Сегодняшняя перестрелка не была включена в наше расписание — только встречи, переговоры и разгрузка в конце дня. Встречи прошли, переговоры затянулись, а разгрузке и вовсе не бывать. Придётся полуголым девицам в одиночестве плескаться в сауне. Без денег не оставим, но своим присутствием не скрасим их вечер. Не окрашивать же мне голубую воду в лиловый цвет с помощью красителя природного происхождения, вытекающего из дыры в теле.
К тому, что я лишь с огнестрельным ранением живота и могу собой хотя бы кое-как управлять, причастны мои ребята, сработавшие практически кристально чисто, если не брать во внимание несколько казнённых, чьими телами немного загрязнили почву.
Как всегда, рассчитывал отделаться несколькими штрихами, лёгким испугом и зализыванием ран умелым Ликиным ротиком. Однако нашенский скоросшиватель неожиданно поднял руки от своего бессилия. «Надо ехать в больницу» — повторял Ильгир Ранусович безостановочно. Риски велики, чтобы проводить хирургические манипуляции в домашних условиях. По его словам, на сегодня я имею слепое ранение, перелом IX-X рёбер справа, а более подробный диагноз мне может поставить врач, который возьмётся принять меня и провести операцию втихомолочку. Поскольку мне рекомендуется временно залечь на дно, а не всплывать и светить своим кривым фейсом, лёжа на койке государственной больницы.
Держа в руках телефон, не имеет смысла перебирать номера в контактах, выискивая среди них подходящий. У меня не слишком много доверенных врачей: всего два. Первый отказался предпринимать попытку что-то наваять, а второй давно числится в списке вышедших из строя. Однако как раз последний наваять точно сумеет, либо моментально сообразить "кого, чего". Лишь бы трубку от меня взял наш бывший соратник. Пойму, если не ответит. Мы плаваем в разных мирах. Я в тёмных глубинах — он же повернут макушкой к солнцу, чтоб пригревало и не ослепляло.
Гудки в телефоне продолжают язвительно нашёптывать на ушко о критической ситуации. В госучреждения мне не хрен соваться: приеду с одним огнестрельным, уеду с двумя, ну или прямиком на небеса. Оттуда живым выйти будет сложнее, нежели мёртвым. Потому Ринат — единственный мой шанс выжить.
На третьем дозвоне надежда услышать на другой стороне знакомый голос наматывала верёвку для повешения. Здесь ни вера, ни надежда, ни чёртова любовь не поможет. Нужен человек, давший клятву Гиппократа в любой ситуации, любой ценой спасти самое дорогое — жизнь, и даже мою.
– Слушаю, – раздаётся в телефоне перед тем, как я уже собирался сбросить.
– Это Камал, – ничего больше не произношу. Нет уверенности в развитии разговора. Лучше поберегу силы, которые на исходе.
– Кам? – Вряд ли он ждал моего звонка и другой весточки от меня всё это время. От такого тяжеленного багажа избавился счастливчик, что я б на его месте тут же телефон повесил и сразу в блок поставил.
– Подожди секунду, войду в кабинет и дам сигнал, – не забывает использовать старый скрипт общения меж нами. Понимает: я звоню не просто так.
Как только шум в динамике затихает, в разговор незамедлительно возвращается собеседник.
– Один. Что произошло? – Всем: краткостью, тоном — показывает готовность выслушать. Это безусловно радует, значит есть вероятность оказания им мне помощи. Или зачем тогда ему вникать в мои проблемы?
– Огнестрел в живот, – говорю по существу.
– Когда? – Ринат переходит в рабочий режим.
– Двадцать минут назад.
– И наверняка задеты органы брюшной полости, в других случаях ты бы мне не звонил? Верно, Кам? – Всё он прекрасно знает. Скорее убеждается в своей правоте и способности быстро считывать меня.
– Переломы и поражение органов, вроде больше ничего, – не уверенно констатирую факт отсутствия других производных.
– Господи, Кам! – Не перестаёт удивляться моим победам в жизни. Что поделать? Нечем мне хвастаться, кроме слабости к изучению анатомии тела.
– Так ты поможешь мне? – Поторапливаю приятеля. По моим личным ощущениям времени оставаться в здравом сознании у меня мало.
– Мелкое заштопать — давай, но здесь нужен специалист в своей области, а не врач-лечебник.
– Так найди мне его, – говорю очевидные вещи.
– Врача-портного без ушей и с коротким языком? Думаешь они на дороге валяются? Бери — не хочу? У меня на огромную больницу только один такой человек, и то он вряд ли согласится. Она слишком честная и правильная — неиспорченная как мы.
– Убеди её! – Мне его что ли учить. Или спустя года позабыл как это делается.
– Нож к горлу приставить? Здесь больница, Кам, – тушит мои фантазии о способах решения «не такой уж и проблемы».
– Многоуважаемый Ринат Закирович, я скоро отключусь от боли или потери крови. Поэтому повторюсь, ты мне поможешь или нет? – Не вру. Зарядка моего тела подходит к красной линии. На одном проценте много не поговоришь, успеть бы попрощаться.
– Ненавижу тебя, Кам, – очередное его признание. Ничего не меняется. Всё также любит меня по-братски. Приятно чёрт возьми. – Скидываю адрес. Постарайся доехать, – даёт наставление.
Я пытался всю дорогу держаться. Вставлял невидимые спички в глаза, чтобы они не закрывались. Корчил мину от боли, чтобы не глушить всех в машине своими звериными воплями. Быть в отключке, в бессознательном состоянии, и видеть сладкие сны в моём списке желаний нет.
На тумбочке звенит будильник. Каждый раз задаю себе вопрос: кто создал такое мерзкое пищащее устройство, что в миг вырывает тебя из сновидений, которые, примерно, длятся пять минут. В нашей частично заселённой новостройке прохладно, не знаю с чем это связанно, вроде бы и трубы горячие, но, когда сильные морозы, например, как сейчас, ощущение, что спишь на балконе под открытом небом. И так не хочется нос высовывать из-под одеяла. Но я должна себя пересилить. Надо столько дел по дому сделать перед тем, как заступить на смену. Больные ждать не могут. Конечно, всех не спасёшь, но я бьюсь до конца за жизнь — за каждого пациента.
