Капкан для террориста

Глава 1. Инженер Князев получает интересное предложение. Липецк, 17 июня 1879 года, вторник.

Владимир Князев, в прошлом активный член организации «Земля и воля» (1), а в настоящем главный инженер московского механического завода «Братья Ф. и Э. Бромлей» (2), не спеша прогуливался по мокрым от недавно прошедшего дождя аллеям липецкого городского парка. Спешить ему было некуда, поскольку до встречи с Александром Михайловым (3) оставалось ещё как минимум полчаса. Остановившись в назначенном месте возле фонтана, Владимир достал из кармана жилетки золотой брегет и, открыв крышку, на всякий случай, уточнил время. Убедившись, что действительно пришёл слишком рано, он обошел фонтан по кругу и так же неторопливо направился в обратную сторону.

Пять лет назад, увлечённый идеями «народников» (4) Владимир Князев с группой товарищей отправился в Саратовскую губернию пропагандировать среди крестьянства революционные идеи. «Хождение в народ» (5) продлилось всего полгода, на большее у них просто не хватило ни сил, ни энтузиазма. Затем последовали массовые аресты революционеров и в застенках оказались несколько тысяч человек. Владимиру с соратниками повезло, никто из них тогда арестован не был. Позже выяснилось, что большую часть списков успели сжечь. Сразу после возвращения в Москву, разочаровавшийся в идеях народничества, Князев устроился на завод «Братья Ф. и Э. Бромлей» инженером. Через четыре года он уже главный инженер завода с приличным окладом и солидным положением.

С Михайловым Князева познакомила Софья Перовская (6). Она проходила по процессу 193-х (7), но была оправдана и, оказавшись на свободе, развила бурную деятельность, помогая молодому Александру Михайлову собрать остатки организации «Земля и воля». Владимир, помня о своем «долге» перед товарищами, по первому зову приехал в Петербург, и, глядя в большие светло-серые глаза Софьи Львовны, честно признался, что больше не верит в идеи народничества. Ему до сих пор было стыдно за то, что в критический момент он выбрал «сытое благополучие» и бросил людей, которых безмерно уважал и перед которыми преклонялся, но врать он не мог.

Перовская и присутствовавший при разговоре Михайлов отнеслись к его решению с пониманием. Позже он, догадался, что они разделяли его взгляды на идеи народничества и уже выбрали для себя иной путь политической борьбы с режимом - террор, но каким-то внутренним чутьём поняли, что Князев не сторонник радикальных мер. Настаивать и уговаривать не стали, за что он был им бесконечно благодарен.

Четыре года спокойной жизни окончательно выветрили из головы молодого инженера мысли о революционной борьбе и построении справедливого общества. Не имея вредных привычек и будучи холостяком, Владимир в свободное время стал много читать, причём кроме технической литературы, его интересовали ещё история и философия. Анализируя прочитанное, он вдруг ясно понял, что ни одна революция не сделала простых людей счастливыми. Единственный результат всех революций - переделка властных структур по сути ничего не меняет. На смену одной элите приходит другая, и этот процесс бесконечен. Разница лишь в том, что процесс циркуляции элит может быть постепенным, естественным и эволюционно обоснованным, а может быть стремительным, связанным с революцией. Взять, к примеру, революции XVI века в Англии и Нидерландах. Там прежних светских и духовных феодалов сменила новая элита – буржуа, банкиры и купцы. Однако никаких улучшений в жизни простых крестьян не произошло. Ни одна революция не создала «нового человека», а всего лишь породила новые господствующие классы. Главное, к чему пришёл в своих рассуждениях Князев, это опасность в насаждении обществу какой-либо идеологии, что неизбежно приведёт к возникновению тоталитарного режима и массовым репрессиям. Теперь он прекрасно понимал, что народничество, а тем более терроризм это путь в никуда и искренне радовался, что вовремя успел расстаться с иллюзиями. При этом Князев не осуждал своих бывших соратников, искренне считая, что не имеет на это морального права, поскольку сам когда-то был одним из них. Он надеялся, что о нём давно забыли, но вот неделю назад к нему на квартиру неожиданно пришла женщина, которую он знал еще по Петербургу, но только под псевдонимом Баска (8). Зайдя в квартиру, она передала ему записку, в которой было всего одно предложение:

«Встретимся в Липецком парке у фонтана напротив здания минеральных ванн 17 июня в четыре часа пополудни».

