Пролог и глава первая первой части

Чутко горы спят,
Южный Крест залез на небо,
Спустились вниз в долину облака.
Осторожней, друг, —
Ведь никто из нас здесь не был,
В таинственной стране Мадагаскар.

Может стать, что смерть
Ты найдёшь за океаном,
Но всё же ты от смерти не беги.
Осторожней, друг, —
Даль подёрнулась туманом,
Сними с плеча свой верный карабин.

Ночью труден путь,
На востоке воздух серый,
Но вскоре солнце встанет из-за скал.
Осторожней, друг, —
Тяжелы и метки стрелы
У жителей страны Мадагаскар.

Южный Крест погас
В золотом рассветном небе,
Поднялись из долины облака.
Осторожней, друг, —
Ведь никто из нас здесь не был,
В таинственной стране Мадагаскар.

Юрий Визбор.

Пролог.

«Карина Владиславовна Морозова,... года рождения, ушла из дома и не вернулась. В день исчезновения пропавшая была одета... Любой, кто располагает сведениями...»

Часть первая.

Глава первая.

Я люблю гулять в дождь. А особенно — в промозглый ливень. Можно беззвучно плакать, сколько угодно. Никто не сумеет понять, твои слезы текут по щекам или осени.

Да и вокруг тогда маловато желающих прогуляться. А еще меньше — разглядывать при этом прохожих.

Жаль только, именно сейчас — конец июня. И на ясном небе — почти ни облачка. Одно легкое перистое слегка затеняет солнце. Милосердно спасает гуляющий народ от жары.

Танька мне столько видов лазурного моря, кстати, на электронку скинула. И на смартфон.

Эх, завидую. Белой завистью.

Тоже на море хочу...

Если купить «горящую» путевку и поставить перед фактом, папа ведь не откажется...

Я узнала Илону еще издали. При нашей последней встрече она в бешенстве и отчаянии орала на меня. А сейчас – счастливо улыбается, толкая перед собой лежачую коляску. Розовую такую, да еще и с сердечками. Алыми, как розы. Или кровь.

И мне сразу полегчало. Будто жесткая, шипастая лапа чуть разжалась на сердце. Позволила дышать.

И верить, что всё в итоге обошлось.

У нее всё хорошо. У них. Несмотря ни на что.

Будь всё иначе, я не посмела бы подойти. Но в этот раз меня будто что-то под руку толкнуло. Солнце, облачко, июнь. Таня на лазурном море. Моя любимая сестренка, у кого наконец-то всё хорошо...

Дождливая, промозглая осень в моей душе будто куда-то отступила, притаилась в густой тени.

Может, потому что совсем невдали были и прохожие. Другие гуляющие. Веселые, смеются. Радуются выходному.

Или потому что я никого из них не знаю.

Заговорить я не успела.

- Кто вы? – ощутимо встревожилась она, инстинктивно готовясь отпрянуть вместе с коляской.

Не узнала. Просто я ей не нравлюсь.

Ничего удивительного. В последние годы такое со мной случалось часто. В последние три года.

- Вы меня не помните? – улыбнуться не получилось. Даже сдержанно. - Я – Татьяна Цветкова. Сестра Арины Цветковой.

Не знаю, зачем назвалась собственной сестрой. Но Таню она действительно не видела прежде никогда. Не на афишах же. А узнать во мне Арину Цветкову слишком маловероятно. И не только из-за короткой стрижки - вместо моих прежних локонов.

Или из-за другого цвета этой самой стрижки.

- Вы – ее сестра?! – неприкрытая ненависть полыхнула в светло-карих глазах. Будто кто-то неосторожный бросил спичку в бак с бензином.

Я взгляд не опустила. Потому что сейчас я – Таня. За себя-то я бы уже провалилась в район Австралии.

- Надеюсь, эта тварь сидит?! – бешено шипит Илона. Совсем рядом никого нет — даже гуляющие будто разом оказались дальше прежнего. Но на той стороне шоссе ускорила шаг маленькая, сухонькая бабуля в голубеньком сарафане. – Надеюсь, эта тварь села надолго? Надеюсь, хоть живой она не выползет, а? Надеюсь, она тот день на всю жизнь запомнила. Порадуй меня: скажи, что она уже сдохла! И подыхала долго и паршиво!..

- Эй, кто это? Что тебе нужно? А ну, отойди от моей жены!

Крепкий, бритоголовый парень спешит к нам - с двумя спиральными эскимо в руках. Он не знает никакую Таню Цветкову.

И на ее концертах не бывал точно. Не тот типаж.

Но и я его не знаю. Ни в одной моей ипостаси.

- А Костя где? – вырвалось у меня.

- Косте дали двенадцать строгача! – уже бешено орет Илона. Теперь уже - на всю улицу. – Я должна была ждать его из «зоны» двенадцать лет? И после этого такие, как твоя стерва-сестра, еще смеют жить?!

