Кармела

Пролог

В доме клана

- Девчонку не убивать, на ней и синяка быть не должно. В их коттедже слегка подправьте интерьер. Слегка, Матео. Так, чтобы ваш визит был достаточно заметен, но не более. Нам нужно всего лишь припугнуть драгоценного сеньора Агирре.

Капореджиме Рафаэль восседает за тёмным дубовым столом в кабинете падре, повидавшим немало крови, отпечатки которой хранятся на нём как бы в напоминание о послушании и дисциплине в клане, нарушение которых грозит появлением новых бордовых брызг.

Перед ним в ряд стоят несколько молодых мужчин, уже перешедших порог совершеннолетия, но ещё слишком юных в сравнении с остальными членами семьи. Возглавляет их здоровяк Матео, а следующими идут мрачный Даниэль и новый член банды, совсем молоденький, только-только встретивший своё восемнадцатилетие тирадор, для которого это - первое ответственное задание, которое определит его судьбу. Решающее, останется ли он в клане, или же кончит своё существование здесь.

В их семью тяжело попасть, в отличие от других кланов. Здесь недостаточно соблюсти какую-то дурацкую традицию, вроде первого убийства, грабежа, или отрезания пальца. Нет, нужно доказать, что ты достоин. Падре – Нино – всегда славился своей запредельной жестокостью и требовательностью, о нём ходят разные легенды далеко за пределами Испании. Каждого члена в семью он отбирает и принимает лично, а обычный солдат может увидеть его только два раза - во время вступления в клан, и за секунду до смерти. Именно благодаря этому в их клане всегда полный порядок, ведь из-за неопытных юнцов может порушиться вся отстроенная система.

- Капо, а что такого сделал этот Агирре? – тихо спрашивает новичок.

Рафаэль хрипло рассмеялся, затем каркающе закашливаясь.

- Юнге, мой друг, - начинает снисходительно он, в мгновение ока переходя на грубый тон, - Кто был твоим тренером? Неужели тебя не научили, что нужно держать язык за зубами и не расспрашивать меня о деталях дела, если я сам не изволю вам это рассказать?

Даниэль усмехнулся, глядя на враз сникшего бедолагу. Он вырос в клане. Здесь проходили его детство и юность, он знал правила на зубок и видел, что происходило с теми, кто их нарушал. Новичок прокололся, ещё даже не начав задание, навряд ли он далеко пойдёт.

- Девчонку привезти в поместье, ночь пусть переждёт там, к утру сойдёт с ума от страха, и папочке позвонит достаточно правдоподобно, чтобы тот долго не думал. Ни поить, ни кормить её, глаза не открывать. А утром я приеду сам. – капо расплывается в широкой предвкушающей улыбке.

Даниэль, напротив, мрачен. Он задумчиво молчит, изучая капо и перекручивая в мыслях фамилию "Агирре". Она кажется очень знакомой, он точно слышал её раньше. Но вспомнить, когда и при каких обстоятельствах, не получалось. Услышав о задании выкрасть какую-то дочурку одного влиятельного человека, он разозлился. Какого чёрта ему опять досталась чернуха? Но быстро успокоился, поняв, что для клана это, похоже, очень важно. Похоже, в этот раз задание действительно серьёзное, если капо взялся курировать его лично, а не передал это подчинённым. Это придало хотя бы каплю радости, в последнее время ему либо давали маловажные дела - в основном разборки с должниками, самое лёгкое и нелюбимое для него, - либо не давали вообще ничего. И он мог бы подойти с вопросами к падре, ведь тот когда-то заменил ему отца, Даниэль рос в клане, но он не решался. В последнее время падре ещё реже, чем обычно, можно было застать в хорошем расположении духа, и если раньше, когда Дан был совсем маленьким, тот, по-отцовски, многое спускал ему, то сейчас к парню предъявлялись особо строгие требования.

Собрались они быстро и налегке. Прихватив всего пару автоматов и наручники. Что могла сделать против них какая-то слабая девка? Матео, на правах старшего сабио, раздал указания, и сам сел за руль сантаны – внедорожника, на котором они чаще всего выезжали на задания малым составом.

Он повернулся к остальным и растянул губы в широкой ухмылке, спросив привычное: - Ну что, повеселимся?

А затем резко вдавил педаль газа, разгоняясь до сотки за считанные секунды.

Глава 1

С трудом разлепив глаза, я сразу натыкаюсь на полную темноту, такую, что на мгновение чудится, будто я осталась совсем без глаз. Сердце заходится в панике, мгновенно заколотившись в два раза быстрее, а в голову стреляет выброс адреналина, из-за чего становится невыносимо жарко, словно температура тела поднялась до сорока градусов, и я нахожусь в лихорадочном состоянии.