Прочитав, Князев вопросительно посмотрел на Баску.

- Это от Александра Михайлова. – Пояснила она. – Он очень просил найти время и приехать.

Видимо посчитав на этом свою миссию оконченной, она развернулась и быстро вышла. Сквозь неплотно прикрытую дверь Князев слышал дробный стук её каблучков по ступеням лестницы. Весь вечер Владимир решал сложную дилемму: «ехать, или не ехать». Выбор между совестью и рассудком был сложным. Наконец, устав взвешивать все «за» и «против», он принял соломоново решение: он поедет, встретится с Михайловым, но ни о каком возврате к прошлому не может быть и речи. На следующий день, сославшись на болезнь, он взял отпуск на неделю и уехал в Липецк, где поселился в небольшой одноэтажной гостинице у подножия Соборной горы. Приехал он заранее, и два дня отдыхал, с удовольствием гуляя по парку, и дегустирую местную минеральную воду, о лечебных свойствах которой здесь на каждом углу напоминали рекламные щиты.

Возвращаясь к фонтану, Князев уже издали увидел высокую статную фигуру Михайлова и, ускорив шаг, через минуту пожимал крепкую мускулистую руку бывшего соратника по партии.

- Спасибо, что приехал.

- А у тебя были сомнения на мой счёт?

- Не только у меня, Квятковский (9) готов был заключить пари на крупную сумму, уверяя, что ты не приедешь. Я отказался и вижу, напрасно.

- У вас что, в Липецке съезд проходит?

Вместо ответа Александр, молча, указал на ближайшую лавочку, скрытую в тени кустов пышно разросшейся сирени. Достав из кармана газету, он аккуратно разорвал её пополам и расстелил на влажных деревянных досках. Когда они сели, Михайлов выждал, пока мимо них пройдут две дамы, в сопровождении щегольски одетого молодого человека, и только после того, как они удалились на приличное расстояние, продолжил разговор.

Глава 2. Выгодный заказ. Петербург, Август 1879 года.

Тёплым августовским вечером, возле небольшого двухэтажного домика на окраине Петербурга остановилась извозчичья коляска. Сидевший на козлах бородатый мужик в синей долгополой поддёвке, перехваченной в поясе свернутым в жгут красным кушаком, повернувшись к седоку, громко произнес:

- Дом двадцать шесть, ваше благородие, как заказывали.

Номер можно было не называть, поскольку тот выделялся ярким пятном на углу дома. Развалившийся на сидении молодой человек в новеньком с иголочки сером костюме-тройке небрежным жестом достал их кармана жилетки серебряный полтинник, вложил его в раскрытую ладонь извозчика и, подхватив дорожный саквояж, проворно соскочил на землю.

Большой двухэтажный дом с мансардой, куда он так стремился, особых восторгов у него не вызвал. Давно некрашеные, в грязных разводах стены настолько выгорели и полиняли, что определить их первоначальный цвет уже не представлялось возможным. Молодой человек постоял в растерянности некоторое время, затем достал из кармана конверт и еще раз прочитал адрес. Убедившись, что никакой ошибки нет, он поднялся на три ступеньки и дернул за ручку звонка. Буквально сразу дверь открылась.

- Вы по приглашению? – Спросил стоявший на пороге высокий, модно одетый мужчина лет тридцати пяти – явно не слуга.

