Соловей вспорхнул с дерева и перелетел на другую ветвь, заставив меня вздрогнуть и обернуться. Вот уже несколько минут я пряталась в кустах, украдкой рассматривая мужчину, который лежал на траве, привалившись к крупным кривым корням дуба. По особому, золотистому цвету кожи, острым чертам лица и волевому подбородку в нём легко угадывался дракон.
Одежда на чужаке была разорвана до такой степени, что её смело можно было назвать лохмотьями. От пропитавшей её грязи невозможно было ни разглядеть знаки отличия, ни даже цвет того, что на нём было. Тёмные длинные волосы спутались, а на теле и руках виднелись раны, покрытые запёкшейся кровью.
Я крепче прижала к себе сумку с травами и прислушалась, нет ли рядом кого-то ещё. В наших краях чужаков не жаловали, а беспомощного дракона забили бы до смерти, а потом избавились бы от него, чтобы не осталось ни единого следа. Подобное случалось редко: попробуй отыщи дракона, который не способен за себя постоять! Но в такие моменты я убегала в лес и долго бродила там, чтобы не видеть безумной человеческой жестокости.
Но так бывало только с ранеными чужаками. Обычно перед драконом все в деревне распластывались и целовали ему ноги, и отдавали бы всё, что есть, в надежде на снисхождение. Потому как любое неповиновение карается по всей строгости несправедливого закона. И привести его в исполнение служитель короля может в любой момент и в любом месте, ему не нужно для этого ни чьего-то одобрения, ни суда.
Я сделала медленный выдох, собирая всю свою храбрость. Ему нельзя было в таком виде попадаться на глаза местным. Но что если рядом есть другой дракон? Если я приближусь к этому без спроса, и другой дракон заметит, он сможет расценить мои действия как попытку навредить служителю короля.
И тогда не сносить мне головы.
Однако, бесконечно прятаться в кустах и смотреть, как мужчина, тяжело дыша, умирает, я не могла. Что бы с ним ни случилось, я должна была помочь ему. И тогда пусть он сам судит меня и сам решает мою судьбу.
Поправив на плече сумку и передвинув её за спину, чтобы не мешала, я быстро подбежала к дракону и присела рядом с ним на колени. Он никак не отреагировал на моё появление. Дыхание было тяжёлым, обрывочным, лоб напряжён и покрыт капельками пота. Я осторожно взяла его за запястье, ожидая, что в любой момент незнакомец откроет глаза и превратит меня в пепел.
Но он никак не отреагировал.
Нащупав бьющуюся венку, я сосредоточилась на ощущениях. Пульс был быстрым, поверхностным, прерывистым. Мне не многое было известно о физиологии драконов, но этот явно был истощён, обезвожен и скорее всего потерял много крови.
— Здесь неподалёку есть заброшенная сторожка, – тихо, быстро проговорила я, открыв сумку и копошась в ней в поисках нужного пузырька. – Но я не смогу вас донести сама. Ваэ-Дэн, вам придётся прийти в себя и дойти туда на своих ногах.
Рядом бежал ручей. Должно быть, дракон остановился здесь, возле источника пресной воды, чтобы немного отдохнуть и попить, но окончательно выбился из сил. Оглядевшись, я заметила куст амиры с широкими гладкими листьями, из которых легко можно было сделать подобие чашки. Свернув лист конусом, я проделала небольшую дырочку в его краю, просунула в неё черенок и завязала его узлом, а уголочек подвернула через край и просунула между слоёв листа, закрепив таким образом чашечку.
Набрала в самодельную чашку чистой родниковой воды, я капнула в неё экстракт мятной мирры и, снова убрав сумку за спину, поднесла чашку к губам дракона.
Осторожно, почти по капле, начала вливать воду ему в рот, рассчитывая на то, что дракон рефлекторно начнёт сглатывать её. И сосредоточилась на том, как в центре груди разрастался тёплый светлый шар там, где под тканью платья висел медальон с изображённой на нем фиалкой.
Это было опасно. Дракон легко мог почувствовать магию амулета, и одному Всевышнему известно, что бы он тогда сделал. Я надеялась на то, что в таком состоянии он не способен взаимодействовать с магией, а в следующий раз, если нам будет суждено встретиться, амулета на мне уже не будет. И всё же, руки чуть подрагивали от волнения.
Когда тепло стало настолько сильным, что начало покалывать кончики пальцев, я позволила ему пролиться сквозь мои руки через воду, что капала на сухие, покрытые грязной корочкой губы, и просочиться в тело дракона
Он нахмурился. Что-то простонал, повернул голову набок.
— Ваэ-Дэн, – тихо проговорила я. – Вы истощены и обезвожены. Вам нужна помощь.
Он выдохнул, не открывая глаз. Щёки его были чуть впалыми, покрытыми недельной щетиной, а губы чуть приоткрыты. Одна из скул была рассечена и сильно опухла, на виске – следы от кровоподтёков.
— Ваэ-Дэн, – повторила я обеспокоенно, но он не отозвался, и я снова начала вливать ему в рот воду с экстрактом мирры, пропуская через неё силу медальона.
Спустя ещё несколько минут его веки дрогнули и открылись. Тёмные глаза чуть блестели серебром, подтверждая догадки о том, что передо мной действительно был именно дракон.
— Здесь рядом есть заброшенный охотничий домик, – сказала я быстро, пока он не пришёл в себя до конца. – Нельзя, чтобы люди из деревни увидели вас. Сейчас я помогу вам встать и дойти до домика, там вы сможете отдохнуть.
Не дожидаясь, когда он ответит, я выплеснула остатки воды в траву, убрала в сумку самодельную чашку и встала, чтобы потянуть мужчину за локоть наверх.
С большим трудом он поднялся на ноги и, покачиваясь, опёрся о мои плечи. Он был выше меня на голову и шире раза в два. Я едва могла идти под его весом, но мы всё же двинулись в сторону охотничьего домика. На ходу я продолжала наполнять его силой медальона, и к тому моменту, когда мы добрались до домика, он уже не так сильно опирался на меня.
И всё же, сил у дракона не было. Когда мы вошли в перекошенный дом, он упал на старую кровать, которую я застелила десятком старых прохудившихся одеял. И закрыл глаза, дыша тяжело, хрипло.
