Коктейли в том пафосном кабаке мешали из какого-то удивительного дерьма. Иначе откуда взялась страшная головная боль, от которой я проснулась наутро? Бедная башка трещала так, словно вот-вот разлетится на тысячу кусочков. Пришлось срочно хлопнуть пару капсул кетонала, и замереть в ожидании облегчения.
Но вместо облегчения мобильный затрезвонил про «вдох глубокий, руки шире» от незабвенного Владимира Семеновича. Значит, звонила Милана, неутомимая красавица, спортсменка (разве что не комсомолка), и по совместительству, мой агент.
— Ты уже на пробежке? — напористо поинтересовалась она.
Наивная! За семилетку нашего знакомства могла бы узнать меня получше. К тому же, именно она вручила мне вчера пригласительный на конференцию с последующим фуршетом. А кто, спрашивается, уходит с фуршетов трезвым?
— Лежу в направлении здоровья и долголетия, — честно созналась я, стараясь приподнять голову от подушки.
Голова весила, как чугунный мост, и отрываться от подушки не желала. Милана фыркнула, и добавила в голос строгости:
— А что ты там вчера натворила? Ходят слухи, что ты избила самого Сосновского.
— Ну, так уж прямо избила…по морде прописала, было дело. И все.
А нечего было танцевать сарабанду по моим больным мозолям. Я мирно попивала намешанную для меня барменом «Зеленую фею», и вдруг прямо за спиной услышала небрежное:
— Тут их много таких, сбитых летчиков. Шляются по присутственным местам, горят желанием хоть маленькую рольку отхватить. Да где им! Ни таланта, ни масштаба. Ну и лица…ты заметил? У них у всех абсолютно одинаковые лица. Уж поверь специалисту, Серега, сделать сейчас хорошее кино невозможно. Приходится дербанить бюджет на всякие…иные надобности.
Мне бы придержать язык, но «Зеленых фей» к тому времени бултыхалось внутри уже четыре, да и зло взяло: конечно, если «дербанить бюджет», останется нанимать только актеров «с одинаковыми лицами». И я развернулась к поборнику чистоты кинематографа с ласковой улыбкой на лице:
— Ну, знаете ли, какие создатели — такое и кино…Олег Палыч.
Оказывается, я отлично знала этого типа. Больше того, именно он был виноват в моем теперешнем состоянии. В момент самого расцвета моей кинокарьеры этот деятель искусства вызвал меня на беседу якобы по поводу новой роли и попытался без затей уложить на диван в своем кабинете. А когда ожидаемо получил отказ, пообещал, что больше мне ролей не видать. Никаких — ни больших, ни маленьких, ни даже самых крошечных. Да, вот так, просто и банально: «не ляжешь на диван — не выйдешь на экран».
Я тогда испугалась не на шутку, хотя из кабинета Сосновского выплыла с самым победительным видом. И как выяснилось вскоре, страхи мои не были напрасными. Изобильная река предлагаемых ролей стала неуклонно хиреть, пока не превратилась в узкий ручеек сомнительных предложений, на которые я не спешила соглашаться даже при угрозе полного безденежья.
Видно, глава фонда «Отечество» употребил-таки свое влияние на то, чтобы испортить мне трудовую биографию. Вот и прошлым вечером, узнав меня, он сладко заулыбался:
— Аленушка, детка, какими судьбами? Здесь же деятели кино собираются. А всяким… вроде тебя, здесь не место.
Ну и я не стерпела, конечно. Размахнулась и от души врезала деятелю киноискусства по морде. Еще и объяснила, что таким, как он, если баба занадобится, только и остается должностью давить, — по-другому никто не даст. И так-то желающих не видно.
Потирая щеку, Сосновский пообещал (это если выделить цензурную часть его речи), что отныне меня не возьмут на работу даже в самой заштатной порностудии. И сдохну я под забором от нищеты и отсутствия перспектив.
— Одного не пойму, — ворвался в мои мысли сердитый голос Миланы, — тебе что, вообще не нужны деньги? Ты получила наследство? Ты нашла спонсора-миллиардера?
— Нет, — по пунктам отчиталась я. — Не нашла. Не получила. Деньги нужны.
— Так что ж ты… — тут любая из подруг применила бы ненормативную лексику, но не такова была моя агентесса (филфак бесследно не проходит), —…выкомариваешь?
— А что, надо было молчать и обтекать, что ли? — я бы уже орала, но уж очень болела голова. — Ты-то знаешь его, и насчет меня все знаешь, так чего удивляешься?
В трубке тяжело вздохнули.
— Я тебя вообще-то на этот фуршет отправляла, чтобы ты там знакомства завела. Может, в какой-нибудь проект вписалась бы. А не морду била главному злодею своей жизни.
— Ну уж и главному. Может, еще какие посерьезней найдутся, а то что это за злодей… мухомор какой-то… тьфу.
— Не приведи бог, — Вот с чувством юмора у Миланы было не слишком хорошо. — Нам бы этого обойти как-то… Ладно, жди, я по нашим пошуршу, — может, чего найдется для тебя.
И она отключилась. А я осталась без сил валяться на диване, разглядывая памятки своих профессиональных успехов, развешанные по стенам. Смотрела и удивлялась, на какие лишения мне приходилось идти ради звания «звезды фильмов и сериалов».
На одном фото я лихо брала барьер на гнедой лошадке — изображала прекрасную авантюристку и шпионку заодно. Барьер мы с лошадкой взяли, и дубль сняли благополучно, но потом я, помнится, бесславно свалилась прямо кобылке под копыта, и только чудом не переломала себе руки-ноги. Все потому, что дублеры, — это зашквар, актриса должна все уметь сама… ну и вот.
С другого портрета на меня величаво взирала боярышня в кокошнике и шитых золотом одеждах. Любовный роман в декорациях Московской Руси наградил меня какой-то крошечной премией и заодно — тяжелейшими мигренями, приобретенными от вечной духоты и запахов в павильоне. Да еще поправиться пришлось на десяток килограммов, а то я, по мнению режиссера, в роли юной московитки смотрелась неубедительно.
