Я проснулась в холодном поту.
Всё тот же потолок, всё те же мыши скребущиеся под полусгнившим полом.
— Вот ведь! Утречко очередное, – фыркнула и встала. — А ну, будьте любезны! – обратилась я к мышам, и они затихли. — То-то же!
Мои милые соседи на протяжении уже какого-то времени.
Не надо было, дорогая, доверять бестолковой недоведьме, не надо! Всё наковеркала, всё, что могла! Эмария… Ох, десять детей тебе, милая девочка!
Ворчливо встала и пошла умываться. В треснувшем зеркале уже не видела той прекрасной и лощёной Кирианы Лэсарт – конечно, когда, чтобы помыться нормально, надо воды из колодца натаскать, а потом сидеть над ведром и ждать, когда нагреется. Тоже мне – мир технологий, как его называли местные.
— И что я тут делаю? – спросила у себя, а потом закатила глаза.
Ну, точно, да – вот и делай хорошие дела после такого!
Меня перекинуло в другой мир, мыслимо ли? В другой мир! И ладно. Слыхала об этом. Но вот чтобы в мире не было ни грамма магии? Это что за поворот такой? Я же сделала доброе дело? Сделала. Я помогла этой бестолковой девчонке. Я даже жениха ей отдала безвозмездно, хотя могла бы потребовать выполнение данного мне слова. И что с того – сто вёсен прошло. Мелочи какие.
А всё с чего началось? Вот она я – Кириана Лэсарт. Очаровательная и, между прочим, с королевской кровью в жилах. Воспитывалась при дворце – осанка, манеры, покладистость характера… Ладно, с этим немного не в ту сторону пошло. Но то сейчас, тогда-то – Кириана была тихонькой и миленькой. А потом случилось на мою голову – жених, который сбежал воевать, одна штука. Дружочек его – одна штука. Проклятья – и не сосчитать сколько штук. И оглянуться не успела, как пришлось всё это разгребать и ради чего? Ради мелкой ведьмочки, которая влюбилась в моего жениха! Пусть и задаром не нужен был. И вот вроде бы сделала я все, как нужно, а девица вместо помощи мне, кинула меня в другой мир и глазом не моргнула. И ведь даже злиться не получается, потому что – ох… она же даже, если бы хотела ничего бы такого натворить не смогла бы. Действительно. До колик смешно, но сделала Эмария это нечаянно. Вот и сижу теперь, дочь герцога и ведьма в одном лице, в избе разваливающейся… в лесу. Тьфу ты!
Я всмотрелась в отражение, нахмурилась — это что ещё за новости?
— Нет, серьёзно? — я выудила из копны своих рыжих волос седой. Ничего себе. Заявочка…
Мало того, что я живу тут в избе разваливающейся, в лесу, вокруг ни души, белки и прочие не считаются, терплю вот всё это безобразие, а тут — седой волос!
Вгляделась в себя – это я стареть начала? Отлично!
Сто лет, сто лет! Кириана, ты была неотразима сто лет, а тут просидела в этой глуши без магии несколько месяцев и уже стареешь? Это в планы точно не входило.
Я вышла на улицу и глядела свои владения. Тут сказочка есть у них про бабу Ягу – не знаю, я в книге прочла, которую на чердаке этого своего «замка» нашла. Хорошо, что с магией внутри себя всё же дружу и сама для себя кой чего могу натворить. Например, как понимать книжки местные. Вот значит жила-была бабка в лесу в избе… всем проклятий насылала. Поздравляю Кириана – ещё чуть-чуть и ею и станешь. На перекошенный забор сел ворон.
— Пшу, пошёл вон, – махнула я ему рукой. Не люблю я воронов, ну, простите, с воронами не ко мне.
Погода была не дурной сегодня, а значит, чтобы отвлечься — пойду-ка я в лес.
Вздохнула, направилась в сторону речки, точнее так себе речка, ручей, но можно же и…
Чуть не наступила на ужа. Тут их водилось от души – просто из-под ног выползали. А этот как-то не очень торопился.
— Чего развалился? – буркнула я. Не было у меня желания на расшаркивания и прочие нежности, хотя змеек люблю.
Переступила через ползучего и направилась дальше. Дошла до реки. Разозлилась ещё сильнее – чтоб вам всем! Села на берегу, готовая разрыдаться. Даже уже по бабкиному духу скучала, потому что она осталась вот там, в том мире, который был моим домом, и с тех пор, как я здесь, я не могла призвать её. И её силу не чувствовала.
— Нет, Кириана, хватит! Нужны они тебе? Вот и баба Яга – да и ладно, да и подавитесь, – сказала я куда-то в сторону зарослей берёзы, развернулась и отправилась домой.
А тут — ползучий не делся никуда.
— Друг, тебя сожрут! – предупредила я, потому что жизнь в ужике теплилась. Но только не очень он стремился её сохранить, потому что на ближайшей берёзе сидел очередной огромный ворон. — Да, как хочешь.
Прошлый раз — последний, когда я кому-либо помогала. Вляпалась по самые уши.
Переступила через ужа, сделала несколько шагов прочь, а ворон радостно слетел с дерева к своей добыче.
— Ох, пожалеешь ты об этом, Кириана! Ох, пожалеешь, – проворчала я и развернулась, шикнув на обиженную птицу, подобрала так себе, на самом деле, живого ужа. — И учти, будут неприятности из-за тебя – прокляну! – сказала ползучему с угрозой.
Впрочем, надо было понимать, что следуя последовательности случающихся со мной событий, проблем он мне подкинет – закачаешься!
Каждый, кто себя плохо ведет, рано или поздно заслуживает возмездия. Наверное. Но это не точно. Помимо меня, отвратительных гадов в моем мире невероятно много — одних убийц и воров не сосчитать! А неминуемая кара настигла лишь меня, заставив ползать по миру, в котором я не чуял даже маленькой крупицы магии.
Прекрас-с-сно.
Первые несколько дней я отчаянно ползал по лесу, ища выход обратно к себе домой — но бесполезно. В него без магии, похоже, никак не попасть. Так что мое путешествие случилось в одну сторону.
Видимо, я и правда заслужил подобные «каникулы» от магии и своих обязанностей лорда. И от себя самого.
Кто я теперь? Смертный? Вполне возможно. Вон, как ворон на меня косился своим глазом.
— Кар-р-р!
Кара не лишила меня разума и других качеств — слуха и зрения.
— На мой взгляд, это не очень милосердно, — я скрутился кольцом и положил голову себе на хвост, обсуждая свою проблему с вороном.
Со стороны это звучало как: «С-с-с-с-с-с и с-с-с-с». А ворон кивал головой и каркал в ответ.
— Да, если уж лишаешь человека возможности быть человеком в физическом смысле, то зачем оставлять ему разум и мысли?
Ворон занял позицию ниже и снова согласился со мной.
— И какой толк в моем сознании, если ты все равно сожрешь меня? Кстати, а чего ты ждешь? Можешь начинать. Я никуда не тороплюсь.
Выпрямился и растянулся на солнышке, приняв форму черной коряги.
