Дорогой мой читатель!
Если ты здесь потому, что тебе все еще интересно, что же было дальше с полюбившимися героями, то усаживайся поудобнее и наслаждайся дальнейшим повествованием. Я расскажу обо всем по порядку. Мы пройдем этот путь вместе с героями «Калери» до конца.
Ну а если ты здесь впервые, то хочу обязательно тебя уведомить, что это — продолжение первой части романа. Ты, конечно, можешь начать читать и его, но многое из сказанного и упомянутого в дальнейшем может вызвать у тебя вопросы и нарекания, во избежание которых мы с моими преданными читателями, горячо полюбившими эту историю, советуем прочитать первую часть «Калери. Somebody’s Me».
На этом все, дорогой мой читатель. Буду рада любой реакции, доброму слову или полноценному отклику.
Все еще дарю надежду искренне и с благодарностью.
Твоя Дарси Хоуп
64 дня до моего возвращения
ДЖЕЙН: Окна кухни выходили на маленький палисадник, а первые лучи солнца уже играли на влажных после дождя листьях деревьев.
Сделав несколько глубоких вдохов, чувствуя, как свежий воздух смешивался с ароматами привычного утреннего кофе, я поставила чайник на плиту, чтобы закипела вода. Черный чай, крепкий и терпкий, был обязательной частью ритуала его начала дня. И обязательно нужно было заваривать так, чтобы напиток был насыщенным, но не слишком горьким. Это традиция.
Колбаски обжаривались на горячей поверхности сковородки, медленно издавая тот характерный шипящий звук, который служил музыкой моего утра. Момент этот всегда был особенно волшебным, поскольку готовить для него завтрак порой не удавалось из-за плотного графика сьемок и частого отсутствия, отчего наша семейная жизнь стала напоминать сожительство двух глубоко родных людей.
Разрезав несколько томатов на половинки, я обжарила их на той же сковородке, где минутами ранее шкворчали колбаски, чтобы те слегка подкарамелизировались, после чего аккуратно разбила яйца в горячую сковороду, старательно сохраняя желтки целыми. Мне хотелось порадовать его этим утром. Хотелось, чтобы получилось идеально – легкая корочка под белком и жидкий желток, который, как он часто говорил, был важной частью совершенной утренней трапезы в моем исполнении, и в который он непременно станет окунать свежие, обжаренные до хрустящей корочки тосты с небольшим количеством сливочного масла.
Но проснулась я этим утром немногим раньше мужа не оттого, что спешила порадовать, поскорее накормить и проводить его в очередной сложный съемочный день. Вовсе нет.
Сегодня мне приснился ты. Впервые за столь долгое время.
Я не помнила ничего из своего сна, только то, как ты смотрел на меня своим привычным взглядом, таким живым и притягательным, полным неуловимой уверенности, которая в свое время так меня притягивала. Это был странный сон, в котором мы не говорили. Ты стоял, а я просто смотрела на тебя, чувствуя, как внутри разгорается смесь удивления и растерянности от неожиданной встречи.
Почему я все еще не могу забыть тебя так просто, как забывают людей, которых не ждут обратно?
Во сне ты даже не был удивлен. Ты будто знал, что я пришла, что это я стою перед тобой. Не имея возможности сделать шаг в сторону, ноги стали слишком тяжелыми, я попыталась открыть рот, но не могла. Просто стояла и смотрела на тебя, раздражающе спокойного. И ты улыбнулся. А я пробудилась в трепещущих чувствах тревоги и растерянности.
Вообще-то я редко помню, о чем мне снятся сны, в исключительных случаях запоминаю момент, а так, в основном, только общее впечатление. А вот у мамы всегда получалось их запоминать и даже одно время она увлекалась их разгадыванием. Очередное увлечение Айрис Фрост, коих было такое множество за мое детство, что впору составлять списки.
Услышав, что Дэниел уже проснулся и принимает душ, я вынесла приготовленный на двоих завтрак на веранду на заднем дворе нашего нового дома и с наслаждением грелась в ласковых лучах утреннего солнца, проглядывающих сквозь белые пушистые облачка, стремившиеся закрыть собой яркую звезду небосвода. Для Лондона такая погода была привычной. И обманчивой. Даже в разгар лета.
Вчера Дэн вернулся со съемок на юге Шотландии. Мы проболтали с ним до поздней ночи, а потом занимались любовью. Как и всегда.
Очередной боевик с его участием, который требовал от него физической подготовки и неотвратимо много времени отсутствия дома. Он то и дело сетовал на занятость, грозился покинуть проект, говорил, что все это ему не нравится, что он переживает, оставляя меня дома совсем одну. Но я ему уже не верю. Один только этот блеск в его глазах, когда он говорит о съемках или об очередном фильме. Все эти съемочные будни, разъезды, пресс-туры, интервью, фотосессии и премьеры хоть и жутко выматывают, но я вижу, как сильно они радуют его. И я радуюсь вместе с ним. За него. Вот так просто.
