Как я провалила свои 16

Сентябрь

31 августа 1997, воскресенье

Последний день лета и первая страница дневника.

На душе муторно. Завтра идти в этот вонючий 10 класс. Опять каждый день как мерзкий слепок с предыдущего. Я хотела уйти из школы после 9-го. Поступить в парикмахерское училище или куда угодно, лишь не тянуть эту бессмысленную лямку дальше. Но маме почему-то не хватило девяти лет, чтобы понять: я не способна воспринимать математику и химию. А еще физику, геометрию и биологию. Они мне в жизни не понадобятся! Зачем еще два года?!!

Есть в этом что-то противное природе — заставлять 16-летнего человека ходить в школу, подчиняться учителям и родителям, как будто это малыш. Моя прабабушка в этом возрасте уже была замужем и родила своего первого ребенка. Не то, чтобы я хотела такой участи, но и держать взрослого человека в воспитательном заведении, шпынять его как неразумного — тоже неправильно.

Мама говорит, если мне сейчас дать самой рулить своей жизнью, я ее сломаю в два счета. Она считает, я не способна сама справиться и хочет засунуть меня в вуз после двух лет мучений в старшей школе. Чтобы, значит, я подольше помариновалась прежде, чем смогу хоть что-то решить сама!

Вчера я решила устроить проводы свободной жизни, позвала Вичку. Мы придумали сделать настоящую пиццу, как из фильмов, а не эту мешанину, которую печет бабушка. Она сует в пиццу всё подряд: соленые огурцы, консервированный горошек, даже вареные яйца!! И тесто берет как на пирожки. Получается, конечно, объедение, но это не пицца. А мы хотели испечь настоящую, американскую, только с колбасой и помидорами. Как в «Один дома».

Пока пицца пеклась, я нашла у отчима спирт и предложила Вичке намешать коктейли, тоже как в фильмах. Она сначала сделала круглые глаза — ей религия не позволяет пить, но потом согласилась попробовать.

Я смешала спирт с водой и смородиновым вареньем, налила в красивые бокалы. Мы достали пиццу, накрыли стол, зажгли мамину свечку, которую она бережет на случай отключения света, и приступили. Господи, ну и мерзость же получилась! Пицца вышла ужасной, твердокаменной по краям и сырой по середине. Бабушкина с горошком гораздо вкуснее.

Потом мы попробовали коктейли и побежали в ванную, выплевывать. Вичку чуть не стошнило. Это было самое отвратное, что я когда-либо пробовала. Отчим у меня совсем ку-ку, если может это пить.

Выковыривали засушенную колбасу из пиццы, смотрели «Привет, мама» и всякую туфту по ночному каналу. А потом включились новости и по ним объявили, что принцесса Диана разбилась на машине. Как жаль, она была такая красивая! Настоящая принцесса.

Мы отрубились, когда уже светало, встали в обед, потом пришлось очень быстро прибраться, потому что мама с отчимом должны были скоро вернуться. В новостях сказали, что принцесса Диана умерла. Настроение у меня совсем упало.

Завтра в школу, это меня убивает, убивает, убивает!!! На линейке все будут выпендриваться, а мне будет нечего рассказать.

Слушаю Иванушек, чтобы немного взбодриться.

1 сентября 1997, понедельник

Наш 10 гуманитарный класс — это сборная солянка из всяких выпендрежников, которых нагнали из других классов. Считается, что все мы — будущие студенты иняза и журналистики. На самом деле, мы — сборище отборных тупиц, которым не по зубам математика и физика, но наши родители слишком амбициозны, чтобы позволить школе вытурить нас в профессиональные училища, и продавили создание вот такого отстойника.

В этом классе оказалось не мало моих настоящих одноклассников. Некоторые радуют — например, Вичка и, ну пусть будет Ленка. А вот Хорьков сюда попал не иначе как в наказание за мои грехи. Я надеялась, эту змею все-таки отправят изучать столярное дело, но нет, его мамка не может допустить, чтобы сына пошел по стопам предков.

На линейке все ужасно выделывались, хвастались кто где был летом. Круче всех, конечно, Королев, у него богатый отец, и они ездили в Турцию. Вичка была на Алтае и в Питере со своими кришнаитами. Куча народу побывала в спортивных лагерях, на Байкале, в Шории, и только я не была нигде, кроме своего дома и дома бабушки, потому что у нашей семьи нет денег на поездки.

Но нос всем утерла Ленка: она тоже нигде не была, зато завела себе парня, взрослого, на целых 7 лет ее старше. Я думаю, она врет. Какой 23-летний захочет встречаться с 16-летней, если он не извращенец? Ленка показывала его портрет, который нарисовала сама. Подозрительно смахивает на Фокса Малдера, от которого она без ума.