— Где тебя носило?! – возмущалась мачеха, когда я почти бесшумно вошла в дом. Она не спала, хотя обычно её храп был слышен, чуть только садилось солнце.
— Собирала травы, матушка, – покорно ответила я и показала полную сумку. – Синецвет распустился, если его не собрать сейчас…
— Да, да! – перебила меня мачеха, кутаясь в шаль от вечерней прохлады. – А кто корову будет доить? Грядки полоть, рассаду высаживать? Коли весну пропустим, нечем будет зимовать!
— Я всё сделаю, матушка. Никак нельзя было сегодня синецвет упустить.
— Да как ты вообще выдумала, что людей лечить можешь! Кто тебе мысль такую в головёнку твою пустую посадил? Ох, получишь у меня!
Она пригрозила мне кулаком, и я опустила голову, выражая полную покорность. Угрозы её не были пустым звуком. С тех пор, как отца арестовали и приговорили, она часто срывалась на мне, взяв в руки розгу или пастуший кнут, поэтому я старалась не злить её. И как только она велела мне идти в сарай, положила сумку с травами на полати, схватила чистое ведро и побежала к корове Ночке, старушке в яблоках. Мой отец купил её задолго до того, как женился второй раз, когда в нашем доме ещё был достаток. И хотя мне не хватало почившей матушки, Ночка, ещё телёнком, заняла всё моё время и внимание. Она выросла у меня на глазах, у меня в руках, и до сих пор продолжала кормить и меня, и мачеху.
— Как ты, Ночка? – спросила я, ласково поглаживая её голову. – Скучала без меня? Так и не даёшь Велене к себе прикасаться?
Велена хоть и была мне мачехой, но требовала, чтобы я называла её матушкой, ведь именно так просил называть её отец. Она очень любила его. И меня, казалось, любила, до тех пор, как его не стало. И хотя прошёл уже почти год, лучше не стало. Она всё больше кричала, злилась и нагружала меня работой по хозяйству.
Единственный способ уйти от порки и ругательств, который у меня был, – это выйти замуж. Но меня все стороной обходили. Ещё бы. Ведь я была дочерью казнённого повстанца. И всегда шла на помощь старым папиным друзьям, помогая им не только пищей, деньгами и одеждой, но порой излечивала от страшных ран и болезней.
Велена в своё время была такой же. Глядя на неё, я училась состраданию и самоотверженности. Но ничто не вечно под нашим ясным солнцем.
— Мне сегодня приснился странный сон, – говорила я, пока доила Ночку. – Будто встретился мне в лесу странный человек. Не просто человек, а дракон.
Последние слова я произнесла тихо. Мало ли кто что мог услышать. Даже в собственном доме могут оказаться чужие уши.
— Он был сильно ранен, Ночка. Едва жив. И я стала ухаживать за ним, лечить его… и, знаешь, он не испепелил меня взглядом, хотя Полошка говорил, что если разозлить дракона, то сгоришь на месте.
Корова не отвечала. Хотя если бы она ответила, то, возможно, я бы поняла, что всё это действительно было просто сном. Может быть, так было бы проще.
— Он был такой красивый, – продолжила я задумчиво. – Не то что наши мужики. Было в нём что-то такое, мужественное, наверное. Что только не увидишь во сне, правда?
И всё же, часть меня хотела, чтобы встреча в лесу оказалась явью. Та часть, которая ещё верила в сказки. В девичьих кругах всё ещё рассказывали друг другу старинные истории о том, как драконы пленяли девиц, а потом влюблялись в них и женились, и жили они потом долго и счастливо.
Какая глупость. Но долгие годы я втайне мечтала о том, чтобы однажды каменное сердце дракона дрогнуло и вновь стало живым, исцелённое моей любовью.
— Так не бывает, – вздохнула я, отвечая собственным мыслям и понесла молоко в дом, чтобы прокипятить его и разлить по кадкам, оставив стынуть в холодном погребе.
Той ночью я едва ли могла спать. Встала с первыми петухами, ещё затемно, чтобы взбить из свежего молока масло и разложить его шариками в рассоле. Утром Велена продаст его соседям за хлеб и колбасу, а то может и ещё чего сможет выторговать.
Как только начало светать, я прополола грядку с морковью и побежала в лес, стараясь не попадаться никому на глаза. Там немного поплутала, путая следы, и вышла, наконец, к покосившемуся домику.
Чуть вставшее солнце бледными лучами падало на полянку сквозь молодую листву. Птицы заливались первыми песнями. Промозглый ветер выдувал мою старенькую шаль.
Я замерла, прислушиваясь. Кроме звуков природы, ничего не было слышно, и всё же я не решалась войти в дом. Даже при том, что амулет я оставила дома, дракон оставался страшным и опасным существом для простой деревенской девушки вроде меня.
“Опять где-то шарошилась! – кричала мачеха, когда я задерживалась в лесу. – Небось по мужикам ходила да юбку задирала?! В подоле принесёшь – на порог не пущу!”
Она кричала зря. Я всегда была осторожной.
До встречи с этим драконом. И тогда мне не было известно, как сильно эта встреча изменит мою жизнь.
В доме послышался скрип старой половицы. Неужели дракон смог встать? Или в доме кто-то другой? Стараясь унять забившееся в груди сердце, я тихо нырнула в лес и, обогнув домик, пригнувшись, подошла к окну.
— Я тебя чувствую, – прозвучал низкий, суровый голос ещё до того, как я успела выглянуть из-под нижнего края окна. – Ходишь тихо, но недостаточно.
Я всё-таки заглянула в окно. Всё тот же чужак сидел на краю кровати и медленно натягивал на себя штаны моего отца. Я нарочно выбрала самые длинные и широкие, с длинной шнуровкой на поясе. Хотя они оказались дракону маловаты в длину, штаны без проблем сели на него, оставив моему взгляду только грязные ноги. Дракон уже был босым, когда я его нашла, но подходящей обуви на него у меня точно не нашлось бы.
— Вам лучше, – заметила я, выпрямляясь.
Он осклабился, изображая подобие улыбки.
— Здоров, как дракон.
Мой взгляд скользнул по его груди. Бинты, которыми я перевязала раны, насквозь пропитались кровью. Дышал он ещё тяжело, а на лбу проступил пот, несмотря на то, что утро было довольно прохладным.
