Капкан для троих

1.

— Нашла! — Элли, то есть адепт факультета боевой магии Рафаэлла Мьели, захлопнула тяжеленный талмуд, так что со страниц полетела тонкая белесая пыль. Старый пергамент накапливал все эту гадость, и после посещения библиотеки хотелось принять ванну. — Есть!

Пара адептов недоуменно обернулись на шум, а строгий хранитель нахмурился за своей стойкой. По традиции в библиотеке должно быть тише, чем на погосте.

— Что есть? — Солар потер короткими лапками покрасневшие глаза. Шерстка у него стала тусклой от усталости, а перья поникли.

Они торчали в библиотеке Академии уже третий день. И третий день не могли найти компонент противопроклятия. Возможно, если бы они обратились за помощью к библиотечному хранителю, он бы подсказал. Но Солар уперся и заявил, что в таком виде никому на глаза не покажется.

Элли попыталась убедить, но не сработало: маленькая зеленая мохнатая жаба в желтых перьях, в которую превратился Солар, категорически отказывалась выходить на люди. Еще бы, для наследника старинного рыцарского рода, особо приближенного к князю — позорище то еще.

Элли смотрела на ситуацию проще, но, к слову говоря, на нее с укоризной не взирали ряды благородных предков. По причине отсутствия рядов. Элли была внебрачной дочкой одной из купчих Кузнечной гильдии. Хоть и незаконной, но бессовестно любимой. И до совершеннолетия занималась исключительно тем, что ездила с матерью по ярмаркам, пила эль с возницами, торговалась на рынках, доводя покупателей до трясучки, и о серьезных вещах не задумывалась.

Впрочем, после того, как суровый дед решил, что довольно, и ее сослали в Академию, она продолжила заниматься тем же самым, но уже в мантии адептки факультета боевой магии.

Сероглазая, круглолицая, улыбчивая, легкая как весенний ветер, Элли одинаково легко очаровывала и преподавателей, и адептов с потока. Если где-то что-то затевалось, то можно было смело ставить золотой на то, что Элли уже в центре происходящего.

Внешность ей перепала от неизвестного папаши (Элли свято верила, что тот был не меньше чем герцогом, но мать тайну не выдавала): каштановые вьющиеся волосы, выразительные брови, длинные ресницы, чувственный рот, и все это размещалось на неглупой голове. Роста Элли была ниже среднего, и это единственное, что ее огорчало.

К примеру, Солар был ее выше на целых полторы головы, и иногда приходилось привставать на цыпочки, чтобы до него докричаться…

Да и в толпе сложно — толкнуть могут ненароком и наступить. Правда, Элли таким спуску не давала, могла так словами отхлестать, что ее сразу замечали.

В общем, папаша-герцог мог бы и получше расстараться, раз уж пожелал остаться неизвестным.

Но все недостатки Рафаэлла планировала исправить по окончании Академии. Боевым магам ведь можно все? Да и купить заклинания роста у коллеги — проще простого. И формулу улучшенного роста волос (и выпрямления!!!). А то достали кудри, ужасно неудобно с ними. И завидно, что у других адепток внешний вид куда опрятнее — сложные прически, тонкие прямые силуэты платьев и мантий и манеры, как у королевских дочек.

Ох! На их фоне Элли смотрелась дикаркой с вороньим гнездом на голове. И иногда она сама не понимала, почему Солар выбрал дружбу именно с ней? С его-то внешностью, родословной и фамильным гонором!

А пока Элли носила сапожки с каблуком повыше, безуспешно пыталась выпрямить волосы гладильным заклятьем и училась швыряться в обидчиков злыми жгучими магическими искрами.

Солар, конечно, все ухищрения замечал, заступался, когда при нем Элли затирали, но, как и положено лучшему другу (только другу и не больше!), помалкивал.

Хотя спроси кто его, он бы сказал, что с удовольствием отдаст лишние пару дюймов роста за Эллино умение легко вести беседу и шутить.

— Сол, давай я спрошу у профессоров. Так будет быстрее, — убеждала Элли. — Ничего страшного не случится. Ну посмеются чутка…

— Нет, — Солар был категоричен. — Они потребуют показать, для кого тебе такое сложное заклинание, и ты приведешь их ко мне. Сообщат отцу, братьям, и… Нет, лучше умереть.

— Ну, сообщат. Зато тебя расколдуют. Может, знают способ попроще… Будешь умирать человеком. Может, передумаешь в процессе, — Элли была настроена оптимистично, но друг ее настроений не разделял.

— Они все увидят, квакой я. Это позор, — убито говорил Солар и топорщил перья. — Ни за что. Лучше смерть!

Элли смерти лучшего (и единственного в Академии!) друга не хотела категорически. Но проклятье рыночной ведьмы, под которое угодил Солар, тоже было не фунт орехов.

Случилось все очень быстро, посреди бела дня, прямо на центральной площади: вот Солар с улыбкой до ушей заходит в шатер к гадалке, раздвигая полог широкими плечами, вот открывает рот и выражает свое честное мнение о том, что предсказывать будущее в такой грязи не стоит, а вот уже жалобно квакает у Элли на ладони.

Ведьма (старая, горбатая, страшная и действительно крайне немытая особа), совершив злодеяние, посмотрела со значением на Элли и сказала по-простецки:

— Пока язык вперед головы, заднице отвечать, — и исчезла.

Натуральным образом взяла и рассеялась вонючим дымом! Вот же дрянь, на обычной городской ярмарке нарваться на породистую цыганскую колдунью! Невезение! Такую поди еще найди! Цыганские ведьмы хоть обучения в Академиях не проходили, силой обладали страшной и разрушительной. И использовали ее в основном на то, чтобы людям жизнь испортить.

2.

Старый князь даже указ издал, чтобы цыганские таборы близко к городу не подпускать. Понятное дело, до утра не дожил. Архимаги поговаривали, что такой силы убийственный сглаз они впервые видели. Новый князь был разумнее, неподписанный документ спрятал и дал страже негласный приказ — цыган пускать, но в малых количествах. По одному табору за сезон.

Такое перемирие всех устроило. Городская стража не перетруждалась, а таборы в порядке своей строгой очередности посещали столицу, чтобы стать богаче на все то, что плохо лежало у горожан.

И вот теперь досталось Солу! Может, это слабая порча и ее можно развеять своими силами?

Элли, конечно, сделала все как положено. Вызвала стражу, описала исчезнувшую ведьму, сверилась с портретом из розыскного бюро. Ведьма была патрульным магам знакома, и кажется, их больше взбесил тот факт, что она посмела поставить свой шатер на городской площади, чем то, что она кого-то заколдовала.

Начальник стражи нахмурился и клятвенно заверил, что больше такое не повторится.

При допросе Элли как-то ухитрилась вывернуться и не рассказать, что зашла в шатер не одна.

Все время, пока Элли разбиралась, давала показания и описывала ведьму, Солар обиженным комком сидел у нее в кармане и не высовывался.

— Ну все, будут искать, — наконец сообщила Элли, вытаскивая друга на свет вечерних городских фонарей.

— И накважут? — грустно спросил Солар.

Жаба из него получилась забавнейшая и очень милая.

Пуховая, мягонькая, с огромными выразительными глазами.

В целом жаба очень походила на Солара. В бытность человеком тот был почти шесть с половиной футов, с пшенично-соломенными волосами, прямыми и непослушными, которые стриг на рыцарский манер — очень коротко, с нежно голубыми глазами, как все мужчины в роду Джексонов, и с талантом с первого взгляда вызывать симпатию.

Скажем так, жаба этого навыка не растеряла.

Это было бы даже смешно, если бы Элли не знала всю опасность цыганской волшбы. Не снимешь проклятие вовремя — сначала потеряешь возможность вернуться в свое тело, потом утратишь память, а затем будешь триста лет квакать в музее волшебных артефактов. Незавидная участь!

— Да тут не знаешь — поймают или нет. Сильная ведь карга! Вон она тебя как, одним щелчком. Я бы не рассчитывала, что быстро. Это же служивые маги — вот оно им надо, за цыганкой бегать. Другое дело если попадется случайно, — призналась Элли. Расстраивать друга не хотелось, но правда экономила время, а сейчас оно имело главную ценность. — Надо самим. И еще наставников в Академии попросить о помощи.

— Самим квак самим, — кивнул Солар и посмотрел нежным жабьим взором. — Справимся.

В итоге он оказался прав, но только отчасти. Обнаруженный Элли рецепт откатного заклинания требовал таких мудреных ингредиентов, что хоть сейчас иди сдавайся экспонатом. И квакай.

Первая часть состояла из традиционных перьев полярной совы — из задней части, разумеется, — яда черной мамбы, ритуального ножа Ке и древней смолы деревьев Шин. Все это было достижимо, но очень дорого. Элли вздохнула: придется немножко нарушить закон, чтобы все добыть. Посмотрела в список еще раз и поняла, что с “немножко” поторопилась.

Денег у самой Элли было в обрез. Дед-купец, недовольный непослушной прижитой на стороне внучкой, довольствие выделял неохотно. Правда, мама помогала раз в пару месяцев, но эти монетки так быстро таяли, что рассчитывать на них не выходило. Деньги, которые давала Академия, исчезали еще быстрее — на них приходилось закупать ингредиенты для учебы, свитки и еще сотню нужных вещей.

