В Цитадели ночью было обманчиво тихо..
Цель: чешуя. Метод: провокация трансформации, изъятие. Цена: любая.
Арина повторяла это про себя, как мантру, двигаясь по мертвым, холодным коридорам. Разум, привыкший к порядку и контролю, цеплялся за алгоритм как за спасательный круг.
Она мысленно сверялась с картой, впечатанной в память: поворот, спуск, три шага после трещины в стене. Тело двигалось почти автоматически.
Тоннель расширился, упершись в громадную пещеру.
Всё пространство сотрясал оглушительный грохот — будто в самой груди пещеры бился огромный молот. Это сердце дракона, заточенное в звериной форме, разрывалось от ярости и боли. Ему в такт с потолка сыпалась каменная крошка, оседая мелкой сверкающей пылью на волосах и плечах.
Арина прижалась спиной к шершавой стене, пытаясь слиться с тенями, и в ту же секунду грохот сменился настораживающей тишиной.
Окаменевшая правая рука, обычно беспокоящая лишь тупой ноющей болью, вдруг затрепетала странной, пронизывающей вибрацией. Каждая трещинка на серой коже отозвалась на зов, не слышимый уху, но ощущаемый каждой клеткой магии в теле. Шепот Камня в крови Арины взвыл в унисон. Теперь, у самого источника, он звучал оглушительным, злорадным гулом.
Всего одна чешуйка. Всего один шанс.
Мысль о Лиане, о ее глазах, в которых застыл немой, животный ужас, гнала Арину вперед, заставляя игнорировать голос разума, вопивший о безумии этого предприятия.
Лестница, выдолбленная в скале, вела вниз, в центр пещеры.
Шаг. Еще шаг… Пока босые ноги не встали на идеально гладкий, отполированный до зеркального блеска камень пола.
В центре, закованный в пульсирующие синим светом Узы Сдерживания, лежал мужчина.
Даже в человеческом облике он казался исполином. Мощное тело, покрытое старыми шрамами, было припорошено той самой сверкающей каменной пылью. Длинные черные волосы скрывали лицо.
Он спал. Или делал вид.
Пальцы Арины сжали холодный металл зазубренного лома — единственное «оружие», которое она смогла стащить. Другой рукой она достала маленькую гранатовую сферу — «Искру Возгорания», украденную у алхимика Цитадели.
Метод: провокация трансформации для ослабления связи чешуи с плотью. Механическое отделение.
Она замерла в нескольких шагах от него. Сердце колотилось так громко, что, казалось, эхо разнесет его по всей пещере. Не позволяя себе думать, Арина замахнулась и швырнула сферу к его ногам.
Раздался тихий хлопок. Облако золотистой пыли окутало пленника.
Сначала ничего не произошло... Арина даже успела подумать, что миссия провалена, как вдруг тело мужчины напряглось и он медленно поднял голову. Длинные волосы откинулись, открыв лицо с резкими, высеченными чертами. И глаза, пылающие жидким огнем.
— Новая уловка моего тюремщика? — голос был ожидаемо низким и хриплым, будто камни перетираются в глубине пещеры. Именно таким Арина и представляла себе узника Цитадели. — Он иссяк в фантазиях и подослал бледную девочку с ядовитой пылью?
Арина не ответила, отступая на шаг, как велел план.
Этап третий: провокация.
Она плавным движением сбросила плащ, затем грубую рубаху. Обжигающий воздух пещеры ударил по коже. Плоть предательски откликалась на ядовитый пар — по спине бежали спазмы, а в жилах струился огонь, не имевший ничего общего с желанием.
— Смело, — процедил дракон. — Глупо, но смело. Ты так жаждешь благосклонности моего тюремщика, что готова трахаться с чудовищем? Или это твой жалкий способ выпросить пощаду? — Его взгляд, тяжелый и оценивающий, скользнул по ее шее, груди, бедрам, задерживаясь дольше, чем нужно.
Сжав зубы, она сделала последний шаг и прижалась к нему. Кожа под ее пальцами была обжигающе горячей, будто под ней тлели угли.
— Нет, — ее голос дрогнул, но она заставила его звучать твердо. — Но достаточно, чтобы отвлечь.
— Пошла вон, — прошипел он, и в его голосе появился опасный, низкий обертон.
От одного его дыхания кружилась голова. Ее руки дрожали, но она продолжала касаться его груди, чувствуя, как под кожей клубятся бури силы. Его тело отвечало на прикосновения. Он зарычал. Нечеловеческим, низким рыком, от которого затряслись стены.
Преображение началось...
Его кожа трещала, разрываясь на части. Изнутри хлынул ослепительный свет, и воздух наполнился звуком ломающихся и перестраивающихся костей. Оковы, созданные так, чтобы каждое обращение дракона было мучительной пыткой, с оглушительным лязгом раздвинулись, подстраиваясь под растущую массу. Человеческая оболочка сбрасывалась, как ненужная кожа.