Ещё несколько дней я ходила и повсюду присматривалась, прислушивалась, не говорят ли где о раненом драконе, не попал ли он в плен, не оказался ли растерзан дикими животными. Должно быть, они своими когтями заразили его чем-то, и болезнь тянула из него все силы. Амулет, что покоился у меня на груди под платьем, не смог залечить его раны, потому как все силы были пущены на избавление от заразы. И к тому же, он не мог придать сил. Для этого дракон должен был отдыхать и хорошо питаться. Мешок, в котором я оставляла ему продукты, был пуст, но вряд ли ему хватило бы этого, чтобы полностью оправиться.
Но всё было тихо, и со временем я стала реже думать о чужаке. Лишь изредка он приходил ко мне во снах, и его рычание сменялось ласковыми словами, которые звучали в сказках о драконах.
— Вот и она, – послышался голос мачехи, когда однажды вечером я вернулась домой с сенокоса.
Руки гудели, и мне хотелось лишь взять сорочку, чтобы искупаться в реке и немного освежиться. Лето только началось. Вода была ещё прохладной, но уже приятной. Дети не вылезали из реки, а старики ругались, что они распугали всю рыбу. Но в тот час, ближе к закату, детей уже зазывали домой, и приходило время женщин привести себя в порядок после тяжёлого дня.
Летом всегда было много работы. Мы с подружками, расходясь по домам, сговорились встретиться под покровом ивовых ветвей и поплавать всласть.
Но судьба распорядилась иначе.
— У нас гости? – спросила я, проходя в дом из предбанника, а потом отшатнулась, увидев две крупные фигуры в чёрных плащах с серебристым королевским гербом, который изображал щит и копьё в окружении дубовых листьев.
— Лирель, дочь Драйка из деревни Мюррен близ Лефиа, – отчётливо произнёс один. – Вы арестованы за оказание помощи силам повстанцев.
Я перевела взгляд на мачеху. Рот сам собой приоткрылся, но никакие слова не слетали с моего языка, словно он онемел. Я была не в силах даже попытаться защититься или сказать что-то в своё оправдание.
Я будто обернулась камнем.
Мужчины подошли ко мне, завели мои руки за спину и надели на них кандалы.
— Мне всего девятнадцать, – наконец, смогла сказать я, подняв взор на суровых драконов, чьи глаза отливали серебром. – И живу одна, с матушкой. Разве мы похожи на тех, кто преступит закон?
— Не слушайте её! – подняла голос Велена. – Эта девка из дома всю еду перетаскала, ничего своим не оставила! Скоро мы с голоду тут подохнем, всё идёт на прокорм упырей поганых!
— Матушка больна, – поспешила возразить я. – Как мы без батюшки остались, так она горюет, так сильно горюет, что совсем ум потеряла.
— Разбираться будет прокурор, – сухо ответил один из них. – Нам до того дела нет. Велено привести, и мы приводим. А теперь вперёд, если хочешь дойти своими ногами!
Я знала, что драконам нельзя перечить. Опальники были строги, любое неповиновение могло мгновенно обернуться смертью. Я лишь благодарила Всевышнего, что амулет утром оставила в укромном месте, как только услышала, что драконы появились в Мюррене. Они жадны до волшебных сил, всех ведьм извели. Но во мне не было природного дара. Лишь дарованный незнакомкой амулет…
Время стало тянуться медленно. Меня везли в столичный град Вералею в телеге с другими узниками, так же скованными кандалами, как и я. Возница гнал коней, чтобы не опоздать, и не сильно заботился о том, как трясло телегу на камнях и выбоинах. Мы ехали всю ночь, весь день, и всё то время нам не давали ни еды, ни воды. Ночью в телеге было холодно, а днём – нестерпимо жарко на открытом солнце, которое впервые за лето начало по-настоящему припекать. Губы мои высохли и слиплись, сил не осталось в теле ни капельки.
— Так это и есть ваша лекарка? – спросил тюремщик, когда меня, наконец, довезли до места назначения. Возле небольшой тюрьмы высадили только лишь меня и ещё одного мужчину. Повстанца, пойманного во время нападения на опальников.
— Да кто ж её знает, – хмыкнул другой тюремщик. – По документам вроде она. Здесь говорится, что ведьма.
— Ведьма? У нас здесь такие редкость. Неужто иродам помогала колдовством каким?
— У неё и спроси.
Я смотрела в пол, не поднимая головы. Сил не было даже стоять. Всё, чего мне в тот момент хотелось – это лечь и забыться пусть тревожным, но всё-таки сном.
— Эй, ведьма, – тюремщик, что держал за шиворот платья, тряхнул меня, заставляя поднять взгляд на второго. – Ты чем так провинилась, что тебя не куда-нибудь, а в сам Староград распределили?
Я прожигала взглядом тюремщика, но не отвечала. Любой ответ, что бы я ни сказала, они обязательно исказили бы против меня.
С ними нельзя было говорить. Ни за что.
— Ты знаешь, красотка, что здесь долго не задерживаются? – вкрадчиво спросил второй тюремщик, приблизившись ко мне. Он взял меня за подбородок, заставил поднять голову выше и оценивающе осмотрел. – Тебя казнят со дня на день. Староград – тюрьма, из которой живыми не выходят.
Я прикрыла глаза, чтобы не видеть его противного лица. Он не был драконом. Всего лишь продажный мужик, который чувствует свою власть, находясь при осуждённых смертниках. И выглядел он так же мерзко, как и его прогнившая душа.
— И никто не узнает, чем мы тут с тобой будем заниматься после комендантского часа, – пообещал он, обдав меня зловонным дыханием.
После этого он забрал у первого ключи от моих кандалов и толкнул меня в сторону выделенных новым заключенным камер.
Толкнув меня за крепкую дубовую решётку с крошечным окошком, он резко захлопнул её, после чего раздался скрип запираемого замка.
— Посиди пока здесь. Подумай, что ты можешь нам предложить, чтобы последние дни твои были послаще.
Лицо тюремщика перекосилось в довольной усмешке, а потом исчезло в глубине коридоров. Я осталась одна в крошечной, пропахшей гнилью каморке. Даже в заброшенном охотничьем домике никогда не было так темно, сыро и затхло, как в темнице Староградной тюрьмы.
Вскоре тряска прекратилась, фургон замер. Толчок – это возница спрыгнул с козел. Шаги.