- Если вы про это? – Молодой человек показал конверт. – То я приехал по приглашению.

- Проходите, господин Григорьев. – Мужчина взял конверт и посторонился, пропуская гостя. – Ваша комната на втором этаже под номером два. Пока располагайтесь, а минут через двадцать я зайду к вам обсудить детали нашего будущего сотрудничества.

Поняв, что на этом торжественная встреча закончена, молодой человек, которого встречающий назвал Григорьевым, поднялся по лестнице на второй этаж и вошел в комнату, на двери которой висела табличка с номером два. Оценив спартанскую обстановку: шкаф, кровать, стол, кресло и два стула, он поставил саквояж на пол и подошел к окну.

«Ну и дыра. – Подумал молодой человек, рассматривая расположенный внизу большой неухоженный сад. – Судя по всему, дом явно знавал лучшие времена».

Неделю назад Григорьев Вадим Антонович - один из лучших фотографов Москвы, если не лучший, получил странное письмо, где неизвестный предлагал ему интересную творческую работу сроком на два месяца, за что ему обещали заплатить две тысячи рублей. Суть работы не раскрывалась, но было понятно, что его приглашают именно как фотографа. В конверт вместе с короткой запиской был вложен чек на сто рублей - оплата расходов на поездку из Москвы в Петербург. Письмо Алексея заинтриговало, но вряд ли бы заставило тронуться с места, если бы не постскриптум, где было сказано, что в случае отказа эти сто рублей он может с чистой совестью оставить себе, как плату за беспокойство. С подобной расточительностью Вадим ещё не сталкивался, поэтому решил прокатиться и побеседовать с потенциальным работодателем, тем более что сумма была достаточной для поездки туда и обратно.

Через двадцать минут в дверь постучали.

- Спасибо, что не поленились приехать, господин Григорьев. – «Хозяин», как его мысленно окрестил Вадим, прошел в комнату, встал возле стола, и представился. – Валевский Казимир Борисович, владелец частной типографии.

- Чем моя скромная особа могла заинтересовать владельца частной типографии?

- Не стоит умалять своих способностей, Вадим Антонович. Вы ведь не просто фотограф, но ещё и дипломированный химик, да к тому же специалист по гальванопластике (1) и химическому травлению металлов (2). К вашим услугам часто прибегают даже крупные казённые типографии…

- В особо сложных случаях, – перебив собеседника, уточнил Григорьев, - когда у них нет другого выхода.

- Я их понимаю, Вадим Антонович, ведь ваши услуги обходятся не дёшево.

- Зато я всегда выполняю порученную работу, господин Валевский, какой бы сложной она не была.

- Нам это известно, именно поэтому вас и пригласили. Судя по тому, что вы приняли наше предложение, финансовые условия вас устраивают?

- Для ответа на поставленный вами вопрос я должен знать, что именно мне предстоит делать?

- Справедливое замечание. Вы когда-нибудь видели немецкие или английские рождественские цветные открытки?

- Допустим.

- Мы хотим наладить их производство в России.

- Насколько мне известно, в Германии открытки печатают методом хромолитографии (3), а это довольно длительный и дорогой процесс, особенно, если речь идет о цветных изображениях. К тому же такая форма выдерживает максимум триста оттисков.

- Спорное утверждение, господин Григорьев, есть мнение, что с одной формы можно напечатать значительно больше экземпляров, но не будем сейчас устраивать дискуссию на эту тему, просто потому, что мы не собираемся использовать литографию (4). Как вам, наверное, уже известно, наиболее перспективным методом сейчас является фототипия (5). Именно для этого мы вас и пригласили.

- Простите, господин Валевский, вас не смущает тот факт, что в России печать открытых писем, или, как вы выражаетесь, открыток, это монополия казны?

- Ничуть. Во-первых, закон не запрещает привозить частным лицам открытки из-за границы и продавать их в России, а во-вторых, в случае успеха нашего предприятия мы можем получить заказ от казны на печать бланков открытых писем для почтового ведомства.

