверг, что работать будут и дальше и даже лучше. Зарплаты поднимет, отпускные увеличит.
— А еще, — продолжал налоговик. — У тебя лицензия просрочена, а документы на получение новой так никто и не подал. Так что скоро к тебе придут, жди.
Вот это и стало последней каплей.
Любая проверка обернулась бы закрытием, потому что работать без основной лицензии никак нельзя. Получали ее раз в пять лет, так почему заранее не подсуетились? Допустили, что все сроки вышли. И теперь любая проверка обернется нехилым штрафом и закрытием заведения, пока документы не приведут в порядок.
Закрываться сразу после шумного открытия? После того, как вложился в ремонт? Невероятно! Сам виноват, понадеялся, не стал вмешиваться. Не думал, что ему такую свинью подставят.
Вот и поднялся Воронцов в кабинет после шумного открытия и громкой речи и разом подписал больше дюжины приказов. Закроет клуб сам, не станет ждать проверок, так хотя бы какой-то части шума удастся избежать. А потом, может, и с инспекторами удастся договориться. Еще ресторанных предупредить надо…
Пока Оля хохотала, Воронцов метнулся в коридор и, судя по звукам, безрезультатно дергал за дверную ручку. А после даже пнул ногой или попытался выбить плечом, но дверь оставалась непоколебимой. Вот сейчас бы сюда слесаря, думала Оля, утирая слезы, сработал бы дял Воронцова как красная тряпка на быка. Может, тогда он снес бы все на своем пути…
Только, когда зазвонил телефон, босс кинулся на кухню. Но трель мобильного внезапно оборвалась.
— Нет зарядки для телефона? — Воронцов заглянул в комнату. — У тебя какой? А то мой телефон сдох, зараза.
У Воронцова модель, оказалась, дороже и старше. Для таких моделей и зарядку сделали другую, чем у Оли, у которой телефон был хоть и той же модели, но давно не новый.
— Не подойдет. Возьми мой, если надо, — сказала и только потом задумалась, а где ее телефон, собственно?
ЖЭКовского слесаря она вызвала по стационарному телефону, не задумываясь, хотя бы потому что вместо номера к телефону была прикреплена бумажка с номером ЖЭКа. Это был единственный номер, куда звонила с завидной регулярностью проживавшая в этой квартире до Оли пенсионерка. Набирая номер, Оля даже обрадовалась, что эта наклейка наконец-то пригодилась.
Вот почему свой мобильный с утра она даже не стала искать. И только теперь поняла, что в принципе собственный телефон еще со вчера не видела. Когда его не оказалось и в сумочке, Оля сначала решила, что слесарь стащил под шумок, но потом поняла, что телефон благополучно остался в кармане пиджака, который она сняла и передала Вовчику перед тем, как поднялась в вип-ложу к Воронцову.
— Ну? — спросил Воронцов. — Где телефон?
— Его здесь нет, — покачала головой Оля.
— А где он? — недоверчиво спросил бывший босс.
Ну точно думает, что она его и дальше будет удерживать!
— На работе остался. Стационар подойдет?
Воронцов рассеяно глянул на потухший экран мобильника.
— А я номер на память не помню.
— Можно позвонить в справочную, — сказала Оля. — Если ты и адрес не забыл.
— Адрес-то я помню. — обрадовался патриций в тоге из простыни. — А какой у них номер, знаешь?
— Знаю.
Вернувшись на диван, Оля потянулась к ярко-зеленому пластиковому телефону с диском.
— Раритет, — отозвался Воронцов, опускаясь на другой конец дивана.
— Хозяйка не захотела менять, — ответила Оля, слушая гудки.
— Так ты снимаешь эту квартиру? Давно?
Хотелось ответить: «Тебе-то какая разница?», только язык почему-то не поворачивался ему грубить, поэтому Оля ограничилась кивком.
И ведь сел же еще так… Оля даже слов не могла подобрать. Ну, вот как можно оставаться таким нечесаным, после бурной ночи, в одной простыне на талии и все равно при этом выглядеть так хорошо, что глаз не отвести?
— Але? — в трубке что-то лопнуло, и Оля поняла, что девушка по ту сторону жует жвачку. — Справочная слушает.