Арина отпрыгнула, хватая лом. Перед ней уже был не человек. Это был Дракон. Ашхар. Его чешуя блестела, как воронёная сталь перед битвой, а в глазах, полных презрения плясали отражения адского света пещеры.
Он был ужасен и величественен.
— Ну что, справилась? — проревел дракон, и его голос разнесся эхом по всей пещере.
В ответ Арина бросилась вперед и изо всех сил вогнала зазубренный лом под чешую на боку зверя.
Вездесущая пыльца распечатанной бумаги, запах чистого изопропилового спирта - в детстве ей всегда казалось, что в лаборатории обязательно случаются чудеса. Это был запах дома.
Ирина Петрова, тридцатипятилетний ведущий химик-технолог завода «Синтез», привычным движением вносила последние данные в электронный журнал.
Ее мир был выверен до миллиграмма: графики, pH-метры, титрование, акты списания. В этом мире не было места хаосу.
Хаос — это брак. Брак — это ЧП. ЧП — это выговор, лишение премии.
А премия была единственным, что позволяло ей содержать небольшую двушку в спальном районе и оплачивать учебу младшей сестры Лики - единственную частичку вечного хаоса в ее упорядоченной вселенной.
Их родители, скромные инженеры, 5 лет назад погибли в аварии, оставив Ирине в наследство квартиру, сберкнижку и маленькую девочку с мольбертом.
Ирина выплакала свое горе в тишине, зарывшись в учебники, и взяла на себя роль отца, матери и старшей сестры, выстроив их общую жизнь по лекалам строгого технологического регламента.
Мужчины?
Мимолетные романы, прерывавшиеся, едва парень начинал говорить: «Да брось ты свою лабораторию, давай съездим на выходные».
Младшая сестра была ее единственной и главной «внеурочной деятельностью». Ее единственный близкий человек.
Дверь в лабораторию со скрипом открылась, впуская внутрь порыв ветра и Лику. В семнадцать лет она была живым антиподом сестры: высокая, длинные черные волосы, собранные в небрежный пучок, из которого вот-вот должен был выскользнуть карандаш; растянутый свитер с оленями, джинсы, перемазанные краской. В руках — огромная, неудобная папка.
— Сестрён, можно я тут немного посижу? — голос Лики вырвал Ирину из раздумий.
Младшая сестра стояла на пороге, прижимая к груди огромную папку, из-под которой выглядывали торцы холстов. — У меня горит этот дурацкий натюрморт, а дома все краски пересохли! Ничего не трону!
Ирина вздохнула, снимая очки и потирая переносицу.
— Лика, я тебя сколько раз просила… Это не мастерская. Здесь реактивы. Правила техники безопасности…
— Я знаю-знаю! — Лика уже устроилась на табуретке у раковины, раскрывая папку. Оттуда укоризненно смотрел нарисованный череп и два глиняных кувшина. — Я буду тихо, как мышь. Честно-честно!
Ирина сдалась, впрочем, как всегда, и кивнула на дальний стол.
— Там места больше. И подальше от моих рабочих проб.
— Ты лучшая! — Лика вскочила и, задев локтем стойку с пробирками, чудом удержала ее от падения. Ирина замерла, сердце на секунду ушло в пятки.
Хаос. Вечный, непредсказуемый хаос, который всегда следовал за сестрой.
Она проследила, как Лика расставляет краски, напевая что-то себе под нос и затем вернулась к работе. Нужно было задокументировать результаты последней серии испытаний нового катализатора К-7, привезенного накануне из какой-то экспедиции.
Образец лежал на столе в свинцовом контейнере, похожем на небольшой гроб. Маркировка гласила: «Кристаллический образец. Происхождение: Картал-4. Высокая стабильность. Не классифицировано».
Ира открыла контейнер. Внутри, на мягкой подложке, лежал кристалл величиной с куриное яйцо. Он был невероятно красив и казался совершненно чужим для этого мира.
Ирина мысленно усмехнулась такой формулировке. В свои годы она уже знала, что чудес не бывает и другие миры можно встретить разве что в книжках.
Кристалл, казалось, поглощал свет, изнутри переливаясь глубокими фиолетово-черными тонами, между которыми пробегали золотистые искры. И отчего-то это вызывало иррациональный страх.
— Ух ты! — донеслось с другого конца лаборатории. — Что это? Такой блестящий! Прямо как на тех картинах эпохи Возрождения!
Ирина не обернулась, надевая защитные перчатки.
— Не отвлекай. И не подходи. Это не игрушка.
— Да я и не подхожу! — флегматично ответила Лика, но Ирина услышала, как скрипнула табуретка.
