Калинов мост

Глава 1

«Не поднимайте пыли на жизненном пути»

Пифагор

Артем летел. Набегающий ветер шевелил мелкие перышки на шее. Широко раскинутые сильные крылья держались за воздух так, словно он и на самом деле был надежной опорой. Зоркие глаза видели на далекой земле все: дрожание травы, быструю серую спинку грызуна, спешащего куда-то по своим мышиным делам… Но сейчас интересовало другое — тяжелые сизые тучи впереди, которые время от времени прорезали ветвистые, ослепительно яркие молнии. Ветер усилился, навалился ледяным шквалом. Раскат грома потряс все существо, словно что-то ломая внутри. Ударила молния, и еще секунду назад казавшиеся такими надежными крылья вдруг вспыхнули…

— Как же так, сыночек?.. — выговорила скорбно мать, давно упокоившаяся где-то на окраине огромного московского кладбища, которое из-за размеров так и тянуло назвать Городом Мертвых.

— Все еще летаешь во сне? — с усмешкой вклинился кто-то, окутанный тенью.

Артему показалось, что был он то ли рогатым, то ли крылатым — над головой торчало что-то непонятное, что-то, что вполне могло быть или толстыми, чуть загнутыми рогами, или острым изломом сложенных за спиной огромных крыльев.

— Убирайся, тварь! — заорал Артем, пытаясь отогнать это мрачное существо от давно мертвой матери и заодно, спрятавшись за привычной агрессией, не показать собственный страх.

Но в любом случае из горла вырвался лишь птичий клекот. Да и земля была уже совсем близко. Кости, кажется, чувствовали неизбежный удар, ждали боль. Но ничего не произошло, потому что тот рогато-крылатый вдруг протянул руку и поймал Артемово птичье тело, подхватив его мягко и аккуратно. А после, приблизив к себе, шепнул, обдав запахом дыма:

— Я б убрался. Да только нужен ты мне…

Артем изогнул шею и яростно клюнул державшую его когтистую лапу. Рогатый вскрикнул, дернулся, разжимая хватку… И Артем — настоящий, не из сна; не птица, а человек — распахнул глаза, со свистом втянув в себя воздух.

Место было знакомым — та самая больничная палата, в которой он провел уже неделю. Все свое, родное: и ночь за окном, и взмаргивающая графиками и циферками аппаратура, и тусклая лампочка под потолком, которая сейчас вдруг показалась яркой, как Солнце — то самое Солнце, под светом которого Артем летал вот только что…

Рогатый! «Ты мне нужен!» Где? Все-таки в аду, который пророчили Артему не раз и не два?

«А я не хочу умирать! — яростно подумал он. — Я жить хочу! Я отомстить хочу! И хрена лысого ты меня получишь по первому твоему сучьему желанию!»

Лампочка под потолком вдруг вспыхнула еще ярче — так, что глазам стало больно, — и вдруг, заискрив, погасла. И сразу после на фоне светлого из-за городских огней окна обнаружился чей-то силуэт. Артем вздрогнул — в первую секунду, когда гость еще даже толком не попал в поле зрения, когда глаза только-только зацепили его, показалось, что над головой у него имеются уже знакомые рога-крылья. Но потом стало ясно, что все это Артему примерещилось и ничего такого у ночного посетителя нет — обычная мужская фигура, широкоплечая и высокая.

— Вы кто? — Голос был сиплым, задушенным, и сам же Артем со стыдом услышал в нем нотки паники.

— В ваших краях меня называют Велесом.

— Велесов? — по-прежнему туго соображая, переспросил Артем и сглотнул — ему все еще было страшно.

Гость хмыкнул, отрицательно качнув сильно обросшей головой — на фоне окна были видны довольно длинные пряди, которые, мягко завиваясь, острыми пиками торчали в стороны и вверх, — а потом вдруг оттолкнулся от подоконника, у которого стоял, и решительно подошел к кровати Артема:

— Нет. Это не фамилия. Скорее… должность. Страж Калинова моста, владыка развилок и перекрёстков. И получается так, что ты сейчас как раз в моем ведении. На перекрестке.