У Солара денег было куда больше. В целом. То есть приди Солар к отцу и попроси для себя тысячу золотом — тот бы дал, но проблема как раз состояла в том, что Сол мог в фамильный замок только прискакать и сказать “ква”. А он уже раз сто успел сказать, что лучше умрет, чем покажется на глаза родичам в жабьей шкуре. А значит, денег от рода Джексонов им было тоже не видать!

Придется идти на риск и банально воровать. Благо воспитанная на ярмарках Элли имела весьма ловкие пальцы и умение заболтать любого так, что тот перестает смотреть на свой прилавок.

Вторая часть списка ингредиентов для заклинания, напротив, поражала дешевизной: крысиные хвосты — десяток, печень петуха, пергамент серый, медовые соты и веревка каторжника.

С этим проблем не возникало, только за веревкой предстояло побегать.

— А что в третьей части? — напрягся Солар и встопорщил желтые перья на макушке, видя, как Элли замешкалась, прежде чем прочесть. — Что-то дороже ритуального ножа Ке? Не молчи, мне же отсюда ничего не видно!

— Ну не то чтобы, — Элли замялась и виновато посмотрела на приятеля. — Скорее оно редкое. И я этот вопрос еще не изучила. Надо будет покопаться, провести изыскания, подумать…

— Элли!

— Не переживай. Я изучу и смогу выяснить…

— Элли!

Грозный тон Солару в таком виде удавался плохо, и Элли не стала его мучить.

— Рог сатира.

Вот тут Солар высказал мнение такими словами, что стало понятно, почему ведьма его заколдовала. И что воспитывался он все-таки в семье сугубо военной. Даже Элли, которая каких только слов не слышала на рынках, немножко покраснела.

— Ого, а повтори последнее — я такого еще не встречала. Сколько раз в куда?! А это вообще возможно? Ну так изогнуться?

— Я не об этом! Тебе легко говорить! — Сол набычился. — Это не тебя превратили в жабу, а для обратного колдовства требуется самый дорогой и редкий ингредиент в мире!

Элли отложила фолиант с заклинанием в сторону, подперла рукой щеку и задумчиво прикусила кончик кудряшки: волосы, подстриженные при поступлении (поспорила на первом курсе с другой адепткой и проиграла!) уже отросли ниже плеч, чем Элли была крайне довольна. К окончанию Академии волосы должны были стать правильной длины — ниже лопаток, чтобы заплетать их в тройную косу, как и положено боевому магу.

— Сол, даю слово! Я найду, как его украсть. И сниму проклятие.

3.

Сол короткими лапками неловко листал справочник лечебных заклинаний, пока Рафаэлла забинтовывала прокушенную ладонь и ругалась себе под нос.

— Почему ты просто не купила перья в лавкве? — периодически спрашивал Солар, а Элли в ответ только мрачно мычала, затягивая повязку.

Не объяснять же приятелю, что хотела сэкономить. Потому что до этого истратила все деньги на остальные ингредиенты, разумеется кроме тех, что пришлось украсть.

Забавно. В целом, из всех приключений сова оказалась самой опасной.

Самое дорогое — ритуальный кинжал Ке достался им даром. Одна из маменькиных знакомых одолжила. Покупала для перепродажи еще год назад, когда караван ходил на юг, но цена для столичных магов оказалась великовата, а сбавлять и уступать никто не хотел. От проведенного обряда снимания “жабистости” от кинжала не убудет — это артефакт стабильный. Так что Элли выпросила, с условием, что потом отработает: когда окончит Академию, поможет продавать лошадей.

Потом — это потом, лошади так лошади, главное, что кинжал был уже на руках сейчас.

Смолу они украли на кафедре травников.

Спохватились там о пропаже спустя сутки, скандал был жутчайший, но похитителя не выследили. За день до этого все гонялись за странной пушистой тварью, которая с ужасающей ловкостью шныряла у преследователей под ногами, всячески мешала себя ловить и устроила переполох.

По итогу вся партия только что поступивших на кафедру ингредиентов оказалась испорчена и затоптана, тварь сбежала, а декан отправился лечить нервы в ближайшую таверну. Кусок смолы обрел свое место в сундуке у Элли, а Солар весь вечер геройски пушил перья.

Остальное добыть было куда проще: веревку Элли купила за медяк у стражи, крыс ей наловили уличные беспризорники, пергамент взяла в лавке напротив Академии, яд мамбы был у них в чемодане алхимика.

И тут сова едва не порушила все планы. Кусачая тварюга!

— Надо было удавить бестолковую птицу, — прошипела Элли, затягивая узелок на ладони.

— Надо было просто купить перья, — занудно заметил Солар.

— Надо было просто держать свой язык при себе и не сообщать ведьме, что считаешь ее дом помойкой, — пробухтела Элли.

Солар, точнее желтая пушистая жаба, посмотрел в ответ с укором, и Элли просто махнула рукой.

Ну что она, не права, что ли? Сейчас бы сидели себе в беседке, в парке, пили вино и болтали о сокурсниках, а не вот это все.

Или еще лучше — делили бы одну кровать на двоих, в том самом смысле, который Рафаэлла пыталась донести до Солара уже полгода. Только все напрасно! Солар Джексон состоял из особо прочной породы, которая не понимала намеки, даже если они раздевались и плясали перед ним голыми на столе.

Смысл не доносился, Солар дружески обнимал за плечи, таскал по кузнечным лавкам, хвастал доспехами, рассказывал семейные легенды и улыбался. Рафаэлла вздыхала и довольствовалась мимолетными романами на стороне.

Как бастарду ей прощалась ровно половина всех грехов заранее, а остальное она списала себе сама. Зато теперь она была в курсе не только о том, что у мужчин на уме, но и знала, как обстоят у них дела под одеждой. Не сказать, чтоб опыт был сильно богатый — всего трое. Акробат из проезжавшего мимо цирка, один из возниц южного каравана, с которым их торговый обоз пересекся на одну ночь, и какой-то дворянин в военной форме, на следующий день уехавший в пограничье.

Элли специально выбирала тех, кто точно не задержится рядом. Меньше проблем, меньше переживаний. О любви тут речи не шло — только о том, чтобы понять, как получить от своего тела удовольствие.

Вся любовь Элли сосредотачивалась вот тут, в одном особенно тугодумном блондинистом типе, который не видел дальше собственного веснушчатого носа. Или видел, но не подавал виду. Не ровня же… Бастардка.

И вот теперь она поклялась самой себе: если получится вернуть Солару человеческий вид, то первое, что она сделает после обряда — это затащит эту шестифутовую добродетель в кровать. И надругается в меру сил своих. И пусть после этого дружба закончится, демоны с ней! Потому что мучение это сплошное, а не дружба!

— Остался только рог сатира. Я поспрашиквал, поподслушиквал,— Солар нахохлился еще сильнее. Элли уже заметила: чем больше парень волнуется, тем чаще он приквакивает и начинает обращать внимание на мошек, которые вились над магическим светильником. — Кусочек хранится у верховного чародея Азирима. Это раз. В королевской сокровищнице есть целых два, но очень старые. Еще один — в квяжестве Эст, у главы ковена.

— Обряд нужно провести через три дня — фаза луны как раз подходящая будет, — словно не слушая, заметила Элли.

— Да, но это слишком маленький срок. Чтобы достать рог сатира, тебе понадобится не меньше недели. Я бы подумал про главу ковена. Он мужчина приятный, если ты одаришь его своей благосклонностью и попросишь… Я думаю, что он будет счастлив помочь такой красивой девушке. Ну дашь ему залоговую грамоту на пять тысяч золотом. Я напишу.

— Я знаю место, где рог можно добыть за пару часов.

— Ква? — не удержался Солар.

— Да, за пару часов. И пожалуй, начну прямо сегодня.

Элли достала из сундука веревку — хорошую, эльфийскую. Пару ремней — пригодятся. Ножи метательные. Зачарованный капкан — мелкий, но коварный. Когда-то она выиграла на биваке у одного браконьера. Дорогая штучка оказалась, мама сказала приберечь. Вот и пригодилась.

Подумала, сказала Солару:

— Отвернись!

Быстро стряхнула с себя форму адептки — темное зеленое платье, нижнюю серую блузу и такую же скучную юбку, мышиный плащ закинула в сундук с огромным удовольствием. Форма в Академии была откровенно некрасивой. У адепток. Адептам же разрешали носить только плащи форменные, все остальное парни могли выбирать на свой вкус. Жуткая несправедливость.

А все из-за ректора, который решил, что чересчур вольный вид студенток будет вызывать у всех мысли неправильного толка и отвлекать от учебы! Вот ведь червяк бледный! И теперь все девушки были вынуждены ходить в этом страхолюдстве.

4.

Лошадь она оставила на последнем постоялом дворе, который располагался возле перекрестка двух торных дорог за милю до Мрачного Леса.

Заплатила за постой животины двойную цену (вот и пригодились не потраченные на перья медяки, чтоб этой сове икалось!), переложила вещи из седельной сумки в заплечную и споро зашагала в густеющем тумане в сторону леса.