- Нет, - чужим голосом отвечаю я, отступая в сторону. – Нет, ты ничего не должна.

И я ей – ничего. Больше нет. Да, я – стерва и тварь.

Но и она – ничуть не лучше.

Мы обе его предали.

- Ты кто такая? - Бритый качок по-прежнему заслоняет жену от меня. - Говори или придержу и мусоров зову!

Прямо с парой эскимо в руках, ага. Или им сначала меня и оглушишь, очевидно.

Ну, крупняк ты. Весишь много, согласна. Дальше лететь будешь. И падать тяжелее.

- Давай просто уйдем! - Илона что-то чует. Вряд ли действительно видит, что я уже перетекаю в привычную стойку. Почти незаметно. - Это сестра той твари, Цветковой!

- Крутая у нее сестра. - Нет, он всё отметил. И стойку, и стрижку, и сухое, тренированное тело. И всё равно готов был схватиться. - Цветкова же была трусливой размазней? Хилой, гнилой сучарой?

- Да, - сухо отмечаю я правду. Глядя ему в глаза. От себя не сбежишь. От себя - прежней. - Как и ваша жена. Хотите драться — давайте. У меня черный пояс. Здесь кругом камеры. Первым нападете вы. Полиция примет это во внимание, не сомневайтесь. А Илона вас не станет ждать из «зоны». Ей не впервой.

Глава вторая

Глава вторая.

1

«Надеюсь, она тот день на всю жизнь запомнила».

Я бы хотела сказать, что помню его до малейших деталей. Но это будет откровенным враньем.

Я не помню.

Мы с Танькой привычно возвращались с репетиции. Она захотела заглянуть по пути в ближайший парк. Набрать очередной букет из ало-золотых осенних листьев — сестренка их обожает. Хоть они потом и превращаются спустя всего пару дней в очередной гербарий.

А в этом парке просто роскошные клены, дубы, акации...

Сколько было времени? Семь примерно. Да, не двенадцать дня. Но и не двенадцать ночи. И топали мы не с ночной дискотеки.

Но даже если бы ночь и с дискотеки или из развеселого клуба – это ведь не причина нас убивать. Не причина, ясно?

Нет, я не переваливаю вину на сестру. Я могла настоять, чтобы мы сразу шли домой. По самой освещенной части улицы. Не сворачивая с тротуара. Ведь уже темнеет. А мы — девушки.

Я же старшая.

Я всегда, с рождения была старшей – на целых пять минут.

Но ведь было только семь. Люди возвращались с работы.

Сколько из них слышали наши крики? Почему они все срочно заткнули уши, а?..

Разве нужен ответ? Потому что для них в первую очередь были важны они сами и их семьи.

Как для моего отца — он сам и я.

«Скорее стеклом застынет вода и песню прервет прибой1...» - легок на помине.

- Кара! – папин голос, как всегда, собран и сдержан. Как и сам папа. Можно уволить человека из органов, но не органы из человека. – Ты Тане давно звонила?

- Вчера. Эсэмэс получила, - поправилась я.

Туда звонить – дорогое удовольствие. Мы уже три дня эсэмэсками перебиваемся. И фотками.

От Тани — морские волны и пляж. От меня — фонтан в центре города и зеленый газон у дома. С высаженными пожилыми соседками цветами.

Я не люблю парки.

Хуже. С некоторых пор я их ненавижу.

Особенно осенние.

Но папа предпочитает не менять квартирку в старом районе, так что природы у нас тут полно и во дворе.

Как и у меня срочных и серьезных вопросов — к отцу. В кои-то веки пришел мой черед их задавать, а его — отвечать.

Как ты мог, папа?

- Кара, - папин голос чуть напрягся. Папин? – Вживую ты когда слышала Таню в последний раз?

И тут я по-настоящему испугалась. Впервые за почти три года.

Будто я снова в том осеннем парке. В буйном царстве увядающей природы. И вместе с опадающей листвой — на пороге неотвратимой смерти.

2

Магнитолы из соседних тачек просто оглушают.

А Димкин звонок я просто пропустила. Не до него сейчас. Не могу.

Потом отговорюсь, почему не смогла — за рулем.

Неважно, что давно уже припарковалась. А нас с папой негласное правило: за рулем трубку не берем. Нельзя. Табу.

Прохожие не виноваты, что у нас — проблемы.

А с Димой у нас всё сложно. Потому что сложная я. Димка-то абсолютно нормален.

И потому ему я звонить не буду. Не сейчас. Слишком много всего. Разберусь — отвечу.

Он ведь знает, что я — сложная.

Или теперь будет знать.

А у нас с папой и так есть, кого сейчас доставать. И с кем ругаться.

Например, с моим отчимом. С нашим с Таней на двоих.