Если честно, я тоже хотела придумать какую-то историю, которая изменила меня за лето. Прийти загадочной и рассказывать ее только под большим секретом. Типа, например, объявился мой отец и забрал меня с собой в Новую Зеландию. Но потом плюнула на эти враки, все равно никто не поверит.

Поэтому на линейке я только слушала и помалкивала. Да меня особо никто и не спрашивал ни о чем. Только Хорьков опять доставал: «Пономарева-то посмотрите, как похорошела! Как расцвела!». Все вежливо и недоуменно смотрели на меня. Ведь я за лето совершенно не изменилась. Ублюдок.

С 1 сентября я решила начать новую жизнь и записалась в актерский кружок. Хочу стать знаменитой и уехать из этой дыры. Ненавижу Кемерово! Здесь так грязно и скучно. Иногда иду по улице и хочется пнуть этот город.

Дома рассматривала себя в зеркало. Я чересчур высокая — почти метр 80. Фигура у меня нескладная, размер ноги как у великана. А ноги сами некрасивой формы, худые, как палки. Поэтому я всегда ношу штаны.

Но самый отстой — волосы, прямые и обычного цвета. Я бы их покрасила, но мама не дает денег на краску, говорит, рано. Еще у меня глаза небольшие и тоже обычного цвета, карего. И лицо, очень бледное.

Другой человек и жить бы не захотел, если бы так выглядел.

Включила «Тучи» «Иванушек» и немного потанцевала перед зеркалом. Потом читала «Повелителя мух» и долго думала, что бы произошло с нашим новым классом, если бы мы попали на необитаемый остров. Кого бы грохнули первым?

Октябрь

1 октября 1997 года, среда

Утром в полдевятого разбудил телефонный звонок. Я кое-как открыла глаза, так рано никогда не встаю. Звонила Полина.

— Что делаешь? Спишь еще что ли? Ну ты как моя мама, любительница поспать до обеда. Давай, продирай глаза и приходи ко мне пить кофе. С твоим театром тебя в другое время не поймать.

Быстро умылась, собрала в пакет Полинину одежду и побежала. Она открыла дверь, одетая в кружевной черный пеньюар, на голове у нее был красный атласный тюрбан, а в руке дымящаяся амортизированная сигарета.

В зале по телевизору шла передача «Вести-Кузбасс Утро». На столике перед диваном стоял кофейник и две чашечки, поверх журналов разложены пилки для ногтей, лак, раскидана грязная, благоухающая ацетоном вата. Полина занималась маникюром и иногда брала из пепельницы сигарету, чтобы затянуться.

Она налила мне кофе и я опять не смогла признаться, что не перевариваю эту густую массу, которую принято варить у них в семье. Я бы не отказалась от напитка «3 в 1» — растворимый кофе с растворимыми сливками и много сахара.

По телевизору ведущий сказал, по данным областного управления статистики, в среднем кузбасские мужчины живут 55 лет, а женщины 69. Это ниже, чем общероссийские показатели. Причины — убийства, самоубийства, алкоголизм. Также в области растет количество новорожденных с умственной отсталостью.

— Фу, мерзость какая, — сказала Полина и стала переключать каналы, пока не наткнулась на сериал «Альф», про смешного пришельца.

Она заметила, что я не пью, пришлось отхлебнуть. Следом она предложила сигарету. Последнее, чего мне хотелось после дегтярного вкуса кофе, так это вонючего дыма, но я опасалась выдать свою безнадежную детскость.

Когда я приложилась к сигарете, в зал вошла Полинина мама. Я думала, ее нет дома! Алла обвела нас заспанными глазами, зевнула и поздоровалась, как ни в чем не бывало. Как будто мы тут вышиваем, а не курим сигареты. Потом она пошла в ванную, снимать бигуди, в которых спала.

Я медленно положила сигарету в пепельницу.

— Почему ты не сказала, что мама дома? — спросила я Полину шепотом.

— Ой, да не парься ты, — махнула она свеженакрашенной рукой. — Ей плевать вообще. Кури спокойно.

— Слушай, а она не работает что ли?

— Неа. На моей памяти никогда не работала. Типа сидела с детьми. Она не приспособлена к работе. Несколько раз пыталась выйти куда-то кадровиком или бухгалтером, но уже к вечеру увольнялась. Не переносит ранние подъемы и других женщин. Особенно таких, кто работает в бухгалтериях. Сама-то она говорит, что ей жалко этих бедняжек, клуш, как она их называет, но я знаю, что на самом деле ее раздражает, как они одеты, их прически, их разговоры про детей и мужей…

На это я ничего не ответила, задумавшись о своей маме. Она — как раз такая женщина из бухгалтерии. Мама, конечно, бывает очень скучной, но это из-за усталости. Одевается она со вкусом, у нее стройная фигура… неужели она обсуждает на работе меня?! Или еще хуже — отчима? Мне всегда подспудно казалось, что связь с таким, как отчим, любая уважающая себя женщина будет скрывать, чтобы не позориться.