Планы у Элли были простыми и ясными: выследить сатира, желательно до темноты, подстроить ловушку, отломать рог и вернуться обратно. Просто, красиво, быстро.

В планах, разумеется, все выглядело довольно просто. Не считая того, что Элли, хоть и была почти боевым магом, в лесах гуляла не часто. Ведь торговые караваны в основном ходят по дорогам, мимо чащоб. Но тут особо не покапризничать — сатиры жили именно в лесах, а не в тавернах на перекрестках.

С первой задачей — не заблудится и выследить добычу — должно было помочь зелье охотничьего нюха. Элли выпила его как раз перед тем, как нырнуть в густую тень деревьев на опушке.

Вторая задача — поймать нечисть — была куда сложнее.

Зелье сработало славно. Стоило напрячься, как в траве то тут, то там стали появляться яркие зеленые огоньки следов: мышиных, птичьих и заячьих.

Следы зверей покрупнее были светлее и отливали белым.

Надо сказать, живности тут водилось с лихвой. Еще бы, охотников бить дичь под боком у сатира днем с огнем не найдешь.

Пока Элли осторожно и почти бесшумно шла вглубь леса, она насчитала: следы волчьей стаи — восемь голов и очень крупнолапый вожак. Не хотелось бы встретиться.

Старые медвежьи следы — зверь явно проходил тут давно, больше недели назад, но каждый отпечаток был с хорошую тарелку.

Кабанье стадо с детенышами — ямки следов горели белым огнем, и через несколько минут Элли различила сопенье и хрюканье. Пришлось обогнуть, а то еще битвы со свиньями не хватало. Нрав у кабанов дурной, и тратить время на драку не хочется.

Лисьи отпечатки, куньи, мышиные и прочую мелочь она уже не замечала, высматривая под ногами только следы копыт.

Сатир ведь он как козел, только мистический. Рога, копыта и говнистый характер.

Первые найденные не подошли — копыта были острыми, и тот, кто оставил след, явно имел четыре ноги, а не две. Солнце карабкалось на небо, а Рафаэлла все блуждала по лесу.

Умолкли утренние птицы, стало жарче. Хорошо хоть кусачего гнуса тут почти не водилось. От высоких сосен пахло смолой, а где-то на самых верхних ветках постоянно перепархивали пестрые дятлы.

Элли спустилась в низину и вышла к заросшему осокой лесному озерцу, круглому, как потерянная монетка. Но судя по цвету воды, довольно глубокому.

Присела на корточки, вглядываясь в скопившийся в тростниках туман. Тут было прохладнее, пахло рыбой и застоявшейся ряской.

Где-то вдалеке плеснуло. На противоположный берег вышел крупный лось. Настоящий великан. Только безрогий. Вместо шикарных рогов на голове у него торчали два трогательных холмика.

Лось не спеша осмотрелся и канул в туман.

Не то. Где же искать эту тварь?

Элли обошла озерцо по кругу и по чистой случайности заметила нужные следы — довольно старые, всего три, но явно не лосиные. Тем более что все три отпечатка были у самого берега, рядом с явно рукотворными мостками — кто-то воткнул в озерный ил толстые столбики и положил на них березовый горбыль.

Рядом под кустом Элли нашла старую плетеную корзину — ломаную, а потому выброшенную. Корзина до сих пор хранила стойкий запах рыбы.

Удача!

Кто-то с копытами, довольно крупными, приходил на озеро рыбачить. Точно не лось! А кроме сатиров разумных рыбаков тут и не найти. Остальная нечисть добычу зубами ловит.

Элли пошла по следу. Нечеткому и прерывистому. След петлял. Иногда и вовсе пропадал, и приходил постараться, чтобы найти его вновь. С непривычки у Элли ныли ноги, она запыхалась и развлекала себя только тем, что по дороге придумывала планы, как поймать коварную цыганку.

Лес вокруг становился все темнее — сосны сменились высокими, но тонкими осинами и мелким ольховником. Потом стали появляться елки — огромные, старые, с поникшими до земли пыльно-зелеными ветками. Приходилось смотреть под ноги — узловатые выступающие корни мешали идти, то и дело пересекая путь.

Если бы не зелье, Элли бы давно уже потерял след — без магического зрения на толстой хвойной подстилке все отпечатки выглядели одинаково.

Дятлы сюда не залетали, зато два раза гулко ухнул филин, заставив Элли тут же создать файербол и замереть в ожидании.

Незаметно осины и ольховник исчезли, остался только темный хвойный лес.

И уходящая вглубь цепочка четких следов. Глубоких и четких, наконец-то.

Элли, снимая с себя густую паутину, которой были богато укутаны нижние ветки елей, едва успела затормозить на краю большой лесной прогалины, чуть не вывалившись прямо на открытое пространство. Слишком увлеклась продиранием через сплетение ветвей. А вот владелец следов, судя по всему, умел ходить по лесу так, что не оставлял за собой ни одной сломанной ветки.

Элли запнулась, чудом пролетела мимо двух сучков, которые целили ей в глаза, и резво шлепнулась на живот в мягкий хвойный ковер. Потому что ее добыча оказалась куда ближе.

Лесная хижина.

На другой стороне прогалины. В сотне ярдов. Вернее, выглядела она как хижина, а вот размерами скорее походила на постоялый двор: громоздкая, приземистая, под соломенной толстой крышей, и длинная, как общинный дом у северян. Сложенная из цельных еловых стволов и проконопаченная рыжим мхом.

На прогалину хижина выходила двумя затянутыми мутной слюдой окнами, дверью и широким крыльцом из трех ступеней — небрежно кинутых друг на друга огромных известковых плит.

На которых сидел сатир и неторопливо выпускал колечки дыма из длинной изогнутой трубки.

У Элли аж сердце из груди рвануло. Чуть не попалась!

Сатир оказался крупнее, чем она рассчитывал. И куда больше похож на человека, чем представлялось. И выглядел внушительно.

5.

Мирное занятие неожиданно смутило. Элли как-то ожидала больше “зверскости”. Ну, представлялось нечто вроде смеси демона с упырем, такого и файерболом жахнуть не жалко.

А тут — и живет в доме, и утварь мастерит, и трубку курит. Как человек. Элли прикусила губу, наблюдая.

Да и выглядит сатир так, что встреть Элли его на торговом биваке, то она бы всяко обратила внимание. Видный. И красота такая… Дикая. Животная. Привлекает. Если бы не копыта… Хотя, ну копыта и копыта. У всех свои недостатки есть.

Элли усилием воды остановила неправильные мысли. Ей надо думать о другом. О Соларе, который навек останется квакать, если она сейчас не добудет у этого существа рог.

Сатир курил ароматный табак, с удовольствием затягиваясь, и неспешно делал резцом короткие движения. Незваную гостью он не почуял, спокойно продолжая свое дело. То ли слухи о магической мощи сатиров врали, то ли Элли удачно пряталась.

Элли пригнулась еще ниже, порадовалась, что ветер гонит сладкий, пахнущий черносливом дым к ней, и призадумалась. Может, зря она не послушала Солара и не прочла книжку об этих тварях?

Хотя с другой стороны — ну рога не такие, как представлялось. Ну привлекательный, на то он и нечисть. И что? Суть-то одна. Эти рогатые твари со своей магией, по слухам злобные и тупые.

Краем уха Элли слышала от обозников байки, что давным-давно один такой целое войско одолел, хотя скорее всего врали. А еще болтали, что они дальше опушки носа из чащи не кажут.

Значит, нужно действовать решительно.

Тут главное — скорость и сноровка. Насмерть бить точно не стоит. Честно говоря, опыт убийств у Элли был небогатый — одна бешеная лисица и несколько крыс. А тут почти человек. Да еще и красивый. Элли снова с трудом отвела взгляд от крепкой шеи сатира.

Да и ничего плохого сатир Элли пока не сделал. Значит, надо по-хитрому. Так будет и правильней, и безопасней.

Поймать в ловушку, отпилить рог (или парочку, чтоб с запасом, дорогие же!) и домой. Дальше своей чащобы тварь не высунется. В погоню не рванет., на то и расчет. А там постоялый двор, лошадь, столица и Сол — прежний, а не квакающий.

Вопрос: как ловить? Элли прищурилась, разглядывая прогалину.

Наверняка сатир ходит по своим делам — на ту же рыбалку. Надо только понять, на какой из тропок поставить капкан.

Сатир отложил поделку, почесал широкую грудь, расправил плечи (и Элли в который раз оценила всю мощь мускулов), поднялся (вот ведь громадина! она ему, наверное, по грудь будет) и ушел в хижину, тяжело ступая.

Хвост у него оказался тоже не козлиный. Олений — короткий, черный, с белым пухом снизу. Торчал в прорези набедренной повязки. Смешной хвост. По сравнению со всем остальным.

Скрип, щелчок, и дверь закрылась. Только осталась дымиться на ступенях черная трубка.

Элли сглотнула. А ведь кроме мускульной силы эта тварь еще и магией обладает. Чтоб ее демоны сожрали! А если ловушка не выдержит? Он же одной рукой Элли прихлопнет.