Я достала из небольшого плетеного сундучка на окне веранды книжку, которую оставила здесь день или два назад. Очередная, завлекшая меня в свои сети, любовная история. Говорят, о любви читают те, кому не хватает ее в реальности, тем самым восполняя невидимые бреши в своей жизни.
Мне стоило задуматься уже тогда, правда ли это.
Любовь.
Сколь обыденно теперь звучит это слово. Уже без налета тайны и ожидания. Люди в браке перестают говорить друг другу о любви каждые пять минут примерно через полгода-год совместной жизни. Все чаще произносят его как ложь. Ты так или иначе перестаешь верить человеку, если он постоянно говорит о том, что любит тебя. Поначалу слова «я тебя люблю» резонируют с внутренним огнем вашей страсти, выжигающем себе место на уровне клеточной памяти, но вскоре вы перестаете замечать их. Эта фраза становится похожей на очередное «доброе утро». Исчезает ее искренность. Вот вам и первая семейная ложь.
Неожиданный легкий стук по дверному стеклу прервал мои рассуждения.
– Доброе утро, любимая, – Дэниел склонился ко мне и поцеловал.
Он без промедления сел завтракать, расхваливая мои кулинарные способности. Подобная похвала уже не воспринимается мной как нечто особенное – Дэниел просто очень хорошо воспитан и знает, как угодить своей женщине.
58 дней до моего возвращения
ДЖЕЙН: Официантки с непринужденной легкостью передвигались с подносами по залу, время от времени останавливаясь рядом с гостями. Как и положено, шампанское подавали в высоких, вытянутых бокалах с длинными ножками, идеальными для того, чтобы подчеркнуть изысканность момента и позволить подольше наслаждаться его вкусом.
Засмотревшись на пузырьки, искрящиеся в светло-золотистой, почти не тронутой жидкости, которые словно ловили свет, отбрасывая блистающие блики на стекло, я старалась поддерживать разговор с дамой средних лет – супругой соучредителя «The HeartlightFoundation», амбассадором которого Дэниел был уже не первый год. Его опыт, статус и популярность позволяли привлекать внимание общественности и средств для реализации амбициозных культурных проектов этой благотворительной организации.
Мередит Браун-Блайт могла часами болтать о главной миссии фонда своего супруга Руперта Брауна, направленного на поддержку искусства и культуры среди малообеспеченных слоев населения. Меценатство давало возможность организовывать по всему миру благотворительные спектакли, выставки, концерты, мастер-классы, а также стипендии для обучающихся в лучших кино- и театральных школах мира. И сейчас Мередит считала важным рассказать мне о новой инициативе их учреждения, каких-то проектных планах на следующий год, и я старательно делала вид, что слушаю, улыбаясь, кивая, отвечая пару раз фразами, которые можно было бы подставить вместо реального проявления интереса. Ее голос, помимо гудения окружающих разговоров и тихой классической мелодии на фоне, был как шумная, утомительная, непрерывная музыка – ты слышишь ту издалека, но не можешь понять ее слов, как ни стараешься.
Внимание ускользало к группе женщин, окружавших моего знаменитого мужа. Он всегда был в центре на таких вечерах. Его искренняя улыбка, манера поворачивать голову в нужный момент, заигрывать с дамами, шутить и смеяться – Дэниел играл свою роль с определенной целью, каковой бы та ни была. В этом мире гламура, полном софитов и блеска, света и камер, я становилась для него одной из многих. Он наслаждался обращенными на него взглядами, его харизма манила сотни людей, в то время как я была всего лишь его тенью, его плюс один.
Этот мир вечеринок и глянца становился мне все более чуждым. Здесь, где Дэниел был как рыба в воде, где его харизма разливала свет, я все более чувствовала себя ненужной. Именно по этой не озвучиваемой вслух причине я реже стала сопровождать супруга на подобных приемах, если того не требовал пиар-отдел или статус мероприятия. И единственным желанием моим становилось – чтобы он вернулся ко мне и оказался рядом, чтобы хоть на короткий миг быть по-настоящемурядом в обществе знакомых лишь ему людей.
– Честно говоря, мне всегда казалось, что все это излишне. Столько шума, столько людей, зачем весь этот показной лоск и шум? – слова Мередит перетянули на себя мое внимание. Я сдержанно улыбнулась, сделала вид, что пригубила глоток шампанского, ощущая утонченный и освежающий вкус лимона и миндальной сладости на губах.