Я попыталась сесть, но со скованными, ослабевшими руками это было почти невозможно. К тому моменту, когда дверь распахнулась, я смогла лишь опереться на локоть и чуть приподнять корпус.
— Ну, что смотришь на меня, как лисица из капкана? – спросил он. На груди между отворотами чёрно-серебряного камзола виднелись свежие раны, стянутые тонкой розовой кожей. Я невольно вспомнила, как собственными руками обрабатывала их в конце весны.
— Надо было оставить тебя умирать, – сказала я, стараясь, чтобы слова эти звучали, как плевок. Потому что плюнуть по-настоящему я тогда едва ли смогла бы.
Дракон не ответил. Он залез в фургон и поставил меня на ноги, подхватив под локоть. Потом вдруг снял сковавшие мои руки наручи из жёсткой кожи, отбросил их в сторону, в глубину фургона, а сам вышел и скрылся из поля моего зрения.
Я озадаченно потёрла запястья. Было больно. Всё тело в синяках и ссадинах, но даже если бы амулет был со мной, я всё равно не смогла бы излечить саму себя.
Оставалось только терпеть.
Дракон был рядом. Я слышала, как он возился неподалёку, но по звукам не могла определить, чем он занят. Осторожно слезла с края фургона и огляделась. Мы остановились у большого, по меркам Мюррена, дома, в окнах которого не горел свет. Ночь уже сгустилась, и только луна на ясном небе освещала округу.
И ни души.
Дракон распрягал лошадей, снимал с них тяжёлые оглобли с дугами, а после повёл коней куда-то за угол дома. Я растерялась. Он вёл себя так, словно меня рядом не было вовсе. Наверное, я могла бы уйти, но не знала, куда. Даже если бы и убежала, и минула ограду, то вряд ли нашла бы путь домой. Впрочем, дома мне места не было. Мачеха выдала меня опальникам раз, выдала бы и второй.
Сердце сжалось от горя, но я тряхнула головой, не позволяя себе впасть в отчаяние, и, чтобы отвлечься, побежала за драконом, чтобы задать ему несколько вопросов, но по пути наступила на какую-то колючку и, взвыв, опустилась на траву.
В этот момент вернулся опальник. Он окинул меня бесстрастным взглядом и, больше не обращая внимания на свою добычу, поднял оглобли, чтобы потянуть фургон дальше по дороге. Я едва успела закрыть рот прежде, чем челюсть слишком откровенно опустилась вниз. Он тащил фургон так, будто тот почти ничего не весил. Один. А когда оттащил его в сторону, отряхнул руки и вернулся ко мне.
— Ну, – сказал он, склонившись надо мной. – И что здесь?
— Колючка, – ответила я едва слышно и опустила взгляд на собственную ногу, из стопы которой торчала крупная щепка.
Дракон подхватил меня под колени и под плечи, словно ребёнка, и понёс прямо в дом. У меня было много вопросов, но все они так и застряли в горле. И я просто смотрела на него. Это, определённо, был он, но теперь, чистый, выбритый, стриженый, он выглядел куда моложе, чем мне казалось при нашей прошлой встрече.
Он занёс меня в дом. Где он ни проходил, там вспыхивал свет, открывая моему взору богатую, но в то же время сдержанную обстановку. Мебели было немного, вокруг не стояли зеркала в лепнине, статуэтки, не висели картины. Но то, что было, поражало красотой и искусностью.
Наконец, он зашёл в небольшую спальню и усадил меня на кровать. Мне стало неудобно, ведь я была в грязном платье и вся покрыта дорожной пылью.
Затем мужчина ушёл. Я так и сидела, не зная, что делать, но вернулся он быстро, с небольшим саквояжем, внутри которого оказались марля, бинты, спирт и другие вещи, необходимые для обработки ран. Достав пинцет, он вытащил щепку из моей ноги, а потом сразу приложил смоченную в спирте вату. Я зашипела от боли.
— Держи так, – велел он. – Я наберу тебе ванну.
Я тихо шипела, стараясь держаться и не убирать марлю от кровоточащей раны. Он был прав. Нужно было подержать подольше, потом помыться и прижечь ещё раз. Но когда дверь открылась, я закусила язык, чтобы он не слышал мой стон.
Дракон раз пять уходил куда-то, а возвращался с двумя огромными вёдрами, полными воды, которые опустошал в соседней комнатке. А когда закончил, вернулся и сел на корточки передо мной, глядя снизу вверх как-то странно, изучающе.
— Зачем ты забрал меня? – спросила я о том, что волновало меня весь путь от тюрьмы. – Хочешь сделать меня своей невольницей? Рабыней?
Он не отвечал. Молчал так же, как и там, в лесу, в охотничьем домике, будто не слышал ни единого сказанного мною слова.
— Ты мог оставить меня там. Приговор не заставил бы себя долго ждать.
— Ты могла оставить меня в лесу умирать, – эхом откликнулся он.
— Значит, это такая благодарность? – хмыкнула я.
— Можешь уходить, когда посчитаешь нужным. – Дракон встал и сделал несколько шагов по комнате. – Но они всё равно найдут тебя. Ищейки находят всех, на чей след им удаётся напасть.
— У тебя есть какая-то одежда? – сменила я тему, потому что и так прекрасно знала, о чём он говорил. И в лишнем напоминании о том, что мои дни сочтены, не нуждалась. – Я бы хотела переодеться после того, как помоюсь.
— Могу одолжить тебе свою сорочку, – ответил он.
— Она слишком коротка для приличной девушки.
Дракон пожал плечами.
— Завтра я наведаюсь к портному. Но пока не думаю, что могу предложить тебе что-то ещё.
Я слезла с края кровати и направилась к комнатке, из которой доносился аромат костра и трав. Туда, куда дракон уносил воду.
— Будь моей женой, Лирель, – сказал дракон, заставив меня остановиться у самого дверного проёма.
Мне показалось, что я ослышалась.
— Быть вашей… что?
— Будь моей женой.
— Мы едва знакомы, к тому же, меня в любой момент могут казнить. Зачем вам такая…
— Вот именно, – дракон встал, подошёл ко мне и склонился, опершись предплечьем о косяк над моей головой. – Тебя в любой момент могут найти и казнить. Если только ты не станешь совершенно другим человеком. Леди Лирель О’Шер, невеста королевского карателя. Жена дракона.
