Калой. Операция ничего не было

ГЛАВА 1. НАЖИВКА

ДИСКЛЕЙМЕР!

Все события, описываемые в тексте, являются художественным вымыслом. Любые совпадения случайны. Данная книга несёт исключительно юмористический характер. В тексте используется обсценная лексика (по минимуму).

Приятного прочтения!

Младший следователь Зоя Анатольевна Храпач уплетает подготовленный дома обед прямо за рабочим местом. Цветастая вязаная кофта, в которую она кутается в знойный августовский день и шерстяные носки удачно сочетаются со старинным торшером позади неё. Жёлтый тусклый свет освещает страницы архивного дела, отправленного на дораследование в отдел по нераскрытым преступлениям. Она не без зависти следит за опросами свидетелей и умелой работе начальника, спустя пять лет дело раскрыто, а вместе с ним возвращена и вера в неотвратимость закона.

— Зоя, объясни-ка мне, что ты устроила на комиссии? — вспомнишь его, а он уже как шебутной ураган врывается.

Зоя вздрагивает, отрывается от страниц, взгляд её падает на угол стола, где лежит дело Лизы Давыдовой, вырванное с боем полтора часа назад. Гордо вскинув подбородок, она выдерживает явно разъярённый взгляд начальника, Калоя Ильясовича Тагаева.

— Я вам уже всё объясняла, — она тяжело выдыхает, понимая, что иногда болвану приходится разжевывать и медленно положить в уши, — вот смотрите, — серые листы шуршат в тишине кабинета, испытывая терпение Тагаева, — ручная роспись, я видела подобные в «Стоке», один в один.

Нетерпение, вызванное нерадивой сотрудницей, начинает достигать своего кульминационного предела. Зоя была выбрана для бумажной работы, поскольку показалась ему робкой, застенчивой и без права голоса, но сегодня на комиссии она была иной. Если бы кто-то попытался вырвать эту нерезультативную папку из её рук, она непременно вцепилась бы в неё зубами.

И вот сейчас, она тычет пальцем в семейную фотографию Давыдовых, точнее на узкие прилегающие джинсы с рисунком на бедре изображающую сизую, явно не первой свежести женщину.

— Тим Бёртон «Труп невесты», — словно почувствовав, Зоя спешит развеять его непонимание.

— Это всё объясняет, — Калой перелистывает ещё пару листов и приказывает. — Читай! — ты начинаешь действовать на нервы Храпач.

Зоя пробегается глазами поверхностно.

Камер наблюдения нет. Свидетелей нет. Тело погибшей не найдено. Из улик только красная куртка вся в крови пропавшей, благодаря которой дело и перевели в статус «убийства», найденную в промзоне.

Удрученное лицо Зои становится совсем кислым, и Калой воспринимает его неправильно, победоносно грозит пальцем:

— Больше ни единого писка, — и уходит в свой кабинет напротив, позабыв прикрыть за собой дверь.

Начинать день с Храпач всегда несчастливое начало дня, пожалуй, и послеобеденное время тоже. Калой падает в кресло, раскручивается из стороны в сторону и вновь закатывает глаза, завидев Зою в её кабинете. Как ни в чём не бывало, она усаживается за стол, с кружкой чая и пододвигает к себе печенье.

Как можно жрать и смотреть на фотографии с мест преступления? Ты неисправима, Зоя. Какого черта ты всё ещё делаешь у меня в отделе? Надо же было так опростоволоситься. Гришин засмеёт, если уволю сразу, выжду ещё месяц, может быть два, если не будет отсвечивать.

Взять Зою в отдел поспешное решение, которое он уже не в силах отменить сразу. Во-первых, подрыв авторитета, в частности, его особой интуиции на кадры и преступников. Во-вторых, все кромешные висяки и ненужную волокиту он смело скидывает на неё, как бы в отместку, зная, что ответственность для неё превыше потраченного внерабочего времени.

Всё в кабинете Тагаев становится настолько замыленным, что взгляд его сам прыгает в проём открытых дверей, через коридор, где Зоя перелистывает страницы, откусывая печенье. Крошки сыпятся на страницы, и она поспешно подставляет ладошку.