Алла вернулась в комнату, сверкающая легким свежим макияжем. По плечам красиво разметались уложенные локоны. Я к тому времени уже затушила свою сигарету в пепельнице, а вот Полина прикурила новую, на что Алла не обратила никакого внимания. Она тоже взяла сигарету и налила кофе.

— Остывший, — сморщилась она после первого глотка и пошла на кухню. Оттуда она спросила: «Девочки, я делаю бутерброды, на вашу долю нарезать?»

— Да! — крикнула Полина.

Вдруг кто-то начал открывать дверь ключом, вошел и некоторое время разувался и раздевался в коридоре. Полина не повела ухом, перейдя на покраску ногтей на ногах. В зале появился высокий седой мужчина. У него были пронзительно синие глаза, обрамленные черными ресницами, как у Полины.

— Привет. Ты опять куришь, что ли? — спросил он Полину.

— Это мама, — сказала она вместо «здравствуй» и не отрываясь от ногтей.

— А ты у нас кто? — повернулся он ко мне.

Я немного испугалась. Вообще я этим утром постоянно чувствовала себя не в своей тарелке. Полина опередила меня:

— Это Настя, моя одноклассница. Мы подруги. Настя, это мой папа, Владимир.

— Яковлевич, — добавил он и сел рядом со мной, во второе кресло. — Это она с тобой в пятницу мальчиков в гостях принимала? — спросил он Полину так, как будто меня тут не было.

От этого мне стало страшно и неприятно.

— Ну паааа, — протянула она.

— Что «ну паааа»? Мать тебя совсем запустила. Вы уроки сделали? В школу во сколько выходить?

— Кого я опять запустила? — поинтересовалась Алла безмятежным тоном, внося в зал поднос с бутербродами.

— Я нормально пообедать хочу, есть какая-то еда? — спросил Владимир Яковлевич с ударением на слове «еда».

— Это — еда, — указала Алла на бутерброды.

В ответ папа Полины только гневно фыркнул, резко поднялся, ушел на кухню и стал хлопать шкафами.

— Сегодня экзекуции, — констатировала Алла, а Полина только кивнула. Они как будто бы вообще не воспринимали отца семейства всерьез, но на меня он нагнал такой жути, что захотелось немедленно уйти.

— Слушай, я пойду уже, увидимся в школе, — прошептала я Полине.

— Господи, ты Вовика что ли испугалась? Расслабься, сиди. Сейчас он побушует и свалит на работу.

Но «Вовик» не сваливал. Я, как испуганное животное, прислушивалась к звукам, доносившимся их кухни, а Полина и Алла безмятежно смотрели телевизор и прихлебывали кофе, как будто у них по кухне не метался разъяренный отец.

Судя по всему, он швырнул на плиту сковородку и теперь яростно колотил яйцами об ее край, чертыхался и рычал. Яичница оглушительно зашкворчала, по дому немедленно поплыло облако гари. Затем Владимир Яковлевич включил кран, раздалось оглушительное шипение и грохот сковороды, которую с размаху швырнули в раковину.

Ноябрь

4 ноября 1997 года, вторник

Какой кайф — забастовка! Нет, мне, конечно, жаль учителей и их семьи. Мы с мамой и отчимом совсем не богачи, но зарплату им всегда платят и мы не сидим без еды, по крайней мере. А этим беднягам приходится буквально выживать.

И все-таки не могу не наслаждаться этой законной свободой от школы и отложенными неприятностями с отчислением.

Дэнис сегодня начал занятие с того, что он лично солидарен с учителями, и, работай он в школе, обязательно тоже стал бы бастовать. Но он педагог дополнительного образования на полставки и работает исключительно по велению сердца. В связи с этим он считает, с его стороны будет этично не бросать нас болтаться на улицах и бить витрины камнями, как беспризорники, а немного помочь обществу обуздать нашу подростковость.

(У пары одногруппников на словах про витрины словно засветились лампочки над головой. Возможно, Дэнис подкинул им неплохую идею для досуга).

Без Полининой помощи мне больше не удалось произвести такого впечатления, как пару недель назад. Но Илья все равно тепло со мной поздоровался. Изо всех сил старалась сделать приветливое лицо и послать ему знаки, что я готова к большему. Вместо этого получилось высокомерно кивнуть и поджать губы.