Остается надеяться, что в лесной глуши плечи растут, а вот мозги запаздывают.

Пока не стемнело, Элли выбрала место для ловушки: тропинку, которая вела от хижины в глубину леса. Судя по обилию следов, ею пользовались очень часто.

А вот с дорожкой к озеру Элли просто подфартило — туда тварь ходила редко. Зелье помогало определить “нахоженность”. Тут было куда проще — другое зверье хижину сатира огибало по дуге, признавая за ним хозяина.

Элли осмотрела место для капкана. Удачное. Вроде бы.

В лесном сумраке, на границе проникающего под елки солнечного света, начиналось сплетение корней, заставляющее переступать ногами. В паре мест следы сатира часто накладывались один на другой. Свежий на тот, что побледнее.

Лучше и не придумаешь. Рогатый точно не ожидает гадостей на своей территории, а значит, и под ноги смотреть не станет. Шагнет, попадет копытом в магический капкан. Ну а потом все просто — отпилить рога и деру!

Элли насторожила капкан как раз за большим корнем, где отпечатки наслаивались друг на друга.

Капкан был непростым, с секретом. Браконьер, ставя его в игре на кон, божился, что “его малыш” удержит даже единорога, но при этом не сломает животине ногу и не попортит ценную шкуру.

Зубья, мол, у него заговоренные мастерски — держат мертво, но кость не крошат. И с места не дают сдвинуться. Ценная штука, одним словом.

Если бы Элли ловила крупного зверя — обошлась бы только капканом. Но сатир, судя по всему, был магической тварью разумной и сильной. Кто его знает, может, он и капкан разжать сумеет? Предосторожности не помешают.

Поэтому рядом с первой ловушкой размещалась вторая: над тропинкой на едва заметных, но очень крепких нитях свернулась неприметным комочком ловчая сеть. Предмет был не слишком законный, скорее даже запрещенный, но полезный. В отличие от капкана, заговоренного магически, сеть просто была сплетена из русалочьих волос. А русалки, как всем известно, то, что к ним попадает, просто так не выпустят.

Элли в последний момент вспомнила о том, что у сторожа в Академии есть такая полезная штука, и завернула на минуточку к нему в комнату.

Пользуясь, понятное дело, отлучкой хозяина.

Ну и эльфийская веревка была у Элли под рукой. Чтоб рога было сподручней отпиливать.

План был прост. Сатир наступает на капкан. Тот срабатывает. Сверху падает сеть, мгновенно спутывая рогатого по рукам и ногам.

Дальше у Элли будет около получаса спокойного времени, чтобы отпилить рога (наверно, стоит взять все целиком, деньги-то не лишние!) и уйти.

Капкан и сеть она, так уж и быть, бросит тут — дураков нет разъяренного обезроженного сатира из ловушки выпускать. Он же сильный как лось, вон какие мускулы.

Ох, дорогие, заразы. Жалко. Хотя если треснуть тварь по башке чем потяжелее… Или напустить на него сонное заклятье — помощнее, то, может, получится и капкан с сетью забрать.

Элли вздохнула, прикидывая, какая мощность волшбы потребуется, чтобы вырубить тварь. Потому что прав был все-таки Солар — она была почти боевой маг.

6

На лес опустились туманные вечерние сумерки. В хижине сатира зажегся огонь. Из трубы повалил пахнущий печеным мясом дым.

Элли сначала хотела подойти поближе и глянуть в окошко, но вовремя передумала. Около хижины густая короткая трава — следы останутся, опасно. Лучше она тут посидит, подремлет. Сатир — крупный парень, всяко беззвучно не ходит.

Элли потерла слипающиеся глаза, отползла от тропинки чуть подальше, спряталась в выемке между еловых корней и укрылась плащом. Остается только ждать. Хорошо, что дождя нет, земля тут сухая, да и елки прекрасно прикрывают. Толстый слой хвои оказался вполне себе мягким, и Элли сама не заметила, как задремала.

Снился Солар, в человеческом виде. Он сидел в террариуме совершенно голый и махал яркими фейскими крылышками. Красота.

Элли проснулась от того, что особо наглая птица решила сказать солнышку “привет” ровно с ее головы. Звонкая, как рыбная торговка.

Сквозь еловые лапы пробивались тонкие лучи, хотя ниже еще плавал туман. Одежда за ночь отсырела, а хвойная подушка уже не казалась такой мягкой.

Элли ругнулась на пичугу и сама себе рот зажала. Надо же, совсем забылась!

Размяла затекшие руки и ноги, потерла шею и осторожно выглянула из своего укрытия. Тишина. Никого. На крыльце возле хижины продолжала лежать давно потухшая трубка. От прогалины поднимались тонкие струйки пара — исчезала утренняя роса.

Элли медленно вышла на тропинку: капкан стоял на месте, сетка висела.

Проклятье! Она-то рассчитывала, что сатир соберется куда-то по своим делам вечером, а теперь придется дальше сидеть в засаде.

Живот напомнил о себе голодным урчанием. Вот напасть! Опять грызть припасенные сухари и запивать водой. Отходить от ловушки вглубь леса Элли не рисковала, вдруг за это время тварь надумает попасться в капкан. И успеет выбраться.

Элли вздохнула и осторожно разровняла собственный след, обошла еловый ствол, планируя вернуться в свое убежище и сторожить дальше. Времени у нее еще полтора дня. Если сатир не попадется — придется рискнуть и напасть первой.

Ну или всю жизнь таскать с собой пушистого жаба-фамилиара и думать, что упустила самый крутой шанс в своей жизни!

Между корней, слева что-то блеснуло. Очень быстро, искоркой.

Рафаэлла остановилась, присмотрелась. Отступила на шаг осторожно — искорка опять мигнула и погасла. Словно блеск потерянной золотой монеты.

Интересно!

Элли подошла к стволу, заглянула в путаницу мха и голубичных кустов у корней и глазам своим не поверил. Браслет. Наполовину утопленный в земле, почти черный от времени и плесени, и только кусочек, на котором осели крупные капли тумана, блестит, сверкает драгоценным камнем.

— Ну-ка! — Элли охнула от восхищения, наклонилась еще ниже, потянулась рукой…

И тут что-то тяжелое упало ей на спину, навалилось на шею, а потом приподняло и швырнуло о землю, вышибая дух.

В глазах потемнело, и Элли первый раз в своей интересной и богатой на приключения жизни потеряла сознание (тот случай, когда она отравилась фиалковым вином, не в счет!).

***

Возвращаться в мир живых было неприятно. Почему-то очень сводило руки. И пить хотелось.

У Элли несколько секунд ушло на то, чтобы понять — руки болят, потому что они связаны за спиной. Запястья плотно примотаны к локтям — не двинешься, хоть и не больно.

А еще до Элли дошло, что она лежит лицом вниз все в том же лесу, только теперь перекинутая через упавший еловый ствол, и мимо ее носа деловито шагают муравьи. Гусеницу вон потащили. Толстую.

Мало того, позади шуршит кто-то покрупнее муравья и позвякивает содержимым сумки. Сумки самой Элли.

— Что тут творится? Какого демона?! А ну пусти меня! Ах ты ж…

— Хмм…

Голос у неизвестного врага был низкий и хрипатый, словно не говорил, а каменюки в горле перетирал.

Элли замерла, ожидая, что дальше, но больше ничего не происходило. Она продолжала лежать поперек бревна и наблюдать за муравьями, а неизвестно кто продолжал что-то делать там, позади.

И самое кошмарное, что Элли не могла этого кого-то увидеть.

Логика, конечно, подсказывала, что это та самая тварь из хибары на прогалине. Но воображение было куда сильнее и радостно нарисовало, во-первых, отряд бандитов, которые славились тем, что раздевали своих жертв до костей в прямом смысле слова. Вторым почему-то медведя, хотя за косолапыми вроде не водилось свою добычу связывать. Третьим мерещилась и вовсе какая-то дохло-воскресшая могильная хтонь из детских сказок. С зубами. Острыми.

— А ну развяжи немедленно! Пусти! Что тебе нужно? — снова потребовала Элли. — Я тут не одна, за мной сейчас придут! Нападать на безоружную женщину!

В ответ прокашлялись, но развязывать и не подумали.

Лежать так вот — задом кверху — было очень неудобно и унизительно. И чуточку страшновато.

Страх пока, как самый бывалый охотник, только выглядывал из своей лежки, выпустив для начала злость и возмущение на разведку. Однако внутри жила твердая уверенность — она выпутается.

Элли злилась.

Она ерзала на бревне, пытаясь перевернуться, но никак не выходило: ноги не доставали до земли и не получалось найти опору, а колени скользили по гладкому дереву, с которого от старости обвалилась кора.

Вот же проклятье! Наверняка это сатир, тварюга рогатая! Скотина! Сволочь! Козел! Подкрался сзади и…

А зачем сатиру нападать на Элли, которая просто мимо шла? Вернее, мимо сидела в засаде?

И браслет. Элли же видела браслет!

7.

Проклятый Лес, проклятые козлоногие твари, проклятое место! А!..

Сатир обыграл ее, как ребенка! Как неопытного подростка разводят в карты старожилы в таверне.