Аромат горячего травяного чая Зоя всасывает прямиком в ноздри с протяжным опьяняющим вдохом, и звучно прихлёбывает. Калой морщится. Ей бы выделить кабинет подальше, впрочем, угол тоже подойдёт.

— Храпач, — протягивает второй младший детектив, Егор Скворцов, проходя в кабинет начальника, — вот как можно одним глотком чая так эрекцию опустить?

— Если бы она не прихлёбывала, — Калой массирует виски, его голова снова начинает гудеть от опрокинутых прошедшим вечером восьми чистых виски.

Касательно сексуальности своей подчиненной он солидарен, более того, когда ему нужно было продлить интимную близость с мимолётными девушками, он представляет именно её – прихлёбывающую горячие жидкости и орудующую вилкой в домашнем контейнере.

Зоя имеет весьма миловидное лицо, всё остальное же в ней говорит о старости. Сухой, неумолимой, коснувшейся молодого тела столь скоропостижно. Одежда, манеры, оценивающий взгляд, дотошность. Она родилась бабкой. Она идеал асексуальности, как он прозвал её в отделении.

— Тут прихлёбывай, не прихлёбывай, у неё в трусах сухо как в пустыне, готов поспорить. — Егор вздрагивает, будто представив Зою в своей постели и теперь никак не мог избавиться от этого наваждения.

— Не думал, что ты помыслишь о трусах Храпач. — Калой растягивается в кресле, поглядывая на настенные часы.

ГЛАВА 2. НОЧНАЯ ХЫШНИЦА

Ничем не примечательная ночь 6 августа наполняется символизмом для Тагаева.

Первым его удивляет отсутствие шума, позволяющее слышать дыхание Зои, улавливать звук каждого движения; тишина вокруг, и это в довольно оживленном квартале, напротив круглосуточного супермаркета.

Вторым становится сама Храпач, и все сопутствующие элементы.

Зоя упирается прямой рукой о дверной проём, разница в их росте теперь не такая уж значительная, с её вызывающей уверенностью. Пальцем она водит по своим искусанным, припухшим губам. Простое действие гипнотизирует Калоя, заставляя безмолвно следить, как Зоя закусывает ноготь, лукаво улыбается, и медные глаза заливаются тигриным азартом.

— Не дёргайтесь, не обижу. — говорит незнакомка, или Зоя, измененная до основания костей, избавившаяся в один миг от привычного амплуа.

Калой звучно сглатывает, когда она касается ладонью его груди — пробирает до мурашек. По-прежнему не найдя в себе сил взять контроль над своим телом, он позволяет ночной хищнице вовлечь себя внутрь квартиры и наблюдать, как облизываясь, она закрывает дверь.

Теперь он в ловушке, самой что ни на есть приятной.

— Какой вы нерасторопный, — с проскочившей скукой в голосе, она берет его за ворот рубашки, точно котёнка за загривок, и тащит в спальню.

Он для её удобства наклоняется, сам погружаясь от этого ещё в большее замешательство. Ногами перешагивает быстро, правой-левой, не замечает угол кровати, весь погруженный в изучение Зои, запинается и падает на расправленную постель.

Удручённое положение начальника забавляет Зою слаще прежнего, в веселом звонком смехе больше нет сомнений. Её нежная, хрупкая ладонь с длинными тонкими пальцами скользит по шее к груди, обтянутой серым плащом.

Серебристый свет полной луны подсвечивает бархатную кожу. Именно поэтому небосвод не затянут тучами, а луна настолько близко, что можно разглядеть каждый кратер. Всё для того, чтобы сегодня, в день, когда она задумала, блестящее великолепие подчеркивало каждый изгиб.

Пуговицы избавляются от петель, одна за другой, обнажая белоснежный стан.

Бешеное сердцебиение Калоя откликается в теле напряжением, концентрируется вспыхнувшем возбуждением. Ему неловко наблюдать, как пижамные синие штаны вздымаются у паха, впервые за много лет, он чувствует себя зеленым сорванцом, для которого урвать глазами хоть на миг голую грудь, вершина блаженства.

— Зоя, прошу, не играй с огнём, — хрипит его голос, а глаза не могут оторваться от оголяющегося зрелища.