— Ага. А посередке камешек лежит с надписью: трындец, без вариантов? — храбрясь, спросил Артем.

В голосе незнакомца сквозило такое… Да чтоб ему! Такое воистину смертельное спокойствие, что по коже невольно продирал мороз. Да и лицо этого типа, неясно видимое в свете экранов обступавших Артема приборов, было… непростым. Мефистофельские брови — густые, смешливо изломленные посередине. Темные ироничные глаза. И диковатая, какая-то кудлатая борода, которая гостю тем не менее шла. Он смотрел внимательно, понимающе, совсем не зло, улыбаясь и глазами, и губами, но улыбка эта не грела ни разу, как и мягкий вроде бы голос.

— Ну… Да. Вариантов немного. Но выбрать путь все равно придется, раз уж я здесь…

— Между чем и чем выбирать-то?

Глава 2

«Наша жизнь как дорога с односторонним движением,

и важно не пропустить свой поворот, ведь пути назад уже не будет»

Уинстон Черчилль

Грузовик Велеса стоял на обочине безымянной дороги посреди пустыни, засыпанной красным сухим песком. Была прозрачная и даже светлая из-за огромной, идеально круглой Луны ночь, и Артем выбрался наружу, чтобы размяться и осмотреться. И вот теперь ходил вокруг машины, наплевав на то, что ветер развевает его ночнушку, заголяя стратегические места: кого было стесняться-то?

Огромный трак, на котором разъезжал по грешной земле странный тип, называвший себя Велесом, неожиданно оказался гламурным — от кабины до задних фонарей он весь был украшен профессионально и очень художественно сделанной аэрографией. Тематика рисунков с обеих сторон была одна: полуразрушенный каменный мост, переброшенный через огненную реку. Уже неприятно знакомую Артему. Сначала показалось, что в реке, изображенной неизвестным мастером так красочно, что даже в серой переливчатой тьме лунной ночи в глаза алым жаром пыхало, полным-полно рыбы. Но, присмотревшись, Артем понял, что это люди: выпученные глаза, разинутые в немом крике рты, вздернутые к черным небесам скрюченные руки…

— Немногим удается перейти Кали́нов мост… — задумчиво проворчала увязавшаяся за Артемом древняя попутчица Велеса.

— Калинов мост?

— Что, мамка с папкой в детстве сказки на ночь не рассказывали?

— Не рассказывали, — мрачно буркнул Артем, который отца своего почти не помнил, да и мать потерял рано, а потому говорить на все эти темы остро не любил.

— Куда катится мир? — вздохнула старуха и начала повествование: — В мифах практически всех народов земли есть те, что рассказывают о грани. О том месте, в котором соприкасаются два мира: мир живых и мир мертвых. Грань — это всегда охраняемый рубеж. Причем глупо думать, что его вечноживущие стражи берегут живых от мертвых. Наоборот. Грань существует для того, чтобы неугомонные живые к мертвым не лезли и покой их попусту не нарушали. У разных народов рубеж описывается по-разному — у кого-то он страшная пропасть, у кого-то река.

— Лета, — что-то смутно припоминая, сказал Артем. — Отсюда и выражение «кануть в Лету».

— Слышал звон, да не знаешь, где он. Лета — река забвения у греков. Хлебнул — и забыл все, что было раньше. Удобно было бы, если б было правдой… — старуха вздохнула и ссутулилась, но после все же заговорила снова: — А вот та, через которую некто Харон, — старуха вновь вздохнула и покосилась в сторону кабины замершего на обочине грузовика, — на лодочке возит души усопших в Аид, называется Стикс. В русской мифологии эта река чаще всего называется Смородина. Не в честь ягодки, а потому что смрадная. Вот над ее огненными водами и перекинут Калинов мост.

— Подозреваю, что тоже не в честь ягоды-калины…

— Естественно, — кивнула старуха и осклабилась. — Видишь, начинаешь уже понимать суть. Калинов — от слова кали́ть. Раскаленный, стало быть, он.