- Да с ним бесполезно говорить! - папа редко теряет выдержку, но сейчас — тот самый случай. - Мобилу он не берет, а на рабочем месте секретутка как попка дурак повторяет, что он занят или его нет.

- Пап, он Тане не родной. Ему вообще плевать.

На самом деле, я еще недавно думала иначе. Михаил появился в маминой жизни весной. И тогда же на свадьбе нашел время выразить свое точное мнение обо мне:

- Надеюсь, ты исчезнешь окончательно из жизни матери и сестры. Тебя всё равно там практически нет. Порти жизнь только своему отцу — раз он не против. Вы с ним всё равно — два сапога пара.

Насчет того, что меня давно нет рядом, - правда. Когда папа забрал меня – забрал навсегда. Кататься через полстраны было далековато.

И, честно скажу, мне даже понравилось, что кто-то точно так же готов защищать моих маму с сестренкой. Пусть даже и от меня.

Потому что у меня есть папа. Мой взрослый, надежный, почти всесильный — папа. А у них - кто?

Красивая девчонка впереди танцующей походкой направляется к дорогущему авто. Чем-то внешне похожа на Таню — такая же хрупкая, но фигуристая золотистая блондинка. Только сестренка никогда не была такой смелой, дерзкой и раскованной.

- Мама волнуется, или ты ей толком не говорил?

- Кара... – он напрягся – на сей раз сильнее, - она повторяет, что Таня на юге, и у нее всё замечательно. Повторяет, как заведенная. Настолько беспечно, что мне не по себе. Она ведь такой никогда не была.

- Пап, может... – осторожно подбираю слова, - Таня действительно просто заотдыхалась? И Мишель — тоже?

Я и сама понимаю: нет. Мама над хрупкой, чувствительной Таней всегда дрожала, как ни над кем больше. Носилась, как с писаной торбой. Со мной даже папа так не носился.

Южный мужик справа тормозит вровень со мной прямо посреди трассы. Нашел время позаигрывать, придурок.

Отмахиваюсь, как от комара. Идиоты мне не нравились никогда. У кого все мозги сразу проваливаются в фаберже.

- Я не могу узнать, звонил ли этот Мишель своему дяде. Потому что дядя вне связи, а его секретутка... Кара, Таня не заезжала в отель, понимаешь? – Папа будто выкладывает на стол карты, что сначала хотел придержать. - Я тряхнул старыми связями. Кара, твоей сестры там нет и никогда не было.

Тренькнула эсэмэс.

- Пап, я перезвоню.

С Таниного номера.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста...

Это я — плохая. Не Таня, не Таня, не Таня...

«Ты уже всё поняла, да, дочура ментовская? А теперь, если хочешь видеть ее живой, сделаешь, как я говорю. Вспомни Константина Воронова».

Глава третья

Глава третья.

- Кара, - отец будто извиняется. За то, что обманул? Или за последствия? Виноватым он себя ощущает вряд ли. – Да, я впервые в жизни нарушил закон. В мелочи. Вместо двоих сел один. Поверь, он и на суде заявлял только о себе. Всё взял на себя. Кара, как бы ни менялась у людей психика, но он – тот, кем был тогда! – никогда не пришел бы мстить.

- А после тюрьмы? - безжалостно уточняю я.

Разве не мой отец всегда твердил, что оттуда уже никто не возвращается прежним? Даже невиновные.

И это от них уже нужно потом защищать остальных. Потому что эти — опасны до конца своих дней. Опасны и непредсказуемы.

- Кара, на самом деле после тюрьмы... - любимый папин бокал «Владислав» дрожит у него в руке. - Константин Воронов сбежал почти сразу. Еще когда везли по этапу. И с тех пор о нем ничего не слышно.

- Пап... и ты промолчал?

На самом деле, я сама могла тогда догадаться. Мои родители были в гражданском браке. Тогда это было им удобно. Мама получала пособие как мать-одиночка, а такое лишним никогда не бывает. В результате у нас с Таней была мамина фамилия. Цветковы.

А вот папа был Морозов. Когда три года назад он меня увез, то удочерил. И дал свою фамилию. А имя сменила я сама – по достижении восемнадцати.

Да, при желании можно пробить и найти. И новые паспортные данные, и на другом конце страны. Но для такого нужно иметь доступ к базе. У беглого зэка, его родни и друзей таких возможностей не было.

Зато мама и Танюшка остались на виду. Под прежней фамилией, по прежнему месту жительства.

О нас даже статья в газете вышла. И в ней упомянули только Таню. Обо мне – ни слова. Меня вычеркнули. Будто больше не существую.

Понимал ли тогда папа, что подставляет маму с Таней? Или об этом даже не думал? Считал, что любого врага могу заинтересовать только я? О маме и Тане никто и не вспомнит? Их не заметят?

Ведь папа-то знал нашу с Таней несложную тайну.