Оля передала трубку Воронцову и… не дотянулась. Совсем забыла про провод! Воронцов это тоже понял, быстро пересел ближе. Коснулся ее бедер своим, когда принимал трубку.
Ой, что-то ненормальное творится с ней, когда этот мужчина ее касается! Ну нельзя же, чтобы звездочки перед глазами вспыхивали от случайного прикосновения! Или можно?
Тахикардия, давление, головокружение… И все только от того, что этот пловец сидит перед ней полуголый. И ладно бы простыня, но Оля-то знает, что под ней ничего нет. И особенно хорошо знает, что под ней все-таки есть.
Сидеть рядом было невыносимо, Оля попыталась встать и… поняла, что не может. Чертов, чертов шнур от трубки полностью перегородил путь! И почему только не уговорила хозяйку сменить этот раритет на беспроводной?
А Воронцов закончил диктовать адрес и прошептал:
— А есть ручка записать номер?
Да где-то там, на тумбе возле телефона и должен быть. Босс проследил за ее взглядом и вдруг сам потянулся за ручкой. Вот только Оля сделала то же самое. Ее ведь дом! Ее и ручка.
Они схватили ее одновременно. А Воронцов еще и прижался к ней, как в транспорте в час-пик.
Оля хотела возмутиться, но девушка в трубке без всяких вступлений начала диктовать номер и делала это со скоростью пулеметной очереди, так что Воронцов только и мог, что повторять номер следом за ней вслух. Оля быстро записала цифры.
В трубке тут же раздались короткие гудки.
— Они всегда делают это… так быстро? — спросил Воронцов, потянулся к телефону, чтобы вернуть трубку на место.
Ручищи-то загребущие, думала Оля, не дыша. Так уж и обязательно как будто случайно сжимать ее в своих объятиях!
— А может, все-таки познакомимся? — вдруг сказал босс.
***
Приятное томление в теле мигом сменилось леденящим ужасом. Сейчас он ее узнает, стучало в голове. Стоит назвать настоящее имя, и он ее мигом узнает.
— Меня зовут Агафья! А как тебя звать, я знаю, — выпалила Оля.
— Еще бы… Агафья, — повторил с сомнением Воронцов.
Так, второго такого звонка Оля не выдержит.
— Садись ближе к телефону, а я пойду на кухню.
Еще подслушивать не хватало. Да и надо ли ей знать, кому он собрался звонить?
Агафья! Это ж надо было сказануть!
На кухне Оля первым делом в задумчивости изучила холодильник. Там не только, как говорится, мышь повесилась, впору было и самим вешаться.
«Что ж вы так, Агафья Константиновна, — подумала Оля. — К гостям оказались не готовы?»
Сначала Воронцов встал под душем под горячую воду, но после выкрутил кран на минимум. Ледяная вода, вот что ему сейчас поможет.
Зажмурился до ярких пятен перед глазами, а все равно только ее и видит. Агафья, как же. Так и поверил. Называть настоящее имя не хочет, потому что боится, что узнает. Вот только все угрозы, которые вертелись на языке, куда-то подевались после этого ублюдка слесаря.
В больших карих глазах девушки плескался чистый ужас, когда Воронцов ворвался в гостиную. Он бы убил, честное слово, убил голыми руками, если бы этот пьяный мужик успел что-нибудь с ней сделать.
Выражение ее лица, вот этот шок, смешанный с обидой, в ее глазах… Все это резануло узнаванием. Она из клуба, а в клубе вчера лично Воронцов уволил только одного человека. Администратора. И времени, чтобы спланировать похищение, у нее хватало.
Стоя под душем, Воронов попробовал вспомнить ту девушка. Бесцветная, непримечательная, затянутая в строгие пиджак и юбку, с собранными в узел, как у бабушки, волосами… И тут же воспоминание-всышкка, как яркая комета, как разгоряченное жерло вулкана, опаляющее жаром от макушки до пят, воспоминания о том, как она выгибается в пояснице, сидя на нем.
Нет. Дело не только в алкоголе. Иначе, протрезвев, он бы выломал эту дверь плечом, оставил бы ей денег на новый замок и свалил бы так быстро, как только мог. И плевать, что голый.