На третьем фото тощая закопченная партизанка пробиралась через лес — эта роль мне досталась сразу после боярышни, и пришлось стремительно худеть, чтобы избавиться от лишних «убедительно-женственных» килограммов. Мой рацион в то время составлял буквально несколько листков салата и кусочек отварной индейки за день. Я мучалась недели три, но результат того стоил: можно было подумать, что я только выбралась из подвала какого-то злостного маньяка, от души морившего меня голодом. И бегать по лесам и болотам, кстати, стало значительно легче.
«Ленфильм» стал более ухоженным и даже холеным, но заметно это было только при входе и в главных коридорах. На дальних подступах к киноискусству, в павильонах и бесчисленных закоулках по-прежнему царил запах табака и дыма, тянулись в бесконечность обшарпанные стены и двери напоминали порталы в самые суровые питерские коммуналки. Или вообще в другие миры… о, я начинаю мыслить в русле предлагаемых обстоятельств, это хорошо.
— Деточка, вы меня помните? — из-за ближайшего угла ко мне метнулась хрупкая старушка в ярко-лиловом кримпленовом костюме.
Довершали ее образ шляпка с побитыми молью кружевами и облезлая песцовая горжетка. Конечно, я помнила этот милый призрак студийных коридоров. По-моему, она бродила здесь всегда.
— Мое почтение, тетя Фаня, — раскланялась я, заранее улыбаясь.
Сейчас она начнет…ну вот же, я так и знала.
— Вы же помните, как Яша Протазанов пробовал меня на роль Аэлиты? Глупый фильм, я отказалась, конечно. А как Вертов задумал снять меня в роли птицы — буревестника революции?
Буревестника я уже не выдержала — тихо хрюкнула в кулак. Но тетя Фаня была начеку.
— Я же вам рассказывала, неужели так трудно запомнить? Мы разошлись в трактовке роли, и потом у меня были тогда значительно более интересные творческие предложения… — старушка картинно задирала седые бровки, заламывала тощенькие ручки, и действительно слегка напоминала при этом птицу.
Она могла бы еще долго повествовать о временах своей минувшей (и возможно, отчасти выдуманной) славы, но тут мимо нас прошел незнакомый мужик, и тетя Фаня воззвала к нему неожиданно громко и игриво:
— Николенька! Николенька, не убегайте, вы обещали мне эпизод! Деточка, прощайте, меня зовет искусство! — на этом престарелый призрак ушедших лет подмигнул и скрылся так же внезапно, как и возник передо мной.
Я непроизвольно поулыбалась ей вслед, и пошла своей дорогой. Меня мучили опасения, что Толькину резиденцию придется искать слишком долго, но она нашлась моментально, стоило войти в коридор третьего этажа. Да, это здесь. Вот и табличка на двери: «Перекресток путей», режиссер А. Малкин. Изнутри доносилась экспрессивная Толькина скороговорка:
— Я не могу работать в такой обстановке! Как, скажите, как я должен делать кино? Сценарий сырой, диалоги вялые, актриса на главную роль не утверждена, натура… Вы говорили, у вас есть на примете подходящая натура?
Голос его собеседника — глубокий и вкрадчивый — солидно подтвердил:
— Совершенно верно, прекрасный особнячок на Аптекарском. С историей, знаете ли. Вот сегодня утвердим… как зовут героиню?
— Да боже мой, пусть ее зовут как угодно! Но до сих пор нам не попалось ни одной, говорю вам, ни одной мало-мальски похожей на ведьму! Ведь стоит завести с ними дело, так каждая того гляди схватится за помело! А на роль пробуются сплошь простушки, ни малейшей ведьмовской искорки ни в глазах, ни в… нигде!
— Ничего, на сей раз все устроится, уверяю вас, — интересно, с чего это Толькин собеседник так уверен в успехе?
Ну, раз мизансцена уже сложилась, отчего же не подыграть?
— Ведьму вызывали? — с этими словами вместо приветствия я аккуратно распахнула дверь носком берца.
Встала на пороге, уперла руки в бока и лучезарно улыбнулась присутствующим. Эффект оказался таков, что даже мое похмелье на радостях несколько отступило. Толик ошалело моргнул, а потом раскатился заразительным звонким хохотом.
— И как вы, уважаемый Бенедикт, прозрели это чудное явление?
Названный странным именем мужчина только развел руками. С Толиком я была знакома давно, поэтому принялась рассматривать «предсказателя». Он вальяжно расположился в кресле, вытянув длинные ноги едва не через всю комнату. Костюм на нем был хорош, но несколько потерт, старомодные очки смешно торчали на мясистом носу, а глаза из-за сильного увеличения линз казались выпуклыми, как у рыбы.
— Садись, Алена, я тебе расскажу, что мы тут затеяли, — странное дело, едва увидев меня в дверях кабинета, Толик как будто молча согласился с мнением Бенедикта насчет моей кандидатуры на роль.
Но рассуждать времени не было: я состроила заинтересованную мордашку, еще раз улыбнулась и уселась в предложенное утлое креслице. Толик, правда, следил за мной не только с радостью, но и с некоторым изумлением, точно я десантировалась в его офис, скажем, через окно на разноцветном парашюте. Или въехала на подъемной платформе.
— Давай, — предложила я, укладывая ногу на ногу. — рассказывай. Должна же я знать, что мне предстоит.
— Ну, стало быть, фэнтези у нас. Сценарий я сам писал, так что любые изменения легко внесем, если понадобится. Героиня — пусть будет Алена, что уж теперь! — получает в наследство старый, едва живой домик. Очень радуется, потому что порвала со своим парнем и крайне нуждается в жилье. Домик оказывается с секретом — из него можно попасть в несколько миров, которые находятся рядом с нашим. Во всех них есть магия, а потому хранительнице дома бонусом положены магические способности. У тебя есть?
Я не успела перестроиться, и непонимающе захлопала на Толика глазами.
— Что есть?
— Способности. Магические.
Интересно, он шутит или издевается, может быть?
— Ну конечно, пять штук разных. Способностей. Тебе какие предъявить?
— Попытайтесь открыть на расстоянии дверь, — внезапно предложил до того молча слушавший изложение сюжета Бенедикт.
Ясно, издеваются. Или это пробы такие, с вывертом. Я поднялась, развернулась к двери и сосредоточившись так, что заложило уши, вытянула к ней руки. Сначала ничего не было. Но я тянула, напрягалась, аж пыхтела от старания извлечь из себя хоть какие-нибудь магические силенки. И через несколько тягучих секунд случилось что-то странное. Кончики пальцев закололо, словно по ним пустили слабый токовый разряд, потом с них сорвались крошечные голубенькие молнии, долетели до дверного проема, окружили его, помигали еще пару мгновений, а потом пропали.