Считаю до трёх и, выпутавшись из синтепонового кокона, резко поднимаюсь с кровати. Тело моментально покрывается мурашками, несмотря на то что я в пижаме на два размера больше, чем я сама. Как холодно. Ночное бра отключилось автоматически, тёмную комнату освещает тусклый свет, пробивающийся сквозь плотные занавески. Я хоть и большая девочка и муж под боком, но страх темноты за годы не смогла побороть. Пробегаю по ледяному ламинату к окну. Какая чудная у нас квартира — закаляться можно. Отодвигаю плотную ткань, чтоб свет от фонарных столбов осветил комнату.
«Зима», – с придыханием произношу.
Вся улица засыпана снегом. Она наконец-то пришла к нам в город, и не столь важно, что новый год уже прошёл и скоро начнут распускаться деревья. Всё равно, наблюдая за падающими снежинками, ты ощущаешь волшебство. Улыбаешься во весь рот. Хочется снова нарезать гору традиционных салатов, запечь утку и поставить на стол корзину с фруктами, ожидая бой курантов.
Накидываю на себя тёплый халат, махровые тапочки и собираюсь на кухню. Осматриваю напоследок спящего мужа — мирно посапывает. Слава богу, после операции на аппендицит быстро поправляется, и мы избежали перитонит. Пусть спит, набирается сил.
Прохожу на кухню, там тоже темно. Вот спрашивается, зачем выключать свет? Небольшая экономия. Лучше часок другой поработаю, нежели бегать перебежками по дому. Ищу на стене переключатель. Когда слышу характерный щелчок и становится ярче, я прохожу внутрь. От испуга столбенею на проходе.
– Наталья Васильевна? – Хватаюсь за сердце.
Она сидит перемешивает ложкой свой чай. Отпивает со звуком. Время всего пять часов утра, а она уже встречает с недовольным лицом. Могла Надя и без света обойтись, чтобы не лицезреть эту картину.
– А почему без света то сидите?
Мама мужа, то бишь моя свекровь по совместительству, на нашей свадьбе запретила мне называть её мамой. У неё есть сын, и этого ей вполне предостаточно, а у меня и своя мать имеется, она напомнила мне. Было обидно до слёз, но я свыклась с этим и всячески старалась избегать с ней встречи. Получалось до тех пор, пока она не приехала к нам погостить на неделю и не осталась на неопределённый срок, торча у нас дома уже два месяца. Нет, я не против, конечно же, присутствия матери мужа, но её постоянные комментарии: Слава это не ест; ты жаришь ему картошку на разном масле? Настоящая хозяйка соблюдает товарное соседство в холодильнике; у настоящей хозяйки углы за диваном не в пыли. Соль — это смерть, сахар сладкая смерть — и всё в таком духе. Так и хочется спросить, а ты прям идеальная?
– Надежда, ты должна учиться экономить. Слава не может оплачивать все твои прихоти. Зачем надо было покупать квартиру в таком дорогом районе? К тому же, такую огромную. Вам на двоих хватило бы и однокомнатной.
Мои прихоти? Вот как оказывается.
– Вообще-то в нашей семье все решения принимаются по обоюдному согласию. И я не трачу деньги вашего сына, я тоже зарабатываю.
Включаю пароварку, закидываю в первый отдел овощи, на низ тефтели из индейки, наливаю воду. Закрываю крышку, чтобы всё это хорошо потушилось.
– И что ты там зарабатываешь? Разве медсёстры много получают? Вот понимаю, ведущий программист с высшем образованием, а ты так чаевые получаешь. Так ещё и с заразными работаешь. Не боишься гадость домой принести? Славочку заразить. И не забывай первый задаток на твои хотелки дала я вам.
– Вы как-то не даёте забыть. И немного вас поправлю, я врач и спасаю людей.
– Деньги надо брать за все твои спасения, а не за спасибо им прислуживать. Хотят жить, пусть платят. И вообще, пора вам о детях думать. Женщина должна быть дома.
Чтобы ты меня съела за то, что я с ребёнком сижу на шее у твоего сыночка? Ух, будет не просто это выдержать. Да и я-то думаю и очень хочу малыша, однако Слава всегда отвечает на всё словами «успеется, давай поживём для себя. Жизнь она одна. Мы ещё молодые. У нас ипотека, пока маленького не потянем».
– Надь, у тебя проблемы что ли по-женски? – Продолжается атака с утра. Это она умеет. – Ты бы сходила проверилась! Слава из плодовитой семьи. О проблеме с потомством и речи идти не может. А вот дочь алкоголиков, там явно с генами что-то не ладное. Ты же врач, сама понимаешь.
Не знаю почему, но я глотаю все её нападения в мой адрес. Может это профессиональное качество срабатывает. Ведь я как ангел смерти. Операции не всегда успешно проходят, потому приходится сообщать не утешительные прогнозы или новости, и не все адекватно реагируют на случившееся. При этом я вынуждена держать лицо. Да и, если честно, не хочется огорчать её, что проблемы как раз таки у её сына, а не у меня. Раньше я тоже думала аналогично и на себя навешивала народные ярлыки. Муж отказывался сдать анализы, и я сделала всё сама. Собрала его биоматериалы и сдала в лабораторию. Сперматозоиды погибают раньше, чем успевают добежать до цели. Не хочу говорить об этом мужу. Все разговоры на эту тему у нас заканчиваются скандалами. Пришла к решению тайно ему давать лекарства.
На остановке уже образовалась не малая очередь. Снег никто не спешит расчищать. На дорогах катастрофа, автобусы и маршрутки кое-как по ним передвигаются. Можно их и не дождаться. Топчусь на одном месте, согреваюсь. Не люблю опаздывать на работу. На часах стрелки перемещаются молниеносно. К тому же у нас между врачами соревнование – кто попадёт в новый филиал. И потому засчитывается всё: во сколько пришёл на работу, какова загруженность рабочего дня, количество проведённых операций, в том числе оперативных.