Подливаю кофе себе и отцу. Щедро капаю туда коньяк из бара. Нам сейчас всё можно.

А у папы — сердце.

Я позвонила маме. Нет, я не собиралась ничего ей рассказывать. Но меня поразило ее прежнее беспечное щебетание.

Кто, кто же схватил Таню? Жива ли еще моя сестра? И кто, черт побери, за этим стоит? Если Костя погиб, то кто?

- Послушай, - теперь папа явно пытается меня убедить. Будто я его не знаю, как облупленного? - Я нюхом чую: это не Константин Воронов. Понимаешь? Я это чувствую. «Чуйка» у меня - еще со старых времен. Не мог он такое сделать. И уж если бы решил отомстить, то почему – тебе? Его же баба бросила, помнишь? К другому ушла, ребенка от другого прижила. На худой конец судью бы искал, прокурора. Но не тебя. Это не он. Это кто-то под него. Друзья или родня Барановского, помнишь такого, я рассказывал? Он меня тогда клялся из-под земли достать. Или друзья или родня этого... убитого, - папа будто сплюнул.

Мы слишком расслабились.

Но не в этом дело. Не только в этом. Я действительно виновата. Мы с папой. Я позволила себя спасти. Папа тоже это позволил. Он не всё мне рассказал, но за это винить его не могу. Он вытаскивал своего ребенка.

Как прохожие в окрестностях осеннего парка спасали себя и свою безопасность.

А я и сама могла сообразить, что такое не может быть спущено на тормозах. Не маленькая.

- Таня пропала. Она села на самолет. Ее видели в салоне. Потом она сошла в аэропорту... и пропала в дамской комнате.

- Ее похитили. На камере должно отразиться, как кого-то вывели из дамской комнаты. Даже если Тане успели максимально изменить внешность.

- Кара, - отец кажется постаревшим, - никого не выводили. Никого даже близко похожего на Таню. Она просто бесследно исчезла.

Вот только я даже сейчас не могу не заметить в его взгляде, несмотря на горе и тревогу, еще и... облегчение. Что это пропала не я. Что я – рядом. Дома. Под папиной защитой.

- Мишель тоже исчез. Точно так же. Один в один, только сортир — мужской. Этот новый муж твоей матери все-таки вышел на связь. Но в розыск заявлять пока не собирается. Как тебе это нравится, а?

Племянник Михаила – его тезка. Чтобы не путаться, парня привыкли называть Мишелем.

Тане такой вариант тоже нравился больше. Она в нем находила что-то романтичное.

Находила.

Какого, какого черта я о собственной младшей сестре – уже в прошедшем времени?

Мишель Тане понравился сразу. Сначала – как новый родственник. Потом – совсем иначе. Мама одобряла полностью. Михаил – тоже.

Я по телефону чуть не каждый вечер выслушивала, какой Мишель замечательный. А еще порой Таня вспоминала обо мне. И на эйфорической волне собственного счастья принималась пытать и раскалывать меня уже о моей личной жизни.

Теперь Мишель пропал тоже. Вот только отчим, как выяснилось, совершенно не встревожен. А ведь он уже вполне в курсе ситуации – благодаря папе.

И заявил, что влюбленные наверняка просто решили куда-то слетать инкогнито. Молодые, романтичные. Вот и сбежали.

А про угрозы в эсэмэс пока молчим мы. У нас с папой — свои темные тайны. И их оказалось больше, чем я думала.

- Кара, мне сейчас очень жаль. Я наворотил тогда... больше, чем следовало. - Папа кажется постаревшим лет на двадцать сразу. - Но уже ничего не поправить. А ты уже взрослая. Я не смогу запереть тебя дома под охраной. Не могу помешать рисковать собой моему самому близкому человеку. Могу только попросить ничего без меня не предпринимать. Когда получишь следующее сообщение — просто сообщи мне. Я подниму все связи. Для такого мне не нужно официальное постановление. Я всё возьму на себя. Мы возьмем его — кто бы он ни был. Он расколется, где Таня.

А потом умрет. Чтобы не успел сказать слишком много.

Но никто не сказал, что Таня не умрет раньше. Вряд ли в подобных случаях шантажист не предусматривает засаду на месте встречи. Или что его отследят по телефону.

Глава четвертая

Глава четвертая.

Здесь когда-то был бедно-нищий квартал двухэтажных «авариек». Люди ждали их сноса и нового жилья. А потом всё как-то вовремя сгорело разом. И никто ничего не получил. Только проигранные суды.

Но и новостройки на этом месте почему-то не возвели. Пытались, котлован усердно рыли. Вон остатки крепкого забора вокруг него, вон сама полузатопленная ямина.

А новых домов не появилось. Всё бросили.

Будто кто-то проклял.

И к котловану не подойду, не надейтесь. Не настолько я все-таки конченая дура.