— Такие пирамидки гармонизируют пространство, — из кухни появилась моя тетка, светлый маг и потомственная ведунья Виталина, как представлялась новым знакомым она сама.
— Но почему в прихожей??? — вообще-то, я спрашивала напрасно.
Когда тетушке приходило в голову добавить миру гармонии, противостоять ей было невозможно, оставалось смиряться и терпеть. Родня посмеивалась над ней за глаза, шутила про дипломированное помело, но возражать ей в лицо никто не решался. Она была тверда в своем намерении сделать лучше весь мир вообще и каждого человека в частности. Ну и меня тоже, конечно.
— Потому что здесь проходят линии… да зачем это тебе, девочка, ты же все равно не веришь в мои «колдовские штучки». Хотя и напрасно. Но я не теряю надежды, что Мироздание все же даст тебе понять хоть что-то о магии, и о себе заодно. Ты бледненькая. Опять мало бываешь на свежем воздухе?
Они с Миланой точно нашли бы общий язык. Обе собираются оздоровить меня любой ценой, и обоих ни в малой степени не волнует, желаю ли я оздоровляться. А насчет магии забавно, не поведать ли тетушке о моей сегодняшней странной истории? Нет, от нее тогда и вовсе не отвяжешься.
Дело в том, что потомственная ведунья Виталина не имела собственных детей. Поэтому все ее планы на создание династии практикующих магов замыкались на мне. И если я хоть словечком обмолвилась бы о том, что произошло со мной и моими руками в Толькином кабинете, обучения мне не избежать.
— Я бываю, — главное скроить понимающую физиономию. — Вот только что оттуда, и завтра с утра поеду натуру смотреть на острова.
Тетушка оживилась.
— Тебя взяли в новый проект? Рассказывай скорее, — вы когда-нибудь встречали пожилых дам, которым не интересны подробности жизни родственной молодежи?
Вот и я не встречала. Пришлось вкратце изложить сюжет сериала и обрисовать личность Толика. Благо, он всегда умел производить положительное впечатление на тетушек, даже на расстоянии. Про Бенедикта и собственные опыты по открыванию дверей я благоразумно умолчала. Правда, это меня не спасло.
Утром, подставляя мне под нос тарелку омерзительной, но страшно полезной овсянки, тетя Вита как бы между прочим заметила:
— Надеюсь, тебя не слишком задержат сегодня. Думаю, пока я все равно здесь, нам следует медитировать вместе. А потом я покажу тебе кое-что из того, что умею. Тебе тоже пригодится.
Ну вот, я так и знала. Уверения, что я буду занята до позднего вечера, никакого успеха не имели. Пришлось изобразить на лице озабоченность, побольше хмуриться, как бы в раздумьях о будущей роли, и к студийной машине спускаться вприпрыжку.
Но тетушка все равно успела повесить мне на шею отполированный черный камушек, заявив, что он поможет мне «в случае чего». Какой случай имела в виду моя пожилая родственница, я выяснять не стала, чтобы не утонуть в оккультных дебрях на долгие часы. Камушек приятно холодил кожу под рубашкой, Питер расщедрился на ясный, безветренный денек, настроение у меня было прекрасное, и никакая магия не могла его испортить.
На Аптекарском еще сохранились зеленые и запущенные уголки — удивительно, как его до сих пор не весь утыкали элитным жильем. Мы даже не смогли доехать до «натуры» — пришлось вылезать из машины и продираться сквозь неожиданно густой кустарник под приглушенный матерок оператора.
Я всматривалась в очертания строения, маячившего за кустами, и как будто не могла навести резкость: в глазах рябило, дом ускользал из поля зрения, как будто даже слегка менял очертания. Все это было так странно, что я присоединила свой голос к операторскому, и к дому мы выбрались, хором перебирая сокровищницу ненормативной лексики. Остановились, посмотрели друг на друга и заржали — уж очень смешно выглядела наша борьба с природой посреди огромного мегаполиса.
И только тогда я наконец увидела его ясно — двухэтажное строение в стиле северного модерна, изящное, хотя и постаревшее. Витые фонарики у входа несколько заржавели, окна и двери были заколочены, крыша с одного края слегка обвисла, но считаться аварийным домик никак не мог. Парадный вход, по крайней мере, выглядел действительно парадным, и на ступенях крыльца топтался Толик с внушительной связкой ключей в руках. Поблизости щурился на солнце наш оккультный консультант — непонятно с чего еще более довольный, чем вчера.
Чуть поодаль, на залитой солнечным светом лужайке, высился мой партнер по сериалу Шура Ведерников — статный двухметровый мужик с удивительным выражением лица. С этим выражением он играл все — драмы, комедии, боевики и исторические блокбастеры. У всех его князей, бравых офицеров и лихих ментов были приподнятые брови, округленные глаза и величественная, неспешная речь.
Увидев его впервые, я, помню, подумала, что однажды он остановился перед зеркалом, пришел в изумление от собственной неотразимой красоты, и с тех пор пребывал в этом изумлении неизменно и непрерывно.
Справедливости ради надо заметить, что такое впечатление он производил на каждого, кто встречался с ним в первый раз. Я тоже некогда пала жертвой его красы, но ненадолго. Невозможно общаться на равных с человеком, который круглые сутки восхищается одним собой. Когда я предложила больше не встречаться, он только встревоженно уточнил:
— Ты что, уже не любишь меня? — и получив мой кивок, уныло вздохнул.
Его должны были любить все. Ну, или как можно больше народу, по крайней мере. К моменту нашей новой встречи Шура, кажется, напрочь забыл, что фазу восторгов мы с ним миновали безвозвратно.
— Аленушка, как я рад! — и с распростертыми объятиями он двинулся ко мне.
Предполагалось, наверное, что я паду к нему на грудь, после чего выражу восхищение его неотразимым видом. Увы, он крупно просчитался.
— Взаимно, — как можно шире улыбнулась я и поднялась на крыльцо, где Толик все еще возился с ключами.
Замок не поддавался — не то заржавел изнутри, не то принципиально отказывался сотрудничать. Во всяком случае, скрежетало в нем как-то угрожающе.