Плащ отброшен. Калой шумно сглатывает, брови его подрагивают в активном внутреннем диалоге. Храпач, ещё минута и тебе придётся удирать от меня через окно. Он пытается увести взгляд, но тот точно приклеен к округлой груди, маленьким розовым соскам, изящному, милому животику и сочным бёдрам. Тяжело выдыхает, будто пытаясь договориться с собой, а она, испытывая его, залазит сверху.

— Каким же милым вы можете быть, — пальцы с силой сжимают его щёки, выпячивая губы вперёд.

Ролевая игра, правила которой не понятны, становится для Калоя сущим наказанием. Он нехотя сбрасывает с себя девушку, и отодвигается на край кровати. В рыцаря играть ему не хочется, и с каждой минутой всё меньше и меньше. Спасай свою задницу, пока ещё возможно!

— Мне признаться скучно стало, решила вас навестить, — она откидывается на подушки, пряди черных волос соблазнительно рассыпаются, — вы не против?

— Даже не знаю, как тебе ответить, честно или соврать, — что вообще нашло на неё?

Стоит ему на миг отвернуться, здравый смысл понемногу пробуждается, но невероятное притяжение заставляет его кидать короткие взгляды, и сожалеть о том, что он всё ещё не ощущается трепета изящного тела под собой. Это Храпач. Это Храпач.

— Зоя, прошу, — его потряхивает от невоплощенного желания, — это плохая игра.

Смех Зои заполняет комнату, перед ним его слова кажутся ничтожными, постыдными.

— Хочу посмотреть на вас, — говорит она следом, а он не может даже пошевелить пальцем от того, как сильно пленён ей, — ну же, вставайте немедленно!

Контейнер. Прихлёбывает чай, потом закусывает гребаным супящимся печеньем. Хоть что-то должно сработать! До этого ведь срабатывало.

Калой повинуется. Зоя поднимается, обходит его по кругу и становится перед ним с вызовом. Пальцы её подцепляют края футболки, тянут вверх, и он, распознав сигнал, уже спешит помочь и откинуть футболку в сторону. Она пленит заклинаниями, неподвластной ему магией, только так он может объяснить себе это полное подчинение её воле, возрастающему желанию понравиться.

— Вы такой беззащитный, — ладони Зои по-хозяйски скользят по широким плечам Калоя, спускаются к подкаченной груди и останавливаются на кубиках пресса, проверяя их твёрдость, а он может думать только о её губах, как же ему хочется их поцеловать прямо сейчас. — От такого вида моё тело странно реагирует, — она ведёт ладонь ниже, обхватывает каменный член, вырывая первый звучный стон с уст своего начальника, и восторгаясь размерами; не желая высвобождать его из штанов, поднимается на носочки, тянется к уху и Калой машинально наклоняется. — Хочется вас съесть.

Калой понимает — надо что-то ответить, но мозг его уже отступает перед ощущениями, не позволяя более что-либо соображать внятно:

ГЛАВА 3. ДЕДУШКИНА НАЛИВКА

Внутреннее чутьё подсказывает Зое, готовится увольнение, ко всему прискорбию её. Дело Лизы Давыдовой — шанс показать себя, и она непременно ухватиться за него.

— Но…, — начинает она возмущаться, когда Калой Ильясович приносит кипу бумаг, сбрасывает на её стол и уходит.

А как же расследование? Я следователем устраивалась, а не личным секретарём.

Зоя поднимается, спешит за ним.

— Калой Ильясович, закончить за сегодня не успею, мне необходимо, — узкий коридор не даёт Зое шанса обогнать начальника и преградить ему дорогу, приходится ей плестись за ним, говоря в спину.

— Зоенька я в тебе не сомневаюсь. — выносит он своё сомнительное решение и хлопает перед её носом дверью, так и не удосужившись повернуться.

Пустой коридор, холод, ползущий по ногам, и неотвратимость принятия реальности — она тут не нужна. Каждое сомнение в её профессионализме натыкается на невозможность его показать. Она топает ножкой.

— Вы у меня ещё попляшите, — когда я закрою дело под личным руководством, без чьей-либо помощи.

Переадресованные на неё дела, занимают львиную долю рабочего времени. Я справлюсь. Вот уже минует шесть, и она с печалью мажет взглядом по стрелке часов, поджимает нижнюю губу и опускает голову к листам. Я боевая единица. Время клонится к восьми, она подмечает что «Сток» уже закрыт, а стало быть, и время обнаружение улики отодвигается, как и вероятность её заполучить. Вот же деспот! Чтоб ему не спалось сегодня.