— А Велес?

— Лишь одно из имен стража… Ну или все-таки бога из некогда общечеловеческого пантеона. Существо, которое выводит души мертвых на Калинов мост. Сумел перейти на ту сторону по пылающим камням, или помогли тебе сделать это — и все у тебя в посмертии будет расчудесно. Не сумел, не вынес боли и испытаний, свалился под тяжестью совершенных грехов, или подтолкнул кто за дела земные вниз, в самое пекло… ну, масса интереснейших ощущений, скажу я тебе. Ты вот кем раньше был? Чем себе на жизнь зарабатывал?

— Людей я убивал, — желая раз и навсегда отвадить назойливую бабку, рубанул Артем, но та лишь вновь осклабилась, кажется, ничуть не шокированная:

— Полезное дело.

— Именно так! Потому что люди — все поголовно твари злобные, жестокие и себялюбивые! Ученые, вон, даже про новорожденных выяснили, что те ревут не от страха или еще чего, а от злости! — сказал запальчиво Артем, неосознанно защищаясь, хоть его, кажется, никто ни в чем и не обвинял.

— Так я и не спорю, Тёмушка-Тьма, — согласилась старуха, — я и не спорю. Люди таковы, что если они, как при новых богах стало принято говорить, — «по образу и подобию», то мне страшно думать про образчик. Гм… Один плюс — вкусные вы, заразы…

Артем уже собрался ответить «симметрично» и поинтересоваться наконец, кем же является эта странная бабка, но тут водительская дверца грузовика открылась, и из нее высунулся Велес:

— Пора. И постарайся теперь выбрать свой путь правильно.

— Один умный человек сказал, что люди ищут дорогу на небо по той простой причине, что они сбились с пути на земле, — напутствовала старуха и противненько захихикала.

Глава 3

«Точно зная лучший путь, мы выбираем худший»

Еврипид

На этот раз Артем не летел. Все было хуже — он падал. Снятая с трупа куртка, которую он по-прежнему держал в руках, стала тяжелой, словно свинцовой. Или какие там металлы по весу еще тяжелее? Школа-интернат, в которой Артем Варнава доучивался после суда и колонии для несовершеннолетних преступников, осталась далеко позади, да и гранит науки он в ней, если честно, грыз без особого рвения. А учителку, которая все зачем-то суетилась вокруг него, травил и мучил как мог. Просто потому, что добрая была. В то, что все бескорыстно и от чистого сердца, Артем не верил, да и вообще не знал, как реагировать на добро, вот и бесился. Учителка была совсем молоденькой, остроносенькой и очкастой. Артем в итоге соблазнил и трахнул ее. Чисто из подлости натуры, потому что после о произошедшем даже и не вспоминал…

Ком ворованной одежды в руках, кажется, стал еще тяжелее, ускоряя трагический полет вниз. Огненная вода речки Смородины (той, что не ягодная, а смрадная!) опалила, разом снимая с тела кожу, а потом и мгновенно обуглившееся мясо. Артем заорал от боли, разевая тут же выгоревший изнутри рот, рванулся из последних сил, засучил только теперь освободившимися от груза руками, забрыкал ногами, тараща каким-то чудом оставшиеся на своем месте, в провалах черепа глаза… И вдруг увидел на берегу совершенно неуместную, даже дикую фигуру.

Рыбак! Это был самый обычный рыбак!

Какой-то человек (или все же не совсем человек?!) действительно мирно сидел на камушке у кромки огненной воды со спиннингом в руках! Вот он привстал, начиная быстро крутить ручку на катушке, затем размахнулся, поведя в сторону удилищем, и вновь забросил крючок в речное пламя. Забросил, и Артем вдруг почувствовал, как его подцепило. Зазубренное острие крючка глубоко вошло во все еще оказавшееся живым сердце. Артем завопил от новой, какой-то особенно мучительной, совсем уж невыносимой боли и наконец-то рухнул из убийственного огня в благословенную тьму… Неужто ту самую, о которой мечтал совсем недавно измученный рогатый бог?..

