Кармела.
Джорджио Сальери сжал холодеющие руки жены.
- Лусия, ты не можешь так поступить со мной... - пробормотал он.
Молодая женщина с трудом открыла глаза.
- Обещай, что позаботишься о нашей дочери, Джо... Не дай ей погибнуть...
Лусия Сальери знала, о чем просит. Дети в делах семейств всегда были козырной картой, тем более, в период обострения отношений. Сейчас был именно такой период. Люди Гольвани наступали на пятки. Даже находиться в роддоме было опасно, но Джорджио Сальери не мог оставить жену в такой момент. Эту женщину он любил по-настоящему. О его безумной страсти к ней ходили легенды.
- Скажи, пусть мне покажут малютку... - попросила Лусия слабеющим голосом.
Сальери махнул рукой, не повернув головы, не сводя глаз с любимого лица. Гораций Моретти бесшумно удалился. Через несколько секунд появилась медсестра со свертком. Сальери едва взглянул на малышку, Лусия же не могла насмотреться на нее. Для нее она была самым прекрасным созданием.
- Сбереги ее, Джо... - прошептала она, и слезы горечи хлынули из ее прекрасных глаз.
Даже сейчас она могла потягаться своей красотой с Мадонной.
- Я обещаю, с ней ничего не случится, любимая, - он повернул голову, Гораций наклонился и внимательно выслушал указания дона, чуть побледнев, он вышел из палаты.
Весь этаж был оцеплен людьми Сальери, однако его люди не мешали персоналу работать.
Через несколько минут Гораций вернулся и склонился к уху дона. Тот выслушал, молча кивнул, и Гораций вышел с ребенком на руках.
- Нет, - пробормотала Лусия, - пусть она будет здесь, со мной, я хочу быть уверенной, что все это не зря... Я хочу ее видеть...
- Хорошо, любимая, не волнуйся... - Джорджио ненавидел Гольвани за то, что даже в этот, самый печальный момент его жизни, он не мог полностью отдаться скорби.
Он словно раздвоился. Первое "Я" было здесь и поддерживало жену в последние минуты жизни, второе - чутко улавливало все, происходящее в коридоре клиники и на улице, реагируя на каждый звук тормозов или чуть повышенный голос. Он был подобран, как леопард перед смертельным броском.
Вернулся Гораций с младенцем и положил его рядом с Лусией. Та вновь посмотрела на крохотное личико с невероятной любовью и грустью. Вскоре глаза ее закрылись, дон Сальери сидел оглушенный, отказываясь поверить в происходящее. Гораций безмолвно стоял у двери. Личико девочки сморщилось, и она недовольно закряхтела.
- Она ничего не заметила... - глухим, охрипшим, голосом сказал Сальери, - убери ее с глаз моих, я хочу побыть с Лусией один, - дон опустил голову и прижал к глазам холодные руки жены.
Гораций послушно вынес ребенка и поручил его заботам медсестры. Подошел Марчело.
- Гор, надо сматываться отсюда, Антонио засек машину людей Гольвани.
- Сейчас уйдем, собери пока всех, - Марчело исчез, Гораций осторожно вошел в палату, - люди Гольвани на подходе, Джо.
Сальери последний раз поцеловал жену и вышел из палаты, не говоря ни слова.
- Что делать с ребенком, Джо? - обеспокоено спросил Гораций.
Сальери раздумывал несколько секунд.
- Пусть Марчело отвезет ее в особняк и носа оттуда не высовывает. Да, и пусть захватит кого-нибудь из сестер. Поехали...
Сейчас…
Гораций Моретти вышел из машины и медленно направился к парадному. На втором этаже в окне мелькнуло бледное лицо. Гораций тяжело вздохнул и позвонил, дверь открыли моментально.
- Доброе утро, сеньор Моретти.
- Доброе утро, Бернардо.
- Хозяин ждет вас в кабинете.
- Хорошо, - Гораций направился к лестнице.
Это был старинный дом. Построенный еще в прошлом веке, он не утратил своей величавости и изящества.
Огромный холл, великолепная лестница, выполненная так, словно она висела в воздухе. На стене огромный портрет Лусии Сальери. Гораций на секунду задержался возле него и, вздохнув, стал подниматься дальше. В свои пятьдесят он был в отличной форме, подтянут, сухощав. Он мог преодолеть эту лестницу в два прыжка, но предстоящий разговор удерживал его от этого.
В коридоре второго этажа мелькнула тонкая фигурка.
- Гораций...
Кармела Сальери. Моретти обнял крестницу.
- Как ты?
- Нормально, - вяло ответила она, но в глазах была надежда.
- Я поговорю с твоим отцом и зайду к тебе, хорошо?