Тетя Вита бдительности не теряла. Стоило хлопнуть входной двери, как она выплыла в прихожую с самым благостным выражением на лице.
— Ну вот, а говорила — поздно. Я только-только успела ужин приготовить.
Желудок аж свело в приступе голода — я и забыла, что с самого утра у меня во рту ни крошки не было. Все-таки тетушки с горячим ужином — несомненное благо. Пока я поглощала жареную рыбу, картофельное пюре и салат, наша семейная ведунья оглядывала меня с жалостью. Но стоило последнему кусочку исчезнуть с тарелки, как она поднялась из-за стола и объявила:
— Пойду зажгу благовония. Ты переоденься в домашнее и тоже приходи. Займемся медитацией для начала, а то в тебе совсем нет баланса.
Конечно, во мне нет баланса. Вообще, может ли он быть в человеке, который свел знакомство с живым домом и понял, что чем дальше, тем больше влипает в какие-то неизвестные паранормальные события? Тут и совет тети Виты пригодится, пожалуй, — надо осторожно выспросить у нее, каковы мои шансы справиться с этой ролью, что бы она ни включала.
Но вот медитировать я не умела и не желала учиться. Пока тетушка с неожиданной легкостью усаживалась по-турецки на пол, и, закрыв глаза отдавалась единению со Вселенной, я про себя читала «Евгения Онегина», полагая, что пушкинские строки уж точно не могут навредить моей душевной гармонии. Так или иначе, но из задумчивости я выходила даже медленнее, чем тетя из медитативного транса.
— Ты хочешь что-то узнать у меня, — это был не вопрос, а утверждение, так что мне оставалось только кивнуть.
В конце концов, ведунья моя тетушка или нет? А стало быть, обязана ведать, то есть знать то, что другим недоступно.
— Со мной происходит странное, — осторожно начала я, удобно устроившись на диване (спина и то, что ниже нее, с непривычки изрядно утомились). — Как будто у меня внезапно появились…эээ… умения, которых раньше не было.
Мне таки удалось удивить тетю Виту: она смотрела на меня в полном изумлении, и первые несколько секунд даже не могла ничего сказать.
— Что? — не выдержала я. — У меня с рук сыплются какие-то искры, я слышу, как со мной разговаривает дом, и вообще…
Ну не дипломат я, верно. Вместо того, чтобы аккуратно выведать нужную информацию, обычно я действую с прямотой железнодорожной шпалы. Да и кому, в конце концов, можно доверять в этом мире, если не родной тетке?
— И ты…нормально себя чувствуешь? Голова не болит, температура не поднималась? У тебя не бывает дурных снов, в которых тебе являются темные сущности? — придя в себя, тетушка приступила к расспросам.
— А почему я должна болеть?
— Да потому, что в тебе просыпается магический дар, Лена! А он не может пробудиться просто так, сначала ты должна пройти…испытание. Ни один человек из нашей семьи не получал способностей к магии без того, чтобы сперва отдать что-то взамен. Ты должна помнить, я же много раз тебе рассказывала.
Тут я начала вспоминать. Все мое детство прошло под теткины рассказы, которые я обожала и воспринимала, как придуманные лично для меня сказки. Родителей полностью миновали оккультные заморочки, зато матушкина сестра обожала повествовать о моих предках по женской линии, многие из которых обладали удивительными талантами.
Уж не знаю, рассказывала она о том, что происходило на самом деле, или придумывала некоторую часть своих историй прямо на ходу. Но если верить им, выходило, что кроме магии мои пращуры обладали сильными, неуступчивыми характерами, и редко склонялись перед обстоятельствами.
В любимом моем рассказе одна из одиннадцати дворянских дочерей (все как одна красавицы и умницы, ясное дело), влюбившись в цыгана-лесника, ушла жить к нему в сторожку в самой лесной чащобе, да так заворожила дорогу к своему новому дому, что родители не смогли ее отыскать.
Прапрадед, чей родитель проиграл все семейное имущество в карты, не только восстановил фамильное состояние, но сделался известным промышленником, а затем и меценатом. Его конкуренты распускали слухи о том, что в основе его деловых успехов — вовсе не ум и недурная для молодого человека хватка, а магические ритуалы. Поговаривали также, что всякого, кто встанет на его пути, ждет разорение, а после — смерть. На этом месте своего рассказа тетушка обычно фыркала и заявляла, что у страха глаза велики, вот и весь ритуал.
Некоторые из нашего семейства рисковали нарушать закон — и каким-то неведомым образом уходили от наказания. В конце XIX столетия некая барышня организовала побег с каторжного этапа своему возлюбленному — фартовому вору по кличке Кречет. Отвела, будто бы, глаза охране, как-то избавила Кречета от кандалов и увела восвояси. О той девице, как говорила тетя, с тех пор больше не было ничего известно, как в воду канула.
В бурные революционные годы мои родичи вдоволь половили рыбку в мутной водице, внешне оставаясь законопослушными гражданами, приверженцами молодой Советской власти. Приторговывали своими специфическими услугами, собирали редкие артефакты и оккультную литературу, сотрудничали с отделом Бокия, одним словом, — прижились.
Когда я стала постарше, занимательные семейные истории приобрели второе дно: я узнала о том, какие способности имели мои родственники, как их развивали, и чем за них платили. И вот это второе дно меня сперва немного испугало, а потом и отвратило от магических практик. Не сразу, но надолго, я вообще думала, что навсегда.
Словно уловив то, о чем я думала, тетя Вита осторожно произнесла:
— Магия требует погружения, служения даже. Ты не можешь просто щелкнуть пальцами и получить то, чего желаешь.
— Да ничего я такого не желаю! — мгновенно вскинулась я. — Оно само ко мне прицепилось! Нет, мне, конечно, нужна работа, но я и подумать не могла, что в обычном, рядовом сериале — даже съемки еще не начались! — будет твориться такая ерунда.
Тетушка смотрела на меня, как на малого ребенка.
— Ты что-нибудь слышала о судьбе, глупышка? Насчет того, что она и на печи найдет? Вот и тебя нашло то, от чего ты пряталась так долго. Так что — хочешь ты или нет — придется взяться за дело и научиться тому, что умели многие из твоей семьи. Ничего в этом непосильного для тебя нет, хотя нужно будет поработать, само собой.