Ощущение чего-то инородного на лице на миг успокаивает. Я не ослепла! На глазах оказывается всего лишь очень плотная маска.

Пытаюсь сесть, но чьи-то грубые большие руки, с силой надавив на плечи, впечатывают меня обратно. Становится ещё страшнее. Я даже не способна выдавить из себя хоть слово. Попытавшись заговорить с тем, кто удерживает меня, вместо голоса вырывается лишь жалкий хрип. Горло засаднило, а по коже, в местах прикосновения мозолистых ладоней, побежали мурашки.

Моментально я оказываюсь охвачена огнём паники, совершенно дезориентированная в пространстве, без малейшего понимания, что происходит вокруг.

Снова пытаюсь хотя бы привстать, но опять, те же самые руки, возвращают меня на место. Ладони грубые и жесткие, их касание я точно запомню надолго. Если выживу. Когда ты лишён едва ли не самого главного – зрения – обостряются все органы чувств, особенно тактильные.

Впрочем, есть и хороший момент. Прикосновение вернуло воспоминания последнего вечера. И тогда я всё вспомнила.

Начинает укачивать. Мы едем по хорошей дороге, значит, не за городом. Но всё равно, я ощущаю каждую веточку, попавшую под колёса, или резкое торможение, которое отдаёт мне в спину. Едем в полной тишине. Со мной ни разу не заговаривают, а между собой даже не шепчутся, видимо, тщательно скрываясь и не подставляясь лишний раз. Ведь я их запомню.

Я не знаю, сколько мы уже едем, не знаю, кто эти люди, и что им от меня нужно. Но знаю, что убивать меня не собираются, иначе сделали бы это раньше.

Но ощущение неизвестности волнует ещё больше. Уж лучше бы убили сразу.

***

В этот день стоял, как обычно, нестерпимый зной. Хотя уже давно перевалило за полудень и время близилось к позднему вечеру, солнце ещё не торопилось покидать горизонт, от раскалённого асфальта жарило, как в аду, а застойный воздух не спешил разбавить это дьявольское пекло хотя бы лёгким ветерком. Валенсия находилась на пороге самого жаркого месяца – августа, хотя я практически умирала от духоты круглогодично. Ведь здесь не бывает холодно. Исторически сложилось, что практически все валенсийцы полностью адаптированы к такой погоде и легко переносят её, это наша обыденность, а человек всегда подстраивается под среду обитания и мимикрирует. Но это совсем не мой случай. Поэтому в комфортные +20 многие кутались в куртки, сетуя на "холод", а я наслаждалась и с удовольствием ходила в лёгкой одежде. Я всегда поражалась, как люди выносят эту адскую жару. Прожив здесь семнадцать лет, так и не смогла привыкнуть к этому климату, хотя во мне течёт исключительно южная кровь.

Но, справедливости ради, я и сама была как пожар - всегда горячая, знойная, и такая же взрывная, папа говорил – вся в мать. Может, поэтому, не выносила высокие температуры, хотя огонь с огнём обычно дружат.

Поскольку сегодня был один из самых жарких вечеров в этом месяце, я, спасаясь от теплового удара, раскрыла все стеклянные двери в нашем коттедже, а сама лежала под вентилятором, который я поставила на максимальную мощность и направила прямо на себя, на огромном диване.

Вентилятор мало помогал, но папа был слишком закоренелым старовером и отрицал всё современное. Он считает, лучше умирать от жары, чем поставить в доме кондиционеры. Денег у нас было немерено, настолько, что мы могли снабдить хоть всю Испанию кондиционерами. Но не свой дом.

Я лежала пластом, в домашней пижаме – топе и коротких шортах, раскорячившись звёздочкой: свободно раскинув ноги и руки по всей площади дивана. Если бы так меня увидел драгоценный папа, он бы непременно отругал меня в своей обычной манере: побагровев до цвета подкопчённой свиньи, громко и до ужаса визгливо – он делал это так часто, что я запросто могла уже слово в слово повторить его нравоучения, и даже мой попугай Вельзевул перенял эту его привычку, научившись верещать также правдоподобно, и часто кошмарил, внезапно взвизгивая как папочка.

Папа обязательно сказал бы, сведя густые брови к переносице и грузно нависнув надо мной: «Кармела, ты опять открыла все двери и позволяешь себе лежать в таком виде! Сколько можно тебе говорить…» и прочие нравоучения. Как будто я совершила что-то ужасное или порочащее его честь. Но я была примерной дочерью. Хотя бы в глазах общественности. Именно такой, как принято в наших кругах.