Она осторожно извлекла кристалл и поместила его в спектрометр. Машина загудела. Данные поплыли на монитор. Все в норме. Высокая стабильность, как и было заявлено. Никаких аномалий.
Ирина расслабилась. Еще одна рутинная проверка. Она достала кристалл, чтобы вернуть в контейнер.
— Не шевелись, — тихо сказала Ирина, чувствуя, как за ее спиной замерла Лика. — Сейчас все...
Она не договорила. Лика, завороженная зрелищем, на цыпочках подошла поближе, чтобы разглядеть диковинный камень. Ее свитер опять зацепился за стойку с пробирками, стоявшую на краю стола.
Ирина увидела движение на периферии зрения и резко обернулась.
— Лика, осторо...
Но было поздно. Прозрачная колба, покачнувшись, полетела вниз.
Лика инстинктивно рванулась назад, чтобы поймать ее, и всем весом налетела на Ирину.
Удар в спину был несильным, но неожиданным. Образец выскользнул и, описав короткую дугу, с силой ударился о металлический зажим штатива, стоявшего рядом.
От точки удара по поверхности кристалла побежала тончайшая, почти невидимая трещина, и из нее тут же брызнул ослепительный золотисто-багровый свет.
Сначала вернулось обоняние. Еще не до конца прийдя в себя Ирина почувствовала сладковато-приторный запах, как будто кто-то растер в пыль мел и смешал его с плесенью. Девушка облизнула пересохшие губы и поморщилась, ощутив привкус ржавого металла.
Ледяной холод отрезвил не хуже ушата ледяной воды. А тихие, прерывистые всхлипывания окончательно выдернули из состояния дремы.
Ирина Петрова заставила себя открыть глаза.
Темнота. Густая, маслянистая, разбавленная тусклым, голубоватым свечением мха на стенах.
Светящийся мох?
Она попыталась подняться на локтях, но мир поплыл. Ирина рухнула на каменный пол и ее вырвало. Судорожный спазм пустого желудка, горькая желчь.
С трудом Ирина отползла от лужицы, опираясь на руки, и тут же вздрогнула от нового шока: правая рука от кончиков пальцев до самого локтя была… чужой. Тяжелой. Кожа напоминала шершавый, потрескавшийся гранит мертвенно-серого цвета.
Ира попыталась пошевелить пальцами и почувствовала глухое, тупое сопротивление, будто пыталась сдвинуть булыжник изнутри. И под этим — навязчивый, едва уловимый фоном шёпот. Вибрация, исходящая из самых костей, низкочастотный гул, больше ощущаемый, чем слышимый.
Шепот Камня.
Слова пришли сами, всплыв из глубин памяти, ей не принадлежавшей.
Воспоминания-призраки: боль, страх, образы темных подвалов и тяжелой работы. Они накатывали волнами, как тошнота, — чужие и отвратительные.
Что со мной?
Паника, острая и животная, сжала горло. Она затряслась, судорожно ощупывая свое новое тело.
Хрупкие кости под тонкой кожей. Длинные спутанные пряди волос. Грубая, потрепанная ткань платья. Все было чужим, неправильным, не ее.
Дыхание перехватило. Воздуха не хватало. Сердце колотилось где-то в горле, бешено, неровно. Зрачки расширились, выхватывая из мрака уродливые, пугающие тени. Холодный пот выступил на спине.
Не могу контролировать. Не могу дышать. Не я. Это не я…
Мысли неслись обрывками, скатываясь в черную, бездонную воронку ужаса. Она сжала свою каменную руку другой, живой, пытаясь ощутить боль, доказать себе, что это кошмар, но почувствовала лишь мертвое давление.
Лаборатория. Взрыв. Кристалл. Лика!
— Ира? Ирочка….
Голос был высоким, совсем детским, сорванным от страха. И знакомым до боли.
Ирина резко обернулась. В тусклом свете она увидела ее. Девочку лет двенадцати, сидевшую в углу подвала и прижимавшую к груди худые колени. Большие, полные слез глаза на бледном, испуганном лице. И всё-таки она узнала её.
Лика!
Вид сестры, такой маленькой и беспомощной, стал шоковой терапией. Материнский инстинкт оказался сильнее парализующего страха и ее разум, словно щелкнув переключателем, потребовал немедленно структурировать хаос. Она сделала судорожный, хриплый вдох. Воздух снова пошел в легкие.
— Лик… — просипела она, отползая к сестре.
Лика с испугом разжала пальцы. На ее левой руке, от запястья до костяшек, кожа была того же серого, шершавого цвета. Девочка с ужасом тыкала пальцем в свою ладонь, сжимала и разжимала кулак.