С-с-с-с ума с-с-сойти, как хорошо.
Чешуйки всколыхнулись по всему моему… м-м-м телу? и потянулись к теплу. Не думал и не знал, что буду радоваться солнцу и теплу. Никогда не любил лето. На моей земле толку от этого лета не было, только мои люди расстраивались из-за его скоротечности. А уж если оно бывало особенно жарким, то все как с ума сходили — пили, ели, гуляли и… плодились. Женщины в это время особенно сговорчивые.
Эх… оказывается, лето не такое уж и плохое время года.
От солнца меня разморило.
Даже нет, я почти потерял способность шевелиться. Не только погрелся, но и подсох. Время в моем обличье змеи теряло свою суть. Быстро ли оно движется, или медленно — какая разница?
Кажется, так и помру на солнце. Да и зачем бороться? Я ж знаю, что мне конец в любом случае.
Невезение разное случается. В грязь наступить или еду на себя опрокинуть за обедом. Со всеми бывает.
А как назвать то, что произошло со мной? Я много дней полз по этому проклятому лесу в поисках дороги домой и совсем потерял надежду и силы.
Меня предали и оставили родные люди. И вот теперь я — дохлый змей. Хватит, отжил своё. Жрать мышей и букашек я точно не буду. Ну его, это проклятье. Умирать, так с достоинством.
И ворон мог бы сделать мне одолжение, между прочим! Скормил бы меня детишкам своим, что ли…
Я услышал треск веток и какой-то шорох.
Своим брюхом — брюхом же, да? — почуял легкие шаги недалеко от меня. Человек? Ну-ка, растянусь пошире, чтобы уже наступил на меня и… шаги отдалились. Человек, я точно это знал, видел меня. Испугался?
Ну, да. Мало ли какие здесь обитатели.
Так! Не может быть! Человек возвращался!
Я немного развернулся навстречу ему и… глазам своим не верю!
Женщина! Красивая настолько, что будь я мужчиной, немедленно бы обворожил и покорил! Радужки моих глаз в момент были ослеплены от ее огненно-рыжих волос. Разве такие бывают? Сама в лохмотьях непонятных, которые и не скрывали ничего.
До чего ж шикарная!
Почему я встретил ее, когда пребывал, гм, мягко говоря, не в форме?
— Крас-с-с-сивая, — прошипел ей, а она меня не испугалась. Напротив, подошла и, наклонив голову, посмотрела на меня. Будто прикидывала, что со мной делать.
Может, она съесть меня хочет? Тоже неплохая с-с-смерть.
— Друг, тебя сожрут! — предупредила меня. Перешагнула и пошла дальше.
Что?! Вернись, красотуля!
И мой собеседник-ворон все же слетел ко мне, явно намереваясь избавить меня от моей бренной жизни. Милосердие решил проявить.
Я уже приготовился скончаться, как снова ощутил шаги и резко взмыл в воздух. Что это?
Рыжая стиснула меня рукой и подняла на уровень своих ярко-голубых, как топазы, глаз.
Загляденье, а не женщина!
— Крас-с-с-сивая, — снова прошипел я. Вот в это мгновение разум меня и покинул, кажется. Проклятье свершилось полностью.
Но что-то женщина совсем уж разошлась и покрутила меня в разные стороны, словно оценивая весь потенциал от такого прелестного черного ужика, как я.
— Ай! Больно! Можно неж-ж-жнее? — проворчал я ей. Конечно же, она меня не поняла.
Хм… я почувствовал легкое покалывание и тепло… что это? Магия?! Не может быть…
В моем мире магией владели только мужчины. Женщинам отведена лишь приятная роль в постели и в продолжении нашего рода.
Я плавала в тепле воды, вспоминая своё детство. То, которого у меня не было. Или всё же… Почему-то снилось – тот вредный мальчишка, который всегда так хорошо плавал, чувствовал себя в воде, словно рыба. Его сестра тоже не боялась воды. Она была очень отважная, я ей завидовала. Неслась в своем платье в ледяную воду реки вслед за братом и ухала с разбегу в самую середину, туда, где глубоко. Её сносило течением, я всегда, всегда-всегда, вскакивала и, в испуге, смотрела на неё, но она визжала, смеясь, а ее старший брат ловил её, потому что всегда был чуть ниже по течению и никогда не спускал с сестренки глаз.
А я…
— Киана, – кричала мне маленькая Элинор Д’Эвре, которая так любила коверкать чужие имена, — иди к нам!
Я попала в семью герцога Д’Эвре вопреки своей воле. Король, единственный, кто после смерти моих родителей имел право распоряжаться моей жизнью, отправил меня из дворца в далекую глушь — замок Рэйвен-Холл.
Первое впечатление от нового дома поразило меня тем, насколько здесь, в отличие от дворца, свободно живут дети — отпрыски герцогского рода. Казалось бы… королевская кровь! Но Элинор не носила чулок, и даже обуви. Вечно бегала босиком, следом за герцогскими псами. Один, самый старый, не отставал от нее, по пятам её преследовал, словно знал, что нужен за девчонкой глаз да и только, но не нужно было, потому что ее брат, Кэйлан, всегда присматривал за сестрой.
Мне поначалу казалось, что она изводила брата немыслимо, даже удивилась – как так можно? Разве воспитанные леди так себя ведут? В самом деле, куда только смотрят ее родители? А родители смотрели друг на друга, а ещё на свои земли и своих людей. Но и Кэйла не обременяло присматривать за сестрёнкой, которую он обожал.
Внутри этой семьи царила невероятная гармония, такая, что щемило внутри. Я боялась находиться с ними. Боялась. Но я вообще всего боялась. Любой резкий звук мог расстроить меня, и я была готова сжаться до размеров песчинки.
«Тихоня», – тепло улыбался Кэйлан.
Дети при дворе меня называли «ржавым или кровавым духом семьи Лэсарт», чем доводили меня сначала до слёз, а потом, когда стала старше, до едва сдерживаемой злобы и мелкого пакостного колдовства.
Но у Д'Эвре я никогда не слышала обзывательств, никто никогда не шутил надо мной зло или обидно. Эли всегда обнимала меня и искренне улыбалась, восхищаясь огнём моих волос. А её мама заплетала мне косы, гладила по голове и, порой, отпускала шуточку о том, что вот так надо вести себя настоящей леди, а не как Элинор. Девчонка срывалась с места, не давая заплетать себе вторую косу, и неслась в сторону мужчин проверять — встал ли брат. Ей непременно требовалась конная прогулка, или пройтись пешком до соседней с замком деревни. А летом:
— Пойдем на реку, нуууууу же!
Эли всегда говорила — если я буду бегать с распущенными волосами, то все подумают, что вокруг всё горит огнём.
И я не шла к ним в воду, потому что боялась воды, безумно боялась.
— Ну, же Киана, – протянула мне руку Элинор, обнимая Кэйлана.
— Не приставай, Эли, – ворчал он, доплыв с ней на руках до берега. — И как ты теперь домой пойдёшь, глупая?