Я ждала кого угодно. И этого человека – тоже. Когда на «стрелку» в свет тусклых фонарей выступил Мишель.

Всплыл из вокзального сортира, чтоб ему.

То есть мне стало обидно – за Таню. Она же его любила. Настолько сильно. Так ему верила...

А еще я вполне допускаю, что Мишель знал Костю. Но вот что в этой комбинации еще и отчим – не верю. Даже если Костя был дорог им обоим. Месть можно осуществить быстрее и проще. Без задуривания головы сразу двум женщинам. И уж точно без законного брака.

Но неужели лощеный Мишель и впрямь сунулся на заброшенный пустырь один?

Хотя он ведь вообще ничего обо мне не знает, кроме того, что услышал от мамы и Тани.

Но для моей сестры я – та, что спаслась и спасла сестру. А для чертового отчима – та, что смогла ударить ножом живого человека. И при этом сохранила свободу.

А значит, со мной что-то сильно не так.

Вы даже не представляете, насколько правы, - те, кто так считает. Со мной капитально всё не так. Но это точно не ваше дело. Не скажу «собачье», потому что животных люблю. Больше, чем многих людей.

- Твой дядя знает, что ты творишь? - холодно уточнила я.

Его руки — на виду. Сунет в карман — я буду готова.

- Дядя? – откровенно ухмыльнулся Мишель. – Дядя мой всегда знает. Ты же не думаешь, что это всё – моя крутая комбинация, да?

Не думаю. Я уже вообще ничего не думаю. Мы точно в фильме «Я знаю, что вы сделали прошлым летом». Семейная дурацкая месть какая-то. У меня от такого логика буксует, но пусть с подобным разбираются тюремные психиатры. Просто маму теперь жаль вдвойне. Отчим мне не нравился никогда, но вот мама и Таня этих двух конченых подонков любили.

Но теперь я знаю, кого сдавать полиции.

И еще вопрос: а всё ли сейчас хорошо с мамой? Она ведет себя слишком неестественно. Может, ей давно уже что-то подсыпают или гипнотизируют?

- Где Таня?

- Где Таня? – передразнил моральный урод по имени Мишель. – Ох, Карина, и чего тебя вообще понесло это рыть? Всё же нормально было.

- Рыть? – Ни черта не понимаю. – Что – рыть? Когда? Смерть маньяка в парке? Арест Кости Воронова?

- Ах, ты об этом! – расхохотался он. – Круто получилось. Не думал, что ты действительно еще его помнишь. С твоим-то папой. С его-то былыми связями. Ну надо же. Купилась.

- Так Кости... с вами нет?

Сама не могу поверить, но мне стало легче. Слишком не хотелось, чтобы он меня ненавидел. И уж тем более, мстил невиновным – маме с Таней.

Кем бы я ни была. Что бы ни натворили мы с папой.

- Где моя сестра? Если дело не в Косте, тогда – в чём? Тебя и твоего дядю я даже не знаю.

- Да тебе-то и не нужно было нас знать. Вообще не нужно. При чём здесь вообще ты? Это тебе папочка внушил за эти три года, что ты – именно ты! – тоже какая-то особенная?

- Тоже?

Мне поплохело окончательно. Хоть я еще толком ничего и не поняла. Прости, Таня. У тебя тупая сестра.

- Ты бы радовалась. Тебе наконец-то никто не мешает быть кем-то. Не полным дном. Хотя бы в том, что ты действительно умеешь. Ну, например, ломать людям руки-ноги, как твой папочка. Тебя же должно обрадовать, что ты больше не в тени сестры. Вечно – вторая, да? Имя на титрах – всегда после сестры. Столько лет. Скажи, тебе сейчас легче? Теперь, когда твоя талантливая сестра тебе больше не мешает?

Что? Он и знает, и не знает, кто я. Знает не главное. Но самое для себя опасное.

И всё равно явился сюда.

- Не знаю, кому так дико завидовал ты, - прошипела я, - но это твоя история – не моя.

- Разве? – издевательски смеется Мишель.

И его чертовы руки — всё еще на виду. Да что он задумал? Я уже на прицеле снайпера? Откуда именно?

Здесь ближайший дом — в километре, не ближе. И между нами — забор с котлованом.

- Абсолютно. Где моя сестра?

- Ладно. Значит, ты была довольна быть никем рядом с сестрой. Это не поможет тебе ее найти. Таня – там, где место таким, как она. Особенным.

Почему-то я не чувствую облегчения. И если одну причину я знаю, то вторая... да тоже понятно! Если «место для особенных» определяет этот больной на всю гнилую башку тип, хорошего там ничего быть не может.

- И что же это за место? – пытаюсь расколоть его на «монолог злодея». – Давай, тебе же самому до уср...ки хочется поделиться планами? Ведь меня же живой вы не выпустите?

