— Пожалуйста, будь осторожна. Он страшный человек.
— Я знаю, — спокойно ответила медсестра, развешивая верхнюю одежду девушки.
В палате, больше похожей на уютную спальню, было довольно тепло, но пациентка в аляпистом свитере необъяснимо мерзла. Они вернулись с прогулки, на которую совсем не хотелось идти, однако у девушки давно пропало желание сопротивляться внешним обстоятельствам. Тонкие пальчики покалывал холод, и она прятала их в кулачки, чтобы согреть.
Выматывающая встреча дала о себе знать. Она чувствовала, как активизировался яд в крови… или вся кровь уже стала ядом. Она давно не понимала, где кончилась ее реальность и начался отвратный кошмар.
— Думаю, пришло время рассказать о том, что он с тобой делал, — медсестра требовательно протянула руки и помогла ей избавиться от свитера.
Теперь стало еще холоднее, но пациентка ничего не сказала. Она хотела заплакать, но не смогла. Подняв одну ступню, она стянула носочек и впервые продемонстрировала ее кому-то другому. На нежной тонкой коже красовались зажившие сигаретные ожоги. Уродливые серо-розовые рубцы образовывали веселый узор: улыбающуюся рожицу, однозначно выжженную специально.
Медсестра изучила травму и только сдержанно приподняла бровь:
— Почему ты молчала?
— Боялась. Он сначала был такой обходительный, ласковый, родной, — голос девушки дрогнул, — А знаешь, какие слова он мне говорил?
— Догадываюсь, — медсестра выдержала паузу, — Зачем ты верила?
— Любила. Или хотела любить. Я уже не знаю.
Девушка говорила тихо и неуверенно, опасаясь, что за каждое неуместное слово ей вновь сделают больно.
— Когда мы принесли тебя сюда, у тебя все руки были в синяках. Шея! — внешне сдержанная медсестра впервые эмоционально всплеснула руками, — Живот… Он бил тебя по животу уже после, верно?
— Да. Хотел убить нас, — девушка судорожно сглотнула слюну, — Но, видишь… Я сделала все сама. И теперь меня заберут.
— А ты хочешь уходить?
— Нет. Мне страшно… Не хочу. Не хочу уходить! Не хочу! — Если бы она могла плакать, то обязательно бы заплакала. Слова непослушными обрывками вылетали из ее рта, и она хотела их остановить, но не смогла.
Они помолчали.
— Можно вопрос?
— Разумеется, — все так же сдержанно ответила медсестра.
— Почему ты так добра ко мне?
— Мне тебя жаль.
— Почему?
— Потому что ты тупая. Неужели тебе одного раза оказалось мало?
Честность ответа поразила, но совершенно не обидела девушку.
— Наверно, — лишь неловкое пожатие плечами и усталый, измотанный взгляд, полный боли. — Но теперь мне кажется, что я освободилась от чего-то.
— Просто твои мозги начали наконец-то шевелиться.
— А когда начали шевелиться твои? — Вопрос не был жалкой попыткой защититься, девушка спрашивала искренне, разглядывая давнюю знакомую так, словно видела ее первый раз. Поняв, что сдерзила, пациентка стушевалась и сжалась в комок, опасаясь немедленной расправы за свою прямоту.
В ответ от медсестры прозвучал жесткий смешок, не содержавший ни капли угрозы. Потом она добавила:
— Не поверишь, после первого раза. Мне его хватило, в отличие от тебя.
— Он обидел тебя в ту ночь, да? — догадалась девушка, вспоминая далекие события.
— Было дело, — все так же сдержанно ответила медсестра. Она уже свернула и убрала ее одежду, приступая к привычной процедуре ухода за пациенткой. Медсестра умыла ее, придерживая черные волосы, и взяла расческу. Девушка решительно отказывалась делать все сама, иногда даже не желая открывать глаза по утрам.
— Он не мог… — Удивление. Непонимание. Разочарование. Осознание. Принятие. — Пойми, я не люблю его… И, кажется, действительно не любила никогда, но не могу поверить, что он мог. Он же не такой!