К девяти часам вечера Зоя сладко потягивается, аккуратно складывает бумаги, равняя их по бокам, и понимает, что Гришин никак не будет задерживаться, на подпись придётся идти завтра, да и канцелярия уже не работает. Она кладёт в большую дутую сумку личные вещи и спускается.

— Георгий Павлович, хорошего вам дежурства

Георгий не отрывает от телефона, изрезанное морщинами лицо никак не реагирует на слова. Зоя подходит к стеклянной перегородке, и повторяет громче. С самого своего зачисления на службу она пообещала себе, что научит этого мужчину манерам, пока, однако, получалось скверно.

— Понял, иди уже, — после слов доносится недовольное ворчание.

Не сегодня. Ничего, я обязательно дождусь от него хотя бы натянутой вежливости. Фиалку научила командам, и до остальных доберусь.

Зоя выходит из отделения, перебегает парковку и идёт вдоль домов. Проходя мимо бара «Борода» она останавливается, высматривая через стеклянные окна своего начальника. Столики забиты людьми, но Калоя она не обнаруживает. Как бы она не пыталась оправдать его откровенное пренебрежение, только больше злилась.

Погруженная в детали дела она и сама не заметила, как так быстро оказалась у ветеринарной клиники. Год назад она принесла сюда полулысого котёнка, найденного у мусорного бака. Морда, лапки и хвост были покрыты серым мехом, туловище же было абсолютно голым. «Сфинкс» - вынес приговор врач, и спустя три месяца, фиалка раздалась в весе, а с худобой ушла и шерсть, оставляя по всему телу серые пушковые волоски.

Зоя перебегает через улицу, проходит мимо аллеи героев, представляющую собой две мощеные дорожки, пересекающиеся у камня с выцветшей табличкой. Раньше вдоль дорожек были высажены красивые туи, но заказ на облагораживания центральной улицы города не оставит им шанса. Выкорчевали и увезли на Ленина, оставив ямы. С парковыми скамьями поступили так же, только увезли их на набережную, предварительно перекрасив.

Сразу за аллеей Зоя поворачивает к своему дому, в телефоне набросав примерную причину опоздания. Расследовать ей не дадут, стало быть, поначалу придётся действовать скрытно, отсутствие к ней интереса Тагаева нивелируется безмолвным позволением, ведь прямо он ничего не запрещал.

— Тапки, — с порога вяло отзывается Зоя, усаживаясь на пуфик.

С комнаты раздаётся шебуршение, потом шум громкого падения. Помятая сном Фиалка бежит к хозяйке, в зубах волоча легкие тапочки. Тонкие лапки никак не смотрятся с огромным, разъевшимся животом, который по закону притяжения оттягивался к полу. Ни диеты, ни замена корма – не помогают бороться с образовавшимся «выменем» (как прозвала Зоя), впрочем, и оно, почувствовав неладное, застряло в одном весе.

— Моя ты отрада, — Зоя улыбается, просовывает ноги в тапочки и берёт кошку на руки.

Вместе с Фиалкой она проходит на кухню, ставит чайник и замечает бутылку дедушкиной наливки, полученную почтой день назад, с запиской:

«Внученька, привет!

Мы по тебе соскучились.

Деду надоело гнать самогон, решил эксперимент заделать.

Вот попробуй, говорит, приятная на вкус и бодрящая.

Сама-то я эту бурду ни за какие деньги пить не буду.

Твоя любимая Бабулечка. И дед ».

Сейчас самое время попробовать. Если взбодрит хорошо, нет, так поможет заснуть.

Зоя наливает себе пол стакана наливки. От шлейфа самогона она морщится, но попробовав на вкус, удивленно вскидывает брови. Сладкая. Внушительным глотком она допивает содержимое, меняет Фиалке миску с водой и решает прилечь.

Ни бодрости, ни сна.

Она долго смотрит в потолок, прежде чем проснуться полностью голой на своей постели. Ещё раз, проверив на себя отсутствие одежды, она вздрагивает и приподнимется на локтях. Немного поразмыслив в волнительной суматохе оправдания, она решает, что дедушкина наливка нечто противоположное бодрости, пара глотков вырубила её в один момент. С одеждой она нашлась сразу после. Жарко ночью было, вот и разделать. Что же тело то так ломит, будто били меня всю ночь.

