Как я стал великим писателем

Как я стал великим писателем

- Как вы начали писать?

- О, спасибо, что вы спросили. Я давно вынашивал ответ. Не просто вынашивал. Я хранил его, ожидая подходящего случая. Как, знаете, секретарь Министерства культуры ждет, когда же в трубке раздастся: алло, это прачечная? Сидит она такая (а может и он), ждет. Ну не то чтобы только и делает что ждет. Живет, работает, встречается с друзьями, завидит семью. Но где-то глубоко внутри находится в состоянии ожидания, в предвкушении своего звездного часа. Возможно даже репетирует этот момент про себя. А иногда и не про себя, а прямо вслух, перед зеркалом. Немного даже стесняясь: все-таки взрослый человек, не к лицу. Но не в силах отказаться от этой, можно сказать, мечты.

Вот и я, мне кажется, так же ждал. Даже когда еще не был этим секретарем, то есть писателем, в полной мере. Только начинал что-то пописывать, а уже представлял себе, как меня спросят:

- А как вы стали писателем?

А я такой:

- О, спасибо, что спросили…

Ну так вот. Я с детства любил ручки. Ну не с какого-то абстрактного детства. С пятого, наверное, класса. Как научился нормально писать. Вообще-то, не сочтите за хвастовство, писать печатными буквами я научился раньше многих, лет так в пять, а в шесть летя уже вполне писал по прописям. К пятому же классу я научился писать осознанно, с удовольствием. Тот период, когда дети начинают пробовать разные почерки, наклоны, писать уже, шире, округло, остро. Когда они пишут Т, А, Б и Р не так, как их учат, а как захочется. Есть в этом какой-то протест. Или желание писать, как мама или папа. Ну что я рассказываю? Вы и сами через это проходили. Не всем детям это было интересно, наверное, но вам – наверняка. Раз уж вы интересуетесь мной, как писателем.

Так вот, в пятом классе я распробовал письмо, а вместе с ним и ручки. Я вдруг обнаружил, что разные ручки пишут по-разному. Одними ручками писать приятно и легко, а другими прямо не хочется. Одними пишешь красивым почерком, а другими не очень, или даже очень «не». Непонятно, да? Не переживайте, многим непонятно. Да почти всем на самом деле, учитывая, сколько людей пишут откровенно плохими ручками.

Так вот, некоторые ручки пишут просто отвратно. Они ползут по бумаге, словно у них есть ноги, и они увязают в болоте. Вам приходилось идти по болоту? Ну давайте приведу другой пример. Приходилось ли вам бежать во сне? Ты пытаешься бежать изо всех сил, и есть зачем. Обычно, если во сне бежишь, то от кого-то убегаешь. Не знаю, почему, но просто так во сне вряд ли кто-то бегает. Обязательно от кого-то. И этот кто-то точно стоит, чтобы от него убегать. Только убегать не получается: ноги едва двигаются, вязнут, и это так мучительно! Вот так и с этими ручками.

А еще линия. Такие плохие ручки оставляют за собой толстую, неровную, неравномерную по цвету некрасивую линию. Я допускаю, что кому-то нравятся линии потолще. На самом деле есть даже ручки со специально толстой линией. Но неровные – вряд ли в мире найдутся такие извращенцы.

А есть другие ручки. Эти ручки летят над бумагой, оставляя за собой равномерную, четкую линию. Толстую или тонкую – это уж на вкус и цвет. Лично я предпочитаю тонкую. Когда ими пишешь – как будто на качелях вниз летишь, даже немного щекотно внутри. И почерк получается летящим. Хотя, тут он любым получается, каким захочешь. Не то что с теми, кривыми.

Если вторые ручки — это такие сказочные эльфы, то первые – точно орки. Мучают и те и другие, но первые – страшные. Почем мучают? Потому что люди в большинстве своем не любят писать. Особенно те, кому писать приходится много. Посмотрите на почерк врачей. Разве так могут писать люди, которым писать нравится? То-то же.

И знаете, я ведь сейчас только про шариковые ручки говорил. Скорее даже про стержни. А есть же еще линеры, гелевые, капиллярные, перьевые. А формы корпуса? От одних пальцы сразу впадают в кому, а другими можно писать вечно.

А цвет? Лично мне нравится черно-синий. Как цвет морской глубины.

А внешняя эстетика? Впрочем, как раз этот аспект меня мало волновал. В школе почти все мои ручки были в стиле гранж: с измочаленными зубами концами и сломанным держателем колпачка. Выбор был в общем-то невелик. 90-е годы все-таки. Хотя, если вдуматься, то все-таки ассортимент моих ручек был довольно обширным. Не сразу конечно: при всей своей любви я их никогда нарочно не коллекционировал. Но в разное время у меня были очень разные ручки. У меня были обычные одноразовые ручки BIC. Были прозрачные дешевые ручки разных цветов, со сменными стержнями, но тоже, по сути, одноразовые: обычно они ломались до того, как закончится стержень. Была ручка с четырьмя стержнями: черным, синим, зеленым и красным. Не такая, как нынешние дешевые пластиковые. Металлическая, массивная. Наверное, из ГДР. Помню, я все пытался нажать сразу все кнопки, чтобы высунуть все четыре стержня. Не получалось, конечно, но я пытался. Были ручки с кнопками и с винтовым механизмом выдвигания стержня. Была ручка с откидным колпачком, как приклад у автомата. Она была плоской, и писать ей было страсть как неудобно, но я любил ее за необычность. Была ручка, сплетенная из капельницы. Обычно из капельниц делали чертиков и рыбок, а у меня была ручка. Была ручка из рыбы-иглы. Папа поймал рыбу в Черном море, высушил и вставил ей в рот стержень. Во всяком случае, так это помню я. Была моя гордость: ручка из пера орла. В комплекте была подставка и собственно орел, но не тот, чье перо пошло на ручку, а сделанный из рога какого-то рогатого животного. Он сидел на пне из того же рога, и в пень вставлялась ручка. Собственно, пень и был подставкой. Ох как мне нравилась эта ручка! Хотя, честно говоря, писать ей было не очень. Наверное, были еще какие-то, но я их не помню. Все-таки это было еще до университета.

В университете разнообразие ручек было поменьше. Не до этого было: все время уходило на игры, гулянки, страдания по разным девушками и немного на учебу в перерывах. Писал я тогда много, но разнообразие ограничилось гелевыми и шариковыми «эльфами». Гелевые ручки меня, конечно, так поразили, что на некоторое время затмили вообще все другие ручки. Но я все-таки открыл для себя перьевые ручки. И тут же закрыл, не распробовав.