- И каков объём печатной продукции для казны?

- К нашему делу, господин Григорьев, это не имеет никакого отношения. Надеюсь, я развеял все ваши сомнения?

- Я удовлетворён, если вы это имели в виду. Давайте уточним мою роль. Насколько я понял, мне предстоит произвести цветоделение оригинала и изготовить несколько форм для получения цветного изображения?

- В общих чертах вы правильно поняли свою задачу, Вадим Антонович. – Валевский, встал, подошел к стоявшему возле окна шкафу и достал небольшой альбом. – Здесь собраны три десятка красочных образцов, созданные нашим художником для запуска в серию, можете полюбоваться.

Глава 3. Предложение, от которого нельзя отказаться. Петербург, август – сентябрь 1879 года.

Возвращение из мира грёз в суровую реальность слегка подпортило настроение. Понежившись ещё немного в теплой постели, Вадим встал, умылся и тут же решил выяснить, что сулил ему столь божественный сон. Подобно многим творческим людям он был суеверным. Конечно, как современный человек с техническим образованием в век пара и электричества, он отрицал ворожбу, гадания и приметы, но сны это совсем другое дело. Григорьев верил, что сны, даже самые бредовые и несвязные несут в себе важное послание. Вот два года назад приснилась ему большая куча дерьма, в которую он по неосторожности вляпался, а затем долго и безуспешно пытался отмыть ботинки. Всё было настолько натурально, что он даже ощущал эту вонь. Правда, сразу после пробуждения источник «аромата» был быстро обнаружен – хозяин дома свалил под его раскрытым на ночь окном кучу свежего, ещё дымящегося навоза, а легкий бриз с реки заполнил этими испарениями всю комнату. Приятного, конечно, мало, но сонник успокоил, оказывается дерьмо снится к прибыли! Буквально через пару дней, ему вернули долг, который он уже и не чаял получить. Как после такого не верить в волшебную силу сна?

Достав из баула потрёпанный Воронцовский сонник, с которым никогда не расставался, он углубился в процесс толкования приятного сновидения.

«Стриженным, подстриженным или бритым видишь себя – останешься голым, разутым, раздетым, всё у тебя заберут, обманут».

«Чёрт! - Выругался расстроенный фотограф, удивляясь тому, как точно его вчерашние мысли совпали с тем, о чём предупреждал вещий сон. – Видимо, действительно обманут».

Утешало только одно - про душегубство в соннике не было сказано ни слова.

Сразу после завтрака Валевский устроил в столовой небольшое совещание.

- Господа, мы создали печатный станок, для нанесения цветных изображений на бумагу за один прогон. Не буду вдаваться в подробности, отмечу главное - печатные формы должны быть нанесены на медные цилиндры.

- Это как в ротационных машинах на текстильном производстве?

- Верно, Иосиф Абрамович. Только там рисунок на печатных валах гравируется, а наши формы должны быть изготовлены методом фототипии. Насколько мне известно, до сих пор ещё никто не выполнял подобную работу.

- Может быть, лучше использовать плоскую гибкую основу, а потом просто закреплять её на рабочем цилиндре.

- Мы рассматривали такой вариант, Иван Андреевич, но не нашли подходящего материала для основы. К тому же, инженер-разработчик категорически против использования дополнительных креплений, которые усложнят конструкцию станка. Изготовлением форм займётся наш фотограф Вадим Григорьев, которому будет помогать опытный фототипист Ян Куницкий. Художник Иван Прокудин продолжит работы по созданию новых видов открыток, а типограф Иосиф Милик займётся текстом.

- А материалы и оборудование уже завезли? – Поинтересовался Григорьев.

- Из оборудования к вашим услугам павильонная фотокамера «Глобус» со сменной оптикой. Как я уже сказал, вместо стекла в качестве основы для негативов мы будем использовать листовой целлулоид.

