Камер-юнкер (горчаков-4)

Глава 1

— Что ж ты такое задумал, Александр Петрович? Ни стыда, ни совести — старую выгнать… Да чего ж я тебе сделала?!

Арина Степановна, еще пару минут назад бывшая крепостной крестьянкой, была недовольна. Нет, даже не так — взвинчена, раздосадована и, похоже, готова скандалить хоть до самого обеда. Дед предупреждал, что просто не будет. И благоразумно опасался — настолько, что на целое утро даже уступил мне место в собственном кабинете.

И это вселяло уверенность. Хоть какую-то — в том, что разгневанная пожилая женщина не запустит мне в голову чернильницей или телефонным аппаратом. Нас разделяла здоровенная столешница из дуба, но в безопасности я себя не чувствовал. Хотелось спрятать глаза, удрать, оказаться где-нибудь подальше отсюда, промолчать — или спросить совета у резного чертика на оставленной дедом трубке.

Но его темнейшество молчал и как будто даже чуть косился куда-то в стену, словно делая вид, что все происходящее его и вовсе не касается. И никаких советов давать, ясное дело, не собирался. Дескать — выкручивайся сам, Горчаков.

И я выкручивался.

— Признаю ваше право быть не в духе, Арина Степановна. — Я постарался выдавить из себя улыбку. — Хоть и не вполне понимаю причины такого расстройства. Я всего лишь…

— Не понимает он… Да я ж тебя вот такого помню! — Старушка показала ладонью что-то вроде метра с кепкой от пола. — Все на кухню ко мне бегал, когда Мишка прохода не давал. А теперь чего? Взрослый стал, силы набрался — значит, все можно?!

Да уж. Похоже, это будет даже сложнее, чем я думал.

— В первую очередь вы должны понять, что никаких особенных перемен ваше новое положение не подразумевает, — терпеливо проговорил я. — Ни при каких обстоятельствах.

— Ну за что ты так со мной, Сашенька? — Арина Степановна вдруг обмякла в кресле и всхлипнула. — Пожалей, не гони старую…

— Да никто вас и не гонит! — не выдержал я. — И даже не думает! Ну поймите же вы, наконец: все будет точно так же, как и раньше! Вы останетесь в усадьбе, сохраните свою работу и обязанности — просто будете считаться свободным человеком! Получите жалованье…

— И на кой мне это жалованье твое? — Арина Степановна всплеснула руками. — Может, кому и надо — а мне милость Горчаковых всегда дороже была… Зачем лишаешь?

— Не лишаю. — Я кончиками пальцев пододвинул к краю стола только что подписанную бумагу. — Вы продолжите служить роду — конечно же, если того пожелаете… Ну сами подумайте, Арина Степановна: куда мы без вас? Пропадем ведь!

Почти полминуты мы сидели молча, и я понял — гроза миновала. Неуклюжая лесть сработала там, где убеждение оказалось бессильно. Глубокая морщина на лбу Арины Стапановны разгладилась — и теперь великая домоправительница выглядела скорее удивленной и чуть потерянной, чем сердитой.

— Пропадете, конечно… Ладно уж, послушаю я тебя, — с явной неохотой проговорила она. — Только разве иначе нельзя, Сашенька? Чтобы все по-старому…

— Нельзя, — отрезал я. — Вы не хуже меня знаете, что все это коснется не только вас. Перемены порой необходимы.

— Да знаешь где я эти перемены видела, Сашенька? — Арина Степановна снова сердито нахмурилась и уперлась руками в бока. — Придумают этих… реформ своих, а простым людям…

— Я попросил бы. — Я чуть подался вперед. — Разумеется, вам дозволено говорить мне все, что угодно… Но только с глазу на глаза. Здесь, в этом кабинете, — и нигде более. Но я буду очень опечален услышать подобное в усадьбе — или за ее пределами… И особенно — от вас. Понимаете, Арина Степановна?

Мне не пришлось даже повышать голос — хватило и Дара, на мгновение вырвавшегося на свободу без моего желания… почти. Стекла едва слышно задребезжали, воздух в кабинете похолодел на пару градусов, а Арина Степановна съежилась в кресле напротив, разом потеряв весь задор.

— Понимаю, Александр Петрович, понимаю… — закивала она. — Надо — значит, надо.