Сначала притворился, что не замечает, а потом, увидев, какую ловушку задумала Элли, — выставил свой капкан.

И ап!

А она попалась, как куренок. Хуже, как полная идиотка!

— Я же ничего не сделала! Слушай, а может, договоримся? Я же не со злом пришла, — Элли начала работать языком, так как именно этот орган неоднократно выручал ее из мест, куда сама Элли по причине наличия этого же языка влезала. — Отстала от торгового обоза. Мы в герцогство везли ткани, там у них ярмарка в начале лета. Цирков много приезжает, им ткани на шатры нужны. Проснулась — а они уже уехали. Я и решила дорогу срезать. Просто заплутала у вас в лесу. Бурелом, темно. Вижу — просвет. Обрадовалась. Дай, думаю, гляну, что там, может, конец леса? Умаялась, заснула у дерева. Проснулась, холодно, сыро, гляжу — в траве что-то блестит…

Поток красноречия Элли прервало появление перед носом капкана. Того самого, выигранного у браконьера. И поставленного посреди тропы на сатира.

— Хотела поймать на ужин зверушку какую. Есть хочется, а в сумке только сухарики, и ягоды еще не созрели, — очень искренне призналась Элли, а ее желудок подтвердил это голодным урчанием. — Отпустил бы ты бедную девушку. А еще лучше предупреждающую табличку на опушке поставил.

Рядом с капканом упал почти пустой пузырек из-под зелья выслеживания. Врать становилось все сложнее.

— Так чтобы не ошибиться. На лося же ставила, — с ходу отмазалась Элли. — Меня братья так учили и батюшка. Слушай, мы же нормальные люди, всегда можем договориться. Если лоси в вашем лесу такие дорогие — нет проблем, я оплачу виру. Сколько с меня? Давай поговорим, назови цену. Я — всего лишь скромная охотница, никогда никого пальцем не трогала.

Поверх пустого пузырька упала сетка. Мда, версия с лосем скончалась, не успев окрепнуть. А жаль, хорошая была причина.

— Ну, сетка. Сетка как сетка. Что в ней такого? Не стыдно слабую девушку обижать? — заюлила Элли и тут же ощутила, как с нее медленно сползают брючки. Потому что этот, позади, бесшумно разрезал поясной ремень, даже не коснувшись кожи. — Ой?!

Она наконец-то увидела своего пленителя. Точнее, его тень на траве перед собой. Ветвистые рога не оставляли вариантов.

Все-таки сатир.

Это плохо. Но все же лучше, чем замогильная хтонь. Хотя спустивший с нее штаны сатир — тоже не подарочек. За каким демоном он это сделал?!

Оставалось судорожно прокрутить в голове все, что она помнила об этих тварях. Солар, кажется, говорил, что они не твари, а лесные божества. А божества у нас любят что? Ну твою ж магию, а… Из самых первых лекций припоминалась только крайняя склонность любых божеств к жертвоприношениям. Девственниц там всяких и прочих редких компонентов.

Чтоб этим мифам сгореть, да там все сказания состояли из того, что кто-то кого-то отымел, а потом либо мстил, либо был счастлив, либо кого-то родил!

Но девственность была утрачена Элли довольно давно и бесследно. Так что на роль жертвы она точно не годилась.

— Эй! — крик быстро стал возмущенным, потому что Элли весьма грубо сдвинули вперед, отчего она чуть не ткнулась носом в землю. А штаны и вовсе сдернули почти под колени, да еще и собственным ремнем перетянули. — Пусти! Ты что задумал?!

Но пускать тут никто не собирался. Позади раздался “хммм”, и ненадолго все затихло.

Элли даже показалось, что сатир ушел, но потом по голой оттопыренной заднице прилетело.

Не ремнем или кнутом. Что радовало, конечно.

Проклятой крапивой. Ох!

Элли успела выдохнуть с облегчением, прежде чем осознала: это ничем не лучше, и заорала уже в голос:

— Я просто шла мимо! Я охотник, я знать не знаю, что тут нельзя!.. Ой!

Пауза. Очередное гортанное хмыкание, и снова жгучий след поперек задницы. И очередной звяк перед носом — зелья, которые никак не мог носить с собой охотник. Только маг. Боевой маг. Вот же козел! Слишком разумный!

И снова крапива. Теперь пять раз подряд. И последний шестой — с оттяжкой.

Элли заверещала, завертелась, пытаясь уклониться, но не вышло. Предыдущие следы уже горели огнем. Кажется, она рано обрадовалась легкости наказания.

— Я не хотела причинить вреда! Пусти, скотина рогатая! Сукин сын! Тварь! Думаешь, обхитрил, надурил! Да я тебя…

Кажется, это был не самый верный ход.

— Хмм.

Вот это “хмм” было уже полно сарказма и, кажется, смеха.

А потом козлоногий гад просто выдрал Элли этим крапивным веником так, что та забыла, где у нее голова, потому что все стало состоять только из пылающих огнем ягодиц.

— Ай! Чтоб тебя! Сволочь! Скотина! Ой!..

Элли визжала и стонала во весь голос, но проклятая еловая чаща скрадывала звуки. Глушила.

От хлестких прикосновений крапивного пучка не спасало ничего — перевернуться ей не давали, легко удерживая за охотничий пояс. Удары сыпались точно на пятую точку. Элли крыла проклятиями, орала, молила — но все без толку. Ее продолжали наказывать.

— Прекрати! Хватит! — уже почти плача, проскулила она, понимая, что еще немного и разревется как ребенок — от жжения, от унизительной позы, от обиды на весь белый свет. От того, что ее обдурили. И поймали. Ее, почти боевого мага…

Но сатир, кажется, и не думал останавливаться — отвесил еще два хлестких шлепка, под низ, от которых Элли взбрыкнула норовистым конем, а потом совершенно нагло ухватил за полыхающую ягодицу и оттянул ее в сторону.

Элли успела только выдохнуть:

— Не надо!

И крапивный веник крепко приложил ее между… Секунда — и кожу ожгло, словно плеснули раскаленной смолой.

Кажется, теперь она поставила рекорд в визге — даже какое-то слабое эхо всколыхнуло лесную глушь.

Сатир хмыкнул удовлетворенно, но, кажется, не думал прекращать. Посильнее раздвинул ягодицы, собираясь повторить удачный опыт.

8.

Вчера Крэю исполнилось триста. Хорошее число. Значимое.

Вроде и не юнец прыщавый, но и не развалина. Самое то, что надо.

Сила еще вовсю играет в мышцах, голова ясная, а вот на приключения уже не тянет.

Лень.

Да и зачем? Отвоевал свое. Откусил у соперника большую часть леса. Дракона, который попытался отжать территорию — выгнал. Вон, до сих пор чешуя вокруг камина разложена.

Праздновать день рождения он не стал. А смысл? Что в мире изменилось от того, что триста лет назад маленький сатир посмотрел на мир, а мир посмотрел на него? Ничего не изменилось. Значит, и отмечать нечего. Пустое.

Да и кого позвать на праздник? Медведя или могильную хтонь?

Медведь, конечно, придет. Он Крэя любит.

Будет лежать клубком у очага и урчать, а еще, опираясь на мохнатый бок, удобно вырезать из дерева. Натрясет на пол клещей и шерсти. Выметай за ним после.

Потом сожрет все, до чего дотянется, а ночью еще и в погреб проникнет — кадушку с капустой разорять. Вот вроде нормальная зверюга за мясом должна лезть, а этот ненормальный до капусты. А капусту Крэй и сам любит. Жаль, ее редко на алтарь приносят в жертву. Все время норовят то зайца дохлого несвежего подложить, то перепелку, которая от старости клюв склеила. Охотнички…

Могильная хтонь тоже придет. Как гость она нетребовательна — не ест вообще. Но будет радостно сосать магию, пока не разбухнет до неприличных размеров. Потом та еще история ее обратно в склеп запихнуть — крышка у саркофага не закрывается. Да и сейчас в древних могильниках слишком топко, ливень недавно был, а там низина.

Больше соседей у Крэя не было. Второй сатир жил за овражным разломом — милях в десяти севернее. Друг другу не мешались, но и не враждовали.

Охотники из ближайших деревень предпочитали огибать владения Крэя по широкой дуге и зверя били на опушках или подальше к горам. А после того, как Крэй подвесил над алтарем троих браконьеров, что забили медведицу с медвежатами — дуга стала еще шире. Уж больно за нежное место подвесил.

Крэю не нравились люди в целом, без разбора. Они были шумные, вели себя хуже бурундуков и убивали все, к чему прикасались. Когда-то давно, когда трава была зеленее, а местные бароны глупее, один из них решил проучить сатира и явился требовать признать его господином.

Грозный. В броне. Сотню всадников притащил. В лес. Угу.

Грязно тогда было, хоть и смешно.

Крэй аж прижмурил янтарно-желтые глаза, вспоминая. Скрежет сминаемого голыми руками доспеха, вопли и крики, ржание коней. Весело было. Не скучно.

С тех пор у Крэя алтарь и появился. А за ним, на сучьях и ветках, расположился барон со своими людьми. Сейчас-то, понятно, все погнило, попадало и в землю ушло, но с пяток лет глаз радовало. И магию внутри прибавляло.