— Сам дууууурак, – топнула она ногой и понеслась в сторону дома. И мне тогда казалось, что перед ней расступались деревья и стелилась трава. Её любил мир.
— Пойдём? – ледяная после воды рука Кэйла, протянутая мне, обжигала.
И мне так спокойно было с ними. Я обожала их. Всех.
— Тыыыыыы, как ты можешь, кааааак? – шипела мне на ухо злым проникающим в самую душу шёпотом старуха, моя бабка. Ведьма.
Её неупокоенный дух преследовал меня с самого того момента, как мою семью казнили за предательство короны. От неё я знала всё в подробностях, которые не стоило бы знать ребёнку, из-за её вечного преследования меня, я сжималась и закрывалась в себе. Она нависала надо мной и требовала возмездия.
«Когда ты станешь ведьмой, я научу тебя!» – говорила она в ночи, когда я пыталась уснуть.
И только у Д'Эвре она не смела показывать себя, потому что герцогиня Илайна Д'Эвре была ведьмой, да и Моран, травница и целительница из соседней к замку деревни, Ласты… моя бабка просто не могла показать себя при них. И я была счастлива. Я была счастлива от этих мгновений спокойствия и тишины. Я наслаждалась теплом, уютом. Но…
— Они, они! Вороны! Вороны, которые растерзали твою семью! – каркала она не хуже этой птицы, что служила гербом для герцогов Д'Эвре. Мое спокойствие заканчивалось, как только я возвращалась во дворец. — Мести, мести! Вот чего ты должна хотеть. Взращивай в своём сердце жгучую месть. Только кровь смоет зло, которое они принесли тебе, моя крошка, тебе и нашей семье. Извести, уничтожить, отомстить!
А я видела от них только тепло и участие, а потом… потом Кэйлан Д'Эвре стал моим женихом. Его Величество решил, что это «правильный и верный шаг», но мы с Кэйлом уже не были детьми. Красивый тёмный принц для меня, измученной тьмой внутри, призывами к мести, скорбью будущей ведьмы — он был глотком воздуха. Я отчаянно хотела, чтобы он помог мне, чтобы вытащил из этого мрака. Но… да – я всё ещё была тихоней. Я боялась раскрыть рот. Я уже похоронила внутри себя надежду, что дух неупокоенный оставит меня. Страшилась, до обледенения страшилась стать ведьмой. Мне надо было рассказать Кэйлу, надо было рассказать… однако – ох, все эти вздорные, яркие девицы, которым невозможно было противостоять ни одному мужчине в здравом уме. Я старалась быть такой, как они, но у меня так скверно получалось.
Не могу сказать, что переход в другой мир, и уж тем более перевоплощение в человека, дались мне легко. Но в общем и целом я справился, правда, после жаркого лета нас перебросило в позднюю осень. Когда-то, тысячу лет назад, не меньше, в это время в Ауэрине стояло теплое лето. Но это было давно, я еще не родился и не застал этот чудесный период.
Никогда жару не любил, но побывав в другом мире, пускай и в теле змеи, оценил по достоинству. Особенно сейчас, когда я после перевоплощения голый, а на руках у меня девица без сознания.
Я положил Кириану на засохшие и пожухлые листья и выпрямился. Лес, родной и до боли знакомый. Никаких бабочек, ежей и птиц. Тишина. Когда я был здесь в последний раз, он мне казался более живым. Радовало лишь одно — я человек и очень хорошо ориентировался в местности. Здесь совсем недалеко есть домик егеря. Нам бы для начала крышу над головой заиметь, потом уже со всем остальным разбираться.
Кириана в непонятных и коротких тряпках вместо платья. Кто ж его знает, может в том мире без магии, мода такая… Ее яркие рыжие волосы рассыпались по темной земле. Их словно солнце коснулось при рождении. Ноги в этих вот лохмотьях меня сводили с ума. Я и в обличье ужа льнул к ней по-всякому, потому что вот запах ее пленил меня, ее тело манили, а душа…
Какая душа, Йохан? Совсем спятил что ли?
Спятил, и еще как. Смотрю на ведьму, на это сокровище, дар природы и богов в ее мире — да-да, подглядел уже кое-что на правах фамильяра, — и сердце стучит быстрее. При одном лишь взгляде!
И холод меня не пробирал. Нет, согревался рядом с ней. Моя Кириана…
Я боролся с собой.
А зачем мне вообще Кириана? Может, отправить ее домой, как она хотела? Она скучала по своему миру. И пока она без сознания, я пробрался ей в голову, чтобы понять, куда, собственно, ее отправлять. А там… там… я едва не задохнулся. Люди. Много людей вокруг, и она одна. Мужчины и… она не впускала в воспоминания, связанные с ними. Запечатала их даже от себя. Что же там?
Одиночество. Там она невыносимо одинока. И, кажется, со мной-ужом в лачуге ей было куда интереснее и веселее. Она смеялась со мной. А там… когда она в последний раз смеялась?
А вдруг, если переброшу ее туда, она расстроится? И не ждет там ее никто… А я? Что я могу ей дать?
Вот стоял посреди леса с голым задом и думал об этом. Это все связь фамильяра и ведьмы. Проклятье. Я все еще проклят! Очень даже! И вполне могу обратиться в змею обратно. И что тогда?
И я еще не отомстил ей сполна за договор фамильярства без моего на то желания. Хотя, в этом была своя прелесть. Но отомстить очень хотелось. По-своему, как я умею. Тонко и приятно. Очень приятно.
А еще… мне нужно знать, кто обратил меня в гада ползучего. И что там в замке? Заговор против меня? Едва ли мне Кириана поможет в этом, напротив, от нее будут одни проблемы. Если кто-нибудь узнает, что женщина владеет магией, то ей прохода не дадут. И кто-нибудь из знати наверняка захочет пристроить к себе в качестве супруги, а я этого не вынесу. Мне самому хотелось эту сладос-с-сть заполучить.
Вот же! Как змея на ножках шепелявить стал.
Ладно, нужно перестать размышлять и заняться делом.
Я поднял Кириану на руки снова. Ведьма жива и здорова, но переход через ведьмин круг, как его называли в одной легенде, дался ей тяжело, отняв остатки и без того слабой магии.
С каким же трудом мне удалось войти к ней в доверие и заманить в круг. Этот круг я давно заприметил. А тут такое дело, пикник! Будь я мужчиной, мы бы провели его иначе, но лежал я змеей брюхом кверху и размышлял о бренной жизни своей. И вспомнил, что пытался через круг пройти. Но магии во мне было еще меньше, чем сейчас в Кириане, поэтому он не срабатывал. А с ней все получилось. Круг к тому же снял с меня змеиное обличье — потому что тоже магическую основу имело. Похоже сил Кирианы не хватало… Что ж, я только этому рад. Как же приятно вдыхать ее запах, а не ощущать инстинктами. От нее исходило какое-то особенное тепло. Ее хрупкое изящное тело слишком легкое. Как долго она жила впроголодь? Я пытался понять ход времени в ее голове, но тяжело давалось. Как будто один день сливался в другой и так долго, очень долго. Сколько? Годы? Десятилетия?