Для меня карьерный рост, повышение зарплаты, и многие другие прилагаемые к этому приятные бонусы – это то, в чём я сейчас сильно нуждаюсь. Наконец, смогу разом отдать все деньги любимой свекрухе, чтоб больше не тыкала мне своим капиталовложением, и не появлялась у нас, когда ей вздумается. Её сын вырос и у него своя семья – когда-то она должна понять. Да и нам с мужем пора подумать о малыше. А стабильная работа с высоким стабильным доходом будет достаточно хорошим аргументом. По крайне мере, я на это надеюсь.
Наматываю шарф получше и иду пешком по заснеженной дороге. Температура заметно растёт и всё потихоньку превращается в слякоть. Под ногами снег начинает не приятно чавкать, а уги промокать. Чудно. Ну ничего, доберусь. Раньше и без машин как-то обходились.
Выбираюсь на обочину, здесь хоть немного раскатано, и иду вдоль дороги. Как обычно, погода в нашем регионе не предсказуема. Как в той сказке про двенадцать месяцев: зима, весна, лето может пройти за пол дня. Начинает лупить снег с дождём по лицу. Мимо меня проносится маршрутка. На повороте её заносит, и она переворачивается в заснеженный кювет! Ни минуты не мешкая, бегу на помощь, одновременно набирая неотложную помощь. Вызываю к месту минимум машин восемь. Не остаются в стороне проезжающие автомобили и прохожие. Люди начинают выбивать стёкла и вытаскивать пострадавших наружу.
В своей сумке, как талисманы, ношу маленький фонарик и фонендоскоп.
– Оттаскиваем пострадавших сюда, в сторону, – командую. – Я врач. Врач! – пытаюсь голосом раздвинуть скопившуюся толпу.
Осматриваю с ходу пострадавших: ушибы, шоковое состояние, у некоторых имеется подозрение на сотрясение мозга. Самый тяжёлый пациент – маленький ребёнок, которого при перевороте мать не удержала, и он, как предполагается, ударившись головой, отключился.
Грузимся в скорую с малышом. Параллельно действиям успеваю успокаивать мать.
– Слышите меня, с вашим ребёнком всё будет хорошо! Он придёт в себя, я вам обещаю. – и закрываю за нами дверь.
Благо, я знаю водителя скорой помощи.
– Семён Иванович, как хорошо, что сегодня ваша смена. Едем в нашу.
И после моих слов поворотом ключа тут же заводится машина.
– Наденька, вы, как всегда, в нужном месте. Богом послана, – приговаривает Семён Иванович.
– Работа у меня такая – быть везде.
Он включает сирену и мигалку, и мы мчим на всех порах. Выезжаем на встречную полосу, не теряя времени, и как можно быстрее добираемся до больницы.
На входе нас уже ожидает целая команда специалистов. Бережно передаю им пациента и бегу в своё крыло. Переодеваюсь в нежно голубой костюм, прячу волосы под шапочку и приступаю к официальной работе.
По времени я должна делать уже обход. И где же моя говорливая помощница?
– Надежда! – Раздаётся сзади голос. Только вспоминала о ней, и она тут как тут с глазами по пять копеек и кипой историй болезней.
– Здравствуй Вика! Что за испуганный вид?
– Сегодня столько больных уже поступило, – вытирая вспотевший лоб рукой, говорит на бегу, чтобы поспевать за мной. – Не поверите, топ этого сезона гипс на ноге. Не руки, а ноги ломать в моде.
*Смеюсь*
– Интерн Виктория, вы просто мастер шуток, – натягиваю перчатки на всю рабочую зону рук. С их хлопком дан старт. – Ну что, пошли на обход.
– А вы не забыли мне подписать практику?
– Ты для начала отпрактикуйся. У тебя ещё двадцать дней практики впереди, а ты уже с документами бегаешь в мой кабинет. Могу ж и пару влепить! Неуд кровью пациента напишу – тебе это надо?
– Нет, конечно. Вы же знаете, готова работать хоть сутками без выходных. Если заберут стипендию, то мне каюк. Родители сказали, что наличие в дипломе одной тройки – всё, врач из меня никудышный. За обучение платить не будут.
– Всё будет хорошо. Я слежу за тобой, не волнуйся, – обнимаю ее. – Приступим к работе, пациенты заждались.
В коридоре встречаемся с моей соперницей по конкурсному отбору в филиал. Нет желания разговаривать с такими как она. Мы с ней главные претенденты в отборочном состязании. Я по уму, она по другим навыкам пробует пройти.
– Леонова! – Окрикивает меня Климова. Почему время девять, а ты ещё не на обходе? – она прицокивает. – Видимо, ты уже смерилась со своим проигрышем. Место будет моим.
Обворачиваюсь.
– Потому что с утра оказывала помощь в ДТП, в отличии от тех, кто купил дипломы и по большей части пьёт чай и протирает штаны в ординаторской. Наверно, легко работать, когда всё достаётся по знакомству.
Её лицо кривится.
– Место будет моим.
Как и было обещано Ринатом, всё под контролем. Палата, где меня немного залатают, располагается в дальнем углу коридора на последнем этаже. Вокруг тишина будто не в больнице нахожусь, а заскочил прямиком в морг, куда мне вечно по пути. Хотя не исключено, что так оно и есть, и моё сознание просто выдаёт ложные картинки, чтобы окончательно не слетела кукуха. По крайней мере, этому с лёгкостью можно поверить, пока лежишь в одиночестве, глядя на безжизненно скучный потолок, в ожидании портнихи.
Моим высокопочтенным «медбратом» было строго велено ждать. Врач, которому он доверил провести операцию, должен с минуты на минуту прийти и сделать по-быстрому своё дело без лишних на то слов. Нить, игла и рабочие руки — всё, что потребуется от него. В остальном не особо сильно нуждаюсь, то есть лучше бы ему в своём положении не мудрить.
Лежу на койке и держу руки под головой вместо предложенной мягкой пуховой подушки. Отмечу, что сервис этого учреждения, по праву, можно считать — на высшем уровне. И десяти минут не прошло, как за дверью послышались торопливые шаги. Медицинский солдатик спешит на помощь.