ГЛАВА 4. ОШИБКА, ЭТО НЕ МОЖЕШЬ БЫТЬ ТЫ

Солнечные лучи слепят глаза сквозь закрытые веки, Калой потягивается и сразу же тянется за источником адского звука. Для будильника ещё рано, для звонков подавно, но телефон разрывается непрекращающимися звонками.

— Калой, ты срочно нужен в морге, — волнительный голос Гришина сразу же трезвит затуманенную сном голову.

Гришин мало когда волновался. Калой мог припомнить только два памятных случая: после громкого расследования Храпина, Серёга тогда получил полковника, а Калой ушёл в отдел по нераскрытым преступлениям в звании подполковника; второй связан с пьяной по тому же случаю, их разыскивали неделю, и супруга готовила Гришину хорошую взбучку.

— Серега, половина седьмого, — Калой трёт глаза, пытаясь собраться с мыслями.

— Храпин объявился.

Слышится треск вместе с глубокой затяжкой, вот и не получилось у Гришина в десятый раз бросить курить. Калой оглядывается, гладит с тоской пустующее место рядом с собой. Прохладно. Ушла давно.

— Он умер, Серега, ты это хорошо помнишь. Сам тело осматривал.

— Последователь тогда, мало шизиков среди сектантов? — дёргающиеся связки Гришина говорят о подступающей паники.

Дело серьёзное.Лучше бы он охранное агентство открыл, как советовал ему Митин перед отставкой.

— Понял, собираюсь.

Страстные мысли о Зое отдаются в теле приятной истомой, пожалуй, только это удерживает его от вполне логического вопроса: «Какого чёрта?». Свежие трупы давно уже не являются его прерогативой, но старый друг Гришин перевешивает чашу весов «не под моей юрисдикцией» на свою сторону.

Архаичное здание морга встречает Калоя уже раскрытыми железными дверьми, Вера Степановна (ещё на своём посту) приветствует его, и тут же Гришин из-за угла вылетает.

— Нет времени на эту чушь, — он тащит его по холодному коридору в прозекторскую комнату. — Смотри.

Гришин выкатывает глаза, тычет на плечо убитой жертвы, и Калой сразу замечает сходство.

Верно запаниковал, почерк Храпина.

Следы удушья на шее багровой линией, высеченное на плече число «1» и сквозное отверстие рядом, в которое продета колючая шерстяная нитка.

— Красная веревка, сука, даже это сходится, — Гришин за волосы хватается, — ты ещё помнишь как нас полгода дрюкали за простой в расследовании, если бы ты тогда Храпина проверять не стал. Всё! Москвичи руки бы свои в наши жопы засунули и игрались бы как марионетками.

— Фантазия Серега всегда впереди тебя идёт. Успокоительное выпил?

— А херли толку?

Гришин из стороны в сторону ходит, засовывает руки в карманы, взгляд его бесцельно перед ним устремляется.

— Прикол хочешь? — Гришин нервно смеётся, от этого его колени заламываются.

— Давай.

Без интереса к разговору, Калой изучает жертву. Шатенка, миловидные черты лица, маленькие уши, длинная шея со следами удушья. Тело хрупкое, на вид лет двадцать, может ближе к двадцати пяти. Калой заглядывает в карточку. Двадцать четыре. Локти разбиты, а пальцы целы. Белоснежная кожа покрылась траурным сизым воском.

— Нашли у аптеки, рядом с супермаркетом напротив твоего дома.

Лунная ночь отдаётся в памяти Калоя жадными поцелуями, блестками по потной изогнутой спине Зои и упоительными криками.

— Следующая блондинка будет, того же телосложения и возраста, — Калой отбрасывает карточку, а Гришин к нему подскакивает:

— Я тебя прошу взяться за это дело, у тебя чутьё на таких.

Дежавю оглушает Калоя цикличностью последовательности. В прошлый раз первой жертвой тоже была шатенка. Ключ. Замок. Висок простреливает болью о безумной теории, которую он хотел бы забыть навсегда.

— Серег, я на эту херню подписываться не буду.