- Почему вдруг? Выпустим. Ты же в котлован сама не прыгнешь. А мне тебя не спихнуть. Кто тебе поверит, кроме психиатров? Ну еще, может, твоего папочки. Но он давно в отставке. А даже если бы и нет – ручонки всё равно коротки. И у него, и тем более – у тебя.

- Где Таня?

- Там, где место таким, как она, я же сказал. Видишь ли, твоим убогим умишком трудно такое понять, да? Или тебе на тренировках слух отбили?

- Правда? – ехидно ухмыляюсь я. – Я – будущий экономист, иду на красный диплом. А вот кто ты? Непризнанный художник от слова «худо»? Якобы способный? Вечный лентяй на дядиной шее с закосом под липовую творческую личность?

- Да что ты понимаешь?! – А он реально вызверился. Мишель что, правда считал себя хорошим живописцем? Это не просто топорное прикрытие? Не только способ влезть в доверие к бедной, наивной Тане? – У тебя лишь слабая тень таланта сестры. Ты – жесткая, ограниченная, сухая стерва!

Круто. Только вряд ли обо мне столь мило отзывалась Таня. Так с чьих слов меня так обозвал толком со мной не знакомый Мишель?

Глава пятая

Глава пятая.

Портал – прост, как пять копеек. Как стремительный лифт. Шаг вперед – и я уже на месте.

Что ж, паршивая новость: порталы и параллельные миры существуют. Если Таня всё же у какого-то извращенца, то он тоже обитает здесь. И у папы и правда руки коротки сюда достать.

У всех, кого я знаю, коротки.

Зато я сама - уже тут. «Эх, шарабан мой, американка, а я девчонка, я попаданка...»

Что-то точно вышло не так. Потому что я отчетливо слышала крик Мишеля. А еще – его же зверские ругательства. Мне вслед.

А потом – краткая вспышка в глазах. И я – посреди огромного леса. Явно дикого. И фиолетового такого. И мне уже заранее жутковато от состава атмосферы, где такое произрастает.

А еще веселее, что вот то, под чьей сенью я тут укрылась от местного солнца (радиоактивного наверняка!) – это гриб. Блин, это самый настоящий гриб. Только лилово-фиолетовый и ростом с корабельную сосну.

Бахромчатый такой, с широченной шляпкой. Именно сейчас нависшей надо мной. Закрывая от солнышка... не исключено, что радиоактивного. Вот высунусь из-под гриба — и сгорю нафиг.

Отлично. Сказала бы, что такие забористые глюки возникают от особой травы. Или от грибов.

Не, ну, их-то здесь точно употреблять внутрь нельзя. Но вот хоть убей, не припоминаю, чтобы это уже делала.

Огромный соблазн решить, что это Мишель, отмороженная сволочь, вырубил меня здесь. Незаметно так. И всё дальнейшее мне мерещится.

Вот только забористая ругань и его же яростный вопль ужаса в этом разубеждают. Не вписываются в стройную картину.

И что-то я тут не вижу никаких похищенных талантов. Если, конечно, они здесь не превращаются волшебным образом в местные грибы. И не осчастливливают собой всех подряд.

Похоже, я просто умудрилась сломать межмировой портал. Так-то неплохо. Я от Мишеля ушла, от отчима ушла... Я – вау, крута. А дальше-то что?

Что у меня с собой? Рюкзачок за плечами, короткая куртка. В рюкзачке — пластиковые поллитра воды, зажигалка, небольшой складной нож, пара авторучек, органайзер...

На ногах кроссы — хватит в лесу ненадолго. А куртяшка от дождя не спасет. Особенно от местного. Лучше не представлять, что может пролиться из этих серых облаков. Небо, правда, синее... но вот ощущение, что даже оно — ярче моего родного. Насыщеннее.

И мне вообще-то нужно попасть по месту назначения. За Таней. И не в грибной заповедник.

Там время для Тани уже на минуты идет. А я фиг знает где грибами-гигантами любуюсь, дождика страшусь. А его вроде как пока даже еще не намечается.

Лучше бы придумала, как залезть на самый высокий гриб и уже с него обозреть окрестности. Вон за ту фиолетово-лиловую бахрому бы уцепиться. Нет, лучше за эту...

Стоп. Погоди.

Это я себе. Причем, вовремя. И не потому, что грибы на ощупь кислотными могут оказаться.

Просто, размышляя о вечном и строя планы, я аккуратно так поднялась в воздух... метра на два. И по собственной команде сейчас замерла на месте. Паря над землей, разумеется.

Так, сейчас посмотрим, попаданка я или попадос. Или вообще пропадос. Потому что с везением у меня всегда было так себе. И если я вдруг начала ни с того, ни с сего произвольно левитировать, то крылья еще не выросли? Незаметно так? А еще точнее – не превращаюсь ли я прямо сейчас в насекомое? Тогда и размеры грибов – вполне логичны. И атмосфера тут вполне походящая для мутаций, даже не сомневаюсь.