- Светочувствительную эмульсию придётся готовить самим?

- Вы нас явно недооцениваете, Вадим Антонович, бромосеребряная эмульсия в виде желе (1) уже в лаборатории. Вам нужно только растопить необходимое количество на водяной бане (2).

- Еще нужны светофильтры.

- Синий, зелёныё и красный мы вам приготовили. Фотолаборатория рядом со столовой. С чего вы планируете начать работу?

- С изготовления фотопластинок на целлулоидной основе. Затем настрою фотокамеру и произведу съемку образца, пока без фильтров, чтобы определить качество эмульсионного слоя. Наша задача состоит в том, чтобы максимально точно передать оригинал. Для этого нужны фотопластинки с очень низкой зернистостью, позволяющие получать негативы с тончайшей деталировкой, как в тенях, так и в светах. Кроме того, нужны камеры и объективы, позволяющие скопировать оригинал в масштабе один к одному без искажений. Вы уверены, что фотокамера «Глобус», предназначенная для портретной съёмки, обладает такими возможностями?

- Нет, не уверен, но другого варианта у нас не было. Всё упирается в размеры фотопластинок, и именно «Глобус» подходит наилучшим образом. К тому же я консультировался со специалистами, и никто из них не высказывал никаких опасений на этот счет.

- Это говорит лишь о низкой квалификации ваших «специалистов».

Григорьев прекрасно знал возможности камеры «Глобус», с которой не раз работал в студии фотосалона, прекрасно понимал, что она подходит для этой работы, однако желание покрасоваться и лишний раз продемонстрировать своё превосходство, оказалось сильнее. Валевский, будучи осведомлён о высоком самомнении Григорьева не стал понапрасну тратить время и вступать в пререкания с молодым амбициозным химиком.

- В таком случае, я рад, что нам удалось договориться именно с вами. Приступайте к работе, а проблемы будем решать по мере их появления. У вас еще есть вопросы?

- Нам нужен образец с идеально проработанным рисунком.

- Мы уже отобрали рисунок для работы, он в фотолаборатории.

Под фотолабораторию была переоборудована смежная со столовой комната первого этажа, куда Григорьев и Куницкий пришли сразу после «совещания». Обстановка, как и во всех комнатах, отличалась минимализмом: два стола, два стула и двустворчатый шкаф. Единственное окно выходило в сад, прямо на стоявший в десяти саженях от дома старый покосившийся от времени сарай. Не успели они осмотреться, как появился Казимир.

- Ну, что, осваиваетесь? – Задал он риторический вопрос и, не ожидая ответа, подошел к шкафу. – Здесь всё ваше оборудование, если что-то не подойдет или потребуется дополнительно, не тяните, сразу обращайтесь.

- Образец?

- Он здесь. – Казимир открыл шкаф, взял с полки рабочую тетрадь и, развернув, достал красочную рождественскую картинку, размером с открытку. – Вот, полюбуйтесь, прекрасный образец творчества нашего художника.

Глава 4. Кто не с нами, тот против нас. Петербург, октябрь 1879 года.

Директор почтового департамента Сергей Семёнович Перфильев пребывал в хорошем настроении. Назначенный недавно министром внутренних дел Российской империи Лев Савич Маков (1), остался доволен проделанной им работой и утвердил его кандидатуру на посту почт-директора. Обычно новый министр, стараясь показать своё рвение, решительно избавлялся от ставленников своего предшественника, но на этот раз Перфильеву повезло. Закрыв кабинет, он достал из шкафа початую бутылку коньяка, налил щедрой рукой божественный напиток до краёв в хрустальный лафитник (2), и залпом выпил.

Усевшись в кресло, он уже через пять минут почувствовал, как живительная влага побежала по кровеносным сосудам, согревая нежным теплом разомлевшее тело. Закрыв глаза, Перфильев погрузился в сладкую полудрёму, из которой его вывел резкий стук. Поскольку дверь была закрыта изнутри, пришлось вставать. На пороге с виноватым видом топтался секретарь.