Основная проблема была в том, что ему не хотелось уходить. Воронцов опустил глаза.
И не только ему.
Если бы она утром, на трезвую голову, ему не понравилась, не запала в душу этими глазищами, не стоял бы у него сейчас так. Да и не настолько сильно он вчера набрался, если по-честному. Девушку, может, он и споил, а для него-то — тьфу. С Филимоном бывало и больше.
Прошлой ночью Воронцов не собирался ее разглядывать, было не до того. Просто безудержно хотел во всех позах, потому что для него существовало только здесь и сейчас. Другое дело сегодня. После «Хлопушки» на ее голове он действительно был готов ко всему, хотя тело под бесформенным халатом и удалось спрятать, вот только тело-то Воронцов отлично изучил, а вот лицо до поры до времени оставалось тайной.
Вот бы увидеть ее лицо, когда он снова войдет в нее. Какими тогда глазищами тогда будет смотреть на него.
Черт! Да не об этом ему думать надо, до задницы эта ледяная вода при таких мыслях.
Что с ним? Не с дальнего же плавания вернулся, были и до этого женщины. Взять ту же Снежану. По-всякому он ее брал за последнюю пару недель, и прошлая ночь должна была закончиться тем же.
Ближе к полуночи, как и во все прошлые ночи, он оделся бы и вызвал такси. И не звонил бы теще сегодня, оправдываясь, как подросток, который впервые не вернулся домой ночевать, что дверь-де у друга заклинило, а телефон сел. Лариса Петровна сама недавно ключи потеряла, пришлось обращаться в фирму и, слава богу, что не додумалась в ЖЭК позвонить. Полезный номер теща сразу сохранила, на всякий случай. Вот Воронцову он и пригодился.
Только он им не воспользовался. Покрутил диск, помычал для видимости, послушал гудки и положил трубку.
Боялся, что эта... сразу раскусит его обман. Но кажется, ее интересовал только завтрак.
Вот язык не поворачивается ее чужим именем звать. Если это администратор, то она ведь называла свое имя… Хорошо запомнился окрик: «Алексей Сергеевич, СТОЯТЬ!». Вот где силища, Снежана аж подпрыгнула на месте. Алла? Аля? Поля?
Вот бы сегодня добиться, чтобы стонала она также громко, прямо на том кухонном столе, куда яблоко послала чистить.
Да что ж такое!
Воронцов ударил кулаком по стене и выключил воду. Бесполезно тут стоять. Проморозит только член и тот отвалится сосулькой, а желание никуда не денется.
Еще и находка эта в бумажнике… Вот чего, спрашивается, полез проверять именно это первым делом? Как будто нет других забот.
Выключил воду, обтерся полотенцем и нехотя снова обмотался простыней. Стояк никуда не делся.
Когда вышел из ванны, «Агафья» уже переоделась в человеческую одежду, сменив бесформенный темно-синий халат, заляпанный краской, на обычную футболку и тонкие шорты до колен. Как-то они у женщин иначе назывались. Самое время посвятить себя поиску этого слова.
Ох, черт возьми, как они ее попку обтягивают! Если бы он даже стер руки в кровь, пока стоял в душе, сейчас при взгляде на эту задницу у него опять стал бы каменный. Прошел на кухню и быстро сел за стол, не стоять же с маятником посреди кухни, надеяся, что она сама обратит на него внимание?
Еда отвлекла ненадолго. Ели молча, каждый, похоже, думал о своем. Взглядами старались не встречаться. Воздух стал таким напряженным, что можно было ножом резать.
Мисс Красивая Попка только изредка бросала какие-то взгляды, которые Воронцов не мог объяснить. Злиться? Боится? Хочет его? Адекватно анализировать он не мог, кровь-то отлила ниже, так что неудивительно.
Чертова простыня ничего не скрывала, как полагается. Ну хоть похитительница перестала коситься на его член, целиком посвятив себя оладьям. Как будто не видела ничего более интересного. Оладьи, конечно, вкусные, но и Воронцов мог предложить ей кое-что поинтересней!
Разложить ее прямо на этом столе, например.