Двери распахиваются, и в палату влетает дамочка в белом халате. Скажу одно, Ринат уж сильно заморочился, даже врачиха по вкусу подобрана. Не то, чтобы прям вставило, но отвращения не вызывает. Совсем не прочь, задрав халат, нагнуть её на операционном столе. Сейчас подобная разрядка не помешает. По мне это достаточно эффективное болеутоляющее, ну или средство переключения внимания. Однако я им не воспользуюсь. Явно Ринат не примет мою метку на теле его работника, как мою благодарность за оказанную им помощь. Поэтому воздержаться не помешает. Пусть сделает то, что от неё требуется, и молча разойдёмся.
– Здравствуйте, – на автопилоте говорит, приступая сразу к своей работе, – я вас осмотрю, и мы приступим к оперативному вмешательству. Буду задавать вопросы, вы быстро и коротко отвечаете. Если в чем-то буду не права, исправляем, все ясно?
Дожидаться моего одобрительного кивка, я так гляжу, никто и не собирался. Надежда Николаевна, как написано на бейджике, не теряя ни секунды моего личного времени, начала опрашивать, параллельно осматривая меня.
– Со слов Рината Закировича, ранение получили за сорок минут до поступления. Сознание не теряли, заторможенность отсутствует. Говорите с трудом.
– Говорю вполне человеческим языком. Так понятно? – Выполняю просьбу врача отвечать на все её бестолковые вопросы.
Она поднимает на меня свой взгляд и метает глазами то на ранение, то на меня. И проделывает так несколько раз до того, как осмеливается что-то сказать.
– Более чем, – горделиво отрезает.
В молчании ещё около пяти минут прощупывает меня и продолжает делиться своей монотонной херотенью.
– Одежда на животе и груди пропитана кровью. В лёгких дыхание везикулярное. Тоны сердца глухие. Губы и язык сухие. Живот в акте дыхания не участвует. Имеется напряжение...
– Не надо рассказывать то, что я и так знаю. Зашейте и...
– Шшш... Молчите и не шевелитесь, – командует белый халат.
Это мне сейчас врачиха рот закрыла или мне почудилось? Надо Ринату пожёстче со своими работниками быть. А то смотрите, главой всея Руси себя чувствуют в стенах больницы.
Начинает прикипать. Напрягаюсь всем телом.
– Расслабьтесь, – еле ощутимо похлопывает по плечу и, встав со стула, направляется в другой угол палаты. – Нам необходимо поставить противостолбнячную сыворотку. И затем можно приступать к лапаротомии.
– К чему? – Встречаю незнакомое мне слово. В другой бы ситуации уже бы затянулся. С ней слишком разговорчивым стал.
– Собираюсь вырезать вам все органы, – припугивает портниха. Нашла кому пытаться хвост поджать. Лишь бы сама отсюда не ускакала.
Ринат вроде бы вещал о том, что она из молчаливых. А тут просто летящий в мою сторону рой предложений. Ошибочка выходит.
– Камал, не знаю, как вас побатюшки, – встаёт рядом у края кровати и без разрешения начинает стягивать с меня штаны, оголяя правое полушарие мягкого места.
Отдёргиваю бесцеремонную руку, ишь какая. Я и сам могу все это сделать. Не парализованный, только бы без этих чёртовых уколов. С детства не переношу их.
Опускает маску на лице и недовольно растягивает губы,
– Давайте сойдёмся на одном: я работаю, а Вы мне не мешаете.
Порываюсь ответить, но медсестричка опережает. Стягивая трусы, дезинфицирует поверхность спиртом и продолжает давать указания,
– Не дергайтесь и расслабьтесь, голые жопы я видела, и с такой растительностью тоже. Или большой дядя боится уколов? А то лицо у вас скривилось, как от лимона.
Чувствую, как лицо багровеет. Вот сучёныш, ты Ринат. Ведь знал, кого посылает ко мне. Мстит видать. Нашёл подходящее время.
И здесь не выходит ей ответить, я в числе отстающих.
— Это не более, чем укус комарика, если страшно, то не забывайте дышать носом, – резко засаживает иглу внутримышечно в область ягодицы.
Вытаскивает иглу и прикладывает вату,
– Вот и прекрасненько, скоро вернусь, – и покидает палату.
За время её отсутствия, а это приблизительно, по моим подсчётам, где-то десять минут, я успел подостыть. Ей сильно повезло. Потому что руки так и норовили придушить это тоненькое горлышко.
Смотрю в след наглому пациенту, за которым закрывается дверь. Потираю дрожащими руками болезненные следы на своей шее от его пальцев. А если это не пустые слова? И он заявится ко мне? Видно, по нему, что какой-то бандит.
Так, Надя, успокойся! Сегодня выдался очень тяжелый день. Сколько ты угроз слышала за все время работы здесь? Верно, много. Тебе не привыкать принимать фразы, бьющие наотмашь.
Снимаю хирургическую шапочку и отправляю её туда же, куда и перчатки, в мусорное ведро. Сделал дело, гуляй смело. И я бы с радостью, да только осадок от произошедшего занимает в голове львиную долю.
Не могу молчать. Я немедленно пойду к Ринату Закировичу, пусть сам разберётся со своим чокнутым другом и его угрозами, выброшенными в мою сторону. Я выполнила свою работу и дальше не несу никакую ответственность.
Поднимаюсь наверх по той же лестнице. Стучусь. Никто не открывает. Прикладываю ухо. Там точно есть какие-то перемещения. Явно слышны звуки. К чёрту воспитанность. Толкаю дверь со словами: «Уж простите меня, но это уже переходит все границы».
Климова?! – вот же ж сюрприз. Теперь предельно ясно, где ты пропадаешь в свободные минутки. Только и можно отыскать тебя по громкоговорителю.
Хочу отвернуться и, прямо какая-то напасть, ударяюсь об ручку двери.
– Леонова! – Рявкает за спиной наш главврач. – Что ты тут делаешь? – Спрашивает хриплым запыхавшимся голосом.
Разворачиваюсь, не поднимая глаза.
– Да я тут…. – Чёрт! Можно я потом зайду.
– Да нет уж, оставайся. Если тебя не приглашают войти, зачем врываешься-то? – Натягивает в спешке штаны. – Значит так, Леонова, всё, что ты тут видела, останется в этой комнате, поняла? – Опускает на пол длинные ноги Климовой, которые растут от ушей. Её совсем не смутило, моё появление. Такое ощущение, что гордится тем, что их наконец-то хоть кто-то застукал. Насколько я помню, у Рината есть молоденькая невеста, которая, наверняка, ждёт его дома. А он тут скотина… Ладно, это не моё дело.