— Я не… не чувствую… — ее голос стал тонким, почти воющим. — Ира, я ничего не чувствую. Совсем… — Она повернула к Ирине заплаканное, искаженное ужасом лицо. — Это сон? Это после взрыва? Мы в больнице? Мы умрем?
Ее слова перешли в тихое, монотонное скуление, полное абсолютной, детской беспомощности. Она не рыдала, а именно скулила, как затравленный зверек, непрестанно теребя свою окаменевшую руку, пытаясь вернуть ей чувствительность.
— Ничего не чувствую… ничего-ничего-ничего…
Этот звук, этот тихий ужас проникал в кости глубже любого крика.
Отрицание. Шок. Психическая травма, — автоматически констатировала часть мозга Ирины, цепляясь за знакомые термины. Но сейчас это была не абстрактная диагностика. Это была ее младшая сестрёнка.
— Лика. Слушай меня. — Она схватила сестру за плечи, заставив посмотреть на себя. — Дыши. Глубоко. Со мной. Вдох. Выдох.
Лика затряслась, но послушно, с судорожной икотой, попыталась повторить.
— Я не…
— Молчи и дыши, — отрезала Ирина, ее пальцы впились в тонкие плечи сестры почти болезненно. — Это не больница. Взрыв был… другим. Это что-то… другое. Но я тут. Я с тобой. Поняла?
Она говорила резко, почти грубо. Ирина знала, что утешение не поможет, нужно приказывать. И это сработало. Лика, привыкшая слушаться старшую сестру, кивнула, сглотнув ком в горле. Ее скуление стихло, сменившись прерывистыми всхлипами.
Скрипнула дверь. В проеме возникла сгорбленная фигура старухи с глиняной миской.
— Живы? Слава Камню, — прохрипела она, шагнув внутрь. Голос был старческим и простуженным. — Уж думала, и вас Тишина забрала, после обвала то без памяти принесли.
Слова были чужими, но в памяти Арины тут же всплыли их значения.
Тишина. Обвал. Прачечная Цитадели.
Следующие несколько дней слились в одно сплошное полотно из холода, голода и шепота. Мир сузился до размеров каменного мешка подвала, скрипа двери Эльзы и бесконечного монотонного труда в прачечной Цитадели.
Лика слабела с каждым днем. Серая кожа на ее левой руке, прежде едва доходившая до запястья, поползла выше, к локтю, появились первые пятна на щеке. Она замирала и вжималась в стену при каждом звуке за дверью, боясь, что её постигнет та же участь, что и паренька в подвале.
Однажды утром Эльза объявила, что их выводят работать на поверхность. Приказ самого Командора Варрика.
Лика забилась в угол, обхватив себя руками:
— Нет... Я не хочу... Они... заберут...
— Никто никого не заберет, — отрезала Ирина, но ее собственный желудок сжался в ледяной ком.
Едва они позавтракали, их вывели из наружу.
Город жил. Где-то далеко звенели молоты, кричали торговцы, смеялись дети. Воздух пропах дымком печеных лепешек и хвойной смолой. Ирина, щурясь от непривычно яркого света, с трудом верила своим глазам: за стенами их каменного мешка существовал мир, ослепительный в своем совершенстве.
Базальтовая Цитадель вздымалась к небу черным шипом. Солнце, холодное и ясное, озаряло зубчатые стены и играло на тысячах витражей, оживляя сцены с битвами драконов.
Внизу, у подножия крепости, раскинулся город, похожий на сказочную иллюстрацию, построенную на контрастах: монолитные каменные дома, высеченные из единой глыбы, стояли как малые копии самой Цитадели.
Их стены, отполированные ветрами до гладкости, местами были прорезаны глубокими трещинами времени, а окна-бойницы пропускали лишь скупые лучи света и тут же, на головокружительной высоте, неожиданно ажурный балкончик, будто выдолбленный рукой искусного ювелира.
Каменные перила, выглядевшие невесомыми, были густо обвиты живыми лианами, с которых свисали гирлянды синих цветов, похожих на застывшие капли неба. Из узких окон-бойниц на балконы свешивались яркие ковры, выбивая золотую пыль на мостовую, а в горшках из темного камня алели цветы, пламенеющие, как крошечные факелы.
Неэффективное использование пространства, но эстетически впечатляюще, — промелькнула мысль.
Они вышли на мостовую, вымощенную базальтом.
Люди в ярких одеждах сновали по узким улочкам, словно ящерки между скал. Дети, чей смех звенел, как падающие стекляшки, резвились вокруг природного фонтана. Родниковая вода с силой била из расщелины в камне, обдавая брызгами зазевавшихся прохожих, и эти брызги, попадая на раскаленные солнцем стены, тут же высыхали, оставляя темные узоры.
В многочисленных переулках, куда солнце заглядывало лишь на пару часов, царила влажная прохлада, пахло мхом и старым камнем.