Как оказалось, догадка в чем-то была верной, потому что, когда мрак небытия в очередной раз рассеялся, Артем вновь осознал себя в кабине грузовика с изображением клятого Калинова моста на бортах, а прямо напротив него сидел Велес собственной персоной. Он выглядел непривычно серьезным — никакой иронии в глазах, никакой насмешливой улыбки, мефистофельские брови нахмурены, губы плотно сжаты.

Артем устроился прямее и осмотрел себя. Мясо, кожа и даже мигом истлевшая в огне речки Смородины светлая шерсть на ногах — все было на месте. Да что там: ночнушка и та сохранилась в своем привычном облезло-цветастом виде! Как, впрочем, и позаимствованные у Велеса кроссовки. Так что следовало признать: если что-то в Артеме после и изменилось, то точно не снаружи, а где-то глубоко внутри… Однако самокопания любого сорта он всегда терпеть не мог. Более того, как правило, они просто-таки выводили его из себя, нервировали! Казалось, что мысли такого рода делают его, Артема Варнаву, слабее, уязвимее. А допустить такое было нельзя. Нельзя, мать его!

— Сколько это дерьмо еще будет продолжаться?! Сколько, блядь, я буду?.. — заорал он, глядя на мрачного Велеса.

— Ногу покажи.

— Что?!

— Ногу, говорю, давай!

Артем, естественно, возмутился и разорался еще больше, но Велесу на его ругань было плевать, да и сильнее он оказался: ухватил за щиколотку, вздернув ногу вверх так, что подол ночнушки чуть ли не до пупа задрался, расшнуровал кроссовку, сдернул ее, а после уставился на пластырь, которым Артем заклеивал себе порезы. Пластырь, тоже каким-то чудом благополучно переживший падение в Смородину, был в запекшейся крови, но, когда Велес сдернул его, кожа стопы под ним выглядела абсолютно здоровой — ни единой царапинки.

— Значит, верно я предположил, кровища из тебя текла… И Филлис… Говори: что она с тобой делала?

— Какая еще, на хер, Филлис?! О чем ты вообще?! — выкрикнул Артем и стыдливо, будто девица, одернул на себе ночнушку, прикрывая заголившиеся яйца.

Велес глянул ему в глаза — будто резанул; шумно, по-звериному, принюхался, склоняясь ближе, и, вновь проигнорировав заданные ему вопросы, продолжил о своем:

— Вторую кроссовку снимай. И впредь чужое не трогай.

— Впредь вообще ничего трогать не буду. Валяйся, где упал! Больно надо!

Велес, явно готовый продолжать обвинительные речи, вдруг притормозил, нервно помассировал правый висок, опять глянул на Артема — уже не зло, а скорее смущенно, и поинтересовался:

— Что произошло, когда ты на тот перекресток выперся?

— Нормально все там было! Наконец-то жив остался! — Велес в ответ смешливо вскинул бровь. — И мужика того я, может быть, спас, — продолжил Артем воинственно, а потом, пытаясь согреться, поджал под себя босые ноги. — А тех двоих, что меня раз за разом обратно к тебе отправляли… Я их откуда-то знаю. А откуда — не могу вспомнить. Впрочем, теперь это неважно.

Глава 4

«Долог путь поучений, короток и успешен путь примеров»

Луций Анней Сенека (Младший)

Это действительно был пес. Сильно израненный, но все же живой. Артем, который всегда относился к животным куда лучше, чем к людям, погладил бедолагу по морде и пообещал помочь. Пока натягивал штаны и толстовку, пока перевязывал собачьи раны (следовало признать, странные, местами колотые или резаные, а местами будто бы другим зверем оставленные, рваные) обрывками какого-то шмотья, найденного в тех же мешках рядом с помойкой, думал.