– Знаете, в вашем деле иногда трудно отличить, где заканчивается действительно важное, а где начинается представление, – произнесла я и тотчас почувствовала, как слова слишком прямо отразили мои собственные внутренние переживания, потому поспешила добавить: – Но если это помогает, то почему бы и нет?
Мередит засмеялась, явно не углядев скрытого смысла в моем высказывании.
– Вы такая чудесная, Джейн! А ваш муж – настоящее сокровище для нашего фонда и для кинематографа! В нашем деле без определенной игры не обойтись, не так ли? Вот я бы точно не смогла играть на публику. Все эти эмоции на заказ…
Она продолжила говорить, а я поймала себя на мысли, что наш разговор был не более чем обычной светской болтовней, лишенной какой-либо глубины. Я бы с легкостью предпочла пустословию одиночество с книжкой в руках.
Грудь сжимало легкое беспокойство, не ревность, скорее, нарастающее раздражение от бессмысленности происходящего. Внезапно для себя самой я вспомнила афишу театра с твоим именем. Рекламные баннеры о гастролях Чикагского театра в Лондоне все чаще стали попадаться мне в новостной ленте по вечерам. По какой-то причине я отчетливо представила как очень давно, в студенческие годы, на репетициях во время разминки с группой, ты отпускал свои шуточки, намереваясь получить мою реакцию на все, что делал. На короткий миг я вернулась в свое прошлое, где не было светских мероприятий, папарацци и напрягающего, вездесущего любопытства со стороны.
Взгляд мой невольно скользнул по фигуре Дэниела. Одна из окружавших его женщин рассмеялась так звонко, что смех этот показался почти интимным. Я видела, как они склонялись к нему, как их руки ненавязчиво касались его плеча, как его взгляд задерживался на одних собеседницах дольше, чем на других, и как все это выглядело естественно, что не оставляло сомнений – они хотели большего. Дэниел, конечно, не замечал этого. Он был профессионалом, мастером обольщения, и это было частью его обаяния. Дэн был знаменитостью, внимание которой пытались урвать себе эти дамы, но для меня он был просто мужем. Мы жили в бешеном ритме столичного Лондона и его карьеры, и я привыкла к тому, что он всегда привлекает внимание. Но каждый раз, когда это происходило, мне становилось все труднее не замечать.
Его смеющиеся глаза, его темно-синий костюм, в котором он выглядел словно сбежавшим со свежих страниц глянцевого журнала – все это ощущалось слишком ярко и поверхностно, в то время как сама я оставалась среди людей, с которыми, в сущности, не хотела находиться. Шум, разговоры, легкий запах духов, шампанское – все это казалось далеким и чуждым, а тело вынужденно оставалось здесь, притворяясь частью этой картины.
Неожиданно я почувствовала, как взгляд Дэниела наконец остановился на мне. Наши глаза встретились и на мгновение все вокруг словно исчезло. Его лицо смягчилось, будто отзываясь на меня. Он чуть наклонил голову, как бы извиняясь передо мной за свое временное отсутствие, но так и не подошел, снова предоставив себя женщинам, которые восхищенно внимали его словам, в то время как смех и разговоры сливались в непрерывный шум в переполненном зале.
56 дней до моего возвращения
ДЖЕЙН: Я лежала в постели, спрятавшись под одеялом, все еще ощущая, как тепло и нега тянулись по коже шлейфом недавних его прикосновений. Дэниел был в душе уже несколько минут, оттого я не спешила вставать, продолжая находиться в состоянии приятной расслабленности после такого уютного и невыносимо нежного утра. Легкий утренний свет пробивался сквозь шторы, создавая мягкие молочные полосы на постели.
Когда Дэниел появился в дверях, я повернулась, обнимая его подушку, и посмотрела на него – без футболки, влажные волосы зачесанные назад еще не высохли, вдобавок на шее и плечах блестели капельки воды, а полотенце на бедрах туго завязано, едва скрывая изгибы мускулистых ног и талии. Он подошел к зеркальной двери шкафа, чтобы промокнуть волосы вторым полотенцем, что держал в руках. Каждое его движение было настолько естественным, таким невыносимо привлекательным – расслабленным, уверенным, словно и он не замечал производимый им эффект. Мышцы на спине играют под кожей, когда он вытягивается, – красивый, как всегда. И все же в этот момент, в теплом свете утреннего солнца, он казался мне немного более реальным, словно происходящее кружилось и вертелось вокруг него, замирая в такой нужный, совершенно идеальный момент.
Ненавязчиво, почти случайно, насколько это было позволительно для супруги, лежащей в постели после утренней порции любовных ласк, я приподняла голову на локте и следила за каждым его движением, пока Дэн одевался. В воздухе пахло такой знакомой и успокаивающей свежестью геля для душа.