Когда утром следующего дня я, зевая, вылезла из такси, выяснилось, что обстановка вокруг Арбенинского дома изменилась до неузнаваемости. Толик, судя по всему, сдержал слово и пригнал-таки к особняку целую армию разномастных уборщиков. Стены, крыльцо и даже фонарики у входа отчистили на совесть, крышу поправили, и особняк теперь выглядел ухоженным и стильным.
Вот если бы еще вокруг него не торчали машины для технического обеспечения съемок и не толклась уйма декораторов, реквизиторов, операторов, ассистентов и прочего киношного народа! Было бы идеально. Но увы, ни о каком идеале в первый съемочный день речи быть не может. Как (скажем прямо) и в остальные дни.
Я боком пробиралась ко входу в особняк, когда кто-то мягко боднул меня под коленку. Потом еще раз. А потом я услышала возмущенное мяуканье. Толстый и пушистый полосатый котяра, вида самого вальяжного, выжидательно таращился на меня бессовестными зелеными глазами. Держу пари, если бы он мог говорить, я узнала бы много нового о своем умственном развитии. Конечно, он хотел получить еду — наверняка по его понятиям в этакой толпе кто-то точно мог выдать ему что-нибудь вкусное.
Мог кто угодно, но он выбрал меня.
— Пойдем, поищем тебе вкусняшек, — я просто не могла пройти мимо этого обаятельного пройдохи.
У девочек-гримерш удалось раздобыть молока и колбасы, и кот уничтожил их в одно мгновение, после чего благодарственно муркнул и растворился в пространстве, как будто его и не было. Я наконец добралась до входа в дом и зачем-то остановилась на крыльце. Честное слово, я в этот момент решительно ни о чем не думала. Рука сама собой прошлась по стене особняка коротким ласкающим движением, а потом я прошептала то, чего вроде бы произносить не собиралась:
— Смотри, какой ты стал красавец. Лучше, чем прежде. Надеюсь, мы с тобой поладим, уважаемый дом.
— Ты не видела, каков я был прежде, — польщенно, но все равно ворчливо отозвался особняк в моей голове.
— Ну… зато я вижу, как ты хорош теперь, — немного лести еще никому не вредило, тем более что мое сериальное обиталище действительно очень похорошело.
Я еще раз огладила стену возле двери, получила в ответ теплую волну удовольствия и шагнула через порог, по доброй традиции едва не споткнувшись о толстый кабель, затянутый куда-то внутрь дома.
Внутри суетились возле камеры Толик с оператором, заглядывали по очереди в объектив и о чем-то спорили, сбоку топталась ассистентка со смартфоном наперевес, а поодаль маячил Шура, уже в гриме и костюме, похожем на средневековый. Я обошла всю компанию по широкой дуге — хотелось посмотреть на отмытый и убранный особняк до начала съемок.
К моему изумлению, его не только отмыли и отчистили на совесть, но еще и наполнили многими полезными в быту вещами. В ванной комнате кроме собственно ванны — широкой, покоившейся на устойчивых львиных лапах, — установили душевую кабину. В кухне поставили холодильник и небольшую плиту. А в комнату, которую предполагалось снимать как мою спальню, притащили небольшую масляную батарею и спрятали ее за занавесками, «чтобы я не замерзла, если случится холодное время». О каком времени они говорили, я совершенно не могла взять в толк. На дворе стояло лето — хоть и питерское, нежаркое и сырое, но все-таки лето.
— Мне бы хотелось, — вкрадчиво заметил Бенедикт, внезапно появившись в дверях спальни, — чтобы этот дом стал более живым. Чтобы он не выглядел просто декорацией к вашему кино. И еще потому, что я собираюсь просить вас об одном одолжении. О нем мы сможем поговорить чуть позже, когда закончится съемочный день.
Я настороженно покосилась на консультанта. Мне не понравился его многозначительный тон, особенно если вспомнить, что Толику рекомендовали ни в чем ему не отказывать. Кто его знает, что на уме у этого таинственного мужика?
Но ответить ему я ничего не успела: снизу донесся требовательный голос Малкина:
— Алена! Где Алена? Найдите Одинцову, пора начинать.
Это означало, что пришло время заниматься моим любимым делом. Я весело поскакала вниз по лестнице под звон традиционно разбиваемой о камеру тарелки. На этот звук Бенедикт, спускавшийся вслед за мной, как-то невнятно охнул и поинтересовался:
— Что это, ради начала съемок у вас принято бить посуду?
— Всего одну тарелку, — наш консультант, похоже, мало понимал в киношных тонкостях. — На удачу, чтобы все прошло гладко и получилось хорошо.
— О, — с непонятным выражением протянул Бенедикт, — я не сомневаюсь, что у вас все получится отлично. Вероятно, все, за что бы вы ни брались, получается наилучшим образом.
Вместо ответа я только скептически хмыкнула — в работе может быть, зато в жизни у меня частенько все шло наперекосяк. Но мысли о собственной бестолковости, слава богу, можно было отложить, как минимум до конца смены. Я быстро сбегала к костюмерам и на грим, и с чувством радостного нетерпения встала перед камерой.
Начинали мы с эпизода встречи главной героини с королем из некой параллельной реальности. По мне, так все было задумано уж очень простенько: Шура стучал в дверь, я открывала, — и с удивлением обнаруживала, что из дома открылся проход в другой мир, насквозь магический и полный опасных приключений. А я внезапно стала счастливой обладательницей неких чародейских умений, узнать о которых подробнее мне еще только предстояло в будущем.
Король должен был потребовать от меня пропускать через свое жилище всех, кому понадобится пройти из его мира в мой или обратно, мне же следовало согласиться на предложенное.
Услышав привычное «камера, мотор, начали!», я приготовилась открыть дверь, без всяких магических штук, просто руками. За моей спиной заработала камера, дверная створка распахнулась, и на пороге воздвигся Шура — как обычно, несколько изумленный. На сей раз, видимо, от своей снисходительности к простой смертной тетке.
— Ты хозяйка этого дома, женщина? — спросил он, окинув меня величественным взглядом.
— Да, — в моем голосе тоже слышалась надменность, я же еще не знала, что за птицу занесло ко мне на порог. — Я хозяйка. И без моего разрешения ты не можешь войти в этот дом.