Но стоило им выйти на центральную площадь, мощение сменилось светлым песчаником, от которого отражался слепящий свет, раздавая блики на полированные поверхности зданий.
Этот город не просто лежал у подножия крепости — он жил и дышал вместе с ней, находя свою хрупкую, цветущую красоту в тени ее величавой и грозной силы.
— Черно Камне... — прошептала позади Ирины Эльза, их старая покровительница, которую стражи тоже выгнали на работы. Она осенила себя странным жестом — касаясь лба, затем сердца. — Каждый раз смотрю и не верю. Весь Ксаррус такого бы не построил.
Ксаррус.
Название всплыло в памяти Ирины так же естественно, как ее собственное имя, и этот контраст между чужим знанием и ее сознанием вызвал легкое головокружение. Так называется этот мир. Так называется его столица.
Их повели через оживленную площадь. И здесь Ирина увидела второй слой реальности.
Мимо проходила молодая пара, девушка счастливо смеялась. А в двух шагах от них, прислонившись к стене, сидела женщина. Она ритмично раскачивалась и тихо, монотонно выла. Прохожие бросали на женщину взгляды – кто испуганные, кто сочувствующие, но и те, и другие ускоряли шаг.
Мир контрастов…
Всех пригнали к огромным деревянным колесницам, груженым бочками с отходами. Работа кипела. Некоторые местные, привыкшие к своему положению, даже переговаривались. Один парень с здоровым румяным лицом насвистывал какую-то веселую мелодию.
— Эй, новенькие! — крикнул он Ирине и Лике, подходя к соседней бочке. — Имя мое — Гарт. Работаем споро — может, до вечера управимся и щей горячих дадут.
Он улыбался, но его глаза были старыми и пустыми.
Ирина молча кивнула, продолжая сканировать окружение: пути отступления, укрытия, лица стражей.
Вдруг в гул площади врезался пронзительный крик, заставив Ирину вздрогнуть:
— Нет! Нет, прошу вас! Ради черно камня! Он же ничего плохого не сделал!
К группе стражей бросилась пожилая женщина, цепляясь за плащ одного из них. За ней, прячась в тени, стоял мальчик лет десяти. Он беззвучно плакал, стараясь спрятать свою левую руку за спину. Его кисть и запястье были покрыты мертвенно-серой, шершавой кожей.
Стадия прогрессирует быстрее, чем у Лики. Локализация на шее... Высокий риск системного поражения.
Вернувшись после шокирующего зрелища на площади, Лика окончательно впала в апатию. Она не плакала, не металась — просто сидела, уставившись в стену, ее дыхание было поверхностным и частым. Ирина чувствовала себя загнанной в угол. Наблюдательный ум, привыкший находить решения, бился о стену безысходности, словно бабочка о стекло. Беспомощность разъедала изнутри, и это было хуже любого страха.
Она подошла к Лике и села рядом, положив свою живую руку ей на лоб.
— Все будет хорошо, — сказала она. Голос прозвучал чужим, плоским, лишенным тех интонаций, что были свойственны Ирине.
Лика медленно перевела на нее взгляд.
— Как? — неверяще переспросила Лика, беспомощно глядя на старшую сестру.
— Пока не знаю, но я найду решение. Всегда находила. – Ирина надеялась, что голос ее звучит уверенно.
Именно в этот момент она краем уха уловила бормотание старухи Эльзы, перевязывавшей свою окаменевшую руку:
— ...да, чешуйку бы, одну единственную... не для продажи, нет... добавить к лечебному зелью... Говорят, старик Гордан с нижнего уровня так дочери неделю жизни купил, пока стражи не вычислили...
Ирина замерла. Это были не просто слухи. Это была инструкция. Смутная, отрывочная, но основанная на реальном, трагическом, опыте. Алхимическая формула, пусть и примитивная. Цепь причин и следствий.
— Эльза, — тихо произнесла Ирина, подходя к старухе. — Этот старик... Как он ее добыл? Чешуйку…
Эльза вздрогнула и опасливо оглянулась на дверь.
— Молчи, дитя! Нечего об этом говорить. Гордана на неделю в каменный мешок бросили, а вышел он оттуда... другим. Без памяти. Теперь он как Веккель, тот окаменевший мальчик из подвала…
Но Ирина уже не слушала. Цепкий ум, воспитанный на технологических регламентах, начал выстраивать алгоритм.
Если был прецедент, значит, метод существует. Если метод существует, его можно воспроизвести. Нужно понять переменные: способ добычи, реагенты, процедура приготовления. Все остальное — допустимый риск.
Вечером, когда Эльза ушла раздобыть еды, а Лика впала в тревожный сон, в подвале появился Бренд. Он выглядел еще более испуганным и виноватым, чем обычно.