Почему-то, именно за открытые окна и двери в доме папа ругал меня больше всего. Хотя мы проживали в одном из самых элитных и благоприятных кварталов Валенсии – Эль-Пла-дель-Реаль, к тому же, весь участок был утыкан сигнальной системой, коттедж ограждён от улицы высоким бетонным забором, а въезд на территорию контролировался лично отцом. Без письменного разрешения к нам не могла заехать даже моя подруга. В нашем районе такие ограждения были не приняты, но папа всегда стоял на своём до последнего. Как ребёнок, для которого не существует слова «нет».

Поэтому, как только я оставалась одна, я могла наконец расслабиться и делать, что хочу, зная, что за мной никто не следит хотя бы сейчас. Конечно, у нас в доме стояли камеры. Почти по всем углам, от них было не ускользнуть. Но я придумала как обходить отца, немного пошаманив так, чтобы картинка зависала в нужный мне момент. Также было и с выездом с территории, я знала, как обходить этот контроль. Это было ложью во благо, так мне хотелось думать. Папа пытался подавить меня постоянным надзором, и жутко злился и обижался, сразу убегая за утешением к своей новой жене - моей мачехе - если этого не получалось.

Как раз сейчас они ехали в театр, на очередную постановку балета «Дон Кихот», и целый вечер я могла быть предоставлена сама себе.

Глава 2

Долго бодрствовать мне, впрочем, не дали, прижав к лицу какую-то мокрую тряпочку.

Я смотрела слишком много криминальных фильмов, конечно, в тайне от папочки, и в них именно так похищали людей - раз, и ты в отрубе. И я была бы полной дурой, если бы позволила провернуть с собой то же самое, поэтому, задержав дыхание, для вида повертев головой и посопротивлявшись, я всё же обмякла на сидении.

- Не девка, а тигрица какая-то. - прошипел, наконец нарушая тишину, кто-то из троих.

По голосу я могла лишь предположить, что именно этот тип первым испытал мои острые зубки на своей руке, и еле удержалась от злорадной ухмылки.

- Нехрен было возиться с ней, тирадор. - громоподобно припечатал голос совсем рядом со мной.

Дрогнув и едва не выдав своё бодрствование, я напряглась всем телом. Это был тот, который угрожал мне пистолетом. Похоже, главарь. И это ему принадлежали грубые руки, мешающие мне встать, а ещё, я поняла только сейчас - мои ноги лежали на его бёдрах, а между нашей кожей лишь тонкая ткань его брюк. Стало обжигающе горячо, как будто кипятком обдало. До этого у меня не было физических контактов с мужчинами, только если с отцом. Но это... совсем другое. А отсутствие зрительного контроля прибавляло остроты всей ситуации. Надеюсь, в темноте не видно, насколько я покраснела.

Нет, Кармела, это не то, что должно заботить тебя сейчас! Ох, совсем не то...

- Можно мне снять маску? - помолчав, капризно протянул тот же голос, обладателя которого назвали тирадором.

- Если хочешь сдохнуть - попробуй. - выдохнул сквозь зубы мой сосед.

Видимо, тот начинал знатно его злить.

- Не пугай мальчонку, Малыш. Вспомни себя таким же неопытным юнцом. - к ним прибавился третий голос, в котором я узнала водителя.

- Ты слишком добр к ним, Медведь. - в тон ему усмехнулся мой похититель.

Как странно они обращаются друг к другу... Это какие-то бандитские клички?

- А девка ничего так. - подметил вновь заговоривший после небольшой паузы противный водитель.

Из всей тройки он показался мне самым мерзким, начиная с пустого животного взгляда, и заканчивая его сальными речами.

- Надеюсь, падре оставит её нам порезвиться.

Его омерзительную ухмылку, кажется, можно увидеть даже с завязанными глазами, она прекрасно читается по его интонации голоса.

- Я даже жалею, что за рулём, а не на заднем сиденье с этой крошкой... Малыш, может поменяемся? - он всё никак не унимается, а меня начинает потрясывать.

Кажется, у меня начинаются рвотные позывы. В голове промелькнули картинки, ЧТО он может со мной сделать. Что все трое могут со мной сделать! Нет! Я лучше сдохну, чем эти животные коснутся меня!

И кто такой этот падре? Святой отец? Но как он с ними связан? Я знаю только одного падре - нашего священника Луиса Гарсиа Рико в церкви Сан-Николас, в которую раньше меня каждую неделю исправно водил отец. Сейчас он был слишком занят для этого, но мы всё равно посещали её хотя бы раз в месяц и исповедовались святому отцу.