— Вот и славно. — Я откинулся и даже позволил себе чуть потянуться в кресле. — Ступайте, занимайтесь делом — как положено… И мне бы чаю еще.

— Все сделаю, Александр Петрович. Сейчас же велю. — Арина Степановна поднялась с кресла, засеменила к выходу и уже у самой двери, оглянувшись, добавила: — Вы только не сердитесь, простите старую. А то как зыркнете — душа в пятки уходит… Вылитый дед, ей-богу!

В любой другой день такое сравнение мне, пожалуй, даже бы польстило. Но сегодня я полностью сосредоточился на происходящем. Непростая беседа завершилась, но теперь мне предстояла еще одна схватка с разгневанной женщиной.

И — чего уж там — куда более серьезная.

Воронцова вошла в кабинет быстрым шагом — но все же успела бросить на Арину Степановну красочно-презрительный взгляд. Как же иначе — родовитую аристократку вызвали на ковер, как нашкодившую гимназистку, заставили ожидать — да еще и приняли после какой-то там крепостной старушенции.

Я с трудом удержал улыбку, вспомнив, что одна гостья была старше другой от силы лет на двенадцать.

Но выглядела княгиня, конечно же, превосходно и даже обворожительно. Роскошное темно-синее платье с декольте, тонкая шерстяная накидка на плечи, которая одна наверняка стоила дороже всего гардероба Арины Степановны, вместе взятого. Туфли на высоченном каблуке. И, разумеется, внешность. Подаренная самой природой и доведенная до совершенства косметикой из Парижа и родовым Даром. Простой смертный наверняка потерял бы голову, окажись с ним рядом такая женщина.

Глава 2

Барышня с чашкой чая на блюдце оказалась симпатичной. Она явно была года на два или три старше меня, но я почему-то сразу определил ее в девчонки. То ли из-за того, что сам сидел в кресле хозяина усадьбы и всех владений рода Горчаковых и ощущал себя запредельно серьезным и взрослым, то ли из-за внешности.

Природа щедро наделила девушку и ростом, и весьма зрелыми формами, которые не очень-то скрывала одежда, — но личико ее почему-то казалось юным, почти детским. Миленьким и чуть заспанным, будто его обладательница только что встала с постели и тут же принялась за работу.

Странно. Арина Степановна начинала гонять свою кухонную гвардию чуть ли не с пяти утра — за час-полтора до того, как просыпалась остальная прислуга и усадьба оживала. А девушка была не одной из горничных, а именно с кухни — судя по одежде: белоснежному переднику на белом же то ли халате, то ли платье по колено. Скорее всего, кто-то из младших поварих или совсем низкоранговая прислуга из разряда «подай-принеси», из новеньких.

Вторая странность — обычно на кухню брали девушек… скажем так, попроще — а такая красотка вполне могла бы рассчитывать стать кем-то из домашней прислуги. А то и податься на заработки в город. Ни я, ни братья, ни уж тем более дед никогда не были ценителями полудетской «кукольной» внешности — но в Петербурге подобное наверняка пользовалось бы успехом, открывая пусть не совсем целомудренные, но зато верные пути к достатку, а то и — чем черт не шутит — в высшее сословие.

Девушка могла бы просто поставить чашку передо мной и чуть пододвинуть — но вместо этого обошла стол и оказалась совсем рядом. Так близко, что в мое плечо мягко уперлось что-то теплое… и уж точно более приятное, чем начало сегодняшнего утра.

— Чай для вашего сиятельства.

— Благодарю, — отозвался я.

Чашка уже заняла свое место — но девушка и не думала уходить. Странная пауза затягивалась и уже грозилась стать совсем неловкой, когда моей шеи вдруг коснулась маленькая ладошка. Легко, осторожно — будто бы невзначай.

— Ваше сиятельство желает… еще чего-нибудь? — негромко выдохнула девушка мне прямо в ухо. — Мне велели исполнять все, что вы только пожелаете.

Та-а-ак… понятно. Арина Степановна берегла репутацию рода даже более ревностно, чем собственные владения на кухне, — и уж точно даже не намекнула бы кому-то из своих на подобное. Зато бойкие девицы из простых — а порой и не только — сами частенько были не прочь подобраться поближе, чтобы получить доступ к княжескому телу… А заодно и к прочим прилагающимся к нему благам.