— Не нравится? — встрепенулась Мата Хари.
— А?
— Не нравятся оладьи, говорю?
Воронцов понял, что так и сидит перед полной тарелкой.
— Очень нравятся.
Она ему не поверила. Прищурилась, но ничего не сказала.
— Чай, может, поставить?
А для этого ей придется встать к плите. Встать как раз на уровне его глаз со своей обтянутой попкой, к которой он так хотел прижаться.
— Не надо.
— Мне не сложно.
Не женат он, значит, кипела Оля, но теща-то у него есть! Объясниться сложно? А отжигать вместе с ней ночью несложно было?!
А оладьи? Учитывая, что практически из ничего приготовлены, это настоящий кулинарный шедевр! А Воронцов сидит с таким постным лицом, как будто она его холодной манкой с комочками кормит!
Ольга злилась на себя за то, что сглупила по-крупному. И на Воронцова, что почему-то не уходит, хотя не должен был сидеть вместе с ней взаперти весь день.
Масла в огонь подливал и тот факт, что никак иначе такой мужчина не оказался бы в ее постели. Только вот так, по нелепой случайности под воздействием алкоголя!
Этим утром Ольга твердо решила завязать с алкоголем. Будут ли на ее пути снова увольнения, или другие жизненные неурядицы, встречать она их будет только в трезвом уме!
И теперь это вынужденная мера тоже очень злила. Если о ночи на первом курсе удалось забыть, как и о том, на какие подвиги в постели она способна, то теперь всё вспомнилось. А еще теперь, спустя годы, Ольге было с чем сравнивать. И увы, секс на трезвую голову проигрывал по всем статьям — и по ощущениям, и по количеству оргазмов.
Получалась удручающая картина. Либо ты пьешь, творишь безумства и занимаешься безумным сексом. Либо держишь себя в ежовых рукавицах и тогда секс пресный и скучный, когда успеть хотя бы разок кончить и сменить позу за те одиннадцать минут уже счастье.
Оля запихивала в себя оладьи и думала, что вот выпей она сейчас сто грамм для храбрости, то ведь уже смахнула бы со стола все лишнее и позволила бывшему боссу провести последние часы вместе с большей пользой, чем объедаясь холестериновыми кусочками теста из просроченной сметаны. Нет, оладьи, конечно, вкусные, но и до оргазма им далеко как до Луны.
Но алкоголя Оля дома не держала, а как творить то, что так ярко представлялось в фантазиях, на трезвую голову — не знала. В голове крутилось вечное «Хорошие девочки так себя не ведут» и что секс больше нужен мужчинам, чем женщинам, и многое-многое другое, что Оля годами слышала от матери. Все это шло в разрез с тем, что она сейчас чувствовала, но в чем никак не могла ни себе, ни полуголому Воронцову признаться.
А еще он не ел ее оладьи! Оладьи-то за что?!
В общем, причин для злости хватало, и, прикончив свою порцию, Оля принялась драить свою тарелку так, как будто это был не фарфор, а как минимум покрытый слоем копоти чугун.
Воронцов поднялся следом. Встал так близко, что аж соски закололо. Ну почему, почему ее тело так на него реагирует?!
— Послушай, теща у меня действительно есть, но я не женат.
Оля в сердцах закатила глаза.
— Ну конечно, что еще ты мог сказать после вчерашнего?
Неожиданно Воронцов схватил ее за руку и заставил посмотреть на себя.
— Стал бы я вытворять с тобой такое, если бы был женат? Я, конечно, не подарок, но совесть у меня на месте. А с тещей… Это все слишком сложно, чтобы вот так сразу объяснить, понимаешь?
— Нет, не понимаю, — честно призналась Оля. — Ни этого, ни всего остального.
Все стало слишком сложно. Вчера вот все было кристально понятно, даже верилось каким-то непостижимым образом, что похищение поможет действительно вернуть работу. Какая же дура! Ведь…
Поток самобичевания прервался.
Оля перестала дышать.
Он ее целует! Боже! Как усложнить то, что и без того запуталось донельзя? А вот именно так!