Она кивнула и бесшумно исчезла в своей комнате.
За шестнадцать лет своей жизни, она в совершенстве овладела искусством быть незаметной.
Гораций переложил папку в другую руку и решительно направился в кабинет дона.
- Как Кармела, дон?
Джорджио Сальери пожал плечами. Гораций пристально смотрел на него.
- Надо что-то делать с охраной, Джо. Третье похищение, скоро это начнет вызывать подозрение, - Гораций стоял возле окна, сунув руки в карманы брюк.
Джорджио поднялся из своего кресла и встал рядом с ним.
- За ней везде неотступно следует Лучиано, никто в здравом уме не приблизится к нему на расстояние пяти метров.
- Но ведь приблизились. Марено и Гольвани одним Лучиано не остановить. Сколько ты можешь играть жизнью девочки?
Джорджио внимательно посмотрел на друга.
- Сказать тебе честно?
Гораций кивнул.
- Я мечтал, чтобы в этот раз все закончилось.
- Дева Мария! Ты соображаешь, что говоришь?
Сальери молча смотрел на улицу. Там открывался вид на великолепный сад.
- Ты ведь даже не пытаешься сделать ее счастливой, - тихо сказал Гораций.
Джорджио молчал. Наконец, он сказал.
- Я усилю охрану. Только чтобы отвести подозрения, чтобы они не начали искать в другом месте.
Гораций ничего не сказал. Он задумчиво смотрел на сад. Шестнадцать лет назад их только созданная семья боролась за свое место среди пяти семейств. Сегодня они стали крупной, разветвленной организацией, владеющей промышленными комплексами, курортами и спортивным клубом. Джорджио Сальери создал их империю с его скромной помощью. Козырем в этой игре, вернее, в этой битве была Кармела.
Первый раз ее похитили в пять лет. Целью было заставить Джорджио отказаться от притязаний на курорт во Флориде. Сальери хладнокровно вычислил, кто ее похитил, где ее содержат, и вернул девочку домой целой и невредимой, безжалостно разгромив небольшой отряд Гольвани. После этого Гораций получил приказ о создании Лаборатории, так он это назвал, и, не скупясь, нашпиговал ее самой последней электроникой, получив доступ к полицейским файлам, а, так же, имея возможность взламывать компьютерные сети интересующих его компаний.
В десять лет Кармела выслушала сухой инструктаж, как себя вести в случае похищения. Служба безопасности бесстрастно обучила ее условным паролям и жестам, с помощью которых она могла бы предупреждать родных, где она находится, сколько человек ее охраняет и так далее. И вскоре это все ей пригодилось.
В двенадцать лет ее похитили во второй раз. На этот раз Джорджио проявил к операции лишь формальный интерес. Девочка вернулась домой испуганная и растерянная. Гораций помнил, как она бросилась к Сальери, и как тот холодно коснулся ее щеки и тут же отстранил ее от себя, позвав няню Констанс.
Тщетно Гораций пытался все эти годы убедить дона быть мягче с девочкой. Она ощущала на себе его неприязнь с первого дня своей жизни. Когда она впервые доковыляла до него на своих еще неуверенных ножках, с радостной улыбкой протянув к нему руки, он почти злобно позвал Констанс и велел убрать ребенка. С тех пор ее приютом была теплая кухня или комната няни на мансарде. Ее собственная комната была мрачной и неуютной и вселяла Кармеле ужас.
Всю свою сознательную жизнь она мучилась вопросом: почему отец не любит ее?
Однажды она решилась спросить об этом няню. Та в ужасе перекрестилась и сказала, что не слышала еще большей глупости. Что мужчины не могут любить своих дочерей иначе, что он очень любил ее мать, а она плод этой любви, повторение своей матери, и дон не может не любить ее!
Кармела долго размышляла над словами няни, и сама ответила себе на свой вопрос: отец считает ее виновной в смерти матери, женщины, которую он любил. Он считает ее убийцей. Осознав эту простую истину, она чуть не задохнулась от этой мысли. Несколько месяцев она возвращалась к ней снова и снова, пока чувство боли не притупилось. Но появилось чувство вины перед отцом. Она лишила его в жизни всего. За чувством вины пришли обида и горечь. И, что самое страшное - зависть. Зависть к девочкам, чьи отцы приезжали на школьные праздники и с гордостью смотрели на своих дочерей. Пусть даже те не блистали талантом на сцене, они получали от отцов самые щедрые аплодисменты и восторженные похвалы и комплименты. А эти дни рождения, когда папы устраивали своим принцессам настоящие праздничные представления!