– Да. Я слепа, Вам ли не знать? – Срывается с меня. Не он ли меня выбирал для тайной миссии? – И я бы здесь не оказалась, если бы мне ваш, то ли родственник, то ли друг, то ли брат не угрожал, что меня посадят за неза…
– Надя, замолчи! – цедит Ринат Закирович, пристально смотря на меня.
Слова застревают в горле. Как будто мне сейчас полоснут по артерии, и я захлебнусь кровью. Взгляд доброго и приветливого доктора трансформировался в цепкий и тяжелый. Точно в такой же как у того, кого я несколько минут назад оперировала. – Ни слова! Ты, кажется, забыла, о чем мы договаривались? – Не сводит с меня свой недобрый взгляд.
– Нет – коротко и четко отвечаю. Трудно забыть. Ещё свежа память.
– Елена, вы можете идти, – не особо смягчается его голос. – Нам с вашей коллегой надо срочно поговорить, – по-прежнему глаза уставлены только на меня.
Климова гордо покидает кабинет, никак не выдавая своё разочарование. Трудилась, растягивалась, а тут никаких привилегий – вопросы в порядке срочности.
Я продолжаю стоять. Не двигаясь со своего места, обдумываю, во что я впуталась.
– Присаживайся, и спокойно расскажи, что случилось.
– Пациент угрожал мне, что посадит за решётку. За проведённую операцию.
– Камал? – Тянет буквы. – Как всегда. Не переживай, я улажу. А где он сейчас?
– Этот психопат потопал домой. Я не хочу знать, кто он и как получил это ранение. Пожалуйста, не впутывайте меня в ваши отношения, – голос подрагивает, ещё чуть-чуть и сорвусь на истерику.
– Надь, ты чего? А ну ка перестань! – Наливает мне стакан воды. Сам встаёт и вкладывает в руки. – Выпей!
Делаю жадные глотки.
– Испугалась? Ничего он не сделает, это шутки такие у него! Чёрный глупый юмор, который не все понимают. С его родом занятий такой способ общения в его кругу считается нормальным. Ты же не из его круга.
– Я не хочу на него работать.
– А кто тебя просит?
– Ваш Камал.
– Надь, хочешь, домой отпущу? Отдохнёшь от его общества.
– Не хочу. У меня сегодня ещё несколько операций плановых. И если реально надумал заставить меня, то я мужу расскажу.
– Кому? Мужу расскажешь?
– Да, мужу!
– Это тот, который боялся делать уколы в вену и стонал, когда ему снимали швы, по несколько раз теряя сознание?
– Все чего-то боятся, – вступаюсь за супруга. Тот тоже при виде иглы храбрецом не выглядел.
В ответ слышу хохот во всё горло. Потом он замолкает и снова начинает ржать, как тыгыдымский конь, чуть ли не хлопая в ладоши, закидывая голову назад. Смотрю на эту картину и недоумеваю. Я что, анекдот рассказала? Не пойму.
– А что тут смешного?
– Ой, Наденька, – насмешила ты меня! Юморить умеешь, конечно. Но мужу не надо говорить!
– Почему?
– У нас нет отделения стоматологии. Не смогу ему помочь, – снова хохочет. – Шутка! – Переключается на серьезный тон. – Иди, возвращайся к работе. Всё будет хорошо. Я обязательно всё улажу. И, я тебя прошу, никому ни слова.
Не помню, чтобы засыпала в кресле на дежурстве ближе к утру, но всё случается впервые. Ночь была прямо экстремальной. Лишь успевала перебегать из операционной в операционную. Делала всё на автомате, словно руки знали, что нужно делать.
Вместо воды глушила кофе. Не время смыкать глаза. От успокоительного, которое мне дал Ринат Закирович, я стала расплываться как тесто.
– Надь, уже утро! Можешь идти домой, – сменщица постукивает по плечу.
– А! – Вздрагиваю. – Что там? – Говорю заспанным голосом. – Кто поступил?
– Никто! Просто утро уже, твоя адская смена закончилась. Восемь операций — это рекорд. Думаю, Надька, новое место будит твоим. Всех пыль заставила глотать.
Тру лицо.
– Девять!
– Что девять?
– Девять операций.
– А кто девятый? – Перелистывает журнал, где фиксируют больных.
Да что со мной такое? Язык сегодня живёт отдельной от меня жизнью и несёт что ни попадя. Поднимаю руку и показываю место, где имеется порез от скальпеля. Резанула, когда оперировала того отморозка.
– Девять, – мило улыбаюсь.
– Это самая серьезная операция за ночь. Всё, давай, дуй отдыхать.
– Какой там отдых?! Сегодня ночью опять сюда, отрабатывать смену за Наташку, – устало расстёгиваю медицинский халат. Вешаю его на тремпель, и то же самое проделываю со штанами. Надеваю колготки с начёсом, сверху утеплённые штаны.
– Наташа, всё-таки могла войти в положение. Ты же с мужем тогда была. А почему к нам не привезла его?
– Да по скорой его забрали с работы. Да ладно, отработаю, и не буду должна.
– Ты так укуталась, будто там метель. Сыро, но не минус сорок.
– Я мерзлячка, – одеваю угги. – Всё, до вечера, – закидываю сумку на плечо.
– Давай!
Выхожу на улицу. Малолюдно. Смотрю в телефон — семь утра, а ещё не рассвело. Наверно, любимый ещё спит. Не буду будить. Пройдусь до остановки, пока людей не так много.
Пересекаю пункт пропуска скорой помощи. Иду наверх к остановочному комплексу. Из головы не выходят слова этого мудака: «Теперь точно будешь работать моей швеёй». А если и правда он заявит на меня, то плакала моя карьера и шансы на счастливое будущее тоже.