Зато на лугу рядом до сих пор табун ходит. Лошадки, ясное дело, измельчали, но зато размножились. Сейчас сотни две голов, наверно. Хороший табун получился. Не зря барон приходил.

Крэй жил очень давно. И от жизни сюрпризов не ждал. Будет — и хорошо. Не будет — и так проживет.

Жизнь, она долгая, всякое случается: может, грозу стихийно-магическую принесет, может, пожар лесной, может, еще что. Чему тут удивляться?

Наедине с собой скучно Крэю не было. Да и когда скучать? Дел в лесу много, и деревья, и звери, и травы присмотра требуют. Вон, после недавней бури нижний дол совсем завалило. Крэй ходил расчищать. Целый месяц чистил. Руками, без магии. Даже про рыбалку свою любимую забыл.

А как выдавалась свободная минутка, так брался за нож: нравилось вырезать что-то из клена, липы или дуба. Жаль, вокруг росли одни елки. И за чурбачками приходилось топать далеко, к самой опушке.

Непутевого охотника он учуял почти сразу. Ветер донес сладкий, терпкий запах чужих интереса и азарта. С примесью страха. Довольно слабой примесью.

Человек медленно и неуклонно пробирался сквозь чащу в самое сердце леса.

— Хмм…

Крэй, сидевший на крыльце и вырезавший из березового капа чашку для меда, удивленно приподнял бровь. Неужели кто-то из местных рискнул пострелять зверя в его лесу? Ну это навряд ли, всех самоубийц он истребил за триста лет. Новые, конечно, нарождались, но разумные соседи их успевали предупреждать. Что с сатиром шутки плохи.

Но этот человек шел себе и шел по звериным тропинкам вроде и неторопливо, но довольно быстро. Ветер принес новый запах — магии.

Магия была так себе, грязненькая, не природная. Такой грешили дешевые колдуны-лавочники из города.

Крэй поморщил нос, принюхался как следует и почесал щетину на щеке. Чужая магия свербила в носу. От нее хотелось чихать и кашлять. Но путника разглядел как наяву.

Путницу. Женщина. Молодая. Одета по-охотничьи. Пахнет ландышевой водой и розовым маслом, недавно мылась, что местным не свойственно совсем. Не привычная к лесу — шумная и неловкая.

Однако что городской человечке понадобилось в его чаще?

Крэй накинул на плечо походную сумку, перестегнул ремень, на котором держалась набедренная повязка, и пошел навстречу.

Спустя час он уже наблюдал незваную гостью с расстояния полета стрелы.

Человечка была молода, глупа и неосторожна. Крэю даже пришлось отвернуть с ее дороги большое кабанье семейство. Матерый секач был настолько злобен, что от охотницы остались бы только сапоги. Возможно.

Чужачка дошла до озера. И стала бродить у бережка. И даже швырять в воду камушки. Водяной дух, понятное дело, всплывать и хватать ее не стал — учуял Крэя и поостерегся. Только кувшинками шуршал недовольно, как карась-переросток.

Сатир стоял ярдах в тридцати позади, почти не скрываясь, опираясь плечом на толстый сосновый ствол, и разглядывал малахольную гостью.

На опытную охотницу она не походила. Больше на простофилю.

Чуйка не обманывала, точно не местная. Одежда дорогая и пахнет книжной пылью, воском, магией и травами. Руки ухоженные, не мозолистые, ногти ровные. Кожа светлая, без изъянов. Похоже, что на ощупь будет мягкая и нежная…

9.

Обычные охотники зельями не пользовались, слишком дорого. Читали следы глазами.

У чужачки глаза были где-то там, где не светит солнце. Как она живой до леса-то добралась? Чудо природы.

Чудо продолжало бродить, а Крэй наблюдать.

Ладная, невысокая, с приятным округлым лицом, широкими скулами и серыми глазами. Красивая чужачка. Темные брови, в левом ухе серьга с рубином. Вьющиеся волосы чуть забраны в короткую косу.

Когда-то давно такие заходили в лес сатира. Обычно за разговором.

Хотя тот барон с собой тоже магов притащил. Боевых. Впрочем, не сильно ему это помогло. Людская грязная магия сатира не брала. Против природной она была что соломинка против стали. Поэтому умные маги приходили с подарками и ненадолго.

Эта же…

Гостья тем временем обнаружила мостки, с которых Крэй так любил ловить рыбу, и обрадовалась, как ребенок. Забегала, хлебнула еще зелья и понеслась точно по следам — Крэевым следам — к хижине.

Это что ж выходит?

Выходит, девчонка тут не за охотой. Точнее, не за охотой на зверя. И не поболтать пришла — иначе бы осталась около алтаря ждать.

Крэй ухмыльнулся. Давненько никто не приходил за его головой. Но с другой стороны, послать такое недоразумение, которое приходится от кабанов оберегать? Мда, это вам не сотня конных.

Может, чужачка все-таки пришла за советом? Но тогда зачем у нее в сумке сияющий черной магией капкан?

Крэй вздохнул и пошел вслед за гостьей. К себе домой. Сделал петлю подземной тропой и уселся на собственное крыльцо. Что ж, в эту игру он поиграет. Самому интересно.

Чужачка долго топталась на краю прогалины и наблюдала, как Крэй вырезает очередную чашку. Крэй гостье не мешал. Курил, строгал и размышлял.

На ассасина девушка не походила. Слишком легкомысленная, да и повадки не те, там идиоты долго не живут. А вот на адептку, которая решила сделать глупость — в самый раз. Ученики магов еще более сумасшедшие, чем сами маги.

Гостья до вечера так и просидела в кустах. Шумно дышала, чего-то ждал и, похоже, думала.

И пахла как-то странно. Сладко, густо и будоражаще. Чем-то давно забытым.

Крэю надоело, и он ушел спать. В конце концов, если эта малахольная решит вломиться в дом, то ей просто откусит голову сторожевой леший, который поселился под крыльцом.

От криков Крэй и проснется. Выкинет что останется в чащу и заживет как прежде.

Он выпил вечерний фиал с соком всемирного древа, поужинал зайчатиной, пару раз глянул в окно и наконец улегся спать.

Всю ночь Крэй проворочался, то и дело принюхиваясь к тому, что творилось снаружи, и сам с собой спорил — зачем к нему в лес эта чужачка пожаловала? И еще вспоминал, как та наматывала на палец выпавшую из косы прядь, когда сомневалась, и жмурилась, когда находила решение.

Думать о человеке дольше того времени, что требовалось на его убийство, было странно. Непривычно. Неправильно.

Собственная кровать, покрытая мягким желтым мхом, больше не казалась уютной, а одеяло из медвежьей шерсти, в которое так сладко было заворачиваться раньше, теперь почему-то кололось. Может, эта магичка притащила на себе вороний сглаз? Или черную порчу? Или пустынную почесуху?

Не похоже. Скорее всего она завтра попытается выстрелить Крэю в спину или попробует поджечь хижину. Поспорить можно, что второе. Маги трусливы и осторожны. В лоб идти не станут.

Или подольет что-то в питье. Или поставит капкан, как на волка. Вон у нее в сумке лежит.

У Крэя зачесались рога у основания. Сильно, аж до дрожи.

Вот же некстати. Со дня на день сбрасывать. В такое время вообще все раздражало, а тут еще эта приперлась.

Рога у сатира менялись раз в пять лет, и в такое время он был угрюм и зол больше обычного. И предпочитал сидеть в хижине: то ли рога, расставаясь с хозяином, мстили, то ли еще что, но настроение портилось сильно. И ярость накатывала такая, почти глаза застила.

А тут… Сатир неуютно повел плечами. Тут походило на другое. В животе бродило странное чувство. И чем дольше он думал о незваной магичке в своем лесу, тем больше оно походило на возбуждение. Полузабытое, канувшее в небытие где-то на алтаре, под хруст разрываемых баронских дружинников.

Крэй потрясенно моргнул. Не то чтобы он особо скучал по тому чувству… Оно было странным, неудобным, очень приятным, но для выживания не требовалось.

А сейчас нежданно вернулось, словно река в старое русло, заполняя кровь почти забытым огнем.

В углу по брошенному сухому липовому чурбачку пошла трещина, и из него вылез нахальный зеленый побег. Вот ведь как не вовремя! И рога, и это!

А все потому, что какой-то малахольной не сидится дома!

Крэй решил пойти простым путем: если что-то случилось и не несет вреда — проще это принять. И пройти мимо. Обдумать и потом можно, лет через десять, он еще не совсем развалина, успеет.

Только вот в данном случае способ не годился — член стоял здесь и сейчас, приподнимая не только набедренную повязку, но и одеяло.

Внутри, в животе и под коленями, сладко тянуло, словно ему тридцать, а не триста, сейчас самая весна и вот-вот растает снег. Крэй вдохнул полной грудью и раздраженно выдохнул — весь лес, вся хижина, казалось, пропитались запахом чужачки. Чтоб ее хтонь сожрала!