У меня застучало в висках от напряжения. Она пыталась оградить свои мысли от фамильяра даже без сознания.
Не знаю, сколько я шел вот так по холоду с ней на руках. Удивился самому себе, когда понял, что переживаю не за себя, а за ведьму. Боялся, что она замерзнет и заболеет. Зачахнет без магии.
Впереди показался домик егеря. Наконец-то! Добротный дом из деревянного сруба. У егеря и фамилии то, кажется не было, про себя я называл его Эспен-из-леса, потому что он следил за лесом, за порядком, помогал мне во время охоты. И от него я слышал больше всего жалоб о том, что лето в ближайшие годы и вовсе не наступит.
— Х-холод-д-но, — прошептала Кириана, не приходя в сознание.
— Потерпи, сладость, скоро согреешься, — пообещал я, подходя к дому. Обошел его, чтобы войти через двор. Представил на минутку, как Эспен будет передавать новости в замок, как их лорд ходил с полуобнаженной девицей и задом сверкал, ища одежду и кров.
Казню! Если хоть одна сплетня до замка дойдет! Спалю и уничтожу! Я и ведьме не прощу, что над моим именем потешалась.
Снова этот сон. Снова плыву в воде, меня несёт течением и я ничего не могу поделать, не могу сопротивляться. Вода ледяная, магия покидает меня, оставаясь в воде, а холод сковывает так, что невозможно пошевелиться. Я умру?
Не могу открыть глаза. Не могу вытащить себя из этого морока, который тянет из меня мои силы, мою магию, опустошает и всё, что мне остаётся это только трястись дрожью, замерзая, и не надеясь на спасение. Я борюсь всего несколько мгновений, а потом подчиняюсь.
Вся боль, что есть внутри меня, идёт наружу, вода окрашивается в тёмный, почти чёрный цвет — так не хочу возвращать это, но оно выходит. Отчаянно хочу забыть. А оно… словно кто-то вытягивает из меня мои воспоминания, тянется к ним, открывает книгу, которую я готова бы сжечь, но она никак не сгорает, изводит меня… мучает.
А теперь эта тёмная вода станет моим пристанищем. Смогла бы я стать духом в своём мире, каким становится любая ведьма? Или. Это другой мир. Другие правила. Что ж. Пусть так. Смерть не самое ужасное и я прекрасно это знаю.
Дрожь становится невыносимой и, когда я отдаюсь отчаянию, заполняющему меня…
Меня обнимают тёплые, нет, горячие руки. Прикосновения пальцев жгутся, оставляя следы на коже и словно уходя внутрь, достигают крови, будоражат, греют, сжигают. Голос глубокий, гулкий и знакомый шепчет что-то, и я не могу понять ни слова, но точно знаю, что его владелец успокаивает меня.
Чувствую жар объятий, и тело наполняется теплом, прогоняя стужу, просто от того, что эти руки обнимают меня, прижимают к широкой груди. И мне бы испугаться, дёрнуться, но впервые после того, что со мной случилось, я не избегаю прикосновений. Этот сон невыносимо реален, невыносимо тягучий и опаляет невыносимой тягой, но это сон и я не хочу прятаться от него, потому что греет, потому что невыносимо хорошо в этот момент.
Шёпот горячим дыханием остаётся где-то на щеке, потом губы. И я плавлюсь, тону в этом. Не могу терпеть и не хочу, чтобы это прекращалось. Он говорит, восхищённо, но так… я не могу объяснить, осторожно, касаясь губами моего уха, щеки, глаза, брови. Укачивая меня, отчаянно страшно становится просто потерять это тепло, хотя внутри столько боли плещется морем без берегов, но сейчас мне кажется, что я не утону, если буду держаться… за него?
Слегка провожу пальцами по горячей коже, чувствую силу, мощь того, кто меня обнимает, и страшно, истома накрывает с головой – я не умею доверять, не могу позволить прикоснуться к себе, это больно. Это рушит, это…
И вмё же хочу ещё и ещё. Почему не могу открыть глаза? Так пугает, раздражает, но мои руки обнимают сильное мужское тело, я понимаю это, и сама не верю себе хочу прижаться сильнее. Запускаю пальцы в длинные мягкие волосы, он выдыхает мне в губы стон и, наконец, накрывает их своими.
И я не испытываю страха или отвращения. Нет, меня разрывает на части, тянет, содрогает, поднимая бурю, что закрывает моё море боли, сметая всё, что так долго живёт внутри, уничтожая меня.
Я не хочу, чтобы он отпускал, не хочу, чтобы переставал целовать. Испепеляя внутри потрясающей моё сознание тягой. Выворачивая наизнанку. Его настойчивый язык проникает в меня, пронзая яростным желанием, ласка такая острая и испепеляющая.
Я хочу увидеть его, но никак не могу открыть глаза. И реальность ощущения этого сна делает своё чёрное дело — я сжимаюсь, невольно возвращаясь в своё прошлое. Холодею, потому что ужасом повторения сковывает так сильно. Я хочу открыть глаза, я не хочу быть снова растоптанной и использованной… слёзы текут из глаз.
И он замирает, чувствует меня. Хватается сильнее, стискивая в объятиях, держит, будто боится потерять. Его шёпот на неизвестном мне языке такой тихий, слова полны надрыва, нежности и ласки. И я начинаю видеть.
Как слепой видит руками, так же и я – мои пальцы словно передают мне видение, во мраке вспыхивают рисунок плоти того, кто меня обнимает, утешает, греет. Я точно знаю, что он хочет именно этого. Нет, не причинить мне боль или вред, он трепетно нежен и это сильное тело, ощущаю, а потом вижу каждый изгиб сильного тела, там где прикасаюсь, расходится рисунком, словно чешуя, светится золотом и серебром, полная магией, питая меня саму, отдавая в меня не только эту уверенность, что мне ничего не грозит рядом с ним, но и обжигающее желание, от которого внутренности завязываются в тугой узел. Никогда-никогда не было внутри такой тяги, что страшно.
Я сама обнимаю его, сама… И наконец вижу глаза — яркие зелёные, переходящие в золотой, вертикальные зрачок, становится круглым, потом снова меняется. Это завораживает, а он снова приникает ко мне губами, снова целует так, что перестаю ощущать себя. Хватаюсь, сама, сама… боги… стон вырывается из груди и…
Я просыпаюсь.
Открыв глаза, пытаюсь справиться с подступившей ко мне паникой. Задыхаюсь от жара внутри, того, которым наполнил меня сон. И только когда удаётся вздохнуть нормально несколько раз, обвожу глазам вокруг – изба. Добротная, светлая, обстановка самая простая. Мужская. Когда я проснулась я решила, что я в своей избушке на курьих ножках, точнее покосившемся домике бабы Маши, а вот то, что со мной случилось это тоже сон. Но подожди, Кириана! Что с тобой случилось?
Теперь я начинаю задыхаться от того, что ничего не понимаю, страх парализует до основания. Пытаюсь привести мысли в порядок, но ничего не получается – проклятье!