Девушка повернулась к медсестре спиной, и, время от времени вздрагивая, позволяла себя расчесать. Расческа осторожно, почти трепетно касалась темных волос, и медсестра все так же спокойно заговорила:
— Такой. Очень даже такой. И ты даже не представляешь, как ты в нем ошибалась . Он такое же чудовище, как и я. И, знаешь, он изначально не был твоей историей, и все, что ты к нему испытывала — фантазия твоего больного воображения, — она положила расческу на тумбочку, и, поправляя простыни, указала девушке на постель, — Тебе изначально следовало тщательнее выбирать людей в окружение.
— Я просто хотела, чтобы он полюбил меня, — тихо прошептала девушка. Даже сейчас у нее не выступило ни единой слезинки.
— И он тебе сразу сказал, что ничего между вами не может быть. Никогда. — Медсестра совершенно не менялась в лице. — Я его госпожа. Я — его Вселенная. И по другому не будет, чтобы ни случилось.
— А он что-то значит для тебя? — Девушка испугалась своего любопытства и вновь вздрогнула.
— То же самое, абсолютно… Хм, слово в слово.
— Ты его любишь? — дрожь не успокаивалась, как и любопытство.
— Сильнее, чем ты можешь себе представить. Я уничтожу любого, кто попытается влезть между нами, веришь?
— Конечно. Но он же причинил тебе боль?
— Всего лишь ошибка с его стороны. Ошибка — показать свое истинное лицо, впрочем, и открыть мне мое.
— И ты так спокойно говоришь об этом? — Удивилась девушка, все еще вздрагивая. Раньше ей казалось, что она навсегда утратила способность удивляться.
— Разумеется, — медсестра задумалась и присела на расправленную кровать, — Ведь ответы всегда на поверхности, и, если у тебя возникает закономерный вопрос «почему?» — оглянись назад и подумай, — медсестра помолчала, решая, добавлять ли к своей исповеди свои же промашки, и решившись, продолжила, — Я просто не хотела замечать, какой он, и он научил меня видеть. Впрочем, еще я дала свое согласие, задолго до всех событий… И уж тем более до того, как он показал мне свою суть.
— На такое согласие не дают.
— Дают, на все дают. И ты дала. Понимаешь?
— Наверно понимаю.
За стеклом неторопливой колонной шли люди в белоснежных одеяниях. На фоне ядовито-белых коробочек они казались ожившей лентой, плавно стекая к белой многоэтажной свече. Ни единого цветного мазка. Белое. Все вокруг абсолютно белое. Только бледное небо с неярким пятнышком негреющего солнца разбавляло мерзкую картину.
Голова кружилась еще с прошлого вечера, но вчера женщина просто легла спать, даже не пытаясь разобраться в происходящем. Она вообще не любила вникать в суть вещей.
Проснувшись, она попыталась умыться; почистить зубы, тщательнее чем всегда; еще поваляться в постели — лишь бы отпустило странное ощущение, но... увы, нет. Все случилось именно с ней, именно сегодня. И вот теперь она ходила по комнате в ожидании, что ее вот-вот отпустит.
Раньше ей не полагалось опаздывать. Опаздывать — неприлично, да и за опоздание могли наказать. Но сегодня почему-то стало можно. Она сама себе разрешила и удивилась, как просто далось дерзкое решение.
Женщина уже давно проснулась, но все еще чувствовала себя во сне. Движения казались ей тяжелыми, неестественными, словно тело ей больше не принадлежало. Может, стоило бы списать все на свои новые легкие и лимфу, однако обычно проблемы непослушного тела решала волшебная голубая пилюля. А вот сегодня не решила, хотя женщина уже опрометчиво проглотила сразу три штуки. Запив таблетки, Мо́рра надеялась, что станет легче, но туман не спешил покидать ее сознание и разум, как ни пыталась она моргать и трясти головой.
— Ой, — для пущего эффекта она даже несильно приложилась головой к стене, надеясь выбить дурь, но это не помогло. На что она рассчитывала?
Уже полчаса как Морра должна плыть в сторону своего рабочего места в белоснежном потоке. Но женщина все еще не спешила, впервые за свою длинную жизнь осознав, что спешить в общем-то некуда и незачем. Мир не рухнет, если она не придет на работу. Мир даже не заметит, пришла она или нет. Впервые за долгое время Морра задалась вопросом, хочет ли она вообще куда-то идти.