— Я... я принес вам еще печенья, — прошептал он, протягивая заветный сверток. — И... вам надо уходить. Говорят, списки на «подать» уже утвердили. Ваши имена... ваши имена там есть.
— Куда нам уходить, Бренд? — холодно спросила Ирина, не принимая угощение. — В мир, который медленно превращается в камень? Или в объятия стражей? Это не выбор, это иллюзия.
Она пристально посмотрела на него.
Он знает потайной ход. Он алхимик, пусть и низшего ранга. У него есть доступ к ресурсам, к лаборатории. Он знал Арину, хозяйку этого тела. Скорее всего, питает к ней теплые чувства. Возможно, влюблен. Страх — плохой мотиватор. А вот чувство вины или привязанность... сработают лучше.
Ирина медленно встала. Она сделала это со всей грацией, на которую было способно ее новое тело, с той естественной пластикой, которую она уже начала в нем ощущать. Мягкой, скользящей походкой она подошла к алхимику. Добавила во взгляд немного тепла и нежности, положила ладонь ему на грудь.
Бренд вздрогнул.
— Ты сказал, что поможешь, — напомнила она, опуская голос до доверительного, интимного шепота. — Слово алхимика чего-нибудь да стоит?
Бренд побледнел и затрясся.
— Я не могу... Они следят... Повелитель... Если узнают...
Ирина скользнула ладонью вверх по его груди, огладила сутулые плечи и с нежностью провела пальцами по щеке.
— Мне не нужна твоя кровь, Бренд. Мне нужна информация и инструменты. Один раз. И я исчезну. — Она говорила с мягкой решительностью, глядя ему прямо в глаза и придерживала ладонью его щеку, не позволяя отвернуться. — Ты знаешь, что будет с Лианой, если ее заберут. Ты видел того мальчика на площади.
Бренд сглотнул. В его глазах боролись страх и, может быть, остатки совести или давняя привязанность к той, чье тело она теперь занимала.
После недолгого внутреннего сопротивления он, наконец, сдался:
— ...Есть старый вентиляционный ход, — выдавил алхимик, отводя взгляд. — За прачечной, за грудой старого тряпья. Он ведет в нижние ярусы, к...к ЕГО пещере. Там, скорее всего, ловушки, возможно, охрана. И я больше, чем уверен, что за эти годы там появилось много паразитирующих видов, опасных для чело…
— Что мне нужно, чтобы отломить чешую? — резко прервала его Ирина, чувствуя, как сердце бешено заколотилось в груди. Вот оно! Первый проблеск надежды, обретение цели.
— Она прочнее базальта... обычным инструментом не взять... — Бренд замялся, но под настойчивым взглядом Ирины продолжил. — Нужно спровоцировать частичную трансформацию. В момент смены, когда плоть становится камнем, связь чешуи с телом ослабевает на мгновение. Это болезненно для него и опасно... но возможно.
— Как спровоцировать? — ее вопросы были краткими, она даже забыла, что должна смотреть на алхимика с нежностью.
Бренд воровато оглянулся, облизал пересохшие губы и прошептал:
Тусклый свет мха на стенах подвала стал единственным источником освещения, пока Арина углем от прогоревшего факела наносила на сравнительно чистый клочёк камня схему, которую вытянула из памяти Бренда.
Каждая линия, каждый поворот вентиляционного хода выверялись с холодной точностью. Ее ум, отточенный годами работы с чертежами и технологическими картами, превратил отрывочные описания в подробный маршрут.
Она повторяла про себя план снова и снова, выискивая слабые места. Их было множество. Но иного выбора не было.
Когда предрассветная мгла стала проникать в подвал, Арина поднялась. Тело ныло от напряжения. Она тихо пересекла помещение, сунула руку под кровать и нащупала холодный, ржавый металл. Это был не идеальный лом, а нечто среднее между ломом и кочергой, с зазубренным, изогнутым концом. Он был тяжелым и неудобным, но прочным. Это единственное, что она смогла пронести в их коморку.
Приемлемо.
Затем она приступила к самой неприятной части подготовки: сняла грубое платье, под которым оказалась простая, поношенная рубаха из плотной ткани. Плащ она оставила — он был необходим, чтобы скрыть оружие и хоть как-то защититься от холода в туннелях.
Повернулась к Лике. Та уже не спала, а смотрела на нее широкими, испуганными глазами.
— Я ухожу, — тихо сказала Арина, подойдя к сестре и опускаясь перед ней на колени. — Ненадолго.
— Куда? Ирочка, не уходи! — в голосе Лики послышалась паническая нотка.
Арина схватила ее за руки, заставив замолчать. Ее взгляд был жестким, не допускающим возражений.