— Тиш-ше! – слышу шипение. — Дыш-ш-ши, крас-савица! А то чуть не замёрзла, а теперь задыхаться реш-шила?
Бывал я как-то летом на деревенской ярмарке. Да, в тот самый день летнего солнцестояния, когда света и тепла особенно много. Настолько, что впоследствии через восемь-девять месяцев рождались дети. Во время праздника разврат лишь поощрялся. Должно же быть хоть какое-то развлечение у моих несчастных подданных?
Жители близлежащей деревни пригласили меня на праздник, хотя я, как правило, был выше таких забав. Это Хьюго любил попроще…
Я бы упустил момент, как на меня вешались почти все женщины в надежде зачать от меня наследника, но была одна примечательная девица, с который мы там познакомились. Звали ее Тара Хардгрейв, и родом она из соседнего герцогства. Она привезла оттуда с собой некое умение смешивать разные напитки и получать из них вполне себе пригодное пойло. Называла она новые напитки смешным словом «Коктейль», что в переводе с наречия Южного Адранского герцогства означало «Петушиный хвост».
Мы с дядей души не чаяли в Таре. Она дочь какого-то незначительного дворянина, но погулять и выпить любила. Правда, черту дозволенного не переходила.
Однажды Тара сделала несколько коктейлей на выбор и попросила меня и Хью выбрать и выпить. Условие следующее — тот, кто выпьет и останется на ногах, проведет с ней ночь.
Вот в тот самый вечер везение меня и покинуло. Точно знал. Потому что после злополучного коктейля я ничего не помнил.
Тара и Хью сошлись, а я был взбешен подлостью и коварностью женской натуры. Она завладела чувствами и разумом дяди, но ведь она совсем не подходила ему. Типичная женщина со свободными нравами. Коктейль хоть и вырубил меня тогда, но в каком-то смысле отрезвил. Я перестал видеть ее красоту и очарование. Это обычная алчная и мелочная, жадная до власти и денег девка. И я ждал… месяц ждал, когда она свою подленькую натуру проявит. И я не был бы Йоханом Ван дер Караманом, если бы не вывел эту гадину на чистую воду.
Хью, — и вот кто еще из нас дурило? — попросил моего разрешения на брак с Тарой Хардгрейв. Конечно же я отказал. И дождался, когда его «невеста» споткнется и покажет свое истинное личико. Глупая дура, нужно отметить. Вздумала украсть мой перстень Ван дер Караманов. Не удалось.
Конечно, без перстня она превратилась в камень. Только я тогда ничего не понял. Вылез из ванной злой и жаждущий наказания для Тары. Надел перстень, пока она облизывалась на мое голое тело. И… тут все и случилось.
Я честно пытался донести до Хью свою позицию, но он почти не слушал меня. Бился в нервной агонии и ревел как вепрь от горя. Кажется, он возненавидел меня.
Но вроде бы прошло время, и мы даже один раз знатно напились и объяснились, а потом отправились на охоту. Вернее, я отправился, а ему было очень плохо. Похмелье ему никогда просто не давалось.
И… на охоте внезапно со мной приключилось обращение в змею. А потом как по цепочке вот это вот все — ведьма, лапки, хвост и гребень теперь! А еще все вокруг меня камнями становятся. Потрясающе!
Что ж ты стал такой невезучий, Йохан?
Мой глашатай назвал все мои титулы и объявил меня, но… не меня.
Честно, я струсил и юркнул под платье Кирианы.
Она взвизгнула и дернулась.
— Укушу, если будешь дергатьс-с-ся! — пригрозил я ей.
Ей стало не до того, чтобы пытаться вытащить меня, а я на ее мягкой груди совсем обомлел. И держался же еще за что-то! Ну за ш-ш-то мне эта дурацкая шкура и сознание человека? Мужчины. Крепкого такого и красивого. Я бы ей понравился, определенно. Вон как запаниковала увидев меня в облаке своей тьмы.
Ведьма и правда сильная. И меня от этого еще больше тянуло к ней. Так бы и прилип к ней и не выпустил бы из своей спальни, будь обстоятельства иными.
— Потом я тебя укушу, Йохан, — прошипела Кириана. А она не промах!
— С-с-сладкая, — пробормотал я, наслаждаясь ее бурчанием и этим неповторимым запахом. И голос от груди шел совсем иной. Глубокий и томный. И я на миг представил, как она…
Мои мысли прервала темнота. Кириана соображала лучше меня и накинула на свое красивое тело, и меня заодно, медвежью шкуру, которой я пытался согреть ее, пока она была без сознания. Дверь резко распахнулась. Вначале зашли воины с мечами и арбалетами наперевес, целясь в Кириану.
Что?! Разве можно так с женщиной?! Моей женщиной!
О, это вот точно и бесповоротно.
И я уже приготовился сделать, кое-что, чтобы ее защитить, но выгляув краем глаза из медвежьего укрытия, заметил входящего Хьюго. Рожа такая важная.
«Я не поняла. Ты говоришь, что ты — Ван дер Караман. А это тогда кто?», — спросила она меня.
«Мой дядя».
— Не ожидал увидеть здесь очаровательную даму, — Хью вальяжно подошел к моей Кириане и в восхищении уставился на ее чарующее лицо. Я разозлился, но закрыл свои глаза и посмотрел глазами своей ведьмы. Оказывается, договор на фамильярство очень даже нужная штука в моем положении. Не думал, что чешуйчатым фамильярам вроде меня тоже выгоден такой союз.
И что еще приятнее, я ощущал гнев и злость Кирианы на этого подхалима.
— И кого же вы ожидали увидеть, Ваша Светлость?
— Маленького скользкого змея, который превращает все в камень. Не видели?
Преимущество долгой жизни – перестаёшь особо удивляться. Преимущество моей долгой жизни – меня сложно пронять длинными титулами, красивыми лощёными статными мужчинами, которые за этими титулами скрываются. Начинаешь ценить дела и поступки, а не только осанку, размах плечей или гордо выпяченный подбородок.
Герцог. Да, что ж такое! В самом деле, где я так не угодила кому, да и не кому, а богам явно, что словно проклятье на мою голову эти герцоги! Сын одного, теперь вот второй, и ужик мой, славный милый гадёныш, тоже получается герцог? Ну, ясно, чего он важный такой — впитал с молоком матери. Я ещё раньше сокрушалась, когда проклята была, что если сама никому так сильно поперёк горла не вставала, то это конечно вина моей бабки, не иначе. Вот та точно пару деревень могла извести, прикрываясь своим «ради дела», но и жила во времена тёмные. Не мне её судить.
Но я за свою жизнь долгую не только о бабке и её наследстве для меня думала. Я посвятила себя учению, как только поняла, что меня ждёт из-за несправедливого проклятия. Сидеть и страдать смысла не было — я пыталась найти выход. Благо, что у меня такой возможности оказалось с избытком. Со знанием я приумножала и свою силу, но толку от неё оказалось немного, потому как с главной проблемой не расправилась. Кому рассказать из сведущих в колдовстве об этом несправедливом перекосе, умрут со смеху — меня спасла глупая девица, в ведьмовских делах ничего толком не понимающая!