Проснулась я мгновенно – настолько поверхностным и беспокойным был мой сон. И хотя мне не потребовалось времени, чтобы вспомнить, где я и как оказалась в чужой роскошной спальне, всё равно сильно растерялась, потому как никогда прежде со мной не разговаривали в таком тоне.
— Одну минуту, – отозвалась я и поспешно встала на ноги. Огляделась в поисках своего платья, вспомнила, что застирала его давеча и бросилась в ванную комнату.
Платье было ещё влажным, но появляться на людях в мужской сорочке – такого я себе позволить не могла. И несмотря на то, что оно липло к телу, я всё же надела своё старенькое платье, прежде чем распахнуть дверь.
На пороге стояла аккуратная женщина, которая на вид могла бы годиться мне в матери. На ней было чёрное платье с белым передником, а на ногах туфли с небольшим аккуратным каблучком. Волосы её были собраны в пучок и заколоты чёрным бантом. Подобная одежда в деревне вроде Мюррена казалась бы нерациональной роскошью, ведь она быстро испачкалась бы, и потому не была мне привычной. Я успела испугаться, что мне придётся одеваться так же.
И не зря. Я отошла в сторону, позволяя ей вкатить в мою комнату тележку с аккуратно сложенной одеждой, и успела заметить, что внизу, над самыми колёсиками рядком стояли туфли, подобные тем, что носила эта женщина.
— Позвольте представиться, – поставленным грудным голосом произнесла женщина. – Адель, помощница королевского портного. Я помогу вам примерить наряды и снять дополнительные мерки, чтобы к вечеру обеспечить вас всем, что заказал дэн О’Лайон.
О, так вот какое фамильное имя носил Шейнар. Я, конечно, не подала виду, что не знала даже этого, лишь только коснулась осторожно вороха ткани, что лежал сверху.
— Прекрасный выбор, госпожа, – невозмутимо произнесла женщина. – Тугузские ткани, самые мягкие, и наши отечественные жемчужные пуговицы. Лучшие в своём роде.
Она вскинула ворох тряпья, и на моих глазах он превратился в изумительное платье.
— Оно не слишком пышное для повседневности? – неловко уточнила я, осторожно подбирая каждое слово. Я ведь только на картинках видела, как одеваются знатные особы, да слышала от матери рассказы о знатных дамах, которым она помогала одеваться.
— Позвольте представить вашему вниманию воздушный клисовый хлопок. – Новая кучка ткани в руках Адель обрела вид чудесного платья. В нём было меньше юбок, а украшения, хоть и не менее изысканные, сводились к нежнейшей тонкой вышивке.
— Это можно примерить, – ответила я, с сомнением посмотрев на остальное, потому как наверняка Адель предложила самое простое из того, что у неё было.
Краснея от стыда, потому что Адель помогала мне снять всё ещё влажное платье, я всё же мысленно благодарила маму за её рассказы о жизни знатных женщин в особняке местного опальника. Ведь только благодаря её рассказам сейчас я не так сильно растерялась и послушно подставляла то спину, то руку, то ногу, позволяя Адель одевать меня и лишь кое-где помогать ей. Она обращалась ко мне “госпожа”, а значит, не знала моего настоящего статуса, и мне приходилось догадываться о том, что Адель думала обо мне в тот момент.
Это меня беспокоило настолько, что, спустя час примерок и подготовки одежды к последним швам, я отыскала в доме Шейнара и спросила его:
— Разве вас не волнует, что Адель догадается о моём низком происхождении? Ваша легенда о том, что я отношусь к фамильному имени О’Шер может потерпеть крах.
Дракон, который в это время сидел в ближайшей гостиной и читал газету, ответил, не поворачивая головы:
— Я позаботился об этом с самого начала, объяснив портному, что ваш экипаж пострадал от набега повстанцев, а ты чудом осталась жива. Платье тебе дала сердобольная селянка, увидев, в каком состоянии твой наряд, а багаж растащили варвары.
— Это ужасная ложь, – тихо отозвалась я.
Шейнар сложил газету, убрал её на подоконник перед своим креслом, встал и только тогда впервые посмотрел на меня.
— Доброе утро, Лирель.
— Доброе утро, Шейнар, – эхом ответила я и присела в неторопливом книксене в знак приветствия.
— Приходила горничная и приготовила завтрак. Она ещё здесь. Я велю подать.
— Постойте, – я подняла руку, словно хотела остановить его, поймав за рукав, и неловко опустила её обратно. – Дэн О’Лайон, мне необходимо вернуться домой. Ненадолго. Там осталась одна очень важная для меня вещь.
— Через пару дней мы официально станем мужем и женой, и ты сможешь купить себе всё, что пожелаешь. Я нахожусь на хорошем жалованьи, но, знаешь ли, не располагаю временем и желанием его тратить.
— Нет, эта вещь особенная. Она, действительно, мне очень нужна. И я не смогу забрать её без вашей помощи, ваэ-дэн.
Пристальный взгляд, будто он смотрел мне прямо в душу, заставил меня съёжиться. Во рту пересохло, а ладошки, напротив, неожиданно стали влажными. Я знала, что мне придётся признаться ему во всём. Признаться, что я использовала особую силу. Силу, которую драконы не могли потерпеть в руках у людей. Но моя жизнь всё равно была в его руках, и мне оставалось только быть честной и принять его выбор.
— Что это за вещь, Лирель? – произнёс он негромко и спокойно, но голос его был, словно океан, что под спокойной гладью скрывал глубокие течения.
— Вы должны меня выслушать, ваэ-дэн, – произнесла я тихо и сама не заметила, как до боли заломила собственный палец.
Дракон молча подвинул одно из кресел ближе к тому, на котором только что сидел, и жестом велел мне сесть. Да, именно велел, не предложил. Это чувствовалось в воздухе. Его уверенность, его власть, его право распоряжаться всем и всеми, кто есть в его доме. И я села на краешек кресла, сжав на коленях юбку. Не сразу заметив, что слишком сильно смяла её, поспешила разгладить подол и перевела дыхание, собираясь с мыслями.
Шейнар не торопил меня. Он молча ждал, когда я осмелею и решусь признаться во всём, что скрывала ото всех много лет. И, наконец, я неуверенно начала.