А дальше я похолодела. Нет, себя я за спиной обозреть еще не успела. Зато мимо меня, небрежно порхая, пролетела ослепительно-яркая бабочка. Красивая такая. Расцветки махаона, только цвета еще ярче и насыщеннее. И... чуть мимоходом не сшибла меня могучим крылом – метра четыре в размахе. Небрежно так.

И спасибо, что не оса какая-нибудь. У них крылья жестче.

А стрекозы еще и хищные. Брр!

Да-да, всё верно, догадка подтверждается. Бабочка – крупнее меня. Ну, шире в крыльях – так уж точно.

Шарахнувшись за ствол гриба, я обрадовалась, что никаких таких же крыльев по бокам от меня не машет – сейчас бы их сломала. Ну и от шока шандарахнуться вниз тоже вполне могла бы. Не то чтобы слишком высоко, но мне сейчас любые травмы - смерть.

И не только для меня, что еще хуже.

Зверски вывернув шею (может, я теперь самка богомола?), никаких крыльев за спиной я не обнаружила вообще. Как и других признаков насекомой жизни. Ну, лишних там глаз, хитина, жала, слишком мягкого тела, лапок-усиков-антенн, ложноножек... стоп, это не у насекомых.

Все мои мышцы при мне. А то, может, князю Гвидону комаром и комфортно, а реальной мне – очень даже стремно от одной мысли.

Ладно, раз так...

Конечно, есть риск, что я упаду вниз в любой миг. Поэтому попробуем тренироваться постепенно – как в любом другом виде спорта.

Жаль, здесь всё же не видно деревьев – одни сплошные грибы. Уж за дерево-то я успела бы ухватиться в любой миг. И у него есть ветки, а не только бахрома! Они крепче.

Впрочем, может, я деревьев просто не вижу. Из-за грибов. Я же здесь размером с бабочку.

Вот одолею я этот гриб, запрыгну ему на широченную шляпку и гляну сверху... то есть всё равно снизу. Как где-то в недосягаемой вышине, у самой кромки небес...

Ничего я не увижу выше уровня стандартного гриба. Мой уровень — трава. Причем, даже не вся.

А как еще, если я тут в роли Кэрролловской Алисы? Вот только меня позабыли снабдить всевозможными: «Выпей меня» и «Съешь меня». Автор мне достался ленивый. Или беспредельщик. А может, он на триллерах специализируется.

Ладно, будем надеяться, бахрома тут устойчивая и не оборвется сразу же – под моей тяжестью.

Воздух... Я вообще сейчас не ощущаю, что чего-то вешу. Не прилагаю вообще никаких усилий. Это даже не то, что плыть по воде. Там на ней нужно еще держаться. Лапками шевелить. А тут просто скользишь – и всё.

У меня всё равно нет выбора. Ориентироваться в части сторон света по грибам вместо деревьев я не умею. Кроме того, таких на Земле уж точно не растет. Если, конечно, меня не закинуло в какой-нибудь мезозой. Или куда-то около. Увы, но подходящий учебник остался там же, где и нормальные бабочки с грибами.

Глава шестая

Глава шестая.

Деревца тоже рядом колыхаются. Реденькие, лиловенькие... без веток и листьев. Травушка-муравушка. Длинная такая, в три моих роста — не ниже.

И все-таки как же меня напрягает их расцветка.

Шум внизу и справа привлек мое внимание где-то чуть выше середины грибного ствола. Уже ближе к самой развесистой грибовской бахроме.

Спускаться не хочу, подниматься выше – пока не решаюсь. Так что айда – летим между стволами. Какая же я все-таки трусли... осторожная, оказывается. Папа бы одобрил.

И откуда тут взялся ветерок? Тот, что траводеревца колышет? Я, вроде, слишком низко теперь обитаю. Летаю.

Хотя мне нынешней мелкотравчатой любое легкое дуновение теперь лихим торнадо покажется.

Так и хочется или за стволы грибов по пути хвататься, или хотя бы за бахрому. Трава-то слишком тонкая и гибкая.

Эх, ну никакого авантюризма!

И мозгов. Вместо того, чтобы искать сестру, я лечу на непонятные подозрительные звуки - в местном подозрительном мире.

С другой стороны, у меня никаких других планов и зацепок. Лучше уж левый шум, чем ничего.

Без ориентировки я могу здесь тупо блуждать сутками. Понятия не имея, можно ли мне тут что-то есть или пить. И где вообще ближайшая вода — хоть ядовитая, хоть нет.

Папа убил бы меня за такие рейды - без снаряги, припаса, с одной бутылкой воды...

- Варь, какая же ты крутая! – в совсем юном голосе парня – искреннее восхищение.