Переспать с ним на трезвую голову? Почему? Ради чего? А если все-таки женат и только обманывает ее? «Мужчинам только это и нужно», снова мамин голос.
— Стой, подожди…
Оттолкнула от себя. Дыхание никак не восстановится. Сердце ходуном. Ноги подгибаются.
Выгнать. Нужно любой ценой его выгнать! Пусть прорубит себе выход молоточком для мяса, прыгает с карниза пятого этажа, только бы убирался! Нельзя же вот так растворяться в желании отдаться ему!
Или можно?
Навис над ней, не уходит.
— Я так не могу… — выдохнула Оля.
— У меня есть защита, — сказал он.
— В каком смысле?
Воронцов взял со стола бумажник и достал из него знакомый пакетик из фольги.
Ольга почувствовала, как вспыхнули щеки. Подумать только, он решил, что она не захочет без презерватива. Как будто других проблем у них нет, самодовольный он индюк!
Нет, честь ему и хвала, конечно, сама Оля об этом думала в последнюю очередь, хотя бы потому что есть множество других способов доставить друг другу удовольствие и обойтись без опасного проникновения.
Так, Ольга! Соберись!
Но тут Воронцов опять заговорил:
— В последний раз, — сказал. — И потом я уйду.
— Ты не вызвал мастеров.
Оля даже спрашивать не стала, а Воронцов не стал спрашивать, как она поняла. Просто кивнул.
Соберись, Оля, повторила она себе. Чтобы из этого похищения вышел хоть какой-то толк, действовать нужно сейчас.
— У меня есть условие.
— Какое?
— Хочу, чтобы ты вернул работу хотя бы тем, у кого есть семья и дети. Ты упомянул о заговоре против тебя… Я не знаю, веришь ли ты мне или нет, но все равно должна сказать, что ничего такого не было.
— Ты не просишь за себя, — медленно сказал Воронцов, — а ведь ради этого и похитила.
Оля невесело улыбнулась.
— Думаю, что мне лучше не возвращаться. После… всего.
Простыня чуть сползла с одного бедра. Впрочем, думала Оля, если она упадет, ей все равно будет на чем… хм, повиснуть.
— Опять не туда смотришь, похитительница, — пробормотал Воронцов.
— Прости, — пискнула Оля.
Он целовал то одну, то вторую ее грудь, проводя языком по коже, а руки странствовали по спине, животу и ягодицам, заставляя Олю переминаться с ноги на ногу в ожидании, когда же он избавит ее от трусиков.
Она запустила руки в его темные волосы, мечтая о том, как бы сама опустилась на колени и сдернула эту ненавистную простыню. Потом провела бы языком по всей длине, наслаждаясь вкусом и пульсацией под пальцем и губами.
Она бы не спешила. Нет, она бы даже позволила ему кончить первым, чтобы во второй раз он смог разогреть ее для большего. Правда, у них был только один презерватив…
Воронцов поднялся и скользнул языком в ее рот. А после прошептал:
— Что с тобой? Вчера ты не была такой зажатой, насколько я помню.
Глупо говорить, что она стесняется. Особенно после вчерашнего. А как попросить о большем?… У нее ведь даже язык не повернется сказать: «Возьми меня так же, как вчера, потому что я уже хочу тебя настолько сильно, что и детское масло нам не понадобится».
Но от мысли, что сейчас своим поведением Оля испортит все впечатление от вчерашней ночи, она запаниковала еще больше.
— Все хорошо, — только и ответила она.
Потянулась к его губам, позволила завладеть ее ртом, но расслабиться не получалось.
Она хотела оседлать его и позволить творить языком безумные вещи, пока она будет делать то же самое своим, но как сказать об этом? Как об этом говорят? Почему эти «грязные» словечки стоят поперек горла?
Воронцов снова отстранился.
— Да что не так?
Всё, могла бы ответить Оля, всё не так. И прежде всего она трезвая! А куда девать желания, которые вспыхнули в ней вчера под действием алкоголя и как их совместить с обычной жизнью, она не знает.
— Если хочешь, — прошептал Воронцов, — я могу прямо сейчас позвонить мастеру.
Оля покачала головой, прикусив губу, потянулась к простыне на его поясе.