Что ее действительно заботило, так это то, как остро не хватало единственного мужчины рядом. Сейчас. Немедленно. Он бы обязательно помог разобраться с ее состоянием, без сомнения! Но муж тихо выскользнул за несколько минут до ее пробуждения, и теперь она бессильно злилась на него. Чувство, ранее недоступное, — поглощало. Морре злиться даже, возможно, понравилось, если бы не головокружение и боль от несильного ушиба.
Женщина все-таки заставила себя подняться, и волоча ноги, направилась в сторону работы. Тело предательски не хотело слушаться хозяйку.
Их маленькая, светлая-светлая, белая комната (скорее клетушка, нежели полноценное жилье) находилась в трех минутах ходьбы от головного Центра Управления, куда ранее двигались другие люди. Все очень ценили заботу Большого Босса о своих подопечных: благодаря близости компании сотрудники не тратили много времени на дорогу. Хлоп, — и чудесной непонятной магией ты сидишь на рабочем месте и тихонько занимаешься сборкой очередного айбота.
Морра с трудом могла вспомнить, сколько ботов собрала за свою жизнь. Если прикручивание одной детали можно вообще назвать сборкой, то бесконечное множество. До сегодняшнего дня женщина даже не задумывалась над своим ежедневным занятием. Ее обязанности, как и обязанности других бесконечных сотрудников, состояли только в том, чтобы приделать одну деталь и передать машинку дальше по потоку. Почему процесс полностью не автоматизировали до сих пор — никто никогда и не задумывался, да и никому это было не нужно. Кроме нее. До этого момента.
Главный девиз всего их существования звучал так: «Бесполезной работы не бывает». И монотонное прикручивание единственной детали одним единственным сотрудником — очень-очень-очень важное занятие. Кто бы поставил эту запчасть, если не ТЫ? Все так думали. Морра тоже так думала: кто, если не она?
По большому счету она даже не помнила, как протекали дни до этого пресловутого утра. Морра, без сомнения, могла описать какие-то яркие события в собственной жизни (если бы они, конечно, были), но ежедневная рутина слилась в один длинный день. Вдобавок к ее состоянию, сложно было вообще что-то вспомнить. Мозг капризничал.
Смещенный центр важности занятий раньше никогда ее не тревожил. Ведь вокруг находились такие же человеки, которые занимались важной и полезной работой: перекладывали с места на места коробки, красили вчера окрашенные таблички, размещали объявления о размещении объявлений и так далее. Список можно продолжать бесконечно, но кому он нужен?
Морра застыла рядом с головными дверями ЦУ. Еще вчера она бы привычно шагнула внутрь, взлетела в прозрачной кабине на 6 этаж, прошла на 61 место, надела очки, чтобы не нарушать технику безопасности, взяла в руки инструмент и спокойно делала свою работу. Как все. Сейчас же она не могла понять, зачем это нужно. Вопрос был навязчивым и злобным, словно червь.
Чем больше женщина думала, тем больше злилась. Ведь все то, что они делали, не имело абсолютно никакого смысла.
Если бы не головокружение...
Ее единственный близкий человек — Том, зрелый пшеничный блондин (больше русый, чем блондин, но ей нравилось так думать), работал на три этажа выше и занимался... тоже каким-то очень и очень полезным занятием.
«А каким?» — этот вопрос осенил Морру впервые за их совместную жизнь.
Каждый день ее муж, как и она сама, вставал с рассветом, и молча шел до рабочего места ровно три минуты. На шестом этаже он дежурно говорил ей «До встречи вечером» и скрывался за прозрачными дверьми лифта, отводя глаза. Сейчас же Морра с трудом могла вспомнить и об этом. И тем более она не вспомнила бы, чем они вообще обычно занимались вместе. Даже эпизоды ежедневных ритуалов спрятались где-то далеко в памяти, как будто она и не жила никогда до этого дня.
Избавившись от непослушных мыслей, Морра шагнула в давно приветливо открытые двери, перед которыми стояла как болванчик.
— Госпожа Морра, здравствуйте, — хрупкая девушка, мило улыбаясь, заботливо протянула к ней маленькую пищащую коробочку, которая определяла состояние сотрудника.