Сначала я не замечаю, что я иду медленно, и рядом со мной наравне едет чёрный седан. Настолько медленно едет, что легко подумать, что человек за рулём решил, не выходя из машины, прогуляться в семь утра. Неожиданно для себя сворачиваю во двор улицы, иду, как ни в чём не бывало. Прохожу детскую площадку и выхожу на проспект. Машины нет, значит, мне просто показалось. Иду по проспекту в сторону дома, почти дохожу, как меня обгоняет знакомая машина. Тормозит около меня, обрызгивая грязной лужей. Застываю в ожидании дальнейших действий того, кто находится внутри. Но ничего не происходит. Он просто пропускает меня и уезжает. А мне уже не смешно. Прибавляю шаг и бегом залетаю в свой двор.
Дрожащими руками достаю ключи, но никак не могу попасть в отверстие, или же этот дурацкий домофон замёрз.
Сзади меня вырастает фигура под два метра. Обворачиваюсь и от страха роняю ключи. Он присаживается и поднимает их вместо меня.
– Вам помочь? – Прислоняет ключ и дверь открывается. – Проходите!
– Спасибо, – мямлю. Прошмыгиваю внутрь к лифту. Жму чёртову кнопку.
– Девушка, подождите, – тяжелые шаги следуют за мной.
– Что?
– Ключи, – телепает их в воздухе.
– Ааа. Совсем забыла, – нервно выхватываю ключи. – Спасибо! – Створки лифта открываются, и я забегаю туда. Этот человек следом входит в лифт.
– Вам какой?
– Сначала дамы!
Жму на три этажа ниже, он же на последний.
Кабинка поднимается наверх.
– Вы тут новенький? – Не знаю, зачем задаю этот вопрос.
– Почти.
– А с какой квартиры? Нас тут мало! Дом заселен на половину – все друг друга знаем.
– Я присматриваюсь, но думаю, мы часто будем видеться.
Наблюдаю за тем, как меняются цифры и створки раздвигаются. По спине ползёт холод.
– Вы выходите?
– Нет.
– Это вроде ваш этаж!
– Ааа, точно! Тяжелый день, – выдавливаю наигранную улыбку. – До свидания.
– До скорой встречи скорее всего! – От последней фразы мне вообще становится не по себе.
Бегом поднимаюсь по лестнице на свой этаж, жму на звонок. Заспанный муж открывает дверь, и мне кажется, я спасена от ужасного предчувствия слежки.
***
Хитрая врачиха, – подумал Виталий, сверху наблюдая, как она бежит по лестнице на свой этаж. Отправляет сообщение: «Камал Тахирович, портниху проводил, знаю, где живёт! Дальнейшие указания?»
– Привезти её завтра ко мне. Немедленно! – тут же приходит ему ответ.
Прижимаюсь к мужу как можно сильнее. Сердце колотится как сумасшедшее.
– Надь, ты чего?
– Обними крепче, – говорю нервным голосом. Обхватываю торс мужа, ищу в его объятиях убежище.
– Дай, хоть дверь закрою – холодом тянет. Мне то швы беречь надо, – ногой толкает дверь. И она с грохотом захлопывается.
Муж прижимает меня к себе в ответ. Проводит ладонью нежно по волосам и поднимает моё лицо к себе.
– Малыш, ты вся дрожишь.
– Я испугалась!
– Мою бесстрашную швею кто-то смог напугать? – Мило оголяет зубы в улыбке. Шутку его не оцениваю, потому что в воображении всплывает рожа этого недоумка. К тому же, слово швея остро режет уши. Слух аж раздражает.
– Не называй меня так больше, – резко отвечаю. И быстро опомнилась. Что я делаю, он тот тут причем? – Пожалуйста, дорогой, – более мягче прошу мужа.
– Ладно, не буду, – расстёгивает куртку. – Так кто тебя напугал?
Сажусь на пуф. Выставляю ногу вперед. Муж тянет сапог.
– Наш новый сосед сверху такой странный.
– Сверху? Я думал, там никто не живёт. Вроде ремонты по-прежнему идут. Он тебя обидел? Хочешь, пойду и немедленно поговорю с ним? Случайно не запомнила, на каком этаже вышел?
– Не надо, – останавливаю его. – Пойдём лучше на кухню, – тяну его за руку. Открываю ящик, где хранятся лекарства, накапываю пару капель валерьянки в стакан с водой. Включаю кнопку на чайнике. Подхожу к окну. За окном почти рассвело.
– Как ночь прошла? Много спасла?
Муж продолжает что-то говорить, но я не воспринимаю его разговор. Наши окна выходят во двор, и мне хорошо видно, как лжесосед сидит на чёрном капоте, той самой машины, которая меня преследовала. Взгляд такой проницательный был у него в лифте – сейчас ощущение, будто он видит меня на таком большом расстоянии. Смотрю в свой стакан с валерьянкой и отодвигаю его в сторону. Тут это не поможет. Отворачиваюсь спиной к окну. Достаю из нижнего ящика успокоительное покрепче. Залпом выпиваю, ладонью вытираю губы.
– Малыш, да что с тобой?
– Трудная ночь. Я в душ и спать. Вечером мне снова на смену.
– Может вместе? Я соскучился, – играет бровями.
– Любимый, давай в другой раз.
– Уверена? Ты ещё не знаешь от чего отказываешься. Почти две недели не было, я набрался сил.
– Милый, я правда устала.
– Ладно!
Иду в сторону душа. Быстро смываю тяжесть рабочих будней и падаю в кровать. Моментально отключаюсь.
Просыпаюсь же от настойчивых смс-оповещений. Заглядываю в телефон, с моей карты снята довольно круглая сумма. Пролистываю – доставка пиццы, суш. Опять? Какого чёрта? Встаю с кровати и иду туда, где громко вещает телевизор.
На экране футбол. Ненавижу футбол.
Свекровь сидит вяжет носки, примеряя к ноге сына. А он как барон сидит в кресле и переключает жирными руками каналы.
Загораживаю плазменный экран. Не обращаю внимание на свекровь. Концентрируюсь на муже.
– Ты понимаешь, что у нас не хватает денег на ежемесячный платёж? Ты снял последние деньги. Забыл про вчерашний разговор?
– Я кушать захотел и мама тоже. У них в станице такое не готовят.
– А что, у нас еды нет дома?
– Захотели разнообразить. Приедается твоя здоровая пища, – откусывает пиццу. Кусок сыра не удерживается во рту и падает ему на штаны, оставляя жирный след. Он снимает его со штанов и закидывает в рот.