Как много вопросов и ни одного ответа, а также ни малейшего понимания, что делать дальше. Уж лучше бы они просто убили меня!

Пока в моей голове крутятся судорожные мысли и догадки, разговор похитителей меж тем продолжился.

- Я думал, тебя интересуют ровесницы, а не маленькие девочки. - с ленцой в голосе откликнулся второй рядом со мной.

Мне, вообще-то, скоро восемнадцать!

- Не такая уж она маленькая, - хмыкнул водитель. - К тому же, очень даже горячая.

Козёл.

- Но явно неопытная. - продолжил мой сосед.

Это что, так плохо??

- Тем интереснее... У меня ещё не было девственниц. - могу поклясться, это животное облизнулось.

Господи Боже, меня сейчас вывернет, какой же он тошнотворный! Сейчас я разрывалась между дичайшим страхом и каким-то странным возбуждением, словно предвкушая - что же будет дальше. Похоже, я ненормальная.

Сосед промолчал на высказывание козла. Мои ноги всё ещё остаются лежать на его бёдрах, и иногда он, словно забываясь, начинает поглаживать их, почти незаметно, лишь подушечками пальцев, слегка щекоча, от чего у меня рефлекторно бегут мурашки по всему телу, а мышцы начинают сокращаться.

Помня о том, как едва не прокололась, я попыталась максимально расслабиться, и когда мы наконец остановились, а тот, небрежно сбросив мои ноги с себя, начал отнюдь неаккуратно вытаскивать из машины моё тело, не дрогнула ни единым мускулом, безвольным грузом обвисая в его руках.

- Неси её в спальню, - распорядился водитель. - Прикуёшь наручниками, глаза не открывай. Проснётся - будет орать, плакать - не отвечай. Пусть девка будет горяченькой к утру.

В голове тут же созрел план. На моей стороне эффект неожиданности. Ждать утра я точно не собиралась. Сомневаюсь, что мне принесут завтрак в постель и чем-то обрадуют. Тем более эти дуболомы навряд ли ждут чего-то от маленькой хрупкой девушки, раз меня понесёт всего один похититель, пока двое других остаются на улице.

В машине всю дорогу было невыносимо душно, возможно, так было из-за страха. При малейшем стрессе я начинала потеть словно свинья. Поэтому, когда меня выволокли на свежий воздух, я сразу вся покрылась мурашками. Ветер прошёлся по телу, он тёплый, как и всегда, но для меня кажется обжигающе холодным. Я с трудом остановила себя, чтобы не свернуться в комочек, прячась от него, прямо на руках похитителя.

Наконец он занёс меня в помещение. Идёт так стремительно, словно в руках у него максимум тарелка супа, а не моё несчастное тело.

Мы поднялись по ступенькам. Лежать неподвижно, притворяясь без сознания, становится всё тяжелее - от его рук слишком больно суставам под коленками и спине, а напрячь тело, чтобы облегчить боль, я не могу, ведь сразу выдам, что нахожусь в сознании.

Остановились. По звуку открывающейся двери понимаю - мы пришли, и это последний шанс попробовать выбраться.

Дождавшись, когда он занесёт меня, я отталкиваюсь от него связанными руками, и кулем падаю прямо на бетонный пол, тут же через боль откатываясь в сторону. В глазах темнеет, спину пронзает острая резь, но я не обращаю на это внимание, быстро вскакивая на ноги, наконец срывая маску с глаз и пытаясь сфокусировать взгляд на мужчине. Это оказывается самым сложным. Я едва ли могу стоять на ногах, а зрение возвращается медленно. Коротко мазнув взглядом по обстановке вокруг, я едва не взвизгиваю от ужаса. Стены из голого, местами как будто чем-то пробитого кирпича, бетонный пол, железная дверь и, надеюсь, моему воспалённому сознанию это только показалось - бордовые капли на ржаво-рыжих стенах, напоминающие брызги крови. Это место больше походит на пыточную, а не "спальню", как его ласково обозвал водитель.

Глава 3

Месяц спустя

Слегка опускаю голову, словно рассматривая что-то на полу, и прикрываю рот рукой, смачно зевая. Но это всё равно не ускользает от орлиного взгляда отца, стоящего поодаль. Он общается с одним из партнёров по бизнесу, не забывая краем глаза неустанно следить за мной. Заметив мои зевки, он сурово сводит брови к переносице и неистово моргает, как будто у него замкнуло мышцу на лице или начался тик. Сеньор Лосано, разговаривающий с папой, даже оборачивается, и, увидев меня, приветственно салютует бокалом вермута.