То, что здесь говорят по-русски, не значит вообще ничего. Я же башкой могла нехило шандарахнуться. Мне тут любой диалект после этого русским покажется. Нелогично? Не больше, чем левитация в корабельно-грибном лесу. С риском врезаться в четырехметровую бабочку. Или заблудиться в лиловой травке.

Но вот что кого-то зовут Варей – уже говорит о многом. Специфическое же имя. А уж тем более – его сокращение. Так что здесь забыли мои соотечественники? Да еще и настолько юные? Это и есть обещанные Мишелем таланты? Тогда мне точно туда! Таня, держись, я уже иду! Твоя бестолковая старшая сестра уже рядом.

Увидела я их еще издали. Четверо – два парня и две девчонки. Точно наши — в сплошной джинсе. Уже изрядно потертой.

Возраст я на слух угадала. Девушки на вид чуть младше, пацаны – чуть старше, но и те, и другие – сопливая мелочь. От четырнадцати до шестнадцати примерно.

Правда, играют они во что-то слишком взрослое. Очертили на земле чем-то острым круг – он уже слегка покоцан и дымится. А внутри встали сами – плечом к плечу. Квадратом.

Ну что ж. Не одной же мне тут магичить. Должны же быть и другие, кому местное мироздание подарило новые возможности.

И новые проблемы, судя по пикирующим на ребят...

Осы! Накаркала. Черт подери, это осы. И, в отличие от миролюбивых бабочек, эти кусачие заразы – уже без вариантов крупнее меня. И ребят, ясен пень, тоже.

Русоволосая девчонка вскинула руку, выкрикивая что-то... не слишком мне понятное. Судя по именам – древнескандинавское.

Сразу две осы взжужжали особенно яростно и рухнули у дымной кромки круга. Лапки обеих судорожно дернулись. И обе затихли.

Интересно, если жала повыдергивать, у меня будет два удобных дротика? Еще и ядком смазанных?

И тут я сама чуть не заорала. Потому что защитный круг от осиной агонии подтерся еще в паре-тройке точек. А уж задымился, будто туда ведро кислоты щедро плеснули.

А до этого туда уже явно неловко наступали или еще что. Падали, например. Или еще кого-то роняли.

А теперь именно там воздух замерцал. По закону подлости — прямо возле ребят. И из портала материализовался... Мишель, чтоб ему. Встрепанный и в мятых шмотках. И в руках у него... какой-то шар.

Что? Держи его!

Долететь вовремя я не успела. Мишель даже тут умудрился напакостить по полной.

Даже если не нарочно — в кои-то веки.

Он просто шлепнулся прямо на линию круга. И просто стер ее к чертям собачьим — начисто. По всей общей линии задницы и локтей. Широко так расставленных.

Но еще хуже, что в падении сбил с ног ближайшего парня. И тот вылетел из круга на метр, не меньше.

А чертов Мишель... просто испарился снова. Вместе со всем, что знает о Тане.

Зато разъяренные осы в первый миг ошалели от счастья, а потом всем роем рванули вперед, на прорыв. На жертву – теперь уже точно жертву.

Второй парень и девчонка — оба ярко-рыжие - спешно пытаются втянуть друга обратно внутрь. Будто круг еще действует. Хотя никто уже не успел очертить его изнутри снова. Вторая девчонка лишь резко вскинула руки, собираясь... что?

Но, может, работают еще не стертые линии?

И я кинулась вперед. А еще быстрее – пылающий черный шар с моей правой руки.

Я даже не успела подумать. Просто я всегда поступала именно так. Все последние три года. На автомате. Нужно драться — дерись.

И неважно, что без черно-огненных шаров.

Что угодно может стать оружием. В том числе, я сама.

Вы когда-нибудь чувствовали ядреную вонь горелых ос? Ну да – кто ж их станет сжигать пачками? Да и размеры у них обычно раз в триста меньше. Это здесь они разожрались хлеще местных бабочек.

Ладно, раз героическую меня заметили, пора снижаться. Принимать благодарность. Ну или овации.

Все четверо юных героев напряглись, попытались вновь сомкнуть строй. Слабовато. Один из них даже еще не дополз до остальных.

- Свои, - отмахнула я, плавно приземляясь шагах в двух. – Я так понимаю, вы с Земли и русские?

- Ну, - кивнул рыжий парень, оставшийся на ногах, подавая руку помощи товарищу. – Самовар-калоши-балалайка-белый-мишка.

- Добавили бы водку, да нам еще нельзя пить, - вздохнул как раз успевший выпрямиться белобрысый второй пацан. - И здесь всё равно нечего.

Будто все прочие составляющие национального облика просто за кустом спрятались. За фиолетовыми грибами.

Девчонки покосились куда более хмуро, но промолчали.

- Спасибо, кстати, - первым проявил благодарность рыжий. – Ты из этой Академии?

Загрузка...