Шаг назад, Калой вспоминает первое задержание Храпина. Холодное лицо с наигранным возмущением, в зрачках его светились два огонька, точно два лазера.

Калой выходит из прозекторской, а воспоминания за ним следуют упрямством Гришина.

— Я всё помню, мне жаль, что так получилось, но… — встревоженность в голосе Гришина скачет до оглушающего писка, он вытирает пот со лба и предпринимает ещё одну попытку. — По-дружески тебя прошу, одни болваны остались.

Не жаль. Даже во мне это перестало откликаться, лишь изредка просачивается в кошмары. Разменял одну жизнь на поимку того, кто, итак, был уже в ловушке.

— Нет.

— Вот как значит. До низости меня довести хочешь? — Гришин обгоняет Калоя, встаёт у турникета, берясь за поручни. — Не выпускай его Верочка! Блокируй выходы!

— Серег, ты точно выпил успокоительное?

— Сейчас санитаров вызову, — отзывается Вера Степановна.

— Не нужно, — в один голос Гришин и Тагаев.

Всё. Поздно. У Гришина истерика красными пятнами на щеках отпечатывается, а с ручьями пота на лице выходят последние капли самоконтроля. Ни одна любящая женщина, ни одна самая крепкая бутылка алкоголя не утешит после полугода пыток, которые мы с ним прошли бок о бок. Профдеформация сказывалась на полковнике лучше красочных дефиниций.

ГЛАВА 5. ПЕРВЫЕ ПОДОЗРЕНИЯ

Восемь часов. Стрелки часов продолжают свой нескончаемый марш. Калой опускает жалюзи, довольствуясь привычным сумраком, облизывает пересохшие губы, чувствуя на кончике железный привкус неподдельной заинтересованности.

Владеет Калоем не интерес, а самая настоящая мания. Кто она? Почему пришла к нему? Отчего оставила утром одного? И с десяток других вопросов повисают в искрящемся от нетерпения воздухе. Чёрт с ними, только бы найти её.

Его водят вокруг пальца или же он сам не хочет признать очевидный факт? Зоя настолько сильно похожа на ночную незнакомку, что голая непредсказуемость в этом случае отрицает саму суть их сходства. Однако…

Когда она боролась за дело Давыдовых, впервые проявив инициативу вопреки моим указаниям. Не эта ли была та девушка, заявившаяся ко мне ночью? Только вот лицо Зои на следующий день говорило не о полном отрицании, скорее о незнании на корню.

Калой пытается соотнести Зою с обладанием ей врождённого актерского мастерства и это никак у него не выходит. У неё на лице всё написано, она не смогла бы скрыть даже код от сейфа, если бы такой у неё имелся, он бы непременно был написан у неё на лбу крупным шрифтом. Ещё возможный подражатель Храпина. Совпадение никак не покидало его голову. Убийство совершенное ранним утром, предположительно в это время незнакомка покидала его квартиру.

Отчёт о вскрытии, присланный ему Гришиным с запиской «Вся надежда на тебя. Не подведи» начинает нервировать. Он комкает лист бумаги, ещё раз пробегается глазами по графе время смерти. Ему всё сложнее становится отделить крупицы личного от рабочего процесса.

Видеозаписи ничего не выявляют. Место убийства — слепая зона вызванная жаждой коммерческой наживы, заставляющая бизнесменов оберегать своё имущество в стенах помещения. Нескончаемая несостоятельность единственных зацепок. Ни следов, ни записи, даже ДНК материал под кончиками ногтей жертвы не выявил совпадений.

И всё же их внешнее сходство настолько поразительно.

— Калой Ильясович, я тут подумал.

Голос Скворцова повисает в воздухе, делая уединение Калоя в опустевшем отделе уже не таким расслабляющим. Калой поднимает на Егора глаза, а тот, воспринявши пассивный всплеск агрессии за вовлеченность, проходит и садиться в кресло, выпрямляя ноги.

— Вы и Храпач, я тут урвал обрывки вашего разговора, не подслушивал, не поймите превратно.

— К делу Скворцов, и следи за словами, не Храпач, а уважаемая Зоя Анатольевна.

Скворцов содрагивается всем телом, метал в голосе начальника не оставлял ему шанса на двойные догадки, всё ему становится ясно.