В тот день я больше не видела приютившего меня дракона. Весь день я вспоминала поцелуй и невольно прикасалась к губам, будто пыталась убедиться в том, что их больше никто и ничто не касается. Меня мучил вопрос, почему он сделал это. Почему так поступил. Неужели он что-то чувствовал ко мне, и за неприступной внешностью этого холодного дракона скрывалась душа, ещё способная любить? Но как бы я ни желала задать ему этот вопрос, я так и не дождалась его.
Следуя его наказу, я не покидала своей комнаты. Выбрала несколько книг из любимых мною сказок про драконов, и читала, читала, читала, но и они каждый раз напоминали мне о том, что случилось. Когда в конце дракон целовал героиню и делал её своей принцессой, я вновь вспоминала утро и неожиданный поцелуй.
Вечером прибыл посыльный от портного, которого приняла всё та же горничная, что убирала дом. Она оставила перекладину на колёсиках возле моей двери и быстро ушла, позволив мне незаметно закатить ее в комнату и рассмотреть вблизи свою новую одежду.
Там было всё. И платья, и одежда для верховой езды, и плотное пальто, и нижнее бельё, разнообразные подъюбники и подвязки, чулочки и туфли разной степени изысканности. Весь вечер у меня ушёл на то, чтобы всё перемерить, глядя на себя в зеркало, и наконец-то осознать всё, что происходило, реальностью, а не плодом моего воспалённого воображения. После чего, окончательно вымотавшись, я уснула в сорочке Шейнара. А проснулась уже утром, когда солнце залило сад за окном ярким светом, и птицы уже вовсю славили новый день.
Шейнар сидел на кровати рядом со мной и молча смотрел на меня. Осознав это, я резко села и подтянула на себя одеяло, желая скрыть свой непотребный вид. Дракон, конечно, сразу догадался, что заставило меня так испугаться.
— Я уже видел тебя в своей сорочке, Лирель, – заметил он. – И, кроме того, ты моя невеста.
— Это не означает, что вам можно без спроса заходить в мою комнату, – ответила я. И добавила смущённо: – Доброе утро, Шейн.
Тот удовлетворённо кивнул.
— Я велел подать экипаж и запрячь его самым выносливыми конями. Если выйдем в течение часа, успеем обернуться к ночи.
— Позвольте мне собраться в одиночестве, – попросила я. – Ваше присутствие смущает меня.
Дракон встал и прошёл к двери, но уже на пороге обернулся и спросил:
— Господин портной не удостоил тебя собственной ночной сорочкой?
— Не хотела пачкать лишнюю одежду, – смущённо соврала я.
Дракона этот ответ, судя по всему, вполне удовлетворил. Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, а я, шумно выдохнув, упала на подушку и закрыла голову одеялом.
Истинная причина того, что я легла спать именно в его сорочке, была в том, что она продолжала хранить аромат дракона. Едва уловимый запах его тела, который странно будоражил мою душу. Вдыхая его, я словно возвращалась в момент нашего поцелуя, полностью отдаваясь этому короткому, но столь сладостному образу.
… Я старалась всё делать быстро. Быстро умылась, оделась, даже повесила на руку веер, который мне прислали вместе с платьями. Потом вышла в столовую к завтраку, который уже накрыла на стол горничная и испарилась, как только я показалась в дверном проёме.
— Вы говорили, что прислуга здесь бывает редко, – заметила я.
— Я попросил её прийти сегодня и подать завтрак, – ответил дракон. – Но надеюсь, что в будущем этим будет заниматься моя любимая жена.
— Разве у драконов жёны работают на кухне? – удивилась я, присаживаясь за стол и накрывая колени салфеткой.
— Не знаю, как у драконов, – Шейнар посмотрел на меня поверх газеты, – а у меня работают. Каждый должен работать и в меру своих сил приносить кому-нибудь пользу.
Это было странно слышать от дракона. Мне всегда казалось, что они купаются в роскоши и могут позволить себе не делать ничего, но всё оказывалось совсем иначе. Шейнар с утра до ночи проводил время в канцелярии и чаще всего сам готовил себе завтраки и ужины. Его дом не пестрил роскошью и не кричал о богатстве, которым тот располагал. Мне стало немного стыдно за то, что о них думали и говорили среди простых людей.
Скоро мы сели в экипаж, совсем небольшой, рассчитанный лишь на двоих пассажиров, и двое крупных коней с волнистыми, тщательно расчёсанными гривами, понесли нас по дорогам прочь от Аралана. Ехали мы действительно резво. Гораздо быстрее, чем телега, на которой меня до этого доставили в столицу. И я во все глаза смотрела по сторонам, наслаждаясь удивительно приятным путешествием ранним утром прохладного дня в самом начале лета.
— Твои документы готовы, Лирель, – сказал дракон спустя некоторое время. – Не желаешь посмотреть?
И он достал из внутреннего кармана своего камзола плотные листы бумаги, которые и протянул мне. На гербовой бумаге значилось, что моё имя – Лирель О’Шер, и родом я из соседнего королевства Мирайя. Сирота, единственным опекуном которой осталась престарелая бабушка Линда О’Шер. Наследство, ставшее приданным, составляло пятьдесят тысяч Мирай-корон, которые соответствовали половине оставленного отцом дома. Вторая половина ушла в уплату налогов и связанных со сватовством расходов. В частности, большая сумма была указана как дорожные расходы на то, чтобы добраться в дом к будущему супругу.
У Шейнара было продумано всё до мелочей, и, закончив читать, я подняла на него поражённый взгляд, но он смотрел лишь в сторону, и всю дорогу словно не замечал меня.
Это ранило. Но я старалась не обращать внимание на жгучую боль в сердце. И к обеду стала замечать знакомые места в округе города Лефиа.
Путь был долгим, но расстояние между городами мы преодолели гораздо быстрее, чем телега с осуждёнными. За несколько часов всё тело затекло, и спрыгнуть на твёрдую землю оказалось наслаждением.
— Здесь неподалёку есть таверна, – уверенно сказал дракон. – Я задолжал хозяину несколько золотых. Наведаемся туда после того, как ты закончишь здесь.
Я согласилась. У меня уже начало сосать под ложечкой, ведь завтрак был на самом рассвете, и точно не отказалась бы от хорошего обеда. Можно было бы пообедать и в деревне, но в воздухе чувствовалось явное напряжение: хотя мы остановились у самого моего дома, наш экипаж провожали взглядами все жители Мюррена. Теперь они подходили к краю улицы и смотрели на нас издалека, отчего с каждой минутой наблюдателей становилось всё больше.