Правда спасла вот криво! Но спасла же?
Сейчас передо мной стоял достаточно привлекательный мужчина, вид тоже властный, холодный и надменный. Однако что-то в нём было не так, но понять не получалось. Увидев меня, он всмотрелся оценивающе. Эти взгляды озабоченные мне не привыкать видеть. Вот сопровождающие его чуть слюной не захлебнулись.
А тут ещё зверь мой фамильярный. Да у него истерика! Представить себе не могла, что дам ему возможность сидеть у меня в голове, лишь бы не паниковал, как укушенный. Мысленно ухмыльнулась – он меня кусать собирался, слыхали? Да я тебя съем, если придётся защищаться! Не на ту напал! Хотя откровенно тревожило то, что я увидела во тьме, и сон… но об этом подумаю потом.
Дядюшка моего змеиного фамильяра про него спросил. Хотелось съязвить, выдать этого мелкого гадёныша, но закон фамильярства никуда не деть – он со мной, я его буду защищать, как и он меня. Мысль, что Йохан как-то там умудрился обо мне позаботиться, пока я была без сознания, всё никак не отпускала. Надо разобраться. Потом.
А сейчас глянем, что тут к чему?
И я распустила тьму.
Йохан в моей голове взвыл, останавливая меня, вот эти мужички, с оружием, подобрали слюнки, глаза вытаращили, у одного нервишки сдали и он выпустил стрелу.
— Нет, — бросился этот герцог, но ничего не успел сделать.
Йохан дёрнулся так, словно собирался ловить стрелу, но понятно, что никуда не делся. Как сидел на груди, негодник, так там и остался. Надо не забыть ему потом устроить тёмную за это безобразие! Не переживай, дружок. Со стрелами я справляться умею. Научена горьким опытом жизни с одним мерзким представителем рода мужского.
Улыбнулась — стрела изменила путь своего полёта прямо возле меня и ушла в сторону, воткнувшись в стену.
— А ну вон! — гулко приказал представитель рода Ван дер Караманов, загородив меня собой так, чтобы если у кого из его слуг и сдадут нервишки, то стрелу они пустят в него. Оценила.
«Позер! — зашипел мой уж на это. А его дядя следом за его возгласом повёл рукой и рассеял тьму, что заполнила дом лесника. — А ты…»
— Признаться, – произнёс он, всматриваясь в меня, — я поражён.
«Ещё бы…» – тут же переключился мой фамильяр.
Я повела бровью.
— Даже не знаю, радоваться или печалиться, – произнесла я. Теперь мне понятно, что этот мужчина в магии сведущ, а значит, если дела пойдут как всегда, то есть отвратительно, нужно будет что-то делать с ним и его силой.
Хотя я не могла не заметить – мир питал меня силой, отчаянно тянулся, словно ждал меня, чтобы… боги, поплакаться! Даже сейчас я распустила столько магии, но ни разу не почувствовала, что её внутри меня стало меньше, чем было до того. А вот стоящий передо мной мужчина явно силу потерял, да только не наполнялся так же быстро, как я. Такое чувство…
Вот бы Йохан перестал суетиться в моей голове! И этот его дядя не смотрел так пристально на меня… закрыть бы глаза и услышать, о чём же плачет этот мир.
— Не очень понимаю, – отозвался дядя ужа моего, немного нахмурившись.
— Знаю я, как поступают с тем, что поражает, – ответила я.
— Как же?
— Уничтожают.
Ханни мой дёрнулся. Что-то там снова стал в моей голове говорить, но я выкинула его прочь. Надоел зудеть – надо подумать, а тут… поняла уже, что дядя у него ужасный и вообще надо держаться подальше.
— Нет, прошу, – он повёл головой, очень мягко, и жест шёл вразрез с его выправкой и горделивой осанкой. — В нашем мире нет женщин, которые могли бы… – он запнулся, обвёл глазами помещение, задержал взгляд на стреле, перевёл на меня, — сотворить что-то подобное.
— Так тем более, – улыбнулась я.
— Мне… – он снова задумался на мгновение, — простите мне мою грубость и… и я не представился.
От страха за свою ведьму я перевоплотился в человека.
Не понял сам, как. Хватанул Кириану, испугавшись, что она разобьет голову о каменный борт ванны. В этот раз я хотя бы в одежде. Мельком пронеслась мысль, что перевоплощение в змею магическое, не затрагивающее физиологию. Я словно двуликий древний бог, о котором слагали легенды деревенские жители. Понял, как происходит обращение. Но сейчас неважно. Ничего не важно, кроме Кирианы, покоившейся у меня на руках.
Невольно опустился с ней на пол, оперся спиной на борт ванны и прижал к себе ведьму, покачивая, как малое дитя качают няньки. Сердце грохотало и потому дыхание ее не слышал. Дрожащими пальцами коснулся одного местечка на шее. Лекарь еще на войне научил — если чувствуешь, как под пальцами отбивается ритм, значит, человек еще жив.
И у Кирианы он отбивался. Тук-тук. Тук. Тук-тук. Тук. Но медленно, спокойно.
— Дурная. До чего ж ты дурная, женщина, — ругался на нее, а сам пытался поверить в то чудо, которое она сотворила своими руками. Взглянул на кадку с землей — и правда, зеленая трава выглядывала, как ни в чем не бывало. И все равно, что сейчас нет тепла и солнца, что холод собачьей хваткой цеплялся за каждое живое существо.
Как она это сделала? Я забрался внутрь ее воспоминаний, пока она в отключке. А там… ритуалы ведьм, обращения к богам, игры с природой. И каждую весну ведьмы проводили один и тот же обряд. И словно сама земля и природа тянулись к ним, как жадная любовница в ожидании ласки.
— Покажи, Кириана, — шепотом просил я. Потому что я вот тоже тянулся к ней в ожидании тепла и… продолжать свою мысль не стал, испугавшись, что это бред. А тем временем ведьма впустила меня в свои воспоминания.
И меня затопило. Горечью, слезами и потерями. Я задыхался, карабкаясь во тьме, сбившей меня с ног. Да что ж такое! Это не зло, ведь зла, как такового не существовало. Зло творят люди, а это часть мироустройства. Просто вот она Тьма, вечная. Есть, и все тут. И никто от нее никуда не денется. Рано или поздно столкнется с этим хаосом, разрушающим и забирающим все живое, черным пятном поглощая в себя.
Я слышу смех Кирианы.
— Струсил? — издевалась надо мной?
Я? Да, в общем-то нет.
— Ну, же, попробуй теперь добраться до меня, ублюдок! — рычит.
Ругань Кирианы сбивала с толку. Я слышал в ней гнев и ярость. Но что я сделал?
— Это ты! Ты-ы-ы-ы.
А теперь плакала.
Вот от ее слез я, кажется, снял с себя оцепенение. Схватил руками эту тьму и рассеял ее вокруг себя, выбравшись, наконец, туда, где ведьма моя ругалась в ярости.