— Началось, — Скворцов судорожно сглатывает вязкую слюну, веки его ползут вверх, оголяя сверкающие белки глаз. — Не почудилось. Она же вам голову морочит, решила первым делом главное лицо обезвредить.

— Я один раз стерплю неуважение в адрес Зои Анатольевны, для того что бы спросить. — Калой и сам не понимает, отчего встаёт на защиту чудачки, но оголившийся нерв порядком начинает кипятить кровь. — Что за чушь ты несёшь?

— Мне он сам сообщил о неформальном расследовании, — Скворцов пальцем вверх показывает и в потолок уставляется.

— Рано Гришина в святые возводить.

Калой морщиться, неформальное расследование подразумевало как минимум скрытность, а Гришин принялся народ вовлекать. У Скворцова хорошие задатки, только, по мнению Тагаева ещё зеленые и слишком впечатлительные.

— Храпин, он же Анатолий, Анатолий Храпин, — с запинками, Егор еле сдерживает осенивший его поток информации. — и Зоя Анатольевна. Сами посудите, Храпин всех вокруг пальца обводил, я его дело изучал, и она принялась вас окучивать.

Кто кого Скворцов. Видел бы ты озадаченное лицо Зои. Она за свои портки трясётся точно за букет аленький.

— Этот бред начинает надоедать.

— Посмотрите же сами, прозрейте! Я за вас переживаю!

Скворцов встаёт во весь рост, пружиня на ногах и хлопая ладонями по карманам. Из заднего кармана он достаёт две фотографии, кладёт учтиво перед Тагаевым и присаживается обратно, подрагивая ногой.

— И глаза, глаза её так блестели во время вашего разговора, я этот блеск всегда узнаю. Зверский, серийный он. Она вас в обиход взяла, будьте уверены!

Калой глубоко вздыхает, тяжело выдыхает, подавляя в себе желание, увесить Скворцову подзатыльник. Он с минуты не сводит с Егора взгляда, уже представляя, как алые щёки напылённые пустой находкой зайдутся пунцом разочарования, стоит Тагаеву спустить поводок самообладания.

Усладившись мыслью об отложенном насилии в адрес младшего следователя, Калой всё же опускает глаза на фотографии, и Скворцов снова подскакивает, указывая пальцем на сходства. На одном снимке Зоя в форме, на другой Храпин.

— Посмотрите, это же одно лицо.

Ни черта. Стоит подумать об увольнении Скворцова. С такой прытью только перед детьми в костюмах супергероев выделываться.

Нежные черты лица Зои никак не сочетаются с крупными Храпина. В метавселенной, где они могли быть родственниками, Зоя бы выиграла генетическую лотерею.

— И где?

ГЛАВА 6. СТРАННЫЙ РАЗГОВОР И МАЛЕНЬКАЯ ПОБЕДА

Утром, пробудившись ото сна, но, ещё не раскрыв глаза, Калой понимает – она уже ушла. Он хаотично хлопает по постели, остатки тепла вызывают на его лице улыбку. Нащупывает телефон, поворачивается и заходит в галерею. Только бы взглянуть на неё ещё разок, полюбоваться чертами лица, пробудить в воспоминаниях её голос, вообразить касания.

В следующий раз наручниками её к себе пристегнёт, чтобы их близость не растворилась с приходом зари.

Листает фотографии. Нет. Только скриншоты, фотоснимки дел и мест преступлений. Ни её лица, ни даже смазанной попытки его запечатлеть.

Удалила! Вот негодница! Перед своим уходом всё удалила.

Калой подскакивает, бежит в душ, в его памяти отчетливо отображается родинка над правой бровью. Маленькая, идеально круглая.

Храпач или же нет? Совсем обезумел с этой ухищренной женской игрой.

Догадки стираются воспоминаниями. Прямо сейчас, под бодрящими каплями холодного душа ему до одури хочется вновь погрузиться в блаженное забвение. Он медленно переваривает всю накопившуюся информацию, сравнивает образы двух девушек, и никак не хочет верить, что матёрого следака водит за нос девушка, только что окончившая вуз.

Раздвоение личности? Это многое бы объяснило. Стоит наведаться к ней прямо сейчас, застать врасплох выходного дня.

Калой поторапливается, не желая упускать манёвра неожиданности.