Некоторое время спустя мы оказались во дворе небольшой дорожной таверны. Её хозяином был господин Вильям, а его дочь Маргариту я знала лично. Хоть она и была на два года меня старше, всё же мы вместе сидели на школьной скамье. Детей в Мюррене и ближайших деревнях было не так много, чтобы формировать отдельные комнаты, и в школе было всего три класса: от семи до девяти лет, от десяти до двенадцати и третий – для самых упорных, тринадцати и четырнадцати лет, по окончании которого можно было ехать в Лефиа и поступать в городскую академию.
Я закончила все восемь лет, но в академию так и не попала. Сначала была эпидемия, потом финансовые трудности, а в конце концов я осталась одна с мачехой, и у меня уже не было возможности просто поехать учиться.
Но Маргарита оставила школу уже после первых трёх лет. Я запомнила её смешливой, но высокомерной девицей, которая всё время только и говорила о том, что ей не нужна школа, ведь не ум украшает женщину. Запомнила, как вечером во время купаний, она делилась своими планами на будущую женитьбу, утверждая, что её муж будет обязательно каким-нибудь градоначальником.
Но жизнь не слушает наши мечты. Она идёт своим чередом. В детстве Маргарита называла девушек, которые к двадцати годам ещё не вышли замуж, не иначе как лахудрами. А теперь сама продолжала жить и работать в таверне своего отца, отчаянно подчёркивая свои достоинства перед посетителями.
В этом я убедилась, когда мы вошли внутрь и сели за один из крепких столов. Хозяин таверны, заметив нас, сразу крикнул Маргариту и поспешил к нашему столу.
— Какая неожиданная встреча, – сказал он с несколько натянутой улыбкой. Его взгляд скользнул по мне и остановился на Шейне. Ещё бы, до него наверняка успели дойти слухи о том, как опальники увезли меня, и теперь я снова здесь, живая и невредимая. Но господин Вильям очень старался не подавать вида, а потому сосредоточился на Шейне. – Как ваше здоровье, дэн Шейнар? Оправились?
— Вашими стараниями, Вильям, – ответил дракон. Его тон можно было назвать добродушным. По крайней мере, в сравнении с тем, как обычно он бывает холоден. – Я вам задолжал приличную сумму, и явился со своей невестой, чтобы показать, кто спас меня в трудную минуту.
— Не… невестой, – проговорил тот, снова вернувшись взглядом ко мне.
Я кивнула и отвернулась к окну. Шейн заранее объяснил мне, что о новом статусе должно узнать как можно больше человек: это спутает показания и умерит их желание ввязываться во что-либо, связанное со мной. Будучи карателем, он знал, как выстроена работа опальников, и предпринимал всё необходимое, чтобы обезопасить меня в будущем. Но мне всё равно было немного жутко от взглядов давних знакомых, которые теперь видели меня рядом с чёрно-серебристым камзолом.
— Будьте добры, угостите нас самым свежим и вкусным обедом, за ценой я не постою. – С этими словами Шейн вытащил из внутреннего кармана небольшой мешочек и небрежно положил его на край стола перед господином Вильямом. – Эта сумма покроет все ваши расходы, которые вы понесли по моей вине.
— Дэн Шейнар! – раздался голосок за спиной, и я отвернулась, чтобы не привлекать к себе внимание Маргариты.
— Марго! – поднял голос её отец. – Принести гостям наше лучшее вино и приборы! – потом его внимание снова вернулось к нам. – Располагайтесь поудобнее, господа, всё будет в лучшем виде.
Когда они оба ушли, я поймала взгляд серебристых глаз дракона.
— Вы пришли сюда, когда покинули хижину в лесу?
— Мне пришлось это сделать, – ответил он и потянулся за несвежей засаленной газетой, которая лежала почти у самого окна. – Неподалёку ходили охотники, и они могли обнаружить меня.
— Думаете, ходить одному по лесу было безопаснее, чем оставаться в чаще и ожидать восстановления?
— К тому моменту у меня было достаточно сил, чтобы избавиться и от охотников, и от их псин, – сухо ответил Шейн. – Я просто не мог подвести девушку, которая спасла мне жизнь. Твои следы быстро нашли бы поблизости.
Я отвела взгляд. Его забота одновременно и ласкала сердце, и причиняла боль. Ведь он мог хотя бы что-то сказать. И в тот момент, когда он силой вытащил меня из темницы, я бы уже знала, что он лучше многих других драконов.
— И долго вы здесь были? – спросила я. Удивительно, что до меня не дошло никаких слухов про остановившегося неподалёку в таверне дракона.
— Трое суток. Мне нужно было накопить силы.
Я покачала головой и нахмурилась. Всё это выглядело очень странно.
— После вашего исчезновения я прислушивалась ко всему, что говорили люди и боялась, что однажды услышу, как местные встретили раненого дракона и избавились от него. Но ни единая душа не сказала ни слова о вас. Как это могло произойти?
Шейнар усмехнулся. В его усмешке было что-то пугающее, будто он говорил о дичи, на которую охотился:
— Господин Вильям неглупый человек – и при этом никогда не упустит свою выгоду. Поняв, что перед ним дракон, он первым делом выделил мне отдельную комнату с выходом на задний двор, чтобы никто лишний раз меня не видел. А просто так, на глаз, мало кто может отличить дракона. Особенно в такой глуши. Так же, как и ты, он хранил в тайне моём присутствии – в обмен на серьёзное вознаграждение, которое только что и получил.
Закончив свою речь, дракон встряхнул газету и углубился в чтение.
— Уверена, дело не в этом, – тихо сказала я. – Он просто боялся, что вы убьёте его на месте, дэн Шейнар. А теперь прошу меня извинить.
Я встала из-за стола и отправилась на улицу, где чуть в стороне стоял умывальник, чтобы вымыть руки и немного освежиться. На самом деле, мне не только нужно было вымыть руки перед обедом. Я задержалась на улице на несколько минут, чтобы побыть одной и не встречаться с Маргаритой, которая в любой момент могла появиться в зале с обедом для дорогого гостя.