Крэй почесал рога еще раз, раздраженно сунул руку под одеяло и ухватил крепкий ствол. Природная магия в хижине завихрилась и стала куда гуще. Первое движение, второе, и тонкие ручейки, голубоватые и зеленоватые, нежно прижались к Крэю, ластясь и лаская. Крэй провел по члену еще раз, еще, чувствуя, что все случится быстро. Позабытое ощущение восторга стянуло спину, заставляя выгибаться и дышать тяжелее, резче…

10.

И тут эта магичка в лесу чихнула. Легкую туманную магию как серпом сбрило, она отпрянула в углы и там обиженно рассеялась.

— Чтоб тебя кикиморы сожрали! — промычал Крэй, словив судорогу в животе, и оборвал нелепое желание накрыть башку подушкой. Во-первых, рога. Во-вторых, а толку?..

Желание, спугнутое чужачкой, сгинуло бесследно. Что за напасть!

Под утро Крэй не выдержал — вышел тайком из хижины через черный ход. В сумраке и темноте он видел одинаково хорошо, а вот солнечный свет хоть и любил, но старался в ясный день реже смотреть вверх — глаза слезились.

Сейчас вокруг еще вовсю клубился утренний туман — сырой и густой. Где-то глубоко в чаще, где располагались развалины, заунывно ныла хтонь. Ее мучил радикулит. Похоже, завтра сменится погода.

Крэй, медленно ступая, пошел туда, где новый чужой запах был сильнее всего.

Гостья свернулась у еловых корней, закуталась в плащ и спала так сладко, что ее сейчас не могли бы добудиться не только утренние птицы, но и волчья стая хором. Темные ресницы крепко сомкнуты, растрепавшиеся пряди упали на щеку, рот приоткрыт.

Крэй постоял возле спящей. Убить сейчас? И что в этом? Странная чужачка пока еще не успела навредить, да и сомнительно, что сможет — слишком дурная. Зато наблюдать за ней забавно, да и…

Внутри опять колыхнулась растревоженная магия. Крэй скривился. Что ж за несчастье!..

Он дотронулся до лба чужачки, делая ее сон еще крепче. Кожа под пальцами оказалась нежной и мягкой, словно ягода малины. С пушком.

Девушка промычала что-то, облизала губы и перевернулась на другой бок, выставив из-под плаща округлый задок, с которого сползли штаны, открывая полоску светлой кожи.

Крэй шумно выдохнул через ноздри. Навязчивый запах усиливался, мешал думать и очень, очень отвлекал. И еще от него все больше чесалось основание рогов.

Крэй осмотрел ловушку на тропинке, покачал головой, дивясь чужой незамутненности, а потом порыскал в своем кошеле.

Игра всегда интереснее, чем убийство. Вот убьет он магичку, и что? А тут шанс разузнать, кто это и зачем пришла. Расспросить. Неспешно.

Крэй ощутил внутри давно позабытую щекотку азарта. Чудеса, то член встает, про который он и думать забыл двести лет как, то хочется с хтонью на сундук золота и мешок шишек поспорить, что магичка попадется в подготовленный капкан…

Крэй уселся неподалеку, оперся о ствол, замер и стал ждать. Синичка-гаичка слетела к нему на плечо, поискала что-то в шерсти на груди, попрыгала на рогах, попыталась выдолбить в них дырку и наконец улетела, вереща, вспугнутая внезапно глянувшим на нее желтым глазом.

Лес вокруг просыпался. Старый ельник медленно оживал. Легкая лесная магия, невидимая людскому взору, но очень заметная сатиру, поднималась от земли к верхушкам деревьев, чтобы ночью опять опуститься обратно. Над головой сердито зацокала белка и метко уронила на голову Крэю прошлогоднюю шишку.

Девушка соизволила проснуться, когда солнце уже пару часов как вылезло из-за кромки леса и целиком освещало прогалину и хижину на ней.

Потянулась, размяла плечи, повертела головой. Зевнула, словно спала у себя в постели, а не в чаще леса. Проверила свою ловушку и, не обнаружив в ней сатира, вздохнула. В глазах чужачки читалось явное удивление. Да, действительно, так хорошо все придумала — и не сработало. Поразительно!

Крэй подпер щеку ладонью. Девушка сатира не замечала, увлеченная собственными планами и мыслями. Побродила, посмотрела еще из кустов на хижину и наконец пошла к своим вещам на место ночевки.

Сделала пару шагов и замерла, привлеченная драгоценным блеском. Людям почему-то нравились всякие яркие побрякушки. Браслет у Крэя завалялся сто лет как — даже запамятовал откуда. То ли нашел. То ли его кто в лесу забыл или в жертву оставил. Вместе с девицей.

Магичке браслет понравился, она аж охнула и потянулась, чтобы схватить. Пальцы сомкнулись на металле, и тут сработала настоящая ловушка — почти в точности копирующая ту, что простачка расставила на тропе.

Крэй только глаза закатил. Проще только недоенную корову ловить. Даже рыба в лесном озере и то сначала терлась возле приманки и только потом дергала поплавок.

Как бабочка. И мозгов столько же.

Крэй подошел к магичке, которая лежала плотно спеленутая невидимой сетью и, кажется, была без сознания — при срабатывании ловушки ее здорово приложило о землю. Легко приподнял безвольное тело за магические путы и отнес чуть ближе к хижине, в лесной просвет, который проделала упавшая с десяток лет назад гигантская ель.

На ее белый от времени ствол он свою добычу и пристроил. Развязал сеть и заменил ее прочные удушающие оковы на обычные ремни, тщательно спеленав руки гостье. Ноги связывать не стал. Полюбовался. Вышло хорошо. Приятно.

Вид беззащитной девушки будил внутри какую-то странную жгучую смесь. Хотелось разом и слишком многого. Наказать. Выгнать из леса, чтоб духу ее тут не было. Развязать и посмотреть, что будет.

А вот убивать не хотелось. Странно.

Крэй перебирал свои желания, точно русалка жемчуг, пока наконец не определился: наказать. Не так чтобы сильно. В меру. И чтоб не повредить. И чтоб рассказала, зачем приперлась и растревожила. А то ишь… ходят тут всякие.

11.

Крэй легко коснулся затылка гостьи, приводя в сознание.

Та несколько секунд лежала пластом, а потом зашевелилась, дернулась. Дошло, значится, что зря охоту затеяла.

Крэй шумно вдохнул чужой запах, чувствуя, как возвращается ночное возбуждение. Да так сильно, что перед глазами темнеет. Вот же некстати!

Девушка тем временем мела языком чушь да юлила, а Крэй стоял, прикрыв глаза, и пытался считать в запахе то, что чужачка прятала — настоящую причину. Но та врала так самозабвенно, что пришлось принять меры.

Тронуть девушку рукой Крэй побоялся — силы у него немеряно, может покалечить. А вот крапива — самое то. Сам на нее ругался, когда по оврагам лазил. Зверь, а не трава!

Спустил с магички штаны, стараясь особо не пялиться, а заниматься только делом.

И наказал.

Взбудораженная магия от такого как взбесилась: разогрела кровь чуть ли не до кипятка, жалила куда-то в член, требовала, ныла, зудела…

После принятых мер сам Крэй дышал так же тяжело, как и эта непутевая охотница.

Наказание как-то незаметно превратилось в нечто странное. От того, как девушка пытается увернуться, как ерзает по бревну, внутри каждый раз плескало яркой и чистой похотью. Такой сильной, что терпеть становилось почти невмоготу. От каждого прикосновения крапивы к чужой коже возбуждение усиливалось и разгоралось, словно огонь в торфяной яме.

Сначала Крэй хотел лишь припугнуть, но в итоге остановился, тяжело дыша, когда эта сладко пахнущая магичка уже взахлеб рассказывала про то, какого демона ей понадобилось в лесу.

— Рог сатира... Сильнейшее средство. Снимает любую магию. А Солар, он, понимаешь... ну такой… Что ж ему теперь, жабой сидеть? Хоть и красивой. А везде цены такие, что проще сразу в петлю — это на остальное. А на твои рога, то есть в целом на рога — и вовсе. Вот я и решила… И хотела-то взять чуточку…Иначе Солар навсегда в перьях. А мне куда, если он таким останется?

Крэй отбросил крапиву и прикусил ребро ладони, чтобы не рассмеяться. Эти маги точно свихнутые. Охотиться на него, сатира, как на оленя — из-за рогов! Вот удумала! Точно малахольная…

А потом перестал смеяться и стиснул зубы.

Свои рога он клал на алтарь — когда не забывал, что это надо сделать, или в очередной раз, выметая пыль, спотыкался о них. Взамен те, кто носили дары, на следующий день оставляли корзины с морской рыбой, которую Крэй очень любил.

Он считал обмен честным. На кой ему старые рога? Он и лосиные на алтарь, бывало, клал, когда самому без надобности столько вешалок или светильников.

А вот оно как выходит: редкость, мешок золота за гран, бесценный ингредиент. Полезно знать. За одну эту новость девчонку можно было отпустить на все четыре стороны. Заслужила, хоть и нечаянно.

Но огонь, некстати разгоревшийся внутри, и не думал утихать. Крэй смерил взглядом перекинутую через бревно девушку. Та вертелась, пытаясь сползти, но у нее ничего не выходило. От рывков покрасневшая от крапивы попка подпрыгивала, и от каждого такого движения внутри Крэя как за корни дергали. Он почувствовал, как окончательно тяжелеют яйца и встает член. Теперь уже жестко, почти до боли.