Я повернулась к новой «двери» почти одновременно с консультантом — как раз вовремя, чтобы увидеть, как сквозь нее проходят двое. Вернее, один тащил другого за плечо, как кот тащит придушенную мышь. Тащил так, словно имел на это полное право.
При этом он был на полголовы ниже своей добычи, и несколько уже в плечах. Это я определила на первый взгляд. А в следующий миг поняла, что от этого невидного господина фонит опасностью, будто радиацией от неисправного атомного реактора. В жизни не встречала настолько невыразительных мужиков, по которым так отчетливо понятно было бы, как они опасны для окружающих.
Второй посетитель был плох — на это понимание хватило даже моих невеликих познаний в медицине. Высоченный, какой-то истощенный носатый брюнет смотрел исподлобья, едва стоял на ногах и вид имел измученный. Правда, никаких внешних повреждений на нем заметно не было, только горло и запястья перетягивали слабо мерцающие, вроде бы металлические, ленты.
— Позвольте приветствовать вас, государь, в мире Земли и представить вам хранительницу здешней точки перехода, госпожу Алену Одинцову. Алена, перед вами Алистер, правитель Мориона, и Джереми, пятый и последний герцог Калвер.
— Реверанс, — решил подсказать дом. — Сделай реверанс, перед тобой коронованная особа.
Я автоматически присела (для какой роли меня часами натаскивали перед зеркалом на эти проклятущие реверансы?), не переставая вертеть в голове услышанное: я — хранительница какой-то чертовой «точки перехода», к нам, в Питер приперлись чертовы король и герцог, и мне сейчас придется вписываться в чертову ситуацию, куда сложнее той, что описана в Толькином сценарии. Блеск. Просто блеск.
— Добро пожаловать, ваше величество, ваша светлость. Чем я могу помочь вам?
Невидный дядька… ну да, король Алистер, конечно же, бегло и как-то нехорошо улыбнулся.
— А она деловая дама, не так ли, Бенедикт? Сразу хватает быка за рога.
— Я готов предоставить вам наилучшие рекомендации об этой девушке, государь. Она разумна, имеет широкие взгляды и способна на истинную дружбу.
Мне показалось, или у замученного герцога едва дернулись в усмешке губы? А его величество откровенно расхохотался, даже не думал скрывать своих чувств.
— Когда ты успел все это разузнать, советник?
Бенедикт и глазом не моргнул, хотя мне было интересно то же самое: когда, черт возьми, он успел выяснить все это обо мне?
— Я знаю свои обязанности, ваше величество.
— Что ж, раз так, объясни ей, в чем состоят ее обязанности, Бенедикт. Мне пора, позже я загляну проведать своего племянника. Не скучай, Джемс. И не думай сбежать — отсюда тебе нет хода ни в Морион, ни в другие места.
После этого король, прощально взмахнув рукой, скрылся в проеме, который тут же схлопнулся за его спиной. Вот как надо действовать монархам, Шурке учиться и учиться. Я даже охнуть не успела, как оказалась что-то там обязана этому, пропади он пропадом, Алистеру. И куда девать племянника (ничего себе обращение с родней, скажу я вам!), он же пленник, если я правильно поняла?
Сам король сбежал от разборок, но его советник — у себя дома он тоже почти консультант, кто бы мог подумать! — остался здесь. Стало быть, ему и отвечать за безобразия своего начальства.
— Какие это у меня появились обязанности? — я уперла руки в бока и приготовилась качать права. — Не припомню что-то, чтобы в придачу к роли в сериале я нанималась делать еще хоть что-нибудь.
Бенедикт смотрел задумчиво — похоже, сочинял, что бы такого мне наплести. Вместо него заговорил герцог… как его… Джемс.
— Он сейчас что-нибудь сочинит для тебя, леди. Но правда состоит в том, что тебе придется меня стеречь, — договорив, королевский племянник сполз на пол и остался сидеть прямо там, привалившись к стене и прикрыв глаза.
Только этого не хватало. Нелюди какие-то, право слово! Уж если притащили пленника, так хоть определили бы куда-нибудь. Не оставлять же его, красавца, валяться в холле до завтрашнего утра. Он определенно помешает съемкам, хотя какие съемки, когда тут такое происходит!
От злости я никак не могла сосредоточиться. Но как бы там ни было, играть свою роль я все-таки обязана, не зря контракт подписывала. А вот работать надзирательницей совершенно точно не должна.
— Вы сказали своему королю, что у меня широкие взгляды? Так вот: не настолько. И за что его светлость угодил под арест, могу я узнать?
— Об этом мы поговорим в другое время, но вам следует знать, что в Морионе его светлость обвинен в измене королю. Видите ли, Алена, кроме вас я никому больше не могу довериться, — знаем мы эти подходы.
— Конечно не можете, и мне тоже, между прочим. В нашей стране за похищение и насильственное удержание людей в плену полагается нехилый тюремный срок.
— Какое прогрессивное государство, — прошелестел герцог, не открывая глаз.
Пристойные аргументы у Бенедикта закончились, не успев начаться.
— Поверьте, юная леди, я сумею испортить вам жизнь, если мы не придем к соглашению. Фамилия Сосновский говорит вам о чем-нибудь? Ну вот.
Чтоб тебя. Чтоб вас всех. Кажется, действительно придется договариваться.
— Ладно, — неохотно протянула я. — Что я должна делать?
— Я знал, что мы сумеем найти с вами общий язык, Алена, — улыбочку консультанта можно было мазать на хлеб вместо меда, такая вышла сладкая. — Для начала вам следует предупредить свою семью о том, что вам назначена дополнительная ночная смена, и домой вы вернетесь только следующим вечером.
Я послушно (а что мне оставалось?) извлекла из кармана смартфон. Тетушка ответила сразу, но заявлению о внезапной ночной смене не поверила совершенно.
— С тобой все в порядке? — встревоженно спросила она. — Помощь не нужна? Может быть, вызвать милицию? Какой адрес у этой вашей… натуры?
— Тетя Вита… Все хорошо. — что бы ей наврать такого, убедительного? — Мы просто должны пройти несколько эпизодов, а завтра для этого не будет времени. Здесь есть где поспать потом, не беспокойся.
Следующее утро совершенно не задалось. И немудрено: спала я мало, а кровать оказалась чертовски неудобной. Но больше всего мне мешали мысли о будущем. Унылые и мрачные, они копошились внутри головы, не давали покоя и требовали срочно найти решение всем свалившимся на меня проблемам. Я честно искала его, и не находила, ведь ни прервать работу в сериале, ни отказаться от надзора за неожиданно подброшенным мне герцогом не могла.