Кармела с тоской вспоминала свои сиротливые праздники и ощущала внутри себя тупую боль. Отец уезжал из дома на все ее дни рождения. Его ни разу не было за ее праздничным столом. Был слишком веселый Гораций, была няня Констанс, с припухшими от слез глазами, но папы не было. Кармела приглашала столько детей, сколько могла, и сидела во главе длинного стола бесконечно одинокая и печальная...
Моретти снова посмотрел на дона.
- Я не хотел тебе говорить, но Кармела меня уже расспрашивала, - дон стоял, не шелохнувшись, - она хотела знать все подробности того дня, когда она родилась. Ты ведешь себя неосмотрительно, Джо.
- Я все понял, Гор... Что у нас с танкерами?
Гораций Моретти приступил к ежедневному отчету.
Выйдя от Сальери, он направился к комнате Кармелы. Дверь распахнулась раньше, чем он остановился.
- Дядя! – тонкая бледная фигурка метнулась к нему навстречу.
- Тихо, тихо... Давай войдем, - он сел на неудобный диван ("Надо будет сменить ей эту чертову мебель", - мелькнуло у него в голове), Кармела, не выпуская его рук, устроилась рядом, - ну, как ты?
Девушка молчала несколько секунд, потом рот ее дернулся.
- Он так и не зашел ко мне.
- Он такой человек, ты должна уже привыкнуть.
- Не могу, - она покачала головой и посмотрела крестному в глаза, - он не смотрит на меня и не разговаривает, словно я не его дочь, - она подыскивала слово, - а бродяжка с улицы… Попрошайка... - она повернулась и посмотрела Горацию в глаза, - он говорил с тобой обо мне?
- Он сказал, что усилит охрану.
Девушка грустно улыбнулась.
- Ясно.
Гораций сидел рядом с ней, ощущая ее дрожь, сжимая ее, ледяные от пережитого шока, руки и не знал, что ей сказать. Тысяча фраз вертелось в голове, но все они звучали бы глупо и фальшиво.
" Тебе было страшно"? Конечно, ей было страшно! Четверо мужиков держали ее в каком-то борделе больше суток, там что угодно могло случиться! Он даже думать об этом не мог и не хотел… Это были самые страшные четверо суток в его жизни…
Что он мог ей сказать?
- Ты уже немного пришла в себя? - тоже глупо, но наиболее приемлемо.
- Да... Да... Только, почему-то, я все время мерзну. Это нервное, да?
- Скорей всего... Ты голодная? Я еще не завтракал, составишь компанию?
Она неуверенно пожала плечами.
- Пойдем?
Кармела представила себе длинный обеденный стол, мрачную фигуру отца и холодок пробежал по ее спине.
- Нет, я попрошу, что бы мне принесли сюда.
- Я зову тебя на кухню, к Терезе. Там уже тепло от печей и, наверное, полно свежего кофе, как ты думаешь? Пойдем, устроим ей сюрприз!
Они, шушукаясь, вышли из комнаты и пробрались на кухню.
Там Тереза встретила их добродушным ворчанием и теплыми булочками.
- Садитесь, садитесь, вот так. Здесь масло, джем, варенье... Ешь, золотко...
Кармела неуверенно улыбалась и кивала в ответ. Неуверенность. Это стало главной чертой ее характера.
Гораций щедро намазал булочку маслом и джемом и с аппетитом принялся за еду, глядя на него, она тоже потянулась за булочкой.
- Да, хотел тебе сказать, сегодня Оскар приезжает, - Гораций подлил себе кофе и добавил сливок - он не любил черный кофе.
- Надолго? - вежливо спросила Кармела, ей не хотелось разговаривать, но она не хотела обидеть Горация и, поэтому, поддерживала разговор.
- Насколько я знаю, насовсем. Твой старик берет его в дело.
- Понятно, - кивнула девушка.
- Я знаю, что подарю тебе на день рождения, - так же оживленно продолжал разговаривать Гораций, - сказать?
- Скажи, - сдалась Кармела и улыбнулась, улыбка у нее была очень взрослой.
- Мы купим тебе новую мебель.
Девушка не поверила своим ушам.
- Правда?
- Правда. Ты выберешь то, что ты сама хочешь, а я оплачу и перевезу.
- А куда мы денем старую?
- Мало в городе свалок? Найдем куда.
- А папа? - улыбка сошла с ее лица.
" Выбросим вместе с мебелью", - сердито подумал он, но вслух сказал другое.
- Папу я беру на себя. Я ведь тебе тоже отец, хоть и крестный.
После завтрака Кармел встала.
- Теперь у меня, пожалуй, получится поспать. Спасибо, Гораций. Тереза, все было очень вкусно, - она прижалась к теплой щеке кухарки и побрела к себе.
Гораций устало закурил.