Мило улыбнувшись, я спешу скрыться от их глаз, сливаясь с толпой. Схватив с подноса у официанта бокал с неизвестной мне жидкостью, в надежде, что это обычный лимонад, я быстро осушаю его до дна в дикой жажде. Горечь разливается по горлу, и я закашливаюсь. Это оказалось что-то похожее на вино, но будто бы в разы крепче. Благо, все вокруг заняты разговорами, и до меня им дела нет. Хотя, по правде говоря, ведь именно в честь меня они сегодня здесь и собрались. В честь совершеннолетия юной сеньориты Агирре, дочери одного из самых богатых людей в Валенсии. Приходя к нам в дом, каждый спешил меня поздравить, высказаться, умилительно складывая ручки на груди, какой маленькой они меня помнят, и как я расцвела сейчас, а потом, отдав все необходимые почести хозяевам вечера, направиться налаживать деловые контакты. Такие приёмы воспринимаются ими как способ наладить необходимые связи. Наверное, поэтому, в мой день на празднике нет ни одного моего друга. Большинство из присутствующих я вообще вижу впервые, и знаю только лишь нескольких близких папиных партнёров.

Скука. Скука смертная.

В свой день рождения я хотела бы лежать под палящими лучами солнца где-нибудь на Плайя-де-ла-Девеса, как можно дальше от людей, попивая арбузный лимонад, а потом добираться перебежками от тени к тени по раскалённому песку в спасительную прохладу моря. Пляж де ла Девеса точно не был сказочным райским местом, он практически не обустроен для отдыха и считается скорее "диким", но за это я и полюбила его. Моя мачеха Карла часто презрительно спрашивала, зачем я там ошиваюсь, когда есть много приличных мест, не говоря уже о нашем собственном бассейне на территории дома, она просто всей душой ненавидит море, солнце и общественные пляжи. А я не понимала, как можно не любить море и предпочитать ему какую-то хлорированную, нагретую солнцем, лужу в десять метров длиной и два глубиной. Мне нужен простор, мягко обволакивающая солёная вода, бескрайний горизонт и бесконечная глубина, которая дарит то самое чувство невесомости и необъяснимого умиротворения. А ещё море как будто умеет разговаривать и общается с теми, кто способен его услышать. Я обожаю заплывать как можно дальше от берега и просто ложиться на спину, раскидывая руки и ноги бабочкой, тогда я словно могу услышать его - подводное эхо, плеск волн и какой-то особенный рокот. Вода в бассейне казалась, напротив, бездушной.

В ворота позвонили и, увидев по камере бордовую машину подруги, подаренную ей родителями на выпуск из школы, я встрепенулась и радостно побежала встречать Мерседес. Мы не виделись чуть больше месяца, а по ощущениям - целую вечность. Она всегда была для меня словно единственным близким человеком на всем свете, и понимала, как никто другой. Раньше мы даже хотели стать настоящими сёстрами, и всем так и представлялись. Мы обожали одинаково одеваться, краситься (только, конечно, втайне от моего отца), и копировать привычки и поведение друг друга, когда ещё учились вместе. В одиннадцать лет мне пришлось оставить школу, и когда мой класс, вместе с Мерчи перешёл на следующую ступень, я вернулась через год на начальную, и с того момента пересекаться с подругой мы могли только в коридорах. А потом отец и вовсе перевёл меня на домашнее обучение, и видеться мы стали ещё реже.

Медленно заехав на территорию, Мерседес лихо припарковалась. Невысокая смуглая блондинка эффектно выбралась из своей маленькой, почти игрушечной, машинки, и, увидев меня, с визгом кинулась навстречу, забывая о высоких шпильках и коротком облегающем платье.

- Родная! Наконец-то! Я так скучала! - чирикает она, крепко сжимая в объятиях. - Сеньор Агирре не пускал меня к тебе, говорил, что нужен покой.

- Мерче, у меня ещё не зажила рана, - сдавленно напоминаю ей, - Осторожнее. Ты не представляешь, как я счастлива тебя видеть, особенно после всей этой толпы тухлых папиных гостей!

Подруга, ойкнув, тут же отпустила меня, продолжая сжимать только предплечья.

- Прости, я думала, всё уже зажило! Карме, ты расскажешь, что произошло? Я так боялась за тебя!

Но наговориться вдоволь нам не дали. Нас прервал отец, бдительно следящий за мной и не выпускающий из виду даже на улице.

- Девушки! Сеньорита Дельгадо, - он пронзил подругу ледяным взглядом, склоняя голову в её сторону, - Рад видеть вас в своём доме. Снова. Кармела, нас ждут гости.

Шепнув Мерседес: - Потом, - я поспешила за папой в дом.