Тут же немного успокоился, увидев Кириану. Она забилась в угол в белом с пятнами крови ночном платье. Хотя нет, спокойнее мне не стало. Напротив, тревога за нее пробудила рев из груди. Я превращался в дикого зверя.
И я видел, как здоровый мужик надвигался на Кириану, не пугаясь ее угроз.
— Не трогай меня, Вэйланд! Заклинаю.
Моя кожа обрастала чешуей. Руки превращались в лапы с огромными металлическими когтями. Я рос в размерах и надвигался на того, кого проклинала Кириана. Ей страшно. И он сделал ей больно.
Я чувствовал, как тряслась земля под ногами. Каменная кладка древнего замка рассыпалась. Я уже подобрался к тому, кого Кириана назвала Вэйландом, огромным змеем полз к нему, собираясь в кольца, чтобы придуш-ш-шить его, уничтож-ж-жить!
Ведьма медленно поднялась и убрала руки от лица, явив миру свои глаза. Их затопила тьма, черным маревом пугая того, кто посмел обидеть ее.
— Я не могу убить тебя, — голос ведьмы темным пологом обрушился на обидчика. И тот боялся. Я чувствовал запах страха, обнажившийся перед чем-то древним, что он никогда не сможет победить. — Но я сделаю твою жизнь невыносимой. За все, что ты сделал. И ты даже не пытайся убить меня, иначе умрешь сам. Нас прокляли.
— Откуда ты… — Вэйланд не закончил вопрос.
— Я теперь ведьма, ты разве не видишь? — Кириана повела руками и свет утонул во тьме. Ее чудесные волосы от невидимого ветра и потока силы развевались в разные стороны. — А теперь беги, иначе мы оба умрем.
Вэйланд не стал ждать своей гибели или проверять слова ведьмы. Трусливо убежал, а замок все дрожал. Вот-вот и он развалится. Черные плети сжимали его, кроша камень на мелкие осколки.
А я подполз к ведьме, обвил ее своим ставшим большим змеиным телом и вместе с ней смотрел сквозь пространство и время на то, как зажигаются звезды и умирают навсегда, как сменяются эпохи, зима поглощает лето, а лето вновь разрушает снега…
Мы оказались в зеленом лесу. Глубоком, темном, но он живой. Пока…
И я снова человек, но в этот раз не мог сдвинуться. Стоял, словно каменное изваяние. Только дышал, моргал и смотрел, как Кириана медленно пробирается сквозь многовековые деревья. Она остановилась возле одного. Бросила какие-то чары на землю и вокруг нее распустились розовые цветы, обволакивающие меня сладким запахом. Как же давно я в последний раз видел цветы…
Она сорвала цветок и подняла к глазам.
— Какой же ты красивый, — улыбалась цветку, совершенно не замечая меня. — Жаль, что уже мертвый.
Плохо. Плохо. Всё очень плохо!
Что ещё? Меня внутри мотало, беспощадно, как щепку внутри моря, объятого бурей. Что мне с этим делать?
— А теперь, – процедила я, едва сдерживаясь, — отпусти меня и поди прочь.
— И куда мне пойти? – ухмыльнулся гад мне в шею, ухо… обожгло до содрогания, но…
— Одежду найти по размеру, — прошипела, напуская на себя самый безразличный вид.
Это умела, благодаря невероятному количеству раз, когда приходилось делать вид, что меня не воротит от мужчины, несправедливым проклятием прикованного ко мне. Может и сейчас – дело в проклятье? Но нет!
— А чем тебя эта не устраивает? – продолжил издеваться, держал крепко, хотя уже не было необходимости. Да и дымка эта – розовая? Пффф, тоже мне, и это он дядю своего позёром называл!
— Жмёт же, — сейчас придушу его, хотя силы во мне немного, и я не совсем понимала, что произошло. Да и чего я после того, как взрастила в том ящике траву, потеряла сознание?
Он ухмыльнулся ещё раз, потом всё же отпустил, а мне потребовалось усилие, чтобы снова не осесть на кровать.
Вальяжно и непринуждённо развернувшись ко мне спиной мой, ничего ж себе, боги, за что, фамильяр удалился в ванную комнату..
— Далеко не уходи, — кинул он мне, чтоб ему… не смущало, что задом своим мне отсвечивает в очень удачно расползающихся штанах.
Я развернулась к нему спиной. Чувствовала, что ещё немного и… что?
Кириана!
Герцог мой весь из себя проклятый, а заодно мой фамильяр, наконец оставил меня. А окружающее меня сдавливание отпустило – он запечатал помещение, но сейчас печати сняты. Однако легче дышать не стало. А ведь я думала, что моя не могу вздохнуть нормально из-за его магии. Сильный гад и правда, очень сильный. Однако фамильяр не может навредить своей ведьме. Договор надёжно защищал и… эта слабость. Откуда?
Я закрыла глаза. Печати сняты, и, значит, ко мне могут прийти в любой момент, а вокруг меня невероятная разруха, и хотя чинить вещи я не очень любила, но природа моей силы позволяла управляться с мёртвой или изменённой материей, коей были по сути своей все вещи вокруг меня. А значит – я приказала магии наполнить комнату и сделать, как было до того. До того, как Йохан полез ко мне со своей мужской сущностью, точнее, нет же, со своей настоящей сущностью!
Меня снова затрясло. Как разбитые цветные стёклышки внутри зазвенели пересыпаясь и играя на свету все эти его приставания ко мне в теле зверушки чудесной — ах, он гад, устрою ему. И нет, я же видела эту его странную ипостась во тьме, там в доме лесника, она показала мне истину, а я отмахнулась, решив подумать об этом потом. Но куда там? Вот тебе и потом.
Слишком много всего. Слишком.
Снова стало невозможно дышать, отчаянно больно внутри и воспоминания о сне — он явился ко мне во сне! И вот значит как я попала в лесной домик и… содрогнулась снова.
Фамильяр должен заботиться о своей ведьме, она всё для него — вот и его взгляд, полный вожделения и желания, тот самый мерзкий взгляд, пожирающий, обладающий, тот, от которого меня воротило. Сила рук и тела, с которой невозможно справиться, загоняющая во тьму, пробуждающая внутри леденящий страх. Вот что тут произошло, вот что я натворила, испугавшись!
Только… пытаясь понять себя сейчас, не находила внутри отвращение именно ко взгляду гада своего. Наоборот тянуло утонуть в этом омуте. Ну, правда же гад, гад… чтоб ему! И я заключила эту сделку сама!
Всё дело в ней. В ней! Не иначе!
И я хотела разозлиться, да только не получалось. Потому что покой, меня укутывал покой рядом с этим… этим… даже не могла обозвать по-жёстче!
Открыла глаза – комната стала прежней. Это радовало, потому что жаль было красоту ломать. И правда, очень красивая спальня. И ведь он и сам мог всё починить. Проверял? Издевался? Думал, как я выкручусь?
Прислушалась — змея своего не почувствовала. Встала и заглянула в ванную комнату. Пусто.. Он где-то здесь, точнее рядом, но не в этой комнате точно. И значит можно отомстить и воспользоваться его же уловками. Да и ванну очень хотелось принять. Тёплая вода — то, что нужно сейчас.