Я мужественно держался. Организм отчаянно требовал свое, порой замечая соблазн даже там, где его и вовсе не имелось, — однако я слишком хорошо представлял, чего может стоить пара… неосторожных движений.

Сегодня вести себя достойно оказалось сложно вдвойне. Девушка была не в моем вкусе — но и ее голос, и движения, и даже кукольная внешность буквально излучали столько мягкой покорности, что я на мгновение подумал, что нет ничего плохого в том, чтобы запереть дверь в дедовский кабинет, усадить красотку попой на документы чуть ли не государственной важности и…

— Все, что пожелаете, ваше сиятельство.

Девушка будто прочитала мои мысли — и сама устроилась на край столешницы так, что кухонная униформа обтянула округлое бедро, оставляя совсем немного простора воображению. А когда она еще и подалась вперед, пуговицы на одежде натянули ткань с такой силой, что я на мгновение удивился, как они вообще выдержали… И как выдержал я.

Нет. Нельзя. Выдыхай, Горчаков.

— Премного благодарен, сударыня. — Я осторожно отодвинулся назад в кресле. — Если что-то понадобится — я непременно велю вас позвать. А сейчас можете быть свободны.

— Да… конечно, ваше сиятельство.

На лице девушки не мелькнуло и тени разочарования. Даже наоборот — выражение стало еще более сонливым, будто она собиралась прилечь прямо здесь. И лишь ценой немалых усилий слезла со стола и развернулась ко мне спиной. То ли Арина Степановна начала гонять бедняжку еще затемно, то ли…

Когда поднос с негромким стуком ударился об пол, я почти не удивился. А через мгновение начала заваливаться и сама девушка. Обмякла, осела вниз, словно пыталась усесться на корточки и не удержалась. Потом подалась вперед, едва успев подставить локти. И перед моими глазами предстало зрелище, которое я в любой другой ситуации назвал бы в высшей степени соблазнительным.

Но сейчас что-то явно шло не так.

— Эй… — Я кое-как выбрался из дедова кресла и подхватил девушку за плечо — чтобы не приложилась лбом об пол. — С тобой все в порядке?

Развернуть ее и усадить к себе лицом оказалось не так сложно. Несмотря на аппетитные формы, весила красотка как пушинка — да и сама еще сохранила силы помочь мне. Тело у нее, похоже, работало пока еще как следует.

А вот голова… Да, с головой у девчонки явно творилось что-то не то. Побелевшие щеки, полуоткрытый рот, в котором языку будто вдруг стало слишком тесно. И глаза — без единой мысли, два огромных бездонных блюдца, будто нарисованные на лице голубыми мелками.

Да еще и смотрящие не прямо, а друг на друга.

— Да твою ж… — выдохнул я.

Несмотря на плачевное состояние, двигалась девчонка на удивление быстро. Настолько, что не будь на мне уже привычного набора защитных плетений — вполне могла бы и успеть. Не убить, конечно, — но порезать уж точно. Узкое лезвие примерно с ладонь длиной метнулось к моему горлу, вспороло рубашку на кое-как подставленной руке — и скользнуло по шее.

Глава 3

Охрану мне все-таки отрядили. И моторы в княжеском кортеже вряд ли были немногим слабее того, что прятался под капотом нового Настасьиного творения. Да и водители наверняка не хуже меня — и уж точно куда опытнее. Но где-то километров через двадцать от Елизаветино я перестал видеть их в зеркалах — даже вдалеке.

Неудивительно: это я, а не мои сопровождающие опаздывали на встречу с самой государыней императрицей. Не то чтобы я совсем не глядел на часы, но сначала беседа с Ариной Степановной заняла чуть больше положенного времени, потом появилась Воронцова… а потом меня пытались убить — так что собираться пришлось в буквальном смысле бегом.

Дорогу до города я буквально пролетел, да и на центральных улицах несся, как угорелый. Выскакивал на встречную полосу, ломился на красный, сигналил, собирая проклятья водителей, чудом не попался городовым…

И все равно опоздал. Минут на десять, не больше, — но и это, конечно же, было совершенно недопустимо и вопиюще безобразно. Государыне уж точно не пристало дожидаться наследника княжеского рода, который едва перевалил порог совершеннолетия… Даже если тому полагалась награда, чин и особая благодарность.