Погрузившись в горькие раздумья, я шагала по коридору, когда вдруг услышала за спиной недовольный голос:
— Молока налей, будь человеком.
Я резко обернулась, готовая отбиваться еще от какого-нибудь нежданного гостя, но увидела только вчерашнего кота. Кот смотрел неодобрительно.
— Ты…говоришь?
— Ну да, что тут странного? Или тебе больше нравятся молчаливые фамильяры?
Какие еще фамильяры? Или вместе с точкой перехода хранительницам полагается движимое имущество в виде наглых полосатых котов?
— Но раньше ты молчал!
— Так вчера ты и сама догадалась меня покормить. Чего было зря сотрясать воздух?
— А почему ты…полосатый?
Мозг в этот момент послушно демонстрировал мне картинки с ведьмами, вокруг которых увивались сплошь чернильно-черные мурлыки.
— Вот! Я так и знал! — обиженно заголосил кот. — Всем черных подавай! Мрачных! Таинственных! Что ж, если полосатый, то уже и не гожусь в напарники магичке?
— А кто магичка-то?
— Да ты, кто ж еще?
Ну действительно, странный вопрос. Я вздохнула: похоже, о моих возможностях осведомлены все вокруг, кроме меня самой. Оставалось выяснить только одно.
— А как тебя зовут?
Взгляд кота сделался чуть более благожелательным.
— Не совсем дура, посмотрите-ка. Все вы, люди, вечно пытаетесь придумать нам имена. Да еще какие-то дурацкие. Барсик там, Тишка, Мурзик…тьфу. А я — Велизарий.
От неожиданности я прыснула, и новоявленный фамильяр обиженно отвернулся.
— Извини. Просто когда-то очень давно был такой знаменитый полководец. Но имя отличное. Ты не возражаешь, если мы его… ммм… как-то сократим?
— Ни за что, — кот аж зафырчал от такой унизительной идеи. — Я Велизарий, так меня и зови.
— Ок, — сдалась я. — Так и буду звать. Пошли, Велизарий, завтракать.
Времени на трапезу у нас оставалось совсем немного. Только я успела выпить кофе с бутербродом, а его котейшество — освоить блюдце молока и несколько кусочков ветчины и сыра, как с улицы донесся шум машин, а потом и гомон киношной братии. Навестить пленника я не успела, оставалось надеяться, что он продержится до вечера на оставленной ему небольшой порции съестного.
Толик, в отличие от меня, был отвратительно бодр.
— Что, красавица, как ночь провела? — игриво подмигнул он.
— Образ выстраивала, — обтекаемо отозвалась я.
Знаю, это была напрасная надежда. Но я все еще мечтала о том, что моя «вторая жизнь» ускользнет от внимания коллег по кинопроизводству. Кроме того, пока я ворочалась без сна на своей «надзирательской» койке, успела придумать одну небольшую творческую заготовку.
— Слушай, Толечка, мы же сегодня снимаем вторжение монстров из ледяного мира?
Толик тут же уставился на меня со всем вниманием, одновременно вытаскивая из сумки сценарий.
— Точно. И что ты предлагаешь?
— Я думаю, король сам не полез бы со всякими монстрами разбираться. Он у себя в стране правитель, и должен править, а на то, чтобы действовать, у него подданные есть. Советники там всякие.
— Советники, по вашей логике, Алена, — вмешался в творческий процесс Бенедикт, — существуют для того, чтобы советовать. А для борьбы со всякой нечистью, — тут вы, без сомнения, правы, — есть другие люди. Это воины, они-то и бьются в случае нужды за своего государя.
— Ну, значит, это должен быть воин. В смысле, за героиню сражаться. Но не король.
Толик потер подбородок.
— Шура! Пойди сюда срочно! Найдите мне Ведерникова, почему его никогда нет на месте?! — с этими словами Малкин развернул торчавшую рядом ассистентку на выход, и даже придал ей некоторое ускорение ласковым пинком.
Шура обнаружился в холле возле зеркала, в которое произносил какие-то реплики, сурово хмурясь и поигрывая бровями. На крики Толика он отреагировал философски.
— Ну что ты кричишь, Анатоль? Девушек пугаешь? Вот он я, что тебе надо?
— Что мне надо? — с полоборота завелся режиссер. — Мне надо, чтобы свою работу делали все, а не один я! Ну ладно, еще вот Алена озабочена развитием сценария. Она считает, что ты не можешь быть королем.
— Я? Не могу? Почему? — Шура смотрел так, словно я только что нанесла ему смертельную рану.
Ну, может, не ему, но его профессиональной репутации точно.
— Ты можешь. Конечно, Шурик, ты можешь, но посуди сам, — в этой сцене королю не место. Государь должен беречь себя, а ты вступаешь в битву с нечистью, чтобы она не захватила мою точку перехода, — не задумавшись ни на минуту, я назвала свою «таможню» так, как обозначил ее для Алистера Бенедикт.
— Точно, — с готовностью подключился к спору Малкин. — Поэтому я предлагаю следующее. Мы скоренько переписываем твою, Шура, роль на верховного главнокомандующего, который действует не только от имени своего короля, но отчасти и по собственной инициативе. Этакий, знаешь, на лицо ужасный, но добрый внутри. Со своей драмой и надломом. Годится?
Это было достойное предложение. И если бы мне предложили наскоро переделать роль императрицы на роль главы тайной фрейлинской службы (да еще с драмой и надломом) — я бы только спасибо сказала. Но не таков был мой партнер по сериалу. Раз вцепившись в какой-то выигрышный образ, он не способен был перестроиться ни на что другое. Даже на то, что в перспективе могло стать куда более привлекательным для зрителя.
— Это я вместо короля должен буду изображать какого-то жалкого главкома??? — с надрывом осведомился Ведерников.
— Не жалкого. — Толик постепенно накалялся. — Не жалкого, а героического, овеянного славой и… чем там еще? Легендами овеянного. С головы до пят. Не пойму, что тебе не нравится?