– Милая, не превращайся в пилу. Ты же сказала, что займёшь деньги. В чём тогда проблема?
– Да, займу. Но проблема в том, что их нам отдавать, а твои больничные просто копейки.
– Я всего две недели не работаю, ты меня хочешь в чём-то попрекнуть?
– Не переворачивай мои слова, – кидаю взгляд на свекровь. Лыбится она. Сидит такая довольная, видя, как сын преображается и принижает свою жену.
– Есть ещё какие-то ко мне претензии? – Откусывает жирный кусок.
– Нет, – отрезаю. – Абсолютный ноль, продолжай дальше жрать пиццу.
Иду в комнату готовится к ночной смене. С плохим настроением нельзя ехать на сутки.
– Если у тебя плохое настроение, то не надо портить его всем, – одаривает в спину очередным выбросом несправедливости.
Молча одеваюсь. Достаточно того, как мы несколько минут прекрасно поговорили.
В прихожей, накидывая пуховик, слышу, как свекровь подливает масло в огонь.
– Знаешь, Слав, я видела, как Надя пила водку.
– Ма, я там тоже был. Трудный день выдался у неё.
– Так всё и начинается: сначала стресс сгоняют, а потом, ну сам знаешь, ещё и наследственность у неё.
– Мам, хватит. Надя не такая.
– Ты всё равно присматривал бы за женой. Мало ли.
Не дослушиваю разговор. И не прощаясь, выхожу из дома. Вызываю такси.
– Камал, ты слышишь, что ты сейчас говоришь? – Ильгир Ранусович напирает на меня.
Человек он порядочный. Во многом мне и моим ребятам помог. Всегда на подхвате. Обычно мало говорил, больше делал. Но сейчас словно трубу прорвало.
– Это всё, что я запомнил, – гну свою линию. – Дренирование, терапия, питание и бла-бла-бла. – Это максимум что я запомнил. И так всю дорогу слово «дренирование» повторял, чтобы хотя бы его до нужных ушей донести. А то кучу непонятных слов наговорила швея, что сложилось впечатление, что мы на разных с ней языках общались. Я на русском — та на скучном. Когда повторяю за ней, мигом спать хочется.
– Это твоё бла-бла-бла, поверь, значит что-то очень важное, – не перестаёт занудствовать старик и по-прежнему стоит над душой, пока я неспособен встать.
Отходняк проходит не так чтобы очень. Ощущение, будто меня раз двадцать ножом полоснули и оставили умирать одного. Третий укол обезболивающего совсем не подействовал. Либо организм уже требует дозы побольше.
– Камал, – увесисто произносит моё имя, – тебе срочно нужна помощь. У тебя полуоткрытая рана, и такой способ лечения выбран не просто, потому что ей так захотелось на половину тебя зашить. Я как мог обработал рану, но продолжить лечение может именно этот врач или другой схожий специалист. Если этот врач отказался, то найди кого-то…
– Она скоро будет здесь, – прерываю старика, не желая слышать, что кто-то осмелится сказать мне слово «нет».
Конечно, эта посмела кинуть мне в спину подобие отказа, но в счёт его я не беру. Воспринимаю это как незнание по глупости определённых непоколебимых законов моего мира. И для их разъяснения направил сегодня к ней своего человека. Он, если потребуется, доступно объяснит, какие у неё права остались, и какие обязанности с нашей встречи приобрела. У Виталия талант. Если бы крутился не в криминальном мире, точно бы на судью конституционного суда метил. Умеет парень красиво излагать. Обычно, всегда после его разговоров люди приходят с повинной. До повторных разъяснений не доходим. Ну и о последствиях он не забудет упомянуть для пущей убедительности.
К вечеру состояние уже сложно оценить на «так себе». Ухудшение явно отражается на моей физиономии, да и по лицу Ильгира Ранусовича и его постоянным качаниям головой, цоканью, вздохам, ясно, что дела совсем плохи.
– Камал, звони Ринату и пусть что-нибудь предпринимает, – обеспокоено надо мной нависает фигура.
– Виталий привезёт её, – отрезаю любые попытки подключить Рината к делу. Он и так сделал многое, на большее не имею прав. Настрадался он со мной и с «моим» отцом. Вечно тянули его ко дну, когда парень пробовал всплыть и тупо вдохнуть воздух. Благо, у него всё же получилось. Смог вылезти из нашей криминальной среды, ещё и как — стать главврачом в крупной частной клинике города. И снова собственными руками утаскивать его в эту чёртову бездну не намерен.
– Тогда ждём, – недовольно хмыкнув, старик выходит из комнаты, где я должен ото сна получать кайф, а взамен имею бессонные ночи.
Пока за стенами спальни Ильгир Ранусович всячески материт меня за моё ослиное упрямство, я набираю сообщение Виталию. На моё «Когда?» он коротко ответил «Работаю». Работает, значит, будет хоть какой-нибудь результат. По крайне мере, так было всегда.
Старался на долю секунды сомкнуть глаза. Раз не удается нормально поспать, хотя бы заставить вздремнуть ненадолго. Однако ноющая сука боль и температура под сорок быстро возвращают в реальность. Намекая, что нехрен сейчас спать. Не время довольствоваться сном. Много прошу видать.
Виталия с портнихой жду в поте лица. Преуменьшаю. В поте всего тела. Хорошенько шпарит, как из печки. Можно шашлыки на мне жарить. Насаживайте мясо на шампур.
До долбящих стуков в дверь казалось проблема только в самочувствии. Неверное суждение. Самочувствие поправить можно, а вот единожды связаться с бабой — беды точно не миновать.
Подручный приехал один. Врачихи по неизвестным пока причинам рядом с ним не лицезрел.
Вбежал он в комнату с вытаращенными глазами. Начал громко тараторить. Руками размахивать. Не знаю, чем там его огрели, но вывести из строя моего человека у них получилось. Сорокалетний мужик поплыл. Нёс какую-то ересь. Из всего сказанного, разобрал лишь то, что с ним она отказалась ехать, послав его ко всем чертям.
Когда я говорил «хоть какой-то результат» я рассчитывал незамедлительно его увидеть.