Багратион вышел аж к самой лестнице — видимо, напомнить мне обо всем этом. Впрочем, вид у его светлости был не то чтобы раздосадованный или возмущенный — скорее любопытный и до неприличия хитрющий. Будто он знал наперед весь расклад и всю беседу до последнего слова — и теперь готовился понаблюдать за занятным зрелищем.

И наверняка так оно на самом деле и было.

— Кем ты себя возомнил? — поинтересовался Багратион. — Британской рок-звездой?

Особого недовольства в голосе я не услышал — хоть его светлость определенно заметил, что одевался я буквально на ходу и в то, что подвернулось под руку. И если узкие темно-серые брюки с ботинками и рубашка смотрелись вполне прилично, то короткая куртка из кожи явно не слишком-то годилась для аудиенции с ее величеством.

Но каяться я все равно не собирался.

— Скорее уж американской. — Я стащил куртку и закинул через плечо. — Англичане сейчас предпочитают строгие костюмы. Даже на сцене.

— И тебе следовало бы у них поучиться, — усмехнулся Багратион. — И отнестись к происходящему серьезнее.

— Серьезен, как никогда, ваша светлость. В приглашении указали, что встреча будет приватной и неформальной.

— И все же это встреча с самой государыней императрицей. — Багратион чуть нахмурился и покачал головой. — Постарайся вести себя прилично, Саша.

— Разумеется, — отозвался я. — Я не слишком сильно… задержался?

— Ты опоздал. — Багратион погрозил мне пальцем. — А вот ее величество — на твое счастье — задержалась. Пойдем.

Я покорно двинулся следом за его светлостью. Вверх по лестнице, направо — и в коридор. Здесь мне приходилось бывать — раза два-три. На больших мероприятиях, устроенных государыней, еще с родителями. Все вокруг казалось не то чтобы знакомым, но каким-то обычным, хоть и роскошным. Будто я попал не в святая святых всей империи, а в самый обычный дворец, принадлежащий знатной и богатой семье… только огромный. Мы шли куда-то, поворачивали — а коридоры и не думали кончаться. Похоже, Багратион по каким-то одному ему ведомым причинам вел меня не самым коротким путем.

И я не успел заметить, как все вокруг изменилось. Роскошь вокруг не то чтобы исчезла, но как-то выцвела и поубавилась. Стены чуть сошлись — будто коридоры вдруг стали уже. Хотя, скорее, дело было в свете: почти все окна плотно прикрывали занавески. И если раньше вокруг то и дело мелькала прислуга, офицеры в форме, придворные — то за последние пару минут мы не встретили почти никого. Кругом царила тишина: даже наши с Багратионом шаги глушили толстые ковры на полу.

Похоже, ее величество не любила шум, суету и слишком яркий свет.

Мы явно почти добрались и уже шли по личным покоям государыни — вот так, запросто, без лишних вопросов или охраны на каждом шагу. Целое крыло на третьем этаже дворца будто вымерло, словно никого здесь вовсе не заботил вопрос безопасности ее величества.

Но только на первый взгляд. Стены были буквально увиты сторожевыми и охранными плетениями, из которых я кое-как разобрал от силы половину, а за любой из неприметных дверей вокруг вполне мог скрываться целый взвод вооруженных до зубов жандармов.

Но Багратион открыл передо мной ту, в которой нас ожидал уже накрытый к позднему завтраку столик. Три кресла явно ручной работы вокруг, какое-то экзотическое растение в горшке в углу и книжный шкаф. Диван у стены напротив — и все. Комната запросто вместила бы вдвое больше мебели но, похоже, использовалась исключительно для таких вот камерных… посиделок.

Я обратил внимание, что булка, сыр и ветчина к столу были уже нарезаны, сладости — поданы и даже чай — разлит по изящным фарфоровым чашечкам. Похоже, в тайне от прислуги решили держать не только ход, но и сам факт встречи. И кто-то — вероятнее всего, сам Багратион — решил, что абсолютная секретность превыше и важнее всего.

Настолько, что ее величеству придется пить остывший чай.

Впрочем, государыня не заставила себя ждать. Не успел я устроиться в кресле, как дверь распахнулась, и я еле заставил себя степенно подняться — а не вскочить и тут же вытянуться по стойке смирно, как тогда, в Пятигорске. Багратион уже был на ногах, и именно ему полагалось первым приветствовать ее величество. Я только через несколько мгновений сообразил, что они наверняка уже виделись сегодня — и мой черед проявить учтивость уже наступил.