Собственно, план был прост: для начала понять, куда самого черт занес, а после все-таки попробовать помочь и собаке. Ставшая для Артема уже почти сакральной помойка, судя по всему, находилась на окраине какого-то провинциального города — в столицах такие вот «радости», вроде веками не вывозившихся мусорок, уже давненько не встречались. С другой стороны, если вокруг лихие девяностые, на что прямо указывало многое… И все же нет. Не Москва и все тут! Артем это чувствовал. Не объяснить как, но чувствовал. Вот только давало ли такое вот зыбкое знание хоть что-то? Нихренашеньки!

— Ну да ничего, как-нибудь! — сказал он себе и улыбнулся собаке.

Та смотрела жалобно, дышала тяжело, но не скулила, не жаловалась. Артем опять погладил ее, успокаивая, и, подхватив на руки, отправился искать ближайшую ветеринарную клинику, работающую круглосуточно. Конечно, оставался вопрос: станут ли там лечить брошенную полумертвую собаку за «спасибо» — тратить добытые практически в честном бою бабки на чистую благотворительность в создавшемся положении было глупо, — но проблемы стоило решать по мере их возникновения.

Пес был на редкость тяжелым. Когда Артем поднял его на руки и двинул в сторону цивилизации, подумалось, что доставить животное до медиков будет непросто. Периодически приходилось останавливаться, чтобы передохнуть или перехватить ношу как-нибудь по-другому. На улице, на которую вывел дворовый проезд, повезло: притормозил какой-то сердобольный водила грузовика. У него в кузове Артем и добрался до нужного места — водила ко всему и сам оказался собачником и довез до известной ему круглосуточной клиники, даже не стребовав денег. Пес к этому моменту был уже совсем плох — глаза помутнели, дыхание сделалось прерывистым.

— Потерпи! — выдохнул Артем, вновь поднимая его на руки. — Сейчас. Уже почти на месте.

И ему опять повезло! Под лампами в смотровой клиники ветеринар бедную животину, оказавшуюся совсем молодой сукой отчаянно голубоглазой хаски, опознал! Глянул, побледнел, ахнул, разинул рот, чтобы что-то сказать, а затем, так этого и не сделав, выскочил в коридор. И после этого все в ветклинике завертелось и понеслось — небось, и в Склифе вокруг людей так не бегали, как в той заштатной ветеринарке вокруг раненой собаки. Ее тут же отправили на операционный стол — мимо Артема пробежал врач в белом халате, а за ним не менее его сосредоточенная медсестра. Из смотровой, все еще заляпанной собачьей кровью, раздавались взволнованные голоса, потом говорившие смолкли, и Артем стал невольным свидетелем телефонного разговора. Врач, который собаку и узнал, как видно, звонил хозяину, чтобы сообщить о случившемся.

Тот откликнулся на первый же звонок и, судя по всему, пообещал тут же приехать. Это было отлично, но Артем, умудренный жизненным опытом, все же решил остаться и посмотреть на мужика, может, поговорить с ним, узнать, как получилось, что его явно любимая собака, которую, кстати, судя по телефонным переговорам, звали Угрой, оказалась тяжело раненой в мешке на помойке. Нет, если бы Артем понимал, что ему делать дальше и куда отсюда идти, он бы ушел, а так… так и в благородство поиграть можно, тем более что несчастную собачатину и правда было жаль.

Она понравилась как-то сразу. В том числе и потому, что Артем иногда думал о такой. Именно думал, отдавая себе отчет: с той жизнью, которой он живет, нет у него возможности держать дома собаку. А тут эта красивая молодая сучка, израненная каким-то ублюдком! Вот «недобитка» так жалко не было, как эту божью тварь! «Недобиток»-то, поди, сам себе приключений на жопу нажил, а собака-то точно нет. Разве только за хозяина отдувалась. «Что ж, посмотрим, что у нас тут за хрен с горы!» — решил Артем и уселся на лавку в коридоре.