За что я любила свою небольшую квартирку, так это за чувство защищенности, которое охватывало меня, стоило переступить порог. Вот уж правду говорят: «мой дом — моя крепость». Даже каменная пирамидка, по-прежнему торчащая посреди коврика у двери, больше не раздражала, — кто ее знает, может быть, она и в самом деле гармонизировала пространство вокруг себя.
— Лена, что у вас случилось? На тебе просто лица нет! Рассказывай скорее, — тетушка всегда читала мою физиономию, точно открытую книгу.
— У нас… нет, скорее у меня. Случилось, да. В общем, слушай, — я упала на табуретку в кухне, и принялась рассказывать.
Ни малейшего удивления тетка не выказала, кивала, ахала в наиболее драматических местах повествования и одновременно собирала какие-то баночки и коробочки в свою обширную сумку. Когда я выдохлась окончательно и замолкла, она огладила мое плечо.
— Поедем, девочка, разберемся на месте, что там за дохлый герцог у тебя.
Поймав мой изумленный взгляд, она засмеялась.
— Скажу честно, мне любопытно. А потом, он ведь так и не пришел в себя. Думаю, я могу попробовать ему помочь. Ну и тебе заодно. Я тут собрала кое-что, эти средства я составляла сама, так что могу отвечать за качество. Давай, не смотри так, лучше вызови нам такси.
Мне оставалось только послушно покивать и снова взяться за телефон. Машина приехала быстро, и пробок в ночном городе уже не было, так что спустя полчаса мы притормозили у крыльца Арбенинского (или теперь уже моего?) особняка. Фонари исправно разгоняли полумрак, а ключ на сей раз провернулся в замке легко, в одно мгновение.
— Добрый вечер, — прошептала я, привычным жестом оглаживая стену у входа. — Я привезла в гости мою тетушку, надеюсь, ей у нас понравится.
— Ну еще бы, — голос дома, как всегда, звучал несколько ворчливо. — Как ей может не понравиться, ты сама подумай. Кстати, мужчина в дальней комнате так и не пришел в себя.
— Это плохо, — машинально проговорила я вслух, а на тетин вопросительный взгляд уточнила: — Герцог все еще без памяти. Ты точно сможешь привести его в чувство?
— Я попробую, — тетка улыбалась так, словно ничего сложного нам не предстояло, — одни пустяки, не стоящие внимания.
В доме было тихо и темно — пока мы шли до импровизированной герцогской камеры, мне пришлось осваивать умение видеть в темноте. Получалось не очень-то, но я ни разу не споткнулась — подозреваю, что дом просто помогал мне передвигаться без травм. Перед дверью «камеры» торчал Велизарий, — завидев меня, он помахал хвостом и констатировал, кивая на дверь:
— Там ммяасоо!
Я аж дернулась, подумавши, что кот имеет в виду герцога, но потом вспомнила про отбивные, которые так и остались лежать на подносе вместе с остальной едой.
— Ну да. И еще кое-что. Пойдем с нами, думаю, тебе что-нибудь достанется.
— Какой у тебя милый фамильяр, — тетя смотрела без малейшего удивления, как будто ей каждый день попадаются говорящие животные. — Такой упитанный, солидный! И шубка красивая, полосатая. Как вас зовут, хвостатый господин?
— Велизарий, мадам, мое почтение, — кот вежливо наклонил голову. — А вы родственница моей хозяйки?
— Угадал, разумник. Расскажи-ка мне, откуда ты появился?
Кот задумался.
— Я спал. Видел чудесные сны. Мышей, знаете ли, еще колбасу… И кто-то чесал меня за ухом, так… уважительно и с любовью. Потом проснулся, здесь, под лестницей. Смотрю, кругом люди, — стало быть, можно добыть еды. Вышел на крыльцо, а там она. Моя хозяйка.
Тетка, до того улыбавшаяся, вдруг строго нахмурилась.
— Смотри, усатый-полосатый, неси свою службу как следует. Моей девочке в любой момент может понадобиться помощь.
Велизарий только фыркнул.
— Не беспокойтесь, мадам, службу понимаем, — и перевел взгляд на меня: — Так что, мы идем за мяасом?
— Тебе лишь бы мяааасо, — передразнила я. — Пойдем, сейчас получишь обещанное.
Еда так и осталась нетронутой, хотя я втайне мечтала найти герцога очнувшимся, даже на ворчание и неприязнь была согласна заранее. Но нет, арестант все так же валялся на диване, не подавая никаких признаков жизни, кроме слабого дыхания. Тетушка разглядывала его с любопытством.
— Хорош, — наконец объявила она. — Настоящий мужчина, сразу видно.
— Мда? — должно быть, настала пора разглядеть его светлость повнимательнее.
Нет, он совсем не казался мне привлекательным. Тощий, нос торчит, весь зарос неаккуратной темной щетиной… Красавец, одно слово. Но тетушке виднее, конечно: может, она вообще имеет в виду не наружность, а магическую ауру или красоту души. У моей семейной ведуньи никогда не поймешь, что именно она находит гармоничным и прекрасным.
— Правда, его магические силы почти совсем иссякли. Настолько, что он не может восстановиться сам. Но это не беда, мы с тобой ему поможем, — тетушка присела на диван рядом с пленником и взяла его за руки.
Конечно, я читала про обмен энергией: в каждом втором романе фэнтези герои вот этак же брали друг друга за руки и почем зря переливали магическую силу, если у кого-то случался ее недостаток. Тут, насколько я помнила, главное было не отдать ее чересчур много, чтобы самому не остаться без ресурса.
Но тетушка-то знала, что делала. Из-под ее пальцев в организм беспамятного пленника неторопливо текли ручьи зеленого света (я почему-то вспомнила зарядку мобильного, которая вот точно так же светила зеленой лампочкой, если процесс проходил как надо, без осложнений). Потом поток остановился, и тетка велела:
— Теперь ты попробуй, заодно потренируешься отмеривать свою энергию.
Я послушно села на ее место, ухватилась за костистые запястья пациента, и представила, как моя сила течет по его сосудам, наполняет пересохшие магические каналы, возвращает ему возможность жить и творить колдовство. «Зарядка аккумулятора» мне не удалась — моя сила светилась голубым, но поток был куда мощнее теткиного, тот неспешно струился, а из-под моих рук набегали одна за другой высокие волны, они выплескивались легко и свободно, и я следила за ними с неожиданным удовольствием, следила завороженно, позабыв обо всем на свете.