- Ты всё же её пригласила. - констатирует он, учтиво улыбаясь и кивая каждому гостю, проходя мимо, меж тем стиснув на моей спине жесткую ладонь, словно боясь, что я вот-вот сбегу. Для всех со стороны это, должно быть, было похоже на тёплые семейные объятия, мне же его рука ощущалась ледяным остриём ножа.

В это время Мерседес, пользуясь случаем, отошла подальше от толпы к столу с закусками, и уже принялась невозмутимо жевать пинчос с креветками и анчоусами, запивая сангрией.

- Как видишь. - скупо отвечаю я, зная, к чему ведёт этот разговор.

Отец, лишь коротко зыркнув в мою сторону, подталкивает к импровизированной сцене в виде небольшого постамента.

- Потом поговорим. Сейчас все ждут речь от именинницы.

Я едва удерживаюсь, чтобы не зарычать от беспомощности, как загнанная в угол львица, и не высказать отцу всё в тот же миг. Но, набрав в лёгкие побольше воздуха, натягиваю маску радушия на лицо и отправляюсь к постаменту. Нужно держать марку семейства Агирре. Семейные скандалы не должны становиться общественным достоянием.

Глава 4

На тусовках я практически не бывала. Так, пару раз, и то, когда мы были ещё совсем мелкими и глупыми. Конечно, отец об этом не знал, я уходила из дома под предлогом помощи с домашкой Мерседес и всякими совместными проектами, а мы сбегали на вечеринки к старшеклассникам.

На самом деле, это было трудно назвать настоящими крутыми тусовками, но для нас тогда это было больше как приключение - захватывающее и немного опасное - или, скорее, протест. Тогда мы были ещё слишком наивными, многого не понимали, ничего не боялись. И, конечно, о последствиях таких вечеринок мы не думали, только боялись попасться моему отцу.

Там же я впервые попробовала алкоголь. Какой-то шутник решил, что очень прикольно подсунуть четырнадцатилетней глупой девочке текилу под видом сока. Мне она не понравилась, но тогда для меня было очень важно одобрение других, чтобы меня считали крутой и взрослой, поэтому я выпила её залпом, а потом добавила сверху ещё и пиво. Стоит ли говорить, насколько плохо мне было после? Зато это многому меня научило - теперь я почти не пила, тем более напитки от незнакомцев.

Вспомнив о том случае, поворачиваюсь к Мерчи, уже устроившейся за рулём и настраивавшей под себя сиденье и зеркала.

- Только давай не как в тот раз, когда мы пьяные еле доковыляли по трассе до твоего дома, отец искал меня всю ночь, а потом мне пришлось врать, что мы заснули над проектом.

- Ага. - беззаботно откликается она.

- И не как в тот раз, когда ты упала в бассейн, а мне пришлось тебя вытаскивать. - подумав, добавляю я ещё.

- Лаадно, мамочка. - Мерчи достаёт из сумочки кораллово-красную помаду, освежая цвет на губах.

- И не облей меня пивом, как в крайний раз! Я не объясню отцу, почему уехала кататься на машине, а вернулась со шлейфом спиртового амбре от платья!

- Да-да...

Я нахмуриваюсь, перебирая в уме все наши злоключения.

- Слушай, мы вообще хоть раз нормально ходили?

- С тобой нет. - Мерседес хохочет и резко даёт по газам, заворачивая к открытым воротам, а я обречённо стону.

Мерседес выезжает с территории дома и сосредотачивается на дороге, а я принимаюсь изучать салон автомобиля со всякими примочками и удобствами. В машинах я неплохо разбираюсь, у нас большой автопарк, а отец любит менять тачки под настроение, примерно также часто, как мачеха платья и деловые костюмы. Подключив свой телефон к планшету, закреплённому на панели, я быстро нахожу плейлист, когда-то давно составленный вместе с Мерседес, и включаю одну из наших самых любимых песен.

- Let me be your fantasy... - начинаю тихо подпевать, качая головой в такт.

Мерседес, скосив на меня глаза, улыбается уголками губ и подхватывает, крутясь на сидении в подобии танца:

- Won't you be my fantasy...

- Welcome to my fantasy, I'll take you to ecstasy! - хором поём мы на всю машину, сквозь смех.

Эта песня - буквально наш гимн. Мы всей душой обожаем "Чёрную лагуну" - сериал, крутившийся в нашем подростковом возрасте почти по всем каналам. Мы смотрели его запоем, как и большинство испанских подростков в то время, ждали выхода каждой новой серии по ТВ, а сейчас продолжаем постоянно пересматривать его на проекторе у меня дома. Все песни из "Лагуны" мы знаем наизусть, и все они есть в нашем плейлисте, но именно эту мы можем переслушивать буквально сотню раз при любом удобном случае.