И я запечатала себя внутри, замыкая пространство и наполняя его своей тьмой.
«Кириана!» – громыхнуло у меня в голове, только в водичке горячей устроила тело своё уставшее. Вот расслабилась и поняла, как продрогла, как устала, как хотела спать. И есть.
— Отстань, – фыркнула я во тьму.
«Женщ-щ-щина! – прорычал Ван дер Гад. — Не смей играть со мной! Живо снимай печати!»
— Не раньше, чем приведу в порядок тело и мысли, – заявила я. — И это ты не смей лезть ко мне!
Он ещё что-то там прошипел, определённо ругательство, но я выкинула его из своей головы. Вот тут хотя бы определённо выигрываю у него – сломать мою голову он не сможет, точнее сможет скорее всего, но только не под действием договора о фамильярстве. Надо подумать. О стольком надо подумать.
Мир этот их, умирающий. Проклятие на фамильяре, герцог-гадёныш… он мне ещё что-то там указывает и повелевает. Мужчины! Бездушный и ограниченный народ. Я, между прочим, не какая-то нищенка, родившаяся на рыночной площади, я тоже вообще-то дочь герцога! А ещё ведьма потомственная. Скривила лицо – он мне ящиком угрожал с магами в нём. Там вот очень любили этим сочетанием сотрясать – потомственная ведьма. Да уж. Но – моя магия иная, не такая, как у Йохана, или дяди его. Иная. При этом мир этот тянется ко мне. Естеством своим.
Да она с ума сошла!
Внутри клокотала ярость. Я не знал, что со мной происходило. Могу с уверенностью сказать — такого со мной никогда не было.
Но с этой рыжей ведьмой постоянно!
Взрывать, рубить, уничтожать, кромсать! Убивать!
На самом деле, я достаточно миролюбивый. Война — это точно не про меня, хотя, конечно, всякое испытал на своем недолгом веку. Относительно магов и герцогов я весьма молод — мне всего семьдесят семь календарных зим. Кто ж знал, что мой родитель представится, когда мне еще пятьдесят было. И вот приходилось теперь каждый год появляться на королевском собрании среди умудренных опытом магов, которые жили по половине тысячезимия. Раньше, когда можно было определять лето, годы мы исчисляли именно ими, но теперь в расчет пошли зимы.
Так вот. Я молодой вполне себе миролюбивый герцог Ван дер Караман превращался в чудовище рядом с этой женщиной!
И чем больше она говорила страшных вещей, тем больше хотелось убивать!
Но не ее. Ее хотелось сжать, закрутиться вокруг нее, спрятать в себе ото всех, прикрыть ее, чтобы никто-никто и никогда-никогда не причинил ей никакой боли.
Она пряталась в мороке и тьме. А я… я хотел быть этой тьмой для нее. Проникнуть в ее мысли, исцелить от горечи, сделаться частью нее. Это… невыносимо мучительно держаться от нее на расстоянии.
Каждый миг я рвал в себе порывы дотронуться, коснуться.
А теперь она говорит, что в том мире ей не жить нормально. Придется магию и тьму прятать все время. Как ее можно спрятать? Ради чего? Что такого замечательного в ее мире? Почему ее так тянуло туда?
Может, она любила кого-то? Или жених был?
Ревность резанула меня острым лезвием. Нет-нет-нет. Никаких женихов, любовей всяких прочих.
И вообще ни в какой такой мир она не пойдет!
Я начал задыхаться, пока Кириана пыталась совладать с тьмой. Заглядывал в ее заплаканные глаза и сказать ничего не мог. Да твою ж тебя за змеиную ногу! Обещание, закрепленное магией!
Хорошо! Я понял. Однако мне никто не мешает пойти в тот мир вместе с ней. Я выжгу перед ее ногами землю, чтобы ничего не мешало, не причиняло ей боли. Уничтож-ж-жу! Превращ-щ-щу мир в огненное пекло, если хоть кто-то хотя бы неправильно посмотрит в ее сторону. Я сож-ж-жгу! Я…
— Йохан! — позвала меня ведьма, опомнившись. А я… я уже не мог остановиться. Мое тело росло в размерах, наяву покрываясь чешуей. И нет, я не маленький уж, и даже не лесной питон. Да бог проклятого мира знает, кто я такой!
— Уничтож-ж-жу! — реву. Мои руки превращаются в лапы с длинными металлическими когтями, как в том видении.
Кириана в ужасе прячется от меня в своей тьме, а я разрываю морок когтями.
— Не спрячеш-ш-шься от меня, — и нежно прижимаю к себе ведьму свою. Мое сокровище, моя сладость. Никому не отдам. Никому не позволю ее обидеть. Никогда-никогда!
Кириана подозрительно затихла и обмякла в моих руках. Руках ли? Лапы монстра. Неужели я сделал ей больно? Я убил ее? Нет-нет-нет, только не это. Но видел в ней жизнь. Я просто… просто… напугал ее? Я опустил ее на диванчик рядом, боясь навредить ей. Я совсем не управлял собой. Какого? Почему так больно?
Мои кости ломало, пламя внутри просилось наружу. Мне жарко! Словно заживо горю, а чешуя на моем теле жадно впитывала холод, но его было недостаточно.
Снег! Зима! Нужно срочно туда — на воздух, на свободу!
Я бежал — удивительно, ноги на месте, правда, тоже походили на лапы, такие огромные с когтями, как у кота, наверное, только не пушистые. Бежал и не понимал, отчего мне всякий бред в голову лезет, когда внутри пожар!
Ломанулся сквозь стеклянное окно! Поскорее туда! А-а-а-а!
Ветер ласково открыл мне свои объятия приглашая в свои владения.
Я шагнул в пустоту, не боясь упасть. Расправил крылья и полетел. Мне было так хорошо! Снег острыми иглами впивался в мою чешую, испаряясь и шипя, пытаясь напитать меня холодом, а мне было мало! Я летел зверем и смотрел с высоты птичьего полета на свой дворец, на владения. Как мои люди выбежали, взглянуть на чудо природы — снег! Детвора устроила бойню из снежков. И смеха столько вокруг. Счастья.
А я снова взмахнул крыльями, чтобы низко над людьми не парить.
Так. Подожди, Йохан. Крылья?!
И в кого это ведьма меня превратила?
Я знал, что артефакт, который мне подарил способность обращаться в змею, ни при чем. Кстати, я научился его подчинять себе — ничего сложного. Превращался в змею-на-ножках, когда мне было угодно.
Но! Это?!
Я летал! Крылья! И хвост, чтоб его! Лапы! Видел глазами часть своей пасти — ужас! Понятное дело, почему Кириана в обморок грохнулась.
Но она точно имела прямое отношение к тому, каким я стал. Эта ее тьма. И договор фамильяра. И вообще…
— Глядите, глядите! — услышал я детские голоса где-то внизу.
О, нет! Заметили!
— Дракон! Дракон! Зиму и снег принес! Дракон! Как в сказке!