Виталий стоит весь красный от злости, будто вот-вот лопнет, и при этом в глазах страх. Сразу и не понять, то ли боится моей реакции на его рабочий косяк, то ли того, что попрошу его воротиться за тем, от кого бежал.
– Если остыл, то можешь нормально объяснить, где она?
– Отказалась со мной ехать, – сжимает руки в кулаки.
– Это я понял. Конкретнее.
– Эта сучка уперлась рогом.
– Повтори,
– Она просила передать, что если вы ещё раз сунетесь сюда, то непременно отрежет вам все выступающие места и пришьёт их в обратном порядке. Хотите себе зверушку —купите её в магазине.
– Сука, – ударяю рукой о близко стоящую прикроватную тумбочку. Ломаю её. Я зверски завёлся.
На кой чёрт она мне сдалась? Нет бы, послушать старших, и отыскать нормального специалиста. Лежу как капризный ребёнок: хочу именно эту тётю и никакую другую. И что ещё хуже, я буду ребёнком до конца.
– Это просто переходит все границы. И кем он себя возомнил? – Ворчу, идя быстрым шагом на работу. – Это ни человек, а надоедливый воспаленный аппендикс, который ноет после обжорства, и пришло время его вырезать, – набрала такой быстрый темп, что становится донельзя жарко. Хотя не совсем понятно, то ли от злости, то ли действительно от быстрой ходьбы. Снимаю шапку, запихиваю её в сумку, разматываю шарф, усердно вдавливаю его туда же. И по итогу перестаралась — лямка не выдерживает и отрывается.
Чувствую, как во мне начинает раздуваться шар, наполненный углекислым газом. И со вчерашнего дня его надувает ничто иное как тонкие губы с оскалом как у сумасшедшего и с рожей настоящего террориста.
Не глядя по сторонам, перехожу дорогу, и всё вокруг резко превращается в хаос. Все сигналят, тормозят.
В кармане вибрирует телефон. Ищу этот долбанный гаджет в куче нашитых карманов на пуховике. Останавливаюсь. На экране отображается номер мужа. Желания разговаривать особо нет, пускай дальше спокойно сидит с мамочкой и изображает из себя бога. Жаль, что я не привыкла игнорировать входящие, и потому точно не на радостях тяну палец к иконке «принять вызов». Однако от громкого машинного сигнала и звука торможения шин, а после от цепной реакции ударов машин друг о друга, телефон выпрыгивает из рук и падает на дорогу, и в придачу ко всему на него наезжает внедорожник, кромсая на кусочки новый, недавно купленный в интернет-магазине, а я же чуть ли не целуюсь с бампером.
– Ты что не видишь куда едешь? – Срываюсь на водителя, который сидит за рулём чёрного наглухо тонированного танка.
– Эй, кроха, это скорей ты не видишь. На красный херачишь своими кривыми ногами в нищебродских валенках, — лысая жирная голова высовывается из окна и очень спокойно вываливает бак оскорблений на меня.
– Я? Да я ... – осматриваюсь вокруг себя, – да я ...
– Ну что ты, кроха? – Мужчина выкатывается из машины, а за ним ещё и целая стая головобритых. – Вляпалась по самые булки свои. Чем расплачиваться будешь?
Я в эпицентре крупной аварии по своей собственной вине.
– Я ... – блею и бледнею. Здесь явно ущерб за миллион перевалил. – Можно позвонить? – Чуть ли не плача проговариваю.
– Диктуй цифры, – гогочет со своими амбалами. – Кому звонить будешь?
Диктую рабочий номер. На том проводе сразу берут.
– Добрый день, клиника, слушаю вас?
– Свет, это Надя, переключи меня на Рината Закировича.
– Хорошо.
И не успевает Ринат Закирович, подняв трубку, что-либо ответить, я начинаю рыдать.
– Ринат…, – всхлипы перекрывают дыхание.
– Надя? Ты что ли? Что случилось?
– Ринат ... Ваш Камал…, – не могу собраться с мыслями. – Тут авария... Господи, я должна кучу денег, – в глаза вновь бросаются мои старания.
– Надя, что сделал Камал? Говори понятней. Где ты?
– Не знаю, – захлебываюсь слезами. – Я не знаю, где я.
– Ты в заднице, детка, – подсказывает с ухмылкой мужчина.
– Слышали, я там — на самом дне.
– Надь, оставайся на месте. Я сейчас буду.
Не надеясь, что Ринат Закирович меня найдёт без точных координат, я хватаюсь за голову, максимально надавливая на виски, чтобы заглушить головную боль.
Почему должно рваться там, где тонко? Почему в этом мире такая проклятая закономерность?! Утираю слёзы махровыми перчатками. Что теперь делать? За какие грехи мне всё это?
Не знаю каким таким образом он меня отыскал, но буквально через пятнадцать минут после моего звонка Ринат Закирович уже стоял и разруливал мои проблемы, отсчитывая деньги, каждому кому я нанесла ущерб. Я сбилась со счёта — сколько красных бумажечек он отсчитал. Довольные водители по очереди разъехались по своим делам. А сотрудники полиции, так и не прибыли на место аварии. Да и зачем, ведь за них и так сделали работу.
Я человек реалист, но даже сейчас начинаю верить в проклятье, порчу, сглаз. В одночасье жизнь полетела под откос.
Когда пробка почти рассосалась, Ринат Закирович хмуро разворачивается и шагает ко мне. Молча открывает дверь своей машины.
– Садись.
– Спасибо Вам, Ринат З…
– Ринат! Просто Ринат. Хватит выкать мне, Надь. Не первый день с тобой знакомы.
– Спасибо тебе, Ринат. Всё, что могу сказать. Я всё отдам. Правда, не знаю, как, но я обязательно отдам.
– Конечно! – Захлопывает двери за мной и садится за руль.
– Я отработаю. Буду работать в три смены. Это просто недоразумение. День начался и заканчивается просто ужасно, – начинаю хныкать от обиды. – Ещё этот Камал просто сумасшедший: приставил ко мне человека, который меня преследует.
– Камал, – тяжело вздыхает. – Я разберусь.
– Сомневаюсь, – усмехаюсь. Истерические нотки не скрыть в голосе.
По приезде Ринат задерживает меня и просит описать вкратце наше общение с Камалом. И я пересказываю всё в подробностях, как всё и было.