- Извините, ваше высокоблагородие, к вам господин Валевский по срочному делу.

Сколько ни старался, Перфильев не мог вспомнить никого с подобной фамилией. На память пришла только любовница Наполеона Мария Валевская.

- Кто такой? – Спросил он строгим тоном, продолжая интенсивную мыслительную деятельность.

- Владелец частной типографии. – Услужливо напомнил секретарь, подавая начальнику визитную карточку. – Я вам ещё утром докладывал.

- Хорошо, пусть войдёт. – Перфильев нехотя взял визитку. – Предупреди, чтобы уложился в десять минут, у меня много дел.

Директор едва успел вернуться на свое рабочее место, как на пороге появился высокий молодой человек. Новый темно-синий костюм-тройка безупречно сидел на его ладной фигуре, вызвав невольную зависть директора почтового ведомства, страдавшего излишним весом и отдышкой.

- Валевский Казимир Борисович, - представился посетитель, - владелец частной типографии.

- Вы присаживайтесь, Казимир Борисович. – Окончательно проснувшийся Перфильев жестом указал на стул для посетителей. - По какому вопросу?

- Я изобрёл новый способ цветной печати и хочу предложить почтовому ведомству свои услуги.

- Вообще-то почтовое ведомство не нуждается в услугах частных типографий.

- «Всё течёт, всё изменяется», как некогда сказал древнегреческий философ Гераклит. То, что сегодня считается нормой, уважаемый Сергей Семёнович, завтра может безнадёжно устареть. Прогресс остановить невозможно, ваше высокоблагородие, и не считаться с этим фактом нельзя.

- Вы хотите сказать, что ваш способ цветной печати, это новое слово в современной полиграфии?

- Именно это я и хотел сказать.

- А зачем вы пришли в почтовое ведомство? – Недоуменно развёл руками Перфильев. – Получайте патент на своё изобретение и работайте на здоровье.

- Не всё так просто, уважаемый Сергей Семёнович. Для того чтобы работать мне нужны заказы.

- Ничего не понимаю. – Директор наморщил лоб и протер платком начинающую лысеть голову. – Какие заказы?

- Например, казённый подряд на печать открытых писем для почтового ведомства. По нашим сведениям ежегодная потребность в этих бумажках, как минимум сто миллионов экземпляров. Думаю, нетрудно сообразить, что при цене три копейки за штуку, общая сумма заказа составит кругленькую цифру в три миллиона рублей. Получив этот подряд, я смогу не только сам хорошо заработать, но и достойно отблагодарить своего покровителя.

- Ваши десять минут истекли, Казимир Борисович, прошу покинуть кабинет, у меня много работы.

- Не смею вас задерживать, ваше высокоблагородие. – Валевский встал и галантно поклонился. – У вас ещё есть время передумать.

- Каков нахал! – Мысленно возмутился Перфильев, когда за посетителем закрылась дверь. – Правда, мысль он подал дельную. Как я сам не догадался? Это же, какие деньжищи под ногами валяются!

Директор выглянул в приёмную и приказал секретарю никого не принимать. Закрыв дверь, он снова залез в шкаф и пропустил ещё один лафитник божественного напитка. Вернувшись в кресло, Перфильев с воодушевлением продолжил обдумывать понравившуюся ему идею. Сейчас открытые письма печатает Экспедиция заготовления государственных бумаг. По большому счёту казённой организации, каковой является Экспедиция, от этого заказа ни тепло, ни холодно, скорее наоборот – лишние хлопоты. Работы у них и так выше головы – денежные знаки, облигации, почтовые марки, гербовые бумаги, да и мало ли там ещё всякой мелочи. Они даже рады будут избавиться от части работы. Нужно только грамотно обосновать это предложение, чтобы и комар носа не подточил. Найти типографию на этот заказ не составит большого труда, а можно и свою создать, естественно, на подставное лицо. Открывающаяся перспектива буквально окрылила Перфильева, чему в немалой степени способствовал и божественный напиток.