Позже хотела исправить промах и спросить, где можно посмотреть его игру в хоккей. Но Илья все время ускользал, был занят репетицией, болтал с кем-то… Зато мне постоянно подворачивался Федор-скоморох. Как ни обернусь — то сидит рядом, то стоит прямо за моей спиной.

Дэнис дал задание на дом: придумать название нашей театральной труппе.

Труппа! Надо же. Я — часть настоящей труппы. И у нас будут гастроли, если весной выиграем конкурс.

6 ноября 1997 года, четверг

В начале репетиции все, кто придумал название, записали его на бумажках и Дэнис их собрал.

— Сначала я зачитаю все варианты, потом мы попробуем коллегиально выбрать лучший.

И добавил с улыбочкой:

— А потом я всё равно выберу сам, потому что решает режиссер.

Не все придумали названия (я в том числе), в шапке их оказалось семь, я запомнила пять, самых отмороженных:

- Безумные шалуны

- Вопли из-за кулис

- Режиссер не пришел

- Голоса в твоей голосе

- Шок Станиславского

Народ дико ржал и по ходу дела подкидывал новые идеи типа «Труппотворцы», «Неудачное падение с лестницы», «Мечтатели и Вруны» и все такое. Больше всего голосов ушло вариантам «Режиссер не пришел» и «Безумные шалуны», и Дэнис в итоге выбрал последних.

Так стали «Шалунами».

11 ноября 1997 года, вторник

Конфликт с Ксюшей перешел в острую стадию.

Дэнис затеял упражнение на доверие. Я в такое еще в детстве в лагере играла — нужно залезть повыше и упасть спиной вперед в руки товарищей. Ловить он вызывал четверых. Я была в числе тех, на чьи руки падала сама Ксюша. И добросовестно ее поймала. Но когда падать настала моя очередь, и в числе моих ловцов оказалась она, эта коза меня уронила! Она должна была поймать меня справа, за плечи, и специально сделала так, что я вывалилась из рук ловящих!

Я не особо стукнулась, но со стороны это выглядело жутко, все за меня испугались, а эта мочалка стояла и довольно улыбалась. Вот недалекая, нужно было сделать вид, что так вышло случайно, а не подставляться. Честно говоря, я предпочла бы нажить более интеллектуального врага.

Дэнис рвал и метал. Его румяное розовое лицо раскраснелось, обычно ясные глаза горели опасным огнем. Он сорвал с себя шарф и держал его в руке как хлыст, как Карабас-Барабас.

— Я не потерплю в своей труппе соперничества и предательства! Если вы что-то слышали о театральных интригах — забудьте. У нас такое не пройдет.

Он вдруг яростно зачиркал что-то в своем огромном блокноте. Было слышно, как бумага рвется под ручкой. Потом он вскочил и показал листок, где крупными буквами было написано:

Ксюшины глаза стали еще более круглыми, чем обычно, и наполнились слезами, но Дэнис сказал, что на первый раз он ее прощает, однако предупредил — в следующий после подобной выходки ей придется уйти.

Вот спасибо ему. Теперь она возненавидела меня еще сильнее.

12 ноября 1997 года, среда

Благодаря забастовке, моя жизнь стала похожа на сказку. Весь день я валяюсь с книжкой, смотрю телек, слушаю музыку и крашусь, а после обеда иду в театралку, где прекрасно провожу время и уже даже почти собралась с духом спросить Илью про расписание его матчей. Мы с ним целых два раза болтали! Именно не в группе, когда все трещат со всеми, а один на один, только он и я.

Первый раз мы обсудили сериал «Горец» — оказалось, он его тоже обожает, как и я! А второй — наше новое название, «Безумные шалуны». Ни он, ни я не голосовали за этот вариант и сошлись на том, что оно очень тупое.

Эту прекрасную идиллию (ее каждый день немножко омрачают мамины напоминания о пересдачах) взорвал телефонный звонок — звонила Таня. Не представляю, откуда она взяла мой номер телефона, а главное, зачем! Своим мрачным, монотонным голосом она прохрипела в трубку:

— Привет. Говорят, забастовка скоро закончится. Нам бы проект доделать. Ты дочитала Пелевина?

Мысленно я ей ответила: «Ничего я не дочитала, потому что Пелевин твой — полный отстой и бред. И вообще, иди ты на фиг со своей учебой!». Зачем нарушать покой человека, который сколько всего пережил и только начал восстанавливать душевные силы?

Но вслух я сказала, что все дочитала и конечно, давай доделаем проект. На что Таня предложила мне прийти к ней домой. Мол, она уже начала оформлять проект на ватмане и ей бы не помешала помощь. Пришлось пообещать, что приду завтра в обед.