Пробравшись под простыню, провела подушечками пальцев по волоскам на животе Воронцова и ниже, пока не сжала основание члена.
Застонали оба.
Дыхание перехватило оттого, каким горячим и твердым он был. Воспоминания о вчерашнем захлестнули жаром. Нет уж! Теперь он ни за что не должен уходить от нее, пока она в таком состоянии!
Воронцов поддел большими пальцами ее трусики и, наконец, спустил до колен. Оля задрожала.
Воронцов снова внимательно посмотрел на нее, словно пытался прочесть ее мысли, которые она держала за семью печатями. Не отрывая от нее взгляда, медленно облизал указательный палец. Оля следила, как завороженная, за его действиями.
А после он почти опустил руку, но вдруг остановился и, по-прежнему глядя на Олю, коснулся ее губ тем же пальцем. Оля приоткрыла рот. Сердце бешено билось от осознания, что она делает. Не бог весть что, вчера она вытворяла вещи и похуже, но, черт возьми, вчера не считается!
Оля приоткрыла рот, втянула палец Воронцова и, прикрыв глаза, поиграла языком. О, как она хотела сделать тоже самое и не только с пальцем!
С закрытыми глазами представить, что во рту не палец, было проще. Руки, которыми она касалась его члена, вторили движениям языка. Но что-то по-прежнему держало ее от того, чтобы не рухнуть перед Воронцовым на колени, как бы сильно она этого не хотела.
Простыня не выдержала и упала на пол. Теперь он стоял перед ней абсолютно голый. Оля открыла глаза и посмотрела вниз. Кровь вскипела в жилах. Воронцов сделал тоже самое. Потом их глаза встретились.
Он медленно вытащил палец из ее рта, коленом раздвинул ее бедра, и Оля сильнее вцепилась в его член.
Палец скользнул между ног. Скользкое, аккуратное касание, почти как движение языка. Воронцов подхватил ее бедро второй рукой и закинул себе на талию. Оля продолжала двигать руками вверх и вниз, когда Воронцов набросился на ее губы в жарком поцелуе, а палец стал кружить вокруг клитора.
Оля застонала ему в рот. Провела подушечками пальцев по головке, скользнула руками ниже, пока его палец дразнил ее. Она мечтала о сильных быстрых движениях, отвечая ему, но Воронцов не спешил и не велся на ее откровенные движения бедер.
Он изводил ее, и поэтому она старалась отвечать ему тем же. Иногда он терял контроль и начинал двигать бедрами с ней в такт, но сразу же брал себя в руки, а Оля, не прерывая страстного танца языка в его рту, мельком улыбалась.
Воронцов подводил ее к краю и отступал, доводил почти до пика и убирал руку. В конце концов, Оля разозлилась. И сама не поняла, как, но когда он снова не позволил ей кончить, она убрала руку с его члена и сама коснулась себя.
Их пальцы встретились. Глаза Воронцова потемнели, а Оля откинула голову назад, провела рукой, точно зная, как доставить удовольствие самой себе, одно движение, второе…
И вдруг почувствовала, как Воронцов одним быстрым движением вошел в нее. Ее крик он затушил поцелуем.
Наслаждение прошило насквозь, она вцепилась в его плечо одной рукой, а вторую не отнимала, просто не могла сделать этого сейчас, когда оргазм был так близко.
Воронцов подхватил ее за бедра, снова насадил на себя. Его живот, о который она терлась, и жесткие волоски пониже пупка, член внутри нее и собственные пальцы, наконец, довершили дело.
Оля выгнулась, задрожала и вскрикнула. А он уложил ее спиной на стол и немедля стал брать быстро и сильно. Она впилась ногтями в его ягодицы и, судя по всему, была на полпути к тому, чтобы кончить во второй раз.
Как ей хотелось выгнуться в пояснице, распластавшись на кухонном столе, и позволить его рукам исследовать ее всю, чтобы подготовить к тому, что принять его и другим способом. Эти желания всегда вгоняли Олю в краску. Сколько всего она наслышалась от девочек на работе! Она никогда не раскрывала им своих желаний, потому что те только посмеивались над желаниями мужчины взять их иначе и всегда были резко против.