- Как грамотно я отшил этого наглеца. – Самодовольно подумал он, выпивая третий лафитник. – Будет знать, кому предлагать взятку.

Уже в приёмной секретарь слегка омрачил радужное настроение своему начальнику, сообщив, что сегодняшний гость записался на прием, на следующий день.

- Гнать этого козла в шею, чтобы не отвлекал занятых людей от дела. – Приказал Перфильев и отправился домой.

Он рассчитывал приехать прямо к ужину, поскольку после выпитого натощак коньяка у него разыгрался зверский аппетит, но оказалось, что жена с дочкой час назад отправились в кондитерскую покупать торт и до сих пор ещё не вернулись. Правда, ждать Перфильеву пришлось недолго - буквально через пятнадцать минут в раскрытые ворота въехала коляска и остановилась возле крыльца. К удивлению Сергея Семёновича из коляски вышел его недавний посетитель – Казимир Борисович Валевский и галантно подав руку, помог сойти на землю его жене Валентине и младшей дочке Дашеньке.

-Serge! – Жена, поднявшись по ступенькам, поцеловала Перфильева в щёку. - Твой друг, господин Валевский любезно согласился подвести нас.

Жена с дочкой прошли в дом, а директор в недоумении уставился на владельца типографии.

Глава 5. Необычное дело. Москва, 10 июня 1780 года, четверг.

Судебный следователь Московского окружного суда Нил Спиридонович Дымов стоял возле раскрытого окна своего кабинета и нервно курил. Несмотря на прекрасную летнюю погоду, настроение было скверное. Пятнадцать лет назад он с отличием окончил Императорское училище правоведения (1), получив при выпуске чин коллежского секретаря (2), и казалось, что впереди его ждёт блестящая карьера, однако, вместо канцелярии Министерства юстиции или Сената, его распределили в захолустный Смоленский окружной суд. Там он проторчал целых шесть лет, занимая незначительные должности, вроде секретаря уголовного департамента или губернского стряпчего. Так бы и пропал молодой Дымов в российской глубинке, однако, ему повезло жениться на единственной дочери богатого смоленского купца, который используя свои связи, а главное деньги, добился перевода зятя в Москву. Правда, выдающейся карьеры ему сделать не удалось и к тридцати пяти годам, он был всего лишь судебным следователем (3) при Московском окружном суде. С одной стороны вроде и неплохо, чин коллежского советника (4), приличный оклад, жизнь не где-то на отшибе, а в самом центре империи, однако, не совсем то, о чём мечтал пятнадцать лет назад выпускник Императорского училища правоведения. Выпускники этого статусного учебного заведения становились сенаторами, министрами, советниками монарха, известными юристами, а он застрял где-то посередине без всяких перспектив в будущем. Самое страшное заключалось в том, что он ненавидел свою работу. За прошедшие годы ни одного серьезного расследования он не провёл, сплошная рутина вроде убийств на бытовой почве, поддельных завещаний и векселей, или мелких краж денег, ценных бумаг и драгоценностей. Ничего, что привлекло бы внимание общественности (а то и самого царя) к его персоне, абсолютно никаких шансов, чтобы отличиться.

И вот, неделю назад на окраине Москвы в лесу, недалеко от дачного посёлка Кунцево, один из проживавших там художников направляясь на пленэр рисовать пейзажи, обнаружил среди сосен разрытое собаками свежее захоронение, из которого прибывшая на место полиция извлекла три мужских трупа. Судя по многочисленным гематомам, жертвы были сильно избиты – похоже, что их пытали, однако, причиной смерти во всех трёх случаях была большая доза морфия. По жестокости это преступление напоминало «работу» хитровских грабителей, вот только те никогда не использовали морфий в целях убийства.