И тут же в тревожной тишине пустой ночной клиники накрыло очередной волной размышлений. Артем сидел и тупо пялился на аляповато-яркий календарь, висевший на стене напротив. Из циферок на нем, кстати, стало ясно: на дворе действительно не двадцать первый век, а все еще двадцатый — последний год жизни славной державы под названием СССР. И третий в жизни самого Артема Варнавы. Осторожно подумалось, что, может, старье просто висит, которое вот почему-то снять уже третий десяток лет забывают, но ведь на самом деле календарь лишь указал точную дату, не более. А так-то и ментовская форма, и раздолбанная машина скорой, и отсутствие мобил, и, сука, даже бабки старого образца, которые Артем получил возможность рассмотреть под лампами в клинике — все указывало на то, что вокруг «дела минувших дней».

Это было странно. А еще будило воображение: а что будет, если он встретит самого себя? Или мать… Как такое вот скажется на будущем? Изменит его, как в фантастических романах, или нет? Понимания не было ну вообще никакого. Ни в чем. Велес говорил, что все, происходящее сейчас с Артемом, — это его личный Калинов мост. Но на прямой вопрос: как содеянное сейчас повлияет на то, что после, внятного ответа так и не дал. И? И вот что теперь? Какими должны быть дальнейшие действия, чтобы?.. Чтобы что?

Глава 5

«Не важно сколько тебе лет, важно лишь то, сколько дорог ты прошел»

Джимми Хендрикс

«Папа, а инопланетяне есть?» — «Нет, сынок, это фантастика!» — «А сексуально озабоченные вампиры?» — «Да, сынок, это фантастика!»

Эта дурацкая почти цитата — давняя радужная переделка невинной рекламы, дополненная новыми кровавыми впечатлениями — всплыла в памяти, едва Артем вновь обрел себя. Стало жутковато и в то же время смешно. Вампиры-трахали — это сила.

Где-то что-то капало. Или тикало. Будто ленинградский блокадный метроном отсчитывал секунды жизни умиравших от голода жителей. Или кровь стекала из чьего-то разорванного горла, шлепаясь отдельными каплями на холодный каменный пол… А еще вокруг стояла тьма. Гробовая.

Артем передернулся. Интересно, сколько раз придется помирать в новой нежизни, которая теперь виделась чем-то вроде кары или искупления? По числу убитых в реале людей? Или с процентами и пенями? Если так, то впереди ему, Артеме Варнаве по кличке Тихоня, предстоит увидеть некоторое дерьмо…

Накатила ненависть. К кому? Он поискал, на кого бы все свалить, и скривился. Врать самому себе — дело пустое. Кого винить, что твоя жизнь пошла откровенно грязным путем, если не самого себя?

Память — странная штука. Почему-то именно теперь вспомнилось, как он — молодой дебил, только-только начавший карьеру профессионального убивца — вел список упокоенных им, «звездочки» рисовал… А потом… Потом их смыло кровищей… Кровищей, которой стало слишком много… Кровищей, которая пахла так вкусно, так притягательно, так…

— Эй! Ты-то как здесь очутился, Тёмушка-Тьма? — спросила древняя спутница Велеса по имени Филлис и уставилась на растерянно заморгавшего Артема выцветшими бледными глазами.

— Мне кадык вырвали, — заторможенно откликнулся тот, вновь, в который раз испытывая шок от мгновенного перемещения из одного в другое: вот только что была помойка и долбаный Ратмир, после спальня с кровавой вампирьей оргией, а теперь какой-то подвал и эта внезапная встреча.

— Бывает… — откликнулась старуха и замолчала, откинув уродливую голову на стену, у которой и сидела, привалившись спиной.

Артем ощупал себе шею. Все было на месте, целеньким и лишь слегка небритым — отросшая щетина кололась. Да и темнота вокруг оказалась не столь уж непроглядной — в дальнем углу, освещая массивную дверь и небольшое пространство возле, горел факел, воткнутый в настенный держатель.