По дороге он останавливается напротив супермаркета. Впрочем, Зою и подражателя Храпина объединял один любопытный момент — они избежали камер. После аптеки следовал тупик, трёхметровая кирпичная стена, отделяющая живой квартал от крутого обрыва к низовью реки. Конструкция многоквартирных домов, скопированная по европейским мотивам, на свой манер, не оставляла им шанса проникнуть во внутренние дворы, двери к ним ведут через подъезды и у каждого жильца имеется ключ. Отпадает, для профилактики отправлю Егора повторно опрашивать жильцов.

На пересечении третьей и седьмой искоса друг от друга магазин сладостей «Весёлый Уолли» и стриптиз бар «Веселый муж», заядлые приятели, разъединяющие сферу деятельности временем суток. Камер понатыкано в этих местах хоть отбавляй. Однако, ни Зоя, ни подражатель на них не засветились. Калою уже чудно их соотносить за одно, это наталкивает его на больные фантазии Егора и их несостоятельность. Подумать только, Храпач в убийцы заделалась. Никогда в такое херню не поверю. Чутьё Калоя по этому поводу оставалось спокойным, а он ему доверял в первую очередь.

Значит, пошли в обход.

Единственный путь перебежать улицу в тени жилого дома, обойти стриптиз бар узкой подворотней, скрывающей мусорные баки и окурки сигарет. И выйти на третью. По правую сторону круглосуточный ларёк цветов, опасно, напротив антикварная лавка с камерой на седьмую, и «Сток». Между ними тёмный, почти скрытый из виду выход в сквер. Если предположить, что траектория их идентична, значит, они могли разминуться с разницей в час, может меньше. Зоя могла его видеть, будь незнакомка и правда ей. Вот чёрт! В башке полный бардак.

Калой запоминал каждую камеру в направлении дома Зои. На ветеринарной клинике, в офисе напротив её дома, у ларька фейверков по улице Свободы, и у музея пыток. Нужно собрать их тоже.

Делать нечего, не сознается Зоя, придётся ждать. Как и второго убийства. Гришин потрудился, третий патруль по пути на глаза Калою попадается. Будет ли толк? Самая нелюбимая часть его работы — выжидать от преступника брошенной кости и собирать крохи. Не выдерживая томительного нарастания, Тагаев поднимается на третий этаж.

У самой квартиры Храпач, когда до его ушей доносятся торопливые шаги, Калой чувствует, как от любовного волнения трясутся поджилки. Впервые такое, мозг отрицает, а тело само откликается.

Зоя, пораженная приходом нежданного гостя, поправляет узел махрового халата. Аромат цитрусового геля для душа приятно заполняет легкие, ненадолго пьяня Калоя. Родинка на месте.Отчего же взгляд опять такой пришибленный.

— И теперь ничего не помнишь? — Калой придерживает дверь ладонью, и прижимается к холодному металлу лбом, наблюдая за Зоей с особым пристрастием.

— О чём вы? — лицо Зои вытягивается, толстое пушистое полотенце скатывается по черным волосам, падая под ноги.

Поразительно. Я дебил или же она меня таковым выставляет. Пора за эту игру по-серьёзному браться, а то так и буду ночами довольствоваться.

Калой пользуется заминкой, отодвигает девушку в сторону, проходит внутрь и, дабы заполнить глумящуюся тишину, включает чайник на кухне. Странности для Зои начинают расти в геометрической прогрессии, она подбирает полотенце, и семенит за Тагаевым. Совсем рехнулся, оно и понятно, бутылка до добра ещё никого не доводила. Белка эта или запугивание перед увольнением?

По дороге к дому, Тагаев совершено не представлял себе обыденную жизнь Зои, теперь дивился тому, как сильно различается его малейшее промелькнувшее представление. Чисто и уютно, на стенах причудливые картины непонятого современного искусства, голые части тел скованные в цепях. Светлая современная мебель, горшки с цветками, он черное пятно во всей этой обстановке.

— Где у тебя чашки?

Зоя указывает пальчиком. Калой достаёт две чашки, ставит перед закипающим чайником и оглядывается. Предлога так и не нашлось, поэтому наглость помогает ему как никогда. Он замечает магниты на холодильнике. Пермь. Казань. Москва. Петрозаводск. Чебоксары. Их так много, что в глазах пестрит.