— Слушай меня очень внимательно. Забудь это имя. И своё. Ирина и Лика умерли в лаборатории. С сегодняшнего дня ты — Лиана. Только Лиана. А я — Арина. Если кто-то спросит — мы всегда были Арина и Лиана. Поняла?
Лика попыталась вырвать руки, ее губы задрожали.
— Но почему? Я не хочу! Я боюсь!
Арина с силой сжала ее запястья и повторила строже, — Лиана и Арина, повтори!
— Лиана и Арина, — обиженно прошептала сестра, едва сдерживая навернувшиеся слезы. Она не понимала, почему сестра так строга с ней.
— Просто жди меня здесь. Молчи. Ешь то, что даст Эльза. Никуда не уходи. И не произноси старого имени. Никогда. — дала последние наставления Арина и уже ласково погладила руки сестры.
Она встала, ее фигура в полумраке казалась чужой и отстраненной. Лиана смотрела на нее, как на призрака. Арина наклонилась, одним резким движением сорвала с подола своего старого платья узкую полоску ткани и обвязала ее вокруг запястья Лики поверх серой кожи. Жесткий, почти ритуальный жест.
— Я вернусь, — прошептала Арина и крепко обняла сестру, поцеловав в макушку.
Затем накинула плащ, сунула «Искру» в складки рубахи, взяла в руки тяжелый лом и вышла из подвала, не оглядываясь на тихие, подавленные всхлипывания.
На улице было пасмурно, вдалеке на горизонте собирались черные тучи, обещая дождь. Арина двигалась быстро и бесшумно, прижимаясь к стенам домов, пока не достигла прачечной. За грудой вонючего, промокшего тряпья она нашла едва заметный лаз. Решетка была сорвана давно.
Арина последний раз окинула взглядом спящий подгород, послала мысленный привет Лиане и шагнула в темноту.
Внутри пахло сыростью и плесенью. Вентиляционный ход был тесным, и с каждым метром он сужался. Приходилось ползти, задевая спиной шершавый потолок. Лом цеплялся за выступы, и его скрежет казался невыносимо громким.
На удивление, никаких препятствий больше не было. И вскоре ее обдало волной теплого, спертого воздуха, а туннель уперся в решетку. Сквозь ее прутья лился тусклый багровый свет.
Она была на месте.
Сердце бешено заколотилось в груди. Пришло время действовать. Арина просунула лом между прутьями. Ржавое железо поддалось с противным скрипом. Еще одно усилие — и проход был свободен.
Она выползла наружу и, наконец, смогла сделать глубокий вдох.
В Цитадели ночью было обманчиво тихо..
Цель: чешуя. Метод: провокация трансформации, изъятие. Цена: любая.
Арина повторяла это про себя, как мантру, двигаясь по мертвым, холодным коридорам. Разум, привыкший к порядку и контролю, цеплялся за алгоритм как за спасательный круг.
Она мысленно сверялась с картой, впечатанной в память: поворот, спуск, три шага после трещины в стене. Тело двигалось почти автоматически.
Тоннель расширился, упершись в громадную пещеру.
Всё пространство сотрясал оглушительный грохот — будто в самой груди пещеры бился огромный молот. Это сердце дракона, заточенное в звериной форме, разрывалось от ярости и боли. Ему в такт с потолка сыпалась каменная крошка, оседая мелкой сверкающей пылью на волосах и плечах.
Арина прижалась спиной к шершавой стене, пытаясь слиться с тенями, и в ту же секунду грохот сменился настораживающей тишиной.
Окаменевшая правая рука, обычно беспокоящая лишь тупой ноющей болью, вдруг затрепетала странной, пронизывающей вибрацией. Каждая трещинка на серой коже отозвалась на зов, не слышимый уху, но ощущаемый каждой клеткой магии в теле. Шепот Камня в крови Арины взвыл в унисон. Теперь, у самого источника, он звучал оглушительным, злорадным гулом.
Сознание вернулось к Арине волной тошнотворной боли. Казалось, каждый мускул в ее теле кто-то пропустил через каменные жернова. Холодный пол давил на щеку, а в висках стучало навязчивое:
провал…полный провал…Лиана…
За спиной послышались шаги и грубые руки впились в ее предплечья, поднимая с пола и вновь накидывая съехавший плащ, который скрывал синяки и ссадины.
Ее поволокли по бесконечным, знакомым уже коридорам, но на этот раз — не вниз, в темницу, а наверх, по лестницам, столь гладким и отполированным, что они казались вырезанными из единого черного монолита.
Вскоре они были на месте.
Тронный зал не был похож ни на что ранее виденное ею. Это был гигантский геод, полая сердцевина самой Цитадели.
Стены вздымались ввысь, теряясь в темноте, и были высечены из гигантского кристалла черного базальта, испещренного прожилками серебра и золота, которые мерцали, словно звезды в ночном небе.