О как! Уже даже не совдепия, а совсем уж дичь дикая, раз электричества нет. Хотя, может, кто в игрушки какие играет? Ролевки, эльфомания, гномофобия и прочая ересь. Или все-таки нет? Слишком уж все было каким-то… натуральным. Да и пахло вокруг так, что в голове сразу возникли мысли не о современных сытеньких и благополучных делботрясах с картонными мечами в руках, а о сырых подземельях древних замков, в которых творилась всякая средневековая дичь… Вроде той, что привиделась совсем недавно.

Вампиры! Блядь!

Стало холодно, и Артем зябко обхватил себя руками. Сидеть на голых камнях было совсем не айс. Или, точнее, как раз очень айс, просто потому, что в очередное «попадалово» Артем ввалился в своем традиционном голозадом облачении — в больничной ночнушке в бледный цветочек и в кроссовках Велеса, которые как-то вроде прижились и при перемещениях по-прежнему почему-то никуда не девались.

— Как же достала эта фигня с одеждой! Только прибарахлишься — и опа! — опять одна эта хрень на завязочках!

— Это еще ничего. Твой предшественник вообще в одном только галстуке ходил.

— Каком галстуке? — обалдел Артем, почему-то представив себе холеного хлыща голяком, но в стильном галстуке в мафиозную итальянскую полоску («Привет «сицилийскому галстуку», ага!»).

— Пеньковом, — с усмешкой пояснила старуха, одним словом разрушая возникший образ.

Значит, предыдущим клиентом Велеса с неопределившейся судьбой был какой-то висельник? Гм… Гм… Пенька… Давненько уж на веревках из дорогостоящих натуральных материалов никого не вешали. Все больше дешевая, но куда более надежная синтетика.

— И давно он — мой предшественник — с вами вентилялся?

— Смотря по чьим меркам.

— По моим, — отрезал Артем.

— Тогда давно, — усмехнулась Филлис. — Лет двести назад. Может, чуть меньше.

— Херасе. И куда этот висельник делся? Перешел-таки Калинов мост?

— Увы. Не сумел. Слишком уж много грехов на нем было. Не смог унести, хоть и многое за время пребывания с Велесом осознал.

Глава 6

«Перегоняя кого-либо, смотри: не пришлось бы от него убегать»

Станислав Ежи Лец

Залы со стрельчатыми окнами и высоченными темными потолками были пустынными. Среди лиц на портретах, украшавших стены длинной галереи, взгляд опять выцепил знакомое: все та же молодая блондинка стояла за плечом другого мужчины. Этот сидел в кресле и, хоть и выглядел совсем не стариком, даже на первый взгляд казался древнее — будто античная статуя прекрасного юного дискобола, на лице которой тем не менее оставили след века. Быть может, именно он лежал в том закрытом гробу, что стоял рядом с гробом блондинки? Выглядели они… парой, хоть портрет вроде бы никак и не намекал на какую-то особую связь. Учитель и ученица? Любовники? А может, один породил другую, превратив из человека в себе подобного, в вампира?

Доводилось читать, что с этим все не так очевидно. Что вампиры до сих пор не заполонили всю планету только потому, что их укус — это просто укус. Захочет — убьет, выпив всю кровь. Захочет — оставит в живых. Вампиром после него не станешь. А вот для того, чтобы это произошло, требуется нечто иное. Якобы уже сам упырь должен напоить человека своей кровью. Да и то не факт, что все пройдет гладко, и обращаемый не свихнется, не станет после этой процедуры диким голодным зверем, которого придется убить своим же, пока дел не натворил.

Понятно, про все это писали люди, которые вряд ли знали точно… Хотя… Хотя теперь, когда Артем узнал, что вампиры — вовсе даже не выдумки, сведения о них стали выглядеть несколько иначе. Особенно с учетом того, что они раз за разом повторялись во множестве источников, у разных народов из отдаленных друг от друга уголков мира. Теперь очень легко было предположить, что взялись они не с потолка, что некое вполне реальное основание под всем этим имелось. Впрочем, чего гадать, если есть возможность просто спросить у Филлис?..