Невыносимо хотелось. Брать. Трогать. И считать своим. По праву.

Крэй подумал, представил, как оно будет, если он потрется членом между этих округлых ягодиц, и стало жарко. Словно в летний зной оказался в пшеничном поле. И ведь можно взять прямо сейчас — девушка и сделать ничего не сможет, будет только стонать да поскуливать.

Но хотелось иначе. Не так. Не силой. От мысли о насилии магия внутри словно замерзала. Красивая и жизнелюбивая магичка нравилась не только ему, но и той волшебной силе, что питала колдовство. И та сила не желала боли и слез, она хотела любви.

Слишком многое будила чужачка внутри. И это многое требовало честности. Прямоты.

Ее же не на алтарь силком притащили, сама пришла. Не жертва. Скорее неожиданный дар судьбы.

Крэй отломил кусочек рога, ради которого девушка сунулась в убийственный лес, и положил ей прямо перед носом. А потом сделал то, чего так хотелось. Погладил круглую ягодицу, выпуская легкую магию — пусть залечит боль и уймет жжение.

Пока магичка решала (а сообразила она, что ей предлагают за сделку, почти мгновенно), Крэй наслаждался ощущением упругих мышц и гладкой кожи под ладонью, а потом, поймав в запахе согласие, прижал пальцы к узкому сжатому входу.

Девушка еще что-то говорила, но это уже не имело значения. Она согласилась. Согласие витало в воздухе, его чувствовала магия и принимала. Договор вступал в силу, и кажется, сам лес вокруг неуловимо менялся. Становился светлее и просторнее.

Крэй щелкнул пряжкой пояса, расстегивая его, и откинул в сторону набедренную повязку. Член, стоящий уже полностью, напряженный и подрагивающий, был готов к тому, чтобы раздвинуть головкой горячие лепестки входа и врезаться внутрь — сначала по первое кольцо, потом по второе и наконец по третье — самое выпуклое, возле основания.

Сквозь похотливое, застилающее разум, пламя в голове с трудом прорывалось понимание, что перед ним обычная девушка (хоть и магичка) и, чтобы выдержать страсть сатира, ей понадобится еще кое-что.

Крэй не отказал себе в удовольствии, шлепнул по крепкой ягодице, оставляя четкий красный след, и одновременно дал магии стечь по ладони, стать вязкой и густой, как еловая смола, а после направил ее ниже и внутрь. Чтобы она смешалась с собственной влагой девушки и дала силы выдержать все последующее.

Гостья застонала, но теперь уже точно не от боли. Приподняла попку выше, вильнула бедрами жадно и горячо. Внутри нее крылось столько желания, что оставалось только удивляться тому, что еловый ствол под ней еще не дымится.

— Эй, рогатый, развяжи меня, я…

— Хмм…

И смешок.

Крэй не собирался спешить. Развязать можно и потом. После. А пока пусть примет все, что пробудила своим приходом.

Крэй потянул обратно поток магии и снова втолкнул его внутрь. Подумал, опустился на колени, через легкое стеснительное сопротивление раздвинул ладонями крепкие ягодицы и лизнул на пробу чуть ниже лепестков, где прятался источник удовольствия. Первый раз, второй. Потом прижался губами сильнее, поцеловал, лаская языком — короткими, точными ударами, против которых бессильна любая защита.

12.

Элли нравилась любовь.

То есть то, что происходило между двумя людьми за закрытой дверью и под одеялом (или на сеновале, или в подполе трактира, или в торговой палатке — где получалось укрыться от чужих глаз). Главное потом — купить склянку в лавке зелий, чтобы не было последствий.

Правда, это все было до Академии. До Сола. Как только рядом возник Солар, затевать интрижки на стороне не получалось. Он каким-то волшебным образом занял все свободное от учебы время — и на то, чтобы закрутить короткий и жаркий роман, просто не находилось окошка. Да и глупая влюбленность в друга сильно мешала.

Конечно, состариться ожидании того, когда Солар наконец заметит жалостливые взгляды, вздохи и оценит все ее прелести, Элли не планировала. Сама дала себе слово, что если до окончания Академии ничего не выйдет — то все. Финал. Довольно. Тем более что жизнь боевого мага кочевая, и глупо иметь сильные привязанности.

Да и надежд, что Солар влюбится в нее до беспамятства и предложит руку и сердце, особо не было. Любовь любовью, а родословная решала все. Дворянин не женится на купеческой дочке. Мир несправедлив.

Но признаться честно, меньше всего Элли ожидала от того, кто ее схватил и связал (обманул перед этим, скотина этакая!), получить удовольствие. Особенно если учесть, что началось все с неприятнейшей крапивы, унизительного положения и в целом — с проигрыша. А проигрывать Элли не любила и не умела.

Она и сама не знала, что ее больше задевало: что сатир так легко ее раскусил, что не попался в ловушки или что спустил с нее штаны, как с рыночного беспризорника, но бесило все вместе жутко.

И, легко соглашаясь дать этой твари лесной то, что она хочет, Элли рассчитывала или вывернуться в процессе и отомстить, или в крайнем случае вернуться к Солару живой и с рогом (“отомстить” смотрелось куда солидней, но все-таки весовые категории были неравные).

Но когда твердые ладони легли на ее тыл, с Элли случилась беда. Вернее, голова считала это бедой, а вот попку, походу, все устраивало. Жесткие, неласковые прикосновения почему-то вызвали неконтролируемую вспышку возбуждения. Разовую, но сильную. Элли перетряхнуло, словно она наступила на электрического ската.

Она замычала, прикусывая губу, и в очередной раз попробовала сползти с бревна. В этот раз ей позволили продвинуться немного вниз — так, что носки сапожек ощутили твердую землю и поймали опору, но не более.

Боль от крапивы сошла на нет, словно ничего такого и не было, но ладони сатира сами по себе жгли покруче: от них по коже шла ровная волна жара — густого, вязкого.

Заставляющего терять контроль.

Элли сама не поняла, в какой момент возбуждение стало таким сильным, но когда тварь от души приложила шлепком, она ощутила, что становится влажной. Демоны и преисподняя, да такого с ней никогда не случалось! Даже когда ночами она думала о Соле и развлекала сама себя под одеялом.

— Развяжи, я…

Звучало как-то жалко, но Элли было все равно. Эти жесткие руки творили там позади что-то неправильное, потому что нельзя внезапно взять и захотеть, чтобы пальцы сдвинулись чуть ниже, а потом чуть глубже и… Ох!

В лоне вдруг стало жарко. Невыносимо жарко и прекрасно. Жар продвигался толчками вглубь, слегка раздвигая вход, словно в Элли медленно засовывали нитку жемчуга — бусинку за бусинкой, и каждая последующая была крупнее предыдущей.

Она застонала беспомощно и вильнула бедрами, потираясь о древесный ствол и благодаря богов, что непогоды и возраст сделали его гладким и полированным.

А может, этот козлоногий тут всегда всех так вот встречает? Или… Ох. Бусинки скользнули еще глубже и замерли.

Элли приподняла бедра, подставляясь. Ей уже было как-то все равно на то, кто с ней все это проделывает. Стало важно — как. Доселе не испытанные ощущения били в голову, как молодое вино. Даже сильнее. Как приворотная магия.

— Еще, — едва слышно прошептал она и прикусила язык.

Вот же проклятье! Морок! Порча! Не хватало просить сатира о том, чтобы…

Тут она ощутила, как обе ладони разом легли на ягодицы, раздвигая половинки в стороны — сильно, жестко, так что сразу захотелось сжаться обратно, но после кожу обожгло горячим дыханием, а потом чужой язык скользнул по складочкам, мягко, но настойчиво раздвигая лепестки. Поглаживая там, где пряталось кинжально-острое удовольствие. И после, вслед за магическими бусинками проникая глубоко и почти доставая…

Элли застонала и выгнулась. Ощущения были настолько яркими, новыми и сумасшедшими, что все слова провалились куда-то в солнечное сплетение и, кажется, превратились в щекотку.

— Еще…

Ее хватило только на то, чтобы позорно и просяще не заскулить.

Чужой язык вернулся, снова скользнул внутрь, вышел и прижался ниже, там, где было особенно сладко. И Элли, разом потеряв всякий стыд, которого и так было небогато, качнула бедрами навстречу, притираясь и постанывая в такт легким прикосновениям.

— Еще…

Она просила, забывшись, с кем она и как. Забыв про Солара, про то, что ему нужен рог. Тело решало и думало за нее.

Сейчас тело целиком и полностью устраивал гибкий упругий язык, который то ласкал клитор, обнимая его и лаская по кругу, то врывался короткими толчками внутрь лона, постепенно продвигаясь туда, где так необходимо было давление. Заполненность.

Демоны, как же ей хотелось, чтобы он не переставал и чтобы перестал. Оргазм маячил где-то рядом, но был пока недостижим. Хотелось, чтобы сильнее…

— Ну же! — Элли, если бы могла, сама бы вжала эти губы себе в лоно, лишь бы они не переставали делать то, что делали. — Проклятье! Еще!