И не ошиблась. Сквозь окно я видела, как она расставила приборы на нашем столе, в центре поставила бутылку, а потом…
Я чувствовала себя не в своей тарелке с того самого момента, как впервые оказалась во дворе дома Шейнара. Обычно он ничего не говорил, но один его взгляд вгонял меня в краску. Я казалась себе глупой, неотёсанной, неуклюжей – всем тем, что ёмко умещается в слове "деревенщина". Вот и теперь, когда мы возвращались домой, смотрела в окно на медленно опускающееся к горизонту солнце, сжимала в руке амулет и утопала в ощущении собственной никчёмности.
И всё-таки, кое-что не давало мне покоя. Я обернулась к Шейну, чтобы задать ему давно волновавший меня вопрос, и даже открыла рот, но осеклась, не сказав ни слова. Дракон спал. Скрестив руки на груди и покачивая головой в такт движению короткой брички.
Я замерла, невольно залюбовавшись им. Его лицо, обычно напряжённое, разгладилось, и стало видно, что дракон, на самом деле, ещё совсем молод. Что под маской отчуждённости и мрачности скрывается такой же человек, как и я.
Будить его стало жалко. Я не могла оторвать от него взгляд, удивляясь тому, что при первой встрече увидела в нём чудовище. А потом экипаж качнулся на небольшой кочке, и дракон медленно начал заваливаться на бок, пока не упал головой на моё плечо. Я ойкнула, собралась было отодвинуться, чтобы ему было удобнее подняться, но дракон даже не проснулся, и я не стала шевелиться. Только сердце почему-то стучало быстро и громко.
Некоторое время мы ехали так. Я боялась даже сделать лишний вдох, чтобы его не разбудить. И вздрогнула, когда он издал короткий мычащий звук. Я попыталась скосить взгляд, чтобы понять, спит он ещё или нет.
Шейн спал. Но широкие его брови снова начали напряжённо опускаться. Потом приподнялись, но лишь на мгновение, чтобы тут же нахмуриться вновь. Дракон издал более длительное мычание, а потом с резким вдохом выпрямился и посмотрел на меня непонимающим взглядом. На лбу его проступила испарина, а в глазах читался неподдельный страх.
— Кошмар приснился? – спросила я. Дракон откинулся к спинке сиденья и, закинув голову, прикрыл глаза. Заметив, что у него по виску скатывается капелька пота, я достала из поясного кармашка платок и тихо сказала: – Позвольте?
Поднесла платок к его виску осторожно, словно то был дикий зверь, и, убедившись, что он не противится, промакнула испарину.
Шейн перевёл дыхание, после чего достал свой платок из нагрудного кармана, чтобы утереть лоб с другой стороны, а после отвернулся к постепенно сгущающимся сумеркам.
— Ваэ-дэн, – обратилась я, но дракон тут же поправил меня:
— Просто Шейн.
— Простите.
— Лирель, привыкай говорить со мной так, будто мы с тобой – самые близкие друг другу люди. Тем более что в ближайшее время так оно и будет.
— Меня воспитывали с почтением относиться к драконам...
— И убивать их при первой же возможности, – криво усмехнулся дракон. На его лице снова проявилась печать жестокости. Я сделала глубокий вдох и решительно спросила:
— Шейн, почему ты поцеловал меня вчера?
— Потому что так поступают мужья. Разве нет?
Я моргнула. Спорить было сложно.
— То есть просто потому, что так положено?
— Не понимаю, что тебя не устраивает. Я стараюсь быть хорошим мужем, хоть мы ещё и не заключили законного брака.
Старается быть мужем...
И всего-то...
— Это был мой первый поцелуй, – тихо сказала я и перевела взгляд на оранжевую полоску неба.
— Не думал, что это может быть важно для тебя, – голос дракона звучал всё так же сухо.
— Я думала, что люди целуют друг друга, когда испытывают близость, желание прикоснуться.
Шейнар скосил на меня взгляд, но ничего не ответил. Каменное сердце.
— Каратели не могут испытывать того, что чувствуют простые люди, – проговорила я, упрямо глядя только на лес за окном. – Их жизнь полна жестокости, и они видят эту жестокость во всех вокруг. Даже в молодых беззащитных девушках. Всё мерят по себе.
Я думала, дракон разозлится. Начнёт мне высказывать про работу повстанцев, про то, за что мой отец попал под руку карателей, про грабежи и разбои. Я и сама всё это знала. И методы повстанцев мне нравились ничуть не больше, чем методы короля. Но, в отличие от его величества, они делали всё это, чтобы защитить своих женщин и детей, своё будущее, своё королевство, которое уже не одно десятилетие катится ко дну.
Но вместо этого он хмыкнул и крепче скрестил на груди руки.
— Не делай так больше, – попросила я. Тот вскинул одну бровь, и я пояснила: – Не целуй, если не хочешь этого делать. Из тебя и так выходит хороший фиктивный муж. Этого достаточно.
— Как скажешь, Лирель, – отозвался он, и почему-то эта фраза вместо облегчения снова заставила сердце сжаться.
Хотелось что-то ещё сказать, что-то сделать, чтобы только не было внутри так тошно. Но тут бричка подскочила, потом упала, а затем раздался грохот, и экипаж завалился на бок. Оказавшись выше, я упала прямо на дракона, который поймал меня, обхватив одной рукой, а сам спиной приложился о боковую стену брички. Мы так и замерли в застывшем под углом экипаже.
Лошади ржали, кучер ругался, на чём свет стоит, и пытался их успокоить. Дракон помог мне перекатиться на стенку брички, а сам стал вылезать из неё. Ещё через минуту мы все стояли посреди макового поля и озадаченно смотрели на расколовшееся пополам колесо.
— Не серчайте, дэн Шейнар, – со вздохом проговорил кучер. – Там камень был, а за ним яма. На камне колесо сломалось, потому и бричка в яму завалилась.
— Почему оно вообще сломалось? – спросил Шейн, пытаясь в темноте рассмотреть обломки колеса.
— Да кто ж его знает, это к плотнику надо идти узнавать. А сейчас колесо под замену нужно.
Дракон выпрямился и направил свой взор туда, куда двигалась телега – на большую одиночную гору, название которой мне было неведомо. Нахмурился. Поджал губы.
— Мак в самом цвету, – заметила я тихо, глядя на то, как лошади тянутся к крупным бутонам и принюхиваются. – Нельзя останавливаться здесь, кони могут отравиться цветами.