Пол под ногами был идеально гладким и в нем ясно отражались фигуры стражей, ведущих пленницу в одном плаще. Здесь не было ни факелов, ни окон. Свет исходил от самого камня — холодный, фосфоресцирующий, синеватый, он лился из глубин стен, не создавая теней, а лишь подчеркивая абсолютную, безжизненную геометрию пространства.
Звук шагов тонул в этой гробовой тишине, поглощаемой бесконечным камнем.
В центре этого неестественного пространства, на возвышении, которое было скорее природным выходом породы, чем творением рук человеческих, сидел он – Повелитель Камня.
Казир.
Арину грубо швырнули к его ногам, и она скривилась от боли удара голых худых коленей о ледяной камень. Её взгляд уперся в сапоги из чернейшей, матовой кожи, без единой царапины. Стиснув зубы, она медленно, с усилием преодолевая боль и унижение, подняла голову.
Повелитель впечатлял.
Длинные ноги в плотно облегающих черных штанах из грубого, но благородного материала неизвестного Арине. Узкие бедра, перехваченные широким поясом из матового, серого металла, на котором не было ни украшений, ни оружия, только строгие геометрические насечки. Прямая спина, мощный торс и плечи, облаченные в тунику того же черного материала, скрывающая мускулатуру, но не силу.
И, наконец, лицо.
Он был молод. Лет тридцати, не больше. Но в этой молодости не было ничего от юношеской мягкости. Его черты были высечены резцом безжалостного ваятеля: высокие, идеально прямые скулы, острый подбородок, тонкий, но твердо очерченный рот. Кожа — бледная, почти фарфоровая, с легким оливковым подтоном, гладкая и натянутая, как мраморная облицовка. И волосы — густые, иссиня-черные, волна которых, идеально уложенная, ниспадала на высокий лоб и была лишена даже намека на беспорядок.
Но венчал эту картину не трон, не диадема в привычном смысле. Из его собственных висков, прямо над ушами, росли, сливаясь с кожей, два изогнутых, заостренных шипа из чистого, темного обсидиана. Они были частью его черепа, его естественным продолжением — живая, органическая корона, вросшая в плоть. Они не сверкали, а поглощали свет, создавая вокруг его головы нимб абсолютной темноты.
И глаза... Глаза были того же цвета, что и эта корона — обсидиановые, непроницаемые, лишенные не только эмоций, но и какого-либо свечения. Они не смотрели — они сканировали, анализируя каждую ее судорогу, каждый вздох. В них не было ни злобы, ни величия. Была лишь абсолютная, леденящая пустота вечной мерзлоты.
Молчание, длившееся с момента ее падения, стало теперь осязаемым.
Повелитель даже не шелохнулся за все это время, как будто сам был каменной статуей. Его поза была безупречна, мантия — абсолютно черная, без единой складки. Взгляд был устремлён на Арину.
Тишина.
Казалось, она длится вечность. Слышался лишь стук ее сердца и предательски громкое, сбивчивое дыхание. Даже Шепот Камня в ее крови затих, подавленный этой ледяной, безмолвной мощью.
Разум, воспитанный на логике и диалоге, метался в панике, не находя опоры. Нужно было нарушить молчание. Любой ценой.
— Для сестры... — ее собственный голос прозвучал хрипло, неузнаваемо, кощунственно громко. — Ей хуже. Каменная Скорбь... Я готова отработать. Мои знания... алхимия... — слова путались, язык заплетался от страха.
Он не перебил. Не двинулся. Просто смотрел. И от этого молчаливого взгляда ей захотелось провалиться сквозь каменную глыбу.
И только когда ее голос окончательно сорвался в немое отчаяние, Казир поднял руку. Одно плавное, экономное движение.
Стражи, не дожидаясь слов, развернулись и бесшумно вышли. Новое молчание стало еще страшнее. Оно висело между ними, тяжелое и звенящее, как натянутая струна.
Спустя время за спиной у Арины снова зазвучали шаги. Тяжелые, мерные. Стражи вернулись. И между ними, маленькая и хрупкая, шла Лиана.
Ее испуганные глаза мгновенно нашли Арину. В них — немой вопрос, животный страх и слабая надежда. На бледных щеках проступали серые, мраморные прожилки болезни, а левая рука была почти полностью скована каменным панцирем.
Ледяной ужас надвигающейся беды сковал Арину.
Повелитель медленно, очень медленно перевел взгляд с нее на девочку. Его рука поднялась снова. Воздух затрещал, сгустился, стал вязким, как сироп. Свет в зале померк, сконцентрировавшись вокруг Лианы в мертвенном, фосфоресцирующем сиянии. Младшая сестрёнка замерла, ее глаза округлились от ужаса.