Поскольку труппы обнаружили на участке, который был закреплен за Дымовым, то и следствие по делу поручили именно ему, хотя по закону умышленным убийством трёх человек должен был заниматься судебный следователь по особо важным делам Самойлов, но не будешь же спорить с председателем суда. Получив материалы дознания, Дымов, первым делом наведался в морг, располагавшийся в подвале сыскной части города Москвы, и осмотрел трупы.

Молодые мужчины в возрасте двадцать пять – тридцать лет, одеты как мастеровые, что плохо сочеталось с версией ограбления, а тем паче с пытками. Смерть наступила не более двух дней назад, но в Кунцево их лишь захоронили, а пытали и убивали в другом месте. Эту версию подтверждало и обследование близлежащей территории – никаких следов борьбы и крови - только колея от колес телеги и отпечатки лошадиных копыт. Следов обуви тоже не было, учитывая мягкую подстилку из опавшей хвои и старых шишек. Досмотр личной одежды мало что дал. Ни документов, ни каких-либо бумаг, позволяющих установить личности убитых, обнаружено не было. Уже при проведении вскрытия в потайном кармане пиджака одного из убитых нашли несколько ассигнаций на общую сумму в тридцать восемь рублей. Впрочем, наличие потайного кармана ни о чём не говорило, поскольку многие старались прятать свои кровные деньги как можно дальше.

- Я читал ваше заключение Артур Аристархович, - обратился Дымов к стоявшему рядом патологоанатому, молодому худощавому человеку высокого роста, - за прошедшие два дня ничего нового не появилось?

- Кое-что есть, Нил Спиридонович. Судя по следам от веревок, убитые какое-то время были связаны, а на одежде и руках у всех обнаружены пятна типографской краски. Следы краски есть и под ногтями убитых. Скорее всего, все трое работники типографии.

Поблагодарив полицейского врача, Дымов поднялся на второй этаж, где в кабинете №25 сидели чиновники сыскной полиции. Ему повезло, Григорий Иванович Макаров, проводивший дознание по делу о тройном убийстве был на месте.

- Я почему-то так и подумал, Нил Спиридонович, что пришлют именно вас. – Макаров привстал из-за стола, и почтительно пожал руку Дымову. – Сразу скажу, дело тёмное. Это не разбой и не ограбление.

- Почему вы так решили, Григорий Иванович?

- Убитые простые работяги, а учитывая обнаруженную нашим Эскулапом (5) типографскую краску, вероятнее всего типографские рабочие. Зачем устраивать налет на типографию, чем там можно поживиться?

- А за последнее время выявлено хоть одно нападение на какую-нибудь типографию?

- Нет! Правда, это ничего не значит. У нас подпольных типографий развелось как блох на барбоске. Сами понимаете, что в полицию господа революционеры обращаться не будут.

- Вы упускаете одно важное обстоятельство, Григорий Иванович - все подпольные типографии, как правило, арендуют помещения у добропорядочных граждан, а те, заметив неладное, сразу побегут в полицию.

- Возможно. – Не стал спорить сыщик. – Только времени прошло не так много, может, ещё не хватились.

- А заявления о пропавших проверяли?

- Было несколько случаев. Мы распечатали фотографии убитых, так что нет необходимости водить людей в морг, но пока никто не опознал. Может в газете пропечатать?

- С газетой пока подождем. Покажите мне ассигнации, найденные у одного из убитых.

- Они у меня здесь. – Макаров раскрыл папку и достал из неё четыре купюры: одну, сиреневую, достоинством двадцать пять рублей, две синие пятерки и зеленую трёшку.

Внимание Дымова сразу привлекла новенькая двадцатипятирублёвая ассигнация, которая выглядела неким инородным телом среди засаленных и потускневших от времени банкнот.