– Я думал, ты захочешь спать. Ты выглядела изнеженно усталой, – произнес он с улыбкой, всегда заставлявшей меня чувствовать себя так, будто я для него – самая важная часть этого мира.
Я закусила губу и лукаво улыбнулась, прищурив глаза, а затем, потягиваясь, перекатилась на живот, оголяя спину и ягодицы. Он соблазнительно усмехнулся, потряс головой, как если бы признавал свое поражение, а затем подошел ко мне и присел рядом. В его глазах все еще был тот самый огонь страсти, которым нас накрыло этим ранним утром с первыми звуками будильника. Я подалась к нему, дыша таким любимым мужским ароматом, и, не думая, накрыла его губы своими.
Дэниел не смог не ответить – легонько прижал меня весом своего тела. Его прикосновения – нежные и бережные сейчас, но страстные, порывистые, требующие часом ранее – дарили мне ощущение безопасности, будто вся внешняя суета и шум исчезали, когда он находился рядом.
Я зажмурилась, чувствуя, как его рука вновь скользит по изгибам моей талии и бедер, расслабляя каждый мускул, уже забывший про напряжение. Его дыхание было ровным и глубоким, несмотря на такой жаждущий и не оставляющий сомнений взгляд. Он прошептал мое имя несколько раз, прежде чем я слегка улыбнулась, не открывая глаз.
– Ты сегодня само искушение, – тихо произнес Дэниел, касаясь губами моего плеча.
Я хотела остановить время, чтобы он остался здесь, со мной, с тем чтобы мы могли просто побыть вдвоем день или два, а лучше несколько. И чтобы ему можно было не спешить возвращаться в мир, где он сверкает ярче звезд на ночном небосводе.
Едва мне стоило в очередной раз поцеловать его, как Дэниел засмеялся, и этот звук был таким смиренным и легким, что я не могла не засмеяться в ответ, привлекая его к себе. Я чувствовала его руку на пояснице, пальцы нежно поглаживали оголенные участки кожи. Все слова, все проблемы тотчас исчезали стоило мне оказаться в его объятиях.
Зазвонил мобильник Дэниела и он встал, осторожно высвобождаясь из моих переплетенных рук, а я мгновенно почувствовала захватившую меня пустоту вокруг. Со вздохом приоткрыла глаза, чтобы увидеть его, когда он потянулся к смартфону на прикроватной тумбочке, сбрасывая звонок, и стал собираться. Он быстро оделся, застегивая рубашку, с улыбкой щуря глаза, когда его рука невольно коснулась моих растрепанных после ночи волос.
– Я не вернусь до вечера, – сказал он, фиксируя манжеты, и я уловила нотки раздражения в его голосе, несмотря на спокойствие, которое он излучал минутой ранее. – У меня интервью, потом нужно заглянуть в офис. Но постарайся не скучать.
Я слабо кивнула, чувствуя, как пустота внутри ширилась, возвращаясь легким холодом. Но, странным образом, его уход не принес мне ни горечи, ни беспокойства. Дэниел всегда возвращался домой, ко мне.
– Люблю тебя, – тихо произнес он, целуя на прощание так бесконечно сладко, что пустота внутри отступила. Всего на пару мгновений, пока резкий запах его парфюма не перестал щекотать нос, а дверь за ним тихо не закрылась, после чего мой взгляд упал на окно.
Погода в одночасье сменилась с солнечной на пасмурно-облачную, будто отображая мое окончательное настроение. Я в очередной раз осталась одна в новом доме. Часы на стене тикали ровно, ведя свой посекундный отсчет нашим пяти годам знакомства.
Поднявшись с кровати и приняв душ, я неспешно привела себя в порядок, после чего медитативно застелила постель и, наконец, добралась до шкафа с одеждой, чтобы выбрать что-то простое и удобное. Я все больше полюбила такие дни, когда не нужно продумывать, как я буду смотреться рядом с Дэниелом, или как мне бы хотелось выглядеть под объективами папарацци, изредка подлавливающими меня в очередной моей вылазке в город.
Как бы сильно я не старалась, по собственной инициативе или по настоянию Луизы, ответственной за наш внешний вид на публике, я пыталась выглядеть британкой хотя бы внешне. Но, не взирая на усилия, всегда оставалась слишком американкой, чтобы некоторые его фанаты приняли меня даже спустя годы нашего брака. Моя жизнь в Лондоне практически с первых дней была сочетанием британских традиций и ослепительной светской жизни, с элементами строгости, аккуратности и утонченности, так свойственной британским знаменитостям. Мы с Дэниелом были как две стороны одной медали, находили в этом балансе свой стиль жизни, но я все чаще возвращалась к воспоминаниям о Чикаго, скучая по свободе самовыражения.