Допев, Мерседес задумывается о чем-то, то и дело косясь на меня.

- Расскажешь наконец, что с тобой произошло? Ты даже на сообщения не отвечала, я чуть с ума не сошла, пока не узнала, что ты всё ещё в больнице! - наконец осторожно спрашивает она.

- Отец забрал телефон, а отдал только несколько дней назад, и я сразу тебе написала. - нехотя признаюсь я. - И всё это держали как бы в тайне. То, что я лежала в больнице, знают только родственники и ты.

- Что за бред, зачем он так поступает с тобой?! - нахмурив свои тонкие бровки, Мерчи озабоченно поглядывает в мою сторону. - И почему это тайна?

- Не знаю, папа сказал только ни в коем случае не распространяться об этом. А вообще не говори ничего, я никогда не пойму его.

- А как ты получила рану?

Прикрываю глаза, массируя виски. К своему стыду, я не помнила ровным счётом ничего. Напрягалась, пытаясь выдавить хотя бы каплю информации из своего сознания, целыми днями, что лежала в больнице, восстанавливала по крупицам события того вечера, но в голове оставался лишь плотный белый туман. Как будто по мыслям провели ластиком, стерев абсолютно всё - всё о том вечере. Остались только небольшая трещина в ключице и звенящая пустота в воспоминаниях.

- Я не помню. - тихо признаюсь. - Мне сказали, это было ограбление.

- Мамочки... - впечатлительная подруга прижимает ладонь ко рту, испуганно разворачиваясь ко мне и слишком резко дёргая рулём, так, что нас слегка заносит в сторону. - И в тебя стреляли? Сеньор Агирре сказал, что у тебя трещина в ключице...

- Да.

- Святая Мария!

Помолчав, Мерседес продолжает: - И ты совсем ничего не помнишь?

Качаю головой, прикусывая губу.

- Говорят, так бывает от шока и сильного стресса. Мозг как бы сам стирает травмирующие воспоминания, вытесняет стресс. Это защитная реакция организма.

- Может, оно и к лучшему... - теперь Мерседес смотрит на меня ещё более обеспокоенно, чем в начале вечера.

- Мерчи, успокойся. - я невесело усмехаюсь. - Всё хорошо, ключица почти зажила, сейчас ещё и развеемся с тобой.

Кажется, звучу я совсем неубедительно. Мерседес, ещё раз окинув меня пристальным взглядом, кивает и продолжает подпевать песням, извиваясь в такт музыке, она кажется беспечной, но всё равно иногда я замечаю, как обеспокоенно она смотрит в мою сторону. Словно я держу в руках вместо сумочки бомбу замедленного действия.

Мы едем долго. Привычный городской пейзаж уже сменился каким-то лесом, а дорога становится всё менее освещённой и почти безлюдной.

- Ты куда меня везёшь? - подозрительно кошусь на Мерседес.

Глава 5

Я пытаюсь продолжать отвлечённо танцевать, не обращая внимания на окружающих. Но таинственный парень, не сводящий с меня черных глаз и немигающе следящий за каждым движением, не даёт покоя, пугая и завораживая одновременно.

Мне кажется, что я уже где-то видела эти глаза, они точно мне знакомы, но где, решительно не могу вспомнить. Тяну Мерседес обратно к барной стойке, но она, отмахнувшись, остаётся танцевать в гуще толпы. Ей явно сейчас не до меня.

Взяв ещё один стакан сидра, я отхожу к самой дальней стене, где поменьше народу и царит полумрак, сливая мою фигуру с темнотой. Людей здесь действительно невероятно много. А главное, что настораживает меня больше всего, они все явно как минимум на несколько лет старше нас, а то и больше. Я не вижу наших ровесников, это уже совсем взрослые парни и девушки - опасная компания для двух молодых девочек, едва перешагнувших порог совершеннолетия.

Не выпуская белокурую макушку подруги из виду, я напряжённо, с каким-то мазохизмом, высматриваю черные глаза, не дающие мне покоя. Парень оказывается сидящим на том же месте, но теперь всё его внимание сосредоточенно на собеседнике - высоком накаченном громиле со множеством татуировок, совсем не скрытых за свободной майкой. Я вижу только его спину и массивную шею, обхватом, наверное, с мою голову, но даже этого хватает, чтобы я почувствовала себя неуютно. Он кажется настолько здоровым и устрашающим, будто человека скрестили с медведем гризли.

Но всё же, таинственный незнакомец с такими знакомыми глазами, больше не смотрит в мою сторону. А значит, мне показалось. Это похоже на паранойю, я уже принимаю любой взгляд за слежку.