Тем временем последний луч солнца чиркнул по краю роскошной рамы, обрамлявшей портрет, и исчез. А еще через несколько минут в отдалении раздались шаги и голоса. Артем, все это время самым дурацким образом залипавший на портреты и размышлявший «о вечном», встрепенулся и начал оглядываться, пытаясь найти себе убежище. Даже не потому, что боялся смерти. Рановато было уходить — хотелось узнать побольше.

Отличная лежка обнаружилась в очередном сундуке с каким-то тряпьем, к счастью заполненном лишь наполовину. Когда Артем открыл крышку, в нос ударил яркий запах лаванды. Вампиры, а боятся моли! Подумав, что этот сильный аромат может стать еще и маскировкой, Артем улегся в сундук и затаился. Однако ничего этакого не произошло: люди (или не люди?), которых Артем услышал издалека, прошли мимо, негромко переговариваясь. Голоса у них были напряженными и шаги четкими — шли они совершенно точно не развлекаться. И шли, судя по направлению, как раз туда, откуда только что выбрался сам Артем.

И опять вроде бы ничто не указывало на опасность, но сомнений не было: ничем хорошим это все для объятых сном обитателей замка не закончится. Артем крепился и запрещал себе то, что более всего хотелось сделать: выбраться из сундука и задать деру. И не прогадал. Когда терпение его почти кончилось, а желание вылезти стало невыносимо острым, давешние незваные гости вновь прошли мимо в обратном направлении. Теперь говорили они громче, и в интонациях их голосов слышались удовлетворение и расслабленность. А вот шаги стали тяжелее — будто они несли что-то тяжелое.

Когда все смолкло, Артем выждал еще немного, а после приоткрыл крышку, осмотрелся и все-таки вылез, стряхивая с себя мертвые соцветия. Больше всего хотелось убежать прочь сразу, но долбаное любопытство не пустило. Ругаясь на самого себя, он вернулся туда, откуда пришел. Дверь в вампирью «спальню» стояла распахнутой, четкие следы отпечатались в тонком слое пепла, который еще совсем недавно был Филлис и на который ранее не посчитал для себя возможным наступать сам Артем. За порогом была чернота, лишь слегка размытая дрожащим светом по-прежнему горевшего справа от двери факела, но детали все же удалось рассмотреть: теперь все гробы стояли открытыми, а в груди каждого спавшего торчал кол. Причем не просто воткнутый, а чем-то вбитый так, что буквально пришпилил кровососов — внешне молодых мужчин и красивых женщин — ко дну их гробов. Столь нелюбимая вампирами осина? Было видно, что кто-то из них успел проснуться — черты их лиц были искажены, рты оскалены, а пальцы на руках превратились в скрюченные когти. Другие же погибли во сне — расслабленные позы и спокойные лица указывали на это со всей очевидностью.

Артем пошел взглянуть на блондинку, чей портрет хранился в кабине грузовика Велеса, и с изумлением увидел, что ее нет. Ни самой красотки, ни ее гроба, ни ранее прислоненной рядом крышки. Зато соседний гроб теперь был тоже открыт, и в нем Артем увидел того самого типа, портрет которого заставил его думать о древних статуях с молодыми лицами, но с историей в сотни, а то и тысячи лет. Кол, вбитый ему в грудь, наглядно показывал, что история конкретно этого кровососа окончилась… Но куда убившие его и всех остальных унесли блондинку?

Где-то в глубине души по-прежнему жила уверенность, что ни к чему хорошему похищение не приведет. Вообще все случившееся казалось многообещающе ужасным в смысле перспектив, а главное, каким-то, что ли, неправильным. Но Артем на такое лишь пожал плечами: в этом сумасшедшем мире (в точности, как на Калиновом мосту) каждый решает свои проблемы сам. Как умеет. И как ему позволяют другие. У самого Артема, например, на повестке дня стояли две задачи, и обе были связаны с перемещением в пространстве. Ну и, кажется, во времени с учетом того, что сейчас пребывал он точно не в двадцать первом веке.