Со смесью облегчения и какого-то странного разочарования отвернувшись от парней, я вновь фокусируюсь на Мерчи, танцующей уже в компании какого-то долговязого рыжего типа. Я совсем упустила момент, когда он успел появиться рядом с ней, и теперь вся подобралась, готовая в любой момент, если он позволит себе что-то лишнее, примчать на помощь к Мерседес. Слишком не внушающим доверия он мне показался. И не только по внешности - длинный и худой, словно глиста, с каким-то болезненным видом, странновато-безумной улыбкой и диким взглядом, - но и по его движениям вокруг ничего не замечающей Мерчи, слишком увлечённой танцами, - резким, рваным и чересчур взбудораженным. То ли он что-то принял, то ли просто какой-то больной.

Мне часто приходилось выручать Мерседес из передряг. Из-за своего характера она нередко становилась главным действующим лицом в конфликтах, и даже потасовках. На вид милая и миниатюрная блондинка в несуразных розовых платьицах и на шпильках - этакая шаблонная барби, - на деле была дьяволицей и той ещё провокаторшей. Она постоянно, каким-то неведомым образом оказывалась в сомнительных компаниях, где не следила за языком, с лёгкостью отвешивая каждому "комплименты", даже, порой, как будто не замечая, что болтает лишнее. Я всегда была такой же: взрывной, конфликтной, говорила всё, что на уме, но всё же я умею вовремя остановиться, чувствуя, когда начинает пахнуть палёным, в отличие от Мерседес, которая враз слетает со спускового крючка и часто подставляет нас обеих.

Я уже забыла о сталкере, полностью сосредоточившись на подруге, поэтому оказалось совсем неожиданно, повернув голову, наткнуться на него в полуметре от себя.

По-волчьи острый взгляд пронзил так, что по всему телу пробежала толпа мурашек, а руки предательски затряслись. Он пугает меня, как никто другой никогда в жизни. Я едва ли способна объяснить даже самой себе, что так устрашает меня, ведь на вид это вполне обычный парень, мрачноватый среди пёстрых гостей вечеринки, но обычный. Встретив его просто где-то на улице, я бы даже отметила, что он достаточно красив. Однако сейчас, стоя с ним практически впритык, на меня накатывает странная внезапная слабость, а в животе начинаются карусели, как обычно бывает при сильном волнении.

Он стоит, облокотившись о стену со скучающим видом и лёгкой надменной ухмылочкой, и просто молчит, вперив в меня свои черные глаза. Я впервые вижу такие - действительно чёрные - настолько, что невозможно различить границы радужки и зрачка. Может он носит линзы? Для более устрашающего взгляда... Я усмехнулась, представив такого брутального парня за этим занятием.

Отогнав ненужные мысли, я прихожу в себя и концентрируюсь на парне, готовая, вдруг что, хватать Мерседес и бежать отсюда. Уставившись на него в ответ, выгинаю бровь в немом вопросе.

- Привет. - наконец говорит он неожиданно низким голосом с лёгкой хрипотцой.

- Привет. - еле выдавливаю в ответ, удивлённая, что он всё-таки начал разговор.

Незнакомец вновь молчит, видимо, ожидая продолжения знакомства от меня. И, так и не дожидаясь, продолжает:

- Как тебя зовут?

- Не знакомлюсь. - грубо отрезаю я, сразу очерчивая границы.

- А я знакомлюсь. - он лениво откидывает голову, прислоняясь затылком к стене и всё также раздражающе-насмешливо оглядывая меня с ног до головы.

Я чувствую себя облапленной от одного лишь липкого, опутывающего словно паутиной, взгляда. С раздражением откидываю волосы с лица, прилипающие к потной коже, и, широко улыбнувшись, издевательски пропеваю:

- Ещё какие-то пожелания будут, сеньор?

Парень и бровью не ведёт, но ответить не успевает. Краем глаза, выцепив рыжую голову того долговязого, я вижу Мерседес, активно пытающуюся отцепить его руки-щупальца от себя. Тут же забыв про черноглазого, я быстро направляюсь к подруге на помощь.

- Эй! - подойдя, резко дёргаю на себя этого придурковатого типа.

- Опа, - обернувшись на меня и окинув взглядом с ног до головы, словно прицениваясь, он развязно улыбается, а его глаза в свете прожекторов странно отливают красным блеском, - Ещё цыпочка подошла. - и икает, покачнувшись в сторону, почти падая прямо на меня.

Я презрительно морщусь, успевая вовремя отшатнуться в сторону, ближе к Мерседес.

- Ты где откопала это чудо? - обращаюсь к ней, беря под руку.